В.Бахревский. Мальчик из поднебесья
---------------------------------------------------------------
OCR: Wesha the Leopard
---------------------------------------------------------------
Деревня Асефы стояла посреди моря. А искупаться было негде! Вместо
рыб плавали птицы, вместо кораблей - самолеты.
Есть в Африке страна Эфиопия. Она так высоко поднялась к небу, что
даже деревья там расцветают голубыми цветами.
Вдоль улицы - голубые деревья! Как на детском рисунке. И все это -
быль.
В деревне Асефы тоже росли голубые деревья. Их было два. Больше не
уместилось. Люди поднебесного острова только о том и думали, что
уместится на их земле, а что - нет. Остров был похож на две капли.
Одна чуть больше другой, а между ними узкая полоска шириной где в
пять, где в шесть шагов.
На большом острове поместились четыре круглые соломенные хижины, на
малом - круглая церковь. Оба дерева росли возле церкви, и там же
выбивался из трещины в камне родник... Деревню, как и полагается,
окружали поля. Все они помещались на уступах скал. В одном месте -
полоска, в другом - пятачок. К каждому такому полю приходилось
выдалбливать в каменных глыбах каменные лестницы. На такое поле
трактор не пригонишь. С трех сторон пропасти. Птицы, и те летают
далеко внизу.
И все-таки эта высокая земля была кормилицей.
Беда пришла не сразу. Асефе исполнилось восемь лет, когда в сезон
больших и в сезон малых дождей с неба не пролилось ни капли. Их милая
земля, нежная, как козий пух, закаменела. Хлеб не родился.
И еще был год без дождя и без хлеба, и еще... И еще...
Все мужчины деревни ушли в город. Они надеялись заработать денег и
купить зерна.
Асефа остался в доме с мамой, бабушкой, сестренкой, и еще у него
была голубая птица с синими крыльями.
Мужчины в деревню не вернулись. Они все дальше и дальше уходили от
родных гор, но всюду их встречала засуха.
Пересыхали ручьи, умирали реки. У источника, поившего деревню
Асефы, такого всегда звонкого, пропал голос.
Даже голубая птица с синими крыльями куда-то исчезла.
Ночью Асефа выбрался из хижины.
Его окружили звезды. Они были всюду: над головой и у самых ног,
много ниже их высокого острова. Асефа сказал им:
- Звезды, вы знаете все дороги на свете! Найдите на небе тучи и
скорее пошлите их нам!
Звезды сияли длинными огнями. Наверное, им хотелось пить. Асефе
тоже хотелось пить. Он пошел к роднику. Каменная чаша была полна, но
раньше вода переливалась через край сверкающим потоком. а теперь всего
лишь роняла капли. Так слезы капают.
И тогда женщины взяли самое дорогое, что у них было, - своих
мальчиков и девочек и ушли в Лалибелу. Путь туда был тяжелый, с горы
на гору. Но прошел слух: в Лалибеле голодающим дают пищу, а больным -
лекарства.
Три хижины опустели, а в четвертой осталась семья Асефы. Заболела и
слегла его мама Уоркнешь.
Асефа и сестренка Таиту собирали в горах корешки, я бабушка Десета
отбирала из них съедобные. Это была вся их пища.
Скоро мамы не стало.
И тут новая беда. Отказали ноги бабушки Десеты.
Асефа знал: спасения ждать неоткуда. Кто же вспомнит о деревеньке,
торчащей посреди пустынного неба?
Но он ошибался.
Каждый раз, поднимая вертолет в небо, Володя Маков сурово хмурил
брови. Это был у него такой способ поубавить в себе радости. Он
летает, а другие - нет.
Задание на сегодня у него было сложное, даже опасное, но радости у
Володи не убыло.
Он летел над Африкой!
"Африка! Африка! - прекрасная страна!" - напевал он песенку
славного доктора Айболита.
Слова этой песни были чистой правдой.
Внизу шелковым серебром отливали эвкалиптовые рощи. Эвкалипт в
Африке - гость, но гость желанный. За год деревце вырастает на четыре,
а то и на шесть метров. И поэтому эвкалипты сажают, как в огороде
растения. Подросшие деревца срубают, но через год соседний участок, -
уже непроходимая чаща.
Пошли желтые убранные поля. Возле Аддис-Абебы засуха пощадила
землю.
Всюду - стада зебу. Зебу - горбатые пестрые коровы. Для африканца
это корова как корова, а для европейца - невиданное животное.
Деревушки обсажены высокими кактусами - живой изгородью. Хижины все
круглые, крыши соломенные, похожие на островерхие шляпы.
Земля вдруг словно оборвалась. Ухнула на тысячу метров вниз, а в
пропасти не камни - просторная долина со змейкой реки. Вернее, это был
только след реки, серый след без капли воды.
- Зона засухи, - сказал штурман.
- Вижу.
У Володи у самого горло пересохло: куда ни посмотри - измученная,
очень больная или вовсе умершая пустая земля.
По горизонту стояли плоские, как столы, горы. Это было удивительно!
Горы не выпирали в небо - они его держали.
Прошли над изумрудным безжизненным озером.
- Соленое, - определил штурман.
Так оно и было, потому что чуть дальше невзрачное пятнышко пресной
воды сплошь покрывали крылья птичьего народа.
- Бегемоты! - закричал Володя и невольно повел вертолет на
снижение. Грохот мотора спугнул какое-то стадо.
- Да это же антилопы! Самые настоящие антилопы, как в "Зоологии"!
И спохватился: помешал птицам и зверям жить своей жизнью. Вертолет
тотчас взмыл в пустынное небо, лег на заданный курс.
- Внимание! - предупредил штурман. - Входим в заданный район.
Горы изменились. Каменные глыбы словно выгребли из печи,
закопченные и совсем черные, сгоревшие. Деревушки сверху были похожи
на пятна отмершего лишайника - ничего живого.
- Люди отсюда ушли, - сказал штурман. - Да и где тут найдешь
какую-то деревушку?
- Найдем, - ответил Володя и радостно вскинул руку: - Вот она!
- Точно! - обрадовался штурман. - Ты как Шерлок Холмс, только
небесный.
Володя даже не улыбнулся.
- Сесть, кажется, негде...
- Пятачка свободного нет.
- Куда забрались! - изумился Володя, делая круг. - Посреди неба
живут.
- Людей не вижу, - сообщил штурман. - Ушли. Можем и мы улетать. Со
спокойной совестью.
- Поспешим, а кому-то это жизни может стоить, - сказал Володя.
Он сделал еще круг, еще... И тут из хижины вышел мальчик.
Володя спустился чуть ниже, завис.
Людей на борт поднять не удастся. Хорошо, хоть взяли два мешка
провизии.
- Сбрасывай! - приказал Володя.
Обратно летели молча.
- Прости, - сказал штурман.
- Да я и сам уж собирался разворачиваться. - Володя покачал
головой. - Это о нас с тобой сказано: поспешишь - людей насмешишь.
Только тут было бы не до смеха.
Асефа выставил перед бабушкиной постелью банки, пакеты, коробки,
коробочки.
Бабушка Десета приподнялась на руках и смотрела на чудо, упавшее с
неба. Чудо было едой - жизнью.
- Что можно взять? - спросил Асефа, и бабушка показала на самую
блестящую банку, которая больше всего приглянулась и ему, и
сестренке.
В банке оказалось сгущенное молоко.
Сначала бабушка Десета попробовала сама, потом дала по ложке Асефе
и Таиту и приказала вскипятить воду.
На первый раз полакомились сладким чаем, а вечером сварили суп из
мясных консервов.
Прошла неделя. И за эту маленькую неделю Асефа отвык от голода, от
многих недель голода. Но теперь его мучил страх. Он стал подсчитывать,
сколько банок и коробок съедено и на сколько им хватит оставшейся еды.
Еды было много, но четыре банки сгущенного молока уже опустели, и
большая банка с мясом, и коробка с крупой.
Асефа стал как старичок. Ложась спать, ворочался, ночью
просыпался.
Однажды, поднявшись до зари, пошел за водой.
Далеко внизу, на земле, все еще была ночь, а небо уже пробудилось.
Оно зрело, как апельсин, только очень быстро. Сквозь темную синеву
проступала зелень, сквозь зелень - золото.
Прямо перед мальчиком торопливо, из последних сил горела прекрасная
большая звезда. Асефе показалось, что она просит у него помощи. Он
протянул руки, чтоб взять ее с неба, но свет все прибывал и прибывал.
Золотой апельсин созрел, и звезда исчезла.
У Асефы радостно сжалось сердце.
"У тебя все будет хорошо! - говорило оно. - Живи не страшась!"
Он пошел к каменной чаше с водой. Сначала напился, потом опустил в
нее лицо. И вдруг почувствовал на плече холодные жесткие коготки.
Асефа замер, но не пошевелился. Посмотрел на отражение. На плече у
него сидела голубая птица с синими крыльями.
- Ты вернулась! - сказал ей и погладил по перьям.
"К удаче", - подумал он и сел на скамейку, с которой было видно
землю, уходящую в неведомые дали, и небо. Небо, словно котенок,
укладывалось к нему на колени.
- Что там? - спросил Асефа птицу, указывая на дальние горы.
Птица молчала.
- Нам надо к людям, - сказал он ей. - Еда все равно кончится.
Потрогал и помял пальцами жгутики мускулов на руках и ногах.
Бабушку не оставишь - значит, ее надо нести и еще надо нести воду,
без воды - смерть, и еду, без еды - тоже смерть.
Он вздохнул, пошел спать. Спал, как маленький, чуть ли не до
полдня. Добрый сон - копилка силы человеку.
Прошла еще неделя.
- Асефа! - позвала бабушка Десета. - Послушай меня и послушайся.
Еда, упавшая с неба, вернула силы и тебе, и Таиту. Возьми с собой
бурдюк воды, сумку с едой, и отправляйтесь к людям. Дорога в Лалибелу
долгая. Взрослые одолевают ее за пять дней. Пройдешь ее с сестренкой
за семь.
- А как же ты, бабушка? - спросил Асефа, и ему было страшно
посмотреть в лицо старой Десете.
- Я прожила большую жизнь и даже пережила свою милую дочь Уоркнешь.
Я останусь здесь. Пищи мне хватит надолго, до возвращения мужчин.
- Хорошо, бабушка, - сказал Асефа. - Я пойду подумаю.
Он думал на скамеечке возле родника.
Нужно взять два бурдюка воды, еду и отнести все это далеко вперед.
Главное - не лениться, тогда и просыпаться утром не страшно.
Так и сделал. Наполнил два бурдюка водой, взял банку мясных
консервов, две банки сгущенки, коробку с галетами и отправился в путь.
Спускаться с горы - не в гору лезть. Груз даже прибавлял ему шагу.
И все же он скоро выбился из сил. Поэтому первый бурдюк оставил, может
быть, слишком близко от дома. Зато второй опустил на землю на закате.
Когда вернулся домой, бабушка была в тревоге. Асефа поел плотнее,
чем всегда, и крепко уснул.
Утром разбудил Таиту и сказал ей, что пора собираться в дорогу.
Из маминой одежды бабушка сшила Таиту платье, а Асефе рубашку. Они
надели новую одежду. Таиту взвалила на плечо торбу с едой. Асефа
повесил на пояс мешочек с фляжкой воды, и они пришли к бабушке.
Бабушка поняла, что настало время проститься с внуками, и
заплакала. Но Асефа поднял ее, иссохшую, старенькую, посадил на спину
и понес. Бабушка сердилась, просила оставить ее, не губить свои
молодые жизни, но Асефа шел и шел, и пот заливал ему глаза.
Останавливаться для отдыха приходилось много чаще. чем думал Асефа.
И каждый раз, на радость им всем, прилетала и садилась ему на плечо
голубая птица с синими перьями.
Только к вечеру дошли до первого бурдюка. Теперь идти стало еще
тяжелее, пришлось и бурдюк нести. Ноша пришлась на долю Таиту, но она
не жаловалась. Согнулась под тяжестью пополам, но ведь брату было еще
тяжелее.
Дорога заняла куда больше семи дней. Она ведь шла не только с горы.
но и в гору.
Вода кончилась на берегу соленого озера.
- До Лалибелы еще не меньше трех дней пути, - сказала бабушка
Десета. - Без меня вы давно были бы среди людей. Сама я только два
раза ходила в Лалибелу, но мне помнится, за этой грядой есть большое
пресное озеро.
Но до гряды надо было дойти. А на гряду надо было подняться. Дошли,
поднялись. На большее у Асефы сил не осталось.
Таиту ушла к воде одна.
Асефа лежал на земле, и бабушка держала над ним край своей шаммы,
чтобы загородить от лучей солнца. Шамма - это белая народная одежда,
которую и поныне носят женщины и мужчины.
Таиту вернулась ни с чем.
- Бабушка, - плакала она, - там звери! Там всюду страшные звери!
Асефа услышал плач.
- Какие звери? - удивился он. - Ничего не бойся. Пошли! Пошли!
Он встал и побежал к озеру. Ему казалось, что он бежит легко и
быстро, а на самом деле ноги у него подгибались, его шатало, он падал.
- Тут, и правда, звери, - говорил Асефа, пробираясь вместе с гиеной
и маленькой, с зайца, козочкой дик-дик по грязной жиже к воде, к
воде!
Наткнувшись на бегемота, он упал головой в ноги белому журавлю,
который из почтения к человеку чуть отступил, но не испугался гиены.
Здесь никто не нападал. Здесь искали избавления от жажды.
Только напившись всласть, Асефа увидел, что с ним нет ни фляжки, ни
бурдюка. Но Таиту ждала его на берегу. Он опять полез в грязь - вода в
озере истощалась.
Теперь, уже в полном сознании, он увидел и бегемотов, и шакалов, и
бесконечно пестрое семейство птиц.
- А где наша птица? - спросил самого себя, но пока было не до нее.
Нужно напоить сестренку и бабушку.
Когда утолили жажду, пришла другая забота. Асефа понял: пока не
стемнело, нужно уходить от озера, и подальше. Совсем недалеко от того
места, где они отдыхали, бродила стая шакалов.
У Асефы едва хватило духу сходить еще раз на озеро, чтобы наполнить
водой бурдюк.
- А животных прибавилось! - сказал Володя Маков, разглядывая сверху
пресное озеро. - Смотри, люди!
- Вот что такое жажда! - философствовал штурман. - Человек не
боится дикого зверя, дикий зверь - человека.
Вертолет вез продовольствие в Лалибелу. Когда разгрузились, Володя
сказал своему штурману:
- Обратно полетим по тому же маршруту. Может, людям, которых мы
видели, нужна помощь.
- Тебе бы доктором быть. - засмеялся штурман. - Ты живешь так,
словно за все беды ответчик.
Володя промолчал.
Спугнув стаю шакалов, вертолет опустился на землю. Дверца
отворилась, и Асефа увидел, что вертолетчик жестом приглашает его в
машину.
Мальчик подхватил свою бабушку и, подталкивая впереди себя Таиту,
со всех ног побежал к вертолету. Лишь бы подождали!
Силы у него кончились возле железной лестницы. Лесенка, вот она, а
подняться не может.
Володя Маков принял бабушку Десету, подхватил Таиту. Он ждал, когда
поднимется мальчик, а у того и ноги окаменели, и руки, глаза же
наполнились слезами - он так устал, что на себя сил у него не было.
Володя вдруг понял это. Улыбнулся, наклонился, взял Асефу под мышки
и поднял: мальчик был тоненький и такой легкий, словно перышко.
Штурман убрал лестницу и хотел затворить дверь, но мальчик вскочил,
закричал, замахал руками и... спрыгнул на землю.
- Ну что еще? - рассердился штурман.
- Не шуми, - сказал ему Володя. - Может, мы кого-то еще забыли.
И тут на плечо мальчика села птица. Голубая птица с синими
крыльями.
- Как наша сизоворонка! - сказал Володя.
Мальчик, сияя, протянул ему руку. Володя поднял его. Дверца
захлопнулась, моторы взревели, и все они - Володя Маков, штурман,
бабушка Десета, Таиту, Асефа и его птица - все они стали частицей
доброго синего неба.
Вертолет летел над горами, над полями, над эвкалиптовыми рощами,
над множеством маленьких селений и, наконец, опустился на аэродроме
большого прекрасного города.
- Аддис-Абеба, - сказал пассажирам Володя Маков и улыбнулся Асефе.
- Ты знаешь, что такое Аддис-Абеба?
Асефа не понимал ни одного русского слова, но что такое
Аддис-Абеба, он знал. Это - жизнь! Его, бабушки Десеты, Таиту. И еще
это - голубой цветок. Такое вот имя у города - Голубой Цветок.
Last-modified: Mon, 20 Nov 2000 17:27:01 GMT