в истории. С другой стороны, что произойдет, если он этого не сделает? Будущее вновь изменится. "Как же получилось, -- задумался он, -- что либли не исчезли с первым телом, когда вариант А сменился вариантом В?" Ответ был прост: дожил Гэллегер до седин или нет, либлям в их марсианской долине до этого дела не было. Когда музыкант берет фальшивую ноту, он может на несколько тактов отойти от верной тональности, но вернется к ней, как только сможет. Похоже, и время стремилось к своему нормальному состоянию. -- В чем заключается эта обратная мозговая связь? -- спросил он. Либли рассказали ему. Гэллегер собрал воедино полученную информацию и решил, что устройство получится странноватое, но практичное. Потом буркнул что-то о безумных гениях -- все сводилось именно к этому. Располагая обратной мозговой связью, любой тупица мог за несколько секунд стать великим математиком. Разумеется, использование этих знаний требовало практики: для начала следовало выработать в себе умение мыслить. Каменщик с корявыми пальцами мог стать первоклассным пианистом, но требовалось время, чтобы его руки стали эластичными и достаточно чуткими. Но самым важным было то, что талант можно было передавать от одного мозга другому. Заключалось это в индукции электрических импульсов. излучаемых мозгом. Их форма постоянно меняется. Когда человек спит, кривая выпрямляется, когда, скажем, танцует, его подсознание автоматически управляет его ногами, если он, конечно, хороший танцор. Такую кривую можно выделить. Если же ее записать, то элементы, образующие умение танцевать, можно словно пантографом перенести на другой мозг. Было там и другое, вроде центров памяти и тому подобного, но Гэллегер уже ухватил суть. Ему не терпелось немедленно начать работу, это подходило для одного его плана... -- В конце концов ты научишься мгновенно узнавать линии кривых, -- сказал один из либлей. -- Это... это устройство часто используется в наше время. Людям, которые не хотят учиться, закачивают в голову знания из мозгов признанных мудрецов. Однажды в нашу Долину пришел землянин, который хотел стать знаменитым певцом, но не имел ни малейшего слуха, ни одной ноты не мог повторить. Он использовал обратную мозговую связь и через шесть месяцев уже пел что угодно. -- А почему только через шесть месяцев? -- У него был нетренированный голос и требовалось время. Но когда он уже вошел в ритм... -- Сделай-ка нам обратную мозговую связь, -- предложит толстый либль. -- Может, и она пригодится для завоевания Земли. -- Именно ее я и собирался сделать, -- ответят Гэллегер. -- Но с некоторыми условиями. Гэллегер позвонил Руфусу Хеллвигу, надеясь, что удастся раскрутить этого магната на аванс, но ничего не получилось. Хеллвиг был упрям. -- Сначала покажите, -- уперся он, -- а потом получите чек. -- Но деньги мне нужны сейчас, -- настаивал Гэллегер. -- Я не смогу ничего для вас сделать, если буду казнен за убийство. -- Убийство? А кого вы убили? -- спросил Хеллвиг. -- Никого. Его хотят повесить на меня... -- Ну нет, на этот раз я не куплюсь. Без готового результата -- никаких авансов, Гэллегер! -- Да вы только послушайте. Хотите петь как Карузо? Танцевать как Нижинский? Плавать как Вейссмюллер? Говорить как Государственный секретарь Паркинсон? Показывать фокусы не хуже Гудини? -- Да, говорите-то вы хорошо, -- задумчиво сказал Хеллвиг и прервал связь. Гэллегер с ненавистью посмотрел на экран. Похоже, придется все-таки браться за работу. Так он и сделал. Его тренированные, умелые пальцы забегали, не отставая от мыслей. Кроме того, помогал алкоголь: он высвобождал подсознание. Если возникали какие-то сомнения, Гэллегер спрашивал либлей. И все-таки дело требовало времени. В доме не нашлось всех нужных инструментов, поэтому он позвонил в снабженческую фирму и сумел выбить из нее товары в кредит. Работа продолжалась. Один раз ее прервал маленький человечек в котелке, который принес повестку в суд, а потом явился дед, чтобы занять пять кредитов. В город приехал цирк, и дед, как старый и горячий поклонник жанра, не мог позволить себе упустить такую возможность. -- Ты тоже пойдешь? -- спросил он. -- Может, я поиграю в кости с парнями. Я всегда был в хороших отношениях с циркачами: однажды выиграл пятьсот кредитов у женщины с бородой. Не пойдешь? Ну, желаю удачи! Дед ушел, а Гэллегер занялся аппаратом для обратной мозговой связи. Либли продолжали таскать печенье и добродушно спорили о том, как поделят мир, когда завоюют. Машина обретала форму медленно, но неумолимо. Что касается машины времени, то новые попытки выключить ее доказали одно: машину зациклило. Похоже, она замкнулась в кольце определенных действий, и не могла из него выйти. Машина была настроена на доставку трупов Гэллегера и, пока не выполнила своего задания полностью, упрямо отказывалась выполнять иные поручения. -- "Однажды манекенщица из Бостона..." -- рассеянно бормотал Гэллегер. -- Посмотрим, посмотрим. Здесь нужен узкий луч... Вот так. "Но дело не вышло, поскольку тот мистер..." Если изменить чувствительность рецепторов... Ага... "Имел слишком много бонтона". Так, хватит... Была уже ночь, но Гэллегер не отдавал себе отчета, сколько прошло времени. Либли, объевшиеся краденым печеньем, не вмешивались, только время от времени требовали молока. Гэллегер непрерывно пил, поддерживая подсознание в рабочем состоянии. Наконец он вздохнул, посмотрел на готовый аппарат для обратной мозговой связи, тряхнул головой и открыл дверь. Перед ним был пустой двор. Хотя... Нет, все-таки пустой. Альтернативный вариант В продолжался. Гэллегер вышел и подставил разгоряченное лицо холодному ночному ветерку. Сверкающие небоскребы Манхеттена отгораживали его от темноты ночи, летающие машины мелькали над головой, словно сумасшедшие светлячки. Где-то совсем рядом послышался глухой шум, и удивленный Гэллегер повернулся. Неизвестно откуда появилось очередное тело и лежало теперь посреди двора, глядя в небо мертвыми глазами. Чувствуя холод в желудке, Гэллегер подошел ближе. Это был труп мужчины средних лет -- где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью -- с шелковистыми черными усами и в очках. Сомнений не было: это вновь был Гэллегер. Постаревший и измененный вариантом С -- уже С, а не В--и по-прежнему с дырой в груди. Гэллегер подумал, что именно в этот момент труп Б должен исчезнуть из полицейского морга, как и предыдущий. Значит, в варианте С Гэллегеру предстояло умереть только после пятидесяти, но и в этом случае причиной смерти оставался выстрел из излучателя. Гэллегер подумал о Кэнтрелле, который забрал излучатель, и содрогнулся. Дело запутывалось все больше. Наверняка, скоро появится полиция. Гэллегер почувствовал, что голоден. В последний раз взглянув на свое собственное мертвое лицо, конструктор вернулся в лабораторию, захватил по пути либлей и загнал их на кухню, где быстро приготовил ужин. К счастью, в холодильнике нашлись бифштексы, и либли с жадностью проглотили свои порции, наперебой щебеча о своих фантастических планах. Они уже решили, что Гэллегер будет у них главным визирем. -- А он достаточно жесток? -- спросил толстый. -- Не знаю. -- В книжках великий визирь всегда очень жесток, Йо-хо! -- толстый либль поперхнулся кусочком бифштекса. -- Уг-уггл-улп! Мир принадлежит нам! "Ну и мания! -- задумался Гэллегер. -- Неисправимые романтики. Их оптимизм, мягко говоря, исключителен". Когда он бросил тарелки в мойку и подкрепился пивом, собственные проблемы вновь навалились на него. Аппарат для обратной мозговой связи должен работать, гениальное подсознание и вправду собрало его. Черт побери, конечно, он должен работать. Иначе либли не говорили бы, что эту штуку давным-давно изобрел Гэллегер. Однако он не мог использовать Хеллвига в качестве подопытного кролика. Когда в дверь постучали, Гэллегер торжествующе щелкнул пальцами. Это, конечно, дед. Вот оно, решение. Появился сияющий дед. -- Hу и здорово было! В цирке всегда здорово. Держи двести, чучело. Мы сгоняли в покер с татуированным человеком и еще одним парнем, который прыгает с лестницы в ванну с водой. Мировые парни. Завтра я снова пойду к ним. -- Спасибо, -- сказал Гэллегер. Две сотни не решали проблемы, но он не хотел огорчать старика. Затащив деда в лабораторию, он объяснил ему, что хочет провести эксперимент. -- Сколько угодно, -- ответил тот, дорвавшись до органа. -- Я сделал несколько чертежей кривых своего мозга и установил, где находятся мои математические способности. Это трудно объяснить, но я могу перекачать содержимое своего мозга в твой, к тому же, выборочно. Я могу дать тебе свой математический талант. -- Спасибо, -- поблагодарил дед. -- А тебе он уже не нужен? -- Мой останется при мне. Это просто матрица. -- Матрац? -- Матрица. Эталон. Я просто повторю ее в твоем мозгу. Понимаешь? -- Естественно, -- сказал дед и позволил усадить себя в кресло. Гэллегер нахлобучил на него опутанный проводами шлем. Сам конструктор надел другой шлем и принялся колдовать над аппаратом. Тот загудел, и лампы на нем вспыхнули. Вскоре высота звука начала расти, он поднялся до писка, а затем и вовсе стих. И это было все. Гэллегер снял оба шлема. -- Как самочувствие? -- спросил он. -- Превосходное. -- Ничего не изменилось? -- Выпить хочется... -- Я не давал тебе моей сопротивляемости алкоголю, тебе собственной хватит. Разве что она удвоилась... -- Гэллегер побледнел. -- Если я еще дал тебе и свою жажду... Ой-ой-ой! Бормоча что-то о человеческой глупости, дед пропустил стаканчик. Гэллегер последовал его примеру и растерянно уставился на старика. -- Я не мог ошибиться. Графики... Сколько будет корень квадратный из минус единицы? -- Много я повидал корней, -- ответил дед, -- но квадратных -- ни разу. Гэллегер выругался. Машина наверняка сделала свое. Должна была сделать по многим причинам, главной из которых была логика. Может быть... -- Попробуем еще раз. Теперь на мне. -- Давай, -- согласился дед. -- Только... гмм... у тебя же нет никаких талантов. Ничего необычного. Я не буду знать, получилось из этого что-нибудь или нет. Вот будь ты пианистом или певцом... -- Ха! -- Минуточку! Есть идея. У меня хорошие связи на телевидении... может, и удастся что-то сделать. -- Гэллегер сел к видеофону. Это потребовало времени, но он все-таки сумел убедить аргентинского тенора Рамона Фиреса взять аэротакси и быстро явиться в лабораторию. -- Фирес! -- Гэллегер буквально упивался этой мыслью. -- Это будет доказательство что надо! Один из величайших теноров нашего полушария! Если вдруг окажется, что я пою как жаворонок, можно будет звонить Хеллвигу. Фирес наверняка торчал в ночном клубе, но по просьбе с телевидения отложил на время свои занятия и явился через десять минут. Это был крепко сложенный симпатичный мужчина с оживленной мимикой. Он улыбнулся Гэллегеру. -- Вы сказали, что дело плохо, но мой голос может помочь, и вот я здесь. Запись, да? -- Что-то вроде. -- Какое-то пари? -- Можно сказать и так, -- ответил Гэллегер, усаживая Фиреса в кресло. -- Я хочу записать церебральный узор вашего голоса. -- О, это что-то новое! Расскажите-ка побольше. Конструктор послушно выложил набор наукообразной чуши, удовлетворив тем самым любопытство сеньора Фиреса. Процедура продолжалась недолго, нужные кривые выделились легко. Это была матрица вокального таланта Фиреса, огромного таланта. Дед скептически смотрел, как Гэллегер настраивает аппарат, надевает на головы шлемы и включает машину. Вновь засветились лампы, запели провода. Потом все стихло. -- Получилось? Можно мне посмотреть? -- Нужно время для проявления, -- без зазрения совести солгал Гэллегер. Он не хотел петь в присутствии Фиреса. -- Как будет готово, я принесу их вам. -- Чудесно! -- Сверкнули белые зубы. -- Всегда к вашим услугам, amigo[3]! Фирес вышел. Гэллегер сел и выжидательно уставился в стену. Ничего. Только немного болела голова. -- Уже готово? -- спросил дед. -- Да. До-ре-ми-фа-со... -- Чего? -- Сиди тихо. -- Сбрендил, это уж точно. -- "Смейся, паяц, над разбитой любовью!" -- дико завыл Гэллегер срывающимся голосом. -- О, черт! -- "Слава, слава, аллилуйя! -- с готовностью поддержал дед. -- Слава, слава, аллилуйя!" -- "Смейся, паяц..." -- еще раз попытался Гэллегер. -- "И дух его живет средь нас!" -- проблеял дед, душа любого общества. -- Когда я был молод, то неплохо подпевал. Давай попробуем дуэтом. Ты знаешь "Фрэнки и Джонни"? Гэллегер едва сдержался, чтобы не разрыдаться. Окинув старика ледяным взглядом, он прошел на кухню и открыл банку с пивом. Холодная жидкость с мятным привкусом освежила его, но не ободрила. Петь он не мог. Во всяком случае так, как Фирес. Машина просто-напросто не работала. Вот тебе и обратная мозговая связь! Со двора донесся возглас деда: -- Эй, что я нашел! -- Нетрудно догадаться, -- угрюмо ответят Гэллегер и вплотную занялся пивом. Полиция явилась через три часа, в десять. Задержка объяснялась просто: тело исчезло из морга, но пропажу обнаружили не сразу. Начались тщательные поиски, разумеется, без результата. Прибыл Махони со своей командой, и Гэллегер показал им на двор. -- Он лежит там. Махони окинул его яростным взглядом. -- Снова эти ваши фокусы, да?! -- рявкнул он. -- Я здесь ни при чем. Наконец полицейские вышли из лаборатории, оставив худощавого светловолосого человечка, который задумчиво разглядывал Гэллегера. -- Как дела? -- спросил Кэнтрелл. -- Э-э... хорошо. -- Вы что, спрятали где-то еще пару этих... игрушек? -- Тепловых излучателей? Нет. -- Тогда как же вы убиваете этих людей? -- плачущим голосом спросил Кэнтрелл. -- Я ничего не понимаю. -- Он мне все объяснил, -- сказал дед, -- но тогда я не понимал, о чем он говорит. Тогда нет, но сейчас, конечно, понимаю. Это просто изменение темпоральных линий. Принцип неопределенности Планка и, вероятно, Гейзенберга. Законы термодинамики ясно указывают, что вселенная стремится вернуться к норме, которой является известный темп энтропии, а отклонения от нормы должны неизбежно компенсироваться соответствующими искривлениями пространственно-временной структуры ради всеобщего космического равновесия. Воцарилась тишина. Гэллегер подошел к раковине, налил стакан воды и медленно вылил себе на голову. -- Ты понимаешь то, что говоришь, верно? -- спросил он. -- Разумеется, -- ответил дед. -- Почему бы и нет? Обратная мозговая связь передала мне твой математический талант вместе с необходимой терминологией. -- И ты скрывал это? -- Черт побери, нет, конечно! Мозгу нужно какое-то время, чтобы приспособиться к новым способностям. Это вроде клапана безопасности. Внезапное поступление совершенно нового комплекса знаний могло бы полностью уничтожить мозг. Поэтому все уходит вглубь; процесс длится часа три или около того. Так оно и было, верно? -- Да, -- подтвердил Гэллегер. -- Так. -- Заметив взгляд Кэнтрелла, он заставил себя улыбнуться. -- Это наша с дедом шутка. Ничего особенного. -- Гмм, -- сказал Кэнтрелл, прищурившись. -- И только-то? -- Да. Всего лишь шутка. Со двора внесли тело и протащили его через лабораторию. Кэнтрелл сощурился, многозначительно похлопал по карману и отвел Гэллегера в угол. -- Покажи я кому-нибудь ваш излучатель, Гэллегер, и вам крышка. Не забывайте. -- Я не забываю. Что вам от меня надо, черт возьми? -- О-о... я не знаю. Такое оружие может здорово пригодиться. Никто не знает заранее... Сейчас столько ограблений. Я чувствую себя увереннее, когда эта штука лежит у меня в кармане. Он отодвинулся от Гэллегера, заметив входящего Махони. Детектив был явно обеспокоен. -- Этот парень со двора... -- Что с ним? -- Он тоже похож на вас. Только старше. -- А как с отпечатками пальцев, Махони? -- спросил Кэнтрелл. -- Ответ заранее известен. -- буркнул детектив. -- Все как обычно. Узор сетчатки тоже совпадает. Послушайте, Гэллегер, я хочу задать вам несколько вопросов. Отвечать прошу четко и ясно. Не забывайте, что вас подозревают в убийстве. -- А кого я убил? -- спросят Гэллегер. -- Тех двоих. что исчезли из морга? Нет corpus delicti. Согласно новому кодексу, свидетелей и фотографий недостаточно для установления факта. -- Вам хорошо известно, почему его приняли, -- ответил Махони. -- Трехмерные изображения принимали за настоящие трупы... Лет пять назад был большой шум по этому поводу. Но трупы на вашем дворе -- не картинки. Они настоящие. -- И где же они? -- Два были, один есть. Все это по-прежнему висит на вас. Ну, что скажете? -- Вы не... -- начал Гэллегер, но умолк. В горле его что-то дрогнуло и он встал с закрытыми глазами. -- "Мое сердце принадлежит тебе, пусть знает об этом весь мир, -- пропел Гэллегер чистым и громким тенором. -- Меня найдешь ты на своем пути, как тень, не покидающую никогда..." -- Эй! -- крикнул Махони, вскакивая. -- Успокойтесь! Вы слышите меня? -- "В тебе всей жизни смысл и блеск, молчание и мрак, песнь..." Перестаньте! -- заорал детектив.- Мы здесь не для того, чтобы слушать ваше пение! И все-таки он слушал, как и все остальные. Гэллегер, одержимый талантом сеньора Фиреса, пел и пел, а его непривычное горло расходилось и уже выдавало соловьиные трели. Гэллегер пел! Остановить его было невозможно, и полицейские убрались, изрыгая проклятия и обещая вскоре вернуться со смирительной рубашкой. Кстати, дед тоже испытывал какой-то непонятный приступ. Из него сыпались странные термины, математика, излагаемая словами -- символы от Эвклида до Эйнштейна и дальше. Похоже, старик действительно получил математический талант Гэллегера. Однако все -- и хорошее, и плохое -- имеет свой конец. Гэллегер прохрипел что-то пересохшим горлом и умолк. Обессиленный, повалился он на диван, гладя на деда, скорчившегося на креле с широко открытыми глазами. Из своего укрытия вышли трое либлей и выстроились в шеренгу. Каждый держал в косматых лапках печенье. -- Мир принадлежит мне! -- возвестил самый толстый. События следовали одно за другим. Позвонил Махони, сообщил, что добивается ордера на арест, и что Гэллегера посадят, как только удастся расшевелить машину правосудия. То есть завтра. Гэллегер позвонил лучшему на Востоке адвокату. Да, Перссон мог опротестовать ордер на арест и даже выиграть дело, либо... как бы то ни было, Гэллегеру нечего опасаться, если он наймет его. Однако часть платы следует внести авансом. -- И сколько?.. О! -- Позвоните мне, когда вам будет удобно, -- сказал Перссон. -- Чек можете выслать хоть сегодня. -- Хорошо, -- ответил Гэллегер и тут же позвонил Руфусу Хеллвигу. К счастью, богач оказался дома. Гэллегер объяснил ему, в чем дело. Хеллвиг не поверил, однако согласился прийти в лабораторию с самого утра, для пробы. Раньше он просто не мог. Дать денег он снова отказался, пока не получит несомненных доказательств. -- Сделайте меня первоклассным пианистом, -- сказал он, -- тогда я поверю. Гэллегер вновь позвонил на телевидение, и ему удалось связаться с Джоуи Маккензи, красивой светловолосой пианисткой, молниеносно завоевавшей сердца жителей Нью-Йорка и тут же приглашенной на телевидение. Джоуи пообещала прийти утром. Гэллегеру пришлось ее долго уговаривать, но в конце концов он наговорил такого, что интерес девушки достиг уровня лихорадочного. Похоже, она путала науку с черной магией, но обе эти материи ее интересовали. На дворе появился очередной труп, что означало линию вероятности D. Несомненно, одновременно с этим третье тело исчезло из морга. Гэллегер почти пожалел Махони. Безумные таланты успокоились. Вероятно, неудержимая вспышка бывала лишь поначалу, часа через три после процедуры, а потом талант можно было включать и выключать произвольно. Гэллегер уже не испытывал непреодолимого желания петь, но, попробовав, убедился, что может делать это когда захочет, причем хорошо. Дед же проявлял великолепные математические способности каждый раз, когда испытывал в них потребность. А в пять утра явился Махони с двумя полицейскими, арестовал Гэллегера и доставил в тюрьму. Там изобретатель провел три дня. Вечером третьего дня прибыл адвокат Перссон с приказом об освобождении и множеством проклятий на устах. В конце концов ему удалось вытащить Гэллегера, вероятно, благодаря лишь своей репутации. Потом, уже в аэротакси, он простонал: -- Что за ужасное дело! Политический нажим, юридические крючки, безумие! Трупы, появляющиеся на вашем дворе, --кстати, их уже семь, -- и исчезающие из морга. Что за всем этим кроется, Гэллегер? -- Не знаю. Вы... гмм... выступаете моим защитником? -- Разумеется. -- Такси рискованно скользнуло мимо небоскреба. -- А чек?.. -- рискнул спросить Гэллегер. -- Мне дал его ваш дед. Да, он просил передать кое-что еще. Сказал, что подверг процедуре Руфуса Хеллвига, как вы и планировали и получил вознаграждение. Я же сомневаюсь, что заслужил хотя бы часть своего. Позволить вам просидеть в кутузке три дня! Но нажим оказался слишком силен. Мне пришлось использовать кое-какие свои связи. Вот, значит, как. Дед перенял математический талант Гэллегера, он знал все об обратной мозговой связи и о том, как действует машина. Он подверг процедуре Хеллвига и, похоже, удачно. По крайней мере, теперь они были при деньгах. Но хватит ли этого? Гэллегер объяснил ситуацию адвокату, насколько у него хватило смелости. Перссон кивнул. -- Говорите, все из-за машины времени? Значит, нужно ее как-то выключить, тогда трупы перестанут появляться. -- Я не могу ее даже разбить, -- признался Гэллегер. -- Я уже пробовал, но она попала в стазис и находится вне нашего сектора пространства-времени. Не знаю, сколько это еще продлится. Она настроена на перенос сюда моего тела и будет неустанно делать это. -- Ax вот как. Ну хорошо, я сделаю все, что смогу. Во всяком случае, сейчас вы свободны. Но я ничего не могу гарантировать, пока вы не прервете этот поток ваших трупов, мистер Гэллегер. Я здесь выхожу. До встречи. Может, у меня в конторе завтра в полдень? Хорошо. Гэллегер пожал ему руку и назвал пилоту свой адрес. Там его ждал неприятный сюрприз -- дверь открыл Кэнтрелл. Его узкое бледное лицо скривилось в усмешке. -- Добрый вечер, -- сказал он. -- Входите, Гэллегер. -- Уже вошел. Что вы тут делаете? -- Пришел с визитом к вашему деду. Гэллегер огляделся по сторонам. -- А где он? -- Не знаю. Можете сами поискать. Предчувствуя какой-то подвох, конструктор отправился на поиски и нашел деда на кухне, где тот ел крендели и кормил либлей. Старик явно избегал его взгляда. -- Ну ладно, -- сказал Гэллегер. -- Выкладывай. -- Я не виноват. Кэнтрелл сказал, что отдаст излучатель в полицию, если я не сделаю, как он хочет. Я знал, что тогда тебе крышка. -- Что здесь произошло?!!! -- Спокойнее, я уже все обдумал. Это никому не повредит... -- Что? Что?!! -- Кэнтрелл заставил меня применить твое устройство к нему, -- признался дед. -- Он заглянул в окно, когда я был занят с Хэллвигом, и все понял. Он пригрозил, что тебя казнят, если я не дам ему талантов. -- Чьих? -- Ну... Гулливера, Морлисона, Коттмана, Дениса, Сент-Меллори... -- Хватит... -- слабым голосом произнес Гэллегер. -- Величайшие инженеры нашего времени, вот кто это! И все их знания в мозгу Кэнтрелла! Как он уговорил их? -- У него язык без костей. Он не сказал, в чем дело, придумал какую-то хитрую историю... А еще у него твой математический талант. От меня. -- Превосходно, -- угрюмо сказал Гэллегер. -- Что же нужно, черт побери? -- Он хочет завоевать мир, -- печально ответил толстый либль. -- Ради бога, помешай ему! Этот мир принадлежит нам! -- Не совсем так,- сказал дед, -- но все равно хорошего мало. Он теперь знает тоже, что и мы, и может сам построить аппарат для обратной мозговой связи. А через час он летит стратопланом в Европу. -- Значит, жди неприятностей, -- подытожит Гэллегер. -- Точно. Мне кажется, Кэнтрелл начисто лишен моральных принципов. Это он виноват, что тебя держали в тюрьме все эти дни. Дверь открылась, и заглянул Кэнтрелл. -- Во дворе свежий труп, только что появился. Но заниматься им мне некогда. Есть какие-нибудь новости от Ван Декера? -- Ван Декер! -- поперхнулся Гэллегер. -- Его тоже?! Человек с величайшим в мире уровнем интеллекта! -- Пока нет, -- усмехнулся Кэнтрелл. -- Я много дней пытался с ним связаться, но только сегодня утром он позвонил мне. Я боялся, что не успею с ним увидеться, но он обещал прийти сегодня вечером. -- Кэнтрелл посмотрел на часы. -- Надеюсь, он не опоздает. Стратоплан ждать не будет. -- Минуточку, -- сказал Гэллегер. -- Я хотел бы знать ваши намерения, Кэнтрелл. -- Он хочет завоевать мир! -- запищал один из либлей. Кэнтрелл весело посмотрел вниз. -- Как оказалось, это не так уж сложно. К счастью, я совершенно аморален, так что могу до конца использовать эту возможность. Таланты величайших умов человечества очень мне пригодятся: я буду лучшим почти во всем. То есть, абсолютно во всем, -- добавил он, прищурившись. --Диктаторский комплекс, -- скривился дед. -- Пока нет, -- ответил Кэнтрелл. -- Может, когда-нибудь... Дайте мне немного времени. Я уже почти сверхчеловек. -- Вы не можете... -- начал Гэллегер. -- Разве? Не забывайте, у меня ваш излучатель. -- Верно, -- согласился конструктор, -- а все тела со двора -- мои тела -- были убиты с помощью излучателя. На сегодня вы единственный, у кого он есть. Видимо, мне суждено когда-нибудь быть убитым из него. -- Мне кажется, "когда-нибудь" звучит куда лучше, чем "сейчас", -- тихо заметил Кэнтрелл. Гэллегер не ответил, и Кэнтрелл продолжал: -- Я снял сливки с лучших умов Восточного побережья, а теперь сделаю то же в Европе. Все может случиться. Один из либлей, видя, как рушится их план завоевания мира, горько заплакал. В дверь позвонили. По знаку Кэнтрелла дед вышел и вернулся с плотным мужчиной, которого отличали кривой нос и кустистая рыжая борода. -- Ха! -- загремел он. -- Вот и я! Надеюсь, не опоздал? -- Доктор Ван Декер? -- А кто же еще?! -- воскликнул рыжебородый. -- А теперь -- быстро, быстро, быстро, у меня много работы. Судя по вашим словам, ничего из этого эксперимента не выйдет, но я согласен попробовать. Проекция души -- несусветная глупость. Дед ткнул Гэллегера в бок. -- Это Кэнтрелл придумал такое объяснение. -- Да? Слушай, нельзя же... -- Успокойся, -- сказал дед, многозначительно подмигивая. -- У меня теперь твой талант, парень, и я кое-что придумал. Попробуй и ты, если сможешь. Я использовал твою математику. Тс-с-с-с... Времени на разговоры не оставалось. Кэнтрелл загнал всех в лабораторию. Гэллегер, хмурясь и кусая губы, обдумывал проблему. Он не мог позволить, чтобы это сошло Кэнтреллу с рук. Но, с другой стороны, дед сказал, что все в порядке, что он контролирует ситуацию. Либли, разумеется, исчезли, наверное, искали печенье. Взглянув на часы, Кэнтрелл усадил Ван Декера в кресло. При этом он все время держал руку в кармане и то и дело поглядывал на Гэллегера. Сквозь ткань одежды отчетливо вырисовывался цилиндр теплового излучателя. -- Я покажу вам, насколько это легко, -- Дед, хихикая, подошел на кривых ногах к устройству для обратной мозговой связи и передвинул несколько рычажков. -- Осторожно, дедуля, -- предупредил его Кэнтрелл. Ван Декер уставился на него. -- Что-то не так? -- Нет-нет, -- сказал дед. -- Мистер Кэнтрелл боится, что я сделаю ошибку. Но все будет в порядке. Это шлем... Он надел его на голову Ван Декера, и перо машины принялось чертить извилистые линии. Дед собрал ленты, но вдруг споткнулся и рухнул на пол, выронив бумаги. Прежде чем Кэнтрелл успел шевельнуться, старик поднялся и, ругаясь себе под нос, собрал графики. Потом он положил все на стол. Гэллегер подошел и заглянул Кэнтреллу через плечо. Это было действительно здорово! Показатель интеллекта Ван Декера был огромен. Его фантастические способности были... гмм... фантастичны. Кэнтрелл, который тоже был в курсе обратной мозговой связи, поскольку получил через деда математический талант Гэллегера, кивнул, надел шлем на голову и направился к машине. Мельком взглянув на Ван Декера, чтобы проверить, все ли в порядке, он передвинул рычажки. Вспыхнули лампы, шум перешел в визг. И смолк. Кэнтрелл снял шлем. Когда он потянулся к карману, дед поднял руку и показал ему небольшой блестящий пистолет. -- Не надо, -- сказал он. Глаза Кэнтрелла сузились. -- Брось пушку. -- И не подумаю. Я понял, что ты захочешь нас прикончить и уничтожить машину, чтобы остаться единственным в своем роде. Не выйдет. У этого пистолета очень чуткий спуск. Ты можешь прожечь во мне дыру, Кэнтрелл, но прежде сам станешь трупом. Кэнтрелл замер. -- И что дальше? -- Убирайся! Я не хочу дыры в животе, так же, как ты не хочешь получить туда пулю. Живи и дай жить другим. Катись! Кэнтрелл тихо засмеялся. -- Хорошо, дедуля. Ты это заслужил. Не забудь, я по-прежнему знаю, как построить такую машину. И все сливки теперь у меня. Вы можете сделать то же, но не лучше меня. -- Договорились, -- сказал дед. -- Вот именно. Мы еще встретимся. Не забывай, Гэллегер, от чего умерли все твои двойники, -- с натянутой улыбкой сказал Кэнтрелл и вышел, пятясь. Гэллегер вскочил. -- Нужно сообщить в полицию! -- крикнул он. -- Кэнтрелл слишком опасен, чтобы оставлять его на свободе. -- Спокойно, -- распорядился дед, помахивая пистолетом. -- Я же сказал, что кое-что придумал. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы тебя казнили за убийство? А если Кэнтрелла арестуют, полиция найдет при нем излучатель. Мой способ лучше. -- Какой способ? -- Гэллегер потребовал объяснений. -- Давай, Мики, -- сказал дед, улыбаясь доктору Саймону Ван Декеру. Тот снял рыжую бороду и парик и расхохотался. Гэллегер удивленно уставился на него. -- Подставка! -- Точно. Я позвонил Мики и объяснил, что от него требуется. Он переоделся, изобразил перед Кэнтреллом Ван Декера и договорился встретиться сегодня вечером. -- Но ведь графики показывали интеллект гения... -- Я подменил их, когда ронял на пол, -- признался дед. -- Заранее приготовил несколько липовых. Гэллегер скривился. -- Но это дела не меняет. Кэнтрелл по-прежнему на свободе и знает слишком много. -- Придержи лошадей, молодой человек, -- сказал дед. -- Подожди, пока я тебе все объясню. И объяснил. Три часа спустя телевидение сообщило, что человек по имени Роланд Кэнтрелл погиб, выпрыгнув из трансатлантического стратоплана. Впрочем, Гэллегер точно знал время смерти Кэнтрелла -- в ту же секунду с его двора исчез труп. Это произошло потому, что теплового излучателя больше не было, и будущее Гэллегера не содержало смерти от него. Разве что он сделал бы еще один. Машина времени вышла из стазиса и вернулась к нормальному состоянию. Гэллегер понял, почему. Она была настроена на выполнение определенного задания, подразумевающего смерть Гэллегера в определенном комплексе переменных. В рамках этих переменных машина действовала непрерывно. Она не могла остановиться, не исчерпав всех возможностей. Пока в каком-либо из возможных вариантов будущего Гэллегер погибал от излучателя, трупы исправно переносились ему во двор. Ныне будущее радикально изменилось. Оно уже не включало в себя варианты А, В, С и так далее. Тепловой излучатель, определяющий фактор, был уничтожен в настоящем и потому возможные варианты будущего Гэллегера теперь представляли собой А 1, В 1, С1 и так далее. Машина не была рассчитана на такие резкие отклонения. Она выполнила поставленную перед ней задачу и теперь ждала новых поручений. Перед тем, как вновь воспользоваться ею, Гэллегер детально изучил ее устройство. Времени у него было достаточно. При отсутствии corpus delicti Перссон без труда добился прекращения дела, хотя несчастный Махони едва не спятил, пытаясь понять, что же, собственно, произошло. Что касается либлей... Гэллегер машинально раздал печенье, прикидывая, как бы избавиться от этих маленьких глупеньких созданий, не раня их чувств. -- Не хотите же вы остаться здесь на всю жизнь? -- спросил он у них. -- Нет, -- ответил один, косматой лапкой стряхивая крошки с усов. -- Но нам нужно завоевать Землю. -- Гмм, -- буркнул Гэллегер и вышел кое-что купить. Вернулся он с какими-то приборами, которые украдкой подключил к телевизору. Вскоре после этого обычная телепрограмма была прервана экстренным выпуском новостей. По странному стечению обстоятельств либли как раз смотрели телевизор. На экране появилось.лицо диктора, почти полностью скрытое листом бумаги. Единственная видимая часть -- от бровей и выше -- очень напоминала лоб Гэллегера, но либли были слишком возбуждены, чтобы заметить это. -- К нам только что поступила важная информация! -- сообщил диктор срывающимся от волнения голосом. -- С некоторых пор мир уже знает о прибытии на Землю трех почтенных гостей с Марса. Существа эти... Либли удивленно переглянулись, один из них начал говорить что-то, но на него шикнули. -- Существа эти, как стало известно, хотят завоевать Землю. С удовольствием сообщаем, что все население Земли перешло на сторону либлей. Произошла бескровная революция, и отныне либли становятся нашими единственными владыками... -- Йо-хо! -- пропищал тоненький голосок. -- ...Ведется организация новых форм правления. Будет введена новая денежная система, монетные дворы уже чеканят монеты с изображениями либлей на реверсе. Ожидается, что наши владыки вернутся на Марс, чтобы объяснить своим соплеменникам возникшую ситуацию. Лицо диктора исчезло с экрана, и пошла обычная программа. Вскоре, таинственно улыбаясь, появился Гэллегер. Его приветствовали радостные писки либлей. -- Нам пора возвращаться домой. Произошла бескровная... -- Революция! Этот мир -- наш! Их оптимизм можно было сравнить только с их легковерием. Гэллегер позволил убедить себя, что либлям нужно возвращаться. -- Ну, хорошо, -- согласился он. -- Машина готова. Еще по печенью на дорогу -- и в путь. Он пожал три косматые лапки, вежливо поклонился, и трое либлей, оживленно попискивая, отправились на Марс. на пятьсот лет в будущее. Они торопились вернуться к друзьям и рассказать о своих приключениях. Они и рассказали, но никто им не поверил. Смерть Кэнтрелла не имела никаких последствий, хотя Гэллегер, дед и Мики прожили несколько беспокойных дней, прежде чем облегченно вздохнули. Вскоре после этого дед с Гэллегером ударились в запой и сразу почувствовали себя гораздо лучше. К сожалению, Мики не мог составить им компанию. Ему пришлось вернуться в цирк, где он дважды в день демонстрировал свой уникальный талант, прыгая с десятиметровой лестницы в ванну с водой... 1 Corpus delicti (лат.) -- состав преступления. 2 In articulo mortis (лат.) -- в момент смерти. 3 Amigo (исп.) -- приятель, дружище. НАРЦИСС С Гэллегером, который не был ученым педантом, а занимался наукой по наитию, все время случались всякие неожиданности. Сам себя он скромно величал гением повседневности. Он мог, например, без особого труда использовать при создании принципиально новой модели холодильника кусок провода, несколько батареек, да крючок для миниюбки. В настоящий момент Гэллегер вел мучительную борьбу с похмельем. Он распростерся на кушетке в своей лаборатории, высокий, худой, с весьма небрежной прической, и манипулировал алкогольным органом, который нехотя цедил ему в рот сухое мартини. Гэллегер пытался что-то вспомнить, но особенно не напрягался. Он знал, что дело касалось робота. Впрочем, это было не так уж и важно. -- Эй, Джо!.. -- позвал изобретатель. Поименованный робот красовался перед зеркалом, изучая свое же содержимое. Прозрачный материал, из которого был сделан его кожух, позволял рассмотреть внутри колесики разного калибра, которые стремительно вращались. -- Уж раз ты зовешь меня, то будь любезен не орать. -- ответствовал Джо. -- И выставь отсюда кошку. -- Не подозревал, что у тебя такой тонкий слух. -- И тем не менее это так. Я прекрасно слышу ее топот. -- Любопытно. Ну и что же ты слышишь? -- с интересом спросил Гэллегер. -- Слышу удары барабана. -- торжественно ответствовал робот. -- А когда ты орешь, я слышу гром. Голос у самого робота был противным и скрипучим, что давало Гэллегеру полное право напомнить этому снобу поговорку насчет соринки в чужом глазу, но тут его отвлекли. С трудом он заставил себя бросить взгляд на экран у входа в лабораторию -- там что-то мелькало. "Знакомый силуэт", -- подумал Гэллегер. -- Это я, Брок, -- прозвучал голос в динамике. -- Харрисон Брок. Откройте! -- Дверь не заперта. Гэллегер и не подумал встать. Он внимательно осмотрел гостя -- модно одетого мужчину среднего возраста, -- но так и не сумел его вспомнить. Броку было немногим больше сорока; породистая, гладко выбритая физиономия не выражала ни малейшего восторга от встречи. Возможно, изобретатель и знал его, хотя твердой уверенности у него не было. Но это тоже не имело значения. Брок окинул взглядом большую лабораторию, напоминающую Авгиевы конюшни, ошалело посмотрел на робота, попытался найти стул, но не преуспел. Тогда он уперся руками в бока и покачался с пяток на носки, буравя похмельного Гэллегера гневным взором. -- Ну? -- произнес он. -- Никогда не начинайте разговор с "ну". -- сказал Гэллегер и подкрепился новой порцией мартини. -- Мне и без того не по себе. Лучше садитесь и чувствуйте себя, как дома. У вас за спиной генератор. Он, вроде бы, не слишком запылился. -- Получилось у вас или нет? -- нервно спросил посетитель. -- Это единственное, что меня волнует. Неделя истекла. У меня приготовлен чек на десять тысяч. Возьмете его? Естественно, -- молвил Гэллегер и, не глядя, вытянул руку. -- Давайте сюда. -- Caveat emptor[1]. А что я покупаю? -- Вы что, сами не знаете, за что платите? -- поразился Гэллегер. Брок буквально подпрыгнул на генераторе. -- О господи, -- жалобно произнес он. -- Говорили, что кроме вас никто мне не поможет. Но ведь предупреждали меня, что беседовать с вами -- все равно что отдыхать в кресле дантиста. Гэллегер призадумался. -- Постойте-ка. Я начинаю вспоминать. Мы с вами болтали на прошлой неделе, верно ведь? -- Болтали... -- Круглое лицо визитера налилось краской. -- Разумеется. Вы валялись на этой же кушетке, лакали спиртное и декламировали стихи. Затем спели "Фрэнки и Джонни". И только после всего этого заметили меня и приняли мой заказ. -- Очень просто, -- объяснил Гэллегер. -- Я напился. Это со мной часто бывает. Особенно, когда я ничем не занят. Алкоголь растормаживает подсознание, и в таком состоянии мне лучше работается. Самые лучшие мои изобретения, -- весело поведал он, -- я сделал как раз по пьянке. В эти мгновения меня осеняет. Все ясно, как тень. Или как день... так, что ли, выражаются? А вообще-то... -- Тут он запнулся и с недоумением поглядел на Брока. -- А вообще-то о чем мы с вами беседуем? -- Лучше бы вы оба молчали, -- язвительно вставил робот, по-прежнему позируя п