"В ночь на 16 февраля в Зондском проливе налетело на камень военное судно "Саардам", направлявшееся в Батавию. Судно затонуло, большая часть команды спаслась". II. УВАЖАЕМЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ УВАЖАЕМОЙ ФИРМЫ ВАН БРОМ И Кo В АМСТЕРДАМЕ Мингер ван Дэкер и мингер Пип. - Старательная шляпа. - Батавия. - Митинг на рынке. - Проклятый череп и святая фига. - Палка о двух концах. Чуть светало, когда корабль "Глерия" из Сингапура подходил к гавани Приорк. Пассажиры засуетились, начали готовиться к высадке. И кого тут только не было! Сухопарый чванливый англичанин, не менее важный араб в чалме, шустрый француз, сморщенный китаец, задумчивый индус, красивый малаец и много других людей. Было и несколько голландских семей, возвращавшихся из отпуска. Поездка в Голландию занимает примерно месяц да столько же - обратный путь. Поэтому служащие получают отпуск в метрополию на целый год, но зато один раз в десять лет. Впрочем, многие голландцы не пользуются отпуском и живут в колониях по двадцать - тридцать лет. Корабль был уже недалеко от окутанного утренним сумраком берега, чуть приподнимавшегося над водой. Далеко на горизонте вырисовывались два вулкана - Салака и Гедэ. - Неужели это Ява? - удивился один из пассажиров, как видно, впервые посетивший здешние места. - А как же? - ответили бывалые. - Остров Ява. - Странно... Я надеялся увидеть горы, пальмы, красивый город. А тут - одни болота. - О, это пока лишь гавань Приорк. Сама Батавия в десяти километрах отсюда. Пассажир взял бинокль и стал рассматривать берег. Наблюдения, как видно, не удовлетворили его, и он так скептически поморщился, что стоявший радом господин поспешил успокоить: - Не тужите, все будет: и пальмы, и лихорадка, и жара... Все, что и должно быть по закону. - А тигры и носороги? - полюбопытствовал первый пассажир. - Их вам бояться нечего. - Извините, я не боюсь, а наоборот, очень хочу встретиться с ними! - важно ответил первый пассажир. Господин удивленно посмотрел на него, подумав: "Вот ты какой!" А пассажир и в самом деле был не совсем обычным человеком. Звали его Пип. Он имел какой-то странный, линялый вид, - длинный, худой, бледный, с голубыми глазами и совершенно светлыми волосами. Было ему лет тридцать. Казалось, что весь свой век он просидел где-то в подвале, а теперь впервые выбрался на солнце. Внешне очень спокойный, Пип был одет так, точно ему вот-вот угрожают тигры и носороги: кинжал, револьвер, а рядом среди вещей еще и ружье в чехле. - Вы что, охотник? - спросил господин. - Не совсем, но еду главным образом ради этого. - Ну, так вам долго придется искать здесь диких зверей. - Почему же? - Тут столько народу, что звери остались лишь в самых глухих уголках. - Жаль! Чего же ради забираться в такие страны? Но я все равно найду их! - Желаю успеха. Тем временем пароход подошел к каменистому побережью, где виднелись огромные пакгаузы-склады. За ними теснилось множество маленьких ресторанчиков, в которых жизнь не замирала ни днем, ни ночью. Рядом была и станция железной дороги. Как только на берег были спущены сходни, по ним на борт судна ринулась целая орава полуголых, бурых и желтых людей. Они кричали на всех языках, толкали друг друга, наперебой предлагали свои услуги: - Отель "Ява"! Отель "Нидерланды"! Наилучший! Наиудобнейший! Туан, туан! [По-малайски - господин, господин] Я поднесу! - и почти насильно вырывали багаж из рук пассажиров. Тем, кого встречали родные или знакомые, кто приехал сюда на определенное место, это не мешало. А новички чувствовали себя среди этого шума и гама совершенно беспомощными. В том числе и мингер [По-голландски - господин] Пип завертелся, как в водовороте, и пропал из вида. Лишь господин, недавно разговаривавший с Пипом, - видимо, богатый европеец лет двадцати восьми, с черною маленькой "испанской" бородкой, - как будто не принадлежал ни к той, ни к другой категории. Он спокойно стоял на месте и внимательно присматривался к толпе носильщиков. Один малаец сунулся было к нему, но господин сурово крикнул: - Не надо! В этот момент вперед протиснулся еще один малаец, тоже полуголый, но в огромной, метра в два в окружности, шляпе на голове. - Туан, я поднесу! - сказал он, подхватывая вещи. Первый носильщик с руганью оттолкнул его: - Прочь! Я первый! Однако господин сам передал вещи шляпе, чем вызвал гнев не только у обиженного, но и у других носильщиков. Нужно было пройти через таможню. Процедура эта довольно долгая и неприятная. Кроме проверки вещей и документов следовало еще и предъявить "право на въезд": как можно больше денег, тем более если пассажир - европеец. Видите ли, все белые здесь - господа, и обязаны быть господами хоть лопни! Потому что если подневольные туземцы узнают и увидят, что и среди белых есть горемыки, они перестанут уважать и бояться голландцев. А это уже небезопасно. Понятно, что в первую очередь пропустили белых. Вот впереди поднялся шум и спор: какой-то глупец привез маловато денег, и его задержали, чтобы со следующим пароходом отправить назад. - Я же могу работать! Я не буду сидеть ни на чьей шее! - оправдывался бедняга, но его и слушать не стали. Не могут же хозяева рисковать своим авторитетом из-за какого-то нищего! Дошла очередь и до нашего господина. Он предъявил документы. "Ван Дэкер, представитель фирмы ван Бром и Кo в Амстердаме", - прочитал чиновник. А из-за его спины сунул нос в документ и какой-то тип, как видно агент полиции. Но ван Дэкер уже показывал "право на въезд" - достаточно внушительную пачку гульденов. Чиновник тотчас проявил к нему большое уважение, а агент сразу же перестал интересоваться документом. На вокзале, принимая от ван Дэкера плату, шляпа сказала: - Если туан разрешит, я проведу туана до самого отеля "Ява". - Хорошо, - важно согласился ван Дэкер и сел в вагон первого класса. Носильщик побежал в третий класс. От Приорка до Батавии ведут несколько каналов, шоссе, железная дорога и трамвайный путь. На них всегда очень оживленное движение. Жаль только, что пейзаж по обеим сторонам этих путей такой неинтересный, нудный: затопленная низина, кустарник, низенькие пальмы, похожие на наш папоротник, заросли бамбука да кое-где банановые деревья с громадными листьями, свисающими, как лохмотья. Только высокие, как стрелы, кокосовые пальмы и горячий влажный воздух, - причина злокачественной малярии, - подчеркивают, что здесь жаркая страна. Вот, наконец, и Батавия показалась, но опять - ничего интересного. Те же каналы по улицам, только более грязные, а в них стирают белье и купаются целые семьи малайцев и китайцев. Недаром голландцы сбежали отсюда и поселились в нескольких километрах дальше, там, где выше и суше. С тех пор эта часть города называется Старой Батавией, а новая - Вельтевредэн, что означает приблизительно - "хорошее самочувствие". Здесь, среди пышных садов, в мраморных дворцах, белые чувствуют себя отлично. А в старом городе остались цветные, обслуживающие магазины, конторы, фабрики, мастерские и всевозможные другие учреждения своих хозяев. Как только ван Дэкер вышел из вагона, к нему опять подбежал малаец в шляпе и схватил вещи. Возле вокзала стоял автомобиль отеля "Ява". Носильщик быстро погрузил в него багаж. Ван Дэкер остановился, что-то обдумывая. Малаец низко поклонился ему: - Пусть туан едет спокойно. Тугай сделает все, что нужно. Кивнув в ответ, европеец уехал в автомобиле, а Тугай бегом помчался по известным ему переулкам. Быстро несся автомобиль, и все же малаец опередил его, встретил ван Дэкера у подъезда отеля. Носильщик так старательно ухаживал за своим туаном, что даже хозяин гостиницы заметил это и сказал ван Дэкеру: - Хороший у вас слуга, старательный. - О, он у меня молодец! - с гордостью ответил ван Дэкер. - Я с ним никогда не расстаюсь, особенно в дороге по Яве, где нередко нужен переводчик. Будьте любезны, устройте его где-нибудь в уголке. Я заплачу. Тугая поместили вместе со слугами отеля. Большинство из них были метисы [Смешанные, от белых и цветных родителей], цвета "какао с молоком", как тут принято говорить. У одних было больше "какао", у других - "молока", а вообще-то народ достаточно красивый, только немного испорченный, так как и они уже считали себя людьми "господской крови" и свысока относились к "темным". Голландцы поддерживают эту рознь, так как она для них выгодна. В какой-то мере приближая к себе метисов, они добиваются, что те не за страх, а за совесть служат своим господам, стараясь во всем походить на настоящих "туанов". Вот почему и чувствовал себя Тугай не очень уверенно и хорошо среди этих людей. - Добрый ли твой туан? - спросил его франт с блестящими пуговицами на форменной ливрее отеля. - О, бэсар [По-малайски - большой] туан! - ответил Тугай. - Он тебя бьет? - О, очень бьет! Добрый туан! - Откуда вы приехали? Звонок из номера господина помешал Тугаю ответить на этот щекотливый вопрос. Он убежал и пробыл у туана значительно дольше, чем это принято у хороших господ, не разрешающих себе лишних разговоров со слугами. - Ого, как ты долго! - заметил один из слуг, когда Тугай вернулся. - Не учил ли он тебя? Тугай вздрогнул от неожиданности, но тут же овладев собой, ответил, растягивая губы в широкой глуповатой улыбке: - О, мой господин мудрый. Бэсар туан! Полдень в Батавии - это такое время, когда на улицах не увидишь ни одного европейца. Солнце стоит над самой головой и печет так, что только самое неотложное дело заставит европейца выйти из помещения. Впрочем, голландские торговцы и чиновники тут никогда не ходят пешком, а только ездят. Само положение не позволяет им ходить, как обычным людям. Даже через улицу и то уважающий себя господин не перейдет пешком! А в полдень они или дремлют в своих конторах, или лежат в креслах-качалках на верандах, время от времени маленькими глотками попивая что-нибудь прохладительное. Те же голландцы, которым и в это время приходится работать, в счет не идут: их слишком мало на Яве. Зато цветные туземцы чувствуют себя в это время - лучше не надо! Главная одежда их - "саронг", или кусок ткани вроде юбки, спускающийся до колен. Носят саронг как женщины, так и мужчины. А в остальном - кто как может: одевают и рубашки, и кофты, и платок или мешок на плечи, а иногда и просто верхняя половина тела остается голой. На голове - разнообразные шляпы, круглые шапочки, платочки, чалмы... Ноги же всегда босые: власти даже заботятся о том, чтобы туземцы не обувались. Это делается, чтобы лишний раз подчеркнуть разницу между европейцами и туземцами. Слуги господ, даже лакеи и швейцары в генерал-губернаторском дворце, наряженные в парадную одежду с блестящими пуговицами, - обязательно должны быть босыми! Полицейские-туземцы, в синих мундирах с желтыми шнурами, - также босые. Тугай вышел из отеля, прошелся по улицам, потом завернул в один, в другой переулок, и в конце концов добрался до городского рынка. Рынок на Востоке - это главный центр всей общественной жизни города. Тут и клуб, и место митингов, тут всегда можно услышать самые последние новости. Далеко не каждый приходит сюда, чтобы что-нибудь купить или продать. Большинство толкается просто так, на первый взгляд, без всякой цели. На огромной площади вытянулись ряды будок из пальмовых листьев, травы и бамбука. Будки такие низенькие, что человек может войти в них только пригнувшись. Вонючая сушеная рыба, разные овощи, мясо, рис и фрукты - вот главные товары на рынке. Особенно много плодов. Они лежат большими грудами. Неисчерпаемо разнообразие, аромат и красота щедрых плодов Явы! Наиболее важные из плодов - бананы. Они играют здесь такую же роль, как у нас картофель. Более ста сортов насчитывается их и по величине, и по вкусу. Покупают бананы целыми кустами, гроздьями весом в полпуда, и такой длины, что, повешенная на плечи, такая нитка тянется другим концом по земле. Потом следует плод хлебного дерева: самый большой из всех плодов на земном шаре. Дальше - кокосовые орехи, ананасы, апельсины-пампельмусы размером с арбуз и, наконец, такие необыкновенные плоды, о каких мы и не слышали никогда. Вот, например, дыня "папайя", растущая на деревьях; внутри ее хранятся семена точно такие же, как наша рыбная икра. А вот "сау манила", похожая на наши сливы. Но есть и совсем непохожие на наши. Хотя бы эта зеленая груша с интересным названием "адвокат": сама она почти без вкуса, но если ее растереть и добавить ложечку вина или какао, получается так вкусно, что, попробовав раз, не забудешь об "адвокате" никогда! А вот продают "дурьян", похожий на огурец величиной с детскую голову, с твердыми колючками на кожуре, но такой вонючий, что к отелям с ним лучше не ходить - все равно не пустят. Он воняет и гнилым сыром, и гнилым мясом, и чесноком. Но зато внутри у него находится такая сметана, ради которой многие европейцы готовы отправиться хоть на край света - лишь бы попробовать ее! Очень дорогим считается "мангустан", напоминающий наше яблоко. Созревающее в нем "мороженое" осторожно едят ложечками. Это очень нежный фрукт. Даже на льду он не может продержаться больше двух суток. Тут же и "манго" со вкусом скипидара, и "рамбутан", напоминающий каштаны, и "дуку" вроде винограда, и много других плодов. Короче говоря - выбирай, что душе угодно, лишь бы деньги! А деньги, как известно, водятся только у белых... Большинство торговцев на рынке - китайцы, но есть и арабы. Малайцев же совсем мало. Среди них главным образом те, что продают свои сельскохозяйственные продукты. На всем побережье Великого и Индийского океанов, пожалуй, не найдется ни одного более или менее крупного города, где бы не было китайского квартала. Есть такой квартал и в Батавии, и в нем живет до тридцати тысяч китайцев. Поэтому и на рынке их много. Тех, кто побогаче, голландцы назначают управляющими китайского квартала, присваивая им звания "капитана" или "майора". Начальники эти - верные слуги своих хозяев, - такие, что лучше не надо! Китайцы-ремесленники содержат тут же на рынке или на улице возле своих хижин кустарные мастерские. А есть на острове и просто бездомные китайские рабочие - кули, рассеянные по плантациям, предприятиям и другим местам, где требуется дешевая рабочая сила. Всего же китайцев на Яве более миллиона. Немалое место занимают и арабы, тоже живущие в отдельном квартале. Они и являются главными конкурентами китайцев. Только хозяева страны - малайцы не сумели приспособиться к торговле и разным промыслам, а занимаются главным образом тяжелой черновой работой. Весь день по каналам, что по обе стороны базара, снуют груженые лодки. Тугай шел, придерживая шляпу, чтобы она не слетела. Среди базара ему повстречался мингер Пип. Какой-то араб настойчиво предлагал ему купить саронг: - Туан! Вы пришли сюда, и я хочу доставить вам удовольствие! Купите этот саронг, туан. Он привезен из глубины страны и происходит от древних яванских царей XVI столетия. Присмотритесь, какая работа! В Европе вы получите за него в сто раз больше. Пользуйтесь случаем! Всего лишь сто пятьдесят гульденов, туан! Саронг действительно был интересный, разноцветный, яркий и казался древним. Когда араб снизил цену до восьмидесяти гульденов, Пип не выдержал и купил саронг, как две капли воды похожий на те, что фабрикуются в Европе и стоят ровным счетом восемь гульденов за штуку! Едва отвернувшись от прилавка, Пип наткнулся на человека, увешанного... страшными змеями! Они двигались из стороны в сторону, поднимали головы, высовывали языки. Самая маленькая из них была толщиною в руку. - Туан! Купите боа! Хорошие боа! Десять гульденов за штуку. Купите, лучших вы нигде не найдете! Ладно, платите пять гульденов, а вот эту отдам за три... - Нет, нет, не надо, - замахал руками Пип и быстро пошел прочь. Этот случай испортил ему настроение: Пип надеялся встретиться с такими гадами где-нибудь в первобытном лесу, в зарослях бамбука, и вдруг - на тебе, предлагают на рынке по три гульдена, как колбасу в Амстердаме! Противно смотреть... Тугай отправился дальше и в конце рынка подошел к возбужденной чем-то толпе. Протиснувшись вперед, он увидел на земле лежащего без сознания мальчика лет десяти, вся голова которого была залита кровью. Худой, полуголый малаец дрожащим от возмущения голосом говорил: - Маленький Сидни сидел в сторонке и смотрел, как господа в своем саду играют в мяч. Сидни не подходил к ним и не виноват, что мячик перелетел в соседний сад. Господа позвали Сидни и приказали достать мяч из чужого сада. Сидни не хотел лезть в сад белых, он знал, что его за это побьют. Тогда один молодой туан закричал: "Как, ты отваживаешься отказываться, щенок?" - и схватив палку за тонкий конец, ударил мальчика по лицу. Смотрите, люди, у Сидни нет глаза. Это сделал белый туан. Проклятые! Придет и на вашу голову месть!.. Полуголые люди - бурые, желтые, темные зашумели вокруг: - Что же это такое? - До каких пор они будут издеваться? - Жалости у них нет! - Какой жалости от них ждать? Уничтожить их нужно, вот что! Заблестели глаза, начали сжиматься кулаки, но никто не трогался с места: что они могут сделать со своими хозяевами - белыми? И тут Тугай не выдержал, вскочил на какой-то ящик и загремел: - Братья! Вы терпите такие издевательства на каждом шагу, а все еще боитесь сказать громкое слово протеста. До каких пор вы будете считать белых непобедимыми, сильными, чуть ли не богами? Рабская покорность въелась вам в кости. Но пришло время поднять голову и заявить, что мы тоже люди! Не они, а мы хозяева в нашей стране! Пора прогнать непрошеных гостей. Ведь их всего горсточка, а нас тысячи на каждого белого! Подумайте об этом, и поймите, что мы сами виноваты в своем положении. Если бы только все захотели, мы сразу стали бы сами себе хозяевами!.. С восторгом слушал народ эти смелые слова, такие простые и понятные. Ведь белых и в самом деле очень мало, а сейчас вокруг нет ни одного. И если бы все смогли договориться... Но "они" появились: вооруженные, на конях, - и толпа быстро начала расходиться. Осталось лишь несколько решительных оборванных людей, готовых начать хоть сейчас... Однако Тугай знал, чем это кончится. - Товарищи! - закричал он. - Зря не рискуйте, расходитесь. Но помните, что скоро, очень скоро наступит время, когда нам придется выступить всем сразу. Ждите это время и готовьтесь! Он исчез в ту же секунду, когда к нему бросились жандармы, и на месте остался только старик малаец с бесчувственным Сидни на руках. - Убирайся со своей падалью! - крикнул один из жандармов и так ударил несчастного отца плетью по плечам, что на коже выступила кровь. - Марш отсюда! Тугай в это время сбросил шляпу, прыгнул в канал и начал купаться среди лодок с таким видом, будто все это его нисколько не касается. А когда выбрался на берег и пошел дальше, на голове его вместо шляпы был платок, завязанный сзади узлом. Вскоре он подошел к древним каменным воротам, оставшимся от прежней стены или крепости... На этих воротах, на острие пики торчал окаменевший, залитый известью череп, точно у людоедов в некоторых диких уголках земли. Но эта игрушка, как видно, была сделана отнюдь не людоедами, так как под ней виднелась подпись на голландском языке: "Так наказал король изменника Питера Эльбервельда. 14 апреля 1722 г." Этот Питер хоть и был метисом, а ненавидел европейцев не меньше, чем чистокровные яванцы. Он подготовил решительное восстание на всех ближайших островах, был даже назначен день восстания, но одна женщина-яванка предала Питера - и все рухнуло... Навстречу Тугаю шли двое рабочих. Взглянув вверх, один из них сказал: - Вот кому нужно было бы поклоняться, а не той фиге! Второй тоже поднял голову и задумчиво добавил: - Будут когда-нибудь. Жаль только, что пока у нас мало таких людей, как он... Услышав это, Тугай остановился и хотел заговорить с рабочими, но они удалились. Тугай пошел дальше, через пустырь, к небольшой группе людей, главным образом женщин. Подошел к ним и увидел что-то совсем невероятное. На земле лежала какая-то допотопная, говорят, китайская пушка, вернее, ствол пушки, к концу которого была приделана большая деревянная... фига! Вокруг пушки сидели на земле женщины и молча, торжественно смотрели на фигу. Вот подошла еще одна, молодая, молитвенно сложила ладони, подняла руки над головой и поклонилась фиге до самой земли. Потом положила возле нее какую-то ленту. Вся фига была обложена разными вещами: горшками с рисом, мешочками, железками, кусочками тканей, цветами, фруктами и прочей мелочью. - Ждешь? Скоро? - тихо спросила вновь прибывшую соседка. - Кажется, скоро, - ответила та. - А мне бог не дает, - вздохнула первая. - Сколько раз я была уже тут! Сколько жертв приносила! Видно, не принимает дух... - А я и сама не знаю, радоваться мне или горевать. Мой, кажется, просит начальство, чтобы ему заменили жену. Куда же я с ребенком денусь? - Разве его не будут воспитывать на государственный счет? - Будут, но тяжело расставаться... Слушая их, Тугай горько улыбнулся: он уже знал про все это. Пушка с фигой давно считается чудотворной, и темные женщины обращаются к ней с молитвами насчет детей. Не знал он лишь одно, откуда взялась эта фига? Не голландцы ли, шутки ради, придумали ее? Во всяком случае, они не мешают поклоняться этой "святыне", а возможно, охотно наделали бы и еще немало таких же фиг... Понимал Тугай и разговор двух женщин. Одна из них - "пайковая жена" голландского солдата: вместе с прочим снаряжением солдатам дают на время таких жен, - конечно, из "черных". Они готовят пищу, стирают белье, обслуживают своих временных мужей, а потом... остаются "на свободе". Тугаю очень хотелось разъяснить этим женщинам, какую глупость они совершают, но он отлично знал, что такая попытка ни к чему не приведет. Одного он не мог понять: почему среди женщин находится старый мужчина? - Ты что, дедушка, тоже пришел поклониться фиге? - спросил Тугай у него. - А разве это только женское дело? - строго ответил старик. - Нет, ошибаешься: дело общее, государственное! - Ну?! - удивился Тугай. - Не знал? Эх, вы, молодежь! Позорите древние обычаи, вас не интересует даже судьба отчизны... - Неужели от этой фиги зависит судьба нашей страны? - рассмеялся Тугай. - Возможно, и от фиги, но больше от пушки. Давным-давно, когда белые еще только угрожали нам, аллах послал нам две такие пушки для защиты от иноземцев. Вместо того чтобы оказать врагам дружный отпор, наши затеяли между собой распри. И тогда пушки разделились: одна осталась тут, другая очутилась где-то далеко, в центре острова. Но при этом аллах сказал: "Когда вы договоритесь и помиритесь, тогда и пушки сойдутся вместе, и наступит конец власти белых". Как видишь, все зависит от этой пушки... Тугай вспомнил, что когда-то уже слышал эту легенду. Но теперь она произвела на него особенно сильное впечатление. - Ты прав, дедушка, - серьезно сказал он. - Я это знаю и все знают. Но знаешь ли ты, что это время уже близко? - Неужели? - оживился дед, и даже женщины заинтересовались. - Да, близко: вторая пушка уже идет на соединение с этой! - Откуда? Как? Кто видел? - Многие видели! - с необыкновенной убежденностью ответил Тугай. И неожиданно для самого себя добавил: - Я сам собственными глазами видел. - Где? Когда? Говори! - Сначала ее видели в округе Банджумас, потом - в Преангери, а в последний раз я видел ее в Бантаме. Подробнее, отец, я пока не имею права ничего говорить. Как бы не узнали голландцы и не помешали. Вы тоже остерегайтесь их. Но вот тебе мой сыновний совет: везде говори, говори всем нашим людям, что пророчество уже сбывается. Власти белых приходит конец, нечего больше их бояться! Последние слова Тугай промолвил торжественным голосом и, вдруг отвернувшись от старика, пошел дальше. На лице его сияла довольная улыбка. - Всякая палка о двух концах! - пробормотал он. А "поклонники фиги", сразу забыв о своих делах, начали быстро расходиться по домам, чтобы оповестить родных и знакомых о такой необыкновенно важной новости! - Хвала аллаху, дождался и я освобождения своего народа! - шептал про себя старик, ковыляя домой. - Я всегда говорил: недаром лежит эта пушка, недаром люди молятся перед ней. Вот и сбывается пророчество! Тем временем Тугай добрался до самого последнего, самого бедного квартала, о котором, как видно, забыла даже полиция, настолько грязно тут было. Маленькие хижины жались одна к одной, голая черная детвора копошилась в мутной луже, оставшейся от вчерашнего дождя. На веревках висели пеленки и рваные лохмотья. Все это парилось под горячим солнцем, сверкающим над головой. Унылую окраину не оживляло ни дерево, ни кустик, хотя буйная растительность бушует в этом краю на каждом шагу. Нищета людская победила даже ее. Это не удивительно: ведь в Батавии живет около трехсот тысяч человек, а многоэтажных домов здесь меньше, чем в европейских городах. Только близость моря, которое освежает воздух и не дает жаре подниматься выше 35o, кое-как делает этот ад или рай - подходят оба названия - относительно пригодным для жизни. Тугай подошел к хижине, тоже бедной, но побольше остальных и получше досмотренной. Даже несколько бананов росло возле нее. Навстречу Тугаю вышел малаец лет тридцати пяти, в брюках и в синей расстегнутой блузе, этих принадлежностях одежды более квалифицированного и опытного рабочего, и вместо приветствия спросил: - Приехал? - Приехал, - ответил Тугай. - Все хорошо? - Лучше не надо. Соберутся сегодня? - Все будут. Пойдем поговорим. Придется подождать до темноты. И они вошли в хижину... III. ИСПОРЧЕННЫЙ БАЛ Несколько штрихов из колониальной деятельности голландцев. - Кофейные планы ван Дэкера и сочувствие вам Гука. - Бал у генерал-губернатора. - Цветные господа. - Слава мичмана ван Хорка. - Медовые слова и бомба. "Жемчужина голландской короны" - так обычно называют Яву в Европе. Интересно, что сама "корона" занимает только 33 тысячи квадратных километров, а "жемчужина" на ней - 133 тысячи. Вместе же со всеми прочими "жемчужинами" (Суматра, Целебес, Борнео, Новая Гвинея) голландские владения составляют более 2 миллионов квадратных километров. Населения в самой Голландии 8 миллионов человек, а на Яве - около 40 миллионов, в том числе голландцев не больше 100 тысяч человек. Каким же образом такая маленькая "корона" смогла прикрепить к себе столь огромную "жемчужину"? Дело обычное, торговое. Началось оно в 1598 году, когда была основана Ост-Индская компания капиталистов с шестью миллионами гульденов [Гульден - около 80 коп. В то же самое время такая же английская компания (с таким же названием) заграбастала Индию]. Предприятие это было совершенно частное и преследовало только торговые цели. Компания строила в разных местах "фактории" - склады товаров, полюбовно договаривалась с туземными князьками. А позднее, уже безо всяких любезностей, начала запускать когти и поглубже. Для этого у нее были даже свои собственные частные войска. Когда жители увидели, что мирные торговцы становятся жестокими господами, и захотели вышвырнуть непрошеных гостей вон, на помощь поработителям пришла сама "корона": страна была объявлена собственностью Голландии, появились губернаторы, генералы, пушки, начались расправы с "изменниками". А "измены" бывали разные. В Европе, например, подорожал перец, за него платят большие деньги. И вот издается приказ, обязывающий население засевать половину своей земли исключительно перцем. Несколько человек посадили меньше. Вредительство выкрыли, и на следующий же день деревни были сожжены, а все население их, вплоть до последнего человека, уничтожено. Так, правда, бывало давно, лет двести назад. Позднее стали убивать не всех, а только виновных; обязательные посевы уменьшались до одной трети земли, потом - до одной пятой, а теперь и совсем ликвидированы... Было бы несправедливо говорить только о зверствах колонизаторов, ибо есть и памятники их культурной работы. Через весь остров, например от Батавии до Сурабайи, проложено восьмисоткилометровое добротное шоссе, обошедшееся всего лишь в сто с лишним тысяч жизней малайцев, но зато не стоившее голландцам почти ни гроша. Однако и тут необходимо отметить, что это было давно - в то время, когда еще хозяйничал кулак. Теперь же, когда господствует гульден, все внимание голландской буржуазии направлено только на то, чтобы выжать из подвластного "дикого" народа как можно больше денег. За последние годы Голландия таким образом "выжала" два миллиарда. Как же все-таки горсточка пришельцев держит в своих руках многомиллионный народ? Для этого существует много способов. Больше всего на руку колонизаторам - темнота народная, и поэтому на просвещение белых выделяется тридцать восемь миллионов гульденов в год, а на просвещение темных - семнадцать миллионов. Посчитайте сами, сколько приходится на одного белого и сколько - на одного темного! Второй помощник колонизаторов - бедность: средний доход яванца - пятнадцать гульденов в год, на наши деньги - один рубль в месяц. Обеднение идет так "успешно", что сделалось массовым. Не удивительно, что местной буржуазии здесь очень мало. Зато весьма выгодны для белых местные господа, разного рода князьки. Все они получают от властей значительную пенсию "за передачу Голландии своих прав над народом". Кроме того, они же назначаются начальниками, регентами разных округов и провинции и управляют народом почти так же, как управляли прежде. Только рядом с регентом стоит еще резидент, голландский чиновник, который "советует" регенту делать так, а не иначе. Эти "советы" и являются законом, а в глазах народа все выглядит так, будто руководит им "свой" человек. Даже два "независимых государства" еще существуют на Яве! Высшей властью считается "ее величество Вильгельмина [Теперь - королева Юлпана], королева голландская", которая живет за семнадцать тысяч километров от Явы и ни разу не видела "своего народа". Вместо нее правит наместник, генерал-губернатор, этот поистине царь и бог острова Ява. Дальше идет соответствующий аппарат с тысячами голландских чиновников, но без какого бы то ни было участия сорокамиллионного населения. Правда, в 1918 году наконец и "народу" дали голос: создали народный совет, куда входит человек тридцать. Половина из них - европейцы. Одна часть совета назначается генерал-губернатором, а другая избирается на местах опять-таки теми же властьимущими. Не удивительно, что в народный совет не может попасть ни один представитель народа. Но даже и такой совет имеет всего лишь совещательный голос при генерал-губернаторе. x x x Пока Тугай странствовал по Батавии, его господин направился в Вельтэвредэн, в государственные учреждения. Автомобиль быстро примчал его на огромную Королевскую площадь, вокруг которой белеют в садах небольшие, но красивые здания. Каждый голландский чиновник мечтает поселиться здесь. Есть среди них и такие, что не жалеют отдавать половину своего заработка, лишь бы жить в господском квартале. Лучшее строение здесь, конечно, ослепительно белый, с мраморными колоннами дворец генерал-губернатора. Рядом - помещение для охранников и будки для сторожей. Однако генерал-губернатор бывает тут редко: он предпочитает жить выше, в более здоровой местности, в Бейтензорге, километрах в сорока от Батавии. Недалеко от дворца высится большой дом государственных учреждений. Перед ним и остановился автомобиль ван Дэкера. С важным видом вошел ван Дэкер в дом и справился о начальнике земельного департамента. Перед столь важным господином засуетились слуги, и минуту спустя ван Дэкер входил в кабинет, где за столом потел от жары круглый лысый человек. - Ван Дэкер, агент фирмы ван Бром и Кo в Амстердаме, - представился гость и приветливо, но с достоинством поклонился. - Пожалуйста! Прошу садиться, - ответил начальник. - Чем могу служить? - Видите ли, - начал ван Дэкер, протягивая свои документы, - наша фирма намерена основать на Яве кофейные плантации, и мне поручено подыскать для этого соответствующую землю. - Это будет нелегко, - задумчиво покачал начальник круглой головой. - Все, что можно, уже занято, главным образом под сахарные плантации. Население плотное, земли мало, и с каждым годом становится все труднее достать ее. - Я понимаю, - согласился ван Дэкер, - все это мы учитываем, но у нас есть и свои доводы. Как вам известно, в последние годы все капиталы направлялись в сахарную промышленность, кофейная же сокращалась. Мы предвидим кризис на сбыт сахара и рост спроса на кофе. Условия для этого весьма благоприятные. Если поставить дело научно, мы сможем давать кофе лучший, чем бразильский. Для этого фирма готова вложить достаточно средств и не видит препятствий в том, чтобы основать предприятия в каком-нибудь глухом уголке, например в Бантаме, или в Суракарте, или Джоджакарте [Это и есть два "независимых" государства]. - При таких условиях дело несколько облегчается. В Бантаме или в Преангере землю можно найти. Но в Суракарте или Джоджакарте все зависит от местных султанов. - И это мы знаем. Вы только дайте рекомендации к тамошним резидентам, а обстановку я выясню на месте. Разумеется, прежде всего необходимо ваше принципиальное согласие. - Мы не против такого культурного мероприятия, - не очень определенно произнес начальник. - Но все же думаю, что дело обстоит не столь просто, как вам кажется. - Наоборот! - подхватил ван Дэкер. - Фирме достаточно ясна вся сложность положения. Это видно хотя бы из того, что фирма выделила не менее десяти процентов с капитала на устранение возможных трудностей... Разумеется, один я ничего не сделаю... Нам необходима помощь авторитетных лиц... В глазах начальника блеснула искорка. Сразу став внимательнее и покладистее, он выразительно посмотрел на Дэкера и сказал: - Я вижу, ваше предприятие придумано трезво и находится в умных практических руках. Очевидно, у вас хорошо знают препятствия, которые могут возникнуть. Легко ли уговорить население, чтобы оно уступило фирме свои наделы? Представляете, какой для этого потребуется аппарат? - И не говорите! - рассмеялся ван Дэкер и коснулся руки начальника. - Разве мы дети? Разве мы не знаем реальных условий и обстоятельств? Мне только надо будет объехать и осмотреть подходящие места, а потом придется обратиться к более авторитетному человеку. Не осмеливаюсь беспокоить вас, но если бы вы согласились оказать помощь в этом культурном деле, мы были бы очень благодарны. - Что ж, - согласился начальник, - придется похлопотать. Этого требуют и интересы страны и интересы всего нашего отечества. Через несколько минут ван Дэкеру вручили бумагу, в которой всем представителям местной власти предлагалось оказывать ему помощь во время объезда и осмотра земель под будущие плантации. Ван Дэкер и начальник департамента ван Гук успели уже подружиться так, словно были старыми знакомыми. Попивая ананасовую воду со льдом, они беседовали о посторонних вещах и, видимо, нравились друг другу. - Когда вы думаете ехать? - спросил ван Гук. - Когда удастся, хотя бы сегодня. - Сегодня у генерал-губернатора официальный бал. Три дня назад он приехал с Бейтэнзорга. Если хотите, я могу получить для вас приглашение. Вначале ван Дэкер отказался, но, поразмыслив, согласился. - В таком случае, - сказал ван Гук, провожая гостя до дверей, - приезжайте ко мне в восемь часов, и мы отправимся вместе. На крыльце ван Дэкер встретился с Пипом. Они поздоровались, как добрые знакомые, и ван Дэкер спросил: - Ну, как ваши охотничьи дела, мингер Пип? - Нужно получить разрешение на путешествие по стране. - Нравится вам здесь? - Пока ничего интересного: дома, улицы, трамваи, автомобили, - все как у нас. Даже жулики на рынке такие же. Только змеями торгуют, как колбасой. Видимо, настоящая природа подальше. - Разумеется. Желаю успеха! x x x В половине девятого ван Дэкер с ван Гуком, его толстой женой и длинноногой дочкой подъехал к генерал-губернаторскому дворцу. В ночной темноте дворец сиял яркими праздничными огнями. Десятки автомобилей и конных упряжек скопилось возле подъезда, а вокруг собралась толпа зрителей, отделенная от дворца шеренгой полицейских. По обеим сторонам мраморных лестниц, покрытых коврами, стояли темнокожие лакеи в блестящей парадной одежде, но... босые. В пышных залах шумело не менее шестисот гостей. Ожидали выхода генерал-губернатора. Кроме высших голландских чиновников и военных тут были и представители иностранных держав: Англии, Франции, Бельгии. Как ни странно, а почти половина гостей оказались метисами, а жены их - чистокровными яванками. Вот прошел важный генерал, метис, со своей коричневой женой. Чужестранцы переглянулись и начали перешептываться: где это видано, чтобы генералом мог стать темнокожий?! Ван Гук счел нужным пояснить ван Дэкеру: - Это главнокомандующий яванскими войсками, талантливый и верный человек. И все же, я думаю, на такую должность лучше было бы назначить кого-нибудь из наших. Тут он большой туз, а в Голландии с ним постыдились бы даже здороваться. - Не свидетельствует ли это, что мы неблагодарно относимся к нашим верным слугам? - спросил Дэкер. - Зато здесь они на это пожаловаться не могут, - ответил ван Гук. Заволновалась публика, дежурный адъютант крикнул на весь зал: "Их высокопревосходительство генерал-губернатор!" В глубине зала открылись двери, музыка грянула голландский гимн, и медленно, важно выплыл генерал-губернатор с женой. Гости отвесили низкий, почтительный поклон. Генерал-губернатор милостиво закивал в ответ, а с некоторыми наиболее важными лицами перебросился двумя-тремя словами. Заиграли полонез, генерал-губернатор пригласил жену французского консула и первый начал танец. За ним последовал какой-то консул с женой генерал-губернатора, потом и остальные, по чинам. С большим почтением следила публика попроще за танцем "самого" генерал-губернатора. Бал начался. Через несколько минут генерал-губернатор опустился в кресло в углу, и его тотчас окружили высшие чины. Теперь танцевала простая публика. За полонезом пошли другие, "неофициальные" танцы. Гости веселились. Все окна были распахнуты, а за ними манили к себе прохладой веранды. Ван Дэкер с интересом наблюдал оригинальный бал. Воспитанность вынудила его пригласить на танец дочь ван Гука. Потом и он вышел на веранду в саду, огороженном высокой стеной. Пальмы, бананы и другие экзотические растения как бы перенесли его в новый, незнакомый мир. Но музыка, парадная публика в сюртуках, фраках, мундирах и все окружающее свидетельствовало о том, что мир этот - тот же, что и в Гааге, Вене, Лондоне и Париже. И такой же простой народ стоит вон там, на улице, с завистью глядя на то, как веселятся господа. - Смотрю я на все это и удивляюсь, - послышался голос английского консула. - Что думают голландские власти? Через десять - двадцать лет здесь не останется ни одного чистокровного белого. Все перейдет в р