Евгений Витковский. Вечный слушатель. Семь столетий европейской поэзии в переводах Евгения Витковского --------------------------------------------------------------- © Copyright Евгений Витковский Email: polydeuk@mtu-net.ru WWW: http://poesis.guru.ru/poeti-poezia/vitkovskij/biograph.htm │ http://poesis.guru.ru/poeti-poezia/vitkovskij/biograph.htm From: lurie@moia.gov.il Date: 26 Jul 2002 --------------------------------------------------------------- "ВЕЧНЫЙ СЛУШАТЕЛЬ" по имени Е.В. Название этой книги созревало тридцать лет: не то, чтобы я перебирал варианты, просто однажды, очень поздно по времени, оно пришло и встало на место. Это и есть мое отношение к поэтическому переводу, даром что на самом деле - полстроки из любимого мною (хотя довольно прочно забытого в Германии) Хорста Ланге, из стихотворения "Комариная песнь". Тридцать лет я работаю в поэтическом переводе вполне профессионально; хотя самый первый из попавших в печать переводов (баллада Кольриджа "Мучительные сны") в эту книгу не включен, но лишь потому, что мне перестал быть интересен оригинал. Зато Рильке, которого я переводил в 1970-1971 году, тут есть, так что "тридцать лет" - отнюдь не фигура речи, а чистая правда. К тому же самый поздний из помещенных сюда переводов ("Песнь Давиду" Кристофера Смарта) сделан в 2001 году, так что тридцать лет набирается без натяжки. Всю жизнь я переводил, стараясь доставить удовольствие: в первую очередь себе, во вторую - друзьям, в третью - читателям, которых не знаю, не могу знать, никогда не увижу, не поговорю с ними (о чем очень сожалею). По большей части я старался переводить с тех языков, которые хоть минимально знаю (это значит - способен прочесть на данном языке страниц 10 прозы и почти все понять). Бывало, работу заказывали: случались радости, больше огорчений. В последние годы мне уже просто предлагали "сделать такого-то поэта", а выбирать могу сам. Так было со злосчастной антологией поэзии Люксембурга: я последовательно отказался от двух поэтов, а на третьем - это был Поль Хенкес - меня так "забрало", что я прямо из библиотеки позвонил в издательство: все, беру, скажите, сколько можно сделать строк. Вот и вся история моего творческого метода. Переводя, всегда делаю себе сам подстрочник (исключение - переводы со шведского и датского, тут я не рискую, подстрочник мне делали в издательстве, но смотрел-то я все равно в оригинал). Составляя книгу, я ограничился европейской поэзией, лишь в приложении помещая перевод поэмы Д.Й.Оппермана, южноафриканского белого поэта, ибо не выучить африкаанс, зная голландский, было бы глупо; переводя буров многими километрами, в одного поэта я по-настоящему влюбился. Собственно, мои переводы из поэзии США или Новой Зеландии мало что к "Вечному слушателю" добавили бы. Справка обо мне есть в (пока что) главной моей книге - "Строфы века - 2", кому интересно, может эту книгу найти, а прочие (кому неинтересно) все равно читать меня не будут. Считаю нужным добавить, что учителей у меня было двое: Аркадий Штейнберг (1907-1984) и Сергей Петров (1911-1988). Сергей Шервинский (1892-1991) научил меня чисто "слуховому" восприятию поэзии: глазами читаю лишь по необходимости, стихи больше люблю читать вслух и слушать. Вообще-то ученики у меня тоже есть, и некоторые обижаются, если я забываю их так назвать. Но перечислять не буду: человек сам должен признать учителя - учителем, и об этом говорить. Сергей Петров и знать не знал, что я себя числю его учеником. Но кокетничать не буду: очень многим мне приходилось объяснять разницу между точной и неточной рифмой, убеждать, что в сонете - 14 строк и т.д. Мой семинар в Доме литераторов в Москве давно не работает. Но ученики меня не бросают. Я им за это благодарен. Ну, а "Вечный слушатель" - просто накопившиеся за тридцать лет стихи в моем переводе, притом те, которые мне не опротивели. Не скрываю, что люблю гуляк семнадцатого века и "герметических" поэтов двадцатого, что люблю кристально ясного Джона Китса и полудиалектного Теодора Крамера - и вообще люблю иногда заниматься переводом. Ни в чем от оригинального творчества его для себя не отличая. Читатель! Будь доверчив! Е. Витковский ИЗ ПОЭТОВ АНГЛИИ КАРЛ (ШАРЛЬ) ОРЛЕАНСКИЙ (1391-1465) БАЛЛАДА 59 Я одинок - затем, что одинок; Я одинок - зашла моя денница. Я одинок - сочувствия не в прок; Я одинок - любовь мне только снится. Я одинок - с кем скорбью поделиться? Я одинок - но тщетно смерть зову. Я одинок -мне не о чем молиться, Я одинок - я попусту живу. Я одинок - сколь жребий мой жесток! Я одинок - где горестям граница? Я одинок - кому пошлешь упрек? Я одинок - полна моя слезница. Я одинок - мне не к чему стремиться! Я одинок - стенаний не прерву! Я одинок - вся жизнь моя - темница. Я одинок - я попусту живу. Я одинок - таков мой горький рок; Я одинок - дочитана страница; Я одинок - печален сей зарок, Я одинок - ничем не исцелиться, Я одинок - о где моя гробница? Я одинок - я дочитал главу. Я одинок - я сплю, но мне не спится. Я одинок - я попусту живу. Я одинок: как долго медлит жница! Я одинок во сне и наяву: Я одинок: а жизнь все длится, длится. Я одинок - я попусту живу. БАЛЛАДА 63 О сколь же ты безжалостна, невзгода Тоскливых дней и тягостных ночей! Беда пришла ко мне в начале года, Утратил я звезду моих очей. Но смею ли о ней помыслить ныне? Смерть предъявила на нее права, И дольний мир подобен стал пустыне: Бог взял ее - вот лучшие слова. Но коль из горькой доли нет исхода, То можно ль не вести о ней речей, Пристойно мне, с восхода до восхода, Молить среди каждений и свечей: Прими, Господь, ее в Своей твердыне, Ей позабыть притом позволь сперва Все, ставшееся с ней в земном притине. Бог взял ее - вот лучшие слова. Ей не нужны ни мадригал, ни ода, Не стоит звать подруг или врачей. Печалование такого рода Путь жизни да не омрачит ничей! Нет в мире большей для меня святыни: То счастье, что забрезжило едва, Истаяло, и нет его в помине. Бог взял ее - вот лучшие слова. Нет утешенья горестной судьбине, Тем паче - обретенной на чужбине. Боль от потери ныне такова, Что мига смерти жду, как благостыни. Бог взял ее - вот лучшие слова. БАЛЛАДА 69 Когда-то были у меня друзья, Любовь была во всем моя подмога; Божка любви азартно славил я, В прологе - не провидел эпилога. Однако к горестям вела дорога, И ныне скорбь меня взяла в тиски, Ушел покой из моего чертога: Разбито все, - кто склеит черепки? Мне грезы не даруют забытья, Не радуют меня красоты слога; Прекрасна жизнь - однако не моя; Исчез огонь - осталась боль ожога. Печально подведение итога: Я жил, лелея радости ростки; Но сколь же ныне я наказан строго! Разбито все, - кто склеит черепки? Ужель не даст мне вечный судия Для новой благодарности предлога? Сколь тягостна сия епитимья: Все, что провижу - горько и убого; Во всем - один обман, одна тревога, - Пусть возносить мольбы - не по-мужски, Но я молюсь у смертного порога; Разбито все, - кто склеит черепки? Любовь, даруй мне счастья хоть немного, Да будут дни печалей далеки! Я справедливости прошу у Бога: Разбито все, - кто склеит черепки? КРИСТОФЕР СМАРТ (1722-1770) ПЕСНЬ ДАВИДУ I О венценосный кифаред, Которым Царь Царей воспет И светлый лик Господен, Чей музыкальный тон растет Из низких, глубочайших нот - И в них столь превосходен; II Хвалитель моря и земли, Чтоб херувимы весть несли Все радостней, все шире; С горы Сион блюдешь года: Чтоб длились дни до Дня Суда При пляске и псалтири. III Слуга Небесному Царю, На чье служенье алтарю Простерта длань Господня, Когда ты петь меня призвал, Тогда прими венок похвал, Сплетаемый сегодня. IV Ты горд, и тверд, и яснолик, Незыблем, благостен, велик, Ты доблесть, ты отрада! Ты источаешь благодать, И, коль награды можно ждать, Ты - лучшая награда! V Когда из рога Самуил Тебя елеем освятил, Господню волю выдав - Рукоплескала Божья рать: Нельзя бы лучшего избрать, Чем младший внук Овидов. VI Ты, храбрость чья столь дорога, Кто богомерзкого врага Поверг в пылу сраженья, Ты, мудрость воинская чья Для боя выбрать из ручья Измыслила - каменья! VII О, ты величествен и прям, Ты заложил великий храм (В душе ангелоравный) Чтоб Господу хвалу вознесть, Чтоб восхвалить благую весть, Восплакать о бесславной. VIII Ты - благость: равных не найду В твоем, в Иудином роду: Ты, сострадать умея Саула сон оберегал В пещере средь ен-гаддских скал; Ты отпустил Семея. IX Ты - доброта, коль доброту Искать в молитве и в посту, В спокойствии и в мире, Легко менять копье на меч И восхищение извлечь Из танца и псалтири. X Ты - гордость выспренняя, чей Столь юн и ясен блеск речей, Всевышнего хвалящих, Восторга горнего экстаз, Блистание и слов, и фраз, И ликований вящих. XI Ты - цель, к которой дух вознесть Пристало, дней трудившись шесть: А в день седьмой, субботний, Тобою осиянна, пусть Божественная станет грусть Светлей и беззаботней. XII Ты - безмятежности венец: Следя за стрижкою овец, Ты шум Кедрона слышал, Алкая знанья и труда, Чтоб холить райский сад, когда Господь Свой гнев утишил. XIII Ты - мощный ворог Сатаны И Сил его, что пленены Велением Господним Тебя они страшаться зреть, Ты - аки лев, аки медведь Исчадьям преисподним. XIV Ты - постоянство, ты - обет; От юных до преклонных лет Тебя любили свято На протяженье жизни всей И Сива, и Мемфивосфей Как Ионафан когда-то. XV Ты - слава, дивный образец: Юнец, мудрец, боец и жрец, Пример иным владыкам, - Одетый в латы иль в ефод, Великолепен круглый год И светозарен ликом. XVI Ты - мудрость: искупивший грех, Ты снова встал превыше всех, Хоть был хулимым громко; Путей Израилевых свет, Во всех речах твоих - завет И мудрость для потомка. XVII Да, муза пела для него, Творя покоя торжество, Душе даруя благо, Какого не давали ни Юнцу - Мелхола в оны дни, Ни старцу - Ависага. XVIII Он Божью славу возгласил: Первоисточник высших сил, От чьей благой заботы Зависит каждый шаг и вздох И наступающих эпох Падения и взлеты. XIX Звучала ангелам хвала, Чьи благовестья без числа Приемлет высь небесна, Где Михаил необорим, Где серафим, где херувим С подружием совместно. ХХ Но и людей он воспевал: Достоин Божий лик похвал И в отраженье тоже, Пусть полнят земли и моря, С геройством истинным творя Произволенья Божьи. XXI Случалось воспевать ему И свет, и трепетную тьму, Равнины, горы, реки, И мудрость, что во глубине На самом сокровенном дне Блаженствует вовеки. XXII Хвала - цветам и древесам, Чей сок - лекарственный бальзам, И чист, и благодатен; Пред чудом сим склонись челом, Пусть благодарственный псалом Простору станет внятен. XXIII Всем птицам - коим несть числа, Чьи клювы, а равно крыла Шумят легко и бойко, Кто песней нам ласкает слух. Или смешит нас - как петух, Как ворон или сойка. XXIV Всем рыбам моря и реки, Стремящим к илу плавники, Туда, где мрак глубокий, И тем, что вверх по руслам рек Прочь из пучин берут разбег, Когда приходят сроки. XXV Хвала старанию бобров, И тиграм, к солнцу из дубров Искать идущим неги; Крольчихе, выводящей чад Своих на луг, уча крольчат Травы щипать побеги. XXVI Не восхвалить возможно ли Каменья, детища земли, Венец даров прещедрых - Как яспис, нужный ремеслу, Так и топаз, который мглу Рассеивает в недрах. XXVII Сколь нежен был его порыв, Когда, колени преклонив, Тянул он к арфе руки, - И, звуки дивные творя, Он укрощал в душе царя Неистовые муки. XXVIII Молчали даже силы зла: Столь музыка его была Страшна для злых и гордых, Она смиряла таковых, Упорствуя то в громовых, То в благостных аккордах. XXIX Он мыслью возлетал в простор; Мелхола, опуская взор, Таила стыд невестин, Шептала: "Сколь он яр в бою, Он душу покорил мою: Нам общий трон уместен!" XXX Предивных семь столпов воздвиг Господь, чей замысел велик И воплощен навеки Во СЛОВЕ, ибо неспроста От персти взяв, Господь ХРИСТА Явил во человеке. XXXI Причин причина - альфа: в ней Начало просиявших дней, Его закон высокий; Он волей Божией таков: Отсюда испокон веков Берутся все истоки. XXXII Над гаммою - небесный свод, Где войско ангелов живет, Он светится сапфирно, И по нему, дрожа слегка, За стаей стая, облака Плывут легко и мирно. XXXIII А символ эты - твердый строй, Вздвигаемый земной корой Вослед бессчетным веснам. В нем украшенья без числа Творимы чудом ремесла: Мотыгой, кельней, кросном. XXXIV Знак теты также предстоит Творцу законов для орбит, Небесных схем и правил: Дал солнцу - пламенный шафран, Луне - серебряный туман, И двигаться заставил. XXXV Суть йоты вмещена в псалом О плавно движущих крылом, Пересекая воздух, Рассказ о днях творенья для, Как стол и кров дала земля На ней живущим в гнездах. XXXVI Вот - сигма указует на Отшельников и племена: И вот - над ними главный Венец творенья, человек; Всевышний Сам его нарек, Дал символ веры явный. XXXVII Омега! Славен знак такой, Величествен его покой, Когда размыслить надо О мощи благостных Небес, Воздвигнувших противовес Презренным козням ада. XXXVIII Давид, Господень ученик! Ты в Божьи умыслы проник В тебе - награда мира, Гимн благодарствия судьбе! Напоминают о тебе Лев, и пчела, и лира! XXIX Лишь Тот, в Ком зла вовеки нет, Кто по природе чужд сует, Из горнего чертога, Отверзши тайные врата, В юдоль земли послал Христа: Да узрят люди - Бога. XL Йегова молвил: Моисей, О том, что есмь - поведай сей Земле: да внемлет ныне! Не нарушая немоты, Земля ответствовала: Ты Еси, мой Господине! XLI Ты каждому назначил впрок Судьбу его, талант и срок; Во помраченье неком Безумцем брата не зови; В молитве, в кротости, в любви - Спасенье человекам. XLII Для нас иной дороги нет: Благополучия обет Заложен в Божьем слове; Берясь за плуг - хвали вола, И пусть не меньшая хвала Достанется корове. XLIII С наимудрейшими людьми Господню заповедь прими, Что нам дана залогом: "Не я велю, но ты вели!" - Возможно позабыть ужли О сем, реченном Богом? XLIV Рассудку страсти подчини, Молитвой преисполни дни, Не умствованьем праздным, - В отчаяние не впадай, И сладострастию не дай Сгубить тебя соблазном. XLV Взяв бочки крепкие, смелей В них вина вызревшие лей; Ты, дух, одетый перстью, Лишь должные твори дела: С волом не запрягай осла И лен не путай с шерстью. XLVI Господню десятину чти, Кружного не ищи пути, Участлив будь к недугам, Нетребователен - к судьбе: За это и судьба тебе Отмерит по заслугам. XLVII Клеветника за дверь гони, Приять хвалу повремени, Исток ищи упрямо: В тебе, наперекор годам, Пусть Новый вырастет Адам Из Ветхого Адама. XLVIII Сочувствуй славе и любви, Мудрейшего - благослови, Найди в соседстве - братство, Иди стяжанию вразрез, Проси совета у Небес, И не проси богатства. XLIX И днесь, Давид, всех выше будь Средь утвердивших Божий путь И чтящих волю Божью, Тем выше слов твоих цена, Что речь людей извращена Тщеславием и ложью. L Славь - ибо всякая мала За Божью благость похвала, Не мни сей труд тяжелым, Зане душа есть Божий дар И недостойна мелких свар Перед Его престолом. LI Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ - собирать Уместно ангельскую рать, Ты, псалмопевче, равен С наималейшим среди них: Затем, что всем - один Жених Явлен, миродержавен. LII Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ - смена лет, Они приходят, след во след, Растет порядок в мире, Сменяем первоцвет - травой, Чтоб умножался блеск живой В шлифованном порфире. LIII Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ ввысь и вдаль Цветами тянется миндаль, Ликуя в каждой фибре; И колокольцы льнут к земле, И драгоценные крыле Бросает ввысь колибри. LIV Для ПРЕКЛОНЕНИЯ смола Течет у кедра вдоль ствола, Даря жукам услады, Иной, одетый в чешую, Рад жажду утолить свою, Припав к сосцу наяды. LV Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ в час един Со снежным барсом желвь долин Спешат на борт ковчега И там проводят много дней А волны плещут все смирней, Не достигая брега. LVI Меж пальм - Израиль; он собрал Во пригоршню янтарь, коралл, Любуясь блеском алым, - А ветерок над головой Для ПРЕКЛОНЕНИЯ листвой Шуршит, как опахалом. LVII Красотами - как небосвод, Так и стремнины дольних вод Наделены богато; Дань ПРЕКЛОНЕНЬЯ такова, Что карп и мелкая плотва - Суть серебро и злато. LVIII Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ - роскошь лоз И полный молоком кокос Обрящет странник каждый, К его устам припасть спешат И апельсин, и виноград - Во утоленье жажды. LIX Для ПРЕКЛОНЕНИЯ - снопы Пред Божьи упадут стопы В служении высоком, Созреют яблоки сперва, Но дивный персик и айва Равно нальются соком. LX Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ - заодно И сарачинское пшено Дает прирост великий, - Там удивительны сады, Где и гранатные плоды, И заросли гвоздики. LXI Роскошествует лавр листвой, Но и подснежник стебель свой К светилу нежно тянет; Для ПРЕКЛОНЕНИЯ в саду Блистает мирт на холоду, - Взгляни - теплее станет. LXII Фазан обличием - гордец, А в горностае - образец Обидчивой натуры, Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ - соболь весь Сияет, предъявляет спесь Своей бесценной шкуры. LXIII Терновник, падуб, тис - листву Переменили к Рождеству; И на исходе года Вся тварь в лесах сыта весьма; Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ закрома Заполнила природа. LXIV Для ПРЕКЛОНЕНИЯ умов - Сложил Давид слова псалмов Господне славя царство, Людская плоть и дух людской Умеют в них найти покой, Приять их, как лекарство. LXV Для ПРЕКЛОНЕНИЯ снегирь Рулады шлет в лесную ширь, Сплетает песню споро, И трелью громкою всегда Зарянка лихо от гнезда Прогнать умеет вора. LXVI Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ - небеса Овна являют, Розу, Пса И строй планет единый, С восторгом озирая высь, Ты Божью лику поклонись В черве, что взят из глины. LXVII Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ льнут ветра Ко струнам арфы, чья игра В себе несет услады, - Внимай! Чуть слышен Божий глас, Но стихнет море в тот же час, Иссякнут водопады. LXVIII Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ Бог нам дал Стиракс, и мускус, и сандал - И смирны запах знойный; Но дух молитвы, дух святой Исполнен большей чистотой, Чем аромат бензойный. LXIX И апельсин, и ананас Растут, чтоб радовали нас И нежный сок, и цедра, Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ меж людьми Желанным числится вельми То, что дано столь щедро. LXX Для ПРЕКЛОНЕНИЯ - вода В ключах и в родниках всегда Желанна и прохладна, Ее взыскует плоть - дабы Даримой в Господе судьбы Сопричаститься жадно. LXXI Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ - воробья И ласточку влечет сия Олива под жилище; И человеков, и скотов Равно приемлет ДОМ ХРИСТОВ - И нет приюта чище. LXXII Сколь сладок росный маргарит, В Ермонских липах он горит, Благой и беззащитный, И крин, раскрытый на заре, И запах свеч, что в алтаре Предчувствует хвалитны. LXXIII Кормилица сколь хороша В миг пробужденья малыша Иль думы о младенце; Сколь чуден ликом музыкант, Скользящий мыслью средь гирлянд Изысканных каденций. LXXIV Сколь чист пронизанный теплом Влюбленной горлинки псалом: Легко и величаво, Он возлетает в эмпирей: Да возгремит Царю Царей Неслыханная слава. LXXV Сколь мощен конь, идя в намет, Сколь мощен коршуна полет, Но есть мощнее птица - О страусе высоком речь; Мощней всех в море - рыба-меч, Попробуй с ней сразиться. LXXVI В пустыне знойной мощен лев - Кто восхотел бы, осмелев. Сердить сего владыку? В просторах мощно гриф парит. В пучинах океана - кит Являет мощь велику. LXXVII Но мощью наибольшей полн Среди земель, ветров и волн Тот, кто мольбу возносит, Изгнав из разума разброд: Кто в дверь стучится, тот войдет, И обретет, кто просит. LXXVIII Роскошен парусный фрегат, Равно - роскошен строй солдат И шлемы, и кирасы, - Роскошен дикий водопад, Ухоженный роскошен сад И все его прикрасы. LXXIX Роскошен месяц в облаках, И во супружеских руках Невесты стан прелестный; Роскошен храм, когда народ Из оного молитвы шлет Под небеса небесны. LXXX Но роскошь лучшая земли - Зреть, как благие короли Склонились в Божьем страхе: Зане уведал государь: Ничтожна иль всесильна тварь, Она - лишь прах во прахе. LXXXI Вдовицы лепта - дорога, Но Богу и богач слуга, Сойдут для десятины Столь восхищающие глаз Смарагд, и жемчуг, и алмаз И жаркие рубины. LXXXII Раскаянье ведет к слезам, Они - целительный бальзам, Какого нет дороже; И драгоценные цветы Певцам Израилевым Ты Ниспосылаешь, Боже. LXXXIII Но есть ценнейшее средь благ: Судьба, в которой каждый шаг Велик и бескорыстен - Давидов жребий, ибо впредь В нем люди могут лицезреть Суть истины из истин. LXXXIV Сколь славен солнечный восход, Сколь славен звездный небосвод, Сколь славен хвост кометы: Сколь славен мощный зов трубы, Сколь славен грозный перст судьбы, Сколь славен гимн пропетый. LXXXV Сколь славен северный сполох, Сколь славен богомольный вздох, Сколь славен глас громовый, Сколь славен подвиг средь пустынь. Сколь славен радостный аминь, Сколь славен шип терновый. LXXXVI Но сколь же славен блеск венца Который Сыну от Отца Достался непреложно; Ты - колос веры и зерно, В котором все завершено, Что должно и возможно. ДЖОН КИТС (1795-1821) ОДА МЕЛАНХОЛИИ Не выжимай из волчьих ягод яда, Не испивай из Леты ни глотка, И Прозерпине для тебя не надо Сплетать из трав дурманящих венка; Для четок не бери у тиса ягод, Не позволяй предстать своей Психее Ночною бабочкой, пускай сова Тебя не кличет, и пускай не лягут Над тенью тени, став еще темнее, - Печаль твоя останется мертва. Но если Меланхолия туманом Внезапно с неба низойдет к земле, Даруя влагу травам безуханным, Скрывая каждый холм в апрельской мгле, - Тогда грусти: над розою пунцовой, Над блеском радуги в волне прибрежной, Над несравненной белизной лилей, - А если госпожа с тобой сурова. То завладей ее рукою нежной И чистый взор ее до дна испей. Она дружна с Красою преходящей, С Весельем, чьи уста всегда твердят Свое "прощай", и с Радостью скорбящей, Чей нектар должен обратиться в яд, - Да, Меланхолии горят лампады Пред алтарем во храме Наслаждений, - Увидеть их способен только тот, Чей несравненно утонченный гений Могучей Радости вкусит услады: И во владенья скорби перейдет. ОДА ПРАЗДНОСТИ Трех человек увидел я однажды В рассветной грезе, - все они прошли Передо мной, и облечен был каждый В сандальи и хитоны до земли, - Фигуры, что на мраморную вазу Нанесены, - они прошли кругом И вновь пришли в порядке регулярном, Дотоле мной не виданы ни разу И странны мне, - так часто незнаком Бывает скульптор с ремеслом гончарным. Но отчего, таинственные тени, Не опознала вас моя душа? Затем ли, чтоб чредою наваждений Скользили мимо вы, не разреша Меня от сна? - Стоял дремотный час, И Праздность без услады и без боли Вливалась в ощущения мои; Я цепенел, и пульс мой тихо гас, - Зачем пришли вы и не дали воли Остаться мне в моем небытии? Да, в третий раз приблизились они - О, для чего? Мне виделось в дурмане Сонливом, что душа моя сродни Цветами изукрашенной поляне; Висел туман, но сладостным слезам Упасть на землю не было дано; Сминало рамой листья винограда Открытое в весенний сад окно, - О тени! Слез моих не видеть вам! Ступайте прочь, свиданья длить не надо! На миг оборотясь, опять ушла Фигур неторопливых вереница, - И мне хотелось обрести крыла, Лететь за ними - я узнал их лица: Любовь ступала первою из них, Затем Тщеславье мерной шло походкой, Отмеченное бледностью чела, - И третья шла, чей шаг был мягок, тих, - Я знался с нею, с девою некроткой, - И то сама Поэзия была. Они ушли - мне крыльев не хватало... Ушла Любовь - на что тебе она? Тщеславие? - Оно берет начало В безумии, и суть его бедна. Поэзия? - Отрады нет в тебе, Какую в полднях склонен усмотреть я И в вечерах, в которых брезжит сон, - Я покорился бы такой судьбе, Но как суметь вернуться в те столетья, Когда Маммоной не был мир пленен? Прощайте! Вам не пробудить меня, Почиющего на цветочном ложе, - Мне похвалами не прожить и дня, Что получает баловень пригожий, - Пройди, видений строй благообразный, Останься лишь увиденным во сне Орнаментом античного сосуда; Оставьте гений мой в дремоте праздной, Исчезните, фантомы, прочь отсюда И больше не тревожьтесь обо мне! ОДА ПСИХЕЕ Внемли, богиня, звукам этих строк, Нестройным пусть, но благостным для духа: Твоих бы тайн унизить я не мог Близ раковины твоего же уха. То явь был? Иль, может быть, во сне Увидел я крылатую Психею? Я праздно брел в чащобной тишине, Но даже вспомнить лишь смущенно смею: Два существа под лиственною кроной Лежали в нежно шепчущей траве; Вблизи, прохладой корневища тронув, Журчал ручей бессонный, Просверкивали сквозь покров зеленый лазурь и пурпур утренних бутонов. Сплелись их крылья и сплелись их руки, Уста - не слиты; впрочем, час разлуки Еще не пробил, поцелуи длить Не воспретил рассвет; определить Кто мальчик сей - невелика заслуга Узнать его черты. Но кто его голубка, кто подруга? Психея, ты! К богам всех позже взятая на небо, Дабы Олимп увидеть свысока, Затмишь ты и дневную гордость Феба, И Веспера - ночного светляка; Ни храма у тебя, ни алтаря, Впотьмах перед которым Стенали б девы, дивный гимн творя Тебе единым хором. Ни флейт, ни лир, чтоб службе плавно течь, Ни сладких дымов от кадила, Ни рощи, где могла вести бы речь Губами бледными сивилла. Светлейшая! Пусть поздно дать обет, Для верной лиры - пробил час утраты, Благих древес на свете больше нет, Огонь, и воздух, и вода - не святы; В эпоху столь далекую сию От дряхлевшей эллинской гордыни, Твои крыла, столь яркие доныне, Я вижу, и восторженно пою: Позволь, я стану, дивный гимн творя, И голосом, и хором, Кимвалом, флейтой - чтоб службе течь, Дымком, плывущим от кадила, Священной рощей, где вела бы речь Губами бледными сивилла. Мне, как жрецу, воздвигнуть храм позволь В глубинах духа, девственных доселе, Пусть новых мыслей сладостная боль Ветвится и звучит взамен свирели; И пусть деревья далеко отсель Разбрасывают тени вдоль отрогов, Пусть ветер, водопад, и дрозд, и шмель Баюкают дриад во мхах разлогов; И, удалившись в тишину сию, Шиповником алтарь я обовью, Высоких дум стволы сомкну в союзе С гирляндами бутонов и светил, Которых Ум, владыка всех иллюзий, Еще нигде вовеки не взрастил; Тебе уют и нежность обеспечу- Как жаждешь ты, точь-в-точь: И факел, и окно, Любви навстречу Распахнутое в ночь! ОДА СОЛОВЬЮ От боли сердце замереть готово, И разум - на пороге забытья, Как будто пью настой болиголова. Как будто в Лету погружаюсь я; Нет, я не завистью к тебе томим, Но переполнен счастьем твой напев, - И внемлю, легкокрылая Дриада, Мелодиям твоим, Теснящимся средь буковых дерев, Среди теней полуночного сада. О, если бы хотя глоток вина Из глубины заветного подвала, Где сладость южных стран сохранена - Веселье, танец, песня, звон кимвала; О, если б кубок чистой Иппокрены, Искрящийся, наполненный до края, О, если б эти чистые уста В оправе алой пены Испить, уйти, от счастья замирая, Туда, к тебе, где тишь и темнота. Уйти во тьму, угаснуть без остатка, Не знать о том, чего не знаешь ты, О мире, где волненье, лихорадка, Стенанья, жалобы земной тщеты; Где седина касается волос, Где юность иссыхает от невзгод, Где каждый помысел - родник печали, Что полон тяжких слез; Где красота не доле дня живет И где любовь навеки развенчали. Но прочь! Меня умчали в твой приют Не леопарды вакховой квадриги, - Меня крыла Поэзии несут, Сорвав земного разума вериги, - Я здесь, я здесь! Крутом царит прохлада, Луна торжественно взирает с трона В сопровожденье свиты звездных фей; Но темен сумрак сада; Лишь ветерок, чуть вея с небосклона, Доносит отсветы во мрак ветвей. Цветы у ног ночною тьмой объяты, И полночь благовонная нежна, Но внятны все живые ароматы, Которые в урочный час луна Дарит деревьям, травам и цветам, Шиповнику, что полон сладких грез, И скрывшимся среди листвы и терний, Уснувшим здесь и там. Соцветьям мускусных тяжелых роз, Влекущих мошкару порой вечерней. Я в Смерть бывал мучительно влюблен, - Когда во мраке слышал это пенье, Я даровал ей тысячи имен, Стихи о ней слагая в упоенье; Быть может, для нее настали сроки, И мне пора с земли уйти покорно, В то время как возносишь ты во тьму Свой реквием высокий, - Ты будешь петь, а я под слоем дерна Внимать уже не буду ничему. Но ты, о Птица, смерти непричастна, - Любой народ с тобою милосерд. В ночи все той же песне сладкогласной Внимал и гордый царь, и жалкий смерд; В печальном сердце Руфи, в тяжкий час, Когда в чужих полях брела она, Все та же песнь лилась проникновенно, - Та песня, что не раз Влетала в створки тайного окна Над морем сумрачным в стране забвенной. Забвенный! Это слово ранит слух, Как колокола глас тяжелозвонный. Прощай! Перед тобой смолкает дух - Воображенья гений окрыленный. Прощай! Прощай! Напев твой так печален, Он вдаль скользит - в молчание, в забвенье. И за рекою падает в траву Среди лесных прогалин, - Что было это - сон иль наважденье? Проснулся я - иль грежу наяву? ОСКАР УАЙЛЬД (1856-1900) ПО ПОВОДУ ПРОДАЖИ С АУКЦИОНА ЛЮБОВНЫХ ПИСЕМ ДЖОНА КИТСА Вот письма, что писал Эндимион, - Слова любви и нежные упреки; Взволнованные, выцветшие строки, Глумясь, распродает аукцион. Кристалл живого сердца раздроблен Для торга без малейшей подоплеки. Стук молотка, холодный и жестокий, Звучит над ним как погребальный звон. Увы! не так ли было и вначале: Придя средь ночи в фарисейский град, Хитон делили несколько солдат, Дрались и жребий яростно метали Не зная ни Того, Кто был распят, Ни чуда Божья, ни Его печали. НОВАЯ ЕЛЕНА Где ты была, когда пылала Троя, Которой боги нГй дали защиты? Ужели снова твой приют - земля? Ты позабыла ль юного героя, Матросов, тирский пурпур корабля, Насмешливые взоры Афродиты? Тебя ли не узнать, - звездою новой Сверкаешь в серебристой тишине, Не ты ль склонила Древний Мир к войне, К ее пучине мрачной и багровой? Ты ль управляла огненной луной? В Сидоне дивном - был твой лучший храм; Там солнечно, там синева безбрежна; Под сеткой полога златою, там Младая дева полотно прилежно Ткала тебе, превозмогая зной, Пока к щекам не подступала страсть, Веля устам соленым - что есть силы К устам скитальца кипрского припасть, Пришедшего от Кальпы и Абилы. Елена - ты; я тайну эту выдам! Погублен юный Сарпедон тобою, Мемнона войско - в честь тебя мертво; И златошлемный рвался Гектор к бою Жестокому - с безжалостным Пелидом В последний год плененья твоего! Зрю: снова строй героев Илиона Просторы асфоделей затоптал, Доспехов призрачных блестит металл, - Ты - снова символ, как во время оно. Скажи, где берегла тебя судьба: Ужель в краю Калипсо, вечно спящем, Где звон косы не возвестит рассвета, Но травы рослые подобны чащам, Где зрит пастух несжатые хлеба, До дней последних увяданья лета? В летейский ли погружена ручей, Иль не желаешь ты забыть вовеки Треск преломления копий, звон мечей И клич, с которым шли на приступ греки? Нет, ты спала, сокрытая под своды Холма, объемлющего храм пустой - Совместно с ней, Венерой Эрицина, Владычицей развенчанною, той Пред чьей гробницею молчат едино Коленопреклоненные народы; Обретшей не мгновенье наслажденья Любовного, но только боль, но меч, Затем, чтоб сердце надвое рассечь; Изведавшей тоску деторожденья. В твоей ладони - пища лотофага, Но до приятья дара забытья Позволь земным воспользоваться даром; Во мне еще не родилась отвага Вручить мой гимн серебряным фанфарам; Столь тайна ослепительна твоя, Столь колесо Любви страшит, Елена, Что петь - надежды нет; и потому Позволь придти ко храму твоему, И благодарно преклонить колена. Увы, не для тебя судьба земная, Покинув персти горестное лоно, Гонима ветром и полярной мглой, Лети над миром, вечно вспоминая Усладу Левки, всей любви былой И свежесть алых уст Эвфориона; Не зреть мне больше твоего лица, Мне жить в саду, где душно и тлетворно, Пока не будет пройден до конца Мой путь страдания в венке из терна. Елена, о Елена! Лишь чуть-чуть Помедли, задержись со мною рядом, Рассвет так близок - но тебя зову!.. Своей улыбке разреши блеснуть, Клянусь чем хочешь - Раем или Адом - Служу тебе - живому божеству! Нет для светил небесных высшей доли, Тебя иным богам не обороть: Бесплотный дух любви, обретший плоть, Блистающий на радостном престоле! Так не рождались жены никогда! Морская глубь дала тебе рожденье, И первых вод серебряную пену! Явилась ты - и вспыхнула звезда С Востока, тьме ночной придя на смену, И пастуху внушила пробужденье. Ты не умрешь: В Египте ни одна Змея метнуться не дерзнет во мраке, И не осмелятся ночные маки Служить предвестьем гибельного сна. Любви неосквернимая лилея! Слоновой кости башня! Роза страсти! Ты низошла рассеять нашу тьму - Мы, что в сетях Судьбы, живем, дряхлея, Мы, у всемирной похоти во власти, Бесцельно бродим мы в пустом дому, Однако жаждем так же, как и встарь, Избыв пустого времени отраву, Увидеть снова твой живой алтарь И твоего очарованья славу. АVE IMPERATRIX Ты брошена в седое море И предоставлена судьбе, О Англия! Каких историй Не повторяют о тебе? Земля, хрустальный шарик малый, В руке твоей, - а по нему Видения чредою шалой Проносятся из тьмы во тьму, - Войска в мундирах цвета крови, Султанов пенная волна, - Владыки Ночи наготове Вздымают в небо пламена. Желты, знакомы с русской пулей, Мчат леопарды на ловца: Разинув пасти, промелькнули И ускользнули от свинца. Английский Лев Морей покинул Чертог сапфирной глубины, И разъяренно в битву ринул, Где гибнут Англии сыны. Вот, в медь со всею мощью дунув, Трубит горнист издалека: На тростниковый край пуштунов Идут из Индии войска. Однако в мире нет спокойней Вождей афганских, чьи сердца И чьи мечи готовы к бойне Едва завидевши гонца, - Он из последних сил недаром Бежит, пожертвовав собой: Он услыхал под Кандагаром Английский барабанный бой. Пусть Южный ветр - в смиренье робком, Восточный - пусть падет ничком, Где Англия по горным тропкам Идет в крови и босиком. Столп Гималаев, кряжей горных, Верховный сторож скальных масс, Давно ль крылатых псов викторных Увидел ты в последний раз? Там Самарканд в саду миндальном, Бухарцы в сонном забытьи; Купцы в чалмах, по тропам дальным Влачатся вдоль Аму-Дарьи; И весь Восток до Исфагана Озолочен, роскошен, щедр, - Лишь вьется пыль от каравана, Что киноварь везет и кедр; Кабул, чья гордая громада Лежит под горной крутизной, Где в водоемах спит прохлада, Превозмогающая зной; Где, выбранную меж товарок, Рабыню, - о, на зависть всем! - Сам царь черкешенку в подарок Шлет хану старому в гарем. Как наши беркуты свободно Сражаясь, брали высоту!.. Лишь станет горлица бесплодно Лелеять в Англии мечту. Напрасно все ее веселье И ожиданье вдалеке: Тот юноша лежит в ущелье И в мертвой держит флаг руке. Так много лун и лихолетий Настанет - и придет к концу В домах напрасно будут дети Проситься их пустить к отцу. Жена, приявши участь вдовью, Обречена до склона лет С последней целовать любовью Кинжал, иль ветхий эполет. Не Англии земля сырая Приемлет тех, кто пал вдали: На кладбищах чужого края - Нет ни цветка родной земли. Вы спите под стенами Дели, Вас погубил Афганистан, Вы там, где Ганг скользит без цели Семью струями в океан. У берегов России царской В восточном вы легли краю. Вы цену битвы Трафальгарской Платили, жизнь отдав свою. О, непричастные покою! О, не приятые гроба Ни перстью, ни волной морскою! К чему мольба! К чему мольба! Вы, раны чьи лекарств не знали, Чей путь ни для кого не нов! О, Кромвеля страна! Должна ли Ты выкупить своих сынов? Не золотой венец, - терновый, Судьбу сынов своих уважь.. Их дар - подарок смерти новой: Ты по делам им не воздашь Пусть чуждый ветр, чужие реки Об Англии напомнят вдруг - Уста не тронут уст вовеки И руки не кос