пальцами, встал, прошелся по кабинету, снова сел.
      -- Так, -- произнес он, не решаясь поднять на Сергея глаза. -- Та-ак.
      -- Ее сшибла машина, вчера вечером. Сегодня утром звонили из милиции и просили приехать на опознание.
      Антонов кивнул.
      -- Извини, Сережа, я не знаю, что нужно говорить в подобных случаях. Выражать соболезнования не люблю. Скажу лишь только одно: держись. Мне, действительно, очень жаль. Недели тебе хватит?
      -- Хватит.
      -- Лады. Организацию похорон и все расходы я возьму на себя. Я знаю, тебе сейчас не до этого. Если что, звони, не стесняйся. Сообщи, если недели будет мало. Как придешь в себя, возвращайся.
      -- Спасибо, Валерий Геннадьевич.
      Сергей был тронут участием шефа, но еще больше он был благодарен ему за то, что это участие не было навязчивым, а, скорее, чисто деловым: он бы сейчас не вынес банального выражения соболезнования и жалости к себе. Он вообще не любил, когда его жалели, особенно в трудные для него минуты. Он не верил в чужую жалость.
      Однако он не торопился уходить: у него было еще одно дело к Антонову.
      -- Валерий Геннадьевич, я хотел бы задать вам несколько вопросов.
      -- Спрашивай, Сережа.
      Прежде чем приступить к делу, Сергей тщательно взвесил каждое слово.
      -- Помните нашу первую встречу с Орловым?
      -- Разумеется.
      Сергей в упор смотрел на своего шефа.
      -- Откуда вы узнали, что он будет на том юбилее?
      На лице Антонова отразилось откровенное удивление, смешанное с тревогой.
      -- Зачем тебе это? -- сухо спросил он.
      -- Я должен знать, Валерий Геннадьевич, -- твердо, не отрывая глаз от лица шефа, произнес Сергей.
      Несколько секунд они в упор смотрели друг другу в глаза.
      -- Хорошо, -- выдохнул Антонов, -- я тебе скажу все. О появлении Орлова на том самом юбилее мне сообщил Алексеев, твой бывший шеф.
      Так. Это уже становится интересным.
      -- Алексеев? -- переспросил Сергей.
      -- Он самый. Алексеев знал, что я ищу богатого заказчика. -- Антонов закурил. -- Надо признаться, меня это удивило. Он и сам вполне мог бы взять на себя такой проект, а меня, если потребуется, пригласить в качестве субподрядчика. Однако он полностью устранился от этого дела, предоставив мне возможность работать с Орловым напрямую.
      -- А вам не показалось, что Орлов заранее был предупрежден о вашем желании встретиться с ним?
      Антонов долго молчал.
      -- Была такая мысль. Словно Орлов уже ждал меня. Есть здесь для меня много непонятного. Обычно в бизнесе так не делается: богатых клиентов направо и налево не раздают.
      -- Вы говорите, что Орлов, возможно, уже ждал вас. Кто мог предупредить его о том, что вы тоже будете там?
      -- Да кто угодно! Хотя... вероятнее всего, это был все тот же Алексеев. Если это так, то странную роль он на себя взял -- роль сводника. Признаюсь честно, я как-то над этим не задумывался. Когда в руки плывет перспективный заказ, на многое закрываешь глаза. Здесь важен результат.
      -- Алексеев знаком с Орловым? -- в упор спросил Сергей.
      Антонов снова замолчал, тщательно обдумывая ответ.
      -- Да, насколько мне известно. Совершенно случайно мне довелось узнать, что в прошлом году, по-моему, в сентябре, Орлов сосватал Алексееву одного очень крупного западного поставщика. Контракт с ним принес Алексееву, если не ошибаюсь, что-то около пятнадцати миллионов долларов.
      Сердце у Сергея бешено заколотилось.
      Сентябрь прошлого года! Сразу после операции по пересадке почки. Все сходится к тому, что Алексеев и Орлов... Неужели они заодно?!
      Мысль работала быстро и четко.
      -- Что может связывать Алексеева с Орловым?
      Антонов пожал плечами.
      -- Понятия не имею. Здесь тоже много белых пятен. Ведь и дураку понятно, что Алексеев для Орлова -- слишком мелкая сошка. Орлов одним росчерком пера может купить сотню таких Алексеевых, и это ничуть не скажется на бюджете его концерна.
      -- Вы часто встречаетесь с Алексеевым?
      -- Я с ним вообще не встречаюсь. Так, по телефону изредка переговариваемся.
      -- Обо мне речь часто заходит?
      Антонов пристально посмотрел на Сергея.
      -- Мне не совсем понятна логика твоих вопросов, Сережа. Что все это значит?
      -- Валерий Геннадьевич, это очень важно. Для меня.
      -- Ну хорошо, -- кивнул Антонов, хотя Сергей прекрасно видел, что эта игра в вопросы и ответы уже заметно тяготит его шефа. -- Действительно, Алексеев иногда интересуется тобой. Это и понятно: именно по его рекомендации ты работаешь у меня. Знать, как справляется с работой его протеже, -- это, согласись, в порядке вещей. Еще вопросы есть?
      -- Все, Валерий Геннадьевич, вопросов больше нет.
      Антонов с минуту молчал, с интересом наблюдая за Сергеем.
      -- А теперь вопрос у меня, -- сказал он. -- Пойми меня правильно, но я сейчас себя чувствовал так, словно нахожусь в кабинете у следователя. Твои вопросы явно выходят за рамки компетенции сотрудника компании "Финсофт". То, что я тебе только что сообщил, вообще-то, относится к разряду конфиденциальной информации. Я прекрасно к тебе отношусь, у меня на твой счет далеко идущие планы. Если уж быть до конца откровенным, я намереваюсь ввести тебя в состав Совета директоров нашей фирмы. Я был с тобой достаточно откровенен именно потому, что считаю тебя членом своей команды, человеком, которому можно доверять и который никогда тебя не предаст. Так вот, я повторю свой вопрос: что все это значит? Чем вызван весь этот интерес к личности Орлова? Я надеюсь, что на мою откровенность ты ответишь тем же.
      Сергей чувствовал себя припертым к стене. Так или иначе, ему придется что-то рассказать Антонову. Может быть, даже все. Но только не сейчас. У него уважительная причина: только что умерла его жена, и сидеть здесь, рассказывая о своих проблемах, он не имел возможности. По крайней мере, это был его козырь, позволяющий отсрочить объяснение с Антоновым.
      -- Валерий Геннадьевич, -- сказал он, -- я вам все расскажу -- но позже. Сейчас у меня совершенно нет времени, а разговор предстоит долгий. Извините, но меня ждут в милиции.
      Антонов кивнул.
      -- Хорошо, отложим наш разговор на потом. Но помни, -- он многозначительно посмотрел на Сергея, -- в этом море водится слишком много акул. Как бы они тебя не сожрали.
      Уже сожрали. Живьем. Со всеми потрохами.
      -- Спасибо за предупреждение, Валерий Геннадьевич. Извините, мне пора. Еще раз спасибо.
      -- Удачи тебе, Сережа. -- Антонов поднялся. -- И учти, если нужна будет помощь, обращайся прямо ко мне. В любое время суток, по любому вопросу. По любому, слышишь?
      Сергей поблагодарил и поспешил удалиться.
      Теперь он понял все: Алексеев просто-напросто продал его Орлову, продал за контракт в пятнадцать миллионов долларов. Он вспомнил свой визит к бывшему шефу на второй день после своего возвращения из Огней; вспомнил слова Тимура, охранника Алексеева, о том, что тот куда-то звонил и при этом упоминал имя Сергея Ростовского. Теперь он знал: Алексеев звонил Орлову. Или Свирскому? Впрочем, какая разница?
      Алексеев предал его, и за это он ответит. И довольно об этом.
      Теперь об Антонове. Сергей плохо знал этого человека, и потому доверить ему свои проблемы не мог. Кто знает, как он поведет себя, когда узнает, что Сергей злоумышляет против самого Орлова? Ведь Орлов для него -- это прежде всего богатый заказчик, неиссякаемый источник благополучия и благосостояния фирмы "Финсофт". Своими действиями Сергей ставит под удар пресловутый проект, взлелеянный Антоновым и уже пустивший корни в нефтяной империи Орлова. Не поставит ли Антонов интересы бизнеса выше интересов одного из своих сотрудников, как это сделал, например, Алексеев? Этого Сергей не знал. Уже наученный горьким опытом, ручаться за Антонова он бы не стал. Риск был слишком велик.


Глава двадцать шестая

      Сергей смутно помнил, что последовало за этим. Поездка в морг для опознания умершей, долгая и совершенно бессмысленная беседа со следователем, оформление каких-то документов, соблюдение необходимых и тягостных формальностей -- на всю эту канитель ушел едва ли не целый день. Сергей находился в каком-то сомнамбулическом трансе, послушно выполняя все, что от него требовалось -- словно это был не он, а его механический двойник, робот, зомбированная марионетка, лишенная души.
      Наконец все было кончено. Вымотанный до предела, уставший как собака, плохо отдавая себе отчет, что все это происходит на самом деле и именно с ним, он отправился домой. В голову лезли какие-то мысли, и, как он ни старался их отогнать, они упорно продолжали осаждать его.
      Вот и Лариса внесла посильную лепту в дело статистики дорожно-транспортных происшествий. Наверняка и в "Дорожном патруле" покажут -- они там, в "Патруле", большие охотники до "жареного". Или "Петровка 38" расстарается...
      Мысли его, слепо блуждая по лабиринтам сознания, добрались и до Тамары Павловны. А ведь она наверняка все увидит по телевизору! Сергею стало не по себе. Не хватало еще объяснений с соседкой! Однако он понимал: оно неизбежно. Что ж, придется пройти и через это.
      Уже недалеко от дома его путь внезапно преградила черная "Волга". Та самая, которая возила его в особняк Орлова. Он узнал бы ее среди тысяч других. Сергей резко затормозил.
      Мелькнула ненавистная физиономия Свирского. Встретившись взглядом с Сергеем, Свирский поманил его пальцем, приглашая в свою машину. Сергею ничего не оставалось делать, как повиноваться. Сейчас он полностью зависел от этого человека.
      Когда Сергей расположился рядом с ним за заднем сидении, Свирский молча кивнул сопровождавшему его водителю. "Волга" резко рванула с места.
      -- Хочу вас сразу предупредить, Ростовский, -- начал Свирский, -- ваши знания теории и практики восточных единоборств вам сейчас не понадобятся. Оставьте эмоции при себе -- у нас чисто деловая встреча. Надеюсь, вы меня поняли?
      -- Хорошо, я убью вас в другой раз, -- мрачно отозвался Сергей.
      -- Прекрасно. А теперь -- к делу. Я буду предельно краток. А вы слушайте и мотайте на ус, это в ваших же интересах. -- Свирский выдержал небольшую паузу. -- Орлов болен, и болен серьезно. Как врач, я знаю это. Почка, которую вы, Ростовский, любезно предоставили в его распоряжение, исчерпала свой ресурс. Ему нужна еще одна почка. Ваша почка, Ростовский, ваша вторая почка.
      Сергей похолодел.
      Так вот оно что!
      -- Это же значит, что я... -- начал было он -- и запнулся.
      Свирский кивнул.
      -- Именно. Однако это единственное условие освобождения вашей дочери. Нам нужна ваша почка, и мы ее получим. Вам решать, отдадите вы ее добровольно -- и тогда ваша дочь обретет свободу, или мы заберем почку силой. В последнем случае жизнь вашей дочери вряд ли будет долгой и счастливой. Надеюсь, вы понимаете, что ее жизнь всецело в ваших руках.
      -- А моя? Моя жизнь? -- выкрикнул Сергей, теряя самообладание.
      -- А ваша жизнь -- в наших. Увы, такова суровая действительность. Проведение операции я планирую примерно через две недели -- необходимо сначала провести тщательное обследование пациента. Таким образом, у вас есть целых две недели, чтобы привести свои дела в порядок. Решайте. Срок ответа -- до завтрашнего утра. Завтра я позвоню.
      Его высадили где-то в районе ВДНХ.
      Он шел домой пешком: трястись в переполненном вагоне метро он сейчас не мог. Мысль тупо билась в мозгу, словно птица в клетке. Странно, но Сергей испытывал своего рода облегчение: теперь, по крайней мере, он знал, чего от него хотят. Все точки над "i" расставлены, все карты раскрыты. До последней встречи со Свирским он не имел ни малейшего представления о том, что от него могут потребовать эти убийцы, однако то, что он услышал всего десять минут назад, превзошло все его ожидания. Им нужна была всего лишь его почка, его последняя почка. Какой пустяк, не правда ли? А то, что вместе с почкой он вынужден будет отдать им и свою жизнь (свою единственную жизнь!), это как бы в расчет не берется. Так, небольшой побочный эффект, всего лишь неизбежное послеоперационное осложнение, не более того. А в обмен на почку (а вовсе не на жизнь, не так ли, господин Свирский?) они обещали отпустить Катюшу. В итоге же -- его жизнь в обмен на жизнь дочери.
      Свирскому Сергей не верил, ни единому его слову. То, что они сохранят Катюше жизнь после его смерти (какое страшное слово!), было явной уловкой: оставлять в живых столь опасного свидетеля, даже если этот свидетель -- всего лишь маленькая девочка, было бы глупо. Это было очевидно.
      Он должен спасти жизнь Катюше, а если удастся, то и себе. Спасти во что бы то ни стало. Теперь он знал самое главное: дни Орлова сочтены, и если он не получит донорскую почку, его ожидает верная смерть. Найти другого донора, который бы удовлетворял всем необходимым медицинским показаниям, им вряд ли удастся. Уже не успеют. Их единственная ставка -- на него, Сергея Ростовского. А это значит, что он, Сергей Ростовский, крепко держит их в своих руках.
      Это его главный козырь. И он должен им воспользоваться. Но не сейчас, а позже, через две недели. Свирский прав: у него есть целых две недели, чтобы привести свои дела в порядок. Для того, чьи дни сочтены, две недели -- срок немалый. Он сумеет с умом распорядиться отпущенным ему временем -- для того, чтобы нанести ответный удар Орлову. Достойный удар, который решит все.
      А пока что он вынужден играть по их правилам. Иного выбора у него не было.
      Когда на следующее утро позвонил Свирский, Сергей дал свое согласие на операцию.

  * Часть третья. ОПЕРАЦИЯ * 

Глава первая

      В двенадцать позвонил Антонов и сообщил, что механизм по организации похорон уже запущен и Сергею ни о чем не следует беспокоиться. Сергей вежливо поблагодарил.
      Следом позвонил Павел и пообещал к вечеру привезти вещи Ларисы.
      -- Привози, -- сказал Сергей и положил трубку.
      Потом пришла Тамара Павловна. Она уже обо всем знала: всеведущий "Дорожный патруль" был верен своим принципам. Сердобольная соседка ничего не говорила, лишь тяжело вздыхала и ежеминутно прикладывала мокрый носовой платок к глазам. Молча принялась наводить в осиротевшей квартире порядок. Сергей тоже молчал: слова здесь были ни к чему. И лишь уходя, она шепнула:
      -- Это... они?
      Он кивнул.
      Заплаканное лицо ее стало суровым и ожесточенным.
      -- Надо заявить в милицию.
      Он покачал головой.
      -- Бессмысленно.
      -- В любом случае этого оставлять нельзя.
      -- Не оставлю.
      Она взглянула в его сухие, широко раскрытые глаза, и поняла: он не оставит. Сделает все, чтобы наказать преступников.
      Они говорили тихо, спокойно, не повышая голоса -- так, словно обсуждали обычные житейские проблемы. Однако в душе каждого из них клокотала с трудом сдерживаемая буря чувств.
      Тамара Павловна ушла, оставив его одного. А он вдруг почувствовал, что если останется в этой пустой, овеянной смертью квартире еще хотя бы минуту, то сойдет с ума. Ему некуда было идти, однако находиться здесь он не мог.
      Сергей захлопнул дверь и спустился вниз. Выйдя во двор, он достал сигарету и закурил. На скамейке, что стояла у подъезда, закопошился какой-то пьяница и попытался сесть. С большим трудом это ему удалось. Потом сунул руку в карман, долго там копался и вынул наконец мятую, наполовину выпотрошенную папиросу. Сфокусировавшись на Сергее, промычал:
      -- М-мужик!.. Дай огоньку, что ли...
      Сергей, еще не успевший убрать зажигалку, поднес ее к самому лицу пьяницы. Однако того так мотало, что он никак не мог попасть папиросой в крохотный язычок пламени. А налетевший порыв ветра и совсем загасил огонек.
      -- Э-эх, рас-стяпа, -- досадливо пробормотал пьяница, с трудом выговаривая слова. -- Давай, что ли, я сам... Только вс-стань так, чтобы ветер не дул. Усвоил?
      Сергей повиновался. Он загородил собою пьяницу и терпеливо ждал, когда тот прикурит. И тут...
      -- Здорово, мужик, -- услышал он совершенно трезвый, страшно знакомый голос.
      Голос доктора!
      У Сергея перехватило дыхание.
      -- Узнал, старый черт, узнал, -- едва слышно шептал "пьяница". Откуда-то из глубин его всклокоченной бороды выплыла лукавая улыбка.
      Да, сомнений быть не могло, это был доктор: так улыбаться мог только он. Сергей едва сдержался, чтобы не обнять своего старого друга.
      -- З-забери свой аппарат, -- снова проворчал "пьяница" голосом изрядно накачавшегося бродяги. -- Не работает ни хрена.
      Сергей машинально взял у него зажигалку -- и почувствовал, как в руке хрустнул крохотный клочок бумаги. Записка!
      -- Там все написано, -- прошептал доктор своим обычным голосом. -- А теперь уходи.
      Сергей послушно зашагал прочь.
      Он ликовал -- если, конечно, был еще способен на это чувство после всего, что с ним случилось за последние два дня. Теперь он не один, теперь рядом будет человек, на плечо которого он всегда сможет опереться.
      Сергей осторожно огляделся. Слежки видно не было. Однако Свирскому он не верил, ни единому его слову, в том числе и обещанию снять наблюдение за ним и его квартирой. Возможно, сейчас, в это самый момент за ним наблюдает пара холодных глаз, а кинокамера фиксирует каждое его движение. Доктор прекрасно понимал это -- отсюда и весь этот маскарад с переодеванием.
      Записка жгла его ладонь. Ему не терпелось узнать ее содержание. Быстро свернув в полумрак чужого подъезда, он развернул скомканный клочок и жадно впился в него глазами.
      Гостиница "Алтай", номер 517. Сегодня, в 22.00. Жду.
      Так это же в двух шагах от его дома! Он будет там. Будет -- вопреки проискам всех Свирских и Орловых вместе взятых. Найдет способ оторваться от возможного "хвоста" -- но к десяти вечера он обязательно будет в номере 517. В лепешку расшибется, но будет.
      Сергей сжег записку. А когда через два часа он вернулся домой, "пьяницы" у подъезда уже не было.
      В семь Павел привез вещи Ларисы и тут же уехал.

Глава вторая

      Не успел он переступить порог гостиничного номера, как оказался в объятиях доктора.
      -- Чертовски рад тебя видеть, мужик! -- расплылся в широкой улыбке тот. -- Проходи.
      Сергей расположился в предложенном ему кресле. Он чувствовал себя страшно уставшим, особенно теперь, когда мог позволить себе расслабиться в обществе надежного друга.
      -- Коньячку тяпнешь? -- предложил доктор.
      Сергей покачал головой.
      -- Завязал. Подчистую.
      -- Пять капель? За встречу?
      -- Ни капли. Все, сухой закон.
      Доктор удивленно покачал головой.
      -- Да-а, видать, крепко тебя жизнь-то шибанула. Покрепче, поди, чем там, в Огнях.
      -- Да уж крепче некуда, -- мрачно ответил Сергей, отводя глаза от пристального взгляда доктора.
      -- Та-ак. Ну ладно, рассказывай. Со всеми подробностями, как на исповеди. Мы теперь с тобой в одной упряжке, и секретов друг от друга у нас быть не должно.
      -- Вряд ли тебе понравится мой рассказ, -- сказал Сергей. -- Похоже, я увяз в этом дерьме по самые уши. И чем дальше, тем хуже. Боюсь, нам не одолеть этих подонков -- слишком они сильны. Подумай, может быть, тебе не стоит во все это ввязываться? Пока еще не поздно. Слишком уж крутая здесь каша заваривается.
      Доктор, сощурив глаза, усмехнулся. Не спеша закурил.
      -- А теперь послушай, что я тебе скажу. Не для того я сюда приехал, чтобы смотреть, как ты сопли на кулак мотаешь. И я не хуже твоего знаю, какая тут каша заваривается. Уже заварилась. И не только здесь. К твоему сведению, тот мой знакомый из Огневского городского УВД три дня назад найден у себя дома с пулей в затылке. Да-да, и не надо на меня смотреть такими глазами. Надеюсь, ты догадываешься, чьих рук это дело. А у него остались жена и трое ребятишек.
      Сергей до боли стиснул зубы и с силой стукнул кулаком по подлокотнику кресла.
      Доктор продолжал, в упор глядя на друга:
      -- Беспокоишься за мою шкуру? Так вот, я, к твоему сведению, знаю уже достаточно, чтобы тоже схлопотать пулю. Так что ты зря думаешь, что я могу остаться в стороне. Не-ет, мужик, это наше с тобой общее дело. Ответь, тебе нужна моя помощь?
      -- Нужна. Однако я не хочу подставлять тебя под удар.
      -- Посмотрите-ка на него! Какое благородство! Принц датский, да и только! -- доктор распалялся все больше и больше. -- Он, видите ли, не хочет подставлять меня под удар! Тогда какого хрена мне писал?
      Сергей поднял глаза. В его взгляде было столько боли и страдания, что доктор невольно осекся.
      -- Ну что с тобой, Серега? -- мягко спросил он. -- Выдохся? Устал? За дочку душа болит? Так мы ее вызволим, клянусь!
      -- Болит, Коля, -- тихо отозвался Сергей. -- Так болит, что... Понимаешь, ведь это еще не все. -- Он сделал паузу. -- Они убили мою жену.
      Доктор неслышно отошел к окну и долго смотрел в ночную тьму. Затем вернулся к Сергею и осторожно, словно боясь причинить боль, положил ему руку на плечо.
      -- Жизнь ведь на этом не кончается, правда? -- чуть слышно, почти шепотом, произнес он. -- Жить-то все равно надо, Серега. Жизнь -- тяжкое бремя, которое никто, кроме тебя, нести не будет. Куда же от нее денешься, от жизни-то? Поставить на ней крест, плюнуть на все, отдаться на произвол судьбы -- это, знаешь ли, проще всего. А ты попробуй плыть против течения, попробуй сопротивляться. Как там у Макаревича: "Не стоит прогибаться под обманчивый мир". Очень правильные, кстати, слова. Болит, говоришь, душа? Она и должна болеть, иначе грош бы была тебе цена. На то и я здесь, чтобы помочь тебе справиться со всем этим дерьмом. Вместе мы их одолеем, вот увидишь. -- Голос его окреп, стал тверже, увереннее. -- Ты, главное, держись, Серега, не раскисай, соберись с силами, возьми себя в руки; это сейчас тяжело, потом легче будет. Тебе сейчас нужно помнить только одно: этим мерзавцам нельзя давать ни одного шанса на будущее. Они лишили себя права на жизнь. Все, баста, они свою игру сделали, теперь наш ход. И мы не имеем права проиграть. Не имеем, понимаешь, хотя бы потому, что на карту поставлена жизнь твоей дочери. Твоя жизнь, в конце концов. -- Он сделал небольшую паузу и добавил: -- Мне очень жаль, друг, что все так получилось. Очень жаль.
      Доктор достал две сигареты, одну сунул себе в рот, а вторую предложил Сергею. Тот молча взял. Они закурили, и минут пять в комнате царила тишина. Докурив сигарету, Сергей встал, прошелся по комнате, остановился.
      -- Ты, наверное прав, -- нарушил он молчание, -- я действительно немного раскис. Столько всего сразу навалилось... Это пройдет. Я ведь прекрасно все понимаю. И готов драться до конца.
      -- До победного конца, -- уточнил доктор.
      В глазах Сергея вспыхнул огонь.
      -- До победного конца, -- повторил он твердо. -- Этим мерзавцам нет места на земле. За все, что они сделали, за все, что еще собираются сделать, они получат сполна. Заплатят собственной жизнью. Иного выбора у нас нет. Либо мы, либо они.
      -- Вот это другой разговор, -- улыбнулся доктор. -- Вот таким ты мне по нраву. -- Он протянул руку. Сергей крепко ее пожал. -- Вместе?
      -- Вместе.
      -- До конца?
      -- До конца.
      -- До победы?
      -- До победы.
      -- Тогда давай к делу. Рассказывай. Мне необходимо знать все, до самых мельчайших подробностей. А потом вместе подумаем, что нам предпринять.
      Однако Сергей так и не успел ничего рассказать. Хлопнула входная дверь, и в комнату вошел незнакомый человек весьма необычной наружности.

Глава третья

      Вошедший был высоким, крепким, хорошо сложенным и принадлежал явно к так называемым "лицам кавказской национальности". Национальные черты его были ярко выражены: орлиный профиль, густая черная шевелюра, иссиня-черная растительность, покрывавшая добрую половину смуглого лица, характерный для южанина блеск в глазах -- все это свидетельствовало о том, что незнакомец был типичным представителем далеких Кавказских гор.
      -- Все чисто, -- сказал он, обращаясь к доктору, без какого-либо намека на кавказский акцент. -- "Хвоста" нет.
      -- Отлично, Абрек, -- кивнул доктор.
      Сергей переводил недоуменный взгляд с одного на другого и ничего не понимал.
      Доктор, перехватив взгляд друга, хитро прищурился.
      -- Я вижу, Абрек произвел на тебя должное впечатление, -- смеясь, сказал он. -- Позволь представить тебе Абрека, моего старого друга еще по Чеченской войне. Кстати, Абрек -- коренной чеченец. А чтобы тебе совсем все стало ясно, сразу же сообщу, что работать мы будем вместе, то есть втроем. Можешь ему полностью доверять.
      Сергей, все еще пребывающий в состоянии крайнего удивления, обменялся с чеченцем рукопожатием. Рука у Абрека была большая, крепкая, сильная.
      -- У Абрека вполне конкретная миссия, -- продолжал доктор, когда они втроем уселись вокруг небольшого обеденного стола. -- Его задача -- спасти твою дочь, Сергей.
      Сергей удивленно вскинул брови и более внимательно пригляделся к странному кавказцу. Тот сидел неподвижно, словно мумия или медитирующий йог, и никак не реагировал на слова доктора.
      -- Да-да, именно спасти твою дочь, ни много ни мало. Можешь быть уверен: он ее спасет. Вытащит из этого волчьего логова, из этого гадюшника. Абрек -- мастер своего дела, настоящий профессионал.
      Час от часу не легче! Какой-то кавказец самой что ни на есть бандитской наружности берется вызволить Катюшу из лап Орлова!
      -- Кофе будешь? -- внезапно перевел разговор доктор.
      -- Не откажусь, -- с готовностью кивнул Сергей.
      Абрек встал.
      -- Я приготовлю, -- коротко сказал он и вышел в соседнюю комнату.
      -- Откуда ты его взял? -- шепотом спросил Сергей, с тревогой косясь в ту сторону, куда скрылся Абрек.
      -- С собой привез, откуда же еще! -- улыбнулся доктор, тоже переходя на шепот. -- Из самых Огней. Великолепный экземпляр, не правда ли?
      -- Не то слово! Где ты его откопал?
      -- О, это долгая история. Абрек -- личность по-своему уникальная. Если хочешь знать, во время Чеченской кампании он возглавлял одну из групп боевиков в отряде Шамиля Басаева. Да-да, именно так, не делай такую удивленную мину. Так что я был совершенно искренен, когда говорил, что он -- настоящий профессионал. Кстати, вместе с Басаевым Абрек участвовал в захвате заложников в Буденовске. Потом, после этих событий, отряд Басаева передислоцировался в один из районов Чечни. Там-то между Абреком и его командиром и произошел конфликт. Абрек открыто выступил против слишком жесткой, я бы сказал -- жестокой, политики Басаева по отношению к российским военнопленным, отказавшись от участия в уничтожении русских солдат, попавших в плен. За что сам был приговорен к расстрелу за предательство национальных интересов "великой Чечни" и зеленого знамени ислама. Приговор был приведен в исполнение, и Абрек пал от руки своих же единоверцев и "братьев по оружию". Однако он родился под счастливой звездой: по странной прихоти судьбы Абрек остался жив. В тот же день российские части заняли это местечко, выбив банду Басаева. Вместе с ранеными в полевой госпиталь, который, к слову сказать, возглавлял тогда я, попал и Абрек. Тогда-то и пересеклись наши с ним пути-дорожки. Словом, через четыре месяца я сумел поставить его на ноги. Как-то само собой между нами завязалось некое подобие дружбы -- насколько это возможно, конечно, в условиях военного времени между представителями двух враждующих сторон. Он был суров и молчалив, слова, бывало, из него не вытянешь. Однако, шаг за шагом, я узнал всю его историю. И понял, что, если я не вмешаюсь, судьба, на этот раз в лице российского военного командования, может обойтись с ним весьма и весьма сурово. Я неоднократно встречался с командиром части, с которым был в довольно-таки хороших отношениях, в надежде как-то повлиять на него и, в итоге, смягчить участь чеченского экс-боевика, однако каждый раз, когда я заводил об этом разговор, получал один и тот же непреклонный ответ: "Вопрос о его виновности будет решать суд". О том, какой приговор вынесет суд, я догадывался; по крайней мере, на снисходительность судей надежды было мало. Чудом избежав смерти от рук единоверцев, Абрек вполне мог получить "вышку" по решению российского суда. Я понимал, что это было бы верхом несправедливости. Понимал это и Абрек, однако с чисто восточным стоицизмом готовился принять свою судьбу. А потом началось очередное наступление чеченских формирований, и наши части были заметно потеснены. При эвакуации госпиталя, в общей сумятице, никто и не заметил, как исчез Абрек. Никто, кроме меня. Мы молча простились, и он ушел. Война кончилась, и я стал вспоминать об Абреке все реже и реже. А потом он вдруг объявился в Огнях. Как он меня нашел в глухой уральской провинции, известно одному лишь Богу -- и еще, пожалуй, самому Абреку. Первое время он жил у меня, позже снял где-то комнату, устроился на работу -- и теперь является полноправным гражданином города Огни. Такая вот удивительная история. Кстати, по секрету тебе скажу, живет он под чужим именем, поскольку, по официальной версии, бывший сподвижник Шамиля Басаева погиб в девяносто шестом году во время Чеченского конфликта.
      -- Странная история, -- задумчиво произнес Сергей. -- А Абрек -- это и есть его нынешнее имя?
      -- Абрек -- это его боевое прозвище. Псевдоним, если хочешь. Он настаивает, чтобы я называл его именно так. Кстати, никто этого прозвища не знает -- никто, кроме нас двоих. Ты, пожалуй, третий. Если помнишь, именно этим именем он и представился, оказав тебе тем самым великую честь. Так что цени это.
      -- Ценю. Но еще больше оценю, если он сможет вызволить Катюшу.
      -- Не "если", а "когда", поскольку слов своих Абрек на ветер не бросает. Можешь на него полностью положиться, уверяю тебя.
      -- Поживем -- увидим, -- с сомнением покачал головой Сергей, невольно вспоминая о целой армии головорезов, которые денно и нощно блюдут покой Орлова в его загородной резиденции.
      Доктор продолжал:
      -- Еще несколько слов об этом кавказском уникуме. Знаешь ли ты, кем он был до войны? То-то и оно, что понятия не имеешь. К твоему сведению, этот головорез с отличием закончил Московский государственный университет, защитил диссертацию и является кандидатом филологических наук. Вернее являлся, в прошлой своей жизни. Война прервала его работу над докторской диссертацией. Патриотический порыв сорвал молодого ученого с насиженного места и забросил в лапы аж самого Шамиля Басаева. В скобках замечу, что Абрек в совершенстве владеет английским, французским и арабским языками.
      Сергей слушал, раскрыв рот. Действительно, судьба порой обходится с нами слишком жестоко. Жестоко и несправедливо.
      -- Кем же он сейчас работает? С таким-то блестящим образованием? -- невольно спросил он.
      Доктор усмехнулся.
      -- Учителем в одной из средних школ Огней. Преподает русский язык и литературу. Вот такой вот парадокс: чеченец -- и русский язык! А недавно взялся вести английский.
      -- Да, история весьма и весьма необычная. Одного я не могу взять в толк, -- пожал плечами Сергей, -- почему он согласился на участие в этой отчаянной авантюре? Я имею в виду операцию по освобождению моей дочери.
      -- Все очень просто. Абрек вполне справедливо полагает, что обязан мне жизнью, и, если уж быть до конца откровенным, он прав: если бы не я, свидетельство о его смерти полностью соответствовало бы действительности. Он предан мне, этим все и объясняется. Тебе знакомо такое понятие, как восточная верность?
      -- Так, слыхал кое-что.
      -- Вот именно, кое-что. -- Доктор достал сигарету и закурил. -- Во времена Ивана Третьего жил один татарский князь по имени Касим. Верой и правдой служил он царю до самой своей смерти, бок о бок с русскими ратниками сражался против Золотой орды, Казани и крымского хана. Его отвага и преданность не раз предрешали исход битвы и судьбу всего государства. Это было смутное время, время предательств и междуусобиц, когда русские бояре и князья то и дело изменяли своему государю. Касим был единственным из сподвижников Ивана Третьего, кто на протяжении всей своей жизни ни разу -- ни разу! -- не предал государя. Вот что такое восточная верность. Русские на такое, увы, не способны.
      -- Пожалуй, -- согласился Сергей.
      Они закурили еще по одной. Вообще, в этот вечер оба курили сверх всякой меры.
      -- Почему он к тебе-то приехал? -- продолжал задавать вопросы Сергей.
      -- Понимаешь, не к кому ему больше ехать. Ни семьи, ни детей, ни родственников. Один он на всем белом свете, совершенно один. Как и я, -- добавил доктор с тихой печалью.
      -- Как и я, -- эхом отозвался Сергей, думая о своем.
      -- У тебя есть дочь, -- строго сказал доктор, -- не забывай об этом.
      -- Я всегда это помню.
      -- То-то.

Глава четвертая

      Появился Абрек с тремя чашками дымящегося ароматного напитка на небольшом подносе.
      Сергей отдал должное искусству Абрека готовить кофе: несмотря на то, что он неоднократно бывал на светских раутах и не раз пивал этот напиток в различных вариантах его приготовления, такого восхитительного кофе ему отведывать еще не приходилось.
      -- Спасибо, друг, -- поблагодарил его доктор. -- Садись. Сейчас Сергей поведает нам свою историю. Тебе будет полезно послушать.
      Рассказ о своих мытарствах Сергей закончил только к часу ночи. Воцарилось долгое молчание. Доктор хмурился, нервно барабаня пальцами по столешнице стола, и что-то усиленно обдумывал. Лицо Абрека, как всегда, было непроницаемым, и лишь в глазах его порой вспыхивали молнии. Сергей сидел с сигаретой в зубах и чувствовал облегчение: наконец-то он смог выговориться перед людьми, которым полностью доверял.
      Первым нарушил тишину доктор.
      -- Ну-с, что будем делать, господа? Сломать хребет этому мастодонту будет нелегко. Однако сломать надо. Есть какие-нибудь предложения?
      -- Нужно разработать четкий план действий, -- сказал Сергей.
      -- Согласен, -- кивнул доктор. -- Без плана никак нельзя. Это во-первых. Во-вторых, необходимо перехватить инициативу у этих мерзавцев. Не они, а мы должны диктовать им свои условия.
      -- Не забывай, что у них моя дочь, -- напомнил Сергей. -- Это их главный козырь.
      Доктор замотал головой.
      -- Ошибаешься. Не у них, а у нас главный козырь. Это твоя почка. Без нее твоему Орлову каюк, и он прекрасно это понимает. Другого донора с такой редкой группой крови он найти уже не успеет, и это тоже для него не секрет. Самое главное для него сейчас -- это заполучить твою вторую почку.
      -- А для меня самое главное -- вернуть мою дочь, -- возразил Сергей.
      -- Хорошо, оставим вопрос о ценностях и приоритетах. Будем считать, что у нас с ним на руках равные козыри. Теперь в-третьих...
      -- В-третьих, девочку я беру на себя, -- неожиданно подал голос Абрек, и Сергей поймал себя на мысли, что за весь вечер слышит этот голос только во второй раз.
&nbs