принудительных полномочий как функций внутренней безопасности" (раздел 50, статья 403 кодекса США). Газета, не называя имен, сослалась на ряд источников, согласно которым прискорбное положение сложилось в результате решения директора ФБР Э. Гувера в 1970 году порвать все связи с ЦРУ. Этот шаг, сокрушалась "Нью-Йорк таймс", результат "давнего недоверия между обеими организациями". Итак, цитировала она бывшего сотрудника ФБР, пожелавшего остаться анонимным, "все сотрудничество в области контрразведки, если не считать символического, между двумя ведомствами с тех пор прекратилось"[23]. Забегая вперед и предвосхищая аргументы защитников ЦРУ, "Нью-Йорк таймс" сурово изрекла в передовой: "Говорят, что внутренний сыск (ЦРУ) допустим, когда речь идет о прямой связи с иностранной разведкой. Конкретная попытка обоснования этого проистекает из решения, принятого в 1970 году директором ФБР Эдгаром Гувером, ныне покойным, подорвать сотрудничество с ЦРУ. Коль скоро ЦРУ не могло больше опираться на ФБР, которому по закону вверена внутренняя безопасность, ему-де пришлось взяться за внутренний сыск. Между секретными службами постоянно идет профессиональное соперничество, однако эта вражда, восходящая даже к организации, предшествовавшей ЦРУ (то есть УСС. - Н. Я.), имела прискорбные последствия для государственной безопасности"[24]. Сочинители этих и аналогичных статей в "Нью-Йорк таймс" сумели найти приемлемые, с точки зрения власть имущих в США, формулировки, чтобы изобразить элементарное требование покончить со служением ЦРУ узким интересам в высших терминах государственного блага. В патриотизме (в американском его понимании) и убедительности (по вашингтонским стандартам) им никак нельзя было отказать. Президент Форд поторопился заверить, что ничего подобного не может быть при его администрации, он, во всяком случае, не потерпит этого, а посему распорядился, чтобы директор ЦРУ У. Колби доложил ему, как обстоят дела. 26 декабря 1974 года Колби представил секретный отчет. "Лос-Анджелес таймс" сумела выяснить, что в нем действительно подтверждалось: ЦРУ составило досье на 9 тысяч американских граждан и в нарушение закона устраивало обыски квартир нежелательных лиц, включая своих бывших сотрудников[25]. Скандал разрастался, грозя даже перерасти предначертайте рамки. Как во времена Уотергейта, вновь на карту ставилась правдивость заявлений правительственных органов. Тогда 5 января 1975 года Форд поручил вице-президенту Н. Рокфеллеру возглавить комиссию для расследования незаконного внутреннего сыска ЦРУ. 27 января сенат создал свою комиссию под председательством Ф. Черча. Через два дня аналогичную комиссию учредила палата представителей. Ею с лета 1975 года руководил конгрессмен О. Пайк. Обе комиссии конгресса получили по 750 тысяч долларов и жесткий свод правил по поводу обращения с секретными материалами. Хотя очень скоро сенсационные сообщения о злоупотреблениях тайной полиции стали предметом обсуждения на страницах печати и экранах телевизоров, вызвав словесные эксцессы, расследования не выходили из рамок того, что считала допустимым правящая олигархия. Президент Форд в повторных благословениях или, если угодно, напутствиях расследователям подчеркивал, что их задача - укреплять, а не ослаблять порядки, при которых живет американский народ. 5 марта президент указал, что он не обязывает федеральные органы подчиняться всем требованиям комиссий конгресса о предоставлении материалов. 7 апреля он воззвал: "Америка не станет сомневаться в себе и испытывать паралич воли. Американцы не демонтируют оборону Соединенных Штатов. Мы, конечно, не станем на столь наивную точку зрения на мир, в котором мы живем, что демонтируем наши жизненно важные разведывательные органы". 10 апреля Форд особо предупредил объединенную сессию конгресса, чтобы та не подрывала "один из важнейших национальных институтов" - разведку в самом широком смысле[26]. Что до методов и результатов расследований, то тон здесь стремилась задавать правительственная комиссия Н. Рокфеллера. "Знающие наблюдатели, - заметил американский юрист Дж. Лофтус в своей книге в 1982 году, - сравнили назначение главой этой комиссии Нельсона Рокфеллера с поручением лисе стеречь курятник, ибо Рокфеллер был связан с разведывательным сообществом и знал о тайных операциях... В комиссию Рокфеллера входил Рональд Рейган, который, быть может, неумышленно в свое время помогал в сборе средств для организации ОПК ЦРУ "Крестовый поход за свободу" и публично призывал дать убежище в США борцам за свободу" (имелись в виду военные преступники, ввезенные ЦРУ в США после 1945 года. - Н. Я.). Впрочем, отмечено другим американским исследователем в книге в 1983 году: "Серьезность подхода к делу комиссии продемонстрировал один из ее членов, бывший губернатор Рональд Рейган. Он ушел, не дождавшись конца учредительного заседания комиссии, и умудрился пропустить три из последующих четырех еженедельных заседаний"[27]. А президент Форд в то время с благочестивым видом выразил уверенность, что доклады всех трех комиссий "могут и восстановят" доверие к ЦРУ, "в конечном итоге у нас будет сильное, эффективное и должное Центральное разведывательное управление". Когда 10 июня 1975 года был опубликован доклад комиссии Рокфеллера, то стало ясно, что имел в виду президент. Скороговоркой (доклад занял 299 страниц) признав, что ЦРУ занималось деятельностью "определенно незаконной", что "вело к необоснованным нарушениям прав американцев", составители документа не дали особых гарантий на будущее в этом отношении и вместе с тем решительно выступили в защиту прав определенной категории лиц. Соответствующее место в докладе гласило: "Обращение с ищущими убежища. Установлено: Управление безопасности (ЦРУ) обязано обеспечить безопасность лиц, укрывшихся в Соединенных Штатах. Обычно такое лицо можно обработать и допустить в общество через несколько месяцев, однако одного из них против его воли поместили в учреждение ЦРУ (читай: тюрьму. - Н. Я.) на три года. Его держали в одиночном заключении в спартанских условиях. ЦРУ заключило его на такой длительный срок, сомневаясь в его искренности. Заключение одобрил директор ЦРУ, а ФБР, генеральный прокурор, управление разведки США и некоторые члены конгресса знали в той или иной степени об этом. В другом случае ищущий убежища подвергся избиению... Директор ЦРУ и генеральный инспектор должны следить, чтобы подобные случаи не повторялись". На цоколе статуи Свободы, водруженной в конце прошлого века у входа в гавань Нью-Йорка, выбиты трогательные слова насчет того, что Америка ждет униженных и оскорбленных Старого Света. Теперь за спиной внушительной статуи стоит ЦРУ со своими порядками, неведомыми навек запечатленной в камне и бронзе достойной даме. Точнее, комиссия Рокфеллера пожурила ЦРУ за то, великолепная организация дубинами и прочим приличествующим ей инструментом отбивает охоту сманивать иных в США, тогда как уже в пропагандистских целях, не говоря о других, весьма понятных и прозрачных, целесообразно устраивать вокруг таких лиц свистопляску, треща об их благоденствии за широкой спиной статуи Свободы. А уже живущим там, то есть более чем двухсотмиллионному американскому народу, доклад комиссии Рокфеллера разъяснил: "Индивидуальные свободы являются основополагающими в нашем обществе. Нужно сохранять конституционное правление. Но нужна также эффективная и действенная система разведки, а чтобы она была эффективной, многие стороны ее деятельности должны сохраняться в тайне. Достижение этих целей таит в себе значительные возможности для конфликта. Энергичное ведение разведки определенными методами может привести к нарушению индивидуальных прав. Существование США требует эффективной службы разведки, но сохранение индивидуальных прав в самих США требует ограничения или запрещения сбора разведывательных данных. Трудно провести разумную грань, где кончается законная разведка и начинается эрозия конституционного правления. Пытаясь наметить такую грань, мы в первую очередь руководствовались положениями конституции, как они истолкованы Верховным судом, теми ценностями, которые, по нашему разумению, отражены в демократическом процессе, и верой в свободное общество. В то же время мы стремились полностью принять в расчет потребности национальной безопасности, потребности мощной национальной обороны против внешней агрессии и внутренней подрывной работы"[28]. Стандартная, битая риторика. В общем, сограждане, так было, так будет. И если у кого-нибудь на сей счет остались сомнения, то их рассеяли выводы сенатской комиссии Ф. Черча, которая 14 апреля 1976 года после 15 месяцев работы представила свой доклад. Если под рукой Н. Рокфеллера было 8 человек, то в распоряжении 11 членов сенатской комиссии - штат в 100 человек, собравших 110 тысяч страниц материалов. И каков же ее основной вывод? "Комиссия нашла, что внешние и военные разведывательные органы США внесли серьезный вклад в обеспечение государственной безопасности и в целом выполняют свои задачи ревностно и выдающимся образом. Комиссия далее находит, что мужчины и женщины, служащие Америке на трудном и опасном поприще разведки, заслуживают уважения и благодарности страны"[29]. За что конкретно? А за то, что помянутые мужчины и женщины славно потрудились и трудятся на фронтах тайной войны, проведенных, помимо прочего, их усилиями через каждый дом самих Соединенных Штатов. У них есть свой кодекс поведения, один из постулатов которого содержался в совершенно секретном докладе президенту Д. Эйзенхауэру о деятельности ЦРУ, представленном в сентябре 1954 года: нужна "агрессивная тайная психологическая, политическая и квазивоенная организация, более эффективная, более уникальная и в случае необходимости более беспощадная, чем используемая врагом. Никому не дозволено стоять на пути должного, эффективного и полного достижения этой задачи... В этой игре нет правил. Принятые доселе нормы человеческого поведения неприменимы к этой деятельности. Если США суждено выжить, давние американские концепции справедливости должны быть пересмотрены. Мы должны развивать эффективные службы шпионажа и контрразведки и научиться вести подрывную работу и уничтожать наших врагов более хитроумными, более сложными и более эффективными методами, чем используются против нас. Может оказаться необходимым, чтобы американский народ ознакомился, понял и поддержал эту в основе отвратительную философию". В развитие изложенных общих положений директивой Совета национальной безопасности в 1955 году на ЦРУ было возложено: "- Создавать и использовать трудности для международного коммунизма. - Дискредитировать международный коммунизм, уменьшать силу его партий и организаций"[30]. Этот подход и рекомендованный образ действий остаются в силе по сей день. Они оказали глубокое воздействие если не на американский народ, то, несомненно, на его представителей, каковыми наверняка считают себя сенаторы, составившие комиссию Ф. Черча. Хорошо усвоив помянутую "отвратительную философию", значительно упрощающую все, они, совершив дозволенную экскурсию по трущобам тайной полиции, в святой простоте сознались: "В некоторых отношениях профессия разведчика напоминает монашество с принятой там дисциплиной и личными жертвами, похожими на средневековые ордена. Разведка - профессиональная карьера, в которой, однако, нормы американской морали иногда прискорбно искажаются. Несмотря на то, что у комиссии был мандат сената и мы вчиняли требования под угрозой судебного наказания, комиссии так и не удалось самой просмотреть документы разведывательных органов. Все они - Центральное разведывательное управление, Федеральное бюро расследований, Агентство национальной безопасности, Налоговое бюро, Управление разведки министерства обороны или Совет национальной безопасности - представляли документы и материалы, только пропустив их через внутреннюю цензуру. Хотя сенатское расследование было предпринято по решению конгресса, а созданные в соответствии с конституцией комиссий имели право на неограниченный доступ, ЦРУ и другие правительственные органы ограничили доступ комиссии к материалам[31]. Нетрудно теперь понять цену как "разоблачений" комиссии Ф. Черча и ее рекомендаций, так и установить первоисточник шумихи, поднятой в Соединенных Штатах вокруг пятнадцатимесячных трудов почтенных сенаторов. Для обозрения было выставлено то, что сочли возможным и нужным показать руководители ЦРУ и К░, - надводная часть айсберга тайной полиции. Если комиссия Ф. Черча пошла на компромисс и, по существу, оказалась на поводу у тех, кого расследовала, тем самым подтвердив живучесть великой американской традиции поклонения идолу тайной полиции, то несколько по-иному сложились дела у консервативного конгрессмена О. Пайка. Его комиссия оказалась на редкость упрямой, горевшей наивной верой в бесспорное главенство законодательной власти над исполнительной. Это наложило отпечаток на ее методы расследования и привело к неизбежному результату: комиссию честили на все корки и даже демагогически окрестили маккартистской. Доклад комиссии был представлен 19 января 1976 года. Через 10 дней палата представителей, проголосовав, постановила оставить его в тайне. Причины решения законодателей прояснились, когда корреспондент "Коламбия бродкастинг корпорейшн" раздобыл экземпляр доклада, а газета "Вилледж войс" 16 и 23 февраля 1976 года опубликовала несколько извлечений из него. Доклад начинался с красочного описания одиссеи комиссии в бурном море американских спецслужб. Уже его первая фраза многозначительна: "Если недавний опыт комиссии принять за критерий, то органы разведки, подлежащие контролю законодателей конгресса, ныне находятся вне их сферы компетенции". Утверждение это затем документировалось перечислением препятствий, которые чинили комиссии различные правительственные органы, что заняло 81 страницу[32]. Между тем комиссия отнюдь не преступила границ, характерных для любого буржуазного парламента, она просто попыталась выяснить, сколько и на что расходуют доллары американские спецслужбы. Этому и посвящен основной раздел доклада, который открывала цитата из американской конституции: "Казначейство отпускает средства только в соответствии с законными ассигнованиями, а систематические отчеты о доходах и расходах государственных средств будут публиковаться". Статью, естественно, знает каждый успевающий американский школьник, и ее положения входят в золотой фонд идеологов американской "демократии". Поэтому, повествуется далее в докладе, "расходование средств было главным вопросом слушаний. Избрание этого в качестве отправной точки основывалось на конституционной ответственности и воплощало честную технику расследования, - проследив путь долларов, комиссия выяснит, на что они тратились, и, следовательно, установит приоритеты наших секретных служб"[33]. Американские конгрессмены, если и обучены чему-нибудь, то в первую очередь умению считать деньги, и безмерно гордятся этой первой из доблестей буржуа. С величайшим удивлением, граничившим с ужасом, они обнаружили, что оказались в мире странной и даже немыслимой бухгалтерии - по приблизительной их оценке и призванных на помощь экспертов, расходы на внутренний сыск превышали официальные ассигнования по крайней мере в пять раз. Прикидка общих расходов на глазок, ибо в конкретных данных комиссии на каждом шагу отказывали, выявила поражающую воображение любознательных цифру - не менее 10 миллиардов долларов. Официальные же ассигнования на ЦРУ и К░ составляют примерно 3 миллиарда долларов. Действительно, есть от чего прийти в ужас. Едва ли большим утешением было то, что, по оценке комиссии Пайка, действительные расходы на разведывательную деятельность за рубежом превышали всего в три-четыре раза официальные ассигнования, то есть завышение несколько меньше по сравнению с внутренним сыском. Но почему такая секретность? В ответ на настойчивые требования комиссии объяснить причины такого несоответствия последовали невразумительные речи. В отчаянии комиссия Пайка заключила в своем докладе: "Ныне налогоплательщики и большинство конгрессменов не знают и не могут выяснить, сколько они тратят на шпионаж. Это прямо противоречит конституции, требующей периодических и публичных отчетов о всех расходах федерального правительства. Ратующие за секретность молчат о конституции. Они не упоминают о налогоплательщиках. Вместо этого они разглагольствуют о том, что русские могли бы получить некое представление о конкретных операциях, даже если бы все, что узнали они, ограничивалось бы общей суммой в несколько миллиардов долларов, покрывающей работу десятков организаций. Как русские в этих условиях могут что-либо выяснить, непонятно. Комиссия спрашивала, но так и не получила ответа"[34]. По давним американским традициям, у светил тайной полиции, почтивших своим присутствием заседания комиссии, допытывались, насколько эффективно расходовались выявленные астрономические суммы. Светила отмалчивались или уклонялись от оценок, без устали ссылаясь на секретность. Но даже из очень ограниченной документации, выданной комиссии, представала картина хорошо поставленного расточительства. Перед тем как перейти к делам внутренним, Пайк и его коллеги взяли "разбег", обратившись к делам ЦРУ на внешних "фронтах". Даже вскрывшаяся очень отрывочная картина, ничтожная часть всего, оставила тягостное впечатление. Публицист Д. Уайз комментировал: "Так какие же секреты так усиленно охраняет правительство? Что касается доклада комиссии Пайка, то в число этих секретов входили: Генри Киссинджер получил в дар три ковра, а его супруга ожерелье... ЦРУ поставляло женщин, изготовляло порнографические фильмы, а органы разведки имели бюджет на много миллиардов выше, чем говорилось конгрессу"[35]. Этого оказалось достаточным для г-на Киссинджера чтобы ополчиться на комиссию, которая уже по этой причине не смогла расширить свои разыскания. Проще говоря, государственный секретарь повелел сотрудникам своего ведомства не давать никаких показаний комиссии, а ей самой в гневном послании напомнил: "Бывали другие времена и другие комиссии, когда взгляды работников внешнеполитического ведомства публично разбирались и осуждались. И это может случиться вновь". Без промедления в печать не без умысла просочилось, что имел в виду Киссинджер, - это маккартизм. Поведение не очень корректное для государственного деятеля, который одновременно официально уведомил комиссию: "В отношении обвинений в маккартизме я хочу указать, что я-то не обвиняю комитет в действиях методами Маккарти..."[36]. Поведение высших должностных лиц республики подкрепила уверенность ЦРУ и ФБР в счастливом для них исходе дела. Некий М. Кайзер, на предприятии которого производится подслушивающая аппаратура, отважился клятвенно заверить комиссию, что он продавал хитрые устройства ФБР через посредничающую фирму в интересах сохранения тайны. Единственная функция фирмы-посредницы - взвинчивание цены аппаратуры на 30 процентов. Стоило Кайзеру дать эти показания, как его вызвали в ФБР, подвергли шестичасовому допросу с пристрастием - с криком, угрозой оружием - и заставили подписать опровержение. Кайзер, однако, оказался твердым орешком. Он снова бросился в комиссию, где публично отказался от опровержения и рассказал о методах ФБР. Он, несомненно, глубоко переживал за репутацию своей фирмы и свои попранные права человека. Как же расследовать в таких условиях! Суммируя пространные претензии комиссии Пайка к властям, газета "Вилледж войс" в комментариях к извлечениям из ее доклада сообщила: "Заключив, что американский налогоплательщик не получает должного эффекта за свои деньги в области внешней разведки, комиссия Пайка обратилась к внутреннему сыску и пришла к аналогичному заключению. В докладе комиссии Пайка указывается, что ФБР следило за Вашингтонским институтом политических исследований, отличающимся левизной, пять лет и не обнаружила за ним никаких преступных деяний. В уставе ФБР, однако указано, что, если не обнаружено преступных нарушений закона, слежка прекращается через 90 дней. Слежка ФБР за Социалистической рабочей партией продолжалась 34 года. Когда-то, в 1941 году, ФБР привлекло несколько членов партии к суду по закону Смита, но статьи закона, по которым оформляли эти дела, впоследствии были признаны неконституционными. С 1941 года ФБР вообще не выдвигало никаких обвинений против Социалистической рабочей партии. Суммарный итог операций ФБР против этих двух организаций - 39 лет деньги пускались на ветер"[37]. "Расточительство" - вот тот суровый приговор, который могут вынести буржуа комитету, заведующему их делами, то есть правительству. Конечно, комиссия Пайка не замахнулась и не намеревалась замахнуться на господствующую систему. Она оплакивала прежде всего и больше всего деформацию принципа разделения властей, повлекшую за собой узурпацию исполнительной властью прерогатив власти законодательной. Вынесенный вердикт недвусмыслен: "Имеющиеся данные свидетельствуют, что ЦРУ отнюдь не бесконтрольно, а целиком ответственно перед президентом и его помощником по национальной безопасности"[38]. Подчеркнем, не только как разведка, а как сыскной аппарат внутри Соединенных Штатов. В сущности, с Капитолийского холма раздался пронзительный крик отчаяния и громкое предложение своих услуг. "Допустите законодателей в долю в руководстве тайной полицией, и "демократия" в США расцветет" - так можно резюмировать рекомендации "беспристрастных" комиссий. СЛУЖИТЕЛИ ЖЕЛЕЗНОГО ЗАКОНА БЕЗЗАКОНИЯ. 1 Истовая приверженность к собственности, страсть к наживе - основной двигатель буржуазного общества. Горе тому, кто пытается встать на пути стадного инстинкта буржуазии или хотя бы осмелится запустить руку в ее карман. Это пресекается с первых дней ее утверждения в обществе. Летели с плеч головы королей на плахе и от ножа гильотины, мушкетной пальбой американская революция салютовала победе наисвятейшего дела - никто не смеет истратить и полушку из собранных налогов без согласия выборных представителей - в подавляющей части от той же буржуазии. Святость частной собственности объявлялась однозначной демократии. Так возглашали богатые, состоятельные отцы - основатели Соединенных Штатов еще в конце XVIII века, учреждая государство в интересах денежного мешка. В академических американских исследованиях давным-давно установлено, что на заре существования Соединенных Штатов неотъемлемой частью вновь установленного государственного порядка было признание повелительной необходимости и первейшего долга конгресса контролировать каждую статью расходов федерального правительства. В этом и состояла, помимо прочего, сущность американской законности. Сентенция канцлера штата Нью-Йорк, произнесенная им в разгар обсуждения конституции, вошла в хрестоматии: "Ничто из происходящего под небесами так не волнует публику, как расходование ее денег"[1]. Пяти лет не прошло со времени тех речей, встречавшихся с одобрением и пониманием, как практические нужды государственного строительства потребовали принятия закона от 9 февраля 1793 года о порядке "переговоров о заключении договоров" с иностранными державами. Отныне государственный департамент получал ассигнования на "конфиденциальные цели", по которым отчета перед конгрессом не держал. К 200-летию существования США правящая олигархия куда как хорошо усвоила этот принцип, необъятно расширив его. Те в конгрессе, кто вдруг припоминал азы американской законности, судьбы разных королей, представали, мягко говоря, чудаками. В конце 1975 года бойкий конгрессмен Кох жаловался с трибуны в палате представителей. И было на что. Он, озабоченный судьбами законности в великой республике, поймал за лацкан пиджака ревнителя оной от ЦРУ - Хелмса. Кох, памятуя, что в тайное ведомство вцепились комиссии конгресса, осведомился у Хелмса о численности служащих и бюджете ЦРУ. Высвобождая лацкан, Хелмс процедил: - На такие вопросы мы не отвечаем. - Как, - подпрыгнул Кох, - вы говорите, что я, депутат конгресса, не имею права знать бюджет, за который отдаю свой голос? Следовательно, когда я голосую, то не знаю, за что голосую? - Разумеется... - презрительно скривил рот Хелмс, - наши ассигнования включены в большие ассигнования по другим ведомствам, и вы, конечно, не знаете. - Выходит, что они могут проходить по статьям социального обеспечения? - Пока мы не обращались к ним, но вы подали недурную идею. Небрежно потрепав по плечу лишившегося дара речи конгрессмена, величественный Хелмс прошествовал дальше, а Кох, оправившись, бросился в палату представителей, где и рассказал о диалоге, воспроизведенном выше текстуально. Однако небо не рухнуло на землю и под Капитолийским холмом не раздался гул, возвещающий о землетрясении. Седовласые сенаторы и шустрые конгрессмены в подавляющем большинстве отлично знают каучуковую растяжимость американских законов, незыблемых разве для простаков. Таковым и оказался упомянутый Кох, который взывал к своим коллегам - потребовать наконец от ЦРУ, ФБР и прочих их собратьев сообщить, сколько средств налогоплательщиков идет на их работу. "Ведь вот чего вы боитесь по обе стороны прохода и о чем некоторые из вас говорили: "Ну, если мы сделаем это, то это будет лишь первый шаг", - с завидной наивностью увещевал Кох государственных мужей. - Возможно, так, однако, каков бы ни был второй шаг, палата представителей желает сделать его, а если он окажется последним шагом, то пусть так и будет. Если палата представителей решит, что ей нужно больше информации, она должна проголосовать за это. Что в этом плохого? Ведь именно это называется демократической системой, а нас выбирают сюда, чтобы мы были ее частью"[2]. Совершенно напрасно г-н Кох стыдил 434 конгрессменов, своих коллег, и взывал к их гражданским чувствам. Никто, надо думать, не опустил глаза. Сидевшие перед трибуной отлично понимали, что тайная полиция - оплот порядка, существующего в США, который дает им безбедное существование, а иным, особо отличившимся конформизмом, открывает перспективы продвижения по служебной лестнице. Одно дело - высокая риторика насчет демократии перед избирателями и за рубежом, другое - реальная жизнь. "Пожелать", как выразился Кох, сделать некий шаг и попытаться всерьез влезть в тайные дела ЦРУ и К░ - самое последнее, на что пошли бы государственные мужи, собравшиеся в зале. Никто и не помыслил, чтобы поставить вопрос на голосование и тем самым усомниться в святости дела тайной полиции. Больше того, было бы величайшим безрассудством предъявлять на обозрение высшую мораль, объявив на нее монополию, и, живя в стеклянном доме, бросаться камнями в безнравственных мастеров и подмастерьев дел сыскных. По великому множеству причин в том юбилейном 1976 году, отмеченном и трудами комиссий Черча и Пайка, прожектора американских средств массовой информации рельефно высветили более чем скромные формы соблазнительной, по критериям США, блондинки Элизабет Рей. Молодая женщина, работавшая, по бухгалтерским ведомостям, секретаршей под куполом Капитолия, гордо созналась, что за все время она и не притрагивалась к пишущей машинке. Однако предприимчивая Элизабет сумела надиктовать на магнитофонную ленту книгу о своих трудах здесь, в Капитолии, и вблизи него. Она снесла рукопись издателю, видимых последствий не случилось, пока не грянул год 1976-й. В славный юбилейный год в редакции "Вашингтон пост" Элизабет, изможденная многолетними трудами, нашла теплый прием и понимание. Читающей Америке всего за 1 доллар 25 центов издательство "Делл" преподнесло душераздирающий шедевр "Дополнительные вознаграждения в Вашингтоне". Это введение в политическую порнографию с лихвой объясняет, где и почему проведены границы любознательности конгресса. Рецензент волнующего произведения отмечал: "Если вам когда-либо приходилось видеть, как служитель передавал сенатору записку и вызывал его из зала, в то время когда он произносил важную политическую речь, вы, несомненно, по своей наивности предполагали, как и я, что ничто, за исключением разве ядерного нападения или стихийного бедствия, не могло прервать его выступления. Рекомендую быть более мудрым. В девяти случаях из десяти то, наверно, была Элизабет, заглянувшая со словечком одобрения: "Мне просто захотелось взглянуть, как ты чувствуешь себя, и сказать привет!" Разве можно быть уверенным, что это плохо для демократии? Замшелые старики сенаторы возвращаются на свои места, излучая добрые чувства и преисполненные снисходительности к своим избирателям". Герой мемуаров Э. Рей, естественно, сам ее босс-конгрессмен В. Хейс. Помимо него, четыре встречи каждый вечер и еще три отложенные. "Не думайте, что такая жизнь забава, нет, труд, - продолжает рецензент, - в любой момент ее могут призвать услаждать незнакомых мужчин, приехавших в Вашингтон, чтобы провести здесь конец недели. В конце концов об одолжении просит босс". Рей в отчаянии от жизни такой бросилась к священнику исповедоваться. Но и он обошелся с ней отнюдь не как с прихожанкой[3]. Другой рецензент сделал акцент на политическую сторону произведения. "Поднятые проблемы интересны и показательны. Кое-что, безусловно, незаконно - политические деятели тратят государственные и партийные средства, чтобы тешить свою плоть, вероятно, на это идет такой же процент, как тратят руководители монополий на указанные цели. Хейс будто бы выплачивал скромнице Элизабет по 14 тысяч долларов в год, в среднем по 200 долларов за визит, если принять в расчет ее подсчеты - одно-два посещения в неделю, а вот губернатор штата, имя которого я не хочу называть, оплачивал из избирательного фонда тренера по теннису для своей жены и любовницы. Нужно твердо помнить: государственные деятели не могут жить так, как они считают необходимым, на законно получаемое ими жалованье (не говоря уже о миллионных состояниях, которые они оставляют)". Что касается собственно темы колоритных воспоминаний, то для рецензента она не в диковинку. Он напомнил книгу Миры Макферсон "Любовь сильных мира - взгляд вплотную на политиков и их браки". Рецензент знает "сенатора, чьи политические взгляды коренным образом изменила женщина, с которой он имел роман". При всем этом, сознался рецензент, "сообщения, впервые напечатанные в журнале "Тайм", об оргиях в самом Капитолии будто бы в служебных помещениях спикера палаты представителей Карла Алберта затронули меня и, полагаю, множество американцев. Прекрасная картина: наши "лидеры" в роли развратных стариков за стенами Капитолия, в то время как мой сын-шестиклассник с классом снимаются у Капитолия на память об экскурсии в Вашингтон". И в заключение: "Большинство речей политических деятелей из рук вон плохи. Я упоминаю об этом потому, что не раз слышал от соблазнителей избирателей сравнение ораторского искусства с сексом - как толпу, так и женщину побеждают, с той только разницей, что толпа менее опасна и не пишет книг"[4]. Элизабет Рей вот и написала книгу, рассказав, что увидела в этом достопримечательном месте Вашингтона и вблизи него. Поле ее зрения, очевидно, невероятно узкое по сравнению с тем, что без труда охватывает неусыпный тысячеглазый Аргус тайной полиции, которая - и это минимальная угроза с его стороны - обожает писать или инспирировать книги. Об этом прекрасно знают в Капитолии и относятся, по понятным причинам, с большим уважением к авторскому зуду ЦРУ, ФБР в их собратьев по общему делу. Доклад комиссии Черча в прямом смысле - громадная хвалебная рецензия на подвиги ЦРУ на поприще политической публицистики. Руководитель отдела пропаганды ЦРУ в том же 1961 году писал: "Преимущества нашей прямой связи с автором в том, что мы можем подробно ознакомить его с нашими намерениями, предоставить ему любые материалы, которые мы хотим, чтобы он включил в свою книгу, и проверять рукопись на всех стадиях работы. Наш контроль над автором обычно осуществляется тем, что мы оплачиваем ему время, потраченное на написание рукописи, или по крайней мере авансируем его с обязательством в случае необходимости вернуть аванс... (ЦРУ) должно быть уверено, что рукопись отвечает нашим оперативным и пропагандистским целям"[5]. Тогда почему нельзя предположить, что книга Э. Рей - скромное напоминание о том, что может написать в случае необходимости должным образом проинформированный автор. Надо думать, у иных сверхдобродетельных гуманистов на Капитолийском холме от одной этой мысли холодок пройдет по спине и язык окостенеет. Открытия такого рода давным-давно уже вызывают спортивного рода любопытство у высших должностных лиц республики и тайной полиции. Президент Джон Ф. Кеннеди нередко завтракал с директором ФБР Э. Гувером, который на десерт неизменно припасал очередную грязную историю. "Сколько же грязи он знает за этими сенаторами!" - крутил головой Кеннеди, рассказывая приятелю, журналисту Б. Брэдли, о завтраках с директором ФБР. Впрочем, самому президенту было необыкновенно интересно знать, какой именно шлюхе патронировали в данный момент его недавние коллеги сенаторы и вообще близкие к власти. Как-то Гувер показал президенту фото немки, любовницы пресловутого "101-го сенатора" Бобби Бейкера, помощника вице-президента Л. Джонсона. "Она прелестна!" - завистливо вздохнул президент, слывший глубоким знатоком женщин. Гувер присовокупил, что лихая дама собирается выйти замуж за высокого чина в аппарате конгресса, и уже Кеннеди процитировал Брэдли слова Гувера: "отпускает ему даром то, за что с других взыскивает по двести долларов за ночь". Да, подытожил Брэдли, "невероятная картина - президент США и директор ФБР за завтраком в Белом доме рассматривают фото потаскух"[6]. Чему удивляться? Д. Маклелан, ведущая в "Вашингтон пост" колонку светских новостей, сообщила в 1982 году в своей книге "Ухо в сторону Вашингтона. Хронология скандалов, слухов и сплетен столичной элиты": "Жена помощника Никсона Дина Морин клянется, что я годы президентства Никсона в его резиденции показы пали порнографические фильмы"[7]. Нравы! Как и надлежит, порядок здесь наводит тайная полиция. "Именно ФБР, а не секретная служба (каковой вверена охрана президента. - Н. Я.), установило, что Кеннеди "встречается" с молодой женщиной, которая в промежутках между приемами в спальне Белого дома делила ласки с бандитами мафии Сэмом ("Момо") Джинкано и Джоном Розелли. Обоих после недавних нежелательных разоблачений, вскрывших их связи с ЦРУ, отправили гангстерским способом на встречу с творцом. Итак, Эдгар Гувер лично отправился в Белый дом и конфиденциально предупредил президента - продолжение его тайной связи с Юдифью Кэмпбелл (теперь известной как г-жа Экснер) может привести прямо к политической катастрофе. А роман продолжался уже несколько лет, с тех пор как сенатор Кеннеди впервые углядел пригожую Юдифь на вечеринке в Лас-Вегасе. Теперь г-жа Экснер вспоминает о президенте как о "чрезвычайно энергичном и любознательном человеке", которому "безумно нравились голливудские сплетни, особенно рассказы о том, кто с какой голливудской звездой спит". Надо полагать, что лидер "свободного мира" не вводил Юдифь в курс государственных тайн, как, например, что ЦРУ наняло обоих ее названных приятелей, чтобы убить Кастро"[8]. Когда в августе 1962 года популярная кинозвезда Мэрилин Монро ушла в лучший мир, по официальной версии, "вероятно, в результате самоубийства", очень немногие знали о ее близости с президентом Дж. Кеннеди и министром юстиции Р. Кеннеди. Материалы следствия о ее смерти исчезли, их прибрал некий высокопоставленный полицейский чин из Лос-Анджелеса, ныне умерший. При жизни он претендовал на пост Гувера! В 1974 году Р. Слатцер, настаивавший, что и он был среди супругов почившей секс-бомбы, выпустил книгу[9], в которой потребовал нового расследования обстоятельств ее кончины, намекая на убийство. Его особенно интриговало, зачем Р. Кеннеди понадобилось явиться в дом Мэрилин Монро в день ее смерти. Ни одна крупная американская газета или телевизионная компания не проявила ни малейшего интереса к версии Слатцера. Мэри Мейер, в прошлом супруга видного работника ЦРУ, около двух последних лет жизни Д. Кеннеди была, вероятно, самой близкой, скажем, подружкой президента. Развлекались вдвоем в Белом доме, в интервалах распивали виски, иной раз покуривали марихуану. Но скоро бросили. Памятуя о высоких государственных обязанностях, президент изрек: "Хватит! Представь - в этот момент русские что-нибудь затевают!" Через год после убийства президента Мейер пристрелили в предместье Вашингтона прямо на улице. Давний знакомый покойной, глава контрразведки ЦРУ Д. Энглтон, завладел ее дневником, который, естественно, исчез. Слабая тень всей истории - малонадежная книжка помощника издателя "Вашингтон пост" Ф. Грэхама (до его самоубийства) Труита, выпущенная в 1975 году[10]. Тогда и только тогда "Вашингтон пост" сочла возможным вернуться к роману Кеннеди и Мейер[11], а бойкий "Нью Таймс" кое-что растолковал в статейке под мрачноватым заголовком "Таинственное убийство любовницы ДФК"[12], а таковых биографы насчитали свыше полутора тысяч. Невелики открытия. Всего-навсего крохи сведений о нравах высшего света стольного града "демократии", которые свойственны скорее всего тем существам, что в ходе эволюции остановились на стадии приматов, с той только разницей, что эти животные не платят за любовь по причине отсутствия денег. Впрочем, остается открытым вопрос, с какой целью потребовалось перетряхивать постельное белье президента Кеннеди? Это другая тема. Для наших целей достаточно напомнить: тайная полиция знает, что предать всеобщему обозрению и что утаить. В зависимости от обстоятельств и потребностей этого государства в государстве. 2 Человек с ружьем, вооруженные силы США, гласит американская мифология, служит под бдительным присмотром и только в исключительных случаях может обратить оружие против сограждан. Главенство гражданских властей над военными - один из краеугольных камней заокеанской республики, и по поводу такого распрекрасного принципа написаны библиотеки книг. У кого нет ни времени, ни особого желания читать их (впрочем, на это жизни не хватит), может обратиться к своду законов Соединенных Штатов, в разделе 10-м которого есть глава "Мятеж". Статьи 331-333 ясно говорят о том, что армия вводится в действие только тогда, когда восстание уже вспыхнуло, а гражданские власти оказались не способны справиться с ним. По статье 334, если президент сочтет необходимым ввести в дело федеральные войска, то обязан "издать прокламацию к мятежникам немедленно мирно разойтись, в кратчайший срок вернуться на места своего проживания". В 1978 году исполнилось 100-летие "Зак