ым насущным проблемам: питание, жилье, трудоустройство, лечение, служба быта, уход за детьми и их воспитание, отдых, реализация готовой продукции, ремонт и строительство и т.д. Спрос-предложение. Каждый получает членский билет, гарантирующий ему помощь Изании по программе "хлеб насущный", и открывает в нашем компьютерном центре персональный счет, где фиксируются по обоюдному договору в условных рублях его приходы и расходы. Поэтому, как только Сидоров, нуждающийся в капитальном ремонте дома, даст свои деньги, к нему в тот же день выезжает строительная бригада "Иванов с сыном". Стройматериалы для ремонта крыши (например, доски и железо б/у) есть у Петрова, которые ему не нужны и только занимают сарай. Петров согласен за это получить несколько породистых коз, которые расплодились у Кузнецова, а Кузнецов за коз согласен установить зубные протезы. Подвезет стройматериалы шофер Кузькин, которому отремонтировал аварийную "газель" автомеханик Бабкин. Они это сделают, потому что учительница, изанка Дедкина организовала у себя на квартире небольшой детсад с обучением французскому и с питанием, куда Кузькин и Бабкин устроили своих внуков. Развозит детей по домам Кузькин, а кашку на молоке им готовит мать Дедкиной, у которой, кстати, пустует дом на Украине, в Крыму, где летом могут отдохнуть желающие изане. Человек: "Дантист захочет жить в большой квартире." Ю.И.: - Ну что ж, пусть покупает оборудование для врачебного кабинета на свои деньги и просто делает изанам зубные протезы, если хочет пользоваться нашими услугами. Ну а козье молочко для нашего детсада поставляет, как вы уже догадались, тот самый Кузнецов. А заодно и огурчики с огорода. И все учитывается. Так что в основе - все-таки экономика, взаимная выгода. Человек: "Участие в экономической жизни Вампирии - это помощь ей." Ю.И.: - Не все сразу. На первой ступени мы постараемся по возможности от нее освободиться, перейдя на автономную систему взаимного жизнеобеспечения и перетянув на свою сторону как можно больше народу. Но уже на второй - активно участвуем в инвестиционных программах возрождения страны - промышленных и сельскохозяйственных, научных, культурных, экологических и духовных, постепенно высвобождая все новые отрасли из-под власти денежных мешков. На третьей (да и уже на второй ступенях, подразумевающих членство в Изании), перестаем подпитывать Вампирию добровольным отказом от всевозможной роскоши, от участия во всех этих сомнительных шоу, алко, порно и наркобизнесах. Вампирия - это паутина хищничества, отвязанности, охмурежа и бездуховности, опутывающая нашу Родину и всю Землю. Из нее в одиночку не вырваться. Человек: - Принцип "грех в подполье" вообще чужд всякой религии, а уж христианству и подано: здесь принцип один - прежде всего внутреннее совершенство. "Греши, пожалуйста, но чтоб об этом никто не знал", а Господь сказал: "Всякий, творящий грех, есть раб греха". - что ж это такое вы проповедуете? Ю.И.: - Во-первых, это сказал апостол, а во-вторых, им же сказано, что один Бог безгрешен. Вы сами это подтверждаете ниже. Человек: - Каких бы форм общества не существовало, всюду обнаруживалась человеческая греховность. Вы это чувствуете и предлагаете в качестве борьбы с грехом загнать его внутрь. А обратиться к Богу за помощью вам не приходило в голову или вы в Него все-таки не верите? Ю.И.: - Речь как раз о тех, кто не обращается, потому что не верит. Не дать помыслам стать поступком, преступлением. Человек: - Не совершение греховных мыслей при наличии мыслей - это и есть фарисейство - религиозное лицемерие, и это намного хуже, чем кающийся совершитель греха. Ведь покаяние - свидетельство неукорененности греха в душе. Ю.И.: - Ну вы приехали! По-вашему, любой покаявшийся растлитель, вор, убийца лучше тех, кто пусть подумал о грехе, но совершил его лишь в своих помыслах? Или, виртуально согрешив лишь наедине с собой, не стал орудием соблазна для других: "Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит." И как быть с потенциальными грешниками - атеистами и невоцерковленными, которых на исповедь не затащишь? Пусть себе свободно разгуливают по улицам, так? Ну, понимаю, вам на них плевать, но ведь они-то и "своих", православных, могут изнасиловать, ограбить и прирезать. Где же тут любовь к ближнему? А фарисей - это как раз человек не только верующий, но и постящийся два раза в неделю, истово молящийся, посещающий храм, жертвующий церкви десятую часть от своих доходов и благодарящий Бога, что он "не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи". А осужден Иисусом за гордость, за кичливость своими добродетелями перед "грешными мытарями". Фарисей противопоставляет себя "грешникам", осуждает их, вместо того, чтобы наставить на путь, протянуть руку, посочувствовать тем, кто, по его мнению, "пойдут в ад". "Не совершение греховных действий при наличии греховных мыслей" - это не фарисейство, а "борьба с помыслами" - подвиг всех святых. Фарисей грешит тем, что не ощущает себя грешным, несмотря на "отсутствие греховных мыслей", благодаря Бога, что он "не такой, как все". Впрочем, принцип "грех в подполье" для религии не слишком подходит - в этом вы, наверное, правы. Но Изания - способ жизни в миру, где постоянно приходится выбирать из двух зол меньшее. По-моему, лучше уж оставить "озабоченного" наедине с персональным компьютером, чем отправлять в бордель - вот уж где действительно финансирование Вампирии! Кроме того, надо предусмотреть специальные программы (с помощью медицины, церкви и психологов) для желающих излечиться от грехов и "дурных привычек". Можете предложить вариант получше - милости просим. Человек: "Ваш пример с Чернобылем неудачен - практически никто, после того, как стало известно, что произошло на самом деле, не ехал туда добровольно. Вы судите по газетам." Ю.И.: - Может, и в Великую Отечественную добровольцев не было? Спасибо за Ваши молитвы - они помогут выстоять в борьбе с настоящим врагом. Желаю Вам терпения и добра. Храни Господь. 2000-08-21 СМЕРТЬ ВОЖДЯ (1953г., март) Потом умрет Сталин. Мне будет только пятнадцать, и "вождь" для меня, как и для большинства, означал "Ведущий". Не начальствующий, не управляющий, не руководящий, а именно Ведущий, что подразумевало некую цель, причем очень важную. Может быть, самую важную - путь к оправданию всей жизни. Вернее, разные пути, ведущие к этому общему для всех оправданию под названием "Светлое будущее". Непременно вверх, а значит, к общей вершине, и впереди он, Вождь, в сапогах, маршальской фуражке, с заложенной за воротник кителя рукой. Негромкий голос с акцентом, дымок трубки, тигровый прищур всевидящего хищника. Покат тропы, подкрадывающиеся к стаду волки, летящий вниз камень - он видел все. "Мы так вам верили, товарищ Сталин, как, может быть, не верили себе." Это было сущей правдой. Практически никогда мой внутренний компас совести не указывал иное направление - вразрез с поступью Вождя, хотя, собственно, было-то годов мне всего ничего. Идти за ним приходилось все время в гору, как мне, так и всей стране, это было непросто, иногда тяжко, но всегда интересно - а что там, за поворотом? Мы были первопроходцами. Порой отлынивали, сбивались с тропы, подтягивая друг друга в общий строй, иногда щелчком по носу. А если кто-то начинал бузить, он оборачивался и смотрел на нарушителей в упор, с прищуром. Тогда в этом месте начиналась какая-то возня, в результате чего этот бузивший, или бузившие, вдруг исчезали куда-то бесследно, ряды смыкались, и движение продолжалось. Никогда Вождь не был для меня Богом и не заменял Его. Сталин был в Кремле, на земле, а Бог - повсюду. И под землей, куда зарывали покойников - оттуда Он забирал хороших к себе на небо, и в светлых облаках над неведомой вершиной, откуда Ему все было видно, и куда нас вел Вождь. Окончательно все решал Бог, в том числе и судьбу самого Вождя. И, когда на первой странице букваря я увидала портреты мертвого Ленина и тогда еще живого Сталина, внутренний компас решительно отодвинул земных вождей на полстраницы ниже, освободив место для Вечного, о Ком так замечательно написал еще неизвестный мне тогда Державин: Дух, всюду сущий и единый, Кому нет места и причины, Кого никто постичь не мог, Кто все Собою наполняет, Объемлет, зиждет, сохраняет, Кого мы называем: "Бог!" Собою из себя сияя, Ты свет, откуда свет истек, Создавый все единым словом, В твореньи простираешь новом, Ты был, Ты есть, Ты будешь ввек! Я не просто верила, что Бог есть, я изначально это знала каким-то внутренним ведением. Но, поскольку часто слышала от взрослых обратное, нашла объяснение в том, что свергнутые цари, помещики, капиталисты и оставшиеся после них несознательные злющие старухи в темных платках завели себе такого же злого бога - несправедливого, помогающего грабить, обманывать и мучить бедняков. Это, конечно же, "не наш" бог, от него все беды, войны и несчастья, потому в него и не велят верить. А наш, - добрый, всевидящий и невидимый, живет на небе, за таинственной дверью в потолке, которая когда-либо откроется перед тем, кто никого не обижал, защищал слабых, не крал и не обманывал. Кто погиб за народное дело или умер под пытками, не выдав товарищей...Кто строил города, прокладывал дороги, выращивал хлеб, писал хорошие добрые книги и сочинял песни. Кстати, именно эти первые книги, фильмы и песни, тщательно отобранные школьной программой, как ни странно, поведали мне о "нашем Боге", и почти никогда так называемая "идеологическая пропаганда" не шла вразрез с показаниями внутреннего компаса, глубинной шкалы ценностей того, что хорошо и что плохо. Помню, как на уроке истории я возмутилась, почему расстреляли детей царя в Екатеринбурге - дети -то при чем? Ответ учительницы, что их могли использовать когда-либо для восстановления монархии, объяснял, но не оправдывал. Политическую борьбу тогда мой компас не вмещал - только систему ценностей, в которой не было места убийству детей во имя высшей целесообразности. Сохранилась в школьном дневнике запись: "Смеется на уроках дарвинизма". Развеселила меня гипотеза нашего обезьяньего происхождения. Твое созданье я, Создатель! Твоей премудрости я тварь! Источник жизни, благ податель, душа души моей и царь! Твоей то правде нужно было, чтоб смертну бездну преходило Мое бессмертно бытие, Чтоб дух мой в смертность облачился, И чтоб чрез смерть я возвратился, Отец! В бессмертие Твое. К чему я все это? Да по поводу смерти вождя. Даже мысли не было, что, может, не ходить на похороны - ну чего торопиться? Ведь сообщили - скоро тело набальзамируют, внесут в мавзолей, и будет лежать века, как и Ильич, "вечно живой" - глядите себе на здоровье... Нет, не "глядеть" я шла, когда рано утром, надев лыжный костюм, теплые ботинки на шнуровке, только входящие в моду, и, сунув в карман пару бутербродов, решительно направилась к Дому Союзов, еще не зная, чем все это кончится. Вот теперь, спустя полвека, вспоминаю, анализирую и понимаю - не глядеть. Опять эти "должна" и "надо" гнали меня, но тогда я ничего и не собиралась анализировать - просто шла, куда все. От нашего писательского дома на Лаврушенском до площади Свердлова всего-то полчаса ходьбы, но оказалось - не тут-то было. Словно вся Москва, и не только Москва, шла и ехала в тот день в одном направлении, повсюду натыкаясь то на колонну грузовиков и автобусов, то на наряд милиции, пешей и конной, на везде жесткое: "Нет проходу". Помню, как петляя и просачиваясь через какие-то дворы и переулки, добралась до Трубной. До той самой арки-убийцы, где уже тогда творилось неладное, раздавались визг и крики вперемежку с "раз-два - взяли!". Толпа напирала, рвалась туда, не зная, что ворота заперты. Или ей уже было не до инстинкта самосохранения, гонимой тем самым "надо!", что все более овладевало и мной. Однако, все же победила осторожность, или мой ангел-хранитель в лице двух мальчишек, поначалу тоже орущих: "взяли!" и увлекающих меня за собой. Но затем, когда я приготовилась к очередному штурму, ребята вдруг протолкнули меня в узкий проход в толпе (народ расступился, чтобы выпустить растерзанную мамашу с истошно ревущим ребенком) и мы неожиданно оказались на тротуаре. На мои разочарованные стенания и упреки тот, что поменьше, румяный крепыш по имени Костя, процитировал задумчиво: - Не, мы пойдем не таким путем. - Не таким путем надо идти, - согласился второй, Рустам. Как потом выяснилось, из династии цирковых наездников, приехавших на гастроли, и брат мужа костиной тетки - москвички и тоже циркачки. Мы шли до вечера, кружа вокруг улицы Горького. То приближаясь к цели, то отдаляясь - по крышам домов и гаражей, по чердакам и балконам, под грузовиками и брюхами лошадей, по карнизам балконов. Мы звонили в квартиры, чтобы нас пропустили на балкон пройти по карнизу к чердачной лестнице, и странно - нас пропускали, молча кивнув, когда мы говорили: "к Сталину". Давно были съедены бутерброды и урюк, что был у ребят, а о прочих естественных отправлениях мы и думать забыли - все высушил и спалил всепожирающий огонь того мартовского дня. Помню, как стояла на какой-то крыше, внизу - протянутые руки Рустама - "Прыгай, тут же невысоко!" Какое там "невысоко"! Понимаю, что это - смерть, и все же лечу вниз. Стараюсь не приземлиться на сломанную два года назад ногу, сшибая Рустама. "Корова, кто же так прыгает!" Но, слава Богу, оба живы, только болит бедро. Потом обнаружу огромный синяк, но это чепуха. А пока мы идем. Пароль: "Я живу на улице Горького, дом шесть". Милиция нам не верит. Тогда начинаю плакать и врать о больной маме. Совсем неподалеку медленно движутся делегации с венками. - Стой, куда?! - Костя с Рустамом кидаются "на протырочку", милиция - за ними, и тогда я в суматохе ныряю под стоящую технику и врезаюсь в проходящую колонну, прямо в грудь военного с траурной повязкой. - Это еще что?.. - Улица Горького, дом шесть, - продолжаю бормотать я сквозь слезы, с ужасом понимая, что мелю чушь. И он все понимает и, поморщившись, рывком разворачивает меня лицом к движению, крепко взяв под руку. - Если что - ты со мной. Киваю, глотая слезы, со всех сторон стиснутая толпой молчаливых, смертельно уставших людей, то по сантиметру, то почти бегом продвигающихся куда-то, потому что мне ничего не видно из-за слез. Запах хвои, рыдающая музыка, уже все кругом плачут, кому-то плохо. "Товарищи, у кого-то был валидол?"... Он лежит в венках и цветах, уже не "с нами" и уже "не вечно живой", принадлежащий иному измерению, вечности - это я понимаю как-то сразу и сразу успокаиваюсь. Тоже смутно осознавая, что пришла не к нему, а к этой самой "вечности" - просить за него, свидетельствовать о том, чего уже никогда не будет, что ушло из нашей жизни вместе с ним. Ушедшее было трудно и ужасно, но все же прекрасно. Они все пришли свидетельствовать - и фронтовики, и просто работяги. И бабы из ближних и дальних деревень, и застывшие в своих куцых пальтишках студентки, и узбечка в цветастой безрукавке. "У москвички две косички, у узбечки - двадцать пять"... Этого уже никогда не будет. Кончается эпоха, которую мы прожили с ним, оборвалась ведущая вверх лестница, по которой мы поднимались за ним. Сталинские пятилетки, приказы Верховного Главнокомандующего, победные салюты, "рапортуем товарищу Сталину, спасибо товарищу Сталину"... "И сам товарищ Сталин в шинели боевой..." Наверное, кто-то пришел из любопытства, кто-то - не пожелал идти, порадовался, выпил и закусил... Но большинство явилось свидетельствовать. О том же, о чем ходатайствуют по христианскому обряду провожающие усопшего в последний путь. Или ничего, или только хорошее. Нет, даже не о своей любви - народная любовь к правителю порой слепа и лукава. Привел народ в кабак, к полному корыту, в чужие земли - вот тебе и любовь - и так бывает. Я потом долго размышляла, в чем же мы все свидетельствовали, но так и не нашла нужного слова. Просто плакали в неподдельном горе, и бабьи навзрыд, и "скупые мужские слезы" - они и были ходатайством. И я вдоволь наревелась на чьем-то плече, и сразу стало легче. Потому что сделала это, сделала, что была должна. "Спасибо вам, что в дни великих бедствий о всех о нас вы думали в Кремле", - вертелось в глупой моей голове. - Проходите, товарищи, всем надо проститься... "За то, что вы повсюду с нами вместе. За то, что вы живете на земле." Уже не живете. Жили. Едва помню, как добралась до дому, как мне там досталось на орехи - пронесся слух о машинах, полных галош и трупов. Как домашние ахали, увидав иссиня-черное пятно на бедре, как стояла под горячим душем, уже ничего не чувствуя. Спокойная за него и за нас, потому что мы не забудем. Вечная память. "За то, что вы жили на земле..." В эти дни Совет министров СССР получил от патриарха Алексия следующее послание: "От лица Русской Православной Церкви и своего выражаю глубокое и искреннее соболезнование по случаю кончины незабвенного Иосифа Виссарионовича Сталина, великого строителя народного счастья. Кончина его является тяжким горем для нашего Отечества, для всех народов, населяющих его. Его кончину с глубокой скорбью переживает Русская Православная Церковь, которая никогда не забудет его благожелательного отношения к нуждам церковным. Светлая память о нем будет неизгладимо жить в сердцах наших. С особым чувством непрестающей любви Церковь наша возглашает ему вечную память." В БЕСЕДКЕ С: Идеалисткой Идеалистка: "Изане, поможем спасти ребенка!" Тамара Кисель: "Помогите, моя дочь умирает. Спасти ее может лишь лечение стоимостью около 40000 долларов. Мы почти собрали необходимую сумму - не хватает 3000 долларов. Люди, помогите!!! Ю.И.: - Очень сочувствую вашему горю, но Изания, к сожалению, пока лишь проект, который я изложила в своем романе "Дремучие двери". Одно дело придумать, а другое - воплотить в жизнь. Сейчас она (жизнь) такова, что автор должен не только написать, издать, организовать рекламу и реализацию своего произведения, но и сам осуществлять заложенные в нем положительные программы и проекты, если таковые имеются. Прочим гражданам, особенно должностным лицам и организациям, все это до лампочки. Я - "не идеалистка", и, предвидя такую ситуацию, нашла способ "раскрутить" Изанию практически без начального капитала. Более того, намереваюсь вложить в нее поступления за свои книги, которые сейчас издаю, а Бог даст, и остаток жизни. Понимаю, вам от этого не легче. Изания, как система автономного взаимного жизнеобеспечения, когда наша страна, как протараненная субмарина, лежит на дне, а вокруг сплошной " SOS!", нужна немедленно. У нас будут свои врачи, в том числе и за рубежом, столовые, прачечные, детские сады и ремонтные мастерские. Автотранспорт, связь, жилищный фонд, касса взаимопомощи (впоследствии Изан-банк ) и охрана. Причем, никуда не надо переезжать, никаких "необитаемых островов". Каждый, имеющий членский билет Изании, будет под ее защитой - не только экономической и юридической, но и духовно-идеологической. 2000-08-25 Идеалистка: - Вы имеете в виду заметку автора "Читателям об Изании"? Да, вначале я ее сочла обыкновенным религиозным воззванием и до конца не дочитала, а зря... В общем, идея ясна. Ах, был бы такой Изан-банк...как легко мы помогли бы, например, той женщине, письмо которой с просьбой о помощи и сборе денег на лечение ребенка опубликовала я вчера. Но возможен ли этот банк? Я от природы человек очень доверчивый, но последние годы меня, увы, научили не верить безоглядно даже тому, во что поверить очень хочется. Вкладывать в банк почти весь свой доход и получать из него все необходимое для жизни... Возникают вопросы: Банк - это учреждение. Кто будет им управлять? Кто даст гарантии сохранности вкладов? Кто проконтролирует распределение средств? Короче, грубо говоря, где гарантии, что вкладчиков не обманут и их деньги не пропадут. Допустим, мы считаем, что каждый, вступающий в Изанию, готов жить по нравственному закону. А как проверить, что это так? Что в наши ряды не войдет кто-то, живущий совсем по другим законам и желающий использовать нашу доверчивость в своих интересах. Кто-то сказал, что все великие идеи задумываются самыми мудрыми и благородными людьми, а их плодами пользуется негодяй. Где гарантия, что такого не будет с Изанией? Простите за такие рассуждения, но я представила, что рассказываю об Изан-банке своим знакомым или даже собственной семье. Поверьте, они славные, честные люди и вполне подошли бы, как граждане Изании, но они в нее не поверят. 2000-08-16 Идеалистка: - Не можете ли вы кратко объяснить свою идею: что такое Изания? Новая церковь, коммуна, общественная организация? Будут ли ее члены строить справедливое общество, живя вместе обособленно(коммуна), или действуя среди людей? В последнем случае что они могут сделать, когда сильные мира сего презирают нравственный закон и творят все, что душе угодно, а что могут люди высоконравственные: призывать к добру (кто их слушает) и пытаться помогать обездоленным (если да, то на какие средства). Я давно думаю над этим вопросом и не вижу ответа. А вы его знаете? Если да, расскажите, пожалуйста, кратко. Только не говорите, что этим людям поможет Бог. Простите, но я не верующая. А вот в человеческое благородство и возможность устроить жизнь по нравственному закону верю...теоретически. Потому что не знаю способа. А Вы? 2000-08-14 Ю.И.-Идеалистке: - Не новая церковь и не коммуна, а некий Союз, только не "республик свободных", а свободных граждан всех республик и нереспублик. О личной свободе. Она подарена человеку Творцом, и ее суть в том, чтобы, свободно подчинившись внутреннему закону (совести), найти и исполнить свое Предназначение в этом мире, внеся таким образом личную лепту в существование живого Целого, каковым является человечество, и получив взамен Жизнь. (Возлюби ближнего, как самого себя). Или выбери духовную смерть, пытаясь заставить всех служить "себе любимому". Сейчас для многих осуществить Призвание, достойно самореализоваться практически невозможно. Повсюду - тромбы, непробиваемые некротические зоны из захвативших средства и власть "вампиров" и обслуживающих их чиновников. В результате - инфаркты, инсульты многих судеб, а чем помочь? Наша трагедия в том, что мы с нашими призваниями, золотыми руками, идеями, талантами и порывами невостребованы, от чего мертвеем и засыхаем. Задействовано лишь набивающее карманы. Чаще всего это грех, дурь. Алчность, распутство и всевозможная патология. Короче, нас перемалывает чудовищная система, безумная и разрушительная, требующая подчинения ее безумию и порокам, вместо того чтобы нести друг другу помощь и жизнь, как того требует закон Неба (совесть). Она и нас волей-неволей делает хищниками, пожирающими других. Для меня вышесказанное - не религиозная или этическая проповедь, а вопрос жизни и смерти, даже с чисто рациональной позиции. Изания - попытка пробить, наладить общий животворящий кровоток в обход опухолей и тромбов. Страшно смотреть, как самые, казалось бы, неподкупные члены нашей оппозиции, едва дорвавшись до кормушки, на глазах превращаются из "народных защитников" в "бездонных потребителей"! Обжорство, особенно за счет последнего куска хлеба изо рта ближнего - тяжкое заболевание. Идеалистка: - За что я ненавижу современный миропорядок?...это что деньги решают все. Ну, такая мини-Изания по взаимопомощи существует в любом доме между соседями. Но как это поможет в решении современных проблем? И даже помогать людям без денег не получается. Я, например, всегда старалась помогать старикам-соседям: ну убрать, в магазин сходить. А пенсии им тогда и так хватало. А теперь все упирается в деньги. В Союзе да, излишки были. Мои родители, например, копили детям на свадьбу, на обзаведение... да не успели - те деньги реформа превратила в пыль. Конечно, в соответствии с вашим проектом было бы разумнее дать их, пока дети растут, какой-нибудь молодой семье, а те бы в будущем помогли им и детям. Или тоже похоже на Изан-банк - у нас на фабрике была такая система, что, если хочешь, часть своей зарплаты перечисляешь в специальный фонд на счету предприятия. А с того счета и дом культуры, и детсад, а еще можно было получить беспроцентную ссуду, даже на кооператив. Но ведь все это было в Союзе, с ним и ушло" Ю.И.: - Представьте себе - бригада строителей, пайщиков кооператива, возводит некий общий дом - там есть каменщики, плотники, кровельщики, стекольщики, маляры, сантехники. Никакой конкуренции - каждый добросовестно делает свое дело, так как знает - в доме нам жить вместе, и если крыша будет течь или в окна дуть - плохо будет всем, в том числе и моей семье. Это - Изания. В Союзе мы все терпели, потому что по идее пахали на укрепление нашей общей "крепости" от "вампиров". А теперь? Пахать на то, чтоб они жирели, развратничали, строили бордели, казино и наркопритоны для наших же детей? Мы не призываем к насильственной революции, мы просто должны научиться обходиться без них. С помощью Изании мы обеспечим друг друга всем необходимым, в том числе и работой. Вы совершенно справедливо пишете, что сейчас "деньги решают все". В том-то и дело, это та самая Марксова "прибавочная стоимость". Мы же в Изании будем обмениваться собственным трудом и ресурсами друг с другом, потому что как только деньги "выходят на улицу", к ним присасываются перекупщики, рэкетиры, сутенеры, банкиры, жрецы всевозможных пороков. А ресурсов у нас полно, иначе из страны не вывозили бы миллиарды долларов. И главный капитал - мы сами, наши силы, таланты и возможности. Идеалистка: Но этот вопрос: "а что мы можем?" и унылый ответ: "суждены нам благие порывы, но свершить ничего не дано" мне самой до смерти надоели. Так что если у вас есть конкретные идеи, я к вашим услугам. Правда, я сейчас живу за границей, но проект же без границ... Ю.И.: - Вы правы, проект без границ. От вампиров стонут везде, а если где-то и живут "хорошо", то, как правило, за счет ограбленных и охмуренных стран и народов - вроде нас, "совков". Этот грех рано или поздно аукнется бедой - не на родителях, так на потомстве. Идеалистка: "Наслаждением считаю общение, помощь другим." Ю.И.: - Верю, проект мы совместными усилиями раскрутим. Рассказывайте "нашим" об Изании - их распознаете по тоске по настоящему Делу. Идеалистка: "Я не верующая." Ю.И.: - Постарайтесь прояснить для себя - во что именно вы не верите? В божественное происхождение человека? В некие высший Разум и Смысл мироздания? В религиозные догматы хотя бы основных конфессий? В бессмертие души? Разберитесь в себе самой - это очень важно. Вообще-то мы в Изании не будем дискутировать вопросы веры - здесь право каждого на тайну. Поставим барьер лишь для не признающих Закона Неба (совести), который практически одинаков во всех основных религиях, включая "Моральный кодекс строителя коммунизма". Отвергнем и сатанистов всех мастей. Идеалистка: "Я убежденный антисталинист и не совсем понимаю, что вы, стремясь к жизни по законам добра, в этом образе нашли." Ю.И.: - Вообще-то примерно четверть "Дремучих дверей" посвящена ответу на этот вопрос, который, видимо, разрешим лишь с духовно-религиозных позиций, хотя сейчас и многие сугубо земные граждане снова превозносят вождя. И это не только тоска по "твердой руке", по огромной великой стране, которую при нем никто не смел обидеть, которой мы гордились, любили и защищали ценою жизни. Пусть за шкирку, пусть кнутом и ценой невероятного напряжения, но "пастырь" (название книги Булгакова о Сталине) нас загнал на небывалую высоту. Хоть там и не было сытных лугов и теплого хлева, но мы во главе с "Иосифом Грозным" поднялись над царством Мамоны, в котором, кажется, и вы задыхаетесь. Оно не оставляло нас в покое и, отстреливаясь, мы попадали порой в своих и друг в друга, но ведь мы "врагов народа" не выдумали! Никакая это не паранойя. Теперь-то они скинули овечьи шкуры и народ на себе ежечасно испытывает их когти и клыки. Разодрать на части "Союз нерушимый" и растащить по кускам - такую "свободу" мы бы с вами имели давным-давно, не будь "удерживающего" Иосифа. Идеалистка: "Насилие - это, я считаю, хуже всего на свете, и хуже власти ненавистной нам Мамоны." Ю.И.: - Ну, это дело вкуса. По мне так лучше строгий отец, запирающий на десять замков неразумную дочь, чем соблюдающий ее "права и свободы" беспорядочно трахаться, спиваться, колоться и умереть от спида. А разве власть Мамоны - не насилие, не рабство у чужой и собственной "дури", за которые приходится потом так тяжело расплачиваться? Душевным и духовным кризисом, болезнями, а то и самой жизнью. Знаете, верующее сознание общепринятую "свободу" именует "отвязанностью", да и многие неверующие в конце пути проклинают ее, сокрушаясь о "загубленной жизни". Вы правы, конечно - насилие, штука неприятная, но есть насилие во спасение, а есть - в погибель (это когда девочек пионерского и комсомольского возраста продают в турецкие бордели). Прекрасно, разумеется, когда человек свободно соблюдает Закон Неба (совести) - верующие таких называют сынами или "рожденными свыше". Но таковых, увы, единицы, а большинство народа нуждается порой в мудром и жестком пастыре, оберегающем от неверного пути, пропасти и хищников. Именно с этих позиций я защищала вождя в романе, не говоря уже о том, что он спас многие народы от фашизма, то-есть от полного уничтожения. Кстати, я сама (говорю совершенно искренне) благодарна советской власти за те духовно-нравственные основы бытия, которые, несмотря на внешний атеизм, нам прививали. Например, для чтения и переиздания отбиралось лучшее из классики. А фильмы, песни, всевозможные кружки, спортивные секции? В моем послевоенном детстве дети были главными, для них строили "светлое будущее", где будут летать - так мы его и рисовали в тетрадках. А потом я без труда приняла ценности христианские. Теперь страна рассыпается в прах, как лишенное души тело. Я имею в виду даже не физическую, а духовную гибель, несмотря на возрождение и строительство храмов. Ю.И - Идеалистке: - Об Изан-банке. По-настоящему он будет возможен лишь когда раскрутимся - обезопаситься надо со всех сторон. Будет он, в основном, инвестиционным, то-есть средства не должны навариваться или простаивать, а все время работать на "дело жизни" всех и каждого. Они будут выдаваться под гарантию отработать в системе Изания, сдать ей что-то в аренду или постепенно вернуть по договору. Скользящий график взаимозачетов и услуг, в том числе и денежных. Систему компьютерного учета и параллельных личных карточек надо тщательно разработать с помощью специалистов. Поскольку все счета (дебет-кредит) будут на виду, халявщики и рвачи сразу проявятся. Конечно, если вы скажете сразу своим знакомым и родственникам: "Гоните деньги", они не дадут и будут правы. Поэтому поначалу мы будем работать на взаимозачетах в у.е. - так урвать сложнее. Мои ответы получаются очень длинными, но ведь все приходится объяснять и обосновывать, строя мост между людьми самых разных убеждений, которых необходимо объединить. Если что-то вам покажется интересным, распечатайте и дайте прочесть другим. Размещаю на сайте еще одну свою книгу, которая скоро выйдет - на этот раз небольшую повесть, как раз "для интернета". В Союзе она публиковалась давно и лишь в журнальном варианте. 2000-08-29 О "Последнем эксперименте" Идеалистка: (о "Последнем эксперименте") - "Проглотила" за два обеденных перерыва. Люблю книги, где захватывающий сюжет сочетается с глубокими мыслями, а эта как раз из таких. Странно, что ее не хотели издавать у нас. Если бы такая повесть была написана в наши дни, она никого бы не удивила. Но вы говорите - ранняя. Это какой же год? 70-е или еще раньше? Что вас в те времена натолкнуло на такие идеи? 2000-08-31 ЗОЛОТАЯ МОЛОДиЖЬ (1954-55 годы) Вокруг все стало понемногу меняться. Активизировались "стиляги", коктейль-холлы и прочие атрибуты "загнивающего Запада". Я теперь жила в писательском доме, в самом гнезде "золотой молодежи", училась с ними в одной школе. Однажды меня пригласили на день рождения, где пили коктейли, танцевали "стилем" и играли в бутылочку. Мой первый в жизни поцелуй был омерзительным - будто холодная, липкая, пропахшая вином медуза вползала в рот. Я вытерпела, но потом от шока тоже хлебнула лишку, убедившись, как в том анекдоте, что "вино делает меня другим человеком, а тому тоже выпить хочется". Короче, в меня вселился бес. Мы с сестрами-близняшками из параллельного класса, решив после вечеринки прогуляться, шатались по переулку, чертили на заиндевелом заборе хулиганское слово из трех букв и помирали со смеху. Наутро болела голова, мутило. Я немного отмокла под душем и поплелась в школу. Близняшки, тоже с портфелями, догнали меня. - Какая еще школа, погляди на себя. В "Повторном" - "Мост Ватерлоо", чуваки билеты взяли. Так началась моя богемная жизнь. Прогулы по сердобольным маминым запискам и блатным справочкам, вечерами - танцы-шманцы с вермутом или портвейном, утром - кинотеатр Повторного фильма с буфетом, где продавали бутерброды с семгой и пиво портер. По выходным и праздникам - гудеж в пустых переделкинских дачах. Время от времени наезжали родители и всех разгоняли, пугая фельетонными санкциями, которые действительно порой обрушивались на головы "чуваков, чувих и "перерожденцев-предков". Жить в писательском доме было интересно. Доводилось ездить на лифте с Вертинским, Пастернаком, Ахматовой - о прочих подданных советской музы, проживающих в нашем подъезде, уж и не говорю. Чаще всего проезжала к себе на третий этаж жена поэта Семена Кирсанова, красавица Раечка, всегда в тренировочном костюме и с теннисной ракеткой. Потом поэт застукал ее на квартире с тренером, был жуткий скандал, от которого пострадал больше всех пудель Марсик. Запертый в брошенной разругавшимися хозяевами квартире, без еды, питья и привычных прогулок, он душераздирающе выл на весь дом, и никто не знал, как ему помочь. Астрономию, спорт и ледяной душ я забросила, в дневнике появились четверки и даже тройки, на душе скребли кошки. Сладкая жизнь быстро наскучила, но попробуй вырвись, когда "среда обязывает". Но чем больше я себя заставляла веселиться, тем становилось тошнее. Появился у меня мальчик, который нравился не мне, а моей однокласснице, в то время как ее мальчик нравился мне. Мы долго думали, что тут предпринять, но так и не придумали, а все вокруг уже давно ходили "в дамках". Чувствуя себя едва ли не старыми девами, мы сговорились в один и тот же вечер тоже стать "как все", обнялись и отправились на свидания, как на казнь. Чтобы пересилить себя, мне пришлось напиться, происходившее помню плохо, разве только то, что все было отвратительно. Я глотала вино пополам со слезами и думала о "ее мальчике", который сейчас обнимает мою счастливую одноклассницу. Через несколько лет, когда я уже буду замужем и с годовалой дочкой, мы с ним случайно встретимся в "Ударнике" на дневном фестивальном киносеансе. Он затащит меня к себе "попить чайку" и едва не изнасилует. С трудом вырвавшись с клятвенными обещаниями встретиться в другой раз, я буду размышлять уже в метро, прикрывая разодранный чулок, о странностях и загадках дел сердечных. А тогда, посчитав себя наконец-то состоявшейся светской львицей и подивившись человечеству, уделяющему столько времени и сил хрен знает чему под названием "любовь", я успокоюсь, перестану подходить к телефону и вообще после школы буду удирать в читальный зал "Ленинки", где меня никто не сможет достать. Обложившись учебниками и редкими книгами, буду грызть "гранит науки" в самых разных областях - девятый класс, а я еще не решила, кем стану. "Пробовала перо" - стишки, короткие рассказы и даже поэма. Выслушав похвалы читателей, опусы обычно тут же сжигала. Тянуло меня и к медицине - то ездила в институт сердечной хирургии, помогая ухаживать за обреченными детишками с синими губами - так хотелось их спасти, то мыла пробирки в лаборатории великого Демехова где-то на Пресне. Но малыши, самые умненькие и красивые, умирали на операционном столе. Да и демеховских собак было жалко. Дома я теперь почти не бывала, наскоро обедала в кафе "Прага" сосисками с тушеной капустой и чашкой кофе и спешила то в Ленинку, то к Демехову, то на тренировку в секцию художественной гимнастики. Меня даже зачислили в участники выступлений на будущем московском всемирном фестивале молодежи и студентов, но, увы, опять неудачный прыжок и вывих коленки. На этот раз, вспомнив, как мне на катке "вправляли кости", я чашечку на место вправила сама. Подошли выпускные экзамены. Баковское поместье отчим к тому времени продал и "пошел в народ". Объявив, что к этому самому народу надо быть ближе, построил дом под Рязанью, в есенинских местах. Я по Баковке тосковала, особенно по ледяной дорожке вокруг дома, по своей земляничной поляне и собаке Троллю. Спустя много лет, проезжая мимо этих мест уже на свою дачу, по Киевскому направлению, я почувствовала, как екнуло сердце, и попросила мужа свернуть машину на знакомую улицу. Вышел охранник и сказал, что хозяев нет дома. Но услыхав, что я здесь когда-то жила, милостиво разрешил глянуть издали на перестроенный дом. Странное это чувство - возвращаться в места из прошлой жизни, где тебя уже нет. Что-то кладбищенское. - Скажите хоть, кто здесь теперь живет? - спросила я, зная, что имение несколько раз переходило из рук в руки. Поколебавшись, охранник коротко бросил: - Кобзон. Потом, смягчившись, добавил, указав на желтое здание неподалеку: - А здесь у него студия звукозаписи. - У нас тут собачья будка была, - поведала я Борису. - Такова се ля ви, - подытожил охранник, давая понять, что экскурсия окончена. Семья наша уехала на лето в деревню (к тому времени родилась вторая сестра), а я сидела одна в пустой квартире, отключив телефон, и зубрила. Квартира теперь у нас тоже была другая, побольше, мы поменялись с Березовскими с доплатой. У Гены Шангина-Березовского, не только студента биофака МГУ, но и композитора, того самого, что сочинит "Царевну-Несмеяну", собиралась по вечерам шумная студенческая компания. Они выходили на балкон наших прежних апартаментов, который располагался через двор как раз напротив моей нынешней комнаты, и орали хором: - Ю-ля! Я нехотя открывала окно. - Иди к нам! Я кричала, что мне надо заниматься, что завтра экзамен, но однажды они все-таки зазвали. Это была совсем другая публика, не то что наша прежняя тусовка, - хоть и постарше, но куда интереснее. Особенно ошеломил меня Володя Познер, прибывший из самой Америки и очень красивый. Я еще больше помрачнела и сбежала. "Так не плачь, не грусти, как царевна Несмеяна, - Это глупое детство прощается с тобой"... В БЕСЕДКЕ С: Юстасом, Гавриилом Держ