итыми драконами, будто поставленные рядами стулья. Они, к сожалению, вовсе не спасают и даже не облегчают страданий, когда вам приходится сидеть за обедом, особенно официальным или торжественным, часами со скрюченными, поджатыми под себя ногами. Весьма впечатляющим оказался японский национальный ужин, которым нас угостили в ресторане "Канкобэккан", расположенном на берегу острова Касикодзима, у бухты Агован. Обилие морских продуктов в этом местечке определило характер нашей трапезы. Это -- самый натуральный морской ужин довольно экзотического свойства. "Канкобэккан", как можно понять, специализированный ресторан. Такие в Японии очень распространены. Широко популярны касивая -- рестораны, где все -- из курицы; собая -- закусочные, где все блюда приготовлены на основе "соба" -- гречневой лапши; тэмпурая -- где все приготовлено по способу "тэмпура" и т. д. СТИЛЬ И ВКУСЫ После зеленого чая, приготовленного в керамических пиалах, расписанных художественными иероглифическими знаками, нам подают холодные закуски: ломтики полусырого мяса морской каракатицы с острой приправой, кусочки копченой соленой семги, мелко нарезанный молодой огурец, кусочки коричневой морской капусты, свежий мясистый сельдерей, вяленые чилимсы, морские водоросли... И вот на нашем столе появляется вино -- сакэ -- желтоватого цвета в фарфоровых сосудах в виде цветочных вазочек. Сакэ наполняются миниатюрные конические рюмочки. И мне подумалось об истине, выраженной в японской поговорке: "Кто пьет, тот не знает о вреде вина; кто не пьет, тот не знает о его пользе". Своеобразие нашего ужина состоит в том, что он приготовлен преимущественно из свежих, только что добытых морских продуктов. Примечательно, однако, что некоторые из этих продуктов за рубежами Японии считаются несъедобными, вредными и опасными... Нас угощают морской ракушкой -- по-японски "садзаэ", скорлупа которой имеет спиральную форму. Это крупная морская ракушка величиной с кулак. При приготовлении блюда мясо ракушки извлекается из скорлупы, режется на мелкие части, жарится или варится с соответствующими специями и приправами. Приготовленным таким образом фаршем вновь наполняют раковину и подают к столу. Мне впервые пришлось отведать это блюдо, которое редко или вовсе не подается к столу в других странах. Мясо морской ракушки оказалось довольно жестким, но имеющим весьма тонкий вкус, который трудно с чем-либо сравнить. Японцы, как и китайцы, пользуются за столом палочками, которые заменяют им весьма сложный порой комплекс столового прибора европейцев. Палочки бывают из слоновой кости, серебряные, пластмассовые, деревянные. В Японии наиболее распространены палочки из пластмасс и бамбука. Они очень просты в изготовлении, дешевы, гигиеничны. После однократного пользования бамбуковые палочки выбрасываются. Вслед за ракушкой садзаэ нам подали так называемое "икэдзукури" -- сырое мясо морского рака. Особенность данного блюда заключается в том, что мясо этого морского существа должно быть осторожно отделено от панциря и подано на стол, когда громадный зеленый рак еще жив и продолжает шевелить своими многочисленными конечностями. Сырое мясо морского рака употребляется с соевым соусом или острым японским хреном. Это блюдо считается изысканным и ценным не только благодаря своим вкусовым особенностям, но и потому, что в сыром мясе морского рака полностью сохраняются йодистые вещества, фосфор и другие полезные ингредиенты. За живым раком последовал фаршированный, с майонезом морской рак, который здесь называется "исээби". Это лангуст -- большой морской рак с твердым панцирем, без клешней, в отличие от пресноводного рака с большими передними клешнями. Не меньшее своеобразие представило и другое блюдо -- "хамагури-сиояки" -- морская двустворчатая ракушка, поджаренная с солью в собственном соку. Хамагури-сиояки довольно крупная ракушка, и при открытии ее створок требуется прежде всего осторожность, чтобы не расплескать содержащийся в ней бульонообразный сок, который считается у японских гурманов самой изысканной едой. Одним из наиболее известных блюд в Японии является "тэмпура" -- шейки морских креветок. "Тэмпура" -- способ приготовления некоторых блюд: покрывается что-либо тестом, например эби -- мясо краба, шейки креветок, овощи и т. д., и погружается в кипящее кунжутное масло, в котором все это жарится. Тэмпура, являющееся весьма лакомым и распространенным блюдом, готовится с приправой сои, в которой растворяется мелко тертая японская редька. Кстати о редьке: в одном из овощеводческих хозяйств в небольшой деревушке неподалеку от Токио нам показали колоссальных размеров редьку, весившую более двадцати килограммов. Редька -- национальное блюдо японцев. В качестве гарнира подается так называемый "адзи-но мото" -- вкусовой порошок ("основа вкуса") из глютаминовой кислоты с натрием, свежие корни лотоса, порезанные ломтиками, душистая трава -- трехлистная "мицуба". Иногда в целях большего разнообразия вкусовых ощущений вместе с креветками зажариваются также в тесте небольшие рыбки, свежие овощи или съедобные травы. Нас угостили также любопытным блюдом "суимоно". Это суп из морской двустворчатой ракушки хамагури с бобовыми ростками бледно-салатного цвета. Нельзя не отметить тонкого вкуса этого супа и легкого аромата, который обычно связан со свежими морскими продуктами. Может показаться странным то обстоятельство, что рис в фарфоровых пиалах был подан в конце ужина. Рис, приготовленный на пару, клейкий, легко ухватываемый палочками и ароматный, подается для того, чтобы завершить трапезу. На торжественных и специальных обедах с множеством блюд и обилием угощений рис играет условную роль. Он как бы символизирует окончание обеда. После риса вино на стол не подается. Такова традиция. В качестве десерта подают обычно свежие фрукты, часто цитрусовые, а также японскую хурму, которая здесь выращивается крупного размера темно-оранжевого цвета. На полуострове Сима существует изобилие различных морских продуктов, и здесь можно встретиться с самыми необыкновенными блюдами, которые за пределами Японии едва ли вообще известны. Вряд ли, например, где-нибудь можно встретить столь редкостные по величине морские устрицы, как именно на побережье полуострова Сима. Утром за завтраком нас угостили свежими морскими устрицами, которые подаются на льду с лимоном, с острым соусом и не менее острым хреном. Это блюдо считается самым большим деликатесом и редкостью. В Японии принято употреблять многие морские продукты в сыром виде, как правило свежие, часто только что выловленные. Здесь, например, морской трепанг, по-японски "намако", подается на стол в сыром виде и употребляется с уксусом и тертой японской редькой, имеющей продолговатую форму. Считается, что мясо трепанга в сыром виде необыкновенно богато содержанием йодистых веществ и фосфора, как и сырое мясо морского рака лангуста полезнее и питательнее, чем вареное, так как в сыром мясе сохраняются все ценные для живого организма вещества. Нас также неоднократно угощали сырой рыбой. Обычно в сыром виде употребляются такие сорта рыбы, как тунец (магуро), семга и другие. Тунец в сыром виде, несомненно, является первоклассным продуктом. Некоторые из морских рыб, например шаровидные -- диодон, тетраодон и другие, требуют особой осторожности во время приготовления, поскольку они могут вызвать у человека смерть. Но японские гурманы не останавливаются даже перед такой опасностью, считая себя, очевидно, неуязвимыми. Японцы едят также медузу, мясо осьминога, акулы и других морских животных, которые европейцы не считают съедобными. Особенно ценятся акульи плавники, считающиеся в Японии и Китае одним из наиболее изысканных блюд. Излюбленной едой японцев является "скияки". Это блюдо готовится из лучшего сорта говядины -- вырезки с прожилками. Особенно славится говядина из районов Мацудзака и Кобэ, где для скияки специально откармливаются животные определенных пород. Тонкие полоски мяса жарятся на соевом соусе с сахаром, сладким рисовым вином -- сакэ, с различными овощами -- луком, побегами бамбука, грибами, бобовыми побегами, специальной травой "коннику". Приготовленное в таком виде мясо употребляется со свежим сырым куриным яйцом. Часто скияки готовится здесь же, на глазах гостей, в специальных кастрюлях. Японские гурманы предпочитают именно такой способ приготовления, так как он вызывает, пользуясь их терминологией, "неправдоподобный аппетит". Скияки и тэмпура считаются альфой и омегой японской кухни. Небезынтересно отметить, что на международном конкурсе кулинарного искусства в Женеве в 1955 году таким японским блюдам, как скияки, суси и сасими, были присуждены золотые медали. При приготовлении японских блюд и сервировке стола большое значение придается внешнему виду, эстетической стороне. Каждое блюдо, особенно если оно приготовлено из нескольких продуктов, должно быть красиво оформлено, иметь свой рисунок или композицию, хорошее сочетание красок и форм. Часто приготовленная пища украшается разнообразными овощами, зеленью, фруктами. Особенно широкое распространение получили в Японии такие овощи, как листья зеленого салата, зеленый лук, бобовые ростки, побеги бамбука, спаржа, редька, редис, сельдерей, шпинат и многие другие виды, выращиваемые в стране почти в течение всего года. Общеизвестно, что французская кухня пользуется мировой славой. Более чем любой другой народ, французы возвели кулинарию в тонкое искусство. Их многочисленные блюда приобрели классическую норму и давно уже вышли за национальные рамки Франции, стали международными. Едва ли не наиболее существенную роль в общефранцузской кухне, однако, играют местные блюда, приготовляемые в различных провинциях, на периферии. Именно с немалым своеобразием локальных условий связаны приемы и способы приготовления многих провинциальных блюд, имеющих давнюю славу и традицию. Одним из ключевых условий успеха французской кухни, несомненно, является соус, который создает блюдо. Другие ингредиенты -- продукты, опыт, терпение, вкус. Но никаких писаных правил и рецептов в этом отношении в литературе не существует. Здесь царят свои тайны и приметы, которые передаются мастерами из поколения в поколение. Эта особенность французской кухни в известной мере может быть отнесена и к японской кухне, с той лишь разницей, что она крайне мало, если вовсе не известна за ее национальными границами. Хорошие блюда, вино, компания и атмосфера шуток для японцев столь же характерны, как и для французов. Весьма важным также являются музыка и сценические представления. Для тех и других крайне характерно также присутствие произведений живописи и керамики, а для японцев -- еще и каллиграфических свитков с их философией, поэзией, необыкновенным художественным мастерством... Незаметно спустился серый вечер. Мы покидаем легкую, словно совсем воздушную мансарду, в которой промелькнуло всего лишь мгновение. И кажется, совсем рядом с серой полоской дороги пламенеют золотом низкорослые, миниатюрные домики, без фундамента, будто приросшие к земле, под огромной и массивной соломенной крышей, напоминающей наши украинские хаты. Они почти насквозь освещены изнутри, как громадные японские фонари. И сквозь клетчатые бумажные стены мягко струится матовый свет, неуловимо сливаясь с тихо притаившимися ночными тенями. ЛОВЦЫ ЖЕМЧУГА ГРАНИЦЫ ВЕРЫ Из города Осака, крупнейшего торгового и промышленного гиганта, наш путь лежит в одно из редких по своим достопримечательностям мест в Японии, и, быть может, не только в Японии. Быстрое развитие Осака, превратившегося из маленькой рыбачьей деревушки Нанива во второй после Токио город, несомненно служит ярким доказательством исключительного трудолюбия и предприимчивости, являющихся характерными чертами японского народа. Осака по своему складу и существу сродни Манчестеру или Чикаго. В этом индустриальном центре и международном порте узнаются черты европейских промышленных колоссов, их своеобразная архитектура, железобетонная угрюмость, вечно царящий над ними сырой туман дыма. И кажется, что мелкий дождь мглисто повисает над серыми громадами Осака, над берегами его непроглядно мутных каналов, благодаря которым Осака называют "японской Венецией". В Осака высотные громады -- отели "Осака гранд", "Нью-Осака", банки, телевизионные и радиомачты -- взметнулись среди мириад карликовых бумажных домиков. Они высятся над морем миниатюрных строений, будто динозавровые чудовища над мелкими земными обитателями. Здесь теснятся одноэтажные барачные корпуса с бумажными стенами, грязными и растрепанными, как немытые и порванные одежды портового грузчика. И здешние обитатели, отнюдь не претендуя на роскошь "Осака гранд", где безраздельно господствуют заморские посетители, довольствуются гнездоподобными клетками в три циновки. Здесь, в узких и захламленных переулках, национальная гигиена будто теряет свою обязательность. Быт заводских и портовых тружеников Осака удивительно напоминает картину окраинных рабочих кварталов других капиталистических стран -- трущобы Чикаго, негритянского Нью-Йорка, пригородов Рима... Всюду дыхание нужды и лишений. Желто-зеленые лица. Худосочные дети. Запах грязи и сырого белья. Осака оставляет о себе впечатление гигантского, хорошо отлаженного механизма, где судоверфи сливаются с судоверфями и где привычные силуэты -- это заводские корпуса, высоко взметнувшиеся в небосвод фабричные трубы. Могучие трубы химических предприятий будто колонны подпирают небосвод, который готов обрушиться под свинцовой тяжестью густых заводских облаков. По ночам то там, то здесь на горизонте вспыхивают голубоватые электрические зарницы, как будто гигантскими дугами невидимые великаны стремятся сварить край побережья с океанским волнообразным массивом. И за судами, которые, как гигантские опрокинутые утюги, заполнили всю гавань, нависает вечный мрак припортовых кварталов морской громадины. С поразительной точностью электроэкспресс доставляет нас в очень мало известный за пределами страны пункт под названием Исэ. Это небольшая станция и населенный пункт, расположенный приблизительно в двухстах километрах от Осака. Отсюда по хорошей шоссейной дороге, проходящей по живописной местности, мы совершаем поездку на автомобиле в местечко Татоку, префектуры Миэ. В нескольких километрах от станции Исэ нам рекомендуют осмотреть главный храм синтоизма в Японии. Храм расположен в редком по красоте окружающей природы горном местечке, на берегу реки Исудзугава у подножия возвышенности Камидзи. Там, где начинается территория храма, его внешние владения, нас встретил синтоистский жрец, чтобы провести сперва к первому храму -- Гэгу, а затем непосредственно к месту расположения главного храма, к его святая святых -- Найгу. Этот храм посвящен самой верховной богине Аматэрасу и носит имя Кодайдзингу -- "Великий императорский храм", так как Аматэрасу почитается японцами как родоначальница императорского рода. Именно поэтому храм Кодайдзингу прочно связан с идеологией японского монархизма, или, как стали в последние годы называть его, тэнноизма ("тэнно" -- "небесный владыка" -- титул японского императора). В беседе с нами жрец, одетый в длинный шелковый халат, верхняя часть которого до пояса фиолетового цвета, а нижняя -- кремового, делится некоторыми сведениями об исповедуемой им религии. Синтоизм, или синто, по-японски означает "путь богов". Синтоизм, являющийся по своей первоначальной сущности шаманством, -- древняя самобытная религия японского народа. Главное существо этой религии -- вера в духов, культ предков и таинственных сил природы, ее стихийных явлений. Синтоисты верят в существование различных духов, в потусторонний мир, в загробную жизнь. Они считают, что после физической смерти человека его душа, покидая остывшее тело, продолжает существовать и люди не должны порывать связь с этими душами, с духами предков. Синтоистские храмы призваны служить целям поддержания спиритуальных отношений с миром усопших, с духами предков. Синтоизм признает также существование различных божественных сил природы, духов гор, рек, морей, лесов, ветра, огня и т. д. Одним словом, как гласит японская поговорка, "была бы вера, боги найдутся". Главное божество синтоизма -- Аматэрасу -- богиня солнца. Данные исторической науки утверждают, что предки японцев -- маньчжуро-тунгусские племена из Восточной Азии и малайцы из Индонезии -- начали заселять Японский архипелаг еще в доисторический период. Образование основного японского племени ямато относится к I--II векам нашей эры. Такова история. Однако синтоизм, официальная религия Японии, изображает происхождение нации и императорской власти несколько иначе. Она утверждает, будто древнее племя ямато происходит от Аматэрасу, богини солнца, а японский император -- прямой наследник Аматэрасу на земле -- олицетворяет священную власть и мудрость солнца. Небезынтересно, что русские -- славяне -- говорили о себе задолго до девятого века: "Мы -- русичи, солнцевы внуки". Традиционная версия божественного происхождения императорской фамилии до самого последнего времени не только проповедовалась в синтоистских храмах, но и излагалась в храмах науки и просвещения. Вот, например, как изложена эта легенда в школьном учебнике истории в годы недавней войны: "Вначале был только пар. Бог Идзанаги и богиня Идзанами стояли в клубящемся тумане посреди неба. Идзанаги погрузил свое копье в туман. Влага, сгустившаяся на копье, превратилась в капли, которые упали и образовали первую землю. Это был остров Онокоросима. Увидев этот остров и восхитившись им, боги Идзанаги и Идзанами побежали с разных сторон вокруг "небесного столба", возвышающегося над островом; когда они встретились, Идзанами сказала: "Ах, какой прекрасный мужчина!" Однако не подобает женщине высказывать свои чувства первой, поэтому Идзанаги настоял на том, что им следует разойтись в разные стороны и снова обежать "небесный столб". Когда они встретились вновь, Идзанаги сказал: "Ах какая прекрасная женщина!.." Далее подробно повествуется о жизни и деяниях Идзанаги и Идзанами. Оказывается, ими были созданы все японские острова, долгое время остававшиеся единственными клочками суши среди океана. И будто только впоследствии из пены и грязи, которая образовалась вокруг этих островов, появились и прочие земли нашей планеты. В своем учебнике истории японские школьники читали также, что Идзанаги и Идзанами породили восемь мириадов других богов, среди которых главнейшие -- яростный Сусаноо и богиня солнца Аматэрасу. Рисуя образ Сусаноо, авторы учебника дали полный простор своей фантазии. Они изобразили его беспримерно мужественным и бесстрашным героем. Сусаноо, как и подобает легендарному рыцарю, расправился с огнедышащим драконом, извлек из хвоста этого страшного чудища меч, ставший впоследствии символом японского самурайства, и прославил себя сказочными подвигами... Далее рассказывалось, что Аматэрасу послала на землю своего внука Ниниги и поручила ему управлять планетой. Потомок Ниниги, Дзимму, успешно одолел своих недругов и стал первым императором Японии. В учебнике говорилось, что произошло это в 660 году до н. э. До самого 1945 года день 11 февраля отмечался в Японии как "день основания империи", и, если верить соответствующей статье старой, уже отмененной конституции, считалось, что с 660 года до н. э. страна "находится под управлением династии императоров, царствующей непрерывно и извечно". Невольно возникает вопрос: для какой цели столь настойчиво пропагандировалась подобного рода мифология? И на этот вопрос в том же школьном учебнике дан ответ: "Если бы не было императора, не было бы и нации. Без него не было бы подданных и наша территория перестала бы существовать. Он -- бог света, он -- зримый бог. Его власть -- единственная во вселенной. Он неограниченный правитель, поставленный над нами божественным предком..." "... Каким бы преступником, каким бы порочным человеком ни был в прошлом японский подданный, но раз заняв свое место на поле боя, он искупает свои прошлые грехи, и они считаются небывшими. Войны, которые ведет Япония, ведутся во имя императора, и потому они священны. Все солдаты -- представители императора. Все, кто с кличем "Тэнно хэйка бандзай" ("Многие лета императору!") трагически погиб в бою, были ли они плохими или хорошими, приобщаются к лику святых..." Лишь совсем недавно, в 1946 году, нынешний император Японии Хирохито официально отказался от своего "божественного происхождения". Нынешняя роль японского императора, как гласит новая, послевоенная конституция, сводится к тому, чтобы быть "символом нации"... Сейчас в школьных учебниках древняя история Японии и вообще вопрос о происхождении японского государства освещаются, конечно, иначе. В общем, процесс излагается так, как он представлен в известном издании "Цудзуриката фудоки" -- многотомной серии, содержащей описание страны в форме сочинений школьников с добавлениями их учителей: "Предки японцев жили группами -- по родам. Они сообща занимались охотой и рыбной ловлей. То, что они добывали, принадлежало им всем вместе, и вели они свое хозяйство -- мужчины и женщины -- совместно, по уговору. Но когда производительные силы выросли, у них появились богатство и бедность, возникли классовые различия. Главы сильных родов заводили у себя многочисленных рабов и становились царями. Образовавшиеся таким путем царства вступали в борьбу друг с другом, одно царство покоряло другое, и так в конце концов образовалось царство Ямато". В сущности, синтоизм, являющийся первобытной системой шаманских представлений в соединении с культом предков, был своего рода альтернативой японской самобытной религии в отношении иноземного буддизма, представляющего собой религию с весьма подробно разработанной догматикой, с иерархической системой духовенства, со своей сложной философией. Посещение же японцами синтоистских храмов, по рассказам наших проводников, объяснялось тем, что всякий японец, какой бы он религии ни придерживался, обязан был соблюдать обряды синтоизма, который считался официальной религией Японии. В синтоизме, как известно, всегда было много различных сект, в том числе и очень воинствующих, служивших базой безудержного шовинизма. Есть они, несомненно, и теперь. Примечательно, что хотя суеверно-мистические основы синтоизма по своей природе имеют очень мало общего с буддизмом, многие японцы, исповедующие синтоизм, посещают и буддийские храмы и выполняют их обряды. Траурный обряд многие японцы, в том числе синтоисты, выполняют по культовым правилам буддизма. Синтоизм является наиболее распространенной религией в Японии. По официальным данным, в Японии насчитывается свыше 81700 синтоистских храмов с 77 780 324 верующими. Второе место занимает буддизм. В Японии имеется 73 500 буддийских храмов и 47 714 876 верующих. В стране также насчитывается 500 тысяч христиан. Одновременное исповедование нескольких религий многими японцами и объясняет своеобразный парадокс: превышение числа верующих количества всего населения страны. Характерно, что о соотношении буддизма и синтоизма сами японцы нередко говорят, что буддизм -- религия, а синтоизм -- обычай ("сюкан"). Практически в большинстве случаев одно и то же лицо может одновременно исповедовать и буддизм и синтоизм. Мы идем минут около десяти по прекрасной, посыпанной мелкой галькой и морским песком дороге, по обе стороны которой возвышались невероятной высоты криптомерии -- могучие деревья из семейства сосновых в несколько обхватов толщиной. Некоторым из этих гигантских деревьев, очень схожих с колоссальными деревьями секвойи, как рассказали нам местные старожилы, насчитывается свыше тысячи лет. Эта земля, связанная с императорскими храмами, занимает особое место в духовной жизни японцев, она овеяна древними мифами, историческими преданиями, неразрывно сплетена со всей древней историей, со всем древним бытом японцев... Поэтому это -- вообще "священное место". Даже парк здесь именуется "Синъэн" -- "Священный парк": даже галька, которой усыпана дорожка, не просто "дзяри" -- галька, а "тамадзяри" -- яшмовая галька, то есть самая драгоценная, царственная. Вся территория храма представляет собой прекрасный естественный парк на берегах Исудзугава. Круглый год здесь царит атмосфера покоя и безмятежности. С наступлением весны на всей территории и окружающих возвышенностях начинается сезон цветения изумительной японской вишни. Все лето здесь господствует буйная зеленая поросль. Осень по-своему меняет пейзаж: цветы и травы одеваются в ярко-золотые и пурпурно-красные одежды. Над ними то вечный покой, то осенняя позолота листьев. Лиственные леса стоят в это время в огне. Неистовым пламенем горит их пестрое убранство. Природа здесь изумляет яркостью и необычностью красок, бесконечным многообразием цветов и тончайших оттенков. Зимой здесь любуются лунным сиянием и солнцем, рдеющим кровью на закате и озаряющим багряным светом оголенные верхушки криптомерии. Благодаря криптомериям воздух здесь насыщен сосновым благоуханием, а сомкнувшиеся кроны деревьев образуют сплошной зеленый массив, не пропускающий раскаленных лучей палящего солнца. И мне вспомнилась японская поговорка: "Деревья сажали предки, а их тенью пользуются потомки". Древесина криптомерии ценится буквально на вес золота. Каждый ствол криптомерии стоит несколько миллионов иен. Эти гигантские деревья считаются священными и используются главным образом для строительства синтоистских храмов, особенно для строительства главного синтоистского храма. Дух страха и мистицизма заставляет жрецов синтоизма в храме Исэ возводить в честь духов и богов все новые храмы, а затем, через определенные периоды времени, бросать или разрушать их и создавать новые. В соответствии с этой традицией главный синтоистский храм возводится заново каждые двадцать лет, причем всякий раз на новом месте, обычно поблизости от старого храма, который затем разрушается. По убеждениям синтоистов, все помещения храма должны строиться заново именно через двадцать лет, поскольку духи предков императорской фамилии, витающие будто бы в зоне этого храма, не терпят старого строения, любят новую, свежую обстановку, в которой еще живет запах свежей древесины криптомерии. Неподалеку от нынешнего храма нам показывают, как начинает возводиться новый храм из свежераспиленных досок недавно срубленных криптомерии. Здесь имеется запись о том, что последний, двадцать девятый раз храм был заново построен в октябре 1953 года. Позже мы узнали, что ценнейшая древесина криптомерии идет не только на строительство храмов синтоизма. Этот прекрасный строительный материал пользуется огромным спросом на внутреннем рынке страны. Более всего в Японии ценятся широкие доски из криптомерии, получаемые при распиливании ствола по самому широкому сечению, по максимальному диаметру. Иногда такие доски достигают нескольких метров ширины. Они идут главным образом на обшивку потолка. Помещение, в котором потолок сделан из цельной доски криптомерии, считается наиболее изысканным и ценным. Торговля досками из криптомерии является серьезным источником доходов храма. Однако рубить живое дерево, считающееся священным и "ниспосланным с неба", не разрешается. Можно использовать лишь деревья, сваленные во время бурелома или грозы. Поэтому материальные доходы синтоистских храмов, расположенных в лесу криптомерии, в немалой степени зависят от разгула стихии и ненастья. Синтоистские жрецы не скрывают, что они не перестают уповать на появление грозных морских тайфунов, которые достигают здесь страшной разрушительной силы. "У бонзы всегда верный барыш", -- говорят японцы. Рай раем, а деньги лучше. Ведь "деньги и позор смывают". Все, кто приходит к главному храму синтоизма, соблюдают существующий здесь ритуал. Перед тем как подойти к главному входу храма, следует сполоснуть рот и омыть руки в воде или в протекающей неподалеку кристально чистой горной речке Исудзугава. Сопровождавший нас синтоистский жрец поясняет, что это главное и, строго говоря, едва ли не единственное ритуальное требование синтоизма, если не считать денежных подношений духам. Смысл этого ритуала заключается в учении об очищении, связанном с положением о "скверне" -- первоначально просто о нечистоте, а затем -- о всем "нечистом" (смерть, кровь), в дальнейшем -- о грехе и т. д. Когда паломник приближается к входу храма, он должен сделать несколько хлопков в ладоши. Предполагается, что издаваемый звук возвещает духам о появлении живого человека, который вызывает интересующего его духа. Любопытство побуждает нас пройти во внутренние покои и своими глазами увидеть святая святых синтоистского храма. Но в помещение самого главного храма нас не допускают. Кто-то из нас лишь слегка намекнул на посещение... Но жрец не смог скрыть своих эмоций: у него тотчас "глаза, как тарелки, округлились". Видимо, чужестранцам вход в эту святыню императорского божества воспрещен. Мы, разумеется, отнюдь не настаивали, понимая, что "волки в монашеской рясе" имеют соответствующие инструкции. Мы также помним японскую поговорку: "Когда заросли тревожат, из них выползают змеи". Ведь недаром говорится, что "за спиной Будды черт живет". С согласия синтоистского жреца мною лишь делается, и то на почтительной дистанции, фотоснимок внешнего вида храма Найгу, который мы осматриваем только на значительном расстоянии, из-за храмовой ограды. Кругом загадочность и мистика. И пруд в лесной чаще с темно-оливковой хвойной водой скрыт от постороннего глаза, как таинственное, заколдованное озеро. Следует, однако, отметить, что "великие императорские храмы" в действительности вовсе не являются грандиозными сооружениями, как это можно подумать, судя по их весьма громкому названию. Это отнюдь не такие величественные архитектурные творения, как, например, собор св. Петра или Парфенон... Великие храмы, в сущности, самые простые, небольшие постройки -- из неокрашенного дерева, с двухскатной крышей, без всяких украшений... Лишь кое-где тускло поблескивают медные скрепления... Эти храмы представляют собой точное воспроизведение древней хижины. И внутри этого храма, по рассказам наших проводников, ничего нет, кроме завернутого в материю металлического зеркала -- эмблемы богини солнца Аматэрасу, то есть никаких алтарей, изображений божеств и т. п. Вообще внутреннее устройство синтоистского храма крайне просто. Здесь не может не поражать скромное устройство, аскетически простое убранство. Никакой мебели, никаких предметов украшения, роскоши, являющихся непременными атрибутами храмов многих других религий. Именно в этом -- резкое отличие синтоистских храмов от буддийских. Таковы все синтоистские храмы, а храмы в Исэ -- наиболее простые по постройке. Небезынтересно, что этот исторический примитив стал эстетическим началом у японцев. Вся исконная эстетика японского дома -- отсутствие украшений, игра одним пространством и линиями -- в храме Исэ доведена до максимума. Жрец не забывает нам напомнить, что храм построен в духе самого древнего японского национального зодчества из цельных досок "японского кипарисового дерева". Он рассказал нам также, что во время больших служб в зале храма исполняется синтоистская музыка и танцы, считающиеся наиболее старинными произведениями восточной сценической классики. Они являются выражением своеобразного храмового музыкального и хореографического искусства, характерного для Японии и стран Юго-Восточной Азии. ЖЕМЧУЖНАЯ ФЕРМА Еще находясь под свежим впечатлением от виденного во время нашего путешествия, мы вновь не можем не восхититься красотой картины, возникшей перед нашими глазами. Как-то внезапно в непосредственной близости перед нами возникает будто только что законченное художником полотно с еще не просохшими красками, естественная морская гавань, почти со всех сторон окаймленная цепью невысоких гор. Здесь, на небольшом острове Татокудзима, в бухте Агован, находится жемчужная ферма японского короля жемчуга Кокити Микимото. На самой живописной возвышенности острова Касикодзима, господствующей над всеми окрестными горами, высится небольшой, но очень уютный отель смешанной японо-европейской архитектуры. С веранды отеля, сделанной в виде бревенчатого сруба с нарочито грубо обтесанными стропилами и корявыми бревнами, открывается изумляющая своей картинностью панорама. Столетние ели печально и тревожно шумят над крышей отеля. В лесной чаще подальше от берега слышатся стенания. Обращает на себя внимание архитектурное своеобразие веранды, и один из владельцев отеля поясняет нам, что в Японии любят простоту, безыскусную натуральность в постройке и отделке. В дальнейшем мы имели много случаев убедиться в том, что японцы действительно стремятся сохранить своего рода "примитивизм", царствующий буквально во всем... эстетический примитивизм. Перед нами раскинулась ровная зеркальная гладь почти круглой бухты и вечнозеленый тропический покров острова. Особым, неизъяснимым зрелищем любуемся мы во время заката солнца и ранней утренней зарей, когда бирюзовая поверхность залива покрывается золотыми брызгами режущих глаз лучей. Иногда нам кажется, что перед нами не земная природа с ее игрой света и теней, а какое-то кажущееся видение -- мираж, который вот-вот исчезнет у нас на глазах. В памяти невольно промелькнули слышанные когда-то легенды о сказочном подводном мире, о волшебном происхождении жемчуга. Известна легенда о том, будто свыше четырех тысяч лет тому назад прекрасную индийскую принцессу морские пираты силою вырвали из объятий ее страстно любящего, но бессильного против разбойников супруга и увезли в заморскую страну. Сохраняя верность своему возлюбленному, принцесса, неутешно переживая разлуку, не в силах была справиться со слезами любви, которые, падая в бирюзовую морскую воду, превращались в жемчужины... И вот теперь люди стремятся собрать ее слезы. Позже мне стало известно, что запись этой сказочной истории содержится в древнейшем китайском энциклопедическом словаре "Эръя", составление которого приписывается одному из древних мудрецов -- знаменитому Чжоу-гуну, жившему в одиннадцатом столетии до нашей эры. Но и теперь в японском языке, вместе с образным выражением "плакать жемчугом", бытует множество слов и понятий, связанных с природой и загадочными свойствами жемчужных перлов. В китайских письменных памятниках сохранилось предание о том, будто жемчуг таится в подбородке мифического существа -- дракона, олицетворяющего дух морей и рек, или во рту змеи, в коже акулы, в ногах черепахи. Древние утверждали также, будто поглощение человеком одной из разновидностей жемчуга дарует ему долголетие, будто жемчуг избавляет от пожаров. В одном старинном китайском письменном памятнике встречается упоминание о том, что существовала чудесная жемчужина, которая исполняла любое желание ее обладателя и охраняла его от всех несчастий. В представлении японцев жемчуг нередко служит символом совершенства, проницательности, блеска. О человеке большого дарования иногда говорят, что в его власти жемчужина ума. В качестве высокой похвалы в адрес художественного произведения можно услышать выражение, что округлость его формы подобна жемчужине, а гладкость -- нефриту. К этому надо добавить, что в Японии с древнейших времен из уст в уста в народе передаются многочисленные легенды и предания относительно магических свойств жемчужин. В некоторых из них жемчужины изображаются как "слезы луны", в других говорится о существовании "светящегося ночью перла", о жемчужине, "превратившей ночь в день", о "ярком сиянии и излучении жемчужиной тепла, достаточного для приготовления риса" и т. д. и т. д. Ловцы жемчуга в заливе Исэ рассказали нам свою легенду о том, будто однажды в месяц жемчужницы поднимаются из воды и вступают в царство лунного света. Эта легенда японских ловцов жемчуга перекликается с преданием, бытующим в Восточной Индии, о том, что во время полнолуния устрицы-фавориты поднимаются на поверхность моря, чтобы получить падающие капельки тумана, превращающиеся в жемчужины. Так воображение человека создало легенду о простейших устрицах, пьющих по ночам лунный свет. Предание о том, будто жемчуг -- слезы сирен или русалок, нашло свое поэтическое выражение в строках китайского поэта Дуфу: Прибыл гость С берегов отдаленного моря, Жемчуга подарил он мне -- Слезы русалок. На жемчужинах -- Знаков неясных узоры, Я прочесть попытался -- Но не разгадал их. Я бамбуковый короб Тогда изготовил, Чтобы жемчуг хранить Для уплаты налога. Но гляжу: превратился он В капельки крови, И со мною опять Нищета и тревога*. К жемчужной ферме мы добираемся на моторной лодке, которая в течение пятнадцати минут, разрезая стеклянную гладь залива, подходит к причалу небольшого островка Татокудзима. И здесь началось самое необыкновенное для нас зрелище, связанное с добычей жемчуга. АМА -- МОРСКИЕ ДЕВЫ Впервые мы наблюдаем работу искателей жемчужных раковин на дне моря. Три молодые коренастые японки одна за другой прыгают в воду со специального плота. Окунувшись в воду, девушки начинают делать согревательные движения, поскольку декабрьская вода даже в Японии весьма студеная. Проделав несколько движений, девушки очень ловко ныряют в воду, опускаясь вертикально на дно залива. Пузыри воздуха всплывают то там, то здесь, бурлят над водой и так же быстро успокаиваются, затихают. Солнечные лучи пронизывают зеленоватую морскую воду почти до самого дна, и сквозь волнистую хрустальную толщу мы можем наблюдать, как стремительно углубляются они на несколько метров, а затем, исчезнув на мгновение в глубине залива, быстро выплывают на поверхность и сбрасывают в плавающую бадью пойманные на дне моря жемчужные двустворчатые раковины. Позже нам рассказали, что ныряльщицы, или по-японски "ама", что в переводе означает "морские девы", тренируются с самого раннего детства. Слово "ама" уходит в глубокую старину: оно встречается в самых древних японских памятниках. "Ама" иногда значит "рыбак", но для современного языка это слово глубоко архаично; употребление его, в сущности, ограничено только районом Сима. И означает теперь это слово не "рыбак", а "ныряльщицы" за раковинами -- жемчужными и съедобными. Ама многие годы обучаются своему редкому и нелегкому занятию. Работу свою они начинают приблизительно с 16--20 лет. Мы узнаем, что, как утверждают японские источники, "золотые годы" ама от 40 до 58 лет. Профессия ама является традиционной на полуострове Сима. Именно женщины занимаются этим промыслом, хотя в давние времена первенство принадлежало мужчинам. Нам сообщают, что местные японские девушки и женщины обладают отменными физическими данными. Они могут весьма продолжительное время находиться под водой, более продолжительно, чем мужчины. Они не так быстро мерзнут под водой. Занятие этим тяжелым трудом требует от ама необыкновенной выносливости и мужества. Японские друзья сообщают нам, что местные японские женщины особенно активно начали заниматься морским промыслом в связи с тем, что на полуострове Сима ощущается большой недостаток пахотной земл