Г.К.Честертон. По обе стороны зеркала
----------------------------------------------------------------------------
Перевод Н. М. Демуровой
Lewis Carroll. Alice's adventures in wonderland.
Through the looking-glass and what Alice found there
Льюис Кэрролл. Приключения Алисы в стране чудес
Сквозь зеркало и что там увидела Алиса, или Алиса в зазеркалье
2-е стереотипное издание
Издание подготовила Н. М. Демурова
М., "Наука", Главная редакция физико-математической литературы, 1991
OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------
Все мы говорим, что сравнения одиозны; интересно, знает ли хоть один из
нас - почему. По существу сравнения вообще применяются для более точного
различения степеней и свойств; так зоолог, решив дать четкое и исчерпывающее
описание жирафа, сказал, что "он выше слона, но не так массивен". Здесь нет
ничего одиозного - нет никакого намека на жестокость по отношению к диким
слонам или излишнюю мягкость и попустительство по отношению к жирафам. Но
когда от природы естественной мы переходим к природе человеческой, сравнение
всегда отдает уничижением. По-моему, объясняется это так: по какой-то
причине, вероятно, вследствие первородного греха, запас слов, выражающих
хвалу, у нас чрезвычайно невелик по сравнению с богатым и разработанным
словарем, выражающим хулу. Ученого или интеллектуала, который нам не по
душе, можно назвать педантом или сухарем, но у нас нет специального слова
для ученого или интеллектуала, который нам по душе. Светского человека,
который нам неприятен, можно назвать снобом, но у нас нет специального слова
для светского человека, который нам приятен. В результате нам не остается
ничего иного, как называть наших друзей людьми "милыми". Представьте себе,
что вы называете "милым" доктора Джонсона {1}, а Фокса {2} - тоже "милым" и
Нелсона {3} - "милым"! Эти характеристики не будут отличаться ни точностью,
ни разнообразием!
Недавно я одновременно читал две книги о писателях, которые оба были
очень "милы" и сочиняли очень "милые" книги. Речь идет о двух великих
детских сказочниках XIX в. Вместе с тем трудно себе представить двух других
людей, которые были бы до такой степени во всем противоположны друг другу;
но, если я не ограничусь тем, что назову их обоих "милыми", а попытаюсь
сравнить их или рассказать о том, что они собой представляли, впечатление
создастся такое, будто я хвалю одного из них и порицаю другого. Это потому,
что мы не умеем разнообразить хвалу так, как мы разнообразим порицание.
Одним из этих людей был Чарлз Доджсон, известный более под именем Льюиса
Кэрролла, оксфордский ученый и очень викторианский англичанин духовного
звания; другим - Ханс Христиан Андерсен, странный, больной, мучимый
видениями датский крестьянин и автор бессмертных сказок.
Когда я говорю, что Льюис Кэрролл был очень викторианским англичанином,
это звучит упреком, хотя должно было бы звучать также и комплиментом - вот
только гораздо труднее найти слова для описания того, что было в
викторианской Англии доброго, чем для того, что в ней было дурного. Если я
скажу, что Доджсон-ученый по сравнению с Андерсеном-крестьянином был
традиционен, благополучен и респектабелен, эти слова прозвучат
неодобрительно, но только потому, что у вас нет слов для того, чтобы
выразить доброе отношение к тому доброму и хорошему, что зачастую бывает
связано с традиционностью и благополучием.
Было бы невероятной глупостью считать Викторианский Век только
традиционным и благополучным, забыв о том, что он породил новый тип поэзии,
которая была неукротимой до крайности, и в то же время до крайности
невинной. То была поэзия чистого нонсенса, которой никогда не существовало
до того и, возможно, никогда не будет существовать позже. Льюис Кэрролл - не
единственный ее представитель; Эдвард Лир, как мне представляется, во многом
его превзошел; и я позволю себе вступиться за "Катавампуса" и другие повести
судьи Парри {4}, которые нисколько не менее нравились юным читателям. Письма
Льюиса Кэрролла к детям доказывают не только, что он любил детей, но и что
дети любили его; и все же я полагаю, что его интеллектуальные эскапады
предназначались для взрослых. В Льюисе Кэрролле все было связано с тем, что
он называл Логической Игрой; кстати, считать логику игрой очень
по-викториански. Викторианцам надо было изобрести некий Эфемерный Эдем, где
они могли бы наслаждаться доброй логикой, ибо всему серьезному они
предпочитали дурную логику. Это не парадокс - или, во всяком случае,
парадокс, в котором повинны они сами. Маколей {5}, Бейжхот {6} и все их
наставники внушили им, что Британская Конституция должна быть нелогичной -
они называли это практичностью. Прочтите великий Билль о Реформе {7} - а
затем прочтите "Алису в Стране чудес". Чтобы быть логичными, им нужно было
отправиться в Страну чудес. Потому я и подозреваю, что лучшее у Льюиса
Кэрролла было написано не взрослым для детей, но ученым для ученых. Самые
блестящие его находки отличаются не только математической точностью, но и
зрелостью. На одной только несравненной фразе "Видала я такие холмы, рядом с
которыми этот - просто равнина!" {8} можно было бы построить с десяток
лекций против ереси о простейшей Относительности.
Правда, можно усомниться в том, что маленькие девочки, для которых
писал Кэрролл, мучились релятивистским скептицизмом. Но в том-то отчасти и
состоит величайшее достижение Льюиса Кэрролла. Он не только учил детей
стоять на голове; он учил стоять на голове и ученых. А это для головы
хорошая проверка. Когда викторианцам хотелось устроить себе каникулы, они их
и устраивали, настоящие интеллектуальные каникулы. Они сумели создать мир,
который - для меня по меньшей мере - до сих пор остается своеобразным
прибежищем и тайными каникулами, мир, в котором чудища, в других сказках
устрашающие, превращались в мирных домашних животных. Ничто не отнимет у
викторианцев этого достижения. То был нонсенс ради нонсенса. Если мы
спросим, где нашли это волшебное зеркало, ответ будет таким: среди очень
мягкой и удобной викторианской мебели; иными словами, это произошло потому,
что благодаря исторической случайности Доджсон, Оксфорд и Англия в то время
наслаждались благополучием и безопасностью. Они знали, что им не предстоит
никаких битв - разве что внутри партийной системы, где Труляля и Траляля
условились сражаться {9}, причем уговор их гораздо более бросается в глаза,
чем сраженья. Они знали, что их Англии не грозит ни вражеское нападение, ни
революция; они знали, что она богатеет за счет торговли; они не понимали,
что сельское хозяйство умирает, возможно, потому, что оно уже было мертво;
крестьян у них не было.
Прямой противоположностью всему этому был второй великий детский
писатель, биография которого превосходно изложена в "Жизни Ханса Христиана
Андерсена" Сигне Токсвиг {10}. Ханс Андерсен сам был крестьянином, более
того, он родился в стране, которая до сих пор остается крестьянской. Во
всем, что только возможно, Ханс Андерсен являл собой прямую
противоположность благополучному ученому в уютной викторианской гостиной.
Ханса обдували все ветры, которые проносились над землей, он был
крестьянином на своем поле, крестьянином на европейском поле битв. Он рос
коекак, исполненный какого-то жалкого и жадного честолюбия, которого не
увидишь в ученых из Оксфорда. Он все познал, включая собственную слабость и
собственные желания. Он совершал сотни поступков, глупейших поступков,
которые мистер Доджсон счел бы немыслимыми; но, оттого что он был
крестьянином, все это имело свое вознаграждение. Он сохранил связь с
древнейшей традицией таинства и величия, традицией земли; ему не нужно было
создавать новую и к тому же весьма искусственную разновидность сказки из
треугольников и силлогизмов.
Ханс Андерсен был не только любимцем детей; он сам был ребенком. Он был
одним из тех великих детей нашего христианского прошлого, коих осенила
божественная милость, называемая "прерванным развитием". Его пороки, были
пороками ребенка - и это были очень неприятные пороки. Почему же пожилые
люди, прочитав эту книгу, проникаются любовью к Хансу Андерсену? Я отвечу:
потому, что наибольшую любовь вызывает смирение. А Ханса Андерсена отличало
бесконечное честолюбие, основанное на смирении. Я знаю, что современные
психологи называют такое сочетание комплексом неполноценности, - но в
человеке, который не скрывает своего честолюбия, всегда есть некая толика
смирения.
Бедный Ханс Андерсен делал это так откровенно и так беззастенчиво, как
никто. Однако здесь я хочу лишь упомянуть о тех мыслях, которые вызывают эти
два противоположных характера, ни один из которых, надеюсь, никогда не будет
забыт как классик детской литературы. У обоих было множество подражателей;
надеюсь, меня правильно поймут, если я скажу, что Ханс Андерсен, возможно,
более велик, ибо сам был подражателем. Этого великого крестьянина, этого
великого поэта в прозе отличало одно крестьянское свойство, утерянное
викторианцами, - древнее чутье относительно чудес, связанных с обычными
бытовыми предметами. Ханс Андерсен нашел бы их более но ею сторону зеркала,
чем Алиса во всем Зазеркалье. Там - фантастические математические проекции;
только зачем проходить через зеркало, если эльфы могут вдохнуть душу во все
прочие домашние предметы, во все столы и стулья?
Мои сравнения становятся одиозными. Это потому, что в словесной хвале
нет разнообразия. Попытка обозначить различия отдает уничижением. Что же
лучше: выделить из застывшего торгашества современного мира пьянящее молодое
вино, нет, мед интеллектуального нонсенса, или увеличить древнее и
великолепное собрание даров фантазии, воссоздав на свой лад великую
волшебную сказку, которая на деле является сказкой народной? Я знаю только,
что если вы попытаетесь лишить меня любого из них, я этого не потерплю.
* * * * *
Г. К. Честертон
ПО ОБЕ СТОРОНЫ ЗЕРКАЛА
G. K. Chesterton. Both Sides of the Looking-Glass. Перевод статьи Г. К.
Честертона "По обе стороны зеркала" печатается по тексту сборника "Соль
жизни и другие эссе" (G. К. Chesterton. The Spice of Life and Other Essays.
Beacongfield. 1964).
1 Доктор Джонсон - см. примеч. 7, с. 347.
2 Фокс, Чарлз Джеймс (1749-1806) - английский государственный деятель,
член партии вигов, выразитель идей радикализма.
3 Нелсон, Хорейс (1758-1805) - английский адмирал, прославленный своими
победами над французским флотом.
4 Парри, Эдвард Эбботт (1863-1943) - манчестерский судья, автор двух
сказочных повестей для детей "Катавампус" (1895) и "Баттерскотия" (189G), в
которые вошли его наиболее известные стихи.
5 Маколей, Томас Бэбингтон (1800-1859) - английский историк, эссеист,
поэт и государственный деятель.
6 Бейжхот, Уолтер (1826-1877) - английский экономист, автор монографии
"Английская конституция" (1867), переведенной на несколько языков, книги
"Физика и политика" (1872) и др.
7 Билль о Реформе - законопроект 1832 г. о реформе парламентского
представительства в Англии. Так же назывались и последующие законодательства
о расширении представительства (1867 г., 1884 г. и пр.).
"Видала я такие холмы, рядом с которыми этот - просто равнина!" - См.
"Алису в Зазеркалье", глава II.
9 ...где Труляля " Траляля условились сражаться... - См. "Алису в
Зазеркалье", глава IV.
10 Сигне Токсвиг. - Биография Ханса Христиана Андерсена, написанная
Токсвиг, вышла в свет на английском языке в 1933 г. (S. Toksvig. The Life of
Hans Christian Andersen. L., 1933).
Н. М. Демурова
Last-modified: Sat, 24 Jan 2004 13:34:30 GMT