боль защемила сердце: я вспомнил некоторые исторические подробности относительно того реального женского прототипа главной героини романа Булгакова - Елены Сергеевны. Она все же не удержалась от греха, от измены памяти. Правда, может быть, это была всего лишь попытка использовать средства, доступные только женщине. Возможно она и тогда воскликнула, задыхаясь от отчаянья: "Еду!.. Еду куда угодно!.. только из-за того, что вы поманили меня словами о нем!" Тогда она была готова идти даже на встречу с Дьяволом. В реальной жизни она могла попытаться протоптать через сердце Александра Фадеева тропинку к издателю для литературного романа ее покойного мужа, да на всякий случай оградить себя от когтей Лаврентия Берия. Кто знает?! Но не нам судить! Михаил Булгаков и сам подсказывал заурядный путь к победе потерявшей голову от переживаний женщине, остающейся на Земле: "Лезу я в какую-то странную историю, но, клянусь, только из-за того, что вы поманили меня словами о нем!.. Согласна на все, согласна проделать эту комедию с натиранием мазью, согласна идти к черту на куличики". Жаль, что программным грехом не удалось решить главного. Фадеев - председатель Союза советских писателей - был лишь относительно весомой фигурой, а на "победу" свою над сердцем запуганной женщины он в то время мог смотреть лишь глазами заурядного, самодовольного алкоголика, бессильного сделать что-либо путное. Для Елены Сергеевны, скорее всего, измена истинному таланту была не победой, а проигрышем. Полагаю, что в подобной ситуации Муза вела бы себя более осмотрительно, а потому и более достойно. Правда, нынешние обстоятельства жизни в нашей стране заметно отличались от времен былых. А сейчас она распространяла на меня свои женские чары, совершенно не задумываясь об этом. Она рассказала мне о несчастье Дмитрия (мне не было известно о его болезни), и я пообещал навестить его завтра же. Затем Муза передала мне послание от моей, практически, близко по крови, но дальней по месту жительства, родственницы из Австралии. Письмо я положил в карман - его нужно читать дома, в спокойной обстановке. Прогулка была недолгой - мы были почти соседями - и я быстро возвратился домой. В квартире насторожилось маскируемое тишиной ожидание моего возвращения: родительницы пытались быстрее заснуть, чтобы не быть нечаянными свидетелями любовных оргий, но при чрезмерном волнении это им не удавалось. Нинон была уже чиста, как все банные дни вместе взятые. Глаза ее блистали в темноте моей комнаты заждавшейся похотью: да, жизнь с именитым стариком, видимо, ее особо не баловала сексуальными откровениями. Мой марш-бросок в ванную был молниеносен - гигиена в половых играх имеет огромное значение. Ведь мы с Нинон, как я полагал, нацелились на продолжение рода, а в таких случаях необходимо основательно отмыться от микрофлоры, которую мы десять лет собирали в бестолковом, безрадостном - в "чужом сексе". Действуя по всем правилам, нелишне в таких случаях сперва огреть бактерии, накопившиеся в наших организмах и вышедшие из-под контроля совместно налаженного иммунитета, приличными дозами антибиотиков и сульфаниламидов, хорошо бы взбодрить и противовирусные атаки специальными средствами. Как не вертись, но мы оба так долго были в опасной зоне, и накопили в себе несовместимых с чистотой и святостью врагов. Впрочем, я уверен, что Нинон давно уже разобралась с бактериальным хламом, да и я уже предпринял некоторые меры: все надо начинать, как в первый раз в жизни, когда стартуешь от девственности и мужской непорочности - браки ведь совершаются на Небесах, а соитие на Земле, в безопасной постели. Когда я вернулся в мою скромную спальню-кабинет, Нинон уже трясла мелкая дрожь - против темперамента и ожогов от длительного воздержания никуда не попрешь. Но мы были профи, а потому не стали спешить и комкать приятное: стандартную модель веселых отношений мы основательно подгоняли под долгую совместную жизнь. Мимолетно я зафиксировал время начала и окончания каждой фазы полета в "стратосферу". Возможно, мы летали на луну, если небесным телом можно считать округлую, теплую, нежную и отзывчивую плоть своей долгожданной подруги, от которой всегда был, есть и буду без ума. Мы, каждый по своему, успокаивали свою резвость мыслью о том, что решаем очень ответственную задачу детозачатия, но порой не удерживались и срывались в штопор. Начиналась бешенная погоня за теми ощущениями, которые относятся всего лишь к комплексу сопровождения, дарованному Богом исключительно для того, чтобы приблизить миссию продолжения рода человеческого как бы к Райской жизни. Мои оценки временных параметров наших увлечений свидетельствовали, скорее всего, о том, что нас ждет, как минимум, рождение пятерых ребеночков, а заодно и большая кара от Бога за пересортицу эмоций. Дьявол, вестимо, ликовал, наблюдая наше безумие. Особенно яркой была функция Нинон - я-то ведь более религиозен, а потому меня распирает деловитость, но она, родимая, как большинство акушерок и гинекологинь была неотразима. И то сказать: "Царем над собою имела она ангела бездны; имя ему по-Еврейски Аваддон, а по-Гречески Аполлон" (Откровение 9: 11). Аполлон, как известно даже детям, общающимся с компьютером, переводится с греческого, как Губитель! И я, простой Александр, как и мой дед в свое время, губил пружины старенькой тахты, практически не нанося никакого материального урона нежным тканям соответствующих органов моей прелестницы. Полагаю, что бабушка - тоже в прошлом врач акушер-гинеколог - по-деловому пыталась исследовать гром, исходящий из-за стены. Она, естественно, напрягала старческий слух, пытаясь отгадывать фазы восторгов: наверное, переживала за мое сердце и сопереживала активности Нинон, тут же выстраивая "проекции", дабы немного потешить и свой дряхлеющий организм. Мама - библиотекарь до мозга костей, конечно, негодовала - обсуждала с любимыми книгами странное поведение де-факто своей невестки. Ее взвешенному классической литературой уму было трудно понять, для чего необходимо устраивать так много шума, растрачивать энергию, чтобы зачать только одного наследника. Маме одного внука было вполне достаточно. Ее интеллигентский атавизм всегда был непонятен и моему отцу, который не стал бороться с недостатками своей супруги, а однажды сложил нехитрые пожитки в дорожную сумку, оставил все объемное барахло и квартиру семье, да отбыл в далекую Карелию. Там он честно зарабатывал деньги мне на алименты и подарки, да плодил детишек с азартной хохлушкой, не весть как затерявшейся в сплошных северных лесах и валунах. У нас с ним не было лирических отношений, но я уважал его за мужскую прямоту и последовательность, за отеческую обязательность по отношению ко мне и с удовольствием встречался с ним в период его нечастых наездов в Санкт-Петербург. Папа наделил меня братьями и сестрами - и это было приятно. Мой родитель всегда жил по законам своей совести, а это уже немало само по себе. Сказано же Евангелистом: "Закон, имея тень будущих благ, а не самый образ вещей, одними и теми же жертвами, каждый год постоянно приносимыми, никогда не может сделать совершенными приходящих с ним" (Откровение 10: 1). Так и не стоит обижаться на родителей, братьев и сестер, на себя самого, на тех, с кем сводит тебя жизнь, но которые свято чтят и исполняют Законы жизни. Нинон - исполняла Закон свято, как хотела и могла, как позволял ей Господь Бог, отмерив ей нехитрую судьбу землянина. Когда мы притомились, то пришла и пора обсуждений простых домашних вещей: Нинон требовала от меня прямого ответа - быть или не быть нашему союзу, ребенка-то она все равно решила рожать. Наконец, она раскололась и слова полились, как слезы - горячие, страстные и убедительные: - Понимаешь, Саша, дите уже в утробе должно знать своего Оракула - это его крыша над головой на всю жизнь, если угодно. Так, между прочим, твой дед заклинал - я-то хорошо помню его мысли по тем рукописям и книгам, которые удалось прочитать после его кончины. Мои клинические взгляды последовательно мигрируют тоже в эту сторону. Нинон устроилась на подушках, прижавшись мокрой от слез щекой к моему плечу - такой прием действует на нашего брата неотразимо. У мужчин, вообще, имеется тяготение к местам влажным, теплым, податливым и мягким. Моя актриса устроилась поудобнее и развернула долгую, обстоятельную беседу. Мордашка ее была очень серьезной, а замечания вескими и многообещающими. Приходилось все внимательно слушать, да поддакивать. Я-то прекрасно помнил утверждение древнейшего философа Фалеса: все есть вода и из воды происходит. Кстати с такой фразой на устах умерла и родная тетка Владимира Набокова, всю жизнь упорно прозанимавшаяся химией. Но Нинон-то, чувствовалось, входила в диалектический раж. Она, скорее всего, была марксисткой, а может быть и бойцом ленинской закалки. - Биология плода настолько сложна, что всего не поймешь и не объяснишь. - продолжала Нинон трудную повесть. - Но мне, например, ясно, что период зачатия и беременности должен протекать в тех же условиях, в которых будет протекать и детство и вся остальная жизнь. Любую идеологическую диверсию нужно обставлять мастерски, иначе победы не будет. Здесь гинекологи имеют массу преимуществ по сравнению с венерологами, ибо центр притяжения их мысли выглядит соблазнительнее и заряжен более выраженным смыслом жизни. Венеролог же может противопоставить гинекологическому соблазну только "отпадающий" под действием патологической флоры орган - а это уже не аргумент для спора, это просто жалкое несчастье, достойное брезгливого сожаления! Посему всю теорию, надиктованную Нинон, я сознательно пропускал мимо ушей. А она дышала научным словом, как раззадоренный паровой молот: - Такая стабильность обеспечивает стойкую корреляцию с той составляющей множественных воздействий, которые вынужден испытывать человек, попадая в сложный мир. Кроме обоюдных воздействий микро- и макромира, существует и универсальное давление природы, космоса на все живые организмы. Но в каждом локусе Земли они различны, так стоит ли организовывать трудности суетой для себя, для нашей родной микрофлоры, для наших детей. Хитрюга зыркнула на меня победно, взъерошила мне волосы и заявила: - Понимаешь, чудак, почему я так хотела сегодня ночью встретиться именно у тебя дома: сегодня будет зачатие, а вчера была только биологическая подготовка. Так пусть наше дите возьмет все, что должно, из твоего - теперь нашего общего - мира, в том числе, и всех микробов - но только наших микробов! Я чувствовал, что она по главной сути права, но помогать ей "формулировать" детородный вздор нет смысла. Бог обо всем подумал заранее, вместо нас. Все так устроено, что когда тянешься к женщине, то о детях и не думаешь, - они проявляются потом, неожиданно и не всегда ко времени. Мои воззрения были иными: я больше доверял поэту Василию Федорову. А он предупреждал: "По главной сути жизнь проста: ее уста - его уста. И только грудь прильнет ко груди..."! Но не было никакой охоты спорить - я уже сильно хотел спать. Тянулась ночь с пятницы на субботу, второе боевое стрельбище для меня - ясно, что мы отоспимся за выходные и, если уж должно произойти зачатию, то я постараюсь, но только после глубокого и освежающего сна. Спи моя ломовая лошадка, прекращай топать копытцами и сотрясать воздух ржанием. Все одно: никто и ничего абсолютно точно не знает - абсолютная истина недосягаема, а сверхчеловек не существует. Итог всему прост, как все гениальное: "Дары различны, но Дух один и тот же; и служения различны, а Господь один и тот же; и действия различны, а Бог один и тот же, производящий все во всех" (1-е Коринфянам 12: 4-6). 8.6 Утро пришло незаметно, но его ясный свет удачно сочетался с настроением двух отменно выспавшихся, сравнительно сохранных в отношении здоровья субъектов - то были я и Нинон. Тишину утра оберегали две самых родных мне женщины - мама и бабушка - они давно встали и ходили на цыпочках, переговариваясь только шепотом. Жизнь снова распахивала свои объятья нам всем, вносила умиротворение в наши сердца и благополучие в наш дом. Но вдруг мелькнуло сомненье и начало длинного хвоста вездесущей тревожности - я попытался определить, от куда дует ветер? Ясно: Муза сказала вчера вечером, что случилась беда с Дмитрием. Надо скорее вставать, завтракать, да двигаться к пострадавшему, но сперва позвоню ему, чтобы не быть тем гостем, который хуже татарина. На другом конце провода звучал голос Клавы: - Слушаю вас... Ничто не вещало о трагедиях - голос был, как обычно, в меру по-женски любопытный, приветливый и, одновременно, отчужденный, настороженный: кто знает, может быть, розыгрыш? Задаст тебе какой-нибудь мудак вопрос о Зоосаде. А когда ты скажешь вежливо, что вы, дескать, ошиблись, он с глупым хохотом отыграется: "Так почему же мне приходится говорить с ослом или жирафом"? Живя в России, мы все постоянно ждем нелепостей - от погоды, правительства, политических деятелей, от никчемных людишек. Я представился и задал вопрос о Дмитрие: - Клава, как чувствует себя твой благоверный? Сможет ли подойти к телефону? В доме были параллельные аппараты и моментально зазвучал немного хрипловатый голос моего дядюшки: - Сашок, племяш (это он так беззлобно подтрунивал надо мной), давно тебя не слышал, куда ты запропастился? Я бурчал в ответ всякие пустяковые оправдания, пытаясь между делом выяснить по голосу, по стройности ответов все ли у Дмитрия в порядке с головой. Он-то был врачом и дышал со мной одним профессиональным воздухом, которым обычно активно раздувают ребра нашего ремесла - создают кураж, романтику врачебного дела. На самом деле все у нас намного проще: ну, если только в мозгах побольше биологической конкретики, да анатомического цинизма, а прочие позиции, функции и органы мы имеем очень похожие на то, что спрятано в голове и брюхе у среднего жителя российской бестолковой и разухабистой державы. Дима чувствовал на расстоянии причину моих опасений и легонечко косил под прогрессирующую дебильность. Я же некоторое время был вынужден заниматься спешной дифференциальной диагностикой, но, раскусив смысл театра, начал тоже подыгрывать. Очень скоро наш разговор плотно приклеился к эстрадному штампу беседы двух законченных идиотов. Так, поразвлекавшись вместо физзарядки, мы расхохотались и договорились встретиться у Дмитрия дома через час, но вести разговор без бутылки! В тайне я предвкушал продолжение маленького психологического эксперимента: Дима и Клава не знали о возвращении блудной дочери на круги своя. Я, безусловно, собирался нанести визит только совместно с Нинон. Ребята были в курсе моих любовных переживаний десятилетней давности. Интересно посмотреть, во что выльется прежнее всеобщее осуждение и семейная солидарность? Получится почти что острый опыт для обеих сторон, а именно в таких случаях, по непроизвольным реакциям судят о базовых величинах - об истинном отношении друг к другу. Завтрак на кухне (хороший признак приживаемости и одомашнивания - переход из столовой на кухню, от формальности к душевности) занял немного времени. Лица моих родительниц были помяты более, чем обычно - видимо, мы с Нинон дали "шороха". Ночью было достаточно основательного шума, обозначившего прелюдию к деторождению! Мы все же еще слишком загорались взаимными восторгами и спешили наверстать упущенное за все эти годы раздельного житья. Родительницы прекрасно понимали остроту момента, но старость все же щадить надо. До дома Дмитрия было рукой подать, и вот распахивается дверь его квартиры: первой я вталкиваю в прихожую Нинон. Замешательство, если и было, то практически мгновенное - дальше поплыли искренне радостные улыбки. Никто не стал уточнять детали. Но я заметил, что, словно исподволь, не контролируя себя полностью, Нинон стала выставляться: несколько выпячивать живот, прогибаясь и отводя плечи, запрокидывая голову назад. Видимо, в критических ситуациях защитные рефлексы работают автоматически, а, может быть, она от природы актриса. Ее игра была настолько тонкая, что Дима, улучив момент, спросил меня шепотом: - Старик, вы что ждете ребенка - пошли на укрепление семейного статуса? Мне кажется, что Нинон на четвертом-пятом месяце беременности. Мне понравилась актерская удача моей женщины, но я все же решил прояснить положение - мало ли что! Еще начнут собирать подарки, "приданое" готовить раньше времени. - Димыч, ты как маленький. - поправил я заинтересованного родственника. - Ты, что не знаешь теток - Нинон еще только репетирует будущее, входит в роль, прикидывает, какие одежды ей будут больше к лицу, когда она войдет в интересное положение. Она же гинеколог, акушер - хотя бы потому должна носить живот с особым достоинством! Врач должен на личном примере обучать пациентов нормам правильной жизни. "Лекарь, вылечи сперва себя"! Димыч словно бы разочаровался и быстро зашептал, пользуясь случаем - Клава с Нинон переплыли на кухню (у них тоже открылись особые тайны!). Из шепота-скороговорки Дмитрия мне стало ясно, что он сильно подозревает Клавочку в заговоре против его свободы - она, видимо, собирается подарить ему дите тоже, не поставив автора заранее в известность. Самое главное, что, щадя больную головушку, благоверная пока все держит в тайне - но он-то не дурак окончательный, туман болезни уже давно слетел с внутренних проводов. Дима, безусловно, приветствует супружнено решение обзавестись дитем, но держит в секрете свою позицию. А про нее давно написано у Святых Апостолов: "Ибо всякое творение Божие хорошо и ничто не предосудительно, если принимается с благодарением, потому что освещается словом Божиим и молитвою" (1-е Тимофею 4: 4-5). Однако, кто из смертных в такой ситуации не поспешит покуражится, воспитнуть, как говорится, любимую, чтобы не очень зарывалась и крепче любила своего "властелина". Решили принять по чашечке чая и вмести совершить прогулку по городу-музею. Когда вышли на улицу, то бойкая беседа затихла как-то сама собой - уж слишком много предметов приковывало разумный взгляд и требовало осмысления и восторгов. Никогда, даже старожилы, не перестают удивляться эстетике этого города. Мне показалось, что мы все, почти одновременно, ощутили в себе биение мысли и восторгов наших предков, в том числе и Сергеева-старшего. Как само собой разумеющееся, возникло решение пригласить на прогулку Музу: позвонили по телефону-автомату, получили ее согласие и направились, пока она собирается, к ней навстречу - на Гороховую 30. Мы подходили от Каменного моста уже к желанному дому, шагали где-то на уровне небольшой, но всегда вкусно пахнущей кафешки: калитка в железных воротах дома номер 30 распахнулись и на "панель" шагнула элегантная Муза, а за ней явился нашему взору стройный мужчина огромных размеров. В головах закружились нелепости! Но тут мы все разом узнали Владимира - у него была агентурная кличка "202". Цифра шла от роста - два метра и два сантиметра. Но в том прятался не только псевдоним, притягивающий к себе забавным сочетание цифр, скорее в нем заключалось уважение к отменному "боевому стандарту". Я однажды видел его в форме морского пехотинца и обратил внимание с каким балдежем во взгляде облизывали его женщины - некоторые так прямо останавливались и, открыв рот, глядели в след, наверняка моделируя в уме приватные картинки. Муза улыбалась - что не говори, умные женщины отличаются умением готовить качественные сюрпризы. Ну, а глупые тоже усердствуют, но их сюрпризы, близки к детской неожиданности, от которой потом не знаешь как и отмыться, и отстираться. Мы не виделись с Владимиром целую вечность. Служба у молодого офицера была какая-то странная - я видел его в форме только раз, выходящим из машины - и это кое о чем говорило! Володя тоже был рад встрече - он пошел к нам навстречу распахнув объятья, счастливо улыбаясь. Вдруг я обратил внимание на наших дам. О, ужас! Дымы моментально, словно перековались с зимних на летние подковки: Нинон подобрала живот, перестав симулировать раннюю беременность, а Клавочка так даже отцепилась от руки своего благоверного, давая понять, что с больным, да еще с дураком, ей не по пути. Вот тебе раз! Занятная мимикрия! Я почему-то сразу же вспомнил старый простенький анекдот: добрый, воспитанный ребенок пристает к маме на кухне с разговорами - "Мама, мама, а я знаю хорошее слова на три буквы!" Догадливая мама мрачнеет и дает детю хлесткий подзатыльник. Ребенок в слезах бросается к отцу в гостиную с жалобой: "Папа, я хотел назвать маме слово на три буквы - "дом", но она не дослушала и ударила меня!" Отец проанализировал ситуацию моментально: отбросив газету, распрямился, как стальная пружина, бросился к жене и врезал ей плюху со словами: "О доме надо больше думать, дорогая!" Володя был галантен: с высоты своего роста он рассыпал восторги от встречи со столь неотразимыми особами, приклонил шею и корпус и по дружбе чмокнул обеих в щеки. Я обратил внимание на его затылок идеальной формы и крепкую шею, про мощные плечи и торс - говорить не приходится. Безусловно, есть от чего замлеть ищущим беременности женщинам. Но наши-то "святые лахудры" вроде бы собирались готовиться к материнству от законных мужей, а туда же - готовы броситься в поход за впечатлениями, зажмурив бесстыжие глаза! Муза поняла меня без слов и приободрила взглядом, а в нем я прочел: "Такова суть всех этих верных особ. Держи ухо востро, парень!" Но все же она явно гордилась Владимиром - своим воспитанником. Муза гордилась им, как крутая женщина гордится своим породистым догом, выводя его по утрам на прогулку, напоказ всем собачникам. Любовью светится взгляд у таких неотразимых женщин: трудно определить даже специалисту сексопатологу подтекст этой гордости и восторга - находится ли здесь выражение только стиля жизни, поведения, требующего экзотического "дополнения к туалету", либо в том скрывается редкий женский порок. Володя разорвал все подозрения и настороженность циничного врачебного ума одним жестом: он тепло и по-мужски, со значением, обнял меня и Дмитрия. Красивые, высокие, сильные и обязательно умные люди привыкают к тому, что сама природа заложила в них вызов остальным двуногим. Они умеют отстранять головокружение от ощущения собственной экстраординарности и быстро научаются элегантно снимать конфликт выбора, являющегося поводом для зависти, часто переходящей в ненависть окружающих. Они щадят обделенных природой, стараются не вставать им поперек пути, проявляют сдержанность и предупредительность. Ну, а дураки не в состоянии правильно распорядиться таким подарком, идущим от Бога. Вспомнилось: "Великое приобретение - быть благочестивым и довольным. Ибо мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынесть из него" (1-е Тимофею 6: 6-7). Владимир всем своим поведением как бы подтверждал, что в его сердце и мозгу глубоко сидит желание "быть благочестивым и довольным". Этим качеством он заражал и всех тех, с кем ему приходилось сталкиваться по жизни. Остыли со своими подозрениями, не успев загореться, и мы с Дмитрием, приутихли и наши дамы, теперь уже, как банные листики, прочно прилипнув к нам, преданно повиснув на наших согнутых предплечьях. По улицам шли парами: впереди - Дмитрий с Клавой, вторыми - я и Нинон, замыкали шествие - Муза с Володей. Но как-то так сложилось, что продвигались, выбирая маршрут по психологическому компасу Музы. Выходя на Николаевский мост, вдруг ощутили (по памяти о прочитанном, переговоренном неоднажды), что движемся тем же маршрутом, которым гуляла Муза с Сабриной. Снова несколько притормозили в той части моста, с которой верная женщина когда-то, уже теперь ни один десяток лет тому назад, сбросила в Неву пепел Михаила, выполняя его волю, куда, тогда в молодости, приходила плакать и молиться, где, стоя на холодном ветру, частила себя на чем свет за то, что не родила ребенка от своего избранника. Задержались у статуй сфинксов, улегшихся у водной ряби загадочной реки Невы, способной, как сфинксы, замышлять неожиданные невзгоды - наводнения, или приносить неописуемую радость умеренностью своих разливов и блеском тишайшей воды. Река могла принять утопленника, а могла его и выбросить сильным течением на ступени гранитных набережных. Сейчас сфинксы спокойно взирали, как и многие десятилетия, на мирскую суету. Проницательность их взглядов, устремленных в бескрайность, в космические дали, настораживала своей нечеловечностью и несколько пугала особенно тех, у кого было слишком много грехов на душе. Муза тоже испытывала всплеск тревожности, если долго вглядывалась в лица загадочных фигур. Но все равно ее тянуло к этим гранитным звероженщинам, умевшим с заметным презрением и холодом смотреть мимо людей. Музе никогда не удавалось встретиться с ними взглядом, какую бы она точку осмотра на набережной не выбирала. Создавалось впечатление, что такая встреча взглядами обозначала бы смерть человека. Сами собой у меня в голове сложились пока еще очень сырые стихи - то была лишь заявка на будущее откровение, но в них уже открывалось особое настроение и то поэтическое решение, которое явится скоро в форме точного предсказания - коварного, решительного, неотвратимого: Не стоит опасаться кому грозит далекая комета? рифмы сложной Без сложностей больших краснеть, стесняться ответ наверняка: мысли ложной. Свет сияет на праведника! Ну, ты ошибся - снизойдет Его повеление: пустяки все это: И на правых сердцем - веселие! Муза шла вместе со всеми, но, присмотревшись к ней, я понял, что она идет своим маршрутом: он прочерчивал свой особый путь через ее судьбу и судьбу своих близких, любимой и единственной настоящей подруги. Да, потеря Сабрины была ударом, от которого Муза могла и вовсе не оправиться. Но теперь она, пожалуй, почти полностью компенсировалась во Владимире. Однако даже, в глубокой тайне от себя самой, Муза хранила уверенность, что Господь Бог, услышав ее мольбы, не мешал Дьяволу устранить настоящую мать Владимира - Сабрину, чтобы переложить полностью материнство на Музу. Это была кровавая тайна, от которой Музу бросало в дрожь, укладывало в каталепсию, и она запрещала себе думать об этом. Но так складывался круг ее и Владимира жизни, и от такой реальности никуда не уйдешь: иногда грешная мечта превращается в реальность. Муза вложила в воспитание Владимира душу: под ее педагогическим прессингом Владимир успешно закончил факультет иностранных языков Санкт-Петербургского университета, выбрав в качестве базового языка испанский. Но она дополнила его знания еще и приватными занятиями - изучением английского, немецкого, французского языков. Природный дар Владимира развили еще и в консерватории - у него оказались значительные вокальные таланты, он обладал замечательным драматическим баритоном. Но дальше контроль за развитием и поворотами жизни Владимира ушел из сферы влияния Музы. Решительность такого маневра была настолько жесткой и безвозвратной, что женщина быстро поняла - за тем фактором стоит слишком сильная рука, рука спецслужб, но каких - оставалось загадкой. И в сердце названной матери появилась тревога, не отпускавшая ее ни на минуту! Но никто не мог лишить ее права быть заряженной на переживание, на ожидание чего-то страшного и непоправимого: "Ибо написано: "будьте святы, потому, что Я свят"(1-е Петра 1: 16). А кто знает: всегда ли святыми делами нам поручают заниматься в реальной жизни! 8.7. Выходные пролетели, как один час, - всегда так происходит с тем, что дорого и приятно: счастье - все же явление призрачное, моментальное, только искрящееся, а не тлеющее долго или, тем более, постоянно. Вот и настал хмурый, тягомотный понедельник - начало трудовой недели. Я отправился в поликлинику на утренний прием страждущих лечения, выздоровления. Они, наивные, даже и не ведают о том, что излечимых болезней не существует, что успехи, так называемые, победы медицины, - это миф, выдуманный глупцами, либо сознательно действующими авантюристами. Врачи лишь помощники Бога в вынесении и отбывании наказания грешниками, на судьбу которых Бог уже изначально наложил печать искупления. Наша обязанность - смягчать осуждение болезнью: объяснять, успокаивать, снижать накал патологической симптоматики. Но болезнь возникает тогда, когда приходит ее время, и она есть неустранимая кара - микробы мстят с помощью своего оружия, полного противоядия против которого не существует. Медики, как адвокаты на суде, лишь следят за тем, чтобы вынесенный приговор не был чрезмерным, ибо всегда рядом крутится Дьявол или начинающий дьяволенок, страсть как желающие добавить в копилку Закона жизни и смерти толику дерьма. Нечистая сила пытается превратить процесс отбывания наказания в средневековую пытку, выходящую за рамки разумного и цивилизованного. Дьявольщина ведь в своем развитие страшно запаздывает, застревает в прошлых жестоких веках, стремится навести тень на плетень - не учитывать динамику развития сознания и совести людей. Но последнее можно понять: уж слишком медленно преобразуют такие категории сами люди, от того они и собирают громы и молнии на свои головы. А дьявольщина тоже ведь ленится - стремится работать на потоке, по среднестатистическим стандартам, на один раз заведенном и настроенном конвейере, не учитывая отдельные редкие отклонения в лучшую сторону. Тогда медики, знающие кое-что о биологии человека, с помощью жалких лекарств устанавливают видимость справедливости - помогают на время вытащить некоторых больных с того света. Ну, а если все же ловкий дьяволенок подтолкнет невзначай, скажем хирурга, под локоток, то и свершится непоправимое - однако, такова жизнь! Я хорошо запомнил слова моего деда: "Медицина - это не наука, а только искусство"! Войдя в поликлинику, поднявшись на свой этаж, я убедился в том, что старик Агеев был прав: у моего кабинета сидел тот самый больной донованозом, которого мы давеча направили на стационарное лечение - физиономия его была кислее кислого. Грех и его переживания отпечатались на всем облике пациента. Страдалец даже не дал мне дойти до дверей кабинета, а набросился на меня с мольбами о помощи, как только я впорхнул из-за поворота в узкую часть аппендикса нашего отделения. Все было понятно с полуслова - хотя бы по отчаянной жестикуляции. Естественно, я пообещал помочь, требовалось только дождаться, когда я экипируюсь должным образом и усядусь за свой рабочий стол. На входе в кабинет, я встретил изучающий взгляд медицинской сестры Валюши - личико ее было хмурым, под глазам тени переживаний и круги бессонницы. Что ж, надо было красавице думать хорошо раньше и не тянуть кота за хвост. Она потеряла слишком много времени на то, чтобы вымогать у меня решительного признания в любви. Надо было быстрее и решительнее переводить желания из сферы бессознательного в осознанное. Внебрачные отношения порой тоже бывают счастливыми - становятся через несложные постельные испытания прямой дорогой в ЗАГС. Мужчины ведь крайне податливы на ласку и устроенный быт. Но это их неотъемлемое право проводить эксперимент - так сказать, стендовые испытания техники секса и способности женщины превращать быт не в каторгу, а в райское наслаждение, как баунти. Реклама - двигатель прогресса не только в еде, но и в ... Не сложно догадаться, в чем именно! Подошел Владимир Николаевич Агеев, мы позвали нашего пациента, и началась долгая беседа "за жизнь". Больной, после тех масштабных запросов стационара, которые совершенно бесцеремонно были развернуты перед ним, находился в состоянии грога. Ито сказать, в стационаре так раскатали губу, что попытались решить все свои финансовые проблемы за счет попавшегося на крючок страдальца: предлагали оплатить кучу дополнительных дорогих исследований сомнительной перспективы, а экономическую планку самого лечения подняли до почти американских аппетитов. Мы с Агеевым объясняли пациенту истинные затраты - на покупку антибиотиков и контрольные анализы после лечения. Цена мучений по нашей версии, прямо на глазах у пациента, резко поползла вниз, но больной, напуганный стационарными акулами, уже ничему не верил, он был склонен наложить на себя руки. Я вдруг ясно вспомнил нашу последнюю совместную прогулку по городу всей семейной компанией. Тогда, поймав испытующий взгляд Музы на всей шайке, я вдруг ощутил, что она обобщает свои наблюдения за молодежью, вообще. Наш пример для нее - модель. Я не удержался и спросил ее о мыслях, сопровождающих такие наблюдения. Она позабавила меня своим ответом. Теперь, наблюдая за мимическими переливами у больного, я почувствовал заметное прояснение. Муза говорила, что все мужчины, в той или иной мере, Маленькие принцы: но у кого-то из нас больше от образов, подаренных читателю Сент-Экзюпери, у других - от Венедикта Ерофеева и Андрея Платонова. Эпоха откладывает свой след на внутренней позиции. Один видит себя или мечтает быть таким, как сказочный герой, иной человек никуда не может уйти от сермяжности и кандовости. Она даже процитировала строки из соответствующих произведений, более адекватно отражающие нашу, по ее мнению, чисто российскую суть. Я был солидарен с ее высказываниями, кто может возражать против того, что все наши отечественные принцы - только нищие, а те, кто богат, не являются принцами - они акулы! Но самое страшное, что условные принцы, и беспечные нищие, и богатые акулы забывают, что планета наша - хрупкое создание и ее необходимо беречь. Мой пациент оказывается таким же заложником своих ошибок: "Так я сделал еще одно важное открытие: его родная планета вся-то величиной с дом!" (Сент-Экзюпери). Размышления о трансцендентном, как это бывало многократно, сложились неожиданно в простенькие стихи сугубо планетарного значения, из которых выпирали острые локотки экологических метафор: Планета наша побойтесь Бога - удивительно нежная, нет пустоты! не подходит к ней слово - безбрежная. Наш ресурс на Земле слишком мал - Не поганьте Душу, не терзайте так! Славьте Господа, Ибо Он благ. не стоит доброе Не робей в молитве - превращать в кал! Ибо вовек милость Его. Закройте краны грязной воды - Безгрешных принцев нет на Земле ни одного! Сейчас, наблюдая ущербность больного, втиснутую в него самой жизнью и авантюристами-грабителями из стационара больницы, я откопал у себя в памяти подходящую цитату из Андрея Платонова: "Ребенок повернул голову к людям, испугался чужих и жалобно заплакал, ухватив рубашку отца в складки, как свою защиту; его горе было безмолвным, лишенным сознания остальной жизни и потому неутешным; он так грустил по мертвому отцу, что мертвый мог бы быть счастливым". От этих платоновских откровений мне стало больно и обидно: прежде всего, за то, что придурковатые, с позволения сказать, организаторы отечественного здравоохранения, так раскорячили сознание врачей, что те, вместо решительной защиты своих пациентов, посягнули на основной принцип медицины - милосердие. За это необходимо лишать диплома без суда и следствия - только по одному подозрению, по ответу на простой вопрос - "С кем ты, доктор, с Богом или с Дьяволом?" Моментально вспомнились слова Святого Апостола Павла в известном Послании к Титу (1: 15): "Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть". От того же Андрея Платонова, вдоволь намыкавшегося в сталинские времена и нахлебавшегося ядовитым молоком от родины-мачехи, пришло новое воспоминание - приговор одного мастера-наставника, вынесенный своему заблудшему ученику по другой, не медицинской, профессии: "Я, - говорит, - серьезно допустил, что ты отродье старинных мастеров, а ты так себе - чернорабочая сила, шлак из-под бабы!" Вот она суть, если угодно, момент истины, исходящие от тех, кто получил путевку в профессию по классовому, а не душевному принципу: "Яблоко от яблони не далеко падает!" Нечему и удивляться: мочиться под себя будет тот, кто должен мочиться, а "мочить в сортире" необходимо тех, кто заслужил этого, кто не желает, по скудоумию своему, исповедывать главный принцип цивилизованности: "Живи так, чтобы не мешать жить другим, если уж не умеешь помогать ближнему!" Общими усилиями удалось вернуть пациенту уверенность в то, что мир населяют не одни только поганцы, да продажные шкуры, готовые на чужом горе строить свои успехи, свой бизнес - "и которые прикасались, исцелялись" (От Матфея 14: 36).. Многие из них просто путают истинные рыночные отношения с рынком, на котором торгуют совестью и цветами. Еще Долан и Линдсей - известные зарубежные экономисты, специалисты "рынка" предупреждали: "Человеческие нужды должны удовлетворяться прежде любых других нужд". Истинные рыночные отношения предполагают, прежде всего, наличие платежеспособного населения, имеющего материальные возможности для удовлетворения своих разнообразных потребностей. Только тогда и возможна достойная "купля - продажа". Именно поэтому никто из серьезных зарубежных специалистов не считает нашу страну "рыночной". Сейчас в нашем отечестве даже в области здравоохранения идет обычный грабеж в темной подворотне. Подавляющая часть населения не является в экономическом плане дееспособной. Жирует же только маленькая кучка проходимцев, вдруг моментально забывших, что их капитал украден у остального населения. Страдает в таких условиях больше всего истина, от горя повернувшаяся к медикам спиной: "Много потерпела от многих врачей, истощила все, что было у ней, и не получила никакой пользы, но пришла еще в худшее состояние" (От Марка 5: 26). Когда директор медицинской страховой компании наглеет до того, что вместо организации качественной медицинской помощи покупает иномарку, якобы для нужд страховой компании, взвинчивает собственные доходы, обвешивается, как пошлая кокотка, золотыми перстнями, слишком много внимания уделяет роскоши интерьера и масштабам своего рабочего кабинета, то это означает, что он всего лишь забыл уроки истории. Диктатура пролетариата - страшная сила! А вернуться к ней очень легко! В дверь постучались: вошли знакомые лица - Жанна и Тина. Они вербовали страдальцев к себе в дневной стационар, в котором работали, - но чудаки появлялись редко. Уж слишком хорошо наши подопечные знали эту "сладкую парочку". Началось покушение на больного с донованозом: я, как всегда, слегка потворствовал женщинам, особенно, если они в белых халатах и все еще представляют некоторый соблазн для половозрелого мужчины. Агеев стоял насмерть и решительно протестовал против передачи серьезного больного в руки коновалов. И все складывалось по Библии: "Он сказал им: вы от нижних, Я от высших; вы от мира сего, Я не от сего мира" (От Иоанна 8: 23). Хорошо, что спешно явилась Олечка, после воскресного отдыха она была неотразима. Стихи и пошлость из меня посыпались неожиданным летним градом: Стройная, гибкая, Но прячем глаза: как счастья улыбка, я - остолоп, явилась она - ты - егоза ! весной заражена! Не могу остановить Моих восторгов суть восторгов прыть: прет из трусов - Быть или не Быть? аж, жуть! Пора обсудить! Олечка расправила плечи, сжала длиннущие, как у скрипачки, пальцы в острокостные кул