Александр Беляев. Взлетная полоса --------------------------------------------------------------- Набрано по: Ордена Трудового Красного Знамени ВОЕННОГО ИЗДАТЕЛЬСТВА Министерства обороны СССР, М.--1979 Александр Павлович Беляев "Взлетная полоса" Набрал ГРЯЗНОВ В.А. ujca1@ukrsotsbank.com ---------------------------------------------------------------  * Часть первая. Танкодром *  В просторном кабинете сидели двое: маршал авиации и генерал- лейтенант. Оба чуть старше средних лет. Маршал был несколько полнее. Генерал постройнее, посуше. Темные волосы маршала гладко зачесаны назад. Седая шевелюра генерала волной вздымалась надо лбом. Говорили вполголоса. Маршал продолжал: -- Мало того, что уже в два-три раза обогнали звук, так теперь еще ночью хотим летать, как днем. А это знаешь сколько сразу проблем породило? Генерал ничего не ответил, только понимающе кивнул. -- Одним словом, как за два "м" перевалили, сразу стало ясно, что этот "ночной глаз", который мы сейчас используем, ни к черту не годится. Не успевает летчик отреагировать на то, что видит через этот прибор. Самолет-то несется с бешеной скоростью. Смотри: Маршал снял трубку, кому-то сказал: -- Начинайте. Прямо со второй части. В кабинете неожиданно погас свет. И на экране, повешенном в простенке между окнами, с большими искажениями перспективы замелькали детали рельефа: поля, перелески, овраги, -- промелькнула светлая лента речушки, снова мелькнуло поле. -- С трудом, но кое-что различаю, -- сказал генерал. -- Различать -- мало. Летчику бомбить надо, -- заметил маршал. -- А как он сбросит туда бомбы, если все это от него в стороне не за два и не за три километра? А когда он начинает искать цель по маршруту полета, короче говоря, под собой, "ночной глаз" не больших скоростях и малых высотах слепнет. И тотчас на экране все превратилось в сплошные серые полосы. Когда экран погас, в кабинете опять зажегся свет. -- Эта съемка велась хоть и ночью, но при ясной погоде. А при дожде, в туман вообще ни черта не разберешь. Так что нужен мне другой прибор. Совершеннее. Есть у тебя что-нибудь в этом плане? -- Кое-что намечается, -- ответил генерал. -- Три года КБ Кулешова работает. Испытания начали еще в прошлом году. -- Новый прибор ночного видения? -- оживился маршал. -- С очень широким полем видимости. -- Так это как раз то, что мне требуется! -- Кулешов для сухопутчиков его готовит. На танках уже установили. -- Неважно! Переделаем! -- обрадовался маршал. -- Сам же говоришь: ему и туман не помеха, и поле зрения у него очень широкое. Значит, летчик увидит все, что надо. Лучше сориентируется. Точнее отбомбится. Когда опробовать можно? -- Надо сначала самому посмотреть, -- улыбнулся генерал. Он поднялся из-за стола, заложив руки за спину, прошел до двери кабинета, вернулся, остановился у окна. Внизу, по проспекту, сплошным потоком мчались автомобили. -- Завтра поеду посмотрю, что у них получилось, -- задумчиво проговорил он. -- "Совой" назвали. Глава 1 Перевалив через подъем, танк тяжело плюхнулся в выбоину, ` '!`k'# " по обочинам трассы скопившуюся на дороге грязь. Не останавливаясь, он помчался дальше, вперед, в глухую темноту ночи. Через минуту на подъем, следом за ним, взлетела вторая машина. За ней -- третья: Ветер неожиданно разорвал тучи. В просвете между ними показалась луна и осветила трассу, танкодром, обступившие его со всех сторон леса, косогор с могучими соснами и танками: шесть забрызганных грязью и оттого казавшихся еще приземистыми и мрачными движущихся друг за другом по дуге бронированных машин. Седьмой двигался как бы в фокусе образованного ими полукольца, примерно на равном удалении от головы и хвоста колонны. В его башне, внимательно наблюдая за экраном установленного для испытания прибора ночного видения, сидел командир роты капитан Сергей Кольцов. Выражение лица его было хмурым, взгляд -- сосредоточенным. Время от времени Кольцов брался за ручки настройки прибора, стараясь улучшить резкость изображения. Но на экране все было видно словно сквозь дымку. -- Это крот какой-то, а не "Сова", -- не сдержался в конце концов Кольцов. Неожиданно на экране появился силуэт какой-то башни. Кольцов пригляделся и скорее по памяти, нежели сумел что-либо разглядеть, определил, что это часовня. Она стояла у самой границы танкодрома, за полем и выпасом. Кольцов попытался поточнее настроить прибор на часовню, но на экране появились линии помех. Видимость стала еще хуже. Кольцов включил кнопку автоматической подстройки и, открыв люк, поднялся над башней. В лицо ударил поток сырого воздуха. Танк двигался по низине. В разрыве туч проглядывала луна. Вдоль трассы, как в молоке, плыли вершины деревьев, темнел косогор, и ясно как на ладони Кольцов вдруг снова увидел часовню. Но теперь она была совсем рядом. Это так поразило Кольцова, что с языка у него сама собой сорвалась команда: -- Стоп! Что за чертовщина?! Танк остановился. Рядом с Кольцовым из башни поднялся сержант Звягин. Оглядевшись по сторонам, он не удержался, похвалил механика- водителя: -- Вот жмет Акрам! Уже полмаршрута проскочили! -- Часовня-то рядом! -- не мог успокоиться Кольцов. -- Конечно: Где ж ей быть? -- А сколько "Сова" до нее показывает? Звягин нырнул обратно в танк, снова вылез из башни. -- А "Сова" показывает до нее еще километра два! -- доложил он. -- Вот тебе и "конечно"! Сделай контрольный замер. Сержант проворно припал глазом к небольшому прибору, установленному на броне машины. Нажал кнопку подсвета. Внутри прибора зажглась лампочка. Окуляр под глазом сержанта засветился нежным зеленоватым светом. -- Триста двадцать метров! -- доложил он. Кольцов сделал запись в тетради, затем скомандовал: -- Вперед! Он осмотрел трассу и поежился. Сырой воздух забивался под комбинезон, холодил грудь. Осень заявила о себе не по времени рано и неожиданно. "Вот и лету конец", -- подумал Кольцов, вспомнив о том, что еще совсем недавно, всего каких-нибудь два-три дня назад, даже вот в такую позднюю вечернюю пору на танкодроме нечем было дышать. Все лето выстояло сухим и знойным. В мае прошли дожди. И знатоки природы наперебой заговорили о том, что ясной погоды ждать не придется, что и июнь, и июль, а может, и август будут сырыми. Но все получилось наоборот. В июне дождь покрапал лишь для порядка. В июле солнце безжалостно высушило все болотца и мочажины. А в августе пожухла даже осока. Земля растрескалась. Гимнастерки солдат побелели от частых стирок. Над танкодромом и прилегающими к нему дорогами постоянно собиралось густое облако пыли. Поднятая гусеницами и колесами машин пыль подолгу висела в воздухе, лезла в открытые люки, под чехлы оружия и приборов, под шлемофоны, мешала дышать, забивалась в рот, противно скрипела на зубах. И вдруг, когда * ' +.al, что этой жаре и этой пыли не будет конца, на пересохшую землю обрушился дождь -- шумный, обильный, тяжелый, обложной дождь. Он шел день, ночь, еще день, словно хотел затопить округу. А когда кончился, сразу стало свежо: Не увидев в темноте знакомых габаритных огней танков роты, Кольцов запросил по радио командира первого взвода: -- "Буря-12"! Как там у вас? -- Полный порядок, товарищ капитан! -- раздалось в ответ в переговорном устройстве. -- Движешься по прибору? -- Так точно! -- Ну и где же ты? -- Подхожу к переезду. -- А, так ты на высотке: У тебя туман есть? -- Никак нет: -- Тогда вот что, -- принял решение Кольцов, -- веди взводы в пункт сбора: -- Есть! -- Приведешь -- доложи. И жди меня. -- Понял! Кольцов начал вызывать командира батальона. -- "Гром"! "Гром"! Я -- "Буря". Первый и второй взводы задачу выполнили. Колонну в пункт сбора ведет лейтенант Аверочкин. -- Я -- "Гром". Вас понял! -- послышался в ответ глуховатый голос комбата майора Семина. -- А вы чем занимаетесь? -- Продолжаю проводить замеры. -- Много осталось? -- Работы на полчаса, не меньше, -- доложил Кольцов. -- Заканчивайте быстрее. Вас ждут, -- предупредил Семин. Танк командира роты миновал низину, проскочил березовую рощу и поравнялся с косогором, заросшим развесистыми, кудрявыми соснами. Кольцов невольно повернул голову в сторону косогора. Сейчас с танкодрома, при свете луны, косогор выглядел угрюмым, темным пятном. Но днем, особенно в солнечную погоду, он виделся веселым, зеленым водопадом, льющимся прямо с неба. Перед косогором лежала большая поляна. Воздух над ней быстро нагревался, поднимался вверх. И тогда косогор окутывала дрожащая таинственная дымка, отчего синеватая хвоя сосен казалась воедино слитой с голубой далью горизонта, а их янтарные стволы начинали как бы светиться. И еще Сергею казалось, что если заглянуть за этот водопад, то увидишь совсем удивительный мир, в котором прошло его детство. Вот почему, сколько бы раз ни приходилось ему водить роту по маршруту препятствий, всякий раз, миновав березовую рощу, он оборачивался к косогору и вспоминал родной уголок рязанской земли, где жили его отец и мать, и ту далекую и невозвратную пору, когда еще мальчишкой купался в озере нагишом, спал на сеновале: Мелькала в воображении рябина, стоявшая у Кольцовых в огороде, и замшелый сруб колодца во дворе. От этого колодца начинали каждый в свое время путь в большую жизнь все Кольцовы. Первым в семье ушел служить, еще до войны, отец -- Дмитрий Кольцов. Домой вернулся в победном сорок пятом с наградами и нашивками за ранения на груди. Следующим, в Москву, в университет, уехал Сергей. Его с детства тянуло в науку, и по всему было видно, что старший сын после учебы останется в городе, в каком-нибудь конструкторском бюро или институте. С тех пор у стариков была одна затаенная думка: удержать при себе младшего сына, Владимира. К этому даже имелись определенные основания. Жизнь в деревне стала совсем не той, что была лет десять назад. Теперь профессию по душе при желании можно было найти и дома. Но Владимир раздосадовал родителей. Окончив десятилетку, он, никому не сказав ни слова, поступил в военное авиационное училище -- да и был таков. Обиды на него никто, конечно, не держал. Молодым дорогу заказывать трудно. Но все же отец для начала рассердился на сына. А когда получил от Владимира первое письмо из училища, немедленно отправился на почту и тотчас оформил /.$/(a*c на газету "Красная звезда": Сергей спустился в башню. После темноты ночи в танке было светло и уютно. Тут подсвечивали шкалы и индикаторы приборов, согревало тепло двигателя. Сергей неожиданно почувствовал усталость. Сказывались еженощные выезды на танкодром. Экипажи выматывались. Особенно за это время досталось механикам-водителям. Сергей подумал об этом и окликнул младшего сержанта Ахметдинова: -- Держишься, Акрам? Работы еще на полчаса осталось: -- Прошлый раз тоже полчаса было. А домой только утром вернулись, -- вспомнил механик-водитель. -- Прошлый раз прибор не сработал, -- заметил заряжающий Шульгин. -- Тогда -- прибор. Сегодня -- еще что-нибудь, -- не сдавался Ахметдинов. -- Значит, устал, раз ворчишь, -- сделал вывод Кольцов и скомандовал: -- Включить дальний свет. Узкие лучи полуприкрытых козырьком фар, как в стену, уперлись в густую пелену тумана. Но все же стало немного виднее. Мутное облако на экране тоже вроде бы сделалось прозрачнее. Но зато помех обозначилось значительно больше. -- Так что же, Акрам, мы будем докладывать о новом приборе? -- снова обратился к механику-водителю Кольцов. -- А что можно, товарищ капитан? Прибор как прибор, -- не задумываясь, ответил Ахметдинов. -- Да как он теперь после модернизации: лучше, хуже? -- По-моему, такой же: -- А если поконкретнее разобраться? -- допытывался Кольцов. -- Понять не могу, -- уклончиво ответил Ахметдинов. -- Думать тебе неохота, -- заметил Кольцов. -- Разве туман тебе не мешает? Чуть что -- фару включай. Это дело? -- Как же через туман видеть можно? -- даже удивился Ахметдинов. -- Должна техника его пробить, в конце концов! Понимаешь? -- уверенно проговорил Кольцов. Механик-водитель ничего не ответил. -- А Звягин что скажет? Твое мнение, Николай? -- продолжал расспрашивать Кольцов, поняв, что от механика-водителя он ничего больше не добьется. -- Мне обзор нравится. Панорама-то -- во какая! Что из люка, что в прибор смотришь. В прибор даже, -- высказал свое мнение сержант. -- Ты не только обзор учитывай. Ты и о помехах не забывай. Разве они не мешают? -- подсказал Кольцов. -- Помехи, конечно, имеются. И они создают трудности в работе, -- ответил Звягин. -- Вот в этом-то и дело, -- недовольно заметил Кольцов. -- Генералу Ачкасову и полковнику Бочкареву выводы серьезные нужны: -- Насчет полковника и генерала вы, товарищ капитан, не беспокойтесь, -- заверил Звягин. -- Генерал Ачкасов еще в прошлом году сказал, что эту "Сову" еще делать да делать. Он и в этом образце наверняка уже разобрался. В разговор неожиданно вступил Шульгин: -- А полковник вчера вернулся с ночных стрельб и говорит лейтенанту Беридзе: "Вы, товарищ командир взвода, не порадовали меня". А лейтенант отвечает: "Разрешите, товарищ полковник, я это упражнение со старым прибором с первого снаряда выполню!" А полковник засмеялся, говорит: "Со старым кто угодно выполнит. Надо с новым научиться. Жить все равно с новым придется". -- Если кто и будет нам душу мотать, так только Руденко. Вроде он вчера опять приехал, -- добавил Звягин. -- Подполковник-инженер? -- вспомнил Кольцов. -- Так точно. Вот кто нам в прошлом году давал прикурить! Мы с ним полтора месяца с этой "Совой" танкодром утюжили и ни по одному вопросу договориться не могли, -- признался Звягин. -- Я ему говорю: "Плохо видно, товарищ подполковник". А он мне отвечает: "Вы ничего не понимаете в техническом прогрессе". А потом как начал политграмоту читать!.. Помнишь, Акрам? -- Угу, -- подтвердил механик-водитель. -- А я почему ничего об этом не знал? -- засмеялся Кольцов. -- Вы же вели тогда пристрелку с этой "Совой". А мы водили, -- напомнил Звягин. -- Ладно. И Руденко доложим все так, как оно есть, -- сказал Кольцов. -- Давайте сделаем последний замер и закончим работу. Не спеши, Акрам. Помехи неожиданно пропали. И на экране отчетливо стала видна опушка леса и высохшая, еще в позапрошлом году разбитая молнией береза. "Вот и последний ориентир", -- подумал Кольцов и снова, в который раз за этот заезд, поднялся из люка башни. Луна уже скрылась. Вокруг было темно. Только в стороне железной дороги сквозь дымчатую кисею тумана тускло просвечивало большое розовое пятно. -- А туман-то розовый! Никогда не видел! -- удивился Кольцов. -- Сколько же, однако, отсюда до этой березы?. Вдруг в лучах светомаскировочного устройства перед танком словно из-под земли появился человек. Он бежал по дороге навстречу машине, размахивая руками и что-то крича. Ахметдинов резко затормозил. Танк, тяжело прижимаясь к земле, остановился. Только теперь Кольцов разглядел бегущего. Судя по форменной одежде, это был кто-то из железнодорожников. Он продолжал что-то кричать, но Кольцов не сразу разобрал в общем шуме, что именно пытается сообщить бегущий. Да и до этого ли ему сейчас было? Зазевайся Ахметдинов на какой-то момент, и от железнодорожника не осталось бы, как говорится, и мокрого места. Кольцов перегнулся над башней и сам закричал: -- Вы что, ошалели, лезете под гусеницы?! -- Беда, братцы, там! Беда! Помогите! -- кричал железнодорожник. Капитан сорвал с головы шлемофон. -- Что случилось? -- Пожар на путях! Цистерна горит! -- тяжело отдуваясь, продолжал железнодорожник и замахал рукой в направлении неясного розового пятна в тумане. -- Какая цистерна? -- не понял Кольцов. -- Цистерна на путях! С нефтью! А сейчас пассажирский пройти должен! Помогите, братцы! Кольцов вылез из башни на броню и протянул железнодорожнику руку. Он затащил его на танк и, уже немного успокоившись, попросил: -- Вы толком расскажите: где, что? -- Обходчик я, -- проговорил железнодорожник. -- Цистерна там и две платформы с лесом отцепились. Ну и, наверное, букса задымилась. А потом пошло, занялось. Мы кое-как растащили их. А дальше-то что? По путям-то вот-вот пассажирский пойдет! Кольцов сунул голову в башню и коротко скомандовал Ахметдинову: -- Свет в стороне видишь? Вперед -- на этот ориентир! Танк взревел, свернул с дороги и, подминая под гусеницы кусты, понесся вперед. Кольцов и сам еще толком не знал, чем может быть полезен железнодорожникам в этой ситуации. Но то, что сделать что-то надо и непременно, было уже совершенно ясно. Когда танк взлетел на высотку, Кольцов увидел стоящие на путях платформы и цистерну. Огонь уже охватил их, они пылали, как костры. -- Вперед! -- снова скомандовал Кольцов. Ахметдинов повел машину дальше. Кольцов видел суетившихся на полотне людей, видел, как они, закрывая от жара руками лица, старались откатить цистерну подальше от платформы с лесом, видел, что у них для этого явно не хватает сил, и мучительно думал: "Ну а мы-то, мы-то что можем сделать? Что?" Метрах в тридцати от цистерны Ахметдинов затормозил. Танк встал как вкопанный. Железнодорожник спрыгнул с брони на землю и побежал на помощь своим товарищам. Из башни вылез Звягин и глядел на объятую пламенем цистерну широко открытыми глазами. Кольцов почувствовал, что предпринимать надо что-то немедленно -- цистерна в любую минуту может взорваться, горячая нефть расплещется. И тогда в это море огня уже не сунешься. А стало быть, и не поможешь ни этим людям, расталкивающим платформы, ни тем, другим, которых мчит сейчас сюда a*.`k) поезд, который, вылетев из-за поворота, никак уже не успеет остановиться. Мысль его работала лихорадочно. И решение вдруг созрело ясное и четкое. -- Экипажу покинуть машину! -- почти крикнул Кольцов. Звягин, заряжающий рядовой Шульгин, а за ними и Ахметдинов с завидной ловкостью вывалились из люков. -- Всем отойти в сторону! -- громко скомандовал Кольцов и нырнул в танк. Он сел на место механика-водителя и сразу же опробовал двигатель. Двигатель послушно набрал обороты. Кольцов потянул на себя рычаги управления. Машина рванулась навстречу бушевавшему пламени. Теперь он хорошо знал, что помочь железнодорожникам сможет только силой своей машины. Кольцов не думал в этот момент о том, что цистерна может взорваться еще до того, как он столкнет ее под откос. Не думал и о том, что если это произойдет, то тогда и его танк неминуемо вспыхнет, как спичка. Ему было ясно: он должен предотвратить крушение. И он решительно повел танк на огненный таран. Но достать цистерну оказалось не так-то просто. Насыпь была крутой, и танк чуть не перевернулся. Кольцов повторил заезд. Раз! Другой! Третий! И тут случилось совершенно непредвиденное: "Сова" вдруг перестала действовать. Ее экран засветился ярким пятном, изображения предметов исчезли. Кольцов "ослеп". Он не знал, что произошло с прибором. Да если бы и знал, не стал бы чинить его в такой ситуации. Он открыл люк, поднял сиденье и высунул голову из танка. В лицо дохнуло жаром. Но Кольцов успел рассмотреть то, что ему было нужно, и, снова спрятавшись за броню, двинул танк вперед. В следующий момент страшным по своей силе ударом он сбросил цистерну с рельсов. Огромный клуб огня с грохотом покатился вниз. Кольцов точно так же столкнул под откос платформы с пиленым лесом и, не теряя времени, свел по другую сторону насыпи свой танк. Когда через минуту, заглушив двигатель и открыв люк, он снова поднялся над башней, из-за поворота показался пассажирский состав. Глава 2 "Сову" ждали в армии. "Сова" была нужна. Не удивительно поэтому, что генерал Ачкасов, отложив в столице все свои многочисленные дела, приехал в полк, чтобы увидеть испытания нового, последнего образца прибора. В полку этом Ачкасов бывал уже не раз. Именно здесь много лет назад он руководил испытаниями новых, по тому времени, радиостанций. Потом тут же, все при том же командире полка полковнике Лановом, опробировал первый, еще весьма несовершенный прибор ночного видения. Был в полку в прошлом году на первых испытаниях "Совы". И вот снова оказался здесь. Ачкасову нравился этот полк. И не потому, что это была какая-то сверхзаслуженная часть, хотя ее Боевое Знамя украшали три орденских ленты. Не потому, что его городок и танкодром были оборудованы как- то по-особенному. Нравились Ачкасову люди в полку: их деловитость, уважительность к порученному им делу, принципиальность. Подчиненные Ланового никогда не кривили душой. Лановой заботливо, как садовник, возделывающий молодой сад, из года в год прививал эти качества офицерам, те -- солдатам. И со временем добился того, что в полку создалась устойчивая атмосфера взаимного доверия между людьми, этакий особый, творческий дух соревнования во всем, что касалось учебы, службы, досуга. Была и еще одна немаловажная причина, в силу которой Ачкасов распорядился направить "Сову" именно в этот полк. Дислоцировался полк в таком районе, в котором местность и погодные климатические условия самым наилучшим образом удовлетворяли всем требованиям испытаний. Гул танков стал приближаться. К Ачкасову подошел подполковник Фомин, всего лишь месяц назад принявший полк от Ланового, и доложил: -- Первый и второй взводы ведет лейтенант Аверочкин. Третий взвод продолжает стрельбы. Командир роты капитан Кольцов тоже на некоторое время еще задержится на трассе. -- Что-нибудь случилось? -- участливо осведомился Ачкасов. -- Все связано с проведением испытаний. -- Тогда понятно. Гул нарастал. Казалось, от мощного шума машин подрагивает воздух. И вскоре Ачкасов почувствовал, именно почувствовал, ибо разглядеть что-либо в темноте леса было совершенно невозможно, что танки уже вышли на опушку. Здесь и был их пункт сбора. Это предчувствие подтвердилось. Гул оборвался, словно его никогда и не было, в лесу стало тихо. Только откуда-то издалека, точно запоздалое эхо, до вышки, возле которой стояли Ачкасов и другие прибывшие из Москвы специалисты, донесся продолжительный гудок электровоза. Экипажи построили. Командир батальона майор Семин доложил об этом генералу. Ачкасов направился к строю. На вышке зажгли прожектор, на опушке стало светло. Ачкасов поздоровался с танкистами. В ответ раздался дружный хор: -- Здравия желаем, товарищ генерал! Ачкасов подошел к правофланговому танкисту -- высокому, на голову выше всех в строю, с тонкими кавказскими усиками на худощавом широкоскулом лице. Свет прожектора падал на лицо танкиста сбоку, и от этого оно выглядело очень рельефно, четко, будто высеченное из камня. "Как же ты там, на своем месте, поворачиваешься, такой богатырь?" -- подумал, глядя на правофлангового, Ачкасов, невольно представив его в танковой башне. Он протянул танкисту руку. -- Лейтенант Аверочкин! -- представился тот. Ачкасов задал Аверочкину несколько вопросов о маршруте движения танков и, выслушав в ответ короткие доклады, спросил: -- Ну а какие, товарищ Аверочкин, у вас, как у испытателя, есть замечания по работе нового образца? Лейтенант на минуту задумался. -- По сравнению с первым вариантом в нем мало что изменилось, товарищ генерал, -- доложил он. -- Вы стреляли с помощью этого образца? -- Так точно. Мой взвод стрелял на прошлой неделе. -- Ну и что? -- Упражнение выполнили. Давали пристрелочный выстрел. -- Вот это уже показатель! -- сделал для себя вывод Ачкасов. -- А без пристрелочного пробовали стрелять? -- Пробовали. Только непонятно, где снаряды искать надо, -- усмехнулся Аверочкин. -- Чем объясняете это? -- Дальность до цели "Сова" по-прежнему показывает неточно, товарищ генерал, -- ответил Аверочкин. Генерал Ачкасов кивнул головой в знак согласия, словно ждал этого ответа. А может, дал понять Аверочкину, что его ответом вполне удовлетворен. -- Спасибо, лейтенант, -- сказал он Аверочкину и шагнул вдоль строя дальше. Остановился возле командира второго взвода и тоже пожал ему руку. -- Лейтенант Борисов! -- назвался тот. Борисов был невысок, но плечист. Лицо его, круглое, с пухлыми, как у ребенка, губами, казалось очень добродушным. -- Ваш взвод двигался тем же маршрутом? -- Никак нет, товарищ генерал. Командир роты для каждого взвода разработал свой маршрут. Чтоб у всех были разные условия наблюдения, -- ответил Борисов. -- В колонну мы вытянулись только на последнем заезде. -- Это хорошо, -- одобрил Ачкасов, -- А что вы скажете о приборе? -- Мы его испытываем уже второй месяц, а ночь в день все равно переделать не удается. -- Такой задачи не ставится, -- добродушно ответил Ачкасов. -- Другого добиваемся. Прибор должен обеспечить оптимальные условия стрельбы и вождения. Обеспечивает это "Сова"? -- Не все, товарищ генерал. Водить, конечно, с ней можно. Но опять же на поворотах мы из колеи выскакивали. Ачкасов обернулся к стоящей рядом молодой женщине. Многозначительно посмотрел на нее, сказал: -- Александр Петрович говорил мне, что один прибор будет спарен с контрольным замерителем. Сделано это? -- Его установили на танке командира роты, -- ответила женщина. -- А командира роты до сих пор нет? -- Пока не видно: -- Жаль, -- задумчиво проговорил Ачкасов и, заложив руки за спину, устремил взгляд в черноту неба, словно там надеялся увидеть Кольцова. Контрольные замеры, которые делал капитан, были бы сейчас очень кстати. -- Жаль, -- повторил Ачкасов и закурил. Фомин понял, по какому поводу сетовал генерал, и, взяв под локоть майора Семина, отвел его в сторону. -- Действительно, где Кольцов? -- вполголоса спросил он. -- Замеры продолжает, -- доложил Семин. -- Так долго? Да за это время весь танкодром можно вершками вымерить. Свяжитесь с ним. Пусть немедленно заканчивает и движется сюда! -- приказал Фомин. -- Пытался, товарищ подполковник. Не отвечает. -- То есть? -- Возможно, рация у него вышла из строя: -- Порядка у вас нет, лучше это скажите, -- не принял объяснения комбата Фомин. -- Возьмите мою машину и срочно пошлите кого-нибудь за ним. Но посылать не пришлось. До вышки, возле которой располагался пункт сбора, снова донесся гул танка. А вскоре в просветах между деревьями замелькали и лучи светомаскировочного устройства. -- Это Кольцов! Разрешите, я его встречу? -- попросил Семин. Фомин кивнул в знак согласия. На опушке танк остановился. А когда Семин подошел к нему, из темноты, пересекая узкую полосу лучей, навстречу комбату шагнул Кольцов. -- Почему вы не отвечали на мой вызов? -- без всякого предисловия строго спросил Семин. Кольцов, как показалось Семину, даже зажмурился. -- Вы что, не слышите? -- Слышу. Сигнала вашего не слыхал, -- признался Кольцов. -- У вас рация не работает? -- В полном порядке, товарищ майор. -- Так что же вы там, спали? Его генерал Ачкасов, командир полка ждут, а ему хоть бы что! Кольцов вдруг улыбнулся. Перед его глазами все еще полыхало яркое пламя пожара. Он еще ощущал на своем лице его жар, слышал потрескивание горящих бревен, а потом и грохот взрыва цистерны. И как-то совершенно нелепо выглядел сейчас на фоне всего этого его сердитый комбат. Майор явно нервничал. И в другое время, в другой ситуации наверняка сумел бы передать свою нервозность и Кольцову. Но теперь его высокий, резковатый голос почему-то вдруг показался Кольцову просто смешным. Он не только не взвинтил капитана, а, наоборот, остудил его, успокоил. -- Дело там одно было, товарищ майор, -- подавив ухмылку, объяснил Кольцов. -- Железнодорожникам пришлось помочь. -- Я так и знал! -- всплеснул руками Семин. -- Железнодорожникам! Колхозникам! Всему белому свету! Да когда же вы, Кольцов, станете настоящим военным человеком? Когда поймете, что у вас есть свои задачи? Доложите мне обо всем рапортом. А сейчас немедленно отправляйтесь на доклад к генералу. Да хоть ему-то не ляпайте лишнего! Кольцов козырнул. "А зачем еще рапорт? -- подумал он. -- Я и тут могу все рассказать подробно". Но он вспомнил о генерале, повернулся и скорым шагом направился к вышке. И пока шел, успел обдумать, что и как будет докладывать. Ачкасов поздоровался с Кольцовым, как и со всеми офицерами, за `c*c. Взгляды их встретились. -- Все закончили? -- очень спокойно спросил Ачкасов. -- Так точно, товарищ генерал, -- ответил Кольцов. -- Вот и хорошо. Значит, у вас есть и впечатления, и доказательства. Ну так что, капитан, вы скажете о "Сове"? -- Мой экипаж, товарищ генерал, сегодня прошел тридцать пять километров. И вчера столько же. Но вчера, должен сказать, испытания проходили более удачно: -- начал Кольцов. -- Как более удачно? -- Я в том смысле, товарищ генерал, что, очевидно, луна сегодня мешала. Да и туман тоже. Одним словом, путаницы сегодня было больше, -- объяснил Кольцов. -- Получается так: движемся, на экране появляется часовня. По всем признакам до ее еще километра два, а на поверку выходит -- она совсем рядом. -- И контрольным замером можете это подтвердить? -- спросила вдруг стоявшая рядом с Ачкасовым молодая, незнакомая Кольцову женщина. -- Естественно. Или такое. Спускаемся в низину. На экране помехи. Пытаюсь отстроиться. Ничего не помогает. Поднимаюсь из башни. Туман. Включаю светомаскировочное устройство. А представляете, какой бы я имел в руках козырь, если бы свободно мог ориентироваться в тумане?! -- Сквозь туман "Сова" пока видеть не научилась, -- сказала женщина. -- Вот и я о том же, -- согласился Кольцов. -- Еще. При преодолении препятствий, на поворотах механик-водитель вынужден открывать люк, вести наблюдение за местностью невооруженным глазом. В поле видимости "Совы" слишком велико мертвое пространство. -- Не больше, чем у прибора, которым вы пользуетесь сейчас, -- заметила женщина. -- А вы думаете, мы им очень довольны? Миримся: -- Продолжайте, капитан, продолжайте, -- попросил Ачкасов. -- Все, что вы говорите, очень важно. -- Так я и говорю: не приживется в этом варианте "Сова" в войсках. Другого помощника мы ждем, более надежного. На лице генерала сразу четче обозначились морщины. Брови поднялись, сдвинулись к переносице. -- Вот как? -- Так точно. -- А ваши офицеры так конкретно не высказывались, -- заметила женщина. -- А мы, простите, -- обернулся к ней Кольцов, -- хором отвечать не тренировались. Каждый высказывает свое мнение. Сказал и снова увидел перед собой пляшущие языки пламени: багровые, лиловые, злые, жадные, лижущие, жалящие: "А если вам, мадам, про это, самое главное, испытание, которое никто не планировал, рассказать? Если вы узнаете, что ваша "Сова" при этом вообще оказалась беспомощной, как вы тогда будете ее защищать?" -- подумал Кольцов. -- В таком случае посмотрим, что покажут контрольные замеры, -- сказала женщина. Кольцов окинул ее взглядом. Она была стройна, высока, светловолоса. Одета в полуспортивную форму: куртку и брюки. Ее лицо, руки, шея казались смуглыми то ли от загара, то ли от недостатка света, хотя прожекторы щедро освещали поляну. Большие глаза глядели строго и, как показалось Кольцову, холодно. Она не понравилась Кольцову. Было в ней что-то недоступное и чужое. А может, потому зародилась в нем неприязнь к этой модно одетой женщине в темных, слегка расклешенных брюках и лакированных туфлях, что до сих пор не мог понять, кто она, собственно говоря, такая, что он должен перед ней отчитываться? Впрочем, ответ на этот вопрос Кольцов получил неожиданно скоро. Генерал, обращаясь к офицерам роты, сказал: -- Я тоже думаю, что вы торопитесь с прогнозами. Войска -- это не только танки. "Сова" видит дальше всех приборов. И поле зрения у нее значительно шире, чем у ее предшественников. А это уже очень много '- g(b. А в общем, товарищи командиры, я понимаю, что ваши доклады здесь -- это, если так можно выразиться, лишь ваше самое общее мнение о новом приборе. Очевидно, не только у командира роты, но и у каждого из вас найдутся и другие замечания. И нам будет очень важно и интересно их узнать. Поэтому сейчас инженер Руденко раздаст вам специальные бланки. Вы заполните их вместе с механиками-водителями. Потом в полку мы соберемся еще раз и обсудим все поподробнее: А пока спасибо вам за ваши труды. Дальше действуйте, как говорится, по своему распорядку. Сказав это, Ачкасов повернулся и неторопливо направился к стоявшему неподалеку газику командира полка. Фомин последовал за ним. А Руденко достала из папки несколько плотных листов бумаги и протянула их Кольцову. -- Передайте их, пожалуйста, офицерам сами, -- попросила она. -- Только помните: после заполнения бланки становятся секретными. Пусть они их заполняют лучше в штабе. И еще: скажите, когда вы поставите танки в парк? Мне бы самой хотелось снять ленту с замерителя: -- А это уже когда командир полка прикажет, -- коротко ответил Кольцов, подумав: "А Звягин говорил, что приехал подполковник! Должно быть, однофамильцы". Руденко протянула Кольцову руку, кивком головы попрощалась с командирами взводов и пошла следом за Ачкасовым к машине. А к Кольцову, словно того и ждал, подступил Семин. Майор не встревал в разговор в присутствии старших. У него такой привычки не было вообще. Но, несколько раз перехватив его взгляд, Кольцов понял, что комбат чем-то очень недоволен. Семин энергично махнул рукой офицерам, что должно было означать: "Занимайтесь своим делом", и, понизив голос, с обидой проговорил: -- Я же вас, Кольцов, предупредил. Неужели вы как-нибудь по- другому не могли высказать свои замечания? Я смотрел, генерала аж перекосило! -- Какое это имеет значение, товарищ майор? Я сказал то, что думал. -- Да как сказали-то! -- вспыхнул Семин. -- Словно механику- водителю разбор занятий делали. Вы знаете, кто такой генерал Ачкасов? Представитель Министерства обороны! Командиру полка сам командующий округом звонил, предупреждал, чтобы порядок при испытаниях был образцовый. Семин взметнул брови, вдруг осекся и безнадежно махнул рукой. -- Одни от вас, Кольцов, неприятности. И валятся они ни за что ни про что на меня. А вы думаете, у нас недоделок нет и в батальоне все в порядке? И Ачкасов этого не видит? Видит. И теперь молчать о них не станет. Вы ему наговорили, а он там где-нибудь скажет, что ему у нас не понравилось. Так оно и получается: Кольцов молчал. Круг подобных мыслей и забот своего комбата был ему хорошо известен. Знал Кольцов и то, что никогда не находил в этих вопросах с майором общего языка. И потому, выждав еще немного, он безо всякой обиды спросил: -- Разрешите выдвигаться в полк? -- Выдвигайтесь. А когда заполните бланки отчетов, покажите их мне, -- распорядился Семин. Глава 3 Подполковник Фомин принял полк всего месяц назад. До этого служил заместителем командира полка в другом округе. За время службы, как было записано в представлении, показал себя инициативным, грамотным офицером и был выдвинут командованием на самостоятельную работу. Командовавший полком до Фомина полковник Лановой уехал на новое место службы. Полк Ланового считался одним из лучших в округе. А сам Лановой, все это знали, был любимцем командующего. Правда, любовь эта была несколько своеобразной и выражалась в основном в том, что именно Лановому командующий поручал, как правило, наиболее трудные задания. Требовалось ли выделить часть для больших учений, провести где-то a!.`k руководящего состава, организовать показные занятия -- исполнителем всех мероприятий, как правило, назначался полк Ланового. Впрочем, это тоже никого не удивляло. Все знали, что во время войны, когда командующий был командиром полка, старший лейтенант Лановой воевал вместе с им и командовал ротой. С той далекой поры командующий крепко запомнил расторопность, хватку, смелость и решительность бывшего командира роты. В полку давно уже поговаривали о том, что Лановой вот-вот уедет из части куда-нибудь на повышение: либо будет начальником штаба, либо заместителем командира дивизии. Но получилось все не так. Ланового вдруг перевели на административную работу в штаб округа. В полку о Лановом искренне жалели. Испытания новых машин в полку начались еще до того, как Фомин принял полк. Полковник Лановой выделил для проведения испытаний роту Кольцова. Это было зафиксировано в приказах, утверждено вышестоящими инстанциями. И Фомин, если бы даже и захотел, теперь без особых веских оснований вряд ли мог что-либо изменить. Да, собственно, у Фомина и не было никаких претензий к Кольцову. Он пока что одинаково мало знал всех офицеров полка и в общем-то только начинал с ними знакомиться. Но то, что произошло на танкодроме сегодня, Фомину явно не понравилось. Не понравилось то, что Кольцов недопустимо долго задержался на трассе, не понравился тон, которым он разговаривал с Ачкасовым, не понравилось и то, что подчиненные Кольцову офицеры докладывали о результатах заключительной части испытаний не то чтобы неуважительно или как-то несерьезно, но без той четкости и категоричности, которой непременно добивался в службе Фомин. Фомин проводил генерала до машины и попросил у него разрешения остаться в пункте сбора. Ачкасов не возражал. И вообще, как показалось Фомину, он вдруг стал сосредоточенным и углубился в свои мысли. Офицеры, сопровождавшие Ачкасова, тоже не задали Фомину никаких вопросов. Фомин дождался, когда гости двинутся в полк, и возвратился к Семину. Майор доложил подполковнику, что отправил роту в расположение части. Фомин недовольно посмотрел вслед удаляющимся танкам и сухо проговорил: -- Зря, конечно, поспешили. Но раз так, то и нам тут нечего делать. Они заняли места в штабном автобусе и тронулись за колонной. Какое-то время ехали молча. Фомин заговорил первым. -- Расскажите-ка мне поподробнее о Кольцове, -- попросил он. Семин ожидал этого вопроса. Он чувствовал, что разговор о Кольцове так или иначе зайдет, и был к нему готов. -- Капитан Кольцов, товарищ подполковник, человек очень своеобразный, -- с готовностью начал Семин доклад. -- В нем, конечно, есть много положительного. Но в целом человек этот, как хотите, не армейский. -- Не понял я вас, -- нахмурился Фомин. -- Не прошел он, товарищ подполковник, настоящей армейской школы. Для него, как говорится, уставы не писаны. Он грамотный. Это точно. Университет окончил. Но неприятностей от него можно ожидать любых и в любую минуту. Так может в лужу посадить перед высоким начальством, что потом долго будешь сохнуть. -- Вы конкретнее, майор, -- еще раз попросил подполковник. -- Я говорю о том, -- поспешил объяснить свою мысль Семин, -- что Кольцов и на язык несдержан, для него и авторитетов не существует, и может в известной мере проявить своевольничание. -- И были такие случаи? -- Серьезных не было. А по мелочам сколько угодно. Вы думаете, я сейчас не сделал ему внушение за этот, с позволения сказать, отчет представителю Министерства обороны? Фомин вопросительно взглянул на Семина: -- Ну и что? -- Ничего. Как об стену горохом. Я спрашиваю: почему задержался на трассе? Думал, может, у него что-нибудь там с машиной случилось. @ он говорит: помогал железнодорожникам. -- Каким железнодорожникам? -- удивился Фомин. -- Я точно, товарищ подполковник, еще не узнал. Да это и не имее