нные к северу от устья Колымы и давно известные в Якутске, за американский берег. Хуже всего, что неверные карты Шестакова попали и за границу, и одна из них была издана в Париже. Этого было достаточно, чтобы за Шестаковым утвердилась слава "замечательного" путешественника, сведения же, доставленные Берингом и расходившиеся с шестаковскими, остались под сомнением: характерный штрих того некритического времени и тех условий, в которых приходилось работать многим выдающимся людям! В последующую свою экспедицию к чукчам, весною 1730 года, в одной из стычек Шестаков был убит ими. Его заместитель, капитан Павлуцкий, осенью того же года отправил к американским берегам, к "Большой Земле", новую экспедицию под начальством подштурмана Ивана Федорова совместно к геодезистом Михаилом Гвоздевым. За год до начала Великой Северной экспедиции, осенью 1732 года, оба путешественника благополучно достигли американских берегов и высадились в месте, носящем ныне название мыса Принца Уэльского. Федоров с Гвоздевым также открыли и описали здесь ряд островов. Составленная ими карта была утеряна. Но, тем не менее, доставленные ими сведения повидимому попали в один из сибирских архивов, и ими воспользовался Миллер при составлении изданной Академией Наук в 1758 году карты, где азиатский и американский материки мы находим разделенными проливом, а против острова Диомида американский берег оканчивается под 66o с. ш. мысом, обозначенным на карте следующей подписью: Cote decouverte par le geodesiste Gwosdew en 1736 (год этот проставлен, разумеется, ошибочно потому, что, как мы видели, Федоров с Гвоздевым высадились на берег в 1732 году). Приходится заключить поэтому, что Федоров с Гвоздевым были первыми европейцами, открывшими северозападный берег Америки и высадившимися на него. Насколько географические познания в ту эпоху были несовершенны и недостоверны, ясно из того, что даже знаменитейшие географы того времени считали, что Камчатка и северный японский остров Иессо - одно и то же, и лишь по недоразумению возникли два эти названия. На картах и глобусах Камчатка занимала колоссальное протяжение, покрывая собой все Курильские острова и имея своей южной оконечностью Иессо. Из двух земель была создана таким образом одна. Но зато воображение ученых создало другую землю, совершенно мифическую, так называемую Компанейскую землю (Terra de la Compagnie), восточную границу которой изображали открытой, допуская таким образом ее соединение с Америкой. Были придуманы также и другие не существующие в природе земли. Камчатская экспедиция Беринга, точно определившая южные границы Камчатки и доказавшая, что остров Иессо не имеет с ней ничего общего, не могла сразу поколебать твердо сложившегося убеждения, имевшего следствием издание соответствующих карт. Странным показалось тогдашним ученым и то, что Беринг не только не встретил Компанейской Земли, но и ничего не слыхал о ее существовании. Сторонником приведенных ложных мнений был между прочим и известный французский астроном-географ Иосиф Делиль, состоявший на службе у нас в Академии Наук. К сожалению, его авторитету придавалось слишком большое значение; в дальнейшем мы убедимся, к каким последствиям приводило слепое доверие к фантазиям самоуверенного француза. Повсюду встречая сомнение и недоверие, Беринг энергично и обстоятельно доказывал правильность произведенных им открытий и наблюдений, но, когда и это не помогло, он стал предлагать для разрешения всех возникших недоумений организовать второе путешествие на Камчатку. Уже через месяц после своего возвращения в Петербург Беринг представил краткую записку, в которой предлагал обойти и подробно исследовать море на юг от Камчатки до Японии и устья Амура, обойти весь северный берег Сибири и произвести его съемку; и, наконец, отправиться на восток от Камчатки для отыскания вероятно недалеко расположенных от нее берегов Америки, после чего завести там торговые сношения с туземцами. Свои соображения о близости Америки к Камчатке Беринг подкрепил следующими главнейшими и неоспоримыми доказательствами: 1. Около 1715 года на Камчатке жил некий инородец, который рассказывал, что его отечество находится к востоку от Камчатки, его же самого несколько лет тому назад захватили на Карагинском полуострове, где он промышлял. Он передавал далее, что в его отечестве растут громадные деревья, и вливается в море множество больших рек; для выезда в море они употребляют такие же самые кожаные лодки, как и камчадалы. 2. На Карагинском полуострове, лежащем на восточном берегу Камчатки, против реки Караги, находят весьма толстые стволы сосновых и еловых деревьев, которые вовсе не встречаются на Камчатке, а также и в близлежащих местностях. На вопрос: откуда этот лес? - жители отвечали, что его прибивает к берегам при восточном ветре. 3. Зимою во время сильных ветров приносится к берегам Камчатки лед с явственными признаками, что его отнесло от обитаемого места. 4. С востока прилетает ежегодно множество птиц; пробыв лето на Камчатке, они улетают обратно. 5. По временам чукчи привозят на продажу меха куницы, которые, как известно, отсутствуют во всей Сибири от Камчатки вплоть до Екатеринбургского уезда. К этим замечаниям, почерпнутым им из расспросов жителей во время зимовки в Нижнекамчатске, Беринг присоединил свои собственные: 6. На пути из Нижнекамчатска на север ни разу не встретил он таких огромных валов, какие наблюдал во время плаваний на прочих больших морях. 7. Ему попадались на пути деревья с листьями, каковых ни он, ни его спутники на Камчатке не встречали. 8. Многие камчадалы уверяли его, что во время ясных дней виднеется на востоке земля. 9. Глубина моря во все время пути была весьма незначительна, совершенно не пропорциональна высоте камчатских берегов. Все перечисленные пункты касались, так сказать, американской ориентации предстоящей экспедиции. В дальнейшем развитии своей программы Беринг предлагал меры по исследованию и устройству также и Охотского края и Камчатки; он советовал проведать пути в Японию для установления с этой страной торговых сношений и, наконец, указывал, на необходимость исследования всего северного азиатского берега России. ВЕЛИКАЯ СЕВЕРНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ Ъ1Задача Беринга. - Превратные представления о Сибири. - Инструкция Ъ1Беринга Чирикову. - Инструкция Щпангбергу. - Гуманитарные тенденции. - Ъ1Обычаи камчадалов. - Подготовительные работы экспедиции на местах. - Ъ1Организационные мероприятия. - Характеристика Витуса Беринга и отзывы Ъ1о нем. - Характеристика Чирикова и Шпангберга. - Научная сторона Ъ1экспедиции. - Ученые, принимавшие участие в экспедиции. - Засекречение Ъ1правительством экспедиции и предполагаемые мотивы этого распоряжения. Ъ1- Отъезд. - Путешествие академиков. Беринг брал на себя огромную и чрезвычайно сложную задачу. Ведь дело шло о точном географическом обследовании необозримых северных сибирских берегов, о выяснении положения Азии относительно ближайшего известного пункта Америки и о путешествии в загадочную Японию. Это были задачи чрезвычайно трудно разрешимые, порою превышавшие человеческие силы. По-видимому, уже и в то время была осознана трудность всего предприятия: вначале считали достаточным выполнить хотя бы часть предложений Беринга, а именно - ограничиться устройством и обследованием Охотского края и Камчатки. Последнее предложение Беринга послужило поводом для издания специального указа от 10 мая 1731 года, где повелевалось: подчинив Охотский край и Камчатку проживавшему в ссылке бывшему обер-прокурору Сената Скорнякову-Писареву, помочь ему устроить край, учредив в Охотске порт. С этой целью были отправлены из Якутска в распоряжение Писарева рабочие и поселенцы, а из Петербурга от Адмиралтейств-коллегий командированы кораблестроительный мастер, три штурмана и несколько строительных рабочих. Такое ограничение плана исследований, конечно, не могло порадовать Беринга. Но вскоре обстоятельства изменились в его пользу. Проектом Беринга заинтересовались влиятельные лица во главе с графом Остерманом, уделявшим особенное внимание делам флота. Осуществлению проекта Беринга способствовали и академики немцы, сотрудники только что возникшей в России Академии Наук. 17 апреля 1732 года был издан высочайший указ об организации второй экспедиции Беринга на Камчатку "и по поданным от него пунктам и предложениям, - говорится в этом указе, - о строении тамо судов и прочих дел, к государственной пользе и умножению нашего интереса, и к тому делу надлежащих служителей и материалов, откуда что подлежит отправить, рассмотря, определение учинить в Сенате". Идея Беринга восторжествовала: "самая дальняя и трудная и никогда прежде не бывалая" экспедиция была утверждена. Но все же, несмотря на то, что некоторые главные участники ее побывали уже в тех краях, куда отправлялись вновь, вряд ли они отдавали себе отчет и сознавали, равно как и посылавшее их правительство, насколько значительны грядущие трудности предприятия. Например, Чириков полагал, что "...Сибирь так пространством велика, что одна всей Европе равняется, а потому, - добавлял он, -...не дивно быть в ней, где ни есть, богатым рудам и прочему". Однако, начатого дела, осуществляемого на много раз более грандиозной, чем предполагалось, территории, нельзя уже было приостановить. Нам необходимо остановиться на самых существенных пунктах инструкций, врученных главнейшим участникам экспедиции. Начальнику всей экспедиции и одновременно - отряда, назначенного для плавания в Америку, - командору Витусу Берингу и его ближайшему помощнику капитану Чирикову поручалось построить в Охотске или на Камчатке, где будет найдено более удобным, два корабля, на которых и отправиться "для обыскания американских берегов, дабы они всеконечно известны были". Причем полагалось само собою разумеющимся, что эти берега расположены невдалеке от Камчатки. Достигнув берегов, "на оных побывать и разведать подлинно, какие на них народы, и как то место называют, и подлинно ль те берега американские". Затем предписывалось плыть вдоль них, "сколько время и возможность допустит, по своему рассмотрению, дабы к камчатским берегам могли по тамошнему климату возвратиться; и в том у него (т.-е. Беринга) руки не связываются, дабы оный вояж учинился не бесплодной, как и первой". При возвращении рекомендовалось внимательно осматривать все встречающиеся земли и острова "и содержать себя во всякой опасности, чтоб не впасть в какие руки и не показать им к себе путь". В случае неудачи - повторить попытку на следующий год и т. д. В заключение подчеркивалось, что всякое решение частного характера необходимо предпринимать с общего согласия. Это усиленное подчеркивание "действовать с общего согласия", конечно, обезличивало Беринга, умаляло его авторитет и не способствовало установлению твердой дисциплины на судах. Ограничивая власть начальника, инструкция имела в виду обуздать очень возможный в подобных случаях произвол, но в отношении лично к Берингу предусмотрительность эта была совершенно излишней и далеко не способствовала успехам самой экспедиции. Третьему главнейшему участнику Северной экспедиции - известному уже нам по первой камчатской экспедиции Беринга - капитану Шпангбергу предписывалось: предварительно соорудив в Охотске или на Камчатке три корабля, плыть "ради обсервации и изыскания пути до Японии", по дороге осмотрев и описав, "сколько возможность допустит", Курильские острова, "из коих несколько уже было во владении Российском". Был предусмотрен и деликатный вопрос обхождения с неведомыми жителями тех островов: "И ежели на них найдутся жители, то с ними поступать ласково и ничем не злобить, и нападения никакого и недружбы не показывать". Словом, рекомендовалось всеми мерами расположить к себе японцев или, как их тогда называли, - японов. Предписывалось, однако, самим быть все время начеку и, опасаясь, как бы не попасться в их руки, "своею дружбою перемогать их застарелую азиатскую нелюдимость". В русское подданство принимать лишь тех японцев, которые сами пожелают, не требуя при этом никакой дани. Хитро составленная инструкция предусматривала и повод для проникновения в самую Японию. Для этого могли служить сами японцы, заброшенные бурей на камчатский берег. Если русское судно доставит в Японию случайно попавших на русскую территорию японцев, то вряд ли японцы будут за это в претензии. А если так, то можно будет воспользоваться удобным случаем хорошенько оглядеться там и разузнать о тамошних порядках, о вооруженной силе, о портах и видах на торговлю. Если не удастся сделать это в первое лето, повторить на следующий год и т. д., благо времени много впереди. Другой главной задачей организуемой экспедиции являлось нанесение на карту всего полярного побережья Азии. Окончательный результат чудовищной по объему съемки должен был ответить на вопрос: "Есть ли соединение Камчатской земли с Америкою, також имеется ли проход Северным морем? " Колоссальная работа эта была распределена по участкам: первому отряду, взятому под свое ведение непосредственно Адмиралтейств-коллегиею и возглавлявшемуся лейтенантами Муравьевым и Павловым, впоследствии замененными лейтенантами Малыгиным и Скуратовым, предлагалось взять направление от Архангельска до устья реки Оби. Предположено было осуществить эту работу на двух судах. Второму отряду поручалось заснять следующий участок, идя от Енисея до устья Оби. Начальником отряда был назначен лейтенант Овцын. Для выполнения задания ему выделялось лишь одно судно. (Рис.2) Третьему отряду, возглавлявшемуся лейтенантами Прончищевым и Ласиниусом, предписывалось, организовав базу в устье реки Лены, двинуться отсюда на двух судах (дубельшлюпка и бот) одновременно на запад к Енисею и на восток к Колыме и, если представится возможным, то и далее до самой Камчатки. Причем, если обнаружится, что сибирский берег соединяется с американским, - плыть вдоль него "сколько возможно", стараясь выяснить, как далеко расположено восточное море. Если же азиатский материк окажется разделенным с американским проливом, то "отнюдь назад не возвращаться, а обходить угол и придти до Камчатки". Помимо всего перечисленного, на этот отряд было возложено еще поручение обследовать остров, расположенный против устья Колымы, "о котором разглашено, якоб земля великая". В случае, если на этом острове окажутся обитатели и "самоизвольно пожелают идти в подданство", то принять их. По предположенному плану срок этих экспедиций определялся в два года. Главное руководство двумя последними отрядами вверялось непосредственно самому Берингу. Во всех инструкциях было предусмотрительно определено: всюду, если позволят случай и возможность, осматривать, "не найдутся ли где богатые металлы и минералы", а также примечать все хорошие стоянки и гавани с лесами, пригодными под постройки и использования в качестве корабельного материала. Не остались без инструкций и принимавшие участие в экспедиции академики. В частности, академикам Миллеру и Гмелину поручалось всестороннее естественно-историческое исследование внутренних районов Сибири, а также Камчатки. Чтобы облегчить, насколько возможно, работу экспедиции в диких незаселенных областях, местным сибирским властям приказано было оказывать начальникам отрядов всяческое содействие. Предписано было соорудить по всему северному берегу маяки и зажигать их во все время плавания; в устьях рек выстроить склады из сплавного леса и снабдить их провиантом. На сибирские власти возлагалась также обязанность, - предупредив иностранцев о готовящейся экспедиции, требовать от них содействия натурой и рабочей силой. Для предварительной засъемки берегов проектировалась также посылка отряда геодезистов. Экспедиция, конечно, не в состоянии была забрать всего снаряжения и припасов непосредственно из Петербурга, очень многое она должна была приобрести на своем пути в Нижнем, Казани и Тобольске. (рис.3) Вначале было также предположено, исключительно для дальнейшего оборудования экспедиции, построить близ Якутска и Иркутска небольшие металлургические заводы и выбрать место для сооружения более крупного завода в Охотске. Соль из морской воды решили вываривать также в Охотске и послали туда для этой цель громадные медные котлы. Не оставили без внимания и вино, которое решили гнать в Камчатке из местной сладкой травы. Закупка, в помощь наличным запасам экспедиции, оленьего мяса, рыбы и рыбьего жира была организована в самом широком масштабе. Обо всем этом заранее были посланы именные указы сибирским властям, "которые б с тамошними командорами (специально для этой цели заранее посланными в лице нарочных офицеров) имели в скором отправлении экспедиции общее старание и, исправясь, провиант и прочее отправлять в путь со всяким поспешением, дабы оные в Охотске, по прибытии капитан-командора Беринга, были в готовности, чтоб в вышеописанном вояже не могло быть ни в чем остановки". Для доставления корреспонденции учредили постоянную почту, функционировавшую между Москвою и Тобольском, и наладили связь между последним и Якутском для срочного доставления посылок по одному разу в месяц, а между Якутском и Охотском - по два раза. Потревоженный Великой Северной экспедицией гигантский край пришел в движение, следы этого движения сказались на долгие годы, а исследовательские результаты экспедиции стали достоянием науки. Ознакомимся с главными героями нашей экспедиции. Замечательная фигура ее начальника и инициатора Витуса Беринга остается до сих пор противоречивой в отзывах его современников и биографов и недостаточно выяснена. Но раньше несколько черт из его биографии. Родом - датчанин (род. в 1680 году), Беринг в начале XVIII столетия по предложению Петра I поступил на русскую военно-морскую службу. В 1707 году он получил чин лейтенанта, а через три года был произведен в капитан-лейтенанты. На каких судах он в это время плавал и в качестве кого - неизвестно. В 1715 году Беринг по распоряжению Петра приводит в Кронштадт приобретенный в Копенгагене корабль "Перло" и становится его командором. Затем ему поручается доставить в Кронштадт сооруженный в Архангельске военный корабль "Салафиил". Доставить этот корабль по назначению, однако, не удается: "по худости своей и течи" корабль доходит лишь до Ревеля. Далее известно лишь, что Беринг принимал участие в морской кампании против шведов и в 1723 году подал прошение об отставке, но в следующем же году вторично был приглашен на службу с чином капитана I ранга. О первом плавании Беринга на Камчатку нам уже известно. В 1730 году Беринг был произведен в капитан-командоры. С предложением его - организовать вторичное плавание на сибирские окраины - мы уже ознакомились. Во вторую свою экспедицию, в сопровождении двадцативосьмилетней жены и обоих сыновей, он отправился уже в почтенном возрасте: ему было 53 года. Разноречивые характеристики Беринга, видимо, объясняются той огромной ролью, которую он играл во второй камчатской экспедиции, снискавшей ему, как обычно в то время водилось в подобных случаях, много врагов. Неопределенности мнений о Беринге способствовала также и та поистине "склочная"' атмосфера, которая водворилась в экспедиции едва ли не с самого начала. "В нравах офицеров этой экспедиции вообще, русских и иностранных, замечается некоторая грубость, - это отражение века; проявляются постыдные наклонности к вину, взяткам и тяжбам - явления, конечно, случайные; но особенно грустно и бедственно было недружелюбие почти всех членов экспедиции почти во все время ее продолжения. Не знаем, чему приписать его: нравам ли, местности ли, стечению ли обстоятельств, или слабости начальника? Но оно затемняло и унижало прекрасные подвиги мужества, терпения и труда, ослабляло силы и способствовало неудачам".* (* А. Соколов - Северная экспедиция (1733-1743). СПб. 1851) Характеризуя Беринга как человека излишне мягкого, в противоположность его коллеге, зверски суровому Шпангбергу, Соколов замечает, что Беринг был человек знающий и ревностный, добрый, честный, но крайне осторожный и нерешительный, легко подпадавший под влияние подчиненных и потому мало способный начальствовать над экспедицией, особенно в такой суровый век и в такой неорганизованной стране, какою была восточная Сибирь в начале XVIII века. Несомненно, эта односторонняя, а потому и неверная характеристика Беринга совершенно искажает его образ. Необычайные твердость, настойчивость и мужество Беринга, о чем свидетельствуют многие обстоятельства его жизни, а также и подчиненные, никак не вяжутся с заявлением о его слабости и излишней уступчивости. Здесь налицо обычная, ошибка многих, смешивающих скромность и кроткий нрав со слабостью. Близко наблюдавший Беринга Стеллер дал о нем такой отзыв: "Беринг не способен был к скорым и решительным мерам; но, может быть, пылкий начальник при таком множестве препятствий, которые он везде встречал, исполнил бы порученное ему гораздо хуже. Винить можно его только за неограниченное снисхождение к подчиненным и излишнюю доверенность к старшим офицерам. Знание их уважал он более, нежели бы следовало, и чрез то вперил им высокомерие, которое переводило их нередко за границы должного повиновения к начальнику. Нередко признавался он, что вторая камчатская экспедиция свыше сил его, и жалел, почему не поручили исполнение сего предприятия россиянину". Методы военной казармы никогда не были в ходу у Беринга, к тому же он, точно следуя инструкции, ничего не мог предпринять без предварительного совета с подчиненными. Это объясняет нам очень многое в его поведении и в отношениях его к сослуживцам. Но вот и иная характеристика Беринга, данная ему известным натуралистом Карлом Бером, основательно изучившим Великую Северную экспедицию и правильно постигшим подлинную роль начальника в этом невиданном по масштабу и трудностям предприятии. "Нельзя не удивляться его мужеству и терпению, - замечает Бер, - вспомнив, что он должен был преодолевать невероятные трудности, строить в одно время в разных местах суда, высылать огромные транспорты провианта и корабельных принадлежностей через пустынные дикие страны, как, например, разом 33 тысячи пудов тяжести из Якутска в Охотск, что постоянно, и в особенности при съемке северного берега, он встречал препятствий больше, нежели ожидал, и что при всем том он боролся с этими трудностями, не унывая". Эта характеристика Бера показывает нам Беринга каким он был в действительности; несомненно, слабость и несамостоятельность не могли иметь места в деле, за которое взялся Беринг. Преуменьшение заслуг Беринга и невыгодная его аттестация бывали не раз. Да будет позволено привести еще одну цитату, воздающую должное этому выдающемуся моряку. Более ста лет тому назад Василий Берх писал: "Ежели целый мир признал Колумба искусным и знаменитейшим мореплавателем, ежели Великобритания превознесла на верх славы великого Кука, то и Россия обязана не меньшею признательностью первому своему мореплавателю - Берингу. Достойный муж сей прослужил в Российском флоте 37 лет со славою и честью, достоин по всей справедливости отличного уважения и особенного внимания. Беринг, подобно Колумбу, открыл россиянам новую и соседственную часть света, которая доставила богатый и неисчерпаемый источник промышленности". Весьма крупную роль в излагаемом плавании сыграл и ближайший помощник Беринга - капитан Чириков. Он внес существенные изменения в план путешествия к берегам Америки, облегчив таким образом все плавание. Он указал, между прочим, на неопределенность инструкции, где было сказано, что для достижения американского берега необходимо следовать до мексиканской провинции, следовательно на юго-восток от Камчатки, в другом же пункте рекомендовалось итти до 67o северной широты и выше, т.-е. на северо-восток. Чириков предложил - границею исследования американского берега определить 50-60o, так как южнее "для одного уведомления об Америке" итти нет надобности, а северный берег должна обследовать та партия экспедиции, которой предназначено, следуя из устья Лены, обогнуть Чукотский нос. Им было также предложено - корабли для экспедиции строить не на Камчатке, как предполагалось, а в Охотске. Чириков разработал еще программу наиболее удобной перевозки грузов из сибирских центров в Охотск. Этот достойный мореплаватель снискал к себе глубокое уважение всех своих товарищей. "Весьма замечательно, - говорит Соколов, - что в кляузных делах этой экспедиции, в которой все члены перессорились между собой и чернили друг друга в доносах, имя Чирикова остается почти неприкосновенным; мы не нашли на него ни одной жалобы". В Сибирь с Чириковым отправились его жена и дочь. Разрушив в камчатской экспедиции вконец свое здоровье, Чириков уже не смог поправиться. По окончании ее он находился в Енисейске "в крайней слабости здоровья своего; к томуж и от цынготной болезни, которая постигла его в бытность в камчатской экспедиции, совершенно не освободился, понеже от оной и поныне некоторые зубы у него трясутся". Скончался Чириков в 1749 году в Петербурге от чахотки. Он оставил интереснейшие отчеты о Великой Северной экспедиции. Третьей яркой фигурой экспедиции является соотечественник Беринга - капитан Мартин Петрович Шлангберг. Самоотверженный, решительный и опытный мореплаватель, Шпангберг, однако, вследствие своего неукротимого нрава и грубости надолго оставил по себе в Сибири дурную славу. Его характеристика в изображении уже цитированного нами А. Соколова крайне нелестна. Соколов повествует о нем как о человеке без образования, жестоком до варварства и к тому же жадном до приобретений. "Молва о нем, - писал он, - разнеслась по всей Сибири и долго хранилась в народной памяти. Напуганные его самовольством и дерзостью, сибиряки видели в нем: некоторые - "генерала", другие - "беглого каторжника", всегда сопровождаемого огромной собакой, которою, говорили, при случае он травил оскорблявших его". Но ничто не характеризует в такой степени крутых и жестоких нравов того времени и черствой неблагодарности правительства, как случай с самим Шпангбергом. Когда, по окончании экспедиции, сделавший так много для нее моряк, бывший несколько раз на краю гибели и отчаянно голодавший, не испросив разрешения, возвратился утомленным в Петербург, он был за, это судим и приговорен к смертной казни, от которой был освобожден лишь по ходатайству датского посланника. Скончался Шпангберг в 1761 году в чине капитана I ранга. О прочих участниках экспедиции мы скажем в своем месте при подробном обзоре хода самой экспедиции. Как известно, в экспедиции принимали участие также академики и ученые Российской Академии Наук: двадцативосьмилетний академик, немецкий профессор истории и этнографии Гергардт Фридрих Миллер (1705-1783), неутомимый и энергичный исследователь, по возвращении из экспедиции давший в "Sammulung russischer Geschichte" солидный историко-этнографический труд, которые впервые познакомил с прежней жизнью сибирских народов, с путешествиями русских на Восток, с завоеванием и колонизацией Сибири и со многим другим. Статьи Миллера и теперь являются исходным пунктом всякого исторического знакомства с северной Азией и в частности с Великой Северной экспедицией. Как Миллеру, так и другим академикам был открыт доступ во все русские архивы и библиотеки и дано право делать из отчетов, рукописей и книг нужные им выписки. Важным следствием этого явилось обнаружение Миллером в якутском архиве ценнейшего, совершенно забытого отчета о плавании Семена Дежнева, о чем мы упоминали выше. В экспедиции Беринга Миллеру было поручено заведывание всей научной частью. Ближайшим соратником Миллера был еще более молодой академик, профессор Тюбингенского университета по кафедре "химии и науки о травах" (ботаники) Иоганн Георг Гмелин (1709-1755). Этому "просвещенному и страстному к науке германцу" было всего лишь 24 года. И Миллер и Гмелин сопровождали экспедицию лишь до Якутска, куда оба прибыли в сентябре 1735 года после двухлетних скитаний по северной Сибири, посвященных всякого рода исследованиям. И еще долго они путешествовали по Сибири, Гмелин даже вплоть до самого окончания экспедиции, т.-е. до 1743 года. Заслуга Гмелина как специалиста заключается прежде всего в его трудах в области ботаники: он первый познакомил нас с сибирской флорой во всем ее объеме. Несмотря на молодость, Гмелин обладал энциклопедическими познаниями в естественных науках. Он первый указал на необычайные зимние холода в восточной Сибири, равно как и на то, что земля там в течение летних месяцев оттаивает лишь на несколько футов, открыв таким образом вечную мерзлоту северных окраин Сибири. По возвращении из экспедиции Гмелин вновь уехал к себе на родину в Тюбинген, где продолжал читать лекции по ботанике. В 1740 году к экспедиции присоединился еще один немецкий ученый - академик Иоганн Эбергардт Фишер (1697-1771). Историк и археолог, он посвятил себя главным образом изучению прошлого Сибири, в результате чего (сначала в Германии, а затем в переводе и в России) был издан его известный труд "История Сибири". Труд этот написан целиком на основании материалов, добытых им в камчатской экспедиции. Впоследствии им написаны также "Догадки о происхождении американцев". Из-за недостатка отпущенных им средств, немецкие профессора ограничились работами на континенте и не принимали участия в морских походах экспедиции. Георг Вильгельм Стеллер (1709 - 1746), адъюнкт Российской Академии Наук, также принял уже позднее по предложению Гмелина участие в экспедиции в качестве натуралиста и сопровождал два года Беринга в его плавании к берегам Америки. После этого он еще два года самостоятельно изучал Камчатку и умер на пути в Якутск, недалеко от Тюмени. Стеллер, типичный представитель экспериментальной науки того времени, горел подлинным энтузиазмом к знанию и ко всякого рода научным открытиям. Темпераментный, энергичный, талантливый, неутомимый, он был настоящей находкой для Берингова предприятия. Он оставил чрезвычайно яркий след в науке. Его мастерские описания многих представителей сибирской фауны и до сих пор можно считать образцовыми. После его смерти, в издании Академии Наук появился его труд "Морские звери", изданный потом в немецком переводе. В этом сочинении описана, между прочим, уже вымершая, открытая моряками на острове Беринга морская корова. В 1774 году издано его подробное описание Камчатки, и, наконец, Палласом опубликованы посмертные записки его путешествия из Петропавловска на Камчатке к берегам Америки. И, наконец, в экспедиции принял участие известный французский астроном-академик Иосиф Делиль де-ла-Кройер (1688-1769), приглашенный Петром I в Россию в 1725 году. Первоначальная цель путешествия Делиля в Сибирь состояла в наблюдении прохождения Меркурия. В 1740 году должно было происходить прохождекие этой планеты через диск солнца; невидимое в Европе, оно могло быть хорошо наблюдаемо в северных районах Сибири. Путешествие Делиля в Сибирь не было, таким образом, в прямой связи с Великой Северной экспедицией. Но задернутое по большей части облаками небо и вообще неблагоприятная погода, препятствовавшая наблюдению важного для астронома явления, и все более возраставший его интерес к заданиям огромной экспедиции заставили Делиля расширить программу своей работы в Сибири. Он занялся также астрономическими определениями главных пунктов, через которые пролегал его путь, обучая практически астрономии и геодезии сопровождавших его учеников, и, наконец, разыскивал разные специальные старые русские карты в архивах сибирских городов. Снабженный именным указом, Делиль с двадцатью спутниками, в числе коих находились его помощники, воспитанники Морской академии, механики, рисовальщики и пр., 14 марта 1740 года выехал из Петербурга. Он вез с собой целую обсерваторию, целый арсенал приборов и инструментов, сюда входили: зрительная труба, работы Кампани, длиною 15 футов, "невтоньянский" телескоп около 7 футов длины, несколько малых зрительных труб, часы, термометры, компасы и т. д. Следование экспедиции и перевозка огромных, тяжелых, неудобных инструментов были сопряжены, разумеется, с исключительными трудностями и хлопотами. По счастью, путешествие в Сибирь было совершено зимою, санным путем, что и дало возможность доставить инструменты в полной исправности. Как ученый, Делиль отличался необычайной продуктивностью. Его рукописи и наблюдения, составляющие около 200 портфелей, находятся во французском Морском архиве и в Парижской обсерватории. Его научная переписка со всеми астрономами того времени составляет 14 томов. Делиль между прочим первым предложил пользоваться пороховыми сигналами для определения разности долгот; он уже усовершенствовал предложенный Галлеем способ определения солнечного параллакса из прохождений Венеры; для составления карты России он выработал особую проекцию. В 1747 году Делиль вернулся в Париж. В Великой Северной экспедиции принимал также участие младший брат Делиля - Людовик, известный у нас под именем Лакройера, также астроном и географ. Однако, как ни протежировал ему его знаменитый брат, из Людовика ничего путного не получилось. Пьяница и невежда, он, как только мог, пользовал свое положение и заботился прежде всего о приобретении всякими способами мехов. Как ни странно, но все почти историографы Великой Северной экспедиции останавливаются именно на нем и ничего не говорят о его знаменитом брате. По обычаю того времени экспедиция носила строго секретный характер, и официальные инструкции всем начальникам, на случай их встречи с иностранцами, были даны иного содержания, а именно: необходимо было говорить им, что экспедиция осуществляется по воле Петра I, с исключительной целью выяснения вопроса, соединяется ли Азия с Америкой, или нет. Мотивы этого засекречивания, как и предыдущих камчатских экспедиций, весьма пагубно отразившегося на своевременном использовании ее результатов и способствовавшего утрате многих ценнейших документов, и до сих пор вызывают недоумение и недостаточно выяснены. Касаясь первой камчатской экспедиции, знаменитый Карл Бер делает следующее весьма возможное предположение об истинных задачах этого похода. "Да будет мне позволено, - говорит Бер в своей статье "Заслуги Петра Великого по части распространения географических познаний*", - сделать очень вероятное, по моему мнению, предположение насчет цели этого путешествия. В первой половине XVII столетия пронесся слух, что на северо-восток от Японии есть земля, или остров, чрезвычайно изобилующий золотом и серебром. Голландский корабль "Кастрикоме" ходил, как достоверно известно, отыскивать эту землю благородных металлов. Возвратясь, командир корабля донес, что он приставал к берегу, названному им Компанейскою землею, на котором земля была будто бы совершенно серебристого цвета, но распускалась в воде. О плавании корабля "Кастрикоме" много было толков в начале XVIII столетия. Петр, при своей любви к географии, не мог не слышать об этой экспедиции. И вот узнает он от Козыревского, что японцы вывозят с одного необитаемого Курильского острова какой-то минерал. Как было не подумать, что, может быть, это-то и есть серебряный остров? Таинственность экспедиции в таком случае очень понятна. Государь не был уверен в том, что подобная экспедиция не покажется смешною. И, в самом деле, о ней не осталось бы и малейшего известия, если бы Миллер не был лично знаком с капитаном корабля, не знавшим впрочем настоящей цели путешествия". (* Записки Русского Географического Общества, кн. III. СПб. 1849.) Компанейская земля, как мы видели выше, оказалась мифом. Повидимому, капитан корабля "Кастрикоме" принял за эту землю один из Курильских островов, с которого, как утверждал еще Петр Козыревский, японцы вывозят какой-то минерал. Узнав об этом, Петр I немедленно же отправил туда в 1719 году двух геодезистов - Евреинова и Лужина, снабдив их собственноручной тайной инструкциею. В данной же им открытой официальной инструкции цель экспедиции не была объяснена, в ней только сказано: "Ехать до Камчатки и далее, куда вам указано"; кроме того, геодезистам поручалось собрать побольше сведений о Японии и выяснить, не соединена ли Америка с Азиею. По окончании экспедиции они имели личное свидание с императором в Казани; каково было содержание их донесения, до сих пор остается неизвестным. Крайне интересно отметить лишь, что уже тогда поднят был у нас вопрос о связи Азии с Америкой. Участие в Великой Северной экспедиции большого числа высокообразованных иностранцев, опубликовавших по окончании экспедиции поучительные сочинения, можно сказать, спасло во многом грандиозное предприятие от более или менее полного забвения. Слабое развитие в ту пору в России образования и интереса к науке как нельзя более способствовало бы этому. Отправление экспедиции в путь началось в феврале 1733 года. Продолжительность ее была рассчитана на шесть лет. Весь начальствующий состав и многие нижние чины двинулись в дальний путь в сопровождении семей, жен и детей. Многие ехали навсегда. Всего отправилось 546 человек. Длинен и разнообразен состав участников экспедиции, в нее входили: морские офицеры (начальники отдельных партий), штурманы и подштурманы, штурманские ученики, гардемарины, комиссары, шкиперы, подшкиперы, боцманы и боцманматы, квартирмейстеры, ботовые и шлюпочные мастера, трубачи, барабанщики, канониры, матросы, конопатчики, парусники, плотники, купоры, солдаты и капралы, сержанты, лекари и подлекари, профессора и академики, адъюнкт, студенты, инструментальный мастер, живописцы, рисовальщики, переводчики, геодезисты с учениками, пробирных дел мастер и, наконец, рудознатцы, как называли в то время специалистов горного дела. Из этого списка мы убеждаемся в основательности экспедиции и многочисленности возложенных на нее задач. Программа отбытия партий, отправляемых частями, была детально разработана. Первым уехал лейтенант Овцын для дальнейших подготовительных работ в Казань; следом за ним отбыл Шпангберг с мастеровыми в Охотск для сооружения там судостроительных верфей. В марте отправились к местам назначения все остальные участники экспедиции, за ними потянулись бесконечные обозы со всякого рода инструментами, корабельными принадлежностями и строительным материалом, заготовленным Петербургским адмиралтейством. Последними отправились академики со студентами и геодезистами, нагруженные всякого рода кладью. Путешествие академиков с самого начала было обставлено со всем возможным по тому времени комфортом. Достаточно сказать, что на каждого академика полагалось по десяти подвод, куда они могли разместить свои инструменты, книги и материалы. Сами они восседали в удобных колясках, по рекам же совершали свое путешествие на специально построенных для этой цели судах. Академики Гмелин и Миллер с особенным удовольствием подчеркивают предоставленные для них удобства, давшие им возможность, не отвлекаясь никакими тяготами и дорожными хлопотами в неизвестной, пло