сказал.
"Где ж она?" -- "Постой немножко,
Прикажи сперва окошко
В почивальне затворить,
Знашь, чтоб темень сотворить".
Тут дворяна побежали
И окошко затворяли.
Вот Иван мешок на стол:
"Ну-ка, бабушка, пошел!"
Свет такой тут вдруг разлился,
Что весь двор рукой закрылся.
Царь кричит на весь базар:
"Ахти, батюшки, пожар!
Эй, решеточных сзывайте!
Заливайте! Заливайте!" --
"Это, слышь ты, не пожар,
Это свет от птицы-жар, --
Молвил ловчий, сам со смеху
Надрываяся. -- Потеху
Я привез те, осударь!"
Говорит Ивану царь:
"Вот люблю дружка Ванюшу!
Взвеселил мою ты душу,
И на радости такой --
Будь же царский стремянной!"
Это видя, хитрый спальник,
Прежний конюших начальник,
Говорит себе под нос:
"Нет, постой, молокосос!
Не всегда тебе случится
Так канальски отличиться.
Я те снова подведу,
Мой дружочек, под беду!"
Через три потом недели
Вечерком одним сидели
В царской кухне повара
И служители двора;
Попивали мед из жбана
Да читали Еруслана.
"Эх! -- один слуга сказал, --
Как севодни я достал
От соседа чудо-книжку!
В ней страниц не так чтоб слишком,
Да и сказок только пять,
А уж сказки -- вам сказать,
Так не можно надивиться;
Надо ж этак умудриться!"
Тут все в голос: "Удружи!
Расскажи, брат, расскажи!" --
"Ну, какую ж вы хотите?
Пять ведь сказок; вот смотрите:
Перва сказка о бобре,
А вторая о царе;
Третья... дай бог память... точно!
О боярыне восточной;
Вот в четвертой: князь Бобыл;
В пятой... в пятой... эх, забыл!
В пятой сказке говорится...
Так в уме вот и вертится..." --
"Ну, да брось ее!" -- "Постой!" --
"О красотке, что ль, какой?" --
"Точно! В пятой говорится
О прекрасной Царь-девице.
Ну, которую ж, друзья,
Расскажу севодни я?" --
"Царь-девицу! -- все кричали. --
О царях мы уж слыхали,
Нам красоток-то скорей!
Их и слушать веселей".
И слуга, усевшись важно,
Стал рассказывать протяжно:
"У далеких немских стран
Есть, ребята, окиян.
По тому ли окияну
Ездят только басурманы;
С православной же земли
Не бывали николи
Ни дворяне, ни миряне
На поганом окияне.
От гостей же слух идет,
Что девица там живет;
Но девица не простая,
Дочь, вишь, месяцу родная,
Да и солнышко ей брат.
Та девица, говорят,
Ездит в красном полушубке,
В золотой, ребята, шлюпке
И серебряным веслом
Самолично правит в нем;
Разны песни попевает
И на гусельцах играет..."
Спальник тут с полатей скок --
И со всех обеих ног
Во дворец к царю пустился
И как раз к нему явился;
Стукнул крепко об пол лбом
И запел царю потом:
"Я с повинной головою,
Царь, явился пред тобою,
Не вели меня казнить,
Прикажи мне говорить!" --
"Говори, да правду только,
И не ври, смотри, нисколько!" --
Царь с кровати закричал.
Хитрый спальник отвечал:
"Мы севодни в кухне были,
За твое здоровье пили,
А один из дворских слуг
Нас забавил сказкой вслух;
В этой сказке говорится
О прекрасной Царь-девице.
Вот твой царский стремянной
Поклялся твоей брадой,
Что он знает эту птицу, --
Так он назвал Царь-девицу, --
И ее, изволишь знать,
Похваляется достать".
Спальник стукнул об пол снова.
"Гей, позвать мне стремяннова!" --
Царь посыльным закричал.
Спальник тут за печку стал.
А посыльные дворяна
Побежали по Ивана;
В крепком сне его нашли
И в рубашке привели.
Царь так начал речь: "Послушай,
На тебя донос, Ванюша.
Говорят, что вот сейчас
Похвалялся ты для нас
Отыскать другую птицу,
Сиречь молвить, Царь-девицу..." --
"Что ты, что ты, бог с тобой! --
Начал царский стремянной. --
Чай, с просонков я, толкую,
Штуку выкинул такую.
Да хитри себе как хошь,
А меня не проведешь".
Царь, затрясши бородою:
"Что? Рядиться мне с тобою? --
Закричал он. -- Но смотри,
Если ты недели в три
Не достанешь Царь-девицу
В нашу царскую светлицу,
То, клянуся бородой!
Ты поплатишься со мной!
На правеж -- в решетку -- на кол!
Вон, холоп!" Иван заплакал
И пошел на сеновал,
Где конек его лежал.
"Что, Иванушка, невесел?
Что головушку повесил? --
Говорит ему конек. --
Аль, мой милый, занемог?
Аль попался к лиходею?"
Пал Иван к коньку на шею,
Обнимал и целовал.
"Ох, беда, конек! -- сказал. --
Царь велит в свою светлицу
Мне достать, слышь, Царь-девицу.
Что мне делать, горбунок?"
Говорит ему конек:
"Велика беда, не спорю;
Но могу помочь я горю.
Оттого беда твоя,
Что не слушался меня.
Но, сказать тебе по дружбе,
Это -- службишка, не служба;
Служба все, брат, впереди!
Ты к царю теперь поди
И скажи: "Ведь для поимки
Надо, царь, мне две ширинки,
Шитый золотом шатер
Да обеденный прибор --
Весь заморского варенья --
И сластей для прохлажденья",
Вот Иван к царю идет
И такую речь ведет:
"Для царевниной поимки
Надо, царь, мне две ширинки,
Шитый золотом шатер
Да обеденный прибор --
Весь заморского варенья --
И сластей для прохлажденья". --
"Вот давно бы так, чем нет", --
Царь с кровати дал ответ
И велел, чтобы дворяна
Все сыскали для Ивана,
Молодцом его назвал
И "счастливый путь!" сказал.
На другой день, утром рано,
Разбудил конек Ивана:
"Гей! Хозяин! Полно спать!
Время дело исправлять!"
Вот Иванушка поднялся,
В путь-дорожку собирался,
Взял ширинки и шатер
Да обеденный прибор --
Весь заморского варенья --
И сластей для прохлажденья;
Все в мешок дорожный склал
И веревкой завязал,
Потеплее приоделся,
На коньке своем уселся;
Вынул хлеба ломоток
И поехал на восток
По тое ли Царь-девицу.
Едут целую седмицу,
Напоследок, в день осьмой,
Приезжают в лес густой.
Тут сказал конек Ивану:
"Вот дорога к окияну,
И на нем-то круглый год
Та красавица живет;
Два раза она лишь сходит
С окияна и приводит
Долгий день на землю к нам.
Вот увидишь завтра сам".
И; окончив речь к Ивану,
Выбегает к окияну,
На котором белый вал
Одинешенек гулял.
Тут Иван с конька слезает,
А конек ему вещает:
"Ну, раскидывай шатер,
На ширинку ставь прибор
Из заморского варенья
И сластей для прохлажденья.
Сам ложися за шатром
Да смекай себе умом.
Видишь, шлюпка вон мелькает..
То царевна подплывает.
Пусть в шатер она войдет,
Пусть покушает, попьет;
Вот, как в гусли заиграет, --
Знай, уж время наступает.
Ты тотчас в шатер вбегай,
Ту царевну сохватай
И держи ее сильнее
Да зови меня скорее.
Я на первый твой приказ
Прибегу к тебе как раз;
И поедем... Да, смотри же,
Ты гляди за ней поближе;
Если ж ты ее проспишь,
Так беды не избежишь".
Тут конек из глаз сокрылся,
За шатер Иван забился
И давай диру вертеть,
Чтоб царевну подсмотреть.
Ясный полдень наступает;
Царь-девица подплывает,
Входит с гуслями в шатер
И садится за прибор.
"Хм! Так вот та Царь-девица!
Как же в сказках говорится, --
Рассуждает стремянной, --
Что куда красна собой
Царь-девица, так что диво!
Эта вовсе не красива:
И бледна-то, и тонка,
Чай, в обхват-то три вершка;
А ножонка-то, ножонка!
Тьфу ты! словно у цыпленка!
Пусть полюбится кому,
Я и даром не возьму".
Тут царевна заиграла
И столь сладко припевала,
Что Иван, не зная как,
Прикорнулся на кулак
И под голос тихий, стройный
Засыпает преспокойно.
Запад тихо догорал.
Вдруг конек над ним заржал
И, толкнув его копытом,
Крикнул голосом сердитым:
"Спи, любезный, до звезды!
Высыпай себе беды,
Не меня ведь вздернут на кол!"
Тут Иванушка заплакал
И, рыдаючи, просил,
Чтоб конек его простил:
"Отпусти вину Ивану,
Я вперед уж спать не стану". --
"Ну, уж бог тебя простит! --
Горбунок ему кричит. --
Все поправим, может статься,
Только, чур, не засыпаться;
Завтра, рано поутру,
К златошвейному шатру
Приплывет опять девица
Меду сладкого напиться.
Если ж снова ты заснешь,
Головы уж не снесешь".
Тут конек опять сокрылся;
А Иван сбирать пустился
Острых камней и гвоздей
От разбитых кораблей
Для того, чтоб уколоться,
Если вновь ему вздремнется.
На другой день, поутру,
К златошвейному шатру
Царь-девица подплывает,
Шлюпку на берег бросает,
Входит с гуслями в шатер
И садится за прибор...
Вот царевна заиграла
И столь сладко припевала,
Что Иванушке опять
Захотелося поспать.
"Нет, постой же ты, дрянная! --
Говорит Иван вставая. --
Ты в другоредь не уйдешь
И меня не проведешь".
Тут в шатер Иван вбегает,
Косу длинную хватает...
"Ой, беги, конек, беги!
Горбунок мой, помоги!"
Вмиг конек к нему явился.
"Ай, хозяин, отличился!
Ну, садись же поскорей
Да держи ее плотней!"
Вот столицы достигает.
Царь к царевне выбегает,
За белы руки берет,
Во дворец ее ведет
И садит за стол дубовый
И под занавес шелковый,
В глазки с нежностью глядит,
Сладки речи говорит:
"Бесподобная девица,
Согласися быть царица!
Я тебя едва узрел --
Сильной страстью воскипел.
Соколины твои очи
Не дадут мне спать средь ночи
И во время бела дня --
Ох! измучают меня.
Молви ласковое слово!
Все для свадьбы уж готово;
Завтра ж утром, светик мой,
Обвенчаемся с тобой
И начнем жить припевая".
А царевна молодая,
Ничего не говоря,
Отвернулась от царя.
Царь нисколько не сердился,
Но сильней еще влюбился;
На колен пред нею стал,
Ручки нежно пожимал
И балясы начал снова:
"Молви ласковое слово!
Чем тебя я огорчил?
Али тем, что полюбил?
"О, судьба моя плачевна!"
Говорит ему царевна:
"Если хочешь взять меня,
То доставь ты мне в три дня
Перстень мой из окияна". --
"Гей! Позвать ко мне Ивана!" --
Царь поспешно закричал
И чуть сам не побежал.
Вот Иван к царю явился,
Царь к нему оборотился
И сказал ему: "Иван!
Поезжай на окиян;
В окияне том хранится
Перстень, слышь ты, Царь-девицы.
Коль достанешь мне его,
Задарю тебя всего".--
"Я и с первой-то дороги
Волочу насилу ноги;
Ты опять на окиян!" --
Говорит царю Иван.
"Как же, плут, не торопиться:
Видишь, я хочу жениться! --
Царь со гневом закричал
И ногами застучал. --
У меня не отпирайся,
А скорее отправляйся!"
Тут Иван хотел идти.
"Эй, послушай! По пути, --
Говорит ему царица,--
Заезжай ты поклониться
В изумрудный терем мой
Да скажи моей родной:
Дочь ее узнать желает,
Для чего она скрывает
По три ночи, по три дня
Лик свой ясный от меня?
И зачем мой братец красный
Завернулся в мрак ненастный
И в туманной вышине
Не пошлет луча ко мне?
Не забудь же!" -- "Помнить буду,
Если только не забуду;
Да ведь надо же узнать,
Кто те братец, кто те мать,
Чтоб в родне-то нам не сбиться".
Говорит ему царица:
"Месяц -- мать мне, солнце -- брат" --
"Да, смотри, в три дня назад!" --
Царь-жених к тому прибавил.
Тут Иван царя оставил
И пошел на сеновал,
Где конек его лежал.
"Что, Иванушка, невесел?
Что головушку повесил?" --
Говорит ему конек.
"Помоги мне, горбунок!
Видишь, вздумал царь жениться,
Знашь, на тоненькой царице,
Так и шлет на окиян, --
Говорит коньку Иван. --
Дал мне сроку три дня только;
Тут попробовать изволь-ка
Перстень дьявольский достать!
Да велела заезжать
Эта тонкая царица
Где-то в терем поклониться
Солнцу, Месяцу, притом
И спрошать кое об чем..."
Тут конек: "Сказать по дружбе,
Это -- службишка, не служба;
Служба все, брат, впереди!
Ты теперя спать поди;
А назавтра, утром рано,
Мы поедем к окияну".
На другой день наш Иван,
Взяв три луковки в карман,
Потеплее приоделся,
На коньке своем уселся
И поехал в дальний путь...
Дайте, братцы, отдохнуть!
* ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
а-ра-рали, та-ра-ра!
Вышли кони со двора;
Вот крестьяне их поймали
Да покрепче привязали.
Сидит ворон на дубу,
Он играет во трубу;
Как во трубушку играет,
Православных потешает:
"Эй, послушай, люд честной!
Жили-были муж с женой;
Муж-то примется за шутки,
А жена за прибаутки,
И пойдет у них тут пир,
Что на весь крещеный мир!"
Это присказка ведется,
Сказка послее начнется.
Как у наших у ворот
Муха песенку поет:
"Что дадите мне за вестку?
Бьет свекровь свою невестку:
Посадила на шесток,
Привязала за шнурок,
Ручки к ножкам притянула,
Ножку правую разула:
"Не ходи ты по зарям!
Не кажися молодцам!"
Это присказка велася,
Вот и сказка началася.
Ну-с, так едет наш Иван
За кольцом на окиян.
Горбунок летит, как ветер,
И в почин на первый вечер
Верст сто тысяч отмахал
И нигде не отдыхал.
Подъезжая к окияну,
Говорит конек Ивану:
"Ну, Иванушка, смотри,
Вот минутки через три
Мы приедем на поляну --
Прямо к морю-окияну;
Поперек его лежит
Чудо-юдо рыба-кит;
Десять лет уж он страдает,
А доселева не знает,
Чем прощенье получить;
Он учнет тебя просить,
Чтоб ты в солнцевом селенье
Попросил ему прощенье;
Ты исполнить обещай,
Да, смотри ж, не забывай!"
Вот въезжают на поляну
Прямо к морю-окияну;
Поперек его лежит
Чудо-юдо рыба-кит.
Все бока его изрыты,
Частоколы в ребра вбиты,
На хвосте сыр-бор шумит,
На спине село стоит;
Мужички на губе пашут,
Между глаз мальчишки пляшут,
А в дубраве, меж усов,
Ищут девушки грибов.
Вот конек бежит по киту,
По костям стучит копытом.
Чудо-юдо рыба-кит
Так проезжим говорит,
Рот широкий отворяя,
Тяжко, горько воздыхая:
"Путь-дорога, господа!
Вы откуда, и куда?" --
"Мы послы от Царь-девицы,
Едем оба из столицы, --
Говорит киту конек, --
К солнцу прямо на восток,
Во хоромы золотые". --
"Так нельзя ль, отцы родные,
Вам у солнышка спросить:
Долго ль мне в опале быть,
И за кои прегрешенья
Я терплю беды-мученья?" --
"Ладно, ладно, рыба-кит!" --
Наш Иван ему кричит.
"Будь отец мне милосердный!
Вишь, как мучуся я, бедный!
Десять лет уж тут лежу...
Я и сам те услужу!.." --
Кит Ивана умоляет,
Сам же горько воздыхает.
"Ладно-ладно, рыба-кит!" --
Наш Иван ему кричит.
Тут конек под ним забился,
Прыг на берег -- и пустился,
Только видно, как песок
Вьется вихорем у ног.
Едут близко ли, далеко,
Едут низко ли, высоко
И увидели ль кого --
Я не знаю ничего.
Скоро сказка говорится,
Дело мешкотно творится.
Только, братцы, я узнал,
Что конек туда вбежал,
Где (я слышал стороною)
Небо сходится с землею,
Где крестьянки лен прядут,
Прялки на небо кладут.
Тут Иван с землей простился
И на небе очутился
И поехал, будто князь,
Шапка набок, подбодрясь.
"Эко диво! эко диво!
Наше царство хоть красиво, --
Говорит коньку Иван.
Средь лазоревых полян, --
А как с небом-то сравнится,
Так под стельку не годится.
Что земля-то!.. ведь она
И черна-то и грязна;
Здесь земля-то голубая,
А уж светлая какая!..
Посмотри-ка, горбунок,
Видишь, вон где, на восток,
Словно светится зарница...
Чай, небесная светлица...
Что-то больно высока!" --
Так спросил Иван конька.
"Это терем Царь-девицы,
Нашей будущей царицы, --
Горбунок ему кричит, --
По ночам здесь солнце спит,
А полуденной порою
Месяц входит для покою".
Подъезжают; у ворот
Из столбов хрустальный свод;
Все столбы те завитые
Хитро в змейки золотые;
На верхушках три звезды,
Вокруг терема сады;
На серебряных там ветках
В раззолоченных во клетках
Птицы райские живут,
Песни царские поют.
А ведь терем с теремами
Будто город с деревнями;
А на тереме из звезд --
Православный русский крест.
Вот конек во двор въезжает;
Наш Иван с него слезает,
В терем к Месяцу идет
И такую речь ведет:
"Здравствуй, Месяц Месяцович!
Я -- Иванушка Петрович,
Из далеких я сторон
И привез тебе поклон". --
"Сядь, Иванушка Петрович, --
Молвил Месяц Месяцович, --
И поведай мне вину
В нашу светлую страну
Твоего с земли прихода;
Из какого ты народа,
Как попал ты в этот край, --
Все скажи мне, не утаи", --
"Я с земли пришел Землянской,
Из страны ведь христианской, --
Говорит, садясь, Иван, --
Переехал окиян
С порученьем от царицы --
В светлый терем поклониться
И сказать вот так, постой:
"Ты скажи моей родной:
Дочь ее узнать желает,
Для чего она скрывает
По три ночи, по три дня
Лик какой-то от меня;
И зачем мой братец красный
Завернулся в мрак ненастный
И в туманной вышине
Не пошлет луча ко мне?"
Так, кажися? -- Мастерица
Говорить красно царица;
Не припомнишь все сполна,
Что сказала мне она". --
"А какая то царица?" --
"Это, знаешь, Царь-девица". --
"Царь-девица?.. Так она,
Что ль, тобой увезена?" --
Вскрикнул Месяц Месяцович.
А Иванушка Петрович
Говорит: "Известно, мной!
Вишь, я царский стремянной;
Ну, так царь меня отправил,
Чтобы я ее доставил
В три недели во дворец;
А не то меня, отец,
Посадить грозился на кол".
Месяц с радости заплакал,
Ну Ивана обнимать,
Целовать и миловать.
"Ах, Иванушка Петрович! --
Молвил Месяц Месяцович. --
Ты принес такую весть,
Что не знаю, чем и счесть!
А уж мы как горевали,
Что царевну потеряли!..
Оттого-то, видишь, я
По три ночи, по три дня
В темном облаке ходила,
Все грустила да грустила,
Трое суток не спала.
Крошки хлеба не брала,
Оттого-то сын мой красный
Завернулся в мрак ненастный,
Луч свой жаркий погасил,
Миру божью не светил:
Все грустил, вишь, по сестрице,
Той ли красной Царь-девице.
Что, здорова ли она?
Не грустна ли, не больна?" --
"Всем бы, кажется, красотка,
Да у ней, кажись, сухотка:
Ну, как спичка, слышь, тонка,
Чай, в обхват-то три вершка;
Вот как замуж-то поспеет,
Так небось и потолстеет:
Царь, слышь, женится на ней".
Месяц вскрикнул: "Ах, злодей!
Вздумал в семьдесят жениться
На молоденькой девице!
Да стою я крепко в том --
Просидит он женихом!
Вишь, что старый хрен затеял:
Хочет жать там, где не сеял!
Полно, лаком больно стал!"
Тут Иван опять сказал:
"Есть еще к тебе прошенье,
То о китовом прощенье...
Есть, вишь, море; чудо-кит
Поперек его лежит:
Все бока его изрыты,
Частоколы в ребра вбиты...
Он, бедняк, меня прошал,
Чтобы я тебя спрошал:
Скоро ль кончится мученье?
Чем сыскать ему прощенье?
И на что он тут лежит?"
Месяц ясный говорит:
"Он за то несет мученье,
Что без божия веленья
Проглотил среди морей
Три десятка кораблей.
Если даст он им свободу,
Снимет бог с него невзгоду,
Вмиг все раны заживит,
Долгим веком наградит".
Тут Иванушка поднялся,
С светлым месяцем прощался,
Крепко шею обнимал,
Трижды в щеки целовал.
"Ну, Иванушка Петрович! --
Молвил Месяц Месяцович. --
Благодарствую тебя
За сынка и за себя.
Отнеси благословенье
Нашей дочке в утешенье
И скажи моей родной:
"Мать твоя всегда с тобой;
Полно плакать и крушиться:
Скоро грусть твоя решится, --
И не старый, с бородой,
А красавец молодой
Поведет тебя к налою".
Ну, прощай же! Бог с тобою!"
Поклонившись, как умел,
На конька Иван тут сел,
Свистнул, будто витязь знатный,
И пустился в путь обратный.
На другой день наш Иван
Вновь пришел на окиян.
Вот конек бежит по киту,
По костям стучит копытом.
Чудо-юдо рыба-кит
Так, вздохнувши, говорит:
"Что, отцы, мое прошенье?
Получу ль когда прощенье?" --
"Погоди ты, рыба-кит!" --
Тут конек ему кричит.
Вот в село он прибегает,
Мужиков к себе сзывает,
Черной гривкою трясет
И такую речь ведет:
"Эй, послушайте, миряне,
Православны христиане!
Коль не хочет кто из вас
К водяному сесть в приказ,
Убирайся вмиг отсюда.
Здесь тотчас случится чудо:
Море сильно закипит,
Повернется рыба-кит..."
Тут крестьяне и миряне,
Православны христиане,
Закричали: "Быть бедам!"
И пустились по домам.
Все телеги собирали;
В них, не мешкая, поклали
Все, что было живота,
И оставили кита.
Утро с полднем повстречалось,
А в селе уж не осталось
Ни одной души живой,
Словно шел Мамай войной!
Тут конек на хвост вбегает,
К перьям близко прилегает
И что мочи есть кричит:
"Чудо-юдо рыба-кит!
Оттого твои мученья,
Что без божия веленья
Проглотил ты средь морей
Три десятка кораблей.
Если дашь ты им свободу,
Снимет бог с тебя невзгоду,
Вмиг все раны заживит,
Долгим веком наградит".
И, окончив речь такую,
Закусил узду стальную,
Понатужился -- и вмиг
На далекий берег прыг.
Чудо-кит зашевелился,
Словно холм поворотился,
Начал море волновать
И из челюстей бросать
Корабли за кораблями
С парусами и гребцами.
Тут поднялся шум такой,
Что проснулся царь морской:
В пушки медные палили,
В трубы кованы трубили;
Белый парус поднялся,
Флаг на мачте развился;
Поп с причетом всем служебным
Пел на палубе молебны;
А гребцов веселый ряд
Грянул песню наподхват:
"Как по моречку, по морю,
По широкому раздолью,
Что по самый край земли,
Выбегают корабли..."
Волны моря заклубились,
Корабли из глаз сокрылись.
Чудо-юдо рыба-кит
Громким голосом кричит,
Рот широкий отворяя,
Плесом волны разбивая:
"Чем вам, други, услужить?
Чем за службу наградить?
Надо ль раковин цветистых?
Надо ль рыбок золотистых?
Надо ль крупных жемчугов?
Все достать для вас готов!" --
"Нет, кит-рыба, нам в награду
Ничего того не надо, --
Говорит ему Иван, --
Лучше перстень нам достань --
Перстень, знаешь, Царь-девицы,
Нашей будущей царицы". --
"Ладно, ладно! Для дружка
И сережку из ушка!
Отыщу я до зарницы
Перстень красной Царь-девицы",-
Кит Ивану отвечал
И, как ключ, на дно упал.
Вот он плесом ударяет,
Громким голосом сзывает
Осетриный весь народ
И такую речь ведет:
"Вы достаньте до зарницы
Перстень красной Царь-девицы,
Скрытый в ящичке на дне.
Кто его доставит мне,
Награжу того я чином:
Будет думным дворянином.
Если ж умный мой приказ
Не исполните... я вас!"
Осетры тут поклонились
И в порядке удалились.
Через несколько часов
Двое белых осетров
К киту медленно подплыли
И смиренно говорили:
"Царь великий! не гневись!
Мы все море уж, кажись,
Исходили и изрыли,
Но и знаку не открыли.
Только ерш один из нас
Совершил бы твой приказ:
Он по всем морям гуляет,
Так уж, верно, перстень знает;
Но его, как бы назло,
Уж куда-то унесло".--
"Отыскать его в минуту
И послать в мою каюту!" --
Кит сердито закричал
И усами закачал.
Осетры тут поклонились,
В земский суд бежать пустились
И велели в тот же час
От кита писать указ,
Чтоб гонцов скорей послали
И ерша того поймали.
Лещ, услыша сей приказ,
Именной писал указ;
Сом (советником он звался)
Под указом подписался;
Черный рак указ сложил
И печати приложил.
Двух дельфинов тут призвали
И, отдав указ, сказали,
Чтоб, от имени царя,
Обежали все моря
И того ерша-гуляку,
Крикуна и забияку,
Где бы ни было нашли,
К государю привели.
Тут дельфины поклонились
И ерша искать пустились.
Ищут час они в морях,
Ищут час они в реках,
Все озера исходили,
Все проливы переплыли,
Не могли ерша сыскать
И вернулися назад,
Чуть не плача от печали...
Вдруг дельфины услыхали
Где-то в маленьком пруде
Крик неслыханный в воде.
В пруд дельфины завернули
И на дно его нырнули, --
Глядь: в пруде, под камышом,
Ерш дерется с карасем.
"Смирно! черти б вас побрали!
Вишь, содом какой подняли,
Словно важные бойцы!" --
Закричали им гонцы.
"Ну, а вам какое дело? --
ирш кричит дельфинам смело. --
Я шутить ведь не люблю,
Разом всех переколю!" --
"Ох ты, вечная гуляка
И крикун и забияка!
Все бы, дрянь, тебе гулять,
Все бы драться да кричать.
Дома -- нет ведь, не сидится!..
Ну да что с тобой рядиться, --
Вот тебе царев указ,
Чтоб ты плыл к нему тотчас".
Тут проказника дельфины
Подхватили за щетины
И отправились назад.
Ерш ну рваться и кричать:
"Будьте милостивы, братцы!
Дайте чуточку подраться.
Распроклятый тот карась
Поносил меня вчерась
При честном при всем собранье
Неподобной разной бранью..."
Долго ерш еще кричал,
Наконец и замолчал;
А проказника дельфины
Все тащили за щетины,
Ничего не говоря,
И явились пред царя.
"Что ты долго не являлся?
Где ты, вражий сын, шатался?"
Кит со гневом закричал.
На колени ерш упал,
И, признавшись в преступленье,
Он молился о прощенье.
"Ну, уж бог тебя простит! --
Кит державный говорит. --
Но за то твое прощенье
Ты исполни повеленье". --
"Рад стараться, чудо-кит!" --
На коленях ерш пищит.
"Ты по всем морям гуляешь,
Так уж, верно, перстень знаешь
Царь-девицы?" -- "Как не знать!
Можем разом отыскать". --
"Так ступай же поскорее
Да сыщи его живее!"
Тут, отдав царю поклон,
Ерш пошел, согнувшись, вон.
С царской дворней побранился,
За плотвой поволочился
И салакушкам шести
Нос разбил он на пути.
Совершив такое дело,
В омут кинулся он смело
И в подводной глубине
Вырыл ящичек на дне --
Пуд по крайней мере во сто.
"О, здесь дело-то не просто!"
И давай из всех морей
Ерш скликать к себе сельдей.
Сельди духом собралися,
Сундучок тащить взялися,
Только слышно и всего --
"У-у-у!" да "о-о-о!"
Но сколь сильно ни кричали,
Животы лишь надорвали,
А проклятый сундучок
Не дался и на вершок.
"Настоящие селедки!
Вам кнута бы вместо водки!" --
Крикнул ерш со всех сердцов
И нырнул по осетров.
Осетры тут приплывают
И без крика подымают
Крепко ввязнувший в песок
С перстнем красный сундучок.
"Ну, ребятушки, смотрите,
Вы к царю теперь плывите,
Я ж пойду теперь ко дну
Да немножко отдохну:
Что-то сон одолевает,
Так глаза вот и смыкает..."
Осетры к царю плывут,
Ерш-гуляка прямо в пруд
(Из которого дельфины
Утащили за щетины),
Чай, додраться с карасем, --
Я не ведаю о том.
Но теперь мы с ним простимся
И к Ивану возвратимся.
Тихо море-окиян.
На песке сидит Иван,
Ждет кита из синя моря
И мурлыкает от горя;
Повалившись на песок,
Дремлет верный горбунок.
Время к вечеру клонилось;
Вот уж солнышко спустилось;
Тихим пламенем горя,
Развернулася заря.
А кита не тут-то было.
"Чтоб те, вора, задавило!
Вишь, какой морской шайтан! --
Говорит себе Иван. --
Обещался до зарницы
Вынесть перстень Царь-девицы,
А доселе не сыскал,
Окаянный зубоскал!
А уж солнышко-то село,
И..." Тут море закипело:
Появился чудо-кит
И к Ивану говорит:
"За твое благодеянье
Я исполнил обещанье".
С этим словом сундучок
Брякнул плотно на песок,
Только берег закачался.
"Ну, теперь я расквитался.
Если ж вновь принужусь я,
Позови опять меня;
Твоего благодеянья
Не забыть мне... До свиданья!"
Тут кит-чудо замолчал
И, всплеснув, на дно упал.
Горбунок-конек проснулся,
Встал на лапки, отряхнулся,
На Иванушку взглянул
И четырежды прыгнул.
"Ай да Кит Китович! Славно!
Долг свой выплатил исправно!
Ну, спасибо, рыба-кит! --
Горбунок конек кричит. --
Что ж, хозяин, одевайся,
В путь-дорожку отправляйся;
Три денька ведь уж прошло:
Завтра срочное число.
Чай, старик уж умирает".
Тут Ванюша отвечает:
"Рад бы радостью поднять,
Да ведь силы не занять!
Сундучишко больно плотен,
Чай, чертей в него пять сотен
Кит проклятый насажал.
Я уж трижды подымал;
Тяжесть страшная такая!"
Тут конек, не отвечая,
Поднял ящичек ногой,
Будто камушек какой,
И взмахнул к себе на шею.
"Ну, Иван, садись скорее!
Помни, завтра минет срок,
А обратный путь далек".
Стал четвертый день зориться.
Наш Иван уже в столице.
Царь с крыльца к нему бежит.
"Что кольцо мое?" -- кричит.
Тут Иван с конька слезает
И преважно отвечает:
"Вот тебе и сундучок!
Да вели-ка скликать полк:
Сундучишко мал хоть на вид,
Да и дьявола задавит".
Царь тотчас стрельцов позвал
И немедля приказал
Сундучок отнесть в светлицу,
Сам пошел по Царь-девицу.
"Перстень твой, душа, найден, --
Сладкогласно молвил он, --
И теперь, примолвить снова,
Нет препятства никакого
Завтра утром, светик мой,
Обвенчаться мне с тобой.
Но не хочешь ли, дружочек,
Свой увидеть перстенечек?
Он в дворце моем лежит".
Царь-девица говорит:
"Знаю, знаю! Но, признаться,
Нам нельзя еще венчаться". --
"Отчего же, светик мой?
Я люблю тебя душой;
Мне, прости ты мою смелость,
Страх жениться захотелось.
Если ж ты... то я умру
Завтра ж с горя поутру.
Сжалься, матушка царица!"
Говорит ему девица:
"Но взгляни-ка, ты ведь сед;
Мне пятнадцать только лет:
Как же можно нам венчаться?
Все цари начнут смеяться,
Дед-то, скажут, внуку взял!"
Царь со гневом закричал:
"Пусть-ка только засмеются --
У меня как раз свернутся:
Все их царства полоню!
Весь их род искореню!"
"Пусть не станут и смеяться,
Все не можно нам венчаться, --
Не растут зимой цветы:
Я красавица, а ты?..
Чем ты можешь похвалиться?" --
Говорит ему девица.
"Я хоть стар, да я удал! --
Царь царице отвечал. --
Как немножко приберуся,
Хоть кому так покажуся
Разудалым молодцом.
Ну, да что нам нужды в том?
Лишь бы только нам жениться".
Говорит ему девица:
"А такая в том нужда,
Что не выйду никогда
За дурного, за седого,
За беззубого такого!"
Царь в затылке почесал
И, нахмуряся, сказал:
"Что ж мне делать-то, царица?
Страх как хочется жениться;
Ты же, ровно на беду:
Не пойду да не пойду!" --
"Не пойду я за седова, --
Царь-девица молвит снова. --
Стань, как прежде, молодец,
Я тотчас же под венец". --
"Вспомни, матушка царица,
Ведь нельзя переродиться;
Чудо бог один творит".
Царь-девица говорит:
"Коль себя не пожалеешь,
Ты опять помолодеешь.
Слушай: завтра на заре
На широком на дворе
Должен челядь ты заставить
Три котла больших поставить
И костры под них сложить.
Первый надобно налить
До краев водой студеной,
А второй -- водой вареной,
А последний -- молоком,
Вскипятя его ключом.
Вот, коль хочешь ты жениться
И красавцем учиниться, --
Ты без платья, налегке,
Искупайся в молоке;
Тут побудь в воде вареной,
А потом еще в студеной,
И скажу тебе, отец,
Будешь знатный молодец!"
Царь не вымолвил ни слова,
Кликнул тотчас стремяннова.
"Что, опять на окиян? --
Говорит царю Иван. --
Нет уж, дудки, ваша милость!
Уж и то во мне все сбилось.
Не поеду ни за что!" --
"Нет, Иванушка, не то.
Завтра я хочу заставить
На дворе котлы поставить
И костры под них сложить.
Первый думаю налить
До краев водой студеной,
А второй -- водой вареной,
А последний -- молоком,
Вскипятя его ключом.
Ты же должен постараться
Пробы ради искупаться
В этих трех больших котлах,
В молоке и в двух водах". --
"Вишь, откуда подъезжает! --
Речь Иван тут начинает.
Шпарят только поросят,
Да индюшек, да цыплят;
Я ведь, глянь, не поросенок,
Не индюшка, не цыпленок.
Вот в холодной, так оно
Искупаться бы можно,
А подваривать как станешь,
Так меня и не заманишь.
Полно, царь, хитрить, мудрить
Да Ивана проводить!"
Царь, затрясши бородою:
"Что? рядиться мне с тобою! --
Закричал он. -- Но смотри!
Если ты в рассвет зари
Не исполнишь повеленье, --
Я отдам тебя в мученье,
Прикажу тебя пытать,
По кусочкам разрывать.
Вон отсюда, болесть злая!"
Тут Иванушка, рыдая,
Поплелся на сеновал,
Где конек его лежал.
"Что, Иванушка, невесел?
Что головушку повесил? --
Говорит ему конек. --
Чай, наш старый женишок
Снова выкинул затею?"
Пал Иван к коньку на шею,
Обнимал и целовал.
"Ох, беда, конек! -- сказал. --
Царь вконец меня сбывает;
Сам подумай, заставляет
Искупаться мне в котлах,
В молоке и в двух водах:
Как в одной воде студеной,
А в другой воде вареной,
Молоко, слышь, кипяток".
Говорит ему конек:
"Вот уж служба так уж служба!
Тут нужна моя вся дружба.
Как же к слову не сказать:
Лучше б нам пера не брать;
От него-то, от злодея,
Столько бед тебе на шею...
Ну, не плачь же, бог с тобой!
Сладим как-нибудь с бедой.
И скорее сам я сгину,
Чем тебя, Иван, покину.
Слушай: завтра на заре,
В те поры, как на дворе
Ты разденешься, как должно,
Ты скажи царю: "Не можно ль,
Ваша милость, приказать
Горбунка ко мне послать,
Чтоб впоследни с ним проститься".
Царь на это согласится.
Вот как я хвостом махну,
В те котлы мордой макну,
На тебя два раза прысну,
Громким посвистом присвистну,
Ты, смотри же, не зевай:
В молоко сперва ныряй,
Тут в котел с водой вареной,
А оттудова в студеной.
А теперича молись
Да спокойно спать ложись".
На другой день, утром рано,
Разбудил конек Ивана:
"Эй, хозяин, полно спать!
Время службу исполнять".
Тут Ванюша почесался,
Потянулся и поднялся,
Помолился на забор
И пошел к царю во двор.
Там котлы уже кипели;
Подле них рядком сидели
Кучера и повара
И служители двора;
Дров усердно прибавляли,
Об Иване толковали
Втихомолку м