ей личный интерес для Сталина миссией войти в контакт и заставить пребывавшего в эмиграции грузинского революционера Н. В. Рамишвили умерить пыл и прекратить написание истории о социалистическом движении в Грузии. Лордкипанидзе не удалось выполнить эту задачу. Орлов работал в Париже в качестве руководителя резиден-туры (штаб советской разведки за рубежом) до 1928 года, когда он был переведен в Берлин главой экономической разведки и государственного контроля в Торговом представительстве. Во время берлинского периода он познакомился с Павлом Аллилуевым, братом Надежды, второй жены Сталина. Клемент Ефремович Ворошилов прислал Аллилуева в Берлин возглавить инспекцию самолетов, которые советское правительство закупало в Германии в те годы, когда обе страны договорились нарушить запрет на перевооружение, наложенный на Германию Версальским договором. По приказу Москвы Аллилуев был введен в возглавляемое Орловым подразделение государственного контроля, и они работали бок о бок в течение двух лет. 26 января 1930 года ОГПУ выкрало белогвардейского генерала и стойкого антикоммуниста Александра Кутепова. Спустя месяц после исчезновения и убийства Кутепова Орлов на несколько дней уехал из Берлина в Москву. До этого ему ничего не было известно о деле генерала. Он завершил свою работу в Берлине в 1931 году, вернулся снова в Москву, где его попросили немедленно возвратиться в Европу и заняться продажей царских драгоценностей. Ему удалось отказаться. Однажды Орлов был у Артура Христиановича Артузова, главы Иностранного отдела ОГПУ, когда Артузову из телефонного разговора стало известно, что тот, кто выкрал Кутепова, некий Яша (Яков) Серебрянский арестован в Румынии во время совершения там подобного же преступления. Артузов испугался, что Серебрянский расскажет, как в действительности было покончено с генералом Кутеповым, и укажет место его захоронения. Таким образом Орлову впервые стало известно о существовании в ОГПУ особой группы, которой было поручено проведение незаконных акций по уничтожению (похищения и убийства), ныне известных как "мокрые дела", и что генерал Кутепов, погибший затем от остановки сердца во время операции, был похищен по приказу Сталина Генрихом Григорьевичем Ягодой, позже ставшим главой НКВД1. В сентябре 1932 года при посредничестве одного из своих берлинских связников Орлов приехал в Соединенные Штаты, где пробыл до декабря в качестве гостя "Дженерал Моторс Корпорейшн". В тот раз ему удалось навестить некоторых из своих родственников, которые обитали в районе Нью-Йорка. Орлов оставался начальником подотдела экономического контроля ИНО с 1933 года до начала 1936 года и часто путешествовал. В конце 1935 и начале 1936 годов он написал 130 страниц, так и оставшихся незавершенным пособием по советской разведывательной технике и действиям для использования в засекреченной школе, где готовили тайных агентов. Именно эта рукопись и стала его "Руководством для разведывательных и партизанских действий", впервые опубликованная в Америке в 1963 году, а теперь выходящая третьим изданием в "Мичиган Юниверсити пресс". За тот же период Орлов побывал в Чехословакии, Австрии, Германии, Швейцарии и Па- 0x08 graphic 1 Из английского текста не ясно, к кому относится утверждение "погибший затем от остановки сердца но время операции" -- к Ягоде или к Куте-пову. Возможно также, что во вступительном слове к показаниям Орлова что-то было напутано и имелась в виду смерть во время операции М. Фрунзе, а не Ягоды. -- Примеч Ю. Ф. риже. Основным объектом его деятельности была Германия, против которой он и осуществлял тайные операции с помощью "нелегалов" -- агентов, пребывавших под глубоким неофициальным прикрытием. К сентябрю 1935 года Орлов вернулся в Москву. Разногласия, возникшие между его родственником Кацнельсоном, который к этому времени был тесно связан с украинским коммунистическим лидером В. А. Балицким, и Ягодой, возглавившим НКВД, возросли, и Орлов понял, что следствием этого будет нерасположение к нему Ягоды. Чрезвычайно расстроенный, он перешел из Иностранного отдела на должность заместителя начальника Управления НКВД по железным дорогам и морскому транспорту, заместителем, на деле исполнявшим обязанности Александра Шанина. Однако срок его пребывания на этом посту был не долог. В сентябре 1936 года решением Политбюро Орлов был отправлен в Испанию, где уже два месяца шла гражданская война. Там он служил советником республиканского правительства по делам разведки, контрразведки и партизанских действий. Он руководил тайными операциями, требовавшими высочайшего мастерства, и встречался со многими советскими оперативниками и связниками. Среди них была некая госпожа Мер-кадор, чей сын Хайм в 1940 году убил в Мексике Троцкого. Другим оказался генерал Болодин, присланный в Испанию в качестве командира одного из ежовских эскадронов-убийц. Орлов следил за ним с опаской. Он часто ездил в Париж, где его родственник Кацнельсон, в ту пору заместитель, но в действительности исполняющий обязанности главы НКВД в Киеве, в феврале 1937 года поведал ему о зреющем среди военных в СССР антисталинистском движении, а затем -- после мимолетной встречи с агентом НКВД по имени Антон Тур-кул -- вернулся в Москву и был расстрелян. Абрам Слуцкий, начальник Иностранного отдела НКВД, предупредил его о проходивших тогда чистках в правительстве и органах. Большое количество жертв были евреи. Одна история требует особого пересказа. 15 октября 1936 года генерал Орлов получил телеграмму с требованием организовать отправку в СССР морем золотого запаса республиканского правительства. Ему было приказано не давать испанцам никакой расписки. Телеграмма с приказом была подписана "Иван Васильевич", кодовым именем Сталина. Она заканчивалась словами: "Буду считать вас лично ответственным за проведение этой операции!" Золото было отправлено из Картегены на четырех пароходах. Весь груз доставили на верфь в 168 грузовиках, по 50 ящиков, весом 145 фунтов каждый, итого почти 1 500 000 фунтов золота. Хуан Негрин, лидер народного фронта и министр финансов, передал Орлову поддельные документы на человека по фамилии "Блэкстоун", который, предположительно, был связан с правительственными банками Англии и Америки. Альварес дель Валльо, министр иностранных дел в правительстве Негрина, -- большинство других членов правительства народного фронта считало его советским шпионом -- позже утверждал, что отправка золота была законной сделкой между двумя странами. Это утверждение не соответствует истине. Очень немногим из даже руководящих испанцев было позволено знать истинные факты. И в самом деле комментарий Сталина, переданный Орлову его начальником Слуцким, был весьма характерен: "Больше им не видать этого золота как своих ушей". И действительно золото не вернули. И не только золото исчезало в Советском Союзе. Пока Орлов был в Испании, росли слухи о тайных судилищах, многочисленных казнях, ширившемся по всему СССР страхе. Внезапно, 9 июля 1938 года, Ежов прислал Орлову телеграмму с приказом выехать в Париж, оттуда на посольской машине в Антверпен, там 13 или 14 июля встретить советское судно "Свирь" и подняться на борт для важного разговора с человеком из Москвы. Генерал ответил согласием, а сам отправился во Францию, где недалеко от границы с Испанией жили его жена и дочь. Он обсудил с женой растущие у него подозрения и перемену в собственных политических убеждениях, и они решили порвать со Сталиным. 11 июля Орлов и его переводчица Соледад Санча выехали из Барселоны на виллу во Франции, откуда забрали госпожу Орлову и их дочь, добрались до Парижа и остановились в отеле, в котором прежде не бывали. Затем генерал и госпожа Орлова пошли в посольство Соединенных Штатов, но сумели только узнать, что американского посла Вильяма Буллита в канун Дня Бастилии в городе нет. Тогда они направились в посольство Канады, где Орлов, несмотря на отсутствие в то время дипломатических отношений между Канадой и СССР, предъявил свой дипломатический паспорт. Он едет в Соединенные Штаты по официальному делу, сказал он, и хотел бы въехать через Канаду. Из Парижа они отбыли в Шербург, где сели на канадский пароход. 21 июля они высадились в Квебеке и поездом добрались до Монреаля. Там Орлов сел и написал от руки 37-страничное письмо Сталину с копией Ежову, в то время главе советской государственной безопасности. Орлов заявил диктатору, что если тот осмелится отомстить его матери или теще, то он, Орлов, опубликует все, что ему известно. Если же что-нибудь случится с самим Орловым, то его адвокат займется опубликованием его книги. К этому письму он приложил список главных преступлений Сталина. Затем он позвонил в Нью-Йорк своему дво- юродному брату Натану Курнику, который не только приехал за письмами в Монреаль, но и доставил их советскому послу в Париже. Эти письма окончательно определили судьбу Ежова, ибо Орлов объяснил Сталину, что организатор похищения генерала Миллера в Париже 21 сентября 1937 года давнишний агент НКВД Николай Владимирович Скоблин получил убежище в советском посольстве в Париже, когда заговор частично сорвался. Ежову было известно, что подобное нарушение дипломатических правил противоречит приказу Сталина, поэтому, докладывая Сталину об операции, он солгал о том, каким образом Скоблин был вывезен из Франции. 13 августа 1938 года генерал Орлов и его семья въехали в Соединенные Штаты. Они прибыли в Нью-Йорк и наняли в качестве адвоката Джона Ф. Файнерти, который привлек внимание Орлова, потому что служил юридическим консультантом в возглавляемой Джоном Дьюи комиссии, расследующей происходившие в Москве судебные процессы. Благодаря господину Файнерти Орлов встретился со специальным уполномоченным правительства по делам иммиграции и натурализации господином Джеймсом Л. Хоктелингом и еще одним сотрудником этой службы господином Шумейкером. Сначала семья Орловых поселилась в Филадельфии. Затем их дочери Вере, здоровье которой всегда внушало опасения, стало хуже, и по этой причине в январе 1937 года они переехали в Лос-Анджелес. Спустя три с половиной года она там и умерла. Орловы вновь пересекли страну, которая все еще оставалась им чужой, и осели в штате Массачусетс под вымышленной фамилией, что обеспечивало им прикрытие. 19 декабря 1940 года они поехали вместе с господином Файнерти в Вашингтон, чтобы зарегистрироваться согласно закону о регистрации иностранцев. С помощью Генерального прокурора Фрэнсиса Биддла Файнерти представил Орловых Эрлу Дж. Гаррисону, который, нарушив правила, разрешил им зарегистрироваться под опекой господина Файнерти вместо указания собственного адреса. После кратковременного проживания в Бостоне они переехали в Кливленд, где обитали никем не замеченные и занимались изучением языка приютившей их страны. В апреле 1953 года журнал "Лайф" последовательно напечатал четыре, написанных генералом Орловым, статьи под общим заголовком "Страшные тайны власти Сталина". Вскоре после опубликования этих статей появилась и его первая книга "Тайная история сталинских преступлений". Она была издана "Рэндом Хаузом" в Нью-Йорке в 1953 году. Со дня его бегства на Запад генерал постоянно готовился к выполнению многотрудной задачи написания этого правдивого повествования. Он заставил себя закончить кливлендский "Дайк энд Спенсериэн колледж" в основном для того, чтобы овладеть английским языком. В 1945 году он начал кропотливую работу по проверке фактов, оставшихся в его памяти, и исследования, необходимые для сбора доказательств. Ежедневно его можно было встретить в Белом мемориальном зале публичной библиотеки Кливленда, где он терпеливо устанавливал подлинность того, что знал из первых рук. В 1951 году в процессе подготовки английского издания он попросил помощи у Макса Истмена, потому что чувствовал, что ему не хватает знания английского языка, столь необходимого для точного выражения того, чего ему хотелось сказать. Позже он решился делать перевод самостоятельно и завершил английский вариант книги в течение года. В результате получилось жесткое и откровенное разоблачение не только преступлений, совершенных Сталиным, но и преступности сталинизма вообще как политической и социально-экономической системы. Впервые перед глазами мировой общественности предстала подлинная история Советского Союза в период 1934--1938 годов. Книга предвосхитила знаменитую речь Хрущева на ту же тему на целых три года. Это -- не отчет журналиста или человека, побывавшего в стране, не рассказ о том, как страна выглядит, а рассказ о том, что в стране происходило и, как считает Орлов, происходит поныне. Книга повествует о том, что сталинские приспешники были с ним заодно в том, что Запад ошибочно считал узурпацией власти лично Сталиным. Цинизм, презрение к человеку, как к личности, хладнокровное использование террора как политического инструмента были характерны не только для одного Сталина. Тем, кто ему служил, не терпелось сделать карьеру. "Тайная история сталинских преступлений" показала, что навязанный России режим был способен держать народ мертвой хваткой только посредством превращения государственной безопасности в инструмент олицетворенного террора. Ни правительство, ни службы советской разведки не могли и не могут быть реформированы сегодня, полагает Орлов, потому что большая часть советской власти по-прежнему пребывает в руках сподвижников Сталина. Книга произвела огромное впечатление. Она была переведена на немецкий, испанский, японский и китайский языки. Оригинал же, тщательно перепечатанный госпожой Орловой, так и не увидел света на своем родном языке. Орлов знал то, о чем рассказывал, и понимал, что в Америке у него есть возможность говорить правду. С мая по декабрь 1953 года радиостанция "Голос Америки" в течение десяти передач излагала текст его книги. В рождественские праздники того же года Орлову стало известно, что Марку Зборовскому, подсадной утке НКВД, ко- торого сын Троцкого, Седов, с распростертыми объятиями ввел в круг своих парижских друзей и о ком Орлов строго предупредил Троцкого и его жену, удалось въехать в Соединенные Штаты. Орлов незамедлительно отправился в Нью-Йорк к генеральному прокурору США Будиноту Аттербери и разоблачил Зборовского. 21 января 1954 года член Палаты представителей от штата Миннесота Фрэнсис И. Уолтер внес на рассмотрение законопроект о предоставлении генералу Орлову и его жене права на постоянное жительство в Соединенных Штатах и возможность стать гражданами страны. Однако законопроект не вошел в список дел, назначенных к слушанию. Второй такой же законопроект был внесен 10 марта 1955 года сенатором Джорджем Г. Бендером, представителем штата Огайо, при поддержке группы кливлендских друзей Орлова. На следующий год закон был принят, и Орловы испытали чувство облегчения, наконец-то получив убежище в Соединенных Штатах Америки. 28 сентября 1955 года Александр Орлов в сопровождении Марии предстал перед Подкомиссией Сената по внутренней безопасности. Орлову предложили опознать ряд сотрудников и агентов НКВД, которые ему были известны по службе в Европе, и рассказать, что он про них знает. Он часто не имел представления об их настоящих фамилиях -- например, об "Алексееве". Однако о Марке Зборовском Орлову было известно куда больше. И то, что ему казалось очевидным, он не считал нужным скрывать и говорил откровенно. Про Зборовского он заявил: "Мне стало известно, что во Франции существует очень ценный и весьма охраняемый агент, который был заброшен к троцкистам и стал ближайшим другом Льва Седова, сына Троцкого. Он был настолько ценным, что о его существовании знал лично Сталин. Его ценность, как я понимал, заключалась в том, что он в любое время мог стать организатором убийства самого Троцкого или сына Троцкого, потому что из-за того доверия, которым он пользовался у Троцкого и его сына, Марк мог рекомендовать Троцкому секретарей и охранников, а потому был в состоянии помочь убийце проникнуть в дом Троцкого в Мексике". И это мы услышали от человека, который имел все основания бояться проникновения убийцы в собственный дом и который знал, что в это время Зборовский находится в Соединенных Штатах. Стенограмма его показаний о Зборовском -- она была опубликована в 1962 году после принятия решения о возбуждении судебного дела против Зборовского -- занимает 17 печатных страниц. В процессе дачи этих показаний Орлов называл и другие имена и тем самым позволил по-настоящему оценить существо и действия службы государственной безопасности Советского Союза. Разоблачения продолжались. В апреле 1956 года "Лайф" опубликовал написанную Орловым статью, в которой рассматривался так и не решенный вопрос о том, был ли Сталин осведомителем Охранки, то есть царской тайной полиции. Орлову сообщил об этом его родственник Зиновий Кацнельсон, который в феврале 1937 года в Париже поведал ему, что те, кто участвует в антисталинском заговоре, в том числе и он сам, располагают неопровержимыми документами, свидетельствующими о контактах Сталина с Охранкой, и готовятся распространить их среди членов партии. 14 и 15 февраля 1957 года Орлов снова давал показания перед Подкомиссией по внутренней безопасности, на заседании которой председательствовал сенатор МакКлеллан, разоблачая многочисленных советских тайных агентов и их действия и особо подчеркивая активность НКВД в Соединенных Штатах. И снова он говорил честно и ничего не утаивал. На архиважный вопрос сенатора МакКлеллана, "каким образом мы можем побудить сотрудников советских служб перейти на нашу сторону", Орлов дал совет, который остается не менее важным сегодня, чем в тот день, когда он его произнес: "Я бы посоветовал, чтобы ответственный государственный чиновник... на пресс-конференции или где-нибудь еще сделал заявление о том, что тем, кто выйдет из преступных сговоров, тем, кто хочет порвать со своим прошлым и перейти на сторону свободного мира, помогут получить иммиграционную визу для въезда в эту страну, помогут устроиться и обеспечат неприкосновенность, несмотря на ответственность за проступки, которые они могли совершить в этой стране... Предлагать какие-либо деньги такому человеку было бы нехорошо, потому что людей, которые пришли к решению порвать со своей страной, со своими семьями... не следует соблазнять деньгами. Они будут чувствовать себя оскорбленными. А они не хотят, чтобы на них смотрели как на предателей, они не хотят выглядеть предателями в собственных глазах". С 1962 по 1965 год Орлов работал над своей второй опубликованной книгой: "Руководство для разведывательных и партизанских действий". Она была напечатана издательством "Мичиган Юниверсити пресс" в 1963 году. Почти за тридцать лет до того он написал первый вариант этого пособия по использованию разведывательной техники при различных обстоятельствах для предполагаемого в Москве обучения нелегалов. Теперь у него была совершенно иная цель: вооружить Запад знаниями, показать, как работают службы советской государственной безопасности не ради защиты Кремля, а ради проникновения в тыл защитников демократии. Одна глава, например, называлась "Щели в броне агента". Концепции советской оперативной деятельности -- политической, диплома- тической, экономической, промышленной и военно-разведывательной, поиск агентов влияния, дезинформация и проникновение в чужие правительства и разведывательные службы, проанализированные в этом руководстве, и поныне лежат в основе практической деятельности КГБ в Соединенных Штатах и в свободном мире. Орлов был также занят изучением советского законодательства и написанием собственных мемуаров. Ему было по душе спокойствие, присущее научной деятельности. Раз-другой у него возникали основания считать, что он вычислен советской властью и на время помещен под наблюдение. Он и его жена продолжали жить настороже. Их двери всегда были на замке. Незнакомые визитеры допускались с большой осторожностью. Мария очень нервничала от этих досадных ограничений. Она мечтала о той свободе, которую их друзья воспринимали как нечто само собой разумеющееся. До 14 ноября 1969 года все шло довольно мирно. В тот день раздался осторожный стук в дверь, хотя из домофона при входе в дом не донеслось ни звука. Генерал Орлов чуть приоткрыл дверь. Неизвестный посетитель быстро сказал по-английски, что принес письмо, как он предполагает, от одного из бывших подчиненных Орлова в Испании. Орлов взял письмо и, продолжая придерживать дверь, спросил у посетителя, кто он такой. Человек сказал: "Я Феоктистов. Мне хотелось бы поговорить с Александром Михайловичем". Поняв, что Феоктистов его не знает, Орлов ответил, что передаст Александру письмо, и захлопнул дверь. Мария, которая находилась в спальне, собираясь выйти, услышала кое-что из их разговора. Она метнулась мимо удивленного мужа, который собирался открыть письмо, и, захлопнув за собой дверь, очутилась на площадке, где встретилась с посетителем лицом к лицу. Феоктистов снова назвал себя и сказал, что он член советской делегации, прибывшей в Организацию Объединенных Наций в Нью-Йорке. Он даже вынул из кармана служебный пропуск и дал его ей. На пропуске было написано имя: Михаил Александрович Феоктистов. Она спросила, есть ли у него при себе оружие. Он ответил, что нет, и продолжал говорить о принесенном им письме и о том, что в нем содержатся известия о сестрах госпожи Орловой. "Я ничего не хочу слышать от вас о моих сестрах. Забудем про них". Настойчиво выполняя задание, Феоктистов обвинил госпожу Орлову в том, что она не любит своих сестер. Она объяснила ему, что предпочитает услышать о них из другого источника. Она также отвергла его предложение позаботиться о том, чтобы ее сестрам было передано любое письмо, которое она захочет написать. "Мне известны советские методы, -- сказала она. -- Я знаю, что советские граждане сначала получают письма из заграницы, а потом их обвиняют в связях с иностранцами". Единоборство длилось почти два часа: Феоктистов настаивал, что должен повидаться с Александром Михайловичем, а Мария решила, что ничего подобного она не допустит. Наконец, нежеланный визитер весьма неохотно удалился. Позже он позвонил Орлову и упрекнул за отказ принять его. "Прочитал ли генерал письмо?" -- спросил он. Орлов в свою очередь спросил, кто писал это письмо. Феоктистов ответил, что некто "Проко-пук". На что Орлов заявил, что такого в Испании не знал. Феоктистов продолжал гнуть свою линию. Он заверил автора "Тайной истории сталинских преступлений", что в СССР все относятся к нему с уважением и даже восхищением и что никто не считает его врагом народа. Он также попросил автора дать ему экземпляр книги. Орлов, пожелав ему здоровья, повесил трубку. Как хорошо, что их подготовка к переезду в другой город была уже в полном разгаре. Однако Орлова беспокоил предстоящий переезд. У его Марии было больное сердце, и им хотелось быть поближе к одному знаменитому кардиологу, который лечил ее прежде. Двухчасовой словесный поединок с Феоктистовым мог отозваться серьезными осложнениями. Вскоре после нежеланного визита Орловы перебрались в Кливленд. Но КГБ не оставило их в покое. Утром 10 августа 1971 года кто-то тихо к ним постучался. Госпожа Орлова чуть приоткрыла дверь. Она не сразу узнала в пришедшем Михаила Александровича Феоктистова, офицера КГБ, засланного в Америку под маской переводчика в секретариате Организации Объединенных Наций. Последнее время у нее часто туманилось зрение. Феоктистов представился, напомнил ей о своем визите в Мичиган в 1969 году и снова в ответ на ее просьбу предъявил дипломатический паспорт. Она вернула ему паспорт и закрыла дверь. Вдруг ей пришла в голову мысль, что этот настойчивый человек, быть может, чего-то боится или его мучает совесть, возможно, он тоже хочет выбраться из затянувшей его в трясину советской разведки. А вдруг он ищет помощи? Орловы открыли дверь. Когда Феоктистов вошел, Мария спросила его: "Когда вы порвали с вашим правительством?" Он ответил: "Нет, я с ними, я работаю на них". Он покорно ждал, пока она его обыскивала. Он не был вооружен. Затем он снова разразился восторженной тирадой, которую был вынужден прервать в Энн Арбор почти два года назад. В СССР Александром восхищались и, да, любили. В Советском Союзе его считали героем. Искал он их только с целью получить разрешение "дорогого Александра" использовать его имя и фотографию в советских изданиях, превозносящих его великие деяния. Он говорил о друзьях, которые, как хорошо знал Орлов, были казнены десятки лет назад, но, по словам Феоктистова, благополучно здравствовали и поныне. Может быть, Александр и Мария вернутся на родину, где их ждут с почестями? Нет. Что ж, может, Александр даст Феоктистову список всех своих друзей в Советском Союзе, чтобы Феоктистов смог рас сказать ему новости о каждом из них? Нет. Быть может, Марии хотелось бы через Феоктистова вступить в переписку со своими сестрами? Нет. Жена Феоктистова и их маленькая дочь внизу в маши не. Быть может, Александру и Марии хотелось бы познако миться с ними? Нет. Но почему они так плохо думают о нем? Потому что, -- ответили они, -- он сделает все, что велело ему начальство. А сейчас он может идти и не возвра щаться. Они не желают его больше видеть. Спустя три месяца, 16 ноября 1971 года, Мария Орлова скончалась от сердечного приступа в городе Кливленде. Потеряв жену, которая была ему самым близким другом целых пятьдесят лет (они отпраздновали свою золотую свадьбу в апреле того же года), и единственную дочь, чьи останки покоились в фамильном склепе на кладбище Маунт Оборн в Кембридже, штат Массачусетс, старый генерал продолжал жить. Его разум оставался совершенно ясным. Он помнил всех: Дзержинского, Ягоду, Ежова, Берию, своего погибшего родственника Кацнельсона, Пальмиро Тольятти, Густаво Дюрана, Михаила Кольцова -- целые легионы. Он хмуро улыбался, вспоминая, как его письмо Сталину прояснило, что Ежов солгал, докладывая о деле генерала Николая Скоблина, и тем не дало Ежову уйти от расплаты. Он был отважным человеком, и это позволило ему пережить революцию и ее последствия, времена нелегальной деятельности в Советском Союзе и в Европе, гражданскую войну в Испании, страх, распространявшийся из Москвы, который он испытывал у себя на загривке в Барселоне и даже в Энн-Арборе. Ему трудно было оставаться в одиночестве, но он сохранил детскую веру в то, что ему предназначено жить еще много-много лет. Он снова вернулся к работе, начал настраиваться на издание "Тайной истории" на русском языке и на подготовку в набор своих неопубликованных мемуаров. Первый сердечный приступ случился у него в воскресенье 25 марта 1973 года. Второй -- 1 апреля, причем с полной остановкой сердечной деятельности. Но его выходили и вернули в этот мир в благотворительной больнице святого Винсента с помощью старого друга доктора Генри Циммермана, который также облегчил последние дни его жены. 7 апреля его сердце остановилось в последний раз. Похороны состоялись в Кливленде 10 апреля 1973 года. Богослужение совершили преподобный 3. Чабо и раввин Дональд Хескинс. Публикация "Наследия Александра Орлова" -- частично дань памяти этого необыкновенного человека. Гораздо более важным является надежда на то, что она привлечет внимание к его свидетельским показаниям и послужит предупреждением тем многим людям, которые когда-то смутно о чем-то слышали, но с тех пор все забыли, а также тем, которых гораздо больше и которые до сих пор не имели возможности услышать сказанное Александром Орловым. СВИДЕТЕЛЬСКИЕ ПОКАЗАНИЯ АЛЕКСАНДРА ОРЛОВА, подтвержденные госпожой Марией Орловой, 28 сентября 1955 года Заседание Подкомиссии началось, согласно правилам, под председательством сенатора Джеймса О. Истленда, в 14. 40 в помещении No 411 здания Сената. Также присутствовали: главный юрисконсульт Дж. Дж. Сауэрвайн, заместитель главного юрисконсульта Алва Дж. Карпентер, директор исследовательской службы Бенджамин Мандель. ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ИСТ ЛЕНД. Готовы ли вы торжественно поклясться, что свидетельские показания, которые вы намерены привести, есть правда, только правда и ничего, кроме правды, да поможет вам Бог? ОРЛОВ. Готов. САУЭРВАЙН. Назовите ваше имя. ОРЛОВ. Александр Орлов. САУЭРВАЙН. Где вы живете, господин Орлов? ОРЛОВ. В Нью-Йорке. САУЭРВАЙН. И ваш адрес в Нью-Йорке? ОРЛОВ. Под опекой моего адвоката господина Хьюго Пол-лока по адресу: 44-я улица, Запад, квартира 19. САУЭРВАЙН. Чем вы занимаетесь и кто вы по профессии? ОРЛОВ. Сейчас я писатель. Ранее был советским дипло-матон и главой контрразведки. САУЭРВАЙН. Служили ли вы когда-либо в НКВД? ОРЛОВ. Да. САУЭРВАЙН. В качестве кого? ОРЛОВ. Я занимал несколько высших постов в НКВД, в том числе был заместителем начальника экономического управления НКВД, командующим пограничных войск Закавказского фронта, начальником экономического управления, в должности которого осуществлял контроль над внешней торговлей Советского Союза с другими странами. Последним моим назначением был пост советника Республиканского правительства Испании во время гражданской войны. САУЭРВАЙН. В данное время вы остаетесь коммунистом? ОРЛОВ. Нет. Я порвал с коммунизмом еще до въезда в Соединенные Штаты, что состоялось в августе 1938 года. САУЭРВАЙН. Были ли вы когда-либо знакомы с сотрудником НКВД по фамилии Алексеев? ОРЛОВ. Да, я хорошо знал Алексеева. САУЭРВАЙН. Где это было и что он собой представлял? ОРЛОВ. Впервые я встретил Алексеева в 1933 году в Вене, где он работал под началом одного из своих близких друзей. Затем, в начале 1937 года, приезжая по делам из Испании в Париж, я несколько раз встречал его в советском посольстве во Франции. САУЭРВАЙН. И какую должность он тогда занимал? ОРЛОВ. Он был сотрудником отдела НКВД, или, как там это называлось, резидентуры, под руководством Николая Смирнова. САУЭРВАЙН. И каковы были его обязанности, если вам это известно? ОРЛОВ. Да, известно. В его обязанности входило встречаться с теми, с кем установлен контакт, и получать от них нужную его службе информацию. САУЭРВАЙН. Не приходилось ли вам встречаться, видеть или знать человека по имени Этьен? ОРЛОВ. Приходилось. Будучи во Франции, я узнал, что человек по имени Марк -- фамилия его в то время мне была неизвестна, но теперь знаю, что он Зборовский -- который был тайным агентом НКВД во Франции, получил распоряжение проникнуть к сыну Троцкого Льву Седову и завязать с ним тесную дружбу. САУЭРВАЙН. Это было в Париже? ОРЛОВ. Это было в Париже. САУЭРВАЙН. В Париже. ОРЛОВ. Мне хотелось бы добавить... Если позволите, я изложу все обстоятельства в хронологическом порядке, и тогда картина станет более ясной. САУЭРВАЙН. Прошу вас. ОРЛОВ. Политбюро направило меня в Испанию в сентябре 1936 года. А перед этим, приблизительно в августе, во время знаменитого московского процесса над Зиновьевым и Каменевым, мне стало известно, что во Франции существует очень ценный и весьма охраняемый агент, который был заброшен к троцкистам и стал ближайшим другом Льва Седова, сына Троцкого. Он был настолько ценным, что о его существовании знал лично Сталин. Его ценность, как я понимал, заключалась в том, что он в любое время мог стать организатором убийства самого Троцкого или сына Троцкого, потому что из-за того доверия, которым он пользовался у Троцкого и его сына, Марк мог рекомендовать Троцкому секретарей и охранников, а потому был в состоянии помочь убийце проникнуть в дом Троцкого в Мексике. Когда я услышал об этом в Москве, я не стал узнавать, как зовут этого человека или как его фамилия, потому что в голове у меня немедленно созрело решение о том, что как только я снова окажусь за границей, то сам предупрежу Троцкого об этом шпионе; его имени я не стал допытываться по тем соображениям, что в случае его разоблачения начнется тщательное расследование. А поскольку о его существовании знала лишь горстка людей, будет нетрудно вычислить, кто именно знал и был способен разоблачить Марка. Однако я решил, что в Испании или во Франции, где я бывал очень часто, приложу все усилия, чтобы узнать, кто этот человек. Я считал, что мне это будет нетрудно сделать, ибо глава ре-зидентуры во Франции был моим приятелем. САУЭРВАЙН. Алексеев? ОРЛОВ. Нет. Смирнов, о котором я уже упоминал. САУЭРВАЙН. Понятно. ОРЛОВ. Работая в Испании, я по делам очень часто посещал Францию. Я встречался со всеми сотрудниками, там же я познакомился и с Алексеевым. Когда я впервые встретил его, этот Алексеев был младшим командиром и служил под началом моего приятеля, с которым мы вместе воевали на Западном фронте во время гражданской войны. Будучи младшим по званию, Алексеев, как это принято в армии, попытался вкрасться ко мне в доверие, потому что я был тем, кто мог продвинуть его по службе, перевести к себе в штаб и так далее. Однажды, когда я вышел из посольства вместе с Алексеевым, он сказал мне: "Я знаю человека, который был внедрен к сыну Троцкого и сделался его тенью. Если этот человек поскользнется по моей вине, мне не сносить головы". Естественно, я очень заинтересовался. Задал Алексееву пару вопросов, выяснил, что этого человека зовут Марком, но не стал спрашивать его фамилии. Он работал в Институте Бориса Николаевского. Во время очередного посещения посольства Алексеев сказал мне, что должен встретиться с этим человеком. "Хотите на него посмотреть?" Он им гордился и тем самым старался снискать мое уважение. Мы сели в машину и отправились на железнодорожную станцию под названием "Аустерлицкий вокзал". Там мы вылезли из машины и разделились. Алексеев направился в большой парк. Не помню, как называется этот парк, находившийся в непосредственной близости от железнодорожной станции. Я на некотором расстоянии следовал за ним. Вскоре я увидел, что он встретился с невысоким мужчиной, скажем, -- мне очень трудно судить -- лет тридцати пяти, ростом около ста шестидесяти пяти сантиметров, в темных очках, то есть темной была оправа, а не стекла. Они уселись на скамейке. Я прошелся и устроился на другой скамейке, чуть подальше. Я видел, как они обменялись какими-то бумагами, что заняло не более трех, четырех или пяти минут, а затем расстались. Этот Марк направился в один конец парка, а Алексеев -- в противоположный. Я пошел вслед за Алексеевым и догнал его. На этот раз, прошу прощения, мне почти ничего не удалось узнать. Я хочу подчеркнуть, что изо всех сил старался запомнить его лицо, суметь описать его, но я не знал его фамилии и не спросил ее. САУЭРВАЙН. Это произошло летом 1937 года? ОРЛОВ. Это было в 1937 году, где-то летом. Он сказал мне, Алексеев сказал мне, что Марк женат на молодой женщине и что они ждут ребенка. Еще он сказал, и теперь я понял, почему они встретились в том парке, что Марк живет рядом с парком, в одной из улочек на его окраине. Значит, вы сумеете выяснить, когда будете его допрашивать, где он жил, ибо знаете точно, что он жил рядом с парком, который расположен около железнодорожной станции. Я также обнаружил, что этот человек, Марк, писал статьи в "Бюллетене оппозиции" Троцкого. Так назывался журнал Троцкого, который выходил во Франции на русском языке. Этот Марк печатался там под псевдонимом "Этьен". Итак, если бы я решил предостеречь Троцкого, у меня уже были кое-какие сведения. Хотелось бы уточнить время, когда все это происходило. По-моему, это произошло где-то, наверное, в августе 1937 года, кажется, в августе. Не в начале, а в конце лета 1937 года. Позже я узнал, что приблизительно в ноябре не то 1936-го, не то 1937 года Марк выкрал из Института Бориса Николаевского архив Троцкого. Марк следил за Троцким, разыскивал все его сочинения и старался похитить все, что мог (Троцкий разделил свой архив на три части и одну часть разместил в Институте Бориса Николаевского). Я знаю точно, как это было сделано. Весь мир знал, что однажды ночью кто-то проник в помещение, выжег в двери дыру и похитил этот архив. В действительности это было задумано Марком, тем самым Марком, но для того, чтобы подозрение не пало на него, во время кражи он сам там не присутствовал. Наоборот, для него было придумано хитроумное алиби. Именно в эту ночь он был в квартире сына Троцкого и вместе с другими товарищами пил в честь Октябрьской революции. Это происходило 7 ноября, в годовщину Октябрьской революции. Он снабдил проникших в Институт агентов НКВД планом и точным указанием, где спрятаны бумаги Троцкого. Я порвал с советским правительством 12 июля 1938 года. Через месяц я очутился в Соединенных Штатах. 27 декабря 1938 года я послал из Филадельфии заказное письмо Троцкому в Мексику, в Койокан, где он жил. Я отправил также копию письма жене Троцкого, потому что у нее была фамилия Седова, и я подумал, что если советские агенты или шпионы перехватят мое письмо на мексиканской почте, ибо адрес Троцкого и его имя были известны, возможно, они не обратят внимания на письмо, адресованное его жене. К счастью, у меня до сих пор сохранилась копия письма, которое я послал восемнадцать лет назад. Отлично сознавая, что Троцкий мог быть окружен шпионами и Сталину станет известно о моем местонахождении, если я напишу подобное письмо от собственного имени, я решил придумать такой способ, чтобы содержание письма, известия, которые я хотел передать Троцкому, были бы в письме, но чтобы те, кто перехватят это письмо, либо шпионы, окружавшие Троцкого и способные узнать содержание письма даже от него самого, не смогли бы понять, что это письмо написал я. Как это письмо было сочинено, можно увидеть на фотокопии сохраненного мною второго экземпляра. Если у вас есть время, я могу рассказать вам, каким способом я придумал известить Троцкого и в то же время скрыть, кто я такой. Летом, по-моему, 1938 года крупный чин русского НКВД по фамилии Лушков, который был начальником дальневосточных морских рубежей России, видя, как Сталин уничтожает всех его товарищей, решил удрать (может, вы помните эту историю из газет?) и сбежал в Японию. Ему удалось это сделать только потому, что пограничные войска пребывали под его командованием, и путь для него был открыт. Его портрет и фотография, сделанная японскими корреспондентами, обошли газеты. Случилось так, что этот человек был одним из двух руководителей, организовавших первый московский судебный процесс над большевиками в августе 1936 года, поэтому я написал Троцкому следующее. Я представился русским, бывшим социалистом, давно эмигрировавшим в Америку и случайно оказавшимся дядей бежавшего в Японию генерала Лушкова. Далее, я будто бы получил отчаянное письмо моего племянника, генерала Лушкова, с просьбой приехать в Японию и помочь ему. В том же письме я сообщил Троцкому, что генерал Лушков боится выдачи его японскими властями Сталину и искренне готов предать огласке многое из того, что касается процессов, в которых он, к большому его сожалению, принимал активное участие, и что мне стало от него известно, что в Париже рядом с сыном Троцкого Седовым находится опасны