на вооружении США. - Ого! Да это действительно солидная лавочка. - Чертовски верно подмечено, - ответил Бартоломью Бронзини, впервые заметив, что на передней панели автоответчика стоит надпись "Нишитцу". - У них есть свободные деньги, и компания хочет заняться кинопроизводством. Начать решили с твоего фильма. Так что они хотят встретиться с тобой как можно скорее. - Займись этим. - Мы уже обо всем договорились. Ты сегодня же вылетаешь ночным рейсом в Токио. - Я не собираюсь лететь ни в какое Токио. Пускай приедут они. - У них так не принято, ты же знаешь. Ты уже снимал для японского телевидения рекламу ветчины. - Не напоминай, - поморщившись, попросил Бронзини. Когда в кино дела у него пошли неважно, он согласился сняться в нескольких рекламных роликах для японского рынка, оговорив при этом, что они никогда не появятся на американском телевидении. "Нэшнл Инквайрер" опубликовал по этому поводу заметку под названием "Бронзини идет работать на скотобойню". - Так вот, компания, выпускавшая ветчину - одно из дочерних предприятий Нишитцу. Эти ребята успели влезть почти во все отрасли производства. Бронзини заколебался. - Так они хотят снять фильм по моему сценарию, а? - И это еще не самое интересное. Они предлагают тебе миллион долларов за исполнение главной роли. Можешь себе такое представить? - А сколько получится, если перевести миллион йен в доллары? - В том то и дело, что они платят в долларах. Как ты думаешь, может эти японцы просто спятили? Первой реакцией Бронзини было: - Столько не платят ни одному актеру в мире! Через секунду он спросил: - А как с уплатой налогов? - Они говорят, что это сумма гонорара чистыми. Знаю, звучит неправдоподобно, но... - Это и есть полная чушь, и ты сам прекрасно это понимаешь. Я не собираюсь в это влезать. - Но Барт, детка, дальше - больше. Режиссером фильма будет Куросава. - Акиро Куросава? Да это же великий режиссер, черт его подери! Я что угодно отдал бы, чтобы с ним работать. Это просто не может быть правдой! - Пара условий все же имеется, - признал Шон. - Они хотят немного подредактировать сценарий. Всего пара незначительных изменений. Знаю, знаю, обычно за сценарий отвечаешь только ты, но, послушай, Барт, хотя рыбки вокруг плавает порядком, клюнула только эта. - Можешь не говорить. Я только что вернулся из Дворф-Стар. - Ну и как? - Вышел скандал. - Надеюсь, ты не стал в очередной раз рвать рубашку на груди? - Я потерял голову. Такое иногда случается. - Сколько раз мне тебе повторять, что это уже не срабатывает. Мускулистые супермены остались далеко в восьмидесятых. Ну да ладно, что сделано, то сделано. Так ты летишь на этом самолете, или нет? Подожди, прежде, чем ты ответишь, должен тебя предупредить: или ты примешь их предложение, или стоит подумать над фильмом "Ринго-6: Живой мертвец". - Только не это, - ответил Бронзини, горестно рассмеявшись. - В студии я провел чуть ли не больше раундов, чем Мохаммед Али. Что ж, думаю, в моем положении выбирать не приходится. - Отлично, я все устрою. Запомни, я с тобой. Чао. Бартоломью Бронзини повесил трубку. Бросив взгляд на телефон, он заметил, что хотя тот и назывался "Манга", эмблема корпорации совпадала со значком Нишитцу, стоявшим на автоответчике. Включив компьютер, Бронзини принялся печатать указания своей многочисленной прислуге. Попутно он обнаружил, что на клавиатуре тоже стоит слово "Нишитцу". Раскатисто рассмеявшись, он произнес вслух: - Как здорово, что войну выиграли все-таки мы. Бартоломью Бронзини и не подозревал, какая ирония заключалась в этой его фразе. ГЛАВА ВТОРАЯ Его звали Римо, и он во что бы то ни стало собирался убить Санта-Клауса. Над Колледж-Хилл, с которого открывался вид на Провиденс, штат Род-Айленд, шел снег. Крупные белые хлопья опускались на землю с легким шелестом, различить который мог только человек, обладавший таким острым слухом, как у Римо. Снег пошел совсем недавно, однако под ногами у него уже лежал нетронутый белый покров. Когда Римо двинулся вперед, снег за его спиной оставался таким же девственно-чистым - его итальянские мокасины не оставляли ни малейших следов. Римо шел по пустынной Бенефит-стрит, двигаясь мягко и бесшумно, как кошка. Его белая футболка совершенно сливалась со снегом, и только худые руки с необычно широкими запястьями порой просвечивали сквозь падающие снежинки. Спортивные штаны, довершавшие костюм Римо, были серого света, но из-за налипшего на них снега тоже казались почти белыми. Благодаря такой маскировке Римо был почти невидим. Однако никакая маскировка не могла объяснить тот факт, что он не оставлял за собой следов. Остановившись посредине улицы, Римо обвел взглядом безмолвные ряды ухоженных домов, выстроенных в колониальном стиле, с характерными полукруглыми окнами на дверьми. На Бенефит-стрит не было ни одной машины - было уже начало двенадцатого, а в Провиденс ложатся спать довольно рано. Однако сейчас, за неделю до Рождества, вовсе не привычный распорядок дня заставил жителей этого обособленного города разойтись по домам так рано. Они боялись - боялись Санта-Клауса. Римо снова двинулся вперед. На том месте, где он только что останавливался, остались два явственных отпечатка ног, однако дальше следы не вели. Если бы Римо оглянулся и заметил это сверхъестественное явление, на его скуластом лице возможно, отразилось бы удивление. Нет, вовсе не из-за таинственного отсутствия следов - ведь он привык, что под его шагами ни одна песчинка, ни один лист не зашуршат и не сдвинутся с места. Его мог бы удивить лишь скрытый в этом символизм - ведь официально его, Римо, тоже не существовало. Когда-то, много лет назад, Римо был полицейским в Нью-Джерси. Его обвинили в убийстве мелкого торговца наркотиками, и приговорили к казни на электрическом стуле. Но вместе с приговором Римо получил и новый шанс, благодаря которому все следы его прошлой жизни были тщательно стерты, и на свет появился новый, более совершенный Римо. Ведь Римо стал Мастером Синанджу. Его обучили искусству наемных убийц-ассассинов, и он работал на тайную организацию, подчиненную правительству Соединенных Штатов, и известную как КЮРЕ. Задачей Римо было обнаруживать и обезвреживать врагов государства. А сегодня в его задание входило убить Санта-Клауса. Сам Римо не имел ничего против достопочтенного Святого. По сути дела, он давно уже в него не верил. Санта-Клаус был для него веселой сказкой, олицетворявшей счастливое детство, то детство, которое Римо так и не удалось ощутить в полной мере, поскольку вырос он в приюте. Тем не менее, хотя Римо и был лишен нормального детства, он не испытывал особенного чувства обиды. Может быть, только чуть-чуть. В это время года он обычно ощущал, что Рождество, всеобщий детский праздник, это что-то такое, чего ему никогда не прочувствовать до конца. Вот почему Римо собирался убить Санта-Клауса. Этот негодяй лишал праздника детей, не похожих на него, ребят, у которых были мамы, папы, братья и сестры. Невинных детей, сидевших в теплых, уютных домах вокруг елки, которую они украшали всей семьей, а не под руководством монахинь из приюта. Римо никогда не увидеть такого Рождества, но черт побери, он не позволит какому-то жирному неряхе в красном кафтане и с топором в руках лишить этого праздника еще одного ребенка. Римо закончил осмотр Бенефит-стрит. Это была старая часть Провиденс, где время, казалось, остановилось. Горящие на улицах фонари, наверное, светили точно так же, как и сто лет назад. Дома словно принадлежали другой эпохе. У многих каменных лестниц виднелись кованые железные пластины, о которые во времена конных трамваев жители города соскребали грязь с башмаков. Теперь же это были всего лишь забавные вещицы, пережиток старины. Этим вечером Санта-Клаус еще не успел потревожить покой Бенефит-стрит. Полный силуэт в кафтане не пробирался, крадучись, по крышам домов, бородатое лицо не заглядывало в окна, слегка постукивая по стеклу пальцами. Римо пошел по направлению к Проспект-парку, разбитому на склоне холма, откуда открывался вид на Бенефит-стрит и на весь остальной город. Подойдя к высеченной из гранита статуе Роджера Уильямса, он уселся на парапет. Возвышающийся над ним памятник беспомощно поднимал руку, на которой не хватало отбитого пальца, словно говоря: "Боже, почему именно мой город..." Римо, исподлобья оглядывая заснеженный крыши домов, тоже задавал себе этот вопрос. На его скуластом лице застыло напряженное выражение. Время от времени он непроизвольно потирал запястья. Обычно Римо редко задавался вопросом "Почему?". По крайней мере, когда нужно было выполнить такое пустяковое задание. Он никогда не спрашивал у торговцев наркотиками, почему они продают кокаин, прежде чем свернуть им шею. Мафиози даже не пытались объясниться перед тем, как Римо разбивал их трещавшие, словно яичные скорлупки, головы - он все равно не стал бы их слушать. Двадцать лет он занимался своим делом, и все, в конечном счете, сводилось к одному - новые люди, совершающие старые преступления. Только и всего. Однако Санта не уйдет от него, не объяснившись. На это раз Римо сделает исключение, и задаст ему этот вопрос. Сквозь плотные хлопья падающего снега луна казалась огромным размытым снежком. Ее неровный свет отражался на золотом куполе здания Городского Совета. Римо внезапно понял, что это красивый город. Он легко мог представить себе, что перенесся в девятнадцатый век. Римо стало вдруг интересно, чем занимались тогда его предки, кем они были, однако он не имел об этом ни малейшего представления. И тем не менее, он мог во всех подробностях рассказать, чем занимались посланцы одной корейской рыбачьей деревушки в любом году прошедшего столетия, на выбор. Они, как и он, были Мастера Синанджу, но могли считаться его предками лишь по духовной линии. Вокруг было необыкновенно тихо, и чуткий слух Римо позволял уловить обрывки разговоров, доносившихся из живописных особняков, сгрудившихся внизу. Поворачиваясь из стороны в сторону, словно ожившая радарная установка, он, не стараясь прислушиваться, просто позволил фразам плыть к себе. - ...Молли, беги быстрей! Показывают ту серию, которую мы пропустили!... - ...Сторож! Сторож Филлипс! Если вы немедленно мне не ответите... - ...Санта! Как ты рано! - Голос явно принадлежал маленькому мальчику. В ту же секунду к нему присоединился другой, недовольный, избалованный голос. - Что там, Томми? Ты меня разбудил. Противный мальчишка! - Это Санта-Клаус, он у нашего окна. Послышался топот маленьких ножек. - Дай мне взглянуть, ну дай же! Усилием воли Римо заставил себя расслабиться. Напряжение могло уменьшить приток крови к мозгу и, тем самым, ухудшить чувствительность. Пытаясь точнее уловить, откуда слышится этот разговор, он все медленнее и медленнее поворачивал голову. До Римо донесся звук открываемого окна и хриплый невнятный голос, произнесший: "Хо-хо-хо!" От звука этого голоса кровь застыла у Римо в жилах. Он ведь помнил каждую деталь из газетных заметок, которыми перед заданием снабдило его начальство. Эти заметки вызвали у него поочередно тошноту, злобу, а потом жгучую, как расплавленный свинец, ярость. От подножия холма, поросшего густым кустарником, парапет отделял почти пятнадцатиметровый склон. Это был самый короткий путь к нужному дому. Римо встал на ноги. Снежинки, словно пауки, скользящие по невидимым нитям, одна за другой падали на землю вокруг него. Дыхание Римо замедлилось, он набирал в легкие лишь столько воздуха, чтобы сохранить жизнеспособность. Римо ощутил падающий снег, поймал его ритм, спокойную, уверенную в себе непоколебимость. И в тот момент, когда он и снегопад слились в единое целое, Римо прыгнул вперед. Он почувствовал, что хлопья снега летят ему навстречу, ощутил каждую снежинку в отдельности, увидев в ней не мягкий недолговечный клочок пуха, а твердые, прочные кристаллы. Он увидел их внутреннюю силу, их неповторимость. Хлопья снега устремлялись к нему, как братья, и не таяли, касаясь обнаженных рук или лица Римо, таких же холодных, как и они сами. Человек мыслил так же, как и они, и на мгновение словно стал одной их снежинок. Римо полетел к подножию холма точно с такой же скоростью, как и падавшие вокруг снежные крупинки. Когда его ноги коснулись земли, он был весь покрыт снегом. На это раз он все же оставил следы - всего два отпечатка ног, а потом скользнул вниз по склону, ничем больше не выдавая своего присутствия. Взгляд Римо был устремлен на потемневший от времени каменный дом, в котором горело одно-единственное окно. Через секунду на фоне освещенного прямоугольника появилось темное пятно, заслонившее свет, словно зловещее затмение. Выругавшись сквозь зубы, Римо бросился к дому. Чтобы добраться до защелки, Томми Атвеллсу пришлось забраться на подоконник. Одетый в оранжевую пижаму, он стоял у окна, и колени его дрожали от напряжения. - Скорее, Томми, - торопила его сестра. - Санта замерз. - Я пытаюсь, - ответил Томми, и широко улыбающееся лицо за окном нетерпеливо придвинулось ближе. Ухватившись обеими руками, Томми, наконец, удалось открыть отскочившую со стуком защелку. - Вот, получилось, - воскликнул он, спрыгивая на пол. Оконная рама, скрипя, поднялась, и Томми отступил назад, к коробке с игрушками, поближе к стоявшей с широко раскрытыми от изумления глазами сестре. Он уже много слышал о Санта-Клаусе, однако никогда не думал, что на самом деле он такой огромный. Когда Санта протиснулся в комнату сквозь окно, Томми внезапно пришел в голову вопрос: - А почему... Почему ты так рано? Мама говорит, что Рождество наступит только на следующей неделе. - Хо-хо-хо, - только рассмеялся в ответ Санта. Сняв с плеча внушительных размеров мешок с торчавшей наружу словно огромный леденец красной рукояткой, он опустил его на пол. Потом он затопал к дрожавшим на сквозняке детям, широко расставив руки, и в глазах его загорелся огонек. Огромная тень Санты накрыла стоявших рядом Томми с сестрой. Когда Римо подбежал к дому, окно первого этажа уже было закрыто. Стекло удерживала окаменевшая на морозе замазка. Протянув руку, Римо аккуратно толкнул стекло, и под его нажимом оно слегка подалось. Тогда он надавил посильнее, инстинктивно чувствуя, где оно держится хуже всего. Затем, перехватившись поудобнее, он твердым, но несильным движением выдавил стекло, поймав его в воздухе, отбросил в наметенный у окна сугроб и пролез внутрь. Римо оказался в детской спальне. Хотя белье было смято, обе кровати стояли пустые. В комнате пахло мятной жевательной резинкой, в коробке с игрушками валялась недоеденная конфета. Стараясь не ослаблять внимания, Римо скользнул к открытой двери. - Оооо, подарки! - раздался голос девочки. - А можно... Можно открыть их прямо сейчас, Санта? - На этот раз говорил мальчик. - Хо-хо-хо, - раздался в ответ смех Санта-Клауса, приглушенный треском разрываемой оберточной бумаги. Римо осторожно вошел в холл. Он ступал так тихо, что на лакированном паркете его шагов совсем не было слышно. Из-под двери дальней комнаты пробивалась полоска света, струя теплого воздуха доносила оттуда аромат еловых веток. Подойдя к двери, Римо заглянул внутрь. Сначала он заметил только двух детей - мальчика лет пяти и девочку чуть помладше. Брат и сестра стояли на коленях перед украшенной конфетами и мишурой елкой и, едва сдерживая радостное возбуждение, разворачивали свертки с подарками. Римо никогда не испытывал подобного чувства - ему дарили только новую одежду, а не игрушки. Однако ему тут же пришлось отбросить эти грустные воспоминания, поскольку на дальней стене, рядом с силуэтом наряженной елки, виднелась еще одна тень. Невысокие, круглые очертания фигуры на стене легко узнал бы любой американский ребенок, если бы сходства не портил поднятый над головой топор. Когда тень уже приготовилась опустить руки, Римо бросился внутрь. Дети, очевидно, не замечали стоявшего сзади и устремившего на них алчный взгляд Санта-Клауса. - Нет! - закричал Римо, на секунду забыв о преимуществах внезапной атаки. Санта вздрогнул от неожиданности, дети обернулись, и увидели Римо. От изумления глаза их широко раскрылись, ведь они не видели, как сверкающее лезвие топора уже опускалось на их головы. Римо избавил их от этого зрелища, перехватив топор в воздухе, и выдернув его из рук Санта-Клауса. - Бегите! - крикнул он детям. - Мамочка! Папа! Мамочка... - завопил Томми, бросившись вон из комнаты. - Какой-то чужой дядя хочет побить Санту! Переломив топор пополам, Римо отшвырнул обломки в сторону и, ухватив Санта-Клауса за кроличий воротник кафтана, рывком придвинул его бородатое лицо к своему. - Почему, ублюдок? Я хочу знать, зачем ты это делаешь! - яростно выдохнул он. - Мамочка! Папа! Санта-Клаус уже открыл было рот, но, взглянув Римо через плечо, передумал, и его лицо расплылось в придурковатой улыбке, обнажившей желтые, словно старая кость, зубы. Тишину нарушил еще один, незнакомый голос. - Стой и не двигайся! Я вооружен! - Не стреляй! Папочка, пожалуйста, не стреляй в Санту! Все еще не выпуская из рук воротник, Римо резко развернулся. Черные ботинки Санта-Клауса оторвались от пола, а когда опустились снова, то они с толстяком уже поменялись местами. Теперь Римо стоял лицом к холлу. Из-за плеча красного кафтана Санты он увидел стоящего в дверях человека в купальном халате с револьвером сорок пятого калибра в руках. Оружие было направлено на Римо. Мальчик прижимался к ноге мужчины, но его сестра все еще стояла у елки, прямо на линии огня. - Отойди от моей дочери! - прокричал человек с револьвером. - Кэти, срочно звони в полицию! - Что случилось? - раздался откуда-то сзади тонкий женский голос. - Где Сьюзи? - Опусти оружие, приятель, - проговорил Римо. - Это дело касается только нас с Санта-Клаусом. Не правда ли, Санта? И он яростно встряхнул толстяка в красном кафтане. Санта-Клаус лишь вяло улыбнулся. Это была страшная улыбка психически неустойчивого человека. - Сьюзи, иди ко мне, - позвал отец. - Просто обойди их сбоку, малышка. - Ну же, послушай папу, - напряженно сказал Римо, не отрывая взгляда от Санты. Девочка, стоявшая с засунутым в рот пальцем, не двигалась. - Полицейские уже едут, Джордж, - послышался голос матери. В следующее мгновение она показалась в дверях комнаты, увидела сцепившихся Римо и Санта-Клауса, и пронзительно вскрикнула. - Кэти! Немедленно ступай отсюда! - Ради Бога, Джордж, спрячь оружие! Ты же можешь задеть Сьюзи! - Твоя жена права, - заметил Римо. - Ситуация полностью у меня под контролем. В подтверждение своих слов он пару раз приподнял Санта-Клауса за шиворот. - Видите? - сказал Римо. Внезапно Санта выхватил из-за широкого черного пояса нож. Римо скорее почувствовал, чем увидел, как лезвие метнулось в его сторону. Однако его обеспокоило не это - он заметил, как отец дрожащими руками наводит револьвер на широкий красный кафтан Санта-Клауса и нажимает на курок. Оттолкнув Санту в сторону, Римо пригнулся, чтобы избежать первой пули. Свободной рукой он резким движением ударил по дулу револьвера снизу, и следующий выстрел пришелся в потолок. Сбитый на пол толчком Римо, отец выпустил револьвер. Поймав оружие, Римо отщелкнул обойму и для надежности резко отвел назад курок. В его руках собачка отломилась, словно пластмассовая. Теперь настало время заняться Санта-Клаусом. Обернувшись, Римо увидел, как тот уже выбегает из комнаты. Римо бросился за ним, но почувствовал, что кто-то тянет его за ногу. Он опустил взгляд, и увидел, что маленький Томми вцепился в его штанину, и, весь в слезах, молотит кулачками по ноге. - У-уу, злой дядя! Ты прогнал Санту! Римо наклонился и осторожно разжал тянувшие его назад руки. Взяв мальчика за плечи, он взглянул ему в глаза. - Не переживай, - попытался утешить его Римо. - Это был не Санта, а Злой Бука. - Никакого Злого Буки вовсе нет, а ты ударил моего папу! Я тебя убью, убью! Ярость, прозвучавшая в голосе мальчика, ужаснула Римо, но думать об этом времени не оставалось - снаружи послышался звук заводящейся машины. Отпустив Томми, Римо, словно пушечное ядро, вылетел из комнаты, снося на своем пути массивные стенные панели. Оказавшись на улице, он увидел, как от дома, пробуксовывая на мокром снегу, отъезжает небольшой красный автомобиль. Набрав скорость, машина завернула за угол. Бросившись через двор наперерез, Римо попытался перехватить ее, но, к тому моменту, как он выбежал на мостовую, автомобильчик уже скрылся в лабиринте улочек, спускавшихся с Колледж-хилл. Через несколько мгновений красный автомобиль показался в начале улицы Дженкинса, прозванной "Вертикальной" потому, что по крутизне эта улочка могла бы соперничать с любой авеню в Сан-Франциско. Машина спускалась медленно, все время притормаживая. Отпустить тормоза на такой улице означало бы верную смерть. Добежав до вершины холма, Римо покрепче встал на ноги и оттолкнулся. Согнув колени и прижав руки к бокам, Римо устремился вниз по Вертикальной улице Дженкинса, словно лыжник с крутого склона. Нагнав автомобиль через пару секунд, он крепко ухватился за бампер. Пригнувшись так, чтобы водитель не смог увидеть его в зеркале заднего вида, Римо напряг мускулы рук и позволил машине тащить себя на буксире. Это напомнило ему детские годы в Ньюарке, когда он частенько катился вот так за автомобилями через всю Брод-стрит. В те годы бамперы на машинах ставили тяжелые, хромированные, за них было легко держаться. А в современных машинах было фактически не за что ухватиться, поэтому Римо, ища точку опоры, впился пальцами в пластик. Когда он отпустит руки, на бампере останутся глубокие вмятины. Машина, петляя, спускалась с Колледж-Хилл, таща за собой Римо, словно прицеп. На ботинках Римо постепенно скапливалась горка снега. Когда она становилась слишком большой, снег падал на мостовую, чтобы через секунду налипнуть снова. Поскольку делать было нечего, Римо с интересом смотрел, как этот процесс повторяется снова и снова. Он не имел ни малейшего представления, куда везет его Санта-Клаус, зато он точно знал, что когда машина остановится, выражение на лице этого сказочного героя будет весьма забавным. По крайней мере, в те несколько секунд, пока Римо не начнет сдирать с него скальп. Тогда-то он точно получит ответ на все свои вопросы. Не исключено, что Санта-Клаусу придется пожертвовать рукой или ногой. Да, он сможет оторвать этому ублюдку все конечности, одну за одной, а потом бросить его истекать кровью на заснеженном берегу, там, где он сможет вволю молить о пощаде, не рискуя быть услышанным. Человек, который обучал Римо искусству убивать, наверняка поморщился бы, услышав о таком нелепом методе лишения жизни, однако этот случай был особенным. Ведь на дворе стояло Рождество. Машина выехала на 95-ое шоссе, направляясь к границе со штатом Массачусетс. Римо понял это, только когда они проехали мимо здания компании, производящей ядохимикаты, рядом с которым красовалась огромная фигура муравья из папье-маше, призванная привлекать клиентов. Как-то раз Римо услышал, что, по утверждению шутников из других штатов, род-айлендцы представляли себе национальный американский символ именно так. Тогда он весело посмеялся над этой остротой, однако теперь, когда вокруг плотной стеной падал снег, а сам он мчался в неизвестном направлении, прицепившись к машине маньяка-убийцы, Римо было уже не до смеха. Машина свернула с шоссе к городку под названием Таунтон. Римо не имел ни малейшего представления, как называется это место, но даже получи он эту полезную информацию, то не обратил бы на нее внимания. Глаза его застилала красная пелена, и напоминала она не о веселом рождественском наряде, а о крови. Наконец автомобиль подрулил к гаражу, стоявшему у покрытых тяжелой шапкой снега елей. Римо не спешил подниматься на ноги. Он услышал, как дверца машины открылась, а потом со щелчком захлопнулась. Топая башмаками, Санта-Клаус направился к стоявшему неподалеку дому. Потом до Римо донесся звук вставляемого в замочную скважину ключа. Санта-Клаус так громко звенел всей связкой, что Римо отлично слышал это с почти двадцатиметрового расстояния. Потом громыхнула застекленная дверь, и в тишине раздавался только шорох падающих снежных хлопьев. Римо встал в полный рост и двинулся к двери, но внезапно застыл, как вкопанный. Перед ним, в тонированном стекле двери, отражалась жутковатая фигура снеговика. Это был не веселый, пухлый снеговик, каких дети лепят солнечным зимним днем, а худощавая, абсолютно белая фигура. Нос из морковки отсутствовал, но зато на лице резко выделялись угольно-черные глаза. Римо придвинулся к стеклу поближе, и столкнулся с собственным, ледяным, словно дыхание смерти, взглядом. Подняв руки, Римо увидел, что они как будто вываляны в муке. Он глядел на свое собственное отражение. Очевидно, он так сильно уменьшил температуру собственного тела, что снег не таял, а просто налипал на него. Отражение в стекле неожиданно натолкнуло Римо на мысль, и он решительно постучал в дверь. Через секунду в дверном окошке кто-то показался. Человек, с изумлением глядевший на Римо, хотя и был круглощекий, но на его простодушном лице не было и тени коварства. Это было совсем не то, что ожидал увидеть Римо, совсем не похоже на человека, отрубившего посреди ночи головы семерым ребятишкам, и бросившего трупы под деревом, где их и обнаружили родители. - Кто... Кто вы такой? - пролепетал обладатель бесхитростного лица. Голос этого человека казался странным, как будто искаженным. - Фрости-Снеговик, - без тени улыбки ответил Римо. - Правда? Римо кивнул. - Понимаешь, Санта попросил меня навести кое-какие справки. Хочу узнать, хорошо или плохо ты вел себя в этом году. Собеседник Римо нахмурился. - Санта-Клауса на самом деле нет. Мне Винсент сказал. Римо прищурился. - А Фрости есть? Огромное лицо напряженно сморщилось, сразу став похожим на сушеный апельсин. - Винсент ничего не говорил насчет вас. А теперь вы стоите прямо передо мной, как настоящий. Может быть, мне стоит спросить у него, прежде чем впустить вас в дом. Знаете, мне вообще-то не велели впускать незнакомых людей. - Послушай, дружок, мне еще нужно обойти восемьдесят семь тысяч домов. Если не хочешь мне помогать, придется просто записать "вел себя плохо". Спасибо за помощь, - сказал Римо, поворачиваясь, чтобы уходить. В ту же секунду дверь с грохотом распахнулась, и человек с лунообразным лицом выскочил на улицу. Костюма Санта-Клауса на нем не было. На вид парню можно было дать лет двадцать восемь, но вел он себя, как двенадцатилетний. - Нет, нет, подождите, - умоляюще проговорил он. - Пожалуйста, заходите. Я готов с вами поговорить, честное слово. - Ладно, - пожал плечами Римо и вошел вслед за ним в дом. Окинув парня взглядом, Римо решил, что в нем никак не меньше ста двадцати килограммов живого веса, и почти никаких мускулов. Живот парня нависал над подпоясанными веревкой штанами, подрагивая, как желе, а подбородков с лихвой хватило бы на всю семью Джексонов. Еще, по дороге к симпатичной, хотя и неряшливой гостиной, Римо отметил, что ляжки у парня настолько толстые, что трутся одна о другую. Звук, который производила при этом ткань его вельветовых штанов, мог разбудить и мертвого. - Присаживайтесь, пожалуйста, - пригласил его толстяк. - Меня зовут Генри. Может быть, вы хотите пить? У меня как раз есть горячий шоколад. В голосе его послышалось трогательное желание угодить гостю. - Нет, спасибо, - рассеянно проговорил Римо, оглядывая комнату, - я ведь могу растаять. В гостиной не было обычных для этого времени года рождественских украшений - ни елки, ни носков, повешенных в ожидании подарков около камина. Однако в углу стояла полутораметровая пластмассовая фигура северного оленя, от которой тянулся электрический шнур. Олень слегка светился, особенно горевший красным светом нос. Такие игрушки выставляют обычно на лужайках в парке. - Это олененок Рудольф? - спросил Римо. - Разве вы его не узнаете? - обиженно отозвался Генри. - Нет, просто хотел удостовериться, - сказал Римо. - Ну что ж, перейдем к делу. Мне сообщили, что кто-то в этом доме плохо себя ведет. - Это не я, - пронзительно вскрикнул Генри. В ту же секунду из соседней комнаты раздался ворчливый голос: - Генри, ложись спать! - Хорошо, мама. Вот только договорю с Фрости. - Немедленно в кровать! - проревел другой, мужской голос. - Да, сэр... Уже нужно укладываться, раз Винсент так сказал. - Это займет всего одну минуту, - сказал Римо. Он заметил, что снег у него на руках уже начал подтаивать. По спине под майкой уже побежали струйки талой воды. Римо прикинул, что у него еще есть минут пять, чтобы получить ответы на все вопросы. Остальное будет несложно. - Хорошо, - согласился Генри, осторожно прикрывая дверь. Положив пуку на дрожащее плечо парня, Римо спросил: - Это действительно правда? Отвернувшись, Генри пытался найти взглядом пластмассового оленя. - Что правда? - уклончиво переспросил он. - Не увиливай! - прорычал Римо, вглядываясь в исказившиеся черты его лица. Рот, несомненно, был тот же, что и у Санта-Клауса.. Да, и запах точно такой же - от Генри пахло хвойным мылом и дезодорантом. И, хотя хныканье Генри никак не вязалось со зловещим "Хо-хо-хо" Санта-Клауса, ошибки быть не могло. - Мы знаем, что это ты, - решительно проговорил Римо. - Ты убивал детишек. - Мне... мне пришлось... - несчастно выдавил из себя Генри. Схватив его обеими руками, Римо, яростно крикнул: - Но почему, ряди всего святого? Они же были совсем еще детьми! - Это он мне приказал, - всхлипывая, пробормотал Генри. Подняв глаза, Римо увидел, что он показывает на пластмассового Рудольфа. Стоящий в углу олень невинно смотрел на них тусклым игрушечным взглядом, лампочка у него в носу время от времени подмигивала. - Рудольф? - переспросил Римо. - Он меня заставил. - Значит, отрубить семерым ребятишкам головы тебя заставил Рудольф-олень. Но зачем? - Чтобы эти дети не грустили, как я. - Грустили? - Винсент сказал, что Санта-Клауса нет. Сначала я ему не верил, но мама тоже так говорит. - Кто такой Винсент? - Это мой отчим. Мой настоящий отец убежал. Винсент сказал, что все из-за того, что я слабоумный, но мама его ударила, так что, наверное, он сказал неправду. - Так как же все это произошло? - спросил Римо, чувствуя, как вся его ярость улетучивается. Этот увалень оказался умственно отсталым. - После Дня Благодарения я спросил у Винсента, почему у нас нет елки, а он сказал, что она нам не нужна. - Продолжай, ты все еще не ответил на мой вопрос. - Ну, я совсем не хотел причинять детям вреда, - пробормотал Генри, теребя свои пухлые руки, - а Рудольф сказал, что если ребенок умирает, еще не зная, что Санта0-Клауса на самом деле нет, то он попадет в рай и будет всегда смеяться. Но если он успеет вырасти, то прямиком отправится в ад, и будет поджариваться на вечном пламени, как бекон. - Так ты убил их, чтобы они не узнали, что Санта-Клауса не существует? - недоверчиво переспросил Римо. - Да, мистер Фрости, сэр. А что, Винсент сказал неправду? Римо тяжело вздохнул. Прежде, чем он собрался с силами, чтобы ответить, прошло несколько томительных секунд. - Да, Генри, - тихо проговорил Римо. - Он сказал неправду. - И теперь в аду буду поджариваться я? На этот раз Римо уже не медлил с ответом. - Нет, ты попадешь в рай, Генри. Ты готов? - А можно мне попрощаться с Рудольфом? - Боюсь, у нас слишком мало времени. Просто закрой глаза. - Хорошо. - Генри послушно зажмурился, лицо его напряглось, колени стучали друг о дружку. Он был настолько жалок, что на секунду Римо заколебался. Но потом он вспомнил о газетных вырезках с фотографиями обезглавленных детей и душераздирающих воплях родителей, о которых писали репортеры. И еще ему вспомнилось собственное лишенное радостей детство. Решительно шагнув вперед, Римо сложил пальцы в щепоть и направил точно рассчитанный удар в область над сердцем. Генри рухнул на спину, словно перевернувшийся холодильник. Дом содрогнулся от удара его огромного тела. В ту же секунду снова раздался раздраженный, почти бесполый голос: - Генри, сейчас же в кровать! Вслед за ним донесся мужской вопль. Винсент, догадался Римо. - Если ты не утихомиришь своего недоразвитого ублюдка, я завтра же возвращаюсь к Сандре. Римо взглянул на лицо лежащего на полу толстяка. Оно казалось спокойным, в уголках глаз застыло что-то напоминающее легкую улыбку. Это зрелище только разозлило Римо - он же желал маньяку-убийце страшной и долгой смерти. Он хотел, чтобы тот сполна заплатил за причиненные им страдания. И вот, теперь, он чувствовал, что его обманули. Санта-Клаус был мертв, но в душе Римо не испытывал ни малейшего чувства удовлетворения. Он чувствовал только пустоту, как и каждое Рождество много лет подряд. Может быть, стоит покончить с Винсентом, подумал он. В этот момент бесполый голос снова прокричал: - Генри, если через пять секунд я не услышу, как ты храпишь, я отведу тебя в полицию и расскажу, что ты ездишь без прав. Они тут же посадят тебя в тюрьму. В тюрьму, слышишь меня? Услышав эту тираду, Римо решил, что оставив Винсента в живых, он причинит ему гораздо больше мучений. Выйдя из дома, он забрался в красный рождественский автомобильчик, и, скрутив пару проводков, без труда завел мотор. Римо вырулил на шоссе и свернул в сторону Бостона и аэропорта Логана. В тот момент, когда казалось, что снегопад, словно сыплющий соль на старую рану, будет продолжаться вечно, он прекратился так же внезапно, как и начался. - Иногда я просто ненавижу свою работу, - сквозь зубы пробормотал Римо. - Особенно в это время года. Сев на рейс до Нью-Йорка, он втайне надеялся, что самолет захватят террористы, однако его ожидания не оправдались. Что ж, может быть, к его возвращению руководство даст ему, ради разнообразия, какое-нибудь стоящее задание. Что-нибудь масштабное, под стать его талантам. И обязательно кровавое. Случилось так, что именно этой мечте и суждено было сбыться. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Когда зазвонил телефон, Бартоломью Бронзини, сидя в спортзале у себя дома, делал упражнения на разработку суставов руки. Прежде, чем снять трубку, он неторопливо сделал еще несколько движений. Бронзини гордился своей ежедневной программой тренировок, согласно которой он всегда давал левой руке большую нагрузку. У правой мускулы справа развиты обычно значительно лучше, поэтому Бронзини разработал специальный комплекс компенсирующих упражнений, так что мускулы у него были развиты почти одинаково на обеих руках. Вытирая струившийся по широкой груди пот, Бронзини свободной рукой сгреб телефонную трубку. - Ага, - отрывисто проговорил он. - Барт, детка, как поживаешь? Это был его агент, Шон. - Что у тебя? - Наши японские друзья только что переслали мне экспресс-почтой сценарий. Это что-то потрясающее. - Много изменений? - Откуда мне знать? Я его не читал. - Ты же только что сказал, что сценарий потрясающий. - Так оно и есть. Ты бы видел, в какой он папке! По-моему, это телячья кожа или что-то в этом роде. А страницы, ты только подумай, сверху до низу исписаны от руки! Похоже на... как же это называется... каллиграфию. Бронзини тяжело вздохнул. Можно было и не спрашивать - в Голливуде сценарии читали только в случае крайней необходимости. В основном, все просто заключали контракт, а потом надеялись на лучшее. - Ладно, пришли его с посыльным. Я просмотрю. - Барт, дорогуша, не могу. Люди из Нишитцу уже прислали за тобой лайнер в Бэрбанкский аэропорт. Этот продюсер, ты с ним встречался в Токио... Как бишь его? Еще похоже на название греческой забегаловки... - Джиро Как-то там. - Точно! Так вот, он хочет, чтобы к полудню ты уже был в Юме. - Юма?! Можешь предать ему, что так дело не пойдет. Я целых три дня убил на поездку в Японию к этим молодчикам из Нишитцу. Как вспомню, аж мороз по коже продирает - вечные поклоны, бумаги на подпись, и вопросы вроде "Где вы купили эти туфли?" "А нельзя ли приобрести их в качестве сувенира?" Они все такие вежливые, что у меня просто руки чесались расквасить им носы. - Юма находится вовсе не в Японии. Это город в штате Аризона. - А зачем я им понадобился именно там? - Это место, где будут проходить съемки. С тех пор, как ты вернулся, они объездили всю страну в поисках подходящей натуры. - Черт, это же рождественский фильм! И действие происходит в Чикаго. - Наверное, это одно из изменений, которые они внесли. - Но они не могут снимать "Джонни и Рождественский дух" в Аризоне! - Почему бы и нет? - рассудительно заметил Шон. - Ведь снимали же "Звездные войны" в Калифорнии. На мой взгляд, вышло ничуть не хуже, чем в открытом космосе. - В Аризоне не бывает снега, - ядовито заметил Бронзини. - И там не растут елки, одни только кактусы. По-твоему, они на них будут игрушки вешать? - А разве у кактусов нет иголок? - Черт бы тебя побрал, Шон, только не начинай! - Хорошо, хорошо. Послушай, тебе нужно просто с ними поговорить, чтобы утрясти все эти детали. Но сейчас ты им просто необходим, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. У этих японцев проблемы с городской Торговой палатой, или еще чем-то. Насчет лицензии и распорядка рабочего дня. - Что я, по-твоему, лидер профсоюза? Пускай решают с ними эти проблемы сами. - Кхм, они почему-то не хотят этого делать. - Как это не хотят? Я кинозвезда, а не мальчик на побегушках. Ведь это фильм, одобренный профсоюзом? - Конечно, Барт, - успокаивающим тоном проговорил Шон. - Нишитцу - очень, очень крупная фирма. И они хотят запустить лапу в такое прибыльное дело, как американская киноиндустрия. Конечно же, с профсоюзом все в порядке. - Отлично, потому что иначе я немедленно бросил бы ту затею. - Ты не смог бы. - Почему это? - А ты не забыл, что под контрактом стоит твоя подпись? - Пусть попробуют подать на меня в суд. - В этом-то вся и загвоздка. Так они и сделают, и, конечно же, выиграют дело, потому что слушаться оно будет в Японии. Это гигантская корпорация, и они выдоят тебя дочиста. Никаких пони для поло, никаких Ренуаров. Скорее всего, они отберут у тебя даже коллекцию комиксов, если узнают о ее существовании. Судя по паузе на другом конце провода, Шон понял, что Бартоломью Бронзини задумался. Наконец агент решился нарушить затянувшееся молчание первым. - Ты же прекрасно знаешь, что они сделают, если ты пойдешь на попятный. Они просто отдадут роль Шварценеггеру. - Ну уж нет! - взорвался Бронзини. - Этот перекачанный бифштекс не получит моего рождественского фильма. Единственный актер во всем мире, который не может и двух слов толком связать! - Конечно, ты прав, вот и не будем доводить их до этого. Договорились? Бэрбанкский аэропорт, самолет уже ждет. Бартоломью Бронзини бросил трубку на рычаг с такой силой, что у фигурки Дональда Дака, украшавшей телефон, отвалил