Оцените этот текст:



---------------------------------------------------------------
     James Oliver Curwood. The Gold Hunters (1909)
     Пер.: З.Львовский
     Изд.: "Славянка", М., 1992
     OCR & spellcheck: Н.Михайлов, 13.02.2003
---------------------------------------------------------------




     Тяжелый полуденный покой царил над  необъятной  канадской  территорией,
занятой лесами, полями и озерами.
     Лось и олень-карибу, просыпающиеся с  первыми  проблесками  дня  раньше
всех остальных животных, вдоволь насытились и  отдыхали  теперь,  совершенно
недвижные в преждевременном зное февральского солнца.
     Рысь, свернувшись кольцом в своей берлоге среди хаоса огромных камней и
скал,  терпеливо  выжидала  момента,  когда  дневное  светило  склонится  по
северному небу к западу и позволит снова  выйти  на  охоту.  Птицы,  готовые
ежеминутно сорваться с  ветки,  сладострастно  ерошили  свои  перья  и  были
безмерно  счастливы  под  лаской  животворного  тепла,  сгоняющего  с  полей
последние зимние снега.
     Стоял час, когда опытный охотник сворачивает  с  проторенного  следа  в
сторонку, снимает с себя свою тяжелую поклажу,  собирает  немного  хвороста,
раскладывает костер, завтракает, закуривает трубку, и в то  же  время  самым
напряженным образом приглядывается  и  прислушивается  ко  всему  тому,  что
происходит вокруг.
     Едва только вы пытаетесь возвысить голос, он подносит палец к  губам  и
начинает быстро бормотать:
     -- Ш-ш-ш! Молчите, вы! Кто его знает: может быть, совсем близко от  нас
залег зверь. Теперь -- час полного  покоя.  Если  мы  сохраним  спокойствие,
звериная сиеста может продлиться еще час-другой. Я почти не сомневаюсь,  что
на расстоянии ружейного выстрела от нас отдыхает какой-нибудь лось. В  таких
случаях ничего нельзя знать...
     Вдруг на однотонном фоне застывшей и немой пустыни зашевелилось что-то.
В первую минуту глаз уловил только точку,  черную  точку  на  светлом  скате
занесенной снегом горы. Но точка эта начала  постепенно  расти,  удлиняться,
шириться, вытягивать лапы, шевелить плечами.
     Это был волк.
     Большей частью волк, закончив свою трапезу, тяжело и глубоко  засыпает.
Человек,  знакомый  с  жизнью  лесных  зверей,  скажет   вам,   что   только
какая-нибудь   исключительная   причина   может   вывести   волка   из   его
послеобеденного оцепенения.
     Наш волк вдруг почувствовал в воздухе несомненные  признаки  того,  что
всего больше и сильнее тревожит обитателей арктических  стран:  человеческий
запах!
     Отяжелев от пищи и сна, волк стал  медленно  спускаться  со  ската,  но
видно было, что в любую  минуту  он  может  проявить  весь  свой  древний  и
атавистический инстинкт самозащиты.
     Выйдя на протоптанную тропинку, слегка осевшую под  тающим  снегом,  он
внезапно остановился: человеческий запах сделался сильнее, и зверь уже знал,
что ему надо теперь делать. Он поднял вверх морду, широко  раскрыл  пасть  и
зычным, резким криком  дал  знать  своим  братьям  по  лесам  и  равнинам  о
надвигающейся грозной опасности.
     Утром волк обычно ограничивается подобным сигналом. Ночью он немедленно
бросается на человека, и другие волки так же быстро спешат к нему на помощь.
Но в сиянии полуденного солнца он, издав  тревожный  крик,  тотчас  же,  как
только почует близость человека, опрометью бросается  в  противоположную  от
врага сторону.
     Однако наш волк не обратился в бегство.  Он  продолжал  нюхать  воздух.
Впереди него бежала дорожка, довольно широкая и недавно проложенная санями и
собаками.
     Сани и собаки  принадлежали  молодому  Родерику  Дрюи,  который  совсем
недавно выехал из фактории на озере Нипигон и возвращался  в  цивилизованные
страны.
     Не  эти  сани  привлекли  внимание  волка,  который  все   еще   стоял,
напружинившись, не зная, что  делать:  бежать  или  же  выжидать  дальнейших
событий. Главная причина тревоги находилась позади него, с северной стороны,
откуда ветер приносил подозрительный запах.
     К этому запаху вскоре присоединились столь же тревожные звуки. Обоняние
и слух одновременно послали грозное предостережение, и тогда  волк  перестал
колебаться,  рванулся  с  места,  стремительно  понесся  по  направлению   к
небольшому леску и через минуту исчез из виду.
     На  том  месте,  откуда  надвигалась  опасность,  находилось  небольшое
замерзшее озеро. На противоположном берегу, на расстоянии мили с  четвертью,
близ опушки довольно большого леса, неожиданно появился клубок сцепившихся и
сбитых в одну кучу собак, тащивших большие сани, за которыми бежал человек.
     Полудикие собаки Нортландии часто грызутся между собой даже в  пути,  и
можно было думать, что этот хаос из собак, упряжи, саней  и  поклажи  явился
результатом подобной схватки. В продолжение минуты  казалось,  что  человеку
никак  не  удастся  выгнать  собак  на  след,  но  вдруг  раздался   зычный,
повелительный  голос,  вслед  зa  которым  послышался  хлесткий  звук  бича,
жалобный визг волкодавов, и, точно по волшебству, тяжелые сани  выпрямились,
выровнялись, выскочили на дорогу, и  собачья  упряжка  прямой,  как  стрела,
слегка желтоватой нитью пронеслась вдоль полированной поверхности озера.
     Человек с замечательной ловкостью бежал  вслед  за  санями.  Он  высок,
хорошо сложен, и по первому же взгляду в нем можно было признать индейца.
     Собаки не успели пробежать и четверти  пространства,  разделяющего  оба
берега, как послышались новые крики, и  вслед  за  первыми  санями  из  леса
выскочили вторые, которые неслись с такой же безумной  прытью,  за  которыми
тоже бежал проводник.
     Добежав до  озера,  второй  проводник  вскочил  на  сани,  оглушительно
крикнул на собак, энергично хлестнул бичом, тотчас же завертел им в воздухе,
а затем опустил на головы и плечи своих  "рысаков".  Обе  пары  саней  почти
одновременно достигли правого берега, невдалеке от того  самого  места,  где
несколько минут назад волк, подняв тревогу, скрылся в лесу.
     Двадцать четыре собаки обеих упряжек были утомлены до последней степени
и едва дышали.  С  каждой  минутой  они  явно  замедляли  свой  бег,  и  так
продолжалось до тех пор, пока обе передовые собаки не остановились  чуть  ли
не в одну и ту же секунду. Через мгновение все  остальные  собаки  упали  на
землю, широко раскрыли пасти, высунули языки  и  окрасили  девственный  снег
кровью, обильно сочившейся из лап.
     Оба проводника казались  не  менее  утомленными.  Старший  из  них  был
чистокровный индеец, прекрасно знакомый с  Великой  Северной  Пустыней.  Его
товарищу вряд ли минуло двадцать лет, и он был строен и  тонок,  но  мускулы
его были сильны и подвижны,  как  у  любого  живого  существа,  выросшего  в
Пустыне.  Его  красивое  лицо  казалось  отлитым  из  бронзы,  что   отчасти
объяснялось постоянным пребыванием на вольном  воздухе.  С  другой  стороны,
давала себя знать индейская  кровь,  обильно  смешанная  с  "белой"  кровью,
которая текла в его жилах.
     Старшего, по имени Мукоки, все знали как  лучшего  следопыта  и  самого
неутомимого проводника в области. Младшего звали Вабигун,  и  он  был  сыном
директора фактории Вабинош-Хоуз Джона Ньюсома и  очаровательной  краснокожей
принцессы, причем природа подарила ему лучшие качества обеих рас.
     Видно было по всему, что оба человека серьезно озабочены одним и тем же
делом. С минуту они не  говорили  ни  слова,  тяжело  переводили  дыхание  и
напряженно глядели друг на друга.
     -- Я готов допустить,-- прерывающимся голосом начал молодой,-- что  нам
не удастся нагнать их. Ты как думаешь, Муки?
     Вместо ответа Мукоки опустился на колени и  начал  внимательно  изучать
следы, оставленные санями, которые пробежали раньше их.
     Прошло довольно много времени, в продолжение которого он  приглядывался
ко всем знакам, оставленным полозьями саней, лапами  собак  и  человеческими
ногами. Наконец он поднял голову и с тем довольным смешком, которого  никому
не удавалось сымитировать, произнес:
     -- Я так думаю, что мы настигнем их! Это дело верное! По-моему, там два
человека. Проводник и  он  сам!  Поклажа  тяжелее  нашей.  Бегут  медленнее.
Захватим их наверно!
     Ваби, не совсем еще убежденный, недоверчиво покачивал головой.
     -- Но ты забываешь про то, что наши собаки находятся  в  самом  ужасном
состоянии. Ты посмотри  только,  Муки,  как  их  лапы  сочатся  кровью.  Мой
передовой пес адски хромает. Что с ним поделаешь?
     Действительно, огромные волкоподобные собаки находились в самом  жалком
состоянии. Весеннее солнце, не растопив окончательно снега, все же уменьшило
сопротивляемость снежного покрова, и вот почему несчастные животные чуть  ли
не на каждом шагу наскакивали на острые льдинки, отломившиеся от общей массы
льда.
     Мукоки внимательнее прежнего осмотрел собак, и лицо его приняло мрачное
выражение.
     --  Да,  похвастать  нечем...  нечем...  --  проворчал  он.--   Мы   --
сумасшедшие люди, вот что я скажу тебе.
     Ваби вскричал:
     -- Это наша вина! Мы сами во всем  виноваты!  Почему  мы  не  запаслись
должным количеством носков для собак? Если я не ошибаюсь, на моих  санях  их
имеется около дюжины, не больше. Их хватит только для  трех  собак.  Клянусь
Юпитером, что мы сами виноваты!
     Он бросился к своим  саням,  достал  так  называемые  собачьи  носки  и
вернулся  к  старому  индейцу,  который  все  еще   находился   в   довольно
возбужденном состоянии.
     -- Послушай, Муки, я нахожу, что у нас остался только  один  выход!  --
воскликнул  юноша.--  Нам  надо  выбрать  трех  наиболее  сильных  собак,  и
кто-нибудь из нас продолжит путь с ними!
     Резкие крики людей и хлопанье длинного  бича  Мукоки  подняли  на  ноги
измученных и израненных собак. Три  самые  большие  и  сильные  собаки  были
запряжены в сани Ваби, причем предварительно их обули в  маленькие  мокасины
из замши. Еще шесть собак, сохранивших  кое-какие  силы,  были  даны  им  на
подмогу.
     Через несколько минут животные во всю прыть вновь понеслись  по  следам
Родерика Дрюи. Рядом с санями, желая, насколько  возможно,  облегчить  груз,
бежал Ваби.
     Погоня началась в полночь,  спустя  восемнадцать  часов  после  отъезда
Родерика  из  Вабинош-Хоуза.  За  полночи  и  утро  удалось  почти   нагнать
расстояние, отделявшее их от человека, которого они искали.
     За все это время ни люди, ни собаки почти не отдыхали. Они  неслись  по
горам, озерам, мрачным лесам, голым полям и снежным  равнинам,  не  отрывали
взора от следа, который все еще бежал впереди них, все время оставались  без
пищи и воды и лишь  изредка  глотали  снег  для  того,  чтобы  хоть  немного
освежить горло.
     Казалось, что свирепые псы прекрасно понимали и учитывали необходимость
как можно скорее догнать путников и без устали и  без  передышки  бежать  по
проложенному следу до тех пор, пока цель не будет достигнута.
     По  мере  того,  как  они  продвигались  вперед,  они  все   явственнее
чувствовали запах человека и собак, который все еще ощущался впереди них.
     Они делали последние, невероятные усилия, моментами буквально падали  с
ног, но в то же время были так полны энергии и воодушевления, что  казалось,
будто бы они считали хозяйское дело своим собственным. При каждом  дуновении
ветра, который приносил им одуряющий запах нагоняемой упряжки,  они  свирепо
раскрывали пасти, обнажали страшные клыки и резким воем давали знать, что не
менее своего погонщика стремятся к победе.
     Врожденный инстинкт подсказывал им путь, и они совершенно не  нуждались
в том, чтобы кто-нибудь правил ими. Упорные до смерти,  они  уносили  вперед
сани, высовывали язык едва ли  не  до  самой  земли,  чувствовали,  как  все
напряженнее колотятся их сердца, и моментами теряли представление о том, что
происходит вокруг них, ибо глаза их так налились кровью, что стали похожи на
раскаленные красные шарики.
     Время от времени, видя, что его силы совершенно подходят к концу,  Ваби
садился на сани для того, чтобы перевести дух и размять одеревеневшие члены.
Чувствуя  дополнительную  тяжесть,  собаки  несколько  замедляли   бег,   но
продолжали нестись с тем же похвальным и чисто собачьим усердием.
     На расстоянии ста шагов огромный лось, задевая своими чудесными  рогами
самые высокие ветки деревьев, перебежал дорогу, но псы не обратили  на  него
никакого внимания. Несколько подальше они вспугнули рысь,  принимавшую  свою
обычную солнечную ванну на вершине скалы и яростно оскалившую клыки при виде
своих вековечных врагов. И собаки на одно мгновение, на сотую долю  секунды,
сократили свои мускулы, словно готовясь прыгнуть вперед и броситься в атаку,
но в следующее мгновение они уже неслись дальше.
     Однако скорость бега  начала  мало-помалу  уменьшаться.  Задняя  собака
ослабела настолько,  что  уже  не  могла  сама  передвигаться,  и  остальным
товарищам пришлось волочить ее по снегу. С помощью  остро  отточенного  ножа
Ваби  единым  ударом  отрезал  постромки,  соединявшие  собаку  с  остальной
упряжкой, и, таким  образом,  избавил  своих  "рысаков"  от  лишнего  груза,
который так и остался лежать там, где свалился.
     Еще  две  собаки  едва-едва  волочили  собственные  тела.  Третья  явно
хромала. Кроме того, Ваби не мог не заметить, что след  все  больше  и  гуще
окрашивается кровью...
     С каждой минутой лицо его все более омрачалось. От  неимоверных  усилий
его глаза были такие же красные, как и у собак, которые  делали  все,  чтобы
выполнить приказ хозяина. Против собственной воли он почти не закрывал  рта,
и тем не менее дышал с большим трудом. Ноги, обычно такие же неутомимые, как
и у оленя, теперь подгибались под ним.
     Он не мог уже бежать за санями так, как раньше, в начале погони, и  ему
приходилось делать мучительные усилия для того,  чтобы  прогнать  из  головы
страшный вопрос: "Не отказаться ли от преследования,  раз  ясно  видно,  что
силы подходят к концу?".
     Он теперь больше лежал на санях, чем бежал за ними.
     Вдруг, в  момент  наибольшей  слабости  он  вскочил  с  саней  и  издал
несколько понукающих, полных отчаяния криков; собаки  рванули  из  последних
сил и вынесли груз из густого, почти  непроходимого  леса  на  безграничную,
ослепительную, снежную равнину.
     Несмотря на яркое, праздничное сияние солнца, полуслепому от  страданий
Ваби удалось различить черную точку на девственно-белой  поверхности  снега.
Он ни на минуту не усомнился в том, что впереди него несутся  сани  Родерика
Дрюи.
     Он сделал было попытку криком привлечь внимание того, за кем гнался. Но
голос его до того ослабел, что вряд ли был слышен на расстоянии  ста  шагов.
Ноги по-прежнему подкашивались под ним. Ему вдруг почудилось, что они сверху
донизу налиты свинцом, и, не в силах устоять на месте, он свалился в снег.
     Собаки, остановившиеся в тот же самый момент, что и он, окружили его  и
начали лизать  ему  лицо  и  руки.  Их  теплое  дыхание,  пробиваясь  сквозь
стиснутые зубы, производило впечатление свистящей струи пара.
     Так прошло несколько минут, в  продолжение  которых  молодому  человеку
казалось, что ясный день неожиданно сменился темной, непроглядной ночью.  Он
закрыл глаза и уже не мог открыть их. Собаки не отходили ни на шаг, а у Ваби
создалось представление, что они убежали и  продолжают  убегать  от  него...
Словно вокруг него образовалась громадная, бездонная яма, в которую он падал
с головокружительной быстротой.
     Однако какие-то неведомые подсознательные силы  продолжали  бороться  в
нем и старались вернуть ему сознание. И в одну из минут полного просветления
он понял, что в его распоряжении остался лишь один шанс на спасение.  Собаки
по-прежнему стояли над ним, тяжело дышали и лизали его лицо и руки.
     Сделав невероятное усилие над собой, он открыл глаза, но не увидел  уже
на этот раз черной точки на белом фоне. Он слегка приподнялся  на  локте  и,
нащупывая  все  вокруг  себя,  точно  слепой,  потащился  к  саням,  которые
находились совсем близко, но он был так  слаб,  а  собаки  образовали  такой
непроходимый  круг,  что  потребовалось  немало  времени  для  того,   чтобы
выполнить первую часть намеченного плана.
     Наконец его пальцы конвульсивно вцепились в жгучую,  как  огонь,  сталь
ружья. Вот в чем заключался его последний шанс! Призвав на помощь  всю  силу
воли, он поднял ружье на высоту плеча, и для того, чтобы  не  задеть  собак,
направил дуло к небу.
     Затем он выстрелил. Один  раз,  два  раза,  пять  раз...  После  пятого
выстрела он вынул из-за пояса новые пули и стал стрелять  еще...  еще...  ещ
е... Он стрелял до тех пор, пока не истощились  его  заряды  и  пока  черная
точка, которую он раньше заметил, а затем потерял,  снова  не  появилась  на
горизонте, стала замедлять свой бег, остановилась и наконец повернула в  его
сторону.
     Сталь раскалилась до того, что обожгла всю кожу на руке Ваби, но  чисто
машинально он продолжал нажимать на собачку ружья.
     У него кружилась голова. Такого  тяжелого  состояния  он  не  испытывал
никогда в жизни. Им  снова  стало  овладевать  беспамятство,  как  вдруг  он
услышал над самым ухом крик:
     -- Ваби!
     Он вздрогнул, выпрямился, снова зашатался и ответил на призыв:
     -- Род... Род... это ты? Да?
     Родерик Дрюи соскочил со своих саней, побежал к Ваби и  схватил  его  в
свои объятья в тот самый момент, когда он снова готов был рухнуть в снег,  и
закричал:
     -- Ваби! Ваби, что с  тобой  случилось?  Во  имя  неба,  скажи  же  мне
что-нибудь! Ты ранен?
     Молодой  человек  сделал  неимоверное  усилие  преодолеть   смертельную
слабость.
     -- Род...-- пробормотал он, наконец.-- Род...  моя  сестра...  Миннетак
и...
     У него не хватало сил закончить начатую фразу, и он  тяжело  рухнул  на
руки Родерику, который на  минуту  потерял  всякое  мужество  и  в  отчаянии
завопил:
     -- Да ну же, Ваби... ну же... Кончай то, что ты начал! Что случилось  с
Миннетаки?
     Ваби пробормотал: -- Она находится в плену у индейцев Вунга...
     Это усилие  окончательно  истощило  его.  Он  потерял  дыхание  и,  как
мертвый, упал на землю.



     В  продолжение  нескольких  долгих  минут  Родерик  думал,  что   Жизнь
окончательно покинула тело его молодого друга.
     Ваби лежал совершенно недвижно, и лицо  его  хранило  такую  мертвенную
бледность, что Родерик, почти столь же бледный, стал взывать к нему голосом,
полным отчаяния и слез.
     Проводник  Родерика  стал  на  колени  перед  обоими  молодыми  людьми.
Просунув руку под толстую рубаху Ваби, он держал ее там с  минуту,  а  затем
решительно заявил:
     -- Сердце еще бьется.
     С этими словами он вытащил из кармана маленький  металлический  флакон,
открыл его и протиснул горлышко между плотно  сжатыми  челюстями  Ваби.  Как
только несколько капель чудесной жидкости попало в горло измученного  юноши,
проявился ее немедленный эффект.
     Ваби открыл  глаза,  устремил  рассеянный,  блуждающий  взор  на  лицо,
которое склонилось над ним, и тотчас же опустил веки.
     Все это длилось не дольше четверти минуты, но проводник казался  вполне
довольным. Оставив Ваби, он начал тщательный осмотр саней и  собак,  которые
по-прежнему лежали, вытянувшись во всю  длину  на  снегу,  с  опущенными  на
передние лапы головами. Казалось, на  них  не  оказывала  никакого  действия
близость совершенно чужой упряжки собак. Если бы время от времени  судорожно
не вздымались их бока, можно  было  бы  подумать,  что  смерть  застигла  их
врасплох на том самом месте, где они упали, на следу.
     -- Они бежали до тех  пор,  пока  могли,--  произнес  проводник,--  они
сделали все, на что были способны! Бедные животные! Бедный мальчик!
     По дрожи, которая все чаще и длительнее пробегала по телу Ваби, Родерик
понимал, что молодой человек постепенно возвращается к жизни,  но  вместе  с
радостью он испытывал и тревогу. Глядя  на  измученных  вконец  собак  и  на
полуживого друга, он с тоской спрашивал себя: не  случилась  ли  катастрофа,
еще более ужасная, чем пленение Миннетаки? Может быть, нежная  и  прекрасная
сестра Ваби скончалась? Уж не убили ли ее жестокие и кровожадные вунги?
     Тогда, не в силах одолеть свое волнение, он стал умолять Ваби  сообщить
ему хоть какие-нибудь подробности, но  проводник,  нисколько  не  стесняясь,
оттолкнул его в сторону и энергично заявил:
     -- Как вы можете так поступать? Неужели вы  не  понимаете,  что  прежде
всего он нуждается в полном покое? Он находится в очень  тяжелом  положении.
Вы бы лучше делом занялись, и, пока я заверну его в меха и  буду  растирать,
вы соберите хворост и разложите костер! Ему  прежде  всего  нужен  покой,  а
затем -- тепло! Так вот!
     Родерик немедленно подчинился приказанию, понимая всю его мудрость.  Он
собрал немного березовой коры, к  которой  присоединил  изрядное  количество
сухих веток, и через несколько минут  около  саней  весело  затрещал  огонь.
Родерик прибавил еще коры, еще веток,  и  ласкающее  тепло  распространилось
шагов на двенадцать в окружности.
     Проводник перенес Ваби поближе к огню и положил его на большую медвежью
полость. Затем он укрепил на горящих поленьях большой горшок со снегом.  Как
только вода закипела, он приготовил бульон из концентрата.
     Смертельная бледность Ваби исчезла, и  Родерик,  стоя  на  коленях,  со
счастливым выражением лица, напряженно следил за  его  дыханием,  которое  с
каждой минутой становилось все ровнее и чаще. Но по мере того как  проходила
опасность, угрожающая непосредственно  юноше,  он  все  более  тревожился  о
Миннетаки, допуская самое ужасное и невероятное.
     Вдруг быстрой и ровной чередой пронеслись перед  его  мысленным  взором
все события последних месяцев (примечание: см. роман "Охотники на  волков").
Прежде всего он вспомнил  о  своем  прибытии  из  Детруа  в  Вабинош-Хоуз  в
сопровождении Ваби, своего школьного  товарища,  который  увлек  его  своими
вдохновенными рассказами о Нортландии -- стране, так далеко расположенной от
малейших следов цивилизации. Они провели почти неразлучно несколько  месяцев
подряд, и за это время их дружба, претерпевшая множество испытаний,  окрепла
настолько, что можно было ручаться за ее жизненность и силу до гроба. За эти
же месяцы они успели познакомиться и сойтись со старым Мукоки, самым опытным
и  ловким  охотником  в  области,  и  вместе  с  ним  пережить  очень  много
интереснейших и опасных приключений.
     Но  вот  перед  его  глазами  предстал  нежнейший  образ  сестры  Ваби,
Миннетаки, которая выехала к ним навстречу  на  пироге  и  проводила  их  до
самого дома, где их  ждала  такая  торжественная  и  сердечная  встреча.  Он
вспомнил, как по дороге его легонькая шапочка была  сорвана  резким  порывом
ветра, брошена в озеро Нипигон и как девушка с лучезарной улыбкой,  черными,
как агат, глазами и ослепительно белыми зубами, ловко  подхватила  ее  своим
веслом.
     Воспоминания его продолжали  развертываться  и  вдруг  остановились  на
заброшенной в ледяных полях хижине,  где  он  и  Ваби  натолкнулись  на  два
страшных скелета. Эти скелеты  принадлежали  двум  золотоискателям,  которые
вступили в смертельный бой за обладание таинственной географической  картой,
вычерченной на березовой коре. Это была грубая карта, но бесконечно  ценная,
так как таила в себе секрет золотоносной жилы исключительной мощности, жилы,
которую многие искали, но ни один человек еще не нашел.
     Но  вот  настал  час  возвращения  на  родину,  и  трагические  события
последовали  одно  за  другим  с  головокружительной   быстротой.   Фактория
Вабинош-Хоуз  была  атакована  индейцами  Вунга,  и  Родерик,   прежде   чем
предпринять поездку на санях на родину, пожелал должным образом  попрощаться
с очаровательной Миннетаки,  но  оказалось,  что  в  целях  предосторожности
девушка была отправлена в верное убежище, где ей как будто бы не угрожала ни
малейшая опасность. Так, по крайней мере, уверяли родители Миннетаки.
     Случилось то, чего никоим образом нельзя было ожидать. Спустя  двадцать
четыре часа после его отъезда из Вабинош-Хоуза он увидел перед собой  милого
Ваби, умирающего от усталости, несмотря на то, что вчера еще здоровье  друга
не оставляло желать ничего лучшего. Он  оказался  в  силах  произнести  лишь
несколько слов, из которых Родерик узнал, что молодая девушка,  несмотря  на
все меры предосторожности, попала  в  руки  к  индейцам  Вунга,  считавшимся
самыми жестокими в стране.
     В то время как он предавался своим сладостным и вместе с тем  горестным
воспоминаниям, Ваби вздрогнул, слегка вздохнул и вернул Родерика к печальной
действительности.
     Родерик осторожно приподнял своего друга, а проводник подал  ему  чашку
горячего  бульона.  Проголодавшийся  Ваби  прежде  всего  улыбнулся,   затем
поглядел на обоих людей, и его измученное, вытянувшееся лицо  приняло  более
здоровый вид. Он начал пить бульон небольшими глотками, но тотчас  же  забыл
про всякую осторожность и сразу выпил то, что осталось. Когда  чашка  совсем
опустела, он слегка приподнялся и произнес:
     -- Правду сказать, я с удовольствием выпил бы еще одну  чашку  бульона.
Очень вкусная штука...
     Его желание было немедленно исполнено, и вторая  чашка  показалась  ему
еще вкуснее первой. Выпив бульон, он еще  раз  приподнялся,  вытянул  вперед
руки, словно желая удержать свое  неустойчивое  равновесие,  и  устремил  на
Родерика глаза, все еще налитые кровью.
     -- Если бы ты знал, Род, как я боялся, что мне не удастся нагнать тебя!
     -- Я очень прошу тебя, Ваби,-- жалобно начал Родерик,-- если ты  только
в состоянии, расскажи мне толком, что произошло у ваг. Ты  сказал  мне,  что
Миннетаки...
     -- ...похищена индейцами Вунга. Их вождь лично руководил нападением.  Я
счел нужным предупредить тебя об этих событиях... во-первых,  потому  что  я
знаю, как тепло ты относишься к моей сестре... А затем я хочу  просить  тебя
принять участие в поисках Миннетаки. При создавшихся условиях твое участие в
деле может принести нам громадную, решающую пользу.
     Ваби слишком устал, и ему  пришлось  сделать  довольно  продолжительную
паузу. У него вдруг закружилась голова, и он зашатался. Родерик и  проводник
помогли ему усесться на санях. От напряжения у него выступил пот на лбу,  но
тем не менее, он сделал попытку улыбнуться, схватил  руку  товарища,  нервно
сжал ее и продолжал:
     -- Выслушай, Род, внимательно, и ты  узнаешь,  как  все  произошло.  Ты
прекрасно знаешь события последних дней. По возвращении с  зимней  охоты  мы
узнали про готовящееся нападение индейцев Вунга на факторию. Для того  чтобы
избежать серьезной опасности, быть может, смерти, мы решили сделать  большой
крюк к югу. Только таким образом мы могли попасть в Вабинош-Хоуз. Ты  знаешь
также, что, оставив раненого Мукоки в  лагере,  мы  отправились  с  тобой  в
разные стороны в надежде найти какую-нибудь дичь,  потому  что  наши  запасы
совершенно истощились. По твоим собственным словам, спустя час ты набрел  на
след,  который  пересекал  твой  собственный.  По  этому  следу  можно  было
определенно судить, что здесь недавно прошли сани и люди на лыжах. Несколько
дальше, близ догоравшего костра ты нашел  еще  другие  следы  и  между  ними
отпечаток  маленькой  женской  ножки,  которая,   как   ты   заявил,   могла
принадлежать только Миннетаки.
     Родерик слушал, весь дрожа, с туго  и  болезненно  натянутыми  нервами.
Если бы он мог, он сразу вырвал бы из горла  Ваби  все  слова,  которые  тот
должен был произнести. Конечно, утомленный юноша  не  мог  рассказывать  так
быстро, как хотелось бы нетерпеливому влюбленному.
     -- Да, да, все это я знаю. Ну а дальше?
     Проводник протянул Ваби третью чашку бульона,  которую  тот  немедленно
выпил, после чего продолжал более твердым и звучным голосом:
     -- Когда мы достигли фактории, которая была осаждена с трех сторон,  мы
узнали от моего отца, что Миннетаки отправлена на юг, в  Кеногами-Хоуз,  где
ей не угрожает никакая опасность. Отец добавил, что вполне согласен с  гобой
и что открытые тобой следы могут принадлежать только Миннетаки и ее эскорту.
     -- Ну, и что же?
     -- Ну и оказывается, что в то время Миннетаки находилась уже  в  плену.
Почти весь эскорт ее был перебит, а вождь племени  Вунга,  который  когда-то
был влюблен в мою мать и несколько десятков лет ненавидит моего отца,  решил
добиться реванша и увез неведомо куда нашу девочку. Или увез ее или...  Одни
Бог знает, какая судьба постигла ее.
     И в то время, как Род бессильно сжимал  кулаки,  Ваби  заканчивал  свой
рассказ:
     -- Спустя час после твоего отъезда  мы  узнали  почти  все  подробности
страшной  катастрофы.  Одному  человеку  из  охранительного  отряда  удалось
спастись. Он был тяжело ранен, находился почти при смерти, но  на  следующее
утро  собрал  последние  силы  и  с  невыразимыми  трудностями  добрался  до
фактории. Он-то и рассказал нам все. Ему была оказана немедленная помощь, но
я почти уверен, что в настоящее время его уже нет в живых. Главные силы были
оставлены для защиты фактории, а незначительная часть солдат в самом спешном
порядке рассыпалась по всем направлениям. К ним на помощь пришли наши лучшие
трапперы, которые тоже горят  желанием  найти  бандитов  и  должным  образом
проучить их. Мы с Мукоки присоединились к ним. К сожалению, легкая оттепель,
очень редкая в это время года, совершенно стерла следы, и мы пока ничего  не
нашли и ничего не добились. И вот почему...
     -- Что?
     -- И вот почему я подумал о тебе, Родерик.  Мне  кажется,  если  бы  мы
пошли по тому пути, по которому несколько дней назад мы пробирались,  вместе
с Мукоки в факторию, то легко нашли бы место  нашего  привала,  то  есть  то
самое место, откуда мы разошлись с тобой в разные стороны.  Я  полагаю  еще,
что твоя память сохранила воспоминания об  окружающей  местности  и  поможет
тебе ориентироваться и вернуться туда, где ты обнаружил следы Миннетаки и ее
отряда. Во всяком  случае,  это  могло  бы  служить  нам  исходным  пунктом.
Оттепель была не  повсеместной.  Может  быть,  там  снег  не  тронут,  следы
сохранились и помогут нам взять нужное направление.
     Он помолчал и снова заговорил:
     -- Теперь, надеюсь, тебе ясно, почему мы  с  едва  оправившимся  Мукоки
посреди ночи бросились за тобой вдогонку. Ты должен понять также,  почему  я
оставил на середине пути Муки, который находится теперь на расстоянии десяти
--  двенадцати  миль  позади  нас.  Он  остался  с  другой  парой  саней   и
полуиздыхающими собаками,  а  я  продолжал  путь,  захватив  собак,  которые
находились в лучшем состоянии. Выбившись окончательно из  сил  и  очутившись
один в ледяной пустыне,  я  прибег  к  последнему  средству,  которое  могло
привлечь твое внимание: я стал стрелять  и  стрелял  до  тех  пор,  пока  не
растратил всех зарядов. Я прекрасно понимал, что нахожусь  на  краю  гибели,
что ежесекундно могу лишиться  сознания  и  потерять  все,  в  том  числе  и
собственную жизнь. Род, Род, у меня осталась только единственная надежда  на
спасение Миннетаки, и эта надежда неразрывно связана с тобой.  Наша  девочка
похищена Великой Белой Пустыней, и мы должны  напрячь  все  силы  для  того,
чтобы освободить ее.
     Глаза Родерика пылали. Нервным, порывистым движением  он  схватил  руки
друга и крепко пожал их.
     -- Ничего, Ваби, не  волнуйся!  --  воскликнул  он.--  Я  нисколько  не
сомневаюсь в том, что мне удастся найти эти следы. Я сделаю все возможное  и
даже невозможное. Если  потребуется  и  понадобится,  мы  дойдем  до  самого
северного полюса и дальше. Мы будем искать ее до дня Страшного суда!
     Едва только  он  произнес  последние  слова,  как  из  соседнего  леска
донеслись звуки человеческого голоса  и  хлопание  бича,  похожее  на  треск
револьверного  выстрела.  Молодые  люди   замолчали,   затаив   дыхание,   и
насторожились. Звуки приближались.
     -- Это -- Мукоки! -- произнес наконец Ваби.-- Это может быть только он.
Он нагоняет нас.



     Действительно, это был Мукоки, который собрал последние силы и  вдохнул
новую мощь в околевающих собак. Старый траппер находился в таком же  тяжелом
состоянии, как и Ваби. Удлинившееся и заострившееся лицо  явно  говорило  об
его истощении.
     Как только он подъехал к костру, проводник  немедленно  уложил  его  на
медвежью полость и угостил чашкой горячего  бульона,  который  оказал  самое
благотворное воздействие.
     --  Ваби  догнал  вас...--   с   трудом   произнес   индеец,   стараясь
улыбнуться.-- Это хорошо, это очень хорошо...
     Но для лирических излияний времени не было.
     -- Дорога  каждая  минута!  --  заявил  Ваби.--  Мы  должны  немедленно
двинуться в путь. От того, когда мы выедем, часом раньше или позже,  зависит
наша победа или поражение. Надо  торопиться,  как  это  ни  трудно  в  нашем
положении.
     --  В  таком  случае  возьмите  наших  собак!  --  предложил  проводник
Родерика.-- У нас  шесть  собак,  и  все  они  находятся  в  превосходнейшем
состоянии, потому что мы нормальным шагом шли вперед. Этим-то и  объясняется
тот факт, что вы так скоро догнали нас. Вам  надо  выбрать  из  ваших  собак
трех-четырех посильнее и запрячь их вместе с нашими. Я лично посоветовал  бы
вам дать им час-другой отдохнуть. Кроме того,  их  необходимо  накормить.  И
собаки оправятся, и вы сами подкрепите свои  силы.  В  противном  случае  вы
далеко не уедете. Вам очень быстро изменят  силы,  и  все  равно  ничего  не
выйдет. Послушайте лучше меня. Я знаю это дело.
     Тотчас был разбит временный лагерь, и проводник  Родерика  выложил  все
имеющиеся в наличности съестные  припасы.  Прекрасный,  ровный  огонь  мигом
поднял общее настроение.
     Помимо  усталости  собаки,  прибывшие  из  Вабинош-Хоуза,   чувствовали
сильнейший голод, и при виде огромного куска мяса, который  проводник  начал
рубить на части, они издали яростный вой, сбились  в  тесную  кучу  и  самым
выразительным образом задвигали челюстями.
     Люди с большим трудом развели их в разные стороны  и  прекратили  таким
образом общую свалку. Через короткое время все собаки получили добрую порцию
мороженого мяса от того  самого  куска,  которым  теперь  угощались  четверо
человек, усевшись вокруг костра. Покончив с жарким, путешественники  набрали
снегу, вскипятили воду и приготовили себе кофе.
     Вдоволь наевшись и несколько  отдохнув,  люди  начали  отбирать  собак.
Четыре  собаки  Ваби  были  присоединены  к  шести  псам  Родерика,  которые
находились в самом завидном состоянии. В сани Ваби и Мукоки было впряжено по
пяти "рысаков". Проводник Родерика решил по  мере  возможности  использовать
остальную упряжку и, не торопясь, вернуться в Вабинош-Хоуз.
     Точно так же были распределены продукты и оружие, причем на долю Муки и
обоих  молодых  людей  досталось  самое  лучшее,  что  находилось  в   общем
распоряжении.
     Вскоре после того небольшой отряд двинулся в путь, вернее сказать, стал
возвращаться по собственным следам вдоль лесов, полей и небольших  рощиц.  К
тому времени, как люди заметили беспредельную, застывшую  поверхность  озера
Нипигон, солнце стояло уже низко на пустынном грустном горизонте.  Солнечные
лучи уже не приносили с собой никакого тепла, и с каждой минутой становилось
все холоднее.
     Через полчаса пламенный диск совершенно исчез, и вдруг, как это  всегда
наблюдается в Нортландии, ночь  опустила  свои  быстрые,  непроглядно-черные
крылья на землю.
     Северная ночь окутывает вас каким-то волнистым струящимся  плащом.  Она
бросает на вас такую густую завесу, что минутами кажется,  будто  вы  можете
нащупать руками нависший рыхлый мрак...
     Вот именно такая ночь спустилась на землю к тому  времени,  когда  наши
путники достигли озера, и Мукоки первым ступил на его снежную поверхность.
     Старый индеец, к которому вернулась вся его изумительная энергия, бежал
рядом с санями. Ваби, все еще не пришедший в  себя,  лежал,  завернувшись  в
меха, на вторых санях, за которыми бежал  Родерик,  самый  сильный  из  всех
троих.
     Чисто механически выполняя  свое  трудное  дело,  он  продолжал  думать
только об одном: о  тех  исключительных  событиях,  которые  разыгрались  на
протяжении двух последних дней. Он думал о горячо  любимой  матери,  которая
находилась в данное время в Детруа,  и  с  нетерпением  поджидала  сына.  Но
больше всего он думал об очаровательной, молоденькой  Миннетаки,  к  которой
стремился всем своим юным  сердцем.  Он  познакомился  с  ней  только  шесть
месяцев назад, так недавно обменялся с ней первыми робкими словами,  но  уже
был пленен ею и, вероятно, навсегда...
     Что сделает с ней вождь Вунга до тех пор, пока они  нагонят  его,  если
вообще можно допустить мысль, что они когда-нибудь добьются своей цели?  Что
ждет ее? Что она делает сейчас? Жива ли? Как себя чувствует?
     Они быстро неслись вперед по намеченному пути. На далеком расстоянии от
них поверх леса замирал пунцово-красный солнечный свет. Моментами  чудилось,
что все озеро окутано огромным, белесоватым саваном,  который  неведомо  где
начинался и кончался.
     Ваби, пролежав несколько часов на санях, чувствовал  себя  сравнительно
хорошо и теперь вместе с остальными товарищами бежал за санями. Было решено,
что каждый из них должен бежать не дольше десяти минут,  а  затем  отдыхать.
Только при таком условии можно было рассчитывать на то, что никто из них  не
выбьется из сил до первого этапа.
     Трудно было сказать, чем именно руководствовался  Мукоки,  который  вел
весь  отряд,  но,  так  или  иначе,  он  ни  разу  не  проявил  ни  малейшей
нерешительности. Очень скоро в небе весело зажглись звезды. А вслед за  ними
над черным горизонтом луна подняла свои искрящийся огненный  шар  и  открыла
глазам путников  такое  зрелище,  какое  можно  видеть  только  в  волшебные
северные ночи.
     По мере того как лунный диск клонился  к  зениту,  его  кроваво-красный
цвет постепенно переходил в алый. Вдруг неведомо  откуда  в  него  вонзились
серебряные стрелы, и в эфире вскоре повис бледно-золотой фонарь,  источающий
нежнейший свет на холодный снег...
     Великое молчание объяло Белую Пустыню, и  лишь  время  от  времени  оно
нарушалось  легким  скрипом  полозьев,  мягким   шуршанием   собачьих   лап,
погружавшихся в снег,  и  коротенькими,  отрывистыми  замечаниями,  которыми
изредка обменивались люди.
     Часы Родерика показывали  начало  девятого,  когда  Ваби  повернулся  к
своему приятелю и, указывая на длинную темную линию, перерезывавшую горизонт
и отбрасывавшую глубокую тень на белоснежный лик озера, сказал:
     -- Вон там лес! Мы подходим к нашему первому этапу.
     Казалось, собаки поняли, что сказал человек, и налегли  изо  всех  сил.
Передовой пес почуял запах хвойных деревьев и радостно залаял.
     Обе упряжки прежним аллюром продолжали свой путь, и на фоне лунной ночи
все ярче и четче проступали очертания приближающегося леса. Через  несколько
минут обе пары саней остановились у юго-восточного берега озера  Нипигон,  и
собаки, сбившись в кучу, мигом улеглись на земле.  С  полудня  отряд  сделал
около шестидесяти миль.
     -- Мы здесь разобьем лагерь! -- сказал Ваби.-- Я едва держусь на ногах.
К тому же нам необходим дневной свет для того, чтобы найти  след.  Ночью  мы
ровно ничего не сможем сделать.
     Мукоки, не дожидаясь ответа Родерика, схватил топор и уже начал срубать
наиболее близкие к нему ветки.
     -- Род,-- предложил Ваби,-- займись костром, а мы с Муки  тем  временем
поставим временное жилье. Надо согреться.
     Спустя полчаса была воздвигнута небольшая хижина, сделанная из сосновых
ветвей, и пред ней уже пылал  буйный  огонь,  бросающий  в  морозный  воздух
тысячи радостных и бойких искр. Род успел собрать множество сухих  поленьев,
которые обеспечивали тепло до самого утра, и Ваби вместе с Муки, закутавшись
в меха и вдыхая чудесный смолистый запах, очень уютно  устроились  на  ночь.
Родерик, который чувствовал  себя  гораздо  бодрее  своих  товарищей,  решил
дежурить всю ночь. Он уселся совсем близко  к  костру  и,  продолжая  чем-то
лакомиться,  не  отрывал  взора  от  пляшущего  пламени,  которое  временами
принимало самые фантастические формы. Собаки подползли к  самому  костру,  и
иногда казалось, что их оставили все признаки жизни.
     Время от времени из лесу доносился жалобный вой одинокого волка. Иногда
над костром пролетала громадная белая сова и бросала в огонь свой  страшный,
почти  человеческий  крик:  "Алло!  Алло!".  Под  оседающим  снегом  трещали
деревья.
     Но ни остервенелый вой волка, ни  треск  деревьев,  ни  безумные  крики
крылатого гостя не были в состоянии разбудить спящих.
     Так прошло около часа. Родерик, положив ружье на колени, все еще  сидел
у костра. Образ Миннетаки не оставлял его. Он никак  не  мог  отделаться  от
твердой уверенности, что она в это же самое время тоже не спит и без  устали
думает о своих спасителях.
     Вдруг под воздействием тех телепатических сил, которые  иногда  гораздо
мощнее в нас, чем мы сами можем думать, Родерику показалось,  что  он  видит
девушку совсем близко -- не образ и не дух ее, а живую Миннетаки из плоти  и
крови! Подобно ему, она сидела совсем близко у пылающего костра.
     Ее прекрасные черные волосы светились от отблесков  огня,  а  на  спину
падали тяжелые косы. Она напряженно глядела на пламя, и минутами создавалось
впечатление, что, не в силах  совладать  с  неведомыми  чарами,  она  сейчас
бросится в огонь.
     И совсем близко, гак близко, что стоило только  протянуть  руку,  чтобы
коснуться его, стоял человек с таким суровым выражением  лица,  что  Родерик
содрогнулся. Это был сам дьявол в образе человека, краснокожий Вунга,  вождь
бандитского племени, который уже давно был объявлен вне закона. Он все время
говорил со сладострастным огнем в глазах и вдруг протянул свою страшную руку
по направлению к девушке.
     Совершенно  бессознательно  молодой  человек  издал   отчаянный   крик,
разбудивший всех собак, и вскочил с места. Что случилось? Приснился страшный
сон? Или, может быть, то, что он видел, было  гораздо  страшнее  и  реальнее
любого сна?
     Напрасно он старался отделаться от овладевшего им испуга и вернуть себе
утраченное спокойствие. Почему, с какой целью Вунга протянул руку к девушке?
     Этот вопрос, крайне нелепый по существу, продолжал страшно волновать  и
мучить Родерика.
     Он поднялся, подошел еще ближе к костру, перемешал уголья  и  подбросил
так много дров, что огонь мигом поднялся выше прежнего, лизнул самые высокие
ветви деревьев и швырнул по сторонам мириады искр. Казалось, яркое,  веселое
пламя несколько успокоило юношу. Он уселся на прежнем месте и сделал попытку
уснуть. Но в следующее мгновение его глаза с прежней четкостью уловили образ
Миннетаки, за которой стоял все тот же Вунга. На этот раз индеец схватил  ее
в свои объятия, и  девушка  напрасно  старалась  освободиться.  Она  отважно
боролась,  но  индеец  был  гораздо  сильнее   ее   и,   победив   отчаянное
сопротивление, поднял Миннетаки и убежал с ней в лес, где и скрылся...
     Родерик снова вскочил с места и  протер  глаза.  Холодный  пот  на  миг
покрыл все его тело. Он не пытался уже уснуть. Часы,  которые  он  вынул  из
кармана и поднес поближе к огню, показывали за полночь. Через час он  должен
был разбудить своих товарищей.
     Он занялся  приготовлениями  к  завтраку  и  накормил  собак.  Ровно  в
половине второго часа ночи он вошел в  хижину,  направился  к  Ваби  и  стал
тормошить его.
     -- Вставай, вставай! -- закричал он ему  в  ухо.--  Пора  отправляться!
Живо вставай!
     Молодой  человек  не  сразу  проснулся,  но,  проснувшись,   немедленно
поднялся, потянулся и через несколько минут в сопровождении Мукоки подошел к
костру.
     Родерик делал усилия сохранить внешнее спокойствие и не  обмолвился  ни
словом о странном видении, которое два раза подряд посетило его. Но  он  был
так нервно настроен, что без конца торопил  своих  попутчиков  и  раньше  их
проглотил завтрак.
     Мукоки немедленно приступил к своему делу,  то  есть  занялся  поисками
старого следа, того самого следа, который  они  проложили  с  неделю  назад,
когда возвращались в Вабинош-Хоуз. Когда они тронулись в путь,  луна  стояла
еще довольно высоко в небе, но отбрасывала на землю все  большие  и  большие
тени. Она как-то неожиданно скрылась за высокими деревьями и уже  больше  не
показывалась, и, таким образом, спасителям Миннетаки  пришлось  пользоваться
только звездным светом.
     Мукоки  прежде  всего  направил  собак  по  замерзшему  ложу  небольшой
речонки,  летом  протекавшей  в  лесу.  Обе  пары  саней  довольно  медленно
подвигались по ухабистой дороге, которая с каждым шагом становилась все  уже
и тяжелее. Наконец после  четырехчасового,  крайне  утомительного  пути  лес
поредел, и Мукоки, все еще находившийся впереди крохотного отряда  и  раньше
товарищей вышедший на вершину крутого склона, отдал приказание:
     -- Стой!
     По другую сторону склона высился едва различимый в ночном  мраке  дикий
хаос камней, небольших скал, вырванных с корнем деревьев, ложбинок и  крутых
троп. Ясно было, что до рассвета опасно продолжать путь.
     Ваби разложил небольшой костер, вокруг которого плотно уселись  люди  и
собаки.  Прошло  довольно  много  времени,  которое  показалось  бесконечным
порывистому и возбужденному Родерику, пока звезды наконец стали  блекнуть  в
небе и свет их сменился ранней бледной зарей, которая вдруг, как  всегда  на
севере, пышно расцвела.
     Начиная с этого места, трудно, почти  невозможно  было  найти  малейшие
намеки на старый след, но многоопытный  Мукоки  и  не  думал  унывать  и  по
совершенно неуловимым признакам определял знакомые кусты, деревья и камни  и
каждую  "находку"  приветствовал  своим  характерным   кряхтеньем,   которое
убеждало обоих юношей, что все идет нормально и что они находятся на  верном
пути.
     Они шли так  целый  день,  сделав  лишь  непродолжительный  привал  для
завтрака  и  легкого  отдыха.  Родерик  и  Ваби  не  переставали  удивляться
неутомимости старого траппера и той уверенности,  с  какой  он  гнал  вперед
собак.
     Казалось, его глаза ни на миг не закрывались и  совершенно  забыли  про
то, что на свете существует усталость.  Время  от  времени  он  останавливал
собак, и один подавался то влево, то вправо. После  того  он  возвращался  к
саням, не проронив ни слова, а Ваби и Родерик, в свою очередь,  не  задавали
ему никаких вопросов. Они предоставляли старику полную свободу и, зная,  что
он не любит ни лишних слов, ни лишних жестов и  движений,  оставляли  его  в
покое. Огромную пользу ему приносил пес, который, подобно  ему  самому,  все
время вынюхивал старый след.
     Время от времени молодые люди  тоже  узнавали  то  скалу,  которую  они
недавно видели, то кустарник, вдоль которого они проходили. Случалось даже и
так, что в тех местах, которых не коснулась временная оттепель, они находили
отдельные, неясные отпечатки своих ног, что окончательно убеждало их в  том,
что они идут по правильному пути.
     Но поистине было непостижимо, каким образом мог ориентироваться Мукоки,
который пользовался только своей изумительной памятью.
     Как Ваби ни ломал голову, он не  мог  понять  этого.  Что  же  касается
Родерика, то он со все возрастающим волнением спрашивал самого себя: что  он
мог бы сделать, если бы был предоставлен исключительно самому себе?  Как  он
вышел бы из подобного затруднительного положения?
     Он и теперь, в обществе Мукоки и Ваби, не питал чрезмерной  надежды  на
то, что они добьются своего,  но  в  минуты  наиболее  острого  отчаяния  он
мысленно вызывал нежный образ Миннетаки, и при виде ее молитвенно протянутых
ручек к нему возвращалось все  то  мужество,  которое  так  было  необходимо
теперь.
     Остановились на ночь с первыми вечерними  сумерками.  Как  и  накануне,
немедленно была поставлена лиственная хижина, близ которой  через  несколько
минут запылал большой костер. Родерик. Ваби и  Мукоки  под  покровительством
звезд и луны по очереди дежурили до утренней зари.
     На  следующий  день,  часов  около  двенадцати,   Мукоки,   по-прежнему
прокладывавший путь и тщательно замечавший малейшие  указания,  вдруг  издал
радостный крик, от которого в первую минуту молодые люди вздрогнули.
     -- Хижина! -- закричал он  и  протянул  вперед  руку.--  Вы  посмотрите
только! Видите?
     Лицо его приняло самое победное  выражение.  И  действительно,  путники
подошли к своему старому лагерю, к  нетронутой  лиственной  хижине,  которая
сохранилась точно в таком же состоянии, в каком они оставили  ее.  Именно  в
ней они провели несколько ночей, прежде чем вернулись в Вабинош-Хоуз.
     Ваби опустил дрожащую руку на плечо Родерика, который был взволнован не
меньше его самого.
     -- Ну, а теперь,-- произнес  он,--  наступил  твой  черед  действовать.
Помни, Род, что успех нашего дела сейчас зависит только от тебя.



     Родерик Дрюи на минуту был близок  к  тому,  чтобы  потерять  сознание.
Какую страшную ответственность возложили теперь на него!
     Прежде всего надо было вспомнить, какой путь  он  избрал  в  тот  день,
когда, разлучившись на короткое время с товарищами, он отправился за  дичью.
Это был первый и почти кардинальный вопрос.
     Перед брошенной хижиной  влево  и  вправо  тянулась  довольно  обширная
лужайка. Солнце весело  играло  на  снегу,  который  на  большом  протяжении
совершенно растаял. При самом тщательном осмотре нельзя было  обнаружить  ни
малейших отпечатков человеческих ног.
     А между тем ему было сказано:
     -- Иди вперед! Теперь все остальное зависит только от тебя:  помни  это
твердо.
     Собаки, бесконечно радуясь  тому,  что  им  подарили  временный  отдых,
вытянулись на снегу. Абсолютное молчание царило среди троих людей, связанных
одной и той же целью, одним и тем же порывом. Родерик вознес немую молитву к
небу.
     Он ясно помнил, что тогда направился к югу, и именно это направление он
избрал теперь. С ружьем наперевес, в сопровождении друзей, которые сделали с
ним только несколько шагов, он довольно решительно пошел вперед. Считаясь  с
его настроением, Мукоки и Ваби не произнесли ни слова.
     К своему неописуемому изумлению,  он  узнал  некоторые  кусты,  которые
показались ему более знакомыми, чем остальные. Шесть месяцев назад, когда он
только прибыл в Нортландию, он не  был  способен  на  это.  Но  за  истекшие
полгода он  столько  раз  участвовал  в  облавах  на  волков  и  так  близко
познакомился с Пустыней, что его глаза были натренированы  гораздо  сильнее,
чем он сам думал.
     Конечно, нельзя было еще говорить о полноте его  познаний,  ибо  он  на
каждом шагу останавливался, не зная  в  точности,  куда  дальше  пойти,  что
дальше делать.
     Он также ясно помнил то, что сначала вышел  на  широкое  поле,  миновав
которое, стал подыматься по отлогому холму. Но в каком месте он повернул? На
этот весьма важный вопрос он пока не находил ответа.
     Перед его глазами раскрывался хаотический и прекрасный в своей  дикости
пейзаж, и он призвал на помощь всю силу своего зрения,  и  весь  ум,  и  всю
память для того, чтобы хоть кое-как разобраться в топографии местности.
     Сомнения его росли с каждой минутой, и вдруг он  совсем  оробел,  когда
повернулся и увидел на расстоянии тридцати -- сорока шагов  Мукоки  и  Ваби,
которые пристально, по-прежнему молча, смотрели в его сторону.
     Ему стало так тяжело и стыдно, что против воли  его  глаза  наполнились
чисто детскими слезами.
     Неужели же из-за него Миннетаки пропала навсегда?
     В подобном состоянии, недвижный, как статуя, он  мог  бы  простоять  до
вечера, если бы яркая  полоса  света,  перерезавшая  все  поле,  на  миг  не
ослепила его. Этот яркий свет был брошен с противоположной стороны  огромной
ледяной  глыбой,  которая  по  странному  капризу  природы  удерживалась   в
состоянии полного равновесия на  вершине  откоса,  где  она  была  оставлена
пронесшейся мимо ледяной лавиной.
     Эта глыба, прозрачная, ясная и чистая, как кристалл, сыграла  в  данном
случае роль призмы,  сквозь  которую  солнечный  луч,  преломившись,  послал
Родерику Дрюи свое спасительное указание. И действительно,  молодой  человек
тут же на месте вспомнил, что неделю назад он  проходил  мимо  этой  льдины,
которая сразу привлекла к себе его внимание. Он побледнел  от  радости  и  с
легкостью козы и с победным криком бросился вперед.
     Его попутчики, которым он не сказал ни  слова  и  которые  молча  между
собой переглядывались, словно спрашивая друг друга, не сошел  ли  Родерик  с
ума, едва поспевали за ним. С той же легкостью и стремительностью он побежал
по снегу до основания откоса и стал подыматься наверх, ни на миг не  отрывая
взора от чудесного сигнала, посланного ему самой судьбой.
     Только тогда,  когда  он  добрался  до  голубеющей  в  небе  глыбы,  он
остановился и с громадным усилием перевел дух. Лишь через несколько минут он
пришел в себя, стал дышать гораздо ровнее и мог объяснить Мукоки и Ваби, что
случилось и какую чудесную помощь послало ему провидение.
     С вполне законной гордостью он выслушал все похвалы в свой  адрес,  еще
немного отдохнул и стал подыматься к вершине ската.  Когда  он  добрался  до
намеченной  цели,  солнце  стало  уже  спускаться  к   холодному,   угрюмому
горизонту.  Мало-помалу  стало  темнеть,  но  Родерик,  уже   руководствуясь
собственным инстинктом, продолжал с тем же неутомимым упорством свои поиски.
Он как-то сразу, без малейшего  напряжения  вспомнил  многое,  что  казалось
давным-давно уплывшим из его памяти.
     При других обстоятельствах и в менее трагической  обстановке  Мукоки  и
Ваби от души смеялись бы при виде того, как Родерик, как вьюн,  вертелся  на
одном и том же месте, то приседал, то  подымался,  снова  приседал  и  снова
подымался, озирался по сторонам и с видом старого траппера вынюхивал искомый
след.
     Но теперь им было не до смеха.
     Ночь уже бросала свои первые, легкие  сумерки.  Небо  затянулось  серой
пеленой, но Родерик успел выйти на  крохотную  лужайку  и  по  полуобгорелым
поленьям узнал то самое место, где на прошлой неделе  натолкнулся  на  следы
Миннетаки и ее наглых преследователей.
     Им овладела такая гордость, а вслед за ней столь яркая надежда, что  на
миг ему показалось, что его сердце сейчас вырвется из груди... Он увидел  те
же кости, те же остатки трапезы, разбросанные вокруг погасшего костра...
     И у него уже не оставалось никаких сомнений насчет того, что  он  нашел
именно то, что так упорно искал.
     Да, он нашел то, что искал, за исключением лишь одного: отпечатка  ноги
Миннетаки. К нему на помощь поспешил Мукоки, который стал разгребать снег  и
самым тщательным образом искать следы побывавших здесь людей, а  также  лыж,
полозьев и собачьих лап.  Оттепель  продолжалась  лишь  один  день,  но  она
сделала свое дело и уничтожила  все  признаки  пребывания  здесь  индейского
отряда.
     -- Я думаю,-- начал Ваби,-- что  мы  должны  во  что  бы  то  ни  стало
провести здесь ночь. Может быть, дневной свет поможет нам, и мы найдем,  что
нам нужно.
     Несмотря на безумную радость Родерика, который  хлопал  в  ладоши,  как
маленький мальчик, Ваби и старый траппер не разделяли  его  настроения.  Да,
пока еще нечему было радоваться.
     "Еще одна ночь! -- думали они про себя.-- Еще одна прошедшая без всякой
пользы ночь!"
     Индейцы настолько ушли вперед, что у преследователей  не  было  твердой
уверенности в том, что их удастся  вовремя  нагнать.  Разве  только  поможет
какой-нибудь непредвиденный счастливый случай.
     Мукоки и  Ваби  избегали  делиться  своими  грустными  размышлениями  с
Родериком,  боясь  опечалить  его.  Не  теряя  времени,  все  трое  занялись
устройством хижины из березовых ветвей,  возле  которой,  по  установившейся
традиции,  разложили  костер.  Мукоки,  оказавшийся  выносливее   остальных,
вызвался дежурить всю ночь.
     Род и Ваби, изнервничавшиеся до последней степени,  уснули  так  легко,
что у старика не хватило духу  будить  их,  когда  пришел  назначенный  час.
Солнце уже встало, когда молодые  люди  вышли  наконец  из  хижины  и  стали
потягиваться,  желая  размять  онемевшие  члены.  Ими  тотчас   же   овладел
невыносимый стыд, когда они обнаружили, что Мукоки нет подле костра. Траппер
не терял драгоценных минут  и,  очевидно,  занимался  чем-то  очень  важным,
потому что, когда он  появился  через  полчаса,  лицо  его  выражало  полное
удовлетворение.
     -- Ну, что слышно? -- спросил Ваби.
     Индеец протянул руку в северо-восточном направлении.
     -- Они пошли в ту сторону! -- сказал он.
     Старый траппер  совершенно  правильно  рассудил,  что  если  похитители
девушки и направились к югу, то сделали это только для отвода глаз, так  как
с этой стороны им угрожала  опасность  быть  пойманными  в  скором  времени.
Поэтому они  должны  были  немедленно  свернуть  на  север  и  затеряться  в
местности, известной только им одним. Великая Белая  Пустыня  хранила  много
уголков, куда еще не проник ни один белый человек.
     Тщательно изучая окрестности и топографический профиль места,  где  они
находились, Мукоки  настолько  увлекся,  что  незаметно  вышел  на  узенькую
долинку,  тянувшуюся  на  северо-восток  и   окаймленную   такими   высокими
скалистыми холмами, что солнце сравнительно редко проникало в  нее.  Он  был
настолько опытным следопытом, что тотчас же  обратил  внимание  на  то,  что
почва местами примята. Это  обстоятельство  принудило  его  пойти  несколько
дальше, и через самое короткое время он нашел  несомненные  пятна  крови  и,
таким образом, убедился в том, что среди индейцев были раненые.
     Затем на крутом повороте долинки, на  том  самом  месте,  где  огромный
северный кедр бросал на землю длинную, непроницаемую тень, Мукоки  обнаружил
вполне четкие следы двух пар саней, многочисленных собак и десяти-двенадцати
человек.
     Глаза траппера горели  воинственным  огнем,  когда  он  стал  объяснять
товарищам результаты своих поисков. Он выразил полную уверенность в том, что
обе пары саней  принадлежали  Миннетаки  и  ее  эскорту,  который  был  взят
индейцами в плен, а затем перебит.
     После непродолжительного обмена мнениями собаки были запряжены, и  трое
людей последовали за ними в узкую долину, тщательно исследованную  индейцем.
Упряжка настолько отдохнула за последние  два  дня,  что  буквально  рвалась
вперед и быстро вынесла сани на то место, где Мукоки открыл первые  кровавые
пятна. Час спустя отряд обнаружил  еще  более  отчетливые  следы  пребывания
индейцев.
     Вдруг совершенно неожиданно для товарищей  Мукоки,  шедший  по-прежнему
впереди, остановился. Его внимание привлек труп, который лицом к земле лежал
на дороге. Индеец немедленно подошел к страшной находке,  перевернул  ее  на
спину и без особого труда узнал одного из  служащих  фактории.  Ваби  вполне
поддержал его мнение. Очевидно, несчастный был взят в плен и уведен  врагами
вместе  со  своей  молодой  госпожой.  Возможно,  что  он  пытался  спастись
бегством.  Вероятно,  он  был  тяжело  ранен,  и   индейцы   просто   решили
освободиться от лишнего груза, который затруднял их путь. Ударом топора  они
прикончили его: об этом можно было судить по страшной ране на голове.
     Родерик с ужасом глядел на убитого. Ваби и Мукоки подняли труп за ноги,
отнесли его в сторонку,  положили  на  землю  и  засыпали  снегом.  Довольно
высокий снежный холм послужил  ему  памятником.  Покончив  с  этой  грустной
обязанностью, путники с лихорадочной поспешностью продолжали свой путь.
     Долина все еще убегала в прежнем направлении, причем края ее  с  каждой
милей становились все круче и  неприступнее.  Она  была  настолько  ровна  и
пряма,  что  преследователи  не  испытывали  никакой  нужды  в   специальном
проводнике. К тому же чуть ли не на каждом шагу они находили следы  тех,  за
кем гнались,
     Кровавые пятна становились с каждым поворотом дороги вес гуще  и  чаще.
Одновременно с этим Мукоки отметил,  что  полозья  саней  настолько  глубоко
уходили в снег, что местами касались почвы. Из этого факта легко можно  было
вывести заключение, что среди индейцев находилось  довольно  много  раненых,
которые постепенно садились на сани, не в силах пешком продолжать свой путь.
Груз становился с каждым разом  все  тяжелее,  что,  конечно,  не  могло  не
отразиться на скорости передвижения.
     -- Это хорошо... это очень хорошо...-- несколько  раз  подряд  повторил
старый индеец.-- Это нам на руку.
     Так прошел весь день, во время которого преследователи  разрешили  себе
самый кратковременный отдых. Временами они неслись с  такой  скоростью,  что
все чаще вспоминали о том, как безумно гнали  собак  три  дня  назад,  когда
искали Родерика.
     С первыми признаками наступающей ночи они подъехали к остаткам большого
костра, близ которого увидели две хижины из сосновых ветвей. Факты  говорили
сами за себя. Сразу стало ясно, что большую хижину занимал вождь Вунга и что
в другой хижине поместились все остальные индейцы.  Ко  второй  хижине  вели
следы маленькой ножки, и ни у кого не возникло сомнений насчет того, что они
могли принадлежать  только  Миннетаки.  Родерик  почувствовал,  как  сильная
судорога пробежала по его телу.
     Волнение друзей еще усилилось после того, как они вошли в первую хижину
и сразу же заметили большие сгустки крови рядом с окровавленным бельем.
     Что это значило? Кто был ранен? Миннетаки? Или же сам Вунга?
     Самые разнообразные вопросы вставали перед ними, но ни на один  из  них
пока нельзя было найти определенного ответа. Во второй хижине они обнаружили
два человеческих тела.  Одно  из  них  уже  успело  застыть,  а  второе  еще
сохранило некоторые остатки тепла. На обоих видны были следы путь.  Раненные
во время схватки с индейцами, и, очевидно, притащились сюда  и  здесь  нашли
смерть.
     В то время как Ваби и Родерик тщательно осматривали трупы, Мукоки,  как
всегда в таких случаях, старался не терять золотое  время  и  занялся  самым
внимательным анализом  костра.  Он  голыми  руками  перемешал  полуобгорелые
головни, из которых одна была еще совсем теплая.
     Он проворчал с видом полного удовлетворения:
     -- Вот это хорошо... Вот это хорошо! Именно то, что нам надо! Родерик и
Ваби вскоре присоединились к нему. При виде того, как старый индеец усиленно
дул на головню, желая разжечь ее, молодые люди  сразу  поняли,  как  обстоят
дела. Им стало ясно,  что  враг  находится  совсем  близко.  Раненые  сильно
затрудняли продвижение индейцев вперед, и поэтому можно было рассчитывать на
то, что погоня скоро закончится.
     Конечно,  все  это  было  очень  хорошо,  но  тем  не   менее   радость
преследователей   носила   довольно   томительный   и   тяжелый    характер.
Преследователи ни на минуту не могли забыть про кровь, которую они видели  в
большой хижине. Кому она принадлежала? Кто  был  так  тяжко  ранен?  На  эти
мучительные вопросы все еще не было никакого ответа.
     Вечерняя трапеза была наскоро приготовлена и съедена. Собак  немедленно
распрягли, и Мукоки указал на то, что их лапы снова изранены  и  кровоточат.
Животным дали двойные порции, и было решено, что  ввиду  острого  положения,
придется часть ночи провести в дороге. Дорог каждый час.
     Несмотря на то, что  луна  совсем  слабо  светила  в  эту  ночь,  следы
индейцев проступали настолько отчетливо, что не угрожала  никакая  опасность
сбиться с верного пути. После самого кратковременного  привала  собак  снова
запрягли, и отряд шел ночи всю ночь.  Лишь  за  два  часа  до  рассвета  был
устроен более продолжительный привал, причем люди и собаки нашли  приют  под
большой скалой, находившейся под прикрытием очень высокой горы.  Отряд  спал
до самого утра. Мукоки, проснувшись, тотчас же бросился на дорогу, и,  когда
он увидел, до чего ясны отпечатки полозьев и ног, то заявил  с  уверенностью
опытного человека:
     -- Они прошли здесь не более четырех часов назад!
     Всем стало ясно, что приближается роковой и решительный момент.
     Они собрались на совет, в  результате  которого  было  решено  оставить
собак и сани под  прикрытием  скалы  в  углублении,  похожем  на  берлогу  и
уходящем довольно глубоко в землю. Что же касается людей, то  они  нагрузили
на себя все имеющееся при  них  оружие  и  необходимое  количество  съестных
припасов и  с  должной  поспешностью,  соблюдая  максимальную  осторожность,
двинулись дальше.
     Ровно в десять часов утра преследователи достигли конца долины,  вполне
уверенные в том, что они все  время  держатся  правильного  пути.  Но  здесь
дорога, сразу расширившись, шла по двум различным направлениям.  Всего  хуже
было то, что и следы шли по таким же разным направлениям. Это был  настолько
неожиданный сюрприз,  что  путники  на  некоторое  время  застыли  в  полном
недоумении. Сразу выяснилось, что индейцы разделились на  две  группы.  Одна
пара саней пошла на северо-запад, а другая направилась на юго-восток.  Какой
путь избрал сам Вунга, который, несомненно, захватил с собой Миннетаки?
     Этот  вопрос  был  в  глазах  наших   друзей,   которые   стали   молча
переглядываться между собой. Родерик, как всегда более нервный и  подвижный,
не мог дольше оставаться в таком неопределенном положении и рванулся с места
в северо-западном направлении, надеясь раздобыть хоть какие-нибудь  полезные
сведения.
     Он не успел сделать и ста ярдов, как вдруг остановился перед  небольшим
кустиком, поднимавшимся посреди дороги,  и  издал  радостный  крик,  который
привлек внимание товарищей. На одной из веток застряла  довольно  толстая  и
длинная прядь черных, как смоль, и блестящих на солнце волос.
     Ваби и Мукоки, услышав восклицание Родерика, немедленно  присоединились
к нему. Боясь прикоснуться к волосам, они  смотрели  на  них  на  некотором,
весьма почтительном расстоянии, и никто из них  не  сомневался  в  том,  что
волосы принадлежали Миннетаки. Все  трое  одновременно  вздрогнули,  обратив
внимание на толщину пряди.
     Мукоки первый опомнился, притянул к себе ветку, снял блестящие волосы и
через некоторое время издал пронзительный свист. Этот свист всегда  приходил
к нему на помощь, когда он не находил в своем английском словаре нужных слов
для выражения мыслей.
     Он выдержал паузу и наконец сказал:
     -- Миннетаки находится на других санях.
     Он произнес эти слова на ломаном английском языке, но  товарищи  вполне
поняли его, успев привыкнуть к его странной и забавной речи.
     Сказав это, он показал молодым людям прядь волос:
     -- Посмотрите внимательно. Волосы срезаны, а не вырваны с корнем. Вунга
поместил их здесь определенно с целью ввести нас в заблуждение.
     И не теряя золотого времени, он вернулся к месту разветвления дороги  и
перебежал на второй след. Родерик и Ваби молча последовали  за  ним.  Пройдя
четверть мили, траппер остановился и, ни слова не говоря (и тем самым сказав
очень  много),  показал  пальцем  на  отпечатки  крохотных  ножек,   которые
некоторое время шли рядом со следом полозьев.
     Начиная с этого  момента,  следы  мокасин  Миннетаки  появлялись  через
одинаковые интервалы. Казалось, будто  бы  девушка,  желая  помочь  друзьям,
которые несомненно спешили к ней  на  помощь,  намеренно  сходила  время  от
времени с саней  и  оставляла  на  снегу  явные  указания  на  то,  где  она
проезжала.
     Таково, по крайней мере, было мнение Мукоки, который  не  сомневался  в
правильности своего предположения. Ваби, зная  опытность  старика,  во  всем
соглашался с ним. Но Родерик держался особого мнения и ни за  что  не  хотел
отказаться от него. По мере  того  они  продвигались  на  северо-восток,  им
овладевало все большее и большее волнение.
     Так ли они идут? А что, если многоопытный Мукоки все-таки ошибается?
     Обычно он верил Мукоки и никогда до  сих  пор  не  выражал  сомнения  в
правильности его суждений,  но  теперь  его  мучила  следующая  мысль:  если
индейцы намеренно, желая ввести преследователей в обман, прицепили  к  кусту
прядь волос Миннетаки, почему не допустить, что они же сами делали отпечатки
на снегу мокасиной, снятой с ножки девушки? Конечно, эти ложные следы  могли
свести с правильного пути даже самого знающего человека!
     Первая хитрость насильников заключалась в проделке с волосами, но ясно,
что они не желали на этом  остановиться.  Они  знали  до  некоторой  степени
людей, которые бросятся за ними в погоню, имели известное  представление  об
их самомнении и поэтому легко могли сбить их с настоящего следа.
     Какой-то странный импульс, в характере которого Родерик  никак  не  мог
разобраться  и  который  с  каждой  минутой  становился  все  повелительнее,
подсказывал ему: "Ты не найдешь Миннетаки здесь!"
     Юноша не решался высказывать свое мнение вслух, так как боялся насмешек
товарищей, уверенность которых была  так  велика,  что  каждое  неосторожное
слово могло их обидеть. Родерик молчал, тая свои подозрения в себе.  Но  его
волнение в конце концов дошло до того, что он не мог уже больше совладать  с
ним, и, полный смущения, он произнес очень нерешительно:
     -- Послушай, Ваби, я очень хотел бы вернуться назад и пройти немного по
другому следу. Если в течение часа я ничего не найду, я немедленно, не теряя
ни минуты, вернусь и присоединюсь к вам.
     Ваби напрасно старался разубедить его,  говоря  обо  всех  тех  опасных
осложнениях, которые может  вызвать  распад  их  и  без  того  малочисленной
группы.  Мукоки,  приглашенный  в  качестве  свидетеля,  ограничивался  лишь
неопределенными кивками головы.
     Никакие уговоры не подействовали на Родерика, который настоял на своем,
вернулся к  месту,  где  расходились  дороги,  И  с  дико  бьющимся  сердцем
направился к кусту, на котором они недавно  нашли  шелковистую  прядь  волос
Миннетаки. Неведомо по какой причине он преисполнился самых радужных  надежд
и  решительно  двинулся  вперед.  Пространствовав  свыше  часа,  он   ничего
особенного не обнаружил, но тем  не  менее  не  вернулся  назад  и  даже  не
остановился.
     Тот же странный, почти мистический импульс продолжал гнать его  дальше,
и по-прежнему он не знал, какая сила заставляет  его  поступать  так,  а  не
иначе. Чем дальше он уходил, тем больше убеждался или, вернее, убеждал себя,
что идет по верному пути и что Мукоки и Ваби жестоко и глубоко ошиблись,  не
желая пойти вместе с ним. Его властно привлекал к себе невидимый  магнит,  и
несмотря на то, что он  совершенно  не  был  суеверным,  Родерик  чувствовал
глубокое душевное смятение.
     Так прошел второй час.
     Местность вокруг принимала все более дикий и унылый характер.  Куда  бы
Родерик ни обращал свой взор, он повсюду видел скалистые вершины гор, темные
ущелья и глубокие рытвины,  по  которым,  вероятно,  летом  неслись  буйные,
стремительные и многочисленные потоки.
     Вдруг чисто инстинктивно Родерик  замедлил  свой  шаг.  Он  держал  под
мышкой ружье и в любую минуту готов был стрелять. По  обе  стороны  высились
угрюмые,  могучие  скалы,   которые,   казалось,   были   разбросаны   здесь
исключительно для того, чтобы облегчить нападение из-за угла.
     Когда он повернул за ближайший угол и прошел мимо  скалы,  величиной  с
большой дом, у него кровь застыла в жилах. Во второй раз  за  этот  день  он
увидел посреди дороги труп, который лежат поперек следа.
     Это был индеец. Руки его были раскинуты,  а  лицо  обезображено  мукой.
Родерик сразу обратил внимание на огромную зияющую  рану,  нанесенную  ножом
между лопатками. Весь снег вокруг убитого  был  обагрен  свежей  кровью,  на
которой беззаботно играли солнце. Следов  борьбы  не  было  видно.  Родерику
показалось, что убийство было совершено не больше часа назад.
     В продолжение нескольких минут Родерик молча и напряженно глядел на эту
страшную картину.
     Кто убил этого человека? Неужели на это отважилась  Миннетаки.  которая
не остановилась перед тем, чтобы всадить нож в спину одного из разбойников?
     Но он не мог долго останавливаться на подобных вопросах и, удвоив  меры
предосторожности, пошел дальше. Санный след теперь бежал вдоль такого узкого
горного прохода, что моментами казалось странным,  что  здесь  могла  пройти
упряжка. Вокруг царил чуть ли не первозданный хаос, и большие и малые  камни
были  так  нагромождены  друг   на   друга,   что   требовалась   совершенно
исключительная опытность для того, чтобы не терять из виду тропки.
     Родерик, не отрывавший взора от  земли,  внезапно  остановился.  Санный
след был в одном месте перерезан глубокими отпечатками медвежьих лап.  Юноша
понял, что зверь, разбуженный солнечным теплом, прервал на время свою зимнюю
спячку  и,  воспользовавшись  хорошей  погодой,  вышел  из  берлоги  немного
погулять.
     Родериком овладело неожиданное любопытство, и во власти  этого  чувства
он сделал  шагов  пятьдесят,  держась  следов  медведя,  который,  очевидно,
сначала прошел в узкую горную расщелину, а  затем  очутился  в  своего  рода
лабиринте, образовавшемся здесь еще в доисторический период.  В  пути  своем
Родерик неоднократно попадал в такие же потаенные и глухие  уголки,  но  это
место поразило его своими грандиозными размерами.
     Можно было предположить,  что  в  одной  из  расщелин  скал  находилась
медвежья берлога, в которой зверь  и  отдыхал  в  настоящее  время.  Родерик
решительно шел в этом направлении и, к великому своему  изумлению,  заметил,
что расщелина проходит сквозь всю скалу, образуя по  другую  сторону  овраг,
окаймленный высокими зубчатыми стенами. Острые  вершины  этих  стен  кое-где
почти сходились и напоминали юноше тот овраг, в котором они с Ваби так часто
блуждали в поисках таинственной золотоносной жилы.
     Родерик сделал еще сто  ярдов  по  этому  узкому  скалистому  коридору,
давящему своей суровостью, и готов был уже повернуть назад, как вдруг  следы
медвежьих лап оборвались.
     Их сменили человеческие следы...



     Трудно описать то, что почувствовал Родерик.
     Потребовалось несколько долгих минут прежде, чем он собрался с  мыслями
и мог отдать хоть некоторый  отчет  в  том,  что  происходит.  Он  прекрасно
понимал, что теперь больше, чем когда-либо, он должен призвать на помощь всю
свою силу воли и спокойствие.
     Ясно было одно, что это был не медведь, а  человек.  Родерик  на  время
отложил разрешение этой загадки: теперь у него были  другие  заботы,  и  его
волновали другие вопросы.
     Не скрывался ли здесь поблизости человек,  который  похитил  девушку  и
унес ее с собой в эту пустыню?
     Иногда Родерику казалось, что он подошел к самому концу. И что вот-вот,
с минуты на минуту, перед ним раскроется вся правда. Дорога с  каждым  шагом
все больше и больше напоминала узкую каменную трубу с кочковатыми, неровными
стенками, и пробираться  по  ней  было  очень  тяжело,  но  молодой  человек
понимал, что теперь уже поздно отступать и что  ему  остается  одно:  упрямо
идти по  следам  человека-медведя,  который,  вероятно,  в  настоящее  время
чувствовал себя вполне хорошо и уютно в своей берлоге и  во  время  прогулок
пользовался другими, более удобными тропами.
     Продолжая  свой  нелегкий  путь,  Родерик  заметил   дерево,   которое,
очевидно,  было  вырвано  с  корнем  лавиной  осыпающихся  скал  и   теперь,
загромождая дорогу, лежало поперек  оврага.  Неизвестный  человек  преодолел
препятствие, частично утоптав снег на своем пути, но на  той  части  дерева,
где снег лежал  девственно-нетронутой  пеленой,  Родерик  заметил  отпечаток
человеческой руки.
     Он  замер  на  месте,  и  ему  показалось,  что   у   него   начинается
галлюцинация.  Пять  пальцев  оттиснулись  с   исключительной   ясностью   и
четкостью. Они были тонкие и длинные. Не требовалось большого напряжения для
того, чтобы сразу признать ручку Миннетаки.
     Родерик немедленно заключил, что человек-медведь  до  этого  места  нес
девушку на руках, а здесь, увидев довольно значительное препятствие, опустил
свою ношу на землю, и Миннетаки волей-неволей последовала за ним.
     Вероятно, индеец утомился и уже не мог нести ту,  которую  он  похитил.
Перескочив через дерево и направившись дальше, юноша  увидел  многочисленные
следы маленьких ножек, с которых были сняты мокасины, и теперь  окончательно
убедился в том, что он был прав. Второй отряд индейцев унес с собой мокасины
девушки и, делая ложные оттиски на снегу, чуть-чуть не сбил с  верного  пути
преследователей. Судя по неправильным следам, можно было думать,  что  ножки
Миннетаки закутаны в небольшие кусочки меха, которые защищали их от  холода.
Неопытный человек не мог бы сразу  отличить  ее  следов  от  следов  мнимого
медведя, но Родерик успел натренироваться за последние  полгода  и  проявлял
теперь  все  признаки  того,  что  со  временем  превратится  в  опытнейшего
следопыта.
     Разобравшись во всем том, что случилось, Родерик ясно  понял,  что  ему
предстоит в самом недалеком будущем столкнуться лицом  к  лицу  с  врагом  и
вырвать из его рук сестру Ваби. Он не знал точно, каким  образом  произойдет
эта встреча, как и не знал того, нападет ли он из-за угла на индейца или  же
встретится с ним в открытом бою. Независимо от всех этих важных деталей,  он
был уверен в одном: будут их силы равны или неравны,  он  примет  бой  и  до
последней капли крови будет  отстаивать  жизнь  и  честь  девушки.  Товарищи
находились слишком далеко от него, и рассчитывать на их  помощь  было  никак
нельзя, и, значит, ему предстояло встретиться с Вунга один на один.
     Он тщательно осмотрел свое ружье, вынул из кобуры огромный револьвер  и
убедился в том, что охотничий нож легко ходит в ножнах. Закончив этот важный
осмотр, он сделал еще около мили и тут остановился, так как  ему  послышался
неясный шум. Он не мог  еще  определить  характер  звука,  но  понимал,  что
источник его находится совсем близко. Затаив дыхание,  он  стоял  совершенно
недвижно, но шум не повторялся. Может быть,  пробежала  неосторожная  лисица
или  же  сонная  птица  завозилась  в  листве.  Напряженно  прислушиваясь  и
приглядываясь ко всему вокруг, он двинулся дальше, но через несколько  минут
снова остановился. Он  почувствовал  в  воздухе  слабый  и  странный  запах.
Набежавший ветер дал ему некоторое разъяснение.
     Несомненно, это был терпкий запах дыма, смешанный со смолистым ароматом
горящей сосны. По-видимому, огонь находился совсем близко,  быть  может,  на
расстоянии ружейного выстрела или еще ближе.
     Родерик,  молчаливый  и  легкий,  как  тень,  обогнул  скалу,   которая
ограничивала  его   поле   зрения,   и   принял   твердое   решение.   Ветер
благоприятствовал его замыслам. Если он  захватит  врага  врасплох,  то  без
всякого  колебания  застрелит  его,  как  собаку.  Ни   предупреждения,   ни
переговоров, ни пощады! Все это только мешает!
     Дюйм за дюймом с ружьем за плечами он в буквальном  смысле  слова  брал
приступом скалу и, когда  наконец  поднялся  на  ее  вершину,  сразу  увидел
многое, о чем за минуту до того не имел никакого представления.
     На расстоянии каких-нибудь двадцати  шагов  на  том  самом  месте,  где
кончался овраг, средь груды камней виднелась деревянная хижина,  над  крышей
которой спиралью поднимался в воздух дым.
     Спрятавшись за кустом, Родерик припал  к  земле,  словно  волк,  и,  не
спуская пальца с собачки ружья, начал оглядываться по сторонам. "Если индеец
находится в хижине, то я буду ждать его до тех пор, пока он не  появится  на
свет божий, хотя бы до скончания века!" -- сказал он себе.
     Но как зорко  он  ни  оглядывался  по  сторонам,  его  глаз  ничего  не
улавливал, но зато до слуха  донеслось  слабое  рыдание,  которое  казалось,
исходило из хижины средь камней.
     Эти звуки потрясли Родерика до глубины души; он вскочил  с  места  и  в
несколько безумных прыжков очутился возле хижины. Он  задрожал  всем  телом,
когда увидел на пороге Миннетаки, которая сидела  с  распущенными  волосами,
ниспадавшими на ее плечи, и взглянула  на  неожиданного  гостя  так,  словно
узрела пред собой призрак или выходца с того света.
     Она была одна. По крайней мере так казалось. В тот же миг юноша,  забыв
всякую предосторожность, припал к ее ногам. Отчаянный крик девушки  заставил
его повернуться к двери. На пороге, приготовившись к прыжку, стоял  человек,
страшнее которого Родерик никого до сих пор не видел. В мгновение ока  юноша
отметил его необыкновенный рост, жестокое лицо и блеск занесенного ножа.
     В подобные минуты инстинкт  самосохранения  подсказывает  человеческому
существу чисто автоматические действия. Необходимые движения зарождаются как
бы  самопроизвольно,  словно  жизнь,  повисшая   на   волоске,   забыв   про
существование разума и мысли, находит в себе самой мощнейшие ресурсы.
     Вот почему в момент такой грозной  опасности  Родерик  не  думал  и  не
рассуждал. Немедленно, сам не сознавая, что он делает и что им руководит, он
бросился лицом к земле, и только это спасло его от верной смерти.
     С криком кровожадного зверя индеец рванулся в его сторону,  намереваясь
одним ударом прекратить жизнь врага, но нож его уткнулся в пустоту, а  порыв
вперед был так силен, что, споткнувшись о тело Миннетаки, он  упал  рядом  с
ней.
     Как ни короток был период, проведенный Родериком  в  Нортландии,  юноша
успел приобрести чисто кошачью ловкость. Его мускулы затвердели, как  сталь.
Даже не привстав с того места, где он упал, он метнулся на индейца  и  занес
над ним свой собственный нож, целясь прямо в грудь.
     Но такую же ловкость проявил и индеец, который с молниеносной быстротой
отвел удар, а одновременно и руку, бросившую его наземь.  Через  секунду  он
освободил свою руку и обвил ею шею Родерика, в результате чего он и  остался
так же недвижим, как и его противник.
     Никто из них не  мог  нанести  желанного  удара,  потому  что  малейшим
неосторожным движением каждый из них давал громадные преимущества другому.
     Индеец был гораздо сильнее Рода, и было ясно, что в тот самый миг,  как
он ослабит усилия, нож врага проткнет его грудь, и Миннетаки  на  всю  жизнь
останется в плену у жестокого дикаря.
     Он все ясно сознавал, давал себе полный отчет в каждом более или  менее
важном пустяке и не упускал ни единой возможности, которая могла бы так  или
иначе помочь ему.  Когда  он  слегка  повернул  голову  в  ту  сторону,  где
находился его револьвер, он заметил, что Миннетаки подползла совсем близко к
нему, и только тогда он обратил внимание на  то,  что  руки  ее  связаны  за
спиной.
     Она  не  отрывала  тоскливого  взора  от  обоих  противников  и  словно
спрашивала себя, как  может  она,  будучи  в  полупарализованном  состоянии,
помочь тому, кто так отважно вступился за нее.
     Вдруг,  издав  воинственный  крик,  она  всей  тяжестью  обрушилась  на
вытянутую руку Вунга.
     -- Скорее, Род, скорее! -- закричала она.--  Ударьте  его,  не  теряйте
времени!
     Родерик стремительным движением руки всадил свой  нож  в  грудь  врага.
Индеец выпустил нож, успев предварительно поранить бок Родерика.
     Молодой человек одновременно издал крик победы и  боли  и,  сделав  над
собой еще одно сверхъестественное усилие, вскочил  на  ноги,  но  тотчас  же
зашатался.  Это  продолжалось  только  одну  секунду;   затем   он   вытащил
окровавленный  нож  из  груди  побежденного  врага,  мигом  перерезал  путы,
связывающие девушку, и свалился на землю.
     У него неимоверно стучало  в  висках,  и  голова  кружилась  так,  что,
казалось, вместе с ней закружился весь мир, но  в  то  же  время  он  слышал
нежный, чарующий голос, который словно приходил из неведомых далей и называл
его имя.
     Наконец он совсем потерял сознание.
     Он не знал, сколько времени оставался  в  таком  состоянии,  но,  когда
пришел в себя, почувствовал, что ручки Миннетаки ласково гладят его лицо. Он
раскрыл глаза и  заметил  склонившееся  над  ним  личико  девушки,  а  через
раскрытую дверь увидел сверкающий и искрящийся на солнце снег.
     -- Род...-- произнесла Миннетаки.
     Это был тихий шепот, в котором слились тревога и радость.
     -- Род...
     Юноша поднял ослабевшую руку и коснулся ею бледного личика, которое еще
ниже склонилось над ним. Он вздохнул.
     -- Если бы, Миннетаки, вы знали, как я счастлив, что снова вижу вас!
     Молодая девушка поднесла к его губам чашку с холодной водой.
     Ее глаза горели, как две звезды, когда она ответила:
     -- В таком случае я попрошу вас совершенно не двигаться и исполнять все
мои приказания. Я надеюсь, что  ваша  рана  невелика;  мне  удалось  кое-как
перевязать ее. Только не шевелитесь, а то вы потеряете много крови.
     -- Разрешите мне только сказать,-- настаивал Род,-- что я  был  страшно
огорчен, когда, приехав в Вабинош-Хоуз, чтобы попрощаться  с  вами,  уже  не
застал вас. Можете себе представить мой ужас, когда я узнал от Ваби, что вас
похитили! Теперь, слава Богу, Я снова нашел вас. Мне важно только это, а все
остальное не имеет для меня ровно никакого значения.
     -- Довольно, довольно! Молчите, прошу вас! И девушка закрыла рукой  рот
юноши.
     -- Вы понимаете, конечно, что я не меньше вашего горю желанием  узнать,
каким образом вы попали сюда, как вам удалось напасть на мой след  и  спасти
меня. Но я ни о чем не расспрашиваю вас...  по  крайнем  мере,  в  настоящий
момент. Я умоляю вас молчать  сейчас  и  не  утомлять  себя.  Это  --  самое
главное!
     Родерик заметил, что под его  пристальным  взглядом  Миннетаки  не  без
смущения отвела свой взор.
     Повернув голову, он увидел какую-то  бесформенную  массу,  лежавшую  на
полу хижины и прикрытую мехом.
     Он так вздрогнул, что  тотчас  же  почувствовал,  как  задрожала  ручка
девушки в его руке.
     -- Это Вунга,-- прошептала она,-- сам Вунга... мертвый...



     Несмотря на страшнейшую слабость, Родерик вскочил с места,  на  котором
лежал.
     Итак,  умер  грозный  индейский   вождь,   старый   непримиримый   враг
Вабинош-Хоуза, пылавший некогда страстью к матери  Миннетаки  и  поклявшийся
отомстить отцу ее, который  похитил  прекрасную  Краснокожую  принцессу!  Не
стало того, кто хотел насильно жениться на  Миннетаки  и  тем  утолить  свою
ненасытную любовь и ненависть! И это он, Родерик Дрюи, убил его!
     Несмотря на сильные страдания и лихорадочное  состояние,  он  горделиво
улыбнулся.
     -- Как же я счастлив, Миннетаки! --  воскликнул  он.--  Я  просто  могу
передать, до чего велико мое счастье, которое...
     Он не успел кончить начатой фразы, как в  хижине  появились  дна  новых
лица. Это были Мукоки и Ваби. Видя, что их товарищ долго не  возвращается  к
ним, они поспешили  свернуть  со  своего  следа  и  отправились  на  поиски.
Волнение Родерика при виде их было столь велико, что он не совладал с ним  и
лишился сознания.
     В таком состоянии он провел около получаса, но, когда он пришел в себя,
ему показалось, что миновала целая вечность с  тою  момента,  как  кончилась
драма, в которой он играл самую главную и такую ответственную роль.
     В то время как Миннетаки ласково и  нежно,  словно  мать,  убаюкивающая
своего ребенка, проводила рукой по его лицу, Мукоки, подобно рыси, свернулся
у его ног и устремил на него свои черные и сверкающие, как уголья, глаза.
     Странное выражение застыло в его взгляде. Родерик не мог разобраться  в
том, что хотели сказать глаза индейца, но всем существом  своим  чувствовал,
что  между  ним  и  Мукоки  отныне  установилась   такая   связь   и   такое
взаимопонимание, которые могут кончиться только с  их  смертью.  Теперь  они
были уже не просто товарищами, но настоящими друзьями.
     Он был  так  растроган  отношением  старого  траппера,  что  с  большим
волнением негромко произнес:
     -- О Муки! Милый Муки!
     При этих словах Мукоки подполз еще ближе к больному, схватил его руки и
с радостью на суровом лице сказал:
     -- Конечно, вы были правы, а я, старик,  оказался  в  дураках!  Это  вы
спасли Миннетаки и убили Вунга. Вы -- храбрец, настоящий  храбрец,  каких  я
мало видел на своем веку.
     Ваби со слезами на глазах закричал:
     -- Послушай, Род, ты знаешь, что я  скажу  тебе!  Ты  --  герой!  Самый
настоящий герой! Бог вознаградит тебя за это!
     В то  время  как  Миннетаки  накрыла  больного  мехами  и  одеялами  и,
приподняв его голову, снова напоила холодной водой,  к  которой  Род  припал
воспаленными губами, Мукоки и Ваби  вынесли  труп  Вунга  и  отправились  на
розыски саней и собак.
     По возвращении старый индеец более  тщательно  осмотрел  рану,  которая
оказалась гораздо глубже, чем можно было предполагать, и причиняла  Родерику
большие  страдания.  Было  решено,  что  на  следующий  день  весь  отряд  с
максимальной скоростью вернется в Вабинош-Хоуз, где жил опытный врач-хирург.
     В то время как в очаге, сложенном  из  больших  камней,  весело  пылали
сосна и северный тополь,  Миннетаки  в  общих  чертах  рассказывала  историю
своего пленения и всех тех ужасов, которым она подверглась.
     Все защитники  ее,  за  исключением  одного,  которому  каким-то  чудом
удалось вернуться домой, были перебиты, но, с другой стороны, не менее тяжки
были потери индейцев. Сам Вунга был серьезно ранен в ногу и  довольно  долго
страдал мучительным кровотечением. Как ему ни хотелось,  но  он  должен  был
считаться с собственным тяжелым состоянием,  а  также  с  серьезными  ранами
своих людей, и вот почему весь отряд оставался в продолжение трех дней в тех
самых хижинах, которые повстречали на своем пути трое преследователей.  Лишь
этим счастливым обстоятельством можно было объяснить тот факт,  что  Родерик
так скоро настиг Вунга. Индеец за последние дни  так  ослабел,  что  не  мог
оказать врагу должного сопротивления.
     До последнего времени Вунга заботился лишь об одном: как  можно  дальше
уйти от белых.
     Родерик осведомился, кем был убит индеец, которого они нашли на  следу,
и почему его убили. Миннетаки ответила, что в пути из-за нее возник  горячий
спор. Причину этого спора она до сих пор не могла определить, но видела, как
в самый трагический момент двое индейцев потащили противника Вунга в сторону
и как сам вождь всадил ему нож в спину. Она предполагала, однако, что убитый
предъявил на нее известные претензии, а это, очевидно, не понравилось Вунга.
     Родерик  пожелал  еще  узнать  тайну  следов,  оставленных   на   снегу
медвежьими лапами. Миннетаки не могла удержаться от смеха, рассказывая,  как
Вунга, миновав овраг, удалился от саней и людей, прикрепил к своим мокасинам
медвежьи ступни, специально для этой цели изготовленные, и оставил на  снегу
множество фальшивых медвежьих следов для того, чтобы сбить с пути  тех,  кто
несомненно, должен был пуститься за ним в погоню.
     Начиная с этого места, он все время нес девушку на руках и  опустил  ее
на землю лишь после того, как прошел большое расстояние. Здесь он связал  ей
руки и снял с мокасин медвежьи лапы.
     Когда девушка закончила рассказ, Мукоки сказал:
     -- Но наш молодец тоже оказался не глуп и пошел по  следам  медведя.  Я
никогда не догадался бы сделать это!
     Разговор затянулся до  позднего  вечера,  и  языки  пламени  все  время
отбрасывали пляшущие тени на стены деревянной хижины, в  которой,  очевидно,
очень часто бывал убитый индеец.
     Со своей стороны, Ваби подробно  рассказал  о  том,  сколько  тоскливых
часов пережили все они в Вабинош-Хоузе, как они догнали Родерика, уезжавшего
на родину, и как только благодаря ему они нашли ее.
     Заодно он рассказал девушке  и  про  некоторые  забавные  и  интересные
эпизоды, которые случились с ними во время зимней охоты на волков  и  пушных
зверей. Он описал ей старую хижину, в которой они  обнаружили  скелеты  двух
людей, подравшихся из-за географической карты, и  поведал  ей  тайну  мощной
золотоносной жилы, на поиски  которой  формировалась  новая  экспедиция.  Он
добавил, что экспедиция начнет свои работы не ранее будущей весны.
     Воодушевление мужчин подействовало и на Миннетаки, которая, подобно им,
загорелась желанием как можно скорее найти это таинственное золото. Конечно,
как и друзей, ее больше интересовало само по себе приключение, а не золото.
     Родерик уже давно уснул, а его товарищи и Миннетаки все еще  продолжали
разговаривать у огня, который готов был с минуты на минуту погаснуть.
     Всем  казалось,  что  дела  обстоят,  как  нельзя  лучше.  Вабинош-Хоуз
находился сравнительно недалеко, и через пару  дней  Миннетаки  должна  была
живой  и  невредимой  вернуться  к  родителям,  которые  ждали  ее  с  таким
нетерпением. Начиная с завтрашнего дня...
     Но на завтрашний день все круто изменилось к худшему, потому что к утру
положение  Родерика  стало  гораздо  серьезнее,  чем  можно   было   думать.
Оказалось, что нож индейца попал в пах,  и  без  помощи  врача  нельзя  было
определить, не задет ли  какой-нибудь  важный  внутренний  орган.  С  другой
стороны, его тяжелое состояние можно было объяснить чрезмерной усталостью  и
небывалым душевным напряжением, в котором он находился последние дни. Он был
истощен и физически и морально.
     Молодой человек все время находился в состоянии прострации, из которого
его никак не удавалось вывести. С тысячью предосторожностей его перенесли на
сани,  и  мужчины  в  сопровождении  плачущей  Миннетаки   повезли   его   в
Вабинош-Хоуз, куда они прибыли сравнительно благополучно.
     Родерик серьезно заболел и болел очень долго.  Проходили  дни  и  ночи;
жизнь упорно боролась со смертью, но пока еще  ничего  определенного  нельзя
было сказать. Юноша не переставал бредить. Ему все время  казалось,  что  он
находится в какой-то дьявольской кухне и без конца жарит, жарит, жарит...  И
неизменно, когда бы он ни приходил на  несколько  минут  в  себя,  он  видел
озабоченно склоненную над ним головку Миннетаки, которая  ухаживала  за  ним
больше всех остальных и беспрестанно делала ему компрессы из ледяной воды.
     Но Родерик был слишком молод, и здоров для  того,  чтобы  не  совладать
даже с самой жестокой болезнью, и мало-помалу его  рана  стала  заживать,  а
воспаление уменьшаться. К концу месяца доктор объявил, что его  пациент  уже
находится вне опасности. Однако для полного выздоровления  потребовался  еще
один месяц, по истечении которого в один прекрасный солнечный день Миннетаки
объявила больному радостную новость: в Вабинош-Хоуз  прибыла  его  мать,  за
которой была послана в Детруа специальная пара саней.
     По мере того как Родерик возвращался  к  жизни,  он  все  чаше  и  чаще
беседовал с Ваби о пресловутой золотоносной  жиле.  Приближался  назначенный
срок, и молодой человек окреп уже настолько, что мог серьезно  подумывать  о
предстоящей весьма нелегкой экспедиции.
     Разговорившись однажды после обеда с девушкой, Родерик как бы  случайно
задал ей вопрос: не желала ли бы она присоединиться к ним?
     Он тотчас же обратил внимание на  то,  как  загорелись  чудесные  глаза
девушки, и поспешил добавить:
     -- Вот было бы замечательно, если бы вам  удалось  добиться  разрешения
ваших родителей! Пустите в ход все ваши чары! Попросите Ваби  помочь  вам  в
этом деле.
     Но Миннетаки, приняв вдруг серьезный вид, покачала головой:
     -- Я нисколько не сомневаюсь,-- сказала она,-- что отец  и  мать  ни  в
коем случае не согласятся на это. Вы  понимаете,  конечно,  как  была  бы  я
счастлива, если бы могла сопровождать вас... Мне так хотелось  бы  вместе  с
вами охотиться на медведей, волков, оленей и лосей! А затем, не разлучаясь с
вами, идти все дальше и дальше, пока мы вместе не нашли бы этой самой  жилы,
которая вам спать не дает. Господи, Боже мой, да чего бы только я ни дала за
то, чтобы видеть и пережить все это, но... войдите хоть на  одну  минутку  в
положение моих родителей. Вы прекрасно знаете, как они любят меня и  сколько
горя я невольно причинила им  совсем  недавно.  Ведь  воспоминания  еще  так
свежи! Если смерть Вунга  и  подействовала  на  его  соплеменников,  которые
вдруг, как будто по волшебству, исчезли с наших глаз, то не  надо  забывать,
что есть множество других страшных опасностей, связанных с моим путешествием
по такой дикой стране.
     Она тотчас же добавила:
     -- Что касается меня лично, то я абсолютно  ничего  не  боюсь.  В  этом
отношении я нисколько не похожа на моих родных, которые  во  всем  том,  что
касается меня, не так решительны. Вы понимаете, что я не вправе причинять им
горе и неприятности. Волей-неволей мне придется остаться с ними  и,  кстати,
поближе познакомиться с вашей матушкой, которую я уже люблю так, точно я  --
ее родная дочь. А вы поезжайте, и дай вам Бог побольше счастья и удачи!



     С каждым днем солнце всходило все раньше  и  заходило  все  позже.  Дни
удлинились, и в воздухе  уже  чувствовалось  нежное  дыхание  весны,  полное
ароматами земли. В  своем  снежном  ложе  проснулся  лес,  и  вместе  с  ним
проснулись все миллионы жизней, все мириады звуков... Повсюду  --  на  голых
ветвях,  в  кустах,  в   подымающихся   травах   защебетали,   застрекотали,
заворковали птицы.
     Вороны и сойки громко заявляли  о  своем  недовольстве.  Зимние  птицы,
словно огромные драгоценные камни, сверкая на солнце, собирались уже  лететь
еще дальше на север и действительно исчезли с последним  снегом:  им  больше
нечего было делать здесь.
     Почки тополей, уже  величиной  с  горошину,  пышно  набухали  и  быстро
лопались, доставляя обильный корм куропаткам.
     В это время года медведица-мать  выходит  из  своей  зимней  берлоги  в
сопровождении своих медвежат, которым уже минуло  два  месяца,  и  терпеливо
учит их, как надо пригибать к земле юные деревца  и  лакомиться  их  свежими
ароматными побегами.
     Одновременно  с  медведями  на  свет  божий  появляются  лоси,  которые
спускаются с горных круч, где они нашли себе убежище на  всю  зиму  и  таким
образом спаслись от  голодающих  волков.  Старые  и  больные  лоси  за  зиму
погибли, и теперь осталось только самое молодое и здоровое племя.
     Снег оседает и незаметно для глаза испаряется на земле и на озерах,  на
скалах и на  деревьях.  Каждую  ночь  уменьшается  блеск  северного  сияния,
которое все дальше и дальше на север уносит свой холодный бледнеющий свет.
     Полный, ничем и никем не нарушаемый покой  царил  в  Вабинош-Хоузе,  из
которого уже уехали солдаты, посланные канадским правительством  для  защиты
фактории от индейцев.
     Отъезд золотоискателей состоялся рано утром в один из первых апрельских
дней. Родерик, Ваби и Мукоки накануне покончили со всеми  приготовлениями  в
дорогу и в последние минуты бросили критический взгляд на все то, что  брали
с собой. Они как будто ничего не забыли, и Родерик, которому мысль о  новой,
чудесной экспедиции в Нортландии не давала уснуть всю ночь, нервно сжимал  в
руке кусок березовой коры, где был грубо начертан план их путешествия.
     Звезды не успели еще погаснуть в небе, как вся  фактория  была  уже  на
ногах. Все собрались в  большой  столовой,  где  в  продолжение  двух  веков
факторы устраивали свои традиционные торжественные обеды.
     Богатый завтрак был подан в честь тех, кому, быть может,  суждено  было
не есть по-настоящему в продолжение нескольких  недель,  а,  может  быть,  и
месяцев. Неизбежная в таких случаях печаль витала в  огромной  комнате,  где
хозяин  дома  старался  создать  необыкновенно  веселое   и   жизнерадостное
настроение, желая хоть как-нибудь поднять дух женщин.
     Со своей стороны, миссис Дрюи  и  мать  Миннетаки,  бывшая  краснокожая
принцесса, делали над собой невероятные усилия, дабы  не  обнаружить  своего
волнения. Одна Миннетаки не скрывала  своих  чувств,  и  ее  красивые  глаза
определенно говорили о том душевном смятении, которое она переживала  в  эти
минуты.
     Родерику было очень трудно скрывать свое  волнение,  и  вот  почему  он
облегченно вздохнул, когда завтрак закончился и он вышел на свежий  бодрящий
утренний воздух.
     Все обитатели фактории проводили отъезжающих до берега  озера  Нипигон,
где их ждала пирога. Обе матери раньше всех попрощались  со  своими  детьми.
Когда же Ваби поцеловал на прощание свою  дорогую  сестренку,  последняя  не
выдержала и разрыдалась, как маленькая девочка. Родерик,  который  держал  в
этот момент руку  девушки,  вдруг  почувствовал,  что  его  горло  судорожно
сжалось и что через мгновение он может расплакаться  точно  так  же,  как  и
Миннетаки.
     -- До свидания, Миннетаки! -- крикнул он, занимая свое место в  пироге,
где уже сидели Ваби и Мукоки.
     -- До свидания, до скорого и счастливого свидания!  --  послышалось  со
всех сторон, и Ваби легко оттолкнулся веслом от берега.
     Пирога стала медленно удаляться, но все же через самое  короткое  время
скрылась из глаз тех, кто оставался на берегу. В  продолжение  многих  минут
тишина вокруг нарушалась только ритмическим шумом весел, забиравших воду,  и
вдруг издалека совсем-совсем глухо донеслось последнее приветствие Миннетаки
-- и это было все...
     Родерик первым нарушил молчание.
     -- Клянусь Юпитером! -- воскликнул он.-- Для меня лично в таких случаях
нет ничего тяжелее и хуже прощания. Это ужасно!
     -- Да, это так! -- согласился Ваби.-- Каждый раз,  как  я  прощаюсь  со
своими, я страдаю  невероятно.  Мне  почему-то  труднее  всего  прощаться  с
сестрой. Но я надеюсь, что рано или поздно  придет  такой  день,  когда  она
отправится в экспедицию вместе с нами. Что ты скажешь, Род?
     -- Я что скажу? -- краснея,  спросил,  в  свою  очередь,  Родерик.--  Я
скажу... я могу сказать, что о более славном и прелестном товарище и мечтать
нельзя.
     -- О, славная девушка!  --  вставил  свое  слово  и  Мукоки.--  Славная
девушка, славный стрелок и славный охотник.
     Старик произнес эти слова с таким решительным выражением, что,  как  ни
были расстроены молодые люди, они от души расхохотались.
     Было уже довольно темно, и Ваби зажег спичку для того, чтобы справиться
с буссолью.
     -- Вместо того чтобы держаться берега, мы идем по диагонали! --  заявил
он.-- Таким образом мы выиграем довольно много времени. Ты согласен со мной,
Мукоки?
     Старый траппер ничего не ответил. Удивленный Ваби  перестал  на  минуту
грести и повторил свой вопрос.
     -- По-твоему, это неосторожно?
     Мукоки по-прежнему опустил руку в воду, тотчас же поднял ее  над  своей
головой и наконец промолвил:
     -- Южный ветер, вероятно, долго  будет  дуть  с  такой  же  силой.  Но,
возможно, что он и усилится...
     Родерик обратил внимание товарищей на перегруженность пироги и добавил:
     -- Конечно, если ветер усилится, опасность будет налицо. Ваби задумался
и после минуты колебания сказал:
     -- Что касается  меня  лично,  то  я  готов  рискнуть.  Имейте  в  виду
следующее. Если мы все время будем идти берегом, то нам  придется  потратить
весь  сегодняшний  день  и  добрую  половину  завтрашнего.  А  держась  того
направления, которое я взял, мы выиграем целый день.  Вот  и  решайте!  Меня
очень соблазняет то, что мы сегодня после обеда  можем  пристать  к  берегу.
Впрочем, как хотите!
     Мукоки издал какое-то ворчание,  которое  одинаково  легко  можно  было
счесть и за одобрение и за недовольство. Что же касается Родерика, то  он  с
известным замешательством глядел на легкую посудину, всецело предоставленную
во власть капризной и мощной стихии.
     Точные и размеренные удары весел уносили пирогу  со  скоростью  четырех
миль  в  час,  и  к  тому  времени,  как  наступил  день,  лесистые   берега
Вабинош-Хоуза уже представлялись однообразной туманной полосой.
     Сверкающим, пышно разубранным шаром поднялось  солнце  над  горизонтом,
разноцветными огнями украсило дремлющее озеро и разогрело воздух, насыщенный
ароматами далеких лесов.
     При виде всего этого великолепия Родерик сразу успокоился.  Он  греб  с
большим воодушевлением изо всех сил своих молодых,  упругих  мускулов.  Ваби
весело напевал и свистел, все время чередуя английские песенки с  индейскими
протяжными  мелодиями.  Родерик  присоединился  к  нему,  когда   он   запел
"Янки-Дудль" и "Знамя, усеянное звездами".  Даже  мрачный  Мукоки  время  or
времени подавал голос и раза два-три подтянул, желая  показать,  что  вполне
разделяет веселое настроение своих молодых попутчиков.
     И правда: какие увлекательные приключения  должны  были  они  пережить!
Перед ними раскрывался величественный, молчаливый и пустынный Север,  полный
таинственных легенд, которые никому до  сих  пор  не  удалось  разгадать  до
конца. Мягко  струящийся  ветер  навевал  самые  несбыточные  грезы  и  звал
унестись вслед за ним. И  в  то  же  время  никто  из  них  не  забывал  про
неимоверные богатства, зарытые в земле  и  терпеливо  выжидающие  смельчака,
который отважится протянуть за ними дерзкую и сильную руку.
     Так можно ли было долго сохранять грусть при таких условиях?
     Большие стаи  диких  уток  с  черным  оперением  и  белоснежным  клювом
оживляли водную гладь. Они  все  время  неслись  вдоль  следа,  оставленного
пирогой, и молодые люди успели за  самое  короткое  время  набить  несколько
дюжин молоденьких птиц. Эта охота настолько увлекла их, что  они  совершенно
забыли про время и место,  где  находились,  но  их  живо  отрезвил  Мукоки,
который с присущей ему деловитостью заявил:
     -- Ну, довольно тратить заряды на уток. У нас все еще впереди и  нечего
зря стрелять. Хватит!
     Ровно в полдень весла были сложены,  и  наши  путешественники  с  жаром
набросились на обильный и вкусный завтрак, который был приготовлен  для  них
заботливыми женскими руками. Позавтракав и отдохнув с час, они с  удвоенными
силами взялись за весла.
     Противоположный  берег  озера,  к  которому  они  теперь  направлялись,
становился все отчетливее и рельефнее, и Мукоки  стал  уже  искать  взглядом
устье реки Омбакики, которое минувшей зимой служило им отправным пунктом,  и
откуда началось их первое продвижение на Дальний Север.
     Вдруг Ваби обратил внимание на длинную белую полосу, которая как  будто
держалась того же направления, что и их пирога,  и  должна  была  раньше  их
пристать к берегу.
     -- Мне кажется, что эта штука движется,--  сказал  он  через  некоторое
время, обратясь к Мукоки.-- Что это может? Неужели...
     -- Что такое? -- спросил Родерик.
     -- Лебеди!
     -- Раз они занимают такую большую площадь, их должно быть очень  много!
-- опять воскликнул Родерик.
     -- Совершенно верно! -- отозвался Ваби.-- Их там целые тысячи.
     -- Да,-- в свою очередь подтвердил Мукоки.-- Их так много,  что  вы  не
могли бы сосчитать их в двадцать тысяч лет.
     Он помолчал с минуту, а затем сердито добавил:
     -- Но то, что вы видите,-- не лебеди! Это -- лед.
     Видно было, что это открытие весьма мало радует  его.  Тотчас  же  лицо
Ваби выразило такую же озабоченность.
     Родерик понял причину этого, когда полчаса спустя увидел сплошную массу
льда, которая тянулась до бесконечности справа налево и о  которую  с  шумом
ударялась пирога. Берег находился всего лишь на расстоянии четверти мили, но
пристать к нему было никак нельзя.
     Волей-неволей надо было остановиться на месте  и  выяснить  создавшееся
положение вещей. Лицо Ваби выражало явное смущение. Мукоки поднял  весла  на
колени и не произнес ни слова.
     -- Нам надо будет пробираться по льду! -- заметил Родерик.
     -- Конечно, надо будет! -- отозвался Ваби.-- Если только  можно  будет.
Завтра или послезавтра!
     -- А до того ничего нельзя сделать?
     -- Невозможно! Или почти невозможно!
     Пирога выровнялась параллельно льду, и Мукоки попытался с помощью весла
выяснить крепость и толщину ледяной запруды. Ближайший лед был очень  рыхлый
и ломался при легчайшем ударе весла, но дальше он казался весьма крепким.
     -- Мне думается вот что,-- неуверенно произнес Родерик,-- если  бы  нам
удалось проложить вдоль  мягкого  льда  дорожку  для  нашей  пироги,  то  мы
достигли бы более устойчивой части затора, а оттуда без  всяких  затруднений
добрались бы до самого берега.
     Он еще не успел кончить своих слов, как Ваби схватил топор.
     -- Об этом я уже сам подумал! -- воскликнул он.
     Мукоки, очевидно, не питал таких оптимистических надежд и несколько раз
недовольно покачал головой. Тем  не  менее,  все  трое  начали  прокладывать
дорожку, и через некоторое время легкая пирога вошла в ледяной канал. Прошло
довольно много времени, пока они добрались до более плотной и крепкой  массы
льда. Ваби сначала попробовал веслом  крепость  льдины,  а  затем,  опершись
обеими руками на нос, выскочил из лодки.
     И тотчас же раздался его победный голос:
     -- Готово! Прыгай, Род! Только осторожнее, не попади  в  воду!  Родерик
немедленно последовал за ним.
     То, что произошло в следующую  секунду,  иначе  как  страшным  кошмаром
никак нельзя было назвать. Раздался резкий треск льда, который зашатался под
ногами обоих юношей. Ваби расхохотался при виде испуганного лица Родерика.
     -- Не бойся, милый! -- крикнул он.-- Это ничего не значит!  Теперь  лед
стоит уже на месте.
     Но он глубоко ошибался. На том  месте,  где  они  находились,  лед  был
сильно подмыт и разрыхлен водой, чего не было видно с поверхности. Ваби едва
успел произнести последнее слово, как с громоподобным шумом  лед  провалился
под ними, и оба друга очутились в студеной воде. Черное озеро закрылось  над
их головами.
     В продолжение одной сотой доли секунды Родерик  видел  искаженное  лицо
Ваби, который плыл рядом с ним. В то же  время  он  слышал  отчаянные  крики
Мукоки, а затем он уже ничего не видел и не слышал  и  только  понимал  или,
вернее, чувствовал, что холодная вода, в  которой  он  отчаянно  барахтался,
сейчас окончательно похоронит его.
     Он делал неимоверные усилия для того, чтобы  подняться  на  поверхность
озера, и в то же время у него ни на минуту не выходила  из  головы  мысль  о
ледяном заторе, близ которого он находился и о который мог удариться головой
в любую минуту.
     Какое направление избрать? Где всего меньше опасности?
     Он  открыл  на  миг  глаза,  которые  уловили  только  мрак.  Тогда  он
машинально открыл рот, желая перевести дыхание, но вынужден  был  тотчас  же
закрыть его, потому что холодная вода с могучей силой устремилась в горло.
     Каждая секунда казалась веком. Сильнейшим напряжением воли  и  мускулов
ему удалось на секунду подняться несколько выше, но он почувствовал, что его
голова касается чего-то твердого, и понял, что он ударился о льдину.
     Он попал в клетку, из которой не было никакого выхода. Движением ног он
опустился  ниже,  а  затем  поплыл  вперед   вслепую,   не   имея   никакого
определенного плана. Он с трудом дышал и понимал, что не  сможет  еще  долго
оставаться с закрытым ртом...
     В последнюю минуту он сознавал только одно, что  инстинктивное  желание
закричать заставляет его открыть рот и что студеная  вода  с  прежней  силой
врывается в его горло...
     Он не видел сильной руки, которая потянулась в  его  сторону  и  единым
решительным движением вытащила его на поверхность воды. Только по  истечении
некоторого времени он почувствовал, что его переворачивают с  боку  на  бок,
растирают, массируют и без всякого стеснения колотят кулаками по всему телу.
В первую минуту ему показалось, что он сделался игрушкой  в  лапах  веселого
медведя. Но он с трудом раскрыл глаза и увидел склонившихся над ним Мукоки и
Ваби, с которых ручьями текла вода.
     -- Ну, дорогой мой, вы счастливо отделались! -- произнес Мукоки.--  Нам
надо теперь как можно скорее добраться до берега.
     К счастью, лед, находившийся подальше от места катастрофы, не  оставлял
желать ничего лучшего в смысле крепости. Пирогу потащили до самого берега, и
тут Ваби немедленно достал несколько  теплых  одеял.  Мукоки  просунул  свою
могучую руку под плечи Родерика и помог ему добраться до того места, где  их
ждал уже Ваби.
     -- Но скажите на милость,-- слабым  голосом  начал  Родерик,--  кто  же
вытащил нас из воды?
     -- Ну, конечно, Мукоки! -- отозвался Ваби.-- А кто же еще  мог  сделать
это! Ну, ты-то вполне заслужил такой акт самопожертвования, но  я...  Правду
сказать, было бы вполне справедливо, если бы вы дали мне  погибнуть,  потому
что во всем виноват  только  я.  И  по  странной  игре  судьбы  в  наихудшем
положении оказался ты, а не я!
     -- Славный, милый Муки! -- мог только прошептать Родерик. Вместо ответа
Мукоки начал фыркать и кряхтеть так, как только он один мог это  делать.  И,
глядя на него, продрогшие насквозь юноши от души расхохотались. После  этого
Ваби побежал вперед для того, чтобы заняться костром.



     Когда Родерик с помощью того же Мукоки  добрался  до  берега,  там  уже
горел гигантский костер. Старый индеец мигом соорудил лиственную хижину,  и,
как только он закончил свою работу, Родерик  и  Ваби  сбросили  свою  мокрую
одежду и, завернувшись в одеяла, улеглись на ветвях. А Мукоки  тем  временем
сушил их платье у весело трещавшего огня.
     Так прошло целых два часа, по истечении  которых  молодые  люди  вполне
отдохнули, оделись и снова огласили воздух веселыми криками и смехом.  Вдруг
Ваби удалился куда-то на некоторое время  и  вернулся  с  большой  березовой
веткой в руках. Несмотря на  значительные  размеры,  ветка  эта  была  очень
гибка.
     -- Ты видишь эту штуку?  --  спросил  Ваби  и  протянул  Родерику  свой
"подарок".-- Жертвую тебе ее и прошу тебя должным образом  использовать  ее.
Первым делом ты должен хорошенько отстегать меня. Из-за меня  мы  целых  два
раза попали в беду. Во всем виновата моя неосторожность.
     -- Вот с этим я вполне согласен! -- со смехом отозвался Родерик.
     -- Ну так вот! -- продолжал Ваби.-- Ты видишь то  большое  полено,  что
стоит у костра? Ляг около него на живот, опусти голову, подними ноги...
     -- Это мне-то лечь?
     -- Ну да, ляг! И я покажу тебе, каким образом ты должен отстегать меня.
     -- Благодарю покорно,  я  и  без  твоего  урока  знаю,  как  надо  тебя
наказать! Ты ляг, а остальное предоставь мне самому! Будешь доволен!
     -- Нет, нет, ляг! Иначе я не согласен!
     Родерик занял указанное место, и Ваби поднял березовую плеть.
     -- Ты только не  очень  налегай!  --  взмолился  Родерик  с  притворным
ужасом.
     -- Ладно, там будет видно!
     И с этими словами Ваби начал хлестать своего друга, который теперь уж с
неподдельным ужасом вскричал:
     -- Послушай, ты... Ты, оказывается, по-настоящему бьешь меня! Ты что, в
своем уме? Ради Бога перестань! Ну тебя!
     -- Ничего, ничего, не  обращай  на  это  никакого  внимания!  Это  тебя
разогреет и заставит кровь  твою  быстрее  обращаться  в  жилах.  Тебе,  как
мужчине, надо привыкнуть к боли и страданиям! Я знаю, что  говорю  и  делаю.
Можешь положиться на меня!
     И Ваби продолжал с таким усердием стегать Родерика, что в конце  концов
сломал ветку пополам.
     -- Ладно, я кончил, а теперь твоя очередь!  Теперь  я  буду  кричать  о
милосердии, а ты будешь поучать меня!
     И он занял место Родерика, который засучил рукава и придал своему  лицу
самое жестокое выражение, на какое только он был способен.
     -- Мне  понравилась  твоя  работа,  и  я  постараюсь  следовать  твоему
примеру.
     Несмотря на весь стоицизм, Ваби в конце  концов  взвыл,  ж  Родерик  со
свойственным  ему  упорством  не  успокоился  до  тех  пор,  пока  не  нанес
намеченного им количества ударов, после чего он  бросил  березовую  ветку  и
протянул руки Ваби.
     -- Полагаю,-- воскликнул он,--  что  мы  теперь  вполне  поквитались  с
тобой. Если твоя кожа горит точно так же, как и  моя,  то  это  значит,  что
должная реакция имеется налицо  и  что  нам  теперь  не  угрожает  опасность
простудиться.
     -- Да, надо думать! -- ответил Ваби.-- Ты, между прочим, до сих пор еще
не отдал себе полного отчета в той опасности,  которая  угрожала  тебе.  Мне
как-то посчастливилось, и я очень быстро  выбрался  из  воды.  Мы  с  Мукоки
тотчас же принялись искать тебя, но ты представить себе не можешь,  до  чего
это было трудно. К счастью,  мы  заметили  несколько  пузырьков  воздуха  на
поверхности воды и поняли, где ты находишься. Мукоки протянул  руку  в  этом
направлении и так подался вперед, что чуть-чуть не опрокинул  лодку.  Прежде
всего он схватил тебя за волосы, и  после  этого  мы  тебя  вытащили.  Прямо
счастье какое-то, что так благополучно обошлось.  Я,  было,  потерял  всякую
надежду.
     -- Бррр! -- произнес  Родерик.  --  У  меня  и  теперь  дрожь  по  телу
проходит, когда я вспоминаю о моем пребывании под водой. Какой  ужас!  Давай
лучше говорить о менее печальных вещах.
     Мукоки  тем  временем  вернулся  к  пироге  и   принес   все   кухонные
принадлежности, а также уток, убитых молодыми людьми. Ваби набрал хворосту и
разложил костер. День клонился к вечеру, на землю начали  спускаться  первые
вечерние сумерки, и на этом фоне  тополиные  сучья  горели,  как  фейерверк.
Родерик захлопал в ладоши.
     -- Они дают больше света, чем  двадцать  тысяч  свечей!  --  согласился
Мукоки.
     В ожидании обеда все трое уселись вокруг костра.
     -- Мне кто-то рассказывал очень интересную сказку,-- начал Ваби,-- если
ничего не имеете против того, я передам вам ее в нескольких словах.
     ...Жил-был когда-то в этих местах великий индейский вождь,  у  которого
было семь красавиц-дочерей. Они были так прекрасны, что в них  влюбился  сам
Великий Дух. Впервые за много тысяч лун он спустился на землю и начал искать
этого славного вождя и, найдя его, обратился к нему со следующей речью:
     -- Если ты согласишься отдать  мне  твоих  семь  дочерей,  то  я  готов
выполнить семь твоих желаний!
     Вождь принял это предложение и после того, как  состоялось  соглашение,
прежде всего потребовал, чтобы Великий Дух подарил ему ночь без дня, а затем
день  без  ночи.  Великий  Дух  исполнил  его  желание,  после  чего   вождь
потребовал, чтобы он никогда не терпел недостатка в дичи и рыбе. Четвертое и
пятое желание заключались в том, чтобы леса всегда были зелены  (вот  почему
кедр, ель и сосна круглый год сохраняют свою зеленую листву!) и чтобы  он  и
его племя в любую минуту могли  раздобыть  огонь.  Он  выразил  свое  шестое
желание: получить такое горючее средство, которое могло бы гореть и в мокром
виде, И Великий Дух подарил ему березу. А седьмое желание сводилось к  тому,
чтобы получить еще одно горючее средство, которое горело бы без дыма и пламя
которого радовало бы самых печальных людей на свете. И тотчас  же  из  земли
поднялся величественный тополь. Так вот, Родерик, кому мы обязаны всеми теми
благами, которыми мы в данную минуту  пользуемся.  Мы  должны  поблагодарить
индейского вождя, у которого было семь красавец-дочерей. Не правда ли, Муки?
Старый индеец утвердительно кивнул головой.
     -- Но мне интересно знать,-- с большим любопытством  сказал  Родерик.--
что случилось после обмена с семью красавицами-сестрами?
     Как только он задал этот вопрос, Мукоки поднялся с места и удалился  от
костра.
     -- Он верит во все старинные легенды и предания,-- шепнул Ваби  на  ухо
Родерику.-- Все это для него так же свято, как солнце и луна.  Но  в  то  же
время он прекрасно знает, что как и все остальные  белые,  ты  не  веришь  в
подобные  басни!  Если  бы  у  него  хватило  духу,  он  рассказал  бы  тебе
чрезвычайно много интересного и поучительного касательно  всех  этих  лесов,
холмов и всех  живых  существ,  которые  обитают  вокруг.  Но,  боясь  твоих
насмешек, он предпочел удалиться.
     -- А мне все-таки хочется послушать его! -- воскликнул Родерик и тотчас
же позвал старика. Мукоки! Мукоки!
     Индеец оглянулся на зов, а затем медленно пошел по направлению к юноше,
который, в свою очередь,  стал  приближаться  к  нему.  Они  встретились  на
полдороге.
     -- Мукоки,-- заговорил очень мягко и  ласково  Родерик,  сжимая  обеими
руками пергаментную руку триппера.-- Я люблю слушать  легенды  про  Великого
Духа. Подобно тебе, я уважаю  ту  великую  силу,  которая  создала  все  эти
чудесные леса, величественные горы,  озера,  реки  и  эту  прекрасную  луну,
которая сейчас сияет над нами. Мне очень интересно  знать,  Мукоки,  как  ты
лично представляешь себе все это. Я, конечно, по-иному отношусь ко всему, но
это нисколько не мешает мне глубоко уважать твои верования и твои убеждения.
Во всяком случае, я никогда не  позволю  себе  смеяться  над  тобой!  Можешь
поверить мне, Мукоки!
     Глубокие морщины на лице индейца разгладились, и его тонкие губы слегка
приоткрылись.  Затем  он  пристально  поглядел  на  Родерика,  словно  желая
убедиться в том, что  молодой  человек  был  вполне  правдив,  сделав  такое
заявление.
     А Родерик тем временем продолжал:
     -- Я скажу тебе, Мукоки, больше того. Я не верю и в  наши  предания,  в
предания белых,  но,  тем  не  менее,  нахожу  в  них  много  интересного  и
значительного. Ведь тебе известно, что большинство белых людей верит  в  то,
что Бог создал и шесть дней землю и небо, а на седьмой  день  разрешил  себе
вполне законный отдых. Этот седьмой  день  мы  называем  воскресеньем.  Наши
книги говорят, что тот же самый Бог создал все леса и поля, и равнины, и все
прочес, но не из любви  к  семи  красавицам-сестрам,  а  просто  по  великой
благости своей. Имеется множество, тысячи тысяч самых замечательных  легенд,
связанных с созданием мира, я, не веря в сущности их, я все же люблю их  как
красивые, поэтические выдумки. Я думаю, что так же прекрасны и ваши легенды,
и поэтому я заранее проникся к ним полнейшим уважением, Я  надеюсь,  старик,
что ты веришь мне!
     -- Да, да, конечно...-- не совсем твердо ответил индеец, но видно  было
по выражению его лица, что доводы юноши подействовали на него.
     --Так ты готов рассказать мне все и сейчас же? -- спросил Родерик.
     -- Нет, не все и не сейчас же! -- отозвался тот.-- Как-нибудь в  другой
раз мы побеседуем об этом.
     Очевидно, на дне души у старика сохранились еще следы  недовольства,  и
Родерик понял, что  он  задел  одно  из  самых  чувствительных  мест  своего
краснокожего друга и вместе с тем спасителя.
     Утки были ощипаны, выпотрошены и зажарены. Мукоки выбрал самую  крупную
"белоклювку", которая была так хорошо зажарена, что местами отливала  темным
золотом, и протянул ее Родерику. Вторую утку он подал Ваби, а затем выбрал и
для себя жирную птицу, уселся на земле подле самого  костра  и  принялся  за
еду. Его примеру немедленно последовали и молодые люди.
     -- Да это чисто лукулловский пир! -- не мог удержаться  от  восклицания
Родерик и стал вертеть своей уткой, насаженной на длинную вилку.
     Ночь прошла без всяких приключений. Когда Родерик и  Ваби  раскрыли  на
следующее утро глаза, они первым  делом  увидели  подле  хижины  пирогу,  на
которой они переехали озеро.
     -- Вот как! -- вскричал Родерик.-- Но интересно  знать,  каким  образом
она попала сюда?
     -- А в то время, как вы спали, я работал,-- ответил  индеец  и  подошел
поближе. Он прибавил, не преминув при этом закряхтеть: -- Я вытащил лодку на
лед и приволок ее сюда вместе со всем содержимым. Вот как!
     -- Браво, Муки!
     -- Но надо иметь в виду,--  заметил  Ваби,--  что  Мукоки  сделал  лишь
первую  половину  работы.  Теперь  нам  троим  предстоит  выполнить   вторую
половину. Нам надо перетащить пирогу и весь груз ее к устью  реки  Омбакики,
которая находится несколько подальше к северу, приблизительно на  расстоянии
часа ходьбы отсюда. Послушай, Род... При большом желании ты можешь услышать,
как ревет река.
     -- Да, да, это верно!  --  вставил  свое  замечание  индеец.--  Теперь,
должно быть, там очень много воды. Река  сейчас  течет  быстрее,  чем  бегут
двадцать тысяч оленей.
     -- И нам придется подняться вверх по этой  реке  на  нашей  пироге?  --
спросил Родерик.
     -- А как же! -- ответил Ваби, смеясь при виде смущенного лица  друга.--
И будь уверен, что мы самым благополучным образом доберемся туда, куда надо.
     Все трое нагрузились до последней возможности и пошли вперед; дойдя  до
назначенного места, Мукоки и Ваби вернулись за пирогой. При  виде  Омбакики,
которая открылась ему во всем великолепии солнечного утра, Родерик замер  на
месте. Река, которую он видел замерзшей  и  совершенно  недвижной  во  время
своей первой зимней экспедиции в эти края, имела тогда  не  больше  двадцати
ярдов в ширину. Теперь же это была настоящая Амазонка, темные и грязные воды
которой медленно и хмуро кружились, словно  густая  жидкость  на  огне.  Эта
беспредельная и мощная гладь, издававшая глухой и мощный рокот, нисколько не
напоминала того яростного потока, который в безумном  беге  своем  неизменно
вырывался из пределов материнского ложа. Плавное  течение  реки  производило
большое и даже величественное  впечатление,  которое,  однако,  легко  могло
ввести в заблуждение неопытного человека.  В  ленивом  спокойствии  чудилось
что-то очень грозное, наводящее на размышления. Легко можно было  допустить,
что  на  некоторой  глубине,  под  тяжелыми  волнами,  имеется   бесконечное
множество  невидимых  и   самых   предательских   течений   и   водоворотов.
Внимательный глаз мог уловить сотни воронкообразных водяных вихрей,  похожих
на вулканы.
     Иногда казалось, что какие-то гигантские руки шевелились под сумрачными
волнами и терпеливо выжидали, пока найдется такой безумный смельчак, который
бросится в пучину и которого они потянут вниз, на самое дно.
     С большим волнением глядя вперед, Родерик чувствовал, что эта спокойная
на вид река таит в себе гораздо больше опасностей чем двадцать самых  бурных
горных потоков. Лицо выражало все его тайные мысли. Впрочем, он  не  скрывал
некоторого беспокойства, когда спросил Ваби:
     -- Неужели же нам придется подыматься вверх по этой реке? По-моему, это
просто невозможно.
     Вместо Ваби ответил Мукоки:
     -- Мы все время будем  держаться  берега,  а  в  таком  случае  нам  не
угрожает ни малейшая опасность.
     Через несколько минут общими усилиями пирогу спустили  на  воду.  После
того  как  в  нее  снова  погрузили  все  припасы  и  принадлежности,   трое
золотоискателей заняли свои места. Мукоки уселся на корме и  большим  веслом
направлял лодку, которая почти все время держалась в десяти-двенадцати ярдах
от берега. Впереди него сидели Родерик и Ваби, которые гребли изо всех сил и
про себя дивились тому, с какой легкостью и быстротой продвигается лодка.



     Время от времени пирога попадала в водоворот, и при виде того, как  она
ныряла носом и мигом выравнивалась, Родерик  понимал,  какой  опасности  они
подверглись бы, если бы отважились выехать на середину реки. В такие грозные
минуты Ваби и Мукоки напрягали все силы, стремясь избежать катастрофы и  как
можно скорее вывести лодку  на  более  безопасное  место.  Ваби,  занимавший
теперь место на носу, ни на миг не  отрывал  взора  от  предательской  реки,
которая на каждом шагу могла приготовить гибельный сюрприз.
     Но несмотря на всю опытность и на все  старания  людей,  они  не  могли
предвидеть все неожиданные  атаки  невидимых  сил.  Вода  порой  производила
впечатление безграничной  маслянистой  поверхности,  но  в  самые  спокойные
моменты на ней вдруг  показывались  огромные  пузыри  (словно  внизу  дышало
громадное чудовище!),  и  возле  самой  пироги  открывался  водяной  вулкан.
Благодаря общему напряжению, лодка выходила из самых опасных и трудных мест,
но неоднократно Родерику казалось, что  сейчас  наступит  последний  миг  их
жизни. Действительно, надо бы обладать совершенно исключительными по силе  и
выносливости  нервами  для  того,  чтобы  спокойно   относиться   ко   всему
происходящему вокруг. Помимо стремительного течения  им  угрожали  и  другие
опасности -- большие кусты, оторвавшие от берега, пни и даже целые  деревья,
которые с бешеной скоростью неслись вниз по реке. Ваби почти  не  переставал
командовать:
     -- Забирай вправо!
     А через минуту уже слышался приказ диаметрально противоположный:
     -- Левое! Налегай на левое! Стой!
     Родерик самым старательным образом выполнял все  приказы  своего  более
опытного друга, но вскоре у него от напряжения онемело все тело.
     Иногда водовороты производили такое устрашающее впечатление, что Мукоки
направлял лодку к берегу, и тогда все  трое,  ступив  на  землю,  переносили
пирогу на плечах в более безопасное место.  В  продолжение  первого  дня  им
пришлось пять раз подобным образом переносить лодку.  Принимая  во  внимание
время, потерянное на эти операции, можно было считать,  что  в  среднем  они
идут со скоростью двух миль в час. Это  было  немного,  но  при  создавшихся
обстоятельствах на большее трудно было рассчитывать.
     Первый привал они устроили довольно поздно, после полудня. На следующий
день Омбакики, сильно приблизившаяся к своим истокам, значительно  сузилась,
но в то же время стала еще стремительнее прежнего. Казалось, что  количество
плавучих деревьев, пней и кустов сделалось еще больше. Благодаря  неусыпному
вниманию Ваби, чрезвычайно ловкому, местами виртуозному управлению Мукоки  и
большой старательности Родерика, который  во  всем  слушался  своих  опытных
товарищей  и  почти  не  проявлял  собственной  инициативы,  пирога  хоть  и
медленно, но все же ровно и верно продолжала свой путь. При других  условиях
у нее оставалось бы не больше одного шанса против десяти, чтобы не разбиться
о берег или же не попасть в водоворот и пойти на дно. Но  наши  трое  друзей
работали с поразительным единодушием, как  правильно  выверенная  и  отлично
смазанная машина, ни на минуту не ослабляя ни напряженности  глаз,  ни  силы
мускулов.
     По мере того, как ложе Омбакики  суживалось,  река,  еще  только  вчера
производившая  грандиозное  впечатление  своей   шириной,   все   явственнее
превращалась в обыкновенный горный поток, который с большой силой  несся  по
каменным кручам. Приблизительно часов в двенадцать на следующий день  Мукоки
ко всеобщему удовлетворению сообщил, что они подходят к первому этапу своего
пути,
     -- А теперь наступает период "носки!" -- заявил  он.--  Много  и  долго
придется косить вещи!
     И  действительно,  теперь  им  предстояло  пройти  пешком   расстояние,
отделявшее озеро Нипигон от тех безграничных пустынных земель,  где  прошлой
зимой, охотясь на  волков,  они  нашли  долговременный  приют  в  знаменитой
"хижине с двумя скелетами". Впоследствии эта хижина была  сожжена  индейцами
Вунга.
     Весь груз был разделен на три  совершенно  равные  части  и  поднят  на
вершину горы, после чего наступила очередь самой пироги.
     Омбакики брала свое начало в узкой расщелине, и  сила  падения  ее  вод
была так велика, что каскад не замерзал даже в самые сильные морозы,  и  его
пенистые космы неизменно день и ночь, зиму и  лето  падали  вдоль  скалистых
гор. Родерик еще издали услышал страшный рев потока.
     К вечеру был разбит лагерь на вершине горы, близ той самой  скалы,  где
трое золотоискателей уже спали однажды. Ехидный Ваби не  преминул  напомнить
своему приятелю про тот комический случай, когда Родерик,  впервые  попав  в
Пустыню, так был потрясен ею, что однажды ночью схватился в смертельном  бою
с рысью, которую принял за индейца Вунга.
     Спуск с горы был  гораздо  легче  подъема  и,  конечно,  не  выдерживал
никакого сравнения с плаванием вверх по течению бурной свирепой реки. Работа
на следующий день представляла собой известного рода отдых, который, однако,
был испорчен тем, что пришлось сделать двойной подъем и спуск  с  горы,  так
как за один раз нельзя было снести пирогу со всем  ее  тяжелым  грузом.  Вот
почему охотники лишь к концу дня подошли к небольшому озеру,  расположенному
в долине, совсем близко к  тому  месту,  где  когда-то  стояла  хижина  двух
золотоискателей, нашедших смерть при самых трагических обстоятельствах.
     Вместо безграничных  снежных  пространств  они  увидели  очаровательные
зеленые  луга,  плотно  окружившие  маленькое  озеро,   которое   совершенно
освободилось  от  льда.  Кедры  и  ели  кокетливо  смотрелись  в  его  воды,
подернутые кружевной рябью.
     В то время как Мукоки занимался устройством хижины, Ваби  и  Родерик  с
самым меланхолическим видом разбрасывали ногами  занесенные  пеплом  уголья,
которые остались единственными следами хижины, поведавшей им  великую  тайну
про золотые залежи.
     На расстоянии пятидесяти шагов, посреди довольно высоких  ранних  трав,
они обнаружили побелевшие от времени кости. Вунга,  атаковавшие  хижину,  не
сочли нужным на обратном пути похоронить своих мертвецов.
     Первая часть путешествия подходила к концу. Через двадцать четыре  часа
троим друзьям предстояло  войти  в  знаменитое  ущелье,  откуда,  собственно
говоря, и начиналась экспедиция. Главный интерес сосредоточивался именно  на
этих местах.
     -- Один факт не  оставляет  ни  малейших  сомнений,--  заявил  Родерик,
который вытащил из своего дорожного мешка и разложил на коленях  драгоценный
кусок березовой коры. Он смотрел на нее, как на своего рода нить Ариадны, по
которой должен был  рано  или  поздно  найти  свой  путь.--  Для  меня  ясно
следующее. Когда-то до нас, в  эпоху,  которую  сейчас  мы  никак  не  можем
определить, трое человек нашли драгоценные золотые россыпи и на этой  карте,
которая так чудесно попала в  наши  руки,  отметили  точное  местонахождение
золотых  залежей.  Для  того  чтобы  дойти  до   этого   места,   необходимо
руководствоваться только нашей картой. Она приведет нас, куда следует.  Трое
человек, о которых я говорил сейчас, были: англичанин по имени Джон  Болл  и
двое французов - Анри Ланглуа и Петер Плант.  Прежде  всего  французы  убили
англичанина, а затем друг  друга.  В  этом  отношении  между  нами  никакого
разногласия не наблюдается, не так ли?
     -- Да, если хочешь, это так!  --  ответил  Ваби  с  легкой  иронической
усмешкой.-- По крайней мере, до сих пор ничто  не  говорит  о  том,  что  мы
выдумали какой-то роман с приключениями.
     Родерик подскочил на месте.
     -- Роман с приключениями?! -- яростно воскликнул он.-- Что это  значит?
Ты, очевидно, забыл  про  маленькие  золотые  слитки,  которые  мы  нашли  в
замшевых мешочках в этой хижине! Ведь ты сам недавно признал,  что  все  мои
предчувствия и  выводы  совершенно  правильны  и  всегда  оправдываются.  Не
станешь же ты теперь отрицать, что...
     --  Боже  упаси!  --  поспешно  ответил  Ваби,  который  всегда   любил
поддразнивать  своего  пылкого  товарища.--  Я  ровно  ничего  не  собираюсь
отрицать. Я говорю только, что у тебя  всегда  слишком  напряженно  работает
фантазия. В конце концов, если даже мы ничего ровно не найдем, то  мы  не  в
праве  будем  жаловаться,  так  как,  благодаря  этой  приманке,  мы   имеем
возможность  совершить  прелестнейшую  весеннюю  прогулку  по  абсолютно  не
исследованным местам. Я рад уже одному этому обстоятельству!
     И он начал насвистывать с самым равнодушным видом. Родерик обиделся,  и
Мукоки  явился  как  раз  вовремя  для  того,  чтобы  рассеять  его   дурное
настроение.
     Узнав, в чем дело, он заявил с философским спокойствием:
     -- Прежде всего нам надо попасть в ущелье,  а  там  будет  видно!  Чего
заранее гадать и спорить?
     Но Родерик был так задет сомнениями, которые туманно выразил Ваби,  что
в ожидании обеда, приготовляемого Ваби и Мукоки, он взял ружье и сказал:
     --  Я  попробую  поохотиться!  Может  быть,  мне  удастся  набрести  на
какую-нибудь дичь, которая внесет разнообразие в наше меню.
     Эти  слова  он  произнес  с  весьма  мрачным  видом,  который,  однако,
нисколько не подействовал на Ваби.
     -- Желаю  тебе  веселой  прогулки  и  удачной  охоты!  --  крикнул  тот
вдогонку.--  Да,  кстати,  не  забудь:  если  по  дороге  найдешь  несколько
симпатичных золотых самородков, захвати их с собой. Я люблю такие штучки.
     Родерик, ничего не ответив на эту шутку, вскоре исчез за склоном  горы.
Он прошел добрую милю, никакой дичи не встретив на своем пути, но,  случайно
повернув за небольшую еловую рощу, он  увидел  у  подножия  высокого  склона
огромного медведя и, немедленно приложив ружье к плечу, выстрелил.
     -- Промахнулся, черт его возьми! -- вскричал  он  при  виде  того,  что
животное исчезло.
     Такого огромного медведя Родерик никогда  до  сих  пор  не  видел.  Вот
почему он бросился за ним вдогонку в тайной надежде на то, что  ему  удастся
таким образом избавиться от плохого настроения. Перед ним раскрывалась очень
хорошая, почти прямая дорога, и на расстоянии четырехсот -- пятисот ярдов он
увидел зверя,  который  очень  торопливо  подымался  по  невысокому  склону.
Побежав вслед за ним, Родерик вдруг остановился и выстрелил два раза подряд.
Очевидно, медведь был ранен, потому что он упал, и тотчас же  поднялся  и  с
еще большей скоростью, чем прежде, продолжал свое бегство. Достигнув вершины
холма, он скрылся по другую его сторону.
     Родерик почти ни минуты не  колебался,  понимая,  что  было  бы  стыдно
упустить такую прекрасную добычу. Не теряя ни  мгновения,  он  последовал  в
прежнем направлении, но, в свою очередь, поднявшись  на  вершину,  убедился,
что зверь сильно  подался  вперед  и  находился  уже  в  семистах  или  даже
восьмистам ярдах от него. Однако уже через несколько минут  он  увидел,  что
его добыча замедляет бег. Можно было думать, что медведь потерял много крови
и рано или поздно остановится. Поняв это, Родерик  пустился  вперед  во  всю
силу своих молодых и крепких ног. Медведь время от времени останавливался  и
как будто переводил дыхание, которое уже начало изменять ему.
     Семьсот ярдов... шестьсот... Расстояние заметно уменьшалось, но медведь
бежал уже по направлению к густой чаще, где мог спрятаться так, что никакой,
даже самый опытный охотник не мог бы отыскать его.
     Несмотря на то, что зверь находился еще  очень  далеко,  Родерик  решил
рискнуть. Он воспользовался случаем, когда тог на секунду присел  на  задние
лапы, и выстрелил. Тяжело раненный в голову  медведь  грузно  закружился  на
месте и медленно свалился и. землю.
     Молодой человек тотчас же  поспешил  к  своей  великолепной  добыче  и,
убедившись в том, что она совершенно  недвижна,  бросился  назад  для  того,
чтобы рассказать товарищам о своей удаче и попросить их помощи, так  как  он
не был в состояние собственными силами перетащить в лагерь такую здоровенную
тушу.
     -- Вот так медведь! -- закричал  Мукоки,  увидев  зверя.  --  На  такое
чудовище нечасто можно наскочить! Вам повезло!
     В его восклицании звучало такое неподдельное  изумление  и  преклонение
пред юным товарищем, что Родерик зарделся от удовольствия.
     -- Поздравляю тебя! -- в свою очередь вскричал Ваби.
     Я думаю, что зверь стоит по меньшей  мере  пятьсот  ливров.  От  одного
плеча до другого у него четыре фута. Замечательный экземпляр!
     -- И ковер замечательный будет! -- сказал Мукоки.
     -- Да, это верно! -- согласился Ваби.-- Ковер в восемь футов  длиной  и
шесть футов шириной! Если ты не нашел золотой жилы, то во всяком случае...
     Он не закончил фразы, потому  что  в  это  время  его  перебил  Мукоки,
который тщательнее прежнего стал осматривать медведя.
     -- Ловкий выстрел! --  произнес  индеец.--  Прямо  в  правое  ухо!  Это
замечательно!
     Вслед за тем он открыл  под  пегой  шерстью  еще  две  раны  от  первых
выстрелов Родерика и, неожиданно для молодых людей, издал недоуменный крик:
     -- Постойте, постойте, милые мои! Вот так штука! Оказывается, что он бы
ранен еще раньше. И довольно давно! Старая рана... Пуля застряла под кожей.
     С этими словами он стал  нащупывать  несколько  сморщенную  кожу  около
одной из задних лап медведя. След, оставленный старой раной,  был  настолько
ясен, что его можно было разглядеть без всякого труда.  Пальцы  Родерика,  а
затем Ваби под давлением руки Мукоки легко могли нащупать пулю, которая  все
время скользила между мясом и кожей убитого зверя.
     Почти всегда наблюдается одно  и  то  же  крайне  характерное  явление.
Охотник  неизменно  испытывает  большое  и  почти  не  поддающееся  описанию
волнение, когда находит на теле убитого им животного рану, нанесенную другим
человеком. Особенно это волнение сильно в таких суровых, пустынных  странах,
как Нортландия.
     Очень часто против собственной воли охотник долго и  напряженно  думает
об одном и том же:
     "Кто был этот человек? Откуда он явился  и  куда  направлялся?  Как  он
попал сюда? Какие причины принудили его явиться сюда?"
     Вооружившись длинным ножом, Мукоки принялся за извлечение  таинственной
пули. Покончив с этим делом, он внезапно издал звук, который явно говорил  о
его большом изумлении.
     -- Вот так странная пуля! -- наконец произнес он.-- Правду  сказать,  я
никогда до сих пор не видел подобной пули. Это -- вовсе не свинцовая пуля.
     Кончиком ножа он слегка надрезал пулю и извлек на белый свет  крохотную
частицу металла, на котором радостно заиграло заходящее солнце.
     -- Золотая пуля! -- воскликнул пораженный Мукоки.-- Свинец  никогда  не
отливает такими желтыми  оттенками.  Эта  пуля  сделана  из  самого  чистого
золота!



     Наступило гробовое молчание, и никто из друзей  долго  не  проронил  ни
слова. Ваби, который уже не  решался  подсмеиваться  над  Родериком,  слегка
прищурил глаза, словно не желая или не в силах верить тому, что  преподнесла
ему действительность. А Родерик переживал  такое  же  состояние,  в  котором
находился в те памятные часы, когда он попал в хижину близ озера и нашел там
два  человеческих  скелета  и  маленький  замшевый  мешочек  с  драгоценными
слитками.
     Что же касается Мукоки, то  на  его  лице  появилось  такое  выражение,
которого никто до сих пор на нем  не  видел.  Трудно  было  с  первого  раза
определить те чувства,  которые  обуревали  траппера.  Его  рука,  державшая
золотую пулю, дрожала от волнения, и точно  так  же  дрожали  длинные  худые
пальцы. Это странное состояние поразило бы всякого, кто хоть  сколько-нибудь
знал старика и его обычную бесстрастность.
     Он первым нарушил молчание и первым  же  ответил  на  вопросы,  которые
мучили всех охотников.
     -- Кто это мог выстрелить в медведя золотой пулей?
     Ясно было, что на этот вопрос никто не мог дать определенный ответ.
     А второй вопрос был следующий:
     -- Почему он стрелял золотыми пулями?
     Казалось,  что  и  на  этот  вопрос  невозможно   добиться   ясного   и
исчерпывающего ответа.
     Ваби взял из рук старика пулю и взвесил ее на своей ладони.
     -- Она весит добрую унцию,-- заявил он,
     -- Из чего следует, что она стоит около двадцати долларов! -- разъяснил
Родерик.-- Но какой богатей мог стрелять здесь золотыми пулями, вот что  мне
очень интересно знать! Правду сказать, я поражен так, что и сказать не могу.
     Он, в свою очередь, взвесил на ладони пулю, и тотчас  же  на  его  лице
отразилось еще большее изумление, чем на лице Мукоки, который  тем  временем
успел  прийти  в  себя  и  придать  своим  чертам  их  обычное  спокойное  и
невозмутимое выражение, столь характерное для всех индейцев. Ведь  известно,
что коренные обитатели Нортландии лишь в чрезвычайно редких случаях  выходят
из состояния полного безразличия.
     Но под этой маской  с  прежней  энергией  и  силой  продолжал  работать
пытливый ум, который привык распознавать самые глубокие  тайны  этого  края.
Глядя на него, Родерик  и  Ваби  понимали,  что  старик  старается  мысленно
представить себе, каким образом медведь получил свое первое ранение.
     -- Ну, что скажешь, старик? --  обратился  к  нему  Ваби.--  О  чем  ты
думаешь сейчас?
     -- Во-первых, я думаю о том, что этот человек стрелял из старого, очень
старого ружья! -- произнес он  очень  медленно,  взвешивая  каждое  слово  в
отдельности.-- Затем я думаю, что он стрелял без патрона. У него были только
пули и порох. Странно! Я сказал бы даже: очень странно!
     -- Другими словами, ты хочешь сказать, что он стрелял из ружья, которое
заряжалось с дула?
     Индеец кивнул головой в знак того, что он был совершенно верно понят.
     -- У этого человека был порох, но недоставало свинца.  Он  очень  хотел
есть и решил вместо свинца пустить в ход золото. Вот и все!
     Благодаря мудрости опытного Мукоки, тайна золотой пули  была  несколько
разъяснена. Но на первый вопрос до сих пор никто не нашел да и не мог  найти
никакого ответа:
     "Кто стрелял золотыми пулями?"
     Кроме того, возникли еще вопросы, имеющие чрезвычайно важное значение:
     "Откуда  этот  неизвестный  достал  золото?  Где   находился   источник
драгоценного металла?"
     -- Надо думать, что в распоряжении  этого  человека  находился  большой
запас золота! -- заметил Ваби.-- В противном случае он не разрешил  бы  себе
таких роскошных трат! Ведь надо принять во внимание, что пуля эта  превышает
нормальные размеры!
     -- В этой стране, где мы сейчас находимся, золота нет! -- категорически
заявил Мукоки.--  Из  моего  заключения  ясно  вытекает  предположение,  что
охотник явился издалека.
     -- А нельзя ли допустить,--  начал  Родерик  так  тихо,  словно  ему  с
громадным напряжением давалось каждое  слово,--  нельзя  ли  допустить,  что
незнакомец раньше нас самих нашел то золото, которое мы ищем?
     Казалось, Ваби тоже на несколько минут затаил  дыхание.  Он  с  большим
волнением переводил взор с Родерика на Мукоки и обратно. Старый  траппер  по
каким-то невыясненным причинам предпочитал хранить молчание.
     Родерик вытащил из одного из  внутренних  карманов  небольшой  предмет,
тщательно завернутый в суконку.
     Неторопливо развернув свое сокровище, он произнес:
     -- Как видите, я сохранил небольшой слиток золота, который  хранился  в
замшевом мешочке и пришелся при разделе на  мою  долю.  Я  имел  в  виду  по
возвращении в цивилизованные страны сделать из него булавку для галстука.  Я
никогда не разлучался с ним. У меня имеются кое-какие  познания  из  области
геологии и минералогии. В колледже мы проходили эти предметы, и  они  могут,
пожалуй, принести нам теперь некоторую пользу. Мне известно следующее.  Если
мы возьмем десять -- двенадцать образцов золота,  то  почти  каждый  из  них
имеет нечто индивидуальное,  что  выражается,  конечно,  главным  образом  в
цвете. Вы редко можете встретить два слитка  одинакового  оттенка.  Конечно,
все дело в тончайших нюансах, которые может уловить и констатировать  только
очень внимательный, опытный глаз.
     Он вынул из кармана нож и кончиком его сделал  на  своем  слитке  точно
такой же надрез, какой Мукоки раньше сделал на пуле. После этого он  сравнил
обе свежие поверхности, В данном случае уже не  требовался  особенно  зоркий
глаз для того, чтобы установить полную идентичность обоих кустов золота.
     Ваби непроизвольно подался  назад,  мрачно  сверкнул  глазами  и  издал
несколько нечленораздельных звуков. Лицо Родерика внезапно приняло землистый
цвет. Один Мукоки стоически отнесся к вмешательству минералогии и ее  весьма
простому разъяснению тех таинственных фактов, с которыми они столкнулись.
     -- Ясно одно,-- хриплым голосом произнес Ваби, --кто-то уже успел найти
наше золото!
     -- Вполне вероятно! --  подхватил  Родерик,  успевший  преодолеть  свог
волнение.-- Hо в то же время мы никак не можем сделать какие бы то  ни  было
категорические выводы. С геологической точки зрения  состав  земли  во  всей
этой области один и тот же, и, кроме того, вполне возможно, что те же горные
породы  мы  можем  найти  далеко  на  север  отсюда.   Вот   почему   ничего
удивительного нет в том, что слиток, найденный в этом месте,  имеет  тот  же
самый внешний вид, что и слиток, находящийся на расстоянии двухсот  миль  от
нас. Все зависит от характера почвы. Так или иначе, наша тайна остается пока
неразгаданной и нераскрытой...
     -- Человек выстрелил золотой нулей, а потом, может быть, умер,-- в виде
утешения  высказал  Мукоки  свое  мнение.  -  Возможно,  что  это  была  его
единственная пуля, и он умер с голоду.
     Легкая тень пронеслась по лицу Ваби.
     -- Само собой ясно, что незнакомец был адски голоден, если пошел на то,
чтобы отливать пули из золота! -- сказал он. Медведя он не убил, и,  клянусь
Юпитером, нам надо от души пожалеть несчастного.
     Родерик не мог не покраснеть при мысли о том, какими эгоистами они  все
трое проявили себя.
     -- В таком случае я предпочел бы, чтобы он убил медведя!  очень  просто
сказал он.
     И вдруг с быстротой молнии пронеслась перед  мысленным  взором  молодых
людей трагедия,  которая,  вероятно,  разыгралась  здесь  много  лет  назад.
Человек, умирая с голода, собирает  последние,  жалкие  силы  и  изготовляет
золотую пулю с единственным желанием сохранить свою жизнь. Вдруг  появляется
громаднейший  медведь.  Несчастный  стреляет,  но  неудачно  и   умирает   в
невыразимых страданиях...
     -- Лучше бы пропал медведь, чем  человек!  --  резюмировал  свои  мысли
Родерик.-- Нам, собственно говоря, эта туша не очень нужна. Мы пока  что  не
испытываем нужды к пище.
     Мукоки предпочитал заниматься делом,  чем  разговорами.  Он  вооружился
ножом и начал резать медведя на части. Молодые люди вскоре присоединились  к
нему.
     -- Я так думаю,-- сказал Мукоки, ни на минуту  не  прекращая  работы,--
что этой ране месяцев шесть,  не  меньше.  Нанесена  она,  вероятно,  ранней
зимой. Затем наступило тяжелое время...
     -- Несчастный человек! -- вздохнул Родерик.-- Может быть, придет  такой
день, когда мы узнаем всю правду. Я очень хотел бы этого!
     Час спустя все трое вернулись к озеру, на берегу которого находилось их
временное жилье, и принесли с собой лучшие части медвежьей туши, а также его
шкуру. Для того, чтобы защитить шкуру от хищных животных, ее повесили  очень
высоко между двумя деревьями.
     Родерик с великой гордостью смотрел на свою замечательную добычу.
     -- Нам придется,-- сказал он с некоторой горечью,-- оставить  ее  здесь
до нашего возвращения. Но можем ли мы надеяться  на  то,  обратном  пути  мы
найдем ее на месте?
     -- Я думаю, что вполне можно надеяться! -- ответил Ваби.
     -- Ты утверждаешь это?
     --  Категорически  утверждаю!  Она   находится   здесь   в   такой   же
безопасности, как на складах нашей фактории.
     -- А если какой-нибудь случайный путник стащит ее?
     Ваби, приготовлявший в это  время  обед,  прекратил  на  миг  работу  и
воззрился на приятеля.
     -- Ты хочешь скачать, что он украдет ее у нас? -- спросил он.
     Мукоки, не пропустивший ни одного слова  из  этого  разговора,  в  свою
очередь, с большим удивлением смотрел на белого юношу.
     -- Вот что, дорогой мой,-- очень спокойно произнес Ваби.-- Помни pаз  и
навсегда следующее: в нашей безграничной и прекрасной  стране  воровства  не
существует! Я не говорю, конечно, об индейцах Вунга и им  подобным,  которые
являются бандитами, так сказать, по профессии. Кроме этих людей, объявленных
вне закона, наша Пустыня не знает воров!
     Он прибавил после короткой паузы:
     -- Если завтра здесь случайно пройдет  белый  траппер  и,  взглянув  на
шкуру, найдет, что она висит слишком  низко,  он  немедленно  остановится  и
подтянет ее повыше. Он постарается спасти ее от хищных животных с  таким  же
усердием, как и мы сами. Если же индеец поблизости разложит  костер,  то  он
примет все меры к тому, чтобы дым нисколько не испортил нашего добра, Видишь
ли, Родерик, ваша так называемая цивилизация еще не успела  испортить  наших
туземцев. Они так же естественно честны, как естественно дышат и едят!
     -- Но я не думаю, чтобы все индейцы были одинаково честны! --  возразил
Родерик.-- Вот, например, индейцы, которые живут  подальше  на  юг,  большей
частью отъявленные воры!
     Он произнес это замечание, не подумав, и  почти  тотчас  же  пожалел  о
своих неосторожных словах. Мукоки сразу принял обиженный вид и поджал  губы.
Ваби, сам полукровка, тоже не  выразил  особого  восторга,  выслушав  мнение
друга, а тотчас же с гневным блеском в темных глазах заявил:
     -- Если такие случаи наблюдаются, и такие воры среди нас имеются, то во
всем этом виноваты только белые, которые подали и  подают  поныне  гибельные
примеры. Начало местному воровству  положили  ваши  "цивилизованные".  Белые
люди, прибыв в Нортландию, усвоили себе все положительные качества  индейцев
и взамен того  наградили  туземцев  всеми  своими  пороками.  Великий  Север
оздоровляет и проветривает все то, к чему он прикасается. Уже  сам  по  себе
воздух наш полон чистоты, ясности и правды!
     Конечно, бывают исключения. Но в подавляющей массе своей индеец честен.
Вот, например, наш Мукоки может умереть от стужи, но он никогда не  позволит
себе воспользоваться шкурой, которая принадлежит другому. Человек попроще  и
погрубее разрешит себе иногда взять  шкуру,  но  непременно  взамен  оставит
ружье или что-нибудь другое.
     -- Простите, друзья мои! -- воскликнул Родерик,  протягивая  одну  руку
Ваби, а другую Мукоки.-- Я здесь, среди  вас  и  этой  природы,  новичок!  Я
только-только начинаю знакомиться с вами я вашими обычаями. Я еще не  совсем
ваш...
     -- Ты вполне наш, и не будем больше говорить об этом! -- заявил Ваби.
     Вечером, после обеда, сидя у догорающего костра, Ваби сказал Родерику:
     -- Не думай, ради Бога, что я хочу упрекнуть тебя за те слова,  что  ты
давеча произнес. Меня это  уж  больше  не  интересует.  Вот  я  хочу  только
сообщить тебе, что при желании, Мукоки мог  бы  рассказать  несколько  очень
поэтичных легенд на тему: почему индейцы всегда честны. Но я  знаю  заранее,
что он категорически откажется поведать их тебе, и вот  почему  я  предлагаю
мои услуги: если хочешь, я расскажу тебе одну легенду, не лишенную интереса.
     -- О, пожалуйста! -- воскликнул Родерик.-- Я выслушаю  тебя  с  большим
удовольствием. Начинай!
     -- Ладно, в таком случае я начинаю. Прежде всего я хочу сообщить  тебе,
что некогда на родине Мукоки, то есть на  той  территории,  которая  тянется
вдоль обоих  берегов  Макоки,  впадающей  в  реку  Олбани,  проживало  племя
талантливейших воров, которые все время проводили в  том,  что  обворовывали
друг друга.
     Эти индейцы не питали,  так  сказать,  никакого  уважения  к  силкам  и
капканам, поставленным их соседями.  Драки  и  убийства  были  у  них  самым
обыкновенным, чуть ли не будничным явлением. Вождь племени  почитался  самым
отчаянным вором, а так как он был верховным судьей, то ясно,  что  судил  он
всегда с выгодой для себя.
     Само собой разумеется,  что,  любя  грабить  других,  он  бывал  весьма
недоволен, когда кто-нибудь грабил его самого. И вот в одно прекрасное  утро
он  страшно  разгневался,  увидев,  что  один  из  его  подданных  осмелился
поставить свой капкан рядом с его собственным, на следу  одного  и  того  же
зверя. Он решил  самым  строгим  образом  покарать  смельчака,  спрятался  в
укромном местечке и стал ждать.
     Не могу точно сказать, сколько времени прошло в ожидании, но вдруг  наш
архивор заметил, что замечательный белый заяц попал в капкан его  соперника.
Вождь, схватив здоровенную дубинку, бросился вперед, желая убить  зайчика  и
присвоить его себе. Но в тот же самый момент ему  почудилось,  что  какое-то
черное облако пронеслось перед его глазами. Когда это облако рассеялось,  он
увидел перед собой уже не зайца, а самое красивое человеческое  существо  на
свете.
     Поняв, что он находится в присутствии Великого Духа, вождь  почтительно
пал ниц и немедленно услышал громоподобный голос, который доносился не то  с
неба, не то с вершины самой высокой горы в окрестности. Этот  голос  поведал
ему, что все леса и реки рая, предназначенные исключительно для краснокожих,
отныне закрываются для него, ибо  ворам  запрещается  вход  в  потусторонние
места для охоты. Голос добавил еще:
     "Те слова, которые только что услышал от  меня,  ты  обязан  немедленно
передать всем твоим подданным! Расскажи им, что, начиная с сегодняшнего дня,
они обязаны честно, по-братски ставить свои силки и капканы рядом и  никогда
не драться между собой. Только таким путем они могут избавиться от тяжких  и
вечных кар, которые уже нависли над их головами!".
     Вождь племени подчинился голосу свыше и передал своим  подчиненным  все
то, что он слышал. И с тех пор в этой стране исчезли воры.  И,  кроме  того,
так как Великому Духу благоугодно было явиться  на  землю  в  образе  белого
зайца, это  животное  ныне  почитается  самым  священным.  И  вот  теперь,--
закончил свой рассказ Ваби,--  как  только  на  землю  падает  первый  снег,
индейцы ставят свои силки рядом и уже не крадут друг у друга.
     -- Прямо замечательно! -- заявил  Родерик.--  Правду  сказать,  дорогой
Ваби, эта всеобщая, универсальная честность мне до того нравится, что я даже
сомневаюсь...
     -- А я посоветовал бы тебе ни в чем не  сомневаться  и  всецело  верить
мне. На всей поверхности этой огромной страны, которая тянется до полей, где
пасется мускусный бык, ты не найдешь ни одного индейца, который позволил  бы
себе грабить соседа и пользоваться добычей, попавшей в чужую западню.  Этого
правила строго придерживаются все обитатели Нортландии. Каждый из них обязан
держаться, как здесь говорят, своей линии и никоим образом не выходить за ее
пределы. В этом, впрочем, ты сам мог убедиться  прошедшей  зимой.  Как  вели
себя индейцы Вунга во время нашей охоты? Они  считали  нас  своими  злейшими
врагами, готовы были в любую минуту убить нас, но в то же самое время они ни
разу не грабили наших силков. Вот тебе разительное доказательство моих слов!
     --  Хорошо!  --   вскричал   Родерик.--   Признаю   себя   побежденным.
Действительно, Нортландия -- страна совершенно исключительная, и чем  больше
я знакомлюсь  с  ней,  тем  больше  дивлюсь  ей.  И,  правду  сказать,  твои
единоплеменники отличаются такими замечательными качествами,  что  я  иногда
жалею о том, что в моих жилах не течет индейская кровь.
     А затем разговор снова перешел на таинственную золотую пулю.  Можно  ли
было на основании ее вынести определенное  заключение,  что  то  золото,  за
которым  они  теперь  отправлялись,  уже  было  найдено  другим   человеком,
присвоившим его себе?
     -- По здравом размышлении я пришел к  заключению,  что  это  не  так,--
сказал  Ваби.--  Местонахождение  золота  должно  быть   в   области   более
девственной, чем эта. К тому же, надо понять, что в  фактории  Вабинош-Хоус,
ближайшей в этой стране, не могли бы не знать, что  чуть  ли  не  под  рукой
находятся такие  богатейшие  золотые  залежи.  Ясно  одно,  что  счастливцы,
напавшие на такое сокровище, прежде всего явились бы в эту  факторию,  чтобы
запастись провиантом.
     -- Я думаю,-- заключил Родерик,--  что,  если  какой-нибудь  человек  и
сделал эту замечательную находку, то он давным-давно умер!
     -- Я вполне присоединяюсь к твоему мнению.
     Но прежде чем войти в хижину и улечься  на  ночь,  Родерик  провел  еще
некоторое время на свежем воздухе. Огромная весенняя луна недавно  поднялась
над горизонтом и величаво плыла в эфире, который наводняла своим светом.
     Родерик Дрюи думал о  великолепии  этой  страны,  о  которой  не  имели
никакого представления миллионы людей, копошившихся в больших цивилизованных
городах. И ему казалось, что если действительно где-нибудь  существует  Бог,
то он ближе к этому краю, чем к любой другой местности на свете. Он  смотрел
на великолепную луну, смотрел на противоположные ей  северные  созвездия,  и
минутами от восторга у него захватывало дух.
     Поднялся тихий, мягкий ветер, который разнес  по  всем  горам  и  долам
глухой и протяжный шепот сосен и тополей,  переговаривавшихся  между  собой.
Время от времени любовно стонала сова. Стояла теплая ночь, и Родерик, присев
на большом камне, чувствовал, как против его собственной воли смыкаются  его
план. Вдруг какое-то длительное и  страшное  рычание  разорвало  спокойствие
ночи и заставило юношу вскочить на ноги.
     В первую минуту он почему-то подумал о Волке, о ручном  волке,  который
прошлой зимой совершил вместе с ними значительную часть путешествия.  Зычным
криком Волк всегда привлекал к человеческому костру своих вольных братьев по
крови и неизменно обрекал их на верную смерть. Ваби спустя  некоторое  время
вернул ему свободу, и он, вероятно, снова одичал и  пристал  к  какой-нибудь
волчьей стае. Великая Северная Пустыня поглотила его без следа.
     Не его ли глаза светились теперь в ночи, и  не  он  ли  призывал  своих
бывших друзей-людей?



     На следующий  день,  едва  только  занялась  заря,  охотники  тщательно
принялись  за  исследование  таинственного   ущелья,   близ   которого   они
находились. Наибольшее внимание они отдали реке, которая, согласно плану  на
березовой коре, рано или поздно должна была привести их к  тому  месту,  где
залегали мощные пласты золота.
     Ввиду того, что до сих пор путь особых трудностей не представлял,  было
решено оставить большую часть поклажи в лодке, которую должны были нести  на
плечах Мукоки и Ваби по очереди с Родериком. Остальную часть груза так же по
очереди несли молодые люди.
     Чудотворная весна давала о себе знать на каждом шагу и своей лучезарной
улыбкой ободряла людей, ноша которых была очень тяжела.
     В полдень, как всегда, был устроен кратковременный привал для завтрака.
Вдруг Родерик опустил одну руку на плечо Ваби, а другую  протянул  вперед  и
указал  на  две  движущиеся  точки,  которые  находились  приблизительно  на
расстоянии одной мили. На такой дистанции их легко  можно  было  принять  за
собак.
     -- Волки! -- высказал свое предположение Родерик.
     Но после минуты размышления он изменил свое мнение и прошептал:
     -- Нет, лоси!
     -- Лось-самка и ее детеныш! -- более точно определил Ваби.
     -- Каким образом на таком большом расстоянии ты можешь определить  это?
-- спросил его приятель.
     -- Да ничего проще быть не может! Ты следи внимательно вместе со  мной.
Впереди и очень медленно выступает мать. Имей в виду,  что  лось  без  особо
важной причины никогда не бежит и не скачет, как это делают коза  или  лань.
Он всегда очень спокоен. Напротив,  детеныш  все  время  скачет  и  резвится
вокруг матери, что вполне соответствует его возрасту.  Старый  матерый  лось
никогда не разрешит себе таких вольностей.
     Родерик, казалось, готов был возразить против  подобного  категоричного
заявления Ваби.
     -- Может быть, все это и так,-- заметил он,-- но мне чудится,  что  оба
животные одного роста.
     -- Совершенно верно! Молодому лосю, вероятно, года два, и в  росте  он,
пожалуй, не уступает матери. Надо тебе знать, что молодые лоси  очень  долго
остаются при своих матерях, иногда  даже  до  трехлетнего  возраста.  Я,  по
крайней мере, знал такого лосенка, который до трех лет ни за  что  не  хотел
начать самостоятельной жизни.
     -- Они идут в нашем направлении! -- прошептал Родерик.
     -- Верно! Нам надо спрятаться.
     Ваби  потащил  своего  друга  за  большой  куст,  куда  вскоре  к   ним
присоединился и Мукоки.
     -- Они очень любят свежие  побеги  тополей,--  разъяснил  Ваби,--  и  я
уверен, что они теперь направляются к той рощице, которую ты  можешь  видеть
между ними и нами. Я боюсь только одного: как бы ветер не  дал  им  знать  о
нашем присутствии.
     С этим словами он смочил слюной один из своих пальцев и поднял его  над
головой. Это был неизменный и очень верный способ старого траппера  узнавать
направление ветра. Как бы слаб ни был  ветер,  та  сторона  пальца,  которая
обращена к нему,  немедленно  высыхает,  в  то  время  как  остальная  часть
довольно долго сохраняет влажность.
     -- Ветер сейчас против нас,-- сказал Ваби,-- и дует в их  сторону.  Вот
почему я не сомневаюсь ни минуты, что они скоро остановятся, почуяв нас.
     Родерик поднял к плечу ружье.
     -- В таком случае нам придется рискнуть и стрелять отсюда! заявил он.--
Правда, они находятся еще очень далеко,  но  все  же  в  пределах  ружейного
выстрела.
     -- Это верно, что в пределах ружейного  выстрела,  но  все-таки  мы  не
убьем их.
     Он  не  успел  произнести  последнее  слово,  как  лось-мать   внезапно
остановилась.
     -- Так я и знал! -- вскричал Ваби.--  Она  почуяла  нас  на  расстоянии
четверти мили. Ты посмотри, Род, на это  животное,  на  его  громадные  уши,
поднявшиеся в воздух, словно звукоприемники, и на его нос, вдыхающий  воздух
и все его запахи. Мать сразу же поняла, что  с  нашей  стороны  ей  угрожает
смертельная опасность.
     Но старший лось, не дожидаясь конца похвал в свой адрес, быстро  сделал
полуоборот, поместился между детенышем и опасностью и стремительно  направил
свой бег в противоположную сторону.
     -- Я страшно люблю лосей! -- продолжал Ваби.-- Обратил ли  ты  внимание
на то, что за все время я не убил ни единого лося?
     -- Я до сих пор не обращал на это внимания, -- ответил  Родерик,--  но,
пожалуй, теперь вижу, что это так. А почему? В чем дело?
     -- Ты спрашиваешь, почему? Ладно, я объясню тебе, в чем дело.  Вы,  так
называемые  цивилизованные  люди,  называете  льва  царем  зверей  и  вообще
животных. А я нахожу, что это совершенно неверно, ибо считаю лося  подлинным
монархом, имеющим все права на  это  почетное  звание.  Ты  только  что  сам
прекрасно видел, как действовала мать! Не правда ли? Вначале она шла впереди
сына или дочери, не знаю точно. Она готова была  в  любую  минуту  уведомить
ребенка о случайной или настоящей опасности. Когда же она  поняла,  что  эта
опасность действительно имеется налицо, она  первым  долгом  заслонила  свое
дитя и готова была принять первый удар на себя. Разве  же  человек-самка  не
поступает точно таким же  образом?  А  вот  очень  интересно  проследить  за
лосем-самцом в так называемый период любви. Для  того  чтобы  защитить  свою
возлюбленную, он может выдержать бой с десятью охотниками. Если  она  падает
первой, он долго, не обращая никакого внимания на охотничьи ружьи,  защищает
ее тело и яростно сверкает глазами в сторону врагов  до  тех  пор,  пока  не
падает мертвым рядом с самкой.
     Он помолчал и снова заговорил:
     -- Я видел однажды,  как  раненая,  но  не  на  смерть  caмка  пыталась
спастись бегством. Она вся дрожала,  едва  передвигала  ноги,  но  самец  не
оставлял ее ни на минуту, поместился между нею и охотниками  и  нею  тяжесть
боя принял на себя.  Он  несомненно  был  ранен,  но  не  показывал  виду  и
доблестно защищал свою подругу до тех самых пор, пока буквально не рухнул на
землю. Когда мы подбежали к нему, он был уже мертв. Я не знаю  ничего  более
прекрасного, чем такая самоотверженная любовь. И с тех пор я дал себе клятву
никогда в жизни не убивать лося, будь то самец или  самка.  До  сих  пор,  к
счастью, мне удалось сдержать свое слово, и  я  надеюсь,  что  так  будет  и
впредь, разве только исключительные  муки  голода  принудят  меня  поступить
иначе.
     -- О, ты несомненно прав! --  воскликнул  растроганный  Родерик.--  Что
поделаешь, дорогой друг мой! Ведь я -- не ты. Я еще так мало знаю Пустыню  и
только учусь на множестве примеров. Но уверяю тебя, что впредь, как и ты,  я
буду любить и уважать лосей. Они действительно благородные животные.
     Все трое поужинали  прекрасным  медвежьим  мясом,  кофе  и  бисквитами,
поджаренными на раскаленных камнях.
     После ужина Ваби продолжал рассказывать о чрезвычайно интересных нравах
и обычаях постоянных обитателей Пустыни. Родерик  воспользовался  случаем  и
сообщил про то странное и очень длительное рычание, которое он услышал вчера
вечером перед сном. Он снова высказал предположение, что это мог  рычать  их
старый приятель, ручной волк, который почуял их присутствие и, возможно,  на
днях вернется к ним.
     -- Мне неоднократно говорили,-- сказал он  в  заключение,--  что  такие
случаи возвращения ручных животных и зверей к своим старым хозяевам вовсе не
единичны.
     Ваби с большим интересом слушал его рассказ и, когда Родерик кончил, он
заметил:
     -- О диких животных рассказывают такое великое множество небылиц,  что,
право, очень трудно определить, где правда и где неправда! Да  мы  с  тобой,
когда еще находились в колледже  в  Детруа,  прочли  бесконечное  количество
томов на эту же тему, и трудно сказать, сколько лжи мы вынесли из  них.  Вся
беда в том, что вряд ли  один  процент  романистов,  описывающих  эти  края,
побывал здесь, и вот почему книги включают такое неимоверное число ложных  и
просто вредных сведений о нравах и  привычках  обитателей  Великой  Северной
Пустыни.
     -- Итак, значит, ты думаешь, что это не Волк?..
     -- Наш Волк, взятый в плен совсем-совсем юным и выросший среди нас,  не
имел никакого представления о том, что имеются другие условия существования.
Но мы с Мукоки часто замечали, как стихийно проявлялись в нем атавистические
инстинкты. Признательность во всем объеме этого слова  является  привилегией
лишь человеческой души, и вот почему, как бы умны и понятливы ни были хищные
звери, они всегда до последней минуты своей все же останутся хищниками!
     -- Другими словами, ты хочешь сказать, что Волк...
     -- ...что наш Волк пристал к своим кровожадным братьям и что мы никогда
больше не увидим его.
     Старый траппер проворчал сквозь зубы:
     -- Ручной волк... дрессированный волк! Он одичал  теперь!  Так  требует
Великий Дух, и требование его вполне разумно! Так надо!
     Хорошенько отдохнув, трое товарищей бодро двинулись  в  путь  и  вскоре
увидели сверкающую в траве реку, вдоль которой они должны были  направиться.
По мере того как они продвигались  вперед,  маленький  ручеек  все  ширился,
вбирая  в  себя  все  малые  и  большие  потоки,  стремившиеся   с   гор   и
образовавшиеся  от  растаявшего  снега.  В  непродолжительном   времени   он
превратился в настоящую реку, а затем по мере понижения почвы -- в  водопад,
который с шумом и ревом катился по камням, пока не  выливался  в  знаменитое
ущелье.
     Когда наши друзья подошли к  скалистому  ущелью,  которое  должно  было
вывести их к золотым залежам, они услышали громоподобный рев  яростных  вод,
грохотавших, словно величайшие и мощнейшие пушки на свете.  Глухие,  скрытые
от  глаза  подземелья  тысячекратно  повторяли  эти  звуки,  и  вот   почему
золотоискателям в первую минуту показалось, что они попали в какой-то ад.
     Увлекая  вслед  за  собой  Родерика,  Ваби  наклонился   над   страшной
пропастью. Полуоглушенный Родерик судорожно уцепился за выступ  скалы  и  на
несколько минут замер на месте, как заколдованный.
     Кружащиеся и кипящие воды, тесно зажатые между двумя стенами ущелья,  с
такой бешеной силой сталкивались между собой,  что  от  их  удара  высоко  в
воздух вздымалась густая искристая пена. Со  всех  сторон  высились  грозные
черные пики, похожие на морских чудовищ, с  которых  безостановочно  стекала
вода.  День  клонился  к  концу,  и  в  сгущающихся  сумерках  вся   картина
производила грандиозное и вместе с тем страшное впечатление.
     Золотоискатели, сняв поклажу, устроились  близ  края  пропасти.  Они  с
большой радостью заметили, что река, протекавшая между отвесными скалами,  у
выхода несколько выравнивала стремительный и бурный бег свой и, хотя местами
и сохраняла яростный вид, все же внушала надежду, что  по  ней  можно  будет
проплыть на пироге.
     Немного отдохнув, они дошли до знакомой им расщелины  в  скале.  Отсюда
они проникли уже однажды во внутренность некоторых подземелий и теперь могли
с известной уверенностью ориентироваться. Именно в этом  месте  они  разбили
свой лагерь.
     Как и все предыдущие ночи,  эта  ночь  была  очень  ясна  и  прекрасна.
Родерик не мог и не хотел так скоро попрощаться  с  изумительными  красотами
ночи и  снова  остался  один,  как  и  накануне.  Очень  поздно  огромная  и
ослепительная луна поднялась в небе и осветила верхние края  ущелья,  отчего
еще темнее стало на его дне.
     Родерик не мог бы в точности определить, сколько времени он сидел  так,
держа ружье на коленях и пристально глядя на догорающий костер. Вдруг  из-за
ближайшей скалы раздался такой страшный крик, что юноша,  несмотря  на  свое
самообладание, задрожал  всем  телом.  Он  моментально  вскочил  с  места  и
пробовал в свою очередь, закричать, но язык его в полном смысле слова прилип
к гортани. И через мгновение он увидел перед собой какое-то длинное и  очень
гибкое существо, которое под ярким  светом  луны  отливало  всеми  оттенками
растопленного серебра.
     Родерик в полной уверенности, что видит перед  собой  рысь,  немедленно
поднес ружье к плечу, но еще до того,  как  он  успел  выстрелить,  раздался
второй, не менее потрясающий и яростный крик, от которого  у  юноши  застыла
вся кровь в жилах.
     Он выстрелил и подбежал к скале. Рыси не оказалось на месте. Ясно было,
что он промахнулся и что зверь убежал.  Да,  все  это  было  так,  но  крик,
который он дважды слышал!.. Такой крик никоим образом не могла издать  рысь!
Что же все это значит?
     Все это продолжалось несколько секунд, не больше, но  Родерик  был  так
взволнован, что невозможно было бы описать его состояние.
     Он оставался на том месте, на котором стоял, и вдруг  увидел  Мукоки  и
Ваби, которые были разбужены его выстрелом и поспешили к нему, желая узнать,
что случилось.
     -- В чем дело? -- живо спросил Ваби.
     -- А в том дело... в том дело,  что  я,  очевидно,  грезил  наяву!  Мне
почудились два страшных крика, и потом мне показалось,  что  я  совсем  ясно
увидел рысь.
     Мукоки начал кряхтеть и качать головой, а Ваби, нисколько не стесняясь,
расхохотался.
     -- Опять,-- закричал он,-- у тебя история с рысью? Прошлой зимой ты уже
принял эту большую кошку за индейца Вунга.  А  теперь  ты  услышал  какие-то
необыкновенные крики. Тебе, в общем, страшно везет!  Идем  спать!  Очевидно,
здешние ночи слишком действуют на тебя,  а  поэтому  тебе  следует  ложиться
спать одновременно со мной и Мукоки. Так-то здоровее и спокойнее будет!
     -- Если ты думаешь, что это  был  кошмар,  то  жестоко  ошибаешься!  --
воскликнул Родерик.-- Уверяю тебя, что ты ошибаешься!
     И он прибавил с большей энергией:
     -- В первый раз я сам думал, что мне что-то  приснилось,  но  теперь  я
глубоко уверен в том, что крик действительно раздался. Я не могу в  точности
сказать, кто кричал: может быть, человек, а может быть и рысь!
     Голос товарища звучал так убедительно, что Мукоки и  Ваби  против  воли
глубоко задумались. Родерик от волнения все еще продолжал время  от  времени
вздрагивать. Для того чтобы не  стать  жертвами  нежелательной  случайности,
было решено, что каждый из золотоискателей  будет  по  очереди  дежурить  до
самого утра.
     Но до утра ничего особенного не произошло. Несмотря на  пышную  зарю  и
яркий свет дня, Родерик не мог прийти в себя. Ему все еще казалось, что  эти
два отчаянных крика стоят в его ушах.
     Нет, нет! Никоим образом не может быть, чтобы ему только почудились эти
стоны! А не подал ли голос дух  ущелья,  который  не  пожелал,  чтобы  вновь
прибывшие добрались до схороненных здесь сокровищ? Не он ли, в  самом  деле,
закричал:
     -- Ни шагу дальше!
     Родерик был, однако, настолько умен, что хранил про себя  свет  мрачные
предположения.
     Пирога была отнесена ко входу в пещеру, и все трое заняли  в  ней  свои
места. Мукоки, как всегда, поместился на корме, Ваби -- на носу,  а  Родерик
между ними.
     Течение, точно щепочку, подхватило легкую лодчонку, и начался  спуск  к
тому месту, где предполагалось местонахождение золота. В  продолжение  всего
дня не произошло ни одного инцидента, который надо было бы  отметить  особо.
Пирога шла  совершенно  нормально  под  ловким  управлением  опытных  людей,
которые чрезвычайно умело регулировали веслами ее скорость.
     Так уходили миля за милей, и без  конца  продолжалось  дефиле  высоких,
крутых скал, забрызганных водой, похожих  на  немых,  бесчисленных  стражей,
застывших по обе стороны узкого речного ложа. Проезжая мимо,  Родерик  легко
узнал то место, где он в свое время убил серебристую лисицу.
     Как  только  солнце  стало  клониться  к   закату,   решили   в   целях
предосторожности сделать привал. Мукоки выбрал устье небольшой речонки,  где
очень легко можно было вытащить пирогу на берег и разложить костер.
     В этом месте ущелье значительно расширялось,  и  с  одной  его  стороны
можно было даже разглядеть большой кусок неба. Одна из стен  казалась  более
мягкой и рассыпчатой, и на ней отразилось влияние времени и  частых  перемен
погоды. Она спускалась уступами, и то там, то здесь в ней торчали  отдельные
кусты и кустики, чахлые травы и жалкие деревца.
     Едва только все вышли на берег, Родерик и Ваби, даже не отдохнув  и  не
расправив онемевших членов,  стали  взбираться  по  отлогому  склону  и  без
больших трудностей достигли его вершины. Они радостно и  глубоко  вздохнули,
вырвавшись на некоторое  время  из  цепких,  страшных  объятий  ущелья.  Они
послали сверху веселое и звучное  приветствие  Мукоки,  который  казался  им
теперь не больше мухи. Старый индеец, энергично взявшийся за ужин,  в  ответ
махнул им рукой и продолжал свое дело.
     А затем, несмотря на то, что наверху царил еще яркий день, молодые люди
поспешили спуститься вниз,  к  устью  речки,  где  уже  сгустились  вечерние
сумерки.
     Мукоки казался очень озабоченным, и его медная маска на  лице  выдавала
волнение, которое обуревало его. Можно было думать, что по мере  приближения
вечера он все больше  думал  о  тех  таинственных  криках,  которые  Родерик
услышал предыдущей ночью.
     Он думал о Волке, о старом верном товарище, который привел к их  костру
так  много  своих  собратьев...  Волки  когда-то  растерзали  его   жену   и
единственного ребенка, и он питал теперь к ним ненависть до самого гроба.
     К сожалению, теперь не было под рукой Волка,  который  помогал  бы  ему
так, как помогал когда-то.



     Как только Родерик и Ваби уютно устроились под выступом  высокой  скалы
на ложе из тончайшего песка и укрылись меховыми  одеялами,  Мукоки  бесшумно
поднялся с места и, в свою очередь, начал взбираться по откосу.
     Принимая во внимание царившую вокруг темноту,  этот  подъем  надо  было
признать чрезвычайно рискованным,  и  старый  индеец  двадцать  раз  был  на
волосок от гибели. Но, крепко цепляясь за все встречные кусты и кустики,  он
безостановочно карабкался вверх, словно находился  во  власти  непреодолимой
силы или же навязчивой идеи, которая гнала его все выше и выше.
     Целый и невредимый, он добрался до  вершины  скалы  и  стал  пристально
осматривать все то, что его окружало.
     Где мог находиться Волк?
     Ясно было, что где-нибудь здесь,  в  этих  безграничных  пространствах,
которые на восток тянулись до Гудзонова залива, а  на  север  --  до  самого
Арктического океана.
     Мукоки провел так целый час. Над ним высоким, нежным  покровом  повисло
звездное небо, которое довольно поздно озарилось  светом  ущербленной  луны,
показавшейся из-за горизонта, словно опрокинутый корабль.
     Воспользовавшись таким освещением, он наклонился к земле  и  как  будто
стал искать следы, которые в данное  время  интересовали  его  больше  вселю
остального --  волчьи  следы!  И,  не  найдя  ничего,  он  выразил  глубокое
разочарование на своем обычно бесстрастном лице. Оставив поиски,  он  бродил
некоторое время взад и  вперед.  Подойдя  к  сухому  дереву,  которое  почти
лишилось своей коры и высилось в голубоватом  воздухе,  словно  призрак  или
белый скелет, Мукоки услышал совсем близко от себя, на расстоянии нескольких
ярдов, легкий шум.
     А затем, в то время как он своими  возбужденными  от  волнения  глазами
всматривался в темноту, он увидел  мгновенную,  как  молния,  яркую  вспышку
огня, вслед за которой немедленно последовал выстрел.
     Повинуясь голосу инстинкта, Мукоки упал ничком на землю, и не успел  он
еще подняться на ноги, как услышал отчаянный крик, крик чисто  человеческий,
в котором однако не  было  ничего  человеческого.  Это  был  такой  ужасный,
невыразимый звук, что индеец, продолжая лежать на  земле,  в  свою  очередь,
издал глухое ворчание, словно в ответ на стон, еще дрожавший в воздухе.  Ему
казалось, что вся кровь застыла в его жилах, и он,  как  мертвый,  оставался
лежать на том самом месте, на котором упал.
     Затем  он  рискнул  сделать  несколько  осторожных  движений  и   чисто
механически потянул к себе ружье, с которым не разлучался. Но кругом  царило
уже полное спокойствие, и ничто его не нарушало.
     Спустя некоторое время, новый крик, не менее страшный разорвал  воздух.
Траппер прекрасно понимал, что ни единый зверь  постоянно  живущий  в  Белой
Пустыне, не может издавать подобных звуков. Так кричать мог только  человек!
Но Мукоки готов бы поклясться самым святым для него на  свете,  что  за  всю
свою жизнь он не слышал такого человеческого рева.
     У него не хватало отваги подняться с  земли,  и,  весь  дрожа  и  стуча
зубами, он продолжал прислушиваться к крикам, которые послышались снова,  но
уже на более далеком расстоянии. Нет, не крики! Послышался  еще  один  крик,
который пробудил многократное эхо, заставившее задрожать от внезапного ужаса
всех зверей и птиц и вырвавшее из горла Мукоки ряд глубоких вздохов, похожих
на рыдания.
     Старик пришел в себя лишь после того,  как  кругом  воцарилась  прежняя
тишина, нарушаемая лишь мягким шелестом листвы. Если  бы  он  принадлежал  к
белой расе, он первым  долгом  стал  бы  анализировать  звуки,  которые  так
потрясли его, но Пустыня и ее обитатели были единственной  сферой,  понятной
ему. И в этой сфере не было места человеку или зверю, которые могли  бы  та,
кричать.
     Вот почему он в продолжение доброго часа оставался на том же  месте,  в
том же самом положении и дрожал так, как может дрожать  только  первобытное,
дикое существо во власти стихийного страха.
     Но все же с течением времени он сделал было  попытку  понять,  то,  что
произошло. Как-никак он слишком  долго  общался  с  белыми,  часто  бывал  в
фактории,  и  эти  обстоятельства  не  могли  не  оказать  влияния  на   его
психическую жизнь. Суеверия и предрассудки, свойственные его  расе,  были  в
значительной мере смягчены культурой.
     Итак, он стал  раздумывать  над  тем,  что  произошло.  В  него  кто-то
выстрелил. Он ясно слышал, как пуля со свистом пронеслась над его головой, а
затем ударилась в ствол сухого дерева. Стрелял человек. Надо  полагать,  что
этот же самый человек и кричал. Но что за человек? И откуда он взялся?
     Он постарался мысленно припомнить всю гамму воинственных кличей  своего
племени, а также все страшные восклицания своих врагов, но ничего общего  не
нашел.
     Что же это за крик? Что все это значит?
     В конце концов эти размышления еще  более  усилили  его  первоначальный
ужас, и он почувствовал состояние, знакомое только загнанному зверю. Наконец
он успокоился настолько, что мог подняться с места, спуститься  в  ущелье  и
присоединиться к товарищам. Обычно индеец точно так же скрывает свой  страх,
как белый скрывает  допущенную  им  ошибку.  Но  Мукоки  находился  в  таком
возбужденном состоянии, что немедленно разбудил молодых людей и голосом, все
еще дрожащим от волнения, рассказал все то, чему он был свидетелем.
     Родерик при первых же словах его вскочил с места. Не  имели  эти  крики
тот же самый источник, что и стоны, которые он  слышал  две  ночи  подряд  и
которые заставили его выстрелить в воображаемую рысь?
     -- Очень может быть,-- высказал Ваби свое  предположение,--  что  мы  в
данном случае имеем дело с одиноким индейцем из племени Вунга,  который  все
время следит за нами и просто хочет испугать нас своими дикими воплями?
     -- Нет, нет, только не Вунга! -- вскричал Мукоки.-- Ни единый Вунга  не
может кричать подобным образом! Это я знаю и утверждаю!  К  тому  же  он  не
только кричал, но и выстрелил в меня!
     В общем, выяснилась следующая, более или менее  правдоподобная  версия.
Какой-то человек, никому неведомый, следует по стопам троих  золотоискателей
или, точнее говоря, направляется вдоль верхнего края ущелья к той  же  цели,
что и они.
     Снова было решено, что в целях безопасности необходимо, чтобы все время
кто-нибудь дежурил. Время тянулось  бесконечно  медленно  и  мучительно  для
всех, и, в сущности говоря,  никто  не  спал  до  самой  зари.  Невыясненная
опасность и неопределенность положения заставляли лихорадочно работать  мозг
каждого из них. "Кто мог стрелять в Мукоки?"  --  вот  в  чем  был  основной
вопрос.
     Как только  достаточно  рассвело,  Родерик  и  Ваби  попросили  индейца
показать им место, где все произошло.
     Индеец не заставил себя долго просить, немедленно  стал  подыматься  по
откосу и предложил молодым людям  следовать  за  ним,  что  те,  конечно,  и
сделали.
     Мукоки был так глубоко и страшно  потрясен  событиями  последней  ночи,
что, карабкаясь вслед за ним, юноши испытывали такую же робость,  как  и  он
сам. Ваби неоднократно видел своего старого друга на краю  гибели.  Они  так
много пережили вместе, что казалось, Мукоки уже ничем не мог  поразить  его,
однако никогда до сих пор он не замечал, чтобы старик  так  волновался.  Чем
грознее бывала опасность, тем больше энергии проявлял старый траппер, и  это
всегда спасало его от верной смерти. Теперь дела обстояли как будто иначе.
     Держа все время наготове ружье, старик старался идти так, чтобы под его
ногами не зашуршала самая  крохотная  былиночка.  Он  готов  был  немедленно
остановиться при первом же шорохе листвы, ударе птичьего  крыла  или  прыжке
белого зайца.
     Таким образом они  добрались  до  мертвого  дерева,  которое  стояло  с
печально разбросанными по сторонам ветвями и без коры.
     -- Вот  здесь!  --  вполголоса  произнес  Мукоки.--  Вот  здесь  все  и
произошло, и здесь он стрелял в меня!
     -- Однако малого не  хватало,  чтобы  пуля  попала  в  тебя!  --  вдруг
вскричал Ваби.-- Погляди-ка сюда!
     И он указал на круглое отверстие, которое находилось в стволе  мертвого
дерева на высоте человеческого роста.
     Родерик успел уже вынуть из кармана  нож  и  начал  сверлить  в  Дереве
отверстие, надеясь найти пулю, которая должна была засесть там.
     -- Она недалеко находится! -- сказал он через минуту.-- Я уже нащупываю
ее. Я думаю, что она засела на глубине двух дюймов, не больше.
     -- Довольно странно! --  произнес  Ваби,  подойдя  поближе.  --  Дерево
настолько прогнило, что пуля должна была засесть по меньшей мере в  середине
ствола. Ты что скажешь, Муки?
     Старик не успел высказать свое  мнение,  так  как  Родерик  издал  крик
изумления и живо повернулся  к  товарищам.  В  одной  руке  он  держал  нож,
направленный кверху, а другой указывал на кончик лезвия.
     Как только Мукоки и  Ваби  взглянули  по  указанному  направлению,  они
выразили такое же великое удивление, что и  Родерик.  На  кончике  ножа,  на
ярком солнце сверкало что-то небольшое и желтое.
     -- Еще одна такая же пуля! -- почти  задыхаясь,  закричал  Ваби.--  Еще
одна золотая пуля!
     Все трое застыли на мгновение, лишившись дара речи.
     Но Родерик скоро опомнился и начал с прежним рвением ковырять  ножом  в
отверстии и через пару минут вытащил всю пулю.
     -- Клянусь Цезарем! -- воскликнул Ваби.-- Я ровно ничего не понимаю!
     Лицо Мукоки сразу прояснилось.
     -- Ясно следующее,-- сказал он.-- Человек, который убил медведя, совсем
не умер! Он не умер, он стрелял в меня... и тем же золотом... и из  того  же
ружья.
     Все, что говорил  старик,  настолько  отвечало  правде,  что  никто  не
выразил ни малейшего сомнения.  И  там  здесь  существовало  одно  и  то  же
таинственное существо.
     Мукоки немедленно направился к тому месту, где  по  его  предположениям
должен был стоять стрелявший. К нему на помощь поспешили молодые люди, и все
трое самым тщательным образом осмотрели участок, прилегающий к месту ночного
происшествия.
     -- Рысья шерсть! Здесь недавно прошла рысь!
     Ваби тотчас же отозвался на крик индейца  и,  подбежав  к  увидел  клок
шерсти, повисший на одном из кустов.
     -- Да, это рысь! -- сказал  он,  и  в  тоне  его  одновременно  звучали
серьезность и ирония.-- Рысь, вышиной в четыре фута... Правду  сказать,  мне
до сих пор не приходилось встречать таких рысей, но на свете все может быть,
не так ли?
     -- В таком случае это...
     Родерик не осмелился закончить свою мысль.
     -- Это, так сказать от рыси! -- произнес  Ваби.--  Другими  словами,  я
хочу сказать, что человек, который сегодня ночью стрелял в Мукоки,  имел  на
плечах рысью шкуру.
     Мукоки одобрительно кивнул головой.
     Поиски продолжались, не дали никаких положительных результатов.
     След,  оставленный  босым  человеком,  был  настолько  слаб,  что   его
едва-едва можно было разглядеть. Вместо того чтобы терять время  на  поиски,
которые по всем данным были обречены на неудачу, и, кроме того, подвергаться
опасности в виде новой золотой пули, было решено как можно скорее  вернуться
в ущелье. Наши друзья стали спускаться вниз, в надежде, что более или  менее
близкое будущее раскроет им загадку трагических  криков  в  ночи  и  золотых
пуль.
     Час спустя пирога была спущена на  воду,  и  охотники  продолжали  свой
прерванный путь.



     Лодка проворно неслась вниз по течению, и со стороны Мукоки требовалось
только твердо править веслом, которое в данном случае заменяло руль.
     Старый индеец снова нахмурился и задумался. Слишком много непонятных  и
более чем странных вещей произошло за столь короткий срок.
     Приблизительно в полдень путешественники пристали к  довольно  удобному
месту и наскоро позавтракали. Ваби воспользовался случаем и отвел Родерика в
сторону.
     -- Вот что я хотел сказать тебе,-- начал он.-- У нашего  Мукоки  голова
работает  как  надо,  но  вся  штука  в   том,   что   вера   его   во   все
сверхъестественное еще достаточна сильна, и это ложится лишним грузом на то,
что смущает нас троих.
     -- О чем же, по-твоему, он думает?
     -- Среди его племени поныне распространена старинная легенда,  согласно
которой время от времени  появляется  страшный  воин,  посылаемый  на  землю
Великим Духом, и требует человеческой жертвы! Когда-то, во  времена  от  нас
далекие, предки Мукоки и его соплеменники совершили великие грехи, и  только
смерть, на которую периодически Великий Дух обрекает  какого-либо  человека,
может искупить эти грехи.
     Этот фантастический воин невидим. Он обладает страшным голосом, который
останавливает кровь в жилах человека, заставляет дрожать от  испуга  горы  и
задерживает бег горных потоков.  Он  вооружен  громадным  луком  и  золотыми
стрелами, которыми убивает намеченные жертвы.
     Я боюсь, что Мукоки может сделать из всего того, что  случилось  ночью,
соответствующие выводы и подумать, что этот невидимый воин избрал именно его
своей очередной жертвой. Теперь ты  легко  можешь  понять,  какое  создается
положение. Будем надеяться, что вся эта путаная история с криками и золотыми
пулями очень скоро разъяснится и рассеет все наши подозрения и  неприятности
и суеверные предположения нашего старого товарища и друга!
     -- Что касается меня  лично,  --  ответил  Родерик,--  то  по  причинам
совершенно иным я тоже хочу, чтобы как можно  скорее  все  разъяснилось.  Но
пока что нам остается одно: как можно скорее продвигаться вперед!
     -- Совершенно с тобой согласен!
     В этот самый момент на вершинах скал,  окаймлявших  ущелье,  послышался
странный шум, напоминающий свист зимнего ветра в сумрачных  сосновых  рощах.
Этот звук ширился, приближался и повторялся многократным эхо, и никак нельзя
было определить источник его. Вдруг он превратился в  пронзительный  крик  и
снова замер для того, чтобы через мгновение  возродиться  в  виде  жалобного
стона, от которого застыла кровь в жилах золотоискателей, живо вскочивших на
ноги. Так же живо все трое подали в сторону, под защиту  скалистого  навеса,
боясь, как бы незнакомец не стал снова стрелять золотыми нулями. Они  стояли
с приложенными к плечу ружьями и готовы были в любую минуту  стрелять  в  то
кошмарное, неведомое чудище, которое, по их мнению, могло  появиться  только
сверху.
     И совершенно неожиданно новая мысль пронеслась в мозгу  Родерика  Дрюи.
Эта мысль мелькнула быстрее молнии и перенесла его в тот цивилизованный мир,
в котором он до сих пор жил. И тут то он нашел ключ к разгадке тайны.
     Он задрожал от ужаса и молчал вплоть до тех  пор,  пока  не  друзья  не
сделали ему немой знак выйти из-под навеса и следовать за ними в пирогу.
     Только в эту минуту он подошел к Мукоки и Ваби и  вполголоса,  все  еще
дрожа от волнения, пробормотал:
     -- Человек, который стрелял в нас...
     -- Ну? -- нетерпеливо воскликнул Ваби.
     -- Ну... этот человек... сумасшедший! Ногти Ваби вонзились в его руку.
     -- Что ты говоришь? Я не понимаю!
     -- Я говорю, что  этот  человек  --  сумасшедший!  Родерик  еще  больше
понизил голос и повторил:
     -- Сумасшедший! Человек, который стрелял в Мукоки  и  медведя,  который
две ночи подряд пугал меня  своими  страшными  кошмарными  криками,  который
заряжает  свое  ружье  золотыми  пулями  --  сумасшедший!  Я  нисколько   не
сомневаюсь в этом! Ми того: он -- буйный помешанный! Я вспомнил  только  то,
что так же самые страшные крики я слышал однажды в доме  для  сумасшедших  в
Детруа.
     Словно в подтверждение этих слов, как живой комментарий  совсем  близко
снова раздался отчаянный, раздирающий душу стон...
     -- Буйный помешанный! -- повторил Ваби, потрясенный подобным открытием.
     Что касается Мукоки, то казалось, что подобное объяснение, данное белым
другом, принесло ему громадное облегчение. Он  выпрямился  и  снова  схватил
ружье,
     -- Не стреляйте, Муки,-- властно приказал Родерик.--  Если  или  завтра
или когда-нибудь вообще вы увидите этого  несчастного  человека,  вы  должны
пожалеть его от всего сердца. Ведь подумайте: этот человек страдал так много
и так сильно, что в конце концов лишился от голода рассудка. По-моему, убить
его -- это самое страшное преступление на свете! Мукоки  немедленно  опустил
ружье.
     -- Да, я понимаю,-- проговорил он.-- Вы, конечно, правы.  Он  голодный,
может быть, и сейчас. И от этого сошел с ума. Понимаю! Он -- как собака!
     -- Да,-- согласился Ваби.-- Я тоже нахожу, что наш Род совершенно прав.
Этот человек сошел с ума и обозлился так, как только может злиться и яриться
голодная собака, которая готова броситься на первого встречного и  разорвать
его в куски. Так еще бесятся собаки, проглотив рыбью кость!  Белые  люди  от
сильных страданий тоже подчас превращаются в бешеных собак!
     -- Наша мораль запрещает нам причинять зло подобным  несчастным  людям!
-- заявил Родерик.-- Мы ограничиваемся тем, что запираем  их  в  специальных
домах, которые по величине своей -- я говорю о каждом доме в отдельности  --
превосходят  все  помещения  Вабинош-Хоуза,  вместе  взятые!   Там   мы   их
соответственным образом одеваем, следим за ними и не прекращаем  бдительного
надзора над ними до самой их смерти.
     Казалось, что это заявление не вполне убедило Мукоки.
     --  Злые,  бешеные  собаки  иногда  очень  больно  кусают!--  продолжал
настаивать он.-- По-моему, гораздо безопаснее сразу покончить с ними.
     Но тут вмешался Ваби, который решительно стал на сторону своего друга.
     -- Я согласен с тобой, Муки, что с ними надо покончить. Но при условии,
что это -- последнее средство. Помнишь,  у  нас  однажды  взбесилась  собака
после того, как она проглотила рыбью кость. Но  мы  сделали  все  возможное,
извлекли кость, и собака окончательно выздоровела. Наш  прямой  долг  сейчас
заключается в том, чтобы приложить все силы и спасти эту "бешеную собаку"  в
образе человека. Он несомненно уверен теперь в том, что все люди на свете --
его враги! Надо переубедить его в этом пагубном заблуждении. И надо  еще  по
возможности уберечься от его золотых пуль. Но не убивать его! На это  мы  не
имеем никакого нравственного права!
     Родерик подошел поближе к Ваби и шепнул ему на ухо:
     --  У  меня  создалось  впечатление,  что  Мукоки  вполне  понял   наши
намерения. Он не убьет теперь человека без крайней необходимости, но в конце
концов ничего нельзя заранее сказать. Могут  создаться  такие  условия,  при
которых нам все же необходимо будет покончить с  ним,  раз  от  этого  будет
зависеть наша собственная жизнь. Увы! Сейчас эта жизнь поставлена на  карту!
Очень может быть, что в эту самую минуту, как мы беседуем о  нем,  он  стоит
наверху и  следит  за  каждым  нашим  движением.  Его  надо  очень  и  очень
остерегаться, потому что у каждого сумасшедшего своя слабая струнка.
     -- Бррр! -- воскликнул Ваби. -- Нельзя сказать, чтобы  ты  сообщил  нам
очень веселые вещи! Так или иначе, нам прежде всего надо сесть  в  лодку,  а
там будет видно. Живей, живей, потому что  мы  и  без  того  потеряли  много
времени.
     Пирога была живо подхвачена течением и понеслась  но  пенящимся,  бурно
играющим водам.
     Несмотря на выраженные им гуманные соображения,  Родерик  отдавал  себе
полный отчет в той страшной опасности, которая угрожала им. Пожалуй, в  этом
отношении он знал больше своих товарищей, но не  хотел  раскрывать  им  всей
правды.
     Ваби  имел  очень  слабое  представление  о   нравах   и   особенностях
сумасшедших, что не мешало ему знать, что  нет  ничего  опаснее  безумца  на
свободе. Этот чудак, стреляющий золотыми пулями, мог преследовать их день  и
ночь в продолжение многих недель  и  даже  месяцев.  Можно  было  судить  по
некоторым данным, что им обладал большим упорством, которое ничто  на  свете
не  в  состоянии  было  остановить.  Как  для  дикого  зверя,  для  него  не
существовало ни времени, ни пространства, и можно было  ожидать,  что  он  в
любую минуту и в любом месте появится на их пути со своим  старым  ружьем  и
золотыми пулями. Во мраке ночи он мог добраться до них и задушить... Он  так
одичал, что по  выносливости  мог  сравниться  с  самым  сильным  обитателем
Пустыни и, во всяком случае, превосходил каждого из золотоискателей... Вот о
чем думал Ваби.
     В реку справа и слева вливалось множество горных ручьев и  речек,  и  с
каждой милей она становилась все шире и стремительнее  в  своем  беге.  День
близился к концу, как вдруг Ваби, который по-прежнему занимал место на носу,
издал тревожный крик: он увидел глыбу, с неимоверной быстротой катившуюся  с
вершины горы. Мукоки  сделал  чрезвычайно  быстрое  движение  веслом,  желая
избежать опасности, но от чрезмерного напряжения  весло  сломалось  пополам.
Родерик, не теряя времени, быстро перебросил ему одно  из  своих  весел,  но
секундного  промедления  было  вполне  достаточно  для  того,  чтобы  легкая
посудинка  потеряла  свое  твердое  и  определенное  направление.   Течение,
которое, казалось, удвоило свою и без того страшную  силу,  могучей  лавиной
схватило пирогу и с такой головокружительной быстротой понесло ее вниз,  что
никакой человеческой мощи не было достаточно для того, чтобы остановить ее.
     При таких условиях борьба со стихией потеряла всякое значение.
     Через несколько минут до слуха золотоискателей донесся глухой рев воды,
и все трое тотчас же поняли, что это грохочет водопад.
     -- Первый каскад! -- прокряхтел Мукоки.
     Не оставалось места никаким сомнениям. Пирога  приближалась  к  первому
водопаду, указанному на плане, который был начерчен да  березовой  коре.  До
этого места Мукоки дошел прошлой зимой и вернулся.
     В  то  время  это  был  небольшой  каскад,  который  теперь,  судя   по
оглушительному шуму и сильнейшему течению,  превратился  в  самый  настоящий
водопад.
     Золотоискатели с беспомощным видом смотрели друг на друга и на  пирогу,
которая несла их на верную смерть. Удары веслами,  которыми  они  стремились
достичь берега, не оказывали ни малейшей помощи и ни на  йоту  не  отклоняли
лодку от направления, придаваемого ей рекой.
     На ближайшем повороте показался водопад, а затем и его длинные  водяные
космы, которые  время  от  времени,  словно  легкая  материя,  вздувались  в
воздухе.
     Казалось, катастрофа  неминуема,  как  вдруг  какое-то  противоположное
подводное течение подхватило пирогу и, в свою очередь, закружило ее, но  уже
в  обратном  направлении.  Такая  борьба  двух  течений   не   могла   долго
продолжаться, и наши  друзья  не  успели  отдать  себе  отчета  в  том,  что
происходит, как лодка опрокинулась, И они очутились в воде.
     -- Держите лодку! -- закричал изо всей мочи Мукоки.-- Ни в коем  случае
не упускайте лодку, иначе мы погибли!
     Он отчаянно ухватился за борт пироги, которая превратилась  в  плавучую
щепку, и начал махать головой в знак того, чтобы Родерик и Ваби  сделали  то
же  самое.  Молодые  люди  поняли  сигнал  и  немедленно   повиновались.   В
продолжение пары минут все  трое  барахтались  в  воде,  как  соломинки,  но
маленький мальстрем, который подхватил их и шел против основного течения,  в
конце концов выбросил их вместе с лодкой на берег.
     Строго говоря, им чрезвычайно  повезло.  Едва  переводя  дух  и  мокрые
насквозь, они вышли из воды и потащили вслед за собой до  ближайшего  мысика
лодку, в которой  находилось  все  имущество.  К  великому  счастью,  ремни,
стягивавшие груз, нисколько не ослабели, и, таким образом,  все  их  припасы
сохранились в полной неприкосновенности. Сами они  тоже  не  пострадали,  и,
следовательно, все обошлось сравнительно благополучно.
     -- Вот это здорово! -- воскликнул Ваби, став ногой на твердую  землю.--
Вот что значит: побывать в раю и вернуться оттуда, не  солоно  хлебавши!  Мы
еще легко отделались!
     В то время, как Родерик, с которого все еще текла вода, старался прийти
в себя и разобраться в том, что случилось, Ваби не терял времени  и  пытался
по мере сил помочь Мукоки устроить в безопасном месте лодку.
     Вскоре вслед затем все трое вытащили из своих запасов сухое  платье,  а
мокрую одежду развесили и частью разложили на камнях  для  того,  чтобы  она
высохла на солнце, которое уже сильно клонилось к западу.
     Ясно было, что им придется провести остаток дня  и  всю  ночь  на  этом
узком пляжике, близ которого продолжали грохотать пенистые воды.  Надо  было
отдохнуть, прийти в себя, привести в порядок мысли и разработать  дальнейший
план действий, клонившихся, главным образом, к тому, чтобы как можно  скорее
переплыть на другую сторону водопада.
     Родерик  не  мог  совладать  с  соблазном   и   произнес   полушутливо,
полусерьезно:
     -- Если бы наш сумасшедший знал, где мы находимся, то он мог бы  в  два
счета перестрелять нас, как куропаток. Сверху недурно целиться!
     -- Правильно! -- ответил Ваби.-- Но, с другой  стороны,  выгоды  нашего
положения заключаются в том, что дикие звери не пожалуют к нам в гости.  Так
что, в общем, мы не смеем  жаловаться,  так  как  находимся  в  сравнительно
хороших условиях.
     Из-за  отсутствия   дров   пришлось   ограничиться   холодным   ужином,
завернуться в меховые одеяла и кое-как поспать до следующего утра.
     Особенными удобствами они не могли похвастать. Во-первых, площадка была
до того мала, что они с большим трудом вытянули ноги. С  другой  стороны,  с
наступлением мрака рев водопада еще усилился, и минутами создавалось  весьма
тягостное впечатление, что вода вот-вот поглотит их.
     Боясь выразить свои тревожные мысли вслух, Родерик  все  время  мучился
вопросом: каким образом они в конце концов выберутся отсюда? И при этом он с
большим сомнением смотрел на скалистые  стены,  которые  совершенно  отвесно
подымались к небу. Выходило так, что  они  сами  себя  засадили  в  каменный
мешок, из которого не так-то легко было выбраться.
     Мукоки с первыми же утренними лучами стал тщательно  озираться  вокруг,
желая выяснить создавшееся положение и найти выход.
     Осторожно ступая вдоль самого берега, он на некоторое время скрылся  за
ближайшей скалой. Вернувшись, он застал обоих молодых людей еще спящими. При
первом же взгляде на него, они поняли, что он пришел с добрыми вестями.
     Он указал им рукой на  другой  скалистый  островок,  который  находился
поближе к водопаду и к которому он добрался вплавь.
     -- Прежде всего,-- начал он,-- нам необходимо добраться туда и потащить
с собой пирогу.
     Через несколько минут  юноши  последовали  примеру  старика,  разделись
донага, положили свое платье на пирогу и,  как  рыбы,  поплыли  к  островку,
указанному Мукоки, причем каждый раз приставали к берегу, как только  видели
волну выше обычной. К носу пироги был прикреплен большой кусок оленьей кожи,
и тем были ослаблены удары ее о плечи людей.
     Они доплыли до островка без особых затруднений. Весь занесенный  пеной,
он находился почти у самого подножия большой  скалы,  чуть  ли  не  рядом  с
водопадом, который время от времени гладил его своими водяными космами.  Под
самым водопадом имелась небольшая группка камней, которых почти не  касалась
вода, настолько она уходила в сторону.
     -- Вот сюда нам и надо пристать! -- проговорил Мукоки.-- Место верное и
хорошее.
     Это было легче сказать, чем сделать, и у  Родерика  закружилась  голова
при виде этих нагроможденных друг на  дружку  камней,  скользких  и  мокрых,
которые почти касались первой водяной ленты, выбрасываемой водопадом.
     -- Да не бойся, милый мой! -- закричал Ваби, заметив, как побледнел его
приятель.-- Мы идем все вместе, и, если кто-нибудь из нас сделает  неудачный
трюк в воздухе, остальные подхватят его. Иди смело, чего там! Не надо терять
драгоценное время, ты сам понимаешь, как дорога каждая минутка!
     На всякий случай решили связаться одной веревкой, прикрепленной к поясу
каждого человека  в  отдельности.  Мукоки  пошел  впереди.  Родерик  и  Ваби
толкнули вслед за ним пирогу и направились к воде.
     Точно такая же операция повторилась пять раз  подряд.  Родерик  впервые
переживал подобные приключения, и неудивительно, что он не всегда соображал,
что надо делать. Его оглушал грохот водопада, и для того, чтобы хоть немного
заглушить его, он на самые уши надвинул свою шапку.
     Несчастный юноша был  страшно  бледен,  когда  они  очутились  уже  вне
опасности. Все прошло вполне благополучно. Добравшись  до  более  или  менее
спокойного  места,  Мукоки  спустил  пирогу  в   воду.   Усевшись   в   ней,
золотоискатели первым делом насухо вытерлись и оделись.
     -- Уф, тяжело! -- проронил  Ваби,  нервы  которого  тоже  находились  в
сильнейшем напряжении.
     -- Да, нелегкая штука...  нелегкая  штука!  --  совершенно  бесстрастно
произнес Мукоки.
     -- То нам попался сумасшедший, то мы чуть-чуть не утонули, а тут  вдруг
миниатюрная  Ниагара  на  нашем  пути!  --  сказал  Родерик.--  Надо  отдать
справедливость нашему золоту: оно не так-то легко дается  в  руки!  Придется
повозиться, пока достанешь его!
     В продолжение всего дня пирога с большей или меньшей скоростью  неслась
по течению, и молодые люди  со  все  возрастающим  наслаждением  следили  за
чудесным пейзажем, который позволял видеть довольно многочисленные  бреши  в
двойном ряду скал. К полудню река круто переменила свое направление.  Теперь
она текла на север, и берега ее как будто приняли более приветливый вид.  На
протяжении целого акра тянулся прекрасный песчаный пляж, на  противоположной
стороне которого виднелось много поваленного и сухого леса.
     -- Какое странное местечко! -- сказал Ваби в то  время,  как  Мукоки  и
Родерик помогали ему вытащить пирогу на берег.-- Глядя на все вокруг,  можно
подумать, что тут некогда было...
     -- ...озеро! -- подсказал ему индеец.-- Да, это верно. Когда-то  здесь,
наверно, было озеро.
     -- Я думаю,-- заметил Родерик,-- что этот песок был мало-помалу нанесен
речными волнами, а крутой изгиб ущелья задержал его.  Вы  посмотрите,  песок
залегает очень глубоко. Я думаю, что и сухой  лес,  который  там  виднеется,
тоже выброшен рекой.
     Через несколько минут Ваби, который незаметно отделился  от  товарищей,
издал неожиданный крик и жестами дал знать Мукоки, и Родерику, чтобы они как
можно скорее подошли к нему.
     Те бросились к нему со всех ног, и Ваби, ни слова не говори, указал  им
пальцем на песок.
     Пристально вглядевшись, оба увидели явный отпечаток человеческой  ноги.
Можно было определенно судить, что на  этой  ноге  не  было  ни  сапога,  ни
мокасины и что она была так же гола, как и рука  Ваби,  показывавшая  на  ее
след.
     След этот повторялся так часто, что при желании можно было думать,  что
с час назад тут, на песке плясало целое племя дикарей.
     Но это было не все.
     Близ одной из куч сухого леса спиралью подымался в воздух дым.



     Родерик первым заметил дым, и в то время, как друзья неторопливо  стали
приближаться к этому месту, он услышал, как легко звякнул револьвер  Ваби  и
как вслед затем отскочил предохранительный затвор ружья Мукоки.
     Он, в свою очередь, вынул из кобуры револьвер и пробормотал:
     -- Кто бы там мог быть? Пока что никого не видно!
     Мукоки приложил палец к губам:
     -- Ничего не надо говорить, потому что ничего нельзя знать!  Мы  должны
хорошенько раскрыть глаза и глядеть в оба, а там будет видно, кто да что.
     -- Да, пока никого и ничего не видно! -- заметил Ваби. Я думаю, что нас
заметили.
     Действительно, не было никого.
     Дым поднимался над полуобугленным поленом, которое было покрыто  землей
и пеплом. Ясно было, что огонь играл роль своего рода ночника. Люди, которые
зажгли его, ушли, но с явным намерением вернуться.
     Вокруг огня виднелось множество отпечатков человеческих ног,  и,  кроме
того, по всем направлениям были разбросаны кости.  Мукоки  собрал  несколько
костей и внимательно рассмотрел  их,  предоставив  Ваби  и  Родерику  полную
возможность озираться по сторонам и искать  что-нибудь  более  существенное.
Впрочем, все трое были готовы в  любую  минуту  дать  должный  отпор  врагу,
который мог напасть на них из-за угла.
     Можно было подумать, что тут сделала  привал  целая  орда  дикарей,  но
старый индеец покачал головой и, указывая пальцем на следы, сказал:
     -- Все это следы одного и того же человека. Я вижу повсюду одну и ту же
ногу.
     -- Но это невозможно! -- воскликнул Ваби.-- По-моему, тут  должны  были
пройти сотни людей!
     Мукоки опустился на колени.
     -- У этого человека сломанный большой палец на правой ноге. Повсюду  та
же нога и тот же отпечаток! Очень легко убедиться в этом!
     Ваби, в свою очередь, опустился  на  колени  и  стал  приглядываться  к
отпечаткам ног. Траппер был  совершенно  прав.  Сустав  большого  пальца  на
правой ноге отходил на полдюйма дальше нормального положения, и этот  дефект
отчетливо бросался в глаза. Родерик, не  желая  отставать  от  друзей,  тоже
склонился к песку и начал анализировать характер следов. После длительного и
кропотливого изучения он пришел к тому же выводу, что и старый индеец.
     Но молодые люди жестоко ошибались, если предполагали, что нечему больше
удивляться. Поднявшись с колен, Мукоки протянул в их  сторону  руку,  полную
костей.
     -- Невареное мясо! -- сказал.-- Ясно, что этот человек ест сырое мясо.
     -- Да что вы говорите! -- вскричал Родерик, и  в  глазах  его  мелькнул
странный свет.
     Так  же  странно  заблестели  глаза  Ваби,  и  оба  почти  одновременно
закричали:
     -- Значит, это опять он! Опять сумасшедший попался на нашем пути!
     Мукоки утвердительно кивнул головой:
     -- Да, опять он!
     -- Он был здесь не позже  вчерашнего  дня!  --  заметил  Родерик.  Ваби
повернулся к трапперу.
     -- Я только одного не понимаю... Если  он  ест  сырое  мясо,  зачем  он
разложил костер? Странно, не правда ли?
     Мукоки пожал плечами и ничего не возразил. Родерик тем временем  набрал
еще много костей.
     -- Ясно одно,-- сказал он,-- мясо -- невареное! Если хотите  взглянуть,
то можете увидеть остатки сырого мяса на костях. Очень может  быть,  что  он
ограничивается тем, что держит мясо  некоторое  время  над  огнем,  а  затем
преспокойно съедает его.
     Мукоки одобрил это предположение и начал рыться в догорающем костре. На
конце полена он заметил два камня, положенных один на  другой  и  образующих
нечто  вроде  очага.  Один  из  камней  был  совершенно  плоский,  а  другой
представлял собой большой шарообразный валун.
     Вдруг индеец издал громкое  восклицание,  что  противоречило  всем  его
привычкам,  потому   что   он   предпочитал   хранить   молчание   в   самых
затруднительных случаях и обстоятельствах.
     -- В чем дело? -- одновременно спросили его юноши.
     -- Этот человек -- подлая, злая собака! -- ответил Мукоки.
     -- Почему ты так решил? -- заметил Ваби.
     -- А потому, что он готовит свои знаменитые золотые пули здесь, на этих
самых камнях! Если угодно, взгляните!
     Молодые люди стали напряженно вглядываться в  плоский  камень,  который
Мукоки поднял с земли.
     Золотоискатели  вывели  определенное  заключение,  что  они  находились
теперь  на  месте  последнего  привала  таинственного  незнакомца,   который
совершал свой путь днем и ночью с одинаковой легкостью и,  очевидно,  провел
здесь предыдущую ночь.  Огонь,  прикрытый  землей  и  пеплом,  открывал  его
намерение вернуться. Но когда?
     -- Надо вам знать,-- сказал Родерик,-- что сумасшедший может бежать  со
скоростью самого быстроногого дикого животного,  и  никогда  заранее  нельзя
сказать, где он в данное время находится.
     Ночь прошла совершенно спокойно. Тем не менее, Мукоки ни на  минуту  не
закрыл глаз. Чувствуя почти непосредственную близость загадочного  существа,
он все же не испытывал никакого мистического ужаса. Полуобглоданные кости  с
кусочками  сырого  мяса,  отпечатки  ног,  огонь   и   камни,   на   которых
изготовлялись золотые пули, успокоили его и убедили, что придется иметь дело
с человеком из плоти и крови. А этого он не боялся. Он понимал, что  в  силу
невыясненных еще обстоятельств человек превратился в "злую  собаку",  и  тут
любопытство уже взяло в нем верх над страхом.
     На следующее утро пирога была спущена  на  воду.  Несмотря  на  упорное
преследование безумца, все трое чувствовали какую-то  смутную  и  сладостную
надежду. Судьбе угодно было послать им  таинственного  компаньона  --  пусть
так! Если это -- испытание, то они выдержат его до конца и  не  сдадутся  до
последней минуты. Но -- кто знает? -- может  быть,  это  странное  создание,
которое они уже не считали совершенно чужим, в неожиданный  момент  принесет
им огромную, ни с чем не сравнимую пользу?
     Топография местности явно изменялась  с  каждым  часом.  Высокие  стены
ущелья начали понижаться и  отходить  в  сторону,  являя  утомленному  глазу
больше простора и света. Мало-помалу скалы  сменились  зеленеющими  холмами,
между которыми то там, то здесь залегали довольно обширные  равнины  шириной
до одной мили и больше.
     Вдоль берегов все чаще и чаще попадались  признаки  дичи.  Случалось  и
так, что на  значительной  дистанции  проносились  карибу  и  лоси,  которые
подходили временами на  расстояние  ружейного  выстрела.  Но  золотоискатели
уделяли этим животным немного внимания. Сейчас они думали только  об  одном:
чтобы к концу дня дойти до второго каскада, и вот почему они не  без  досады
смотрели на то, как бурливый, шумный поток постепенно превращался в широкую,
многоводную реку, которая очень медленно и степенно катила свои воды.
     Если план на березовой коре  соответствовал  действительности,  то  они
должны были найти второй каскад на расстоянии пятидесяти миль от  последнего
лагеря сумасшедшего человека. Но ночь спустилась на землю до того,  как  они
дошли до этого места. Никаких перемен не  произошло  и  на  следующее  утро.
Родерик и Ваби все время напряженно прислушивались в надежде уловить  грохот
водопада, но все это было напрасно. Так почти незаметно час сменялся  часом,
и наступил полдень.
     Завтрак прошел вяло, и, когда золотоискатели снова  пустились  в  путь,
чувствовалось,  что  всеми  овладели   какое-то   смутное   беспокойство   и
томительная неуверенность. Конечно, молодые люди волновались больше  Мукоки,
который старался скрыть свое душевное состояние.
     Родерик почти  все  время  рассматривал  свою  замечательную  карту  на
березовой коре и  делал  на  ней  какие-то  пометки.  По  его  самым  точным
вычислениям, второй каскад должен был находиться совсем близко, а между  тем
мили уходили за милями, и они сделали путь, вдвое  превышающий  их  расчеты,
когда наступила ночь и они вынуждены  были  остановиться  на  ночлег,  почти
потеряв надежду увидеть водопад.
     Ужин прошел еще более  вяло  и  скучно,  чем  завтрак.  Каждый  из  них
находился во власти одного и того же  вопроса:  в  конце  концов,  верна  ли
карта, которую они нашли в хижине. Случайная ли это  ошибка,  что  на  карте
обозначен второй каскад, которого они никак не могут найти? Не встретятся ли
подобные роковые ошибки и в дальнейшем?
     По окончании трапезы, в то время как  Родерик  и  Ваби  остались  подле
костра и беседовали, Мукоки взял ружье и направился вниз по течению реки. Он
пробыл в отсутствии свыше часа,  как  вдруг  юноши  услышали,  что  вечернюю
тишину нарушил  ружейный  выстрел.  Вслед  за  первым  послышалось  еще  два
выстрела, один за другим. Через небольшой промежуток донеслись три выстрела,
разделенные правильными интервалами, и еще два, один за другим.
     -- Это сигнал! -- закричал Родерик.-- Мукоки определенно призывает нас!
Надо спешить к нему!
     Ваби вскочил с места и  немедленно  сделал  пять  выстрелов  из  своего
ружья.
     -- Слушай, Род! -- крикнул он.
     Едва только заглохло эхо от последних  выстрелов,  как  послышался  зов
Мукоки, голос которого доносился с низового берега реки.
     Не говоря ни слова, молодые люди вскочили в  лодку  и  оттолкнулись  от
берега.
     -- По-моему,-- сказал Ваби, отчаливая,-- Мукоки  находится  от  нас  на
расстоянии двух миль. Интересно знать, что случилось с ним!
     -- Мне так думается, что он  нашел  второй  каскад!  --  высказал  свое
предположение Родерик.
     Это заявление вернуло их измученным рукам силы. Схватив весла, они  так
усердно стали рассекать воду,  что  легкая  лодчонка  стрелой  понеслась  по
течению.
     Через четверть часа послышался новый выстрел, который  раздался  совсем
близко. Ваби ответил громким и длительным криком, и тотчас  же  ветер  донес
звучное и ясное "алло" Мукоки.
     В тот же миг до них донесся шум падающей воды.
     Ваби направил лодку  к  берегу,  где,  несмотря  на  глубокие  вечерние
сумерки, он разглядел силуэт старого траппера, который с большим нетерпением
поджидал друзей. Они выскочили на сушу и закрепили лодку.
     -- Великий каскад! -- первым  делом  произнес  индеец.  Страшно  шумит!
Много воды и много шума! Настоящий водопад!
     И действительно, под звездным небом стоял неумолчный, потрясающий  шум.
Родерик и Ваби, словно малолетние  дети  подскочили  от  радости  на  месте,
захлопали в ладоши и огласили воздух победными  криками  "ура".  Мукоки  еще
больше развеселил товарищей, изобразив на своем лице невероятные гримасы,  и
стал потирать мозолистые руки.
     -- Клянусь всем, чем хотите, что ошибка лежит на том,  кто  чертил  эту
дурацкую карту! -- закричал Ваби.-- Если столько же возни будет и с  третьим
каскадом, то... Я и сам не знаю, что будет тогда! -- со смехом закончил он.
     Родерик живо ответил ему:
     -- Ровно ничто не говорит за то, что ошибка повторится:  Я  думаю,  что
просто неправильно высчитано расстояние между  каскадами.  Весьма  возможно,
что к третьему водопаду мы гораздо ближе, чем  ожидаем.  Если  только  я  не
ошибаюсь, то, по-моему, до ближайшей нашей цели  осталось  не  сто  миль,  а
только двадцать пять!
     -- Я не меньше твоего хотел бы, чтобы это было так!  --  поддержал  его
Ваби.-- Ну, а в ожидании грядущих радостей,  давай  разобьем  здесь  лагерь.
Завтра мы постараемся как можно точнее разобраться во всем  этом,  а  теперь
отдохнем! Утро вечера мудренее!
     Золотоискатели отчалили от берега на  следующий  день  еще  до  восхода
солнца. Все трое легко закусили при свете костра, и к тому времени как  стал
заниматься день, они уже свыше часа были в пуги. Желание  и  стремление  как
можно скорее добраться до золотых тайников были так сильны, что заставили их
забыть о сумасшедшем и его золотых пулях.
     Они без больших осложнений обогнули второй каскад, за которым  началось
такое сильное течение реки, что пришлось налечь на весла, дабы придать лодке
необходимую скорость.
     На  расстоянии,  не  превышающем  ста  ярдов,  золотоискатели  застигли
врасплох молодого лося, который подошел к воде напиться, но они не  обратили
никакого внимания на эту прекрасною дичь. Во-первых, они не  желали  тратить
на нее час, а, во-вторых, медвежатины было  еще  так  много,  что  не  имело
никакого смысла запасаться лишней пищей.
     Через два часа пейзаж  снова  резко  изменился.  Опять  близко  подошли
берега, опять профиль их стал подыматься к небу и нее теснее сжимать  и  без
того узкое течение, и как-то незаметно наши золотоискатели снова очутились в
мрачном, сером и тихом ущелье, которое давило и угнетало путешественников.
     На высоте тысячи или более футов  они  увидели  густой  лес,  состоящий
почти исключительно из красных сосен,  которые  перебрасывали  свои  могучие
ветви с одного берега на другой и еще больше омрачали  ущелье  и  пенившиеся
воды.
     Несмотря на то, что по другую  сторону  скал,  вероятно,  сверкало  еще
солнце, здесь было темно, как ночью. Моментами казалось, что в горле  ущелья
застряла мрачная, жестокая, подлая смерть.
     Родерик и Ваби бросили свои  весла,  и  только  Мукоки  по-прежнему  не
выпускал из рук руля и неотрывно  следил  за  тем,  чтобы  пирога  держалась
твердого  курса.  В  могильных   сумерках,   объявших   все   вокруг,   лица
золотоискателей казались мертвенно-бледными  и  страшными.  Бронзовый  загар
Мукоки и Ваби потерял свои яркие краски.
     Вдруг  донесся  какой-то  посторонний  шум,  который  в  первую  минуту
производил впечатление шепота в ветвях. Но шепот этот быстро  превратился  в
резкий вздох, от которого заколыхались все деревья на вершинах гор.
     Могучее дыхание ветра то усиливалось, то замирало, и болезненному слуху
могло почудиться,  что  где-то  кто-то  трепетной  рукой  перебирает  струны
чудесной эоловой арфы. Но звук, который услышали наши друзья, не имел ничего
общего с ветром. Он был совершенно самостоятельным  и  непрерывно  дрожал  в
воздухе. Если иногда  и  казалось,  что  он  слабеет,  то  через  минуту  он
становился вдвое, втрое  сильнее  и,  монотонный,  правильный,  неугомонный,
вибрировал без конца.
     Никто не говорил ни слова, но у всех на уме была одна и  та  же  мысль.
Наконец Мукоки прервал молчание:
     -- Я полагаю, что это третий каскад! Вот что!
     Родерик и Ваби, сердца которых колотились, как  пленные  птицы,  кивком
головы подтвердили эту догадку. На этот раз они не издали бесполезных криков
и не потрясли воздух громовым "ура". Час был слишком торжественным для того,
чтобы заниматься подобными пустяками.
     Если  предположения  Родерика  соответствовали  действительности,  если
карта на березовой коре была верна и если единственная ошибка заключалась  в
неправильном подсчете  расстояния  между  тремя  каскадами,  то  можно  было
ожидать, что с минуты на минуту раскроется вековая и великая тайна  золотого
клада, схороненного где-то поблизости в горах.
     Окружающая обстановка и почти полная тьма, объявшая реку и  скалы,  еще
больше способствовали общему тревожному состоянию. Все трое золотоискателей,
затаив дыхание, прислушивались и приглядывались  к  каждой  мелочи,  которая
могла иметь то или иное отношение к их отважному предприятию.
     Здесь, думал про себя Родерик, именно здесь англичанин  Джон  Болл  был
убит двумя французами, и поэтому не случится ли так, что,  едва  высадившись
на берег, они набредут на третий скелет?
     С  другой  стороны,  не  здесь  ли   находится   берлога   сумасшедшего
человека-зверя?  И  не  из  их  ли  золота  он  черпал  материал  для  своих
необыкновенных пуль?
     Шум водопада становился с каждой минутой все явственнее и громче, и, не
в силах совладать со своим возбуждением, Ваби выскочил из лодки и, все время
держась берега, стал прыгать со скалы на скалу, причем часто  погружался  по
колени в воду. Пирога неотступно следовала за  ним,  но  Мукоки  значительно
замедлил ее ход.
     Вскоре показалась пена  водопада,  которая  не  оставляла  уже  никаких
сомнений в том, что предположение Мукоки вполне  отвечало  действительности.
Пирога завернула в крохотный заливчик, образуемый большой скалистой  глыбой,
и Мукоки вместе с  Родериком  последовали  примеру  Ваби,  который  все  еще
продолжал свои тщательные исследования почвы.
     Водопад нельзя было назвать очень большим, так как он  падал  с  высоты
каких-нибудь сорока футов. Так, по крайней  мере,  определил  Ваби.  Но  шум
падения воды становился все оглушительнее, благодаря тому,  что  ущелье  еще
больше сузилось и что многократное эхо усиливало звук в сотни раз.
     Небольшая речка, на берегу которой росли несколько  северных  кедров  и
жалких сосенок, расширялась внизу в значительный каскад.
     Где-нибудь в районе этой речки должен был таиться  секрет  золотоносной
жилы.  Родерик  повернулся  в  сторону   и   вдруг   издал   сильный   крик,
свидетельствующий об его волнении.
     -- Хижина!  --  закричал  он.--  Вот  перед  вами  хижина,  построенная
англичанином Джоном Боллом и двумя французами. Карта не солгала ни на йоту!



     Ваби и Мукоки почти одновременно с Родериком  увидели  в  тени  ущелья,
среди кедров и сосен, растущих на берегу, старую деревянную хижину, когда-то
построенную англичанином Джоном Боллом и двумя французами Петером Плантом  и
Анри  Ланглуа.  Хижина  эта  вплоть  до  самого   убийства   Болла   служила
штаб-квартирой этих золотоискателей.
     Родерик и Ваби не могли сдержать  криков  радости,  вслед  за  которыми
тотчас же прозвучало кряхтенье старого индейца.
     Хижина находилась  по  другую  сторону  водопада,  и  для  того,  чтобы
добраться  до  нее,  прежде  всего  необходимо  было  обойти   каскад,   что
представляло немалые трудности. Надо было подняться на одну из скал, а затем
спуститься с нее. Все это в конце  концов  можно  было  выполнить,  если  бы
только Мукоки не обнаружил гигантский ствол дерева, совершенно лишенный коры
и почти потерявший свою листву, лежащий поперек каскада. Очевидно, во  время
бури дерево было вырвано с корнем,  скатилось  вниз  и  теперь  представляло
собой нечто вроде  фантастического  моста,  который  высился  над  пенистыми
гребнями и по которому решил бы прогуляться либо  величайший  храбрец,  либо
безумец.
     -- А не попытаться ли нам пройти по этому дереву? -- подсказал Мукоки с
некоторой нерешительностью в голосе.
     Он выразительно пожал плечами,  словно  хотел  предупредить,  что  этот
способ не лишен риска. Но он не успел еще кончить свои слова,  как  Родерик,
укрепив на спине  ружье,  стремительно  бросился  вперед  по  направлению  к
стволу. Словно акробат, вцепившись в дерево руками и ногами, он  медленно  и
осторожно стал ползти вдоль дерева, которое кое-где лизала бешеная вода.
     Товарищи, едва дыша, напряженно следили за каждым его движением, полные
боязни, что сосна, едва-едва сохраняющая равновесие, вдруг  опрокинется  под
тяжестью молодого человека и повлечет его за собой в пучину. Но, к  счастью,
все обошлось вполне благополучно, и Родерик, живой и невредимый, добрался до
подножия водопада.
     Соблюдая ту же осторожность, Мукоки и Ваби последовали его  примеру,  и
через несколько минут все трое сошлись по ту сторону каскада  на  расстоянии
двадцати  шагов  от  хижины.  Они  не  сразу   двинулись   вперед,   немного
посовещались, и затем Мукоки чисто машинально приложил свое ружье к плечу  и
выразительно оглянулся по сторонам.
     Хижина была настолько стара и  ветха,  что  казалось  странным  и  даже
невероятным, что она могла до сих пор устоять против ветра и непогоды. В ней
не было ни единого окна, а на  том  месте,  где  некогда  находилась  дверь,
стояло дерево, имевшее  по  меньшей  мере  фут  в  диаметре.  На  прогнившей
насквозь крыше кое-где росли крохотные сосенки, и брусья,  из  которых  была
построена хижина, представляли собой чуть ли не сплошную труху.
     Наконец наши золотоискатели решительно двинулись вперед, но на  полпути
Мукоки положил свою сухую и жилистую руку на  плечо  Ваби.  Странное,  почти
неподдающееся описанию волнение отразилось на  его  лице.  Молча  он  указал
пальцем на прогнившие брусья и на дерево, которое высилось у самого входа.
     -- Красная сосна! -- произнес он с  ужасом  в  голосе.--  Очень  старое
дерево, очень старая хижина, страшно старая хижина!
     Несомненно, он думал о другой хижине, о той самой хижине,  где  прошлой
зимой они нашли скелеты Анри Ланглуа и Петера  Планта,  которые  убили  друг
друга. Эта хижина выглядела гораздо старее, хуже, и  с  первого  же  взгляда
можно было определить, что ее невозможно отремонтировать и приспособить  под
жилье.
     В то время как старый индеец, готовый  в  любую  минуту  подать  сигнал
тревоги, озирался  по  сторонам,  молодые  люди  просунули  головы  в  узкие
отверстия, которые имелись справа и слева между деревом и амбразурой двери.
     Внутри было так темно, что в первую минуту они ровно  ничего  не  могли
разглядеть, но затем глаза их  мало-помалу  свыклись  с  царившим  в  хижине
мраком, и внутренние стены стали принимать известные очертания.
     Хижина была совершенно пуста. Ни стола, ни стула, ни табурета!  Прежние
обитатели не оставили никаких следов своего пребывания.
     Мукоки ограничился тем, что внимательно осмотрел наружные стены домика,
после чего вернулся к каскаду и перекинутому через него дереву,  которое  он
стал разглядывать с большим вниманием.
     -- Вот любопытно,-- сказал Ваби, обратясь к Родерику,-- чего  вдруг  он
так заинтересовался этим деревом? Очевидно, у него возникла новая мысль.  Он
никогда ничего зря не делает!
     Родерик, который тоже искал что-то, обратил свое внимание  на  сосновую
ветвь, сломанную ветром, и поднял ее с земли. На конце ветви имелось большое
количество застывшей смолы. Молодой человек поднес к ней зажженную спичку, и
ветвь мигом запылала и превратилась в факел.
     В то время как Ваби, заинтригованный  таинственным  поведением  Мукоки,
направился в его сторону, Родерик с тем же горящим факелом в руках проник  в
старую хижину, внутренность которой была объята ледяным холодом и мраком.
     Ни на полу, ни на стенах он ничего не  обнаружил  и  лишь  в  последнюю
минуту заметил на одной из стен  небольшую  этажерочку  шириной  с  фут.  Он
подошел к ней поближе и при неверном свете соснового факела увидел на  полке
черную шкатулочку, заржавевшую от времени.
     Молодой человек дрожащими руками схватил  загадочную  находку,  которая
была так легка, что в первую  минуту  показалась  совершенно  пустой.  Может
быть, в ней находились крошки последних  табачных  запасов  Джона  Болла!  А
может быть, в ней хранился...
     Погасив факел, Родерик вышел на дневной свет, трепетно  держа  в  руках
последний дар, который преподнесла ему старая  хижина  и  те  люди,  которые
некогда проживали в ней. Шкатулка настолько была  повреждена  временем,  что
грозила ежеминутно рассыпаться меж пальцев.
     Соблюдая исключительную осторожность, юноша снял  крышку  и  тотчас  же
увидел свернутый лист бумаги, почти столь же ветхий, как и сама шкатулка.  С
таким же волнением, с каким он в  прошлом  году  развернул  кусок  березовой
коры, на которой был начертан план, он теперь расправил и разгладил пальцами
бумажку. Края находки так истлели, что крошились при малейшем прикосновении,
но середина ее находилась в сравнительно хорошем состоянии.
     Он быстро пробежал глазами содержание документа,  закрыл  на  мгновение
глаза, открыл их, снова прочел бумагу и вдруг издал вопль безумной радости.
     На минуту у него закружилась голова, и ему показалось,  что  он  сейчас
действительно заплачет от небывалого восторга.
     -- Мукоки, Ваби! -- закричал он.-- Живо идите  сюда!  Золото!  Я  нашел
золото! Да идите же сюда!
     И с этими словами  он  протянул  бумагу  по  направлению  к  товарищам,
которые бежали на его зов.
     -- Вот смотрите, что я нашел в старой хижине! -- снова  закричал  он.--
Это  находилось  в  железной  шкатулке,  которую  я  обнаружил  на  полочке.
Поглядите! Вот почерк... почерк Джона Болла, тот самый  почерк,  который  мы
видели на плане... на березовой коре.
     Ваби, взволнованный не менее Родерика, выхватил из  его  рук  бумагу  и
стал громко читать:
 

     на 30 июня 1859 года.
 
     Работа Планта: золота в слитках -- 7 фунтов 9 унций; пыли -- 1  фунт  3
унции.
     Работа Ланглуа: золота в слитках -- 9 фунтов 13 унций; пыли -- ничего.
     Работа Болла: золота в слитках -- 6 фунтов 4 унции; пыли -- 2  фунта  3
унции.
     ВСЕГО 27 фунтов.
 
     Выдано:
     Планту: 6 фунтов 12 унций.
     Боллу: 13 фунтов 8 унций.
     Ланглуа: остальное.
 
     Легко понять состояние, в котором находились золотоискатели после того,
как Ваби кончил чтение. Теперь исчезли всякие сомнения в  том,  что  золотые
источники находятся в самой непосредственной близости.
     -- Я думаю,-- заговорил наконец после длительной паузы  Родерик,--  что
мы нашли именно то, что нам было нужно.
     -- Да, пожалуй, ты прав! -- согласился Ваби.
     Что касается Мукоки, то он был определенно подавлен и не скрывал этого.
За этот день произошло так много неожиданного, что у него  слегка  кружилась
голова. Ему вдруг показалось, что золото, которое они так  настойчиво  ищут,
сейчас чисто автоматически и по собственной инициативе приблизится к ним,  и
вот почему он стал переводить беспокойный взгляд с каскада на отвесные стены
ущелья, на расщелины, на  прибрежный  песок  и  на  старую,  разваливающуюся
хижину...
     -- По моему  мнению,--  снова  заговорил  Родерик,--  главный  источник
золота должен находиться на дне потока.  Я  почти  не  сомневаюсь,  что  мое
предположение совершенно правильно. Золотая пыль в  подавляющем  большинстве
случаев попадается в песке, который  лежит  на  дне  и  постепенно  уносится
течением. В известной  степени  то  же  самое  можно  сказать  и  о  золотых
самородках.
     -- Во всяком случае тут будет очень легко работать! -- заметил  Ваби.--
Я полагаю, что наибольшая глубина потока  не  превышает  четырех  футов.  Мы
можем немедленно приступить  к  работе.  Для  этого  прежде  всего  придется
вернуться к пироге и достать наши тазы.
     Все трое направились к водопаду и по стволу дерева снова  переправились
на другую сторону. Трудно было найти и даже представить себе более  странное
зрелище, чем этот импровизированный мост. Огромный ствол был лишен  коры,  и
его полированная поверхность блестела так, словно была  смазана  специальным
составом.
     -- Чертовски скользко! -- сказал Мукоки, глядя  на  дерево  и  нахмурив
брови.
     -- Да, нечего сказать!  --  согласился  Ваби,  серьезный  тон  которого
поразил Родерика.-- Не дерево, а  какая-то  "мачта  с  призами".  Не  всякий
проберется по такому мосту.
     -- Ты хочешь сказать что-то, но я не совсем понимаю  тебя!  --  заметил
Родерик.-- Объяснись, пожалуйста!
     -- Ты угадал! -- воскликнул Ваби.-- Я хочу сказать (и в данном  случае,
мы кажется, вполне сходимся с Мукоки!), что это дерево не с сегодняшнего дня
служит для переправы с одной стороны каскада на  другую.  Если  бы  по  нему
пробирались медведи, то остались бы следы их  когтей.  Трудно  предположить,
что им пользовались рыси, потому что эти звери,  несомненно,  исцарапали  бы
всю поверхность его. Какой бы зверь ни пробирался по  нему,  он  изодрал  бы
ствол, но, как ты сам  видишь,  трудно  представить  себе  более  гладкую  и
полированную поверхность. Я склонен думать, что  кто-то  специально  занялся
тем, что отполировал ствол!
     Мукоки энергично закивал  головой  и  тем  самым  выразил  полное  свое
согласие со словами Ваби, который выразительно засвистел.
     -- Другими словами, ты хочешь сказать...-- начал Родерик.
     --  Другими  словами,  я  хочу  сказать,  что  все  это  --  дело   рук
человеческих. Только человек, который многократно пускал  в  ход  и  руки  и
ноги, мог привести это дерево  в  подобное  состояние.  Весь  вопрос  теперь
заключается лишь в одном:  кто  этот  человек?  Думается  мне,  что  нам  не
придется очень далеко и очень долю искать его. Ты как думаешь, Родерик?
     -- Ты имеешь в виду сумасшедшего охотника?
     -- Да! -- решительно заявил Ваби.-- Ты угадал!
     Конечно, это было слишком смелое утверждение, с  которым,  однако,  так
или иначе, приходилось считаться.
     -- Вот где таится источник золотых пуль! -- энергично сказал  Мукоки.--
Надо думать, что "бешеная собака" главным образом обитает в этих местах.
     -- Этот вопрос мы сравнительно  скоро  выясним,--  заметил  Ваби.--  Мы
должны быть готовы ко всему. Я предлагаю первым делом свезти в старую хижину
все наши съестные припасы, все инструменты,  а  также  пирогу.  После  того,
соблюдая максимальную осторожность, будем выжидать дальнейших событий.
     Это было нелегкое дело! Пришлось положить много  трудов  на  то,  чтобы
перенести по гладкому стволу все содержимое пироги, а вслед затем и ее саму.
Родерик так увлекся работой, что однажды чуть  не  полетел  головой  вниз  в
водопад, но все в общем сошло благополучно.
     Наступил час завтрака. Несмотря на адский голод, тот же Родерик заявил,
что нечего торопиться и что прежде всего надо заняться делом.
     -- Кушать мы всегда успеем,-- резюмировал он свои мысли,--  а  до  того
давайте пощупаем нашу речку и донышко ее.
     С этими словами, не дожидаясь ответа товарищей, он взял один  из  чанов
для промывки и направился к той части  берега,  где  течение  нанесло  всего
больше песку и гравия. Ваби, взяв другой чан, не замедлил  присоединиться  к
нему и предоставил Мукоки возиться с завтраком.
     Никогда до сих пор Родерику не приходилось промывать золото, но он имел
некоторое представление об  этом  деле.  Он  был  полон  той  исключительной
радости, которая знакома всякому золотоискателю, нашедшему "добрую  жилу"  и
вполне уверенному, что жила эта окупит все его труды и  старания.  Набрав  в
чан значительное количество песку и гравия, он стал  постепенно  зачерпывать
воду и раскачивать чан то вперед, то назад, при чем делал это очень ритмично
и регулярно и время от времени сливал через край поднявшуюся грязь.
     Израсходовав всю воду, он набрал свежую и продолжал эту операцию  минут
пятнадцать, до тех пор, пока на дне чана не  остался  тонкий  слой  песка  и
гравия.
     После того он начал самым  пристальным  образом  разглядывать  остаток,
надеясь обнаружить в нем золотые блестки.
     Легкий, беглый блеск заставил его издать громкое победное  восклицание,
но, когда он извлек острием ножа песчинку, то убедился, что это -- слюда.
     На расстоянии десяти метров от него сидел Ваби, который  занимался  тем
же самым делом. В свою очередь, он ритмично кружил свой чан.  Вода,  вытекая
из него, все время производила странный, хлюпающий  звук:  "сюис...  сюис...
сюис..."
     -- Послушай, Родерик,-- сказал он, ни на миг не отрываясь от  работы,--
у тебя выходит что-нибудь?
     -- Ровно ничего! -- быстро ответил его друг.-- А у тебя, Ваби?
     -- И у меня ни черта не выходит! То есть... как бы тебе сказать...  Мне
попадаются время от времени блестки, которые отливают сталью, но...
     -- ...но это -- слюда! С чем тебя и поздравляю! Весь берег полон ею.  И
радости от этого немного.
     Оба продолжали свою бесплодную работу с таким серьезным и вместе с  тем
сокрушенным видом, что опытный золотоискатель, глядя на них, покатился бы со
смеху.
     -- А ну-ка, Род, подойди ко мне поближе! -- снова  произнес  Ваби.--  У
меня опять что-то подозрительное блестит. Довольно крупная песчинка!  Иди-ка
сюда!
     -- Опять слюда?
     -- Нет, не думаю, чтобы это была слюда. Насколько я  могу  судить,  тут
другие оттенки. Это -- большой шарик, величиной с горошину.
     Родерик так стремительно вскочил  с  места,  точно  кто-то  вонзил  ему
булавку в спину. Он бросил на землю свой чан и закричал:
     -- Помни раз и навсегда  следующее:  слюда  идет  тонкими,  чешуйчатыми
пластами. В виде шариков она никогда не встречается. Покажи-ка, Ваби!
     Он подбежал к Ваби и склонился над его плечом.
     В тазу, который держал Ваби, Родерик  действительно  заметил  маленький
желтый полированный шарик, который сверкал на солнце.
     -- Еще раз говорю тебе,-- повторил он,-- что  в  таком  виде  слюда  не
попадается. Кроме того, слюда имеет незначительный вес, а это...--  Кончиком
ножа он отделил находку, вынул ее из чана и взвесил на руке.
     -- Шарик этот весит довольно много, даже очень много...
     -- В таком случае...
     -- В таком случае? В таком случае,  по-моему,  это  может  быть  только
золото! А что еще, как не золото?
     В этот миг раздался голос Мукоки:
     -- Завтрак готов!



     -- Сейчас, сейчас идем! -- отозвался Родерик. И, повернувшись  снова  к
Ваби, он продолжал:
     -- Может быть, я и  ошибаюсь,  но  считаю,  что  тут  по  меньшей  мере
четверть унции!
     Оба друга пристально разглядывали содержимое чана  Ваби,  когда  к  ним
подошел Мукоки.
     -- Поглядите-ка, Мукоки! -- сказал Родерик  и  протянул  ему  найденный
слиток.-- Что скажете? Как вы находите нашу работу? Вы должны разрешить наши
сомнения. Если мы правы и добились своего, то я предлагаю троекратное "ура"!
Первое -- за эту штучку. Второе  --  за  старую  карту  на  березовой  коре,
которая не обманула нас. Третье -- за Джона  Болла  и  его  бумажку!  Третье
"ура" будет самым торжественным и искренним.
     -- Кричать-то можно,-- ответил старый индеец,-- но  потише,  про  себя.
Надо знать, что здесь страшно громкое эхо! Я почти не сомневаюсь,  что  наши
крики будут слышны на расстоянии доброй мили отсюда. Может быть, и не  стоит
привлекать внимание "того", которого, не зная, мы все же достаточно знаем?
     -- Это правильно! -- согласился Родерик.
     Мукоки успел разбить лагерь близ старой хижины,  у  небольшой  кедровой
рощицы, под прикрытием большой скалы. Маленький  слиток  был  помещен  подле
самого костра, на полене, поставленном стоймя. Пламя, отражавшееся  на  нем,
заставляло его  играть  самыми  чудесными  оттенками,  которые  замечательно
действовали на аппетит.
     Родерик за обе щеки уплетал здоровенный кусок медвежьего окорока и в то
же время находил время  для  выражения  мыслей,  которые  накопились  в  его
голове.
     -- Я позволю  себе  думать,--  говорил  он,--  что  мы  овладели  нашим
золотом. Природа хотела скрыть его от нас, но ей не  удалось  нас  провести.
Чары разбиты. Это ущелье полно золота, которое мы можем найти повсюду,  куда
только ни повернемся. Все это  так  замечательно  и  чудесно,  что  даже  не
верится. Моментами кажется, что нам снится волшебный  сон.  Но  это  --  сон
наяву. В течение одного месяца Джон Болл и его товарищи нашли двадцать  семь
фунтов золота, что в переводе на деньги равно семи  тысячам  долларов.  Ведь
они нашли самый подлинный клад, который теперь переходит в наши  собственные
руки.
     С завтраком быстро покончили. После прекрасного кофе и  легкого  отдыха
Родерик и Ваби снова отправились на реку, захватив с собой чаны.  Мукоки  на
этот раз пошел вместе с ними.
     Склонившись над водой и с  головой  уйдя  в  работу,  все  трое  упорно
молчали.  Интересно  было  знать,  кто  первый  из  них   издаст   радостное
восклицание, сделав счастливое открытие?
     Так прошло четверть часа, полчаса, целый час -- и по-прежнему никто  не
проронил ни  слова.  Тщетно  наполнялись  и  опорожнялись  чаны.  Мукоки  не
остановился пред тем, чтобы дойти до середины реки и набрать там полный  таз
песку  и  гравия,  но  полученные  им  результаты  нисколько  не   превзошли
результатов Родерика и  Ваби.  Великое  разочарование  отразилось  на  лицах
друзей.
     Наконец Мукоки заявил, что нашел крохотный кусочек золота, величиной  с
булавочную головку. Это открытие подняло дух золотоискателей,  и  Родерик  и
Ваби, сняв сапоги и подняв до колен  панталоны,  присоединились  к  индейцу,
который все еще оставался посреди течения.
     Однако последующий ряд промывов ровно  ничего  не  принес,  и  отчаяние
снова стало овладевать людьми. Ясно было, что нечего надеяться на то,  чтобы
сразу найти большое количество золота. Весьма  возможно,  что  неторопливая,
тщательная и упорная промывка дала бы что-нибудь, но для  этого  требовалось
чрезвычайно много времени и терпения.
     -- Тут ничего особенного ждать нельзя! -- произнес  наконец  Ваби.--  Я
предлагаю углубиться в ущелье или же начать промывку  повыше  водопада.  Тут
только зря время тратим!
     -- Правду сказать,-- ответил Родерик,-- я ровно ничего не понимаю. Ведь
ясно: там, где имеются маленькие слитки, обязательно должны быть и  большие.
Очень может быть, что нам следовало бы забирать песок поглубже. Ведь  золото
это залегает здесь много веков подряд и,  следовательно,  от  одной  тяжести
своей должно было осесть очень глубоко, на несколько футов под дном реки.
     -- Ты так думаешь? -- с некоторым скептицизмом спросил Ваби.
     -- Нет, я не думаю, а уверен в этом! Джон Болл и его товарищи по работе
нашли свои двадцать семь фунтов золота в июне, то есть тогда,  когда  речка,
вероятно, совершенно  высохла.  Насколько  мне  известно,  наилучшая  добыча
золота как на Аляске, так и на Юконе и в других золотородных местах,  обычно
бывает летом и на глубине от трех до двенадцати футов  под  землей,  Немного
помедлив, он продолжал:
     -- Когда  искатель  находит  на  поверхности  земли  несколько  золотых
песчинок, то это служит неопровержимым доказательством того,  что  в  недрах
этого участка таятся несметные богатства в виде залежей желтого металла. Все
данные говорят в нашу пользу,  но  придется  выжидать  более  благоприятного
времени для промывок. Сейчас еще не сезон!
     -- Надо думать,-- заметил Ваби,-- что вода скоро  начнет  спадать.  Все
последние снега уже сбежали с гор, растаяли и перестали питать ручьи и реки.
Может быть, я и ошибаюсь, ни я позволю  себе  думать,  что  в  самом  скором
времени река быстро начнет высыхать. Возможно даже, что через неделю  мы  не
узнаем этого места.
     -- И прекрасно! Тогда и результаты будут иные. А  в  ожидании  займемся
поисками.
     День клонился к концу. Тени  в  ущелье  стали  глубже  и  длиннее.  Над
головами людей последние лучи закатывающегося солнца нежно  золотили  густые
ветви красного леса.
     Мокрые  до  пояса,  голодные  и  явно   разочарованные,   трое   друзей
направились к своему лагерю, находившемуся в кедровой рощице. Увы, прошедший
день нисколько не оправдал тех радужных надежд, с которыми  они  рано  утром
приступили к тяжелой, изнурительной работе.
     Родерик вовсе не отчаивался в хороших результатах  их  предприятия,  но
тем не  менее  никак  не  мог  отделаться  от  одной  неприятной  мысли.  Те
золотоискатели,  которые  побывали  здесь  до   них,   может   быть,   нашли
единственную мощную залежь и исчерпала все ее запасы до дна?
     В конце концов ничего невозможного тут не было! Считаясь с  настроением
товарищей, Родерик, как обычно, хранил мрачные предположения про себя и ни с
кем не делился своими соображениями.
     Казалось, всех меньше был  огорчен  и  озабочен  Мукоки.  С  его  точки
зрения, все золото  на  свете  имело  весьма  относительную  и  непостоянную
ценность. Его толкало вперед само по себе желание проникнуть, так сказать, в
глубь волнующей тайны, другими словами, стремления были для  него  дороже  и
приятнее самого достижения.
     Родерик не хотел сдаваться и решил сделать все, что только было  в  его
силах. Он снова вынул старую, почерневшую от  времени  бумагу,  найденную  в
хижине, в маленькой железной шкатулке, и старательно разложил  ее  на  своих
коленях.
     Это была почтенная реликвия темного и  романтического  прошлого,  звено
цепи, которая связывала настоящее со временами далекими, свидетель  страшной
и жестокой трагедии, разыгравшейся между черными стенами ущелья.
     Это была тяжелая драма, секрет которой никому не дано было открыть.
     -- Двадцать семь фунтов! -- не  переставал  повторять  Родерик.--  И  в
течение только одного месяца работы...
     -- Выходит почти по фунту в день! -- воскликнул восхищенный Ваби.
     -- Мне интересно только знать,-- продолжал  его  друг,--  почему  часть
Джона Болла вдвое превышала части остальных товарищей по  работе!  Вероятно,
такой дележ объясняется тем, что англичанин раньше всех открыл  золотоносную
жилу! Никак не иначе!
     -- Очень может быть! И эта же причина  послужила  главным  мотивом  его
убийства! Французы сочли себя  ограбленными  и  порешили  убить  его.  Очень
просто!
     -- 1859! -- произнес Родерик, снова пробегая  глазами  бумагу.--  Почти
сорок девять лет прошло с тех пор, как разыгрались здесь  страшные  события.
Сорок девять лет! Собственно говоря, это не так уж много. А между тем в этой
Пустыне, в окружающем нас одиночестве, эта  цифра  кажется  потрясающей!  Не
правда ли?
     Еще долго после того, как молодые люди завернулись в одеяла и  заснули,
Мукоки сидел на своем прежнем месте и  думал.  Не  выпуская  из  рук  ружья,
которое он держал на коленях, он сидел у самого огня, слегка  сгорбившись  и
сохраняя замечательную стройность, которая так характерна для индейцев  этих
мест. Подчас чудилось, что это не человек, а скульптура!
     Казалось, что он перенесся в далекое прошлое и  разворачивал  громадный
свиток незабвенных воспоминаний. Силой воображения он представил  себе,  что
не прошло так много лет, что он совсем молод и еще не встретил той индеанки,
на которой впоследствии женился и которая вместе со своим единственным сыном
была сожрана волками.
     В то время он обладал собакой, которую считал своим  самым  драгоценным
сокровищем. Однажды зимой он провел вместе с ней целый лунный месяц на самой
северной окраине на охоте. Как-то раз случилось так, что он потерял  собаку,
и отчаянию его не было  границ.  Любовь  индейца  даже  к  животному  всегда
настолько сильна и длительна, что время не в состоянии  излечить  нанесенных
ею ран. Мукоки совсем было потерял надежду когда-либо увидать свою любимицу,
как вдруг Валдайя нашлась. Собака долго искала след хозяина и наконец  нашла
его. Она радостно лаяла и без устали прыгала вокруг него на трех лапах.
     Четвертой лапы не было, и по этому факту индеец легко мог  судить,  что
Валдайя подверглась нападению какого-то дикого зверя -- волка или рыси -- и,
сильно страдая от боли, не могла своевременно вернуться  к  нему.  Хотя  она
сравнительно  недолго  находилась  в  отсутствии,  но  за  это   время   так
изменилась, похудела и постарела, что  только  любовный  глаз  траппера  мог
сразу узнать ее!
     По ассоциации Мукоки вспомнил  теперь  о  безумце.  Он  почти  невольно
провел параллель между своим  четвероногим  товарищем  детства  и  неведомым
охотником, который страдал так  много  и  так  долго,  что  в  конце  концов
превратился  в  "бешеную   собаку".   Он,   очевидно,   совершенно   потерял
человеческий облик, лаял как рысь и стрелял золотыми пулями.
     Что это за человек? В конце концов, какая трагедия  разыгралась  в  его
жизни?
     Много мыслей роилось в голове старого индейца, но не на все он  находил
ответ. Он очень устал и, добравшись до своего лиственного ложа, завернулся в
одеяло и быстро уснул.
     На следующее утро молодые люди проснулись в самом  лучшем  расположении
духа: ведь известно, что юность так же быстро  возвращает  себе  мужество  и
веру, как и теряет эти превосходные качества.
     Ваби начал с того, что сбросил Родерика с довольно  высокой  скалы,  на
которую тот поднялся, и весело заявил следующее:
     -- Так не годится, друг мой милый! Вчера мы черт знает как вели себя  и
совсем повесили носы! Безобразие! Мы не имеем  права  так  распускаться!  Не
надо забывать, что впереди у нас вся весна и все лето! Работы еще  масса,  и
сил и мужества надо чрезвычайно много. Если даже случится так, что мы ничего
не найдем до осени, то... то  мы  спокойненько  вернемся  на  это  же  место
будущей весной и снова примемся за  дело!  Ты  какого  об  этом  мнения?  А,
Родерик?
     -- Мне твои  речи  кажутся  прямо  медовыми!  --  немедленно  отозвался
Родерик.-- Я ровно ничего не  имею  против  того,  чтобы  вернуться  сюда  в
будущем году, так как надеюсь, что вместе с нами в экспедицию  отправится  и
Миннетаки. Мне очень улыбается эта перспектива, не буду скрывать!
     И от  буйной  радости,  которая  внезапно  овладела  всем  его  молодым
существом, он высоко подскочил в воздух и  молодецки  пристукнул  каблуками.
Ваби воспользовался случаем и дал ему несколько дружеских  тумаков.  Родерик
не пожелал оставаться  в  долгу,  и  через  пару  минут  началась  форменная
схватка, которая прошла под оглушительный хохот, закончившись  блистательной
победой Родерика. Кошачья  ловкость  полукровки  Ваби  оказалась  бессильной
против железных мускулов его друга.
     Мукоки, все время с напряженным вниманием следивший  за  борьбой  своих
любимцев, выждал конца схватки, затем  взял  ружье  и  заявил,  что  намерен
поискать свежей дичи на завтрак.
     Как  только  индеец  удалился,  Родерик  и  Ваби  снова  приступила   к
промыванию, для чего  спустились  к  подножию  каскада  и  начали  методично
изучать прибрежный песок и гравий.
     Мукоки вернулся в полдень и принес  с  собой  трех  куропаток.  К  тому
времени Родерик успел намыть небольшую песчинку золота, ценностью  в  доллар
или того меньше. Что же касается Ваби, то, несмотря на  то,  что  он  промыл
гораздо больше чанов, чем его приятель, он ровно ничего не нашел.
     Тут  Родерик  счел  необходимым  поделиться  что  Джон  Болл  нашел   с
товарищами только единственную золотую жилу и полностью исчерпал ее.
     -- Но это невозможно,-- страстно воскликнул Ваби.-- Если допустить, что
это верно, то как объяснить факт, что  сумасшедший  до  сих  пор  продолжает
стрелять золотыми пулями?  Я  утверждаю,  что  где-то  поблизости  находятся
мощные золотые запасы и что мы рано или поздно доберемся до них. Если мы  не
знаем, где они, то он-то наверно знает все! Надо следить за ним.
     -- Верно, совершенно верно! -- согласился Мукоки.--  Сумасшедший  знает
все и, главным образом, знает, где находится золото. Он скоро вернется сюда,
и мы должны все время внимательно следить за ним.
     Он вдруг замолчал и насторожился. Его  старое,  испытанное  ухо  всегда
слышало в родной стихии звуки и шорохи,  совершенно  неуловимые  посторонним
слухом.
     -- Послушайте,-- пробормотал он и вытянул вперед руку. Сверху доносился
отдаленный шум, который с каждой секундой становился все громче и яснее.  На
самые короткие мгновения он затихал, но после того слышался еще отчетливее.
     У всех троих золотоискателей одновременно мелькнула мысль,  что  к  ним
приближается безумец.
     Черные глаза Мукоки метали молнии. Он словно застыл на  том  месте,  на
котором находился, и все еще не опускал руки, протянутой  вперед.  Не  менее
его были взволнованы Родерик  и  Ваби,  которыми  овладел  чисто  стихийный,
атавистический страх.
     Даже под бронзовой кожей Ваби проступила бледность. Он так  напрягся  и
подался вперед, что, казалось, мог сломаться от  самого  легкого  удара.  Он
хотел что-то сказать, но язык его совершенно  вышел  из  повиновения.  Слова
застряли в горле.
     -- Род...-- наконец произнес он, сделав невероятные  усилия  для  того,
чтобы выразить свою мысль.-- Род, послушай... не думаешь ли ты, что это  сам
Джон Болл возвращается за своим золотом?
     Конечно, сама по себе мысль эта была чудовищна и нелепа, но она  мучила
молодого человека со вчерашнего  дня.  Сказав  это,  on  густо  покраснел  и
почувствовал, как кровь ударила ему в голову. То, что он сказал было ужасно,
а, между тем...
     -- Джон Болл...-- повторил он, словно загипнотизированный,--  Джон  Бол
л...
     Родерик, в свою очередь, побледнел и воскликнул:
     -- А может быть, и  так!  Может  быть,  Джон  Болл  вернулся  на  землю
специально за тем, чтобы рассказать нам страшную трагедию, в  конце  которой
он нашел страшную смерть... Это смешно, конечно, но...
     Потрясающий, страшный крик слышался все ближе и ближе.
     -- Нам надо спрятаться! --  закричал  Мукоки.--  Мы  должны  как  можно
скорее спрятаться и спрятать также все эти вещи.
     И он указал на лагерные принадлежности.
     Родерик и Ваби сразу поняли мысль старика. Конечно, было опасно,  чтобы
сумасшедший, подойдя  к  водопаду,  немедленно  обнаружил  присутствие  трех
посторонних людей. Вот почему наши друзья немедленно принялись за дело  и  с
молниеносной быстротой  скрыли  в  листве  кухонные  принадлежности,  пирогу
вытащили на берег и замаскировали ее за хижиной  и  разбросали  по  сторонам
лиственное ложе, на котором они провели всю ночь.
     Едва они успели покончить с этой работой  и  спрятаться  за  громадными
кедрами, как крик безумца послышался уже на расстоянии ружейного выстрела от
водопада. Но крик этот теперь не  звучал  яростно  и  дико,  как  прежде,  а
плачевно и жалобно.  В  нем  не  было  уже  ничего  страшного  и  пугающего.
Напротив, в нем звучала такая тоска, что, внимая ей, золотоискатели невольно
едва не заплакали от жалости, наполнившей их сердца.
     Родериком вдруг овладело непреодолимое желание побежать навстречу этому
несчастному человеку, протянуть ему дружескую руку и сделать  все  возможное
для того, чтобы облегчить его горе. Но друзья удержали юношу, указав ему  на
то, что до  поры  до  времени  необходимо  сохранять  полное  спокойствие  и
выдержку. Осторожность была необходима.
     Подойдя к  началу  водопада,  сумасшедший  остановился  у  вывороченных
корней дерева, которое служило фантастическим мостом над бушующей водой. Это
был высокий и тощий старик, стройный, как молоденькое деревце. Лицо и  грудь
его почти совершенно исчезали под густыми волосами.
     Он держал в руке ружье, и по некоторым данным можно было судить, что из
этого самого ружья он стрелял  золотыми  пулями.  Несмотря  на  сравнительно
далекое расстояние, наши друзья сразу  признали  ружье  старинного  образца,
похожее на те два ружья, которые они когда-то нашли в хижине со скелетами.
     Они пристально глядели на старика,  терпеливо  ждали  и  не  делали  ни
малейшего движения. Сумасшедший подошел еще ближе к водопаду и остановился в
заметном колебании: перейти или нет по опасному висячему мосту? Он  протянул
вперед руки и тихо заплакал, словно надеясь на то, что кто-нибудь подойдет к
нему и протянет ему руку помощи.
     На этот раз никакая сила не могла удержать Родерика на месте. Его глаза
наполнились слезами. Ему чудилось,  что  эта  больная  душа  взывала  к  его
собственной душе и просила немедленно помочь ей.
     Не торопясь, шаг за шагом, впереди своих товарищей,  он  приближался  к
больному человеку, который при виде его широко раскрыл глаза и с невыразимым
испугом следил за каждым его жестом.
     Когда Родерик подошел достаточно близко, он поднял к  несчастному  свое
бледное лицо, подбросил в знак полной дружбы свою шапку в воздух, поднял ее,
вытянул вперед руки и продолжал подходить с теми же мерами предосторожности.
Наконец он собрался с духом и стал произносить совсем тихо и очень ласково:
     -- Джон Болл... Джон Болл... Джон Болл!
     Вдруг сумасшедший охотник, который было подался вперед для того,  чтобы
лучше разглядеть подходившего незнакомца, выпрямился во  весь  свой  высокий
рост и, намереваясь убежать, сделал движение назад.
     Но Родерик продолжал так ласково называть  его  именем  Джона  ролла  и
столько чувства было в его глазах  и  голосе,  что  больной  остановился  на
месте, зарыдал, упал на колени и поднял к  небу  свое  измученное,  страшное
лицо... Глубокое волнение читалось в его испуганных,  бегающих  по  сторонам
глазах.
     Родерик знаками предложил ему  переправиться  по  стволу  дерева.  Тот,
казалось, колебался.  А  затем  юноша  обратил  внимание  на  то,  что  лицо
предполагаемого Джона Болла резко изменило свое выражение и что в глазах его
зажегся мрачный, дикий огонь. Весьма возможно, что  его  испугали  Мукоки  и
Ваби, которые только что показались возле хижины.
     Он выпрямился так, точно внутри у него действовала какая-то  невидимая,
но мощная пружина. Издав страшный, пронзительный крик, он бросился в  пучину
водопада и исчез.
     В продолжение нескольких веков каскад бросал в бассейн свои неугомонные
воды, и бассейн этот, не имея больше тридцати футов в ширину, был  в  то  же
время очень глубок.
     Родерик застыл от ужаса при виде того, как старик головой вниз  ринулся
в воду, и не знал, что ему предпринять. Но в  эту  минуту  к  нему  подбежал
Ваби, за которым спешил Мукоки.
     -- Осторожно, Род! -- крикнул Ваби.-- Мы должны немедленно  помочь  ему
или же он утонет на наших глазах!
     Все трое подошли возможно ближе  к  бассейну,  готовые  схватить  руку,
которую протягивал в их сторону старик, показавшийся  на  поверхности.  Мало
того, каждый из них рвался в воду, желая сделать все, что только было в  его
силах. Мускулы их тел напряглись для немедленных и решительных действий.
     Но старик снова скрылся с их глаз. Так прошла секунда,  две,  три,  пят
ь... Ничего не было видно. Родериком овладела такая тоска, что он на  минуту
потерял голову.
     Прошло еще несколько секунд, но старик не показывался. Ваби  успел  уже
снять свою кожаную куртку.
     -- Я брошусь в воду к нему на помощь! -- заявил он и тотчас же бросился
в бассейн.
     Мукоки, в свою очередь, успел снять свою куртку из кожи карибу  и  ждал
какого-нибудь сигнала, чтобы броситься в пучину вслед за молодым человеком.
     Миновало десять... пятнадцать секунд, и  наконец  на  поверхности  воды
показалась голова Ваби.
     -- Я ничего не нашел! -- крикнул он из воды.
     -- Ладно! В таком случае я сам иду! -- заявил старик  и,  не  медля  ни
мгновения, прыгнул в бассейн и тотчас же скрылся под водой.
     Полный смертельного  отчаяния  и  беспокойства,  Родерик  оставался  на
берегу. Он не отрывал воспаленного взора от кругов воды, которые расходились
под ударами рук Мукоки и Ваби, продолжавших ощупывать все вокруг  себя.  Ему
показалось, что прошло четверть часа, пока наконец  снова  появилась  голова
Ваби, который, очевидно, начал задыхаться.
     До сих пор никому из пловцов ничего не удалось  найти,  из  чего  можно
было заключить, что Джон Болл сразу же пошел ко дну. Старик умер!
     Мукоки и Ваби все же не хотели примириться с этим прискорбным фактом  и
сделали еще две-три попытки, которые дали  такие  же  плачевные  результаты.
Истощенные до последней степени, они с большим трудом выбрались из  воды  на
скалы, которые окружали бассейн.
     Мукоки, ни слова не  говоря,  быстро  побежал  к  лагерю,  живо  раздул
затухающий под пеплом огонь и подбросил в него  несколько  свежих  сучьев  и
поленьев. Ваби, дрожа от холода, продолжал оставаться на  берегу.  Его  руки
были крепко сжаты и Родерик увидел между его ладонями песок и гравий.  Чисто
машинально Ваби разжал свои руки, желая узнать, что  в  них  находится.  При
этом он издал крик, от которого Родерик  подскочил  на  месте.  Он  протянул
вперед правую руку и указал на большой слиток такого чистого  и  сверкающего
золота, что Родерик, в свою очередь, издал радостный  крик  и  на  некоторое
время позабыл про Джона Болла.



     Несмотря на то, что старый индеец не успел еще согреться, он тотчас  же
бросился к молодым людям, поняв, что случилось нечто исключительное. Но в то
самое время, как Родерик подал Мукоки кусок желтого металла, Ваби, не  теряя
времени, снова нырнул в воду. Им руководили два мотива. Во-первых, он  хотел
сделать еще одну попытку поискать Джона Болла. С другой стороны, им овладело
желание взять дополнительную пробу со дна бассейна.
     Он оставался под водой довольно долго, около трех минут,  и,  когда  он
вынырнул на поверхность, у него было  такое  странное  выражение  лица,  что
Родерик в первую секунду подумал о том, что его друг нашел труп утопленника.
     Но точно отгадав  мысль  Родерика,  Ваби  покачал  головой,  с  которой
обильно струилась вода.
     -- Старика...-- начал  он  хриплым  голосом,--  старика  нашего  нет  в
бассейне!
     Мукоки не сразу понял, что Ваби хотел этим сказать.
     -- Он умер? -- спросил он нерешительно.
     -- Не знаю, умер он или жив, но, во всяком случае, здесь  его  нет!  --
ответил юноша.-- Я обыскал все дно, но не  нашел  ни  единого  признака  его
пребывания.
     Удивленные глаза траппера невольно обратились в сторону потока, который
представлял собой продолжение водопада и вода в котором стояла не выше пояса
взрослого человека.
     -- Он не мог выплыть туда,-- сказал он, указав на реку.
     -- Ясное дело, что не мог,-- согласился Ваби.
     -- Где же он в таком случае? -- спросил ошеломленный Родерик.
     -- В том-то и дело: где он? -- воскликнул Ваби.-- Я сам очень много дал
бы за то, чтобы знать, где он в данное время находится.
     -- Мне кажется,-- неторопливо заявил Мукоки,--  что  в  большой  скале,
вдоль которой падает вода, имеется широкое отверстие. Не выплыл ли он  через
это самое отверстие?
     -- Ты думаешь, что это так? -- спросил его Ваби.
     -- Ничего определенного я не могу сказать, но думать так мне  никто  не
помешает. Куда же еще он мог деться?
     -- Ладно! -- заявил Ваби.-- Нам надо сделать еще одну попытку. Если  ты
согрелся, давай начнем! Правду сказать, я продрог до  мозга  костей  и  весь
дрожу. Начни ты, а я согреюсь немного.
     С этим словами он побежал к огню и начал на ходу  потирать  окоченевшие
руки.
     Старый траппер не любил, чтобы к нему  два  раза  подряд  обращались  с
одной и той же просьбой. Вот почему, не медля ни одной секунды, он  бросился
в бассейн.
     Он довольно долго не показывался. Появившись на поверхности, он сначала
издал только одно слово:
     -- Удрал!
     А затем прибавил:
     -- Там нет "бешеной собаки"!
     Он воспользовался случаем  и  по  примеру  Ваби  набрал  на  дне  целую
пригоршню песка и гравия.
     -- Золотая пуля! --  крикнул  он,  протягивая  руку  по  направлению  к
Родерику, который увидел на его ладони слиток золота,  величиной  с  хороший
орех.
     -- Ну, а теперь вы сами видите, что я был совершенно прав, говоря,  что
сумасшедший человек есть не  кто  иной,  как  Джон  Болл!  --  с  торжеством
воскликнул Ваби.-- Джон Болл вернулся за своим золотом! Весь  бассейн  полон
этого драгоценного металла.
     Если  наши  друзья  определили  до  некоторой  степени  местонахождение
золота, то они до сих пор не знали, куда делся загадочный Джон Болл.
     Умер  он  или  остался  жив,  он  должен  был   находиться   где-нибудь
поблизости. Но где именно?
     Ведь не мог же он испариться или провалиться сквозь дно реки!
     При  других  условиях  золотоискатели   самым   торжественным   образом
отпраздновали бы свою находку. Не было сомнения в том, что они добрались  до
сокровища, к  которому  так  страстно  и  долго  стремились.  Старая  карта,
начерченная на березовой коре, поведала им свою великую тайну и не  обманула
надежд. Им  стоило  только  протянуть  руку,  чтобы  сделаться  обладателями
крупнейшего, почти легендарного богатства.
     Но между тем все трое молчали. Их глубоко  опечалил  трагический  конец
этого несчастного  человека,  который  в  продолжение  целого  полувека  жил
совершенно одиноко  в  Пустыне  и  встречался  только  с  дикими  животными.
Совершенно того  не  желая,  они  были  причиной  его  смерти,  которая  так
подействовала на них, что они готовы были отдать все найденное богатство  за
то, чтобы снова видеть его живым!
     Они подошли к огню, и Мукоки и Ваби сбросили с себя платье, желая  хоть
немного подсушить его.
     -- Я думаю, что мы уже не найдем его! -- со вздохом произнес Родерик.--
Он умер как раз в тот момент, когда мог сообщить нам так много важных тайн и
секретов.
     -- Мы  только  предполагаем,  что  он  умер!  --  возразил  Ваби.--  Но
предположение это еще ничем не доказано! Если Джон Болл умер, почему  мы  не
нашли его тела в бассейне? Черт возьми! Ведь, пожалуй, Мукоки скажет теперь,
что его суеверия вовсе не так уж глупы! По-своему он будет прав!
     -- В таком случае я должен  сказать  тебе,  что  вы  плохо  искали!  --
воскликнул Родерик.-- Его тело обязательно должно быть там! Не волшебник  же
он на самом деле! Что за глупости!
     -- Если ты так уверен в этом, тебе остается сделать одну  вещь:  самому
спуститься туда  и  проверить  все  свои  сомнения.  Ничего  другого  нельзя
придумать.
     Мукоки и Ваби плавали, как выдры,  и  Родерика  мало  соблазняла  мысль
заняться исследованием дна после них. Поэтому он  на  время  воздержался  от
того, чтобы принять предложение Ваби.
     Немного подсохнув и согревшись, Мукоки привязал свой чан для промывки к
концу длинной жерди и, не теряя времени, начал снова шарить по дну бассейна.
Родерик и Ваби немедленно последовали за ним. С помощью этого  своеобразного
черпака индеец набрал со дна большое  количество  песка  и  гравия,  которое
немедленно высыпал  на  плоский  берег.  Молодые  люди  тотчас  же  занялись
детальным анализом этой пробы и  стали  проворными  пальцами  отбрасывать  в
сторону все ненужные примеси.
     Их тут же постигло жестокое разочарование, так как в первой  пробе  они
не нашли ни единой золотой песчинки.
     -- Нет, в таких случаях всегда предпочтительнее тщательная и  серьезная
промывка! -- сказал Родерик.
     И с этими словами он побежал  к  стоянке  за  другими  чанами.  К  тому
времени, как он вернулся, Мукоки высыпал на то же место  содержимое  второго
чана, которым занялся один Ваби. Не прошло и двух минут, как молодой человек
вскочил с места и  начал  отплясывать  веселый  и  забавный  танец.  Мукоки,
готовый  в  третий  раз  опустить  свой  чан  в  воду,  остановился,  сделал
выразительную гримасу и, ни слова не говоря, взглянул на юношу.
     -- В чем дело? -- спросил Родерик.
     -- Да собственно говоря, ни в чем! --  крикнул  в  ответ  Ваби.--  Так,
чепуха, о которой и говорить не стоит!  Впрочем,  что  ты  скажешь  об  этой
штучке?
     И он протянул Родерику правую руку, на ладони которой сверкал и чудесно
переливался золотой слиток необыкновенной чистоты.
     -- Но это изумительная находка! -- в свою очередь воскликнул Родерик.--
Мы, пожалуй, не ошиблись: бассейн действительно долой золота! Это ловко!
     Взяв один из своих чанов, он зашел несколько дальше в воду и погрузился
по пояс. Когда он вынул и встряхнул чан, он обнаружил  в  нем  четвертый  по
счету большой золотой слиток.
     -- Пожалуйста, Ваби, не очень важничай! -- заявил он.-- Я нашел  слиток
почище твоего! Вот взгляни! Мы добрались до того места,  которое  искали,  и
теперь можем смело сказать, что каждый из нас составил  себе  состояние.  Мы
одержали наконец полную я блестящую победу!
     Ваби  взял  из  рук  приятеля  золотой  слиток  и   начал   внимательно
разглядывать его.
     --  Но  это  еще  не  все!  --  продолжал  Родерик,  встряхивая  чан  и
обнаруживая сотни золотых блесток.-- Смотри, сколько песчинок! Я, право,  не
знаю, чего тут больше: песку, гравия или настоящего золота?
     Серия  последующих  промывок   дала   золотоискателям   много   слитков
всевозможной величины и, кроме того, бесчисленное количество золотой пыли.
     Когда день подошел к концу и на землю пали такие  густые  сумерки,  что
уже нельзя было больше работать, друзья вернулись на  стоянку,  где  Родерик
достал точные весы, вывезенные им из Вабинош-Хоуза.
     Найденное за последний день золото было очень тщательно взвешено,  и  в
результате получилось семь унций золота в слитках и около  двенадцати  унций
чистой золотой пыли, причем в песке осталось еще немало блесток.
     -- В итоге мы имеем  немногим  больше  девятнадцати  унций!  --  заявил
Родерик.-- Если считать по двадцати долларов за каждую  унцию,  то  выходит,
что мы заработали сегодня свыше трехсот восьмидесяти долларов.
     -- Триста восемьдесят долларов! --  воскликнул  пораженный  Ваби.--  За
полдня работы?! По-моему, это даже более чем великолепно!  Если  представить
себе, что мы так же успешно будем работать тридцать дней подряд, то выходит,
что за целый месяц мы получим 22 800 долларов! Я поражен, потрясен, подавлен
и так далее!
     -- Уж если считать,-- сказал  Мукоки,--  так  подсчитайте,  сколько  мы
соберем за двадцать тысяч лун!
     При этом его бронзовое лицо покрылось такими  частыми  морщинами,  что,
пожалуй, число их превзошло количество линий, изображающих горы  и  реки  на
географической карте.
     Впервые за всю свою, правда, недолгую жизнь Ваби услышал такую  остроту
с уст индейца. Справедливо возмущенный такой  насмешкой  человека,  который,
очевидно, совершенно не ценил желтого металла, Ваби стремительно ринулся  на
него, сбросил его с вершины скалы, на которой  тот  сидел,  затем  вместе  с
Родериком побежал к тому месту, где Мукоки упал, и  начал  катать  его,  как
бочонок.
     Но, в сущности говоря, слова старого траппера вовсе не были так  глупы,
как могло  в  первую  минуту  показаться.  Действительно,  золота  оказалось
чрезвычайно много. Трое человек в  продолжение  многих  дней  безостановочно
занимались  только  тем,  что  извлекали  золото   из   речных   источников.
Драгоценный  металл  скоплялся  в  маленьких  замшевых  мешочках,  тщательно
перевязанных и толстеющих с каждым днем.
     Золотая жатва достигла своего максимума на  седьмой  день,  когда  один
только Родерик намыл семнадцать слитков, из которых  один  был  величиной  с
последний сустав его большого пальца. Но на девятый день произошла резкая  и
совершенно  неожиданная  перемена.  Мукоки  по-прежнему  продолжал  набирать
полные чаны с песком и гравием и передавал их молодым людям,  в  обязанности
которых входило промывать золото. И вот с самого начала  девятых  суток  все
трое обратили внимание на то, что золото, как бы по  волшебству,  совершенно
иссякло. Очевидно, запас золота, хранившийся на дне бассейна, был исчерпан.
     Золотоискатели не стали скрывать друг от друга своего  разочарования  и
недоумения, но отнюдь не впали  в  отчаяние,  поняв,  что  золотой  источник
течением снесен в другое место, которое  должно  находиться  совсем  близко.
Надо было просто запастись терпением и спокойно ждать, а в ожидании занятьем
подсчетом уже намытого богатства. По приблизительному  подсчету,  каждый  из
них являлся уже обладателем состояния в две с лишним тысячи долларов.
     С наступлением более теплой погоды остатки провизии испортились и  даже
стали гнить. Вот почему Мукоки и Ваби решили  запастись  свежей  пищей,  для
чего вместе отправились вдоль ущелья до того места, где  оно  расширялось  и
переходило в равнину. Родерик остался в качестве стража лагеря.  Он  занялся
приготовлениями к ужину. Как-то незаметно надвинулся туман,  который  обычно
предшествовал вечерним сумеркам в ущелье. Зная, что его товарищи вернутся  с
волчьим аппетитом, он заранее замесил кислое тесто  и  приступил  к  выпечке
лепешек между двумя раскаленными камнями.
     Он так увлекся своей работой,  что  не  обратил  никакого  внимания  на
какую-то фантасмагорическую фигуру, которая очень медленно,  шаг  за  шагом,
пробиралась к нему между скалами. Точно так же он не видел блеска двух глаз,
которые  горели,  как  пылающие  уголья.  Правда,  между  ним  и   водопадом
сгустилась такая тьма, что трудно было что-либо разглядеть.
     Он почувствовал присутствие постороннего существа лишь  в  тот  момент,
как услышал жалобный стон, настолько слабый, что его можно было  принять  за
робкий шепот или шелест листьев на дереве.
     Родерик стремительно вскочил с места  и  почувствовал  точно  такое  же
состояние, как в день первого разговора с сумасшедшим.
     На  расстоянии  десяти  --  двенадцати  ярдов   от   себя   он   увидел
продолговатое,  почти  бескровное  лицо,  совершенно  заросшее  волосами   и
напоминающее кошмарный призрак. Незнакомец ни на не отрывал  от  него  своих
пылающих глаз.
     В  первую   минуту   Родерику   показалось,   что   перед   ним   стоит
сверхъестественное существо, которое явилось из потустороннего  мира,  и  он
возблагодарил создателя, что нашел в себе  силу  подавить  свое  волнение  и
прекратить начавшуюся дрожь.
     Озаренный отсветами костра, он предпринял то же самое, что уже  однажды
сделал по отношению к человеку, которого не всякий принял бы за человека: он
протянул ему обе руки и очень тихо и очень нежно, словно  молитву,  произнес
его имя, то есть имя Джона Болла.
     Вместо словесного ответа, дикий человек издал слабый и глухой звук,  от
которого юношу бросило в дрожь. Но,  в  то  же  время,  в  стоне  как  будто
слышались слова, произнесенные самим Родериком:
     "Джон Болл... Джон Болл... Джон Болл...".
     Родерик сделал шаг вперед, затем еще два шага и вдруг заметил, что рука
сумасшедшего охотника медленно тянется в его сторону. В этой руке была рыба.
Тогда он сделал еще один шаг, и незнакомец остановился, упал на землю и весь
свернулся, точно собака, которая ждет незаслуженного удара.
     -- Джон Болл, Джон Болл! -- снова произнес Родерик и подошел еще ближе.
     Ему казалось странным, что, при всем желании, он не может найти  других
слов. Он находился уже на расстоянии десяти футов от старика.  Через  минуту
это расстояние уменьшилось до восьми футов, и он мог бы одолеть  его  одним,
прыжком, но остановился.
     Безумец положил к ногам Родерика свою рыбу  и  начал  отступать  назад,
произнося в бороду какие-то отрывистые, нечленораздельные звуки.  Через  миг
он выпрямился, как березка, и с жалобным криком  понесся  по  направлению  к
бассейну.
     Не отдавая себе отчета в том, что делает, Родерик ринулся  за  ним.  Он
видел, как человек с необыкновенной легкостью  прыгал  со  скалы  на  скалу,
затем услышал глухой шум от падения тела в воду -- и все было кончено. Снова
наступила полная, безмятежная тишина.
     Ошеломленный юноша остановился на берегу и так близко к  водопаду,  что
отдельные крупные капли смочили его лицо и руки. Очевидно, прыжок незнакомца
в воду не произвел уже на  него  такого  ошеломляющего  впечатления,  как  в
первый раз, когда он увидел, как это странное создание бросилось  с  вершины
водопада в страшную пучину. Он понимал, что где-то в бассейне имеется вход в
жилище несчастного старика.
     Мрак сгущался с каждой минутой, и как Родерик ни напрягал зрение, он не
видел ничего, кроме каскада, который, наподобие  длинной  серебряной  вуали,
струился вдоль отвесной скалы. "Но все-таки страшно интересно знать, где  он
скрывается! -- сказал самому себе  молодой  человек.--  Неужели  же  в  этой
скалистой стене, позади  водопада,  находится  отверстие,  которое  ведет  в
обитель Джона Болла? Как бы это выяснить?".
     Весь во  власти  этих  мыслей,  он  вернулся  на  стоянку.  У  него  не
оставалось уже ни малейших сомнений. Сумасшедший охотник был  не  кто  иной,
как Джон Болл. Он слишком явно задрожал, когда услышал это имя. Он даже  сам
с трудом повторил его. И этот человек обитал где-то за водопадом...
     Молодой человек все еще держал в руках рыбу -- своего рода ветку  мира,
принесенную безумцем. В последний раз он повернулся к  черному  бассейну,  в
который ниспадали бушующие воды, и со стоном, звучащим с каждой секундой все
сильнее  и  повторяемым  стократным  эхо,  он  снова  несколько  раз  подряд
повторил: -- Джон Болл! Джон Болл! Джон Болл! Джон Болл не отвечал...
     Родерик уселся подле костра и начал рассматривать рыбу, подаренную  ему
сумасшедшим. Джон Болл хотел, чтобы, начиная с этого дня, они были друзьями,
и в знак будущей дружбы он сделал ему этот милый и трогательный подарок.
     По мере того как юноша вглядывался в рыбу, она все больше  интересовала
его. Она была темного цвета, с мелкими, почти черными чешуйками. По  широкой
и толстой голове ее можно было счесть за так называемую ремору,  но  это  не
была  и  ремора.  Когда  Родерик  пригляделся  к  этой  голове,  он  заметил
отсутствие глаз. Казалось, загадка разъяснилась сама собой. Родерик держал в
руках слепое создание, существо  из  другого  мира,  схороненного  в  недрах
земли.
     Из этого легко можно было  вывести  заключение,  что  за  водопадом,  в
какой-то огромной пещере существовал другой мир, полный  величайших  тайн  и
населенный созданиями, которые всю жизнь проводили в  абсолютной  тьме...  И
сам собой напрашивался еще один вывод, а именно: что  в  этой  самой  пещере
Джон Болл обрел свой кров и находил себе пищу.



     Когда некоторое время спустя Мукоки и Ваби вернулись в лагерь,  лепешки
не были испечены, костер представлял собой груду догорающих углей, а Родерик
сидел на пне и по-прежнему разглядывал рыбу, которая лежала на земле  у  его
ног.
     Еще до того как индеец  скинул  с  плеч  молодого  оленя,  которого  он
застрелил, Родерик указал своим товарищам на фантастическую рыбу. А затем он
в кратких словах рассказал про все то, случилось за время их отсутствия.
     По его твердому убеждению, Джон Болл жил в  пещере  за  водопадом,  где
кроме него самого обитали диковинные создания,  а  также  находился  главный
источник золота, лишь часть которого была снесена течением в бассейн.
     Разговор затянулся далеко за полночь. Родерик самым  детальным  образом
описал появление безумца, свет, зажегшийся в его  глазах,  как  только  было
произнесено его имя, их встречу, таинственное исчезновение Джона Болла и все
остальное.
     Он отметил, между прочим, что на сей раз Джон Болл явился без ружья, из
чего следовало, что он уже не покушался на  их  жизнь.  Родерик  не  решался
утверждать, но, по его мнению, в  расстроенном  мозгу  несчастного  человека
произошла какая-то  резкая  и  благоприятная  перемена.  В  нем  заговорили,
вероятно, новые импульсы, заставившие искать общества людей, которых он  еще
боялся, как настоящее дитя Великой Пустыни, но к которым его  все  больше  и
больше влекло.
     Он настоятельно нуждался в дружбе и общении с  таким  же  человеческими
созданиями,  каким  и  он  был  когда-то.  И  Родерик   чисто   инстинктивно
чувствовал, что разум старика еще не окончательно угас.
     Когда золотоискатели завернулись в свои меховые одеяла, мысль о  золоте
снова отошла для них на  задний  план,  уступив  место  волнующему  вопросу:
"Каким образом спасти Джона Болла?".
     Проснувшись на заре, они немедленно занялись приготовлениями к  поискам
той таинственной пещеры, где, по их предположению, жил безумец. Прежде всего
они положили в большой резиновый футляр ружье  и  шесть  смолистых  сосновых
ветвей. Там же они поместили большой кусок вареного мяса.
     Ваби заявил, что желает раньше всех остальных сделать первую попытку и,
подойдя к берегу, быстро снял с себя кожаную тужурку, и шапку.
     -- Ждите меня здесь, пока я не вернусь! -- решительно сказал он.
     И, не дожидаясь ответа, тотчас же нырнул в воду.
     Прошло  несколько  минут,  а  он  все  не  показывался.   Родерик   так
волновался, что, в полном смысле этого  слова,  не  находил  себе  места.  А
Мукоки был в полной уверенности в  том,  что  предприятие  закончится  самым
благополучным образом.
     Встретив  беспокойный  и  вопрошающий  взор  Родерика,  он  со  смешком
ответил:
     -- Уж он найдет, что надо! Только спокойствие! Соблюдайте спокойствие!
     И едва только он произнес эти слова, как на поверхности воды показалась
голова Ваби. Родерик стремительно протянул ему руку  и  помог  выбраться  на
ближайшую скалу.
     -- Ну что? -- возбужденно воскликнул Родерик, когда его друг  несколько
пришел в себя и стал ровнее дышать.
     -- Все наши  предположения  полностью  оправдались,--  ответил  Ваби.--
Нырнув в воду, я очень скоро добрался  до  скалистой  стены,  вдоль  которой
стремится водопад. Между  водой  и  стеной  имеется  настолько  значительное
расстояние, что я мог свободно стать на ноги и  оглядеться.  Взобравшись  на
соседний, довольно высокий камень, я увидел громадную дыру,  которая  служит
входом а пещеру. Дальше  я  не  пошел  и  вернулся  к  вам  с  предложением;
немедленно всем вместе двинуться в путь.
     Мукоки и Родерик тотчас же выразили полное согласие.
     --  Помните  только,--  предупредил  товарищей  старый  траппер,--  что
необходимо все время очень осторожно продвигаться вперед. Мы на каждом  шагу
можем напороться на скалы и разбить себе головы! Помните это!
     Но Ваби прервал его:
     -- Нет никакой необходимости в том, чтобы нырять в воду. Если мы  будем
все время держаться берега и постараемся пройти между скалой и водой, то без
всяких трудностей и осложнений достигнем цели. Конечно, вода заденет нас,  и
мы здорово промокнем, но это не так страшно!
     Пройдя вперед и весь сжавшись,  он  сделал  отважную  попытку  пролезть
между водой и отвесной скалистой горой. Это было очень трудно, и требовались
самые напряженные усилия для того, чтобы не попасть под  страшный  пенящийся
душ,  который  с  грохотом,  заглушающим  все  остальные  звуки  на   свете,
низвергался вниз и, как перышко, мог унести человека.
     Для того чтобы  последовать  за  Ваби,  Родерик  согнулся  чуть  ли  не
пополам, но поток все же сильно хлестнул его по плечам. Помимо того, его так
оглушил шум падения воды, что на некоторое время он абсолютно лишился слуха.
Вполне вероятно, что он остановился бы на месте  или  даже  повернул  назад,
если бы Мукоки, замыкавший шествие, не подтолкнул его сильной  и  энергичной
рукой вперед.
     Несколько подальше водяная лавина под могучим давлением  верхних  струй
делала крутой изгиб и настолько отходила от скалы, что  образовала  довольно
широкий коридор, вдоль которого можно было пройти без особых трудностей.
     Когда Родерик подошел к входу в  пещеру,  который  находился  несколько
повыше его головы, Ваби протянул ему  руку  и  помог  вскарабкаться  наверх.
Снова сойдясь вместе, золотоискатели решили зажечь один из смолистых факелов
до того, как проникнуть в пещеру. Родерик  хотел  было  заняться  этим,  как
вдруг Ваби судорожно схватил его за руку.
     -- Посмотри! -- крикнул он, но голос его был почти заглушен водопадом.
     Родерик, который еще не успел окончательно  прийти  в  себя,  в  первую
минуту ничего не видел,  но  затем  во  мраке  довольно  длинного  коридора,
раскрывавшегося пред ними, он заметил  далекий  слабый  огонек,  похожий  на
сияние звездочки.
     Этот свет напомнил юноше  ночные  блуждающие  огоньки,  потому  что  он
перескакивал с места на место, а затем приблизился к земле  и  вдруг  исчез,
после чего снова замаячил.
     -- Надо идти на этот огонек! -- предложил Мукоки и немедленно  двинулся
вперед по узкому проходу, утопавшему во мраке.
     -- Надо все-таки зажечь факел! -- сказал  Родерик,  который  чувствовал
известное волнение полумистического характера.
     -- А, по-моему, не нужно этого делать! -- возразил Ваби.-- Мукоки прав.
Надо идти на огонек. Несомненно, это Джон Болл сигнализировал. Я думаю,  что
он услышал наше приближение и сигналами пригласил нас следовать за ним. Если
же он не видел нас, то не стоит пугать его. Нам остается одно: следовать  за
ним. И мы должны сделать это без всякой боязни.
     Мукоки стал во главе маленькой группы, и все трое, держа друг друга  за
пояс, решительно двинулись вперед в темноте, которая сгустилась до того, что
моментами, казалось, производила давление на их веки.
     Продвигаясь очень медленно, они на каждом шагу нащупывали ногами почву.
По мере того как они уходили вперед,  шум  водопада  все  уменьшался,  пока,
наконец, совсем не заглох.
     Куда вел их Джон Болл?
     Наступил момент, когда они заметили, что не идут уже, как  вначале,  по
ровной песчаной дорожке, но по скалистой тропке, которая  подымалась  вверх.
Такую же траекторию описывал и блуждающий огонек Джона Болла.
     Мукоки на пару минут остановился и начал внимательно прислушиваться. Ни
единый звук не вибрировал в этом мире непроглядного мрака и мертвой  тишины.
Отряд снова двинулся вперед, но тотчас  же  эхо  повторило  слабое  рыдание,
пронесшееся в воздухе. Рыдание мгновенно замерло, и царившая  вокруг  тишина
сделалась еще более томительной и давящей, чем раньше. Но так  же  мгновенно
тишина разорвалась  от  одного  из  тех  страшных,  душераздирающих  воплей,
которыми Джон Болл давал знать о своем присутствии.
     От этого дикого и вместе с тем жалобного  стона  юноши  задрожали,  как
листья под ветром. Как только вопль прекратился и снова кругом все  затихло,
Мукоки увлек своих друзей дальше. Они знали,  что  снова  увидят  свет,  как
только доберутся до конца подъема, но то, что они  неожиданно  увидели,  так
поразило их, что они буквально приросли к месту, а глаза  их  приковались  к
земле.
     Создалось впечатление, точно они попали в театр и  вошли  в  зрительный
зал как раз в тот момент, как взвился занавес. На расстоянии  ста  шагов  от
себя золотоискатели увидели громадный смоляной факел длиной в  ярд,  который
был воткнут в землю и ярко освещал значительно расширившуюся пещеру.
     Спиной к ним со сложенными на груди руками в ореоле  света  стоял  Джон
Болл. Перед ним  простиралось  небольшое  подземное  озеро,  воды  которого,
густые и черные, как чернила, слабо мерцали в красноватых отблесках факела.
     Легко  и  осторожно,  стараясь   избежать   малейшего   шума,   Родерик
приблизился  к  несчастному  человеку.  За  несколько  шагов  от   него   он
остановился и ласково, как и раньше, произнес:
     -- Алло, Джон Болл!
     Джон Болл по-прежнему не шевелился. Родерик повторил свой призыв:
     -- Джон Болл! Это вы -- Джон Болл?
     Человек, который в эту минуту был скорее  похож  на  фантасмагорический
призрак, повернулся, и Родерик увидел, как в его  дико  расширенных  зрачках
заплясали отблески факела. Юноше показалось еще, что  в  глазах  безумца  на
один миг мелькнула тихая радость.
     Но в следующий момент Джон Болл с ловкостью молодой кошки вытянулся  во
весь рост, подбежал к берегу, вошел в озеро и остановился лишь тогда,  когда
вода достигла ему пояса.
     Не теряя надежды, Родерик снова воззвал:
     -- Джон Болл!
     Рот безумца слегка приоткрылся, и, глядя на его  густо  заросшее  лицо,
молодой человек понял, что он  хочет  произнести  несколько  членораздельных
звуков, но не может.
     -- Ну, ну! -- воскликнул Родерик.-- Я слушаю вас,  Джон  Болл.  Что  вы
хотите сказать? В чем дело?
     Он подошел к озеру, в свою  очередь,  вошел  в  воду  и  не  переставал
твердить:
     -- Ну же, Джон Болл, смелее! Ты хочешь сказать что-то, бедный  человек,
я вижу это! Расскажи мне о своем тяжком горе. Я готов слушать тебя. Говори!
     Казалось, Джон Болл был сильно растроган. Он трубой приставил обе  руки
ко рту и, словно обращаясь к человеку, находящемуся на громадном расстоянии,
протяжно закричал:
     -- До... ло... рее... До... рее...
     Родерик подскочил на месте. Джон Болл называл имя женщины, и эхо пещеры
несчетное число раз повторило это имя.
     -- Долорес? Долорес? -- повторил в виде вопроса  юноша.  Родерик  обнял
плечи старика и прижал к груди его лохматую голову. В то же  время,  как  бы
случайно, он увлек несчастного к  берегу,  к  которому  уже  успели  подойти
Мукоки и Ваби. Безумец  сначала  оказывал  легкое  сопротивление,  но  затем
лишился чувств, упал на песок и  уже  не  шевелился  больше.  Золотоискатели
уложили его на спину подле самого факела. Он долго  лежал  так  с  закрытыми
глазами, вцепившись ногтями в волосатую грудь. По истечении нескольких минут
Мукоки приложил руку к сердцу Джона Болла и тотчас произнес:
     -- Сердце бьется, человек не умер.
     -- Я думаю,-- сказал Ваби,-- что мы должны как можно  скорее  перенести
его отсюда на нашу стоянку. Род пойдет с  факелом  вперед,  а  мы  с  тобой,
Мукоки, понесем его. Идет?
     Лишь через час Джон Болл, которого с большим комфортом  устроили  подле
большого и веселого костра, открыл глаза. Родерик стоял у его  изголовья,  и
больной устремил на него воспаленный взор.  Это  продолжалось  одну  минуту,
после чего безумец в прежнем летаргическом состоянии упал на свое ложе.
     -- Мне кажется,-- побледнев, как смерть,  произнес  молодой  человек,--
что он не выдержит этого испытания и умрет.
     Ваби сделал какой-то неопределенный жест, как  бы  желая  сказать,  что
ничего определенного не знает. Мукоки тоже ничего не сказал,  но  подошел  к
костру и снял с огня большой горшок с супом.
     -- Прежде всего его надо напоить этой штукой, а  там  будет  видно!  --
произнес он через несколько минут.
     Ваби поднял голову Джона Болла, а  Родерик  поднес  к  его  лихорадочно
сухим губам чашку с холодной водой, которая была  немедленно  выпита.  После
этого Мукоки стал кормить его из ложки супом, который больной проглатывал  с
большим трудом.
     Ночь больной провел очень  тревожно  и  почти  все  время  находился  в
исключительно   возбужденном   состоянии.   Он   очень   часто    произносил
нечленораздельные звуки, в которых при большом желании  можно  было  уловить
имя "Долорес". Казалось, лихорадка совсем  оставила  его,  температура  была
почти  нормальной,  а  между  тем  большую  часть  времени   он   производил
впечатление мертвого человека. Как Мукоки  ни  старался,  он  никак  не  мог
заставить его съесть еще супа.
     Оставив безумца на попечении Родерика и Мукоки, Ваби снова отправился в
таинственную пещеру, так как  не  сомневался  ни  секунды,  что  именно  там
находится главный источник золота. Тонкий  песок,  по  которому  они  раньше
пробирались, идя на  блуждающий  огонек  Джона  Болла,  изобиловал  довольно
крупными самородками и золотой пылью. В  продолжение  многолетних  и,  может
быть, даже многовековых весенних наводнений вода  через  какие-то  расщелины
проникала в пещеру и, выливаясь затем из нее, уносила  с  собой  драгоценный
металл, который постепенно оседал на дно бассейна.
     Ваби поспешил вернуться к товарищам и поделиться  с  ними  результатами
своих исследований. Золотоискатели были  очень  обрадованы,  но  их  радость
омрачалась болезнью человека, которому они были обязаны, в сущности  говоря,
всем. Он умирал на их руках, на их глазах, а они ничего не могли сделать.
     -- У нас имеется по отношению к  этому  несчастному  долг,  который  мы
обязаны во что бы то ни стало выполнить! -- заявил  Родерик.--  Впоследствии
мы сумеем вернуться сюда и извлечь из этих недр все золото, которое  имеется
в них, но теперь все наши силы должны быть отданы тому, чтобы  спасти  Джона
Болла. Другими словами, мы обязаны как можно  скорее  доставить  больного  в
Вабинош-Хоуз. Мы уложим его в нашей пироге и подымимся вверх по  реке.  Хочу
думать, что максимум через две недели мы будем на месте.
     Мукоки покачал головой.
     -- Мы не в состоянии,-- пояснил Ваби мысль  старого  индейца,--  грести
против  течения.  На  значительной  части  своего  протяжения  река  слишком
стремительна, и наших слабых сил не хватит.
     -- В таком случае,-- продолжал настаивать Родерик,-- мы должны  уложить
Джона Болла в пирогу и тащить его, идя вдоль  берега.  Я  понимаю,  что  это
будет  страшно  утомительно,  но  другого  выхода  нет  и  не  может   быть.
Согласитесь, что это так.
     Ваби задумался и по истечении короткой паузы произнес: -- Это настолько
трудное дело, что грозит дать  самые  отрицательные  результаты.  Почему  ты
думаешь, что он выживет до конца нашего путешествия? И в то же  время,  Род,
ты совершенно прав. Наша прямая обязанность заключается в том, чтобы  спасти
несчастного. Позже, через некоторое время,  мы  вернемся  сюда  за  золотом,
которое принадлежит только нам и на которое мы имеем все права. Но на всякий
случай мы унесем с собой изрядное количество слитков и пыли.
     Было решено, что они тронутся в путь на следующий день.



     После полудня Джон Болл проснулся. Видя озабоченно склонившееся над ним
лицо Родерика, он пробормотал яснее, чем когда-либо:
     -- Долорес! Где Долорес?
     -- А кто это -- Долорес? -- в свою очередь спросил молодой человек.
     Через несколько секунд он повторил:
     -- Я хочу знать, кто это -- Долорес?
     Джон Болл поднял свою неимоверно худую руку, поднес ее к голове,  издал
слабый стон и точно самого себя спросил:
     -- А кто это -- Долорес?
     Ничего больше нельзя было от  него  добиться.  Он  проглотил  несколько
ложек супа, которые  подал  ему  Мукоки,  и  снова  впал  в  бессознательное
состояние.
     -- Кто эта женщина? -- спросил Ваби.-- Неужели же, кроме него,  имеется
еще одно человеческое существо в этой пещере? Ты как думаешь, Род?
     -- Я что думаю? -- в свою очередь спросил белый.-- Мое  мнение  таково,
что он говорит о женщине, которую знавал очень давно, лет сорок -- пятьдесят
назад. Долорес -- имя женщины или молодой девушки. Если нам  удастся  спасти
Джона Болла, быть может, мы узнаем эту тайну!
     На следующий день все вещи и  технические  принадлежности,  которые  не
были сейчас нужны золотоискателям, были самым тщательным образом спрятаны  в
хижине. Затем с помощью очень крепких веревок пирогу подняли на  самый  верх
ущелья и перенесли на другую сторону водопада. Что же касается Джона  Болла,
то и его с тысячью предосторожностей переправили по стволу  дерева,  которое
так часто играло в последнее время роль моста.
     За истекшие шесть-семь дней уровень воды значительно понизился, и  трое
золотоискателей, оставаясь по пояс в бассейне, до самого вечера  волокли  за
собой  березовую  лодку  с  Джоном  Боллом,  к   которому   по-прежнему   не
возвращалось сознание.
     В продолжение ночи за Джоном Боллом поочередно  ухаживали  все.  Мукоки
досталась первая очередь; его сменил Ваби, который около  полуночи  довольно
бесцеремонно растолкал Родерика и стащил его с ложа из сосновых ветвей.
     -- Ради самого неба,  вставай  поскорей!  --  закричал  дежурный.--  Он
говорит что-то. Больше всего говорит о своей Долорес,  а  также  о  каком-то
громадном звере. Послушай!
     Джон Болл, беседовавший с самим собой, очень ясно произнес следующее:
     -- Не бойся, Долорес... Говорю же я тебе: не бойся! Я убил  зверя...  Я
убил его. Будь совершенно спокойна!
     И тотчас же он закричал страшным, хриплым голосом:
     -- Где Долорес? Я спрашиваю: где Долорес? И тяжело  опустил  голову  на
грудь.
     -- Какой зверь? -- спросил Родерик.
     Но несмотря на все старания, от старика не добились больше ни слова. Он
плотно сжал губы, точно и не произносил ни звука.
     -- Послушай, Род,-- сказал Ваби.-- Для меня  лично  ясно  следующее:  в
этой пещере произошла какая-то трагедия.  Тут  кроется  большая  тайна.  Его
стычка с двумя товарищами -- французами  Анри  Ланглуа  и  Петером  Плантом,
которые прежде чем убить друг друга  пытались  убить  англичанина,  является
лишь частью  его  необыкновенных  приключений.  Не  менее  трагические  вещи
произошли между ним и этой неведомой Долорес. Сейчас мы еще ничего не  можем
выяснить. Поэтому я предлагаю тебе  снова  лечь  спать,  а  через  два  часа
сменить меня. Это будет самое разумное.
     Прошло два мучительных и крайне утомительных  дня,  в  течение  которых
наши друзья медленно продвигались к Вабинош-Хоузу. Казалось,  что  состояние
больного  ухудшилось.  Его  все  чаще  и  чаще,  трясла  лихорадка,  на  его
смертельно бледных щеках появился яркий румянец. Сумасшедший  не  переставал
твердить имя Долорес и говорить о  каких-то  чудищах,  населяющих  подземную
пещеру. Иногда он говорил уже не  о  зверях,  а  о  людях,  покрытых  густой
шерстью и мехом, у которых пламенно горели глаза и которые бросали на каждом
шагу гарпуны.
     На двенадцатый  день  отъезда  маленький  отряд  достиг  берегов  озера
Нипигон  и,  таким  образом,  находился  на  расстоянии  тридцати  миль   от
Вабинош-Хоуза.
     Ваби остался с больным, а Мукоки вместе с Родериком отправились  вперед
за помощью в факторию. Они выехали на пироге, и солнце стало выходить  из-за
соседнего  леса,  когда  они  высадились  на  берег  на  довольно  небольшом
расстоянии от Вабинош-Хоуза. Выскочив на сушу,  Родерик  тотчас  же  заметил
тонкий, стройный силуэт,  который  показался  из  лесу.  Зоркий  глаз  мигом
признал Миннетаки. Повернувшись к Мукоки, который,  в  свою  очередь,  узнал
девушку, Родерик сказал:
     -- Послушайте, Мукоки... Я хочу пройти дальше берегом, по самой  опушке
для того, чтобы захватить Миннетаки врасплох. Вы подождете меня здесь?
     Индеец гримасой выразил свое полное согласие, и  Родерик,  как  стрела,
понесся вперед и скрылся в лесу.
     Он едва дышал, когда, наконец,  остановился  на  расстоянии  пятидесяти
ярдов от девушки. Он был скрыт деревьями, и,  таким  образом,  Миннетаки  не
могла его видеть. Он издал особый свист, которому она научила его и  который
кроме них был известен еще только Ваби.
     Услышав этот звук, девушка быстро повернула голову в ту сторону, откуда
он донесся. Родерик, не показываясь, сильнее прежнего повторил свой  сигнал,
и тогда Миннетаки сделала несколько шагов  вперед.  При  третьем  свисте  он
услышал, как она произнесла пресекающимся, неуверенным голосом:
     -- Родерик... Род... это вы? Но, не отвечая  на  этот  вопрос  словами,
юноша продолжал свистеть и, таким образом,  завлекал  девушку  все  ближе  к
берегу. Он видел, как  она  вышла  из  лесу  и  каким  тоскливым  выражением
засветились чудесные черные глаза...
     Она растерялась, не знала, что думать, что делать,  как  вдруг  увидела
Родерика и бросилась к нему навстречу.
     Час спустя большая пирога,  высланная  из  фактории,  пересекала  озеро
Нипигон, направляясь к тому месту, где находились Мукоки, Ваби и больной,
     Родерик тем временем успел ответить на  тысячу  вопросов,  которые  ему
были заданы обитателями фактории.
     Вытянувшиеся черты лица, громадные синяки под глазами,  руки,  покрытые
ссадинами, а также одежда достаточно говорили  о  том,  что  он  пережил  со
времени отъезда из Вабинош-Хоуза.
     К середине следующего дня вернулась большая  пирога,  которая  привезла
остальных золотоискателей и Джона Болла.
     За обедом Родерик и Ваби снова отвечали на  бесчисленные  вопросы.  Что
касается Мукоки, принявшего  участие  в  общей  торжественной  трапезе,  то,
несмотря на всю свою молчаливость, он должен был отвечать на непрестанные  и
забавные расспросы Миннетаки. Родерик сидел за столом между своей матерью  и
девушкой и неоднократно во  время  обеда  чувствовал  легкое  и  упоительное
пожатие крохотной ручки, которая вознаграждала его  за  все  перенесенные  и
пережитые мытарства.
     Когда после обеда  молодым  посчастливилось  и  они  очутились  наконец
наедине, Миннетаки сразу заявила самым решительным и не терпящим  возражений
тоном:
     -- Родерик, это решено, не так ли? Я еду с вами!  Почему  у  вас  вдруг
сделалось такое странное лицо, когда я выразила свое желание?
     -- Но...-- пробормотал Родерик.-- Я, право, не знаю, каким образом  мне
реагировать на это... Все это так неожиданно...
     -- Позвольте, позвольте! -- загорелась девушка.-- Не  намерены  же  вы,
Мукоки и Ваби впредь оставлять меня дома,  как  маленькую  девочку,  которая
ничего не понимает и не знает. Во время нашего отсутствия я сделала все, что
надо было, и, как говорят адвокаты, выиграла процесс. Моя мать после  долгих
колебаний выразила свое согласие. Точно так же  я  добилась  согласия  вашей
матушки, с которой мы теперь самые большие друзья на  свете.  Магалла,  наша
старая  прислуга-индеанка,  будет  сопровождать  меня.  Отец  еще  не  успел
определенно высказаться по этому поводу, но мать обещала  воздействовать  на
него. Она так и заявила, что примет все необходимые и  энергичные  меры  для
того, чтобы добиться его разрешения. О дорогой  Родерик,  вы  и  представить
себе не можете, как я мечтаю об этом путешествии вместе с  вами  и  Ваби!  Я
только об этом и думаю, думаю целыми днями  и  ночами!  Это  будет  сплошной
праздник, по крайней мере, для меня!
     -- Ну о чем говорить! -- пробормотал Родерик, который от радости  почти
лишился дара речи.
     -- К тому же,-- лукаво прибавила Миннетаки,-- это будет самое настоящее
свадебное путешествие...
     -- Что такое?!
     -- Для Магаллы и Мукоки!
     -- Я не понимаю, что вы хотите этим сказать?!
     -- Я хочу сказать, что согласие, данное этой  очаровательной  женщиной,
сделало старого Мукоки самым  счастливым  человеком  на  всем  белом  свете.
Несмотря на трагедию, которую  он  пережил  в  прошлом,  несмотря  также  на
глубокий траур в душе, он издавна  поглядывал  на  Магаллу,  которая  вполне
пришлась ему по вкусу. Оба старичка одинаково морщинистые, у них один и  тот
же медный цвет кожи. По-моему, трудно найти во всем  мире  более  подходящую
парочку. В этих местах очень трудно найти человека,  который  мог  бы  стать
вашим товарищем и другом на всю жизнь, и вот почему, найдя  его,  вы  должны
всячески стараться не упускать его. Вы не находите, Родерик,  что  я  вполне
права?
     -- О, конечно, нахожу... нахожу...--  произнес  Родерик,  покраснев  до
самых ушей.-- Я так нахожу... то есть, я хочу сказать, что это так  верно...
Миннетаки, я требую, чтобы вы внимательно выслушали  меня!  Вы  способны  на
это?
     Но он не успел кончить своей речи, так как девушка разразилась смехом и
немедленно скрылась с глаз.
     В  продолжение  целой  недели  Джон  Болл  в  буквальном  смысле  слова
находился между смертью и жизнью. Но на  восьмой  день  произошло  некоторое
улучшение, и с тех пор он стал себя чувствовать с каждым часом все  лучше  и
бодрее. Он немного пополнел, на лице  появились  более  здоровые  краски,  и
время от времени в его усталых запавших глазах  мелькали  проблески  разума.
Через две недели он настолько окреп, что исчезла всякая опасность. Физически
он  выздоровел,  но  гораздо  медленнее  возвращались  к   нему   умственные
возможности. Однако и в этом отношении доктор не терял надежды.  Мало-помалу
Джон Болл начал узнавать тех, кто больше всех  ухаживал  за  ним.  Особенное
внимание он уделял Родерику, и, когда бы тот ни появлялся, он делал  попытку
улыбнуться и очень долго задерживал в своих  руках  крепкую  и  мужественную
руку юноши.
     Но наибольшее волнение он проявлял при виде Миннетаки, ее матери или же
миссис Дрюи. Как только кто-нибудь из них подходил к  его  ложу,  он  тотчас
издавал глухой, мучительный  стон  и  произносил  имя  Долорес,  с  которой,
очевидно,  у  него  ассоциировалось  представление  о  всякой  женщине.   Он
немедленно закрывал глаза  руками,  точно  не  мог  вынести  этого  зрелища,
которое одновременно доставляло ему великую радость и тяжкое горе.
     Постепенно он привык к человеческой  речи,  которую  все  время  слышал
вокруг себя. Способность говорить  возвращалась  к  нему  очень  медленно  и
постепенно. Он часто не находил самых простых слов и вот почему мог  лишь  с
большим трудом и даже напряжением рассказать обитателям  Вабинош-Хоуза  свою
печальную повесть. Отдельные отрывки  его  рассказа  настолько  были  лишены
внутренней  связи,  что  иногда  трудно  было   его   понять.   Он   подолгу
останавливался на некоторых подробностях,  представлявших,  видимо,  большой
интерес для него лично, но лишенных значения для слушателей.
     Он потерял элементарные  представления  о  времени,  безжалостно  путал
даты, и о событиях, имевших место несколько десятков лет назад,  рассказывал
так, точно они произошли вчера.
     Вот почему, несмотря на все старания Родерика  направить  его  мысли  и
воспоминания по определенному руслу, он никак не  мог  вспомнить  то  время,
когда оставил факторию Йорк, расположенную на берегах  Гудзонова  залива,  и
уехал в Монреальский колледж. Удалось лишь установить, что  Йоркский  фактор
был его отцом.
     Он ежегодно приезжал к отцу на каникулы, а затем возвращался в колледж.
Последнее путешествие он совершил в сопровождении двух  французов  по  имени
Анри Ланглуа и Петер Плант. В их обществе и при их содействии  он  обнаружил
местонахождение мощной золотоносной жилы в одном из ущельев. Он  каждый  раз
доходил до этого события и останавливался, так как  дальше  память  изменяла
ему, и он не мог сообщить ни единой детали.
     Все, что он мог сообщить, сводилось к  тому,  что  при  разделе  первой
добычи золота он получил наибольшую часть. Это объяснялось, во-первых,  тем,
что он обнаружил точное местонахождение металла, а во-вторых,-- его  близким
родством с самыми могущественными  и  влиятельными  лицами  в  фактории.  Он
смутно помнил о том, что между ним и французами произошли  недоразумения,  в
результате которых, проснувшись однажды утром, он увидел занесенные над  ним
ножи. Его хотели убить для того, чтобы...
     Но тут снова память изменяла ему, и снова начиналась хаотическая  смесь
событий, предположений, дат и т.д. Однако он помнил момент, когда  пришел  в
себя после полученных ран и очутился среди совершенно  чужого  и  неведомого
ему племени, в обществе громадных людей, которых он был ниже на целую голову
и которые носили густые меха и были вооружены гарпунами.
     Несмотря на то, что  никаких  дополнительных  деталей  он  не  сообщил,
слушатели поняли, что он попал к эскимосам, которые подымались к северу  для
охоты на лосей и карибу. Эти люди приняли в нем самое горячее участие, и  он
прожил с ними много лет, охотясь и ловя рыбу,  как  они,  и  живя  в  юртах,
сделанных из снега и льда.
     А затем Джон Болл  снова  попал  к  белым  и  благополучно  вернулся  в
факторию Йорк на Гудзоновом заливе. К тому времени его отец и мать умерли, и
другой фактор поселился на их месте. Насколько можно было понять,  он  тогда
вполне владел своим рассудком,  доказательством  чего  служило  то,  что  он
совершил несколько последовательных экспедиций за золотом. Как-то раз он был
командирован обществом Hudzon's Company в большой  цивилизованный  город  --
вероятно, в Монреаль. Там он встретился с молодой девушкой по имени Долорес,
на которой впоследствии женился. Как только он упоминал это имя,  глаза  его
немедленно увлажнялись и у него от волнения не хватало сил  продолжать  свою
печальную историю. Он начинал рыдать и безостановочно повторять это  дорогое
для него имя.
     Разум  еще  не  настолько  вернулся  к  нему,  чтобы  он  мог  подробно
рассказать о том, что случилось после свадьбы, но, тем не менее, можно  было
установить, что в силу целого  ряда  обстоятельств  он  вскоре  расстался  с
молодой женой. Однажды его заставили более детально рассказать о  дальнейших
событиях и выяснили, что после разлуки с Долорес  он  вернулся  в  Монреаль,
прожил там некоторое  время  очень  счастливо,  а  затем  уехал  с  женой  в
Нортландию. Они сели в пирогу и направились туда, где залегали мощные пласты
золота.
     Тут снова начинался  хаос  кошмарных  видений  и  полувоспоминаний,  из
которых лишь с большим трудом удалось  вывести  кое-какие  заключения.  Джон
Болл вместе с женой проникли в  обширный  подземный  мир,  где  не  было  ни
солнца, ни луны, ни звезд. Они  нашли  там  неимоверное  количество  золота,
которое собирали при трепетном свете факела.
     Однажды случилось так, что Долорес одна  зашла  несколько  дальше,  чем
следовало бы, заблудилась в страшном мире теней,  и  с  тех  пор  Джон  Болл
никогда не видел ее.
     Когда он дошел до этого события, им, казалось, опять  овладело  прежнее
безумие. В полузабытьи он стал рассказывать о том, как он  стал  разыскивать
возлюбленную жену, как попал в другую, еще более обширную пещеру и  встретил
там невиданные дотоле существа, которые были  больше  самых  больших  зверей
Пустыни. Он вступил с ними в бой и...
     Вдруг он заговорил о бешеных потоках и могучих водопадах, которыми  был
богат подземный мир, и слушатели никак не могли добиться от него продолжения
основного рассказа.
     Отец Ваби, Джордж Ньюсом, немедленно написал в Монреаль, желая  навести
самые точные справки о Джоне Болле. Через самое непродолжительное  время  он
получил ответ, что в 1877 и 1878 годах в этом городе действительно  проживал
некий Джон Болл, который  служил  в  качестве  инспектора  в  одном  крупном
меховом деле. Лет тридцать назад он оставил Монреаль и уехал в Нортландию.
     Все обитатели Вабинош-Хоуза сошлись на том предположении, что Джон Болл
потерял  рассудок  вскоре  после  трагического  исчезновения  жены  Долорес.
Потеряв любимую, он свыше  четверти  века  прожил  в  полном  одиночестве  в
Пустыне и совершенно одичал.
     Родерик выразил полную уверенность в  том,  что  при  более  тщательных
поисках они найдут в "золотой" пещере останки несчастной Долорес.
     Однако время проходило, и  Джон  Болл  медленно  поправлялся.  Короткое
северное лето подходило к концу. Дни стали короче,  и  в  воздухе  все  чаще
чувствовалось  дыхание  осени.  В  фактории  было  решено,   что   ближайшая
экспедиция за золотом состоится в самом начале будущей весны.
     Несмотря на самые горячие просьбы провести зиму в Вабинош-Хоузе, миссис
Дрюи, боясь  чрезмерных  нортландских  морозов,  решила  вернуться  домой  в
Детруа. Родерик не пожелал, чтобы мать поехала одна,  и  вызвался  проводить
ее. В один прекрасный день была подана большая пирога, которая понесла  мать
и сына по тихим водам озера Нипигон. Трогательно и нежно попрощались  Мукоки
и Ваби с Родериком, но еще грустнее было  расставание  молодого  человека  с
очаровательной Миннетаки, которая и не думала скрывать своих слез.  Впрочем,
девушка, равно как и юноша, знала, что их  разлука  будет  непродолжительна.
Прощаясь, оба возлагали все свои надежды  на  весеннюю  экспедицию,  которая
одновременно должна была стать и их свадебным путешествием.
     Ибо на семейном совете было решено, что еще  до  будущей  осени  связь,
более крепкая и нежная,  чем  дружба,  соединит  навсегда  Родерика  Дрюи  с
сестрой Ваби Ньюсома, прелестной девушкой с волосами цвета воронова крыла  и
агатовыми глазами.

Last-modified: Thu, 29 May 2003 18:02:47 GMT

Оцените этот текст: