нулась.
- Я собраться. - Тут на ее мордашку набежала тень печали, и она
протянула к Эмилио открытые ладони.
- Входить. Любить ты, Константин-человек. Ты и ты-друг.
Жену. Хиза не ведали понятий "жена" и "муж".
- Входи, - разрешил он, тронутый ее словами.
Глаза Атласки вспыхнули удовольствием. Низовики робели близ
операторской, и очень редко кого-нибудь из них приглашали войти.
Спустившись по деревянным ступенькам, он вытер о циновку сапоги, придержал
дверь перед хиза и подождал, пока она наденет висящий на ее шее
противогаз. Затем открыл внутренний люк.
Несколько человек оглянулись, кое-кто нахмурился и демонстративно
вернулся к работе. В куполе многим техам принадлежали кабинеты, отделенные
друг от друга низкими плетеными ширмами. Еще дальше находилась комната с
единственной сплошной стеной, десять квадратных футов, - их Эмилио делил с
Милико. Он отворил дверь возле встроенных шкафов и вошел в комнату с
устланным циновками полом, - спальню и кабинет в одном лице. Атласка вошла
следом, затравленно озираясь, как будто не меньше половины из открывшегося
ее глазам видела впервые в жизни. "Непривычно ей под крышей", - понял он,
воображая, какое потрясение ожидает низовиков, когда они прилетят на
станцию. Ни ветра, ни солнца, кругом один металл. Бедная Атласка!
- Ого! - воскликнула Милико, отрываясь от карт, разложенных на
кровати.
- Любить ты. - Атласка мигом преобразилась - ни следа испуга. Она
подошла к Милико, обняла и прижалась щекой к ее щеке, насколько позволила
дыхательная маска.
- Ты улетаешь? - спросила Милико.
- Лететь ты-дом. Увидеть дом Беннет. - Она помолчала, застенчиво
сложив руки за спиной, покачиваясь и переводя взор с Милико на Эмилио и
обратно. - Любить Беннет-человек. Увидеть он-дом. Заполнить глаза он-дом.
Делать глаза тепло-тепло...
Временами речь низовиков казалась людям сущим бредом, но иногда
сквозь бессвязную болтовню проникали удивительно ясные мысли. Эмилио
несколько виновато посмотрел на Атласку. Люди давно познакомились с
низовиками, но мало кому удавалось вникать в их щебет. Больше всех в этом
преуспел Беннет.
Хиза любили подарки. Эмилио вспомнил о раковине, найденной им на
берегу реки. Сейчас эта раковина лежала на полке у кровати. Он взял ее и
протянул Атласке. Ее темные глаза засияли, и она обхватила его за талию.
- Любить ты!
- Я тоже тебя люблю, Атласка. - Он обнял ее за плечи, проводил мимо
кабинетов в шлюз и смотрел сквозь прозрачный пластик, как она отворяет
наружный люк, снимает противогаз, ухмыляется и машет рукой.
- Я идти работать, - крикнула она.
Челнок прилетел по расписанию. Человек не стал бы работать в день
своего отлета, а занялся бы сборами, но Атласка хлопнула дверью и
нетерпеливо засеменила вниз, словно опасалась, что люди передумают в
последний момент. А может быть, Эмилио не следовало приписывать ей
человеческие мотивы, возможно, то, что он счел энтузиазмом, на самом деле
было радостью или благодарностью. Низовикам бесполезно растолковывать
термин "зарплата" - дары, говорят они. Вот Беннет Джасинт понимал их.
Низовики ухаживали за его могилой, клали на нее самые красивые раковины и
шкурки, ставили причудливые узловатые статуэтки.
Эмилио вернулся к себе в комнату, повесил куртку на крючок, а
противогаз оставил на шее - с этим украшением колонисты Нижней
расставались только на ночь.
- Станция дала прогноз погоды, - сообщила Милико. - У нас всего день,
от силы два. С моря движется сильный ураган.
Он выругался: вот тебе и надежды на весну. Милико раздвинула карты,
освобождая место, он сел и принялся изучать кальку с красными контурами
затопленных участков. Район затопления протянулся вдоль нитки бус.
Бусинами были лагеря, а нитью - грунтовая дорога, вручную прорубленная в
зарослях.
- Будет еще хуже, - Милико вздохнула, показывая ему топокарту. - Комп
обещает дождь, нас снова затопит в синих зонах. Как раз до порога второй
базы. Но грейдер большей частью останется над водой.
Эмилио поморщился.
- Будем надеяться.
Дорога была нужна позарез. На полях вода могла стоять неделями, не
причиняя особого ущерба, - местным злакам в начале вегетации обилие влаги
было просто необходимо, а решетчатые перегородки не давали росткам уплыть
вниз по реке. Хуже всего, когда страдают механизмы и настроение людей.
- Низовики правы, - задумчиво произнес Эмилио. - С началом весенних
дождей надо сниматься и уходить. Туда, где цветут деревья. Любить. Ждать,
пока созреют колосья.
Милико усмехнулась, делая отметки карандашом на топооснове.
Эмилио вздохнул украдкой и положил на колени пластиковую доску,
заменявшую письменный стол. Надо было написать несколько приказов,
изменить очередность получения оборудования. "Возможно, - подумал он, -
если хорошенько попросить низовиков и предложить какие-нибудь особые
подарки, они согласятся повременить с сезонным дезертирством". Жаль было
расставаться с Атлаской и Синезубом, - этой парочке всегда удавалось в
яростных спорах убедить сородичей сделать то, чего хотелось
Константину-человеку. Но долг платежом красен, а сейчас Константин мог
дать Атласке и Синезубу то, чего хотели они. Прежде чем нахлынет весна и
заставит их потерять голову.
Эмилио и Милико распределили ветеранов Нижней, стажеров и
перемещенных из "К" между всеми новыми базами, стараясь не допустить
скопления людей, склонных к учинению беспорядков. Они стремились сделать
беженцев не рабами, как те опасались, а сотрудниками. Пытались создать на
Нижней устои этики. В лагеря перевели только добровольцев, а не желающих
пришлось оставить на главной базе, в многократно увеличенном и залатанном
куполе - он медузой распластался по огромному холму и превратился в
источник постоянной головной боли для администрации.
Техи-ветераны заняли несколько соседних куполов, выбрав самые
комфортабельные. Они упорно отказывались менять условия жизни на худшие -
в штольнях или новых лагерях, наедине с лесом, наводнениями, "К" и чужими
хиза.
Коммуникации всегда были одной из самых тяжелых проблем Нижней. База
поддерживала связь с центральным комом станции, на планете же идеальными
были бы авиарейсы, но единственный хрупкий самолет, построенный на Нижней,
разбился при посадке два года назад. Легкие самолеты - не для ураганных
ветров Пелла. Расчистить посадочную площадку для челнока... да, это было
запланировано, во всяком случае, для третьей базы, но о вырубке деревьев
надо договориться с низовиками, а это совсем не просто. При той
обеспеченности техникой, которую удавалось поддерживать на планете,
наилучшим средством сообщения были и остались гусеничные вездеходы,
медлительные и спокойные, как поступь туземной жизни. Пыхтя, ползали они
по воде и грязи, изумляя и веселя низовиков. Бензин, зерно, древесина,
зимние овощи, сушеная рыба... Попробовали одомашнить мелких, по колено
человеку, питсу, на которых охотились туземцы. ("Вы плохо делать, -
заявили тогда низовики. - Они тепло лагерь, и вы есть. Нет хорошо это".)
Но на главной базе низовики стали пастухами и привыкли к домашнему скоту.
Так распорядился Лукас, и из всех его проектов не провалился только этот.
На Нижней люди жили неплохо и даже при таком нашествии переселенцев могли
прокормить и себя, и станцию. Однако риск был немалый. Фабрики на станции
и здесь, на Нижней, работали безостановочно. Экономически независимые, они
могли произвести любую вещь из тех, которые обычно импортировались,
выполнить любую заявку не только баз, но и перенаселенной станции, и даже
кое-что припасти. И все-таки кризис застал Нижнюю врасплох. Неудержимый
рост населения, бремя забот об изнеженных станционерах, о себе самих и о
беженцах, доселе ни разу не высаживавшихся на планету... Торговля, некогда
объединявшая Пелл, Викинг, Маринер, Эсперанс, Пан-Париж, Рассел, Вояджер и
прочие станции Великого Кольца, погибла. Ни одна станция, кроме Пелла, не
смогла бы выжить в одиночку. Только Пелл располагал пригодной для жизни
планетой и рабочими руками.
И вот из-под сукна вынуты старые планы, действуют первые бригады,
осваиваются месторождения, производятся изделия, которых в системе Пелла и
так достаточно, - производятся на черный день. За лето людям предстоит
составить широкие программы и приступить к их осуществлению с началом
осени, когда студеные ветра приведут хиза в чувство, и они будут работать
на людей не покладая рук, но и о себе не забывая, ведь надо же натаскать
мягкого мха в норы под лесистыми склонами холмов.
Человеческое население Нижней учетверилось, и теперь лику планеты
придется измениться. Эта мысль огорчала и Эмилио, и Милико. На картах, с
которыми не расставалась Милико, были отмечены прекрасные места, которыми
так дорожили хиза. Они считались священными, и появление человека могло
только осквернить их.
Надо добиться, чтобы совет объявил их заповедными при жизни нынешнего
поколения, уже в этом году, не то будет поздно. Техногенез показывает
зубы, на лике Нижней уже видны шрамы... Дым, пни, уродливые купола, поля
по берегам реки, грязные дороги... Собираясь на Нижнюю, Эмилио и Милико
мечтали украсить ее: вырастить сады, замаскировать дороги и купола. Но
пока это было невозможно.
Они решили по крайней мере не уродовать планету. Они любили Нижнюю и
за хорошее, и за плохое: за весенние безумства хиза, за свирепость бурь.
Люди всегда могли найти убежище на станции, где их поджидали стерильные
коридоры и мягкая мебель, но Милико и Эмилио прекрасно себя чувствовали и
здесь. Ночами они занимались любовью под неутомимый барабанный бой дождя
по пластиковому куполу, под пыхтенье компрессоров и дикий хор лесных
созданий. Они любовались ежечасными метаморфозами неба, ветра, шелестящего
травой, и леса, обступившего базу. Они потешались над проделками
низовиков, они правили целым миром, где могли изменить все, кроме погоды.
Они оставили родной дом, близких и иной, уютный мир, но говорили о том,
что в будущем надо бы поставить отдельный купол. Хотя думать о настоящем
доме нужно было раньше, когда строительство базы шло по плану. До прибытия
Мэллори и беженцев. До "К".
Теперь они мечтали только о сохранении нынешнего уровня жизни.
Перемещали людей под конвоем и боялись этих людей. Открывали наспех
оборудованные базы, пытались заботиться о природе и о низовиках и делали
вид, что все идет как задумано.
Он дописал приказы, вышел и вручил их Эрнсту - диспетчеру, бухгалтеру
и оператору компа. Здесь всем приходилось совмещать обязанности.
Возвратившись в спальню-кабинет, он взглянул на Милико и кипу карт на
ее коленях.
- Как насчет ленча? - На мельницу он намеревался идти после обеда, а
сейчас мечтал лишь о чашке кофе в спокойной обстановке и о еде,
готовящейся в микроволновой печи - еще одной роскоши в этом куполе,
положенной ему по чину. Просто посидеть, отдохнуть...
- Я почти готова, - откликнулась жена.
Три резких удара колокола положили конец приятным ожиданиям. Челнок
прибыл задолго до срока. Эмилио ждал его к вечеру. Он сокрушенно покачал
головой. И все же для ленча время еще есть...
До посадки челнока в операторской не успели управиться с ленчем, даже
диспетчеру Эрнсту приходилось работать, то и дело откусывая от сэндвича.
Предстоял тяжелый день.
Эмилио проглотил последний кусок, допил кофе и взял куртку. Милико
натянула свою.
- Еще привезли субчиков из "К", - донесся шепот от диспетчерского
пульта. Чуть позже голос Эрнста зазвучал на весь купол: - Двести душ.
Напихали их в морозильный трюм, как снулую рыбу. Ну и что прикажете с ними
делать?
Вопрос адресовался челноку, и вскоре последовал ответ, но лишь
несколько слов внятно прозвучали сквозь помехи. Раздраженно покачав
головой, Эмилио подошел к Джиму Эрнсту и склонился над его столом.
- Передай, что придется пожить в тесноте, пока мы не отправим
новичков в лагеря.
- Почти все "К" вернулись домой на ленч, - напомнил Эрнст, давая
понять, что подобные заявления опасны - беженцы склонны к истерикам.
- Передавай, - велел Эмилио, и Эрнст заговорил в микрофон.
Эмилио надел противогаз и вышел. Милико поспешила следом.
Самый большой станционный челнок исторг из своего чрева заказанные
товары. Куда большее количество припасов, упакованное в контейнеры,
ожидало в складских куполах погрузки и полета в обратном направлении.
Как только Эмилио и Милико перебрались через холм к посадочной
площадке, на трап вышел первый пассажир. Измученные люди в дождевиках,
очевидно, натерпевшиеся в пути смертельного страха, толпились в шлюзе. Их
было гораздо больше, чем обещала станция, уж гораздо больше, чем
требовалось Нижней. Сравнительно неплохо выглядели только малочисленные
добровольцы из проигравших в лотерею; спускаясь по трапу, они отходили в
сторону. Охрана, высыпавшая из челнока, с оружием наизготовку дожидалась
конца высадки, чтобы сбить перемещенных в плотную толпу. Среди вновь
прибывших были старики и по меньшей мере дюжина детей - семьи и обломки
семей; короче говоря, люди, которым бы не поздоровилось в станционном
карантине. Их переселили из соображений гуманности, не подумав о том, что
на Нижней за пользование жильем и компрессором принято расплачиваться
трудом. Придется искать им работу по силам, а что касается детей, слава
Богу, что среди них нет слишком маленьких. Малыши не то что работать -
противогазы носить не способны, а ведь в них еще надо вовремя менять
фильтры.
- Сколько слабых, - сказала Милико. - О чем только думает твой отец?
Эмилио пожал плечами.
- По-моему, у нас все же получше, чем в "К" наверху. Надеюсь, они
привезли новые компрессоры. И пластиковые покрытия.
- Держу пари, что нет, - уныло произнесла Милико.
Со стороны базы, с вершины холма, донеслись пронзительные вопли
низовиков. Эмилио привык к ним; бросив взгляд через плечо, он ничего
особенного там не увидел. Но высадка при этих звуках прекратилась,
несмотря на понукания охранников и экипажа.
Вопли не утихали. Это уже было странно. Эмилио повернулся, Милико
тоже.
- Побудь здесь, - сказал он. - Присматривай за ними.
Он побежал по тропинке на холм, быстро теряя силы из-за противогаза.
С гребня он увидел купола, а перед самым большим - кольцо низовиков вокруг
дерущихся людей. Из карантинного купола выбегали переселенцы.
Со свистом втянув воздух, Эмилио бросился вниз по склону. От живого
кольца отделился туземец и со всех ног пустился навстречу. Атласкин
Синезуб. Эмилио узнал его по необычному для молодых самцов
красно-коричневому окрасу.
- Человеки-Лукас, - прошипел Синезуб, приплясывая от волнения и
размахивая руками. - Человеки-Лукас все обезуметь.
Пояснений не требовалось, Эмилио увидел Брана Хэйла и команду полевых
надзирателей с винтовками наперевес. Хэйл и его люди вытащили из толпы
подростка и сорвали с него дыхательную маску. Бедняга кашлял и синел от
удушья, а надзиратели, похоже, не собирались возвращать ему противогаз.
Находясь под прицелом, товарищи по "К" ничем не могли ему помочь. Видимо,
его взяли заложником.
- Прекратить! - выкрикнул Эмилио. - Немедленно прекратить!
Никто не подчинился. Он ринулся в толпу надзирателей. Синезуб не
отставал ни на шаг. Эмилио растолкал вооруженных людей. Внезапно он
осознал, что прибежал с голыми руками, а свидетелей, кроме низовиков и
"К", нет.
Надзиратели расступились. Он вырвал паренька из их рук, и тот рухнул.
Спиной ощущая прицелы, Эмилио опустился на колени, поднял из грязи
противогаз и прижал к лицу юноши. Пять-шесть "К" попытались приблизиться,
но один из людей Хэйла выстрелил им под ноги.
- Хватит! - закричал Эмилио. Он встал, чувствуя, как дрожит каждый
мускул его тела, и посмотрел на несколько десятков рабочих из "К"
(остальные застряли в шлюзе купола) и на десять охранников с ружьями
наперевес. Он думал о мятеже и о Милико, оставшейся за холмом. Сейчас эти
люди бросятся на него...
- Назад! - крикнул он "К". - Успокойтесь! - И, повернувшись к
молодому, угрюмому и дерзкому Брану Хэйлу, спросил: - Что здесь произошло?
- Попытка к бегству, - буркнул Хэйл. - При задержании уронил маску.
Пытался захватить оружие.
- Он врет! - хором завопила толпа.
- Нет, не вру! Они не хотят, чтобы к ним в купол подселяли новых
беженцев. Устроили драку, а этот подонок хотел удрать. Но мы его поймали.
Толпа снова возмущенно закричала. Заплакала стоявшая впереди женщина.
Эмилио огляделся. Ему и самому дышалось нелегко, а парень у его ног
корчился и хрипел, приходя в себя. Низовики сбились в стайку, их темные
глаза смотрели угрюмо.
- Синезуб, - произнес Эмилио, - что случилось?
Глаза Синезуба стрельнули в людей Хэйла. Хиза промолчал.
- Мои глаза видеть. - Атласка твердым шагом подошла к Эмилио и
несколько раз огорченно подпрыгнула. Ее голос звучал резко. - Хэйл бить
он-друг твердо ружье. Больно бить оно.
Команда Хэйла отозвалась насмешливыми, а "К" - возмущенными
возгласами. Эмилио громко потребовал тишины. Атласка не солгала. Он знал
низовиков, и он знал Хэйла.
- С него сорвали противогаз!
- Сорвать, - подтвердила Атласка и сжала губы. В ее зрачках отразился
страх.
- Ладно. - Эмилио втянул ртом воздух и посмотрел прямо в бесстрастное
лицо Брана Хэйла. - Поговорим у меня в кабинете.
- Поговорим здесь, - отрезал Хэйл. Его окружали сообщники. Сила была
на его стороне.
Эмилио ответил ему столь же твердым взглядом. Больше ответить было
нечем. Ни оружия под рукой, ни помощников.
- Низовик не свидетель, господин Константин, - процедил Хэйл. - Вам
не обвинить меня со слов туземца. Никогда, сэр!
Эмилио мог вернуться на посадочную площадку, - вполне вероятно, техи
в операторской, да и кадровые рабочие у себя в куполах видели, что
произошло. А может, они предпочли ничего не видеть. От "случайной" гибели
на Нижней не был застрахован никто, даже Константин. Слишком долго здесь
хозяйничали Джон Лукас и его подручные. Эмилио следовало отойти,
запереться в операторской, попросить команду челнока о помощи. Но тогда
все будут знать, что угроза Эмилио Константину может остаться
безнаказанной.
- Собирайтесь, - решительно произнес он. - Полетите на челноке. Все.
- По доносу сучки-низовки?! - Хэйл мигом утратил все свое
самообладание и сорвался на крик. Стволы уже смотрели на Эмилио.
- По моему свидетельству. Вон отсюда. Полетишь на челноке. Здесь тебе
делать нечего.
Лицо Хэйла застыло, глаза забегали. Кто-то нажал на спуск, но заряд
угодил в грязь - один из "К" успел ударить по стволу. Прошло несколько
секунд. Момент для мятежа был упущен.
- Прочь отсюда, - повторил Эмилио. Весы власти склонились на его
сторону. К надзирателям подступили рабочие из "К" со своим главарем Вэем.
Хэйл стрельнул глазами налево-направо, поиграл желваками и наконец резко
кивнул приспешникам. Они побрели к казарме. Эмилио проводил их взором, все
еще не веря, что беда миновала.
Синезуб, стоявший поодаль, протяжно и с присвистом выдохнул, а
Атласка сплюнула. У Эмилио все еще дрожали руки. В стороне оглушительно
затрещало - воздушный шлюз не выдержал "пробки". Эмилио посмотрел на
толпу, с которой остался один на один.
- Вы пустите к себе перемещенных. Без скандалов и попреков. В самое
ближайшее время мы с вашей и с их помощью оборудуем новое жилье. Или
хотите, чтобы они спали под открытым небом?
- Хорошо, сэр, - ответил через секунду Вэй.
Эмилио шагнул в сторону, уступая место плачущей женщине. Она
наклонилась к юноше, который уже пытался сесть. Мать, догадался Эмилио.
Приблизились еще несколько человек и суетливо помогли парню встать.
Эмилио взял его под руку.
- Тебе надо к врачу. - И - к толпе: - Прошу двоих отвести его в
операторскую.
"К" медлили - вне своего купола им запрещалось ходить без конвоя.
Только сейчас Эмилио спохватился, что оставил базу без надзора.
- Приведите купол в порядок, - велел он остальным. - Мы еще обо всем
поговорим. - И поспешил добавить, пока находился в центре внимания: -
Посмотрите вокруг. Это - целый мир, и он - против нас. Помогите нам. Если
есть жалобы, обращайтесь ко мне. Я позабочусь о том, чтобы вы получили
довольствие. Мы все живем в тесноте, даже я. Не верите - пойдемте, покажу
свою комнату. Это потому, что мы строим. Так давайте строить вместе, и
всем будет хорошо.
На него смотрели испуганные, неверящие глаза. Эти люди прилетели на
переполненных, погибающих кораблях. На станции их заперли в карантине, в
грязных и тесных комнатушках, а перемещаться позволяли только под прицелом
оружия. Эмилио выпустил из груди воздух. И гнев.
- Идите. Хватит скандалить. Займитесь делом. Подготовьте место для
новичков.
Толпа зашевелилась. Юноша и двое его молодых друзей двинулись к
операторской, остальные - к куполу. Хлипкий люк закрывался снова и снова,
отсекая небольшие группы, пока не вошли все. Заработал компрессор, и на
приплюснутом куполе начали разглаживаться морщины.
Рядом щебетали, подпрыгивая, мохнатые существа. Низовики остались с
Эмилио. Он протянул руку и коснулся Синезуба, и тот в свою очередь
дотронулся до человеческой руки и несколько раз подскочил, успокаиваясь. С
другой стороны от Эмилио, обхватив себя за плечи, стояла Атласка, глаза ее
были темнее и шире обычного. Его окружали низовики, с их физиономий не
сходило выражение растерянности. Людская злоба, хладнокровное насилие были
для них непостижимы. Низовик способен ударить, но только в порыве гнева.
Эмилио ни разу не замечал, чтобы хиза объединялись для войны, не видел у
них оружия. Нож служил им только рабочим инструментом и охотничьей
снастью. И убивали они только зверей, которыми питались.
"О чем они сейчас думают? - гадал он. - Что они могут вообразить при
виде людей, стреляющих друг в друга?"
- Мы лететь Верхняя, - сказала Атласка.
- Да, Атласка и Синезуб, - кивнул он. - Вы летите. Это хорошо, что вы
сказали мне про Хэйла.
Большинство низовиков обрадованно запрыгали. Видимо, они сомневались,
что поступили правильно. Эмилио вдруг сообразил, что приказал Хэйлу и его
людям лететь на этом же челноке. Их мстительность могла серьезно осложнить
дело.
- Я поговорю с главным человеком на корабле, - пообещал он. - Вы и
Хэйл полетите в разных местах, обещаю. Ни о чем не беспокойтесь.
- Хорошо, хорошо, хорошо. - Атласка прижалась к нему. Он погладил ее
по плечу, повернулся, давая Синезубу обнять себя, и похлопал его по меху,
не столь пушистому, как у самки. Потом он прошел по склону холма и
остановился на гребне при виде человеческих фигур.
Милико. Двое охранников с челнока. У всех оружие. Ему порядком
полегчало от мысли, что в тылу у него все-таки есть кое-кто. Он
успокаивающе помахал рукой и торопливо зашагал дальше. Милико бросилась
навстречу. Они обнялись.
- Я отправляю с вами несколько человек, - сказал Эмилио подошедшим
охранникам. - Здесь они не нужны, особенно с оружием. Еще с вами полетят
низовики. Я хочу, чтобы эти группы ни в коем случае не соприкасались.
- Да, сэр. - Лица обоих охранников остались бесстрастными.
- Можете возвращаться. Все в порядке. Ведите к нам перемещенных.
Охранники отошли. Милико одной рукой держала отобранное у кого-то
оружие, а другой обнимала мужа.
- Хэйл и его компания взбунтовались. Я отсылаю их.
- И оставляешь нас без охраны?
- "К" хлопот не причинит. Я сообщу наверх. - У Эмилио сжался желудок.
Начиналась реакция. - Наверное, они увидели тебя на холме, потому и
опомнились.
- Мы подняли тревогу. Правда, я думала, тут виноваты "К". Челнок
связался с центральной.
- Значит, надо пойти в операторскую и дать отбой.
Они в обнимку спустились к куполу. У Эмилио подкашивались колени.
- Меня там не было, - сказала она.
- Где?
- На холме. Когда мы поднялись, тут оставались только низовики и "К".
Он выругался, поражаясь своей отчаянной браваде.
- Ничего не скажешь, ловко мы избавились от Брана Хэйла.
Они добрались до озерца на дне котловины, которую снова предстояло
осушать, прошли по мостику к операторской. Там врач осматривал юношу, а
рядом с пистолетами в руках стояли два теха, нервно косясь на гостей из
"К". Эмилио раздраженно махнул техам, и они неохотно спрятали оружие.
"Вооруженный нейтралитет", - подумал Эмилио. Техи выжидали, чтобы
стать на сторону победителя. Он не сердился на них, а просто был
разочарован.
- Ну как, сэр, порядок? - спросил Джим Эрнст.
Эмилио кивнул, глядя на свой персонал и на "К".
- Свяжись со станцией, - сказал он через секунду. - Сообщи, что все
улажено.
Они угнездились в большом пустом брюхе корабля, в темном месте,
подысканном для них людьми. Здесь разносилось страшное эхо механизмов,
дышать можно было только с противогазами, и еще неизвестно, сколько еще
испытаний их ждет. Следуя совету людей, они привязались к железке, за
которую полагалось держаться руками. Прижимаясь к Синезубу-Далют-Хоз-Ми,
Атласка дрожала от страха. Почему им сказали, что надо привязаться? Она не
представляла, что корабль в неистовстве способен раздавить ее насмерть.
Она думала о нем как о чем-то величественном и прекрасном, вольном, будто
птица, парящая в небе. Она боролась с дрожью, вжимаясь в подушки. Рядом
дрожал Синезуб.
- Вернуться, - решился сказать он, поскольку выбор был сделан не им.
Она стиснула зубы, чтобы не выкрикнуть: "Да!". Позвать людей и
сказать: два очень маленьких и очень несчастных низовика передумали, хотят
домой.
Но тут заработали двигатели - они знали, что это двигатели... слышали
не раз, а теперь еще и ощущали их, цепенея от ужаса.
- Мы увидим Великое Солнце, - произнесла она, понимая, что теперь это
неизбежно. - Мы увидим дом Беннета.
Синезуб прижал ее крепче.
- Беннета, - повторил он имя, приятное сердцу обоих. - Беннета
Джасинта.
- Увидим духи-образы Верхней.
- Увидим Солнце.
На них давила страшная тяжесть, она нарастала, еще немного - и
размозжит. Атласке было больно в объятиях Синезуба, но она и сама
прижималась к нему изо всех сил. Ей вдруг пришло в голову, что людям эта
убийственная сила вовсе не страшна, что люди, возможно, забыли о двух
несчастных существах, погибающих в кромешной мгле. Нет! Хиза не погибнут!
Они превозмогут эту великую силу, и прилетят, и увидят все диковины
Верхней. Увидят звезды, и лик Великого Солнца наполнит теплом их глаза.
Да, все это ждет их впереди. Пришла весна, и в жилах Атласки
вспыхнуло пламя, и она выбрала свое Путешествие, и не свернет с полдороги.
Самое далекое из всех Путешествий... в самое высокое место на свете. Там
пройдет ее первая Весна.
Тяжесть отпускала, но они все еще жались друг к дружке. Их
предупредили: полет будет очень долог. Они не должны отвязываться, пока за
ними не придут. Константин научил их, как себя вести, пообещал, что ничего
плохого с ними не случится. Интуитивно Атласка верила в это, и уверенность
росла по мере того, как таяла тяжесть. Несомненно, самое трудное испытание
осталось позади. Они летят.
Она сжимала в кулачке раковину Константина, а на талии ее алела
тряпочка, самое дорогое сокровище, - по имени этого подарка ее назвал сам
Беннет. Со своими сокровищами ей было как-то спокойнее. И с Синезубом,
который день ото дня казался все привлекательней, причем не только из-за
весеннего тепла. Ростом он не выделялся, а уж красотой и подавно, зато был
умным и здравомыслящим.
Впрочем, не всегда. Он порылся в узелке и вытащил лозинку с
лопнувшими почками... Снял противогаз, понюхал листья и протянул Атласке.
Лозинка мигом пробудила в памяти родину, берег реки, обещание.
Атласка ощутила наплыв тепла, причем не снаружи (в отсеке было
прохладно), а изнутри. Она даже вспотела. Как странно находиться рядом с
ним и не видеть перед собой открытых просторов, не бежать в манящую даль,
где стоят одни лишь образы.
Они странствовали по чужому пути, в те края, откуда на их мир взирало
Великое Солнце, надо было только ждать. Вначале нервно, затем все
спокойнее, даже легкомысленно, она принимала ласки Синезуба, ибо таковы
были правила игры, в которую они могли бы играть на Нижней, не окажись он
самым решительным из самцов и не согласись лететь с ней. Он был рядом, и
это было очень хорошо.
Тяжесть улетучилась, и они в страхе прижались друг к другу. Но люди
предупреждали их об этом, о Великом Времени Необычного. Они рассмеялись, и
соединились, и затихли, дивясь кусочку цветущей веточки, что плыла
воздухе, смешно отскакивая и возвращаясь, когда они по очереди били по ней
ладонями. Атласка осторожно протянула руку, схватила черенок и со смехом
отпустила на волю.
- Вот где живет Солнце, - предположил Синезуб.
"Наверное", - подумала она, вообразив величественное Солнце,
шествующее в ореоле своего могущества, и саму себя, купающуюся в его
сиянии, плывущую вверх, к металлическому жилищу людей, которые простирали
к ней руки.
Снова и снова соединялись они, содрогаясь в спазмах упоения.
По прошествии очень долгого времени наступила перемена: очень слабое
давление. Но мало-помалу на хиза вновь навалилась тяжесть.
- Спускаемся, - подумала Атласка вслух.
Они не отвязывались, помня напутствие людей: все будет хорошо, надо
только ждать.
Внезапно корабль несколько раз тряхнуло, и раздался ужасный шум.
Низовики снова схватили друг дружку в объятья. Но теперь под ними была
твердая опора. Громкоговоритель над головами на разные голоса принялся
выкрикивать наставления, и, к счастью, в них не звучало паники. Самые
обычные голоса спешащих людей, которым не до шуток.
- Наверное, все хорошо, - сказал Синезуб.
- Я думаю, надо оставаться здесь.
- Люди забудут.
- Не забудут. - Но и сама она испытывала сомнения - больно уж
заброшенным казалось это место, где лишь жиденькое свечение наверху
соперничало с мраком.
С оглушительным лязгом распахнулась дверь. За нею не оказалось ни
холмов, ни леса, одно лишь ребристое горло коридора, дохнувшее холодом.
Вошел человек в коричневой одежде, с портативным автопереводчиком в руке.
- Выходите, - велел он, и низовики поспешили отвязаться. Атласка
поднялась на непослушные ноги, оперлась на Синезуба. Он тоже зашатался.
Человек протянул им дары - серебряные таблички для ношения на шее.
- Ваши номера, - произнес он. - Не снимайте никогда.
Спросив их имена, он указал на коридор.
- Пошли со мной. Надо вас зарегистрировать.
Они двинулись следом за ним по жуткому коридору, в такое же стылое
металлическое место, как то, в котором прилетели, - только намного
просторнее. Атласка дрожала и озиралась.
- Мы на большом корабле, - сказала она. - Это тоже корабль. - И
осведомилась у человека: - Мы Верхняя?
- Это станция, - ответил человек, и у Атласки кольнуло сердце. Она-то
ждала совсем другого. Ей удалось успокоить себя мыслью, что все это ждет
впереди.
2. ПЕЛЛ: СИНЯЯ СЕКЦИЯ, ПЯТЫЙ ЯРУС: 2.9.52
В квартире было прибрано, вещи наспех рассованы по корзинам. Дэймон
поежился и поднял воротник пиджака. Элен все еще одевалась, одергивала
платье на талии - видимо, немного жало. Она примеряла уже второй наряд, но
и он не подходил.
Подойдя сзади, Дэймон обнял жену за талию и нежно прижал к себе,
встретясь с ее взглядом в зеркале.
- Ты выглядишь великолепно. Полнота слегка заметна, ну и что с того?
Она пристально посмотрела в зеркало на себя и на мужа, положила
ладонь на его руку.
- Я выгляжу так, будто попросту толстею.
- Ты замечательно выглядишь, - возразил он, ожидая улыбки, но лицо
Элен в стекле оставалось расстроенным. Он помолчал, прижимая ее к себе -
похоже, ей этого хотелось.
- Все в порядке? - спросил он наконец.
Вероятно, сказывалась усталость. Элен только что вернулась с работы и
не смогла по дороге купить свою привычную косметику... наспех выбрала
кое-что в магазине. Да и нервничала по поводу предстоящего ужина. Отсюда
натянутость и раздражение по пустякам.
- Неужели тебя так волнует этот Толли?
Она медленно провела пальцами по его руке.
- Да нет. Но я по-прежнему не уверена, что знаю, о чем с ним
говорить. Ни разу не сидела за столом с униатом.
Дэймон опустил руки, поглядел ей в глаза. Утомительные
приготовления... и нервозность. Этого-то он и боялся.
- Элен, ты сама предложила. Я спрашивал тебя, стоит ли... Если тебе
неловко...
- Он уже четвертый месяц бередит твою совесть. Не обращай на меня
внимания, я просто слегка боюсь.
Подчеркнутая готовность идти навстречу - что это? Изъявление
благодарности? Или способ показать, что она озабочена? Он вспомнил долгие
вечера, когда они сидели в раздумьях за столом, он - в своем кресле, а она
- в своем... У каждого собственный гнет: у нее - "Эстель", а у него -
судьбы приговоренных. В один из таких вечеров он рассказал ей про Толли, а
она поведала о своей печали, и вот у нее появился шанс... да, такие жесты
- как раз в духе Элен. Он не мог припомнить, делился ли когда-нибудь с ней
своими нравственными мучениями; видимо, именно поэтому проблема Толли
стала и ее проблемой, которую надо решить во что бы то ни стало. Униат.
Что она сейчас переживает, какие чувства испытывает?
- Не смотри на меня так. Говорю тебе, я немного трушу. О чем
прикажешь с ним беседовать? О добрых старых временах? Господин Толли, мы с
вами случайно не встречались? Может быть, в перестрелке? Или о моей семье?
Как поживают ваши родственники, господин Толли? Или о больнице?
Понравилось ли вам на Пелле, господин Толли?
- Элен...
- Ты спросил, я ответила.
- Хотел бы я знать, каково тебе.
- А тебе? Только честно.
- Неловко, - признался он, опершись о стол. - Но, Элен...
- Хочешь знать, что я чувствую? Тяжесть. Одну лишь тяжесть. Он придет
сюда, и надо будет его развлекать. Если честно, я не представляю, как. -
Она повернулась к зеркалу и дернула поясок платья. - Надеюсь, он будет
любезен и весел, и мы проведем приятный вечер.
Дэймон предвидел иное.
- Надо сходить за ним, - произнес он, - а то он так и будет ждать. -
Тут его осенило: - Почему бы нам не поужинать в ресторане? Это же куда
проще: не придется играть роль хозяев.
Ее взор просветлел.
- Там и встретимся. Я займу столик. Тут нет ничего, что не может
полежать в холодильнике.
- Действуй. - Он поцеловал жену в ухо (оно было ближе всего) и,
легонько шлепнув ее, в спешке вышел.
Толли вызвали через пульт на столе охраны, и вскоре он выскочил в
коридор. Костюм с иголочки, все остальное тоже новое. Дэймон двинулся
навстречу, протягивая руку. Когда Толли пожимал ее, на его лице мелькнула
улыбка.
- Вы уже прошли регистрацию. - Дэймон взял со стола и вручил ему
маленький пластиковый бумажник. - Со временем понадобится
перерегистрироваться, но это уже будет сделано автоматически. Здесь ваше
удостоверение личности, кредитная карточка и листок с компьютерным
номером. Номер запомните, а листок уничтожьте.
Заметно растроганный, Толли вытащил документы.
- Я свободен?
Очевидно, персонал больницы не нашел времени сообщить ему об этом.
Его тонкий палец дрожал, скользя по четко отпечатанным словам. Он читал
вновь и вновь, пока Дэймон не коснулся его рукава и не повел по коридору.
- Вы отлично выглядите. - Дэймон не кривил душой. Впереди в дверях
появились два отражения: темное и светлое. Твердая орлиная смуглость
Дэймона и утонченная бледность Толли... словно иллюзия. Дэймону вдруг
подумалось об Элен и стало не по себе: рядом с Толли он остро ощущал свои
недостатки... И дело тут было не только во внешности униата, но и во
взгляде... который и до Урегулирования был таким же невинным.
"О чем прикажешь с ним беседовать? - эхом прозвучал в душе трудный
вопрос Элен. - Извиниться? Прости, я не удосужился своевременно прочитать
твое досье. Прости, что я наказал тебя. К этому нас вынудили
обстоятельства. А разве в обычных обстоятельствах мы всегда поступаем
справедливо?"
Он отворил дверь, и в проеме Толли встретился с ним глазами. "Ни
горечи, ни упрека. Он не помнит. Не может помнить".
- У вас так называемый "белый" пропуск, - сказал Дэймон, подходя к
лифту. - Видите у двери разноцветные круги? Один из них белый. Ваша
карточка - это ключ, компьютерный номер - тоже. Если увидите белый кружок,
значит, вам можно пройти с помощью карточки или номера. Ни к какому
другому кружку не прикасайтесь, иначе поднимется тревога и к вам бросится
охрана. Вы знакомы с подобными системами, не правда ли?
- Как будто.
- Вы не забыли свои навыки обращения с компом?
Несколько секунд тишины.
- Военное программирование - профессия очень сложная. Но кое-что из
теории я помню.
- Кое-что?
- Ну, если меня посадить за клавиатуру, я, возможно...
- Вы помните меня?
Они стояли возле лифта. Чтобы избежать толкотни в кабине, Дэймон
воспользовался своим приоритетом для индивидуального вызова. Повернувшись,
он наткнулся на излишне открытый взгляд Толли. Нормальные взрослые в таких
случаях моргают, фокусируя зрение то на одной, то на другой детали
внешности собеседника. Глазам Толли явно недоставало подвижности, как
глазам безумца, или младенца, или деревянного идола.
- Я помню, как вы спрашивали об этом, - сказал Толли. - Вы из
Константинов, кажется. Это вам принадлежит Пелл?
- Не принадлежит. Но мы здесь уже давно.
- А я - недавно, правда?
Тревожная нотка в голосе. "Каково это, - подумал Дэймон, содрогаясь в
душе, - узнать, что тебя частично лишили памяти? Неужели после этого
что-либо может иметь смысл?"
- Мы встречались, когда вас сюда привезли. Вам следует знать: я -
один из тех, кто дал согласие на Урегулирование. Юридическая служба. Я
лично подписал направление.
Веки дрогнули.
Подъехала кабина. Чтобы удержать ее, Дэймон просунул руку между
створками двери.
- Вы дали мне документы. - Толли шагнул в кабину, Дэймон - следом,
позволяя двери закрыться. Он набрал код, и кабина двинулась к зеленой
секции.
- Вы меня навещали. Вы часто приходили ко мне, правда?
Дэймон пожал плечами.
- Я не хотел того, что с вами сделали. Едва ли это было правильным
выходом. Надеюсь, вы понимаете?
- Вам что-нибудь нужно от меня? - В голосе звучала готовность ко
всему. По крайней мере, согласие на все.
Дэймон выдержал его взгляд.
- Может быть, прощение, - произнес он.
- Это несложно.
- В самом деле?
- Если вам нужно только это, зачем вы пришли? Зачем приходили раньше?
Почему пригласили меня в гости?
- А вы как думаете?
Рассеянный взгляд еще больше затуманился.
- Как я могу знать? Вы очень добры...
- А не думаете ли вы, что доброта тут ни при чем?
- Мне неизвестно, многое ли осталось в моей памяти. Знаю, должны быть
провалы. Очевидно, мы были знакомы раньше... Возможно, я вижу вещи не
такими, каковы они на самом деле, но это не имеет значения. Ведь вы не
сделали мне ничего плохого, правда?
- Я должен был вас остановить.
- Я сам просил об Урегулировании, правда?
- Да, сами.
- Выходит, кое-что я помню правильно. Или же мне сказали. Не знаю.
Мне идти с вами?
- А вы бы предпочли не ходить?
Толли поморгал.
- Я думал... когда мне было хуже... что я наверняка знал вас. Я не
помню всего, но рад, что вы пришли. Вы... тот человек за окном. И книги...
Спасибо за книги. Они очень помогли.
- Посмотрите на меня.
Толли выполнил просьбу, мигом сосредоточась. В его глазах мелькнуло
понимание.
- Лучше бы вы пошли. Мне бы очень этого хотелось. Это все.
- Куда, вы сказали? К вашей жене?
- К Элен. И еще я хочу, чтобы вы увидели Пелл. С лучшей стороны.
- Хорошо. - Толли гнал от себя знакомую