час говорила и как бы себя вела?" - развлекала себя подобными вопросами Элизабет. Разговор с самого начала коснулся отъезда из Розингса племянников леди Кэтрин. - Поверьте, - говорила она, - их отъезд глубоко разбередил мою душу. Едва ли кто-нибудь переживает разлуку с друзьями так глубоко. А к этим молодым людям я питаю особую склонность. И они столь же привязаны ко мне! Если бы вы знали, с какой грустью покидали они мой дом! Так бывает с ними всегда. Бедный полковник сдерживал свои чувства до последней минуты, но Дарси переживал разлуку, пожалуй, тяжелее, чем в прошлом году. Его привязанность к Розингсу стала еще сильнее. На этот случай у мистера Коллинза был припасен комплимент, содержавший известный намек, который мать и дочь встретили одобрительными улыбками. После обеда леди Кэтрин заметила, что мисс Беннет слегка расстроена, и тут же объяснила это ее нежеланием в скором времени возвращаться домой. - Но если дело лишь в этом, вы должны попросить у вашей матушки разрешения задержаться чуть-чуть подольше. Миссис Коллинз, я уверена, будет рада вашему обществу. - Я очень благодарна вашей светлости за столь любезное приглашение, - ответила Элизабет. - Но, к сожалению, мне невозможно его принять. В следующую субботу я должна уже быть в Лондоне. - Но тогда ваше пребывание в Кенте продлится всего-навсего шесть недель! Я была уверена, что вы проживете два месяца. Миссис Коллинз слышала это от меня еще перед вашим приездом. Вам нет нужды возвращаться так скоро. Надеюсь, миссис Беннет обойдется две недели без вас. - Да, но без меня не сможет обойтись мой отец. На днях он просил меня поторопиться с приездом. - Ну, отцу-то вы наверняка не очень нужны, коли вы не нуж- [158] ны вашей матери. Дочери всегда мало значат для отцов. А если вы задержитесь на месяц, мне бы ничего не стоило одну из вас довезти до самого Лондона - я собираюсь туда на неделю в начале июня. Так как Доусон ничего не имеет против четырехместной коляски, у меня будет место для одной из девиц. А если погода будет не жаркой, я согласилась бы даже взять обеих - вы ведь такие худенькие. - Вы необыкновенно добры, ваша светлость. Но боюсь, нам придется придерживаться нашего первоначального плана. Леди Кэтрин, по-видимому, решила уступить. - Миссис Коллинз, вам придется послать с ними слугу. Вы знаете, я всегда высказываю свое мнение прямо. Я не могу допустить, чтобы девицы путешествовали на почтовых лошадях, предоставленные самим себе, - это попросту неприлично! Вы должны кого-нибудь найти, - больше всего на свете я не терплю подобных вещей. Молодые женщины, сообразно их положению в обществе, всегда требуют надлежащего внимания и надзора. Когда моя племянница Джорджиана прошлым летом переезжала в Рэмсгейт, я потребовала, чтобы с нею поехали два человека. Для мисс Дарси, дочери мистера Дарси из Пемберли и леди Энн, появиться без них было бы невозможно. Во всех подобных вопросах я весьма щепетильна. Вам следует послать Джона с юными леди, миссис Коллинз. И я очень рада, что мне пришло в голову об этом упомянуть, - вы поступили бы опрометчиво, отпустив их одних. - Мой дядя должен прислать за нами слугу. - Ах, вот как, ваш дядя? Он держит слугу - мужчину, не так ли? Я рада, что у вас есть хоть кто-нибудь, кто может подумать об этих вещах. А где вы будете менять лошадей? Разумеется, в Бромли. Вам достаточно назвать мое имя в "Колоколе", и о вас непременно позаботятся. У леди Кэтрин было еще немало замечаний по поводу их поездки, и, так как не на все свои вопросы отвечала она сама, к ним все же приходилось прислушиваться. Элизабет могла этому только радоваться, ибо в любую минуту была способна погрузиться в собственные мысли и забыть, где она находится. Мысли эти следовало отложить до свободного времени - в одиночестве она была готова отдаться им целиком. И она ежедневно отправлялась одна на прогулку, в течение которой получала полную возможность предаваться своим печальным раздумьям. Письмо мистера Дарси она выучила почти наизусть. Элизабет обдумала в нем каждую фразу, и ее чувства по отношению к автору в разные моменты были самыми противоречивыми. Когда она припоминала тон, которым он говорил, предлагая ей руку, душа ее по-прежнему была полна негодования, но при мысли о том, как грубо и несправедливо она его обвинила и оттолкнула, весь ее гнев сосредоточивался на ней самой, а его обманутые надежды находили отклик в ее сердце. Его привязанность заслуживала благодарности, а характер - уважения. И все же он был ей по- [159] прежнему неприятен, - она ни минуты не жалела о своем отказе и вовсе не испытывала желания еще раз его увидеть. Собственное ее прежнее поведение служило для Элизабет постоянным поводом для недовольства собой. Еще большую муку вызывали в ней мысли о слабостях ее близких. Не было даже надежды, что они когда-нибудь будут преодолены. Отец, которому доставляло удовольствие смеяться над младшими дочками, никогда не возьмет на себя труд обуздать их легкомыслие. А ее матери, собственные манеры которой были далеки от совершенства, даже и в голову не приходило, что с младшими дочками не все обстоит благополучно. Элизабет и Джейн нередко пытались хотя бы немного образумить Кэтрин и Лидию. Но разве они могли надеяться на успех, не встречая поддержки со стороны миссис Беннет? Раздражительная и слабохарактерная Кэтрин, полностью находившаяся под влиянием младшей сестры, в ответ на замечания Джейн и Элизабет лишь обижалась. А своевольная и беззаботная Лидия вообще не обращала на них внимания. Обе младшие сестры были невежественны, ленивы и тщеславны. Было ясно, что они не перестанут кокетничать, пока в Меритоне останется хоть один офицер, а так как прогулка из Лонгборна в Меритон не составляла труда, им предстояло бегать туда до скончания века. Другим источником ее постоянных огорчений были мысли о Джейн. Письмо мистера Дарси восстановило первоначальное доброе мнение Элизабет о Бингли и усилило значение утраты, понесенной ее сестрой. Его привязанность оказалась глубокой, а упреки его поведению - необоснованными, если только не считать недостатком слепое доверие к другу. Как грустно было сознавать, что столь прекрасная партия, благоприятная во всех отношениях и обещавшая такую счастливую жизнь ее сестре, расстроилась из-за глупости и бестактности ее ближайших родственников! Если ко всем этим обстоятельствам добавить разоблачение подлинного облика Уикхема, нетрудно понять, что, вопреки обычно присущей ей жизнерадостности, она чувствовала себя угнетенной и с трудом могла сохранить на лице сколько-нибудь веселое выражение. На протяжении последней недели пребывания у Коллинзов они навещали Розингс столь же часто, как в первую неделю после прибытия в Хансфорд. Самый последний вечер перед отъездом они тоже провели в гостях у леди Кэтрин. В течение этого вечера ее светлость осведомилась решительно обо всех мелочах, связанных с их путешествием, растолковала, как им лучше всего упаковать свои вещи, и с такой решительностью потребовала, чтобы платья были уложены по ее, единственно правильному, способу, что Мария сочла себя обязанной по возвращении переделать все сделанное утром и уложить свой сундучок заново. На прощанье леди Кэтрин весьма снисходительно пожелала им счастливого пути, пригласив навестить Хансфорд следующей весной, а мисс де Бгр дала себе труд сделать книксен и каждой из них протянуть руку. [160] ГЛАВА XV В субботу утром мистер Коллинз, встретив Элизабет за несколько минут до того, как все собрались к завтраку, воспользовался случаем, чтобы рассыпаться перед ней в совершенно обязательных, на его взгляд, прощальных любезностях. - Я, мисс Элизабет, не знаю, - сказал он, - говорила ли вам уже миссис Коллинз, насколько она была тронута вашей готовностью нас навестить. Но я убежден, что вы не покинете этот дом, не выслушав подобающих выражений ее признательности. Вашим обществом, смею вас уверить, здесь необыкновенно дорожили. Мы, конечно, сознаем, сколь мало привлекательного можно найти в этом скромном обиталище. Простой образ жизни, небольшие комнаты, немногочисленная прислуга и ограниченный круг знакомств делают Хансфорд крайне скучным местом для юной особы вашего склада. Но вы, я надеюсь, поверите, что мы очень высоко оценили вашу снисходительность и попытались сделать все от нас зависящее, чтобы жизнь в этом доме не оказалась вам в тягость. Элизабет поблагодарила его, сказав, что очень довольна пребыванием в Хансфорде. Эти шесть недель доставили ей много радости. Удовольствие, которое она испытывала, находясь в обществе Шарлотты, так же как и оказанное ей большое внимание, заставляют, напротив, именно ее чувствовать себя в долгу перед хозяевами дома. Мистер Коллинз был удовлетворен ее ответом и произнес с еще более самодовольной улыбкой: - Я с величайшим удовольствием услышал, что вы провели здесь время не без приятности. Мы старались, как могли. А принимая во внимание счастливую возможность ввести вас в высшее общество благодаря нашим связям с Розингсом и тем самым столь часто оживлять однообразие домашней жизни, я льщу себя надеждой, что визит в Хансфорд и в самом деле не показался вам совершенно невыносимым. Близость к семье леди Кэтрин действительно является необыкновенно счастливым преимуществом нашего положения, равным которому могут похвастаться немногие. Вы знаете теперь, как коротко мы знакомы, и видели, сколь часто нас туда приглашают. И, по правде говоря, при всех недостатках этой скромной обители, никто, на мой взгляд, из здесь живущих и пользующихся вместе с нами благами этой близости не нуждается в сострадании. Будучи не в силах выразить переполнявшие его возвышенные чувства, он стал расхаживать по комнате, в то время как Элизабет попыталась совместить искренность и учтивость в нескольких коротких ответных фразах. - По приезде домой, дорогая кузина, вы сможете наилучшим образом охарактеризовать нашу жизнь. Мне бы хотелось, по крайней мере, так думать. Изо дня в день вы были свидетельницей многочисленных знаков внимания, оказанных миссис Коллинз со стороны леди Кэтрин. Я нахожу, что судьбу вашей подруги нельзя считать [161] несчастливой... Впрочем, лучше об этом умолчим. Позвольте мне только заверить вас, дорогая мисс Элизабет, что я от всего сердца желаю и вам столь же счастливого замужества. Мы с моей дорогой Шарлоттой смотрим на все как бы одними глазами и одинаково обо всем думаем. Наши характеры и взгляды необыкновенно похожи, и мы, должно быть, созданы друг для друга. Элизабет могла сказать, не кривя душой, что в таких случаях жизнь складывается очень счастливо, и с равной искренностью выразила убеждение, что мистер Коллинз доволен своим домашним очагом. Она, однако, не была огорчена, когда ее ответ прервало появление леди, которой он был обязан окружавшими его удобствами. Бедная Шарлотта! Как грустно было оставлять ее в таком обществе! Но она выбрала свою участь с открытыми глазами. И хотя Шарлотта явно была опечалена отъездом гостей, она и виду не показала, что нуждается в их сочувствии. Дом и хозяйство, церковный приход и птичник, а также все, что с этим связано, еще не утратили для нее своего очарования. Карета была наконец подана, багаж - привязан снаружи, свертки - рассованы внутри, и было объявлено, что все готово к отъезду. После нежного прощания с подругой Элизабет направилась к экипажу в сопровождении мистера Коллинза, который, пока они шли по саду, попросил засвидетельствовать свое искреннее уважение ее семье вместе с благодарностью за гостеприимство, оказанное ему в Лонгборне прошедшей зимой, и поклонами, увы, незнакомым ему мистеру и миссис Гардинер. Затем он помог ей усесться в экипаж. Мария последовала за ней, и дверца уже было почти закрылась, когда мистер Коллинз внезапно с некоторым ужасом вспомнил, что отъезжающие ничего не попросили передать дамам из Розингса. - Впрочем, - добавил он, - вы, разумеется, желали бы, чтобы я передал им ваше нижайшее почтение вместе с глубокой благодарностью за оказанное вам гостеприимство? Элизабет не имела против этого никаких возражений, после чего дверце наконец дали захлопнуться, и карета тронулась. - Боже ты мой! - воскликнула Мария после нескольких минут молчания. - Кажется, будто мы только день или два назад сюда приехали. А как много за это время произошло разных событий! - В самом деле, порядочно, - со вздохом подтвердила ее спутница. - Подумать только, мы девять раз обедали в Розингсе! Да еще два раза пили там чай! Сколько мне придется об этом рассказывать! Элизабет добавила про себя: "И сколько мне придется скрывать!" В дороге они почти все время молчали. Без всяких происшествий через четыре часа после отъезда из Хансфорда они подъехали к дому мистера Гардинера, где им предстояло провести несколько дней. Джейн выглядела неплохо, а в ее душевном состоянии Элиза- [162] бет не могла разобраться из-за множества развлечений, о которых позаботилась для них миссис Гардинер. Но сестры возвращались теперь вместе в Лонгборн, и там у Элизабет должно было найтись для наблюдений вполне достаточно времени. Ей потребовалось некоторое усилие, чтобы сдержаться и не рассказать Джейн еще до приезда в Лонгборн о предложении мистера Дарси. Поразительная новость - столь лестная для тщеславия Элизабет, от которого ей не удавалось избавиться доводами рассудка, - настойчиво побуждала ее к откровенности. И она едва ли смогла бы с собой совладать, если бы не боялась дойти до излишних подробностей и еще больше расстроить Джейн, неосторожно упомянув о мистере Бингли. ГЛАВА XVI Шла вторая неделя мая, когда три молодые леди, покинув Грейсчгрч-стрит, выехали в городок*** в Хартфордшире. Приближаясь к гостинице, в которой их должен был встретить экипаж мистера Беннета, они убедились в исполнительности возницы, увидев головы Китти и Лидии, выглядывающие из окна столовой во втором этаже. Две девицы премило провели в городке целый час, посетив модную лавку, поглазев на часового и приготовив салат с огурцами. После взаимных приветствий младшие сестры с торжеством показали старшим накрытый стол, уставленный обычными для гостиниц холодными закусками, восклицая при этом: - Взгляните, как мило! Не правда ли, приятный сюрприз?! - Мы собираемся вас угостить, - добавила Лидия, - только вы должны снабдить нас деньгами, потому что все, что у нас было, мы потратили вон в той лавке. Тут она принялась показывать свои покупки. - Посмотрите, какую я себе купила шляпку. Конечно, так себе. Можно было даже не покупать. Но я подумала, что с тем же успехом могу и купить. Дома я ее распорю и посмотрю, нельзя ли сделать из нее что-нибудь попригляднее. Когда сестры нашли ее безобразной, она невозмутимо добавила: - Там были еще две или три шляпки куда хуже, чем эта. Надо будет только прикупить яркого атласа, чтобы ее заново отделать, - тогда, мне кажется, она будет выглядеть не так плохо. А впрочем, не все ли равно, что мы станем носить летом, если полк через две недели отбудет из Меритона! - Неужели он нас покидает? - воскликнула Элизабет, крайне обрадованная этим известием. - Теперь они будут стоять в лагере около Брайтона. Так хочется, чтобы папа всех нас повез туда на лето! Мы бы славно там пожили, и это почти ничего бы не стоило. Мама тоже об этом мечтает. Ведь только подумайте, какая нас ждет летом скучища! "В самом деле, очень удачная затея, - подумала Элизабет. - [163] Как раз то, чего нам недоставало! Боже мой, это нам-то собраться в Брайтон с целым его военным лагерем, когда у нас все пошло вверх дном от захудалого полка милиции и меритонских балов, которые даются раз в месяц". - А у меня для тебя новость, - сказала Лидия, когда все расселись вокруг стола. - Ну-ка подумай, что бы такое могло случиться, а? Отличная новость, превосходная новость - об одном человеке, который всем нам очень понравился. Джейн и Элизабет переглянулись, и прислуживавшему лакею было дозволено удалиться. - Очень на вас похоже! - со смехом сказала Лидия. - С вашими чинностью и благоразумием бояться, как бы лакей чего не подслушал. Будто ему есть до этого дело! Он небось часто слышит вещи еще почище того, что я расскажу. Впрочем, он такое страшилище, что я даже рада его уходу. В жизни не видела этакого длиннющего подбородка! Ну, слушайте, мои милые. Дело идет о нашем дорогом Уикхеме. Слишком хорошо для лакея, не правда ли? Так вот, Уикхем не собирается жениться на Мэри Кинг! Как вам это нравится, а? Она укатила к своему дядюшке в Ливерпуль, притом навсегда. За Уикхема можно не беспокоиться. - За Мери Кинг, значит, тоже можно не беспокоиться, - сказала Элизабет. - Она избежала неразумного брака. - Если он ей нравился, она поступила, как настоящая дура. - Надеюсь, - сказала Джейн, - они не были слишком друг другом увлечены. - Он-то, конечно, не был. Уикхему, я уверена, всегда было на нее наплевать. Разве эта кукла в веснушках кому-то понадобится? Элизабет с ужасом подумала, что ее собственные взгляды, недавно казавшиеся ей свободными, хотя и не выражались столь циничным языком, были не менее циничны по существу. Как только барышни сообща покончили с едой, а Джейн и Элизабет за нее заплатили, они попросили подать экипаж. Разместиться в нем всей компании со всеми шкатулками, сумками и пакетами, а также не слишком своевременными новыми приобретениями Китти и Лидии оказалось не так-то легко. - Ловко мы сюда втиснулись! - воскликнула Лидия. - Я особенно рада, что купила эту шляпку. Чего стоит удовольствие запихнуть еще одну лишнюю коробку! А теперь давайте устроимся поудобнее и будем всю дорогу болтать и веселиться. Ну-ка послушаем, что новенького с вами приключилось с тех пор, как вы уехали из дому. Встретились вам какие-нибудь интересные кавалеры? А пофлиртовать вам, конечно, удалось вволю? Я даже надеялась, что одной из вас удастся до возвращения выскочить замуж. Джейн скоро будет у нас старой девой, честное слово! Ей уже почти двадцать три! Если бы я до этих лет не сумела раздобыть себе мужа, я бы сгорела со стыда! Знаете, как тетке Филипс не терпится, чтобы все мы повыходили замуж? Лиззи, по ее мнению, надо было выйти за мистера Коллинза. Я, правда, не думаю, чтобы из этого вышло [164] что-нибудь путное. Боже мой, как бы мне хотелось выйти замуж раньше вас всех! Я бы тогда стала вывозить вас на балы! Ой, девочки, а как мы позавчера повеселились у Форстеров! Они пригласили нас с Китти на целый день. А к вечеру миссис Форстер обещала, что мы сможем немного потанцевать. Кстати, мы с миссис Форстер души друг в друге не чаем! И вот она позвала обеих сестер Харрингтон. Харриет сказалась больной, так что пришла одна только Пен. Угадайте-ка тогда, что мы сделали? Мы нарядили Чемберлена в женское платье, чтобы он сошел за даму, - вот была умора! Об этом не знал никто, кроме полковника и миссис Форстер. Да еще меня с Китти и тетки Филипс - надо же было нам взять у нее какие-то тряпки. Вы и представить себе не можете, до чего он здорово выглядел! Когда пришли Денни, и Уикхем, и Пратт, и еще двое или трое мужчин, они его совсем не узнали. Боже, как я хохотала! И миссис Форстер тоже. Мне казалось, что я помру со смеху. Оттого-то мужчины и заподозрили что-то неладное, - и, конечно, разгадали, в чем дело. Такого рода описаниями вечеринок и проделок Лидия, при поддержке вставлявшей изредка свои замечания Китти, пыталась развлекать своих спутниц на протяжении всего пути до Лонгборна. Элизабет старалась ее не слушать, но не могла в этой болтовне не отметить частых упоминаний об Уикхеме. Дома их встретили необыкновенно радушно. Миссис Беннет была счастлива убедиться, что Джейн по-прежнему хороша собой. А в течение обеда мистер Беннет не раз многозначительно обращался к Элизабет со словами: - Я рад, что ты наконец вернулась, Лиззи. Компания за обеденным столом была очень обширной, так как почти все Лукасы прибыли встретить Марию и разузнать обо всех новостях. О чем только здесь не говорилось! Леди Лукас через весь стол расспрашивала Марию о доме и птичнике своей старшей дочери. Миссис Беннет сразу участвовала в двух разговорах, справляясь у Джейн о новинках моды и пересказывая ответы Джейн младшим мисс Лукас. А тараторившая громче всех Лидия перечисляла радости первой половины этого дня, обращаясь ко всем, кто был готов ее слушать. - Ой, Мэри, - кричала она, - как жаль, что ты с нами не поехала! Нам было безумно весело! Сперва мы катили с закрытыми шторками, - можно было подумать, что в карете никого нет. Я была готова проехать так весь путь, если бы только Китти не почувствовала дурноты. Зато у Джорджа, я надеюсь, мы вели себя превосходно. Мы накормили приезжих самым роскошным холодным завтраком в мире. Если бы ты выбралась с нами, мы бы и тебя угостили, честное слово! Ну, а когда мы вышли из гостиницы, вот была потеха! Я думала, мы так и не сможем забраться в карету, - прямо чуть не умерла со смеху. А как мы веселились на обратном пути! Мы разговаривали и хохотали так громко, что нас, наверно, слышали миль за десять! [165] Мэри ответила очень серьезно: - Мне не к чему, дорогая сестрица, умалять значимость подобных развлечении. Они, правда, кажутся интересными большинству женщин. Но для меня, признаюсь, они лишены привлекательности. Чтение доставляет мне гораздо большее удовольствие. Ее ответ едва ли дошел до ушей Лидии, которая редко слушала кого-нибудь дольше, чем полминуты, и никогда не обращала внимания на слова Мэри. После обеда Лидия всячески уговаривала остальных барышень отправиться в Меритон и разузнать, как поживают их знакомые. Но против этого решительно возразила Элизабет, по мнению которой нельзя было позволить говорить про дочерей мистера Беннета, будто бы они и полдня не могут провести дома, не гоняясь за офицерами. У нее была и другая причина для возражений: ей не хотелось снова увидеть Уикхема, и она решила избегать встречи с ним как можно дольше. Поэтому ее особенно радовало предстоящее отбытие полка из Меритона. Через две недели офицеры уедут, а раз их не станет - ей больше ничто не напомнит об этом человеке. Прошло немного времени после их приезда, когда Элизабет заметила, что план поездки в Брайтон, о котором Лидия болтала в гостинице, весьма часто обсуждается ее родителями. Ей было ясно, что отец вовсе не намерен потакать матери в этом деле. Но его ответы в то же время были настолько уклончивыми и замысловатыми, что у миссис Беннет, несмотря на все неудачи, сохранялась надежда в конце концов настоять на своем. ГЛАВА XVII Элизабет больше не могла противостоять желанию поделиться новостями со старшей сестрой. И на следующее утро, подготовив ее к необычайному сообщению, она наконец рассказала о сцене, происшедшей между нею и мистером Дарси. Подробности, которые касались самой Джейн, она, разумеется, опустила. Удивление Джейн, однако, продолжалось недолго. Она ценила Элизабет так высоко, что всякая склонность к ней кого бы то ни было представлялась ей вполне естественной. А некоторое время спустя она и вовсе перестала удивляться услышанному, будучи поглощена уже совсем иными мыслями. Ее искренне огорчало, что мистер Дарси выразил свое чувство столь неподобающим образом. Однако еще сильнее ее тревожила мысль о том, как тяжело он должен был переживать отказ Элизабет. - Его излишняя самоуверенность была, разумеется, неуместна, - сказала она. - И ему, конечно, не следовало ее обнаруживать. Но только подумай, насколько острее было при этом его разочарование. - Что ж, я и в самом деле сочувствую ему всей душой, - ответила Элизабет. - Но надеюсь, что другие свойства его характера [166] помогут ему избавиться от привязанности ко мне достаточно быстро. Ты ведь не осуждаешь меня за то, что я ему отказала? - Осуждать тебя?! Разумеется, нет! - А за то, что я так защищала Уикхема? - Я не понимаю, почему бы тебе за него не вступиться. - Ну так ты это поймешь, узнав, что случилось на другой день. И она рассказала сестре про письмо, передав ей содержание той его части, которая касалась Джорджа Уикхема. Легко представить, как это разоблачение расстроило бедную Джейн, которая была готова пройти свой земной путь, убежденная, что всему человечеству свойственно меньше пороков, чем оказалось заключено в одном его представителе. Даже столь приятная ее сердцу возможность оправдать Дарси была не в силах ее утешить. И она со всей горячностью постаралась убедить сестру в существовании какого-то неизвестного обстоятельства, которое оправдывало бы одного человека и не бросало тень на другого. - Ну уж это у тебя не получится! - возразила Элизабет. - Того и другого ты никак не сможешь представить одинаково добродетельными. Выбирай любого, но тебе придется ограничиться только одним. В них двоих заключена как раз та доза порядочности, которой хватает лишь на одну персону. И за последнее время стало неясно, кому эта доза на самом деле принадлежит. Мне, по крайней мере, начало казаться, что вся она перешла к мистеру Дарси. А ты, конечно, решай как тебе заблагорассудится. Прошло, однако, известное время, прежде чем Джейн смогла хоть чуть-чуть улыбнуться. - Едва ли когда-нибудь я была настолько потрясена, - сказала она. - Неужели Уикхем такой негодяй? Это кажется просто невероятным. Бедный мистер Дарси! Лиззи, миленькая, ты только подумай, что он должен был вынести! Так обмануться в своих надеждах. И тут же узнать, какого ты о нем ужасного мнения! И решиться рассказать тебе такие вещи про родную сестру! Как это все тяжело! Ты сама, я уверена, это чувствуешь. - О нет, мои жалость и сочувствие улетучились, как только я увидела, насколько они переполняют тебя. С каждой минутой переживания мистера Дарси тревожат меня все меньше - настолько я убеждена, что ты должным образом войдешь в его положение. Твоя щедрость позволяет мне быть бережливой, и, если ты погорюешь о нем еще немного, сердце в моей груди станет легким, как перышко. - Бедный Уикхем! А ведь он выглядит таким милым человеком, - с его открытым взглядом, очаровательными манерами! - При создании этих двух молодых людей была в самом деле допущена великая несправедливость: первого наделили всеми достоинствами, а второго - одними их внешними проявлениями. - Я с тобой никогда не соглашусь, что у мистера Дарси нет этих внешних проявлений. [167] - И все же, необоснованно относясь к нему с такой неприязнью, я гордилась своей проницательностью. Подобная неприязнь подстегивает ум и является самой плодотворной почвой для острословия! Можно беспрерывно болтать и так и не сказать ничего заслуживающего внимания. Но нельзя постоянно подшучивать над человеком без того, чтобы время от времени у тебя не вырвалось нечто действительно остроумное. - Когда ты впервые прочла это письмо, Лиззи, ты, вероятно, не могла смотреть на вещи так, как сейчас. - О да. Мне тогда было как-то не по себе. Очень не по себе, - я чувствовала себя просто несчастной. Мне не перед кем было излить свою душу. Со мной не было моей Джейн, которая, утешая меня, сказала бы, что я вовсе не та пустая, тщеславная и вздорная девчонка, какой я себя сознавала. Как мне хотелось, чтобы ты была рядом! - Жалко, что, говоря с мистером Дарси об Уикхеме, ты употребила такие сильные выражения. Ведь на самом деле они оказались совсем незаслуженными. - Еще бы. Впрочем, излишне резкий тон часто является следствием предубеждения. Мне, кстати, хотелось бы получить у тебя совет. Как ты думаешь, должна я открыть глаза на Уикхема нашим знакомым? Мисс Беннет немного задумалась и затем ответила: - По-моему, у нас нет повода для такого жестокого разоблачения. Как тебе кажется? - Пожалуй, от него лучше воздержаться. Мистер Дарси не поручал мне распространять эти сведения. Напротив, все подробности, касавшиеся его сестры, предназначались лишь для меня. А если я расскажу о других провинностях Уикхема, разве кто-нибудь мне поверит? Предубеждение против Дарси настолько сильно, что половина жителей Меритона скорее в гроб ляжет, нежели посмотрит на Дарси сколько-нибудь доброжелательно. С этим ничего не поделаешь. К тому же Уикхем вот-вот уедет. А потому здесь едва ли кому-нибудь важно знать, что он собой представляет. Рано или поздно все станет известно. И тогда мы сможем вдоволь посмеяться над простотой тех, кто не догадывался об этом раньше. Пока что я собираюсь молчать. - Ты безусловно права! Публичное разоблачение могло бы погубить его навсегда. Быть может, он уже жалеет о совершенных ошибках и хочет исправиться. Мы не должны сталкивать его в пропасть. Разговор этот успокоил Элизабет. Она избавилась от двух давно тяготивших ее секретов, а в лице Джейн обрела собеседницу, всегда готовую ее выслушать, если ей захотелось бы вновь вернуться к их обсуждению. Осторожность, однако, заставила ее все же кое-что от сестры утаить. Она не осмеливалась пересказать Джейн другую часть письма мистера Дарси и открыть ей, насколько глубокой была на самом деле привязанность мистера Бингли. Этого [168] Элизабет не могла поведать никому. И ей было достаточно ясно, что лишь возникновение полного доверия между Джейн и Бингли позволило бы ей ничего не утаивать. "А тогда, - говорила она себе самой, - если бы в самом деле случилось невероятное, я могла бы сказать только то, что гораздо более приятным образом высказал бы сам Бингли. И потому я обречена хранить эту тайну до той поры, пока она не утратит всякую цену". Живя в семье, Элизабет теперь получила наконец возможность разобраться в истинном душевном состоянии сестры. Джейн не была счастлива. Она все еще хранила в душе нежную привязанность к Бингли. Не пережив прежде даже воображаемой влюбленности, она соединила в этом чувстве весь пыл первой любви со свойственным ее нраву и возрасту постоянством, которым столь редко отличаются первые увлечения. И она так дорожила воспоминаниями и так явно предпочитала Бингли всем другим молодым людям, что ей потребовалось призвать весь свой здравый смысл и проявить все возможное внимание к чувствам близких, чтобы не высказывать сожалений, вредных для ее здоровья и их спокойствия. - Что ты теперь скажешь, Лиззи, об этой грустной истории с Джейн? - спросила как-то миссис Беннет. - Что касается меня, я твердо решила никогда больше об этом не заговаривать. Я так на днях и сказала сестрице Филипс. До сих пор не могу понять, виделась ли с ним Джейн в Лондоне? Что за никчемный человек! По-моему, ей больше нечего на него рассчитывать. О его возвращении этим летом в Незерфилд даже не поговаривают. Я спрашивала решительно всех, кто мог бы хоть что-нибудь об этом знать. - Не думаю, что он вообще появится в Незерфилде. - Тем лучше! Как ему будет угодно. Едва ли он кому-нибудь здесь понадобится. Хоть я всегда буду говорить, что он низко обошелся с моей дочерью. На месте Джейн я бы не пережила такого разочарования. И я утешаю себя мыслью, что, когда Джейн умрет от тоски, мистеру Бингли придется-таки пожалеть о том, что он натворил. Элизабет промолчала, чувствуя себя не способной утешиться подобным предположением. - Что ж, Лиззи, - продолжала миссис Беннет после короткой паузы, - по-твоему, Коллинзы в самом деле живут хорошо? Ну-ну, хотелось бы, чтобы это было надолго! А каков у них стол? Думаю, что из Шарлотты получилась неплохая хозяйка. Если она наполовину столь же изворотлива, как ее мамаша, они даже смогут кое-что откладывать. Они ведь не тратят на хозяйство слишком много? - О да, конечно. - Это очень важно для хорошего ведения дома. Да, да. Уж она-то постарается жить по средствам. Хотя нужда им и не грозит, да поможет им Бог. Представляю, как часто они вспоминают, что после смерти мистера Беннета Лонгборн станет их собственностью. Небось смотрят на него так, как будто он им уже принадлежит. [169] - При мне они не могли касаться подобной темы. - Еще бы! Было бы странно, если бы они себе это позволили. Но я не сомневаюсь, что они без конца обсуждают это между собой. Ну что ж, если им ничего не стоит захватить чужое поместье, тем хуже для них. Я бы постыдилась принять что-нибудь в наследство по мужской линии! ГЛАВА XVIII Первая неделя после возвращения Джейн и Элизабет пролетела быстро. Началась вторая. Это была последняя неделя пребывания полка в Меритоне, и барышни всей округи находились в самом удрученном настроении. Уныние было почти всеобщим. Только две старшие мисс Беннет были способны еще есть, пить, спать и вести обычный образ жизни. Такая бесчувственность вызывала частые упреки со стороны безмерно несчастных Китти и Лидии, которые никак не могли допустить ее в ком-нибудь из членов своей семьи. - Боже, что с нами станется! Что же мы будем делать? - восклицали они на каждом шагу в порыве отчаяния. - И ты, Лиззи, можешь еще улыбаться? Преданная мамаша разделяла отчаяние дочек, припоминая собственные переживания при подобных обстоятельствах двадцать пять лет тому назад. - Могу поклясться, что я проплакала два дня напролет, когда нас покинул полк полковника Миллера. Я тогда была уверена, что сердце мое разбито навеки. - А я так ручаюсь, что мое сердце и в самом деле будет разбито! - сказала Лидия. - Если бы только можно было съездить в Брайтон! - заметила миссис Беннет. - О да, если бы только попасть в Брайтон! Но разве с папой договоришься! - Купания в море поставили бы меня на ноги. - Тетушка Филипс уверяет, что мне они просто необходимы, - вставила Китти. Подобные причитания то и дело повторялись в доме Беннетов. Элизабет хотелось относиться к ним с юмором. Однако все смешное было для нее отравлено чувством стыда за близких. Снова и снова убеждалась она в справедливости упреков мистера Дарси. И никогда еще его вмешательство в дела друга не казалось ей столь оправданным. Мрачное настроение Лидии, однако, внезапно рассеялось, когда она получила приглашение жены полковника Форстера сопровождать ее в Брайтон. Ее бесценная подруга была еще совсем молоденькой женщиной, лишь недавно вышедшей замуж. Беспечность и легкость нрава обеих сразу расположили их друг к [170] другу, и после трехмесячного знакомства они сделались неразлучны. Ликование Лидии по этому поводу, обожание, с которым она стала относиться к миссис Форстер, восторг миссис Беннет и отчаяние Китти едва ли могут быть описаны. Не обращая никакого внимания на чувства сестры, Лидия носилась по дому в непрерывном экстазе, добиваясь всеобщих поздравлений, хохоча и болтая больше, чем когда-либо прежде. В то же время в гостиной неудачливая Китти невразумительно и нудно роптала на свою судьбу. - Никак не пойму, почему миссис Форстер не могла с таким же успехом пригласить и меня? - брюзжала Китти. - Мы с ней, правда, не очень близки. Но у меня не меньше прав получить приглашение, чем у Лидии. Даже больше! Я старше ее на два года! Напрасно Элизабет пыталась ее урезонить, а Джейн - успокоить. Сама Элизабет отнеслась к этому приглашению совсем не так, как миссис Беннет и Лидия. Она боялась, что в результате поездки Лидия может лишиться последних крупиц здравого смысла. И как бы дорого ни обошелся ей такой шаг, узнай о нем ее домашние, она все же тайком посоветовала мистеру Беннету не отпускать Лидию в Брайтон. Она напомнила ему все случаи ее неразумного поведения, обратив внимание отца на сомнительную пользу, которую Лидия извлечет из дружбы с такой особой, как миссис Форстер. Ей казалось, что в Брайтоне, где соблазнов гораздо больше, чем дома, Лидия, находясь в подобной компании, может совершить еще более легкомысленные поступки. Внимательно ее выслушав, мистер Беннет ответил: - Лидия ни за что не угомонится, пока где-нибудь не покажет себя на людях. И едва ли ей представится другой случай осуществить это с меньшими неудобствами для нашей семьи. - Если бы вы знали, - сказала Элизабет, - какой ущерб может нам причинить бросающееся всем в глаза неосмотрительное и бестактное поведение Лидии! Больше того, какой ущерб им уже причинен! Тогда бы вы, я уверена, судили по-другому. - Уже причинен? - переспросил мистер Беннет. - Что же, оно отпугнуло от тебя кого-нибудь из твоих поклонников? Бедная Лиззи! Но ты не должна падать духом. О таких привередливых юнцах, которые не переносят малейшего признака глупости своих ближних, не стоит жалеть. Ну-ка, назови мне тех жалких людишек, которых оттолкнуло легкомыслие Лидии. - Вы ошибаетесь. Мне не приходится жаловаться на подобные разочарования. Я имела в виду не какие-либо отдельные случаи, а общий вред, который нам причиняют ее манеры. Наша репутация в обществе, уважение к нам знакомых подрываются взбалмошностью, самоуверенностью и крайней несдержанностью, свойственными ее характеру. Простите, я должна высказать свою мысль до конца. Если вы, дорогой отец, не возьмете на себя труд обуздать ее неудержимую натуру и разъяснить Лидии, что сегодняшние устремления не могут стать делом ее жизни, то скоро заниматься ее [171] воспитанием будет уже поздно. Ее характер окончательно сформируется, и, к нашему общему позору, она к шестнадцати годам превратится в пустую кокетку. Кокетку худшего, самого низкого пошиба, не располагающую никакими достоинствами, кроме молодости и некоторой внешней привлекательности. Невежество и пустота сделают ее совершенно беззащитной перед всеобщим презрением, вызванным ее погоней за успехом. Той же опасности подвергается и Китти, которая во всем следует за Лидией - глупой, тщеславной, праздной и совершенно разнузданной девчонкой. Папа, дорогой, неужели вы полагаете, что, вызывая осуждение и презрение всех наших знакомых, они не бросают тень на репутацию своих сестер? Мистер Беннет почувствовал, что Элизабет вложила в эти слова всю душу. Ласково взяв ее за руку, он сказал: - Ты напрасно волнуешься, моя девочка. Все, кто знает тебя или Джейн, достаточно уважают и ценят вас обеих. И это мнение не может пострадать оттого, что у вас имеются две или, я даже мог бы сказать, три на редкость глупые сестры. В Лонгборне не будет покоя, если Лидия не попадет в Брайтон. Пусть же она туда поедет. Полковник Форстер - человек разумный. Он не допустит, чтобы она попала в настоящую неприятность. И, к счастью, она достаточно бедна, чтобы не привлекать к себе охотников за приданым. Ей даже флиртовать там станет труднее, чем здесь, - офицеры найдут в Брайтоне девиц, заслуживающих большего внимания. Будем надеяться, что эта поездка заставит ее почувствовать свою незначительность. Во всяком случае, ее поведение не может заметно испортиться без того, чтобы мы были вправе посадить ее до конца дней под замок. Элизабет пришлось удовлетвориться этим ответом. Так как собственное ее мнение не изменилось, она ушла от отца разочарованная и огорченная. Не в ее характере, однако, было таить досаду, углубляясь в собственные переживания. Она сознавала, что выполнила свой долг, а печалиться заранее по поводу ожидаемых бед, усиливая их вдобавок своим беспокойством, ей было несвойственно. Если бы Лидия и ее мать узнали, о чем она говорила с отцом, они едва ли смогли бы найти выход своему негодованию. Брайтонская поездка казалась Лидии вершиной земного счастья. Ее пылкое воображение рисовало улицы курортного городка, заполненные пока еще незнакомыми ей офицерами. Она видела себя предметом поклонения многих десятков молодых людей. Перед ее мысленным взором в