Ю.Фельштинский, С.Юшенков. Открытое письмо Марии Спиридоновой ЦК партии большевиков
---------------------------------------------------------------
© Ю.Фельштинский, С. Юшенков
Email: y.felshtinsky@verizon.net
Date: 31 Mar 2004
---------------------------------------------------------------
ГРАНИ
ЖУРНАЛ ЛИТЕРАТУРЫ, ИСКУССТВА, НАУКИ И ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ
Год XLI No 139 1986
Общественно-политический ежемесячник
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО МАРИИ СПИРИДОНОВОЙ
Юрий ФЕЛЬШТИНСКИЙ
Крах партии левых эсеров
Комментарий к письму Марии Спиридоновой
"Крах партии..." - название настолько избитое в советской
историографии1, что для нашего комментария оно звучит несколько
иронично. В 1917-18 годах в России все политические партии, кроме
большевиков, потерпели крах. Когда-то единые в своей борьбе против царского
правительства, они с первых дней февральской революции применяли
самоубийственную тактику "левого блока" - бить направо, кооперироваться
налево. Именно так, одна за другой, дружными усилиями стоящих слева,
отсекались правофланговые политические партии, даже если они были
революционные и социалистические. Кадеты, так упорно отказывавшиеся осудить
красный террор в годы первой русской революции2, в год революции
второй стали жертвами этого террора. В 1917 году они оказались на правом
фланге революционного лагеря. Теперь уже их не включали даже в проэсеровский
"Союз Защиты Учредительного Собрания", образованный в ноябре 1917
г.3 28 ноября партия Народной Свободы вообще была объявлена вне
закона4. И после разгона Учредительного собрания (в январе 1918
г.) в России установилась многопартийная социалистическая диктатура.
Теперь уже тактику левого блока приходилось применять по отношению к
правому крылу социалистического лагеря. Сначала, при всеобщем энтузиазме, в
ночь с 11 на 12 апреля большевики и левые эсеры избавились от столь полезных
в дни октябрьского переворота5, но ставших главными нарушителями
революционной дисцип-
лины и спокойствия, необузданных анархистов6. Затем, 14
июня, настала очередь меньшевиков с эсерами: их фракции были исключены из
ВЦИКа и перестали играть в "советском парламенте" роль легальной
оппозиции7. Начиная с этого дня, на пути большевиков к
однопартийной диктатуре стояли только левые эсеры - партия радикального
социализма, отколовшаяся от эсеровской и вступившая в блок с большевиками.
Левые эсеры тоже пытались "кооперироваться налево", т. е. попросту
вступить в большевистскую партию и раствориться в ней. Но Ленин к идее
объединения отнесся с иронией и предложил подождать8. Левые эсеры
были для него прежде всего конкурентами, и лишь затем союзниками в борьбе с
правой опасностью. Эту партию Ленин был намерен уничтожить, как только
представится подходящий случай. Ему не долго пришлось ждать: 6 июля Ленин
обвинил левых эсеров в восстании против советской власти и в течение двух
дней разгромил левоэсеровский партактив, ликвидировав ПЛСР как полити-ческую
силу.
Письмо лидера ПЛСР М. Спиридоновой в ЦК большевистской партии было
написано в Кремле, где Спиридонова находилась под арестом, и датировано
ноябрем 1918 года. В начале 1919 года письмо было опубликовано партийной
левоэсеровской прессой. Можно посчитать злой иронией, что в этот критический
период психически неуравновешенная и истеричная Мария Спиридонова оказалась
вождем левых социалистов-революционеров. Осужденная в 1906 году за убийство,
Спиридонова вступила на каторге в эсеровскую партию, была освобождена
Февральской революцией и немедленно включилась в работу ПСР. Вместе с
Камковым и другими эсеровскими лидерами она усердно работала над
осуществлением раскола формально единой партии эсеров, возглавив ее левое
крыло, а затем и отделившуюся от ПСР партию левых эсеров. При этом, почти во
всем Спиридонова шла за большевиками, а потому устраивала Ленина, не
видевшего в ней серьезного политического противника.
Непосредственной причиной для открытого письма Спиридоновой большевикам
был разгром партии левых
эсеров 6-7 июня 1918 года. Письмо Спиридоновой - еще одно
доказательство тому, что "восстания левых эсеров" не было, что замышлялось
только убийство германского посла Мирбаха, "а другого ведь ничего и не
готовилось". 6 июля, вскоре после убийства Мирбаха, Спиридонова прибыла в
Большой театр, где заседал Пятый съезд Советов, и вручила секретарю ВЦИК,
большевику Аванесову письмо с объяснением смысла убийства германского посла.
Поездка Спиридоновой была предварительно одобрена на заседании
левоэсеровского ЦК. Левые эсеры посчитали, что Спиридонову большевики
тронуть побоятся (хотя Спиридонова пишет в своем письме, что была готова к
"расправе"), и конфликт будет исчерпан. Ленин же воспользовался убийством
как предлогом для разгрома ПЛСР.
Не только не было "восстания левых эсеров", не было и "акта ЦК ПЛСР",
поскольку, например, член ЦК ПЛСР Александрович о планируемом убийстве
Мирбаха ничего не знал вплоть до последней минуты - вот вывод, который
напрашивается сам собой из письма Спиридоновой. Был заговор одних членов ЦК
ПЛСР (добавим: при участии ряда членов ЦК большевиков, безусловно
-Дзержинского, а, вероятно, еще и Бухарина с Пятаковым), в тайне от других
членов ЦК ПЛСР, с целью убийства германского посла Мирбаха. Но - "вышло все
не так", как планировали заговорщики. Партию левых эсеров разгромили.
Расстреляли члена ЦК ПЛСР и заместителя Дзержинского - Александровича.
Арестовали Спиридонову. Все, что оставалось ей теперь - анализировать
причины своего поражения. И она попыталась сделать это в своем письме.
Она красочно описывает "подлую и гнусную травлю" большевиками левых
эсеров. Но все-таки забывает указать, что до 6 июля 1918 года ПЛСР вместе с
большевиками столь же "подло и гнусно" травила все партии, стоявшие правее.
Она распинается в преданности революции и Интернационалу, но отмежевывается
от меньшевиков и эсеров (последних она упоминает лишь с маленькой буквы и в
сокращении, в то время как про свою партию -прописными и полностью: "Левые
Социалисты-Револю-
ционеры"). Не упоминает Спиридонова и о разгоне несоветских
крестьянских организаций. А если и возмущается чрезвычайками, то отнюдь не
за их террор против "контрреволюционеров"; да и тут переваливает на
большевиков всю вину, не деля ее с ними. Между тем, в Коллегии ВЧК из 20
человек 7 были левыми эсерами, в том числе два заместителя Дзержинского -
Закс и Александрович. Трудно подвергать сомнению заявление Спиридоновой, что
Александрович неоднократно просил ЦК ПЛСР отозвать его из ВЧК. В то же
время, именно Закс зачитывал во ВЦИК доклад о разгроме анархистов в ночь с
11 на 12 апреля. Нельзя не поддаться эмоциональному настрою письма,
например, в той его части, где Спиридонова осуждает убийство "тысяч людей...
в истерике... из-за поранения правого предплечья Ленина". По
общечеловеческой склонности доверять мы могли бы не отождествлять левых
эсеров с этим террором, если бы газета "Известия" не оставила нам
противоречащего письму Спиридоновой документа и не опубликовала 1 сентября
1918 года резолюцию ЦК ПЛСР от 31 августа, с призывом к красному террору
"против всех империалистов и прихвостней буржуазии". В резолюции, в
частности, говорилось:
"Слугами буржуазной контрреволюции ранен Председатель Совета Народных
Комиссаров Ленин. Мы, стоящие на крайне левом крыле революционного
социализма, считающие террор одним из способов борьбы трудящихся масс, будем
всеми силами бороться против подобных приемов, когда они имеют целью удушить
русскую революцию. Покушение на Ленина произведено справа, защитниками
буржуазного строя, кого революция лишила былых привилегий и кто желает
уничтожения советского строя и социалистических реформ. Ленин ранен не за
то, что он капитулировал и пошел на путь соглашательства. Нет, он ранен
теми, для кого даже его политика есть политика крайней революционности.
...Мы считаем, что восстание миллионов трудящихся, хотя и искаженное
соглашательской политикой вождей, не удастся задушить гибелью этих вождей.
Покушение на Ленина один из таких эпизодов контрреволюционного
падения, и на такие попытки контрреволюции трудящиеся массы должны
ответить встречным нападением на цитадели отечественного и международного
капитала..."
С точки зрения левых эсеров, партия большевиков была недостаточно
революционной и радикальной; истинными революционерами, "стоящими на крайне
левом крыле революционного социализма", были левые эсеры, а не большевики. В
этом был главный смысл и резолюции ЦК ПЛСР от 31 августа, и ноябрьского
письма Спиридоновой. В этом же заключалась и суть разногласий между
большинством большевистской партии и левыми эсерами вопросе о Брестском
мире. Первоначально поддержав точку зрения Ленина, Спиридонова со временем,
под влиянием большинства своей партии, заняла более радикальную позицию.
Именно с целью изменить советскую политику в отношении "германского
империализма" экстремисты из ЦК ПЛСР, в союзе с левыми коммунистами
(большевиками), пошли на убийство Мирбаха; а несколько позже, 30 июля,
левоэсеровский террорист Борис Донской убил в оккупированном немцами Киеве
командующего германскими войсками на Украине генерала Эйхгорна10.
Менее радикальное, если судить по письму Спиридоновой, отношение левых
эсеров к красному террору следует считать во многом тактическим ходом,
предпринятым для увеличения популярности партии среди "советских
избирателей". Кроме того, выступать против большевистского террора в ноябре
1918 года заставлял левых эсеров и запоздавший инстинкт самосохранения.
Несколько труднее разобраться в разногласиях большевиков и левых эсеров
по крестьянскому вопросу. Существо проблемы заключалось в том, что
большевики никогда не имели опоры в деревне, а в крестьянских Советах
доминировали несоциалистические группировки часто вообще беспартийных
крестьян. Большевистско-левоэсеровский блок как раз и был с успехом
использован левыми эсерами для широкого проникновения в деревню, где их
функционеры в Советах постепенно оттеснили не только беспартийных, но и
"правых" эсеров. Пока сильна была оппозиция "справа", большевиков вполне
устраи-
вало это меньшее зло - господство ПЛСР в сельских Советах.
Соответственно, обе партии проводили общую крестьянскую политику. Большевики
проводили в жизнь эсеровский "Декрет о земле", а левые эсеры полностью
поддерживали так называемую монополию хлебной торговли11 . Они
готовы были поддержать и декрет СНК от 13 мая 1918 года "О продовольствии",
позволявший городу беспощадно грабить деревню, выступая лишь против
диктаторских полномочий, предоставленных декретом наркому продовольствия
большевику Цюрупе12.20 мая во ВЦИК они поддержали Свердлова,
выступившего с предложением "восстановить деревенскую бедноту против
деревенской буржуазии"13, т. е. начать в деревне гражданскую
войну. 26 мая, на Первом Всероссийском съезде Народного Хозяйства, левые
эсеры указали на опасность "сельского кулачества", которое "может
ощетиниться"14. Наконец, 11 июня 1918 года, при обсуждении во
ВЦИК декрета СНК об организации в деревне комитетов бедноты, левые эсеры,
хотя и выступали против образования комбедов, голосовать против самого
декрета не стали, а предпочли в голосовании не участвовать15 .
Между тем, принятый по инициативе большевиков декрет об организации в
деревне комитетов бедноты имел своей целью ослабление власти сельских
Советов, в которых доминировали эсеры, левые эсеры и меньшевики. Исключив,
через три дня, из числа легальных советских партий меньшевиков и эсеров,
большевики смогли направить всю энергию на то, чтобы лишить власти
находящихся на местах левоэсеровских функционеров, заменяя их собственными
функционерами из новообразованных комбедов. Разгромив после 6 июля и весь
левоэсеровский актив, большевики установили в России однопартийную
коммунистическую диктатуру. Период многопартийной социалистической диктатуры
пришел к своему логическому концу.
Письмо Марии Спиридоновой - своеобразный эпилог к недолгому
большевистско-эсеровскому союзу. Сочетание в нем удивительной наивности и
глубоких пророчеств характерно, однако, не для партии левых эсеров, а для
самой Спиридоновой. "Владимир Ильич с... огром-
ным умом и личной безэгоистичностью и добротой" не может вызвать
ничего, кроме улыбки. На этом фоне поражающим констрастом выделяется
предвидение: "Вы скоро окажетесь в руках вашей чрезвычайки, вы, пожалуй, уже
в ее руках. Туда вам и дорога".
Но сначала по этой дороге прошли сами левые эсеры. Те из них, кто не
сумел эмигрировать, как бывший нарком юстиции И. Штейнберг, погибли от
"чрезвычаек". Не спаслись и переметнувшиеся к большевикам Бывший член ЦК
ПЛСР А. Л. Колегаев поспешил вступить в партию большевиков уже в ноябре 1918
года В должности заведующего Особым Отделом Южного фронта арестовывал как
контрреволюционеров своих же однопартийцев16. И был расстрелян в
1939 году Не отошедший от партийной работы Б. Д. Камков (Кац) в первый раз
был арестован в 1921 году, затем освобожден, затем снова арестован, наконец,
в 1938-м - расстрелян. Еще в мае 1921 года расстреляли бывшего начальника
отряда ВЧК и бывшего члена ВЦИКа Д. И. Попова. Переметнувшегося вскоре после
июльского разгрома к большевикам бывшего заместителя Дзержинского по ВЧК Г.
Д. Закса расстреляли в 1937-м. А одного из исполнителей террористического
акта против Мирбаха -Блюмкина (к тому времени давно уже коммуниста) - в
1930-м. Мария Спиридонова после 6 июля 1918 года на свободе была лишь
урывками, и осенью 1941-го была, наконец, расстреляна в Орловском централе
отступавшими советскими тюремщиками. К этому времени, как предугадала
Спиридонова, погибли и те большевики, к которым обращалась она с открытым
письмом в ноябре 1918 года.
ПРИМЕЧАНИЯ
Самая подробная советская монография о ПЛСР, написанная
К Гусевым, так и называется "Крах партии левых эсеров" (Мо
сква, 1963)
См А Кизеветтер (ред ) "Нападки на партию Народной
Свободы и возражения на них", Москва, 1906, стр 53, R Pipes,
S t r u v e "Liberal on the Right, 1905 - 1944" (Cambridge, 1980), p
56, А А Кизеветтер "На рубеже двух столетий (воспоминания 1881 -- 1914)",
Прага, 1929, стр 461, "Государственная Дума Стенографические отчеты", СПБ,
1907, том 1, Заседание 9, стр 477, 529, там же, Заседание 20, стр 1533, там
же. Заседание 24, стр 1833, там же, том 2, Засе дание 38, стр 608-610, В А
Маклаков "Вторая Государственная Дума", Париж, б/д, стр 216
См С П Мельгунов "Как большевики захватили
власть", Париж, 1953, стр 381 - 382
"Декреты советской власти", т 1, Москва, 1957, стр 161-162
В дни большевистской "прогулки" в Зимний дворец и во время
разгона Учредительного Собрания моряки-анархисты были одной из
главных военных опор большевизма
Подробнее о разгроме анархистов см Ю Фельштинский
"На пути к однопартийной диктатуре Разгром анархистов - один из эта
пов захвата власти большевиками" - "Русская мысль", 31 января 1985 г
См "Протоколы заседаний ВЦИК IV созыва Стенографиче
ский отчет", Москва, 1920, стр 426-428
См Архив Троцкого (Harvard University, Houghton Libra
ry,Dept of Manuscripts) фонд bMsRuss 13, T 3815, папка 1, лист "Левые
эсеры"
См Ю Фельштинский "Большевики и левые эсеры,
октябрь 1917 - июль 1918", серия ИНРИ, т 5, ИМКА-ПРЕСС, Париж,
1985,гл 8-9
Об убийстве Эйхгорна подробнее см И Каховская
"Террористический акт против ген Эйхгорна" в кн "Летопись револю
ции", кн Первая, изд 3 И Гржебина, Берлин - Петербург - Москва,
1923, стр 215 - 225, "Казнь Бориса Донского", там же, стр 225 - 227,
И К Каховская "Дело Эйхгорна и Деникина", в кн "Пути рево
люции", изд "Скифы", Берлин, 1923, стр 191 -220
См Ю Фельштинский "Война Советов с крестьян
ством", газ "Новое русское слово", 16, 17, 18 февраля 1984 г
См "Протоколы заседаний ВЦИК IV созыва", стр 255 - 256,
"Декреты советской власти", т 2, Москва, 1959, стр 261--266
"Протоколы заседаний ВЦИК IV созыва", стр 295
"Труды I Всероссийского Съезда Советов Народного хозяй
ства, 26-го мая - 4 июня 1918 г (Стенографический отчет)", Москва,
1918, стр 9
См "Протоколы заседаний ВЦИК IV созыва", стр 412
См The Trotsky Papers, 1917-1922, ed by J Meyer, v 1,1917-
1919, The Hague, 1964, pp 466-469 Во время беседы с Троцким, предше
ствовавшей назначению Колегаева на этот пост, последний сказал "Ке
дров меня слишком мало знает, если думает, что расправа с левыми эсе
рами была бы для меня затруднением" (там же, стр 472)
Сергей Юшенков
Судьба практически всех революционеров трагична. Впрочем, когда
общество раскалывается на непримиримые части, судьба любого человека
трагична, ибо в период революционных потрясений, совершаемых во имя
человека, роль конкретной личности низводится до унизительного положения
разменной монеты ценой в ломаный грош. Человеческая жизнь перестает быть
самоценностью, она превращается в средство реализации прекрасных, но
совершенно необоснованных претензий на устройство счастливого общества.
Письмо Марии Спиридоновой с предельной откровенностью обнажает антигуманную
сущность тех, кто возомнил себя призванными создавать райскую жизнь на
земле, не считаясь ни с затратами, ни с потерями, ни с элементарными нормами
общечеловеческой нравственности, вообще ни с чем.
Сегодня нашего читателя чрезвычайно трудно удивить обилием фактов,
убедительно показывающих греховность сотворения нового мира. Тем не менее
письмо М. Спиридоновой, лидера партии левых эсеров, стоявших в то время на
еще более революционных позициях, чем большевики -- самые верные до
определенного момента союзники в совместной борьбе против всех, является не
совсем обычным свидетельством того времени. Это, по сути дела, одна из
первых попыток честного и правдивого анализа первых шагов революции со
стороны ее страстного защитника.
Письмо было написано в Кремле, где М. Спиридонова находилась под
арестом. В начале 1919 года оно было опубликовано левоэсеровской прессой.
Непосредственным поводом для этого обращения в ЦК РКП(б) послужили известные
события июля 1918 года, когда была перевернута еще одна важная страница
послеоктябрьской политической истории России -- прекратила свое
существование двухпартийная правительственная коалиция.
Понимала ли М. Спиридонова, что в "злодеяниях" большевиков есть и ее
немалая заслуга! Понимала ли она, что революция была обречена ка
бессмысленные жертвы вовсе не потому, что большевики оказались узурпаторами,
а потому, что ставка на насилие, ничем и никем не ограниченное, объективно
приводит к монополии на власть -- самому величайшему пороку общественной
жизни!
Увы, прозрение приходит с запозданием. Заклинания М. Спиридоновой могут
показаться пророческими, многие из них на самом деле уже оказались таковыми.
Бесконтрольная власть большевиков в конечном итоге привела большую их часть
к гибели именно от той власти, ради которой они столько выстрадали, которой
доверяли безмерно.
Ко в чем истоки чрезмерной монополизации власти! Вероятнее всего, в
присваивании отдельной группой лиц исключительного права на знание истины во
всем ее многообразии. В революции, как и на войне, чаще всего побеждают не
те, кто лучше других знает истину, а те, кто более других верит в свою
непогрешимость и на этой основе способен любыми средствами заставить других
подчиняться единой воле. Самым мощным средством для большевиков оказалась
партийная дисциплина. "Мы-то знаем хорошо, что вы можете сделать во имя
партийной дис-
циплины. Мы знаем, что у вас все дозволено во имя ее". Именно так и
было -- во имя мертвой дисциплины было позволено все. "Нечего, конечно,
сомневаться,-- пишет М. Спиридонова,-- в дисциплинированности большевиков,
революционного трибунала, вопреки всякой логике, истине и доказательствам".
Сегодняшнее половодье демократических преобразований уже неоднократно
пытались обуздать берегами дисциплины, пытались запугать "разгулом
страстей", осуществлением провокационных действий {вспомним обстановку
нагнетания страха накануне 25 февраля -- дня, на который было намечено
проведение серии митингов в защиту демократии). Публикации писем читателей
весьма определенного содержания на страницах некоторых газет недвусмысленно
дают понять, что без наведения "должного порядка и дисциплины" перестройка,
мол, обречена. Если она и обречена, то прежде всего не из-за избытка
стихийности, а из-за чрезмерного желания властвующих структур жить
спокойнее...
Еще одно пророчество М. Спиридоновой вот-вот сбудется. "Должно прийти
время, и, быть может, оно не за горами, когда в вашей партии поднимется
протест против удушающей живой дух революции и вашей партии политики. Должны
прийти идейные массовики, в духе которых свежи заветы нашей социалистической
революции, должна быть борьба внутри партии, как было у нас с эсерами
правыми и центра, должен быть взрыв и свержение заправил, разложившихся,
зарвавшихся в своей бесконтрольной власти, властвовании; должно быть
очищение, и пересмотр, и подъем. Должно быть возрождение партии большевиков,
отказ от губительных теперешних форм и смысла царист-ско-буржуазной
политики, должен быть возврат к власти советов, к Октябрю". Пришло ли это
время! Кажется, да. Подтверждением тому -- формирование многопартийной
системы, процессы самоочищения в коммунистической партии, да и сама
публикация письма Марии Спиридоновой.
Сергей ЮШЕНКОВ,
кандидат философских наук,
народный депутат РСФСР
ЦЕНТРАЛЬНОМУ КОМИТЕТУ ПАРТИИ БОЛЬШЕВИКОВ
Я пришла к вам 6 июля для того, чтобы был у вас кто-нибудь из членов ЦК
нашей партии, на ком вы могли бы сорвать злобу и кем могли бы компенсировать
Германию (об этом я писала вам в письме от того же числа, переданном
Аванесову в Большом театре).
Это были мои личные соображения, о которых я считала себя вправе
говорить своему ЦК, предложив взять представительство на себя.
Я полагала, что мне удастся более, чем другим, загородить свою партию и
тех "малых сих" - крестьян, рабочих, матросов и солдат, которые шли за ней.
Я была уверена, что, сгоряча расправившись со мною, вы испытали бы
потом неприятные минуты, так как, что ни говори, а этот ваш акт был бы
чудовищным, и вы, быть может, потом скорее опомнились и приобрели бы
необходимое в то время хладнокровие.
Случайность ли, ваша ли воля или еще что, но вышло все не так, как я
предлагала вам в письме от 6 июля. Пролилась невинная кровь Емельянова,
Александровича и других, совсем уж "малых сих" (Емельянов до такой степени
не участвовал ни в чем и ничего не знал, что был арестован Поповцами как
член чрезвычайки и отведен в их штаб. Александрович в этот день только по
Блюмкину догадался, что затевается акт против Мирбаха, и события завертели
его раньше, чем он успел опомниться. Мы от него скрывали весь Мирбаховский
акт, а другого ведь ничего и не готовилось. Он выполнял некоторые наши
поручения, как партийный солдат, не зная их конспиративной сущности. О
других расстрелянных и подавно нечего говорить). После этого смысл моего
добровольного прихода к вам в моих глазах свелся почти к нулю. Все же,
соблазняло использовать суд, как кафедру. Вы до того бесчестно клеветали на
нас, до того вам хотелось обвинить нас в том, чего не было, до того
неслыханно вопиюща и небывало подла и гнусна была ваша травля нашей партии,
при полном удушении нашей печати, что
нужно было, хотя бы и очень тяжелой ценой, ценой компромисса - участия
в вашей лжи (признанием вашего суда), приобрести эту возможность гласной
борьбы с вами.
Никогда еще в самом разложившемся парламенте, в продажной бульварной
прессе и прочих махровых учреждениях буржуазного строя не доходила травля
противника до такой непринужденности, до какой дошла ваша травля, исходящая
от социалистов-интернационалистов, по отношению к вашим близким товарищам и
соратникам, которые погрешили против лояльности к германскому империализму,
а не к вам, и во всяком случае не погрешили в отношении революции и
Интернационала.
После моего заявления Шейнкману и заявления ЦК о нашем стремлении
изгнать все (не только германские) тайные штабы мировой контрреволюции из
сердца и очага международной социалистической революции Советской России,
после этого в Архангельских краях каким-то генералом были расстреляны наши
Левые Социалисты-Революционеры, а в Украине из-за Мирбаха и Эйхгорна стали
специально отыскивать Левых Социалистов-Революционеров и после пыток -
убивать. И в то время, как наши Левые Социалисты-Революционеры умирали на
чехословацком и других фронтах в рядах Советских войск, вырезывались
ярославской и казанской белой гвардией, в то время, как каждый империалист
уделял особое внимание преследованию нас, вы - интернационалисты - тоже
беспощадно обрушивались на нас.
Многочисленные массы, идущие за Левыми Социалистами-Революционерами,
лишились советских прав; советы и съезды разгонялись в каждой губернии
десятками (Витебская, Смоленская, Воронежская, Курская, Могилевская,
Нижегородская и проч. и проч.). Вся советская (а другой тогда еще и не было)
крестьянская масса была раздавлена, загнана, затравлена и поставлена под
начало военно-революционных комитетов, исполкомов (назначенных из
большевиков-коммунистов) и чрезвычаек.
В чрезвычайках убивали Левых Социалистов-Революционеров (отчеты в
"Известиях ЦИК" и "Еженедель-
нике" чрезвычаек) за отказ подписываться под решением пятого Съезда
Советов; убивали просто за то, что они Левые Социалисты-Революционеры и
"упорствовали" в этом, не отрекались (циркуляр Петровского об
"упорствующих"); убивали, истязали, надругивались. В Котельничах, например,
убили только за лево-эсерство двух наших товарищей - Махнева и Мисуно (члена
крестьянской секции и ЦИК нескольких созывов, члена президиумов нескольких
Всероссийских Крестьянских Советов). Мы гордились ими. Они были настоящими
детьми теперешней народной революции, вышли из недр ее, выпрямлялись и
работали так, что о Мисуно по всему краю, где он являлся, ходили легенды.
Незаметные герои, на хребте которых мы с вами протащили всю Октябрьскую
революцию. Мисуно дорого поплатился перед смертной казнью за свой отказ
большевистским палачам рыть себе своими руками могилу .-Махнев согласился
рыть себе могилу на условии, что ему дадут говорить перед смертью. Он
говорил. Его последние слова были: "Да здравствует мировая социалистическая
революция". Тут ваши палачи прикончили его. И сколько их, погибших сейчас
Мисуно и Махневых по Советской России, безвестных, безымянных, великих в
своей стойкости и героизме.
Разгром нашей партии - это разгром советской революции. Вся дальнейшая
история этих месяцев говорит об этом. А вы так и не поняли этого. Вы отупели
до того, что всякие волнения в массах объясняете только агитацией или
подстрекательством.
Вы перестали быть социалистами в анализе явлений, совершенно
уподобляясь царскому правительству, которое тоже всюду искало агитаторов и
их деятельностью объясняло все волнения. И вы так же правы, как оно. Вот что
об агитаторах мне пишут крестьяне из всех губерний Советской России:
"Ставили нас рядом, дорогая учительница (орфографию всюду исправляю), целую
одну треть волости шеренгой и в присутствии других двух третей лупили
кулаками справа налево, а лишь кто делал попытку улизнуть, того принимали в
плети". (Реквизиционный отряд, руководимый большевиками из Совета.)
Или из другого письма: "По приближении отряда большевиков надевали все
рубашки и даже женские кофты на себя, дабы предотвратить боль на теле, но
красноармейцы так наловчились, что сразу две рубашки вни-зывались в тело
мужика-труженика. Отмачивали потом в бане или просто в пруду, некоторые по
несколько недель не ложились на спину. Взяли у нас все дочиста, у баб всю
одежду и холсты, у мужиков - пиджаки, часы и обувь, а про хлеб нечего и
говорить..."
Или из третьего письма: "Матушка наша, скажи, к кому же теперь пойти, у
нас в селе все бедные и голодные, мы плохо сеяли - не было достаточно семян,
у нас было три кулака, мы их давно ограбили, у нас нет "буржуазии", у нас
надел 2/4-1/2 на душу, прикупленной земли не было, а на нас наложена
контрибуция и штраф, мы побили нашего большевика - комиссара, больно он нас
обижал. Очень нас пороли, сказать тебе не можем, как. У кого был партийный
билет от коммунистов, тех не секли. Кто теперь за нас заступится. Все
сельское общество тебе земно кланяется".
Из четвертого: "Вязали нас и били, одного никак не могли усмирить,
убили его, а он был без ума..."
Из этого же письма: "Оставили нам много листков и брошюр, мы их пожгли,
все один обман и лесть".
Из пятого письма: "В комитеты бедноты приказали набирать из
большевиков, а у нас все большевики вышли все негодящиеся из солдат,
отбившиеся, прямо скажем, хуже дерьма. Мы их выгнали. То-то слез было, как
они из уезда Красную армию себе в подмогу звали. Кулаки-то откупились, а
"крестьянам" спины все исполосовали и много увезено, в 4-х селах 2-3
человека убито, мужики там взяли большевиков в вилы, их за это постреляли".
Или шестое письмо: "Прошел слух в уезде, что ты нас обманываешь,
сталкиваешься [столковываешься]* опять с большевиками, а они тебя за это
выпущают. Нет, уж теперь не заманишь к ним. У нас в уезде их как ветром
выдуло, убивать будем, сколько они у нас народу заму-
* В квадратных скобках - поправки публикатора, Ю. Фельштинского. -Ред.
чили. Максим В... приехал, сказывал, что ты все в тюрьме. А ты,
родименькая, духом не падай, знамя наше крестьянское держи крепче, замаливай
за нас, голубушка, сиди твердо. У нас никого нет за "учредилку", будь
покойна, мы все за левыми идем".
Или седьмое, от 15 июня письмо: "1) Григорий Кулаков - отобрано из
последних двух пудов, один пуд. Семья 3 человека. 2) Сергей Агашин. Семья 7
человек. Отобрали 5 пудов муки, картофеля 7 пудов. Оставили по пуду того и
другого. 3) Солдатка Марфа Степанова. Семья 6 человек. Отобрали всю муку - 3
пуда. V/г пуда солоду, крупы V/г пуда. 4) Исаак Харитонов. Семья 5 человек.
Всю муку (купленную) увезли, 8 пуд. 5) Учительница Ульяна Степановна
Ходякина. Взяли бесплатно гармонию. 6) Деревня Собакино. Трифон Мартянин:
отобрали пиджачную пару. 7) Лаврентий Аголов. Семья 7 человек. Взяли 4 пуда
и оставили на 2 месяца 3 пуда. 8) Деревня Ильинка. У Алексея Иванова.
Отобрали серебряные часы, ружье пистонное. 9) У Ивана Артемова - медную
трость. 10) Федот Зайцев. 8 человек семьи, взято из двух пудов овсяной муки
- полтора пуда. Оставили ржаной 30 фунтов. 11) Деревня Телятово, стреляли по
ребятишкам, бегущим в лес. Всего не перепишешь. Реквизиционный отряд
большевиков при кулачной расправе; если лицо шибко раскровянится, то любезно
просят выпить, потом бьют опять".
Или 8-е письмо: "Разгромили организацию Левых
Социалистов-Революционеров, хотели поднять на штыки ребенка, только смелым
вмешательством женщины, назвавшей его своим, удалось спасти. Берут платье,
режут скот, бьют посуду, совершают по всему Каротоякскому уезду всякие
неслыханные бесчинства. На конференции от семи волостей вынесли месяц назад
резолюцию, что мы все согласны отдать, все излишки хлеба, только бы не
присылали отряды, а просто несколько человек за хлебом. Прибывший отряд
занялся, вместо честной реквизиции, другим, в чем и подписываемся. (Подписи
села Платова, Каротоякского уезда)"...
Из 9-го письма: "В комитеты бедноты идут кулаки и самое хулиганье.
Катаются на наших лошадях, приказы-
вают по очереди в каждой избе готовить обед, отбирают деньги, делят меж
собой, и только маленький процент отсылают в Казань, приказали отнимать скот
у мужиков. У кого в семье меньше 4-х человек, у тех последнюю корову
отобрать. За овцу 15 руб. налог. Крестьяне режут скот. Через год разорение
будет окончательное и непоправимое. Деревня без скота - гиблая".
Из 10-го письма: "Мы не прятали хлеб, мы, как приказали по декрету,
себе оставили 9 пудов в год на человека. Прислали декрет оставить 7 пудов,
два пуда отдать. Отдали. Пришли большевики с отрядами. Разорили вконец.
Поднялись мы. Плохо в Юхновском уезде, побиты артиллерией. Горят села.
Сравняли дома с землей. Мы все отдавали, хотели по-хорошему. Знали голод
голодный. Себя не жалели. Левые Социалисты-Революционеры все ходили и учили
- не прячьте, отдавайте".
Или из одиннадцатого письма (от интеллигента): "Реквизиционные отряды,
немецкая милиция и пр. начисто загнали трудовых мужиков. Творилось что-то
невероятное. Грабили, били, пороли, насильничали, отбирали все. Всегда
вооруженные, пьяные с пулеметами. При мне грабили баб, наведя на них
пулеметы, на станции. Отбирали у них ягоды, сыр, сало. Лапали их... Один
товарищ и я вмешались, нас чуть не расстреляли. Комиссара станции чуть не
избили, пригрозив бумажкой, которая, как они кричали, дает им право "все,
что угодно, делать". Бумажка была подписана Цурюпой и еще кем-то, чуть ли не
самим Лениным. Отряд был из Москвы. Я не склонна очень обвинять рабочих
(отряд был из рабочих-большевиков), до этого они реквизировали спирт, ну и
нализались. Я знаю, что они же могут быть иными. Характерно, что они при
всех этих безобразиях нечленораздельно ревели: „что!!! контрреволюцию
завели... нет, шалишь... мы всех вас, кулаков... вооо как... к стенке... и
готово". Как видите, объективно, они революционны, только пьяны. Но все же,
каково было нам - бабам, пассажирам, мужикам. Ведь они вертели во все
стороны пулеметы, направляя на всех.
Мужики озлобились. Конечно, правые стали действовать.
„Выступление" стало психологически неиз-
бежным. Мужики бегали к нам и спрашивали, что им делать. Наши
„левые": „У нас", говорили они, „есть оружие", мы дальше
не можем. Иначе крестьяне уйдут без нас все равно, и будет хуже им. Скажите,
что нам было делать, что сказать. Сказать: „подождите" или отойти, мы
сказали: „защищайтесь". И через несколько дней я читала в газете о
„левоэсеровском выступлении кулаков". Я знала, что оно будет
подавлено, и крестьяне справедливости не найдут. Все мы знали, и мужики
наши. Но что бы вы сказали: „Идите к Советам" - но ведь от Советов это
шло. Ведь у них документы от „самих". Обратиться к „самим". Но
ведь Ленин сам в руках у „отрядов". Что было делать. Теперь нам крах,
террор и подавленность".
Или... Идет уездный съезд. Председатель, большевик, предлагает
резолюцию. Крестьянин просит слова. -Зачем? - "Не согласен я". - С чем не
согласен? - "А вот, говоришь, комитетам бедноты вся власть, не согласен: вся
власть советам, и резолюция твоя неправильная. Нельзя ее голосовать". -
Как... Да ведь это правительственной партии. - "Что ж, что
правительственной". -Председатель вынимает револьвер, убивает наповал
крестьянина, и заседание продолжается. Голосование было единогласное.
У нас зарегистрирована порка крестьян в нескольких губерниях, а
количество расстрелов, убийств на свету, на сходах и в ночной тиши, без
суда, в застенках, за "контрреволюционные" выступления, за "кулацкие"
восстания, при которых села, до 15 тысяч человек, сплошь встают стеной,
учесть невозможно. Приблизительные цифры перешли давно суммы жертв усмирений
1905-6 гг.
Кто агитатор, кто подстрекатель?! Отвечайте! Вы контрреволюционеры,
худшие из худших белогвардейцев!!!
"Велели нам красноармейцы разойтись. А мы собрались думать, что нам
делать, как спастись от разорения. Мы все по закону сполна отвезли на
станцию. А они опять приехали. Велели со сходов уйти. Мы их честно стали
просить оставить нас. Обед им сготовили, все несем, угощаем, что хотят
берут, даем без денег, не жалуемся. А
они пообедали и начали нас всячески задирать. Одного красноармейца
поколотили. Они нас пулеметом, огнем. Убитые повалились...
И вот пошли мужики потом. Шли все 6 волостей стеной, на протяжении 25
верст со всех сторон, с плачем всех жен, матерей, с причитаниями, с вилами,
железными лопатами, топорами. Шли на совет". - Пишет левый с.-р., член
Крестьянской Секции, избитый в этом "кулацком мятеже" до полусмерти
крестьянами и потерявший сына, честного советского работника. "Он не издал
ни одного звука, когда его мужики мучили, мужественно вынес пытку и умер под
ней". - Отец не жалуется. Он, этот полуграмотный крестьянин, понимает, что
мужики, замученные нуждой (он приводит цифры имущественного положения этого
уезда - 41% безлошадных и т. д.), "бедные" и отчаянно голодавшие весь
1917-18 год, возмущенные оскорблением их законнейших запросов, должны были
"восстать". Он понимает, что контрреволюцией является не это крестьянское
восстание-самозащита, а действия, вызвавшие это восстание, и последовавшее
жестокое усмирение.
"Не сделали бы такой пропаганды 1000 агитаторов-большевиков, как они
сами ухитряются: теперь им к нам не показаться".
Кончаю цитировать, так как из ряда губерний однородные сообщения.
Петроградская история с матросами-вопиющий по бессмысленной жестокости факт
расправы с лояльным проявлением недовольства трудящихся. Как можно было так
ослепнуть и впасть в такую шкурную панику, чтобы так расправляться с
чистейшей революционной стихией, внезапно взмывшей? Как поднялась у вас рука
на тех матросов, поддержкой которых больше всего мы завоевали Октябрьскую
революцию? Как могли вы, кричавшие о Керенском, с его смертной казнью на
фронте, здесь в тылу убивать без суда и следствия лучших сынов революции?
Как не стыдно было вам убить Хаскелиса за то только, что он, по поручению
законно существующей при Петроградском Совета фракции Левых
Социалистов-Революционеров, прочел ее декларацию. Лживость инкриминируемого
ему вашего
обвинения, будто при нем найдена резолюция собрания матросов,
написанная его собственной рукой, доказывать нет нужды: у Хаскелиса, убитого
вами, не было обеих рук по плечи, когда вы его взяли.
Этой крови вам не смыть, не отчиститься от нее даже во имя самых
"высоких" лозунгов.
Вы, которые лицемерно кричите на весь мир в обращении к английским и
французским рабочим, что даже пособников заговора англо-французского
империализма, если случайно они окажутся рабочими, вы не задержите
заложниками, не арестуете, показывая нежелание ваше нарушить
неприкосновенность трудящихся, вы убиваете русских трудящихся сотнями,
тысячами сразу (Смоленская губерния, Ливны, Вятская губерния, Пензенская и
т. д.).
Что же, или кровь расстрелянного вами в Петрограде матроса Шашкова не
такая же алая и не так же ли у него только одна жизнь?
Несмотря на все трудности жизни, масса, понимая окружающие опасности,
умеет терпеть свои неслыханные тяготы. Но она революционна, она сознала свои
права, она хочет самоуправления, она хочет власти советов. Лозунги
"кулацких" восстаний (как вы их называете) не вандейские. Они революционны,
социалистичны. Как смеете вы кроваво подавлять эти восстания, вместо
удовлетворения законных требований трудящихся?! Вы убиваете крестьян и
рабочих за их требования перевыборов советов, за их защиту себя от
ужасающего, небывалого при царях произвола ваших застенков-чрезвычаек, за
защиту себя от произвола большевиков-назначенцев, от обид и насилий
реквизиционных отрядов, за всякое проявление справедливого революционного
недовольства.
И не вина масс, что их требования сходны с нашими лозунгами. Все то,
чему мы учили народ десятки лет и чему он кровавым опытом, кажется, научился
- не быть рабом и защищать себя, вы как будто хотите искоренить из его души
истязаниями и расстрелами.
Когда вы увидали, что наша партия жива, что мы не упали на колени и не
подали прошения о помиловании, как все эти сутенеры из "Воли Труда" и
"Народных Ком-
мунистов", когда вы увидали, что наши массы от нас не ушли, тогда вы
начали давить нас всей силой вашего партийного государственного пресса.
Ваши прежние средства - ложь, клевета - перестают быть действительными.
"Петроградская конференция Левых Социалистов-Революционеров, вместе с
монархистами и правыми эсерами", как говорят "абсолютно проверенные" данные
Зиновьевской чрезвычайки, это уже такая сильная доза даже не лжи, а
безграмотного вранья, что уже никто не верит вашим известиям о Левых
Социалистах-Революционерах. Из них берут только факт защиты нами власти
советов, которую вы уничтожили, власти трудящихся, с которой вы перестали
считаться.
У вас осталось одно средство - физическое истребление нас, и вы его
начали применять, устраняя по пути торжествующей контрреволюции последнюю
силу, на которую могли бы опереться, к которой могли бы кинуться разбитые,
разочарованные массы.
И вот уже начались контрреволюционные лозунги, в волнениях уже
поднимается учредилка, уже приходит этот ужас буржуазно-демократической
республики, созданный исключительно вашими руками.
Никогда, никогда Россия, так счастливо ставшая в массовой психологии по
пути к примитивам максимализма (а только они правы и логичны при глубочайшем
революционном взрыве), никогда бы она не попала в объятия социал-предателей
и реакции, если бы не ваша партия.
Ваша партия имела великие задания и начала она славно. Октябрьская
революция, в которой мы шли с вами вместе, должна была кончиться победой,
так как основания и лозунги ее объективно и субъективно необходимы в нашей
исторической действительности, и они были дружно поддержаны всеми
трудящимися массами.
Это была действительно революция трудящихся масс, и советская власть
буквально покоилась в недрах ее. Она была нерушима, и ничто, никакие
заговоры и восстания не могли ее поколебать. Правые эсеры и меньшевики были
разбиты наголову не редкими репрессиями и стыдливым нажимом, а своей
предыдущей соглашательской политикой. Массы действительно отвернулись от
них.
Губернские и уездные съезды собирались стихийно, там не было ни
разгонов, ни арестов, была свободная борьба мнений, спор партий, и
результаты выборов обнаруживали всюду полное презрение масс к
соглашательским партиям правых с.-р, и меньшевиков.
Они погасали в пустоте. Террор против них был излишен. И так было бы до
сих пор, если бы был верен курс вашей политики, если бы вы не изменили
принципам социализма и интернационализма.
Но ваша политика объективно оказалась каким-то сплошным надувательством
трудящихся.
Вместо социализированной промышленности - государственный капитализм и
капиталистическая государственность; принудительно эксплоатационный строй
остается, с небольшой разницей насчет распределения прибыли - с небольшой,
так как ваше многочисленное чиновничество в этом строю сожрет больше кучки
буржуазии.
Вместо утвержденной при всеобщем ликовании 3-м съездом советов рабочих
и крестьян социализации земли, вы устроили саботаж ее, и сейчас, развязав
себе руки разрывом с нами, Левыми Социалистами-Революционерами, тайно и
явно, обманом и насилием подсовываете крестьянству национализацию земли - то
же государственное собственничество, что и в промышленности. Будто нарочно
вы не позволяете крестьянам десятки тысяч десятин помещичьих имений брать в
социализацию и сберегаете их "советскими имениями", целехонькими, чтобы в
случае прихода реакции помещики вошли туда, как в Украине, на готовенькое.
Передвижение земли, трансформация ее, передел всего хозяйства и
владение на местах, благодаря вашему саботажу закона о социализации земли и
хитростям с социализацией, чрезвычайно затруднены, и это чревато горькими
последствиями для крестьянства.
В вопросе о войне и мире вы приняли "решение" в подписании брестского
мира, который, может быть, уже сделал-таки свое - задушил нашу революцию. И
вы имеете еще поразительную смелость уверять народ, что ваше соглашательство
с германским империализмом - "пере-
дышка" - дала нам богатые результаты. Что, что она нам дала?! Извратила
нашу революцию и задержала на полгода германскую, ухудшила отношение к нам
английских и французских рабочих, когда на западные фронты обрушились все
освобожденные нами военные силы Германии, что унесло у них сотни тысяч
жизней и создало почву и возможность для англо-французского правительства
вмешаться в наши дела, с негласной нравственной санкцией рабочего народа в
большинстве, при вялом протесте меньшинства. Брест отрезал нас от источников
экономического питания, от нефти, угля, хлеба, а ведь от этого-то прежде
всего и гибнет наша революция.
Брест - это предательство всей окраинной Украинской революции немецкому
усмирению. Мы "передыхали" в голоде и холоде, внутренне разлагаясь, пока
вырезывались финские рабочие, запарывались белорусские и украинские
крестьяне и удушались Литва и Латвия. Принцип "передышки" довел разложение
ваше до того, что вы, вместе с немецким военным командованием, усмиряли, как
Скоропадский, восстающих белорусов (Сеннен-ский уезд и вся пограничная
полоса). И, главное, через Брест мы получили англо-французский фронт,
получили весеннюю войну, грозную, неумолимо идущую на нас, со всеми ужасами
новой военной техники - ураганного огня и танков, давящих людей тысячами,
как козявок. Наша левоэсеровская попытка расторгнуть Брест была отчаянной
попыткой апелляции нашего общего октября к революционному моменту истории,
но вы безнадежно увязли в своей позорной зависимости от запугавшего вас
германского империализма. Вы способны только апеллировать к
материально-техническим моментам. Вы убивали быстро сорганизованные огромные
силы армии и революционный энтузиазм на защиту Севера. А Уральский фронт в
период вашего мира - союза с Германией, был неприкрыто империалистическим и,
воюя с англичанами, вы объективно воевали за германский империализм. Как не
виляйте, но ведь это так.
Вовлеченные в орбиту германской имепериалисти-ческой политики, вы
боролись все время с нами, тянувшими вас на юг, так как по-нашему только
там, и вы те-
перь увидели сами, там было наше спасение октября, там узел решающего
боя за социалистическую революцию. Но вы не могли этого уже понять. Выдача
вами нашего золотого запаса Германии, из произведенной нами контрразведкой
над Мирбахом обнаруженная ваша тайная дипломатия, ваши унижения,
замазывания, укрывательства всей грязи и контрреволюционного германского
посольства, в чем теперь немного сознаетесь (Петроград, ящик с маузерами),
все это - этапы вашего соглашательства. Теперь вы рекомендуете кильским
матросам и Либкнехту левоэсеровскую тактику отказа от Бреста. Зачем же вы
сами ползали на брюхе перед германским империализмом, клеймя теперь выдачу
Шейдеманом германского флота, расписываясь этим в предательстве своего
черноморского. Левые Социалисты-Революционеры для торжества
Интернациональной революции шли на риск огромных национальных жертв, и они
имеют право звать на этот же подвиг и Германию. Но причем тут вы,
поступившие так же, как соглашатель Шейдеман, и теперь, во имя своих
национальных интересов, требующие от Германии ее национальных жертв.
Ваша армия, конструкция ее, система управления Троцкого, не только
введшим [введшего], как Керенский, смертную казнь на фронте, но и
осуществляющим [осуществляющего] ее в ужасных размерах (чего Керенский не
успел и попробовать), старая механическая дисциплина в армии, дисциплинарные
взыскания, вплоть до порки солдат социалистической армии, естественно
растущая ненависть к верхам и Троцкому, что это все, как не возврат к
Николаевским временам, как не подготовка своими руками старой армии, что, в
свою очередь, обе-щет легкий путь к диктатуре над ней учредиловцев и всяких
доморощенных Бонапартов? Вы делаете из армии механическую силу, которая
должна заменить массы в борьбе с контрреволюцией, но армия-то набирается
ведь из масс, оттолкнутых вами от революции.
Своим циничным отношением к власти советов, своими белогвардейскими
разгонами съездов и советов и безнаказанным произволом
назначенцев-большевиков вы поставили себя в лагерь мятежников против
советской
власти, единственных по силе в России. Власть советов -это при всей
своей хаотичности большая и лучшая выборность, чем вся Учредилка, Думы и
Земства. Власть советов - аппарат самоуправления трудящихся масс, чутко
отражающий их волю, настроения и нужды. И когда каждая фабрика, каждый завод
и село имели право через перевыборы своего советского делегата влиять на
работу государственного аппарата и защищать себя в общем и частном смысле,
то это действительно было самоуправлением. Всякий произвол и насилие, всякие
грехи, естественные при первых попытках массы управлять и управляться, легко
излечимы, так как принцип неограниченной никаким временем выборности и
власти населения над своим избранником даст возможность исправить своего
делегата радикально, заменив его честнейшим и лучшим, известным по всему
селу и заводу. И когда трудовой народ колотит советского своего делегата за
обман и воровство, так этому делегату и надо, хотя бы он был и большевик, и
то, что в защиту таких негодяев вы посылаете на деревню артиллерию,
руководясь буржуазным понятием об авторитете власти, доказывает, что вы или
не понимаете принципа власти трудящихся, или не признаете его. И когда мужик
разгоняет или убивает насильников-назначенцев - это-то и есть красный
террор, народная самозащита от нарушения их прав, от гнета и насилия. И если
масса данного села или фабрики посылает правого социалиста, пусть посылает -
это ее право, а наша беда, что мы не сумели заслужить ее доверия. Для того,
чтобы советская власть была барометрична, чутка и спаяна с народом, нужна
беспредельная свобода выборов, игра стихий народных, и тогда-то и родится
творчество, новая жизнь, новое устроение и борьба. И только тогда массы
будут чувствовать, что все происходящее - их дело, а не чужое. Что она сама
[масса] творец своей судьбы, а не кто-то ее опекает и благотворит, и
адвокатит за нее, как в Учредилке и других парламентарных учреждениях, и
только тогда она будет способна к безграничному подвигу. Поэтому мы боролись
с вами, когда вы выгоняли правых социалистов из советов и ЦИК. Советы не
только боевая политико-экономическая организация
трудящихся, она и определенная платформа. Платформа уничтожения всех
основ буржуазно-крепостнического строя, и если бы правые делегаты пытались
его сохранить или защищать в советах, сама природа данной организации
сломила бы их, или народ выбросил бы их сам, а не ваши чрезвычайки, как
предателей его интересов.
Программа октябрьской революции, как она схематически наметилась в
сознании трудящихся, жива в их душах до сих пор, и масса не изменяет себе, а
ей изменяют. Неуважение к избранию трудящимися своих делегатов и советских
работников, обнаруживаемое грубейшим пулеметным произволом, который был и до
июльской реакции, когда вы уже часто репетировали разгоны съездов советов,
видя наше усиление, - даст богатые плоды правым партиям. Вы настолько
приучили народ к бесправию, создали такие навыки безропотного подчинения
всяким налетам, что авксентьевская американская краснов-ская диктатура могут
пройти, как по маслу. Вместо свободного, переливающегося, как свет, как
воздух, творчества народного, через смену, борьбу в советах и на съездах, у
вас - назначенцы, пристава и жандармы из коммунистической партии.
О, какие вы злостные, злостные предатели коммунистической революции!
Ну, как, как теперь приходить к трудящимся с проповедью классовой
власти?! Они спросят: "какого класса?" Ваши проделки с крестьянством, с
комитетами бедноты... Теперь вы приняли в этой области на словах все наше,
на чем мы и [всю] жизнь настаивали, но ведь пять месяцев вы мучили мужиков,
пока не отказались от этих своих затей создать из преданных вам, закупленных
пяти-десятью процентами отнятого хлеба, кучек вашего класса, на всю
крестьянскую Россию, что-то вроде корпуса жандармов. Рабоче-хрестьянское
правительство гарантирует себе подчинение, беря от них подписку-присягу.
Какое злое извращение классовой власти!
Ваши политические локауты рабочих становятся системой. За что вы
распускали курские ж.-д. мастерские, упорно выбирающие меня своим советским
делегатом?
А ваше потакательство корыстности и продажности и карьеризму, з 16-й*,
эти карточки на обувь, калоши, теплые квартиры и проч. и проч., выдаваемые в
первую очередь большевикам, беззастенчивое печатание об этом в "Правде" и
"Известиях ЦИК"... ("Очищается дом такой-то, в первую очередь помещаются
рабочие-коммунисты".)
Это выселение рабочего-меньшевика и вселение рабочего-большевика на
жилое место, это ли означает классовую власть?
Увольнение многосемейного рабочего, левого с.-р, и прием на его место
холостого коммуниста... Эти расстрелы рабочих, и порки, и убийства крестьян
и солдат, это ли означает классовую власть? "Если мы пошлем в совет честного
мужика, сочувствующего Левым Социалистам-Революционерам, то у нас ни ссуды
на инвентарь, ни обсеменения; мы всегда посылаем в совет большевика, хотя мы
им все "моргуем" (презираем, буквально: "брезгуем"), - пишет крестьянин, -
через большевика что-нибудь все-таки достанем от исполкома".
Такая подмена интересов трудящихся интересами тех, кто согласен
голосовать за вашу партию, создание какого-то римского плебса, ведет,
конечно, к разложению живых творческих сил революции. Массы-то все видят,
все понимают, лучше нас видят, и никогда еще все общественные силы не были
так истощены, никогда не господствовал в такой степени мещанский эгоизм,
самоспасение, дух корыстной наживы, спекуляции, обходы законов, ограждающих
личность и задерживающих экс-плоатацию одного человека другим, как сейчас,
при вашем партийном сектантстве. Понятие классовой борьбы, этой
философско-исторической доктрины, вы подменили не только марксистским
понятием, только борьбы двух экономических категорий, а подменили понятием
борьбы просто волчьей.
Рабочие идут на крестьян, чтобы не умереть с голоду, отнимая у них
последние куски хлеба; так как территория нашего теперешнего
социалистического оазиса никогда
* По з 16-му записываются "сочувствующие коммунисты" -Ю. Ф.
не была хлебной житницей, и решение продовольственного вопроса, при
наличии всех пагубных следствий войны, внутри острова невозможно, о чем
Левые Социалисты-Революционеры говорили достаточно громко. Посеяна огромная
рознь между родными братьями - земледельцами и заводскими, и не скоро она
уйдет.
Классовая борьба в национальном масштабе - утопия, господа брестские
националисты, она мыслима только в интернациональном масштабе; а при
спасении себя, при своеобразном социалистическом шовинизме, классовая борьба
вырождается, как выродилась у вас.
Посеяна междунациональная рознь проведением продовольственной диктатуры
через немецкую милицию. Отряды немецких военнопленных (интернационалистов,
прибавляете вы) действовали наряду с другими реквизиционными отрядами. Я
знаю о Пензенской губернии.
В Пензенской губернии пороли крестьян, расстреливали, и все, что
полагается, они приняли в положенной форме и установленном порядке. Сначала
их реквизировали, пороли и расстреливали, потом они стали стеной (кулацкое
восстание - говорили вы), потом их усмиряли, опять пороли и расстреливали.
Наши Левые Социалисты-Революционеры разговаривали с десятками этих, поровших
крестьян, "интернационалистов". С каким презрением говорили они о глупости
русского мужика и о том, что ему нужна палка; и какой дикий шовинизм вызвали
эти отряды "интернационалистов" в деревнях - передать трудно. История с
"комбедами" еще долго не изживется.
И нам ли учить вас, что не только фактор политический, да еще сведшийся
уже только к голому принуждению, насилию, создает расслоение класса. Процесс
расслоения имеет свою хозяйственную, свою культурную, свою
политически-правовую основу.
Только так понимая принцип расслоения, действовала всю зиму и весну
Крестьянская секция, через своих агитаторов и членов, и результаты были
сплошь положительные.
Борьба с кулаками и экономическое обезвреживание их давали средства
культурно-хозяйственного устроения
целых уездов. Ведь ваша партия, давая на один день октябрьских торжеств
25 миллионов, мне же на организации политико-социального просвещения
крестьянства за все 8 месяцев вместо нужных сотен миллионов дала только 3
миллиона, и оно вынуждено было устраиваться само в своих селах и деревнях,
без помощи государства.
Вся ваша зверская, грубая политика по отношению к крестьянству,
особенно развернувшаяся, когда мы стали тюремной, чрезвычайной клиентурой -
это политика подлинной контрреволюции. А ваша полиция!.. Это сколок старых
городовых с околоточными и избиением даже детей-воришек.
А ваша чрезвычайка!.. Именем пролетариата, именем крестьянства вы свели
к нулю все моральные завоевания нашей революции. Когда в вашей собственной
среде раздавалось робкое пиканье, осмеливающееся возразить против ее разгула
и пробующее добиться неприкосновенности личности хотя бы для членов
комитетов коммунистической партии и членов ЦИК, то вы стали доказывать, что
в чрезвычайках нет сомнительных элементов - все сплошь коммунисты, тем хуже
для вас и для чрезвычаек. Мы знаем про них, про ВЧК, про губернские и
уездные чрезвычайки вопиющие, неслыханно вопиющие факты. Факты
надругательства над душой и телом человека, истязаний, обманов,
всепожирающей взятки, голого грабежа и убийств, убийств без счета, без
расследований, по одному слову, доносу, оговору, ничему не доказанному,
никем не подтвержденному. Именем рабочего класса творятся неслыханные
дерзости над теми же рабочими и крестьянами, матросами и запуганным
обывателем, так как настоящие-то враги рабочего класса чрезвычайке
попадаются очень редко. Ваши контрреволюционные заговоры, кому бы они могли
быть страшны, если бы вы сами так жутко не породнились с контрреволюцией.
Когда советская власть из большевиков, Левых Социалистов-Революционеров и
других партий покоилась в недрах народных, Дзержинский за все время
расстрелял только несколько невероятных грабителей и убийц, и с каким
мертвенным лицом, с какой мукой колебанья. А когда советская власть стала не
советской, а только боль-
шевистской, когда все уже и уже становилась ее социальная база, ее
политическое влияние, то понадобилась усиленная бдительная охрана латышей
Ленину, как раньше из казаков царю, или султану из янчар. Понадобился так
называемый красный террор. Те самые люди, которые за безмерное страдание
всего народа и нас, социалистов, из политических соображений не поднимали
руку на Николая Романова и прочих царей и подцарей, и распустили их по всем
украинам, крымам и заграницам, и подняли руку на Николая только по настоянию
революционеров, те самые люди, сразу утеряв всякое соображение из-за
поранения левого предплечия Ленина, убили тысячи людей. Убили в истерике
(сами признают), без суда и следствия, без справок, без подобия какого-либо
юридического, не говоря уже нравственного, смысла. Да, Ленин спасен, в
другой раз ничья одинокая, фанатичная рука не поднимется на него. Но именно
тогда отлетал последний живой дух от революции, возглавляемой большевиками.
Она еще не умерла, но она уже не ваша, не вами творима. Вы теперь только ее
гасители. И лучше было бы Ленину тревожней жить, но сберечь этот дух живой.
И неужели, неужели Вы, Владимир Ильич, с Вашим огромным умом и личной
безэгоистичностью и добротой, не могли догадаться и не убивать Каплан. Как
это было бы не только красиво и благородно и не по царскому шаблону, как это
было бы нужно нашей революции в это время нашей всеобщей оголтелости,
остервенения, когда раздается только щелканье зубами, вой боли, злобы или
страха и... ни одного звука, ни одного аккорда любви.
Когда были первые единичные случаи расстрелов в чрезвычайках,
Дзержинский ломал голову над решением задачи, как оградить Питер, потом
Москву от диких грабежей и не быть палачом, убегал мертвенно бледный
Александрович, умоляя взять его из чрезвычайки сегодня, сейчас.
Пил запоем матрос Емельянов, говоря: "убейте меня, начал пить, не могу,
там убийства, увольте меня из чрезвычайки, я не могу"... Вот обстановка
первых попыток террористических действий. Так как Левые
Социалисты-Революционеры в чрезвычайной "тройке" голосо-
вали против расстрелов, то им было предложено уйти оттуда; так и было
сделано.
Но, как и во французском терроре трудно было только начало, так и в
России то, во что развернулась большевистская чрезвычайка, превзошло все
бывшие у нас опасения.
Эти ночные убийства связанных, безоружных, обезвреженных людей,
втихомолку, в затылок из нагана на Ходынке, с зарыванием, тут же
ограбленного (часто донага) трупа, не всегда добитого, стонущего на этой же
Ходынке, в одной яме [для] многих, не могут называться террором. Какой это
террор!..
С этим словом связано на протяжении русской революционной истории не
только понятие возмездия или устрашения - это в нем последнее дело - и не
только желание или необходимость физического устранения какого-нибудь
народного палача. Первым и определяющим его элементом является элемент
протеста против гнета и насилия и элемент (путем психиатрического давления
на впечатлительность) пробуждения чести и достоинства в душе затоптанных
трудящихся и совести в душе тех, кто молчит, глядя на эту затоптанность. Это
средство агитации и пропаганды действием, наглядное обучение масс. Так
именно, не боясь никаких последствий, бестрепетно и гордо бить по своему
врагу.
Акт над германским послом Мирбахом в Советской России и германским
генералом Эйхгорном на Украине имели прежде всего это предназначение.
И почти неразрывно с террором связана жертва жизнью, свободой и пр. для
нападающей страны. И, кажется, только в этом и есть оправдание
террористического акта.
Где все эти элементы в чрезвычайках?!! Переписка в газетах идеологов
чрезвычаек свидетельствует о невероятном умственном и нравственном их
убожестве; страстность же защиты полной своей самостоятельности чревата
самыми интересными осложнениями для самой вашей коммунистической партии. Вы
скоро окажетесь в руках вашей чрезвычайки, вы, пожалуй, уже в ее руках. Туда
вам и дорога. Но, бешено защищая себя через этот
орган, себя, а не рабочий класс, не смейте говорить при этом от имени
пролетариата и крестьянства, от имени которого вы скоро будете иметь столько
же права говорить, как Авксентьев или Скоропадский. Революция, хотя вы и
выдаете мандаты на участие в ней подобно мандатам на получение калош, не
может быть вашей монополией, она пошла [слово неразборчиво] и помимо вас. И
если еще сможет осилить вашу и психологическую в себе из-за вас реакцию, она
найдет свои способы самозащиты и очистит запачканные вами и правыми
социалистами социалистические знамена. Сама сущность восстания масс
предрешает в себе самой совершенно иные законы борьбы, чем те, что вы ей
подсунули. Пользование робес-пьеровскими фразами из времен французской
революции, бывшей полтораста лет тому назад, в совершенно иной обстановке -
не аргумент и не оправдание, но Робеспьер так же подкосил и жестоко повредил
своим террором французской революции, как вы - русской. А как за эту
своеобразно понимаемую диктатуру будет расплачиваться своей жизнью и честью
не вы, а пролетариат и крестьянство, воображение отказывается представить.
Если временно победит Учредилка и начнется террор социал-предателей и
буржуазии, что, что, кроме мольбы о пощаде, может противопоставить давящей
силе реакции разбитый и связанный пролетариат? К чему, к каким абсолютам, к
каким идеям морали и человечности может он апеллировать; ему скажут те же
мстительные, шкурно-хамские, торжествующие слова, которые говорите вы -вы, а
не пролетариат, в ваших газетах и на митингах, когда берет ваша физическая
сила. И при временном (потому что революция все же победит) торжестве своем
враги трудящихся вернут пролетариату все сторицею, беря санкцию на это не
только из своей жестокости, но и из ваших примеров, все вернут в сгущенном и
усиленном размере, и то, что вы расстреливали 150 человек за одного члена
чрезвычайки, и прочие ваши подвиги "морального дерзания".
Рабочий класс до сих пор творил свою революцию под чистым красным
знаменем от его собственной крови, и в этом был великий моральный авторитет
его револю-
ции, неугасаемая светоносность его борьбы и страданий за свои лучшие
идеи человечества. Сама революция, взятая вне ее временных текущих
изменений, в существе своем есть великое светлое преображение жизни,
очищение, подъем, освящение ее.
Рабочий класс должен запретить вам спекулировать его именем, прикрывая
великим, святым понятием диктатуры пролетариата эти мастерства красного
цеха. Рабочий класс и крестьянство должны сказать свое слово: "Долой
Чрезвычайки" - и они не только скажут, они разгромят их. Социализм должен
осуществиться, так как этого требуют интересы огромного большинства
трудящихся, так как капиталистическое развитие подготовило почву и укрепило
класс, непосредственно заинтересованный в социализме, - он должен быть, как
неизбежный результат всей теперешней исторической катастрофы. Это научное
основание социалистической веры не может быть поколебимо никакими неудачами,
но она имеет и идеалистические, иррациональные корни. Вера в социализм есть
вместе с тем вера в лучшее будущее человечества, в добро, правду и красоту,
в прекращение всех форм гнета и насилия, в осуществление братства и
равенства на земле.
И вот, по этой вере, как никогда еще не бывало, ярко разгоревшейся
огненным светочем в душе народа, вы ударили в корень, будто плюнули в
детскую душу.
Что, что сделали вы с нашей великой революцией, освященной такими
невероятными страданиями трудящихся?!!
Я спрашиваю вас, я спрашиваю...
Что сделали вы с той безграничной верой трудящихся в вас, которой вы, в
союзе с нами, счастливо обладали в такой мере, как, кажется, ни одно
правительство на свете. Вспомните 3-й съезд советов, после казавшегося нам
рискованным разгона учредительного собрания. Трудящиеся отбросили жалкие
опыты парламентаризма с величайшим спокойствием верующего. Они отдались нам,
как дитя -матери.
Среди вас есть крупные дарования и рядовые работники светлой
убежденности и идейности, и все же, вы
устроили что-то вроде единственной в мире провокации над психологией
масс, сделали ядовитую прививку в громадном масштабе, во имя идеи социализма
- прививку отвращения, недоверия и ужаса перед этим социализмом-коммунизмом.
За тот кусочек правды, что вы показали народу и помогли осуществить, вы
превысили свое значение, потребовали себе, как великий инквизитор, полного
господства над душой и телом трудящихся. А когда они стали сбрасывать вас,
вы сдавили их застенками для борьбы с "контрреволюцией".
Но ведь до сих пор еще в ваших руках множество средств усмирения
недовольства трудящихся. Единая трудовая школа, социализация домов,
национализация торговли, каждая из этих реформ - грандиозный фактор в
социальной жизни, продолжение октября. Трудовые массы почти никогда не
бывают контрреволюционны. Они только бывают голодны или обижены. И сейчас
они сумели бы героически голодать и холодать, и терпеть еще большие ужасы
империалистической и белогвардейской блокады, дотягивая до более светлых
дней, если бы и иррациональные корни их движения брались в учет.
Особенно это чувствовалось после октября. Сокрушительные выступления
рискованных народных стихий ломали все преграды государственности, в
освободительном движении трудящихся действительно слышались "голоса" почти
из наличного "древнего хаоса", вскрывались, как и во всем мире скрываются,
подземные родники, в огне восстания обнажались глубокие истоки народной
психологии, искания удовлетворения не только брюха, на чем вы все строите,
своеобразные метафизические абсолютисты. И, как всегда в эпохи
катастрофических переворотов и напряженности мирового страдания, начинают
действовать самые глубокие и основные тенденции исторических процессов, а
они (быть может, и вы теперь это увидали) не покрываются формулой вашего
экономического материализма.
Поистине, у нас началось новое рождение человечества, в силе и свободе.
И трудящиеся будут и хотят терпеть все муки брюха, отстаивая правду, доживая
[до] ее засияния. Перед нами открылись беспредельные возмож-
ности, свет которых не могли обтускнить ни вспышки красного террора,
исходящие от самих трудящихся, ни темные стороны их погромных проявлений. И,
конечно, в этот пафос освобождения, в этот энтузиазм нашей революционной
эпохи, нельзя было вносить ваш догматизм, диктаторский централизм, недоверие
к творчеству масс, фанатичную узкую партийность, самовлюбленное отмежевание
от всего мозга страны, нельзя было вносить вместо любви и уважения к массам
только демагогию, и главное, нельзя было вносить в это великое и граничащее
с чудом движение психологию эмигрантов, а не творцов нового мира.
Наша партия была с вами в блоке-союзе и шла вместе с октября до тех
пор, пока вы были в союзе с заветами октябрьской революции и трудящимися. А
когда начался у вас новый курс политики внешней и внутренней, партия наша
все дальше отходила от вас. Вы не должны говорить об обмане и вероломстве.
Наш партийный центр был вне всякой связи с вами уже с марта месяца, после
Бреста. Единственным связующим звеном была я, но и я, уходя от вас позже
других, сказала некоторым вашим совершенно определенно, что я теперь не с
вами, я за крестьянство поднимаю бой.
Но шестое июля не было против вас, вы это так же хорошо знаете, как и
мы, оно было последовательным проведением занятой партией позиции,
вытекающей из всей тактики партии и учения ее о праве революционного
меньшинства. Вашей, позорящей вас, ошибкой является смешение небольшого
опыта восстания против германского империализма с якобы нашим намерением
свергнуть вас... Излишнее отождествление себя с германским посольством.
Уйдя от вас, партия еще больше и глубже спаялась с революцией и
трудящимися, а когда началась дикая правительственная реакция в июле, то
партия почти растворилась в массах.
В промежутке между каторгой и вашей тюрьмой я собирала (особенно с
октября прошлого года) данные партийного состава крестьянства. В
Крестьянскую Сек-
цию ежедневно ко мне приходило 30, 40, 50 человек крестьян, я собирала
сведения, кроме них, также по всем своим фракциям Всероссийских Съездов
Советов, по всем фракциям и большевиков и Левых Социалистов-Революционеров
Всероссийских Крестьянских Съездов. И я отметила, что крестьяне - левые
эсеры экономически несравненно обездоленнее вашего крестьянства. Все кулаки
и подкулаки назывались большевиками. Это и понятно, сила тянет к силе или
пристраивается возле нее. А за левыми эсерами, кроме совсем бедных и
средних, сплошь идут все сектанты, целыми селами. Так, из Воронежской
губернии, из Тверской, из Ставропольской, Кубанской области, Кавказа и т. д.
Это глубоко симптоматичный факт.
Все реальное содержание истории и социальных переворотов человечества
составляет борьбу за свободу Человеческой Личности; и недаром те из народа,
кто крестным путем отстаивал свободу своей совести и личности, являются
активными участниками теперешней революции и идут именно за нашей партией.
Эту партию вы думаете убить всеми вашими способами и рассчитываете
успеть в этом. Только за то, что мы иначе мыслим, что отвергаем
принудительный набор масс в коммунистическую партию и отстаиваем их право на
инакомыслие, только за это вы не даете нам работать для революции,
арестовываете говорящих с трудящимися наших ораторов (даже в октябрьские
торжества), избиваете и пытаете в Смоленской и пограничных чрезвычайках, где
большевики работают в сотрудничестве с немецкими и скоропадскими шпионами.
(А вы покрываете это, отказываясь взять от нас об этом сведения и
доказательства, когда мы, несмотря ни на что, все же приходим к вам с ними.)
Пусть идет контрреволюция, пусть блокада сомкнет свое кольцо, пусть
приходит Краснов и Авксентьев, что вам до этого. Вы будете сводить партийные
счеты, будете суживать и суживать "своих", будете искать все более
благонадежных "в вашем смысле" и уничтожать все независимое от вашего
морального отупения, но кровно ели-
тое и спаянное с интересами социалистической революции и трудящихся. На
радость контрреволюционной сволочи, вы последнюю энергию отдаете на нас, а
не на нее. Вот сейчас вы разоружаете, на глазах организовавшейся и
выступившей белой гвардии в Луге, партизанский отряд Лево-Эсеровских
крестьян в Великих Луках и предаете их, таким образом, в руки
помещичье-буржуазной своры.
Вот сейчас вы, быть может, совсем накануне тяжких или, наоборот,
умопомрачительно радостных событий на Востоке, Западе, Севере, Юге, Англии,
Франции и т. д., в порядке дня поставили вопрос о суде над ЦК партии Левых
Социалистов-Революционеров и надо мною.
Теперь я не хочу его даже и для кафедры.
За это время вы развернулись в полной силе и отчетливости. Суда вашей
партии над своею и над собою я не признаю. Если нужно нам судиться, то
должен судить нас Третий Интернационал и история, и теперь уже не
сомневаться, кто тогда будет обвиняем, кто осужден, кто оправдан.
Ваш суд составлен из партийных людей. Он должен во имя партийной
дисциплины подтвердить то, что было уже решено вашей партией еще в июле. В
течение этих месяцев с нашей партией во исполнение этого решения
расправлялись, применяя все, вплоть до смертной казни, за "мятеж", за
"заговор", за "позицию ЦК", за отказ отречься от нее, хотя судом не было еще
установлено, был ли этот мятеж и заговор и в чем именно состоит эта позиция,
за которую нашим Мисуно приказывают рыть себе могилу перед смертью. Если
революционный трибунал установит в этой "позиции ЦК" отсутствие мятежа и
заговора о свержении вас, то он же этим выносит осуждение своему ЦК. Скорее
реки потекут вспять, чем это может случиться.
Мы-то знаем хорошо, что вы можете сделать во имя партийной дисциплины.
Мы знаем, что у вас все дозволено во имя ее. Партийная дисциплина позволила
нас осудить и держать на положении вне закона. Позволены тайные убийства
нас, так, одного нашего Левого Социали-
ста-Революционера, видного работника, подстерегает один ваш агент ВЧК;
ему дано разрешение не арестовывать, а просто "убрать". Мне только намекали,
через Устинова, что если меня выпустят, то меня же может расстрелять
чрезвычайка, и зондировали, не соглашусь ли я отказаться от политической
деятельности.
Чудовищно, но факт.
Позволена провокация. Александрович, незадолго до своей казни вами,
провалил всеми мобилизованными голосами Левых Эсеров поставленный вопрос о
провокации у правых эсеров и меньшевиков. Без нас, конечно, у вас этот
позор, несмываемый позор советской России, введен в употребление. Стоит ли
говорить еще, на что вы способны, подчиняясь мертвой дисциплине.
Нечего, конечно, сомневаться в дисциплинированности большевиков,
революционного трибунала, вопреки всякой логике, истине и доказательствам.
Должно прийти время и, быть может, оно не за горами, когда в вашей
партии поднимется протест против удушающей живой дух революции и вашей
партии политики. Должны прийти идейные массовики, в духе которых свежи
заветы нашей социалистической революции, должна быть борьба внутри партии,
как было у нас с эсерами правыми и центра, должен быть взрыв и свержение
заправил, разложившихся, зарвавшихся в своей бесконтрольной власти,
властвовании; должно быть очищение, и пересмотр, и подъем. Должно быть
возрождение партии большевиков, отказ от губительных теперешних форм и
смысла царистско-буржуазной политики, должен быть возврат к власти советов,
к Октябрю.
И я знаю, с такой партией большевиков мы опять безоговорочно и
беззаветно пойдем рядом рука об руку. А сейчас лучше убивайте нас и держите
в тюрьмах, чем иметь наш штемпель и подпись под директивами расстрела
крестьян и рабочих и разгрома всех деревень до основания. Судите и карайте,
как судите и караете десятки тысяч трудящихся.
Ваш суд над нашей партией символичен. Он логически доводит близко к
концу то разложение, до которого
дошла партия большевиков. Ведь только фракционной извращенностью и
дисциплинированностью членов партии можно объяснить, что вы сами это дело не
снимаете, а все-таки довели его до фикции суда, наложения штемпеля на все
проделанное с нами за эти 5 месяцев.
А так как у вас не было и не будет оснований отрекаться от сделанного и
так как я-то знаю, что (независимо от того, хорошо это или дурно) мы не
свергали в июле большевиков и что наше намерение было только -
террористический акт международного значения, акт протеста на весь мир
против удушения нашей революции, так как я-то знаю, что был не мятеж, а
самозащита, наполовину стихийная, от расправы ослепших от гнева за Мирбаха
большевиков, что было только вооруженное сопротивление революционеров при
правительственном аресте, и так как ваш партийно-дисциплинированный суд
должен всему этому не поверить, то для чего же мне участвовать в затеваемой
вами судебной комедии? Для чего своим участием в ней санкционировать право
вашей партии судить и наказывать нас, санкционировать шарлатанскую имитацию
вашего Шемякина суда под суд народной совести и чести, чем должен был бы
быть революционный трибунал.
Кодексом Советских Законов случаев террора против агента империализма
не предусматривается. По смыслу вашей революции и должен был бы разрешить
[быть разрешен] такой террор. По смыслу нашей революции выходит, что если на
тебя нападает кто бы то ни было и берет тебя за горло, то, если ты не овца и
не слякоть, -защищайся - защищай свою жизнь и свободу, жизнь и свободу своих
товарищей.
И в этом отношении революционный суд теперешней эпохи, переоценивающей
все буржуазно-государственно-правовые ценности, должен был бы разрешить наше
революционное, вооруженное сопротивление вашему ЦК в лице Ладжинского,
заявившего нам: "за голову Мирбаха, расстреливались [расстреливался] ЦК
[партии левых эсеров]".
Духом революции, над которым вы уже не хозяева, мы вряд ли были бы
посажены на скамью подсудимых.
Обвинение ЦК Левых Социалистов-Революционеров в попытке вовведения
[вовлечения] в войну [с Германией] путем акта - не основательно. Акт
является первым случаем в целой серии такого рода выступлений, началом
острой кампании, долженствующей привести к поставленной партией [левых
эсеров задачи], при расторжении Брестского договора.
Какую бы возможность вы ни нашли поставить меня под ваш суд, все равно
- заставить меня участвовать в нем вы не сможете, даже ваша Чрезвычайка
окажется здесь бессильной. Слишком долго я была на самом дне жизни, слишком
сильно всеми помыслами и сердцем люблю революцию, чтобы бояться каких-либо
испытаний и смерти: "на прицел", под который пять, шесть раз брала меня
здесь в Кремле ваша стража, для ради забавы. И только убийством вы можете
меня изъять из революции, меня и агитацию. Она наша, и мы ее. Как у евреев
нет другого дома, кроме того, где они родились, где они живут и работают,
так и у нас вне социалистической революции нет места. И как евреев
заплевывали, преследовали, так делаете вы с нами. И как может [могут] иногда
запутываться чувства их бытия и достоинства и их прав от утомления и
гонений, так было в июле со многими из нашей партии. Но как, в то же время,
в душах евреев подготовилась "будущность человечества", так и в нашей партии
зреет сила революционно-социалистического возрождения.
Наша партия Левых Социалистов-Революционеров интернационалистов
единственно последовательная и стойкая интернационалистическая партия.
Партия крестьян и рабочих, партия власти советов, свободно выбранных
трудящимися. Партия непримиримой борьбы с богачами и угнетателями всех
стран, партия, не запятнавшая себя соглашательством ни с какой буржуазией,
ни , с каким империализмом, не загрязнившая своих рук использованием старого
аппарата сыска и насилия буржуазной государственности, партия светлой,
могучей веры в социализм и Интернационал, имеет огромное будущее.
Истребить ее невозможно ни вам, ни временной реакции, так как и она, и
ее идеи живут в массах, коренятся в глубинах их психологии, и революционное
мировое возрождение всего человечества неминуемо произойдет под знаком ее
Идеи, Идеи освобождения Человеческой Личности.
М. Спиридонова
Кремль. 1918. Ноябрь.
Публикация Юрия Фельштинского
(Гуверовский институт
при Стэнфордском университете)
Last-modified: Wed, 31 Mar 2004 04:45:42 GMT