ть нужную вещь в массовое производство по
такой цене, чтобы у людей оставались деньги и на другие покупки. Все
остальное не имеет никакого значения.
Здесь необходимо небольшое отступление. На самом деле продается,
конечно, имидж, а не реальность. Круизные лайнеры продают представление о
свободе, соленых морских просторах, изысканной кухне и романтике в духе
"Корабля любви" ("Корабль любви" (Love Boat) --
американский мыльный сериал семидесятых годов, где действие происходит на
борту теплохода. -- Прим. пер). Кого волнует теснота в
каюте, если вы чувствуете себя свободным, как птица!
Что из этого следует? К примеру, это объясняет, почему люди так
помешались на Sony PlayStation 2 -- крупнейшей технологической новинке,
поступившей в продажу в этом году. (Я пишу это в конце октября 2000 года --
спустя несколько дней после того, как продукт был выпущен в США.) Вот уж
типичное воплощение общества развлечений!
Отсюда также видно, какая проблема с имиджем существует у персональных
компьютеров. Индустрия ПК нервно относится к игровым приставкам прежде всего
потому, что те воспринимаются как безопасные, увлекательные и дешевые
устройства, а ПК -- по большей части как сложные и дорогие. А иногда и
вредные.
Кроме того, я лично думаю, что, если мы планируем рассуждать об
операционных системах и через пятнадцать лет, тут что-то явно не так. Может
быть, странно слышать это от человека, который прославился созданием
собственной операционной системы, но -- по большому счету -- операционная
система никому не нужна.
Если уж на то пошло, и компьютер никому не нужен. Людям нужна просто
волшебная игрушка, которая позволяет бродить по Интернету, писать курсовые,
играть в игры, подводить баланс и так далее. А о том, что для этого нужен
компьютер и операционная система, большинство людей хотело бы забыть.
Вот почему многие аналитики приветствуют устройства, вроде Sony
PlayStation 2, которые берут на себя многие обязанности компьютеров, но при
этом никого не бросает в пот от их пугающей замысловатости. С
технологической точки зрения это совершенно бессмысленно, поскольку таким
образом мы натаскиваем в дом все больше компьютеров, не зная о том, какие
они могут быть сложные и опасные.
Поэтому я лично ставлю на то, что на смену Microsoft придет Sony, если
им удастся все выстроить как надо. Не думаю, что мое предсказание может
сравниться с Нострадамусовыми по своей ошеломительности (знаю: такого слова
нет, но оно здесь очень подходит). Многие согласятся с моим прогнозом, но я
пытаюсь объяснить, почему так будет.
Не то чтобы я предсказывал смерть PC, как многие уже опрометчиво
делали. Базовые преимущества PC сохраняются: они похожи на навороченные
перочинные ножи. Их видимая сложность пугает людей, далеких от техники, но
они сложны именно потому, что не рассчитаны на одно-единственное применение.
И эта универсальность делает их привлекательными.
И наконец, одно кольцо, которое покорит их всех и в черную цепь скует
(Перефразированная цитата из "Властелина Колец" Толкина. --
Прим. Пер.). Это связь. Повсеместная. Вы не можете жить, не
проверяя почту по крайней мере дважды за час? Все к вашим услугам, наш
дорогой электронный наркоман. Можете -- с легким ощущением вины --
отправиться на пляж на целый день и при этом не отрываться от ситуации на
работе. Помните: важно не реально уйти в отпуск, а почувствовать себя
свободным. В конце концов размер тоже имеет значение -- хотя бы для того,
чтобы все технические чудеса казались простыми и нестрашными.
А где же место Linux и вообще открытого программирования во всей этой
картине? Вы об этом даже не узнаете. Она скроется внутри устройств Sony. Ее
не будет видно и слышно, но именно она заставит все работать. Она проникнет
в сотовый телефон, который одновременно будет связывать все остальные ваши
электронные штучки, если вы окажетесь вне пределов своей локальной
беспроводной сети.
Вот увидите. Это просто вопрос времени. И денег.
В чем соль открытого программирования
IBM знаменита своей хваткой. Она разбогатела, заграбастав кучу клиентов
и надежно оградив их от чужих посягательств. Да и большинство компьютерных
компаний действовало так же. Многие и сейчас так живут. Потом IBM
разработала PC и нечаянно раскрыла свою технологию, так что каждый мог ее
копировать. Именно это в первую очередь привело к PC-революции, которая, в
свою очередь, вызвала Информационную революцию, Интернет-революцию, Новую
экономику -- или как там еще принято называть массовые изменения, которые
происходят сейчас по всему миру.
Это лучшая иллюстрация безграничных преимуществ, которые несут принципы
открытых исходников. Хотя разработка PC не была открытой, потом эту
технологию смог клонировать, совершенствовать и продавать любой желающий. В
идеале модель открытых исходников позволяет каждому участвовать в разработке
или коммерческой эксплуатации проекта. Очевидно, что наиболее успешным
примером тут является Linux. Зародившись в недрах моей неряшливой берлоги в
Хельсинки, она стала крупнейшим коллективным проектом в истории
человечества. Вначале была идея -- которую разделяют многие программисты --
о том, что компьютерные программы должны распространяться свободно, в
сочетании с Универсальной общественной лицензией -- антиподом авторского
права. Со временем эта идея легла в основу непрерывной разработки самой
лучшей технологии. В итоге Linux завоевала огромный успех на рынке, как
показывает ее повсеместное распространение на веб-серверах и неожиданно
успешное акционирование Linux-компаний.
Модель открытых исходников, возникнув под влиянием идеологии, утвердила
себя в качестве технологии и подтвердила свою работоспособность на рынке.
Теперь открытые исходники выходят за рамки технической и деловой областей.
На юридическом факультете Гарвардского университета профессора Ларри Лессиг
(сейчас он работает в Стенфордском университете) и Чарльз Нессон перенесли
открытые исходники в область права. Они организовали проект открытого
законодательства: добровольцы из числа юристов и студентов юридических
факультетов посылают свои мнения и исследования на сайт проекта, чтобы
выработать аргументы и резюме для борьбы с Законом США о продлении срока
авторских прав. Предполагается, что самые серьезные аргументы будут
выработаны, если к проекту присоединится наибольшее количество юристов и за
счет всеобщего обмена посланиями вырастут горы информации. Сайт изящно
резюмирует отличия от традиционного подхода: "Потерю секретности мы
рассчитываем компенсировать за счет глубины источников и широты обсуждения".
(В ином контексте это звучит так: под приглядом миллиона глаз все ошибки в
программах будут устранены.)
В течение многих лет по этой схеме проводились академические
исследования, но она применима и к другим областям. Представьте только, как
такой подход может ускорить, например, разработку лекарств. Или как могла бы
окрепнуть международная дипломатия за счет участия лучших умов. По мере
"уменьшения" размеров мира, ускорения жизни и бизнеса, а также развития
новых технологий и появления новой информации люди начинают понимать, что
скаредность до добра не доводит.
Концепция открытых исходников крайне проста. В случае операционной
системы исходники -- команды программы, лежащие в основе системы, --
свободны. Каждый может их улучшать, менять, использовать. Но все эти
улучшения, изменения и реализации должны быть тоже доступны всем свободно.
Налицо аналогия с "дзен". Проект не принадлежит никому и одновременно
принадлежит всем. Когда проект открыт, происходит его быстрое и непрерывное
совершенствование. Параллельная работа нескольких групп приводит к более
быстрым и успешным результатам, чем работа за закрытыми дверьми.
Именно так и было с Linux. Только представьте: взамен небольшой
группки, работающей в обстановке секретности, в вашем распоряжении
оказываются безграничные возможности. Потенциально в проекте могут принять
участие миллионы лучших умов мира, и при этом их работа идет под неусыпным
контролем коллектива, которому нет равных.
Каждому, кто впервые слышит об этом подходе, он кажется абсурдным.
Поэтому потребовались годы, чтобы он завоевал признание. Модель открытых
исходников утвердилась не за счет идеологии. Она начала привлекать внимание,
когда стало очевидно, что это лучший метод разработки и усовершенствования
технологии высочайшего качества. Теперь эта модель завоевывает рынок, что
еще больше укрепляет ее авторитет. Оказалось, что можно создавать компании
для оказания разнообразных дополнительных услуг или использовать открытые
исходники для популяризации технологий. Денежный поток -- очень убедительный
аргумент.
Самый загадочный вопрос в этом деле -- как такая прорва хороших
программистов соглашается работать абсолютно бесплатно? Тут нужно поговорить
о мотивации. В условиях общества, где выживание более или менее
гарантировано, деньги -- не самый лучший стимул. Хорошо известно, что лучше
всего работает тот, кто одержим страстью. Кто работает ради удовольствия.
Это так же верно в отношении драматургов, скульпторов и предпринимателей,
как и в отношении программистов. Модель открытых исходников дает людям
возможность удовлетворить свою страсть, получить удовольствие, сотрудничать
с лучшими программистами мира, а не только с теми, кто оказался в штате той
же компании. При этом разработчики стремятся завоевать авторитет среди своих
коллег, и это оказалось превосходным стимулом.
Похоже, Билл Гейтс этого не понимает. Осознал ли он неуместность
риторического вопроса, заданного им в 1976 году? "По существу вы
препятствуете созданию хороших программ. Кто может себе позволить выполнять
профессиональные обязанности бесплатно?" -- написал он в послании
программистам открытых исходников.
Понять феномен открытых исходников помогает аналогия с тем, как наука
воспринималась религией столетия назад (а иными и сейчас воспринимается так
же). Исходно наука представлялась чем-то вредным, опасным и антиобщественным
-- именно так многие софтверные компании рассматривают открытые исходники. И
точно так же как наука не родилась для подрыва религиозных устоев, так и
движение открытых исходников не направлено на разрушение софтверной отрасли.
Его задача -- производить хорошие технологии и смотреть, что из этого
получится.
Сама по себе наука не приносит денег. Богатство возникает как побочный
эффект развития науки. То же самое верно и в отношении открытых исходников.
Они дают возможность создавать вспомогательные отрасли, которые бросают
вызов существующим предприятиям точно так же, как побочные продукты развития
науки бросали вызов церкви. У нас на глазах небольшие компании, вроде VA
Linux, воспользовавшись преимуществами открытых исходников, начинают
соперничать с могучими корпорациями. Стоя, как говорил Исаак Ньютон, на
плечах гигантов.
И еще: по мере того как открытые исходники начинают играть все большую
роль в развитии мировой экономики, их разработчики получают признание и
становятся все более ценными и желанными сотрудниками для работодателей.
Компании просматривают списки с благодарностями за вклад в разработку,
которые по традиции прилагаются к продуктам, созданным в рамках модели
открытых исходников, в поисках наиболее активных участников проекта. А потом
дают команду своим отделам кадров предложить потенциальным работникам тачку
денег и опционов на акции. В предыдущем абзаце я утверждал, что деньги -- не
лучший стимул. И с тех пор не изменил своего мнения. Но должен сказать, что
деньги -- неплохое вознаграждение за тяжелую работу. Они бывают очень
кстати, когда мне нужно заправить "BMW" бензином.
Как и в науке, побочные эффекты открытых исходников бесконечны.
Возникают возможности, которые до недавнего времени казались немыслимыми.
Открываются неожиданные новые рынки. Используя Linux или другие проекты с
открытыми исходниками, компании могут создавать собственные версии и вносить
собственные изменения, что невозможно ни при каких других условиях. Меня
греет мысль, что всего случившегося с Linux нельзя было даже предвидеть,
когда мы начинали. А сейчас процесс дошел уже и до Китая. Раньше разработка
программного обеспечения в Азии обычно сводилась к локализации американских
и европейских продуктов. Теперь и в этой части света есть специалисты,
которые с помощью Linux разрабатывают собственные программы. И я очень горд
тем, что на выставке Comdex ко мне подошел человек, чтобы показать
бензиновый насос, работающий под управлением Linux. Это был опытный образец
бензинового насоса. Идея была в том, чтобы клиенты бензоколонки могли выйти
в Интернет и посетить CNN.com за те три минуты, что заполняется их бензобак.
Стоя на плечах гигантов.
Это просто круто, что люди используют технологии вроде Linux просто для
усовершенствования бензонасосов. Такого сорта изобретения были бы невозможны
в рамках одной компании, потому что компания, которая выводит Linux на
рынок, в первую очередь займется наиболее очевидными нишами: в настоящее
время это серверы и навороченные ПК. Но открытые исходники позволяют
компаниям делать именно то, что им хочется. Отсюда возникает Linux на
встроенных устройствах. Поэтому Tivo использует Linux, Transmeta Web Slate
работает под Linux, и телефонные системы применяют Linux. Вот так и
создаются миллиарды долларов с помощью открытых исходников.
Вы просто предоставляете мир самому себе. Не контролируя технологию, вы
не ограничиваете ее использование. Вы предоставляете ее в общее
распоряжение, и люди сами принимают решение использовать ее как платформу
для своих продуктов и услуг. И хотя большинство из этих решений с глобальной
точки зрения не имеют смысла, практически они работают хорошо. Я вовсе не
пытаюсь помогать распространению Linux. Достаточно было сделать ее
общедоступной, и она сама стала распространяться. И это относится не только
к Linux. To же самое применимо к любому открытому проекту.
Открытые исходники -- это вещь.
Люди не сомневаются в необходимости свободы слова. Они защищают ее
ценой жизни. Свободу всегда приходится защищать ценой жизни. Но выбрать ее с
самого начала не очень просто. То же самое и с открытостью. Важно принять
решение придерживаться ее. Занять эту позицию довольно трудно, но в итоге
она дает больше стабильности.
Проведите аналогию с политикой. Если бы возражения, выдвигаемые против
открытых исходников, применяли к государствам, то у нас всегда была бы
однопартийная система. Очевидно, что однопартийное правление намного проще,
чем существующее у нас многопартийное -- открытая политическая система,
которая используется в большинстве стран. Если партия всего одна -- можно не
беспокоиться о достижении согласия с другими людьми. В защиту
однопартийности можно было бы сказать, что управление государством слишком
серьезная вещь и нельзя тратить время на компромиссы, которых требует
открытость. Люди почему-то видят ложность этого рассуждения применительно к
политике, но не к бизнесу. Удивительно, но в бизнесе открытость вызывает
раздражение.
Аргументы, которыми компания ограждает свои технологии от раскрытия,
звучат очень убедительно. "Так никто не делает", -- говорит администрация. И
это пугает. Люди боятся перемен -- ведь неизвестно, к чему они приведут.
Сохраняя статус-кво, компания с большей точностью может прогнозировать свое
будущее, а это часто кажется более важным, чем достижение огромных успехов.
Многие компании предпочитают небольшие прогнозируемые успехи очень крупным,
но непрогнозируемым удачам.
Для корпорации непросто сделать открытым уже имеющийся у нее продукт.
Возникает масса сложных проблем. Например, на протяжении месяцев или лет,
ушедших на разработку продукта, компания накопила множество знаний. Эта
внутренняя интеллектуальная собственность -- основа благосостояния компании.
Ей не хочется выпускать из рук: эту интеллектуальную собственность, которая
держит ее на плаву. И в то же время само существование этих знаний служит
барьером для посторонних. Отбивает охоту участвовать в проекте.
Но я видел компании, которые переходили от закрытого к открытому.
Одним из примеров может служить финская компания Wapit, предоставляющая
инфраструктуру обслуживания и поддержки для различных интерактивных
устройств. Для этого компания использует собственный "телефонный"
веб-сервер. Решение предоставить свои программы во всеобщее пользование было
для них весьма логичным. Они хотят расширить обслуживание, но для этого
нужно вначале создать инфраструктуру, что требует написания кучи программ.
Это неизбежное зло. Поэтому они не считают, что таким решением предоставляют
всем свою интеллектуальную собственность. Они подходят к этому с другой
стороны: на разработку программ уходит масса времени специалистов, но
компания не получает никакой выгоды, когда жестко удерживает эти программы.
Несколько факторов благоприятствовало Wapit. Во-первых, проект был не
очень масштабный. Во-вторых, решение открыть исходники было принято на
ранней стадии существования компании. Руководство решило, что, хотя у
компании есть ресурсы для самостоятельной разработки продукта, нужно
постараться создать что-то большее, чем позволяют собственные возможности.
Кроме того, было решено, что открытые исходники помогут утверждению Wap как
стандарта, используемого другими компаниями.
Они с самого начала обратились ко мне за советом, и я сказал, что нужно
отказаться от привычки принимать все решения внутри компании. Посоветовал им
пустить посторонних на собрания, где принимаются решения (если такие
собрания проводятся). Сделав процесс принятия решений внутренним делом
компании, они оттолкнут сторонних участников, которые не смогут продраться
сквозь сеть внутренних взаимоотношений компании. Это одна из главных проблем
при организации открытого проекта на базе корпорации. На словах объявить
проект открытым несложно. Но при этом может совершенно ненамеренно произойти
разделение на два лагеря: Мы и Они. Многие решения принимаются просто за
столиком в кафетерии: сотрудники обсуждают различные варианты и приходят к
консенсусу, даже не ставя вопрос на всеобщее обсуждение. А после того как
решение принято в столовой организации, мнения посторонних попросту
игнорируются.
Именно эта проблема многие месяцы преследовала Netscape после того, как
весной 1998-го она приняла широко разрекламированное решение открыть
исходники своего браузера следующего поколения (названного Mozilla). Прошло
много времени, прежде чем проект реально стал открытым. Существовал клан
сотрудников Netscape, которые не принимали небольшие "заплатки" от
посторонних. Все сотрудники были между собой знакомы и принимали решения
если не за физическим, то за виртуальным столиком кафетерия. Вместо того
чтобы прославиться как первая корпорация, сделавшая свой крупный
коммерческий проект открытым, Netscape вызвала шквал атак в прессе. Когда
инертность компании получила огласку, ее репутация пошатнулась. Тогда они
решились по-настоящему открыть проект для посторонних. Сейчас он, кажется,
развивается гораздо более динамично.
У всех, кто впервые слышит о возможности сделать открытым уже
существующий коммерческий проект, возникают одни и те же вопросы. Во-первых,
каково будет сотрудникам компании, если кто-то посторонний выполнит работу
лучше их и все об этом узнают. Мне кажется, они должны радоваться. К тому же
они получают деньги, а основную работу делает кто-то другой. С этой точки
зрения открытые исходники -- вообще что бы то ни было открытое -- вещь
беспощадная. Они ясно показывают, кто чего стоит. Тут не спрячешься за
управляющими.
Открытые исходники позволяют лучше всего использовать таланты
посторонних. Но при этом компания должна выделить сотрудника, который будет
следить за ее потребностями. Ему необязательно быть руководителем проекта.
Для компании может оказаться выгоднее, если кто-то со стороны возьмет на
себя руководство и будет выполнять его бесплатно. Это прекрасно, если он
лучше справляется. Беда только в том, что посторонний человек может
направить проект в русло, не отвечающее потребностям компании. Поэтому
компания должна сама о себе позаботиться. За счет открытости разработки
организация может сократить использование локальных ресурсов, но это не
значит, что она сможет вообще обойтись без них. Проект может разрастись и
стать гораздо масштабнее, чем был бы в рамках одной компании. Привлечение
внешних ресурсов позволяет достичь более дешевой, завершенной и
сбалансированной системы, но тут есть и оборотная сторона: расширенная
система может принимать во внимание не только потребности компании, но и
интересы потребителей.
Именно это может раздражать больше всего: потеря контроля и
необходимость признать, что посторонний может лучше разбираться в вопросе.
Еще одна трудность связана с поиском внутри компании сильного технического
руководителя. Этому человеку должны доверять на двух уровнях: на уровне
специалистов и на уровне администрации. В случае чего он должен быть готов
признать, что в проекте с самого начала были ошибки. Лидер должен не
прятаться от проблем такого рода, а суметь убедить всех, что нужно начать
сначала. Хотя при этом придется многое выбросить на помойку. Такая новость
никого не обрадует. Но от человека, которого все уважают, люди смогут ее
принять.
Учитывая специфику типичного внутрикорпоративного механизма,
техническим руководителем должна быть сильная личность. Он должен любить
работать по мейлу и уметь сохранять нейтралитет. Я хотел бы избежать слова
"посредник", потому что оно подразумевает наличие двух лагерей: внешнего и
внутреннего. А этого быть не должно. Технический руководитель будет получать
от компании деньги за то, что занимается открытыми исходниками. И сам он и
все остальные должны знать, что ему платят не за согласие с сотрудниками
компании, а за выполнение проекта. Очень опасно, если такой лидер будет
слишком тесно связан с компанией. Ему могут доверять в технических вопросах,
но не доверять в остальных.
Нужен настоящий дипломат.
Помните в песне: "Мне нужен один честный человек" (Имеется в виду
припев "Find me one honest man" из песни Шер
"One Honest Man". -- Прим. пер)?
Вот почему все эти годы я изо всех сил старался держаться подальше от
Linux-компаний. Это особенно важно сейчас, когда дело запахло деньгами.
Когда вокруг столько денег, все начинают интересоваться твоими мотивами. Мне
помогает то, что меня всегда воспринимали как лицо нейтральное. Вы не
представляете, как важно для меня сохранять нейтралитет. У меня от этого
просто крыша едет.
Ладно, вы правы: пора кончать эту проповедь. Открытые исходники годятся
не для каждого человека, проекта или корпорации. Но чем больше выгоды
получают люди от успеха Linux, тем больше они понимают, что это не пустые
слова восторженных неряшливых юнцов.
Стоит сделать что-нибудь открытым, и сразу возникают разнообразные
возможности. Я говорю об открытых исходниках с тех пор, как журналисты
принялись меня о них расспрашивать -- то есть по существу последние пять
лет. Раньше приходилось всем снова и снова объяснять, чем же они хороши.
Казалось, этому не будет ни конца ни края. Как будто по болоту бредешь.
А сейчас до людей стало доходить.
Богатство и слава
Меня иногда спрашивают, как я справляюсь с бременем славы? Честно
говоря, нет тут никакого "бремени". Быть известным очень здорово, хотя
некоторые известные люди из вежливости это отрицают, чтобы неизвестные люди
чувствовали свое превосходство. Принято стесняться славы и делать вид, что
она тебе портит жизнь.
На самом же деле все мечтают о славе и богатстве. Я, например, мечтал.
Подростком я хотел стать известным ученым. Как Альберт Эйнштейн, только
лучше. А кто не хочет? Не ученым, так автогонщиком. Или рок-звездой. Или
матерью Терезой. Или президентом США.
Мне лично слава не создала никаких трудностей. Конечно, я не Эйнштейн,
но мне приятно, что я тоже что-то изменил, сделал что-то важное. А то, что
это принесло мне известность -- так еще лучше! Если кто-то жалуется вам на
славу и богатство -- не слушайте его. Так просто принято говорить.
Значит, все прекрасно? Конечно, нет. У популярности есть свои оборотные
стороны. На улицах меня в лицо не узнают (по крайней мере нечасто), но среди
множества мей-лов, которые я получаю, попадаются такие, на которые очень
трудно ответить и которые так же трудно проигнорировать. Что можно ответить
человеку, который просит выступить с панегириком на похоронах его отца,
которого я никогда не видел? Я ему так ничего и не ответил, но до сих пор
чувствую себя слегка виноватым. Для кого-то это был важный вопрос, а для
меня все обернулось неловкостью.
Или: как отказаться от выступления на конференции, если у вас нет
времени или тема конференции вас не интересует? Как объяснить, что вы давно
не слушаете сообщений голосовой почты, не выставив себя при этом
бесчувственным чурбаном? Которым вы по существу являетесь. Я действительно
увлечен тем, что принесло мне известность -- Linux, но это не значит, что
все остальное должно меня так же глубоко волновать.
Конечно, со временем привыкаешь без труда говорить "нет". Или полностью
игнорировать запросы. Для меня одно из достоинств электронной почты именно в
том, что мейлы так легко и удобно игнорировать. Я получаю сотни сообщений
ежедневно: одним больше, одним меньше -- какая разница? Они настолько
отделены от автора, что, игнорируя их, редко чувствуешь вину. Иногда
чувствуешь (см. выше), но не так уж часто. Да и "нет" сказать по почте
гораздо легче, чем в глаза или по телефону.
Главная беда -- в тех ожиданиях, которые часто возлагаются на известных
людей. И в том, что все ожидания оправдать в принципе невозможно, а кажется,
что надо хотя бы пытаться. Именно поэтому мне так трудно далась эта книга:
хотелось написать что-то достаточно личное и при этом не разочаровать тех,
кто ждал от меня чего-то совсем другого.
Причем иногда ожидания бывают совершенно дурацкими. Некоторые видят
меня этаким современным монахом, ведущим скромную уединенную жизнь. Только
потому, что я решил отдать Linux во всеобщее пользование через Интернет и не
последовал обычному коммерческому подходу к программированию. Это заставляет
меня стесняться того, что я вообще-то люблю тратить деньги, и оправдываться
в том, что я в конце концов сменил свой "Понтиак Гренд Эм" на что-то
покруче. (В "Понтиаке Гренд Эм" нет ничего плохого. Прекрасная машина.
Наверное, это самый расхожий автомобиль во всех Соединенных Штатах.
Некоторые журналисты удивлялись, что у меня такая до неприличия обычная
машина. Черт возьми, он даже не японский! Люди потеряют ко мне всякое
уважение, если узнают, что я часами мучился, выбирая цвет своего нового
автомобиля -- гораздо менее практичного "BMW-Z3". Помните -- "все ради
удовольствия"! Этот автомобиль не годится ни на что, кроме удовольствия.
Именно за это я его и люблю.)
Отсюда следующий -- после вопроса про "бремя славы" -- вопрос: "Не
испортит ли успех Линуса (или Linux) ?" Не стану ли я самовлюбленным
болваном, который пишет о себе книжки, потому что ему нравится видеть свое
имя напечатанным и потому что это приносит деньги на покупку нового
дурацкого автомобиля?
Ответ, конечно, "да".
Ведь возьмите человека, который всю жизнь делал все только для
собственного удовольствия и интереса. Если дать ему славы и денег, то что
получится? Филантроп? Вот уж не думаю! Я даже не вспоминал про
благотворительность, пока Дэвид не спросил меня об этом во время работы над
книгой. Я тупо уставился на него. Почему-то вспомнилось: "Спасайте леса...
Убивайте бобров". Нет, я не создан для благотворительности.
Меняет ли успех взгляды на жизнь? Меняет. Linux была совсем иной, когда
ею пользовались человек пятьдесят крутейших хакеров. Теперь-то уже 25
миллионов (или сколько там сейчас?) обычных людей время от времени ей
пользуются. Она была другой, когда люди работали над ней для своего
удовольствия, ради интереса, и вокруг нее не крутились деньги, как теперь.
То же самое верно и в отношении человека по имени Линус. Все меняется,
кто бы что ни говорил. Linux-движение сегодня не такое, каким оно было пять
лет назад. И Линус не тот, каким был тогда. Работа над Linux была мне так
интересна отчасти именно потому, что все непрерывно менялось, постоянно
возникали все новые проблемы. Причем не только технологические, но и
проблемы, связанные с изменением Linux под влиянием успеха. Иначе жить было
бы скучно.
Поэтому коммерческий успех не столько "испортил", сколько изменил и
Linux, и меня. Я бы не рискнул сказать, что я в результате повзрослел -- в
этом плане на меня больше повлияло рождение троих детей, -- я просто
изменился. Во многих отношениях стал лучше, но при этом утратил часть своей
естественности. Linux раньше была предназначена только для специалистов --
программеры в ней плавали, как рыба в воде. Тихая заводь, где имеет значение
только технология и ничего больше.
Теперь все иначе. У Linux по-прежнему серьезная техническая основа, но
когда у системы миллионы пользователей, поневоле начинаешь действовать очень
осторожно и тщательно выбирать варианты развития. Внезапно существенную роль
стала играть обратная совместимость. А однажды, лет через двадцать, кто-то
вдруг скажет: "Ну, все -- хватит!" и создаст свою собственную операционную
систему, например Fredix ( Или Diannix -- уж как получится. Будем надеяться,
что за 20 лет мужчины перестанут наконец доминировать в компьютерной
области.). Без всей этой исторически сложившейся нагрузки. Именно так и
должно быть.
Но я особенно горжусь тем, что, когда на сцену выйдет Fredix, мир уже
будет иным. Linux прежде всего показала, что все можно делать по-другому,
что с помощью открытых исходников можно опираться на достижения других
людей. Открытые исходники существовали давно, но именно Linux довела эту
идею до всеобщего сознания. Поэтому Fredix не придется начинать все с нуля.
То есть мир стал чуточку лучше.
Примерно через год после начала работы над книгой мы с Линусом провели
пятничный вечер в том самом парке аттракционов, где соревновались за месяцы
до этого. В этот раз Линус меня обошел по всем статьям: он и гонял быстрее и
бросал точнее. Позже, за ужином по-турецки, я свалил свои неудачи на
усталость от особенно тяжелого рабочего дня.
Линус взглянул на меня и сказал: "Тебе придется терпеть это еще три
месяца". "Почему?" -- удивился я. "Чтобы дождаться своей первой охапки
акций".
Я упоминаю об этом потому, что во время наших предыдущих соревнований
Линус жаловался, что регулярно спрашивает у Туве свой номер телефона --
такая у него плохая память. А тут он вдруг знает условия моего акционерного
опциона, да еще помнит, где мы были, когда я ему об этом рассказывал. За год
до этого он, похоже, упивался своей ролью рассеянного профессора, который
путает все, не имеющее такого важного значения, как теория суперструн или
объем, памяти его прошлых компьютеров. Теперь же он полностью держит руку на
пульсе.
Тогда, в январе, мы сидели в моем старом джакузи и я шутил, что
исторический музей просит у меня эту ванну в качестве экспоната. В августе
он спрашивает между прочим: "Ну и когда ты им отдашь свою ванну?" Ему не
нужно обращаться к электронным устройствам, чтобы уточнить сроки приезда
Авутона. Он в курсе дел своих друзей и коллег, чего не было за год до этого.
Более того: он знает, что происходит с моими друзьями и коллегами. Раньше он
меня уверял, что ничего не помнит о своем детстве, а теперь вдруг у него в
голове просветлело: "Я говорил тебе, как мне было неловко, когда мама
хотела, чтобы я попросил у дедушки недостающие 100 марок на покупку моих
первых часов?"
Улучшение памяти -- это только одно из изменений, произошедших с
Линусом в течение этого важного в его жизни года. Было еще множество
мелочей. В ноябре мы ездили на машине в Лос-Анджелес (что послужило основой
для предисловия "Смысл жизни") отчасти потому, что Торвалъдсов пригласили
остановиться в Брентвудском доме финского генерального консульства. Перед
поездкой Линус растерянно осматривал прилавок винного магазина в
Санта-Кларе. "Помоги мне выбрать вино в подарок, -- попросил он. -- Я в них
ничего не понимаю". Спустя десять месяцев он уже знает, какое из двух
похожих каберне нам нужно взять в мини-баре гостиничного номера, когда мы
хотим выпить во время просмотра боевика. И я поймал его на том, что он с
видом знатока вращал бокал перед тем, как сделать глоток.
Или вот отношение к спорту. Когда я впервые приехал к Линусу домой, у
него был типичный для программеров подход к своему телу и здоровью: мое тело
всего лишь сосуд для моих восхитительных мозгов. Казалось, Линус гордился,
что никогда не занимался спортом. Туве явно думала иначе. Награды,
полученные ею за победы в карате, занимали целую полку, а на телевизоре
лежали видеокассеты с занятиями по аэробике. И это, похоже, было темой
споров. "Может, лет через пять доктора велят мне сбавить вес", -- говорил
мне тогда Линус.
Я люблю спорт и решил, что именно он должен стать основой наших
совместных вылазок. Я хотел научить Линуса серфингу, но казалось разумным
начать с буги-бординга (Буги-бординг (boogie-boarding)
-- катание на волнах лежа на доске без паруса. --
Прим. пер). Однажды днем в начале мая мы отправились в
залив Хаф-Мун и взяли напрокат костюмы и доски, хотя Линус бурно протестовал
против погружения в холодные воды Тихого океана даже в гидрокостюме. Но
через несколько минут произошло чудо: ему понравилось носиться на волнах.
"Вот здорово!" -- как ребенок радовался он, хлопая меня по плечу. Конечно,
четверть часа спустя у него страшно свело ногу -- из-за того, что он не в
форме, объяснил Линус, -- и ему пришлось прекратить. (Когда началась
судорога, Линус просто сидел в белой от пены полосе прибоя и не мог встать,
а волны перекатывались через него. Моя первая мысль была: "Проклятье! Если я
его убил, миллионы программеров мне этого не простят".)
Он охотно участвовал во всем, что мы делали в ходе подготовки этой
книги: играл в теннис, плавал со мной наперегонки, катался на
головокружительных аттракционах парка "Великая Америка", гонял мячи в гольф.
Постепенно из всех видов деятельности, которые я затевал, ему меньше всего
стало нравиться наговаривать текст на магнитофон. Грязевые ванны, походы на
гору Тамалпейс, бильярд -- все, что угодно. "Я мог бы заниматься этим
регулярно", -сказал он, обливаясь потом после игры в теннис возле моего
дома. В тот раз ему пришлось одолжить и ракетку, и кроссовки. А потом он
возил свои новые кроссовки в багажнике. На всякий случай.
Смысл жизни -- 2
Вам случалось когда-нибудь в теплую летнюю ночь лежать, глядя на
звезды, и думать, почему вы живете на свете? Каково ваше место в жизни и как
следует жить дальше?
Да, вот и мне не случалось.
Тем не менее я выработал собственную теорию жизни, Вселенной и всего на
свете ("Жизнь, Вселенная и все остальное" -- цитата из романа Дугласа
Адам-са "Путеводитель по Галактике для хичхайкеров", ставшего культовым в
среде американских хакеров. -- Прим. пер) -- ну, по крайней
мере, подмножества "Жизнь". Вы узнали о моей теории из предисловия к этой
книге. Раз уж вы дочитали до этого места, то могу объяснить немного
подробнее.
Моя теория возникла не во время изучения звездного неба в ясную ночь и
гадания о смысле бытия. Она родилась при подготовке к выступлению. Когда
какая-нибудь вещь приносит вам известность, люди почему-то начинают ждать от
вас небывалых откровений о совершенно посторонних вопросах, которые
волновали человечество миллионы лет. И хотят, чтобы вы поделились этими
откровениями с толпой абсолютно незнакомых вам людей.
Не вижу в этом особого смысла. Я занялся Linux, потому что был крутым
хакером, а вовсе не потому, что умел выступать публично или безудержно
философствовать. Правда, в жизни вообще не так уж много смысла, поэтому я не
жалуюсь.
Но вернемся к теме.
На этот раз меня пригласили выступить в Беркли на местном мероприятии
под названием "Webrush". В обычных обстоятельствах я бы и не подумал
соглашаться, но тут ко мне обратилось финское консульство в США и, будучи
патриотом (или по крайней мере испытывая легкую вину за то, что не люблю
снег и переехал за границу), я по глупости ответил "Хорошо. Jag gor det"
(Ну конечно -- сделаю (швед.)).
Никто -- ив первую очередь я сам -- не ожидал, что я буду говорить о
смысле жизни. Темой встречи была жизнь в обществе, опутанном сетями, и я там
выступал в роли знатока Интернета и представителя Финляндии. Благодаря Nokia
(самой большой, самой лучшей и самой замечательной компании мира, как вам
объяснит любой финн) Финляндия значительно продвинулась в области
коммуникаций и жизнь там очень сильно "опутана сетями". Мы уже говорили о
том, что мобильников в Финляндии больше, чем людей, и что в настоящее время
рассматривается возможность имплантации мобильников новорожденным.
И вот я сидел и думал, о чем можно говорить в связи с коммуникациями.
Забыл сказать -- остальные участники дискуссии были философами и собирались
говорить о технологиях. Ведь это ж было в Беркли, не где-нибудь. В Беркли
серьезно относятся только к двум вещам: политикам из Беркли и философам из
Беркли.
Какого черта, подумал я. Если у них философы собираются рассуждать о
технологиях, то почему бы мне -- технарю -- не поговорить о философии? уж в
чем в чем, а в робости меня не обвинишь. Пусть лучше скажут, что я идиот
(возможно, так они и сделали в конце концов), но не слабак.
Не на такого напали!
И вот я сижу, лихорадочно соображая, о чем мне говорить на следующий
день. (Я так и не приучился начинать подготовку к выступлениям заранее,
поэтому именно поздно вечером накануне доклада я обычно и мучаюсь такими
вопросами.) Сижу, ломаю голову над тем, что такое "коммуникационное
общество", как все будет развиваться и во что превратятся Nokia и другие
коммуникационные компании.
И вижу, что лучше всего будет просто объяснить, в чем смысл жизни.
На самом деле речь идет не столько о смысле, сколько о законе жизни,
который отныне следует называть Законом Линуса. Это аналог второго закона
термодинамики, посвященный не разрушению порядка во вселенной, а эволюции
жизни.
Я не имею в виду эволюцию, которую изучал Дарвин. Это совсем другое --
готовясь к Webrush, я больше думал о том, как развивается общество и как мы
пришли от индустриального общества к коммуникационному, что будет дальше и
почему. Я хотел изложить все красиво и достаточно убедительно, чтобы
аудитория поверила мне хотя бы на время дискуссии. У каждого свои задачи.
Для меня в тот день было важно выбраться живым из дискуссии с двумя видными
фи