Оцените этот текст:



                          Комедия в пяти действиях

----------------------------------------------------------------------------
     Перевод Т. Щепкиной-Куперник
     Ричард Бринсли Шеридан. Драматические произведения.
     М., Государственное издательство "Искусство", 1956
     OCR Бычков М.Н. mailto:bmn@lib.ru
----------------------------------------------------------------------------

                           ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА {*}

     {* Перевод Ю. Кагарлицкого.}

     На предисловие к пьесе, с успехом поставленной в театре; обычно смотрят
как  на  что-то  вроде  немого  пролога,  с  помощью  которого  автор,   уже
заручившийся  симпатиями  зрителя,  пытается  снискать   себе   расположение
читателя. Но поскольку прямое и главное  назначение  пьесы  состоит  в  том,
чтобы  в  живом  исполнении  удовлетворить  разнохарактерного  зрителя,  чей
приговор, по крайней  мере  в  театре,  не  подлежит  обжалованию,  то,  как
правило, ее успех или неуспех предрешен задолго до того, как  она  выносится
на суд холодного разума. Поэтому всякое дальнейшее ходатайство автора  перед
публикой в лучшем случае излишне, в худшем же заставляет  усомниться  в  его
скромности, ибо если пьеса на сцене провалилась, то боюсь, как бы  обращение
автора к читателю, подобно призыву к потомкам,  не  оказалось  чем-то  вроде
просьбы истца об отсрочке судебного разбирательства, когда  он  сам  сознает
всю необоснованность своего иска. Подобные соображения  заставили  бы  меня,
отдавая пьесу на суд читателя, ограничиться прологом, который  предшествовал
ей на сцене, когда бы она своим успехом  не  была  обязана  обстоятельствам,
столь необычным для театра, как  это  известно  автору,  что  о  них  нельзя
умолчать.
     Вряд ли нужно долго объяснять, что я имею в виду: пьеса  была  снята  с
репертуара для кое-каких переделок сразу же после первого представления,  на
котором  обнаружились  ее  недостатки  -  слишком  явные,   чтобы   избежать
порицания, и слишком многочисленные, чтобы можно было их наспех устранить.
     Кажется, нет писателя, который, полностью сознавая свою вину, не  желал
бы все же найти ей оправдание; и пусть даже его вещь не более,  как  простой
пустячок, - он, признавая ее недостатки, непременно постарается объяснить их
причинами, наименее унизительными для  своего  авторского  достоинства.  Что
касается меня, то я  могу,  не  опасаясь  быть  заподозренным  ни  в  особой
скромности,  ни  в  чрезмерной  откровенности,  сослаться  на  свою   полную
неискушенность в предмете, знатоком которого трудно считать  себя  человеку,
не располагающему ни опытом, приобретаемым практикой, ни поощрением, которое
дается успехом.
     Мне могут возразить, что без этих данных нечего и браться за пьесу,  но
я позволю себе не согласиться с таким мнением, ибо уже  с  первых  шагов  на
этом  поприще  убедился   в   справедливости   и   непредвзятости   суждений
беспристрастного зрителя, в его умении отличать  ошибки  по  неопытности  от
ошибок по недостатку таланта, а также  в  его  снисходительности  к  автору,
который выказывает готовность  преодолеть  недостатки  как  первого,  так  и
второго рода.
     Я не стал бы перечислять упреки, раздававшиеся по  адресу  моей  пьесы,
если б один из них не касался и руководителей театра, которым пеняли,  зачем
они еще до того, как пьеса была впервые  показана  зрителю,  не  постарались
устранить  ее  недостатки,  а  в  особенности  неслыханные  длинноты,  коими
изобиловала премьера.  Не  опровергнуть  подобное  незаслуженное  обвинение,
когда его предъявляют тем, с  чьей  стороны  я  встретил  самый  радушный  и
снисходительный  прием,  значило  бы  воздать  злом  за  добро.  Ссылка   на
недостаток времени давно уже не считается оправданием для писателя, и тем не
менее, когда речь идет о театре, трудно осудить торопливость, с какой  порою
автор и дирекция, действуя в интересах публики, стремятся заполнить брешь  в
репертуаре. Сезон давно уже начался,  когда  я  впервые  вручил  свою  пьесу
мистеру Гаррису; в то время она была по крайней  мере  в  два  раза  длиннее
любой комедии, идущей на сцене. Я принялся сокращать пьесу, опираясь на  его
знания и опыт, пока  мистер  Гаррис,  щадя  самолюбие  молодого  автора,  не
поступился ради этого своими собственными взглядами. И  если  он  оставил  в
пьесе некоторые длинноты, то лишь потому, что от  многих  помог  избавиться.
Правда, мне говорили, что действия остались непомерно затянутыми, но я тешил
себя надеждой, что первое же испытание пьесы на публике даст мне возможность
составить себе более трезвое мнение о ее недостатках и позволит в дальнейшем
исправить самые значительные из них.
     Многие другие ошибки, мною допущенные, отчасти  объясняются,  вероятно,
моим слабым знакомством с драматургией: я не приобретал его ни в театре,  ни
чтением. И все же, признаться, я в известном смысле ничуть не жалею о  своем
невежестве, ибо, когда я принимался за  пьесу,  первым  моим  желанием  было
избежать всего, сколько-нибудь смахивающего на  плагиат,  а  это,  по-моему,
скорее удается в  области  малознакомой,  где  собственным  находкам  грозит
меньшая опасность смешаться  с  воспоминаниями.  Чем  более  вы  искушены  в
предмете,  тем  труднее  внести  в  него  свое.  Потускневшие   воспоминания
всплывают в сознании подобно полузабытым снам, и  разыгравшееся  воображение
вынуждено с сомненьем  взирать  на  свое  потомство,  не  в  силах  отличить
собственных кровных отпрысков от приемных детей.
     Что касается некоторых частей пьесы,  единодушно  осужденных  во  время
премьеры, то, признаюсь, меня не так удивило публичное  порицание,  как  моя
собственная слепота: я сам должен был видеть всю их слабость.  Впрочем,  эти
нападки посыпались задолго до того, когда их можно было бы счесть обдуманным
приговором, который, как известно, никогда не выносится слишком поспешно,  и
мне даже не раз намекали, будто они  рождены  скорее  злопыхательством,  чем
взыскательностью, но я по-прежнему не придаю значения подобным  толкам,  ибо
знаю, что пьеса заслуживает упреков, в то время как для злословия  по  моему
адресу я не вижу никаких причин. Но, если бы эти намеки и были справедливы и
я  бы  даже  мог  указать,  кто  мои  недоброжелатели,  я  все  же  счел  бы
невеликодушным отвечать оскорблением на оскорбление, ибо злоба -  это  такая
страсть, которая гибнет без поощрения. Что касается  меня,  то  я  не  вижу,
почему  бы  драматургу  относиться  к  публике   премьеры   иначе,   чем   к
чистосердечному и здравомыслящему другу,  посетившему  в  интересах  будущих
зрителей генеральную репетицию пьесы. Автору, правда, не приходится ждать от
него лести, но он может, во  всяком  случае,  положиться  на  искренность  и
справедливость его  замечаний,  как  бы  резки  они  ни  были.  Публика,  от
приговора которой зависят надежды автора на деньги или  славу,  имеет  право
ожидать,  что  к  ее  мнению  отнесутся  с  уважением  если  не  из  чувства
признательности, то хотя бы учтивости ради.
     Что касается всяких щелкоперов, которые изливают свою желчь в салонах и
строчат поклепы на любого автора, к чести для себя с ними не связанного,  то
они  лишь  стремятся  придать  себе  побольше  значительности,  и  их  злоба
коренится в сознании собственного ничтожества.  В  их  замечаниях  неизменно
обнаруживается столько недоброжелательства и предвзятости, что эти зоилы  не
заслуживают внимания благородного  человека,  равно  как  природная  тупость
ставит их ниже самого неудачливого писателя.
     Пользуюсь случаем  снять  с  себя  обвинение,  будто  я  хотел  придать
национальный привкус образу сэра  Люциуса  О'Триггера.  Тем,  кого  подобное
заблуждение заставило осудить пьесу, я приношу искреннюю  благодарность;  и,
если бы неудача  моей  комедии,  пусть  даже  основанная  на  недоразумении,
прибавила хоть искру к угасающему патриотическому пламени в стране,  которую
я будто бы имел в виду, я сам приветствовал бы ее провал и мог бы  гордиться
тем, что  она  сослужила  обществу  лучшую  службу,  чем  сотни  современных
нравоучительных пьес, имевших успех на сцене.
     Сколько  я  знаю,  исполнителей  новой  пьесы  принято  благодарить  за
упражнение  своих  многообразных  дарований.  Но,  когда,   как   ныне,   их
исключительные и бесспорные заслуги уже были награждены  самыми  горячими  и
искренними рукоплесканиями множества взыскательных зрителей,  похвала  поэта
напоминала бы  попытку  восторженного  ребенка  перекричать  толпу.  Заслуги
руководителей театра, однако, не столь  очевидны  для  публики,  и  поэтому,
справедливости ради, я считаю своим долгом заявить, что писатель, пожелавший
испытать  себя  на  драматическом  поприще,  встретит  в   этом   театре   -
единственном, о котором я могу говорить на основании собственного  опыта,  -
искренний и радушный  прием,  что,  как  известно,  лучше  помогает  таланту
достичь совершенства, чем любые предписания разума или опыта.




     Сэр Энтони Абсолют.
     Капитан Абсолют.
     Фокленд.
     Акр.
     Сэр Люциус О'Триггер.
     Фэг.
     Дэвид.
     Томас.
     Миссис Малапроп.
     Лидия Лэнгвиш.
     Джулия.
     Люси.
     Служанка, мальчик, слуги.

                 Место действия - Бат. Все действие комедии
                      происходит в течение пяти часов.


                                 ПРОЛОГ {*}

     {* Оба пролога и эпилог к этой пьесе переведены В. Роговым.}

                              Написан автором
               Прочитан мистером Вудвордом и мистером Квиком

       Входит адвокат, за ним следует стряпчий и вручает ему бумагу.

                                  Адвокат

                     Ну почерк! Без очков не разберешь.

                                  Стряпчий

                     Понятно все: тут надобен платеж,
                     Уж постарайтесь, умоляю вас,
                               (Дает деньги.)

                                  Адвокат

                     Так... так... (Та же игра.) Все понял я
                                                    на этот раз!
                     Что вижу я? Да быть не может! Нет!
                     Поэт и тяжба! Деньги и поэт!

                                  Стряпчий

                     Я знаю, что вести защиту муз
                     Без гонорара вы решитесь...

                                  Адвокат

                                                  Ну-с!

                                  Стряпчий

                     Коль гонорар покажется вам мал -
                     Я виноват!

                                  Адвокат

                                Я вас не обвинял.

                                  Стряпчий

                     Сын Феба сыщется в суде порой...

                                  Адвокат

                     Из них еще с полсотни - в долговой!

                                  Стряпчий

                     Для адвоката нет позора в том,
                     Что украшает он парик венком.

                                  Адвокат

                     Сокрыл герой, чья слава велика,
                     Листок лавровый в буклях парика,
                     Но пусть клиент ваш знает: в дни тревог
                     Парик судейский лучше, чем венок.

                                  Стряпчий

                     Так чтобы победил в суде клиент,
                     Идите в мантии, в обилье лент,
                     Во всеоружье грации своей,
                     С заученною хитростью речей,
                     И тяжбу выиграйте нам смелей.
                                 (Уходит.)

                                  Адвокат

                     Прорепетируем. Бумага эта
                     Дает мне право защищать поэта
                     В сем зале. Знаю, нелегко тягаться
                     С судом, где не бывает апелляций:
                     Здесь хитростью не притупить закон,
                     Уловками не будешь тут спасен.
                     Решенья дрюрилейнского суда
                     Не пересматривались никогда!
                     Но я у вас хочу просить поддержки,
                     Пусть даже и не возмещу издержки.
                     Тут злобы нет, не знает желчи зал -
                     Я вежливей присяжных не встречал!
                     Но, коль сыграем, вас не взвеселя,
                     Зевок ваш - ссылка, шиканье - петля!
                     Клиент мой сразу слово вам дает -
                     Присяжным он не сделает отвод!
                     Из журналистов быть здесь может всяк,
                     Не вычеркнут ни критик, ни остряк.
                     Тогда поэта можно осудить,
                     Коль вам он не сумеет угодить.
                     С почтеньем к вам он обратил мольбу,
                     Чтобы решили вы его судьбу.




                              Написан автором
              Прочитан на десятом представлении миссис Балкли

                        Мы победили, выигран процесс,
                     И наш достойный адвокат исчез.
                     Поэту он служил, а я возьмусь
                     Служить прекраснейшей из сонма муз;
                     Я, женщина, судейских труд взяла
                     И защищаю женщины дела.
                        Взгляните на нее (указывает на статую
                                        Комедии) - во глуби глаз
                     Зарница смеха у нее зажглась,
                     И этот смех сатиру скрыть готов
                     Иль краску-порожденье острых слов;
                     Фантазия, лукава и вольна,
                     В улыбках торжествующих видна.
                        От этой ли красотки ждать рацей?
                     И проповедовать пристало ль ей?
                     Седой ли опыт юности идет?
                     Для важных мин годится ль этот рот?
                     Не ей серьезной быть - она из тех,
                     Кто не клевещет на любовь и смех.
                        Она во всем мила и хороша,
                     Покорны ей и разум и душа -
                     Ее ли свергнуть? И призвать взамен
                     Чувствительную Музу грустных сцен,
                     На чьем гербе с рождения доныне
                     "Путь пилигрима" и пучок полыни!
                     Резец ее из дуба изваял -
                     Что ж, это подходящий матерьял!
                     Ах, если мы престол уступим ей,
                     То, выхватив кинжал сестры своей
                     И жаждой слез безжалостной полна,
                     Смертями пьесу завершит она:
                     Пусть Гарри Вудворд Данстэлла придушит,
                     Засадит Квика, Шутера оглушит,
                     Пока Барсанти в горшей из кручин
                     Зарежет иль себя, иль миссис Грин.
                        Чтоб не было ужасных этих бед,
                     Вещай нам, критик, и рифмуй, поэт!
                     Ужель комедии крепить закон?
                     Таким союзом лишь ослаблен он.
                     Потребна помощь доблести едва ли,
                     Не нужно масок правде и морали,
                     Вот та, кто им любезна (указывает на статую
                                                Трагедии), чье чело
                     Туманом горестей обволокло,
                     И кто, не убоясь порока жал,
                     Ему бесстрашно в грудь вонзит кинжал.






                               Улица в Бате.

      Томас переходит через улицу. Появляется Фэг, смотрит ему вслед.

     Фэг. Да никак Томас? Он самый и есть! Эй, Томас, Томас!
     Томас. Ах, батюшки мои! Мистер Фэг! Руку, товарищ по сословию!
     Фэг. Извини, что я  не  снимаю  перчатки,  Томас.  Чертовски  рад  тебя
видеть, дружище! О краса возничих, как же ты превосходно выглядишь! Но, черт
побери, кто бы мог подумать, что мы встретимся здесь, в Бате?
     Томас. А как же! Хозяин, мисс Джулия, Гарри, мисс Кэт  и  кучер  -  все
налицо.
     Фэг. Вот как!
     Томас.  Да-да.  Хозяин,  видишь  ли,  почувствовал,  что   его   старая
приятельница, подагра, намерена ему сделать визит,  так  ему  пришло  на  ум
улизнуть от нее. Ну и гони лошадей. В час какой-нибудь собрались - и айда! -
поехали.
     Фэг. Как же, скор во всех делах, на то он сэр Энтони Абсолют!
     Томас. Ну скажи мне, мистер Фэг, а как поживает  молодой  хозяин?  Черт
возьми, вот изумится сэр Энтони, что капитан здесь!
     Фэг. Я больше не служу у капитана Абсолюта.
     Томас. Как же так?..
     Фэг. Я в услужении у прапорщика Беверлея.
     Томас. Боюсь, что ты не выиграл, переменив место.
     Фэг. А я и не думал его менять, Томас.
     Томас. Как! Ты же сказал, что больше не служишь у капитана!
     Фэг. Нет! Ну, мой честный Томас, не стану тебя морочить; в двух словах:
капитан Абсолют и прапорщик Беверлей - одно и то же лицо.
     Томас. Ах, черт их возьми! Как же это так?
     Фэг. Да уж так, Томас: сейчас в игре прапорщик - значит,  капитан  меня
не касается.
     Томас. Так-так. Опять какие-нибудь  шашни,  ручаюсь.  Расскажи,  в  чем
дело, мистер Фэг, ведь я от тебя ничего не скрываю.
     Фэг. А ты будешь молчать, Томас?
     Томас. Как почтовая лошадь!
     Фэг. Так вот, причина всему  -  любовь.  Любовь,  Томас,  как  пишут  в
книгах, еще со дней Юпитера прибегала к маскарадам и переодеваниям.
     Томас. Так-так!  Я  сразу  догадался,  что  тут  замешана  какая-нибудь
дамочка. Но объясни, сделай  милость,  почему  же  капитан  выдает  себя  за
прапорщика? Я еще понимаю, если бы он выдавал себя за генерала.
     Фэг. Ах, Томас, в этом-то и вся тайна. Представь себе, Томас,  что  мой
хозяин влюбился в девицу с очень  странными  вкусами:  бедный  прапорщик  ей
нравится, а узнай только она, что он сын и наследник сэра  Энтони  Абсолюта,
баронета, с тремя тысячами фунтов дохода, - пропало дело.
     Томас. Поистине странный вкус! А как у нее-то  самой  насчет  капитала,
мистер Фэг? Богата она?
     Фэг. Богата ли? Да я думаю, в ее руках  половина  всех  государственных
бумаг. Черт побери, Томас! Она могла бы выплатить национальный долг  так  же
легко, как я по счету прачке. Собачонка ее ест на золоте, попугая она кормит
мелким жемчугом, а нитки у нее наматываются на банковые билеты.
     Томас. Здорово, ей-богу! Чего доброго и тысячи нипочем? Ну, а как она с
капитаном-то? Узду очень натягивает?
     Фэг. Они, что голубки, воркуют.
     Томас. Можно узнать, кто такая?
     Фэг. Мисс Лидия Лэнгвиш.  Но  тут  примешалась  старая  упрямая  тетка.
Впрочем,  она  еще  в  глаза  не  видела  моего  хозяина,  потому   что   мы
познакомились с девицей, когда гостили в Глостершире.
     Томас. Ну что же, от души желаю им попасть в одну упряжку! Но  расскажи
мне, мистер Фэг, что за местечко такое этот  Бат?  Я  о  нем  много  слыхал.
Говорят, тут тьма всяких развлечений, а?
     Фэг.  Не  мало,  не  мало,  Томас!  Есть  где  пошататься.  С  утра  мы
отправляемся в галлерею, хотя ни хозяин, ни я вод не пьем. После завтрака  -
прогулка по эспланаде или партия на бильярде, по вечерам танцы. Но в общем -
нудное место! Надоело оно мне... Я прямо отупел от  этой  правильной  жизни.
После одиннадцати - ни музыки, ни карт... Правда, мы с камердинером  мистера
Фокленда  иногда  частным  образом  устраиваем  вечеринки...  Вот   я   тебя
познакомлю, Томас, он тебе очень понравится.
     Томас. Да я давно знаком с мистером Дюпень: ведь  его  хозяин  -  жених
мисс Джулии.
     Фэг. Ах,  я  и  позабыл  совсем!  Ну,  Томас,  придется  тебе  немножко
отполироваться здесь. Смотри,  пожалуйста,  парик!  Какого  черта  ты  парик
носишь? В Лондоне ни один уважающий себя кучер уже не наденет парика.
     Томас. Тем хуже, тем хуже! Когда я  услыхал,  что  доктора  и  адвокаты
перестали носить парики, я сразу понял, что все за ними потянутся.  Нелегкая
их возьми! Раз в суде пошла  такая  мода,  так  уж  непременно  и  на  козлы
перекинется. Но на что это будет похоже! Нет, Фэг, как хочешь,  а  я  своего
парика не отдам - пусть доктора и адвокаты делают, что им угодно.
     Фэг. Ладно, Томас, не будем из-за этого спорить.
     Томас. Да и не  все  профессии  в  этом  согласны:  у  нас  в  деревне,
например, хоть Джек Годж, податной сборщик, выставляет  напоказ  свои  рыжие
патлы,  зато  коротышка  Дик,  коновал,  поклялся,  что  не  снимет   своего
тупейчика, хотя бы весь университет начал щеголять в собственных волосах.
     Фэг. Вот как! Молодчина Дик! Но стой! Замечай, замечай, Томас!
     Томас. А-а-а... Сам капитан налицо. Так это она и есть с ним?
     Фэг. Не-ет, нет. Это  мадам  Люси,  камеристка  его  дамы  сердца.  Они
остановились в этом доме. Но мне надо поспешить - скорей рассказать ему  все
новости.
     Томас. Э! Да он ей деньги дает! Ну, мистер Фэг...
     Фэг. Прощай пока, Томас. Нынче  вечером  мы  условились  встретиться  у
Гэйд-порча. Приходи туда к восьми: соберемся тесной компанией.

                                Расходятся.




  Будуар миссис Малапроп. Лидия Лэнгвиш  лежит  на  кушетке  с  книгой  в
                   руках. Люси только что вошла с улицы.

     Люси. Право, сударыня,  я  весь  город  обегала,  искавши  эти  книжки:
кажется, ни одной библиотеки в Бате не пропустила.
     Лидия. И так и не достала "Награды за постоянство"?
     Люси. Нет, сударыня.
     Лидия. И "Роковой связи" не могла найти?
     Люси. Нет, сударыня.
     Лидия. Неужели и "Ошибок сердца" нет?
     Люси. С "Ошибками сердца" не  повезло.  Мистер  Булль  сказал,  что  их
только что взяла мисс Сюзанна Сантер.
     Лидия. Ах, какая досада! А ты не спрашивала "Чувствительного отчаяния"?
     Люси. Или "Записок леди Вудфорд"? Везде  спрашивала,  сударыня,  и  они
были у мистера Фредерика, но их только что вернула  леди  Слаттерн  в  таком
виде... перепачканные... с загнутыми уголками. - в руки взять противно.
     Лидия. Ах, какая досада! Я всегда узнаю, когда книга раньше побывала  у
леди Слаттерн. Она оставляет на страницах  следы  пальцев  и,  должно  быть,
нарочно отпускает ногти, чтобы делать отметки на полях. Но  что  же  ты  мне
принесла, друг мой?
     Люси. А вот, сударыня! (Вынимает из-под плаща и из карманов книги.) Вот
"Гордиев  узел",  а  вот  это  -  "Перигрин  Пикль".  Вот   еще   -   "Слезы
чувствительности"  и  "Хэмфри  Клинкер".  Тут  -  "Мемуары   знатной   дамы,
написанные ею самой" и потом еще второй том "Сентиментального путешествия".
     Лидия. Ах, какая досада! А это что за книги там, у зеркала?
     Люси. Это "Нравственный долг человека". Я в него кружева  кладу,  чтобы
разгладить.
     Лидия. Ну хорошо. Дай мне sel volatil.
     Люси. Это которая в синем переплете?
     Лидия. О дурочка, дай мне мой флакон с нюхательной солью!
     Люси. Ах, пузырек! Извольте, сударыня.
     Лидия. Стой! Кто-то идет. Поди посмотри, кто там!



Как будто голос кузины Джулии?

                                Входит Люси.

     Люси. Ах, господи, сударыня, это мисс Мельвиль.
     Лидия. Возможно ли?

                        Люси уходит. Входит Джулия.

Джулия, дорогая моя, как я рада!

                                 Целуются.

Вот неожиданное счастье!
     Джулия. Да, Лидия, и тем оно приятнее. Но почему меня сразу к  тебе  не
пустили?
     Лидия. Ах, Джулия, у меня  столько  накопилось  рассказать  тебе...  Но
сначала ты скажи, каким чудом ты очутилась в Бате? И сэр Энтони тоже здесь?
     Джулия.  Да.  Мы  только  что  приехали.  Он,   наверно,   как   только
переоденется с дороги, приедет засвидетельствовать почтение миссис Малапроп.
     Лидия. Так, пока нам не помешали,  дай  мне  поделиться  с  тобой  моим
горем. Я знаю, твое доброе сердце ответит мне сочувствием, хотя, может быть,
твое благоразумие и осудит меня. Я тебе писала о моем  романе  с  Беверлеем.
Так вот, всему конец, Джулия! Моя тетка все узнала. Она перехватила  записку
и с тех пор держит меня в заточении... А сама - можешь  себе  вообразить!  -
без памяти влюблена  в  длиннющего  ирландского  баронета,  которого  как-то
встретила на рауте у леди Мак-Шэффл.
     Джулия. Ты шутишь, Лидия?
     Лидия.  Какие  уж  тут  шутки!  Она  даже  переписывается  с  ним   под
вымышленным именем, и, пока не  откроется  ему,  она  не  то  Делия,  не  то
Селия... уверяю тебя.
     Джулия. Тогда она должна быть более снисходительной к своей племяннице!
     Лидия. В том-то и дело, что нет. С тех  пор  как  она  обнаружила  свою
собственную слабость, она стала гораздо  нетерпимее  к  моей.  А  потом  еще
несчастье: этот противный Акр сегодня приезжает  в  Бат;  так  что,  клянусь
тебе, вдвоем они меня совсем замучают.
     Джулия. Полно, полно, Лидия, не надо приходить в отчаяние,  сэр  Энтони
уж постарается повлиять на миссис Малапроп.
     Лидия. Но ты еще не знаешь самого ужасного. К несчастью, я  поссорилась
с моим бедным Беверлеем как раз перед тем, как тетка все узнала! Я так и  не
видела его с тех пор и не могла с ним помириться.
     Джулия. Чем же он провинился?
     Лидия. Ничем решительно. Я сама не знаю, как это вышло. Сколько раз  мы
ни встречались - ни разу не поссорились, и я уже начала бояться, что он  так
никогда и не подаст мне повода к ссоре. И вот в прошлый четверг я сама  себе
написала  письмо,  где  сообщала,  что  Беверлей  ухаживает  за  другой,   Я
подписалась: "Ваш  неизвестный  доброжелатель",  показала  письмо  Беверлею,
обвинила его в измене, разыграла  страшный  гнев  и  поклялась,  что  больше
никогда не пущу его к себе на глаза!
     Джулия. С этим вы и расстались? И с тех пор ни разу не виделись?
     Лидия. Как раз на  другой  день  тетка  все  узнала.  Я  хотела  только
помучить его денька три - и вот потеряла навек!
     Джулия. Если он  благородный  и  любящий  человек,  каким  ты  мне  его
описала, он никогда так не расстанется с тобой. Однако, Лидия,  подумай:  ты
говоришь, что он простой прапорщик, а у тебя тридцать тысяч фунтов.
     Лидия. Но ведь ты знаешь, что я лишаюсь  почти  всего  состояния,  если
выйду замуж до своего совершеннолетия без согласия тетки; а я именно  так  и
решила сделать, лишь только узнала об этом условии. Я не могла  бы  полюбить
человека, который хоть на минуту задумался бы, как в таком случае поступить.
     Джулия. Ну это уж каприз!
     Лидия. Как! Джулия  меня  упрекает  за  капризы?  Я  думала,  что  твой
возлюбленный Фокленд приучил тебя к капризам!
     Джулия. Они мне и в нем не нравятся.
     Лидия. Кстати, ты уже послала за ним?
     Джулия. Нет еще, вообрази! Он и понятия не имеет, что мы  в  Бате.  Сэр
Энтони так неожиданно собрался сюда, что я не успела сообщить Фокленду.
     Лидия. Ну вот, Джулия, ты сама себе госпожа - хоть и  под  крылом  сэра
Энтони, - и все-таки весь этот год  ты  была  добровольной  рабой  капризов,
причуд, ревности твоего неблагодарного Фокленда. Он все откладывает  свадьбу
и, следственно, не имеет прав мужа, а уже всецело распоряжается тобой.
     Джулия. Ошибаешься. Мы были помолвлены  как  раз  перед  смертью  моего
отца. Это и явилось  Причиной,  что  мы  откладываем  свадьбу,  несмотря  на
горячее желание моего Фокленда. Он слишком благороден,  чтобы  легкомысленно
относиться к таким вещам. Что до его  характера,  ты  тоже  несправедлива  к
Нему. Нет, Лидия, он слишком горд, слишком великодушен, чтобы быть ревнивым.
Может быть, он обидчив, требователен, зато не  притворяется...  Может  быть,
капризен, зато не груб. Он чужд показной любви и пренебрегает чисто внешними
знаками внимания, какие  в  ходу  у  влюбленных.  Зато  жар  его  чувств  не
растрачен, он любит пылко и искренне и, будучи всей  душой  предан  любимой,
ждет и от нее, чтобы каждая ее мысль, каждое ее чувство бились в лад с  его.
Но,  хотя  гордость  Фокленда  требует  полной  взаимности,  его  скромность
недооценивает своих собственных прав на эту взаимность; и вот,  не  чувствуя
за собой права на такую любовь, какая ему нужна,  он  начинает  подозревать,
что недостаточно любим. Признаюсь тебе,  что  несчастный  характер  Фокленда
доставил  мне  немало  горьких  минут,  но  я  научилась  считать  себя  его
должницей: все эти недостатки лишь подтверждают пылкость его любви.
     Лидия. Я не могу тебя бранить, что ты так горячо берешь его под защиту,
но скажи откровенно, Джулия, если бы он тогда не спас тебе жизнь, неужели ты
все равно влюбилась бы в него так же беззаветно?  Право,  мне  кажется,  тот
шторм, который перевернул вашу лодку, оказался  попутным  ветром  для  твоей
любви.
     Джулия. Может быть, благодарность усилила мою привязанность  к  мистеру
Фокленду, но я любила его и до того, как он спас мне жизнь.  Хотя,  конечно,
одного этого подвига было бы довольно, чтобы...
     Лидия. Подвиг? Да любая ньюфаундлендская собака сделала бы то же самое!
Вот уж я не подумала бы отдать мое сердце человеку  только  потому,  что  он
хорошо плавает.
     Джулия. Право, Лидия, ты бог знает что говоришь.
     Лидия. Ну, ну, я шучу! Что там такое?

                           Поспешно входит Люси.

     Люси. Ах, сударыня, там приехала ваша тетушка  вместе  с  сэром  Энтони
Абсолютом!
     Лидия. Они сюда вряд ли придут. Люси, покарауль там.

                                Люси уходит.

     Джулия. Однако мне пора идти. Сэр Энтони не знает, что я пошла к  тебе.
Если он меня здесь встретит, то непременно  потащит  осматривать  город.  Уж
лучше я другой раз засвидетельствую свое почтение миссис Малапроп,  когда  у
меня больше достанет терпения слушать ее  разговоры.  Ведь  она  как  пойдет
сыпать  всякими  мудреными  словечками,  которые  безбожно  путает,  хоть  и
уверенно произносит...

                                Входит Люси.

     Люси. Ох, господи, сударыня, они вместе идут наверх!
     Лидия. Ну, не стану тебя удерживать, кузиночка. До свидания, дорогая! Я
уверена, что ты торопишься послать за Фоклендом. Пройди через  мою  спальню,
там есть другая лестница.
     Джулия. До свидания!

                          Целуются. Джулия уходит.

     Лидия.  Скорее,  Люси,  милочка,  спрячь  книги.  Живо,   живо!   Брось
"Перигрина Пикля" под туалет. Швырни "Родрика  Рэндома"  в  шкаф.  "Невинный
адюльтер" положи под "Нравственный долг человека"... "Лорда Эймуорта" закинь
подальше  под  диван.  "Овидия"  положи  под   подушку...   "Чувствительного
человека" спрячь к себе в  карман.  Так...  так...  Теперь  оставь  на  виду
"Поучения миссис Шапон", а "Проповеди Фордайса" положи открытыми на стол...
     Люси. Ах, сударыня, парикмахер  выдрал  из  них  все  листы  вплоть  до
"Предосудительного поведения"...
     Лидия. Ничего, открой их на "Трезвости". Брось мне сюда  "Письма  лорда
Честерфильда". Ну, теперь они могут пожаловать!

                Входят миссис Малапроп и сэр Энтони Абсолют.

     Миссис  Малапроп.  Вот,  сэр   Энтони,   полюбуйтесь!   Вот   вам   эта
умница-разумница, которая хочет опозорить свое семейство и кидается  на  шею
какому-то малому, который гроша ломаного не стоит.
     Лидия. Тетушка, я думала, вы...
     Миссис Малапроп. Думала? Вы думали, сударыня? Не знаю, как это вы  себе
позволяете думать! Совершенно неподходящее занятие для  молодой  девицы!  Мы
одного от вас требуем. Обещайте нам м_о_н_у_м_е_н_т_а_л_ь_н_о  забыть  этого
малого, подвергнуть его полной п_р_о_с_к_р_и_п_ц_и_и и даже не вспоминать  о
нем.
     Лидия. Ах, тетушка, наши воспоминания не зависят от нашей воли!  Забыть
не так легко.
     Миссис Малапроп. А я вам говорю, что это очень легко, сударыня! Забыть?
Ничего нет легче, если за это хорошо взяться. Забыла  же  я  твоего  бедного
покойного дядюшку, как будто он и  не  существовал  никогда.  Потому  что  я
считала  это  своим  долгом...  И  верь  мне,  Лидия,  все   эти   страстные
воспоминания весьма неприличны для молодой девицы.
     Сэр Энтони. Да неужели она решится вспоминать то, что ей запрещено? Вот
они, плоды чтения!
     Лидия. Какое  преступление  я  совершила,  тетушка,  что  со  мной  так
обращаются?
     Миссис Малапроп. Не пробуй притворяться  невинностью,  у  меня  имеются
слишком к_о_н_к_у_р_е_н_т_н_ы_е  доказательства.  Ну,  говори:  обещаешь  ты
слушаться? Пойдешь замуж за кого тебе прикажут твои близкие?
     Лидия. Тетушка, скажу вам откровенно, даже если  бы  я  еще  никому  не
отдала предпочтения, ваш выбор возбудил бы во мне одно отвращение.
     Миссис Малапроп, Это еще что такое, сударыня? Какие такие  предпочтения
и отвращения? Это совершенно неприлично для молодой девицы. Ты должна знать,
что и то и другое со временем неизбежно проходит,  и  потому  в  браке  куда
безопаснее начинать с легкого отвращения. Я, например, до свадьбы ненавидела
твоего дорогого дядюшку, как чернокожего арапа, и, однако,  какой  примерной
женой я ему была! А когда богу угодно было избавить меня от него, так  никто
и не знает, сколько я слез пролила! Ну, а если мы тебе предоставим еще  один
выбор, откажешься ты от этого Беверлея?
     Лидия. Если бы даже слова мои  согрешили  против  правды,  то  поступки
доказали бы ложь моих слов.
     Миссис  Малапроп.  Ступай  к  себе  в  комнату!  Оставайся  со   своими
собственными капризами - лучшего ты и не стоишь.
     Лидия. Охотно, тетушка, я в этом случае не много потеряю. (Уходит.)
     Миссис Малапроп. Вот негодная девчонка!
     Сэр Энтони. Ничего в этом удивительного нет, сударыня! Это естественное
последствие воспитания. Как можно учить  девушку  читать?  Да  будь  у  меня
тысяча дочерей, богом клянусь,  я  бы  их  скорей  чернокнижию  обучал,  чем
грамоте.
     Миссис  Малапроп.  Полно,  полно,  сэр  Энтони,  какой  вы  злой  -  вы
абсолютный ф_и_л_а_н_т_р_о_п!
     Сэр Энтони. По дороге сюда, миссис Малапроп,  я  видел,  как  горничная
вашей племянницы выходила из  библиотеки.  У  нее  в  каждой  руке  было  по
нескольку книжек в обложках из мраморной бумаги. Тут  я  сразу  понял,  чего
можно ждать от ее хозяйки!
     Миссис Малапроп. Да! Библиотеки - это настоящие м_и_а_з_м_ы.
     Сэр Энтони. Сударыня, библиотека для чтения в городе - это вечнозеленое
древо дьявольского познания,  оно  цветет  круглый  год...  и,  уверяю  вас,
сударыня, кто постоянно забавляется его листами, тот и до плода дойдет.
     Миссис   Малапроп.   Стыдитесь,   стыдитесь,   сэр   Энтони!   Как   вы
л_а_к_о_н_и_ч_е_с_к_и выражаетесь!
     Сэр Энтони. Но будем говорить спокойно, сударыня:  что  же,  по-вашему,
женщине нужно знать?
     Миссис Малапроп. А вот, сэр Энтони, будь у меня дочь, я вовсе не хотела
бы, чтобы она была ф_е_н_о_м_е_н_о_м по ученой части:  ученость  не  к  лицу
молодой девице. Я бы  не  позволила  ей  возиться  с  греческим,  еврейским,
алгеброй,    со     всякими     с_и_м_о_н_и_я_м_и,     ф_у_к_с_и_я_м_и     и
р_е_ф_л_е_к_с_и_я_м_и, вообще всякими т_е_о_р_е_м_а_м_и... И уж, конечно,  я
не    дала    бы    ей    в    руки     никаких     этих     математических,
г_а_с_т_р_о_н_о_м_и_ч_е_с_к_и_х, дьявольских приборов. Но, сэр Энтони, я  бы
ее лет с девяти отдала в пансион, чтобы ее там обучали  наивности,  а  также
п_р_о_к_л_а_м_а_ц_и_и и другим э_к_з_о_т_и_ч_е_с_к_и_м искусствам.  Затем  -
она должна уметь немного считать. Ну, конечно, как подрастет, поучила бы  ее
г_е_о_м_е_т_р_и_и, чтобы она знала кое-что о нашем  к_о_н_т_и_н_г_е_н_т_е  и
вообще о земном шаре. Но главное, сэр Энтони, главное - она должна  была  бы
вполне овладеть г_е_о_г_р_а_ф_и_е_й, чтобы правильно писать  и  не  искажать
так бессовестно произношение слов,  как  большинство  девиц!  Самое  важное,
чтобы она понимала значение каждого слова. Вот, сэр Энтони,  что,  по-моему,
нужно   знать   женщине,   и   я   полагаю,   что    ни    одного    лишнего
к_о_н_т_р_а_п_у_н_к_т_а вы здесь не найдете.
     Сэр Энтони. Хорошо, хорошо, сударыня. Не стану с вами спорить,  хотя  с
таким противником приятно иметь дело, так  как,  в  сущности,  все,  что  вы
говорите, льет воду на мою мельницу. Но перейдем к  более  важному  вопросу.
Итак, у вас нет возражений на то, что я предложил вам?
     Миссис Малапроп. Ни малейших, уверяю  вас.  Мистеру  Акру  я  пока  еще
ничего не обещала, и раз Лидия так настроена против него, может быть, вашему
сыну больше повезет.
     Сэр Энтони. В таком случае, сударыня, я сейчас  же  напишу  мальчугану,
чтобы он приехал. Он о моем плане еще и понятия не имеет,  хотя  я-то  давно
держу это в голове. Сейчас он со своим полком.
     Миссис Малапроп. Мы никогда не  видали  вашего  сына,  сэр  Энтони,  но
надеюсь, что с его стороны не будет возражений?
     Сэр Энтони. Возражений? Да посмей он  только  мне  возразить!  Нет-нет,
сударыня. Джеку хорошо известно, что малейшее  возражение  приводит  меня  в
бешенство. Я всегда держался простого правила. Если Джек в детстве  пробовал
возражать мне - я его бац по уху! А если он на это пробовал  обижаться  -  я
его вон из комнаты!..
     Миссис Малапроп. Прекрасное правило, по совести скажу.  Молодежи  нужна
строгость, это производит наилучший э_ф_ф_е_к_т. Решено, сэр Энтони: я пошлю
отказ мистеру Акру и  подготовлю  Лидию  к  д_е_к_о_р_а_ц_и_и  вашего  сына.
Надеюсь, когда вы будете говорить с ним, вы всячески поддержите  р_е_з_ю_м_е
моей племянницы.
     Сэр Энтони. Не беспокойтесь, сударыня, я поведу дело осторожно. Ну, мне
пора.  Прошу  вас,  миссис  Малапроп,  не  церемоньтесь  с  молодой  особой,
послушайтесь моего  совета:  держите  ее  в  руках.  Если  она  заупрямится,
посадите ее под замок, да пускай прислуга денька три-четыре  забудет  подать
ей обед. Вы и  представить  себе  не  можете,  как  быстро  она  угомонится!
(Уходит.)
     Миссис Малапроп. С  каким  удовольствием  я  освободилась  бы  от  этой
п_р_о_т_е_к_ц_и_и. Она каким-то образом проведала о  моей  симпатии  к  сэру
Люциусу. Неужели Люси меня выдала? Нет! Девушка такая простушка, я бы  мигом
все у нее выведала. (Зовет.) Люси, Люси! Если бы она была из этих  нынешних,
продувных, разве я бы ей доверилась!

                                Входит Люси.

     Люси. Вы звали, сударыня?
     Миссис Малапроп. Да, милая. Видела ты сегодня сэра Люциуса?
     Люси. Нет, сударыня, даже мельком не видала.
     Миссис Малапроп. Люси! Ты уверена, что ты никогда, никому не...
     Люси. О господи, да я бы скорее язык откусила!..
     Миссис  Малапроп.  Смотри,  не  давай  никому   воспользоваться   твоей
простотой.
     Люси. Слушаю, сударыня!
     Миссис Малапроп. Зайди ко мне потом, я тебе  дам  еще  записку  к  сэру
Люциусу. Но помни, Люси! Если ты когда-нибудь, кому-нибудь - исключая  меня,
конечно, - выдашь чужой секрет,  ты  навсегда  потеряешь  мое  расположение.
Простота простотой, но это не должно тебе мешать быть  л_о_к_а_л_ь_н_о_й  по
отношению ко мне. (Уходит.)
     Люси. Ха-ха-ха! Ну, милая моя простота, надо тебе дать маленький отдых.
(Меняет тон.) Пускай другие девушки, мои товарки, стараются казаться ловкими
и умелыми на все руки! Нет, куда выгоднее маска глупости,  а  под  ней  пара
глаз, зорко следящих за собственной пользой. Дай-ка  сосчитаю,  что  мне  за
последнее время принесла моя  простота!  (Вынимает  бумагу  и  читает.)  "За
поощрение мисс Лидии Лэнгвиш в ее намерении бежать с прапорщиком:  в  разное
время - наличными двенадцать фунтов двенадцать шиллингов,  платьев  -  пять,
шляпок, рюшек, чепцов и прочее - без счета. От вышеупомянутого прапорщика за
последний месяц - шесть гиней с половиной..." Почти  что  четверть  годового
жалованья! Далее: "От миссис Малапроп за то,  что  выдала  их  роман,  когда
убедилась, что она все равно  их  накроет,  -  две  гинеи  и  черное  платье
па-де-суа". Далее: "От мистера Акра за доставку писем, которые я и не думала
доставлять, - две гинеи и пару пряжек"... Далее: "От сэра О'Триггера  -  три
кроны, два золотых  брелока  и  серебряную  табакерку".  Хорошо  заработала,
простота! Вот только пришлось мне моего ирландца уверить, что пишет  ему  не
тетушка, а племянница. Хоть он и не богат, но я убедилась, что в нем слишком
много гордости и  достоинства,  чтобы  пожертвовать  своими  чувствами  ради
денег. (Уходит.)






      Помещение капитана Абсолюта в гостинице. Капитан Абсолют и Фэг.

     Фэг. Пока я там был, сэр, возвратился ваш батюшка; я ему сказал, что вы
меня послали справиться о его здоровье и  узнать,  когда  ему  будет  угодно
принять вас.
     Капитан. А что он сказал, услышав, что я в Бате?
     Фэг. Признаться, сэр, я еще не видал  почтенного  джентльмена  в  таком
изумлении. Он отступил назад шага на три, на  четыре,  разразился  какими-то
непонятными проклятиями и изволил спросить, какой черт вас сюда принес?
     Капитан. Вот как, сударь? Ну и что же ты изволил ответить?
     Фэг. Начал врать напропалую! Забыл уже, что я  в  точности  болтал,  но
можете быть спокойны, сэр, правды он от меня не добился.  Однако,  с  вашего
разрешения, чтобы в дальнейшем избежать неразберихи, я был бы  вам  премного
благодарен, сэр, если б вы точно определили, зачем именно  мы  здесь,  чтобы
мне  лгать  как  можно  правдоподобнее.  Вся  прислуга  сэра  Энтони   очень
интересуется этим, господин капитан, чрезвычайно интересуется.
     Капитан. Надеюсь, ты им ничего не говорил?
     Фэг. О, ни слова, господин капитан, ни полсловечка! Хотя как раз мистер
Томас - наискромнейший из кучеров, господин капитан...
     Капитан. Черт тебя возьми, мошенник, неужели ты ему выболтал?
     Фэг. О нет-нет, господин капитан, ни-ни! Клянусь моей любовью к правде!
Он-то как раз выказал большое  любопытство...  Но  я  был  начеку,  господин
капитан! Мой хозяин, говорю я ему, честный Томас, - к тем, кто ниже  нас  по
положению, вы знаете, принято так обращаться - "честный", - приехал  в  Бат,
чтобы в_е_р_б_о_в_а_т_ь. Да, сэр, я так и сказал - в_е_р_б_о_в_а_т_ь, а кого
или что вы намерены завербовать, солдат ли, деньги ли, или  что  другое,  до
этого ни ему и никому вообще никакого дела нет.
     Капитан. Вербовать? Пожалуй, это подойдет. Пусть так и будет.
     Фэг.  О  господин  капитан,  это  замечательно  подойдет!   Для   пущей
убедительности я сказал Томасу, что  вам  уже  удалось  завербовать  пятерых
уволенных носильщиков, семерых несовершеннолетних  официантов  и  тринадцать
бильярдных маркеров.
     Капитан. Дуралей! Перестарался! Наговорил больше, чем нужно.
     Фэг. Виноват, господин капитан, виноват. Но, с вашего разрешения,  ложь
не стоит на ногах, если ее хорошенько  не  подпереть.  Когда  мне  случается
занять у моего воображения удачную ложь,  я  всегда  при  этом  фабрикую  не
только вексель, но и поручительство.
     Капитан. Ладно! Смотри только не перестарайся, этим ты скорее подорвешь
свой кредит. Что мистер Фокленд, вернулся?
     Фэг. Он наверху, сэр, переодевается.
     Капитан. Ты не знаешь, ему уже известно о приезде сэра  Энтони  и  мисс
Мельвиль?
     Фэг. Думаю, что нет, сэр: он  еще  никого  не  видел  с  тех  пор,  как
вернулся из Бристоля, кроме своего камердинера, который уезжал вместе с ним.
Вот, кажется, он спускается.
     Капитан. Поди скажи ему, что я здесь.
     Фэг. Слушаю. (Идет к выходу.) Прошу прощенья, сэр, но  в  случае,  если
батюшка ваш пожалует, сделайте милость, не  позабудьте,  что  мы  здесь  для
того, чтобы в_е_р_б_о_в_а_т_ь.
     Капитан. Ладно, ладно.
     Фэг. И, во внимание к моей репутации, если бы ваша честь были так добры
упомянуть о носильщиках и официантах, я бы почел это за великое одолжение: я
никогда не побоюсь солгать, чтобы услужить моему хозяину, но быть  уличенным
во лжи - слишком уж неприятно для нашей совести. (Уходит,)
     Капитан. Ну, теперь возьмемся за моего капризного приятеля. Если он еще
не знает, что его невеста здесь, я его немножко помучаю, прежде чем  сказать
ему об этом.

                              Входит Фокленд.

Фокленд! Приветствую тебя снова в Бате. Как ты точно возвратился!
     Фокленд. Да, когда я окончил свои дела,  меня  ничто  не  удерживало  в
Бристоле. Что нового с тех пор, как мы расстались? Как у тебя обстоят дела с
Лидией?
     Капитан. Все на том  же  месте.  Я  не  видался  с  ней  со  дня  нашей
размолвки, но жду с минуты на минуту, что она позовет меня.
     Фокленд. Почему ты не уговоришь ее бежать с тобой не откладывая?
     Капитан. Да, и потерять две трети ее состояния? Ты забываешь  об  этом,
друг мой. Нет-нет, я давно уж мог бы добиться этого от нее.
     Фок лен д. По-моему, ты слишком затянул  игру.  Если  ты  уверен  в  ее
чувстве, представься ее тетушке под собственным именем, сделай предложение и
напиши отцу, прося его согласия.
     Капитан. Легче, легче! Хоть я и  уверен,  что  моя  маленькая  Лидия  с
восторгом сбежит с прапорщиком Беверлеем,  я  далеко  не  убежден,  что  она
согласится стать моей женой при таких  препятствиях,  как  согласие  родных,
обычная, скучнейшая свадебная церемония и то, что я богат. Нет-нет,  к  этой
неприятности я должен ее  подготовить  постепенно;  раньше  чем  открыть  ей
жестокую правду, я постараюсь  стать  для  нее  совершенно  необходимым.  Ну
ладно, Фокленд. Ты обедаешь сегодня с нами в гостинице?
     Фокленд. Нет, уволь. Я совсем не в настроении для веселого общества.
     Капитан. Клянусь честью, я перестану водить с тобой  компанию!  Что  за
неисправимый, вздорный влюбленный! Да люби же ты, как настоящий мужчина!
     Фокленд. Да, я согласен, что не гожусь для компании.
     Капитан. Разве я не влюбленный? Да еще какой! Самый  романтический!  И,
однако, не таскаю же я с собой целую кучу всяких сомнений, опасений, надежд,
желаний и вообще разных пустяков, которыми начинены мозги кисейной барышни!
     Фокленд. Ах,  Джек!  Твоя  душа  и  сердце  не  принадлежат,  как  мои,
безраздельно одному предмету. Ты поставил  большую  ставку,  но  если  ты  и
проиграешь ее, то можешь поставить еще и еще, я же бросил на эту  карту  все
мое счастье, и, проиграв, потеряю все на свете.
     Капитан. Но ради бога! Какие же у тебя еще основания для тревоги?
     Фокленд. Какие основания для тревоги, ты спрашиваешь?  О  боже!  Да  их
тысячи! Я постоянно дрожу за ее настроение, здоровье, жизнь...  Может  быть,
разлука со мной удручает ее? Может быть, ожидание моего возвращения,  боязнь
за меня тяжело отзываются на ее нежной натуре?  Что  касается  ее  здоровья,
разве каждый час не приносит с собой новых опасений? Пойдет  ли  дождь  -  я
боюсь, что ее где-нибудь промочит, и она простудится, а при ее  хрупкости...
Подует ли ветер - я живо представляю себе, как вдруг ее где-нибудь застигнет
ураган... Полуденная жара, вечерняя роса - все это  таит  опасность  для  ее
жизни, а мне  моя  жизнь  дорога  только,  пока  жива  она.  О  Джек!  Когда
чувствительным и нежным сердцам приходится страдать в разлуке,  то  малейшее
изменение погоды, каждое облачко,  еле  заметное  дуновение  ветерка  -  все
кажется влюбленному опасным.
     Капитан. Да, но можно не обращать внимания на то, что нам кажется. Так,
значит, Фокленд, если бы ты был уверен, что Джулия здорова и весела, ты  был
бы совершенно доволен?
     Фокленд. Я был бы счастлив превыше меры, я только об этом и мечтаю.
     Капитан. Ну, так я мигом вылечу все твои страхи: мисс Мельвиль в добром
здоровье и сейчас находится здесь, в Бате!
     Фокленд. Джек, не шути со мной.
     Капитан. Она приехала сюда вместе с моим отцом час тому назад.
     Фокленд. Неужели ты говоришь серьезно?
     Капитан. Я полагаю, ты  достаточно  знаешь  характер  моего  почтенного
родителя? У него что  ни  день,  то  новая  причуда!.  Я  говорю  совершенно
серьезно, заверяю тебя честью!
     Фокленд. Друг мой дорогой! Эй,  Дюпень,  шляпу!  Милый  мой  Джек!  Ну,
теперь ничто в мире не может мне доставить ни минуты тревоги.

                                Входит Фэг.

     Фэг. Господин капитан, мистер Акр желает вас видеть.
     Капитан. Подожди-ка, Фокленд! Акр - наш ближайший сосед: его  именье  в
какой-нибудь миле от сэра Энтони; он может тебе рассказать, как поживала без
тебя твоя невеста. Проси сюда, Фэг!

                                Фэг уходит.

     Фокленд. Значит, он так хорошо знаком с ними?
     Капитан. Да, он у них свой человек. Советую тебе  остаться.  Он  вообще
презабавный тип.
     Фокленд. Хорошо, мне интересно будет расспросить его кой о чем.
     Капитан. Он к тому же мой соперник, то есть соперник моего  второго  я,
прапорщика Беверлея. Он уверен, что капитан Абсолют даже  никогда  не  видал
его дамы сердца. Я прямо со смеху умираю, когда он жалуется мне  на  некоего
Беверлея, его тайного соперника, прячущегося где-то по углам...
     Фокленд. Тс-с..... тише, вот и он.

                                Входит Акр.

     Акр. А-а-а... Дружище,  благородный  капитан!  Честный  мой  Джек!  Как
поживаешь? Да, я только  что  прикатил,  как  видишь...  Сэр,  ваш  покорный
слуга... Ну и жаркое дело на дорогах, Джек! Клянусь кнутами  и  колесами!  Я
мчался, как комета... а за мной тянулся хвост пыли длиной в целую улицу.
     Капитан. А-а-а... Боб,  ты  действительно  беззаконная  комета.  Но  мы
знаем, что тебя влечет сюда. Позволь тебя познакомить с мистером  Фоклендом.
(Представляет.) Мистер Фокленд, мистер Акр.
     Акр. Душевно рад, сэр! Прошу оказать мне честь своей приязнью. Э, Джек!
Да это не тот ли мистер Фокленд, который...
     Капитан. Да,  Боб,  это  и  есть  тот  самый  мистер  Фокленд,  который
принадлежит мисс Мельвиль.
     Акр. Вот  как!  Они  с  вашим  батюшкой  выехали  немного  раньше.  Вы,
вероятно, уже видели их? Ах, мистер Фокленд, вы счастливейший из смертных.
     Фокленд. Нет, я еще  не  видал  мисс  Мельвиль,  сэр!  Надеюсь,  что  в
Девоншире она чувствовала себя здоровой и веселой?
     Акр. Никогда в жизни не видел ее в лучшем  состоянии,  сэр,  никогда  в
жизни! Клянусь розами и румянцем! Она была здорова, как немецкие воды.
     Фокленд. Вот как? А я слышал, что она немного прихворнула!
     Акр. Неправда, неправда, сэр! Это, верно, кто-нибудь выдумал, чтобы вас
расстроить. Совсем наоборот, уверяю вас!
     Фокленд. Видишь, Джек, она не то, что я. Я так  извелся,  что  чуть  не
слег в постель.
     Капитан. Теперь ты,  кажется,  недоволен,  что  твоя  невеста  не  была
больна?
     Фокленд. Нет-нет, ты меня не понимаешь. Но  ведь  легкое  нездоровье  -
вещь вполне естественная, когда мы в разлуке с тем,  кого  любим.  Согласись
сам, есть что-то черствое в несокрушимом, крепком, бесчувственном здоровье.
     Капитан. О, конечно, можно ли быть такой черствой  -  во  время  твоего
отсутствия оставаться здоровой!
     Акр. У тебя отличные комнаты, Джек!
     Фокленд. Скажите, сэр, если мисс Мельвиль чувствовала себя так  хорошо,
то, вероятно, и настроение было у нее прекрасное? Всегда радостна и  весела,
я полагаю?
     Акр.  Весела!  Клянусь  сверчками  и  стрекозами!  Она  была  душою   и
украшением  всякого  общества;  так  оживлена,  так  интересна...  А   какая
находчивость! Сколько остроумия!
     Фок лен д. Вот видишь, Джек, вот видишь! О, клянусь душой,  в  женщинах
есть врожденное легкомыслие, которого ничто не исправит.  Как!  Счастлива  в
разлуке со мной?
     Капитан. Да брось  ты!  Что  за  глупости!  Ты  только  что  дрожал  за
настроение твоей невесты.
     Фокленд. Ну скажи, Джек, был ли я украшением и душою общества?
     Капитан. Откровенно говоря, никоим образом.
     Фокленд. Можно было обо мне сказать, что я оживлен и интересен?
     Капитан. Даю слово, что в этом тебя упрекнуть нельзя.
     Фокленд. Что я блистал находчивостью и остроумием?
     Капитан.  Нет,  надо  отдать  тебе  полную   справедливость,   ты   был
исключительно глуп все время.
     Акр. Твой приятель как будто расстроился чем-то?
     Капитан. Нет, это он так выражает свою  живейшую  радость,  узнав,  что
Джулия была здорова и весела. Не правда ли, Фокленд?
     Фокленд. О, я в восторге! Да-да, у нее счастливый характер.
     Акр. Правильно! А как она одарена! Какой прелестный  голос!  Как  чудно
играет на арфе! Вот уж мастерица-то в  этих  разных  бемолях,  диезах...  Во
всяких, как их там... оранде, журчанде,  трепетанде!  Клянусь  четвертями  и
восьмушками! Как раз месяц тому назад  она  щебетала  на  концерте  у  мадам
Пиано!
     Фокленд. Вот видишь, вот видишь! Что ты на это скажешь? Щебетала, пела,
веселилась - и ни одной мысли обо мне!
     Капитан. Да полно, чудак! Ведь музыка - это пища для любви.
     Фокленд. Может быть... может быть... Но прошу вас,  мистер...  -  Черт!
Как его зовут?.. Вы не помните, какие романсы пела мисс Мельвиль?
     Акр. Не припомню.
     Капитан.  Ручаюсь,  что  какие-нибудь  меланхолические,   как   ручеек,
журчащие арии. Она не пела "Вдали от милого предмета"?
     Акр. Нет, этого не пела.
     Капитан. Или "Вей, нежный ветерок"? (Напевает.)
     Акр. Ничего подобного. Ах, одну песню вспомнил!  (Поет.)  "Свободна  я,
как птица, и сердцем и душой..."
     Фокленд. О я безумец, безумец!  Строить  счастье  всей  жизни  с  таким
легкомысленным  созданием!  О  демоны  ада!  Сделаться  на  потеху  общества
какой-то уличной певицей! Тешить свое ветреное сердце куплетами и  шутливыми
песенками! Что вы на это скажете, сэр?
     Капитан. Могу сказать, что я был бы очень рад услышать, что моя невеста
весела, сэр.
     Фокленд. Нет-нет-нет, я вовсе не  огорчен  тем,  что  она  счастлива...
Нет-нет, я радуюсь этому... Я совсем не желаю, чтобы она была  печальна  или
больна... Но все же... нежное сердце проявилось бы в выборе песни. Она могла
бы быть умеренно здоровой  и  грустно-веселой.  Но  ведь  она  и  танцевала,
наверно?
     Акр (капитану). Что этот господин говорит о танцах?
     Капитан. Он говорит, что дама, о которой  идет  речь,  танцует  так  же
хорошо, как и поет.
     Акр. И как еще танцует! На последнем балу, во время скачек...
     Фокленд. Ад и все дьяволы! Вот видишь, вот видишь! Я говорил тебе!  Она
прекрасно себя чувствует в моем отсутствии.  Танцует!  Но,  значит,  все  ее
настроения прямо противоположны моим. Я был  задумчив,  молчалив,  тревожен,
избегал общества, днем меня мучили заботы, ночью терзала бессонница.  А  она
была  воплощением  здоровья,  веселья...  смеялась,  пела,  танцевала...  О,
проклятое, проклятое легкомыслие!
     Капитан.  Ради  бога,  Фокленд,  не  будь  смешон.  Ну,  допустим,  она
танцевала. Что из  этого?  Надо  же  в  обществе  подчиняться  установленным
правилам.
     Фокленд. Хорошо, хорошо, я  сдержу  себя.  Может  быть,  она  танцевала
только из приличия; вам, вероятно, понравилось, как она танцует менуэт?
     Акр. И менуэт, конечно, но  я-то  вспоминал  о  том,  как  она  танцует
контрданс. Какая ловкость, какая живость!
     Фокленд. Прости ей бог! Ты и это будешь защищать, Абсолют? Ну что же ты
молчишь? Контрдансы, джиги, шотландские  пляски?  Неужели  ты  станешь  меня
упрекать?.. Менуэт я еще простил бы. Но контрданс? О демоны! Если бы еще это
было фигурой в котильоне, я не  стал  бы  возражать.  Но  отплясывать  целый
вечер,  как  обезьяна  на  веревочке!  Проходить  сквозь  строй   влюбленных
молокососов, чтобы они ее хватали руками... Выделывать всякие па, как лошадь
в цирке!.. О Джек! Нет, истинно скромная, целомудренная женщина может только
с одним человеком в мире танцевать контрданс, и то, если остальные пары - ее
тетушки и дядюшки.
     Капитан. Уж лучше бабушки и дедушки.
     Фокленд. Да ведь  если  среди  танцующих  есть  хоть  один  испорченный
человек, зараза распространяется немедленно. пульс начинает  биться  в  такт
сладострастным движениям джиги,  трепетное,  распаленное  дыхание  наполняет
самый воздух, атмосфера пронизана  любовью,  как  электричеством,  и  каждая
любовная искра передается в цепи, от одного к другому... Прости, я уйду! Мне
не по себе, и этот проклятый олух подметил это. (Хочет уйти.)
     Капитан. Подожди, Фокленд, ты забыл поблагодарить мистера Акра  за  его
добрые сообщения.
     Фокленд. К черту добрые сообщения! (Уходит.)
     Капитан. Ха-ха-ха, бедный Фокленд! А ведь только что "ничто в  мире  не
могло ему доставить ни минуты тревоги".
     Акр. Кажется, этому джентльмену не очень понравилось, что я хвалил  его
невесту?
     Капитан. Чуточку приревновал, Боб!
     Акр. Да не может быть! Ко мне приревновал? Ха-ха-ха! Ну и шутник же ты!
     Капитан. Что же в этом удивительного, Боб? Позволь  мне  тебе  сказать,
что твоя живость и любезные манеры, наверно, не мало бед  натворят  и  среди
здешних девиц!
     Акр. Ха-ха-ха... Ты  шутишь!..  Ха-ха-ха...  Бед  натворят?  Но  ты  же
знаешь,  я  себе  не  принадлежу.  Моя  драгоценная  Лидия  полностью   мною
завладела. В деревне она видеть меня не могла, потому что я очень  уж  плохо
одевался, но, клянусь пуговицами и прошивками, теперь я  это  изменю.  Здесь
мне старая леди не помешает. Я покажу, кто теперь хозяин: сразу  в  отставку
охотничью куртку! Изничтожу кожаные штаны!.. За последнее  время  я  занялся
своими волосами.
     Капитан. Вот как!
     Акр. Да. И хотя на висках у меня кудри не совсем еще  в  порядке,  зато
сзади все прекрасно.
     Капитан. О, да ты отполируешься быстро, не сомневаюсь в этом.
     Акр. Я выполню все, что задумал, и тогда, если только  я  разыщу  этого
поручика Беверлея, клянусь курками и собачками, я покажу ему, кто я таков.
     Капитан. Ты говоришь, как истинный мужчина! Но, Боб, я замечаю, у  тебя
какие-то новые выражения?
     Акр. Ха-ха-ха-ха! Ты заметил? Очень изысканно, не правда ли? Но это  не
я придумал. Есть у нас один командир ополчения, ученейший человек,  так  вот
он говорит, что в обыкновенной божбе  нет  никакого  шика,  и  разве  только
почтенный возраст придает ей известную респектабельность.  Древние,  говорит
он, всегда разнообразили свои клятвы, смотря по обстоятельствам: клялись  то
Юпитером, то Венерой, то Марсом, то Вакхом, то Палладой.  И  майор  говорит,
что если мы хотим божиться прилично, то клятвы должны согласоваться с нашими
настроениями, быть, так сказать, эхом наших чувств; это мы  называем  божбой
со значением, или сентиментальной божбой. Ха-ха-ха! Не правда ли, изящно?
     Капитан. Очень изящно, а главное - ново, и я  уверен,  что  это  быстро
пойдет в ход и заменит прежнюю божбу.
     Акр. Да-да, самые лучшие выражения в конце концов устаревают.  Все  эти
"черт побери" отжили свой век!

                                Входит Фэг.

     Фэг. Господин капитан, к вам пришли. Прикажете проводить в гостиную?
     Капитан. Можешь.
     Акр. Ну, мне пора.
     Капитан. Да подожди. Кто там такой?
     Фэг. Ваш батюшка, господин капитан.
     Капитан. Болван! Что ж ты сразу не попросил его сюда?

                                Фэг уходит.

     Акр. Я помешаю тебе, у тебя будут разговоры с сэром  Энтони.  А  я  жду
известий от миссис Малапроп и к тому же назначил  свидание  моему  милейшему
другу сэру Люциусу О'Триггеру. До свидания, Джек! Давай встретимся  вечером,
и ты выпьешь со мной не один бокал за здоровье моей маленькой Лидии!
     Капитан. От всего сердца.

                                Акр уходит.

Ну-с,  приготовимся к отеческим поучениям. Надеюсь, он не знает, что привело
меня сюда!.. Жаль, жаль, что подагра не успела задержать его в Девоншире.

                             Входит сэр Энтони.

Сэр,  как  я рад видеть вас здесь, как вы прекрасно выглядите: ваш внезапный
приезд в Бат заставил меня испугаться за ваше здоровье.
     Сэр Энтони. Воображаю, как ты испугался, Джек! Ты что же это, вербовкой
здесь занимаешься?
     Капитан. Да, батюшка, по долгу службы.
     Сэр Энтони. Во всяком случае, я очень рад тебя  видеть,  Джек,  хоть  и
никак не ожидал этого. А я как раз собирался тебе писать по  одному  поводу.
Поразмыслил я, Джек, что я старею, хвораю  и,  верно,  не  долго  буду  тебя
стеснять своим присутствием.
     Капитан. Простите, батюшка,  я  давно  не  видел  вас  таким  бодрым  и
цветущим. Молю бога, чтобы вы долго еще продолжали в том же духе.
     Сэр Энтони. От всего сердца надеюсь, что твои молитвы  будут  услышаны.
Так вот, Джек, тем более: раз я так бодр и крепок, вот я и поразмыслил, что,
может, еще долго буду стеснять тебя своим присутствием. Я  же  понимаю,  что
твоего жалованья и той небольшой суммы, которую я тебе даю,  не  может  быть
достаточно для такого молодца, как ты.
     Капитан. Вы очень добры, батюшка!
     Сэр Энтони. А мое горячее желание - еще при жизни видеть, что  мой  сын
занял подобающее ему положение в обществе. Поэтому я решил,  что  надо  тебе
стать самостоятельным.
     Капитан. Батюшка, ваша доброта прямо подавляет меня. Благодарность  моя
за ваше великодушие превышает даже мою сыновнюю любовь.
     Сэр Энтони. Очень рад, что ты так ценишь мою  заботу!  Через  несколько
недель ты станешь владельцем огромного поместья.
     Капитан. Пусть вся моя дальнейшая жизнь докажет вам мою  благодарность.
Я даже выразить не могу чувств, переполняющих мою душу. Такая  щедрость!  Но
ведь вы не потребуете, батюшка, чтобы я оставил военную службу?
     Сэр Энтони. Это уж как твоей жене будет угодно.
     Капитан. Моей жене?
     Сэр Энтони. Да-да, это уж вы вместе с ней решите... вместе с ней.
     Капитан. Моей ж_е_н_е, сказали вы, батюшка?
     Сэр Энтони. Ну да, жене, разве я тебе об этом еще не говорил?
     Капитан. Ни слова, батюшка.
     Сэр Энтони. Какая рассеянность!  Однако  о  ней-то  нам  и  не  следует
забывать. Да, Джек,  эта  независимость,  о  которой  я  тебе  говорил,  это
поместье - предполагают Жену в виде приложения. Но, я полагаю, это  дела  не
меняет?
     Капитан. Батюшка, батюшка, вы меня изумляете!
     Сэр Энтони. Что с этим идиотом случилось? Давно ли  ты  уверял  меня  в
своей благодарности и почтительности?
     Капитан. Я и был вам благодарен, батюшка: вы обещали мне  независимость
и состояние. Однако вы ни слова не сказали о жене.
     Сэр Энтони. Но что же это меняет?  Черт  побери,  сударь  мой!  Раз  ты
получаешь имение, изволь брать его со всем живым инвентарем.
     Капитан. Но, если на карте стоит мое счастье, я вынужден отказаться  от
покупки. Кто же эта особа?
     Сэр Энтони. А тебе что за дело, сударь мой? Изволь просто обещать  мне,
что полюбишь ее и женишься на ней немедленно.
     Капитан. Однако, батюшка, это довольно странно. Как же я  могу  обещать
полюбить кого-то, кого я никогда не видел?
     Сэр Энтони. Тем более странно, сударь мой,  возражать  против  кого-то,
кого ты никогда не видел.
     Капитан. В таком случае, я  должен  вам  прямо  сказать,  что  я  люблю
другую: сердце мое отдано чистому ангелу.
     Сэр  Энтони.  А  ты  извинись  перед  своим  ангелом:  очень  жаль,  но
обстоятельства, мол, не позволяют твоему сердцу служить ей.
     Капитан. Но я связан с ней словом!
     Сэр Энтони. Расторгни договор, Джек, расторгни договор! Он для тебя  не
выгоден. Ведь чистый ангел обменялся с тобой обетами, вот вы и будете квиты.
     Капитан. Простите,  батюшка,  раз  навсегда:  в  данном  случае  я  вам
повиноваться не могу!
     Сэр Энтони. Вот что, Джек! До сих пор я слушал тебя  терпеливо.  Я  был
хладнокровен и абсолютно спокоен, но берегись! Я человек покладистый,  когда
мне не противоречат: из меня можно веревки  вить,  если  только  делать  все
по-моему. Но не доводи меня до бешенства!
     Капитан.  Мне  остается  только  повторить:  в  этом  я  вам  не   могу
повиноваться.
     Сэр Энтони. Так пусть же меня черт возьмет,  если  я  еще  когда-нибудь
назову тебя Джеком, пока я жив!
     Капитан. Но, батюшка, выслушайте меня.
     Сэр Энтони. И слушать не желаю! Не смей говорить ни слова,  ни  единого
слова! Только кивни головой в знак того, что обещаешь  мне  повиноваться,  и
тогда, Джек, - то есть не Джек, а скотина, - если ты не...
     Капитан. Как, батюшка, обещать связать себя с каким-нибудь уродом?..
     Сэр Энтони. Молчи, негодяй, твоя жена и будет уродом, если я захочу!  И
пусть у нее два горба на спине, пусть  она  согнута  в  дугу,  пусть  у  нее
единственный глаз вертится, как у быка в Коксовском музее, пусть у нее кожа,
как у мумии, и борода, как у патриарха, - а она такова и есть, негодяй, -  я
всетаки заставляю тебя весь день любоваться  на  нее  и  всю  ночь  напролет
сочинять стихи о ее красоте.
     Капитан. Вот это настоящая мудрость и сдержанность!
     Сэр  Энтони.  Нечего  издеваться,  молокосос!  Не  смей  скалить  зубы,
обезьяна!
     Капитан. Право же, сэр, я никогда  в  жизни  не  был  менее  расположен
смеяться.
     Сэр Энтони. Неправда, сударь мой, я знаю, что ты  смеешься  исподтишка.
Воображаю, как ты будешь потешаться, как только я уйду!
     Капитан. Надеюсь, батюшка, я знаю сыновний долг.
     Сэр Энтони. Никаких вспышек, сударь мой! Никакой запальчивости! Со мной
эти шутки не пройдут!
     Капитан. Уверяю вас, батюшка, я никогда в жизни не был так спокоен...
     Сэр Энтони. Чертовские враки! Я знаю, что у тебя внутри  все  кипит.  Я
знаю, лицемерный ты щенок! Но со мной это тебе не поможет!
     Капитан. Честное слово, батюшка, вы...
     Сэр Энтони. Так сейчас и вспыхнул! Не  можешь  ты  быть  хладнокровнее?
Бери пример с меня! Чего можно достигнуть  вспыльчивостью?  Вспыльчивость  к
добру  не  приведет!  Бесстыжий  ты,  наглый,  дерзкий  негодяй.  Опять   ты
ухмыляешься? Не выводи меня из себя!  Ты  рассчитываешь  на  кротость  моего
характера!  Рассчитываешь,  скотина!  Ты  играешь  на  моем   мягкосердечии!
Берегись, однако! В конце концов и святого можно из терпения вывести! Имей в
виду: я даю тебе  шесть  с  половиной  часов  на  размышление.  Если  ты  по
истечении этого  срока  безоговорочно  согласишься  на  все  мои  условия  и
исполнишь, что бы я тебе ни приказал, ну, тогда я тебя  со  временем,  может
быть, прощу; если же нет - разрази меня бог, - не смей оставаться  на  одном
полушарии со мной, не смей  дышать  со  мной  одним  воздухом,  заведи  себе
собственное солнце, собственную атмосферу. Я тебя заставлю выйти из полка! Я
положу на твое имя пять шиллингов и три пенса, чтобы ты жил  на  проценты  с
них! Я тебя прокляну. Я лишу тебя наследства! Я тебя в порошок сотру! И убей
меня бог, если я тебя когда-нибудь назову Джеком! (Уходит.)
     Капитан. Кроткий, нежный, заботливый родитель,  целую  вашу  руку!  Как
деликатно выражает свое мнение мой отец!  Я  не  смею  открыть  ему  правду.
Интересно, какую это богатую старую ведьму он откопал для меня? А  ведь  сам
женился по любви! И, говорят, в молодости был отчаянный повеса и  заправский
кутила!

                                Входит Фэг.

     Фэг. Вот разгневался ваш батюшка,  сэр!  Спускается  с  лестницы  через
несколько ступенек зараз, бранится, рычит, угощает перила кулаками! Я  стоял
у дверей с поваровой собакой. Бац! Как хватит меня тростью по голове!  Велел
мне это самое передать моему хозяину, потом пинком прогнал  бедного  пса  во
двор и заявил, что мы собачий триумвират. Клянусь честью, сэр,  я  на  вашем
месте, будь мой отец такой неприятный человек, - я бы прекратил с ним всякое
знакомство!
     Капитан. Прекрати свои дерзкие рассуждения пока что! Ты за этим  только
и явился? Прочь с дороги! (Отталкивает Фэга и уходит.)
     Фэг. Так! Отец моего  хозяина  задал  ему  головомойку,  и  сын  теперь
срывает злость на бедном слуге! Когда человек сердится  на  кого-нибудь,  то
вымещает свою обиду на первом, кто попадется под руку; какая  возмутительная
несправедливость! Это доказывает такую низость, такую гнусность характера...

                              Вбегает мальчик.

     Мальчик. Мистер Фэг, мистер Фэг, вас хозяин зовет!
     Фэг. Ну и что из этого, неумытый ты щенок! Чего же ты так орешь?..  Это
свидетельствует о такой черствости.
     Мальчик. Скорей, скорей, мистер Фэг!
     Фэг. Скорей, скорей? Ах ты, наглая мартышка! Ты что,  командовать  мною
вздумал? Бесстыжий ты,  дерзкий,  кухонный  объедок!  (Уходит,  выпроваживая
мальчика пинками и колотушками.)




                            Северная эспланада.
                                Входит Люси.

     Люси. Так, придется мне к списку поклонников моей госпожи прибавить еще
одного, капитана Абсолюта. Впрочем, я не внесу его имени, пока  мой  кошелек
не познакомится с ним по всем правилам. Бедный Акр получил отставку! Ну  что
же, я ему оказала последнюю дружескую услугу: объяснила,  что  Беверлей  все
равно опередил его. А сэра Люциуса  еще  нет.  Удивительно!  Он  обыкновенно
аккуратнее, когда надеется что-нибудь услышать о своей дорогой Делии, как он
ее зовет. Мой обман немножко у меня на совести, а с другой стороны, если  бы
мой герой знал, что его Делии под пятьдесят и она сама себе госпожа,  он  бы
не стал мне так щедро платить за услуги.

                        Входит сэр Люциус О'Триггер.

     Сэр Люциус. А-а-а. Моя маленькая посланница. А я-то вас ищу! Я  полчаса
ждал вас на Южной эспланаде.
     Люси (простодушно). Ах, батюшки, а я дожидаюсь вашей милости здесь,  на
Северной!
     Сэр Люциус. Вот как! Вероятно, оттого-то мы и не  встретились.  Но  это
презабавно. Как это я мог вас пропустить! Ведь  я  только  в  кофейне  после
обеда вздремнул немножко... да и то нарочно сел у окна, чтобы увидеть вас.
     Люси. Ах, господи! Готова шиллинг прозакладывать, что я  шла  мимо  как
раз, когда вы задремали.
     Сэр Люциус. Наверно, так и было! Мне и  во  сне  не  снилось,  что  так
поздно, пока я не проснулся. Но, деточка моя, неужели у вас ничего для  меня
нет?
     Люси. Как нет? Есть! У меня в кармане письмо для вас.
     Сэр Люциус. Я так и предчувствовал, что вы придете не с пустыми руками.
Ну посмотрим, что-то пишет мне моя дорогая.
     Люси. Вот, извольте. (Дает ему письмо.)
     Сэр Люциус (читает). "Милостивый государь, в любви иногда бывают  такие
внезапные  к_а_т_а_к_л_и_з_м_ы  чувств,  которые  заменяют   годы   домашней
близости; такая п_р_о_т_о_п_л_а_з_м_а произошла со  мной,  когда  я  увидела
сэра Люция и он притянул меня, как м_а_г_н_а_т..." Очень мило пишет, клянусь
честью...  "Ж_е_н_с_к_а_я  д_в_у_б_л_и_к_а_т_н_о_с_т_ь  мешает  мне  сказать
больше; прибавлю одно: буду бесконечно счастлива, если  найду  сэра  Люциуса
достойным последнего э_п_и_л_о_г_а моих чувств. Делия". Замечательно владеет
пером ваша госпожа! Прямо королева словарей! Вот уж за словом-то в карман не
полезет! Это ничего, что у нее иногда слова бывают невпопад.
     Люси. Еще бы! С ее опытностью, знанием жизни...
     Сэр Люциус. Опытностью? Это в семнадцать-то лет?
     Люси. Ах да, сэр, но она столько читает... Сколько она читает!.. И  так
сразу, не по складам...
     Сэр Люциус. Да, это видно, что  она  немало  читает,  недаром  она  так
пишет. Однако писательница она смелая, слишком  уж  свободно  обращается  со
словами... Против такого произвола любой суд в Англии запротестовал бы.
     Люси. О сэр, если бы вы знали, как она говорит про вас!
     Сэр Люциус. Скажите ей, что она не найдет лучшего мужа, чем я, в  целом
мире, да еще вдобавок она  будет  леди  О'Триггер.  Но  мы  должны  добиться
согласия старой дамы и вообще все сделать по правилам.
     Люси.  А  я  думала,  сэр,  что  вы  недостаточно  богаты   для   такой
щепетильности.
     Сэр Люциус. Честное слово, дитя мое, вы попали в самую точку! Я слишком
беден, чтобы позволить себе какой-нибудь грязный поступок. Если бы я так  не
нуждался,  я  бы  с  превеликим  удовольствием  выкрал  вашу  госпожу  и  ее
состояние. Но вот вам, моя красотка (дает ей  деньги),  пустячок  на  ленты.
Встретимся здесь вечером, и я передам вам ответ. Так, плутовка, а  пока  вот
вам поцелуй в задаток, чтоб вы обо мне не забыли.
     Люси. Ох, господи, сэр Люциус, да что вы за шутник такой!  Моя  госпожа
вас любить не станет, если вы такой дерзкий!
     Сэр Люциус. Станет, Люси,  станет,  не  бойтесь!  Эта  самая,  как  ее,
скромность... фу!.. это качество в мужчинах женщины хвалят, но не любят. Так
что если ваша хозяйка спросит, не целовал ли вас  когда-нибудь  сэр  Люциус,
отвечайте ей: да, раз пятьдесят!
     Люси. Как, вы хотите, чтобы я ей солгала?
     Сэр Люциус. Ах, плутовка, погоди, я сделаю это правдой.
     Люси. Стыдитесь, вон кто-то идет!
     Сэр Люциус. Нет! Я должен успокоить  твою  совесть.  (Замечает  Фэга  и
уходит, напевая.)

                                Входит Фэг.

     Фэг. Так-так, сударыня! Покорно прошу прощения!
     Люси. О господи, мистер Фэг, вы всегда так напугаете!
     Фэг. Полно, полно, Люси, здесь никого нет: чуточку поменьше наивности и
побольше правдивости. Вы с нами ведете двойную игру, сударыня! Я видел,  как
вы передали баронету записку. Мой господин узнает об этом, и если он его  не
вызовет на дуэль, то это сделаю я.
     Люси. Ха-ха-ха-ха! Всего-навсего лакей, а поди  какие  вы  вспыльчивые!
Письмо было от миссис Малапроп. Она влюбилась в сэра Люциуса.
     Фэг. Что за вкус у некоторых особ! Подумать, сколько раз я прохаживался
под ее окнами... Но что слышно  о  нашей  молодой  леди?  Есть  какое-нибудь
поручение к моему хозяину?
     Люси. Печальные новости, мистер  Фэг!  Появился  новый  соперник,  куда
опаснее, чем мистер Акр: сэр Энтони Абсолют сделал нам предложение от  имени
своего сына.
     Фэг. Что? От имени капитана Абсолюта?
     Люси. Да, я подслушала это.
     Фэг. Ха-ха-ха! Вот здорово! Прощайте, Люси! Я поскорей поспешу с  этими
новостями.
     Люси. Можете смеяться, сколько угодно, но это сущая правда, уверяю вас.
(Уходя.) Но, мистер Фэг, вы скажите вашему хозяину, чтоб он не огорчался.
     Фэг. Ах, он будет в смертельном отчаянии!
     Люси. И главное, чтобы он не вздумал ссориться с молодым Абсолютом.
     Фэг. Не бойтесь, не бойтесь!
     Люси. Да-да, пусть не падает духом.
     Фэг. Не упадет, не беспокойтесь!

                          Уходят в разные стороны.






                            Северная эспланада.

                          Входит капитан Абсолют.

     Капитан. Все так и  есть,  как  Фэг  сказал  мне...  Забавная  история,
однако! Мой батюшка намерен принудить меня жениться на той самой девушке,  с
которой я собираюсь бежать! Но все-таки пока он не должен  и  подозревать  о
моем романе: он слишком спешит с подобными делами. Как  бы  то  ни  было,  я
немедленно явлюсь к нему с повинной. Мое "обращение"  может  показаться  ему
несколько неожиданным, но я с чистой совестью  могу  его  уверить,  что  оно
вполне  искренне.  Так-так!  Вот  и  он.  Выглядит  дьявольски  не  в  духе!
(Отступает в сторону.)

                             Входит сэр Энтони.

     Сэр Энтони. Нет-нет, скорей  умру,  чем  прощу  его!  Умру?  Нет,  черт
возьми! Еще  пятьдесят  лет  проживу  ему  назло.  Последний  раз  он  своей
наглостью чуть не вывел меня из терпенья. Упрямый, вспыльчивый,  своевольный
мальчишка! И в кого он только такой вышел? Вот благодарность за  то,  что  я
его произвел на свет раньше  всех  его  братьев  и  сестер!  За  то,  что  к
двенадцати годам определил его в полк и положил ему пятьдесят фунтов в  год,
кроме жалованья! Отныне он для  меня  чужой.  Я  никогда  с  ним  больше  не
увижусь. Никогда!
     Капитан (в сторону). Теперь примем покаянный вид. (Выходит вперед.)
     Сэр Энтони. Это ты? Прочь с дороги!
     Капитан. Сэр, вы видите перед собой раскаивающегося грешника.
     Сэр Энтони. Я вижу перед собой нераскаявшегося мерзавца.
     Капитан. Искренне раскаявшегося, батюшка. Я искал вас,  чтобы  признать
свою вину и во всем подчиниться вашей воле.
     Сэр Энтони. Это еще что такое?
     Капитан. Хорошенько обдумав все, я понял и оценил вашу доброту, ласку и
снисхождение ко мне в прошлом.
     Сэр Энтони. Ну и что же?
     Капитан. Я основательно взвесил все, что вы изволили говорить  о  долге
послушания, покорности и подчинении родительской власти...
     Сэр Энтони. Ну и что же, щенок?
     Капитан. Ну и что же, батюшка, в результате я решил подчинить  все  мои
личные желания вашей воле.
     Сэр Энтони. Вот теперь ты говоришь  дело!  Положительно,  дело!  Ничего
умнее я в жизни не слыхал от тебя. Вот, черт  тебя  возьми,  ты  опять  стал
Джеком!
     Капитан. Я очень счастлив, батюшка, когда вы меня так называете.
     Сэр Энтони. Так вот,  Джек,  дорогой  мой  Джек,  теперь  я  могу  тебе
сказать, кто твоя невеста. Только твоя вспыльчивость и твой дурной  характер
помешали мне сразу сделать это. Приготовься: ты будешь удивлен  и  восхищен.
Что ты скажешь о мисс Лидии Лэнгвиш?
     Капитан. Лидия Лэнгвиш? Из Вустершира?
     Сэр Энтони. Вустершира? Ничего подобного! Разве ты никогда не  встречал
миссис Малапроп и ее племянницу мисс Лидию? Они поселились в наших краях как
раз, когда ты последний раз отправлялся в полк.
     Капитан. Миссис Малапроп?.. Мисс Лэнгвиш? Даже имен этих  не  слыхивал.
Впрочем, постойте, как  будто  припоминаю.  Мисс  Лидия...  Она  еще  косит,
рыженькая такая, маленькая девочка?
     Сэр Энтони. Косит? Рыженькая девочка? Черт побери! Ничего подобного!
     Капитан. Ну, значит, я путаю, это кто-нибудь другой.
     Сэр Энтони. Джек, Джек, что ты  скажешь?  Семнадцать  лет!  В  расцвете
юности, создана для любви!
     Капитан. Это,  батюшка,  мне  совершенно  безразлично;  я  хочу  только
угодить вам, остальное меня не интересует.
     Сэр Энтони. А какие глаза, Джек!  Какие  глаза!  Невинные,  испуганные,
стыдливо-нерешительные... Глаза, которые говорят и пробуждают мысли о любви!
А  щечки,  Джек,  щечки!  Целомудренно  краснеют  от   того,   что   говорят
предательские  глаза.  А  ее  ротик,  Джек!  Губки   улыбаются   собственной
скромности! А если не улыбаются, то очаровательно  надуты  и,  ей-богу,  еще
прелестнее в дурном расположении духа!
     Капитан (в сторону). Вылитая она. Молодец старик!
     Сэр Энтони. А потом, что за шейка, Джек! О Джек, Джек!
     Капитан. Кем же вы  меня  намерены  наградить,  батюшка,  тетушкой  или
племянницей?
     Сэр Энтони. Ах ты, бесчувственный, бездушный щенок! Я презираю тебя! Да
в твои годы одно такое описание заставило бы меня  взорваться,  как  ракету!
Тетушка, действительно! Черт меня побери! Когда я сбежал  с  твоей  матерью,
попробовал бы меня кто-нибудь заставить посмотреть на старуху или на  урода!
Ни за какие блага в мире!
     Капитан. Даже, чтобы угодить вашему отцу, батюшка?
     Сэр  Энтони.  Угодить  моему  отцу...  Да  разрази  меня  бог...  Чтобы
угодить... гм... моему отцу... Черт возьми! Ну, конечно, если  бы  мой  отец
этого желал - другое дело.  Хотя  заметь,  Джек,  он  далеко  не  был  таким
снисходительным отцом, как я!
     Капитан. Я уверен, что нет.
     Сэр Энтони. Но, Джек, тебя же не может огорчить то,  что  твоя  невеста
так очаровательна?
     Капитан. Повторяю, батюшка, моя единственная цель - угодить в этом деле
вам. Конечно, женщина от красоты не проигрывает... Но, если вам угодно будет
припомнить, вы что-то  намекали  насчет  двух  горбов,  одного-единственного
глаза и тому подобных прелестей. Я  не  разборчив,  но  все  же,  признаюсь,
предпочел бы жену без особых изъянов и с умеренным  объемом  спины.  И  хотя
один глаз может быть мил, однако предрассудки  заставляют  нас  предпочитать
пару их, а я бы не хотел отличаться от других в этом отношении.
     Сэр Энтони. Что за флегматичный  идиот!  Да  что  ты,  монах,  что  ли?
Негодный бездушный чурбан! И это - военный? Какая-то ходячая  жердь,  годная
разве на то, чтобы выколачивать пыль из мундиров! Черт меня побери, я  прямо
сам готов на ней жениться!
     Капитан. Как вам будет угодно, батюшка. Если вы думаете  почтить  вашим
выбором мисс Лэнгвиш, я могу жениться на тетушке; а если  вы  передумаете  и
женитесь на старой леди, я, так и быть, женюсь на племяннице.
     Сэр Энтони. Честное слово, Джек, ты или страшный лицемер, или... Ну, да
я знаю, что твое равнодушие в этом вопросе - одна игра. Конечно, игра!  Черт
побери твою постную физиономию! Ну, признайся, Джек, ты притворяешься,  а?..
Ты разыгрываешь лицемера? Я никогда не прощу тебе, если это с твоей  стороны
не притворство и не игра...
     Капитан. Мне очень жаль, батюшка,  что  вы  так  плохо  принимаете  мое
сыновнее почтение и сознание долга.
     Сэр Энтони. К черту твой долг и почтение! Но пойдем со мной.  Я  напишу
записку миссис Малапроп, и ты сейчас же  отправишься  с  визитом  к  молодой
особе. Ее глаза будут для тебя прометеевым огнем. Я никогда не  прощу  тебе,
если ты, увидев ее, тут же не сойдешь с ума  от  восторга  и  нетерпения.  В
таком случае я на ней сам женюсь!

                                  Уходят.




                               Будуар Джулии.

                               Фокленд один.

     Фокленд. Мне сказали, что Джулия сейчас вернется. Но что это -  ее  еще
нет? По зрелом размышлении  я  и  сам  готов  осудить  свой  требовательный,
мелочной характер. Но, кажется, мне обычно удается держать себя в  руках.  И
только с ней, единственно с ней, кого я люблю  больше  жизни,  я  невыносимо
ворчлив и капризен. Я сам это  сознаю  и  не  могу  ничего  поделать.  Какой
нежной, искренней радостью засияли  ее  глаза,  когда  мы  встретились!  Как
ласковы были ее слова! Мне стыдно было казаться менее счастливым,  чем  она,
хотя я пришел с твердым намерением сохранять холодное и надменное  выражение
лица. Присутствие сэра Энтони помешало моим заранее подготовленным  упрекам.
Но я должен удостовериться, что она вовсе уж не была так счастлива во  время
нашей разлуки. Она идет. Да, я узнаю  ее  легкую,  торопливую  походку;  она
чувствует, что ее нетерпеливый Фокленд считает минуты до ее прихода!

                               Входит Джулия.

     Джулия. Я не надеялась так скоро опять увидеть вас.
     Фокленд.  О  Джулия,  разве  я  мог  удовольствоваться   нашим   первым
свиданием, когда нам так мешало присутствие третьего лица?
     Джулия. Фокленд, вы знаете, какое счастье для меня, когда вы  добры  со
мной, но мне почудилась в вашем приветствии какая-то холодность.
     Фокленд. Это ваше воображение, Джулия! Я был счастлив видеть вас, найти
вас вполне здоровой... Разве у меня  могли  быть  какие-нибудь  причины  для
холодности?
     Джулия. Вот я и вижу, что вы чем-то недовольны. Не скрывайте же от меня
- в чем дело?
     Фокленд. Хорошо. Признаюсь вам... Я был бесконечно счастлив, узнав, что
вы здесь, но ваш сосед Акр несколько охладил мою радость своими рассказами о
том, как весело вы жили  без  меня  в  Девоншире,  как  развлекались,  пели,
танцевали и не знаю, что еще... Таков уж мой характер, Джулия! В  разлуке  с
вами я считаю каждую веселую минуту  изменой...  Те  слезы,  что  влюбленные
проливают, расставаясь, служат им священной порукой, что они не будут  знать
улыбки до новой встречи.
     Джулия. Неужели мне вечно  придется  укорять  моего  Фокленда  в  такой
вздорной мелочности? Неужели рассказы какого-то глупого деревенского  соседа
значат для вас больше, чем моя испытанная любовь?
     Фокленд. Нет-нет, они ничего не значат,  Джулия!  Нетнет,  я  счастлив,
если вы... Только скажите мне, что, когда  вы  пели,  вам  не  было  весело!
Скажите мне, что, когда вы танцевали, вы думали о Фокленде!
     Джулия. Я никогда  не  бываю  счастлива  в  вашем  отсутствии.  Если  я
стараюсь казаться веселой, то это для того, чтобы никто не подумал, будто  я
сомневаюсь в верности моего Фокленда. Если бы  я  казалась  печальной,  злые
языки торжествовали бы и уверяли, что я отдала свое сердце человеку, который
покинул меня, что я оплакиваю свое легковерие и  его  непостоянство.  Верьте
мне, Фокленд, я не хочу упрекать вас, когда говорю, что часто  скрываю  свое
горе под улыбкой, чтобы мои близкие не  догадались,  от  чьей  жестокости  я
терплю.
     Фокленд. Джулия,  вы  всегда  были  по  отношению  ко  мне  воплощенной
добротой. О, какое я животное, что хоть на минуту смею  усомниться  в  вашей
любви!
     Джулия. Если мое чувство к вам изменится  хоть  на  волос,  пусть  моим
именем нарекут легкомыслие и черную неблагодарность!
     Фокленд. О Джулия, это последнее слово резнуло меня! Как бы я хотел  не
иметь никакого права на вашу  благодарность!  Загляните  хорошенько  в  свою
душу, Джулия: может быть, то, что вы приняли за любовь, на самом деле только
горячий порыв слишком благодарного сердца?
     Джулия. За какие же достоинства я должна вас любить?
     Фокленд. Ни за какие! Ценить во мне какие бы то ни было достоинства ума
или души - это значило бы  только  уважать  меня.  А  что  касается  внешних
качеств... О, сколько раз я хотел быть изуродованным - тогда  я  по  крайней
мере знал бы, что в вашем чувстве моя внешность не играет никакой роли!
     Джулия. Когда природа дарит  мужчину  этим  мнимым  превосходством,  он
имеет право смеяться над  неуместностью  ее  внимания;  я  встречала  людей,
которые в этом отношении, может быть, намного превосходили вас, но, хотя мои
глаза видели это, сердце молчало.
     Фокленд. Вот это уже нехорошо  с  вашей  стороны,  Джулия!  Я  презираю
внешность в мужчине, но все-таки... Если б вы меня любили так, как  я  хочу,
то, будь я эфиопом, я все же казался бы вам красивее всех.
     Джулия. Я вижу, вы решили быть  со  мной  недобрым!  Или  тот  договор,
которым отец связал нас, дает вам больше прав, чем просто влюбленному?
     Фокленд.  Вот  опять,  Джулия,  вы  наводите  меня  на  мысли,  которые
оправдывают и поощряют мои сомнения. Я не хочу быть свободным. Я  горд  моим
обязательством. Но...  но...  может  быть,  только  ваше  уважение  к  этому
торжественному обязательству явилось причиной  вашей  любви,  которая  иначе
досталась бы кому-нибудь более достойному? Как я могу быть уверен, что  если
бы не ваше обещание, я все же был бы предметом вашей постоянной любви?
     Джулия. Так испытайте меня. Будем так же свободны, как до этого.  Будем
чужими друг другу: мое сердце не изменится!
     Фокленд. Вон оно что! Какая  поспешность,  Джулия!  Как  вы  торопитесь
освободиться от меня! Если б ваша любовь ко мне была неизменной и пылкой, вы
бы не стали отказываться от своих прав, даже пожелай я этого!
     Джулия. О, вы терзаете мне сердце! Я больше не в силах выносить этого!
     Фокленд. Я не хотел огорчать вас. Если бы я меньше любил вас, я  бы  не
доставил вам ни одной горькой минуты. Но выслушайте меня: вот в чем  причина
всех моих сомнений и мучений... Женщинам не  свойственно  взвешивать  мотивы
своих чувств; они часто готовы принять за побуждение своего сердца  то,  что
им диктует холодный рассудок, чувство благодарности или  дочерний  долг.  Не
хочу хвастать, но все  же  должен  сказать,  что  ни  мой  возраст,  ни  моя
внешность, ни мой  характер  не  могут  внушить  отвращения;  состояние  мое
таково, что ни одну женщину нельзя будет упрекнуть  в  неблагоразумии,  если
она выйдет за меня. О Джулия, когда любви так помогает рассудок,  мотивы  ее
могут показаться подозрительными утонченной душе.
     Джулия. Не  знаю,  к  чему  клонятся  ваши  намеки;  но  так  как  они,
несомненно, имеют целью оскорбить меня, я лучше уйду, чтобы избавить вас  от
раскаяния. Я вам для этого никакого повода не давала. (Уходит в слезах.)
     Фокленд. Ушла в слезах!.. Подождите, Джулия! Подождите минутку! Заперла
дверь? Джулия, душа моя! Одну минутку!.. Я  слышу  рыданья?  О,  злодейство!
Какое я животное, что так мучаю ее! Но стой... Да! Идет! Как мало выдержки в
женщине! Одно нежное слово, и она  готова  уступить.  Не-ет.  Я  ошибся,  не
идет!.. Но, Джулия, любовь моя, скажите, что вы прощаете меня; выйдите  хоть
только за этим, не надо быть такой обидчивой! Стой!..  Она  идет...  А  я-то
думал... Полное отсутствие характера! Значит, ее уход только игра.  Но  я  и
виду не покажу, что это на  меня  подействовало,  притворюсь  равнодушным...
(Напевает что-то. Потом прислушивается.) Нет, черт возьми,  не  идет!  И  не
думала идти, очевидно! Это уже не выдержка, а упрямство, хоть я и заслуживаю
того.  Как!  После  столь  долгой  разлуки  так  терзать  ее  нежность?  Это
варварство, недостойное мужчины! Мне стыдно  будет  ей  в  глаза  взглянуть.
Подожду, пока ее справедливый гнев остынет. И, если я еще раз так огорчу ее,
пусть  я  ее  навек  утрачу!  Пусть  судьба  соединит  меня  в  наказание  с
какой-нибудь старой бабой, чтобы ее ненасытная страсть и годами накопившаяся
желчь заставили меня день и ночь проклинать мое безумие! (Уходит.)




                             У миссис Малапроп.

            Миссис Малапроп с письмом в руках и капитан Абсолют.

     Миссис Малапроп. Уже одно то, капитан, что вы сын сэра  Энтони,  служит
мне достаточной р_е_п_у_т_а_ц_и_е_й,  но,  кроме  того,  ваше  честное  лицо
вполне подтверждает отзыв о вас вашего батюшки.
     Капитан. Позвольте мне признаться вам, сударыня: так как я  никогда  не
имел удовольствия видеть мисс Лидию, меня главным образом привлекает в  этом
деле надежда породниться с миссис Малапроп. Я так  много  наслышан  о  вашей
редкой образованности, элегантных манерах и прочих  совершенствах;  ведь  об
этом гремит молва.
     Миссис Малапроп. Вы льстите мне, сэр! Садитесь, капитан, прошу вас.

                                  Садятся.

Ах, как мало людей в наше время, способных оценить с_к_а_б_р_е_з_н_о_с_т_ь в
женщине.  Никто  не  думает,  что  для  светской  дамы  важно иметь какие-то
познания. Мужчины ценят только ничего не стоящий цветок - красоту.
     Капитан. К сожалению, это слишком верно, сударыня. Но,  я  боюсь,  наши
дамы сами отчасти виноваты в этом: они думают, что мы так  высоко  ценим  их
красоту, что ум  и  образование  считаем  излишними.  Поэтому  они,  подобно
плодовым деревьям, приносят плоды только после цветения... Мало кто  походит
на миссис Малапроп и на апельсиновое дерево, которое одновременно  богато  и
цветами и плодами.
     Миссис Малапроп. Сэр, вы очень любезны! (В сторону.) Он прямо ананас по
благовоспитанности. (Капитану.) Вам небезызвестно, капитан, что эта ветреная
девчонка умудрилась  каким-то  образом  влюбиться  в  нищего,  прощелыгу,  в
какого-то прапорщика, которого никто из нас не видал и не знает.
     Капитан. Как же, я слышал об этой глупой истории. Но ей  это  нисколько
не вредит в моих глазах.
     Миссис Малапроп. Вы очень добры и снисходительны, капитан.  С  тех  пор
как я произвела полную э_к_з_е_к_у_ц_и_ю всей этой истории, я  сделала  все,
что в моих силах: давно уже  к_а_т_а_с_т_р_о_ф_и_ч_е_с_к_и  запретила  ей  и
думать об этом о_б_ъ_е_к_т_е, рассказала ей о п_р_о_д_у_к_т_е  сэра  Энтони,
но должна, к сожалению, к_о_н_с_у_л_ь_т_и_р_о_в_а_т_ь,  что  она  решительно
отвергает все п_а_р_т_и_т_у_р_ы, которые я ей предлагаю.
     Капитан. Это, вероятно, очень вас расстраивает, сударыня?
     Миссис Малапроп. Ах, и не говорите! Я прямо до истерики  несколько  раз
доходила с ней. Я надеялась, что она бросила переписку с ним  -  и  что  же?
Сегодня я перехватила еще одну записку от этого о_б_ъ_е_к_т_а. Вот она  -  у
меня в кармане.
     Капитан (в сторону). Черт возьми, моя последняя записка!
     Миссис Малапроп (дает ему  записку).  Вот!  Может  быть,  вам  известен
почерк?
     Капитан  (в  сторону).  Так  и  есть,  моя   записка!   Ах,   маленькая
предательница Люси. (К миссис Малапроп.)  Как  будто  я  видел  раньше  этот
почерк... Да, положительно, я его знаю.
     Миссис Малапроп. Нет, вы прочтите, капитан! (Протягивает ему письмо.)
     Капитан (читает). "Кумир души моей, обожаемая Лидия..." Как нежно!
     Миссис Малапроп. Да, но какое кощунство при этом.
     Капитан. "...Меня чрезвычайно встревожили полученные от  вас  известия,
тем более что мой новый соперник..."
     Миссис Малапроп. То есть вы, капитан.
     Капитан.   "...Известен   за   благородного   человека   и    истинного
джентльмена". Ну, это довольно любезно с его стороны.
     Миссис Малапроп. Он так пишет с целью: это хитрость.
     Капитан. Готов поручиться, что вы  правы,  сударыня.  Миссис  Малапроп.
Читайте, читайте дальше, вы увидите.
     Капитан. "Что касается стерегущего вас старого дракона..."  -  кого  же
это он подразумевает?
     Миссис Малапроп. Меня, сэр, меня, он  меня  подразумевает!  Но  читайте
дальше!
     Капитан. Наглый негодяй! "... Чего  бы  это  ни  стоило,  я  обману  ее
бдительность. Я слыхал, что то же смешное тщеславие, которое  заставляет  ее
красить свою  физиономию  и  пересыпать  свою  скучнейшую  болтовню  учеными
словами, значения которых она сама не понимает..."
     Миссис Малапроп. Слышите, сэр? Он нападает на мои части речи! Что вы на
это скажете? Если я чем-нибудь и  могу  похвастать,  то  это  именно  своими
о_р_а_к_у_л_ь_с_к_и_м_и способностями,  богатым  запасом  всяких  остроумных
э_п_и_т_а_ф_и_й.
     Капитан.  Он  заслуживает,  чтобы  его  повесили  и  четвертовали!   Но
позвольте. "...То же самое смешное тщеславие..."
     Миссис Малапроп. Можно не повторять, сэр!
     Капитан. Прошу прощенья. "...Превращает ее в игрушку грубейшей лести  и
притворного восхищения". Вот наглый дуралей! "У  меня  есть  план,  как  нам
вскоре устроить  свидание  с  согласия  старой  ведьмы  и  даже  сделать  ее
посредницей в наших отношениях". Видана ли такая наглость?
     Миссис  Малапроп.  Слыхали  вы  что-нибудь  подобное?  Он  обманет  мою
бдительность! Вот как! Ха-ха-ха! Посмотрим,  как  он  войдет  в  эти  двери!
Ха-ха-ха! Увидим, кто способен на лучший к_о_м_п_о_т.
     Капитан. Увидим, сударыня, увидим! Ха-ха-ха! Вот  самонадеянный  щенок!
Ха-ха-ха! Но, миссис Малапроп, если  уж  молодая  особа  так  увлечена  этим
субъектом, не лучше ли нам временно закрыть глаза на их переписку? Пусть они
доведут свой комплот до конца; дайте ей бежать, я же в это время устрою так,
что молодца задержат, и вместо него сам похищу ее.
     Миссис Малапроп. Очаровательно придумано! Я в восторге. Это неслыханный
п_р_е_т_е_н_д_е_н_т.
     Капитан. А нельзя ли повидаться  с  молодой  особой?  Мне  хотелось  бы
узнать ее нрав...
     Миссис Малапроп. Вот  уж  не  знаю...  Она  не  подготовлена  к  вашему
посещению... В таких вещах ведь следует соблюдать д_е_к_о_р_а_ц_и_ю.
     Капитан. О, меня она примет. Скажите ей только, что Беверлей...
     Миссис М а л а п р о п. Как?
     Капитан (в сторону). Язык мой - враг мой!
     Миссис Малапроп. Что вы сказали о Беверлее?
     Капитан. Я хотел вам предложить, чтобы  вы,  шутки  ради,  уверили  ее,
будто ее хочет видеть Беверлей: она живо явится тогда. Ха-ха-ха!
     Миссис Малапроп. Стоило бы над ней так подшутить: ведь он писал ей, что
добьется моего согласия на их свидание. Ха-ха-ха! Пусть попробует!  (Зовет.)
Лидия, иди сюда!.. Он сделает меня посредником в их отношениях.  Ха-ха-ха!..
Лидия, спустись в гостиную!  Говорят  тебе!..  Не  удивляюсь  вашему  смеху!
Ха-ха-ха! Его наглость поистине смеха достойна.
     Капитан. Это действительно смешно, сударыня! Ха-ха-ха!
     Миссис Малапроп. Девчонка делает вид, что не слышит. Я сейчас  пойду  и
скажу ей, к_т_о ее ждет. Пусть узнает, что ее желает видеть капитан Абсолют,
и я заставлю ее вести себя как следует.
     Капитан. Как вам угодно, сударыня.
     Миссис Малапроп. Пока до  свидания,  капитан.  Вы  все  еще  не  можете
успокоиться? Действительно  смешно.  Ха-ха-ха!  Обмануть  мою  бдительность!
Ха-ха-ха! (Уходит.)
     Капитан. Ха-ха-ха. Пожалуй, теперь  как  раз  время  сбросить  маску  и
беспрепятственно  завладеть  моей  прекрасной  добычей...  Но  это  было  бы
равносильно тому,  чтобы  потерять  ее  навек.  Мне  слишком  хорошо  знаком
капризный нрав Лидии... Посмотрим, узнает ли она меня? (Отходит в сторону  и
делает вид, что рассматривает картины на стенах.)

                               Входит Лидия.

     Лидия. Какая неприятная сцена предстоит мне... Что может быть  ужаснее,
чем выслушивать объяснения в любви человека, чуждого сердцу!  Мне  случалось
читать, что  иногда  девушки,  очутившись  в  моем  положении,  ради  своего
возлюбленного взывают к благородству его соперника. Что, если я так  сделаю?
Вот он, этот ненавистный соперник! Тоже военный, но  какая  разница  с  моим
Беверлеем! Что же он не приступает к делу? Какой небрежный поклонник, право!
Чувствует себя, как дома. Заговорю первая. Капитан Абсолют!
     Капитан. Сударыня! (Поворачивается.)
     Лидия. О боже! Беверлей!
     Капитан. Тс-с... Тише, тише, жизнь моя! Не изумляйтесь.
     Лидия. Я так удивлена... И так  испугана...  И  так  счастлива...  Ради
бога! Как вы сюда попали?
     Капитан. В двух словах: я обманул вашу тетушку; мне стало известно, что
мой новый соперник должен быть сегодня вечером с визитом у вас. Мне  удалось
задержать его, и я явился к ней под именем капитана Абсолюта.
     Лидия. Ах! Очаровательно! И она приняла вас за молодого Абсолюта?
     Капитан. Убеждена, что я - это он.
     Лидия. Ха-ха-ха! Не могу удержаться от  смеха  при  мысли  о  том,  как
обманута ее проницательность!
     Капитан. Но мы  даром  тратим  драгоценные  мгновения:  другого  такого
случая может не представиться. Позвольте же  мне,  мой  нежный,  мой  добрый
ангел, молить вас назначить время, когда я смогу спасти вас от незаслуженных
преследований и с узаконенным пылом ходатайствовать о награде.
     Лидия. Итак, вы соглашаетесь,  Беверлей,  пожертвовать  большею  частью
моего жалкого богатства, этого груза, который отягощает крылья любви?
     Капитан. О, будьте моей  такая,  как  вы  сейчас,  богатая  одной  лишь
красотой. Не приносите с собой никакого приданого, кроме вашей любви, и  это
будет чистейшим великодушием, потому что только любовью может отплатить  вам
ваш бедный Беверлей.
     Лидия (в сторону). Как убедительны его слова! Как прекрасна будет  наша
бедность!
     Капитан. О душа моя! Какая жизнь ожидает нас тогда! Любовь, одна любовь
будет нашим кумиром и опорой. Мы будем служить ей с  монашеской  строгостью,
отречемся от всех светских забав и только на ней сосредоточим все мысли, все
поступки.  Гордясь  своими  лишениями,  мы  будем   радоваться   посрамлению
богатства; на окружающем нас мрачном фоне бедности вдвое ярче запылает пламя
нашей чистой любви. Клянусь небом, я с презрением отбросил бы  от  себя  все
блага мира, чтобы насладиться той минутой, когда я прижму мою Лидию к  своей
груди и скажу ей: "В этом для меня вся улыбка жизни - другой нет". (Обнимает
ее. В сторону.) Ну, если она это выдержит, то значит в мою игру вмешался сам
дьявол.
     Лидия (в сторону). О, теперь я решила бежать с ним на  край  света!  Но
мои несчастья еще не кончены.

              Незаметно входит миссис Малапроп и подслушивает.

     Миссис Малапроп. Не могу утерпеть,  так  мне  хочется  знать,  как  эта
маленькая негодница ведет себя.
     Капитан. О чем же вы так задумались, Лидия? Ваша горячность  как  будто
ослабела.
     Миссис Малапроп (в сторону). Горячность ослабела? Ага! Значит, она  тут
выходила из себя.
     Лидия. О нет, этого не будет, пока во мне есть хоть капля жизни!
     Миссис Малапроп (в сторону). Что за характер! Вот чертенок!  Всю  жизнь
готова злиться.
     Лидия. Не думайте, что бесполезные угрозы моей  нелепой  тетушки  могут
для меня иметь хоть малейшее значение.
     Миссис Малапроп (в сторону). Вот это послушание!
     Лидия. Ее выбор - капитан Абсолют, но мой выбор - Беверлей!
     Миссис Малапроп (в сторону). Какая дерзость! В лицо ему! Так-таки прямо
в лицо!
     Капитан. Так позвольте же мне подкрепить мои мольбы...  (Становится  на
колени.)
     Миссис  Малапроп  (в  сторону).  Бедный  молодой  человек!  На  коленях
вымаливает ее милости! Сил больше  нет  этого  терпеть!  (Выходит  из  своей
засады.) Ах ты, злобное созданье! Я все слышала...
     Капитан (в сторону). Черт бы побрал ее бдительность!
     Миссис Малапроп. Капитан, я, право, не знаю, как у вас просить прощенья
за ее непозволительную грубость.
     Капитан  (в  сторону).  Нет,  все  в  порядке,  как  видно.  (К  миссис
Малапроп.) Я не теряю надежды, сударыня, что время смягчит мисс Лидию.
     Миссис Малапроп. О, не надейтесь: она упряма, как аллегория на  берегах
Нила.
     Лидия. Но, тетушка, в чем же вы меня теперь обвиняете?
     Миссис Малапроп. Ах, и не краснеет! Бунтовщица ты этакая! Разве ты сама
сейчас не сказала в лицо  капитану,  что  любишь  другого?  Что  никогда  не
станешь его женой?
     Лидия. Нет, тетушка, этого я не говорила.
     Миссис Малапроп. Силы небесные! Какая дерзость! Лидия, Лидия! Ты должна
бы знать, что лгать в высшей степени неприлично для молодой девицы! Разве ты
только что не похвалялась, что Беверлей,  один  только  бездельник  Беверлей
владеет твоим сердцем? Отвечай правду.
     Лидия. Это правда, тетушка, никто, кроме Беверлея...
     Миссис Малапроп. Замолчи! Замолчи, самонадеянная девчонка! Не смей  так
говорить!
     Капитан. Прошу вас, миссис  Малапроп,  не  останавливайте  мисс  Лидию:
пусть говорит, что хочет. М_е_н_я это ни минуты не огорчает, уверяю вас.
     Миссис  Малапроп.  Вы  слишком  добры,   капитан,   слишком   мягки   и
терпеливы... Ну, мисс, пожалуйте-ка со мной... Я буду ждать  вас  вскорости,
капитан. Помните, мы окончательно договорились.
     Капитан. Не забуду, сударыня.
     Миссис Малапроп. Простись же с капитаном полюбезнее, слышишь?
     Лидия. Шлю все благословения на моего Беверлея, на моего  возлюбленного
Бев...
     Миссис Малапроп. Негодница! Уж я зажму  тебе  рот!  Ступай,  ступай  за
мной.

  Уходят в разные стороны: капитан Абсолют - посылая Лидии поцелуи, миссис
                       Малапроп - мешая ей говорить.




                        Помещение Акра в гостинице.

                                Акр и Дэвид.

     Акр (кончает одеваться). Ну что, Дэвид, идет ко мне новый костюм?
     Дэвид. Да вы совсем другой человек стали, хозяин! Вот вам крест! С  вас
хоть модную картинку рисуй!
     Акр. Да, Дэвид, платье много значит!
     Дэвид. Еще бы не значило! Платье - это все! Да если бы вы в таком  виде
показались у нас в имении, старая барыня нипочем бы вас не узнала. Дворецкий
глазам бы своим не поверил, а экономка так прямо  расплакалась  бы!  Помилуй
боже! Вот бы судомойка-то нахохоталась, подсматривая у дверей! .. А уж  ваша
любимица Долли покраснела  бы,  как  моя  жилетка...  Ух!  Бочку  эля  готов
прозаложить, что все собаки в  деревне  стали  бы  лаять,  не  узнавши  вашу
милость. А Филида, пожалуй, и хвостом бы не махнула!
     Акр. Да, Дэвид! Лоск - великое дело.
     Дэвид. Вот и я то же самое говорю мальчишке насчет  ваших  сапог,  ваша
милость, а он меня и слушать не хочет.
     Акр. Но, Дэвид, что же это мосье де ла Грае не идет? Мне надо  освежить
мои щассе-балансе и плие.
     Дэвид. Я схожу за ним опять, сударь!
     Акр. Сходи! Да, кстати, загляни, нет ли для меня чего-нибудь на почте.
     Дэвид. Слушаю! Вот вам крест, не могу  наглядеться  на  вашу  прическу.
Если бы я сам не видел, как ее стряпали, - хоть сейчас умереть, не догадался
бы, что это за кушанье! (Уходит.)
     Акр (пробует танцевать). Реверанс... Глиссада... Купе... Черт бы побрал
того, кто выдумал котильоны. Для нас, деревенских жителей, они  хуже  всякой
алгебры. Еще менуэт -  куда  ни  шло,  его  я  кое-как  одолею,  коли  нужда
заставит, да и в контрдансе  в  грязь  лицом  не  ударю.  Клянусь  джигой  и
барабаном, это мне ничего не стоит -  направо,  налево,  фигура...  с  любым
военным поспорю у нас в деревне. Но вот  эти  все  басурманские  алеманды  -
котильоны - ничего в них не понимаю. Никогда с ними  не  справлюсь.  У  меня
честные английские ноги, не понимают они этой французской тарабанщины...  Па
туда... па сюда... па, па, а моя нога не  глупа  и  не  желает  плясать  под
французскую дудку.

                               Входит слуга.

     Слуга. Сударь! Сэр Люциус О'Триггер желает вас видеть.
     Акр. Проси сюда.

                 Слуга уходит. Входит сэр Люциус О'Триггер.

     Сэр Люциус. Мистер Акр, счастлив обнять вас!
     Акр. Любезнейший сэр Люциус, я в восторге, что вижу вас!
     Сэр Люциус. Что вас так неожиданно привело в Бат, друг мой?
     Акр. Клянусь честью, я последовал за  блуждающим  огоньком  Купидона  и
попал в конце концов в болото. Короче сказать,  меня  очень  оскорбили,  сэр
Люциус. Я не стану называть имен,  но  смотрите  на  меня,  как  на  глубоко
оскорбленного джентльмена.
     Сэр Люциус. В чем дело, скажите пожалуйста? Я не спрашиваю об именах.
     Акр. Вы только послушайте, сэр  Люциус.  Я  влюбляюсь  по  уши  в  одну
молодую девицу. Ее близкие всецело поощряют мое сватовство. Я еду за  ней  в
Бат. Посылаю записку о своем  прибытии  и  в  ответ  получаю  известие,  что
судьбой молодой особы распорядились  иначе.  Вот,  сэр  Люциус!  Это  ли  не
оскорбление.
     Сэр Люциус. Еще бы! Серьезнейшее оскорбление! А вы не  догадываетесь  о
причине этой перемены?
     Акр. Дело вот в чем. У меня есть соперник, некий Беверлей. Говорят,  он
сейчас  тоже  находится  здесь.  Клянусь  сплетнями  и  скандалами,   он-то,
наверное, и есть всему причина.
     Сэр Люциус. Соперник? И вы полагаете, что он  недобросовестно  вытеснил
вас?
     Акр. Конечно, недобросовестно! Иначе он бы не мог этого сделать.
     Сэр Люциус. Ну, следовательно, вы знаете, как вам остается поступить?
     Акр. Понятия не имею, клянусь честью.
     Сэр  Люциус.  Здесь  не  принято  ходить  при  шпагах,  но...  Вы  меня
понимаете?
     Акр. Как! Драться с ним?
     Сэр Люциус. Конечно! Что же может быть другого в подобном случае?
     Акр. Но ведь он не подал мне ни малейшего повода для дуэли!
     Сэр Люциус. Как! По-моему, он вам подал самый  серьезный  повод!  Разве
можно нанести человеку более ужасное оскорбление,  чем  влюбиться  в  ту  же
даму, что и он? Клянусь душой, это  самое  непростительное  предательство  в
дружбе.
     Акр. Предательство в дружбе? Верно, верно!.. Но  ведь  я-то  с  ним  не
знаком: я даже в глаза его никогда не видел.
     Сэр Люциус. Это не оправдание! Тем меньше он имел право позволить  себе
такую вольность.
     Акр. Черт возьми! Это правильно. Я начинаю  сердиться,  сэр  Люциус!  Я
начинаю горячиться! Клянусь клинками и эфесами, я вижу,  что  человек  может
быть храбрецом и даже не подозревать этого.  Но  надо  как-нибудь  устроить,
чтобы право было на моей стороне.
     Сэр Люциус. К черту право, когда затронута ваша честь. Как вы  думаете,
Ахилл или Александр Македонский спрашивали  когда-нибудь,  на  чьей  стороне
право? Нет, клянусь честью! Они  просто  выхватывали  свой  меч,  а  ленивым
трусам предоставляли доказывать, на чьей стороне справедливость!
     Акр. Ваши  слова  для  моего  сердца  все  равно,  что  полковой  марш!
Очевидно, храбрость заразительна. Во мне пробуждается чувство доблести,  так
сказать,  ощущение  мужества,  так  сказать.  Клянусь  кремнями,  полками  и
курками, я вызову его немедленно!
     Сэр Люциус. О мой юный друг! Будь мы  с  вами  сейчас  в  моем  родовом
замке, я бы показал вам галлерею моих предков: хватило  бы  комнату  увешать
сверху донизу. Каждый из них убил на дуэли не менее одного противника.  Хотя
фамильный замок и презренные земельные угодья  проскользнули  у  меня  между
пальцев, но, благодарение  богу,  наша  фамильная  честь  и  наши  фамильные
портреты до сих пор сохраняют весь свой блеск.
     Акр. О сэр Люциус, у меня тоже были предки, и каждый  из  них  был  или
полковником или капитаном ополчения. Клянусь  пулями  и  дулами,  я  на  все
готов!

                                                  Сюда,
                      Убийства ангелы, где б не летали
                      Вы в этот час на гибель естеству!..

Черт побери! Как говорят на сцене: "На все, что может человек, - готов я!"
     Сэр Люциус. Полно, полно, страсть в таких случаях неуместна.  Эти  дела
надо делать вежливо и с полным самообладанием.
     Акр. Но во мне должна бушевать страсть,  сэр  Люциус!  Я  хочу  быть  в
бешенстве! Дорогой сэр Люциус, позвольте мне быть в бешенстве,  если  только
вы любите меня! Вот перо и бумага. (Садится писать.) Ах, если б эти  чернила
были красными! Диктуйте, прошу вас, диктуйте. С чего начать? Клянусь  пулями
и клинками, - во всяком случае, я буду писать смелым, размашистым почерком.
     Сэр Люциус. Прошу вас, овладейте собой.
     Акр. Не начать ли мне с хорошего ругательства? Сэр  Люциус,  можно  мне
начать с ругательства?
     Сэр Люциус. Фуй, фуй,  ведите  дело  прилично,  как  подобает  хорошему
христианину. Начните так: "Милостивый государь мой..."
     Акр. Нет, это уж чересчур прилично!
     Сэр  Люциус.  "...Чтобы  предотвратить  недоразумения,  которые   могут
возникнуть..."
     Акр. Ну ладно!
     Сэр Люциус. "...Вследствие того, что мы оба питаем чувства  к  одной  и
той же леди..."
     Акр. Вот именно, вот именно, в этом-то все и дело - к одной  и  той  же
леди. Ну, дальше?
     Сэр Люциус. "...Я буду ожидать, что вы  окажете  мне  честь  встречи  с
вами..."
     Акр. Черт побери! Да разве я его на обед приглашаю?
     Сэр Люциус. Прошу вас, спокойнее!
     Акр. Ну ладно. "...Честь встречи с вами..."
     Сэр Люциус. "...Чтобы разрешить наш спор".
     Акр. Ну, дальше?
     Сэр Люциус. Дайте подумать... Самым подходящим местом будет Королевская
поляна... "На Королевской поляне".
     Акр. Ну вот и готово. Сейчас сложу и запечатаю; на печати  мой  герб  -
рука, держащая кинжал.
     Сэр Люциус. Вы увидите, как  это  маленькое  объяснение  сразу  положит
конец всяким сомнениям и кривотолкам, какие могут быть в данном случае.
     Акр. Да! Поединок разрешит все сомнения.
     Сэр Люциус. Время выберете сами. Я бы вам советовал покончить  с  делом
сегодня же вечером, и тогда, чем бы оно ни кончилось, завтра утром  все  уже
будет позади.
     Акр. Вот именно!
     Сэр Люциус. Итак, мы до вечера не увидимся.  В  случае  чего  известите
меня. Я с удовольствием взял бы  на  себя  честь  передать  ваш  вызов,  но,
сказать по правде, мне, кажется, самому предстоит такое же  дело.  Есть  тут
один весельчак капитан, который позволил  себе  пошутить  надо  мной,  задев
честь моей родины. Я только жду встречи с ним, чтобы вызвать его.
     Акр. Клянусь моей храбростью! Как бы я хотел, чтобы вы дрались  первым!
Ей-богу, я хотел бы видеть, как вы его убьете, хотя бы, чтоб получить  живой
урок.
     Сэр Люциус. Весьма польщен быть вашим учителем в этом деле. Ну, пока до
свидания. Но помните одно: когда встретитесь с противником, вы должны  вести
себя как можно вежливей и любезней. Пусть ваша храбрость будет подобна вашей
шпаге - смертоносна, но отполирована до блеска.

                          Уходят в разные стороны.






                                  У Акра.

                                Акр и Дэвид.

     Дэвид. Ну нет! Я бы этого ни за что на свете делать не  стал.  Вот  вам
крест, никакой сэр Люциус в мире не заставил бы меня драться, раз я этого не
хочу. Ох, что-то скажет старая барыня, если узнает про это?
     Акр. Ах, Дэвид, если б  ты  слышал  сэра  Люциуса!  Клянусь  искрами  и
пламенем, он бы и в тебе сумел зажечь мужество!
     Дэвид. Никоим  образом.  Не  выношу  я  таких  ненасытных  кровопийцев.
Видите, хозяин, я еще понимаю - честный бокс, или дубина, или  палка...  тут
бы я вам мешать не стал. Но, что касается этой проклятой резни или стрельбы,
ох, никогда из этого ничего хорошего не выйдет.
     Акр. Но моя честь, Дэвид, моя честь! Должен  же  я  заботиться  о  моей
чести!
     Дэвид. Ну, понятно, и я бы о своей заботился. Вот вам крест! Но  только
в отплату за это моя честь должна была бы позаботиться обо мне.
     Акр. Клянусь клинками, Дэвид! Ни один  истинный  джентльмен  не  станет
рисковать утратой чести.
     Дэвид. А я вам говорю: честь и сама не должна бы подвергать риску жизнь
джентльмена. Видите ли, хозяин, эта самая честь кажется мне очень  фальшивым
другом и продажным слугой. Допустим, что я был  бы  джентльменом,  чего  обо
мне, благодарение богу, никто сказать не посмеет.  Ну  так  вот.  Честь  моя
толкает меня на ссору с  другим  джентльменом.  Так!  Мы  деремся.  Это  еще
хорошо. Бац! Я его убиваю - мое счастье! Кто же  от  этого  выигрывает?  Моя
честь. Ну, а если он меня убьет? Вот вам крест! Я иду червям на съедение,  а
честь перебегает на сторону моего врага!
     Акр. Нет, Дэвид! Клянусь венцами и лаврами! Честь в таком случае уходит
с тобой в могилу.
     Дэвид. А это как раз такое место, где я и без нее отлично обойдусь.
     Акр. Черт тебя возьми, Дэвид,  ты  трус!  Мое  мужество  запрещает  мне
слушать тебя! Как! Чтобы я опозорил моих предков? Подумай, Дэвид! Что бы это
было, если бы я опозорил моих предков?
     Дэвид. С вашего позволения, меньше всего риску опозорить их -  это  как
можно дальше держаться от их компании. Видите ли, хозяин, если вы  вздумаете
отправиться к ним так поспешно, да еще с дырявой головой,  ничего  из  этого
хорошего не выйдет. Предки наши - народ почтенный, но они последние,  с  кем
бы я согласился вести близкое знакомство.
     Акр. Но, Дэвид, разве ты думаешь, что это очень, очень опасно?  Клянусь
жизнью, люди часто дерутся без всяких дурных последствий.
     Дэвид. Вот вам крест, в этом деле  все  против  вас.  Ох!  Выходить  на
поединок с этаким львом, у которого двуствольная сабля  и  острый  пистолет!
Господи, помилуй нас! Меня при одной мысли об этом  дрожь  пробирает.  Такие
смертоубийственные оружия! Я их с малолетства не выношу. Видите ли, во  всем
мире нет такого кровожадного животного, как заряженный пистолет.
     Акр. Черт побери! Нет, я и не подумаю бояться. Клянусь огнем и адом, ты
меня не запугаешь. Вот письмо! Я послал за моим другом, капитаном Абсолютом,
он передаст мой вызов.
     Дэвид. Да-да, уж пусть он будет вашим посланным! Что до меня, то  я  бы
за лучшую лошадь в вашей конюшне не согласился приложить к этому  руку.  Вот
вам крест!.. Это письмо даже на другие-то не похоже:  оно  такое  злобное  и
задиристое. Ручаюсь, что от него несет порохом, как от солдатской сумки. Ох,
того и гляди взорвется.
     Акр. Убирайся ты вон, трус этакий! Кузнечик и тот храбрей тебя.
     Дэвид. Ладно, молчу... А какое горе у нас дома-то будет. Ладно,  молчу.
Как Филида-то завоет, когда узнает об этом... Ах, бедная сука...  Она  и  не
чует, на какую охоту ее хозяин отправляется без нее. А старый  Кроп...  ведь
десять лет возил он вашу милость по полям и дорогам, небось проклянет теперь
день, когда на свет божий родился. (Хнычет.)
     Акр. Ничего не поделаешь, Дэвид!  Я  решил  драться.  Убирайся  отсюда,
трусишка ты этакий, пока я еще в воинственном настроении.

                               Входит слуга.

     Слуга. К вам капитан Абсолют.
     Акр. Ага, проси сюда.

                               Слуга уходит.

     Дэвид. Ладно, дай бог, чтобы мы все были в живых завтра в это время.
     Акр. Это еще что? Не выводи меня из терпения, Дэвид!
     Дэвид. Прощайте, хозяин! (Хнычет.)
     Акр. Ступай вон! Трус ты малодушный! Ворона каркающая!

                   Дэвид уходит. Входит капитан Абсолют.

     Капитан. В чем дело, Боб?
     Акр. Подлый олух! Овечье сердце! Если б я не обладал храбростью Георгия
Победоносца и дракона, вместе взятых...
     Капитан. Зачем ты искал меня, Боб?
     Акр. А вот! ("Дает ему письмо.)
     Капитан. "Прапорщику Беверлею".  (В  сторону.)  Что  же  теперь  будет?
(Акру.) Что это такое?
     Акр. Вызов.
     Капитан. Вот как! Но неужели ты будешь драться, Боб? Быть не может!
     Акр. Ей-богу, буду, Джек! Сэр  Люциус  так  подействовал  на  меня.  Он
привел меня в состояние  самое  яростное,  и  я  намерен  драться  нынче  же
вечером, пока я не остыл.
     Капитан. Но при чем тут я?
     Акр. Как при чем? Тебе как-никак знаком  этот  молодец.  Я  прошу  тебя
разыскать его и передать ему этот смертельный вызов.
     Капитан. Хорошо, давай и будь покоен, передам по назначению.
     Акр. Благодарю тебя, мой друг, мой милый Джек! Но я  не  доставлю  тебе
слишком больших хлопот?
     Капитан.  Нисколько.  Не  стоит  и  говорить  об  этом.  Ни   малейшего
беспокойства, уверяю тебя!
     Акр. Благодарю! Вот что значит иметь друга! А ты  не  согласишься  быть
моим секундантом, а, Джек?
     Капитан. Нет, Боб, в этом случае мне не совсем удобно.
     Акр. Ну, тогда я буду просить моего друга, сэра Люциуса, а ты пожелаешь
мне удачи, Джек, не так ли?
     Капитан. Если ты с ним сойдешься - от всей души.

                               Входит слуга.

     Слуга. Там сэр Энтони Абсолют внизу спрашивает, нет ли здесь капитана?
     Капитан. Сейчас иду. Ну, мой любезный герой, желаю тебе успеха.  (Хочет
идти.)
     Акр. Подожди, Джек, подожди...  Если  Беверлей  спросит  тебя,  что  за
человек твой друг Акр, скажи ему, что я не человек, а дьявол. Скажешь, Джек?
     Капитан. Конечно, скажу. Скажу, что ты отчаянный храбрец, а, Боб?
     Акр. Да-да, так и скажи, может быть, он испугается и ничего  не  будет.
Скажи ему, что я обыкновенно убиваю по человеку в неделю, скажешь, Джек?
     Капитан. Хорошо, хорошо. Я скажу ему, что тебя по  всей  округе  так  и
зовут: "Боб-бретер!"
     Акр. Вот-вот! Это во избежание зла. Я вовсе не желаю  отнимать  у  него
жизнь, хотя и намерен вступиться за свою честь.
     Капитан. Нет? Как это великодушно с твоей стороны!
     Акр. Ну да ведь ты же не хочешь, чтобы  я  его  непременно  убивал,  а,
Джек?
     Капитан. Нет, клянусь богом, совсем не хочу! Так, значит, "не  человек,
а дьявол", а? (Хочет идти.)
     Акр. Вот-вот! Но подожди, подожди, Джек, ты еще можешь  прибавить,  что
никогда не видел меня в таком бешенстве, в таком всепожирающем бешенстве.
     Капитан. Обязательно скажу!
     Акр. Помни, Джек, - отчаянный храбрец!
     Капитан. Да-да, "Боб-бретер".

                                  Уходят.




                У миссис Малапроп. Миссис Малапроп и Лидия.

     Миссис Малапроп. Ах ты, упрямица! Ну скажи мне, что  ты  можешь  против
него возразить? Скажи на милость, что он - не красив, не изящен, не строен?
     Лидия (в  сторону).  Она  и  не  подозревает,  кого  так  расхваливает.
(Вслух.) Но и Беверлей таков же, тетушка!
     Миссис Малапроп. Довольно уж ставить всякие попоны - это неприлично для
молодой девицы. Согласись, что капитан Абсолют - очаровательный человек.
     Лидия (в сторону). Да, тот капитан, которого вы видели.
     Миссис  Малапроп.  А  какая  благовоспитанность!  Какая  любезность   и
учтивость. Он  сам  за  себя  говорит.  И  как  говорит!  Какая  благородная
внешность, какая л_и_м_ф_а_т_и_ч_н_а_я физиономия. Я как только увидала его,
так вспомнила, что говорит Гамлет:

                   Чело З_е_ф_и_р_а, кудри А_в_р_а_а_м_а.
                   Взор М_а_р_т_а, чтоб грозить п_о_в_е_л_е_в_а_я.
                   И стройный стан М_е_р_к_у_ц_и_я Г_а_р_а_л_ь_д_а...

И  что-то  там  еще  про горы и про поцелуи, ну, словом, сходство сразу меня
поразило.
     Лидия (в сторону). Воображаю, как она  взбесится,  когда  откроет  свою
ошибку.

                               Входит слуга.

     Слуга. К вам сэр Энтони Абсолют и капитан Абсолют.
     Миссис Малапроп. Проси, проси сюда.

                               Слуга уходит.

Ну,  Лидия,  я  настаиваю,  чтобы ты вела себя, как прилично молодой девице.
Если уж ты позабыла свой долг, так покажи хоть свое светское воспитание.
     Лидия. Тетушка, мое решение вам  известно.  Я  не  только  не  намерена
поощрять капитана, но не буду ни говорить с ним, ни даже смотреть  на  него.
(Бросается в кресло спиной к входящим.)

                Входят сэр Энтони Абсолют и капитан Абсолют.

     Сэр Энтони. Вот и мы, миссис Малапроп!  Явились,  чтобы  смягчить  гнев
непреклонной красавицы. И немало труда стоило мне притащить  этого  молодца.
Не знаю, в чем дело, но, если б я не держал  его  за  фалды,  он  непременно
улизнул бы.
     Миссис Малапроп. Сколько вам беспокойства доставляет эта  история,  сэр
Энтони! Мне стыдно за причину всего этого. (Лидии.)  Лидия,  да  встань  же,
умоляю тебя, поздоровайся с ними.
     Сэр Энтони. Я надеюсь, судырыня, что мисс Лэнгвиш приняла  во  внимание
достоинства  моего  сына,  выбор  своей  тетушки  и,  наконец,   возможность
породниться со мной. (Капитану.) Ну, Джек, скажи ей что-нибудь!
     Капитан (в сторону). Черт возьми! Что мне делать? Вы  видите,  батюшка,
она даже взглянуть на меня не хочет, пока вы здесь. Я знал, что так и будет.
Я же говорил вам. Прошу вас, оставьте нас  наедине.  (Тихо  разговаривает  с
сэром Энтони.)
     Лидия  (в  сторону).  Удивительно!  Как  это   моя   тетушка   еще   не
раскричалась? Верно, не рассмотрела хорошенько: мундиры у них похожие, а она
так близорука.
     Сэр Энтони. Нет, сударь мой, я отсюда - ни шагу!
     Миссис Малапроп. К огорчению моему, я должна сознаться, сэр Энтони, что
я в глазах моей племянницы не представляю никакого р_а_р_и_т_е_т_а. (Лидии.)
Да повернись же, Лидия, я краснею за тебя!
     Сэр Энтони. Я льщу себя надеждой, что мисс Лидия  откроет  нам  причину
своей немилости к моему сыну. (Капитану.) Чего же ты не начинаешь, Джек?  Да
говори же, щенок ты этакий!
     Миссис Малапроп. Это невозможно,  сэр  Энтони,  у  нее  не  может  быть
никаких причин, она сама вам скажет это. (Лидии.) Отвечай,  дрянь  девчонка!
Чего же ты не отвечаешь?
     Сэр Энтони. Тогда я надеюсь, сударыня, что  ребяческое,  легкомысленное
предубеждение не буДет преградой для счастья моего Джека? (Капитану.) А  ты,
малый, язык проглотил, что ли, черт возьми!
     Лидия (в сторону). Кажется, мой поклонник  так  же  мало  расположен  к
разговорам, как и я. Что за странная слепота напала на мою тетушку!
     Капитан. Гм... гм... гм...  Сударыня.  Гм...  гм...  (Тщетно  старается
найти  слова,  потом   сэру   Энтони.)   Ей-богу,   батюшка,   я   в   таком
замешательстве... я так... так... смущен. Я говорил вам, что так и будет.  Я
знал. Трепет моей страсти окончательно лишает меня присутствия духа.
     Сэр Энтони. Но ведь не лишает же он тебя языка, дуралей! Ступай  сейчас
же и заговори с ней.

       Капитан Абсолют делает знак миссис Малапроп, чтобы она вышла.

     Миссис Малапроп. Сэр Энтони, не оставить ли нам их вдвоем? (Лидии.)  Ах
ты, маленькая упрямая бестия!
     Сэр Энтони. Нет, сударыня, еще не время. (Капитану.)  Да  что  с  тобой
творится? Разинь пасть и говори или я тебя...
     Капитан. Даст бог, она так зла, что и не взглянет на  меня.  Постараюсь
изменить голос. (Говорит низким,  хриплым  басом.)  Неужели  мисс  Лидия  не
внемлет нежному лепету искренней любви? Неужели...
     Сэр Энтони. Что  такое  с  ним  стряслось?  (Капитану.)  Отчего  ты  не
говоришь как следует, а квакаешь, как охрипшая лягушка?
     Капитан. Мой... мой... тре... трепет... И моя... моя... моя...  скро...
скромность прямо душат меня.
     Сэр Энтони. Опять твоя скромность? Вот что, Джек, если ты сейчас же  не
заговоришь с ней как следует, то я уж по-настоящему  рассержусь.  (К  миссис
Малапроп.) Миссис  Малапроп,  было  бы  желательно,  чтобы  ваша  племянница
соизволила показать нам еще что-нибудь, кроме заднего фасада.

                   Миссис Малапроп тихонько бранит Лидию.

     Капитан. Ну, теперь все откроется. (Подходит к Лидии и  тихо  говорит.)
Не удивляйтесь, моя Лидия, не выказывайте пока вашего удивления.
     Лидия (в сторону). Боже! Голос Беверлея? Но как же он мог обмануть сэра
Энтони? (Постепенно поворачивается,  потом  вскакивает.)  Возможно  ли?  Мой
Беверлей! Как это могло случиться? Мой Беверлей!
     Капитан (в сторону). Эх, все пропало!
     Сэр Энтони. Беверлей? Какого черта Беверлей? Что эта  девочка  говорит?
Это мой сын - Джек Абсолют!
     Миссис Малапроп. Стыдись, негодница!  Стыдись!  Ты  так  помешалась  на
своем Беверлее, что он тебе и во  сне  и  наяву  представляется.  Сейчас  же
попроси у капитана прощения!
     Лидия. Тут нет никакого капитана! Это мой возлюбленный Беверлей!
     Сэр Энтони. Черт возьми! Девочка сошла с ума. У нее мозги свихнулись от
чтения.
     Миссис Малапроп. Не иначе! Что ты толкуешь о Беверлее, бесстыдница?  Ты
ведь  сегодня  уже  видела  капитана  Абсолюта.  Вот  он  пред  тобой,  твой
нареченный муж!
     Лидия. Я только счастлива, тетушка! Могу ли я отказать моему Беверлею?
     Сэр Энтони. Ее надо упрятать в сумасшедший дом!  Или  это  какие-нибудь
плутни этого негодяя. Говори, мерзавец, кто ты такой?
     Капитан. Я не совсем ясно представляю это себе, батюшка, но  постараюсь
припомнить.
     Сэр Энтони. Сын ты мой или нет? Отвечай  хотя  бы  ради  своей  матери,
скотина ты этакий, если не для меня!
     Миссис Малапроп. Да, сударь, кто же вы? О ужас! Я начинаю подозревать.
     Капитан (в сторону). О духи наглости, на  помощь!  (Сэру  Энтони.)  Сэр
Энтони, я несомненно сын вашей супруги. Надеюсь, что всем моим поведением  я
всегда доказывал, что считаю себя и вашим сыном. (К миссис Малапроп.) Миссис
Малапроп, я ваш почтительнейший поклонник и буду гордиться, если стану вашим
преданным племянником. (Лидии.) И лишнее говорить мисс Лидии, что она  видит
перед собой своего верного Беверлея. Зная исключительную возвышенность ваших
чувств, я принял это имя и выдал себя  за  бедного  прапорщика...  Теперь  я
убедился в полном бескорыстии вашей любви и надеюсь сохранить ее и  в  более
высоком чине.
     Лидия (недовольно). Значит, никакого похищения не будет!
     Сэр Энтони. Честное слово, Джек, ты наглец изрядный! Отдаю тебе  полную
справедливость - такой самонадеянности я еще не встречал.
     Капитан. О, вы льстите мне, батюшка, вы говорите мне  комплименты...  А
это все моя скромность мешала мне.
     Сэр Энтони. Во всяком случае, я очень рад, что  ты  не  такой  тупой  и
бесчувственный негодяй, за какого себя  выдавал.  Я  рад,  что  ты  одурачил
собственного отца, скотина ты этакий!..  Я...  Так  вот  что  означало  твое
раскаяние, твое послушание и сыновняя покорность! Я и то думал, что  слишком
уж они неожиданны! Так ты никогда этих фамилий не слыхал, а? Мисс Лэнгвиш из
Вустершира? Ты хотел только мне угодить? Ах ты, притворщик и плут! (Указывая
на Лидию.) Так она косит, не так ли? Маленькая рыженькая девочка? А? Ах  ты,
лицемерный жулик ты! Удивляюсь, как тебе не стыдно смотреть мне в глаза!
     Капитан. Стыдно, батюшка. Я очень смущен. Чрезвычайно смущен. Вы можете
это заметить.
     Миссис Малапроп, О боже, сэр  Энтони!  У  меня  открылись  глаза.  Как!
Капитан... Так это вы писали эти письма? Так это вас я должна благодарить за
элегантную к_о_м_п_и_л_я_ц_и_ю "старая ведьма и дракон"? О ужас! Так это  вы
так строго п_р_а_к_т_и_к_о_в_а_л_и мои части речи?
     Капитан, Дорогой батюшка,  моя  скромность  не  выдержит,  если  вы  не
придете мне на помощь. Я не в состоянии защищаться один.
     Сэр Энтони.  Полно,  полно,  миссис  Малапроп!  Надо  уметь  прощать  и
забывать. Клянусь жизнью! Дело приняло такой счастливый  оборот,  что  я  не
могу сердиться. Будем великодушны!
     Миссис Малапроп. Что же, сэр Энтони, если вы этого желаете, я  не  буду
п_р_е_д_в_а_р_я_т_ь  прошлого.  Помните,  молодые  люди,  отныне  мы   будем
смотреть на будущее р_е_т_р_о_с_п_е_к_т_и_в_н_о.
     Сэр Энтони. Вот теперь мы их оставим вдвоем, миссис Малапроп.  Ручаюсь,
им не терпится кинуться друг другу на шею. Ну что, Джек, прав я был или нет?
Какие щечки! А? А глазки-то, плут ты  этакий!  А  ротик!  А?  Ну,  пойдемте,
миссис Малапроп, не будем им  мешать.  Такое  счастье  раз  в  жизни  только
бывает. (Поет.) "Юность - время золотое". Ах, черт  возьми!  Как  я  рад!  Я
прямо не знаю, что делать на радостях! Позвольте мне, сударыня.  (Предлагает
руку миссис Малапроп.  Поет.)  Тра-ля-ля!  Ей-богу!  Я  сам  готов  тряхнуть
стариной!  Тра-ля-ля!  Тра-ля-ля!  (Уходит,  напевая,  под  руку  с   миссис
Малапроп.)

                      Лидия сидит в кресле надувшись.

     Капитан (в сторону). Такая задумчивость не предвещает  ничего  доброго.
(Лидии.) Как вы серьезны, Лидия!
     Лидия. Что?
     Капитан (в сторону). Так я и думал. Черт возьми, этот односложный ответ
леденит мне кровь. (Лидии.) Дорогая Лидия! Вот теперь нам  дают  возможность
быть счастливыми  не  только  наши  взаимные  обеты,  но  и  согласие  наших
родственников.
     Лидия (капризно). "Согласие родственников"! Действительно!
     Капитан. Полно,  полно!  Немножко  меньше  романтики.  Немножко  больше
комфорта и роскоши ... Разве уж это нам так помешает? Это можно  претерпеть,
в конце концов. Что касается вашего состояния, то я  предоставлю  все  вашим
поверенным...
     Лидия. "Поверенным"? Ненавижу поверенных!
     Капитан.  Ну,  так  мы  даже  не  будем  дожидаться   их   медлительных
формальностей. Я сейчас же добуду разрешение на брак.
     Лидия. "Разрешение"? Ненавижу разрешения!
     Капитан. О любовь  моя,  не  будьте  так  жестоки.  Дайте  умолять  вас
коленопреклоненно. (Становится на колени.)
     Лидия. Фу... При чем тут преклонение, раз я все равно должна  выйти  за
вас замуж?
     Капитан  (поднимаясь  с  колен).  Нет,  сударыня,  насилия  над  вашими
чувствами не будет, обещаю вам это. Раз я потерял ваше сердце, я отказываюсь
от всего остального. (В сторону.) Надо попробовать проявить характер!
     Лидия (вставая). В таком случае, сэр, позвольте  вам  сказать,  что  вы
низкий притворщик. Вы обманом похитили мое чувство и заслуживаете  наказания
за обман. Как! Вы играли мной, как ребенком? Вы поощряли  мои  романтические
мечты, а сами смеялись надо мной исподтишка...
     Капитан. Вы несправедливы ко мне, Лидия! Выслушайте меня...
     Лидия. Я еще наивно воображала, что мы водим за нос наших родственников
и радовалась, как я их перехитрю и разозлю. И вот все мои надежды рухнули  с
благословения и одобрения моей тетушки! Обманутой оказалась в конце концов я
сама. (Ходит взад и вперед в волнении.) Но вот, сэр, вот портрет...  портрет
Беверлея (вынимает миниатюру из-за корсажа), с которым я не расставалась  ни
днем, ни ночью, несмотря ни  на  какие  просьбы  и  угрозы.  Вот  вам,  сэр!
(Швыряет ему портрет.) Будьте уверены, что я так же легко выброшу и оригинал
из своего сердца.
     Капитан. Хорошо, сударыня, тут у нас разногласия  не  будет!  (Вынимает
портрет.) Вот портрет мисс Лидии! Какая разница! Да, вот та небесная, нежная
улыбка, которая воодушевляла мои надежды!  Вот  те  уста,  которые  скрепили
печатью любви свои обеты - они еще не просохли в календаре  Амура.  Вот  он,
тот румянец скромности, который мешал  мне  слишком  пылко  высказывать  мою
благодарность! Что ж, все это прошло. Все кончено! Да, сударыня.  Эта  копия
не сравнится с оригиналом красотой, но в моих  глазах  она  превосходит  его
своими достоинствами: она не изменилась, она осталась  той  же,  а  это  так
много значит, что у меня не хватает сил расстаться с  ней.  (Прячет  портрет
обратно.)
     Лидия (смягчаясь). Вы сами во всем виноваты...  Я...  я...  я  полагаю,
сейчас вы вполне удовлетворены.
     Капитан. О, еще бы! Ведь это гораздо  приятнее,  чем  быть  влюбленным.
Ха-ха-ха-ха! Как это весело! Что значит нарушить  все  торжественные  обеты?
Пустое дело! Конечно, станут говорить,  что  невеста  сама  не  знала,  чего
хотела. Но не все ли равно? Может быть, найдутся злые языки,  которые  будут
уверять, что невеста надоела жениху  и  он  бросил  ее,  но  вы  на  это  не
обращайте никакого внимания...
     Лидия. Сил нет выносить его дерзости! (Разражается слезами.)

                Входят миссис Малапроп и сэр Энтони Абсолют.

     Миссис Малапроп. Однако нам пора прекратить ваше воркование и нежности.
     Лидия. Это хуже, чем ваш обман и предательство!  Неблагодарный,  низкий
человек! (Рыдает.)
     Сэр Энтони. Это еще что за черт? Однако,  миссис  Малапроп!  Это  самое
странное воркование, какое я слышал  когда-либо  в  жизни.  Но  что  же  это
значит? Я крайне удивлен.
     Капитан. Спросите у мисс Лидии, сэр!
     Миссис Малапроп. О ужас! Я прямо а_н_а_л_и_з_о_в_а_н_а. Лидия, что  это
значит?
     Лидия. Спросите капитана, тетушка!
     Сэр Энтони. Черт возьми! Я, кажется, рассержусь по-настоящему. Да уж ты
действительно не оказался ли кем-нибудь другим?
     Миссис Малапроп. Да, сударь, нет ли тут опять каких-нибудь фокусов? Что
вы, двуликий Ц_е_р_б_е_р, что ли?
     Капитан. Вы не даете мне ни слова сказать. Я повторяю, мисс Лидия лучше
вам объяснит, в чем дело.
     Лидия. Тетушка, вы приказывали мне выкинуть из головы Беверлея. Вот  он
перед вами. Отныне я повинуюсь вам: с этой  минуты  я  отказываюсь  от  него
навсегда. (Уходит.)
     Миссис Малапроп. О ужас! Тут чудеса  какие-то!  Да  что  же  случилось?
Капитан, вы, наверно, оскорбили мою племянницу?
     Сэр  Энтони.  Ха-ха-ха!  Ха-ха-ха!  Теперь  я  понимаю.  Ха-ха-ха!  Все
понимаю: Джек, ты, наверно, был слишком предприимчив!
     Капитан. Нет, батюшка, даю вам слово.
     Сэр Энтони. Джек, не сочиняй! Я уверен, что так и было.
     Миссис Малапроп. Ах! Сэр Энтони! Фи-фи, капитан!
     Капитан. Клянусь вам, сударыня!
     Сэр Энтони. Не оправдывайся, Джек, плут ты этакий! Твой отец был  таким
же в свое время. У всех Абсолютов горячая кровь. Ха-ха-ха! Бедная, маленькая
Лидия! Ты ее перепугал, негодяй ты этакий!
     Капитан. Клянусь всем святым, батюшка...
     Сэр Энтони. Черт возьми! Ни  слова  больше.  Миссис  Малапроп  за  тебя
заступится. Вы должны их помирить, миссис Малапроп! Скажите ей, что у  Джека
такая манера. Скажите ей, что у нас у всех такая манера.  Это  уж  у  нас  в
роду. Пойдем, Джек! Ха-ха-ха! А, миссис Малапроп, каков разбойник!  (Толкает
его перед собой.)
     Миссис Малапроп. О сэр Энтони! Фи... фи... капитан.

                                  Уходят.




                            Северная эспланада.

                        Входит сэр Люциус О'Триггер.

     Сэр Люциус. Удивляюсь,  где  прячется  этот  капитан  Абсолют!  Честное
слово, эти военные  всегда  становятся  нам  на  дороге  в  любовных  делах.
Подумать только, что я мог бы жениться на леди Доротее  Кармин,  если  б  не
этот паршивый майоришка, с которым она сбежала раньше,  чем  я  успел  слово
сказать.  Поразительно!  Что  такое  дамы  в  них  находят,  чтобы  так  ими
увлекаться? Может быть, это по наследству от Змея-искусителя - они  ловятся,
как гадюки, на красную тряпку! А-а-а... Не капитан ли это!  Он  и  есть.  Он
так, очевидно, имеет все шансы на успех, что один вид его  раздражает  меня.
Да с кем же это он говорит? (Отходит в сторону.)

      Входит капитан Абсолют, разговаривая сам с собой и жестикулируя.

     Капитан. Стоило мне плести эту интригу! Хорошую награду  получил  я  за
все мои ухищрения. Ах,  маленькая  предательница!  Я  и  не  думал,  что  ее
романтизм дойдет до такой чертовской нелепости. О проклятие! Я вне  себя!  Я
готов перерезать глотку... себе...  или  кому-нибудь  другому  с  величайшим
удовольствием!
     Сэр Люциус (в сторону). Вот удачно! Я и не  ожидал,  что  найду  его  в
таком подходящем для моей цели  настроении.  Как  я  во-время  пришел  сюда!
Теперь надо только завязать с ним разговор и завести ссору по всем правилам.
(Подходит к капитану.) С вашего  разрешения,  капитан,  я  в  данном  случае
держусь иного мнения.
     Капитан. По-чести, вы странный спорщик,  сэр.  Я  как  раз  не  выражал
никакого мнения.
     Сэр Люциус. Это не резон, сэр. Разрешите мне сказать вам, что можно  не
только говорить неправду, но и держать ее в мыслях.
     Капитан. Совершенно верно, сэр. Но мысль, не выраженная вслух, не может
дать повода к спору.
     Сэр Люциус. В таком случае, сэр, вы держитесь иного мнения,  чем  я,  а
это и требуется доказать.
     Капитан. Послушайте, сэр Люциус, если бы я не  знал,  что  вы  истинный
джентльмен, я бы этого не заключил из нашего разговора. Не понимаю,  к  чему
вы клоните, если только вы не добиваетесь ссоры.
     Сэр Люциус,  Покорно  благодарю  вас,  сэр,  за  быстроту  соображения.
(Кланяется.) Вы изволили угадать то, что составляет предмет моих желаний.
     Капитан. Очень хорошо, сэр! Я готов удовлетворить ваши  желания.  Но  я
был бы очень рад, если бы вы сделали мне одолжение и объяснили причину их.
     Сэр  Люциус.  Прошу  вас,  сэр,  будьте  спокойны.  Наша  ссора   очень
элегантна: мы только испортим ее, если начнем объясняться.  Впрочем,  у  вас
короткая память, иначе вы бы не могли забыть, что на этой неделе вы  нанесли
мне некоторого рода оскорбление. Поэтому без дальних слов - назначайте время
и место.
     Капитан. Что ж, сэр, раз вы непременно так хотите, то чем  скорее,  тем
лучше! Сегодня же вечером, здесь, около Весеннего сада! Я думаю,  нам  никто
не помешает.
     Сэр Люциус. Ну, еще бы! Мешать в  делах  подобного  рода  -  величайшая
неблаговоспитанность! Не знаю почему, но у вас  в  Англии  если  такая  вещь
станет кому-нибудь известной, то сейчас же поднимется такой  переполох,  что
порядочному джентльмену уже нельзя подраться тихо и мирно. Однако, если  вам
все равно, капитан, я бы счел за особое одолжение, если  бы  вы  согласились
встретиться со мной на Королевской поляне. Я должен там быть еще  по  одному
небольшому делу в шесть часов, тогда я разом покончил бы с тем и другим.
     Капитан.  Мне  совершенно  безразлично.  Значит,  в  седьмом  часу   мы
возобновим этот разговор более серьезно.
     Сэр Люциус. Прекрасно, капитан. Для шпаг будет  еще  достаточно  света,
хотя для пистолетов, пожалуй, уже темновато. Ну вот, все в порядке, у меня с
души камень свалился. (Уходит.)

                              Входит Фокленд.

     Капитан. Как ты кстати! А я собирался разыскивать  тебя.  Ах,  Фокленд!
Все демоны злобы и разочарования ополчились на меня. Я так  расстроен,  что,
если бы не приятная перспектива быть вскоре отправленным на тот свет,  я  бы
не имел духу даже рассказать тебе все.
     Фокленд. Что это значит? Неужели  Лидия  изменила  свои  чувства?  А  я
полагал, что теперь и склонность ее и долг будут направлены на одно и то же.
     Капитан. Да! Как глаза с косинкой. Пока глаз ее любви был направлен  на
меня, глаз ее долга очаровательно смотрел в сторону, но,  когда  глаз  долга
заставили смотреть на меня же, глаз любви описал круг и  сердито  отвернулся
прочь.
     Фокленд. Но что ты сказал насчет перспективы?
     Капитан.  О!  Для   довершения   всего   некий   добродушный   ирландец
(передразнивая манеру сэра  Люииуса)  любезно  попросил  у  меня  разрешения
перерезать мне горло. Я намерен доставить ему это удовольствие. Вот и все!
     Фокленд. Ну, будь же серьезен!
     Капитан. Я как нельзя более серьезен. Некий сэр Люциус О'Триггер  -  ты
его знаешь в лицо - за какое-то оскорбление, которого я и не думал наносить,
вызвал меня сегодня на дуэль, назначив ее на  шесть  часов  вечера.  Вот  за
этим-то я и искал тебя. Ты пойдешь со мной?
     Фокленд.  Тут  какое-то  недоразумение.  Сэр  Люциус   объяснится,   и,
наверное, все уладится. Но... Сегодня вечером? Ах, как это неудачно!
     Капитан. Почему? Для шпаг  света  будет  достаточно,  как  говорит  сэр
Люциус, хоть для пистолетов и темновато. Черт бы побрал его пистолеты!
     Фокленд. Я сам ужасно  расстроен  размолвкой  с  Джулией.  Мой  подлый,
мучительный характер взял свое: я так жестоко обошелся с ней, что  прямо  не
приду в себя, пока мы не помиримся.
     Капитан. Клянусь богом, Фокленд, ты ее не стоишь.

              Входит слуга, передает Фокленду письмо и уходит.

     Фокленд. О Джек! Это письмо от Джулии! Я боюсь распечатать  его-  вдруг
там последнее прости! Вдруг она требует возвратить ей письма и вернуть... О,
как я казнюсь за свое безумие!
     Капитан. Давай сюда, я прочту.  (Берет  письмо  и  распечатывает.)  Да.
Действительно роковой приговор. Между вами все кончено.
     Фокленд. Джек, не мучай меня!
     Капитан. Ну так слушай. (Читает.) "Так как я уверена, что  мой  дорогой
Фокленд, поразмыслив, уже раскаялся в своей жестокости ко мне, я  больше  об
этом не скажу ни слова. Мне надо поговорить с вами как  можно  скорее.  Ваша
верная навек Джулия". Вот это я называю упрямство и гнев. (Дает ему письмо.)
Это что? Ты как будто совсем не рад?
     Фокленд. О нет, я рад... Но... Но...
     Капитан. Черт  бы  тебя  побрал  с  твоим  "но"!  Стоит  тебе  услышать
что-нибудь такое, от чего другой человек жизнь бы свою благословил,  как  ты
сейчас же портишь все дело разными "но"!
     Фокленд. Джек, ты мне друг, ну скажи по совести, неужели ты не находишь
несколько странной... неделикатной... такую поспешность в желании  простить!
Женщины никогда не должны первыми просить о примирении. Это должно  исходить
от  нас.  Им  следует  сохранять  холодность,  пока   у   них   не   вымолят
благосклонность, и их  прощение,  так  же  как  и  любовь,  не  должно  быть
завоевано без борьбы.
     Капитан. Нет сил слушать тебя. Ты неисправим! Ну, довольно об этом. Мне
надо еще устроить кой-какие дела. Приходи  ко  мне  около  шести  часов,  не
забудь. Я, несчастный  труженик,  старался,  землю  рыл,  интриговал,  чтобы
добиться цели, и все мои труды пропали даром из-за ее  прихоти,  Так  мне-то
позволительно роптать и браниться! Но такой причудливый скептик в любви, раб
своей вспыльчивости и каприза, который сам  создает  все  свои  затруднения,
право, скорее достоин насмешки, чем сострадания. (Уходит.)
     Фокленд. Я чувствую справедливость его упрека. И все-таки я не променял
бы свою изысканную утонченность чувств на грубое самодовольство, с каким  он
попирает шипы  любви.  Эта  дуэль  дает  мне  мысль,  которой  я  сейчас  же
воспользуюсь. Пусть это будет пробным камнем для бескорыстия  и  искренности
Джулии. Если ее любовь чистое золото, я с радостью выгравирую  на  нем  свое
имя и, раз запечатлев его там, отброшу навсегда все  сомнения.  Но,  если  в
металле преобладают примесь эгоизма или шлак  гордости,  пусть  какой-нибудь
другой безумец вздыхает об этой игрушке. (Уходит.)






                               Будуар Джулии.

                                Джулия одна.

     Джулия. Как его записка взволновала меня! На какой  роковой  случай  он
намекает? Почему он так настаивает на свидании наедине? О Фокленд!  Скольких
горьких минут, скольких слез ты мне стоишь!

                              Входит Фокленд.

Что все это значит? Почему такие предосторожности, Фокленд?
     Фокленд. Увы, Джулия, я пришел проститься с вами надолго.
     Джулия. О боже! Что вы хотите сказать?
     Фокленд. Вы видите перед собой несчастного, жизнь  которого  погублена.
Да, не изумляйтесь. Мой проклятый характер навлек на меня это  несчастье.  Я
ушел от вас раздраженный и взволнованный; глупая случайность втянула меня  в
ссору... Словом, я вынужден немедленно бежать из Англии. О Джулия, если б  я
имел счастье назвать вас своей еще до этого рокового происшествия, я  бы  не
так боялся изгнания.
     Джулия. Моя душа разрывается от горя, когда я догадываюсь  о  том,  что
именно произошло. Но, если бы ваше несчастье не было вызвано  такой  роковой
причиной, я бы нашла огромное утешение в том, что мне наконец представляется
случай навсегда уничтожить  в  вашем  сердце  малейшее  сомнение  в  горячей
искренности моей любви. У моего сердца не было другого властелина. Я  вверяю
себя вашей чести. Бежим! Как только мы очутимся вне опасности,  мы  исполним
волю моего отца, и я получу законное право разделять ваши несчастья и  нежно
утешать вас. Тогда, на груди вашей жены, вы усыпите угрызения вашей совести,
а добродетельная любовь  ангельской  рукой  разгладит  морщины  укоризненных
мыслей и вырвет последние шипы у раскаяния.
     Фокленд. О Джулия, у меня не хватает слов благодарности... Но время  не
ждет, оно требует от вас  быстрого  решения.  Может  быть,  вам  нужно  хоть
несколько часов, чтобы взвесить все то, что вы теряете, ибо что  может  дать
вам ваш бедный Фокленд, кроме своей любви?
     Джулия.  Мне  не  нужно  ни  минуты!  Нет,  Фокленд,  я  полюбила   вас
бескорыстно. И если я теперь  более  чем  когда-либо  оценила  торжественный
обет, которым мы связаны, то это потому, что он  позволяет  мне  не  бояться
дурной славы и скрепляет печатью долга решение любви. Но не будем медлить...
Может быть, каждая минута...
     Фокленд. Нет, мне лучше не показываться до  наступления  темноты...  Но
мне страшно подумать, каким бесчисленным  превратностям  я  подвергаю  такое
нежное существо...
     Джулия.  Возможно,  что  вы  лишитесь  всего  состояния   из-за   этого
злосчастного поступка. Не знаю, так ли это! Но это одно никогда не  составит
нашего несчастья. Нам хватит того немногого, что есть у меня; изгнанникам не
полагается жить роскошно.
     Фокленд. Да... Но в таких ужасных условиях жизни оскорбленная  гордость
может усилить раздражительность моего характера, и я сделаюсь таким угрюмым,
таким суровым, что у вас истощится терпение. Может быть, воспоминание о моем
поступке будет так терзать  мою  совесть,  что  доведет  меня  до  мрачного,
мизантропического состояния,  и  в  конце  концов  я  возненавижу  нежность,
желающую утешить меня, вырвусь из ваших объятий и  поссорюсь  даже  с  вашей
любовью.
     Джулия. В таком тяжелом состоянии духа  вы  будете  вдвое  нуждаться  в
нежном и любящем друге, который  бы  заботился  о  вас,  утешал...  который,
перенося спокойно и кротко ваши недостатки, научил бы вас так же спокойно  и
кротко переносить удары судьбы.
     Фокленд. Дорогая, я испытал тебя  до  конца.  Вместе  с  этой  ненужной
хитростью я отбрасываю прочь все мои  сомнения!  Как  мне  вымолить  у  тебя
прощения за эту последнюю недостойную выходку моей беспокойной, недоверчивой
души?
     Джулия. Как! Значит, никакого несчастия с вами не произошло?
     Фокленд. Мне стыдно сознаться, что я  все  это  придумал,  но  сжалься,
Джулия, и не казни меня  презрением  за  вину,  которая  никогда  больше  не
повторится. Прости меня в последний раз и позволь мне завтра же сделать тебя
перед богом и людьми моим добрым гением  и  наставницей  навсегда.  Дай  мне
искупить все мое прошлое безумие годами нежнейшего обожания!
     Джулия. Погодите, Фокленд! Одному небу известно, как я  счастлива,  что
вы не совершили преступления, которое я боялась назвать. Я плачу! Это  слезы
благодарности... Но то, что ваши жестокие сомнения  довели  вас  до  обмана,
растерзавшего мое сердце, доставило мне такую муку, которую я и выразить  не
могу.
     Фокленд. Ради бога, Джулия...
     Джулия. Нет, выслушайте меня до конца. Мой отец любил вас, Фокленд.  Вы
спасли мне жизнь. И в его присутствии я отдала свою руку -  радостно  отдала
тому, кому раньше отдала сердце. Когда вскоре после этого я  потеряла  отца,
мне думалось, что само провидение указало мне в  вас  того,  кому  я  должна
отдать всю любовь и благодарность, оставшиеся в  моем  сердце.  И  потому  я
охотно соглашалась терпеть от вас все то, что  гордость  и  чувствительность
запретили бы мне выносить от другого. Я не стану  попрекать  вас,  повторяя,
как вы играли моей искренностью...
     Фокленд. Я всецело признаю себя виновным, но выслушайте...
     Джулия.  После  целого  года  таких  испытаний  я  могла  льстить  себя
надеждой, что меня не оскорбят новой проверкой моей  искренности,  проверкой
столь же бесполезной,  сколь  жестокой.  Но  теперь  я  убедилась,  что  вам
несвойственна доверчивость и довольство в любви. С этим убеждением я никогда
не буду вашей, Фокленд! Пока я надеялась, что мое постоянное  внимание,  моя
неутомимая доброта смогут в конце концов перевоспитать вас, я была счастлива
получить возможность постоянного влияния на вас; но я  не  хочу  давать  вам
законного права злоупотреблять долготерпением той, которая все равно никогда
не могла бы бороться с вами.
     Фокленд. Но, Джулия, клянусь душой и честью,  если  когда-нибудь  после
этого...
     Джулия. Еще только одно слово: я поклялась вам в верности когда-то и не
отдам сердца другому. Я буду искренне молиться о вашем счастье. Буду  молить
у неба как самого драгоценного дара, чтобы оно избавило  вас  от  несчастных
свойств, которые одни виною того, что наш торжественный обет  нарушен.  Все,
чего я прошу от вас, это чтобы вы задумались  над  своими  недостатками.  И,
когда вы будете перечислять все радости, которых сами себя лишили, пусть  не
последним вашим сожалением будет воспоминание о той, которая за вами, нищим,
пошла бы на край света и любовь которой вы утратили. (Уходит.)
     Фокленд.  Ушла...  Навек!  Да.  В  ней  чувствовалась  такая  отчаянная
решимость, что я был словно пригвожден к месту.  О  дурак,  болван,  варвар!
Мне... мне, у  которого  пороков  больше,  чем  у  последнего  из  смертных,
милостивая судьба послала на помощь небесного  ангела,  и  я  сам,  безумец,
прогнал его от себя. Но надо спешить  на  место  дуэли!  О!  Настроение  мое
вполне подходит для предстоящей сцены. Жаль только, что я в ней  не  главное
действующее лицо, что я не  могу  сделать  так,  чтобы  моя  проклятая  ложь
обратилась на меня...  О  любовь!  Мучительница,  враг  мой!  Твое  действие
подобно чарам луны: ты делаешь людей глупцами,  а  чувствительных  обрекаешь
безумию и меняешь течение их жизни. (Уходит.)

                          Входят служанка и Лидия.

     Служанка. Мисс Джулия только что была здесь, я знаю  это;  может  быть,
они в соседней комнате.

                              Служанка уходит.

     Лидия. Ах!.. Хоть он так ужасно поступил со мной, я  не  могу  выкинуть
этого повесу из головы. Кажется, одной лекции моей  серьезной  кузины  будет
достаточно, чтобы я помирилась с ним.

                               Входит Джулия.

О  Джулия, я пришла к тебе, потому что жажду утешения! Боже мой, дорогая, да
что  с  тобой?  Ты  плакала? Пусть меня повесят, если Фокленд опять не мучил
тебя!
     Джулия. Ты ошибаешься,  я  немного  расстроена,  но  совсем  по  другой
причине. Тебе ни за что не догадаться. (В сторону.) Я даже перед сестрой  не
стала бы обвинять Фокленда.
     Лидия. Ах, какие б огорчения у тебя ни были, могу тебя уверить, что мои
превосходят их! Ты знаешь, кем оказался Беверлей?
     Джулия. Теперь я могу тебе признаться, Лидия, что мистер Фокленд  давно
уже посвятил меня в эту тайну. Если бы капитан  был  действительно  тем,  за
кого ты его считала, я не стала бы так спокойно выслушивать твои  признания,
а постаралась бы отговорить тебя от этого каприза.
     Лидия. Так, значит, все меня  обманывали?  Но  все  равно.  Я  за  него
никогда не выйду замуж!
     Джулия. Но, Лидия...
     Лидия. Да разве это не возмутительно? Я воображала, что  мне  предстоит
очаровательная драма. И вдруг оказалось, что мною торговали как на рынке.  А
я-то   представляла   себе   сентиментальное    похищение!    Восхитительное
переодевание! Прелестную  веревочную  лестницу!  А  тут  еще  луна,  коляска
четверней, шотландский священник, негодующая миссис Малапроп  и  заметки  во
всех газетах... О, я умру от разочарования!
     Джулия. Не удивлюсь этому!
     Лидия. И какой печальный контраст! Чего я теперь могу ждать? Скучнейших
приготовлений, разрешения  епископа,  благословения  тетушки,  чтобы  с  ним
отправиться к алтарю,  глупо  ухмыляясь?  Или  еще  того  хуже:  троекратное
оглашение в  деревенской  церкви,  где  толстый,  неуклюжий  пономарь  будет
спрашивать  каждого  мясника  в  приходе,  не  знает  ли  он  препятствий  к
соединению Джека Абсолюта и  девицы  Лидии  Лэнгвиш,  незамужней  особы?  О,
дожить до того, чтобы тебя называли девицей!
     Джулия. Действительно, как грустно!
     Лидия. О, как мне  горько  вспоминать  те  очаровательные  хитрости,  к
которым я прибегала, чтобы улучить полминутки  свидания  с  этим  человеком!
Сколько раз я, крадучись, убегала  из  дома  в  холодную  январскую  ночь  и
находила его в саду обледеневшим, как статуя;  он  падал  прямо  в  снег  на
колени и так трогательно чихал и кашлял... Он  дрожал  от  холода,  а  я  от
волнения, и в то время, как наши руки и ноги  немели  от  зимней  стужи,  он
горячо умолял меня разделить его пламя - и мы  пылали  взаимным  жаром!  Ах,
Джулия, вот это была настоящая любовь!
     Джулия. Если бы я была в веселом  настроении,  Лидия,  я  бы  от  всего
сердца посмеялась над тобой... Но сейчас я более  склонна  серьезно  просить
тебя: не  заставляй  искренне  любящего  тебя  человека  страдать  от  твоих
капризов: я слишком хорошо знаю, до чего могут довести капризы.
     Лидия. О господи! Что это принесло сюда тетку?

                    Входят миссис Малапроп, Фэг и Дэвид.

     Миссис Малапроп. Так-так, хорошенькие дела! Там, на Королевской поляне,
происходят    кровопролития,    самоубийства,    отцеубийства    и    всякие
с_и_м_у_л_я_ц_и_и. И нигде не найти  сэра  Энтони,  чтобы  помешать  ужасной
а_п_о_с_т_р_о_ф_е.
     Джулия. Боже мой, сударыня, что вы такое говорите?
     Миссис Малапроп. Вот он может вам сказать! Он-то и открыл мне все дело.
     Лидия (Фэгу). Какое дело?
     Фэг. Сударыня, я почел бы  себя  в  высшей  степени  неблаговоспитанным
человеком, если бы хоть на одну минуту замедлил дать все  объяснения,  какие
только  в  моей  власти,  даме,  так  глубоко   заинтересованной   во   всем
происходящем.
     Лидия. Да говорите же, скорее говорите!
     Фэг. Вы правы, сударыня, вещи такого  рода  необходимо  разглашать  как
можно скорее, потому что если мы будем медлительны, то, может быть, пока  мы
будем украшать цветами нашу тему, успеют погибнуть две или три жизни.
     Лидия. Сил нет! Ради бога, тетушка, да скажите же, в чем дело?
     Миссис Малапроп. В чем дело? Дело в убийстве!  Дело  в  резне!  Дело  в
побоище! Но он вам расскажет все п_а_р_т_и_к_у_л_я_р_н_о.
     Лидия (Фэгу). Прошу вас, короче...
     Фэг. Что касается побоища,  я  не  берусь  об  этом  судить,  а  насчет
обдуманного  или  необдуманного  убийства  -  это  уж  как  решат  присяжные
заседатели...
     Лидия. Но кто же, кто замешан в этом?
     Фэг. Во-первых, один молодой джентльмен, с которым не хотел бы я, чтобы
что-нибудь случилось. Такой прекрасный молодой человек! Мы давно живем с ним
вместе и всегда были в наилучших отношениях.
     Лидия. Да кто же это, кто, кто?
     Фэг. Мой хозяин, сударыня, я говорю о моем хозяине.
     Лидия. О боже! Капитан Абсолют?
     Миссис Малапроп. То-то... Теперь ты испугалась?
     Джулия. Но кто же с ним еще?
     Фэг.  Об  остальном,  сударыня,  этот  джентльмен   может   лучше   вас
осведомить, чем я.
     Джулия (Дэвиду). Говорите же, друг мой!
     Дэвид. Да что уж, сударыня, вот вам крест, дело  плохо.  Люди  ведь  не
отправляются на увеселительную прогулку с огнестрельным оружием, винтовками,
пушками и черт его знает, с какими  еще  взрывчатыми  вещами.  Тут,  миледи,
хорошего нечего ждать.
     Джулия. Но кто же там еще, кроме капитана Абсолюта?
     Дэвид. Бедный мой хозяин, с вашего разрешения, первым  его  назову.  Вы
меня знаете, миледи, я - Дэвид, а мой бедный хозяин, ох... может  быть,  мой
бывший хозяин -  мистер  Акр,  эсквайр...  Потом  еще  там  мистер  Фокленд,
эсквайр.
     Джулия. Ах, сударыня, бежим туда скорее, помешаем свершиться несчастью!
     Миссис Малапроп. О, фи-фи, это было бы не элегантно с нашей стороны. Мы
только ускорим а_п_о_с_т_р_о_ф_у.
     Дэвид. Ох, сударыня тетушка, спасите несколько жизней.  Иначе  они  все
безнадежно  пропали.  Поверьте  мне:   там   ведь   еще   этот   кровожадный
филистимлянин, сэр Люциус О'Триггер.
     Миссис Малапроп. Сэр Люциус О'Триггер?  О  ужас!  Неужели  они  втянули
бедного, дорогого сэра Люциуса в это дело? Чего же вы стоите, девочки? В вас
не больше чувства, чем в дербиширских окаменелостях!
     Лидия. Что же нам делать, тетушка?
     Миссис   Малапроп.   Как   -   что   делать?   Не   стоять   в   полной
к_а_с_т_р_а_ц_и_и, а бежать, лететь,  помешать  несчастью!..  Друг  мой,  вы
можете нам указать дорогу?
     Фэг. Пожалуйста, сударыня, я буду вашим проводником. А ты, Дэвид, беги,
ищи сэра Энтони.
     Миссис Малапроп. Идем, идем, девочки, он нас  п_р_о_к_о_н_в_о_и_р_у_е_т
на  место.  (Фэгу.)  Идемте!  Вы  наш  посланец!  Ведите  нас,  а  мы  будем
п_р_е_д_ш_е_с_т_в_о_в_а_т_ь за вами!
     Фэг. Ни на один шаг впереди дам! Ни за что на свете!
     Миссис Малапроп. Вы, наверное, знаете, где место встречи?
     Фэг. Думаю, что найду его, сударыня. Хорошо уже то, что мы,  во  всяком
случае, услышим выстрелы; как подойдем поближе, так по выстрелам, наверно, и
найдем их. Не беспокойтесь, сударыня, не беспокойтесь!

                                  Уходят.




                              Южная эспланада.

              Входит капитан Абсолют, пряча шпагу под плащом.

     Капитан. На улицах Бата вид шпаги произвел бы не меньше  волнения,  чем
бешеная собака. Несносный Фокленд! Никогда  не  бывает  аккуратен.  Придется
идти без него.

                         Входит сэр Энтони Абсолют.

О, черт возьми! Мой отец! Как мне от него скрыться? (Закрывает лицо плащом и
старается пройти стороной.)
     Сэр  Энтони.  Как  легко  можно  ошибиться  на  расстоянии:  я  бы  мог
поклясться, что это Джек. Разве только что он меня не узнает... Убей бог мою
душу - это он! Эй, Джек! Чего ты прячешься? Нет, я не ошибаюсь. Он, он!  Эй,
Джек! Джек Абсолют! (Догоняет его.)
     Капитан. Сэр, вы  более  осведомлены,  чем  я:  не  припомню,  чтобы  я
когда-нибудь имел удовольствие вас видеть.  Мое  имя  Сондерсон  -  к  вашим
услугам.
     Сэр Энтони. Прошу прощения, сэр... Я вас принял за... Э, что  за  черт?
Ну, конечно, это... Стой! (Хватает  его  за  плащ  и  заглядывает  в  лицо.)
Так-так... ваш покорный слуга, мистер Сондерсон. Ах ты, разбойник!  Что  это
еще за новые штуки?
     Капитан. О, это шутка, батюшка, шутка! Я пришел сюда искать вас.
     Сэр Энтони. Вот как?.. Очень рад, что ты так удачно нашел меня. А зачем
же ты закутался? Зачем, а?
     Капитан. Прохладно, батюшка,  вы  не  находите?  Очень  свежая  погода.
Однако, простите, мне пора, иначе я опоздаю: меня ждут.
     Сэр Энтони. Постой, постой. Ведь ты же  меня  искал?  Говори,  куда  ты
идешь?
     Капитан. Куда я иду?
     Сэр Энтони. Ну да, куда идешь?
     Капитан. Куда иду?
     Сэр Энтони. Ах ты, щенок невоспитанный!
     Капитан. Я, батюшка, шел... шел... шел... к Лидии.  К  Лидии,  батюшка!
Чтобы помириться с ней, если возможно. А  вас  я  искал,  чтобы...  чтобы...
чтобы...
     Сэр Энтони. Чтобы я пошел с тобою, конечно? Отлично, идем!
     Капитан. О ч-ч... нет, батюшка,  ни  в  коем  случае:  я  только  хотел
повидать вас, чтобы... чтобы... чтобы... Вам, наверно, холодно, батюшка, вам
не следует так долго оставаться на воздухе.
     Сэр Энтони. Холодно? Да нисколько! Но что же ты думаешь сказать Лидии?
     Капитан.  Ах,  батюшка!   Просить   прошения,   умолять,   уговаривать,
клясться... Но я не смею вас задерживать... Холод очень вреден при подагре.
     Сэр Энтони. О, какие глупости! Нисколько! Я не тороплюсь. Эх, Джек! Все
вы таковы молодежь: раз вы ранены в это место... (Шутя дотрагивается до  его
груди.) Э... что это у тебя тут такое, черт побери?
     Капитан. Ничего, батюшка, ничего нет.
     Сэр Энтони. Как - ничего? Что-то очень твердое.
     Капитан. Ах, это пустячок, батюшка, безделушка - подарок для Лидии.
     Сэр Энтони. Дай-ка поглядеть, какой у  тебя  вкус...  (Распахивает  его
плащ, оттуда выпадает шпага.) Безделушка? Черт возьми, да ты не  собираешься
ли уж ей горло перерезать?
     Капитан. Ха-ха-ха! Я так и знал, что  развеселю  вас,  батюшка!  Я  вам
хотел потом рассказать, в чем дело.
     Сэр  Энтони.   Потом   рассказать?   Да,   действительно,   презабавная
безделушка!
     Капитан.  Я  вам  объясню...  Видите  ли,  батюшка,  Лидия  романтична,
чертовски романтична... Ну, вот я и решил: если она  окончательно  откажется
простить меня, я выну шпагу из ножон и поклянусь ей, что брошусь на острие и
испущу дух у ее ног.
     Сэр Энтони. На острие шпаги?.. Да это как раз ей по вкусу будет,  ну  и
что же дальше, сумасшедший ты?
     Капитан. А вот вы увидите,  что  будет  победа,  увидите,  батюшка.  "О
Лидия, - скажу я, - прости меня, или эта острая сталь, - скажу я..."
     Сэр Энтони. О дуралей! "Закалывайся на здоровье", - скажет она!  Ступай
к черту с твоими проклятыми безделушками.

                   Капитан Абсолют уходит. Вбегает Дэвид.

     Дэвид. Остановите его, остановите!  Стоп,  стоп!  Держи  вора!  Караул!
Убивают! Грабят! Пожар! Держи вора!  О  сэр  Энтони!  Да  позовите  же  его,
прикажите ему остановиться. Стоп! Убивают! Пожар!
     Сэр Энтони. Где убивают? Какой пожар?
     Дэвид. Ох, его уж и не видно. А у меня духу больше нет! Ох, сэр Энтони,
что же вы его не остановили? Что же вы его не задержали?
     Сэр Энтони. Проклятье! Малый помешался. Кого не задержал? Джека?
     Дэвид. Его самого, сэр! Ох, там убийство и резня и...
     Сэр Энтони. Убийство?
     Дэвид. Да,  с  вашего  разрешения,  сэр,  там  на  поляне  всех  сортов
смертоубийства: сражение, кровавый бой на шпагах и ружьях.
     Сэр Энтони. Кто же с кем сражается, олух?
     Дэвид. Все, кто ни на есть, все будут сражаться: и мой бедный хозяин, и
сэр Люциус, и капитан, ваш сын...
     Сэр Энтони. Ах, негодяй! Теперь мне ясны все его фокусы. Где место?
     Дэвид. Королевская поляна.
     Сэр Энтони. Дорогу знаешь?
     Дэвид.  Понятия  не  имею.  Но  я  созову  всех...   мэра...   судей...
полицейских... церковного старосту... причетников... Надо  побольше  народу,
чтобы их разнять...
     Сэр Энтони. Идем. Подставь мне  плечо,  чтобы  опереться...  По  дороге
соберем людей. Ах, негодяй! Вот когда я по-настоящему  рассержусь!  Так  вот
что значат эти разговоры о подарке! Ну и задам же я ему!

                                  Уходят.




                            Королевская поляна.

                 Сэр Люциус О'Триггер и Акр с пистолетами.

     Акр. Клянусь моей храбростью, сорок ярдов  -  отличная  дистанция,  сэр
Люциус. Клянусь целью и мишенью! Уверяю вас, это прекрасная дистанция!
     Сэр Люциус. Для мушкетов или маленьких полевых орудий. Предоставьте  уж
это мне, мистер Акр. Стойте... Я вам  покажу...  (Отмеряет  несколько  шагов
вдоль сцены.) Вот  это  -  прекрасная  дистанция,  настоящая  дистанция  для
джентльмена.
     Акр. Черт возьми, да ведь  это  все  равно,  что  у  часового  в  будке
стреляться! Уверяю вас, сэр Люциус! Чем дальше он будет от меня стоять,  тем
хладнокровнее я буду целиться.
     Сэр Люциус. Вот как?.. Пожалуй, вы всего лучше  будете  целиться,  если
его совсем не будет видно.
     Акр. Нет, сэр Люциус, но, я думаю, сорок или тридцать восемь ярдов...
     Сэр Люциус. Фу... фу... Ерунда! Три или четыре шага между дулами  ваших
пистолетов - это все равно, что миля.
     Акр. Клянусь пулями, нет! По-чести, никакой заслуги не будет застрелить
его с  такой  короткой  дистанции.  Прошу  вас,  сэр  Люциус!  Сделайте  мне
одолжение: позвольте мне застрелить  его  с  дистанции  пушечного  выстрела.
Пушечного, если вы хоть немножко меня любите!
     Сэр Люциус. Ну, мы это решим с его секундантом. Но скажите мне, Акр,  в
случае неудачного исхода... Нет ли у вас каких-нибудь желаний или поручений,
которые я мог бы выполнить?
     Акр. Очень вам благодарен, сэр Люциус, но я не понимаю...
     Сэр Люциус. Ну, как вы думаете!.. Когда стоишь  под  выстрелом,  всегда
ведь есть небольшой риск... И, если несчастливая пуля  принесет  вам  вечное
успокоение,  вам  уже  некогда   будет   заниматься   семейными   делами   и
распоряжениями!
     Акр. Вечное успокоение?..
     Сэр Люциус. Например, в случае такого исхода - желаете ли вы, чтобы вас
набальзамировали и отправили домой, или  же  вы  не  возражаете,  чтобы  вас
похоронили здесь, в Аббатстве? Я слышал, что здесь очень уютное кладбище...
     Акр.  Набальзамировать?..  Уютное   кладбище?..   Клянусь   смертельным
трепетом, не говорите таких вещей, сэр Люциус!
     Сэр Люциус. Вам, очевидно, никогда не приходилось принимать  участие  в
подобных делах?
     Акр. Нет, сэр Люциус, никогда еще.
     Сэр Люциус. Жаль, жаль: привычка - великое  дело.  Скажите,  а  как  вы
намерены стоять... когда он будет целить в вас?
     Акр. Клянусь шеренгой! Я практиковался, сэр Люциус, понятно, в профиль.
(Становится в позу.) Постараюсь сделаться как можно меньше: стану боком, так
сказать.
     Сэр Люциус. Нет-нет, это совсем не годится. Если вы будете стоять  так,
когда в вас целятся... (Целится в него.)
     Акр. Черт... Сэр Люциус! Вы уверены, что курок не взведен?
     Сэр Люциус. Не беспокойтесь.
     Акр. Но... но... вы же не знаете... А вдруг оно само выстрелит?
     Сэр Люциус. Полноте, не бойтесь. Так вот, если я попадаю в вас - у моей
пули двойной шанс: если она не заденет важнейших органов правой стороны,  то
трудно допустить, чтобы она не задела органов левой.
     Акр. Важнейших органов?
     Сэр Люциус. Нет, вы должны стать вот так. (Ставит его в позицию.) Пусть
он целит вам в лоб, тогда пуля  и  даже  две  могут  пройти  через  вас,  не
причинив вам никакого вреда.
     Акр. Пуля... или две... пройти через меня?..
     Сэр Люциус. Да... кроме того, это самое джентльменское положение, самое
приличное.
     Акр. Вот что, сэр Люциус, мне совершенно все равно, как меня убьют -  в
приличном положении  или  в  неприличном.  Так  уж  лучше  я,  клянусь  моей
храбростью, стану боком.
     Сэр Люциус (смотря на часы). Не может быть, чтобы они подвели нас... А,
нет! Я вижу, они идут...
     Акр. А? Что? Идут?
     Сэр Люциус. Да. А кто же это там перелезает через изгородь?
     Акр. Там идут двое. Ну что ж, пускай идут. А, сэр Люциус... Мы... мы...
мы... не будем бежать?
     Сэр Люциус. Бежать?
     Акр. Нет, я говорю, мы не будем бежать, клянусь моей храбростью!
     Сэр Люциус. Да что с вами такое?
     Акр. Ничего, ничего решительно,  мой  дорогой  друг...  мой  милый  сэр
Люциус... только я что-то не чувствую в себе такого мужества, как раньше.
     Сэр Люциус. Фу-фу! Вспомните о вашей чести.
     Акр. Да-да... верно... моя честь... Напоминайте мне время от времени  о
моей чести, сэр Люциус.
     Сэр Люциус (вглядываясь вдаль). Вот и они.
     Акр. Сэр Люциус, не будь я с вами, я бы подумал,  что  испугался.  Что,
если  мужество  покинет  меня?  Мужество  ведь   приходит   и   уходит,   не
спрашиваясь...
     Сэр Люциус. А вы держите его покрепче, когда оно приходит.
     Акр. Сэр Люциус, я боюсь, что  оно  сейчас  уходит.  Да,  мое  мужество
исчезает... Положительно ускользает. Я чувствую, как  оно  вытекает  у  меня
сквозь пальцы...
     Сэр Люциус. Помните о вашей чести... О вашей чести! Вот они.
     Акр. О господи!.. Если бы я был в безопасности  у  себя  дома!  Или  уж
пусть бы меня застрелили так, что я бы этого не знал!
     Входят Фокленд и капитан Абсолют,
     Сэр Люциус. Джентльмены, ваш слуга. Как, капитан? Вы, вероятно,  пришли
с тем же намерением, что и я, - сперва оказать дружескую услугу приятелю,  а
затем свести и свои счеты?
     Акр. О Джек! Мой милый Джек! Мой дорогой друг!
     Капитан. Тише, Боб, Беверлей рядом.
     Сэр Люциус. Вот за это я не браню вас, мистер Акр, что вы  так  любезно
встречаете противника. (Фокленду.) Итак, мистер Беверлей, выбирайте  оружие,
а мы с капитаном отмерим расстояние.
     Фокленд. Мне выбирать оружие, сэр?
     Акр. Клянусь жизнью, сэр Люциус! Я  не  собираюсь  драться  с  мистером
Фоклендом: джентльмены - мои друзья.
     Сэр Люциус. Как, сэр? Так вы здесь не затем, чтобы драться  с  мистером
Акром?
     Фокленд. Вовсе нет, сэр, даю вам слово.
     Сэр Люциус. Это очень досадно. Но я надеюсь, мистер Фокленд, что раз мы
все трое собрались  для  этой  игры,  вы  не  будете  так  нелюбезны,  чтобы
испортить нам дело, оставаясь в стороне?
     Капитан. Что ж, Фокленд, согласись,  чтобы  сделать  удовольствие  сэру
Люциусу.
     Фокленд. Ну, если мистер Акр так уж хочет...
     Акр. Ах, нет...  нет,  ни  за  что!  Мистер  Фокленд!  Я  перенесу  мое
разочарование с христианским смирением. Вы видите, сэр Люциус,  у  меня  нет
никаких  поводов,  чтобы  драться,  и,  если  вам  все  равно,  я  уж  лучше
воздержусь.
     Сэр Люциус. Простите, мистер Акр. Я  с  собой  шутить  не  позволю.  Вы
кого-то вызвали. И  на  место  дуэли  явились.  Если  один  из  джентльменов
согласен заменить отсутствующего, я  не  вижу  причины,  почему  бы  вам  не
драться с ним.
     Акр. Да нет же, сэр Люциус! Я  вызывал  некоего  Беверлея,  а  он,  как
видите, не посмел явиться. Уж  будь  он  здесь,  я  бы  сразу  заставил  его
отказаться от всех претензий...
     Капитан. Стой, Боб... Дай тебе объяснить: никаких Беверлеев  нет  и  не
бывало, перед тобой тот, кто назвался  этим  именем.  И,  так  как  в  обоих
случаях претензии остаются одинаковыми, я готов отвечать за  Беверлея,  если
тебе угодно!
     Сэр Люциус. Вот это удачно! Теперь вы можете...
     Акр. Как! Драться  с  моим  любимым  другом,  Джеком  Абсолютом?  И  не
подумаю, будь он полестней Беверлеев зараз.  Черт  возьми,  сэр  Люциус,  не
хотите же вы, чтобы я оказался таким предателем!
     Сэр Люциус. Честное слово, мистер Акр, ваше мужество здорово вытекло.
     Акр. Ничуть не бывало, клянусь подстрекателями и поджигателями! Я готов
быть вашим секундантом, и, если вам суждено  вечное  успокоение,  я  весь  к
вашим услугам; с  величайшим  удовольствием  уложу  вас  на  здешнем  уютном
кладбище или набальзамирую и отправлю, куда вам будет угодно.
     Сэр Люциус. Фу-фу... вы мало чем лучше труса!
     Акр. Слышите? Слышите, джентльмены?  Он  назвал  меня  трусом!  Трусом,
клянусь моей храбростью!
     Сэр Люциус. Ну и что же, сэр?
     Акр. Вот видите, сэр Люциус, против слова трус я еще ничего не  имею  -
это можно сказать и в шутку. Но вот если бы вы назвали меня подлецом...
     Сэр Люциус. Ну и что же, сэр?
     Акр. Я почел бы вас очень невоспитанным человеком.
     Сэр Люциус. Фу! Вы не стоите того, чтобы с вами иметь дело.
     Капитан. Нет, сэр Люциус, вы не найдете  лучшего  секунданта,  чем  мой
друг Акр. Он ведь "отчаянный храбрец": его  во  всей  округе  так  и  зовут:
"Боб-бретер". Он убивает по человеку в неделю... А, Джек, не так ли?
     Акр. Да, у себя дома...
     Сэр Люциус. Ну что же, капитан, значит, мы можем  начать?  Выходи,  мой
любезный советник (вынимает шпагу), спроси у этого джентльмена, желает ли он
отказаться от своих притязаний на  известную  ему  даму,  не  вынуждая  тебя
действовать?
     Капитан. Что ж, сэр! Если вы не желаете разобрать это дело по-дружески,
вот мой ответ. (Обнажает: шпагу.)

     Входят сэр Энтони Абсолют, Дэвид, миссис Малапроп, Лидия и Джулия.

     Дэвид. Повалите их наземь, сэр Энтони, главное - свалите моего  хозяина
да свяжите ему руки, чтобы не брались за что не следует.
     Сэр Энтони. Спрячь  шпагу,  Джек,  спрячь  шпагу,  а  то  я  рассержусь
по-настоящему. Каким это образом ты дошел до дуэли?
     Капитан. По-чести, сэр, этот джентльмен скорее может вам  объяснить,  в
чем дело: он меня вызвал. А мне - вы же знаете,  я  служу  его  королевскому
величеству.
     Сэр Энтони. Хорош мальчик! Я  ловлю  его  на  том,  что  он  собирается
кому-то перерезать  горло,  а  он  отвечает,  что  служит  его  королевскому
величеству. Черт тебя возьми, как же ты смеешь обнажать  свою  шпагу  против
кого-либо из подданных его величества?
     Капитан. Я же говорю вам, батюшка, что этот джентльмен вызвал меня  без
объяснения причин.
     Сэр Энтони. Э, сэр! Как же это вы вызываете моего сына  без  объяснения
причин?
     Сэр Люциус. Ваш сын оскорбил меня так, что честь моя не  могла  вынести
этого.
     Сэр Энтони. Э, Джек! Как же ты посмел оскорбить этого джентльмена  так,
что его честь не могла вынести этого?
     Миссис Малапроп. Полно, полно, что это еще за  разговоры  о  чести  при
дамах? Капитан, подите сюда! Как вы могли так взволновать нас? Лидия чуть не
умерла от страха за вас.
     Капитан. От страха, что я буду убит или что я уцелею?
     Миссис  Малапроп.  Бросьте,  бросьте:  никаких   и_л_л_ю_з_и_й   насчет
прошлого. Лидия покорилась... Да говори же, дитя мое!
     Сэр Люциус. С вашего разрешения, сударыня, я вставлю свое слово: я могу
вам объяснить, почему молодая девица молчит. Слушайте же...
     Лидия. Что вы хотите сказать, сэр?
     Сэр Люциус. Оставьте, Делия, пришла пора быть серьезной, сейчас  не  до
шуток.
     Лидия.  Вы  правы,  сэр.  Принимаю  ваш  заслуженный  упрек,  а  потому
предлагаю капитану мою руку... и... прошу его возвратить мне свою любовь.
     Капитан. О мой ангел, что ты сказала! Сэр Люциус,  я  уверен,  что  тут
какое-то  недоразумение:  я  не  думал  наносить  вам  оскорбления,  как  вы
утверждаете, а если и нанес, то, поверьте, неумышленно. Вы убедились, что  я
готов постоять за свою честь, а теперь видите, что я не  стыжусь  извиниться
за неосторожность: я прошу у вас прошения. Но за эту леди - раз я получил ее
согласие - я готов биться с кем угодно.
     Сэр Энтони. Хорошо сказано, мой мальчик! Я всецело на твоей стороне.
     Акр. Имейте в виду, что я отказываюсь от всех притязаний и  мне  ничего
не нужно: если я не могу добыть себе жену, не сражаясь за нее, клянусь  моей
храбростью, я умру холостяком.
     Сэр Люциус.  Капитан,  вашу  руку!  Обида,  в  которой  так  сознались,
становится одолжением.  А  что  касается  этой  леди,  то,  если  ей  угодно
отказаться от собственноручно написанных ею писем... (Вынимает пачку писем.)
     Миссис Малапроп (в сторону). Ах! Он  д_е_к_о_р_и_р_у_е_т  мою  тайну!..
Сэр Люциус, тут недоразумение... Может быть,  я  смогу  дать  вам  некоторую
и_л_л_ю_м_и_н_а_ц_и_ю.
     Сэр Люциус. Прошу вас, почтенная старая леди, не вмешивайтесь в то, что
вас не касается. Мисс Лидия, вы моя Делия или нет?
     Лидия. Нет, уверяю вас сэр Люциус, я не Делия!

                     Лидия и капитан отходят в сторону.

     Миссис Малапроп. Сэр Люциус, хоть вы и неблагодарны, но я признаюсь вам
в своей невинной ф_о_р_т_и_ф_и_к_а_ц_и_и:  простите  мне  невольный  румянец
стыда, я - ваша Делия.
     Сэр Люциус. Вы - Делия? Фу-фу... придите в себя.
     Миссис Малапроп. Ах, варвар!  Это  же  мои  письма!  Когда  вы  сумеете
оценить  мою  благосклонность,  я,  может  быть,  и  пойду  навстречу  вашим
и_с_к_а_т_е_л_ь_с_т_в_а_м.
     Сэр  Люциус.  Миссис  Малапроп,  я  чрезвычайно  признателен  за   вашу
снисходительность. Вы ли сыграли со мной эту штуку,  или  Люси  -  одинаково
обязан вам обеим. Чтобы доказать вам, капитан  Абсолют,  мою  благодарность,
раз уж вы отняли у меня эту даму, позвольте предложить вам  и  мою  Делию  в
придачу.
     Капитан. Очень вам благодарен, сэр Люциус, но вот мой друг, Боб-бретер,
еще одинок.
     Сэр Люциус. А-а-а... любезный герой! Не  хотите  ли  вы  устроить  свое
благополучие?
     Акр. Клянусь морщинами, нет! Ну, дайте мне руку, сэр Люциус, простите и
забудьте. И, если я когда-нибудь  предоставлю  вам  случай  набальзамировать
меня, можете назвать меня ослом. Вот и все!
     Сэр Энтони. Полно, миссис Малапроп, не  огорчайтесь.  Вы  еще  в  самой
поре.
     Миссис Малапроп. О сэр Энтони, мужчины все такие варвары.

                   Все отходят, кроме Джулии и Фокленда.

     Джулия  (в  сторону).  Он  выглядит  несчастным  и  подавленным,  а  не
сердитым. Так, значит, какое-то основание было у него, чтобы рассказать  мне
эту историю? О женщина, сколько тебе нужно благоразумия,  если  твое  сердце
так слабо!
     Фокленд. Джулия, как мне молить о том, чего я не заслужил? Я не смею  и
помыслить... Но ведь надежда - дочь раскаяния!
     Джулия. О Фокленд! Вы не так виноваты в своей жестокости ко мне, как  я
в том, что не могу на вас сердиться. Сердце приказывает  мне  поставить  эту
слабость в счет любви, и было бы  невеликодушно  отказать  вам  в  таком  же
оправдании.
     Фокленд. Теперь я действительно счастлив.
     Сэр Энтони (подходит к ним). Что тут такое  делается?  Э!  Да  вы  тоже
видно ссорились! Вот что, Джулия, я никогда не вмешивался в  ваши  дела,  но
позвольте и мне сказать свое слово: все  недостатки,  которые  я  замечал  в
нашем друге, происходят, по-моему, от чрезмерной чувствительности и пылкости
его любви к тебе. Выходи за него замуж поскорее, Джулия, и ты  увидишь,  как
он быстро исправится от этих недостатков.

                       Все остальные подходят к ним.

     Сэр Люциус. Надеюсь, что теперь среди нас нет  ни  одного  недовольного
человека, который бы так или иначе не утешился. Раз  уж  я  сам  так  горько
разочаровался, то мне не остается  ничего  другого,  как  радоваться  чужому
счастью.
     Акр. Правильно, сэр Люциус! Итак, Джек, желаю тебе  всякого  счастья  и
того же мистеру Фокленду! Милые дамы, чтоб показать вам, что я ни чуточки не
сержусь  и  не  в  претензии,  клянусь  флейтами  и  тамбуринами,  я  закажу
музыкантов в Новом зале и прошу вас всех через полчаса явиться туда.
     Сэр Энтони. Черт возьми, сударь,  мне  нравится  ваш  веселый  нрав!  А
вечерком мы, холостяки, выпьем за здоровье  помолвленных  и...  за  будущего
супруга миссис Малапроп!
     Фокленд. Наши невесты куда-то скрылись, Джек. Вероятно, для того, чтобы
поздравить одна другую. Вашу  -  с  тем,  что  она  во-время  отделалась  от
романтических бредней, которые чуть не сбили с толку ее невинное  сердце.  А
мою - с тем, что она своей чистотой и кротостью исправила  ужасный  характер
человека, который делал несчастной ту, кого  любил  больше  жизни,  и  мучил
сердце, достойное только обожания.
     Капитан. Что ж, мы оба испытали не только сладость, но и горечь любви -
с той лишь разницей, что ты сам готовил себе горькую чашу, тогда как я...
     Лидия. ...Получили ее из моих рук,  милый  скромник?  Ну,  довольно  об
этом! Разделим все нашу безоблачную радость.
     Джулия. А главное, научимся сохранять ее такой всегда:  надежда  рисует
нам заманчивые картины будущих радостей, но пусть она  остерегается  слишком
ярких красок, чтоб не было  потом  разочарования.  Когда  сердца,  достойные
счастья, соединяют свою судьбу, добродетель венчает их неувядающим венком из
скромных, невинных цветов; и только неразумная страсть вплетает в этот венок
пышную розу, шипы которой пребольно колят, когда облетают ее лепестки!

                                Все уходят.




                              Написан автором
                           Прочитан миссис Балкли

                         О дамы, я от автора слыхала,
                      Что ищет он морали для финала.
                      "Мораль ясна, - вскричала я тотчас, -
                      Зависит счастье всех мужчин от нас!
                         Ведь в каждой драме - нравственной иль нет -
                      Страсть держит сцену, женщины - сюжет.
                      Все в мире власти нашей подлежит -
                      Вселенной сцена это подтвердит".
                         Супругу отпуск от супруги нужен,
                      Коль в город он сбирается на ужин.
                      Его примеру следует Джон Трот,
                      И лишь предупредить жену зайдет.
                         Суровый сквайр, надменный властелин,
                      При свете солнца все вершит один,
                      Но, только ночь закроет небосклон,
                      Во всем супруге подчинится он.
                         Зачем, о бражник, ты один сидишь?
                      Ты с Бахусом Любовь соединишь
                      И, поднося ко рту заздравный кубок,
                      Почувствуешь касанье милых губок.
                         Правителю страны немало лет
                      Взор дамы некоей дает совет.
                      Ее суда любой проситель ждет:
                      Нахмурится - беда, кивнет - доход,
                      А улыбнется - значит, предпочтет.
                         Но и в народе мать или жена
                      Таким же трепетом окружена.
                      Беднейший пахарь их глухих долин,
                      Труда наследник и лишений сын,
                      Крадет Любви сияющей лучи,
                      Чтоб ими осветить свой путь в ночи,
                      Хоть искорку, чтобы в мороз и вьюгу
                      Лишь ей согреть убогую лачугу.
                         Моряк-скиталец, тот, кому давно
                      Покинуть Сюзэн было суждено,
                      На палубе холодной и унылой
                      Мурлычет песню, что она любила,
                      И, чу, - от звуков, сильных и простых,
                      На время боцманский свисток притих.
                         Гордясь трудом и ранами, солдат
                      В улыбке Нэнси зрит венец наград;
                      Но, слыша плач, пока не начат бой, -
                      Любовник задрожит, умрет герой!
                      Так сердце, что с походами сжилось,
                      От вздоха вянет и болит от слез.
                         Вы, судьи осторожные, все те,
                      Кто знает цену женской красоте,
                      Вы с сожаленьем смотрите вослед
                      Триумфам нашим, в коих славы нет,
                      Покамест ум, открыв обилье чар,
                      Верней не сделает любви удар!
                         Когда б рассудок женщиной владел,
                      Завиден был бы любящих удел:
                      От школы наших взоров став мудрей,
                      Прибавив ум к галантности своей,
                      Они зажгли бы, полны ликованья,
                      От факела Любви светильник Знанья!

 

 

                                (The Rivals) 
 
     На английском языке комедия впервые издана в Лондоне в 1775 году.
     На русский язык переведена впервые Ч. Ветринским в 1893 году.  (Перевод
переиздан в 1894 году.) В 1893 году комедия переведена также 3.  Венгеровой.
Перевод  Т.  Л.  Щепкиной-Куперник  был  впервые  опубликован  издательством
"Искусство" в 1939 году, переиздан в 1954 году.
     Существует также переделка  "Соперников"  М.  Гельфанда  и  А.  Мацкина
(стеклографическое издание ВУОАП, 1945).
     К стр. 30. ...сослаться на свою полную неискушенность в  предмете...  -
Это  утверждение  Шеридана  не  отвечает  действительности  и   сделано   им
исключительно из боязни быть  обвиненным  в  плагиате.  Подобные  обвинения,
часто совершенно необоснованные, были  одним  из  наиболее  распространенных
методов литературной борьбы в Англии XVIII века.
     Известно, что различными образами и ситуациями  своей  комедии  Шеридан
обязан  огромному  числу  произведений  драматической  и   повествовательной
литературы XVII-XVIII веков. Миссис Малапроп имеет своими  предшественницами
миссис Слипслоп из фильдинговской "Истории приключений Джозефа Эндруса и его
друга Абраама Адамса", а также Табиту Брамбл - одну из героинь эпистолярного
романа Тобайаса Смоллета "Путешествие Хэмфри Клинкера" и миссис Твифорт - из
комедии Френсис Шеридан "Путешествие в Бат". Подобные параллели  установлены
и для других персонажей пьесы. Указывалось  на  заимствования  из  Шекспира,
Мольера, Кольмана, Прайора, Конгрива,  Гаррика  и  многих  других  старых  и
современных Шеридану драматургов.
     Все это не дает, конечно, основания говорить о  каком-либо  плагиате  у
Шеридана.  Заимствование  и  развитие  образов  и  ситуаций  было  в  обычае
драматургии того времени. В общем же  "Соперники"  -  произведение  цельное,
оригинальное, созданное сильной творческой индивидуальностью.
     Гаррис Томас (ум. 1820) - владелец и руководитель театра Ковент-Гарден,
одного из двух ведущих драматических театров Лондона (второй - Дрюри-Лейн).
     К стр. 32. ...в этом театре - то есть в театре Ковент-Гарден.
     К стр.  33.  В  предыдущих  изданиях  "Соперников"  в  переводе  Т.  Л.
Щепкиной-Куперник  некоторые  имена  действующих  лиц,   имеющих   смысловое
значение, были переведены на русский язык. Фэг - Фертик, миссис  Малапроп  -
миссис Невпопад, Лидия Лэнгвиш - Лидия Томность, сэр Люциус О'Триггер -  сэр
Люциус О'Курок (точный перевод этого имени - франт).
     К стр. 35. Адвокат и стряпчий. - У Шеридана - сарджент и атторни.
     Сарджент - высшее юридическое звание, присваиваемое в  Англии  наиболее
известным барристерам (адвокатам, имеющим право самостоятельно  выступать  в
суде).
     Атторни - поверенный в делах. Атторни не имели права выступать в  суде,
а барристеры не имели права входить в непосредственное общение  с  клиентом.
Поэтому атторни готовил дело и  затем  передавал  его  барристеру.  На  суде
барристер задавал вопросы клиенту только через атторни. Подобные  порядки  в
английской  адвокатуре  являлись   наследием   средневековой   корпоративной
организации.
     К стр. 36. Сын Феба - то есть  поэт.  Феб  (Аполлон)  -  бог  поэзии  в
античной мифологии.
     Дрюрилейнский суд. -  Шеридан  сравнивает  приговор  публики  в  театре
Дрюри-Лейн с решением суда;
     К стр. 39. "Путь пилигрима"  (1678)  -  религиозно-назидательная  книга
английского писателя Джона Беньяна (1628-1688).
 
                  Пусть Гарри Вудворд Данстэлла придушит, 
                  Засадит Квика, Шутера оглушит, 
                  Пока Барсанти в горшей из кручин 
                  Зарежет иль себя, или миссис Грин. - 
 
     Здесь упоминаются актеры, исполнявшие роли в "Соперниках".
     К стр. 41. Любовь... еще со  дней  Юпитера  прибегала  к  маскарадам  и
переодевания м. - Намек на античный миф. Царь богов Юпитер  похитил  Европу,
перевоплотившись в быка, а к Данае спустился золотым дождем.
     Глостершир  -  графство  (административная   единица,   соответствующая
области) на северо-западе Англии.
     К стр. 42. Эспланада  -  местность  вокруг  крепости,  расчищенная  для
удобства обороны.
     Какого черта ты парик носишь? - В 70-е годы XVIII века в Англии  парики
начали уже выходить из моды.
     Гэйд-порч - общественное здание в Бате с крытой  галлереей  (портиком),
выходившей в сад на берегу реки.
     К стр. 43. "Награда за постоянство". - Очевидно, имеется в  виду  роман
малоизвестного  английского   писателя   Шеббира   "Счастливая   чета,   или
Вознагражденные добродетель и постоянство" (1771).
     "Роковая  связь"  -   роман   малоизвестной   английской   писательницы
Форджерти,  опубликованный  в  1773  году.  В  тогдашней   печати   он   был
охарактеризован как "обычная романтическая чушь".
     "Ошибка сердца" (1769).  -  Речь  идет  об  очень  слабом  эпистолярном
романе, написанном в подражание Ричардсону  и  Руссо.  Его  полное  заглавие
гласит: "Ошибки  сердца,  или  Воспоминания  леди  Каролины  Пелхем  и  леди
Виктории Невиль. Сочинение Трейсака де Вержи, советника парламентов Парижа и
Бордо".
     "Чувствительное отчаяние" (1769)  -  эпистолярный  роман  малоизвестной
английской писательницы Гриффит, выступавшей под псевдонимом Френсис.
     "Записки леди Вудфорд, адресованные другу" - анонимный роман,  изданный
в 1771 году.
     "Гордиев узел, или Dignus Vindice Nodus" (лат. - Узел стоит  развязать)
- эпистолярный роман, опубликованный  в  1769  году  под  псевдонимом  Генри
вместе с "Чувствительным отчаянием".
     "Перигрин Пикль" (1751), полное заглавие: "Приключения Перигрнна Пикля"
- роман Тобайаса Смоллета (1721-1771).
     "Слезы чувствительности". -  Под  таким  заглавием  в  1773  году  были
опубликованы  в  двух  томах  романы  французского  писателя  М.  Д.   Арнод
(1721-1784) "Жестокий отец", "Розетта", "Друзья-соперники", "Сидней и Силли"
(перевод Джона Мердоча).
     "Мемуары знатной дамы" -  записки  лондонской  аристократки  леди  Вэн,
известной своими скандальными  похождениями.  Мемуары  были  переданы  ею  в
рукописи Смоллету, который включил их в свой  роман  "Приключения  Перигрина
Пикля".
     "Сентиментальное  путешествие",   полное   заглавие:   "Сентиментальное
путешествие Йорика по Франции и Италии" - незаконченный роман Лоренса Стерна
(1713-1768), одного из крупнейших английских романистов  Зпохи  Просвещения.
Первая часть ("Путешествие по Франции") вышла в 1768 году  в  двух  томах  и
имела огромный успех.
     "Нравственный долг человека", полное заглавие  (приводится  по  изданию
1726 года): "Нравственный долг человека. В изложении  простом  и  доступном.
Предназначено для всех, а особенно для читателей простого звания. Делится на
семнадцать глав, одну из коих следует читать каждое  воскресенье,  а  все  в
целом - трижды в год. Необходимо иметь в каждой семье" -  анонимный  трактат
на  этические  темы,  впервые  опубликованный  в  1658  или  1660   году   и
пользовавшийся исключительной популярностью  среди  буржуа  -  пуритан.  (Он
выдержал более двадцати изданий  за  сто  лет.)  Этот  трактат  был  обычной
мишенью  для  насмешек  со  стороны  просветителей  демократического  крыла.
Фильдинг упоминает о  нем  в  романе  "Джозеф  Эндрус"  и  в  пьесе  "Авторы
подметных писем, или Новый способ удержать жену дома", - в последней чтением
этого трактата развлекается капитан,  забравшийся  в  спальню  жены  старого
купца. В 1773 году,  незадолго  до  постановки  "Соперников",  вышло  новое,
широко разрекламированное издание этого трактата.
     К стр. 46-47. "Родрик Рэндом"  (1748),  полное  заглавие:  "Приключения
Родрика Рэндома" - первый роман Т. Смоллета.
     К  стр.  47.  "Невинный  адюльтер"  -  роман  знаменитого  французского
писателя Поля Скаррона (1610-1660), создателя  жанра  "бурлеск",  возникшего
как  пародия  на  высокий  стиль  классицизма  и  героикогалантных  романов.
Переведен на английский язык и издан в Англии в 1722 и 1729 годах.
     "Лорд Эймуорт" (1773),  полное  заглавие:  "История  лорда  Эймуорта  и
достопочтенного Чарльза Хенфорда, эсквайра" - анонимный эпистолярный роман.
     "Овидий" - речь идет о поэме римского поэта Публия Овидия Назона (43 г.
до н. э. - 17 г. н. э.)  "Метаморфозы";  издана  в  Англии  в  1717  году  в
переводе Драйдена, Аддисона, Гея, Конгрива, Мейнворинга,  Кроксолла  и  др.,
под редакцией С. Гарта. В 1751 году вышло пятое издание этой книги.
     "Чувствительный человек" - роман  английского  писателя-сентименталиста
Генри Маккензи (1745-1831), анонимно опубликованный в 1771 году.
     "Поучения  миссис  Шапон"  (1773),   полное   заглавие:   "Письма   для
усовершенствования ума, адресованные молодой леди" - сборник поучений, автор
которых английская писательница Эстер  Шапон  (1721-1801),  в  занимательной
форме рассказывает об  "основах  религии",  "изучении  священного  писания",
"вежливости и обходительности" и дает советы, как выйти замуж  и  как  вести
себя в супружестве,
     "Проповеди Фордайса" (1765), полное заглавие: "Проповеди, обращенные  к
молодой женщине" - сборник проповедей пресвитерианского  богослова  Фордайса
(1720-1796).
     "Письма лорда Честерфильда"  (1774),  полное  заглавие:  "Письма  графа
Честерфильда его сыну Филиппу Стенхопу,  опубликованные  миссис  Стенхоп"  -
письма известного английского  политического  деятеля  и  писателя-моралиста
Филиппа Дормера Стенхопа,  графа  Честерфильда  (1694-1773),  опубликованные
вдовой его сына. Книга в течение первого же года выдержала пять изданий.
     К стр. 52. ...приехал в Бат, чтобы вербовать. - Английская армия была в
XVIII в. вольнонаемной даже в период военных  действий.  Командир  роты  сам
вербовал себе солдат, взамен выбывших.
     К  стр.  61.  Коксовский  музей.  -  Речь  идет  о  выставке,   которую
демонстрировал, начиная с 1773 года, в увеселительном саду Спринг-Гарденс  в
Бате ювелир и механик Джемс Кокс.  Выставка  состояла  из  пятидесяти  шести
механических  "диковинок"  и  оценивалась  почти  в  двести   тысяч   фунтов
стерлингов. В 1774 году Кокс продал свою  коллекцию  с  аукциона.  Некоторые
экспонаты купил Британский музей.
     К стр. 80. Ахилл - один из героев древнегреческого эпоса "Илиада".
     Александр Македонский (356-323 гг.  до  н.  э.)  -  великий  полководец
древности, основатель Эллинской империи.
     К стр. 87. ...И стройный стан Меркуция Гаральда. .. -  У  Шекспира  эти
строки читаются так:
 
                       Чело Юпитера и кудри Аполлона, 
                       Взор Марса, чтоб грозить, повелевая, 
                       И стройный стан Меркурия-герольда. 
 
Шекспир, "Гамлет", акт III, сцена 4. 
     К стр. 92.  Двуликий  Цербер  (вместо  "двуликий  Янус").  Цербер  -  в
греческой мифологии трехглавый и стоглазый свирепый пес, охранявший  вход  в
подземное царство. Янус - древнеримское божество.  Его  изображали  с  двумя
лицами, обращенными в противоположные  стороны.  Выражение  "двуликий  Янус"
часто употребляется в переносном смысле для обозначения лицемерия.
     К стр. 102. Шотландский священник. - В  Шотландии  было  легче,  чем  в
Англии, заключить брак, так как здесь не требовалось троекратного  оглашения
в церкви и лицензии.
     Апострофа - один из приемов риторики (риторическая фигура) -  обращение
к отсутствующему  лицу  или  к  неодушевленному  предмету.  Миссис  Малапроп
употребляет это слово вместо "катастрофа".
     К стр. 104. На улицах Бата вид шпаги произвел бы  не  меньше  волнения,
чем бешеная собака. - В Бате было запрещено ношение оружия.
 
                                      Комментарии составлены Ю. КАГАРЛИЦКИМ. 

Last-modified: Tue, 30 Mar 2004 16:43:30 GMT
Оцените этот текст: