т сырости ветвями огромное мертвое дерево. Борис тщательно закрыл двойную дверь балкона. Сразу стало тихо, исчез этот вынимающий дущу мертвый скрип ветвей, звонки трамваев и гудки машин. Не снимая плаща, он сел в непривычно мягкое кресло, включил вмонтированный в барский камин его электрический суррогат и вытянул к знакомому мертвому электрическому жару промокшие и уже не жмущие туфли. Над камином зажглись как-то сами мерцающим огнем электросвечи в антикварных канделябрах и тотчас погасла люстра. Комната осветилась красными бликами. В баре оказался коньяк, по странному совпадению тот же, что пили с Майей. Запах напитка тотчас возбудил воспоминание о запахе ее кожи... Жгучая обида на "второго зайца" на мгновение затмила радость всего этого неслыханного уюта. И тотчас словно опустилась с коньяком куда-то внутрь, всосалась в кровь. В конце концов, все это - высокая плата за предательство. Могло быть хуже. В окне на балконе он увидел сбоку серый бюст когда-то белой мраморной кариатиды и снова замер от воспоминания... 5. Борис не уставал удивляться абсолютному слиянию с другой личностью. В просторной коммуналке все ему показалось знакомым до мелочей. Он легко нашел "барский" туалет, почему-то зная, что где-то есть запасной - "холопский". На просторной кухне он вычислил свою плиту истол по записке, написанной корявым детским почерком:"Товарища Драбина просят срочно позвонить по телефону (следовал номер) в любое (подчеркнуто) время дня и ночи." Общий телефон был на полочке над циклопическим комодом в коридоре. Борис набрал номер из записки. "Говорите", - хрипло и нервно сказал мужской бас. "Здесь Драбин." "Тише!.. С ума сошли... Где вы пропадали, я уже боялся, что не успею. Он приехал всего на два дня... Понятно?" "Н-не совсем..." "Оставьте ваши фокусы... На Каменноостровском мосту через десять минут. И не шутите с нами больше, вы... А то мы так с вами пошутим, что..." "Буду." Дождя уже не было, но сырой ветер прямо срывал плащ. Прохожих словно сдуло после полуночи. По светлому небу неслись черные тучи. За чугунной решеткой моста маслянно переливалась бегущая под пролет вода. Борис знаком остановил такси: "На Каменноостровский мост, - веско сказал он, захлопнув дверь изнутри. - Побыстрее." Таксист обернулся в недоумении: "Поищи для своих шуток кого помоложе, кореш. Я полторы смены искажаюсь, во мне уже никакого трепета, а то бы я тебе показал такой маршрут. Выматывай, падла!" "А... нет такого моста в Ленинграде?"- растерянно спросил Борис,оказавшись снова на ветру. "На нем стоим, деревня!" - рассмеялся водитель и газанул в фосфористый рой фонарей." Одинокая мокрая фигура метнулась к Борису каким-то зигзагом поперек трамвайных путей. Человек в сером плаще лихорадочно схватил руку Бориса и зашептал, весь дрожа от холода и возбуждения: "Он приехал как турист из ФРГ. Нам надо быть у него немедленно. Это тут рядом, в гостинице Выборгская. Господи, как хорошо, что вы вернулись до его отъезда..." "Он что, не знает моего телефона и адреса?" "С ума вы сошли! Что это с вами сегодня, в конце концов? Что за идиотские вопросы с вашим-то стажем в разведке?" "Вы правы, Пошли скорее. Ого! Смотрите, - вдруг сказал Борис, наклоняясь над перилами. - Что это там?" "Господи, да какая разница..." - человек в плаще машинально наклонился над перилами и стал вглядываться в воду. Борис, стремительно присев, поддел его ноги в мокрых туфлях, поднял их над своей головой и рывком бросил дико вскрикнувшего незнакомца с моста. Он летел неестественно долго, нелепо махая ногами и руками. Долгий крик утонул в дальнем плеске воды. Белой пеной полыхнула черная вода, булькнул последний жалобный вопль, и река снова подернулась нервной рябью от ветра, жадно налегая бешенным течением на гранитную облицовку быков моста. Оглянувшись, Борис тяжело побежал, разбрызгивая лужи, поперек моста. В воде никого не было...Он пробежал к берегу,по набережной вдоль течения. Потом пересек реку по мосту и пробежал по другой набережной. Никого. Ну, Валера, ну, засранец, в такое втравить! И кого? Единственного брата! И - ни полслова!.. Дрожа почище недавнего связного, но весь в поту, он вернулся домой.В просторном подъезде его снова поразила мраморная широкая лестница, старинные фонари по обе стороны шахты лифта, огромная кабина с зеркалом в бронзовой раме. В квартире по-прежнему не было и признака соседей. Стояла непривычно живая теплая сырая тишина. В гостиной все так же мерцали камин и свечи, словно светился изнутри голубой ковер, рельефно таращились старинные обои. Ну, Валера, снова подумал он, идя в купальном халате к ванной, ну сукин сын, не предупредить о самом главном, так подставить... Братишка, чтоб тебе всю жизнь приставать без пристани... Что теперь предпримет "турист"? И ведь это все только начало... Барская ванная комната казалась дворцом, а сама ванна - вазой с навечно сияющими розами под эмалью. Борис пустил мощную горячую струю и счастливо засмеялся: первый экзамен он выдержал. О погибшем связнике думал без сожаления: ЭТИ его раскололи бы в два счета и сбросили бы туда же без тени угрызений совести. Впрочем, хуже, и много хуже, было бы, если бы он сообщил "куда надо". МГБ это вам не иностранный резидент, эти по жилочке душу вынимают... 6. Валерий вышел на палубу. Теплоход подошел к "языку" - ледовому полю, отрезавшему его от близкого плоского берега, по которому бегали черные фигурки людей, дождавшихся снабженца - их единственного кормильца на бесплодном берегу. Раз в год он привозил с Материкапродукты, водку, телевизоры. В поселке на несколько часов появлялись новые лица... Отчаявшись пробиться ближе, теплоход остановился,загремела якорная цепь. "Позагораем, дядь Боря? - грузчик-студент развалился на тенте, подставляя скудному солнечному теплу синеватое хилое тело. - Какой славный язычок попался! Дня на полтора-два, а?" Валерий снял тельняшку и прилег рядом. "Ты где так загорел? - удивился студент. - Прямо морской загар, словно в Сочах отдыхал. А ведь вас, автономников, даже во Владик не выпускают к теплому морю, так? Или есть исключения?" "А мы от природы смуглые, - буркнул Валерий. - Тебе-то что? Я не баба, чего разглядывать?" "Да уж, баба это по твоей части. Надо же, такая краля и - с автономником... Или ты ее обещал в Израель с собой взять? Я слышал, у вас периодически жидообмен происходит, так?" "Курица не птица, Израель не заграница." "Так-то оно так, а хоть тепло и апельсины прямо с дерева." "Поехал бы? Так приезжай в Биробиджан, познакомлю с автономкой. Глядишь, попадешь в пять процентов, сподобишься переехать." "Нет уж, я лучше с болгаркой бы познакомился. Или, моя мечта такая, с прекрасной полячкой..." "Верно говоришь, салага. Тебе сколько еще учиться?" "А все! Вернусь, сделаю дипломный - и инженер. Совсем другие талоны! У нас в стране без образования нельзя. А то буду как ты. Сорок лет, а все бич... А я, как родители развелись, всю дорогу себе за лето в Арктике комиссионные талоны зарабатываю, чтобы у себя во Владивостоке в "Арагви" с девушкой сходить, оперу заезшую послушать. Ты, небось, и не знаешь что это такое - опера?" "Почему же? У нас в Биробиджане..." "Азохн вей, товарищи бояре, - кривляясь запел студент. - А где же Шицкий? Его не вижу я промежду тут... Где Шицкий? Он в подвале, вино разводит он водой... Так?" "Если тебе так привычнее думать об Еврейском театре оперы и балета, то оставайся со своим Приморским драмтеатром. Знатоки к нам специально приезжают, чтобы настоящие голоса послушать. Если бы нашим актерам не были запрещены гастроли, их бы слушали в Большом..." "В Большом театре и без евреев есть кому петь, - строго сказал студент. - А ты мне тут повыступай еще. Стукну вот первому помощнику, ссадят на первый же встречный снабженец, а я твоей кралей займусь! Шучу, шучу, чего вылупил свои еврейские глаза, козел? Пустили тебя в наш огород, того и гляди за борт скинешь, иуда..." Майя из камбуза смотрела на загорелого породистого Валерия на тенте. "Второй заяц" был много интереснее первого. Ну и толчки начались, радостно подумала она, то ли еще будет, если удастся сбежать всерьез за границу... Не в Чехословакию там, ГДР или в эту НДР Израель, а в Америку, например... Кока еще не было, глаза после бурной ночи слипались, делать было нечего. Даже посуду в Арктике буфетчице закреплять не надо - не водится здесь штормовых волн: все гасит лед. В другое окно камбуза ярко светила отраженным солнечным светом большая льдина, затесавшаяся в плоский "язык". На черном фальшборте сидела чайка и чистила клюв, кося на женщину хитрым глазом полузабытой свекрови. Майя счастливо рассмеялась. Интересно, ищет ли ее оставленный в Москве муж Никита? Нелегко найти морячку, пела внутри победная мелодия из московских шлягеров. Опять обожгло сладкое воспоминание о долгожданном общении ночью. О Борисе и Валерии вспоминалось как об одном человеке. Не было раздвоения. Привиделось. Есть долгожданный ОН, такой, какого хочу именно Я... 7. Днем спальня казалась совсем другой, и Борис никак не мог понять, где он. Гораздо естественнее было бы очнуться от всего этого сна в своей вонючей комнатушке на Южном коробе. Но вокруг было чужое великолепие, какие-то летящие лепные ангелы на разделенном стенкой потолке, салатные обои, ковер во всю стену, другой - на половину паркетного пола. Да, живут же советские люди, подумал он привычно завистливо. Взгляд его сдвинулся к задернутому тяжелыми зелеными шторами окну, скользнул к креслу. И сон тотчас слетел без следа. В кресле сидела девушка с кукольными голубыми глазами. Что-то очень знакомое было в складке ее губ и посадке головы. Она была явно напряжена и ждала его пробуждения с нетерпением. Встретившись с ним взглядом, она издала странный всхлип, испуганно моргнула и нервно стукнула перед лицом кулачками, словно готовясь к бою. "Ну, и что ты скажешь на то, что я сегодня ночью спала с Сережей?" - вызывающе спросила она и опять судорожно моргнула. Борис отогнал идиотскую мысль о Пацане - оставшемся в Певеке Сереге Бацанове. Надо было возвращаться в роль. Он молча встал и не спеша надел пижаму. Девушка удивленно вскинула брови: "Однако, у тебя иногда завидное самообладание, папа. Ты просто уверен, что я тебя разыгрываю, пугаю? Шучу? А я говорю серьезно. Более того, мама уже в курсе дела и, естественно, в истерике. Теперь я пришла за твоей арией. Начинай!.. Я зараннее знаю, что ты мне скажешь. Так что можешь не строить из себя Жана Габена. Или ты накачиваешь себя изнутри, чтобы меня ударить? Я готова, - она развела худыми бледными руками. - Ведь тебе все можно! Давай, ори, дерись. А потом еще мама приедет - со своей порцией дерьма на мою голову..." Какая мама, лихорадочно думал Борис. Он же сказал, что его Юлия со своим подполковником в ГДР... И - ни слова о взрослой дочери! С-скотина... "Ты что, вообще проглотил язык от моей наглости? Странно, при твоем-то африканском темпераменте. Но, учти, я его тоже унаследовала, хотя и пополам с маминой рыбьей кровью... Это, кстати, твои слова. Ну не молчи же... а то мне... уже просто... страшно! И ты так странно смотришь, как на чужую..." "Тебе... понравилось?" "Ч-что?.." - узенькое лицо девушки затряслось не то от смеха, не то от рыданий. Она привычно выдерживала тот самый тяжелый волчий взгляд, что всю жизнь отпугивал от него друзей и врагов.. Потом резко встала, отошла к огромному окну и отдернула шторы, ослепив Бориса серым светом ленинградского полдня. "Этот кретин ничего не умеет, - глухо сказала девушка, поднимая голову к небу. - Он просто болтун. И я тоже. Мы уснули и все. Словно одного пола. Как это все противно... Ты - рад? - агрессивно обернула она невидимое на фоне окна лицо. - Твоя дочь осталась девственницей. Целкой! - завизжала она. - Поясничай, хохочи! Я пришла за этим..." "Вы научитесь. Не со второй, так с третьей ночи. Только надо спокойнее. Нащупать эрогенные зоны друг друга. И посмелее - и наступать и подставляться. Позволь ему именно то, что нравится тебе самой, осторожно поразузнай, что больше всего нравится делать ему. И - провоцируй, углубляй." Девушка таращила кукольные глаза, даже схватила себя за виски, не веря своим ушам. Потом как-то обмякла и вскочила на широкий подоконник, села, охватив тонкие колени узкими синеватыми руками. "Да я его, кретина, видеть не могу... - тихо сказала она наконец. - Что ты скажешь, говорит, если я тебя поцелую... Кретин..." "Все в жизни надо делать когда-то с самого начала, дочка (Как, черт побери, ее зовут... Ну, Валера, братец, попадешься ты мне...), и тебе, и ему. Какой же он кретин? Мальчик же еще." "Правда... Такой, знаешь, славный мальчик... Папа, может это уже не ты?.. Такой странный..." "Когда ты сообщила маме?" "Сегдня утром, телеграммой: Сделала попытку стать женщиной. Почти удалось. Здорово, правда? Мне очень понравилось. Мама должна понять, что я не сдохла вместе с вашей дурацкой любовью, стихами, письмами, истериками, мерзкими изменами и разлукой. Если бы этот кретин не оказался таким кретином, я бы сегодня забеременела вам обоим назло. Без брака, ячейки советского общества, пусть тебя на парткоме разбирают. Тебя и это не берет сегодня?" - она соскочила с подоконника и подошла вплотную, глядя почти с ненавистью. "Просто мне надоело с тобой ссориться." "Тебе было видение? Ты и маме простил подполковника танковых войск?" "Не будем об этом." "Серьезно? Тогда я счастлива. Таким ты мне нравишься куда больше. Ну, как там Север, стоит?.. Сережка - ужасный пошляк. Такое сказал..." "Не стоит, значит не стоит?" - брякнул Борис и похолодел. "Па-апка!.. - подпрыгнула девушка и пораженно и снова впрыгнула на подоконник, прижав колени к животу. - Ну и фатер у меня! Ты там на Севере влюбился? В блатную?" "Хочешь все-таки меня разозлить?" "Уже теплее... Слишком уж ты спокоен сегодня. Словно тебя подменили.. ." "Как тебя называл в постели твой Сережа?" "Представляешь, Ирмой! Надо же придумать какое-то собачье имя!" "Приготовь-ка мне чаю, Ирочка." Девушка оцепенела, снова спрыгнула с подоконника и обошла Бориса со всех сторон: "Фа-тер, ты мне сегодня определенно нравишься. Как тебя зовут?" "Что это значит?" "Если благородный родитель не знает имени единственного чада, то и мне позволительно назвать тебя, скажем, дедом Василием. На тебя что, самолет упал? Льдиной затерло? Или пьяная белая медведица в ухо пукнула?" "Знаешь, ври, да знай меру..." "Ты ее знаешь сегодня!.. Восемнадать лет была Римма и вдруг какая-то Ирочка! И главное - чай! Попробовал бы тебе кто-нибудь чай заварить вместо черного кофе! Новость не для взрослых дочерей. Сдохнуть мало." Вдруг что-то дрогнуло в глубине кукольных глаз: "Папа... Это... не ты?.." "Видишь ли, Римма... Ты почти угадала. Наш самолет при посадке слишком сильно тряхануло, а я крепко спал. Меня контузило, и у меня начались какие-то странные провалыпамяти. Еле нашел свой дом, представляешь?" Он тяжело прохаживался по ковру, стараясь чуть проседать, как это странно делал Валерий. Дочь следила за ним вылупленными голубыми шариками. "Ты стукнулся головой? Ты обращался к врачу?" "Какой там к дьяволу врач! Стоянка самолета была час, край дикий, Хатанга, Таймыр... Головой вроде не стукнулся. Я сидел на переднем сидении без ремня. Меня бросило на стенку кабины пилотов всем телом. Общая контузия. Конечно схожу к врачу, но пока просто не знаю, как буду работать... Самые простые вещи забываю. Надо заново входить и в семейную, и в научную жизнь. Ты мне поможешь?" "Господи, что за вопрос! Я так рада, что ты изменился. Если бы!.. Ведь ты был, прости, такое говно, каких мало где встретишь..." Вот в это я охотно верю, подумал Борис. Удивительное говно этот братец... "Как я могу тебе помочь?" "Прежде всего, не удивляться моей забывчивости и терпеливо поправлять. Пойми, если я признаюсь врачу или в институте, то меня тут же попрут минимум с должности. Например, я действительно не помню точно, где мама. И она действительно едет к нам?" "Да нет, конечно! Я нарочно сказала, что дала телеграмму, не бойся. А мама уже три года в Германии, в нашей группе войск с тем подполковником, помнишь?" "Так не было телеграммы?" "Да слушай ты меня больше! Стану я такие телеграммы давать!.. И вообще, считай, что я и тебе ничего не говорила. Тем более, что ничего и не было. Он даже отказался лечь со мной, устроился на раскладушке, я и разозлилась... И нафантазировала, как вас разыграю." "Разозлилась? Очень хотелось, девочка?.." Римма вдруг горько и громко заплакала. Он усадил ее к себе на колени в кресле и стал гладить по почему-то пегим и редким волосам ее крохотный череп, действительно испытывая острую жалость к родной племяннице. "Не надо, - прижимаясь к нему рыдала она. - Я не хочу... Если ты действительно вдруг станешь настоящим папкой, я же просто с ума сойду от радости, я... я не выдержу... Я просто сдохну от счастья..." "Я называл тебя Риммой?" "Ты? Что ты, никогда. Как придумал в детстве дурацкое имя Муля, Римуля, так и звал." "Тебе приятнее Римма? Или... Ирма?" "Ирма... Зови меня как он, хорошо? Папочка! - стала она целовать его лицо, заливая щеки слезами. - Господи, у меня есть папочка..." Ну и сволочуга этот Валера, думал Борис, пока Ирма яростно сморкалась в его платок. И зачем так рискует? Ведь мой провал на работе - его провал! И несчастной Майке не сдобровать с этим идиотом..." "И давно мы с тобой не ладим?" "Ты меня еще пять лет назад к бабушке Ксении сплавил на Васильевский. Я с тобой даже реже, чем с мамой виделась... Просто сегодня решила тебе досадить. После вчерашнего." "Значит что-то было все-таки?" Ирма выскользнула с его колен и снова отошла к подоконнику. Чувствовалось, что это ее давнее девчачье место. "Было, - сипло сказала она и шмыгнула носом. - Все было. Сережа - мужчина, а твоя шутка - дурацкая. Просто он действительно ничего не умеет, страшно волновался, возился, потом сдох. Я психанула и ушла. Ты там смеешься? Я спиной чувствую. Нет? - резко обернулась она. - Нет!? Тогда это действительно уже не ты..." "Над чем же здесь можно смеяться, дочка? Вы научитесь. Вместе. Просто я не... помню Сережу." "Ты? Да ты же его и не видел никогда. Он мичман-курсант, подводник, на последнем курсе. Тоже, кстати, распределен на Север, в Полярное. И я ему обещала с ним поехать. Навсегда." "Не бывает навсегда. Послужит на Севере, а потом - в Севастополь или... в Хайфу." "В Израель? К жидам? С пархатыми жить?" "Там же наша база." "Я им не верю. Лучше к албанцам, они славяне, как мы. Там тоже база. И тоже тепло." "Он ленинградец?" "Нет, сталинградец. Его папа - капитан на Волге. Знаешь, какой Сережа красивый! Вот такие плечи... Папа, можно я не буду поступать на юридический, как ты заставлял?" "Ты хорошо кончила?" "Ты что! Две четверки в аттестате. Остальные тройки." "Тогда можно. Выходи замуж, рожай мне внуков. Это и есть женское счастье. Не лезь в вуз. Иди за моряка, если берет." "Папа, а если... он действительно ничего не может? Бывают же эти... как их?.. Я его люблю, но не смогу... без этого..." "Не думаю. Ты его приведи, поговорим за коньячком." "Правда? Папочка! Знаешь, он водку любит. Говорит, что в уставе адмирала Нельсона было сказано, что моряк должен быть чисто выбрит, опрятно одет, слегка пьян и в меру нахален... Как тебе?" "Замечательно. И ты блесни: наполни свой череп вином, пока он землей не наполнен. Как тебе?" "Сдохнуть!...Папочка! Это не ты!! Слава богу..." "Ладно, мне пора на работу. Проводи меня..." "Ты серьезно хочешь познакомиться с Сережей? И поговорить с ним насчет этих, как ты сказал, эрогенных зон?" "Когда у него увольнение?" "По средам, субботам и воскресеньям. Завтра вечером ты будешь дома?" "Буду. И поговорю." "Знаешь он какой сильный! Он меня как-то через Кировский проспект на руках перенес, чтобы ног на замочила. Ты маму так носил? А... прости. Я забыла, что ты тряханутый. Папочка!.." 8. "Сегодня кина не будет, - решительно отвела Майя руки Валерия. - Сегодня будем только разговаривать. Курс уже на Шпицберген. Что там будешь делать? Или - мы будем делать?" "Ты согласна попытаться бежать со мной в свободный мир?" "Я не знаю..." "Тебе мало одного ПТН? Или ты думаешь, что все ласкают как я?" "Если попадемся, будет не ПТН, а МГБ. Это уже не спектакль... Борис..." "Я готов рискнуть. Но хочу с тобой." "Не насытил свою страсть?" "А ты?" "Разговор не обо мне, а о тебе? Я тебе не надоела, второй заяц, как первому?" "Ты ему не надоела. Он наоборот за себя боялся, если вдруг потеряет контроль и..." "Слышала я эти сказки братьев... как вас там... Рабиновичей..." "Не обижайся на Бориса. Ему там ой как не сладко. И в семье, и в институте." "Аесли он провалится и расколется..." "Тогда нам с тобой..." "Поняла. Но ведь и ему жить хочется. Так что выпьем, как там тебя, зайка, за того, второго. И - все. Следующий сеанс нашего с тобой эротического триллера - только там, за железным занавесом. Все! Я сказала - все! Старайся, чтобы мы не попались, если хочешь продолжения этого фильма... Валерий Алексеевич. А то нам с тобой, вместе и порознь, такие ужасы устроят!.. С такими умелыми партнерами..." 3. 1. "А, Валерий Алексеевич! Наконец-то, дорогой. Побледнел, похудел, словно лет пять пробыл на Севере. Неужели так вымотала дорога?" "Простите, Кирилл Антонович..." У собеседника вытянулось лицо: "Чего это вдруг?" (На "ты" с ним, понял Борис.) "Приболел я, Кирилл, прости. С памятью что-то. Потом расскажу. Впрочем, распространяться не рекомендовали..." "Даже та-ак?" "Что-то случилось тут без меня?" "Вот именно, - раскипятился заместитель начальника отдела Коршунов, подробно описанный Валерием. - Дубовик, мерзавец, опять выступил без разрешения. На выездном научно-техническом совете министерства..." "Ого!" (И что за Дубовик?). "Вот именно! Он здесь, в приемной. Позвать? Пусть сам расскажет, а мы оба послушаем." "Зови." Коршунов как-то боком, словно опасался повернуться к начальству спиной, скользнул к обитым кожей двойным дверям, в которых тотчас появился высокий худой субъект. Губы в ниточку, наивные голубые глаза за стеклами очков в тонкой оправе, потертая папка под мышкой. За ним, как-то сразу вся с головы до ног, возникла загорелая статная брюнетка в недавно разрешенной миниюбке и уже не преследуемой кофточке с глубоким декольте. Ослепительно улыбнувшись Борису ровными белыми зубами среди ярких губ на золотисто-коричневом лице, она радостно заворковала, подчеркивая дикцию: "С возвращением, Валерий Алексеевич. Я была в издательстве по поводу вашей монографии. Если нужна, я на месте." "Спасибо, Галочка, - весело ответил Борис, догадываясь, что это и есть та самая секретарша, о которой так загадочно, но часто упоминал Валерий. - Я сейчас освобожусь и поговорим." Все почему-то смутились. (Не тот уровень отношений?). Красотка, изогнувшись и стрельнув глазами, вышла, намеренно играя бедрами и осторожно прикрыла за собой обе двери. "Прошу садиться, - показал Борис ладонью на стулья вокруг стола. Оба его посетителя почему-то снова переглянулись. - Обсудим создавшуюся ситуацию. Вам слово, - он кивнул Дубовику, пристально заглянув в затравленные глаза. - Что вы тут без меня натворили?" "Я б-без разрешения н-начальства, - глухо произнес Дубовик, вставая, - з-записался в прениях и изложил с-свою версию п-проекта махолета - с нашим гидроприводом вместо вашего - электрического. Т-товарищ К-коршунов считает, что материал сырой и..." "Во-первых, вы садитесь и продолжайте сидя. Во-вторых, не волнуйтесь так. И, главное, излагайте свою точку зрения, а позиция Кирил-Антоныча (как я уловил его интонацию, а!) мне хорошо известна." "Я не совсем понимаю... Но продолжу сидя, хотя н-не приучен... вами же... Итак, я вам сто раз г-говорил, что м-махолет, по-моему, вообще осуществим только в гидравлическом варианте. И в этом в-виде готов к п-проектированию, изготовлению и испытанию опытного образца." "Виктор Семенович (наконец-то!) слишком много на себя берет, - не выдержал Коршунов. - Если бы даже он был и прав, то к этому решению мы дожны придти сначала в лаборатории, потом в отделе, потом в институте, а уже потом в Министерстве что-то обещать." "Я просил тебя помолчать... Виктор Семенович. А вы продолжайте, пожалуйста." "Очень л-любезно с в-вашей с-стороны... Не ожидал. Я уже давно отвык в-выделять вас, Валерий Алексеевич, из массы в-власть имущих, перед коими метать бисер..." "А если без балды?" - вырвалось у Бориса. "Б-без чего, п-простите? Вы ошиблись. По фене уд-добно с Ясиновским. Со мной, если уж мы перешли на иностранные языки, удобнее по-английски." "Итак, вы полагаете, под свою персональную ответственность... не под нашу с Кириллом Антоновичем, а под вашу, что можно заказывать проект и макет гидромахолета?" "Какая у него к дьяволу ответственность, у корсара-авантюриста от науки!.." - не выдержал Коршунов. "Выйди, - тихо сказал Борис. - Я тебя вызову, Кирилл Антонович..." "Вот..." "Выйди, я сказал!" "Ничего себе!" - ошеломленно попятился Коршунов. "ВалерийАлексеевич, по-моему сошел с ума," - шепнул он в приемной улыбающейся Гале. "Мне тоже так показалось, - повела она тугим бюстом в сторону закрытой двери. - Но как ему это идет!.." "Почему вам не дали разрешения на доклад, как руководителю темы?" - спросил Борис, пересаживаясь за стол посетителей и наклонившись к Дубовику. "Будто не знаете. В-ведь разрешение дают уд-добным людям, а я самый что ни на есть н-неудобный..." "А директор? Опытный ученый..." "Тридцать лет сидит на науке..." "А Ясиновский? (Самый располезный для тебя человек в институте. Председатель элитного яхтклуба. Все у него схвачены, особенно директор, - вспомнил Борис наставления Валерия).Он вас вроде бы поддерживает?" "Нежно и надежно, как веревка уд-давленника... Н-начальник по принадлежности... Как директор - Лауреат Бериевской премии п-п-по должности. Но Ясиновский умеет облекать с-свои н-намерения в такие формы, что н-никогда не угадаешь, за он или п-против." "Попробуйте-ка с самого начала, как незнакомого, убедить меня в своей правоте. И заодно подумайте, как бы вы поступили на моем месте, если бы я, на вашем, убедил начальство помочь. Итак, что это вообще такое, махолет с гидравлическим приводом?" Два час звонили телефоны и Галя терпеливо говорила "На совещании". Борис расспрашивал, чиркал на эскизах, возражал, ругался так, что у вспотевшего изумленного Дубовика слетали очки, а Галя недоуменно поводила в сторону закрытой двери тугой грудью, не верясвоим ушам. Наконец, Борис откинулся на спинку стула, закинул руки за голову, как сидел с ним Валерий, и стал внимательно рассматривать Дубовика. Тот протирал очки, едва удерживая платокдрожащими руками. "Итак, - сказал Борис глухо. - Махолет в вашем варианте - энтосамолет с гидроприводом, ибо никакой иной привод крыльев не обеспечивает им столь частой смены направления движения. Вы отклонили коршуновский вариант электромоторов в каждом крыле и бесчисленных сервомоторов в подкрылках, создав единую гидросистему, свойственную, кстати, насекомым, у которых вы махолет скопировали, но не созвучную всем прочим разработкам института, в частности шагающему автомобилю и дельфинообразной подводной лодке, так?" "Другой путь..." "Поскольку, - прервал его Борис, - нашим традиционным смежникам в вашем проекте делать нечего, а директор, Драбин, Коршунов и Ясиновский - специалисты по электроприводам, вам тормозят проект, в силу непонимания вопроса, а вы уверены, что природа не ошиблась, остановившись на гидроприводе с пневмоникой, так как вообще не знаетэлектродвижения с электронникой. В то же время, начальники всех уровней, чтобы не проявить свою некомпетентность, вам не дают хода. Я верно изложил суть конфликта?" "Б-будто вы не знали сути до этого разговора, - тихо сказал Дубовик. - Б-будто не вы этот конфликт умело спровоцировали и раздували, Валерий Алексеевич..." "Разговоры не всегда бывают лишними. Считай, что мой голос за и..." "Я вас очень ув-важаю, Валерий Алексеевич, н-но п-предпочел бы остаться на вы..." "Мой голос за," - Борис с удовольствием пожал сухую крепкую руку "корсара"."М-можно последний вопрос? Где бюст Монтескье, которому я обязан?.." "Вы свободны, - не понял Борис, почему-то подумав о поразившем его бюсте секретарши. - А я готовлю докладную и иду к директору." Он вышел в приемную и стал диктовать докладную, опираясь на стол ладонями над склонившейся над клавишами компьютера Галей, не сводя глаз с загорелых шаров в вырезе блузки с ослепительно белой полоской кожи на грани видных сверху кружев лифчика. Она ежилась под непривычно откровенным в рабочее время взглядом, чуть шевеля сдвинутыми стройными золотисто-коричневыми бедрами под миниюбкой, словно раздваиваясь от шеи до туфель. "Красивая у меня секретарша," - глухо сказал Борис, просматривая докладную. "Это вы на Севере вспомнили? - смущенно поправила она прическу, поспешно вставая, чтобы избежать такого откровенного любования своими прелестями начальством. - Прямо не похоже на вас..." Борис провел рукой по вздрогнувшей теплой талии девушки. Та гибко выскользнула, взяла его за кисти, отвела их ему за спину и замерла, дыша в лицо открытым улыбающимся ярким ртом с чувственными губами: "Начальство должно держать руки вот тут... Подальше от спины секретарши. Она приучена к сдержанному и культурному начальнику отдела." "Попробую переучить." "Ну не здесь же! - жарко выдохнула она. - Не проще ли... у меня сегодня, скажем, в семь... Идет?" "Еще как пойдет, - коснулся он щекой ее горящей щеки. - Я у директора, - добавил он, отходя к двери." "Хо-орошо... - ошеломленно сказала Галя, проводя ладонью по лицу. - Вы у директора..." Борис вдруг быстро вернулся и, снова наклонившись к отпрянувшей было Гале, сказал шопотом: "Сейчас зайдет человек. Быстро, письменно - кто это?.." "Владислав Николаевич Ясиновский," - написала умная Галочка, подняв голову на стремительно открывшуюся дверь приемной, и тут же порвала листик, со страхом глядя на Бориса снизу вверх. "А-а! Владислав Николаевич, - запел Борис, протягивая руки к вошедшему коренастому дочерна загорелому блондину с актерским лицом. Ясиновский был как-то порочно красив, подтянут, двигался уверенно и стремительно. - Я тебя в коридоре не узнал, богатый будешь." "А я не узнал Дубовика, - смеялся Владислав Николаевич. - Вышел от тебя такой сияющий, как будто повышение получил. Чем же это порадовал Дубовика наш шеф, несравненная Галина Вадимовна?" "Говорите, - улыбнулся Борис Гале. - Вы же докладную печатали." "Нет уж, меня от ваших дел увольте, - отмахнулась она. - У меня своих полно." И уселась, снова раздвоившись на две загорелые половины, теперь перед двумя восхищенными взглядами. "Чем порадовал? Обещал помочь с махолетом." "Помочь? - искренне удивился Ясиновский. - А ему что-то или кто-то мешает? Не вы ли, милейшая Галина Вадимовна преследуете бедного непонятого гения в этом логове консерваторов? И что же ему обещано, если это не секрет от меня, как начальника лаборатории, в которой идет махолет, между прочим?.." "Не секрет, - с веселой злостью сказал Борис. - Ему гарантирована моя подпись в приказе о проектировании опытного образца в гидравлическом варианте." "Твоя подпись? Без моей?"" "А мы больше не тандем?" "В авантюрах Дубовика? Нет, конечно. У него в проекте была узкая задача: гидрошарнир рулям направления и высоты, а он замахнулся на силовой гидропривод машущих крыльев. Да еще перед Министром выложил эту бредовую идею через голову института. О каком тандеме тут может идти речь? Даже в Америке махолеты проектируют..." "Но по его схеме махолет сделать можно?" "Сделать, дорогой, все можно, но постепенно. Пусть сначала наш махолет полетит по американской схеме. Все проекты в мире базируются на электроприводе. Да ты что, сам не понимаешь, что ни один из нас тут в силовой гидравлике, тем более в сочетании с управляющей ею пневмоникой ни уха ни рыла, как говорят французы... Кому все это проектировать-то? Если мы перейдем на гидро-пневмо вариант, то немедленно из уникальных специалистов попадаем в дилетанты, нуждающиеся в руководстве Дубовика и Пухина. Ты почему-то этого добиваешься? Странно, конечно, с твоим-то самолюбием... Отлично - твое дело, но я...." "Так ты не ставишь на докладную свою подпись?" "Валерий!..Опомнись... Ведь и Коршунов ни за что не подпишет!" Борис мастерски подделал подпись Драбина и вышел в коридор, направляясь к огромной двери директорской приемной. 2. Угловатый голый череп директора был украшен красным пористым лицом с могучим носом и отопыренными какими-то мертвенно-белыми ушами. Очки казались игрушечными на таком носу, особенно в сочетании с маленькими буравчиками прозрачных холодных глаз. Он встал из-за стола навстречу Борису и выбросил перед собой негнущуюся красную ладонь. Пожатия не было. Борис просто подержал с отвращением холодное потное твердое мясо. Директор читал докладную, шевеля бледно-синими толстыми губами, наливаясь кровью и словно раздуваясь как пиявка. "Вы одурели, Валерий Алексеевич, - заревел он, вставая в какой-то нечеловеческий рост. Высокий Борис был карлик по сравнению с этим чудовищем. - Я должен подписать такую бумагу? После того, как Дубовик подставил меня в Министерстве? Чтобы прослыть на самом верху укрощенным консерватором? Кто такой Дубовик? Где и кто его знает, чтобы ему отдать проект с правом принимать в институт специалистов и менять все направление исследований по всем темам? Ведь и без того его сторонников полно и среди дельфинологов, и среди шагаечников. И вы МНЕ предлагаете отдать МОЙ институт под ЕГО научное руководство? А меня, Коршунова, Ясиновского, вас самого, наконец, прикажете переучивать новым руковолителям института или вообще уволить? Вы с ума сошли, милейший?! Короче, я - не подпишу! У меня, лауреата и академика может быть свое мнение?" "Нет." "То-есть..." "То есть, это не столько ваше мнение, сколько мнение Ясиновского, Петр Иванович. А он вам помог с яхтой. И - недаром. Детали к яхтам нигде не продаются. А директор ЦНИИПМФ гражданин Сакун имеет красного дерева яхту в Ленинградском клубе. Она весома, груба и зрима. Будет подпись - не будет докладной в Органы. Идет?" "Да я... Я не брал никаких взяток, - побледнел до синевы директор, опадая лицом словно проткнутая булавкой пиявка. - Это... это... шантаж! Вы - уголовник..." "Кто из нас двоих уголовник, решит суд, - весело сказал Борис, любуясь на свежую подпись Сакуна на резолюции. - Пока помолчу о вас с Ясиновким. До свидания, Петр Иванович." "Подождите... Надеюсь, вы понимаете, Валерий Алексеевич, что после такого... вымогательства нам вместе не работать и..." "Это ваши проблемы. Подыщите себе другое место и пишите заявление. Но не мне. Вы - номенклатура Министерства, а не моего отдела." 3. "Чушь собачья, - Ясиновский, изумленно глядел на угловтый череп директора, на котором лицо и уши обвисли, как тряпки на чучеле после грозы. - примитивный шантаж! Вы знаете меня столько лет и могли поверить, что Я способен заниматься незаконными сделками, как какой-то простак?.. В нашей-то стране, где малейшее нарушение законности карается с такой свирепостью, чтобы никому и никогда было неповадно повторить подобное... О каких поставках может идти речь, если все яхты строятся из неликвидов списанных судов, на которых полно красного дерева? Суда списанные - все даром! Надо только знать нужных людей и нужные каналы. И все, естественно, по закону. Валерию просто захотелось стать директором, но такой путь... Да мы его самого привлечем за уголовный шантаж, я сейчас же позвоню Василию Дмитричу с "Гаяне"... Он работает в прокруратуре и..." "Ни в коем случае! - заполоскалось лицо на черепе. - А если Драбин действительно раскопал что-то? Он серьезный противник, помните, как в прошлом году он мокнул Министра за..." "Как хотите, Петр Иванович... Но как вы вообще могли его испугаться?" "Так он же ваш ближайший друг... Я решил, что..." "Был, - ощерился по-звериному Ясиновский. - Теперь он мой злейший враг. А мои враги долго на свободе не живут..." 4. В приемной сидел новый незнакомец, поднявшийся навстречу Борису. Умная Галочка повела грудью на записку:Лев Андреевич Пухин, доктор биологических и технических наук, профессор. Борис кивнул, лихо подмигнул просиявшей и зардевшейся девушке и направился к элегантному старику в черной тройке. Тот старомодно поклонился, испытующе посмотрел в глаза Борису и прошел в кабинет, даже не спрашивая разрешения. Там они уселись как до того с Дубовиком - лицо в лицо, глаза в глаза. Пухин молча выложил на стол папку и открыл ее. Борис углубился в чтение и сразу понял, что влип. Если в материалах Дубовика все было почти ясно, то тут оказались сплошные формулы, диаграммы, графики, алгоритмы. Борис машинально листал папку под насмешливым взглядом профессора, который даже не скрывал своего знания правды, пока не удивляясь и не реагируя. Дойдя до перечня литературы и патентов, Борис вдруг вздрогнул и остановился на неприметной строчке. Тут был знакомый номер и его имя: Дробинский Б.А. Приводная гибкая коленчатая балка. ЦКБ сельскохозяйственного машиностроения. Биробиджан. "Что это? - впервые подал голос Борис. - Что-то путное?" "Еще бы, - спокойно ответил Пухин. - На этом изобретении собственно основаны все гидросхемы Дубовика, весь гидромахолет! Вашему покорномуслуге оставалось только констатировать, что подобная схема заложена природой в двигательные механизмы всех без исключения насекомых." "Но я не знал ни о каких насекомых! - вдруг вырвалось у Бориса. - Эта штука была применена для слежения за неровностями почвы на гусеничном комбайне." "Я знаю, Борис Абрамович, - так же ровно ответил старик. - Я ездил в Биробиджан специально, чтобы познакомиться с вами, был в вашем ЦКБ... Но увидел только вашу фотографию на доске почета. И вот теперь воспользуюсь случаем порасспросить вас кое-о-чем, раз вы больше не плаваете матросом в Арктике... Так вот, вернувшись из командировки, я рассказал о вашем удивительном сходстве Валерию Алексеевичу, и он тотчас заторопился на Север. Между прочим, он тут же порвал подписанное в МГБ разрешение на вашу кратковременную командировку, в порядке исключения, к нам сюда... Так вы к нам теперь надолго, или Драбин вернется?" "А вам как бы хотелось?" "Хорошо бы, чтобы этот монстр не вернулся никогда." "Вы... решили не выдавать меня?" "Зачем? После вашей совершенно непостижимой операции с неприступным и неустрашимым до того Сакуном вы для нас с Дубовиком - просто подарок судьбы! Тем более, что я навел о вас справки в Автономии. Толковый и бескомпромиссный новатор. Еврейский Дубовик, если угодно. Вы теперь наш человек, который рискует жизнью, появившись в Ленинграде. Не в моих правилах выдавать своих боевых товарищей." "Вы меня вычислили потому, что я ничего не понял из вашего отчета?" "Нет. Не поэтому. Ваш... двойник понял бы немногим больше, э... Валерий Алексеевич. Что до идентификации, то я долго был агентурным разведчиком. Работал в Египте, Израеле. Мне достаточно в глаза человеку посмотреть. Но я вас, как вы изволили выразиться, вычислил еще до того. Как только Дубовик мне описал ваш с ним разговор, я не только понял, что вы не Драбин, но и догадался, что у нас теперь сам Дробинский. С чем я институт про себя тотчас поздравил. Теперь мне надо вас срочно ната