тах, закрывая собой все небо. Иллюминаторы были освещены, свет исходил также из открытого люка, где он отчетливо различал шлемы космонавтов. - Я готов, - сказал Декоста. - Соединяю с "Прометеем", - ответил Кук. - Вас вижу, - сказал Декоста, поворачивая ручку манипулятора. - Что мы должны делать? - спросил Патрик. - Передаю вам кислородные баллоны, они на конце крана. - Длинная трубка манипулятора поднималась все выше и выше, вытягивая за собой привязанные красной веревкой баллоны. - Попытаюсь вас не шарахнуть, но они здорово болтаются. Хватайте их сразу. -К ним там нож привязан, чтобы веревку перерезать. Экипажу "Прометея" оставалось только ждать у открытого люка, но двое все-таки видели долгожданный "челнок", придвигавшийся все ближе к ним. Он был похож на огромный самолет, но эта иллюзия пропала, когда борт стал медленно наплывать на них. Затем он вытянулся почти точно вдоль "Прометея", широко распахнув люки, и тоненькая стрела манипулятора потянулась к ним; на конце у нее свободно плавали кислородные баллоны. - Что происходит? - спросил Патрик, сердясь на себя за это. - Извини, - сказала Коретта. - Совсем забыла. Какая-то длинная штука движется к нам, на ней висят баллоны, которые вовсю раскачиваются и крутятся. Вот, остановились... - "Прометей", вы можете дотянуться до них? - Нет. - Григорий не доставал. - До них по меньшей мере два метра. - Я уже выдвинул манипулятор на полную длину. - Сейчас я подойду поближе, - откликнулся Кук. Из сопла вырвался короткий огненный плевок, и "челнок" придвинулся боком, став неимоверно большим. - Достаточно! - крикнул Григорий, когда стало казаться, будто длинная стрела манипулятора вот-вот проткнет "Прометей". - Я теперь могу до них дотянуться. Коретта, держи меня за ноги. Григорий вытянулся вперед, вися над бездной. Коретта одной рукой держала его за щиколотки, другой ухватилась за край открытого люка, затаив дыхание, глядя, как он пытается достать гроздь кислородных баллонов. - Готово! Быстрый взмах ножа, и Коретта втянула Григория в люк "Прометея". - Сначала надень свой ранец, - велел ему Патрик, - отключись от здешнего питания. Потом поможешь нам. Григорий ловко проделал все это и, когда прилаживал баллон Патрику, руки у него не тряслись, движения были уверенными. Коретта долго возилась сперва со своим баллоном, потом помогала Наде и, наконец обернувшись, увидела только три фигуры в скафандрах. - Григорий? - Я снаружи, направляюсь к двигателям. Нужно было бы тебе помочь, но осталось всего десять минут. Я уже включил подачу водорода. У вас времени хватит, а у меня его очень мало. - Что ты делаешь? - закричала она, зная ответ наперед. - Заканчиваю "Змеиное кольцо". А вам немедленно нужно покинуть "Прометей". - Начнем, - сказал Декоста. - Всем взяться за конец манипулятора, чтобы я мог втянуть вас внутрь. - Ты не обязан делать это, - быстро сказал Патрик. - Знаю, спасибо, но я должен. Коретта помогла Наде встать и подтолкнула ее клюку. - Раскрой ладонь, - сказала Коретта. - Чувствуешь, я вкладываю в твою ладонь веревку? Быстро сожми ее. - Да, помоги мне чуть-чуть, пожалуйста, а потом займись Патриком. Коретта помогла Патрику выбраться через открытый люк к манипулятору, где их ждала Надя, плавая вниз головой, с растопыренными вверху ногами. - Мы все здесь, - сказала она, ухватываясь за скобу на конце манипулятора. - Держитесь крепче, я начинаю втягивать вас. Раскачиваясь, они удалялись от люка "Прометея", и Коретта наконец снова увидела Григория. Он возился неподалеку от двигателя, поглощенный попыткой оторвать уже частично оторванную пластину обшивки. - Григорий... - начала было она, но больше слов не находила. - Служить с вами.., было на редкость приятно, - откликнулся Григорий, он тяжело дышал, пытаясь совладеть с куском обшивки. - Большое вам спасибо за эту возможность... - У нас остается меньше пяти минут, - предупредил Кук, его слишком спокойный голос куда лучше свидетельствовал о чудовищном напряжении, чем любой истерический надрыв. - Нам нужен свет. Я закрою люк, как только они пристегнутся, - сказал Декоста. - Я могу начинать движение и с открытыми дверями. Дай мне только знать, когда все закрепятся. Длинная стрела манипулятора двигалась медленно, тяжело прогибаясь посередине, похожая на длинную ногу какого-то гигантского насекомого. Наконец она донесла свой живой груз к поджидавшим людей гравитационным кушеткам и остановилась. Едва Декоста успел остановить манипулятор, как сразу обратился к космонавтам: - Один из вас зрячий, извините, не знаю, кто именно, так что может пристегнуться сам. Я же закреплю двух других. Коретта ощупью нашла кушетку и стала пристегиваться, а Декоста попытался удержать чью-то вырывающуюся руку в перчатке. - Не волнуйтесь, я о вас позабочусь, - приговаривал он, видя сквозь стекло шлема слепые глаза в бинтах. Рука перестала вырываться, и он втиснул человека в скафандре на место, прижал и щелкнул ремнем. Затем уложил на кушетку третьего космонавта. Четвертая кушетка осталась пустой. - Я теперь должен убрать манипулятор, чтобы закрыть люк, - пояснил Декоста. - Вы готовы к началу ускорения? Мы уже достигли нуля. В любой момент теперь... - Голос Кука был напряженным, жестким. - Отставить. Еще несколько секунд. Манипулятор убран. Люк задраиваю, сам я пристегнут... Давай! Григорий отчетливо слышал в своих наушниках все, что говорят на "челноке". Ему наконец удалось отодрать пластину, и он на мгновение повернул голову, чтобы оглядеться. "Челнок" выбросил в космос длинные языки пламени и двинулся с места. - Прощайте, - сказал Григорий и, светя перед собой фонарем, полез внутрь "Прометея". Ответили они ему или нет, он так и не узнал, потому что здесь радиосвязь прервалась. Свет фонаря скользил по рядам пластиковых труб. - Точно по инструкции, - сказал он громко. Он много раз перечитывал программу "Змеиное кольцо" и знал ее наизусть. - Разрежем трубы этим прекрасным ножом, доставшимся мне с "челнока". - Он вынул нож и стал перепиливать неподдающийся пластик, пропилил его и увидел внутри губительные гранулы уранового топлива. - Уран-235, исключительно смертоносен. - Он улыбнулся, понимая, что теперь ему совершенно не страшно. - Интересно, однако... - заметил он. - Жаль, не смогу сказать об этом полковнику Кузнецову. Впрочем, может, и смогу, если церковь права, а коммунисты ошибаются. Мне очень хотелось бы сказать полковнику, что мужество свойственно не только его поколению. Пластиковая трубка снималась совсем легко. Он стянул сколько было нужно по инструкции, удостоверившись, что обрезанный конец выходит в дыру в обшивке. Затем двинулся вперед, толкая перед собой урановый жгут, вытягивая его за собой в сторону оторванного сопла. Капельки газа, замерзавшие тотчас же, как вылетели наружу, постепенно превращались в тянувшийся за кораблем хвост, как у кометы. - Теперь это может оказаться опасным, - пробормотал Григорий, стараясь не касаться этого потока. - Нужно все сделать безошибочно и абсолютно точно с первого раза. Добравшись до нужного места, он осмотрелся и в испуге заметил, что от корабля отрываются горящие куски и уносятся прочь. "Прометей" вошел в атмосферу. Оставались считанные секунды. Григорий затратил одну секунду, чтобы пристегнуться страховочным тросом к кораблю. Сейчас он должен иметь обе руки свободными. Пластиковая трубка была довольно жесткой, но все-таки сгибалась под его руками, он отвертывал из нее шар, тяжелый, килограммов двадцать пять или больше. Он понимал, что уже мертв, умер многократно, весь пропитан радиацией. Но для критической массы урана было пока недостаточно. Водород должен сперва замедлить реакцию, а потом удержать частицы, чтобы масса стала критической и двигатель превратился в атомную бомбу. - Да, - сказал он, - теперь время. Держа перед собой тяжелый шар, он двинулся к двигателю и заглянул в него. Солнце было у него за спиной и заливало камеру ярким светом. Зрелище было захватывающим. Водород непрерывно накачивался туда уже в течение нескольких минут. Сначала он превращался в газ, но при этом охлаждал кварцевые стенки камеры, постепенно переставая менять свое состояние. Теперь камера была доверху наполнена светлой прозрачной жидкостью, с температурой двести пятьдесят градусов ниже нуля. Поскольку водород продолжал поступать, на открытом конце камеры образовались шаровидные частицы, которые медленно отплывали в сторону, касались стекла на шлеме Григория и, превращаясь в газ, рассеивались вокруг. Он долго смотрел в этот промерзший резервуар, потом вывалил в него шар урана. Шар был тяжелым, пришлось его подтолкнуть, чтобы он погрузился скорее. Шар тут же окутался непрерывно возобновляющимся облаком газа, потому что водород закипал, оказавшись вблизи теплого металла. Газовое облако сперва не давало жидкому водороду окутать урановый шар, не давало начаться цепной реакции. Но это продолжалось недолго. Металл остыл, и жидкая масса водорода окутала его. *** Стянутая ремнями, всем телом сопротивляясь сжимавшим ее путам, Коретта видела, как сверкающие формы "Прометея" становились все меньше, сжимались, обрамленные рамками сдвигающихся створок люка, мелькнули в последний раз и исчезли. Люк захлопнулся. - Мы по меньшей мере в сорока милях от "Прометея", - сказал Кук, и каждый слышал его голос. - Набираем высоту и... Боже!.. - Он на секунду умолк. Потом снова заговорил: - Мы уходим в другую сторону. Благодарение Богу. У вас все там в порядке? Вспышка, взрыв. Никогда в жизни не видел такого взрыва. Гигантская вспышка, и она все время росла. Что бы там ни произошло на "Прометее", удара по Земле не будет. Теперь Земле ничто не угрожает. Внутри грузового трюма была абсолютная тьма, одинаковая и для Коретты, и для ослепших пилотов. - Прощай, Григорий, - тихо промолвила она в темноту. Глава 44 - Скорость - триста узлов, - сообщил Декоста. - Неплохо, - сказал Кук. - Делаю последний разворот перед выходом на планирующую траекторию. Выпустить шасси. Декоста перебросил тумблер и молча наблюдал, пока не замигал зеленый свет. Все Восточное побережье было закрыто облаками, над Флоридой нависли сплошные тучи. Они видели их еще из космоса, потом облака придвинулись ближе, и они оказались в сплошной облачности. Их не волновало то, что они летят вслепую: их вел компьютер. Они как бы следовали по невидимой магистрали, проложенной для них в небесах, по прочерченной на экране трассе, которая руководила каждым их шагом. Когда "челнок" вырвался наконец из-под нависших над самой землей туч, перед ним сразу открылась отмытая дождем взлетно-посадочная полоса. Кук управлял машиной, едва прикасаясь к штурвалу, глядя вперед сквозь поднимавшиеся над носом корабля клубы пара, в которые превращался дождь, попадая на кремниевые плитки, которыми покрыт корпус, все еще раскаленные после температуры 2400 градусов, которые им пришлось выдержать при прохождении через атмосферу. - Земля, - сказал Кук, когда тяжелые шины ударились о мокрый бетон. Декоста отстегнул ремень и встал. - Пойду присмотрю за пассажирами, - сказал он. - Сразу доложи. Декоста спустился на среднюю палубу и оставил открытым внутренний люк, ведший в грузовой трюм, погруженный в темноту. Он увидел, что кто-то из космонавтов сидит, выпрямившись и держась руками за шлем. Коретта выгнулась, отстегивая шлем, стащила его и несколько раз вздохнула в себя влажный воздух. - Чувствую запах моря, - промолвила она, потом подняла руку, закрывая лицо. - Господи, вы не можете убрать свой чертов фонарь? - Извините. Все в порядке? - Будет в порядке, когда мы снимем с них шлемы. Помогите-ка мне. Корабль замедлил свой бег, качнулся, когда включились тормоза, и замер на месте. Как только сняли шлем, Патрик прижал руки к бинтам на глазах, потом привстал и повернулся в сторону Нади. Но не произнес ни звука, казалось, всем им нечего друг другу сказать. - Сейчас вернусь, - сказал Декоста, направившись к выходу. - Эй, оставь фонарь! - крикнула ему вслед Коретта. - Или включи свет здесь. - Здесь нет света. Пойдемте лучше в другой отсек. Пол дернулся, когда трактор стал медленно стягивать ракету со взлетно-посадочной полосы. После пребывания в невесомости они двигались неуклюже и охотно принимали помощь пилота. В скафандрах было жарко и тяжело, и они сняли их перед входом в отсек, но ноги и руки все равно слушались плохо. Все молчали; просто сидели, пока движение не прекратилось и не открылся внешний люк. Только услышав бурные овации, они поняли, что их полет наконец завершен. *** - Там, на ваших экранах в центрах, леди и джентльмены, вы можете видеть, как они выходят из корабля - они кажутся маленькими отсюда, но сколь велик их вклад в историю человечества. Вот машина "Скорой помощи", они входят в нее, нет, смотрите, они остановились. Повернулись. Доктор Коретта Сэмюэл что-то говорит, нам не слышно, там нет микрофона. Вот она садится следом за остальными в машину, и двери закрываются. Итак, космическая одиссея закончена. Через минуту мы встретимся с майором Куком и капитаном Декоста, пилотами спасательной экспедиции... *** В Центре управления полетом одна за другой гасли приборные доски, в последний раз вспыхнули огоньки, стрелки приборов застыли на нуле. По телевизору шла передача коммерческого канала: показывали, как экипаж "Прометея" садится в "Скорую помощь". Голос диктора гулко раздавался в безмолвном зале. Флэкс взглянул на экран, потом вниз на зажатую в руке большую сигару - символ победы. Раскурить ее и выкурить до конца. Он медленно сжал пальцы, сигара раскрошилась, листья табака комочками посыпались на пол. Трое вернулись, это уже кое-что. Выхвачены из огня в самый последний момент. Но двое из них, отличные пилоты, потеряли зрение, может быть, навсегда, и это они спасли мир от ужасной катастрофы. "Прометей" рухнул бы прямо на Сан-Франциско. Этот русский оказался настоящим героем... Мысли Флэкса замедлялись и путались, по всему телу растекалась усталость. Усталость брала свое, проникая всюду, и скоро, казалось, не осталось места, не захваченного ею. Он грузно осел в кресле, медленно заскользил по холодному пластику, съехал под стол. - Боже мой, - воскликнул кто-то из техников. - Флэкс! Врача, скорее! Они положили его на полу, в проходе, расстегнули воротник и ремень. Кто-то бросился к выходу, чтобы привести врача. - Он умер, доктор? Это инфаркт? Врач, не обращая на них внимания, нащупал пульс на жирном запястье, прижал стетоскоп к груди Флэкса, стараясь уловить биение сердца. Потом поднял одно тяжелое веко, затем другое и медленно поднялся на ноги. - Умер?.. - вопрос звучал неуверенно. Врач покачал головой. - Спит, - сказал он. - Этот человек совершенно обессилел. Вызовите носилки и поскорее уложите его в постель. Поднять Флэкса смогли только вшестером, еще четверо помогли с носилками. Образовалась целая процессия. Если и не победоносная, то уж во всяком случае не траурная. У пульта связи остался только дежурный. Одну за другой он отключил все линии, кроме одной, которую переключил на свои наушники, а потом выдал последний звонок. - Мистера Дилуотера, пожалуйста, - попросил он. - Да, спасибо большое. До свидания, - Саймон Дилуотер бросил трубку и встал. Голова кружилась, слишком долго все это продолжалось. - Если вы тоже уходите, могу подбросить, - предложил Гродзински, вставая и широко потягиваясь. - Меня ждет машина. - Вы очень любезны. - Пожалуйста, не уходите пока, Саймон, - сказал доктор Шлохтер. - С вами хотел поговорить президент. С вами и с генералом Бэннерманом. - Не уверен, что мне хочется его видеть. - Вы не пожалеете, Саймон. Поверьте мне. У меня был с ним долгий и откровенный разговор, и я думаю, он понимает вашу позицию. Бэннерман посмотрел на них, потом повернулся и направился к бару; Он тяжело прогромыхал шпорами. Ему здорово досталось, черт возьми. Не мешало бы хорошенько выпить. Он налил полстакана виски, бросил туда два кубика льда. Открылась дверь, и в дверном проеме появился Бэндин. Он побрился, грим, нанесенный телевизионщиками, скрыл черноту под глазами. По сравнению с другими он выглядел свеженьким, как маргаритка, хотя на душе у него тоже кошки скребли. - У меня есть только несколько минут перед обращением к народу, - сказал он с величественным видом. - Я воспользуюсь этой возможностью, чтобы сообщить вам, что мною приняты некоторые решения. Во-первых, генерал, программа "Ку-ку" закрыта... - Но мы столько в нее вложили! - со злостью воскликнул Бэннерман. - Боюсь, что этим придется поступиться. Мы обязательно должны это сделать. Программа скомпрометирована, о ней знают слишком много людей. Если мы закроем ее сейчас, то вскоре будет казаться, будто ее никогда и не было. Если потом поползут слухи, мы сможем все отрицать. - Отмена программы поставит под угрозу судьбу, будущее нашей великой страны, господин президент. - Итак, одной бомбой меньше? - заметил Дилуотер. Он понимал, что ему не следовало так говорить, но сказывалась усталость, и он не мог удержаться. - Наша страна и Советы обладают ядерной мощью, которая, взятая вместе, способна уничтожить восемь таких планет, как наша. Я считаю, что этого более чем достаточно. - Да, мы непременно будем уничтожены, если люди, подобные вам, добьются своего, - прорычал Бэннерман. - Мы можем остановить коммунистическую агрессию, только если будем к ней готовы, если будем сильнее, если все время будем на шаг впереди них. - Мне вас жаль, - сказал Дилуотер, и его негромкий голос прозвучал разительным контрастом рычанию генерала. - Вы безнадежно устарели - и ваши архаические сапоги со шпорами, и вашеджингоистское <Джингоизм (англ ) - ура- патриотизм, шовинизм.> мышление. Вы не понимаете, что люди вашего сорта - такие же ископаемые, как птица додо из "Аписы в Стране чудес", просто у вас не хватает ума лечь и испустить дух. Человечество сейчас стоит перед выбором: либо уничтожить себя - и это ваш курс, генерал, - либо соединить усилия и совместно позаботиться о будущем. Объединенные усилия нужны и для рачительного использования ограниченных природных ресурсов нашей разграбленной планеты. Мы должны сотрудничать, или нам придется умереть. Возможно, именно этого вы никогда и не поймете. - Он резко повернулся к Бэннерману спиной. - Я приветствую ваше решение, господин президент. - Я был уверен в этом, - сказал Бэндин. - Я говорил с Полярным, мы полным ходом будем разворачивать проект "Прометей". Нам необходима эта солнечная энергия. И мы оба хотим, чтобы вы продолжали возглавлять проект. О'кей? - Ни о чем другом, господин президент, я и не помышлял. Однако прошение об отставке остается в силе, если мне не будет обеспечена вся полнота власти в этом проекте. - Но полнота власти всегда... - Нет. Извините, но сейчас у меня ее нет. Слишком много принималось политических решений, сводивших научные идеи к нулю. Я считаю, что катастрофа с "Прометеем-1" явилась следствием стремления поскорее запустить его, следствием нажима, нехватки времени по политическим, а не инженерным соображениям. Если я получаю всю полноту власти в данном проекте, то продолжу эту работу. - Вы просите чертовски много, Дилуотер. - Я обещаю чертовски много, господин президент. Если все пойдет хорошо, энергия начнет поступать еще до конца этого года. - Он еле заметно улыбнулся. - Так что я, возможно, могу пообещать вам, что следующие выборы пройдут удачно. Бэндин заколебался, посмотрел на государственного секретаря. Доктор Шлохтер кивнул. - Ну что ж, ладно, - сказал Бэндин. - Тогда за дело! - И вы, разумеется, издадите соответствующий указ, господин президент. Бэндин тяжело вздохнул, злобно взглянул на Дилуотера, повернулся и вышел, хлопнув дверью. Саймон Дилуотер последовал за ним, а генерал Бэннерман остался в одиночестве. Он поднял стакан, пристально посмотрел на него и выпил. - Ну что ж, может быть, программа "Ку-ку" и погибла, - сказал он, подтягивая ремень и расправляя складки мундира, - зато "Нэнси Джейн" уже на подходе, и эта сволочь Дилуотер, по крайней мере, об этом проекте еще не знает. Топая и позвякивая на ходу шпорами, он вышел из комнаты; ноздри у него раздувались, как у боевого коня после битвы. *** Купер наблюдал, как мерцают и меняются маленькие числа на калькуляторе. И каждый раз результат был один и тот же. Если "Газетт-таймс" подняла свой тираж благодаря его статье о "Прометее", то в конце года они получат дополнительно 850 000 долларов и даже больше, если взять в расчет доход от рекламы. Но это только общая картина. Итак, дополнительная прибыль составила 16 346 долларов 15 центов в неделю. В то же время сам он получил прибавку в двадцать долларов - это одна восьмая процента той прибыли, которую заработало им его блестящее перо. Кроме того, после выплаты налогов прибавка составит всего около семи долларов в неделю, а если учесть растущую инфляцию, то его собственный ежегодный доход снизится к концу года на тринадцать процентов. Он выключил калькулятор и небрежно швырнул его в ящик стола. Посыльный бросил на его машинку конверт. От главного редактора! Может, дела не так уж и плохи? Он разорвал конверт и вынул листок с четко отпечатанным текстом. НЕ В ВОСТОРГЕ ОТ ЭТОЙ ВАШЕЙ СТАТЬИ. НЕ БЕРЕТ ЗА ЖИВОЕ. НАЙДИТЕ ЧТО- НИБУДЬ НОВЕНЬКОЕ. КАК НАСЧЕТ ОТРАВЛЕНИЯ ХРОМОМ В ЯПОНИИ? МОЖЕТ ТАКОЕ ПРОИЗОЙТИ ЗДЕСЬ? ПОТОРОПИТЕСЬ ПРИСЛАТЬ КОПИЮ. Когда Купер сгорбился над ежегодным справочником "Химический состав промышленных отходов", на его покатом лбу выступили крупные капли пота. *** - Сюда нельзя, сестра, - сказал военный полицейский. - Там идет опрос. Коретта остановилась и, выгнув бровь, презрительно посмотрела на него. - Посмотри еще раз, солдат, - сказала она. - Во-первых, я врач, а не сестра. А во-вторых, если ты посмотришь повнимательнее, то, может быть, узнаешь меня. Солдат начал было улыбаться, но потом увидел строгое выражение ее глаз. И встал по стойке "смирно". - Извините, доктор Сэмюэл. Но у меня приказ. - Сынок, не пытайся становиться между врачом и его больным в госпитале. Пусти-ка. Он отошел, и Коретта широко распахнула дверь. Четверо сгрудившихся вокруг постели Патрика офицеров удивленно подняли головы. - Как понять ваше присутствие здесь? - спросила она. - Просто беседуем с майором, доктор Сэмюэл, - объяснил полковник с магнитофоном в руках. - Обычный опрос. Доктор Юргенс сказал, что это вполне позволительно. - Больного веду я, полковник, а не майор Юргенс. И я настаиваю, чтобы вы немедленно удалились. - Это не займет много времени... - Вы абсолютно правы. Ровно столько, сколько потребуется вам, чтобы дойти до двери... Старшие офицеры в армии не привыкли, чтобы с ними разговаривали в подобном тоне, и ситуация быстро становилась тупиковой, когда раздался голос Патрика. - Я вызвал врача перед самым вашим приходом, - сказал он. - Мне нужен укол. Болит. Я думал, мы успеем закончить, но... - Мы вас понимаем, майор, - разумеется, мы уходим. Доктор Юргенс сообщит, когда мы можем вернуться. Они удалились гуськом, в полном соответствии с порядком старшинства, честь их мундиров была спасена. Коретта затворила за ними дверь, а потом повернулась к Патрику. - В самом деле болит? - обеспокоенно спросила она. Он отрицательно покачал головой и улыбнулся. - Нет, ничего теперь не болит. Просто я хотел от них отделаться. - Улыбка растаяла, когда он притронулся к бинтам. - Что говорят глазники? - То же самое, что и раньше: делать прогнозы пока рано. Осторожничают, но создается впечатление, что если поражение сетчатки не очень обширное, то какая-то часть ее функций восстановится. - Что это означает? - Ты сможешь видеть, хотя и не очень хорошо. Очки будут толстенные, как донышки бутылок. Придется привыкать. - Ладно, хорошо хоть не черные в жестяной оправе. Где Надя? - Здесь, на этом же этаже. Патрик сбросил одеяло и перекинул ноги через край постели. - Пожалуйста, помоги мне, - попросил он. - Мой халат где-то здесь. Проводи меня к ней. - С радостью. Вот, надень. Военный полицейский на своем посту, у дверей, страшно растерялся, когда они вышли. Коретта пожалела его. - Не волнуйся, - сказала она. - Мы далеко не уйдем. Это рядом. Пойдем с нами - будешь исполнять свой долг у соседней палаты. Когда они вошли, Надя сидела в постели. На ней была белая больничная ночная рубашка. - Кто это? - спросила она. - Коретта. Со мной Патрик. - Заходите, если хотите, - голос звучал устало, равнодушно. - Я вас пока оставлю вдвоем? - спросила Коретта. - Как хочешь, - сказала Надя. - Не уходи, - сказал Патрик. - Прикрой дверь. Мы же были там все вместе. Мы все еще вместе. Он ощупью нашел край кровати и сел. Когда он это сделал, Надя отодвинулась так, чтобы не касаться его. Это заметила только Коретта. Она посмотрела на их незрячие глаза и напрягшиеся тела, и ей вдруг захотелось плакать. - Послушайте, - сказала она. - У меня кое-что есть для вас обоих, - она вытащила из кармана два каких-то пакетика. - Что это? - спросил Патрик, ощупывая их. - Конверты с марками первого дня. Вы же совсем про них позабыли. Вот что значит иметь военное мышление. Слишком привыкли, что для вас все делают. Ну а Коретта не может отвыкнуть от привычки присматривать за номером первым. И за своими друзьями. Когда нам подбирали костюмы, я взяла сразу сотню и положила в карман. Этого должно было хватить. Редкость - вот что больше всего ценится в марочном бизнесе, во всяком случае, мне так сказали. По двадцать пять на каждого. - Она больше не улыбалась, но они этого видеть не могли, поэтому она постаралась, чтобы голос ее не выдал. - Ладно, Григорию теперь все равно. А остальные я разделила. Каждому из вас по тридцать три, и тридцать четыре мне - один, дополнительный, за комиссию. Уверена, они будут очень ценными. Спасены с горящего космического корабля с риском для жизни, края конвертов все еще коричневые от пламени... - От какого пламени? - изумился Патрик. - Я их немного опалила спичкой. Спорю, это еще по сотне долларов за каждый! Надя, по-видимому, ничего не поняла; Патрик рассмеялся. - Коретта, я бы сделал тебя своим коммерческим менеджером, если бы ты уже не была врачом. Сомневаюсь, что мне еще придется летать, так что лучше сразу подумать о бизнесе. Как ты насчет марочного бизнеса, Надя? - Я в этом не разбираюсь. В России... - Не возвращайся в Россию. Останься здесь, со мной. Он пошарил рукой по покрывалу, нашел ее руку и успел сжать ее прежде, чем Надя успела ее отдернуть. Голос его звучал хрипло. Именно эти слова и хотелось ему сказать с самого начала, но он нашел их не сразу: в такого рода вещах у него было маловато опыта. - Теперь я вас все-таки оставлю одних, - вскочила Коретта. - Нет, пожалуйста, не уходи, - сказал Патрик. - Я не вижу тут тайны - мы стали слишком близки друг другу. Надя, не уезжай в Россию. То есть я хочу сказать, останься со мной. Или давай я поеду с тобой, если хочешь. Правда, я могу предложить только свою военную пенсию и - марки Коретты. - Патрик... - Надя повернулась к нему, словно пыталась его увидеть. - Послушай, я люблю тебя. Я люблю тебя уже давно. ТЫ можешь, конечно, меня выгнать, но я просто хотел, чтобы ты это знала. Надя заговорила не сразу. - Что ж, предложение замечательное. А теперь иди. - Ну послушай, какого черта! - Он был потрясен, не верил своим ушам. - И это все, что ты можешь сказать? - А что ты хочешь, чтобы я сказала? О, благодарю вас, сэр, я так счастлива! По-твоему, когда мужчина так говорит, любая женщина должна броситься к нему на шею в восхищении от того, что теперь всю жизнь только и будет, что штопать носки и рожать детей? Не слишком ли ты много хочешь? - От обычной женщины - совсем немного. Но, может быть, от пилота космического корабля и летчика-испытателя - действительно слишком много.. - Прекратите! - закричала Коретта. - Пока не наговорили друг другу слишком много! А то ведь и назад отработать невозможно будет. Послушайте доброго доктора. Патрик, одно только то, что ты любишь ее - в этом никто из нас не сомневается, - не может означать, что Надя немедленно перестанет быть тем, что она есть, забудет все на свете и будет готова поселиться с тобой в розовых кущах... - Я знаю, что... - Может быть, и знаешь, но не до конца понимаешь. Надя осталась той же яркой личностью, какой была всегда, и ты никогда не должен забывать об этом. А тебе, Надя, я скажу вот что: разве это преступление - чувствовать себя женщиной? Чувственность и эмоциональность порой очень и очень хороши. Понимаешь? Надя кивнула и сказала очень тихо: - Мне ведь нелегко разговаривать об этом. Наверное, меня к этому не готовили. Романтическая любовь всегда существовала где-то далеко, в кино, в чужой жизни, но не в моей жизни летчика-испытателя или космонавта. Возможно, я просто привыкла к определенной роли, но эта роль уже ведет меня за собой, и мне нелегко приходится, если я решаюсь от нее отступиться... - Это ты о том случае - в Техасе? - Да... Наверное, так и было тогда. - Попытайся понять меня и простить. Наверное, я тогда больше смахивал на сексуального маньяка. Но я и тогда чувствовал по отношению к тебе то же самое, что и теперь Ты выйдешь за меня, Надя? - Нет. - Но, по крайней мере, ты подумаешь на эту тему? - Да, конечно! И вообще, когда ты вот такой, когда ты стараешься понять меня, мне очень хочется быть с тобой, жить с тобой, возможно, даже выйти за тебя замуж. Во всяком случае, выяснить это для себя я бы хотела. Будь же со мной терпеливым, Патрик. Это не так-то просто, я понимаю. - Я буду терпеливым. Если ты будешь терпеливой со мной. - На этот раз, когда он стал искать ее руку, то нашел ее сразу. Начало было положено. Коретта последний раз взглянула на них, прощально махнула рукой, чего они, правда, увидеть не могли, тихонько выскользнула из палаты и закрыла за собой дверь. - А майор, он... - начал было полицейский. - Не беспокойся, капрал. С майором все в порядке, в полном порядке. Там он в целости и сохранности, ты не тревожь его. Коретта повернулась и быстро пошла по коридору, потом завернула за угол и скрылась из виду. *** Над госпиталем, над мысом Канаверал, над пеленой облаков, высоко над земной атмосферой сияло солнце, как сияло всегда. На его поверхности бушевали солнечные бури, излучая свою энергию в космос, - Солнце излучало свое тепло во всех направлениях. Некоторая его доля попадала на Землю, согревала ее, делала пригодной для жизни человека. Солнце светило, не зная начала и конца времен. В один прекрасный день, скоро, сквозь тонкую атмосферу Земли в космос взовьется еще одна светящаяся песчинка, раскинет там свою серебристую сеть, чтобы поймать побольше живительной солнечной энергии, прежде чем та успеет раствориться в вечной ночи космического пространства. Потом взлетит еще одна искорка.., и еще...