еревозками
по акватории туда-сюда. Много тут болталось разного люда. Никто не удивился
также, когда мальчонка попросил, не привлекая внимания, подвезти его в ночик
борту крейсера. Ну мало ли какие мысли в голове у мальчонки с гранатой в
руке. Кряжистый лодочник только напружился и напыжился изрыгая ругательства
из натруженного горла, когда узнал, что мальчонке нечем платить. Наконец,
вволю отругавшись, он сипло спросил:
- Чем платить будешь, паскудина, еб твою мать?
Мальчонка не ответил. Его душила злоба на этого тупого жлоба, который
даже не удосужился смазать маслом уключину старой лодки, и теперь она
скрипела, привлекая к себе внимание береговой охраны. Профессор Лебединский
сжимал в маленьком потном кулачонке гранату, подаренную Лениным. Какая
низость - лодочник сейчас думает о грязных деньгах вместо того, чтобы думать
о революции, о счастье всего народа! Если бы только он смог, если бы у него
были силы, он ликвидировал бы этого прихвостня капитала в зародыше! Вот
только где у него зародыш, у проклятого лодочника?
Стоп! До ведь он видел сегодня днем этого рыжего детину на рынке!
Лодочник покупал мясо птицы и масло. Почему же он не смазал уключину маслом?
Ведь масло у него было! Небось, все своим детям поганым скормил, мещанин
проклятый. Ни грамма для революции не оставил, обывателишка, гнилой
интеллигент, кровопийца, судовладелец, эксплуататор...
...А потом было предательство. Дозорный на вышке засек подозрительного
мальчика на скрипучей лодке, доложил по инстанции, их благородия выслали
катер и не дали справедливым замыслам Ленина осуществиться. Более того,
хлопая холеной, не знавшей мозолей ладонью по трудовой попе мальчика,
офицер, отнявший у него подарок Ленина, кощунствовал, говоря такие слова:
"Твой Ленин - говно. Ленин твой - полное говно."
Этого предательства Лебединский лодочнику не простил. Позже, будучи уже
молодым аспирантом молодой советской власти Лебединский столкнулся на
Невском с постаревшим лодочником нос к носу. Лодочник, шедший с рынка с
мясом птицы и маслом,не узнал в будущем профессоре того пацаненка, которого
когда-то сдал царским властям. Но Лебединский-то его узнал! И проследил за
лодочником до самого дома. И написал на него донос в ГПУ. И лодочник понес
заслуженное наказание в виде 10 лет лишения свободы с последующим
расстрелом. Собаке - собачья смерть, рассудил Лебединский. Потом он стал
профессором и о лодочнике больше не вспоминал...
А теперь старенький опытный профессор работал аналитиком одного
московского политика, имя которого слишком известно, чтобы его произносить
вслух.
Старик прошаркал к столу и занялся заказанной ему разработкой
стратегического плана. Ему нужно было ни много ни мало, разгадать главную
тайну российской политики.
Лебединский дрожащей старческой рукой вывел в центре большого листа
ватмана имя "Егор" и обвел его в кружочек. Немного подумав, он от "Егора"
провел наверх линию к кружочку с надписью "Лигачев". Затем такую же линию от
"Егора" нарисовал вниз к кружочку "Гайдар". От "Гайдара" неровная линия
потянулась вправо к надписи "Гейдар", а уже от нее к небольшому квадратику
под названием "Алиев". Так, уже что-то вырисовывается.
Ну-ка, посмотрим еще раз. "Лигачев" - "Егор" - "Гайдар" - "Гейдар" -
"Алиев". Что ж, "Гейдар" - вполне допустимое для азербайджанского
языкаискажение фамилии "Гайдар". Могло быть и хуже, Кавказ все-таки, своя
специфика. И, кстати, Алиев когда-то работал в КГБ, что тоже немаловажно.
Так-так-так...
Егор - Алиев. Лигачев - Гайдар.
Да это же одно и тоже лицо!!!
Профессор Лебединский вспотел от пришедшей в голову догадки, быстро
скомкал лист ватмана, бросил его в стоящий под столом металлический таз для
сжигания бумаг и чиркнул спичкой. Пламя нехотя ухватило край плотной бумаги
и начало медленно, но верно пожирать схему. Профессор поудобнее перехватил
клюку. После того как догорит, нужно будет тщательно перемешать пепел. Он
сам читал в газете, что сейчас существуют методики восстановления
написанного по сгоревшей бумаге, если она не разрушена механически, не
превращена в черную пыль, в пепел.
Только в пепел! А пепел в унитаз. Чтоб никаких следов! Профессор
понимал, что носитель такой тайны, какую прознал сейчас он, долго не
проживет. А профессор хотел жить долго, хотя ему было уже 95 лет, хотя он
был болен раком, и за ним давно уже гонялась питерская мафия, которой он был
должен около 20 тысяч долларов.
Глава 9.
Гейдар Алиев проснулся рано. За окном вставало свободное солнце
независимого Азербайджана. У Гейдара тоже по утрам вставало в душе и поэтому
он чувствовал себя в чем-то родственным солнцу. "Я и солнце - два
самосветящихся объекта, - думал Алиев лежа в кровати, имевшей размеры 4 х4,6
метра. - В отличие от планет, которые, как известно, светят отраженным
светом, мы светимся сами. Во вселенной множество звезд и, должно быть, еще
большее количество планет. Так и на Земле много людей светлых разумом, но
еще больше людей протухших, которые потеряли светимость."
Государственные размышления главы независимого государства прервал
вежливый звоночек внутренней связи.
- Тормогазы кара богаз гол, шайтан? - по-азербайджански спросил Алиев.
В узком кругу он иногда любил щегольнуть знанием родного языка.
- Кит ташак ка частушки-оглы, - вежливо сказал динамик голосом
помощника.
Алиев вспомнил, что еще неделю назад он просил из-под земли достать ему
какого-нибудь поэта-песенника, могущего сочинять частушки, чтобы потом с
помощью спецслужб запустить эти частушки в народ для дискредитации своих
внутренних противников.
- Кил мында.. Сейчас выйду, оденусь только, - Алиев снял ночной колпак
расшитый платиновыми нитями.
Через полчаса он уже был в тронном зале президентского дворца. Помощник
ввел усатого человека, на которого было жалко смотреть: усач был весь с ног
до головы перемазан грязью.
- Это Дмитрий Быков, толстый русский поэт, - представил поэта помощник.
- Почему такой нечистый? - спросил Алиев.
- Так ведь гяур, - не понял помощник.
- Нет, я спрашиваю, почему такой грязный?
- А-а... Так вы же сами приказали достать из-под земли, - растерялся
помощник. - Пришлось сначала закопать.
Алиев поморщился: сколь глупыйнарод достался ему в управление! Может,
попробовать баллотироваться на пост президента России? Русские по крайней
мере закапывать бы не стали. Просто пиздюлей бы навешали и все.
- Тебе объяснили задачу?
Быков кивнул.
- Ну тогда давай, сочиняй, - Алиев царственно развалился на троне.
- Значит, так, - задумался Быков, почесывая некоторые толщины тела. -
Э-э-э... Ну, например... Ну вот, например. Сейчас с выражением прочту.
Он поднял вверх руку и продекламировал:
- Я скажу вам не тая:
Абульфаза Эльчибья
Придавлю, как воробья!
Алиев расхохотался так, что у него даже выступили слезы. И вдруг резко
прекратил смех.
- Погоди! А где же выражение? Ты же обещал с выражением прочесть!
- Выражение?.. Пожалуйста: "Еб твою мать!"
- Вот это другое дело, - кивнул Алиев. - Обещанное нужно выполнять.
Отвечать за свои слова. Ладно, дальше давай.
Быков снова вскинул руку:
- Это что за пидорас?
А это Эльчибей Абульфаз!
Алиев снова расхохотался до слез.
- "Пидорас", говорит... Ой, не могу...И складно, главное... Эльчибей -
пидорас. Ох, смешно... Еще! Еще давай!
Воодушевленный успехом, Быков вновь по-ленинскизадрал руку:
- В вендиспансер Эльчибей
Притащил свой гонорей!
От хохота Алиев начал потихоньку сползать с трона.
- Ну, уморил, щелкопер! Ну, я не могу!.. Ой, ой... Заболел, говорит...
Ох, ха-ха... Триппером... А ну, еще!
- Абульфаза Эльчибья
Посылаем мы к свиньям!
А Алиева Гейдара
Мудрецом зовут не даром.
Алиев хохотал без перерыва, утирая слезы:
- Этот, говорит, мудрец... Ха-ха... А того - к свиньям... Ха-ха-ха...
Еще давай, гений!
Быков крякнул, прокашлялся и уже более уверенно зачитал:
- У Абульфаза Эльчибея
Мозгов не больше,
чем у курицы в жопе!
Новый взрыв хохота сотряс престарелое тело диктатора.
- А-а-а... о-о-о... Чем, говорит, у курицы... Уморил, подлец.
Внезапно Алиев оборвал смех, спросил подозрительно:
- А почему не складно?
- Белые стихи. Верлибр, по-научному, - не растерялся поэт Быков.
- Да? А петь их можно?
- Ну разумеется! - горячо воскликнул поэт Быков.
- Тогда ладно, - Алиев хлопнул в ладоши. Вбежала челядь. - Так, гения
накормить, наградить шубой с моего плеча.
Быков обратил внимание, что челядь на мгновение замялась. Это не
укрылось и от острого глаза диктатора.
- Ну что еще? В чем заминка?
Челядь переглянулась. Наконец помощник решился:
- У вас нет шубы. Осмелюсь напомнить: Азербайджан достаточно теплая
страна. В холодное время вы носите турецкую кожаную куртку с меховой
подстежкой на молнии. Но ее мы отдать не можем: она единственная.
Алиев пожевал губами.
- А трусов у меня сколько?
- О, трусов у вас немеряно!
- Хорошо, подарите ему трусы с моего... э-э, с моего э-э... Как это
по-русски?...
- Плеча, - подсказал помощник.
Диктатор поморщился.
- Может, ты и носишь трусы на плечах, а я их ниже надеваю.
- Это просто идиоматическое выражение. Главное, что со своего тела.
- Ну ладно, как знаешь. Пускай с тела. Трусы с тела. Главное, чтоб
телом пахли. Кстати, давно хотел спросить - а кто мне стирает трусы, носки и
майки, достаточно ли проверенный человек?
- Докладываю: трусы и другое нижнее белье вам стирает Алла Борисовна
Пугачева.
- Как так? Сама? - не скрыл удивления Алиев.
- Ну не сама, конечно, у нее женщина одна приходящая стирает. Вместе с
хозяйскими шмотками - и ваши трусы.
Алиев на некоторое время задумался.
- Н-да, хорошо это мы русских умыли... Но зачем так далеко отсылать?
Ждать же долго.
Помощник в волнении почесал кончик носа.
- Ну не так уж и долго. Самолетом "Азербайджанских авиалиний"
отправляем. День туда, день там, день обратно. Не очень удобно, конечно, но
зато какова операция! Маленький не зависимый ни от кого Азербайджан так
унизил и подставил великую сверхдержаву!
- Да, здорово. А Москва знает?
- Нет, конечно, это же секретная операция, разработанная нашей
разведкой. Если Кремль узнает, они это дело немедленно прекратят, приставят
к Пугачевой свою прачку из ФСБ или из службы военной контрразведки. Но это
крупнейшая и самая удачная наша операцияза последнее время. Все остальные
операции нашей разведки пока провалились. Мы ведь, в принципе, молодая
нация, разведку только ставим еще, учимся. И уже такой успех! Задействовали
наше землячество в Москве.
- Всех участников операции втайне наградить "Орденом солнечного
Азербайджана", но сами ордена не выдавать. Пусть хранятся у меня в сейфе.
Нечего золотые вещи всяким оборванцам раздавать. Все равно пропьют или
продадут за гнилой лаваш... Ладно, значит, этого, - Алиев указал на молча
слушающего поэта Быкова, - накормить, все частушки переписать, выдать трусы,
- я сейчас схожу сниму, - наградить тоже орденом, но орден не выдавать. Все
свободны...
...Над независимым Азербайджаном свободно вставало вольное солнце...
Глава 10.
Почерневший от переживаний банан хлюпко врезался в лицо Анпилова и
бессильно опал, оставив на лице непримиримого вождя нечто жидко-осклизлое.
Анпилов хотел выругаться по-трудовому, по рабоче-крестьянски, но
сдержался, потому что вокруг были дети. Собственно, один из этих детей и
бросил банан к нему в клетку. Утирая натруженное за день лицо от остатков
заморской дряни, Анпилов посмотрел на мальчонку. Так и есть - типичный
представитель московско-лужковского зажравшегося буржуазного класса -
толстый мальчик с наглой улыбкой боя, хозяина жизни.
После компрадорских гонений и оппортунистических разоблачений в
продажной прессе Анпилова нигде не брали на работу, предполагая, что на
рабочем месте он может что-нибудь спиздить и унести к себе домой. Поэтому
Анпилову пришлось устроиться в зоопарк обезьяной.
Анпилов теперь называл себя пролетарием шоу-бизнеса. Платили, конечно,
не много, а рабочий день - ненормированный. Зато кормежка бесплатная и есть
можно без ограничений. Наоборот, питание на глазах у посетителей сугубо
поощрялось, поскольку зажравшимся московским детишкам очень нравилось, когда
животные едят.
- А если я ужру больше пайки? - спросил Анпилов при устройстве на
работу.
- Ничего страшного, - успокоила его пресс-секретарь зоопарка Наталья
Истратова. - Еще дадим. Кормежка животных выделена в московском бюджете
отдельной строкой. Жрите хоть до усеру. Кстати, туалет для работников
зоопарка и зверей - бесплатный. Можете ходить в уголок клетки, там есть
специальный сток. И по-маленькому, и по-большому, и покакать. В другом углу
развлечения - старая автомобильная покрышка на канате.
...Так началась работа маленького Виктора в большом зоопарке. Хотя
клетка Анпилова была не на самом виду, он пользовался определенным успехом.
Мамы без конца подводили лопоухих и конопатых противных детишек к его
клетке. И дети, шлепая омерзительными губами, читали по складам надпись на
табличке: "Грязный московский коммунист (anpilus debilus skotina), ареал
обитания - трущобы. Питается отбросами буржуазии. Верхи не могут, низы не
хотят."
Анпилов, раскачиваясь от пролетарского гнева к эксплуататорам, ходил из
угла в угол клетки, на виду у публики опорожнял кишечник в цементный
водосток и, бия себя в грудь, периодически требовал самку. Он остро
ненавидел этих сытых детишек, которые по-хозяйски свесив ножки сидели на
папиных шеях, а сами ни гроша не заработали. И даже в красных девчачьих
бантах Анпилову чудилась великая издевка над красным знаменем борющегося
пролетариата. "Малолетние бляди! - думал Анпилов глядя на первоклассниц с
огромными бантами. - Вырастут и уже через пару лет пойдут ублажать
компрадоров, продающих трудовые сбережения акулам капитала." Совсем
по-другому он относился к честным давалкам с рабочих окраин, которые
бесплатно обслуживали физиологические потребности членов партии. Этих
пожилых и не всегда трезвых женщин в синих халатах, со спущенными
хлопчатобумажными чулками он называл работницами тела и искренне уважал за
то, что они не продавали его (тело) предателям, прихвостням и двурушникам.
Но более всего Анпилова распирало от ярости благородной, вскипавшей как
волна, когда в очередной раз перед клеткой возникала хрестоматийная кепка
столичного мэра. Лужков всегда приходил в сопровождении каких-то продажных
чиновников, наживших миллиарды на народном горе. Они неслышно
переговаривались и смеялись, показывая пальцами на Анпилова. Анпилову было
горько, потому что за спинами этих преступников он видел миллионы и миллионы
обездоленных пролетариев, у которых отняли последнюю надежду на самое
лучшее. И он ничего не мог с ними сделать, сидя в клетке, впрочем, как и
будучи на воле. Правда, вскоре он нашел способ выказать им свое презрение и
превосходство. И как ни странно, помогла ему в этом лужковская
прихлебательница, принимавшая его на работу, - Истратова. Она, чтобы Анпилов
не скучал и лучше вживался в образ, подарила ему книгу про обезьян. Там
Анпилов и вычитал, что в обезьяньих стадах главный самец, показывая
подчиненным самцам свое превосходство и одновременно угрожая, демонстрирует
им эрегированный половой орган. То есть член. "Так вот почему при советской
власти каждый первый секретарь обкома вербально демонстрировал всем
подчиненным свои первичные половые признаки! Ведь мы же тоже приматы!" -
догадался Анпилов. С тех пор он так и делал.
Как только возле клетки возникала мэрская кепка, Анпилов, выпячивая
вперед тазобедренную часть, демонстрировал мэру и его свите красный
детородный орган. Чтобы демонстрация происходила по всем правилам науки о
приматах, орган должен был быть непременно в угрожающем состоянии. Именно
этого поначалу Анпилов добиться не мог. Его нижнее "я" никак не желало
подчиняться властным командам верхнего "я". Анпилов попробовал во время
демонстрации усиленно думать о половых актах приматов, надеясь, что это
возбудит его. Срабатывало не всегда. Тогда Анпилов стал каждый раз
представлять себе различные соблазнительные картинки - повешенного Чубайса,
волну народного гнева, памятник Ленину. И дело наладилось. В дальнейшем
представления соблазнительных картин уже не занимали много времени,
поскольку у Анпилова уже выработался условный рефлекс на кепку мэра.
Богатырь Анпилова занимал боевую позицию сразу, как только кепка начинала
мелькать за кусточками.
Мэр поначалу не очень тревожно реагировал на выходки этой обезьяны в
клетке. Но потом стал задавать вопросы. Работники зоопарка помявшись,
объяснили, что обезьяна просто видит в Юрии Михайловиче соперника, что и
вызывает подобное ее поведение.
- Соперника на пост мэра? - уточнил Юрий Михайлович. - Или на пост
президента?
- Нет. Обезьяны вне политики. Видимо, этот самец видит в вас конкурента
на самку, - высказал предположение кто-то из свиты.
Юрий Михайлович крякнул. "Нужно будет попросить Куликова провести
негласную слежку за женой," - подумал он, а вслух демократично пошутил:
- А я-то думал макак протестует против возвращения России Севастополя.
Приближенные мягко рассмеялись шутке.
- Но вообще-то говоря, - посерьезнел мэр. - С этим нужно что-то делать.
Дети же ходят. Не дай бог увидят, что у животных тоже есть секс. Пора
наконец разобраться с засильем эротики на московских улицах. А то куда не
глянешь - везде голые глянцевые бабы! Непорядок! Разве бабы бывают голые, я
вас спрашиваю!
Лужков вопросительно обернулся к кому-то из свиты.
- Да ни в жизнь, - бодро ответил товарищ. - Я, например, ни разу в
жизни голой бабы не видел. Надеюсь, что и вы тоже. Просто безобразие.
- Это верно, - поддержал мэра проходивший мимо солдат Говорухин и
кивнул на грозно раскачивающийся багор Анпилова. - Наши предки как-то
размножались безо всех этих штук, всей этой эротики, понимаешь, - и ничего!
Вырастили нас, здоровых бугаев, которые бабы голой не видели. А то устроили,
понимаете, р-р-разврат! Так жить нельзя.
- Вот он, голос народа, - одобрительно покивал мэр вслед уходящему
строевым шагом полысевшему в баталиях солдату Говорухину. - Нужно запретить
этот секс. Необходимо оберегать нравственность народа от народа, который,
неразумный, покупает все эти пошлые журнальчики и развращается. Нужно
охранять наше детство. А то, не дай бог, дети вырастут да начнут сами сексом
заниматься! Что же это будет!..
- Я бы вообще всему народу яйца отрезал, - горячо поддержал линию мэра
его заместитель.
- И мне тоже? - Не понял мэр.
Заместитель стушевался.
- Да нет, Юрий Михайлович. Я имел в виду только народ. Зачем ему яйца?
Зря только болтаются без пользы. А вам, конечно, яйца нужны. Вы же мэр
города!
- Ну ты все равно перегнул палку, - погрозил пальцем мэр. (При слове
"палка" заместитель густо покраснел.) - В прежние времена я бы сказал, что
это чистой воды оппортунизм. Так огульно нельзя. Всем - яйца... Нет, нужно
выделить определенные места в городе, где люди с яйцами могли бы их отре...
тьфу ты!.. покупать эротическую продукцию.
В это время к группе сановников вернулся престарелый солдат Говорухин.
Видно, наболело у человека, решил-таки высказаться до конца.
- Я считаю, - поднял палец воин, - что услугами женщин и всякой
порнографией пользуются только слабоумные извращенцы. Они запираются в
кабинках и дрочат, дрочат, дрочат, дрочат, дрочат...
Рука солдата непроизвольно сжалась в кулак, а глаза затуманились
воспоминаниями далекого детства и близкой армии.
- Разве приличная мать-героиня или доярка-рекордистка, надаивающая по
дюжине гектолитров из каждой сиськи, разденется догола в журнале? Нет! Разве
любая приличная женщина разденется догола в журнале? Нет! Разве можно себе
представить, что, например, достойнейшая женщина всех времен и народов -
Пугачева вдруг оголит свои телеса для услады взоров импотентствующих мужчин?
Нет! Достоинство надо иметь. У голой женщины нет достоинства. Потому что все
ее достоинство - в трусах, лифчике и другой одежде.
- Кстати, насчет Пугачевой, - Лужков щелкнул пальцами. - Пугачева
затеяла свою игру. У нее какие-то дела с Лебедем, этим портупейным
художником. Далеко пойдет баба. Любит военных.
Мэр оплошал: он не должен был вести политических разговоров при
посторонних. Заместитель мэра тут попробовал исправить оплошность, удалив
настойчивого солдата.
- Между прочим, а почему у вас ремень на яйцах? - он ткнул пальцем в
пряжку Говорухина.
- Так я же дембель. Мне положено.
- А что это ты сегодня все о яйцах, да о яйцах? - спросил Лужков, не
понявший своей промашки.
- С утра не ел ничего, - попытался вывернуться заместитель.
- А я думал, музыка навеяла, -улыбаясь кивнул мэр в сторону ритмично
колотящего в грудь Анпилова с разгоряченным достоинством. Анпилов гулко ухал
и старался осмыслить сказанное проклятыми капиталистами и их прихвостнем в
солдатской шинели.
Он уже сделал кое-какие выводы. А именно: Пугачева нацелилась на
президентское кресло. Господи, что же делать-то?!. Теперь он точно не будет
президентом России! А жаль. Уж он бы показал всем этим, понимаешь,
россиянам, как надо управляться со страной. Он бы показал им... Уж
чего-чего, а показывать теперь он умел хорошо. Только кепкой помаши...
Но кепка ушла в сопровождении свиты, и богатырь Анпилова бессильно
опал, как гнилой банан.
Глава 11.
Алла Пугачева споткнулась о ступеньку в парадном, выставила вперед руки
и ударилась головой о дверь лифта. Бабах! Оргалитовая дверь с накладкой под
богатое дерево треснула.
"Вот, блин, не везет так не везет! И как это у меня так получилось?" -
Пугачева прошла назад, спустилась на несколько ступенек и попробовала
подняться вновь. И опять зацепилась носком о верхнюю ступеньку, споткнулась,
выставила вперед руки и сделав короткий выбег с большим наклоном, ударилась
головой о вторую половинку дверцы лифта. Бабах! Оргалит треснул.
Пугачева внимательно осмотрела модные ботинки фирмы "Klistirnaya
trubka" купленные в Париже за 9999,98 долларов. На носке правого ботинка
виднелся грязный след от ступеньки. Затем Пугачева внимательно осмотрела
второй ботинок и саму верхнюю ступеньку, но ничего подозрительного не нашла.
Она вновь, уже осторожнее сошла вниз на один пролет и начала новое
восхождение. Теперь она была умнее, пошла не с правой, а с левой ноги. И
результат оказался прямо противоположным - Пугачева споткнулась теперь уже
левой ногой, пробежала, падая, до другого лифта и ломанулась головой о
дверцу. Бабах! Оргалитовая половинка дверцы треснула.
"А говорят, чудес не бывает. Трижды, как нарочно", - про себя
подивилась Алла и открыла дверь своей роскошно обставленной квартиры. Она
уже собиралась войти, но что-то удержало ее. Какая-то асимметрия окружающего
пространства царапнула нежную, склонную к красоте душу. Несколько секунд
Пугачева раздумывала и вдруг поняла. Подошла к левому лифту и изо всех сил
ударила головой по целой половинке двери. Бабах! Оргалит треснул, и
симметрия была восстановлена.
Дома мужа не было. Зато вместо него лежала записка, на которой
голубовато-перламутровым по гербовой было каллиграфически написано: "Зайка
мая! Твой Филя пашел в магазин за филе. Заодно куплю уж водки Апсалют."
- Тебе только про зайку и петь, грамотей, - бормотнула Пугачева и
начала раздеваться. Увлекшись она незаметно проскочила нужную стадию и
разделась до трусов, но потом спохватилась и отработала обратно - одела
галифе от Версаче, бюстгалстук и блузку фирмы "Krasiw kak jopa".
Вскоре пришел и ее лучезарный, ослепительно тугозадый муж.
- Ну что, купил филе? - спросила Пугачева механически почесывая "мягкое
подбрюшье Европы", как она называла свою мохнатку - песцовое манто. Пугачева
часто носила манто: у нее зябли ноги.
- Купил, - лаконично ответил тугозадый и стал доставать из золотой
авоськи куски нежнейшей бакланьей вырезки, баночки с замаринованным в
яблочном уксусе филе соловья, замороженные яйца барана - полуфабрикат для
супа кандей. Кроме того, на свет божий были извлечены фаршированные костной
мукой бизоньи рога, мездра молодого осла, планктон в китовом усе и два
ласточкиных гнезда.
- А гнезда где купил? - спросила Пугачева, подозрительно оглядывая
коричневые глиняные шары.
- У дворника. Он на чердаке сорвал. Экологически чистый продукт, -
объяснил Филипп.
- Блин, хозяйственный какой! Теперь иди и отмой их от кошачьего дерьма.
- Там еще внутри птенцы насрали в прошлом году, - похвастался Филипп. -
Но мыть нельзя: глина размокнет.
- Ну, оставь для навару. И так уже все говорят: Пугачева всякое говно
жрет, оттого и толстеет. Пусть дальше говорят! Раз мы обнищали, опустились,
давай говно жрать, давай!..
- Не кипятись, зайка моя, не кипятись, любимая, я ведь хотел как лучше.
- Ты всегда хочешь как лучше, а получается... Ты зачем Черномырдину
руку на коленку клал?!
- Я-а?!. Ну, клал. Но один раз и очень ненадолго. Все ж таки он наш
президент.
- Кто президент, придурок? Кто президент?! Сколько раз тебя учила!
Убью!
- Ну прости, ну ошибся. Ну не люблю же я эту политику, сама знаешь.
Политика - грязное дело... Я творчество люблю...Ну не Черномырдин. Этот...
Пельцин.
- Какой еще Пельцин?! Ельцин! Ельцин, идиот! Ты же на концертах за него
голосовал! "Зайка моя"!.. Господи, и они еще говорят, почему мы периодически
ссоримся... Потому что ты дурак! Дурак ты полный, понял!.. Так, а Путин кто?
- Путин... Он... Он главный в этом... начальник этого...
- Ну!...
- Сдаюсь.
- Твою мать! Запомни раз и навсегда, заруби себе на носу -
премьер-министр он!
- Премьер-министр, - послушно повторил Филипп.
- Что это значит?
Филипп опустил голову.
- Ну! Чего молчишь-то?
- Не знаю, - буркнул он. - Ты не объясняла.
- Сто раз объясняла, сто раз! Это первый министр. Над всеми министрами
начальник. Министр - это умный человек. Поэтому министром тебе не быть
никогда. Разве что президентом. Вот президентом артист может стать и тому в
истории примеров немало. Только жопой покрути перед народом покрасивее,
пообещай с три короба и за тебя проголосуют...
Размышления Пугачевой о политике прервал звонок телефона. Телефон был
сделан на заказ уральскими мастерами, полгода не видевшими зарплату и потому
обеими руками вцепившимися в частный заказ знаменитой певицы. Правда,
заплатила Пугачева не много, чтобы не разбаловать черную кость, но
почерневшие от злой судьбы потомки демидовских камнерезов и этому
радовались. Они изготовили из материалов заказчика чудо-вещицу. Корпус
аппарата был сделан из белого золота, а диск - из красного. Цифирки выложены
мелкими бриллиантиками. В центре же наборного диска сиял огромный изумруд -
подарок индийского раджи принцу Шакья-Муни. Впоследствии изумруд принцем был
утерян и попал в святилище храма богини Вишну, откуда через несколько веков
похищен английскими колонизаторами, беспощадно грабившими сокровища
Вест-Индии. Попав через полковника Чемберлена в туманный Лондон, камень
начал свой кровавый путь по Европе. Во время Наполеоновского нашествия
камень, принадлежащий тогда французскому офицеру Сирано де Бержераку, попал
в Москву. Где и был благополучно похищен у Бержерака дворовой девкой Дуняшей
Чебздураковой, двоюродной сестрой Пушкина. Чтобы замести следы преступления
(кража личного имущества, ст. 158 Уложения о наказаниях) Дуняша ночью
торопливо оделась и подожгла квартиру со спящим французом большим кремневым
кресалом, подаренным ей самим Державиным перед смертью. Сходя в гроб, он
благословил Дуняшу этим кресалом, отчего на ее чистом челе на всю жизнь
остался не очень заметный шрам.
Пламя перекинулось на окрестные дома, и вскоре деревянная Москва
полыхала. А Дуняша не чуя ног бежала по зимнику к партизанам, где девушку
уже ждал ее подельник и сожитель Денис Давыдов. Кстати, интересна судьба
обокраденного де Бержерака. Он не сгорел в великом пожаре народной войны, а
был вытащен из огня юным Франсуа Миттераном - своим адъютантом и любовником,
чему не стоит удивляться, поскольку известно, что все французы - пидорасы.
После войны в поисках изумруда де Бержерак приехал в Россию в качестве
туриста, имея паспорт на имя Дантеса. Появившись в высшем обществе, он был
представлен Пушкину, через которого пытался разузнать про Дуняшу.
Подозрительный Пушкин, во всех видевший шпионов и врагов народа, на всякий
случай вызвал француза на дуэль, где и застрелил оного с третьего выстрела.
Вернувшись домой к няньке Пушкин посмеиваясь бросил перчатки в цилиндр и
пробормотал буквально следующее: "Ай да Пушкин, ай да сукин сын, еб твою
мать!" На следующий день эту фразу уже повторяла вся прогрессивная Россия.
Царь был разгневан и подписал приказ о высылке поэта в село Шушенское, где
уже доживал последние дни Денис Давыдов со своей безвременно почившей женой
Дуняшей, в девичестве Чебздураковой. Дождавшись смерти фронтового товарища,
Пушкин завладел камнем. Так изумруд достался великому поэту, который
проиграл его в карты заезжему пруссаку, имени которого история до нас не
донесла. (По другим же источникам пруссака звали Дитрих фон Папен, что также
ни о чем никому не говорит.)
Во время Первой мировой войны изумруд снова попадает в Россию. Он
прибывает запломбированным вагоном в брючном кармане полного революционных
сил Ульянова-Ленина.
- На построение нового, справедливого общества вам понадобиться много
денег, - говорил Ульянову шеф немецкой разведки Фридрих Ибрагимович Ницше,
протягивая зеленый камень несказанной красоты. - Вот возьмите на первое
время. Билет в запломбированный вагон вам выдадут в нашей канцелярии. Не
забудьте поставить печать в регистратуре.
Ленин был тронут. Ленин прослезился.
- Мы поставим вам памятник в сквере, где-нибудь у Никитских ворот, -
пообещал он немцу.
И обманул. Забыл. В гражданскую и во времена разрухи было просто
некогда. Только в 1924 году, незадолго до смерти, он вспомнил обещание
данное Ницше, но болезнь не позволила завершить задуманное. Ленин долго и
безуспешно пытался парализованной рукой написать на клочке бумаги про
необходимость постановки памятника у Никитских ворот Фридриху Ницше, но рука
не слушалась, и получались каракули, в которых Крупская опознавала почему-то
неприличные трехбуквенные слова. Надежда Константиновна смущалась, смеялась
и махала на мужа рукой, повторяя:
- Ах, Володя, ну какой ты озорник, право! Ну не теперь, позже, когда
поправишься. Сейчас врачи не велят.
Ленин гневался и глазами требовал вызвать Сталина. Приходил Сталин,
просил врачей и жену оставить их наедине, после чего долго изучал
распростертое тело Ильича, тыкал ему в лицо мундштуком своей трубки, будто
пробуя лицо на упругость, после чего удивляясь говорил:
- Жыв ещо товарищ Лэнин, нэ умэр! - Прохаживался по комнате,
поскрипывая сапогами, затягивался, выпускал дым, затем выносил резолюцию: -
И нэ умрет! Патаму что - Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жит! Правилно я
гаварю, Владимир Ильич? В крайнэм случае - забалзамируем, вэ!
Ленин мычал и кивал. Он бы и сам был не прочь еще пожить, да старая с
косой повадилась приходить по утрам, напоминала, что пора и честь знать.
"Лучше бы Дед Мороз пришел," - тоскливо думал Ленин. И он пришел! Улыбчивый
старик подарил вождю игрушечный крейсер с надписью "Аврора", пачку
американской жвачки "Орбит" без сахара (chewing gum sugarfree) и прокладки с
крылышками для жены...
Во время одного из таких посещений Сталин отнял у Ленина изумруд:
пользуясь беспомощным состоянием последнего просто вытащил камень из-под
подушки, не обращая внимания на слезы больного. А через пять лет по пьяной
лавочке подарил изумруд подслеповатому Калинину, у которого, в свою очередь,
камень выкрал, улучив удобный момент, сын Сталина Яков Джугашвили, который
видел, как папка дарил несказанный изумруд какому-то деду с жиденькой
бородкой. В принципе, Яков стариков любил и никогда зря не обижал, но здесь
соблазн оказался сильнее. Встретив Калинина как-то вечером в полутемном
кремлевском коридоре Яков внезапно выскочил из-за атласной портьеры и
двумя-тремя ударами по лицу привел старика в бессмысленное горизонтальное
состояние. После чего, воровато оглядываясь, вытащил у него из жилетного
кармана камень и убежал, попутно раздавив стариковское пенсне, упавшее на
пол с поврежденного лица.
С чудным камнем Яков никогда не расставался, с ним же и попал в плен к
фашистским захватчикам и фашистским оккупантам. Отступающие немцы вывезли
изумруд в Верхнюю Силезию, где через 30 лет его нашел писатель и романист
Юлиан Семенов вместо разыскиваемой Янтарной комнаты. Так изумруд вновь
попадает в Россию, в Оружейную палату. Из Оружейной палаты камень забрала
дочь генсека Галина Брежнева, которая тем и отличалась от всех прочих
дочерей Советского Союза, что жила при практическом коммунизме, то есть
могла беспрепятственно брать в любом магазине и музее любую приглянувшуюся
вещь. Однажды из Московского зоопарка ею был даже аннексирован
павиан-трехлетка, коего сластолюбивая дочь генсека какое-то время
использовала в качестве неутомимого самца. Но неутомимость оказалась
призрачной - более легендарной, нежели реальной, и уже через полгода
истощенный павиан покоился на Новодевичьем кладбище под мраморной плитой с
надписью "Анастас Микоян". Это была шутка Семичастного, тогдашнего
Председателя КГБ. Политбюро шутка понравилась. Больше всех смеялся и хлопал
сам Микоян, впоследствии из-за занятости своего места на Новодевичьем
похороненный на неизвестном подмосковном погосте в безымянной могиле с
фанерным номером "13".
От Галины Брежневой изумруд по наследству перешел артисту оригинального
жанра Юрию Горному, который на сцене лбом колол грецкие орехи. После того,
как кавказские республики - поставщики грецкого ореха - вышли из состава
СССР, Горный продал изумруд Пугачевой. Сделка была взаимовыгодной. Пугачева
получила вещь необычайной красоты, а Горный - неистощимый запас денег для
закупки орехов в дальнем зарубежье. Горный продолжил свои знаменитые
выступления, а Пугачева наконец впервые за последние две тысячи лет нашла
камню достойное применение.
- Аллоу, - ласковым голосом привычно протянула Пугачева.
- Алла Борисовна? - раздался в трубке низкий и до боли знакомый бас.
Такой бас однажды уже был в ее жизни. Это произошло в промежутке не то
между вторым и третьим мужем, не то между третьим и четвертым. Ах, какой это
был мужчина! Настоящий полковник. Александр Кукуевич Зубоскал. Грудь его
украшали многочисленные ордена и медали, поэтому, когда они занимались
сексом, в гостиничном номере стоял успокаивающий звон.
- Сними свои побрякушки, - злилась Пугачева. - Все груди исцарапал.
- Хирурги новые пришьют, - топорно шутил полковник и пушечно хохотал в
такт возвратно-поступательным движениям.
Шло время, и перед Аллой раскрывалось подлинное лицо настоящего
полковника. Он оказался не настоящим полковником, а разжалованным
генерал-майором. Наказание постигло бравого вояку за половую связь с женами
вышестоящего командного состава. Надо сказать, Алла недолго была очарована
полковником. Как только он перестал снимать перед сексом сапоги, они
расстались.
Тем не менее что-то ностальгическое и волнительное шевельнулось в
отупевшей душе Пугачевой.
- Сашок? - сдавленно прошептала она.
- Я! - уставно отозвалась трубка.
- Ты все такой же дурак и солдафон? - В голосе Пугачевой не было
издевки, только безмерная нежность и печаль о годах пусть не юности, но все
же и не сегодняшней стоящей за плечами старости. - Ну признайся, признайся,
ведь люди не меняются! Ты все такой же стоеросовый дурак и не снимаешь
сапоги, когда любишь своих многочисленных женщин?
- Так точно, - озадаченно пробасила трубка.
- А помнишь, жеребец, как мы сношались с тобой через дупло старого
дуба? - Алла скосила зрачки на хлопающего ушами Филиппа. Она нарочно хотела
сделать мужупобольнее, и боялась только, что он ничего не поймет из
разговора. Этому олуху все всегда нужно разжевать и в рот положить. Да еще
несколько раз повторить, чтоб запомнил. - У тебя, Санек, был такой огромный,
и я сладострастно принимала его в свое туловище. Для тупых повторяю: ты
своим эрегированным половым членом доставал мне аж до сердца, как лифт
доезжает до самой крыши здания.
- Ты что, занималась с ним сексом? - возмущенно спросил из-за спины
Филипп.
Наконец-то дошло! Но почему молчит трубка?
- Эй, солдат, оглох что ли? Прием! - шумнула в трубку Пугачева. - Или
отупел уже совсем? Как надену портупею... Медленно повторяю вопрос: помнишь
ли ты. Как. Мы. Сношались. Через дупло. Старого. Дуба.
- Не припоминаю. А это точно Алла Борисовна Пугачева? - растерянно
спросил низкий бас.
Теперь уже заволновалась Пугачева. Что такое происходит? Да еще Филька
сзади пристает: "Алла! Это возмутительно! Как ты могла! Почему ты мне ничего
не рассказала про дупло?"
- Отзынь, - отмахнулась Пугачева от неверного мужа. - Нет, это я не
вам. Это у меня тут собака бегает, лает. А вы разве не Александр Кукуевич
Зубоскал?
- Никак нет. С вами говорит Александр Иванович Лебедь.
- Алла! Неужели ты мне изменила?! -Трагическим шепотом закричал сзади
Филипп.
- Так. - Алла прикрыла рукой золотую трубку и повернулась к мужу. -
Произошла ошибка. Это звонит Лебедь. Я тебе с ним не изменяла. Иди на кухню,
готовь филе.
Успокоенный Филипп вприпрыжку умчался на кухню, благо высокие потолки
квартиры позволяли подобные экзерсисы. Но будь Филипп хоть на чуточку выше
или потолки хоть на чуточку ниже, этот номер бы уже не прошел: на каждой
припрыжке певец стукался бы о потолок головой, пачкая темные волосы
побелкой.
- Александр э-э... Иваныч. Я слушаю вас внимательнейшим образом. Я
просто перепутала вас с одним старым пердуном из армии.
- Я уже догадался. Как только вы во второй раз медленно повторили
вопрос, так и догадался.
- Похвально. Военные всегда отличались острым умом и практической
сметкой, -подколола Пугачева, но толстокожая птица укол не почувствовала.
- У меня есть до вас дело государственной важности, Алла Борисовна. Нам
нужно встретится и поговорить, но не по телефону.
- А чем вам не нравится мой телефон? - Возмутилась Пугачева. - Вы хоть
раз его видели?! Если бы вы видели, вы бы тогда не говорили такую ерунду. Он
весь сделан из золота. Корпус из белого, а диск из красного золота. Мне
сделали его уральские умельцы из моего материала. Я им, правда, заплатила
немного, чтобы не разбаловать черную кость. Кроме того, в центре диска
располагается крупнейший в мире изумруд, подаренный индийским раджой принцу
Шакья Муни...
Лебедь внимательно выслушал историю камня, после чего вставил слово:
- Алла Борисовна, я имел в виду возможное подслушивание телефонного
разговора.
- Я так и поняла, не дура, - буркнула Пугачева. - Просто хотелось
поделиться радостью насчет своего нового телефонного аппарата. Ладно, где
встречаемся?
- Завтра в 12-00. Возле памятника Пушкину на Тверской.
- А как мы узнаем друга друга?
- Я буду стоять и держать на руках белого лебедя.
Глава 12
Продавщица вино-водочного отдела Гастронома в"-- 666