Оцените этот текст:




 © Copyright Леонид Кудрявцев, 1995
 WWW: http://www.list.krsk.ru/Kudrayv/index.htm
 Автор будет рад получить мнения читателей на свой
 email: leonid@kudr.udm.ru


     Почему я решился написать этот рассказ?
     Точно - не знаю. Наверное, потому, что мир самых  лучших  прочитанных
нами книг, когда ты перелистываешь последнюю страницу, -  не  умирает.  Он
остается жить внутри нас - я имею в виду тех,  кто  способен  получать  от
настоящей, хорошо написанной книги наслаждение. А потом ты  сам  начинаешь
писать, и этот мир, он словно бы хочет, требует,  чтобы  ты  в  него  хоть
что-то  добавил.  Пусть  даже  какую-нибудь  мелочь,  безделушку.  В  знак
уважения, в  знак  того,  что  ты  о  нем,  этом  мире,  помнишь,  в  знак
благодарности, за то, что он тебе дал.
     А  книги  Стругацких  таким   свойством   обладают.   Давать   что-то
неуловимое, но  в  то  же  время  вполне  реальное.  Может  быть,  частицу
вложенной в  них  души?  И  еще...  каждый  из  нашего  поколения  пишущих
фантастику (я имею в виду тех, кому сейчас от  тридцати  до  сорока  пяти)
когда-то  в  детстве  или  юности  прочитал  свою  первую  книгу   братьев
Стругацких. Конечно, для каждого она была разной, и обязательно  вслед  за
ней последовали другие, но главное, что сделала эта первая  книга,  -  она
показала, какой интересной,  захватывающей,  мудрой,  смешной  и  грустной
может быть фантастика, какой она может быть настоящей.
     Думаю, с этого момента все и началось.
     Конечно, мы очень разные,  и  большинство  пишет  совсем  по-другому,
по-своему. И это хорошо. Просто мне кажется  все-таки:  каждый  из  нас  в
глубине души понимает, откуда все началось.
     Да, с "Понедельник начинается в субботу", с "Пикника на  обочине",  с
"Улитки на склоне" и т.д. и т.д. Началось со Стругацких. Мы из их книг, мы
родом из Стругацких, и никуда от этого не денемся. Им удалось то,  что  до
этого не  удавалось  никому.  Воспитать  своими  книгами  целое  поколение
писателей, причем, я еще раз это подчеркиваю, по большей  части  абсолютно
друг на друга не похожих.
     Вот это да!
     А рассказ... честное слово, в знак уважения и благодарности... не  из
гордыни...



     Капитан Квотерблад неторопливо шел по краю Зоны.
     Под ногами у него шуршал кошачий мох. Здесь,  на  асфальте,  он  тоже
рос, но почему-то быстро высыхал, становился ломким, а  потом  крошился  в
пыль. Как только пыль уносил ветер, асфальт тотчас  же  зарастал  кошачьим
мохом снова.
     Капитан остановился и прислушался. Где-то в  Глубине  Зоны  зародился
звук, похожий на скрип старой, с насквозь проржавевшими петлями  двери.  И
был он таким тоскливым, таким  безнадежным,  что  Квотерблад  вздрогнул  и
остановился,  замер,  словно   превратившись   в   деревянного   истукана,
пережидая, когда же этот звук кончится. Он и в самом деле кончился,  и  на
Зону опять опустилась тишина. Капитан вытащил из кармана сигарету, покатал
ее в пальцах и, вдруг вспомнив о том, зачем они здесь, выкинул.
     Вот так-то. Нельзя.
     Тяжело вздохнув, он прошел еще с десяток шагов, остановился  и  снова
прислушался. В Зоне было тихо. Квотербладу даже стало  казаться,  что  тот
скрип, который он только что слышал, на самом деле был всего  лишь  плодом
его воображения, слуховой галлюцинацией.
     - Врешь! - пробормотал капитан. - Врешь, меня не обманешь. Не выйдет.
     Четко, как на плацу, он повернулся на  каблуках  и  пошел  к  машине,
которую оставил за самым последним, стоявшим почти вплотную к границе Зоны
домом.
     В машине горел свет. Еще в  ней  сидел  сержант  и,  сжимая  в  руках
автомат, глядел на приборный щиток. Глаза у него были  отрешенные,  словно
он думал о чем-то постороннем, далеком.
     Когда капитан открыл дверцу, сержант испуганно, пискнул  и  попытался
передернуть затвор автомата. Поскольку автомат  стоял  на  предохранителе,
затвор   не   передергивался.   Окончательно   ошалев,   сержант    рванул
Предохранитель. В этот момент капитан и врезал кулаком по его пухлому, еще
не знавшему бритвы лицу.
     - Ты что, сдурел? - прошипел Квотерблад.
     - О господи, - быстро забормотал сержант. - О господи. Я  думал...  А
это вы... О господи... И звук тут... я такого еще не слышал.
     - Много чего ты не слышал, - проворчал капитан, забираясь в машину. -
Ты почему свет включил? Совсем от страху рехнулся?
     - Так ведь звук. Так жутко мне стало. Я подумал, что с вами...
     - Не дрейфь, - уже примирительным тоном сказал капитан. -  От  звуков
здесь еще никто не умирал.  Вот  если  свет,  когда  не  нужно,  в  кабине
включали, от этого - сколько угодно. Я же тебе говорил, что так  ты  виден
всем и не видишь никого. А иначе как бы я к тебе подкрался?
     Он выключил свет и прикурил сигарету.
     Рядом шебуршился и вроде бы даже едва слышно всхлипывал сержант.
     А Квотерблад, откинув голову на спинку  сиденья,  думал  о  том,  что
ошибиться он не мог. Охотничье чутье не подводило его еще ни разу. Сталкер
в Зоне, и возвращаться будет именно здесь, в этом месте.  Только  попозже,
ближе к рассвету. А пока можно покурить, пока еще рано.
     - Я рапорт на вас напишу, когда  вернемся...  -  наконец  пробормотал
сержант.
     - Что? - переспросил капитан.
     - Рапорт, говорю, подам, - уже громче сказал тот.
     - А-а-а, ну это сколько угодно... Только не забудь, это ты  сделаешь,
когда мы вернемся. И  укажи,  что  мои  действия  были  вызваны  твоей  же
халатностью, которая неминуемо должна была привести к срыву всей операции.
И также учти, на  ближайшие  полгода  ты  у  меня  будешь  бледным,  очень
бледным. Понял? Кстати, сколько тебе осталось до возвращения  домой?  Год?
Мило. Это здорово. Это просто прекрасно... просто прекрасно...
     Капитан вылез из машины,  кинул  на  землю  окурок  и  тщательно  его
затоптал.
     На секунду ему показалось, что  он  очутился  на  другой  планете,  в
чужом, враждебном мире. А разве не так? Да и чем иным является  эта  Зона,
как не украденным неизвестно кем и неизвестно  с  какими  целями  кусочком
территории Земли? Не надо снаряжать звездные экспедиции,  строить  могучие
фотонные корабли.  Чужой  мир  здесь,  под  боком,  в  двух  шагах.  Бери,
исследуй,  делай  выводы.  Раздолье.  Ученым.  А  нам  как?  Каково  этому
парнишке, который сжимает в потных ладонях автомат,  готовый  стрелять  во
все, что движется, во все, что покажется хоть мало-мальски опасным? Каково
тому же сталкеру, который лезет в эту Зону, как проклятый, чтобы  вытащить
из нее какую-нибудь вещь, назначения которой он не понимает, которая  либо
облагодетельствует,  либо  уничтожит  этот  мир?  Каково   ему,   капитану
Квотербладу, вместо того чтобы дома смотреть телевизор  или  завалиться  к
Михаэле, торчать здесь, в засаде, только для того, чтобы подстрелить этого
сталкера, который в силу своей ограниченности  даже  и  не  понимает,  что
делает, который и думать-то не может ни о чем, кроме  денег.  И  чем  этот
сталкер, как человек, отличается от него, Квотерблада? Да почти ничем. Вот
разве что только - капитан имеет право стрелять в него из автомата. И если
убьет, то никакого наказания за это не последует.
     Потому что он всего лишь выполнит свой долг.
     Капитан сунулся в машину, вытащил  из  зажима  над  ветровым  стеклом
короткий, со складывающимся прикладом, десантный автомат и закинул его  на
плечо.
     - Сиди здесь, - коротко бросил он сержанту, осторожно прикрыл  дверцу
и бесшумно двинулся от машины прочь.
     Устроившись за упавшим набок фанерным, насквозь  прогнившим  ларьком,
он осторожно высунул из-за него голову и стал ждать.
     Почему-то  вспомнился  тот  толстый,  какой-то  весь   расслабленный,
похожий на большую резиновую игрушку джентльмен, побывавший у него дома  в
прошлый понедельник. Приехал он не один, привез его Клаузен, которого пару
лет назад отправили в  отставку.  Какая-то  там  была  история,  то  ли  с
деньгами,  то  ли  с  молоденькой,  несовершеннолетней  дурочкой.  Короче,
Клаузена чудом не посадили. Потом болтали, что в деле был  замешан  кто-то
из высшего командования, и Клаузен вышел сухим из  воды  только  благодаря
этому.
     Приехали  они  к  Квотербладу  вечером.  Клаузен  был  уже  порядочно
навеселе, а вот джентльмен - тот был трезв как стеклышко. Квотерблад хотел
было их выгнать сразу, а потом передумал, решил узнать, что это им от него
надо. Уж больно важен был этот джентльмен, да  и  запонки  у  него  стоили
никак не меньше, чем жалование Квотерблада лет за двадцать.
     Он провел их в гостиную, сунул им по стаканчику и стал ждать, чем все
это кончится.
     Они не спешили. Джентльмен помалкивал, все оглядывался, и на  лице  у
него временами явственно читалось презрение к убогой,  облезлой  гостиной,
старому продавленному дивану, на который их усадили, и  мерзкому,  по  его
понятиям, виски, которое ему налили. Вот только уходить он  не  собирался,
все чего-то ждал. А Клаузен заливался прямо  соловьем.  Он  болтал  о  чем
угодно, о бывших сослуживцах, знакомых, о погоде, о скачках в Сиднее... Он
был какой-то неестественный, даже учитывая опьянение, и то и дело зачем-то
самым дурацким образом подмигивал.
     Наконец  терпение  у  Квотерблада  лопнуло,  и   он   довольно   сухо
осведомился, чем, собственно, вызван такой неожиданный визит.
     Вот тут и началось.
     Оказалось, что Клаузен не так уж и пьян.  Он  бросил  на  джентльмена
трусливый взгляд и, зачем-то понизив голос, словно  их  могли  подслушать,
заговорил:
     - Дело есть. Вот это мистер...
     Джентльмен обеспокоенно заерзал по дивану, и Клаузен осекся. По  лицу
его пробежала судорога, глаза стали словно  у  побитой  собаки.  Судорожно
сглотнув, он продолжил:
     - Итак, этот джентльмен, а  я  тебе  скажу,  что  он  один  из  самых
известных в мире  охотников  на  крупную  дичь,  прослышал,  что  ты  тоже
являешься в некотором роде охотником. Он бы хотел с тобой познакомиться.
     - Охотником? - удивился Квотерблад. - Как это?
     - Ну, все же знают о твоих одиночных охотах на сталкеров.
     - Ах вот как?
     - Да, именно так, - неожиданно твердым  и  спокойным  голосом  сказал
Клаузен и снова зачем-то подмигнул.
     - А дальше что? -  все  еще  не  понимая,  куда  он  клонит,  спросил
капитан.
     - Ну разве не понятно? Он охотник, и ты охотник. Причем тебе  повезло
больше, поскольку ты охотишься на  необычную,  повторяю,  очень  необычную
дичь. Мы знаем, что по инструкции ты  обязан  брать  с  собой  еще  одного
человека. Как правило, это бывает какой-нибудь сопляк - сержант,  а  то  и
рядовой. Его ты оставляешь в машине, а сам охотишься  в  одиночку.  Но  ты
ведь можешь взять с собой на эту охоту и  кого-нибудь  другого.  Согласен,
такое... сафари... сопряжено с большими неудобствами, но зато на нем можно
и неплохо заработать. Кстати сказать, за это будет заплачена  огромная,  я
бы даже сказал, сказочная сумма. Подумай, тебе скоро на пенсию.  А  велика
ли она будет?
     Тут он их и выпроводил. Клаузен еще пытался  ему  что-то  доказывать,
снова сулил деньги, заклинал старой дружбой, говорил, что погряз в  долгах
и для него организация этой охоты вопрос  жизни  и  смерти.  Под  конец  в
разговор включился даже и сам джентльмен. Голос у него,  как  ни  странно,
оказался тонким, с какими-то повизгивающими интонациями.  Он  сказал,  что
польщен знакомством с таким великим охотником за людьми, как капитан,  что
жаждет перенять у него хотя бы крупицу опыта, что  согласен  заплатить  за
этот опыт просто гигантскую сумму.
     И вот тут капитан осатанел. Все, что говорил или делал в  последующие
пять минут, он запомнил плохо. Почему-то в памяти остались  лишь  плачущий
навзрыд Клаузен и все такой же невозмутимый джентльмен,  который,  надевая
свое роскошное пальто, никак не мог  попасть  в  рукава,  да  то,  как  он
закрывает за ними дверь и потом плетется обратно в гостиную.
     Тем вечером он напился, сильно напился, пошел в "Боржч", но по дороге
все же передумал, направился к Михаэле и устроил у нее  жуткий,  с  битьем
посуды, скандал.
     Капитан поежился.
     Там, впереди, в Зоне, все словно бы замерло,  не  было  ни  малейшего
движения. И капитану показалось, что он видит мастерски написанный  холст,
что, попытавшись сделать шаг вперед, упрется в этот холст носом,  и  тогда
наваждение спадет, мир изменится, станет иным,  и  он  сам  уже  будет  не
капитаном Квотербладом, а кем-то другим, ничуть на него не похожим.
     А потом на этом холсте шевельнулась какая-то точка, какой-то бугорок,
и капитан забыл обо всем. Ничем иным, кроме как возвращавшимся  с  хабаром
сталкером, эта точка быть не могла.
     Квотерблад затаился. Теперь ему  оставалось  только  ждать  и  ждать,
чтобы в нужный момент... ох уж этот нужный момент!
     И тут он услышал шорох, который доносился с противоположной  стороны,
и, оглянувшись, проклял все на  свете.  Это  был  сержант.  Совершенно  не
скрываясь, он ломился к его будке, так, словно  прогуливался  по  бульвару
какого-нибудь  курортного  городка.  Остановить  его   не   было   никакой
возможности,  поскольку  крик  или  свист  могли  бы  испортить  все  дело
окончательно.
     Капитан скрипнул зубами и стал ждать, пока этот сосунок не  подойдет,
уповая лишь на то, что тот сделает это быстрее, чем сталкер его заметит.
     Наконец сержант оказался рядом с ним за будкой,  и  тогда,  дав  себе
клятву, взыскать с него за все, капитан прошептал:
     - Сиди и не рыпайся. Не дай  бог  пошевелишь  хоть  мизинцем.  Какого
черта приперся?
     - Да это, я подумал, вдруг вам помощь нужна...
     - Помощь? Я тебе покажу  помощь.  Ишь  какой  помощник  выискался,  -
прошипел капитан и вдруг с удивлением понял, что уже ничуть не сердится на
сержанта, может быть, оттого, что представил, как тому было страшно сидеть
в машине, одному, окруженному со всех сторон темнотой, неизвестностью.
     Ладно, бог с ним, с этим сержантом.
     Он выглянул из-за будки и буквально метрах в двадцати от себя  увидел
темную фигуру, которая шла наискосок, направляясь к соседним домам. И  тут
уж медлить было нельзя.
     Нажимая  на  спусковой  крючок,  он  почему-то  снова  вспомнил  того
резинового джентльмена. "Охотник!" Да, именно охотник. Ну и что?
     Очередь распорола ночную тишину. Сверкающий пунктир трассеров  прошил
темную фигуру. А та, даже и не пошатнувшись, продолжала двигаться  вперед.
Капитан выпустил вторую очередь, которая тоже не принесла  продвигавшемуся
к домам человеку ни малейшего вреда.
     Начиная уже догадываться, кто, вернее -  что  перед  ним,  Квотерблад
бросился к этой фигуре и чуть  не  попал  под  очередь,  которую  выпустил
сержант.
     Пули просвистели у самого его лица.
     - Застрелю! - вне себя от ярости, крякнул  он  торчавшей  над  будкой
голове в каске. Та испуганно ойкнула и исчезла, спряталась. А  у  капитана
уже не было времени даже дать оплеуху нерадивому сержанту. Он  бросился  к
все еще двигавшейся фигуре, осветил ее фонариком и выругался.
     Ну конечно, это был мертвец.
     А стало быть, и конец охоты. На сегодня.  Капитан  хорошо  знал,  что
сталкера здесь ждать уже бесполезно. Конечно, вполне возможно,  он  где-то
рядом, может быть, лежит метрах в ста, за бугорком, но не  встанет,  будет
ждать,  пока  они  уедут,  пролежит  еще  хоть  сутки.  Они,  сволочи,   -
терпеливые!
     Надо было ехать  домой.  Капитан  подумал,  что  сегодня  обязательно
завернет на огонек к Михаэле. И в этот раз скандалить он  не  будет.  Нет,
сегодня все у них будет как надо, тихо и мирно. А сержанту он еще  покажет
кузькину мать.
     Квотерблад пошел обратно к будке и, когда до нее осталась всего  лишь
пара шагов, вдруг понял, что где-то в глубине души  рад  неудачной  охоте.
Это его поразило, поскольку  никогда  до  этого  он  ничего  подобного  не
испытывал. Капитан даже остановился, попытался  понять,  что  же  все-таки
произошло, и, глядя на снова высунувшуюся  из-за  будки  голову  сержанта,
вдруг понял, что причиной этому был тот джентльмен-охотник. Да,  именно  -
он. И его предложение. Надо же, сафари на людей. Охота... Развлечение...
     Сержант вдруг замахал руками и крикнул:
     - Вот он! Смотрите!
     Капитан машинально оглянулся и увидел, увидел  его  -  сталкера.  Тот
бежал тяжело,  не  оглядываясь,  тем  же  маршрутом,  что  и  мертвец.  До
ближайшего дома, в котором можно было спрятаться, ему оставалось не больше
десяти   метров.   Разворачиваясь,   Квотерблад   поразился   красоте    и
безрассудству его замысла. Если бы сержант не выглянул, сталкер  ушел  бы,
проскользнул под самым носом.
     Время словно  растянулось,  замедлилось.  Все  еще  разворачиваясь  и
срывая с плеча автомат, капитан увидел ясно, как на фотографии, лицо того,
джентльмена-охотника. У  него  в  голове  успела  даже  мелькнуть  строчка
непонятно откуда ему  известного  стихотворения:  "И  охотник  вернулся  с
холмов..." А  потом  он  полоснул  из  автомата,  полоснул  из  неудобного
положения, не целясь, и почти уже добежавшая до угла фигура  сломалась  и,
мучительно застонав, рухнула на землю.
     - Здорово вы его! - радостно крикнул сержант.
     Но  капитан  его  не  слышал.  Он  шел   к   сталкеру,   неторопливо,
настороженно,  готовый  в  любую  секунду  стрелять.  Бывало,   некоторые,
особенно новички, брали с собой в Зону оружие. Оружия у сталкера не  было.
И он был еще жив. Капитан это понял, остановившись от  него  в  полуметре,
когда сталкер застонал и медленно, не замечая капитана, словно  так  и  не
осознав, что же с ним произошло, пополз к дому, не отпуская, таща за собой
по кошачьему мху мешок с хабаром.
     Сталкера надо было добить. И никто бы  капитана  за  это  не  осудил,
никто бы не сказал даже слова, поскольку здесь, на границе Зоны,  сталкеры
были вне закона настолько, насколько  это  вообще  возможно.  Кроме  того,
раньше в подобных случаях он добивал их всегда. Таково было его правило.
     Но только не сейчас.
     "Да, я не сделаю этого, - сказал себе капитан.  -  Не  сделаю  этого,
потому что я не охотник, потому что я просто выполняю свой долг, а  он  не
дичь, он человек".
     А руки его уже  поднимали  автомат,  бесконечно  медленно,  казалось,
целое столетие, но все же поднимали. Сталкер оглянулся, и  капитан  увидел
его перемазанное грязью, искаженное гримасой животного, смертельного ужаса
лицо.
     "Нет, ты этого не сделаешь!" - снова сказал себе капитан и ужаснулся,
вдруг осознав, что руки вышли у него из повиновения,  делают  нечто  свое,
нужное только им, рукам.
     - Нет! - все еще пытаясь восстановить  над  ними  контроль,  отчаянно
крикнул капитан.
     Прогрохотала очередь, и сталкер ткнулся лицом в кошачий мох...
     Сержант вызвал по рации спецгруппу. На  запыленном  "джипе"  приехали
три офицера, те самые, которые и должны были заниматься подобными  делами.
Они составили протокол, осмотрели труп и забрали мешок  с  хабаром,  чтобы
передать его в институт.  Они  опросили  сержанта  и  попытались  задавать
капитану какие-то вопросы, но тот их не слушал. Он стоял метрах в пяти  от
того места, где подстрелил сталкера, и смотрел на Зону.
     На рассвете  спецгруппа  уехала,  а  капитан  все  стоял,  безучастно
разглядывая дома, провода которых  обросли  каким-то  мочалом,  грузовики,
вагонетки вдалеке. Автомат из рук он так и не выпустил. Сержант  пару  раз
попробовал было  его  увести,  но  капитан  лишь  молчащего  отталкивал  и
смотрел, смотрел.
     А потом что-то в нем отпустило, он отдал  автомат  сержанту,  сел  на
траву и закурил.
     Свежий утренний ветерок относил в сторону дым его сигареты. А капитан
думал о том, что в сталкера стрелял не он, а сама  Зона.  Это  могла  быть
только она, больше некому. Все правильно, все логично. Она защищала  себя,
она была "пустышками" и "комариными плешами", она была всеми теми  вещами,
которые выносили из нее ученые и сталкеры. Она была. И она  боролась,  она
хотела остаться собой, она не хотела исчезнуть,  рассеяться  по  огромному
земному шару. А он, капитан, был возле  нее  слишком  долго.  И  Зона  его
переделала, как переделывала тех же сталкеров, как переделывала их  детей.
Только его, капитана Квотерблада, она переделала по-особенному,  превратив
в своего слугу, своего охранника. И это  было  окончательно,  спасения  от
этого не было.
     Капитан Квотерблад встал, закинул автомат на плечо и пошел к  машине.
Сержант сел за руль, капитан устроился рядом, и они поехали  прочь,  прочь
от Зоны. Надо было составлять рапорт.
     - А здорово вы его! - крикнул сержант.
     Вместо ответа капитан что-то пробормотал, и,  не  расслышав,  сержант
переспросил:
     - Что?
     - Ничего, - сказал  Квотерблад.  Разговаривать  с  сержантом  ему  не
хотелось, поскольку ему только что пришло в голову третье объяснение.
     А что, если все гораздо проще и Зона тут совсем ни при чем? Что, если
он и в  самом  деле  превратился  в  охотника,  которому  просто  нравится
охотиться на редкую дичь - человека? Что, если он стал таким же, как  этот
резиновый джентльмен? И нечего пудрить  мозги  долгом,  а  также  влиянием
Зоны.
     Эта мысль не вызвала у него ни страха, ни  ужаса,  она  была  гораздо
проще и желаннее, чем все, о чем он думал последний час. И  что-то  в  ней
было еще, словно бы обещание некоего забытья, некоего наслаждения.
     - Да, все именно так, все именно так,  -  пробормотал  капитан.  -  И
нечего забивать мозги, нечего...
     - Что вы сказали? - снова переспросил сержант. - Вы что-то сказали?
     - Да так, - пробормотал капитан Квотерблад, а потом  не  удержался  и
добавил: - "И охотник вернулся с холмов..." Охотник?..

+========================================================================+
I          Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory         I
I         в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2"        I
Г------------------------------------------------------------------------╢
I        Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент       I
I    (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov    I
+========================================================================+

Last-modified: Sun, 18 Apr 1999 19:28:14 GMT
Оцените этот текст: