Фрэнк Херберт. Еретики Дюны --------------------------------------------------------------- (Дюна-5) изд. "Текс", 1991 г. пер. Алексей Биргер --------------------------------------------------------------- КОГДА Я ПИСАЛ "ДЮНУ" ... В моем уме не оставалось места для беспокойства об успехе или провале книги. Было лишь желание работать над ее созданием. Шесть лет исследований предшествовали тому дню, когда я уселся собрать воедино мою историю. И увязывание множества сюжетных слоев, которые были мною задуманы, достигло той степени концентрации мысли, которой я никогда прежде не испытывал. Эта история должна разрабатывать миф о Мессии. Действию надлежит предложить другой взгляд на населенные человечеством планеты и энергетические устройства. Также следует вскрыть взаимосвязи политики и экономики. В ней обязательно должен присутствовать наркотик, пробуждающий самосознание, и рассказ, к чему приводит зависимость от него. Питьевая вода должна быть только аналогией нефти, самой воды и других природных веществ и ресурсов, которые тают с каждым днем. Это должен быть экологический роман, а значит, среди многих сюжетных линий, это должна быть, в не меньшей степени, история о людях, их радостях и заботах, об отношении к общечеловеческим ценностям, и я должен проследить каждую из этих линий на каждой стадии книги. В моей голове не было места для мыслей о чем-нибудь еще. Отзывы издателей после первой публикации, были медленными и, как выяснилось, неточными. Критики всыпали книге по первое число. Более двенадцати издателей отвергли рукопись прежде, чем она была опубликована. Не было никакой рекламы. И все-таки, что-то происходило. Не прошло и двух лет, как я был завален жалобами книготорговцев и читателей, что они не могут достать мою книгу. Она удостоилась похвалы "Всемирного полного каталога". Мне все время звонили люди, спрашивая, не собираюсь ли я учредить новый культ. Мой ответ: -- О, Господи, нет! То, что я описываю, это -- медленное осознание успеха. К тому времени, когда первые книги "Дюны" были завершены, не оставалось почти никаких сомнений, что работа стала популярной -- одной из самых популярных в истории, как мне говорили, -- с проданными по всему миру приблизительно десятью миллионами экземпляров. Теперь самый частый вопрос, который люди мне задают: "Что означает для Вас успех?" Он меня удивляет. Хотя, признаться, я и не ожидал провала. Это была моя работа, и я ее сделал. Части "Мессии Дюны" и "Детей Дюны" были написаны до того, как была завершена сама "Дюна". Они все больше обрастали плотью во время писания, но суть рассказанной истории осталась нетронутой. Я был писателем, я писал. Успех означал, что я могу уделить еще больше времени моему занятию. Оглядываясь назад, я осознаю, что инстинктивно поступил правильно. Пишешь не для результата и успеха не ждешь. Это отвлекает часть твоего внимания от собственно творчества. Если ты готов творить, то все, что тебе надо делать -- писать. Негласное соглашение между тобой и читателем. Если ктонибудь заходит в книжный магазин и тратит кровно заработанные деньги на твою книгу, ты обязан сколько-нибудь занять этого человека -- и должен стараться изо всех сил. Это и в самом деле все время было моим намерением. x x x Главная часть дисциплинирующей выучки, -- это ее сокрытая часть, предназначенная не освобождать, но ограничивать. Не спрашивай "Зачем?". Будь осторожен с "Как?". "Зачем?" ведет к неумолимому парадоксу. С "Как?" ты попадаешь в ловушку причинно-следственного мироздания. И то, и другое отрицает бесконечное. Апокрифы Арракиса. -- Тараза ведь рассказала тебе, что мы уже израсходовали одиннадцать гхол Данкана Айдахо? Этот -- двенадцатый. Произнося это с намеренной желчностью, старая Преподобная Мать Шванги глядела с галереи третьего этажа на одинокого мальчика, игравшего на закрытой лужайке. Яркий полуденный свет планеты Гамму солнечными зайчиками отплясывал на белых стенах внутреннего дворика, наполняя все пространство ниже Преподобных Матерей таким сиянием, как будто на юного гхолу был специально направлен луч театрального софита. "Израсходовали!" -- подумала Преподобная Мать Лусилла. Она позволила себе коротко кивнуть, заметив, каким же холодным безразличием веет от манер Шванги и от выбираемых ею слов. "Мы израсходовали наш запас -- пришлите нам еще!" Мальчику на газоне было на вид приблизительно двенадцать стандартных лет, но у гхол, с еще не пробужденной памятью об их исходной жизни, внешность может быть ох как обманчива. Мальчик на миг отвлекся и поглядел на наблюдавших за ним с галереи. Крепыш, с прямым взглядом, настойчиво смотрящим из-под черной шапочки каракулевых волос. Желтый свет ранней весны отбрасывал небольшую тень у его ног. Открытые участки кожи у него загорели почти дочерна, но когда при легком движении голубой стилсьют чуть соскользнул с его плеча, там обнажилась бледная кожа. -- Эти гхолы не только дороги, они еще и крайне опасны для нас, -- сказала Шванги. Голос ее звучал ровно и бесцветно, обретая от этого еще большую властность -- голос Преподобной Матери Наставницы, говорящей с послушницей. Для Лусиллы это было дополнигельным напоминанием, что Шванги входила в яростную оппозицию проекту гхолы. Тараза заранее предостерегала Лусиллу: -- Она постарается переманить тебя на свою сторону. -- Одиннадцати неудач достаточно, -- сказала Шванги. Лусилла поглядела на морщинистое лицо Шванги, внезапно подумав: "Когда-нибудь я тоже стану старой и усохшей. И, может быть, приобрету такой же вес в Бене Джессерит". Шванги была невысока, приметы ее старости были приметами долгого служения Ордену. Из изученных ею заранее сведений, Лусилла знала, что под форменной черной абой Шванги скрывается костлявое тельце, которое редко кому-либо доводилось видеть, кроме обшивавших ее послушниц и скрещивавшихся с ней мужских особей. Широкий рот Шванги с двух сторон ограничивали старческие морщины, спускавшиеся к выпяченному подбородку. В ее манерах было много суховатой резкости, которую непосвященные часто принимали за гнев. Командующая Оплотом Гамму больше других Преподобных Матерей заботилась о том, чтобы принадлежать самой себе. Лусилле опять захотелось, чтобы она смогла ознакомиться в целом со всем проектом гхолы. Хотя, Тараза достаточно ясно провела границу: -- Шванги не следует доверять там, где дело касается безопасности гхолы. -- Мы считаем, что сами же тлейлаксанцы и убили большинство из одиннадцати предыдущих, -- сказала Шванги. -- Одно это свидетельствует о многом. Лусилла, в тон Шванги, выбрала манеру спокойного, почти безмятежного, выжидания. Ее поза как бы говорила: "Я, может быть, намного младше тебя, Шванги, но я тоже полная Преподобная Мать". Она ощущала на себе пристальный взгляд Шванги. Шванги видела голографические изображения этой Лусиллы. Но они не шли ни в какое сравнение с самим оригиналом. Геноносительница высшего уровня, никаких сомнений. Затопленные синевой глаза, без маскирующих линз, кажутся пронзительными, и это хорошо сочетается с ее длинным овальным лицом. Сейчас, когда капюшон ее черной абы откинут, видны каштановые волосы, собранные в тугой узел, а затем широко спадающие по спине. Даже самое жесткое облачение неспособно полностью скрыть пышных грудей Лусиллы. Она происходила из генетических линий, знаменитых своими материнскими данными, и уже подарила Ордену трех детей, двух -- от одного и того же производителя. Да -- каштанововолосая чаровница с полными грудями и расположенностью к материнству. -- Ты очень мало говоришь, -- сказала Шванги. -- Из этого мне ясно отсюда, что Тараза настроила тебя против меня. -- Есть у тебя причины полагать, что убийцы постараются уничтожить и этого гхолу? -- спросила Лусилла. -- Они уже пытались. "Странно, отчего на ум приходит мысль о ереси, когда думаешь о Шванги, -- подумала Лусилла. Может ли существовать ересь среди Преподобных Матерей?" Религиозные оттенки этого слова казались неподходящими в среде Бене Джессерит. Откуда взяться еретическим движениям среди тех, кто во всех религиозных делах видит лишь средство манипулирования? Лусилла перевела взгляд вниз на гхолу, решившего в этот момент пройтись колесом вокруг лужайки, затем он опять остановился и поглядел на двух женщин, смотревших на него с галереи. -- Как он славно крутит колесо, -- язвительно усмехнулась Шванги. Ее старческий голос не мог полностью скрыть затаенную жестокость. Лусилла поглядела на Шванги. "Ересь". "Диссидентство" -- слово неподходящее. Слово "оппозиция" не охватывает впечатления, вызываемого старухой. Есть в ней что-то, способное подорвать основы Бене Джессерит. Бунт против Таразы, против Верховной Преподобной Матери? Немыслимо! Верховные Матери взращивались и воспитывались как монархи. Если уж Тараза собрала совет, выслушала все мнения -- а потом вынесла свое собственное решение -- весь Орден обязан был подчиниться. -- Сейчас не время для создания новых проблем! -- сказала Шванги. Значение ее слов было ясным: возвращаются люди Рассеяния и намерения некоторых Затерянных угрожают Ордену. "Преподобные Черницы". До чего похоже на "Преподобные Матери". Лусилла решилась закинуть удочку: -- Значит, по-твоему, мы должны сосредоточиться на проблеме этих Преподобных Черниц из Рассеяния? -- Сосредоточиться? Ха! Они не обладают нашими возможностями. Они не проявляют здравого смысла. И они не владеют меланжем. Наши знания, полученные благодаря спайсу -- вот, что они хотят заполучить! -- Возможно, -- допустила Лусилла. Ей не хотелось соглашаться с таким заявлением, не имея веских доводов. -- Верховная Мать Тараза отвлекается от настоящих дел ради пустой возни с этими гхолами, -- сказала Шванги. Лусилла промолчала. Проект гхолы определенно вызывал зловещее раздражение у Ордена. Даже отдаленная вероятность получить еще одного Квизатца Хадераха, пробирала ряды Ордена мурашками сердитого страха. Связываться с замурованными в червях осколками сознания Тирана! До крайности опасно. -- Нам вообще не следует перевозить этого гхолу на Ракис, -- пробормотала Шванги. -- Не будите спящих червей. Лусилла опять перенесла свое внимание на мальчика-гхолу. Он повернулся спиной к высокой галерее, на которой стояли две Преподобные Матери, но что-то в его позе говорило -- он понимает, что разговор о нем, и ожидает их реакции. -- Ты, несомненно, сознаешь, что тебя призвали рано, когда он еще слишком юн, -- сказала Шванги. -- Я никогда не слыхала о глубоком кодировании столь юного, -- согласилась Лусилла. Она намеренно подпустила легкую самоиронию в свои интонации, зная, что Шванги, расслышав этот оттенок, неправильно его истолкует. Бене Джессерит -- высшие специалисты в целенаправленном управлении всем, касающимся продолжения рода человеческого. "Используй любовь, но сама ее избегай", -- вот о чем подумает сейчас Шванги. Аналитики Ордена понимают, где коренится любовь. Они докопались до этого еще на самых ранних стадиях развития Ордена, но никогда не осмеливались исключать ее из направленного скрещивания. Терпи любовь, но будь настороже, вот главное правило. Знай, что она заложена в самую глубь человеческой генетики -- сеть безопасности, обеспечивающая продолжение рода. Ты используешь ее, когда необходимо, закрепляя отобранные личности (порой друг поверх друга) ради целей Ордена, с осознанием, что такие личности будут присоединены могучими связующими линиями, не всегда легко постижимыми обычному разуму. Иные способны, может быть, наблюдать такие движения и прорабатывать последствия, но, скованные единой цепью, будут танцевать под музыку бессознательного. -- Я не предполагаю, что кодирование его будет ошибкой, -- сказала Шванги, неправильно истолковывая молчание Лусиллы. -- Мы делаем то, что нам приказывают, -- проворчала Лусилла. Пусть Шванги сама решит, что означают эти слова. -- Значит ты никоим образом не возражаешь против перевода гхолы на Ракис, -- сказала Шванги. -- Интересно, продолжала бы ты и дальше так беспрекословно повиноваться, если бы знала все от и до? Лусилла сделала глубокий вдох. Не откроется ей сейчас полный замысел, связанный с гхолами Данкана Айдахо? -- На Ракисе есть девочка по имени Шиэна, -- продолжала Шванги. -- Она обладает даром управлять гигантскими червями. Лусилла скрыла свое оживление. "Гигантские черви. Не Шаи Хулуд. Не Шайтан. Гигантские черви". Наездница Песков, предсказанная Тираном, наконец появилась! -- Я не просто поддерживаю пустой разговор, -- сказала Шванги, когда Лусилла вновь промолчала. "Разумеется, нет", -- подумала Лусилла. "И ты называешь их, исходя из внешнего вида, а не из сути внутреннего мистического значения. Гигантские черви. А в самом деле думаешь о Тиране Лито II, чей бесконечный сон несут жемчужинки сознания в каждом из этих червей. По крайней мере, нам приходится в это верить". Шванги кивнула на ребенка на лужайке под ними. -- По-твоему, их гхола будет способен повлиять на девочку, повелевающую червями? "Вот, наконец, все и выплывает наружу", -- подумала Лусилла. Вслух он сказала: -- У меня нет надобности отвечать на такой вопрос. -- Ты и в самом деле осторожна, -- сказала Шванги. Лусилла выгнула спину и потянулась. "Осторожна? Да, разумеется", -- Тараза ее предостерегала: -- Там, где дело касается Шванги, ты должна действовать и крайне осторожно, и очень быстро. Временное окно, внутри которого мы только и можем достичь успеха. -- Успеха в чем? -- удивилась Лусилла. Она искоса взглянула на Шванги. -- Я не понимаю, как Тлейлакс смог благополучно расправиться с одиннадцатью гхолами, как они просочились сквозь все наши защитные порядки! -- Сейчас у нас есть башар, -- сказала Шванги. -- Может быть, он сможет предотвратить несчастье. -- Ее тон говорил, что она в это не верит. Верховная Мать Тараза говорила: -- Ты Геноносительница, Лусилла. Когда прибудешь на Гамму, ты разберешься в общей структуре. Но для достижения твоей цели не обязательно знать весь план целиком" -- Подумай о цене! -- проговорила Шванги, угрюмо глядя на гхолу, который сейчас присел на корточки и вырывал кустики травы. Лусилла понимала, что цена не имеет к этому никакого отношения, открытое признание неудач -- вот что было намного сложнее. Орден не мог выдать свой, провал. Но то, что Геноносительница призвана рано -- это факт. Тараза уже знала, что Геноносительница все поймет и составит представление об этой части общего плана. Шванги указала костлявой рукой на ребенка, вернувшегося к своей одинокой игре, прыгая и кувыркаясь на траве. -- Политика, -- сказала Шванги. "Нет сомнений -- именно политика Ордена лежит в самой основе ЕРЕСИ ШВАНГИ", -- подумала Лусилла. Оценить сложность противоречий внутри Ордена можно по назначению настоятельницей Оплота на Гамму именно Шванги. Те, кто противостоят Таразе, отказываются сидеть на обочине. Шванги повернулась и пристально поглядела на Лусиллу. Сказано уже достаточно. Достаточно услышано и достаточно пропущено через тренированные умы Бене Джессерит. Дом Соборов с огромным тщанием выбирал эту Лусиллу. Лусилла ощущала, как прощупывает и изучает ее старуха, до не позволяла этому повлиять на ту глубочайшую сосредоточенность, которая помогает каждой Преподобной Матери справиться со стрессом. "Вот оно. Пусть смотрит на меня во все глаза". Лусилла повернулась и, безмятежно улыбнувшись, стала разглядывать крышу напротив. Вышел мужчина в мундире, вооруженный тяжелым лазерным пистолетом, кинул взгляд на двух Преподобных Матерей, а затем сосредоточил его на ребенке внизу на лужайке. -- Кто это? -- спросила Лусилла. -- Патрин -- довереннейший подчиненный башара. Он утверждает, что всего лишь денщик башара. Но надо быть слепым дураком, чтобы в это поверить. Лусилла с огромным вниманием стала разглядывать человека на противоположной стороне галереи. Так вот он каков, Патрин. Уроженец Гамму, как сказала ей Тараза. Выбран для выполнения этой задачи самим башаром. Худой и светловолосый, уже слишком стар для строевой службы, но по настойчивому призыву башара присоединился к старому командиру, во всем ему помогая. Шванги заметила, как Лусилла с неподдельной озабоченностью перевела взгляд с Патрина на гхолу. Да, если башар опять призван охранять Оплот, значит гхола действительно в крайней опасности. Лусилла вздрогнула от внезапного удивления. -- Но почему... Он... -- Приказание Майлза Тега, -- проговорила Шванги, называя башара по имени. -- Все игры гхолы являются одновременно и его тренировками. Мускулы должны быть подготовлены ко дню его возвращения в свое истинное "я". -- Но он выделывает сейчас не совсем простое физическое упражнение, -- заметила Лусилла. Она почувствовала, как ее собственные мускулы сочувственно откликаются, узнавая знакомые движения. -- Гхоле не позволено изучать только аркану Ордена, -- сказала Шванги. -- Почти все остальное из запасников наших познаний в его распоряжении. Ее интонация ясно показывала, что она находит это крайне неправильным. -- Но ведь, наверняка, никто не верит, будто этот гхола способен стать новым Квизатцем Хадерахом, -- возразила Лусилла. Шванги только плечами пожала. Лусилла сохраняла полную неподвижность и спокойствие, размышляя. Возможно ли, чтобы этот гхола мог развиться в мужской вариант Преподобной Матери? Способен ли этот Данкан Айдахо обрести способность проникновения в такие глубины своего "я", куда не осмеливается заглянуть ни одна Преподобная Мать? Шванги заговорила, голос ее напоминал порыкивающее бормотание: -- Замысел этого проекта... У них опасный план. Они могли бы свершить ту же самую ошибку... -- она осеклась. "Они, -- подумала Лусилла. -- Их гхола". -- Много бы я отдала, чтобы знать наверняка, какое место занимают в этом Икс и Рыбословши, -- сказала Лусилла. -- Рыбословши! -- Шванга покачала головой при одной мысли об остатках женской армии, служившей только Тирану. -- Они верят в правду и справедливость. Лусилла переборола внезапный комок в горле. Шванги в твердой оппозиции, не достает только открытого признания. Да, она здесь командует. Политическое правило простое: те, кто противится проекту, должны наблюдать за ним, чтобы можно было пресечь его при первом же признаке осложнений. Но здесь на лужайке истинный гхола Данкана Айдахо. Сравнительный анализ клеток и Видящая Правду это подтвердили. Та раза ей сказала, провожая: -- Тебе предстоит обучить его любви во всех ее формах. -- Он так юн, -- Лусилла не отводила взгляда от гхолы. -- Юн, да, -- сказала Шванги. -- Полагаю, что пока ты пробудишь в нем только ответную привязанность ребенка на материнскую любовь. Позже... -- Шванги пожала плечами. Лусилла ничем не проявила своих чувств. Бене Джессерит повинуется. "Я -- Геноносительница. Значит..." Распоряжения Таразы и специальная подготовка Лусиллы определили особый курс, которым все должно пойти. Лусилла сказала Шванги: -- Есть кто-то, похожая на меня, как две капли воды, говорящая моим голосом. Я -- ее зеркальное отражение. Могу я спросить, кто это? -- Нет. Лусилла опять промолчала. Она и не ожидала откровенности, но не раз отмечалось ее потрясающее сходство с главой Отдела Безопасности Преподобной Матерью Дарви Одраде. "Юная Одраде". Лусилла не раз слышала эти слова. И Лусилла, и Одраде происходили, конечно, от линии Атридесов с сильным генным влиянием потомков Сионы. Рыбословши не имели монополии на эти гены! Но Иные Памяти Преподобной Матери, несмотря на их жесткую избирательность и ограниченность предками только с женской стороны, давали важные ключики к пониманию широкого размаха проекта гхолы. Лусилла, опиравшаяся на жизненный опыт обитавшей в ней Джессики, жившей пять тысяч лет тому назад и появившейся в результате генетических манипуляций Ордена, испытывала глубокое чувство страха, исходящее от этой жизни-памяти. Знакомая модель и исходящее от нее такое, напряженное ощущение рока вынудили Лусиллу автоматически начать произносить литанию против страха, которую она выучила еще при первом посвящении в Обряды Ордена: "Я не должна бояться. Страх -- это убийца разума. Страх -- это маленькая смерть, несущая полное уничтожение. Я должна встретить мой страх лицом к лицу. Я должна позволить ему пройти через меня и сквозь меня. И когда он пройдет и останется позади, я обращу внутренний взгляд, чтобы увидеть его тропу. Когда страх уйдет, не будет ничего. Только я сама останусь". К Лусилле вернулось спокойствие. Шванги подметила, что что-то с Лусиллой происходит и позволила своей настороженности немного ослабеть. Лусилла -- не тупица, не "особая" Преподобная Мать, не титулованная пустышка, которая едва может работать так, чтобы не ставить постоянно Орден в неловкое положение. Лусилла -- настоящая, и некоторые реакции нельзя от нее скрыть, даже реакции другой Преподобной Матери. Очень хорошо, пусть она узнает полный размах оппозиции этому "опасному" проекту! -- По-моему, гхола не доживет до того, чтобы увидеть Ракис, -- сказала Шванги. Лусилла пропустила это мимо ушей. -- Расскажи мне о его друзьях, -- сказала она. -- У него нет друзей, только учителя. -- Когда я с ними встречусь? -- она задержала взгляд на противоположной стороне галереи, где Патрин небрежно облокотился на низкую балюстраду, тяжелый лазерный пистолет наготове. Лусилла внезапно поняла, что Патрин наблюдает за ней. У Патрина -- приказ башара! Шванги наверняка видит и понимает. "Мы охраняем его!" -- Я так понимаю, тебе особенно хочется увидеться именно с Майлзом Тегом, -- сказала Шванги. -- Среди прочих. -- Не хочешь ли сперва войти в контакт с гхолой? -- Я уже вошла с ним в контакт, -- Лусилла кивнула на внутренний двор, где ребенок опять стоял неподвижно и глядел на нее. -- Он из задумчивых. -- Об остальных гхолах я знаю только по докладам, -- сказала Шванги, -- но, подозреваю, этот -- наиболее задумчивый из всей серии. Лусилла подавила непроизвольную дрожь, так яростно ее подмывало открыто восстать против отношения и слов Шванги. Ни единого намека, что мальчик внизу -- такой же, как и все. Пока Лусилла размышляла над этим, облака затмили солнце, как часто бывало в этот час. Над стенами Оплота задул холодный ветер, закруживший вихрями по внутреннему двору. Мальчик отвернулся и ускорил свои физические упражнения, согреваясь за счет возросшей активности. -- Куда он уходит, когда хочет побыть один? -- спросила Лусилла. -- В основном, в свою комнату. Он несколько раз совершал весьма опасные вылазки, но мы это пресекли. -- "Он, должно быть, сильно нас ненавидит. -- Я в этом уверена. -- Мне надо будет сразу же взяться за него. -- Наверняка, у Геноносительницы нет сомнений в своей способности перебороть эту ненависть. -- Я думаю о Гиэзе, -- Лусилла метнула на Шванги осведомленный взгляд, -- меня весьма удивляет, что ты позволила Гиэзе совершить такую ошибку. -- Я не вмешиваюсь в нормальный процесс обучения гхолы. Если одна из его учительниц привязывается к нему искренней любовью -- это не моя проблем" -- Привлекательный ребенок, -- сказала Лусилла. Они еще чуть-чуть постояли, наблюдая за упражнениями гхолы Данкана Айдахо. Обе Преподобные Матери ненадолго задумались о Гиэзе, одной из первых учительниц, привезенных сюда ради проекта гхолы. Подход Шванги был прост: "Гйэза, определенно, была неудачей". А Лусилла думала: "Шванги и Гиэза усложнили мою задачу". Ни Шванги, ни Лусилла ни на секунду не задумались над тем, как эти мысли подкрепляют их верность тем или иным принципам. Наблюдая за ребенком во внутреннем дворе, Лусилла начала по-новому постигать, чего на самом деле достиг Тиран -- Бог Император. Лито II использовал этих гхол бесчисленное количество раз и жизненных сроков -- тридцать пять сотен лет сменялись гхолы Данкана, один за другим. Бог Император Лито II не был обыкновенным от природы. Он был величайшим Джаггернаутом человеческой истории, катящимся повсюду -- давящим социальные системы, естественную и искусственную ненависть, формы правления, обряды (и табу, и мандаринаты), религии легкие и религии аскетичные. Сокрушающий вес его колесницы не оставил ничего без своих отметин, даже Бене Джессерит. Лито II называл это Золотой Тропой, и этот Данкан Айдахо, типовой гхола, которого она видела сейчас под собой, был заметной фигурой в этом наводящем благоговейный ужас движении. Лусилла изучала отчеты Бене Джессерит -- возможно самые лучшие во всем мироздании. Даже сегодня на большинстве планет Старой Империи до сих пор разбрызгивают капли воды на восток и на запад, произнося местные варианты: "Пусть твое благословение снизойдет на нас за это подношение, о Бог бесконечной силы и бесконечного милосердия". Некогда добиться такого повиновения было задачей Бене Джессерит и их прирученного жречества. Но это обрело свою собственную инерцию, ставшую назойливым принуждением. Даже самые сомневающиеся из верующих говорили: "Что ж, вреда это причинить не может". Это было достижение, которое самые лучшие религиозные конструкторы Защитной Миссиоиерии Бене Джессерит наблюдали с восхищением, страхом и благоговением разочарования. Тиран превзошел лучших из Бене Джессерит. Пятнадцать сотен лет прошло со времени смерти Тирана, но Орден до сих пор беспомощен распутать главный узел этого устрашающего достижения. -- Кто отвечает за религиозную подготовку? -- спросила Лусилла. -- Никто, -- сказала Шванги, -- к чему беспокоиться? Если он будет вновь пробужден к своей исходной памяти, то вернется и к своей изначальной вере. Мы будем иметь дело с ней, если когда-либо до этого дойдет. Время тренировки мальчика вышло. Даже не оглянувшись еще раз на наблюдавших, он покинул внутренний двор и удалился в широкую дверь слева. Патрин тоже покинул свою позицию наблюдателя, даже не взглянув на Преподобных Матерей. -- Пусть тебя не одурачат люди Тега, -- сказал Шванги. -- У них глаза на затылке. Ведь мать Тега с рождения была одной из нас. Он учит гхолу такому, чего ему вообще никогда не следовало бы знать! x x x Взрывы являются также сжатиями времени. Все доступные наблюдению перемены в человеческой истории до некоторой стегни и с некоей точки зрения являются взрывными -- иначе бы вы их не заметили. Плавная Непрерывность перемен, если ее достаточно замедлить, протекает незамеченной для тех, чей срок наблюдения слишком короток. Отсюда, говорю вам, я видел перемены, которых вы никогда бы не углядели. Лито II Женщина, стоявшая в утреннем свете планеты Дом Соборов перед столом, за которым сидела Верховная Преподобная Мать Алма Тараза, была высока и гибка. Длинная черно-мерцающая аба, облекавшая ее от плеч до пола не могла скрыть грацию, проявлявшуюся в каждом движении тела. Тараза наклонилась вперед в своем песьем кресле и проглядывала перекладные досье -- глифы Бене Джессерит -- проецируемые над поверхностью стола только для ее глаз. "Дарви Одраде" так дисплей определил стоявшую перед ней женщину, а затем последовала сжатая биография, и так уже знакомая Таразе до мелочей. Дисплей служил нескольким целям -- всегда надежная памятка для Верховной Матери, позволявшая порой взять паузу для раздумий, когда делаешь вид, будто изучаешь характеристики, и он же снабжал решающими доводами, если в ходе беседы всплывет что-нибудь нежелательное. "Одраде принесла Бене Джессерит уже девятнадцать детей", -- вчитывалась Тараза в информацию, возникавшую перед ее глазами. "Каждый ребенок от другого отца", в этом необычного мало. Но даже такое интенсивное материнство не нарастило на Одраде ненужной плоти. Лицо ее с длинным носом и угловатыми щеками от природы имело -- высокомерный вид. Все лицо сужалось к узкому подбородку. Пухлые губы -- обещание страсти. "Мы всегда можем положиться на гены Атридесов", -- подумала Тараза. Позади Одраде затрепетала оконная занавеска, она оглянулась. Они были в утренней комнате Таразы -- небольшой элегантно обставленной, отделанной в зеленые тона. Только яркая белизна песьего кресла Таразы выделялась из общего фона. Окна эркера смотрели на восток -- на сад, лужайку и отдаленные снежные вершины гор планеты Дом Соборов, похожие на театральные декорации. Не поглядев на нее, Тараза сказала: -- Я обрадовалась, когда ты и Лусилла приняли назначение. Это намного облегчает мою задачу. -- Я бы хотела встретиться с этой Лусиллой, -- сказала Одраде, глядя на макушку Таразы. Голос Одраде был мягким контральто. Тараза откашлялась. -- Нет надобности. Лусилла одна из наших Геноносительниц. Вы обе получили идентичное либеральное образование, обусловившее вашу подготовленность. Было что-то оскорбительное в небрежном тоне Таразы и только их давнее знакомство уняло вспыхнувшее немедля раздражение Одраде. Частично -- из-за слова "либеральное", разобралась она. Предки-Атридесы взбунтовались в ней при этом слове. Словно все ее накопленные женские воспоминания накинулись на бессознательные выводы и поверхностные предубеждения, скрывающиеся за этим словом. "Только либералы на самом деле мыслят. Только либералы разумны. Только либералы понимают нужды своих собратьев". "Сколько же зловредности скрыто за этим словом! -- подумала Одраде. Как же сильно тайное "я" требует ощущения своего первенства". Одраде напомнила себе, что Тараза, не смотря на свой небрежный до оскорбительности тон, использовала этот термин только в католическом смысле: общее образование Лусиллы полностью соответствовало образованию Одраде. Тараза откинулась, устраиваясь поудобнее, не отрывая взгляда от дисплея. Свет из окон, выходящих на восток, осветил лицо невысокой женщины -- чуть-чуть старше Одраде -- положив тени под носом и подбородком. Тараза сохранила часть красоты, благодаря которой она когда-то была самой надежной при скрещивании с трудными мужскими особями. Ее лицо -- длинный овал с мягко закругляющимися щеками. Черные волосы собраны в большой тугой пучок на затылке, полностью обнажая лоб. Рот Таразы едва открывался, когда она говорила -- полнейший контроль за движениями. Внимание наблюдателя все время привлекали ее глаза: повелительные и затопленные синевой. Ее лицо производило впечатление маски вежливости, из-под которой не проглянут разоблачающие истинные переживания. Одраде знала, когда Верховная Мать принимает такую позу: вскоре Тараза забормочет себе под нос. Ну, точно, именно, как Одраде и ожидала, Тараза что-то забормотала про себя. Верховная Мать размышляла, следя за выдающим информацию дисплеем с огромным вниманием. Многие дела занимали ее мысли. Это успокаивало Одраде. Тараза не верит, что существует некая благотворная сила, руководящая человечеством. Защитная Миссионерия и Намерения Ордена -- вот что хоть как-то ценно в мире Таразы. Все, служащее этим целям, даже происки давно умершего Тирана, должно почитаться благом. Все остальное -- зло. Чужеродные вторжения из Рассеяния -- особенно эти возвращающиеся потомки Рыбословш, называющие себя Преподобными Черницами -- никак не заслуживают доверия. Собственная паства Таразы, и даже противостоящие ей в Совете, это, в конечном итоге, Бене Джессерит -- единственное, чему можно доверять. Так и не поднимая глаз, Тараза проговорила: -- Ты знаешь, что если сравнивать тысячелетия, предшествующие Тирану, с прошедшими после его смерти, то уменьшение крупных конфликтов феноменально. Со времени Тирана их число стало меньше, чем два процента от того, что было прежде. -- Насколько мне известно, -- ответила Одраде. Тараза метнула на нее короткий взгляд и сразу опустила глаза. -- Что? -- Невозможно получить сведения, сколько войн велось за пределами нашего обитания. Есть ли у тебя статистика от людей Рассеяния? -- Конечно нет! -- Ты говоришь о том, что именно Лито укротил нас, -- сказала Одраде. -- Если тебе этого хочется, пусть будет так. Тараза отметила что-то, увиденное на дисплее. -- Следует ли приписать это заслугам нашего любимого башара Майлза Тега? -- спросила Одраде. -- Или его талантливым предшественникам? -- Этих людей выбирали мы, -- сказала Тараза. -- Не понимаю, уместна ли сейчас дискуссия по военным вопросам, -- сказала Одраде. -- Что она имеет общего с нашей нынешней проблемой? -- Есть кое-кто, полагающий, что мы можем вляпаться в скверную историю и впадем в состояние хуже, чем было до Тирана... -- Да ну? -- Одраде поджала губы. -- Некоторые отряды возвращающихся Затерянных продают оружие всякому, кто хочет или может купить. -- Какое именно оружие? -- спросила Одраде. -- Современное оружие стекается на Гамму, и почти нет сомнений, что тлейлаксанцы накапливают некоторые самые опасные вооружения. Тараза откинулась назад и потерла виски. Она заговорила тихим, почти задумчивым голосом. -- Мы считаем, что принимаем решение величайшего значения и исходим из высочайших принципов. Одраде и раньше это знала. Она сказала: -- Верховная Мать сомневается в правоте Бене Джессерит? -- Сомневаюсь? О, нет. Но я действительно испытываю разочарование. Мы работали изо всех сил ради этих высокоутонченных целей, а что получаем в итоге? Обнаруживается, что многое, чему мы посвятили наши жизни, проистекает из ничтожных предпосылок: жажды личных удобств или благополучия, не имеющих ничего общего с нашими высокими идеалами. Что действительно поставлено на карту -- соглашение всех Способных принимать решения для пользы всего человечества. -- Я слышала, ты называешь это политической необходимостью, -- заметила Одраде. Тараза заговорила, взяв себя под жесткий контроль и опять перенеся при этом взгляд на дисплей. -- Если мы станем основывать наши суждения не на созданной жесткой системе, то это верный путь к исчезновению Бене Джессерит. -- Ты не найдешь ничтожных решений в моей биографии, -- сказала Одраде. -- Я ищу источники слабостей, изъянов. -- Их ты тоже не найдешь. Тараза скрыла улыбку. Она узнала, поняла это эксцентричное замечание: способ Одраде подпускать шпильки Верховной Матери. Одраде была очень хороша, когда, нетерпеливая на вид, на самом деле погружалась в поток терпения, не поторапливая время. Когда Тараза не клюнула на эту наживку, Одраде вернулась к своему спокойному ожиданию -- легкое дыхание, уравновешенный ум. Терпение втекало в нее без усилия над собой. Орден давным-давно научил ее, как разделять прошлое и настоящее на одновременные потоки. Созерцая все окружающее, она в то же время способна была выхватывать крохи прошлого и жить ими, словно прошлое и настоящее накладывались на один экран. "Работа памяти", -- подумала Одраде. Было время, когда Одраде жила так, как и большинство детей: в доме, где были мужчина и женщина -- если и не настоящие родители, то растившие ее вполне по-родительски. Все другие дети, которых она тогда знала, жили так же: у них были папы и мамы. Порой один папа работал, далеко от дома. Порой на работу ходила только мама. В случае Одраде, женщина оставалась дома -- никакая приходящая нянька не сидела с ребенком в рабочие часы. Много позже она узнала, что родившая ее мать уплатила большую сумму денег, чтобы обеспечить такой уход за своей девочкой, спрятанной у всех на виду подобным образом. -- Она спрятала тебя, потому что любила, -- объяснила женщина, когда Одраде стала достаточно взрослой, чтобы понимать. -- Вот почему ты не должна никогда никому открывать, что мы не твои настоящие родители. Как позже поняла Одраде, любовь не имела с этим ничего общего. Преподобные Матери не действовали из таких земных мотивов. А настоящая мать Одраде принадлежала к Боне Джессерит. Все это открывалось Одраде, согласно исходному плану. Ее имя: Одраде. Дарви -- так ее всегда называли равнодушные к ней или рассерженные. Юные приятельницы, естественно, сократили это имя до Дар. Не все, однако, соответствовало первоначальному плану. Одраде припоминала узкую кровать в комнате, которой придавали жизнерадостный вид картинки животных и фантастические пейзажи на пастельно-голубых стенах. Белые шторы трепетали в окошке под мягкими ветерками весны и лета. Одраде помнила, как прыгает на узкой кровати -- восхитительно счастливая игра. Много смеха. Руки, ловившие ее посреди прыжка и крепко обнимавшие. Руки мужчины. Круглое лицо с небольшими усиками, которые щекотали ее так, что она начинала хихикать. Кровать стукалась о стену от ее прыжков, и на стене от этого остались вмятины. Одраде берегла эти воспоминания, не желая выбрасывать их в колодец холодной рациональности. Отметина на стене. Отметки смеха и радости. До чего же они малы и как о многом свидетельствуют. Странно, почему в последнее время она все больше и больше стала думать о папе. Не все ее воспоминания были счастливыми. Были времена, когда он бывал печально сердитым, предостерегал маму не слишком вмешиваться. На лице его отражалось много разочарований. Его голос приливал, когда он был в плохом настроении. Тогда мама двигалась тихо, ее глаза наполнялись беспокойством. Одраде ощущала беспокойство и страх и негодовала на мужчину. Женщина знала, как лучше всего с ним поладить. Она целовала его в затылок, поглаживала по щеке и шептала ему на ухо. Эти древние "естественные" чувства заставили немало потрудиться аналитиков-прокторов Бене Джессерит, прежде чем удалось их изгнать из Одраде. Даже сейчас оставался в ней сор прошлого, который надо было из нее вытащить и выбросить. Даже сейчас, знала Одраде, до конца это в ней не истреблено. Наблюдая за тем, с какой тщательностью Тараза изучает биографическое досье, Одраде подумала, не этот ли изъян увидела Верховная Мать. "Им наверняка известно, что я способна на переживания тех ранних времен". Все это было так давно, и все равно она должна была признать, что память о мужчине и женщине покоится в ней, что, возможно, ее никогда не удастся полностью стереть. Особенно память о маме. Преподобная Мать, родившая Одраде, оказалась в крайнем положении, и, по причинам, теперь отлично понятным Одраде, укрыла дочку в потайное убежище на Гамму. Одраде не таила никаких обид. Это было необходимо, чтобы они обе остались в живых. Проблемы пришли с другой стороны: приемная мать дала Одраде то, что большинство матерей дают своим детям, и чему так не доверяет Орден -- Любовь. Когда прибыли Преподобные Матери, приемная мать не стала сражаться, чтобы удержать своего ребенка. Преподобные Матери вошли в сопровождении прокторов: мужчин и женщин. Прошло много времени, прежде чем Одраде осознала все значение этого щемящего момента. В глубине своего сердца женщина знала, что наступит день разлуки. Что это -- лишь вопрос времени. И, все равно, по мере того, как дни превращались в годы -- почти в шесть стандартных лет -- женщина осмеливалась надеяться. Затем прибыли Преподобные Матери со своими дюжими прислужниками. Они лишь выжидали до тех пор, пока не наступит безопасный момент, пока не удостоверятся, что никаким охотникам и шпионам не известно, что Одраде -- запланированный Бене Джессерит отпрыск рода Атридесов. Одраде увидела, как Преподобные Матери передают огромную сумму денег. Женщи