Оцените этот текст:


     ---------------------------------------------------------------------
     Книга: "Пионеры-герои". Очерки
     Издательство "Юнацтва", Минск, 1985
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 21 октября 2001
     ---------------------------------------------------------------------


     Для детей младшего школьного возраста


     Содержание

     М.Даниленко. Гришина жизнь
     (Перевод Ю.Богушевича)

     Я.Ивановский. По заданию партизан
     (Перевод Ю.Богушевича)

     Л.Левкова. Пионерский тайник
     (Перевод Ю. Богушевича)

     А.Красноперка. "Баба сеяла горох..."
     (Перевод Ю.Богушевича)

     В.Касичева. Ливень
     (Перевод Ю.Богушевича)

     О.Васильева. Задание выполнено!
     (Перевод Ю.Богушевича)

     П.Рунец. Маленький агитатор
     (Перевод Ю.Богушевича)

     С.Левина, В.Романовская. Смолкали вражеские пулеметы
     (Перевод Ю.Богушевича)

     А.Красноперка. Орлята
     (Перевод Ю.Богушевича)

     В.Зуенок. Книга-партизанка
     (Перевод Ю.Богушевича)

     Е.Курто, П.Ткачев. Трубач 44-го полка
     (Перевод Ю.Богушевича)

     В.Машков. Он не сказал ни слова
     (Перевод Ю.Богушевича)

     Г.Шилович. Зажигалка
     (Перевод Ю.Богушевича)

     В.Морозов. Было герою четырнадцать лет
     (Перевод Ю.Богушевича)

     В.Кобрин. Партизанский связной
     (Перевод Ю.Богушевича)

     М.Михаевич. Герои рядом с тобой
     (Перевод Ю.Богушевича)

     И.Макаревич. Правнук Ивана Сусанина
     (Перевод Ю.Богушевича)

     Я.Зазека. Юрка ведет напрямик...
     (Перевод Ю.Богушевича)

     Н.Неклюдов. Два эпизода
     (Перевод Б.Бурьяна)

     Н.Марушкевич. Бороться!
     (Перевод Б.Бурьяна)

     И.Мандрик. Есть такая деревня Сарья
     (Перевод Б.Бурьяна)

     Ф.Соболь. Рвались мины...
     (Перевод Б.Бурьяна)

     П.Березняк. Лазутчик
     (Перевод Б.Бурьяна)

     Н.Соколов. Эшелон уничтожен
     (Перевод Б.Бурьяна)

     А.Захарова. В лесах Озерянских
     (Перевод Б.Бурьяна)

     А.Махнач. Имеете со взрослыми
     (Перевод Б.Бурьяна)

     Д.Милашевский. Лесная школа
     (Перевод Б.Бурьяна)

     В.Шимук. Только вперед
     (Перевод Б.Бурьяна)

     Я.Миронков. Он мечтал стать охотником
     (Перевод Б.Бурьяна)

     А.Кийранен. Гром войны
     (Перевод Б.Бурьяна)

     В.Хорсун. С галстуком на груди
     (Перевод Б.Бурьяна)

     М.Скрипка. Покуда бьется сердце
     (Перевод Б.Бурьяна)

     Н.Соколовский. Юный почтальон

     С.Николаев. Клятва юнги

     X.Прибыль. "Кузнечик"
     (Перевод Б.Бурьяна)

     И.Кузьмин. Месть
     (Перевод Б.Бурьяна)

     А.Королев. Подвиг разведчика
     (Перевод Б.Бурьяна)

     А.Позняк. Партизанская наука
     (Перевод Б.Бурьяна)

     Человек из деревни Паленка
     (Перевод Б.Бурьяна)

     М.Ткачев. Вася-партизан
     (Перевод Б.Бурьяна)

     Е.Пташник. На дороге

     В.Хомченко. Праздничный салют

     А.Юшкевич. Гавроши сурового времени

     В.Смеречинский. Пионеры не сдаются!

     В.Морозов. Боец подпольного фронта
     (Перевод 3.Петрушени)

     В.Дончик. Юная партизанка

     М.Ткачев. На боевом посту

     В.Машков. Спасенное знамя

     Е.Горелик. Опаленное детство

     Д.Славкович. Страницы юности жаркой

     В.Смеречинский. Степка-танкист


     Не счесть бед,  не измерить горя,  принесенного фашистскими оккупантами
на  нашу  землю.  Они  уничтожали фабрики,  заводы,  институты,  жилые дома,
деревни.
     Гитлеровцы   осуществляли  человеконенавистнический  план   германского
империализма -  полностью  лишить  белорусский народ  национальной культуры,
обратить советских людей в бесправных рабов...
     Но   не   поставить   на   колени   наших   людей.   Под   руководством
Коммунистической  партии  поднялись  они   на   жестокую  борьбу  с   черным
нашествием.
     Рядом  со  взрослыми сражались и  юные  мстители -  пионеры.  Они  были
разведчиками, проводниками, пламенными агитаторами, подрывниками, добывали у
врага оружие и передавали партизанам...  Невозможно рассказать обо всем, что
делали в  годы войны пионеры.  Юные патриоты не  щадили ни  крови своей,  ни
жизни во имя Родины, во имя светлого будущего.
     Ратный подвиг юных ленинцев Белоруссии -  блестящая страница в  славной
истории пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина.
     Будем надеяться,  что эта книга о пионерах-героях, как и книга "Никогда
не  забудем",  созданная по  инициативе редакции газеты  "Пiянер  Беларусi",
найдет широкий отклик среди юных Читателей.

     В.Е.Лобанок,
     Герой Советского Союза,
     бывший командир партизанского соединения



     М.Даниленко




     Был конец апреля. В небо уже взвился жаворонок, и не было никакого дела
этой маленькой птичке до  того,  что на  свете гремит война,  где-то  льется
кровь, каждый миг гибнут люди.
     И  вот тогда,  в  одну из  апрельских ночей,  в  Себровичи пришла беда:
бывший кулак бургомистр Михаил Мыльников выдал партизанские семьи.  Выдал он
и отца Гриши, который по заданию подпольной организации "служил" начальником
полиции.
     Ночью каратели окружили деревню. Гриша проснулся от какого-то звука. Он
открыл глаза и глянул в окно. По освещенному луной стеклу мелькнула тень.
     - Папа! - тихо позвал Гриша.
     - Спи, чего тебе? - отозвался отец.
     Но мальчик больше не спал.  Ступая босыми ногами по холодному полу,  он
тихонько вышел в  сени.  И тут услышал,  как кто-то рванул двери и несколько
пар сапог тяжело прогремели в избу.
     Мальчик бросился в  огород,  где  стояла баня с  маленькой пристройкой.
Сквозь щель в дверях Гриша видел, как вывели его отца, мать и сестер. У Нади
текла кровь из плеча, и девушка зажимала рану рукой...
     До  самого рассвета простоял Гриша в  пристройке и  смотрел перед собой
широко  раскрытыми глазами.  Скупо  цедился  лунный  свет.  Где-то  с  крыши
сорвалась  сосулька  и  с  тихим  звоном  разбилась  на  завалинке.  Мальчик
вздрогнул. Он не чувствовал ни холода, ни страха.
     В ту ночь у него между бровей появилась маленькая морщинка.  Появилась,
чтобы никогда уже не исчезать. Семью Гриши расстреляли фашисты.
     От  деревни  к  деревне  шел  тринадцатилетний мальчик с  не  по-детски
суровым взглядом. Шел к Сожу.
     Он  знал,  что где-то  за  рекой был его брат Алексей,  были партизаны.
Через несколько дней Гриша пришел в поселок Ямецкий.
     Жительница этого  поселка  Феодосия Иванова была  связной партизанского
отряда,  которым командовал Петр Антонович Балыков. Она и привела мальчика в
отряд.
     С  суровыми лицами слушали Гришу комиссар отряда Павел Иванович Дедик и
начальник штаба  Алексей Подобедов.  А  он  стоял в  изорванной рубашке,  со
сбитыми о корни ногами, с негаснущим огнем ненависти в глазах.
     Началась партизанская жизнь Гриши Подобедова.  И на какое бы задание ни
отправлялись партизаны,  Гриша  всегда просил взять его  с  собой.  А  отряд
Балыкова скоро  вырос в  Первую Гомельскую партизанскую бригаду.  Под  своим
контролем партизаны держали довольно большой район -  все  междуречье Сожа и
Покати.  113 населенных пунктов были полностью очищены от немецко-фашистских
захватчиков,  в  этих деревнях была восстановлена Советская власть.  Центром
освобожденного района  стала  деревня Волосевичи.  Там  был  создан исполком
райсовета.
     Гриша Подобедов стал отличным партизанским разведчиком.  Как-то связные
сообщили,  что  гитлеровцы вместе с  полицаями из  Кормы ограбили население.
Забрали 30 коров и  все,  что попало под руку,  и едут в направлении Шестого
поселка.  Отряд  направился в  погоню  за  врагом.  Руководил операцией Петр
Антонович Балыков.
     - Ну,  Гриша,  -  сказал  командир.  -  Пойдешь с  Аленой  Конашковой в
разведку. Узнайте, где враг остановился, что делает, что думает делать.
     И вот в Шестой поселок бредет утомленная женщина с мотыгой и мешком,  а
с нею мальчик, одетый в не по росту большую телогрейку.
     - Это же просо сеяли,  люди добрые,  -  обращаясь к полицаям,  сетовала
женщина. - А попробуй поднять с малым эти вырубки. Нелегко, ох, нелегко!
     И  никто,  конечно,  не  заметил,  как следят зоркие глаза мальчонки за
каждым солдатом, как они все замечают.
     Гриша побывал в пяти домах,  где остановились фашисты и полицаи.  И обо
всем  узнал,  потом  подробно доложил  командиру.  В  небо  взвилась красная
ракета.  И через несколько минут все завершилось:  партизаны загнали врага в
хитро  расставленный "мешок" и  уничтожили его.  Награбленное добро  вернули
населению.
     Ходил в разведку Гриша и перед памятным боем у реки Покать.
     С  уздечкой,  прихрамывая (в  пятку попала заноза),  маленький пастушок
сновал среди  гитлеровцев.  И  такая  ненависть горела в  его  глазах,  что,
казалось, одна она могла бы испепелить врагов.
     А затем разведчик докладывал,  сколько видел у врагов пушек,  где стоят
пулеметы и  минометы.  И  от партизанских пуль и мин находили себе могилы на
белорусской земле захватчики.
     В  начале июня  1943  года  Гриша Подобедов вместе с  партизаном Яковом
Кебиковым  пошел  в  разведку  в  район  деревни  Залесье,  где  размещалась
карательная рота из  так называемого добровольческого отряда "Днепр".  Гриша
пробрался в дом, где подвыпившие каратели устроили вечеринку.
     Партизаны бесшумно вошли в  деревню и  целиком уничтожили роту.  Спасся
только командир,  он спрятался в  колодец.  Утром его оттуда вытащил местный
дедок, как поганого кота, за загривок...
     Это была последняя операция,  в которой участвовал Гриша Подобедов.  17
июня  вместе  со  старшиной Николаем Борисенко он  поехал  в  деревню  Рудую
Бартоломеевку за мукой, приготовленной для партизан.
     Ярко светило солнце.  На крыше мельницы порхала серая птичка,  наблюдая
хитрыми глазенками за людьми.  Широкоплечий Николай Борисенко только взвалил
на подводу тяжелый мешок, как прибежал побледневший мельник.
     - Каратели! - выдохнул он.
     Старшина и Гриша схватились за автоматы и бросились в кустарник, росший
у  мельницы.   Но  их  заметили.  Свистнули  злобные  пули,  срезая  веточки
ольшаника.
     - Ложись!  -  подал  команду  Борисенко и  выпустил длинную  очередь из
автомата.
     Гриша, целясь, давал короткие очереди. Он видел, как каратели, будто бы
наткнувшись на невидимую преграду, падали, скошенные его пулями.
     - Так вам, так вам!..
     Неожиданно старшина глухо охнул и схватился за горло.  Гриша обернулся.
Борисенко задергался всем телом и  затих.  Его  остекленевшие глаза смотрели
теперь безразлично в высокое небо,  а рука впилась,  как будто прикипела,  в
ложе автомата.
     Кустарник,  где теперь остался один Гриша Подобедов, окружили враги. Их
было около шестидесяти человек.
     - Сдавайся! - послышались голоса.
     Гриша стиснул зубы и  поднял руку.  К нему сразу же бросилось несколько
солдат.
     - Ах вы, ироды! Чего захотели?! - крикнул партизан и в упор полоснул по
ним из автомата.
     Шесть гитлеровцев свалилось ему под ноги. Остальные залегли. Все чаще и
чаще над  Гришиной головой свистели пули.  Партизан молчал,  не  откликался.
Тогда осмелевшие враги вновь поднялись.  И вновь под метким автоматным огнем
вжимались в  землю.  А  в  автомате уже  кончились патроны.  Гриша  выхватил
пистолет.
     - Сдаюсь! - крикнул он.
     К  нему рысцой подбежал высокий и  тонкий,  как жердь,  полицай.  Гриша
выстрелил ему прямо в лицо. На какой-то неуловимый миг мальчик окинул взором
редкий кустарник,  тучки на  небе и,  приставив пистолет к  виску,  нажал на
спусковой крючок...
     Когда  партизаны прибыли на  место  схватки,  они  увидели вокруг Гриши
одиннадцать убитых карателей. Многие еще корчились, израненные его пулями.
     ...Гриша Подобедов похоронен в  Чечерске в братской партизанской могиле
на  Замковой горе.  Отсюда,  где возвышается величественный памятник,  видны
бескрайние луга за Чечерой и Сожем. По дорогам в райцентр пылят грузовики, в
высоком небе,  оставляя за собой след,  проносятся,  как метеоры, реактивные
самолеты.  А  на могиле растут цветы.  Их много.  Растут высаженные деревца.
Пройдут годы,  и они зашумят густыми пышными кронами. Зашумят, как эта песня
о Грише:

     Солнце сосен золотит верхушки,
     Над Чечерой стелется туман...
     Спит в могиле братской на опушке
     Гриша Подобедов, партизан.

     Кто сказал, что бой сложился круто?
     Просто отдохнуть прилег солдат,
     Может, на какую-то минуту,
     И в руке сжимает автомат.

     Спит.
     И удивляться тут не надо,
     Что не слышит песни боевой;
     Прожил он большую жизнь, ребята, -
     Многим взрослым не прожить такой.

     Эта песня высоко взмывает,
     Льется над просторами полей,
     Ширится от края и до края...
     Песня, песня!
     Жизнь живая в ней.



     Я.Ивановский




     Такой безрадостной, такой тревожной осени, как осень 1941 года, Виктору
Пашкевичу переживать еще не приходилось.  О  школе не могло быть и речи.  Ее
фашисты закрыли.  Пойти на  Березину ловить рыбу или в  лес за орехами также
нельзя.  Выход из города запрещен под страхом смерти. Даже книжки нет, чтобы
почитать.
     Лишь  одна  отрада -  сходить к  Алесю  Климковичу,  поговорить с  ним,
поделиться скупыми новостями о событиях на фронте,  которые каким-то образом
просачивались в  оккупированный Борисов.  Но  это  можно было сделать только
днем.  Вечером же ходить по городу запрещено.  Поймает патруль - расстрел на
месте.
     И  так  за  все,  что  не  по  вкусу фашистам,  -  расстрел,  расстрел,
расстрел...
     Эх!..  А как чудесно было до войны!  Куда хочешь, туда иди, что хочешь,
то и делай.
     И  что бы  это такое сделать,  чтобы побыстрее не стало на родной земле
фашистов?
     Удрученный сидел Виктор у окна со своим неразрешимым вопросом. На улице
уже  стемнело,  только изредка мертвый белый свет ракет заливал кварталы,  и
тогда отчетливо вырисовывались контуры соседних домов. Время от времени сухо
трещали выстрелы.
     Виктор собирался уже лечь спать.  Но в  окно кто-то осторожно постучал.
Так осторожно,  что мальчик вначале подумал:  "Может,  показалось?"  Но стук
повторился еще и еще.
     - Мама!  -  Витя подошел к  постели и коснулся плеча матери.  -  Кто-то
стучит.
     - Слышу, сынок. Иди открой. Чужой так осторожно не постучится, ломиться
начнет. Это кто-то свой.
     Виктор отбросил крючок. В дом зашел мужчина. Еще с порога попросил:
     - Завесьте окна и зажгите лампу.
     Когда наконец все  это  было  сделано,  мама взглянула на  незнакомца и
радостно воскликнула:
     - Андрей Константинович! Живой, здоровый!
     Узнал мужчину и Виктор. Это был дядя Андрей, тот самый командир Красной
Армии,  который перед войной жил у них на квартире. Правда, теперь на нем не
было ни военной формы, ни оружия. Одет он был, как рабочий, - в телогрейку и
хлопчатобумажные брюки.  Но ни в  облике,  ни в  жестах дядя Андрей ничем не
изменился.
     Ночной гость начал расспрашивать о  положении в городе,  хотел подробно
узнать,  где какие части стоят,  чем они вооружены,  много ли солдат.  Затем
рассказал о положении на фронте.  Нелегким оно было. Но в голосе дяди Андрея
звучала твердая уверенность.
     - Еще  немного,  и  побежит,  покатится  фашист  назад.  Громадная сила
собирается на фронте для решающего удара.  И в тылу нет спасения пришельцам.
Слышали, может быть, про партизан?
     - Слышали, - в один голос ответили мама и Виктор.
     - Ну,  а ты что делаешь?  -  обратился дядя к Виктору.  -  Конечно,  не
учишься?
     - Нет.  Но если бы фашисты и  открыли школу,  я все равно не пошел бы в
нее. - Этот ответ прозвучал тихо, но твердо.
     - И все же надо что-то делать. Не сидеть же сложа руки.
     - Что же делать, дядя Андрей?
     На  командира смотрели смелые,  наивные мальчишечьи глаза.  В  них  был
нетерпеливый вопрос, даже требование: "Что? Скажи. Все, что смогу, сделаю".
     - Дел сейчас много,  больших,  важных,  - окинув Виктора вопросительным
взглядом,  сказал дядя Андрей,  -  и  эти дела для тех,  кому свобода Родины
дороже всего...
     Какой-то внутренний толчок заставил Виктора подняться.
     - Я - пионер. Я давал торжественное обещание быть верным Родине!..
     ...В  тот день в  доме Пашкевичей не  спали далеко за полночь.  Мать на
кухне готовила ужин для  гостя,  а  тот  все  сидел с  Виктором в  комнате и
рассказывал, что надо делать и как делать.
     А когда,  уже на рассвете,  подал на прощание руку,  Виктор крепко, как
взрослый, пожал ее и сказал:
     - Сделаю, товарищ командир!
     Сделаю.  Это обещание обязывало.  И  Виктор усердно готовился выполнить
первое в жизни боевое задание. Он несколько раз ходил в разведку.
     Наконец,  когда все было готово, решил действовать. Из дому вышел рано,
на рассвете.  Недалеко за их садом тянулась ограда из колючей проволоки. Это
немцы огородили свой временный склад с оружием.  Винтовки, пулеметы, ящики с
патронами хранились здесь  в  основном  под  брезентом.  Сюда  и  направился
мальчик.  Только не в  открытую,  а ползком,  по-пластунски.  Вот и знакомый
бугорок,  заросший высокой пожелтевшей травой.  Отсюда до проволоки -  рукой
подать.  Как раз напротив,  у самой земли, под проволокой - щель. Она такая,
что Виктор свободно может пролезть на ту сторону.
     Но  торопиться  не  следует.  Вначале  надо  хорошо  изучить  поведение
немецкого  часового.  Сколько  времени  идет  в  одну  сторону,  на  сколько
задерживается в противоположном конце склада и сколько идет назад. Зная это,
можно уловить удобный момент и подлезть под проволоку.
     ...Когда солдат в  третий раз  медленно прошел мимо склада с  оружием и
завернул за угол, Виктор ящерицей проскользнул под проволокой и стремительно
бросился к  складу.  Подняв край брезента,  он увидел целую груду новеньких,
густо смазанных маслом винтовок.  Виктор, не раздумывая, схватил ближайшую и
пополз назад.
     На  бугорке за  оградой оглянулся.  Часовой только что  повернул в  эту
сторону.  Мальчик вытер со лба пот и  прижал руку к  груди:  очень уж сильно
стучало сердце.
     Минут  через  пять   винтовка  была  старательно  спрятана  в   заранее
подготовленном тайнике, и Виктор пошел домой.
     На первый раз хватит. Это была разведка. А завтра он постарается добыть
уже не одну,  а две,  может быть,  даже четыре винтовки.  По две за один раз
станет брать.  Правда,  тяжеловато будет тащить их  ползком,  но ничего.  На
фронте, должно быть, еще тяжелее...

     Когда через неделю Пашкевичей вновь навестил дядя Андрей,  Виктор гордо
отрапортовал:
     - Восемь винтовок и ящик патронов!
     - Вот это здорово!  Молодец.  Большое тебе партизанское спасибо. Только
смотри, будь осторожен.
     - Есть быть осторожным!
     И  вновь день за днем,  день за днем отправлялся Виктор в  свою опасную
дорогу.  Ползком к  складу,  ползком назад,  к  тайнику.  Ползком к  складу,
ползком назад.  И  все это под самым носом у  часового;  в любую погоду,  не
считаясь ни с чем.
     Иной раз возвращался домой обессиленный,  промокший до последней нитки,
и сразу валился спать.  Но наставал рассвет, и мальчик вновь брался за свое.
Он знал: партизанам нужно оружие, много оружия. Надо добывать его, если есть
такая возможность.
     Накануне 24-й  годовщины Октября Виктор  через  дядю  Андрея переправил
партизанам сразу 25 винтовок,  три ручных пулемета и 30 гранат.  Это был его
подарок празднику Великого Октября.
     И  вот получено очередное задание:  добыть оружие в большом количестве.
Справиться с таким заданием одному было не по силам. Дядя Андрей сказал:
     - Надо создать подпольную группу. Подбери надежных ребят, расскажи им о
партизанах,  о положении на фронте.  Вообще,  дай им понять,  что подпольная
группа -  это не твоя мальчишечья выдумка,  а настоящая организация,  задача
которой -  помогать партизанам в борьбе с фашистами... Выполнишь это, и дело
у нас пойдет еще лучше. Только помни всегда: ни на минуту, ни днем, ни ночью
не забывай про осторожность. Мы хитры, но и враг не дурак...
     О том,  кому доверить сокровенную тайну,  Виктор раздумывал недолго.  У
него был старый и верный друг Алесь Климкович.  К нему в первую очередь он и
пошел. Как Виктор и ожидал, Алеся не пришлось уговаривать.
     - Пойдем, что хочешь буду делать, только бы не сидеть сложа руки, когда
вокруг гады хозяйничают!..
     - Спокойно,  Алесь, - ответил Виктор. Он хорошо помнил наказ командира.
- Нам надо быть бдительными и осторожными,  помнить,  что задание серьезное.
Вдвоем мы с тобой не справимся. Нужен третий товарищ.
     Алесь  начал  называть  имена  их   общих  знакомых.   Но   Виктор  все
отрицательно качал  головой.  Он  вспомнил,  что  один  из  названных боялся
"черной" работы,  другой никак не  мог  зимой спуститься на  лыжах с  крутой
горы,  третий же не хотел признавать коллектива... Пусть это было в детстве,
пусть. Но и теперь доверить опасное ответственное дело таким - нельзя. Не то
время сейчас. Чуть споткнулся - и расплачивайся жизнью...
     - Мелик Бутвиловский, - сказал наконец Алесь.
     - Стой!  -  радостно вскрикнул Виктор.  - Вот он подойдет, не подведет.
Удивительно, как это мы сразу про него не вспомнили?!
     Так  родилась маленькая группа  юных  подпольщиков.  Втроем действовать
было  куда  легче.   И  оружие,  боеприпасы  начали  регулярно  поступать  в
партизанские отряды.
     Однако  не  одним  партизанам необходимо было  оружие.  Потребовалось и
немцам пополнить его запасы на  фронте.  И  вот на  склад приехало несколько
грузовиков. Солдаты подошли к штабелю винтовок, прикрытых брезентом, стянули
этот брезент и...  глазам своим не  поверили:  вместо винтовок под брезентом
торчало несколько тонких шестов.  Они и  поддерживали брезент,  чтобы он  не
опустился на землю.
     Поднялась тревога.  К  складу  примчались жандармы в  черных мундирах с
черепами на рукавах. Пустили овчарку по следу. Она ткнулась носом туда, сюда
и беспомощно заскулила. Следа не было. Ночной ливень все смыл.
     Тогда жандармы пошли по домам с обыском.  Лазили везде, протыкали землю
шомполами, но так ничего и не нашли.
     Вскоре после  этого  Виктору Пашкевичу передали приказ:  ждать указаний
командования.
     Ребята загрустили. Конечно, с одной стороны, не плохо и отдохнуть после
такой напряженной и  опасной работы.  Но с другой -  угрызение совести:  все
воюют, бьют врага, а ты сиди и ожидай указаний...
     Однако  долго  ожидать не  пришлось.  Как-то  в  окно  дома  Пашкевичей
постучали условным стуком,  и в дом зашел дядя Андрей. За плечами у него был
вещевой мешок, а в нем полно партизанских листовок.
     - Вот,  Витя,  надо распространить в городе,  -  сказал он.  -  Задание
ответственное,   оно  связано  с  большим  риском.  Поэтому  есть  приказ  -
действовать в  темноте и  всей  группой.  Один  расклеивает,  двое следят за
улицей. Расклеивайте на афишных тумбах, на столбах, дверях, воротах. Словом,
на самых видных местах. Желаю удачи.
     ...Неслышно  крадутся  вдоль  улицы  три   юных  отважных  подпольщика.
Короткая остановка -  и  на  дверях дома  остается маленький листок бумаги с
пламенным призывом беспощадно бить пришельцев.  Под ним подпись:  подпольный
обком Коммунистической партии. Еще остановка, и еще один листок приклеен.
     Вот  и  центр  города.   Помещение  немецкой  жандармерии.   За  дверью
нечеловеческий  крик  и  грубая  брань  на  немецком  языке.  Вновь  кого-то
истязают!..
     Здесь нужно быть вдвое осторожными.  Где-то вблизи - патруль. И ребята,
согнувшись в  три  погибели,  бесшумно  крадутся  дальше.  Внезапно передний
останавливается и плотно прижимается к забору. Прижимаются и двое остальных.
Прямо на них,  тускло посвечивая фонариком,  катит на велосипеде длинноногий
полицай.
     Начальник борисовской полиции! Неужели заметил? Убегать?
     Виктор уже  решает скомандовать друзьям:  бежим!  Но  начальник полиции
около самых ребят оставляет велосипед и, громко стуча каблуками, поднимается
по ступенькам крыльца в жандармерию.
     Мимо! Ребята, как по команде, перевели дыхание.
     Теперь надо  быстрее исчезнуть отсюда.  Только минуточку.  Виктор густо
намазывает клеем листовку и прилепливает ее к велосипеду начальника полиции.
Затем бросает несколько штук на крыльцо жандармерии.
     Правда,  за  это  дядя Андрей может поругать.  Но  ничего,  пусть знают
фашисты. Город Борисов не спит, борется. Как был он советским, так и остался
советским. И никакая жандармерия, никакая полиция не сделает его иным.
     На  следующий  день  в  городе  снова  идут  повальные  обыски,   снова
жандармерия   ищет    "бандитов-партизан",    которые   разбросали   столько
антифашистских листовок.  А Виктор, Алесь и Мелик ходят по улицам и, засунув
руки в  карманы,  с невинным видом наблюдают,  как полицаи и жандармы в поте
лица стараются, чтобы соскрести со столбов и дверей листовки.
     - Сдирайте, не жаль, - говорят между собой ребята, - люди уже все равно
прочли.  И спрятали не одну.  Вскоре еще подбросим, свеженьких, с последними
фронтовыми новостями.

     Гитлеровцы забеспокоились не на шутку.
     Жандармы не  переставали искать подпольщиков.  На всех военных объектах
удвоилась охрана. С каждым днем проводить диверсии было все труднее.
     Ребята  особенно  почувствовали это,  когда  получили задание  взорвать
фашистский склад горючего.  Им  прислали из отряда магнитные мины,  подробно
проинструктировали,   как  действовать,   и  все  же  долгое  время  задание
оставалось невыполненным.
     Дело в  том,  что  склад горючего находился на  совсем открытом месте и
охранялся с четырех сторон пулеметами. Подползти к нему ни днем, ни ночью не
было никакой возможности. Ни канавок вблизи, ни кустов.
     Думали ребята, гадали, да так ничего и не смогли придумать.
     - Хоть катапультой мину запускай, - с досадой сказал Мелик, - как греки
когда-то делали...
     - Подожди! - вскочил Виктор. - Так это же идея. Честное слово, идея!
     Мелик и Алесь посмотрели на друга с недоверием.
     - Ты что, и в самом деле думаешь катапульту строить? - спросил Алесь.
     - Да нет,  мяч,  футбольный мяч!..  -  И  Виктор тут же изложил ребятам
примерный план операции.
     И вот...
     ...Теплый сентябрьский полдень.  Небо чистое,  ясное.  Тихо.  Будто нет
войны,  страшных партизан.  Часовые,  стоящие у склада, сошлись, закурили, о
чем-то поговорили,  затем разошлись каждый на свое место,  к  пулеметам.  Но
ненадолго.  Вскоре они уже сидели около дзота все четверо и запивали шнапсом
мясные консервы.
     Один из них затянул на немецкий лад русскую песню:

     Вольга, Вольга, муттер Вольга-а-а...

     Затянул и  оборвал.  Вблизи склада,  будто из-под земли,  появились три
раскрасневшихся подростка. Они весело толкались, гоня перед собой футбольный
мяч.
     - Насад! Цурюк! - крикнул часовой.
     Но ребята не услышали его,  и  веселая возня продолжалась.  Вот один из
подростков вырвался с  мячом вперед и  так  сильно ударил,  что  мяч  свечой
взвился вверх и, описав дугу, опустился у высокой цистерны с горючим.
     - Цурюк! - вновь крикнул часовой, и на этот раз подростки его услыхали.
Они испуганно уставились на часового и начали медленно пятиться.
     - Хальт! - часовой позвал ребят к себе.
     И   они,   сердито  тыкая  кулаками  один   одного  в   грудь,   начали
оправдываться.  Мол,  это не я, а он виноват, что мяч полетел на запрещенную
полосу. Нет, он...
     - Ты бросиль, - часовой ткнул пальцем в грудь белокурому, - ты забрать,
а я немножко пиф-паф буду, - показал на пулемет.
     - Дяденька,  миленький,  не надо,  -  стал просить белокурый.  (Это был
Виктор Пашкевич.)  -  Ей-богу,  больше так не сделаю.  Я нечаянно,  -  в его
голосе были слышны слезы. - Только мячик отдайте...
     Часовой посмотрел на  своих  товарищей,  и  они  кивнули:  пусть,  мол,
заберут да побыстрее идут отсюда.
     Виктор стремглав бросился к цистерне, у которой лежал мяч. Бежал он так
быстро,  что перед самой цистерной не удержался на ногах и  так шлепнулся на
землю, что даже через голову кувыркнулся. Немцы радостно захохотали. А Мелик
с Алесем с тревогой подумали: хотя бы успел мину поставить.
     Успел или нет, они так и не заметили, Виктор уже бежал назад.
     - Данке,  паны!  -  на ходу крикнул он,  и все трое кинулись туда,  где
видны были ближайшие здания.
     Немцы снова захохотали. Весело было им.
     А  ровно  через  тридцать минут после этого над  тем  местом,  где  был
фашистский склад  горючего,  в  небо  взвился громадный столб  черного дыма.
Взорвалась цистерна с бензином. За ней грохнула вторая, третья...
     И  гитлеровцы с  еще  большей злостью взялись за  поиски  подпольщиков.
Гитлеровские сыщики  уже  немного представляли себе,  кто  им  вредит.  Ведь
часовые у склада описали им внешний вид трех подростков.
     В  конце 1942 года фашистам удалось напасть на  след Виктора Пашкевича,
Алеся Климковича и Мелика Бутвиловского.  Кстати,  к этому времени у них был
еще  и  четвертый товарищ -  Валя  Соколова.  Она  также во  многом помогала
подпольщикам.
     О том, что юных подпольщиков ищут гитлеровцы, сразу же стало известно в
208-м  партизанском отряде,  по  заданию которого действовали юные патриоты.
Командование отряда  направило в  Борисов своего  посланца.  Но  фашистам не
удалось схватить Виктора,  Алеся,  Мелика и  Валю,  -  партизанский посланец
вывел их из города и вскоре доставил в отряд.
     Но  на  этом их  боевые действия не  прекратились.  Вместе со взрослыми
ребята участвовали в  различных операциях отряда,  не раз ходили в разведку,
минировали железную дорогу.
     В  марте 1943 года командование отряда направило юных партизан за линию
фронта.  За  ними прилетел специальный самолет.  В  Москве они после долгого
перерыва возобновили учебу.



     Л.Левкова




     Пусть чудесен Борщевский лес,  щедрый на землянику -  любимое лакомство
детей,  но  в  нем  страшновато.  Сердце замирает,  когда завизжит пила  или
застучит топор.  Притихнут на  миг мальчишки,  прислушаются,  да и  вновь за
работу. Они делают ящики: складывают в них винтовки, гранаты, кинжалы - все,
что  смогли  собрать и  закопать в  чащобе  густых  елей.  Сверху прикрывают
дерном, на котором зеленеет мох - кукушкин лен.
     За сравнительно короткий промежуток времени таких пионерских тайников с
оружием они сделали в лесу пятнадцать.
     А вскоре Володя Сергейко сказал друзьям:
     - У нас есть и шестнадцатый тайник!  Хотя не мы его делали, но послужит
нам как следует.
     Несколько  дней  он  незаметно следил  за  хуторянином Гроцким.  Володя
видел,  как тот чистил пулемет, смазывал его, а затем спрятал на краю своего
поля в куче камней.


     "Дешевые батраки"

     С  тревогой смотрят пастушки в  сторону Борщевского леса.  Они  уже  не
разговаривают между собой, не успокаивают друг друга.
     На  рассвете пошли Володя Северин и  Володя Сергейко в  лес  спрятать в
один  из  тайников затворы и  патроны.  Уже  солнце  поднялось к  зениту,  а
посланцев все нет.  Не притронулись пастушки к горбушкам хлеба, что лежали в
торбочках.
     - Что же  могло случиться?  -  Ваня Радецкий поднимает глаза на  своего
тезку Ваню Хомку.
     - Не знаю...
     Не  хотелось высказывать вслух  тревогу:  не  попали ли  ребята в  лапы
гестаповцев. Те в последнее время часто прочесывают эту опушку леса.
     Только под вечер, когда надоедливые комары начали в воздухе свои танцы,
Володя Северин и Володя Сергейко вернулись наконец-то из лесу.
     - Все в порядке, - сказали они.
     - В порядке? Так все же было опасно?
     - Перехитрили!..
     Весело  стало  пастушкам,  когда  они  услышали  рассказ  друзей  о  их
приключениях.
     Володя  Северин умел  чудесно свистеть.  Под  его  свист  хоть  плясать
пускайся. Любую мелодию так выведет, что и птица может позавидовать.
     - Я впереди пойду, - сказал он Володе Сергейко, - а ты держись поодаль.
Молчать буду  -  все  в  порядке,  а  если высвистывать начну -  бросай свои
веники.
     Хитро придумали мальчуганы - в пышной зелени березовых веников спрятали
драгоценный груз. Не сразу найдешь мешочки с патронами.
     Недолго  шел  молча  Володя  Северин.   Вскоре  он  начал  высвистывать
"Лявониху".  Веники тут же были заброшены в кустарник. А освободившиеся руки
Володи Сергейко полезли за пазуху.
     - Володя,  -  кричит он своему тезке,  идущему впереди, - может, хочешь
яблоко?
     - Хочу, - громко отвечает тот. - Неси быстрее!
     Подбежал Володя к  другу  и  остолбенел:  два  гестаповца с  карабинами
наизготовку  стоят  перед  четырнадцатилетним мальчишкой  и  грозно  требуют
"аусвайс".
     - У нас нет пропуска,  - отвечает им Володя Северин. - Мы только съедим
яблоки и уйдем отсюда.
     Он похлопал друга по карманам, показал за пазуху.
     - Мы  за  этими  яблоками в  сад  чужой  лазили,  -  тоном  заговорщика
признался он немцам.
     Краснобокие спелые житники,  выросшие на  белорусской земле,  сослужили
хорошую  службу  маленьким патриотам.  Гестаповцы приказали ребятам высыпать
из-за пазух и из карманов яблоки, а самим бежать отсюда.
     - Так почему же  вы  сразу к  нам не пришли?  -  в  один голос спросили
пастушки.
     - Не  бросать же нам веники!  Мы их попозже на место доставили.  И  еще
один ящик сделали.  Сегодня при встрече с  партизанами сообщим об  очередном
тайнике.
     Ваня Радецкий сказал:
     - Так,  говорите,  "аусвайсы" спрашивали? Хорошо. У нас они обязательно
будут.
     Через три дня оба Вани за мизерную плату нанялись батраками.  Пасли они
коров у  жандармского переводчика Лиса и  у  лесника.  А  в "аусвайсах" было
написано, что они могут пасти коров в любом месте.


     Голос Москвы

     Двери конюшни были раскрыты.  Хромая кобыла,  на  которую не позарились
гитлеровцы, одиноко жевала сено. Картина эта была обыденной.
     А   между  тем  отсюда  к   крестьянам  приходили  те  вести,   которые
окончательно  рассеивали  фашистскую  ложь.  Врут  они!  Москва  непобедима,
Красная Армия беспощадно бьет гитлеровцев.
     Радостные вести передавались из уст в уста. Крестьяне не расспрашивали,
откуда они. И только всем сердцем желали счастья людям, которые, не страшась
смерти, разносили эту правду.
     Секретарь   подпольной  комсомольской  организации  Василь   Сороко   и
комсомолец Николай Северин зарылись в  сено,  что лежало на чердаке конюшни.
Их  сердца  стучали  так,  что,  казалось,  наполнили всю  окрестность своим
биением.  В наушниках комсомольцы слышали пламенный голос родной Москвы, она
обращалась к  ним,  призывала браться  за  оружие,  очищать  свое  советское
отечество от фашистов.
     "Будьте спокойны,  -  думал Василь.  - За нас стыдно не будет! Двадцать
пять комсомольцев уже организованы в отряд. А еще же есть пионеры..."
     Кто  бы  сказал,  что  эти  босоногие крестьянские дети,  с  виду такие
беззаботные, также стали в ряды народных мстителей.
     В Карповцах начал действовать маленький оружейный завод.
     В  нем  было  несколько походных  цехов.  Здесь  молодежь  собирала  из
отдельных деталей оружие, выплавляла тол, делала мины...


     Типография без адреса

     За  спиной стоял гитлеровец,  и  рука  Коли Зыбко задрожала,  по  спине
забегали мурашки. Только бы не показать своего волнения!
     Коля  смотрит на  страницы букваря и  выводит невинное слово "рама",  а
затем рисует.  Только получается рама  не  такой высокой и  широкой,  как  в
учебнике, а низкой и тесной, скупой для солнечного света, как раз такая, как
в их избе.
     Солдат что-то бормочет на непонятном Коле языке.  Он,  видно, догадался
по рисунку,  какое слово написал этот крестьянский мальчик, и произносит его
по-своему. А так ему бы никогда не понять родных Коле букв.
     Зачем он здесь, на земле Коли Зыбко?
     Мать взволнованно вытирает сухие руки передником и говорит, указывая на
Колю:
     - Науку любит...
     Гитлеровец жестами показывает, что для букваря ее сын слишком велик, он
должен уже толстые книги читать.  Затем пренебрежительно махнул рукой:  мол,
для вас, черни, и такая наука не нужна - и пошел.
     Коля свою тетрадь перевернул на другую сторону.
     Красивым почерком,  за  который не  раз  в  мирное  время  хвалили Колю
учителя, было написано:
     "Смерть фашистским оккупантам!"
     А ниже:
     "Юноши   и   девушки,    братья   и   сестры!   Под   мощными   ударами
Рабоче-Крестьянской  Красной  Армии  гитлеровские  полчища  откатываются все
дальше и дальше назад, неся большие потери в живой силе и технике..."
     К вечеру,  когда с пастбища пригнали коров, члены "Пионерского тайника"
затеяли игру в городки.
     Здесь Коля и рассказал Володе Северину о сегодняшнем событии.
     Хорошо,  что он  на  всякий случай положил перед собой букварь да успел
незаметно тетрадь перевернуть... Гитлеровец как с неба свалился.
     - Ребята,  -  говорил  всем  Володя,  -  дома  писать  листовки опасно.
Попадемся -  не простят:  всю деревню сожгут,  людей замучают.  Нужно, чтобы
наша типография не имела адреса.
     И адреса у типографии не стало.
     "Недалек  тот   день,   когда  наша  советская  земля  будет  полностью
освобождена от  гитлеровской нечисти..."  -  старательно писали  в  укромных
местах в поле маленькие пастушки.
     "Юноши и девушки!  -  выводил Саша Косило, примостившись в густой кроне
столетнего дуба. - Помните, что мобилизация, проводимая фашистами под ширмой
"Рады", направлена на физическое уничтожение белорусской молодежи.
     Прячьтесь, не являйтесь на сборные пункты, идите под защиту партизан!"
     В  глубоком овраге,  замаскировавшись в  кустарнике,  Миша  Василевский
писал:
     "Юноши  и   девушки!   Вступайте  в  ряды  партизан,   мстите  немецким
захватчикам за пролитую кровь,  за слезы ваших матерей, братьев и сестер, за
уничтожение городов и сел. Действуйте решительно. Знайте, сейчас наша победа
близка, как никогда".
     Миша  поставил  точку  и  подписал:  "Волковыский  подпольный  Районный
Комитет Ленинского Комсомола Белоруссии".


     Листовки

     В разные стороны расходятся дороги из Карповцев.  Одна ведет в местечко
Россь, другая - в Волковыск, третья - к окольным деревням.
     Миша  Василевский смотрит в  окно.  Первые лучи  утреннего солнца скупо
озаряют деревенскую улицу.
     Но  не утро интересует Мишу.  Было договорено,  что через полчаса после
того,  как  мимо  его  окон  пройдут брат и  сестра Хомки,  он  отправится в
Волковыск.
     Вот идет кто-то.  Это братья Косило -  маленький Володя и старший Саша.
Они несут завязанные в платке яйца. Миша знает, куда идут братья: Саша будет
водить Володю по окольным деревням, спрашивать, не посоветуют ли им шептуху,
чтобы вылечила его  от  сглаза.  Скажет,  что  маленький Володя кричит ночью
спросонок. Разве кто догадается, что не яйца, а сводки Совинформбюро несут в
деревни эти два крестьянских мальчугана?
     А вот и Хомки -  брат и сестра.  В руках у Нины и Вани лукошки. Вечером
Нина и  Ваня вернутся веселыми и  разговорчивыми.  И не оттого,  что лукошки
будут полны душистых ягод!
     У  Нины под  передником в  карманчике листовки.  Часть из  них  взял за
пазуху Ваня.
     Много километров прошли дети,  оставляя за собой на телеграфных столбах
и придорожных деревьях приклеенные листовки - сообщения из Москвы.
     - Ваня, видишь?
     Нина показала на  двух гитлеровцев,  что вынырнули из-за поворота.  Она
нагибается к земле,  будто срывает ягоды,  а потом вместе с Ваней исчезает в
ельнике.
     Эсэсовцам бросается в глаза белый листок,  плотно приклеенный к столбу.
Лица их  перекосились,  будто по  ним  хлестнули нагайкой:  детским почерком
выведены суровые мужественные слова призыва к мести.


     "Забава"

     ...Если  кто-нибудь  наблюдал  за  детьми  в  этот  день,  то  невольно
позавидовал, как весело кувыркались они в реке и выделывали такие выкрутасы,
что  даже  рассмешили охрану у  ворот  цементного завода.  Переплывали реку,
ловили стрекоз, бабочек, собирали камушки.
     Так  под  видом  игр  и  забав  члены "Пионерского тайника" собрали все
необходимые  сведения.   Теперь  они  смогут  провести  партизан  на   завод
наикратчайшим путем!
     Позже,  когда  ночь  темным,  беззвездным покрывалом  окутала  уснувшие
просторы,  четверо  старших  мальчиков  пробрались  извилистыми тропинками в
чащобу леса в условное место.
     Около ручья Володя Сергейко свистнул. Партизаны отозвались.
     Дети повели их знакомыми тропинками к цементному заводу.
     Партизаны бесшумно сняли там охрану, зашли на электростанцию, отключили
телефон и подложили тол под турбину.
     От взрыва в Карповцах вылетели стекла из окон.


     Пароль

     Если бы еще чуть выше!  Коля вытягивается в струнку,  приподнимается на
цыпочки.
     И  все же  требуемого впечатления на комиссара Петухова он не произвел.
Тот  потрепал непослушный Колин чуб,  легонько стукнул пальцем по  его лбу и
спросил:
     - Ну как, энциклопедия твоя хороша?
     - Энциклопедия? - переспросил мальчик. - А что это?..
     - Книга такая, она на все вопросы отвечает. А у тебя голова должна быть
книгой. Понимаешь - книгой без бумаги. Память не подведет тебя?
     - О,  я все помню,  -  горячо заверяет Коля Зыбко,  боясь, что комиссар
передумает дать ему задание. - Я это стихотворение на ходу запомнил, мне его
один человек по дороге в Россь рассказал. Вот послушайте:

     В дом наш ворвался громила,
     Чтоб детскою кровью упиться.
     Не мать его породила,
     А бешеная волчица.

     Чтоб не было горького плача,
     Чтоб дети узнали счастье,
     Закроем пулей горячей
     Врага звериную пасть.

     Заметив, как потеплели глаза у комиссара, Коля продолжал:
     - А   потом,   дяденька,   я   на   пятидесяти  листках  переписал  это
стихотворение.
     - А что ты сделал с этими листками?
     - Я  с  ними аж  до  самого Волковыска дошел,  последний на окраине его
наклеил. На город не хватило.
     - Так ты, значит, знаешь дорогу в Волковыск?
     - Не сомневайтесь, дяденька, любой переулок там отыщу!
     - Так слушай...
     ...Не  переулки  пришлось  Коле  Зыбко  разыскивать  в  Волковыске,   а
кладбище.  На  сером  камне-памятнике,  что  лежал почти при  дороге,  сидел
бородатый  старик.  Кипу  газет  он  положил  на  отшлифованную  поверхность
мрамора, одну держал в руке, размахивал ею в воздухе и выкрикивал:
     - Самая мудрая из газет!  Покупайте,  пока не поздно!  Люди добрые,  не
жалейте полмарки!
     Коля  остановился  около  старика,   подождал,  пока  отойдет  от  него
покупатель - человек в очках, - и спросил:
     - Есть у вас вчерашние газеты?
     Старик,  услыхав начало  пароля,  пристально и  вопросительно посмотрел
Коле в глаза, а потом медленно ответил:
     - Нет, не имеется, только сегодняшние...
     - Дайте мне воскресную!
     Бородач положил руку на худое плечо Коли:
     - Что скажешь, мой юный коллега?
     - Отряд выдержал большой бой. Многие ранены, нужны бинты... - прошептал
Коля.
     Мимо шел полицейский. Бородач громко сказал:
     - На хлеб хватит, мой мальчик. Газеты распроданы. Пойдем домой!


     В день приема

     Как полновластный хозяин, эсэсовец ходил по избам, приказывал:
     - Мужчины, выходите на улицу! Сейчас же, не мешкать! Бабы - оставайтесь
в хатах!
     Где  же  тут удержишь женщин!  Вышли на  улицу и  от  страха такой крик
подняли, что даже на станции было слышно.
     Мужчин всех поставили в ряд. Тут были и хозяева явочных квартир - Антон
Василевский и старый Александр Северин. К каждому с плеткой в руках подходил
эсэсовец, хлестал ею наотмашь по лицу и спрашивал, где прячутся те двое, что
вчера  ночью  пришли в  деревню.  А  потом  эсэсовцы,  стоявшие перед  ними,
направили на них автоматы. Один из них закричал:
     - Ложись! Встань! Беги!
     И пожилые мужчины вынуждены были переносить такое унижение.
     Два  четырнадцатилетних паренька -  связные  Володя  Северин  и  Володя
Сергейко -  страшно волновались.  Сегодня на  закате солнца они  должны были
быть на комитете комсомола у партизан.  Было условлено:  Леня Стидиневский и
Ваня Радецкий пригонят домой коров и передадут,  что они заночевали у родных
в соседней деревне.
     Как готовились оба Володи к  этому вечеру!  И вдруг -  деревня окружена
эсэсовцами!..
     Что делать? Даже коров запретили выгонять в поле.
     А вечер, как назло, выдался таким ясным, звездным...
     Сидят мальчики одни в  избе Николая,  горюют,  а  тут дверь заскрипела,
открылась. На пороге стоит белый как снег Миша Василевский.
     - Ребята,  кому-то нужно прорваться из окружения.  Фашисты не ошиблись:
двое партизан приходили к моему отцу.  Я их спрятал надежно: в свой тайник в
хлеву.   Завтра  еще  двое  партизан  придут  на   встречу  с   Константином
Николаевичем,  нужно их предупредить!  Я  сам бы отправился туда,  но должен
охранять партизан.
     - Разреши нам, - сказали два Володи.
     Ночью  политруку Трофимовцеву доложили,  что  в  отряд пришли два  юных
связных.  Одежда  на  них  висела  клочьями.  От  самого дома  до  леса  они
проползли.


     Вечерняя молитва

     Уже  два  раза  приходила Володе  Сергейко повестка явиться на  сборный
пункт для отправки в  Германию,  а ему нипочем.  На третий раз за ним пришел
сам жандарм и спросил, не хочется ли пятнадцатилетнему Володе покормить вшей
в  тюрьме.  Если только он желает променять светлую жизнь на отчизне Гитлера
на неволю - это легко сделать!
     Староста, приведший в хату жандарма, распинался во все горло:
     - Если тебе,  сопляку,  выпало такое счастье -  целуй пана в руку, рожа
поганая!  Где  там хаму понимать свое счастье!  Чтоб твоего и  духа в  нашей
деревне не было! - не унимался он. - Вечером придешь ко мне за разъяснением,
как надо верой и правдой служить нашим избавителям.
     Жандарм кивал головой в знак согласия со старостой, а потом заявил:
     - Чтоб на рассвете был готов!
     Утром к вагонам-телятникам нельзя было протолкнуться.
     Всем,  кто провожал,  хотелось подойти ближе к  вагонам,  чтобы еще раз
прижать к  груди родное дитя.  Но за четыре метра от вагонов вдоль эшелона с
винтовками  наизготовку стояли  гитлеровцы  и  не  разрешали  никому  близко
подойти к плененной молодежи.
     Слезы лились ручьем.
     - На  кого  же  вы  нас  покидаете?   -   причитали  женщины,   как  по
покойникам...
     У вагона,  где стоял за загородкой Володя Сергейко,  собрались дети. Не
по-детски печальны были  их  лица.  Нина  Хомко тихо всхлипывала и  вытирала
худенькое личико передником. Маленький Володя Косило поминутно шмыгал носом.
     Вдоль вагона с гордым видом шагал жандармский переводчик Лис. К нему из
толпы обратился пожилой мужчина:
     - Благодетель, пане Лис, будь добр, переведи их высокоблагородию, что я
хочу  подойти вон  к  тому молокососу из  нашей деревни.  Нужно его  поучить
уму-разуму, чтобы от всех нас низкий поклон передал всесильной Германии!
     - Это  староста из  Карповцев,  -  перевел Лис жандарму,  и  тот кивком
головы разрешил ему подойти к Володе Сергейко.
     - Я  вам завидую!  -  кричал староста,  поглядывая на  почерневшие лица
молодежи.  -  Если бы мне только разрешили ехать с вами!  За большое счастье
посчитал бы!
     И, обращаясь к Володе Сергейко, заметил:
     - Про бога не  забывай!  Будешь вечером ложиться спать -  помолись.  На
сердце сразу же светлее станет.
     - Помолюсь, дяденька, - покорно ответил Володя.
     Засвистел паровоз,  и вскоре за холмом скрылись родные поля,  в стороне
остался Хомин Бор.
     "По-мо-лись!  По-мо-лись!" -  выстукивали колеса вагонов. И каждый раз,
когда Володя вспоминал эти слова,  ему становилось радостно и тревожно:  что
ждет его вечером?
     И  теперь Володя вспоминает минуты побега:  как  поезд замедлил ход при
подъеме,  как выбросился из вагона,  как катился с  откоса вниз,  в  заросли
вербы; о холодных ночах, которыми пробирался назад, к друзьям.
     Это  "выдуманный староста",  как  в  мыслях  назвал  Володя подпольщика
Константина Николаевича, посоветовал ему бежать.
     Только  к  исходу  восьмого дня  пришел  Володя в  Карповцы.  Присел на
минутку на завалинку под окном своей избы,  послушал,  как мать, всхлипывая,
ворочалась в постели, и пошел к своему тезке Володе Северину.
     Под  задней стеной хлева  была  дыра,  в  которую не  однажды пролезали
пареньки,  минуя  двери.  Володя  Сергейко пролез сквозь нее  и  очутился на
теплом душистом сене. Он подполз к спящему другу, прилег к нему, согрелся и,
обессиленный, вскоре уснул.
     Проснувшись, увидел, что друг уже сидит над ним и смотрит так, будто не
верит  своим глазам.  Наконец он  крепко ударил его  по  плечу и  восхищенно
сказал:
     - Эх, и молодец же ты! Удрал все-таки?
     - Что у нас слышно? - не терпится Володе Сергейко.
     - Вчера взялись помогать деду погибшего Николая Северина навоз вывозить
из хлева. Дед и не заметил, как мы вынесли оттуда три винтовки и две гранаты
"Ф-1", их не успел Николай передать в партизанский отряд.
     Выспавшись днем у  друга,  Володя ночью зашагал по знакомым тропинкам в
партизанский отряд.

     Вот несколько эпизодов о том,  как в годы Великой Отечественной войны в
деревне   Карповцы  Волковыского  района   Гродненской  области  сражался  с
фашистами "Пионерский тайник".



     А.Красноперка




     Этот дом под номером 25 стоял на Немиге.  Тут в  23-й  квартире жила во
время войны семья партийного работника Николая Евстратовича Герасименко.
     ...На   ступеньках  старой   деревянной  лестницы  сидит   русоголовая,
небольшого роста девочка.  Она тихонько напевает и пристально глядит вперед.
Вот к  ней подходит мужчина,  задает какой-то  вопрос,  и  она отвечает ему.
Мужчина поднимается на  второй  этаж.  Вскоре  у  дома  появляется еще  один
человек. Он также обращается к девочке и также идет по лестнице.
     Это десятилетняя Люся Герасименко, дочь Николая Евстратовича, встречает
коммунистов-подпольщиков, собравшихся на сходку.
     А  когда  в  конспиративной квартире  началось  заседание руководителей
подпольных групп,  Люся  собрала всех детей двора и  начала играть с  ними в
прятки,  классы. И никому из них не приходило в голову, что в это время Люся
выполняла ответственное поручение.
     Вдруг около дома  остановились гитлеровцы.  Люся  во  весь голос начала
петь  совсем безобидную детскую песенку "Баба сеяла горох".  А  в  квартире,
услышав  песенку,  мать  Люси,  Татьяна  Даниловна,  взялась раскладывать на
тарелки нехитрую закуску.  Что ж,  пусть теперь заходят непрошеные гости:  у
Герасименков сегодня  просто  семейный  праздник,  вот  и  пришли  родные  и
знакомые. Документы у всех в порядке.
     Когда подпольщики разошлись,  Николай Евстратович позвал дочь,  ласково
погладил по голове, долго и нежно всматривался в глаза.
     - Завтра в обед, доченька, пойдешь к заводу на Серебрянку. Там у забора
тебя будет ожидать человек в  вышитой косоворотке.  Передашь ему этот пакет.
Будь осторожна - здесь листовки...
     Все больше и  больше помогала Люся родителям в  подпольной работе.  Она
подкарауливала колонны военнопленных и  передавала им  записки,  разносила в
разные  концы  партизанскую  литературу,  медикаменты.  Это  ее  рукой  были
расклеены листовки на воротах.
     Вот идет она через весь город.
     В руках девочки небольшой узелок.  И никто не знает,  что в этом узелке
лежит  оружие  и  документы,  которые нужно  передать подпольщику Александру
Никифоровичу Дементьеву, отправляющемуся для связи в партизанский отряд.
     Но  нашелся провокатор,  и  26  декабря 1942 года гитлеровцы арестовали
семью Герасименко.
     Люсю и  мать посадили в тюрьму,  в одну камеру,  отца -  в другую.  Был
схвачен и Александр Никифорович Дементьев.
     Начались  истязания.  Обессиленную,  окровавленную  Люсю,  как  и  всех
взрослых,   гоняли  на  допросы.  Однажды  Александру  Никифоровичу  удалось
поговорить с Люсей. Он склонился к бледному лицу девочки. Она прошептала:
     - Когда  увидите  папу,  передайте  ему:  я,  как  и  мама,  ничего  не
сказала...
     А вскоре Люсю с мамой гитлеровцы бросили в душегубку...
     Так погибла одиннадцатилетняя подпольщица Люся,  верная высокой клятве,
которую она дала, вступая в пионеры.



     В.Касичева




     Шульцевы "услуги"

     С давних времен поселился в деревне Захарничи Шульц. Одни говорили, что
он из латышей,  другие - из немцев. Женился Шульц на местной девушке, родной
сестре Пелагеи Варфоломеевны Богдановой,  и  остался доживать свой век среди
захарничан.
     В  деревне его не любили.  Возможно,  потому,  что жадность Шульца была
чрезмерна.  Заметит он гвоздь, палку или даже щепку - все тянет в свой двор,
огражденный высоким забором.  На людей Шульц не смотрел. Глаза его все время
бегали.
     - Темная личность, - говорили про него односельчане.
     Пелагея Варфоломеевна как-то переступила порог дома сестры,  и  холодом
повеяло на  нее оттуда.  Шульц не  пригласил родственницу даже присесть,  ни
словом не поддержал разговора.
     - Не по душе мне эта агитаторка, - говорил он потом жене.
     Пелагея  Варфоломеевна  была   одной  из   первых  агитаторов  колхоза,
активистка. За это и не любил ее Шульц.
     Сестры  стали  чужими.   Лишь   поздороваются  при   встрече.   Пелагея
Варфоломеевна дала  слово не  ходить к  Шульцу.  Только слово не  удалось ей
сдержать... Она нарушила его через много лет, когда над родным краем грянула
война...
     Вечером она стояла в  доме Шульца и ласковыми словами,  которых от себя
не ожидала и о которых потом пожалела, просила его:
     - Лександра,  родненький,  пожалуйста,  помоги людям.  -  И  подала ему
бумажку.
     Шульц безразлично взял из ее рук скомканную бумажку и прочитал.
     - Вон! - только и сказал он шипящим придушенным голосом.
     Записка была из партизанского отряда.  "Мы ждем Вас к  себе.  Нам нужен
хороший переводчик немецкого языка".
     "Смотри,  чтобы не пожалел", - шептала женщина, пробираясь ночью домой.
А в душу ее закралась тревога о детях,  особенно о младшем сыне,  Володе. От
Шульца  можно  было  всего  ожидать.   Тем  более  теперь,  когда  она  сама
подтвердила свою связь с партизанами.
     Володя стал неузнаваем.  К  Шульцу он  ласкался,  как  к  родному отцу.
Казалось, забыл мальчик обиды прежних дней.
     - Дяденька,  может,  вам двор подмести?  Под навесом хворост лежит.  Не
попилить ли его?
     Шульц сдержанно отвечал:
     - Что,  щенок,  голод не тетка?  -  И,  помолчав,  продолжал: - Хорошо.
Покормлю.
     Он  чувствовал себя  теперь  как  нельзя лучше.  Воздух войны,  который
отравлял  захарничан,  пришелся  по  душе  Шульцу  и  его  единомышленнику -
полицейскому  Шмезе..   Они  будто  вновь  родились.   Из  домов,  покинутых
партизанскими семьями, добро перевозилось в их дворы. Они ходили по деревням
и  приказывали крестьянам дежурить  вдоль  железной дороги,  охранять ее  от
партизан.
     Однажды Володя сидел на  крыльце Шульцевого дома и  хлебал из  глиняной
миски затирку.  Раскрылись ворота,  и  перед мальчиком выросли три эсэсовца.
Шульц, увидев их в окно, с умилением, которого раньше никто никогда не видел
на его лице, выбежал навстречу фашистам.
     Они все вошли в  дом.  А Володя с мисочкой затирки перешел с крыльца на
завалинку.
     Шульц  разговаривал со  своими  гостями  на  их  родном  языке.  Володя
старался что-нибудь понять,  но  напрасно.  Вдруг  до  него  донеслись слова
"Юрьевичи",  "фюнф".  Он быстро пересел на крыльцо.  "Чего пять? Что будет с
Юрьевичами?"
     Проводил Шульц эсэсовцев и сказал Володе:
     - Завтра,  щенок,  без моего надзора работать будешь. Перенесешь вон те
кирпичи вот сюда. Мне нужно будет отлучиться.
     Кирпичи так и остались лежать на своем месте. Назавтра Володя не пришел
к Шульцу.
     После разговора Шульца с эсэсовцами Володя не находил себе места. Он не
мог дождаться,  когда на  дворе стемнеет,  чтобы уйти из деревни по знакомым
тропинкам.
     Страшно в лесу, полном ночных звуков. Но для мальчика было страшнее то,
что ожидало жителей деревни Юрьевичи. Он пустился бегом в партизанский отряд
Тимоника...
     Вскоре в Захарничах разнеслись слухи о событиях в Юрьевичах.
     Партизаны сделали засаду и  перебили отряд карателей,  который ехал  на
пяти машинах, чтобы уничтожить непокорное население деревни.
     Тяжелораненого Шульца доставили в Полоцкую больницу без сознания. Но не
удалось его приятелям-фашистам спасти верного приспешника.  Хорошо заплатили
ему партизаны.


     Заговорщица Полота

     Сначала заговорщиком был  дуб.  Под его вывернутыми бурей корнями время
от  времени  появлялся клад.  Под  покровом ночной  темноты пробирались сюда
четыре паренька:  Володя Богданов,  Вася Коваленко,  младший брат его Коля и
Вася  Стрикелев.  Оружие,  собранное на  дорогах войны,  находило себе здесь
место. Об этом тайнике знали партизаны из отряда Тимоника.
     Однажды, возвращаясь домой, в ста метрах от дуба Володя замер на месте.
Чья-то рука вдруг схватила его за воротник, сжала горло.
     - Где был, паршивец? - прошипел кто-то над ухом мальчика.
     Это был полицейский Шмеза. Его змеиное шипение было знакомо Володе.
     Взбешенный молчанием мальчика,  Шмеза так дернул его за  воротник,  что
Володина рубашка расползлась до пояса.
     В  двух  километрах отсюда находились фашистские казармы.  Шмеза  тянул
свою жертву и приговаривал:
     - Там ты развяжешь свой язык, паскуда! Вырвут его у тебя!
     Со    взрослым   Шмезе,    вероятно,    легче   было   бы   справиться.
Четырнадцатилетний рослый  светловолосый мальчик,  как  росток  того  самого
кряжистого дуба-заговорщика,  был  гибкий и  неподатливый.  Не  успел  Шмеза
протащить мальчика несколько метров в направлении казармы,  как звериный рев
раздался в лесу:  белыми, как чеснок, зубами впился Володя в поганую руку...
Теперь Шмезе было не до жертвы. Лесная чаща мгновенно спрятала паренька.
     ...После этого заговорщицей стала река Полота.  Под  щербатым мостиком,
где берег окаймлял тростник, дно не просвечивалось. И никому, кроме партизан
отряда Тимоника, не была известна тайна подводного царства.
     Укромное  место  посещали  лишь  четверо  мальчиков.  Приходили сюда  в
сумерках и  опускали свой  клад  в  воды  древней  Полоты.  Заговорщица-река
отвечала им  бульканьем и  тут  же  затихала,  будто  понимая  всю  важность
мальчишеского дела...
     Володя Богданов не имел теперь постоянного пристанища. Он ночевал то на
сухих листьях в чаще леса,  то в одиноком стогу сена, то просто под открытым
небом.  Пелагея Варфоломеевна знала,  что сын бывает дома.  Но встречалась с
ним  очень  редко.  О  посещении мальчика говорила ей  исчезнувшая со  стола
торбочка с хлебом.
     Была у Пелагеи Варфоломеевны встреча с командиром отряда Тимоником.
     - Опасно  вам  здесь  оставаться,   Пелагея  Варфоломеевна.  Мы  решили
перебросить вас на Большую землю.
     Женщина немного помолчала, потом сказала:
     - Если вместе с Володей - я согласна!
     Через три дня в партизанском отряде появился светловолосый паренек.  Он
стоял перед Тимоником и взволнованно повторял одни и те же слова:
     - Не могу...
     - Говори спокойно, Володя. Чего ты не можешь?
     - Уехать из  деревни.  У  меня здесь много работы.  Мы припасли для вас
оружие в Полоте...
     Не  удалось Тимонику уговорить мальчика отправиться с  матерью за линию
фронта. Отказалась покинуть сына и Пелагея Варфоломеевна. Она не упрекала за
это Володю.  Наоборот.  Он  как бы вырос в  ее глазах.  Невольно мать начала
прислушиваться к каждому слову сына.
     Ночью,  ворочаясь на  остывшей печи,  Пелагея  Варфоломеевна вспоминала
старого Якова. "Володя - его росток", - подумала женщина.
     Дед  Яков не  был  родным Володе.  Но  его шершавые трудовые руки учили
мальчика делать первые шаги.
     - А ну, шагай, дорогой. Смелее ходи по земле. Она - твоя.
     Позже,  когда Володя начал подрастать, дед Яков рассказывал ему сказки.
И  всегда в  сказках старика вещи  приобретали фантастическую силу только от
родной земли.
     Володе-школьнику  он  рассказывал  о  своей  жизни.   Яков  Савастеевич
участвовал  в   революции  1905-1907  годов,   в   Октябрьской  революции  и
гражданской войне.
     - Земля наша,  -  говорил дед,  -  всегда очищалась от нечисти.  Ливнем
больших чувств любви к  Родине смывала она все,  что не  должно лежать на ее
чистой груди.
     Пелагея Варфоломеевна вспоминала слова  Якова  Савастеевича и  думала о
семье.  Старший сын Александр для всех пропал без вести,  а для нее, матери,
он жив и здоров, вместе с народными мстителями мстит за отца, за свой народ,
родную землю.  В  отчаянии зашлось сердце матери,  когда  фашисты схватили в
поле среднего сына ее -  Николая.  Тогда корова одна вернулась с пастбища. А
Николая вместе с другими парнями, как скотину, погрузили в товарные вагоны и
отправили  в  фашистскую  неволю...  Вскоре  Пелагея  Варфоломеевна получила
весточку от Николая.  По дороге в Германию ребята выломали в вагоне стенку и
на полном ходу поезда выбросились под откос. И Николай нашел себе правильный
путь - к народным мстителям. А Володя?..
     В этот момент кто-то постучал в стекло. Он!
     Пелагея Варфоломеевна растерялась и не сразу пошла к двери.  Дрожали ее
руки на  тяжелом железном засове.  Когда она  наконец обняла своего младшего
сына, то почувствовала, что одежда его промокла насквозь.
     - Что с тобой, родной? Почему ты весь мокрый?
     Она держала руки мальчика и не могла их выпустить.
     Матери не  нужно было света,  чтобы видеть улыбку сына.  Он стоял перед
ней торжественный и спокойный.
     - Не волнуйся, мамочка, это - ливень!..
     - Ливень... - повторила Пелагея Варфоломеевна и все держала мокрые руки
сына. Так и осталось у матери ощущение этих рук на всю жизнь.
     Согревшись под овчиной,  Володя все еще переживал тревожные,  но  такие
счастливые минуты.  Не скрипели хорошо смазанные колеса...  Телега с большим
ящиком,  наполненным до краев оружием и патронами, отправлена в партизанский
отряд.   Заговорщица  Полота  доверила  партизанам  клад,   собранный  юными
патриотами -  Володей  Богдановым,  Васей  Стрикелевым и  братьями  Васей  и
Николаем Коваленками.


     Змеиное жало

     Шмеза не находил себе покоя.  Давно зажила у  него искусанная рука.  Но
злоба не остывала.
     Володя давно уже не попадался ему на глаза. Он был неуловим, как ветер.
К  Пелагее Варфоломеевне Шмеза врывался неожиданно в любое время дня и ночи.
Человек вежливей входит в свинарник,  чем полицейский Шмеза в избу где живут
люди.
     - Где твой выродок? - кричал он на женщину и устраивал в квартире такой
кавардак, что становилось страшно.
     - Оставь дитя в  покое,  -  стыдила Шмезу женщина.  -  Чего ты  к  нему
прицепился? У него в голове игры, а ты о какой-то измене немцам твердишь.
     А  сама она  знала,  какая "игра" мальчиков так ужалила Шмезу.  Связной
комсомолец Аркадий  Бельчиков передал  пионерам  листовки  о  скорой  победе
Советской  Армии.   Одну   такую  листовку  Шмеза  утром  сорвал  со   стены
собственного дома.
     Шмеза побежал с листовкой в комендатуру.
     - Я  уверен,  что  это дело того поганца,  который искусал мне руки.  Я
из-под земли его вам достану!
     Пелагея Варфоломеевна подозревала,  что за ее домом идет слежка. И хоть
сердце матери разрывалось от тоски по сыну, она боялась встречи с Володей.
     Володя в  это  время  был  среди  самых  близких ему  людей.  Начальник
разведки партизанского отряда Иван Петрович Глусцов предупреждал мальчика:
     - Поживи среди нас. Тебе опасно показываться в Захарничах.
     Несколько дней провел мальчик у партизан. Но потом начал проситься:
     - В  одном  тайнике спрятаны листовки.  Мне  нужно встретиться с  Васей
Коваленко. Пионеры расклеят их без меня.
     С  Васей  Коваленко,   его  братом  Николаем  и  Васей  Стрикелевым  он
встретился...  в  фашистском застенке.  Он  только на минуту пришел в  себя,
почувствовал боль  распухшего лица.  И  снова  полетел  в  бездну  глубокого
обморока.
     Звериное лицо Шмезы,  который вместе с эсэсовцами был на проческе леса,
расплывалось перед мальчиком в фантастические размеры.
     Володя открыл глаза и узнал друзей:
     - У вас был обыск?
     - Был, но ничего не нашли.
     - А  меня  затащили домой.  На  моих  глазах вынули из-за  печки  пачку
листовок. Хорошо, что матери не было дома. Но кровь на полу расскажет ей обо
всем. Вы не признавайтесь. Я один...
     Расправа была  короткой.  Пионера-героя  отвели  за  двести  метров  от
фашистского застенка и расстреляли.



     О.Васильева




     Еще зимой,  когда бушевали метели и заметали все дороги, в Задорьевскую
школу почтальон принес письмо.
     - Из Минска, - сказал он и, помедлив, спросил: - Кто же это вам пишет?
     Так  как  письмо было  для  всех  неожиданным,  тут  же  вскрыли его  и
посмотрели на подпись.
     - Галя Занько, - прочла директор школы Мария Егоровна Гаврикова.
     "Дорогие товарищи!
     На территории Плещеницкого района в  годы Великой Отечественной войны в
партизанском отряде находился мой брат, пионер Геня Занько, - писала Галя. -
Он погиб и похоронен где-то в вашем районе. Может быть, вы что-нибудь знаете
о Гене и поможете найти его могилу?"
     - А это можно сделать,  -  заметил почтальон.  -  Ведь в каждой деревне
найдутся бывшие партизаны.
     После  этого письма пионеры-следопыты Задорьевской школы отправились по
окольным деревням.  Из дома в дом шли они,  расспрашивали, показывали Генину
фотографию.   Страницу   за   страницей  записывали  историю   партизанского
разведчика Гени Занько из отряда имени Суворова.
     - Геня!  Деточка!  - увидев фотографию, заплакала колхозница Александра
Юльяновна Ляшкевич из деревни Венера.  -  Знаю его. Сколько раз он ночевал у
меня.  Придет,  бывало,  замерзший,  мокрый.  Обсушится, поест, обогреется и
снова бежит. Куда ты? - спрашиваю. Ответит: "Нужно", и все.
     А  уходил Геня в разведку.  Меняет яйца на нитки или спички,  а сам все
высматривает и  узнает.  Так он узнал,  где находится оружие.  Днем приметил
хлев.  А  ночью со своими боевыми друзьями подкрался к хлеву,  где хранилось
немецкое оружие. Все оно попало в руки партизан.
     Иногда взрослые говорили Гене:
     - Ну какой ты,  Генька, разведчик! Ребенок ты. В игры тебе бы играть, а
не с оружием по лесам ходить.
     В  такие  минуты  Геня  вспоминал недавнее прошлое.  Вспоминал отца.  В
первые дни войны расстреляли его фашисты. Вспоминал сестру Лену. Ее замучили
в  лагере  смерти  в  Тростенце.  Перед  глазами мальчика возникала страшная
картина,  как гитлеровцы прикладами убили соседа и  здесь же  во дворе перед
всеми жителями расстреляли его  маленьких детей...  Тогда у  Гени  кончилось
детство, а было мальчику всего двенадцать лет. И решил Геня мстить врагу.
     Мстить за отца, за сестру, за город, за свою страну...
     В  1942 году Геня через своего дядю связывается с  партизанским отрядом
имени  Суворова.  Он  -  партизанский связной.  Но  мальчику  хотелось более
сложного дела.
     - В отряд бы мне,  -  говорил он при встрече со связными из отряда. - В
разведчики. Я им бы...
     В  1943  году  Геня становится разведчиком.  Бесстрашным,  находчивым -
таким его знали в отряде. Без него не обходилась ни одна разведка.
     Приходилось бывать партизанскому разведчику и в Минске.
     Во время одной из таких разведок Геню задержал полицай.
     Маленький разведчик заключен в  тюрьму СД.  "Как  сообщить партизанам о
себе? Как отсюда вырваться?" - думал Геня, метр за метром изучая камеру.
     Его   внимание  привлекло  окно.   Расстояние  между  прутьями  решетки
небольшое, но все-таки... "А что, если попробовать?" - мелькнула мысль.
     И  когда настала ночь,  Геня на ремне подтянулся к решетке и,  до крови
обдирая руки, с трудом пролез в узкую щель. Наконец свобода!
     И  в  ту же ночь в  окошечко маленького домика по Комаровскому переулку
осторожно постучали.
     - Это я, мама, Геня, - шепотом сказал мальчик.
     Ульяна Карповна скорее почуяла сердцем, чем услышала голос сына. Обняла
его, и слезы полились на лицо Гени.
     - Не плачь,  мамочка!  Собирайся, возьми Галинку. Нужно бежать. Я удрал
из тюрьмы, - торопясь объяснял он матери.
     Через два дня после этого события Геня рапортовал командиру отряда:
     - Задание выполнено!
     ...Советская  Армия  продвигалась вперед,  освобождая родную  землю  от
фашистских  захватчиков.  Был  освобожден и  Минск.  Партизаны  готовились к
параду,  который должен был состояться в  белорусской столице.  Но  накануне
командование партизанского отряда получило приказ - уничтожить немецкий штаб
полка, который под прикрытием саперного батальона отступал на запад.
     Получив задание,  партизаны заняли  рубежи.  Первая рота  зашла  в  тыл
врага. Завязался жестокий бой.
     Чтобы успешно закончить операцию,  нужно было,  чего бы  это ни стоило,
связаться с первой ротой.
     Но как?  Кого послать?  На командном пункте рядом с  командиром Лариным
находился только Геня.
     - Товарищ командир!  Пошлите меня!  Я проберусь,  -  сказал Геня.  - Не
бойтесь. Все будет в порядке!
     Очень уж не хотелось Ларину посылать Геню. Но другого выхода не было.
     - Иди!  Только будь  осторожен,  -  наставлял он  мальчика,  пожимая на
прощание руку.
     С  трудом пробрался Геня  в  роту,  передал приказ и  снова поспешил на
командный пункт. И когда была уже пройдена половина пути, фашисты заметили в
кустах  осторожно пробирающегося подростка.  Застрочили пулеметы.  Не  успел
Геня спрятаться, прижаться к земле. Вражья пуля настигла разведчика.
     К  вечеру в  деревне Вейна партизаны разбили врага.  И  в этот июльский
вечер товарищи хоронили своего любимца - Геньку-разведчика.
     Шли  годы.  Сровнялся с  землей холмик,  под которым был похоронен Геня
Занько.  Но  из уст в  уста народ передавал рассказ об отважном партизанском
разведчике.
     Дошел этот рассказ и до пионеров Задорьевской школы. А тут еще и письмо
от сестры пришло.  Все узнали пионеры о  партизанском разведчике,  нашли его
могилу,  огородили  ее.  На  деньги,  полученные  за  собранный  металлолом,
установили памятник.
     В   дни,   когда   советский  народ  отмечал  20-летие  начала  Великой
Отечественной войны,  на  открытие памятника пионеру-разведчику Гене  Занько
пришли  его  боевые  товарищи -  бывшие  партизаны,  пионеры окрестных школ,
колхозники.
     На лесной поляне у могилы юного героя склонились в этот день пионерские
знамена,  были сказаны задушевные слова о мужестве, о подвиге во имя Родины.
И  боевые товарищи маленького партизана,  и юные -  все говорили о том,  что
советские люди никогда не забудут героев,  отдавших жизнь за свободу Родины.
Будут помнить и о партизанском разведчике Гене Занько.



     П.Рунец




     На  правом  берегу Березины,  на  возвышенности,  расположилась деревня
Якшицы.  Внизу  широкой серебристой лентой  вьется река.  За  рекою  широкий
зеленый луг.  А  дальше -  темно-синий сосновый лес.  С  другой стороны,  за
ригами, - также сосновый бор.
     В  этом  живописном уголке родился и  рос  Миша Хатько.  Летом вместе с
друзьями он  собирал на  лугу цветы,  ходил за ягодами и  грибами,  купался,
загорал.  Но особенно любил он ловить рыбу. На досуге брал удочки, садился в
лодку-душегубку,   забирался  в  тихое,  заранее  облюбованное  местечко  и,
притаившись, просиживал там до тех пор, пока его не позовет мама.
     Было у Миши еще одно любимое дело: ему нравилось мастерить.
     В  ту  весну Миша закончил третий класс и  думал заняться своим любимым
делом.  Но осуществить это не удалось. Вдруг началась война. Пришли фашисты.
Они  грабили,  издевались и  убивали мирных жителей.  Люди искали спасения в
лесах и болотах, брались за оружие.
     Темной осенней ночью ушел в партизаны и Мишин старший брат Николай.
     Миша также не сидел сложа руки.  Он собирал в  лесу патроны,  гранаты и
другое оружие и передавал брату в отряд. Так он помогал партизанам воевать с
фашистами.
     Когда Николай пошел в партизаны, полицаи начали преследовать его семью.
Они забрали у них одежду, хлеб, скот, пчел.
     В  мае  1942  года полицаи налетели,  чтобы окончательно расправиться с
партизанской семьей.  В это время Миша с отцом жили у тетки Марьи.  Поутру к
ним прибежала бабка Ева и дрожащим голосом сказала:
     - Удирайте, детки, вас ищут...
     - По одному бегите в лес, - крикнул отец и выскочил из хаты.
     За ним бросились и остальные. Пригибаясь, пробежали огороды и очутились
в поле. Вскоре густой туман спрятал их от врага.
     Собрались в  чаще  леса и  начали думать,  что  делать.  Возвращаться в
деревню было  опасно.  Где  находятся партизаны,  старый Хатько не  знал,  а
спросить было не у  кого.  Оставалось одно:  жить в лесу.  Так и сделали.  В
чаще,  под  большим еловым  выворотнем,  выкопали землянку,  замаскировали и
начали жить.
     Так прошло две недели, пока на их тайник не наткнулись партизаны.
     - Что вы тут делаете? - спросил высокий партизан.
     Отец рассказал, как он с семьей попал сюда.
     - Так идите к нам, - посоветовал тот.
     Через  несколько  минут  семья  Хатько  шагала  по   извилистой  лесной
тропинке, и Миша тихонько рассказывал старшему про свою помощь партизанам.
     В  отряде всей семье Хатько нашлась работа.  Мать определили на  кухню.
Сестру Ганку зачислили бойцом, а отца и Мишу - в хозяйственную роту.
     Увидев впервые мальчика, командир роты Константин Владимирович Сухоцкий
серьезно спросил:
     - Хочешь быть партизаном?
     - Хочу, - ответил Миша.
     - А что ты будешь делать?
     - Что прикажете...
     - На задание пойдешь?
     - Да, пойду...
     Командиру понравился этот бойкий, смелый мальчик.
     Шли дни.  Миша освоился,  привык к новой обстановке.  Ему сшили шинель,
гимнастерку,  сапоги и шапку,  дали карабин и револьвер. Теперь он был похож
на настоящего бойца.  Одно лишь печалило Мишу:  партизаны все не брали его с
собой на боевые операции.  "Ганка -  девушка, а ходит на самые ответственные
задания,  а я,  мужчина,  должен околачиваться в лагере",  - с досадой думал
Миша. Правда, Миша догадывался, почему так получилось. Его считали ребенком.
А  какой он  ребенок?  Ему двенадцать лет.  И  ростом не  мал.  Другие бойцы
считаются взрослыми,  а они ненамного выше его. "Это несправедливо", - решил
Миша и, выбрав удобный момент, пошел к командиру роты.
     - Дядя Костя, почему вы не пускаете меня на операцию? - спросил он.
     Сухоцкий  успел  изучить  характер мальчика.  Чтобы  не  причинить боли
детскому сердцу,  а  главное,  не  оттолкнуть от  себя резким,  необдуманным
словом, он как можно осторожней и душевней сказал:
     - Оно,  известно, так. Я, правда, не пускаю тебя. А почему? Ты подумал?
Нет?  Тогда слушай.  Жалею тебя, Миша. Очень жалею. Ты же видишь, как тяжело
приходится взрослым.  А ты еще, я хочу сказать, не то что ребенок, а слабый,
сил у тебя мало.  Если что какое,  и с одним немцем не справишься. Да тебя и
убить могут...
     - Так и взрослых убивают.
     - Правильно, убивают, - согласился Сухоцкий. - Но взрослые хоть немного
пожили, кое-что видели. А ты что видел? Ничего, потому что ты еще и не жил.
     - Чем сидеть в лесу, пусть меня лучше убьют на задании.
     Сухоцкий нахмурил брови, провел рукой по большому лбу и мягко сказал:
     - Хорошо, Миша, я подумаю.
     Прошло несколько дней.
     Однажды утром зашел отец и торопливо сказал:
     - Ну, собирайся, боец Хатько.
     - Меня  берут на  операцию!  -  догадался Миша и  запрыгал от  радости.
Значит,  дядя Костя сдержал свое слово и Миша наконец-то будет участвовать в
боевой  операции вместе со  взрослыми партизанами.  Он  быстро оделся,  взял
револьвер и  вместе с  отцом пошел к командирской землянке.  Тут он увидел и
своего дружка Изика Кацнельсона.
     - И ты идешь? - спросил он.
     - Да...
     - Хорошо...
     Изик Кацнельсон появился в отряде недавно.  Немцы схватили его вместе с
родителями и  отправили в  гетто.  Изик понимал,  что их ведут на смерть,  и
решил спасаться.  Как только колонна вошла в лес, он выбрал удобный момент и
бросился в кустарник. Немцы открыли огонь, но не попали. Через неделю он был
в отряде.
     В  точно назначенное время двинулись в  путь.  Шли  лесными тропинками.
Мальчики шагали вместе с  командиром.  Раньше они,  наверное,  свернули бы в
сторону,  чтобы поискать ягод или птичьих гнезд.  Теперь же  им  не  до того
было. Они - бойцы, идут на задание, и заниматься такой мелочью им не к лицу.
Настроение у мальчиков было бодрое, приподнятое.
     На  окраине  леса  остановились,  осмотрелись.  Тишина.  Командир  роты
объяснил задание.  В деревнях слева,  впереди и справа разместились немецкие
гарнизоны,  В середине треугольника на лугу пасутся коровы полицейских. Их и
нужно взять.
     Партизаны рассыпались по  одному и  поползли.  Миша  и  Изик друг около
друга.  Вскоре лес  стал совсем редкий,  и  они увидели большое стадо скота.
Партизаны залегли  за  деревьями и  начали  наблюдать.  Вскоре  к  Сухоцкому
подполз разведчик,  высланный вперед,  и доложил, что близко подойти нельзя:
часовые стреляют, как только кто-нибудь взрослый покажется из лесу. День как
раз был солнечный,  и это усложняло дело.  Сухоцкий подозвал к себе Мишиного
отца -  командира взвода - и стал советоваться, что им делать. Миша услышал,
как отец рассудительно сказал:
     - Луг ровный,  незаметно не подкрадешься. А лезть открыто - рискованно.
И людей погубишь и коров не возьмешь...
     - Это правда, - согласился командир роты и вздохнул.
     - Разрешите нам,  товарищ командир,  -  попросился Миша и,  как  сумел,
рассказал о своем плане. Командир выслушал, и лицо его посветлело.
     Мальчики выломали по  длинному ореховому шесту  и,  как  ни  в  чем  не
бывало,  вышли  из  лесу.  Партизаны,  держа  наготове карабины и  автоматы,
застыли в  напряженном ожидании.  С  тревогой и  волнением следили они,  как
уменьшались и без того маленькие фигурки юных бойцов.
     Пастухи как раз закуривали,  когда к ним подошли Миша и Изик. Миша стал
перед старшим, чернобородым, Изик - перед молодым.
     - Что вам надо? - сурово спросил чернобородый.
     - Гоните коров вон в  ту сторону,  -  приказал Миша и  рукой показал на
лес.
     - А кто вы такие, что пришли командовать?
     - Не рассуждайте, а гоните...
     - Что-о?  - повысил голос чернобородый, но, увидев направленное в живот
дуло  револьвера,  сразу  же  вобрал  в  плечи  голову  и  дрожащим  голосом
пробубнил: - Я так, шутя... Я согласен. Только спрячь эту игрушку...
     Другой, помоложе, не стал даже противоречить.
     Пастухи собрали стадо и,  будто на выпас,  погнали его к лесу.  Так все
коровы полицейских попали в руки партизан.
     Вечером командир роты сказал Мишиной матери:
     - Эх,  Андреевна,  если  бы  вашему сынку побольше лет,  лихой партизан
вышел бы из него.
     После этого Миша уже не сидел в лагере. Он не однажды ходил в разведку,
распространял партизанские листовки,  ездил на  другие партизанские задания.
Попав  в  деревню,  он  собирал мальчишек и  читал им  сводки Совинформбюро,
рассказывал  крестьянам  все,   что  знал  о  событиях  на  фронтах  Великой
Отечественной войны.  Люди  охотно  слушали его.  Партизаны любовно называли
Мишу  маленьким агитатором.  Командир роты  Сухоцкий был  доволен своим юным
помощником.
     В  конце 1942 года во время боевой операции погиб брат Николай.  Смерть
сына тяжело подействовала на отца.  Он ходил мрачный,  молчаливый.  А  мать,
забившись куда-нибудь в  угол,  чтобы никто не  слышал,  плакала.  Миша тоже
горестно переживал утрату.  Думая о брате,  он никак не мог представить, что
больше никогда не увидит его,  не поговорит с ним,  не пойдет на рыбалку. Но
свое горе он таил глубоко в сердце.  Увидев,  как плачет мать, он обнимал ее
за плечи и ласково говорил:
     - Не плачь,  мамочка,  будем живы - не простим немецким гадам, отомстим
за Николая...
     Слова Миши были слабым утешением для матери, но чтобы не ранить детское
сердце, она обычно делала вид, что успокоилась.
     Миша еще сильнее возненавидел фашистов.  Еще охотнее он брался за любое
поручение и выполнял его.
     Живя в отряде, выполняя поручения командира, Миша полюбил его. Для дяди
Кости он готов был сделать все.
     Когда однажды ранили Сухоцкого,  Миша не отходил от его нар. Он смотрел
за  ним,  как  за  родным отцом.  Когда  Сухоцкий начал  поправляться,  Миша
присаживался возле него и начинал мечтать:
     - Дядя Костя, когда окончится война, мы выйдем из лесу?
     - Конечно, выйдем, зачем же мы тут будем сидеть...
     - Тогда я  буду  жить с  вами,  учиться.  Нам  будет хорошо...  вместе.
Правда?
     - Да, - соглашался командир и ласково гладил мальчика по русой головке.
     Но  Мише Хатько не пришлось дожить до счастливых дней победы.  Он погиб
задолго до освобождения родной Белоруссии от фашистских захватчиков.  А было
это так.
     Однажды  командир роты  получил срочное задание:  доставить из  деревни
Притерпа в отряд два пулемета и два ящика патронов к ним. Отдать их пообещал
один крестьянин.
     Под  вечер  Сухоцкий,  Миша  и  его  отец,  Ганка  и  еще  трое  бойцов
направились в  деревню.  Командир и  Миша  верхом на  лошадях,  остальные на
подводе.  Приехали,  выставили охрану и пошли в избу. Крестьянин как раз был
дома.
     - Оружие есть,  но  оно  зарыто в  риге,  -  сказал он  и  сочувственно
добавил:  -  И вас задерживать не хочется,  и откапывать теперь страшновато.
Увидит кто-нибудь, донесет - петли не миновать. Сами понимаете...
     - Это правильно, - согласился Сухоцкий.
     Пришлось ожидать, пока стемнеет. Вдруг в хату вбежала хозяйская дочь и,
задыхаясь,  сообщила,  что в  соседней деревне немцы,  а  на  кладбище -  их
засада.  Сухоцкий,  оценив обстановку,  приказал ехать  на  деревню Перевоз.
Иного пути для  отступления не  было.  Командир и  Миша вскочили на  коней и
поскакали вперед. За ними загрохотала телега. Метрах в ста от деревни по ним
открыли огонь - там оказались полицаи.
     - Спешивайся! - крикнул командир.
     Справа от  дороги рос небольшой кустарник.  Партизаны вбежали в  него и
бросились к реке. Полицаи - вдогонку. Они думали захватить их живьем.
     Когда полицаи стали нагонять,  Сухоцкий дал  две  очереди из  автомата.
Полицаи залегли.  Это  облегчило положение партизан.  Они бросились в  реку.
Первой поплыла Ганка,  за  ней старшина Тюхов,  потом отец,  бойцы Адамович,
Борисенок...
     Миша добежал до  берега и,  чтобы задержать полицаев,  лег за  камень и
начал стрелять. Когда кончились патроны, швырнул карабин в реку и бросился в
воду.  Плывя, видел, как убили Ганку, когда она вылезла на берег, Адамовича,
Тюхова... Слышал, как полицаи кричали отцу:
     - Исак, ты же свой парень!.. Сдавайся!
     - Кукиш!  -  бросил в ответ отец,  сильно загребая руками. - Не сдамся,
предатели проклятые, поганцы... - и, смертельно раненный, пошел ко дну.
     Быстрые струи реки, будто желая спасти мальчика, стремительно несли его
вниз, подальше от врага.
     Полицаи начали стрелять в него. Пули ложились все ближе и ближе. Скорее
бы переплыть реку. На том берегу кусты лозы. Только бы скрыться в них.
     На середине реки Миша вдруг почувствовал,  как ему сильно обожгло левое
плечо.  Что  такое?  Пошевелил  рукой,  но  она  не  слушалась.  "Ранен",  -
пронеслось   в   голове.   Невольно   вспомнились   рассказы   партизан   об
издевательствах фашистов, об ужасах плена... И чтобы не попасть живым в руки
врага, он мгновенно перевернулся на спину и выстрелил в висок из револьвера.
     Последним подбежал к реке командир роты Сухоцкий.  Полицаи были близко.
Плыть,  значит - погибнуть. Как спастись? Решение пришло неожиданно. Он снял
шапку и  швырнул ее  как можно дальше от  берега.  Потом прыгнул под лозовый
куст,  взял в  рот соломинку и  спрятался в воде под листьями лилий.  Вскоре
сюда подбежали полицаи. Увидев на воде шапку, они решили, что Сухоцкий убит,
и не стали его искать. Ночью он переплыл реку и добрался к своим.
     ...После войны я  встретился с Константином Владимировичем Сухоцким,  и
он рассказал мне о жизни, борьбе и обстоятельствах смерти бесстрашного юного
партизана Миши Хатько.



     С.Левина, В.Романовская




     Маленькие детские руки, нежные, как прожилки молодых весенних листиков.
Им  бы  держать карандаши всех цветов радуги.  Им  бы перелистывать страницы
книжки-чудесницы, выстругивать из коры стремительные лодочки...
     А они,  израненные,  сочились кровью,  синели и набухали,  но их нельзя
было расслабить. В руках у Саши винтовка. Мальчик полз к своим, партизанам.
     Еще сто метров... Но какие бесконечно длинные эти метры.
     За Сашей ползла тишина. Она наступила после победного боя. Замолкли две
пулеметные точки врага.  Заставил их замолчать пионер Саша Ульянов. Гранаты,
как когда-то биты при игре в городки, легли точно в цель.
     Нашли Сашу партизаны недалеко от  деревни Пострежье на Бегомльщине.  Он
лежал,  уткнувшись лицом в землю,  откинув правую руку. Окровавленные пальцы
словно срослись со стволом винтовки.
     Саша  пришел в  себя на  партизанском аэродроме,  когда командир отряда
Пустовит  склонился  над  носилками  и  погладил  голову  мальчугана.   Саша
улыбнулся и прошептал:
     - Я вернусь...
     - Поправляйся, сынок, - ласково говорили ему боевые друзья. - За линией
фронта тебя вылечат.
     Самолет поднялся над лесом, покружился и исчез в голубой дали.
     ...В  часы  передышки горели  партизанские костры.  Боевые  друзья Саши
перебрасывались скупыми словами.  Вспоминали,  как  в  апреле  1942  года  в
партизанский отряд "Коммунист",  который действовал в Борисовском районе под
командованием В.  К.  Деруги,  пришел одиннадцатилетний мальчик,  ученик 5-й
минской школы.
     В  отряде Саша стал любимцем партизан.  По-отечески заботились народные
мстители о маленьком разведчике.
     Сколько раз пробирался мальчик во вражеские гарнизоны,  разведывал силы
противника,  узнавал о  расположении огневых точек,  возвращался в  отряд  и
докладывал обо всем командованию.
     Саша  участвовал во  многих  боях,  которые  вел  партизанский отряд  с
гитлеровцами.  В  конце  1942  года  мальчик  получил тяжелое ранение и  был
отправлен за линию фронта.
     После выздоровления пионер Саша Ульянов вновь попросился в  тыл врага и
в 1943 году вернулся в родные белорусские леса.
     И вот второй раз отправляли партизаны юного разведчика за линию фронта.
Всем хотелось побыстрее встретить его здоровым.
     Встреча с  Сашей состоялась.  Но  значительно позже,  когда он стал уже
взрослым.
     За  боевые  заслуги отважный пионер-разведчик награжден орденом Красной
Звезды и медалями:  "Партизану Отечественной войны" 1-й степени и "За победу
над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. ".



     Записала А.Красноперка



     По рассказу бывшего командира
     партизанской бригады имени ВЛКСМ
     Д.Ф.Райцева


     Первое знакомство

     В  январе  1942  года  мы  действовали в  районе  Суража,  в  Куринском
сельсовете.  Было нас 35 человек.  В деревне Курино в то время у гитлеровцев
был усиленный гарнизон.
     И  вот решили мы выгнать из Курина пришельцев.  Необычно смелым был наш
налет. Несмотря на превосходство гитлеровцев в технике и людях, мы победили.
Удалось  нам  захватить  и  немецкие  склады.  В  них  находилось  600  тонн
картофеля,  200  тонн  хлеба,  около 1200 тонн сена.  Все  это  мы  передали
населению Курина и окрестных деревень.
     Узнал   об   этой   операции   партизан   комендант  города   Витебска.
Заволновались фашисты,  послали карательную экспедицию.  С  одной стороны на
Курино двинулись полицейские, с другой - немцы.
     Но  мы  решили  перехитрить  карателей.  Комсомолец  Михаил  Сильницкий
переоделся  в  форму  полицая  и  выехал  навстречу  полицейским  в  деревню
Кошелево. Он встретил их словами:
     - В Курине все в порядке. Поедем со мной, комендант вас ждет.
     Не  разгадали  враги  нашего  плана.  Так  и  привел  их  Сильницкий  к
партизанам.
     А  немцы,  услыхав,  что в Курине находится партизанская засада,  снова
повернули на Витебск.
     Но ненадолго успокоились они. Ежедневно кружились над Курином самолеты,
обстреливали и бомбили.  Думали,  что мы там.  А мы,  чтобы сохранить людей,
отошли в  лес.  В  это  время к  нам  из  деревни пришли два мальчика:  Федя
Климович и Вася Платоненко. Им было лет по двенадцати.
     - Примите нас  в  отряд,  -  попросил Федя.  -  Нам  очень хочется бить
фашистов.
     Эта решимость сражаться так не сочеталась с  детским видом Феди,  что я
не удержался от улыбки.
     - А вы не смейтесь,  товарищ командир, я смогу. Спросите у моего брата.
Он ведь у вас командиром разведки.
     - Ну, хорошо. А у тебя здесь тоже родные? - обратился я к Васе.
     - Моего брата вчера полицаи расстреляли, - сдерживая слезы, чуть слышно
прошептал Вася.
     Так в  нашем отряде появились еще два партизана.  Васю я назначил своим
ординарцем, а Феде мы поручили другое, более ответственное дело.


     Разведчик-невидимка

     Как  и  прежде,  Федя жил в  Курине.  Днем бродил по  деревне,  играл с
однолетками,  ходил из избы в избу.  Но не простыми были эти игры и хождения
по избам.  Иной раз Федя забегал в дома,  где жили родственники полицаев,  и
узнавал о чем-нибудь новом.  Мы подарили Феде хорошего рысака.  И вечером он
часто выезжал в соседние деревни на разведку или к нам.
     Все время отряд получал от Феди ценные вести. А однажды Федя сделал нам
особенно важную услугу.  В ночь с 27 на 28 марта 1942 года мальчик примчался
в  лагерь и  рассказал,  что из  Витебска вышел отборный немецкий батальон в
составе  500  человек.  Он  движется  в  направлении  расположения куринских
партизан.  Об  этом  рассказал Феде связной Петр Селезнев,  который ходил по
заданию в Витебск.
     Было известно,  что у гитлеровцев много пулеметов,  есть минометы и два
орудия.
     В  ту  же  ночь,  разработав  план  операции,  мы  двинулись  навстречу
карателям. Федю послали в окрестные деревни. Он предупредил население, чтобы
перебрались в леса.
     Фашисты шли на  партизан,  не подозревая,  что нам уже многое известно.
Они  остановились в  деревне Лущиха и  начали готовить пышный обед,  который
намеревались превратить в поминки по партизанам.
     Отряд встретил врага у деревни Платы.  На крыше первой придорожной избы
залег  отважный пулеметчик Михаил Сильницкий со  своим  товарищем Лапиковым.
Подпустили гитлеровцев на 50 метров и  открыли огонь.  Я  и не заметил,  как
отлучился от меня ординарец Вася.  Он перебрался к Сильницкому и,  стреляя в
упор, уложил трех гитлеровцев.
     Три часа длился этот жестокий бой.  Тогда и  погиб бесстрашный партизан
Михаил Сильницкий.
     Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
     Гитлеровцы попятились назад.  Но  путь им преградила группа вооруженных
жителей, которую успел организовать Федя. Немногим фашистам удалось удрать с
поля боя.
     С того дня мы уже не разлучались с Федей. Он остался в отряде.


     Необычный ледоход

     Весной 1942 года советские летчики привезли нам  с  Большой земли около
10 тысяч листовок.  В них рассказывалось об успехах на фронте, о героическом
труде советских людей в тылу.
     Как  распространить эти  десять тысяч листовок?  Что  сделать для того,
чтобы они попали в разные концы Витебщины?
     И  вот  мы  направили Федю и  Васю в  Новки,  где  был стеклозавод,  за
стеклянными бутылками.  День и  ночь все мы  закупоривали бутылки с  кладом,
полученным с  Большой земли.  И  поплыл этот  клад по  Западной Двине.  Люди
выходили на берег реки, удивляясь необычному ледоходу, вылавливали бутылки и
жадно читали дорогие сердцу слова.
     Ничего не могли сделать гитлеровцы с этим ледоходом.  А он шел и шел по
реке, как вестник радостного счастливого будущего.


     Помните их имена

     Много сделали юные  народные мстители для  победы.  Но  не  удалось нам
сберечь отважных орлят.  В марте 1943 года немцы снова направили карательную
экспедицию против партизан.  Федя Климович в  это  время пошел в  разведку в
Курино,  чтобы узнать,  какие силы  движутся на  нас.  Там  его  и  схватили
фашисты. Они расстреляли и сожгли всех, кого в то время встретили в деревне.
Среди погибших был и юный герой.
     Не дождался победы и его друг Вася Платоненко. Вместе с отцом и матерью
он участвовал в бою с врагом и в рукопашной схватке был убит гитлеровцами.
     ...Прошло время.  Я часто бываю в Курине, в этой известной на Витебщине
деревне,  которая дала Родине столько героев. Захожу и в школу, где когда-то
учились наши юные партизаны. Свято хранится здесь память о них.
     И  всегда вместе с  именем Героя  Советского Союза  Михаила Сильницкого
куринские школьники вспоминают и своих маленьких земляков, смелых орлят Федю
Климовича и Васю Платоненко.



     В.Зуенок




     Перед  боем  коллективно читали книгу.  Голос командира Павла Петровича
Болдырева звучал сдержанно:
     - "...и чтобы,  умирая,  мог сказать:  вся жизнь и все силы были отданы
самому прекрасному в мире - борьбе за освобождение человечества".
     Слушал Петя,  тихонько повторяя слова.  Будто присягу давал. И казалось
мальчику:  выстроилась вся  бригада  "Буревестник",  и  сам  Павка  Корчагин
обходит строй. Поравнялся с Петей, спрашивает:
     "Не страшно перед боем?"
     - Нет,  товарищ...  -  подхватился Петя и тут же осекся, быстро присел,
вспомнив,  что не на параде он,  а  в  землянке.  Вот рядом сидит отец,  а с
другой стороны -  лучший друг Ваня Иголкин.  "Заметили или нет?"  -  мальчик
оглянулся.  Но тем не до Пети; они и сами вот-вот встанут по команде смирно,
чтобы отрапортовать Корчагину...
     Ночью  бригада вышла на  шоссе Узда  -  Валерьяны.  Тут,  по  донесению
разведки,  должен был пройти большой отряд фашистов.  Петя, удобнее приладив
карабин, слился с землей. Началось долгое и томительное ожидание.
     Но  вот  тишину  нарушил едва  уловимый шум.  Он  усиливался,  ширился.
Идут...
     "Подготовиться",  -  прошла живая телеграмма от человека к человеку.  И
только колонна приблизилась, грянул первый залп. Фашисты бросились на другую
сторону дороги, но и оттуда посыпался свинцовый град.
     И   все  же  некоторые  из  врагов  успели  занять  оборону.   Особенно
неистовствовал один автоматчик. Залег он в ямку около вывороченного дерева и
выкурить его оттуда издали не удавалось.
     Вот упал один партизан,  другой.  Петя до боли в  пальцах сжал карабин.
Что делать?
     И снова перед мальчиком встал Корчагин:
     "Страшновато?"
     - Нет!   -   Петя  рванулся  к  пулеметчику  Владимиру  Кащевскому.   -
Прикрывайте, дяденька, а я - к нему.
     Прикрытый пулеметным огнем, Петя благополучно добрался к полосе, откуда
фашист был  виден как  на  ладони.  Но  и  мальчик лежал на  открытом месте.
Запрыгали подле Пети столбики желтого песка:  пули сыпались градом.  Мальчик
прицелился.  Грохнул выстрел -  и стало тихо-тихо.  Потом воздух задрожал от
мощного "ура" - партизаны пошли в атаку.
     Вечером комиссар бригады позвал Петю в свою землянку:
     - Молодец,  Петро, ловко ты управился с ним. - Потом добавил вдумчиво и
тихо: - Учиться б тебе, малец, а не воевать... Читать любишь?
     - Очень, - сразу ответил Петя.
     - Ну  так  вот,  держи,  -  и  комиссар  протянул  мальчику книгу  "Как
закалялась сталь".
     Петя и  не  мечтал о  таком подарке:  редко кому удавалось прочесть эту
книгу в  одиночку.  Была  она  в  бригаде одна.  И  если бы  каждый партизан
продержал у  себя  книгу всего только день -  прошло бы  не  менее трех лет.
Поэтому читали Островского поротно, а то и сразу всем отрядом...
     Прошли  годы.  Петр  Александрович Гамберг  теперь  работает слесарем в
Минске.  Часто  заходит  он  в  Белорусский  государственный  музей  Великой
Отечественной войны, чтобы встретиться с другом, который всю войну прослужил
в бригаде "Буревестник" - с книгой "Как закалялась сталь".



     Е.Курто, П.Ткачев

     ТРУБАЧ 44-го ПОЛКА


     Это  совсем  не  было  похоже на  пробуждение.  Это  скорее всего  было
продолжением какого-то кошмарного сна. Так и подумал Володя Казьмин в первую
минуту.
     Лежал он не на своей солдатской койке,  а  на полу,  и не в казарме,  а
совсем в незнакомом месте. В казарме - белый потолок, голубые стены, а тут -
ни  стен,  ни  потолка не видно.  Все окутано черно-бурым туманом,  пахнущим
порохом,  битым кирпичом и  еще  чем-то  тяжелым,  удушливым.  В  казарме по
соседству с  ним  спят его друзья.  А  здесь нет никого,  только опрокинутые
койки с изорванными подушками и одеялами.
     Да,  это,  вероятно,  сон.  Нужно  попытаться проснуться,  и  тогда все
пройдет,  все станет таким,  как было вчера,  когда он ложился спать. Володя
ущипнул себя.  Стало больно,  но  ничего не  изменилось.  Только черно-бурый
туман как будто поредел.  Володя хотел встать.  Но что это? Володя испуганно
глянул на руку:  она была в  крови.  Он оглянулся.  В стене казармы огромная
дыра...
     Скорее  бежать!   Осторожно  обходя  тела   товарищей,   мальчик  начал
пробираться к дверям.
     В  эту минуту над головой оглушительно грохнуло.  С  потолка посыпалась
штукатурка, упал перед ним дверной косяк. Володя прижался к стене, замер.
     А  за стеной гремело,  рвалось,  стонало.  Через дыру в стене и выбитые
двери  было  видно,  как  вспыхивали  и  гасли  ослепительные огни,  черными
фонтанами подымались вверх глыбы земли и камни...
     Война!  И так неожиданно!  Только вчера вечером,  только вчера было так
тихо, хорошо...
     Нет, не может быть!
     Выскочив из казармы,  Володя быстро пересек двор и, прижимаясь к стене,
начал  пробираться к  наружному крепостному валу.  Хотелось  увидеть  своих,
переброситься с  ними  хоть одним словом.  И  если это  действительно война,
взять винтовку и стать в ряды защитников старой крепости.
     Ничего,  что  тебе нет еще четырнадцати лет,  ничего,  что и  ростом ты
отстал от сверстников.  Важно другое -  уметь бить врага.  А бить его Володя
сумеет, пожалуй, не хуже взрослых бойцов. Не зря на последних учениях именно
ему  командир 44-го  полка  Гаврилов объявил благодарность.  Отлично стрелял
трубач Володя Казьмин.
     Мальчик шел,  а  вокруг него рвались снаряды и мины,  свистели осколки,
пули.  Со стороны Восточного форта доносились неустанный стрекот пулеметов и
автоматов, глухие взрывы гранат.
     Там шла горячая битва с врагом, там дрался полк, воспитанником которого
был Володя. Вот туда и надо было спешить.
     На минуту мальчик остановился.  Дорогу ему пересекла женщина с ребенком
на  руках.  Волосы у  женщины были растрепаны,  одежда изорвана,  кое-где  с
подпалинами. Но не это удивило Володю. Его удивили, даже испугали, ее глаза.
Широко  раскрытые,  неподвижные,  они  пристально  смотрели  на  обгоревшего
ребенка. Дитя было мертвое. Но женщина не видела или не хотела видеть этого.
Она шла, спотыкалась и все что-то шептала, шептала ребенку...
     По спине у Володи пробежали мурашки,  к горлу подкатился тугой, горький
ком.  В  глазах  отчетливо встали  истерзанные тела  его  друзей в  разбитой
казарме,  трупы других бойцов,  и  он окончательно понял:  это война.  Война
настоящая - со смертью, разрушениями...
     - Идите за мной!
     Этот  спокойный,  немного хрипловатый голос заставил Володю вздрогнуть,
таким неожиданным он  был среди сплошного гула.  Мальчик оглянулся и  увидел
лейтенанта с автоматом на груди и гранатами за поясом.
     Короткими перебежками -  лейтенант впереди, а Володя за ним - подбежали
они  к  Восточному форту.  Бой  был  в  самом разгаре.  Прячась за  танками,
гитлеровцы шли в  атаку.  В  глаза Володе почему-то  бросился один -  худой,
длинный, с серебряными погонами, в высокой зеленой фуражке с белой кокардой.
     "Офицер",   -   мелькнула   мысль.   Пристроившись  к   залегшей   цепи
красноармейцев,  мальчик  поднял  карабин  и  выстрелил.  Длинный,  взмахнув
руками, упал на землю.
     - Вот тебе,  зверь фашистский!  -  дрожащим от  волнения голосом сказал
Володя и  начал  целиться в  другого немца,  что  бежал  с  ручным пулеметом
наперевес. И этот растянулся, не добежав до форта.
     Но  атака  продолжалась.  Поливая  раскаленным металлом красноармейцев,
ползли на форт танки, бежали автоматчики.
     "Да, танк винтовочной пулей не остановишь", - беспокойно подумал Володя
и тут же радостно вскрикнул:  под одним из фашистских танков полыхнул огонь,
и вот он, накренившись, горит.
     - Так и надо!
     Прошла минута,  вторая,  и ловко брошенная чьей-то сильной рукой связка
гранат остановила еще один танк. Вскоре запылал и третий. Остальные поспешно
повернули назад. Побежали назад и автоматчики.
     Атака была отбита. Наступила передышка.
     Но она была короткой. Не успели защитники крепости свернуть по цигарке,
как к форту вновь двинулись фашистские танки,  ударила артиллерия, затрещали
пулеметы.
     И  снова  припали к  земле бойцы,  снова один  за  другим начали падать
гитлеровцы.
     До  самого  вечера не  прекращались атаки.  Не  жалея  солдат,  танков,
боеприпасов,  немецкое  командование стремилось сломать  оборону  крепости в
первый же день своего вероломного нападения на Страну Советов.
     Однако это им не удалось.  Не удалось фашистам захватить крепость и  на
другой,   третий,   пятый   день.   Рушились  старые   стены,   редели  ряды
красноармейцев, но те, кто оставался в живых, стояли стойко, насмерть.
     Как-то  среди  защитников Восточного форта  во  время затишья появилась
девушка. Она искала трубача 44-го полка.
     - Я - трубач, - откликнулся Володя.
     Девушка  передала  ему   приказ   командира  полка   майора  Гаврилова:
отправляться в госпиталь на помощь санитарам.
     Откровенно говоря, не хотелось Володе оставлять форт.
     Тут он  получил боевое крещение,  тут впервые в  жизни ему перед строем
командир вынес благодарность.  Но приказ есть приказ.  Володя пошел вслед за
девушкой в госпиталь.
     Госпиталь находился под  наружным валом в  помещении с  железобетонными
перекрытиями и  толстыми  стенами.  Возможность  попадания  сюда  бомбы  или
снаряда  была  исключена.  И  врачи,  и  санитары  работали в  относительной
безопасности.  "Поэтому и меня сюда направили,  - с обидой подумал Володя, -
мол, маленький, дитя, беречь надо..."
     Раненых было много.  Одни метались в горячечном бреду, другие корчились
от  боли,  скрежетали зубами,  третьи  лежали тихо,  без  единого движения и
безразлично глядели в одну точку потухшими глазами.  Это были тяжелораненые.
Ни один легкораненый в госпитале не задерживался.  Сделают ему перевязку, он
закурит, подхватит винтовку и наверх.
     А  оттуда приносили все новых и  новых.  Врачи и  сестры не успевали их
перевязывать. А тут еще надо было одних напоить, других накормить.
     Увидел все это Володя, и ему стало как-то стыдно за свою недавнюю обиду
на приказ командира.  В госпитале он был не менее нужен,  чем там,  на линии
огня.
     Как бы в подтверждение его мыслей, мальчика позвал врач:
     - Ледник знаешь?
     - Знаю. Под внутренним валом.
     - Беги и неси оттуда лед и продукты для раненых. Будь осторожен. Дорога
туда простреливается.
     Так Володя стал снабженцем госпиталя.
     Госпиталь  -  ледник,  ледник  -  госпиталь  -  по  этому  маршруту  он
путешествовал по нескольку раз в  сутки.  В одну сторону с пустым мешком,  в
другую -  сгибаясь под тяжестью груза.  Как и  раньше,  завывали над головой
снаряды,  ухали мины. За дни боев Володя научился определять по звуку, какая
мина  упадет  близко  и  какая  пролетит дальше.  Думать  об  опасности было
некогда.  Льда и  продуктов требовалось много,  а доставлять их было некому,
кроме  Володи.   И  он  старался  изо  всех  сил.   Невыносимо  ныла  спина,
подкашивались ноги,  плыли  перед  глазами желтые круги,  а  мальчик ходил и
ходил. Так было нужно, и так делали все защитники крепости - они делали все,
что от них требовалось,  что только могли делать.  И  Володя делал все,  что
мог.
     Однажды,  вернувшись из ледника,  Володя доложил главному врачу о своем
прибытии и хотел повернуться "налево - кругом", но тут же упал.
     Врач встревоженно наклонился над  ним,  пощупал пульс,  и  на  его лице
появилась печальная улыбка.  Володя  спал,  что  называется,  мертвым  сном.
Теперь хоть стреляй из пушек над самым ухом,  хоть ледяной водой обливай, он
не проснется, пока не отоспится. Санитары бережно подняли мальчика и отнесли
в самый укромный угол госпиталя. Пусть поспит...
     Володя не  знал,  сколько времени он проспал.  Но как только проснулся,
сразу же почувствовал во всем теле необычную легкость и  свежесть.  Он готов
был снова работать без отдыха -  таскать лед,  продукты,  идти в форт и бить
врага, - вообще делать все, что прикажут.
     Мальчик так и доложил главврачу:
     - Трубач  44-го  стрелкового полка  Владимир Казьмин  готов  продолжать
службу!
     Главврач внимательно посмотрел в  запавшие глаза мальчика,  улыбнулся и
совсем не по-командирски, а как-то тепло, по-отцовски, сказал:
     - Вот что,  Вовка,  приказ тебе такой:  сначала хорошо покушай, а потом
два часа можешь отдыхать.
     Два часа отдыхать! Нельзя сказать, что Володя обрадовался именно этому.
Обрадовался он другому - два часа отдыха он проведет в своем Восточном форту
с  карабином в руках.  Это было то,  о чем он мечтал все время,  как попал в
госпиталь.  Хотя он и сознавал,  что в госпитале, возможно, он больше нужен,
чем на  линии огня,  однако сердце неудержимо рвалось туда,  где шел бой.  И
ничего с этим Володя не мог поделать.
     Пробравшись в  Восточный форт,  где  над головами уже сильно поредевших
защитников крепости по-прежнему неустанно свистели пули и  рвалась шрапнель,
Володя почувствовал знакомый холодок кипучей ненависти к фашистам.
     А  те двинулись в  новую атаку.  Они знали,  что в форту осталось очень
мало людей,  что большинство складов с боеприпасами похоронено под обломками
стен и красноармейцы берегут каждый патрон,  каждую гранату, - фашисты знали
про это и потому шли на приступ во весь рост,  засучив рукава,  зловеще,  не
спеша.
     Красноармейцы молчали.  Не  стрелял и  Володя,  хотя уже взял на  мушку
офицера.
     Немцы все  ближе и  ближе.  Все  сильнее сжимает Володя ложе  карабина.
Почему нет команды,  почему никто не стреляет?  Еще минута-другая,  и  немцы
подойдут совсем близко!..
     И вдруг короткое:
     - Огонь!
     Володя не слышал выстрела своего карабина.  Он слился с дружным рокотом
пулеметов и  автоматов.  Володя почувствовал только легкий толчок в  плечо и
тут же увидел, как упал навзничь правофланговый.
     Упали и остальные гитлеровцы -  кто подкошенный пулей,  кто спасаясь от
нее.  Но красноармейцы не прекращали огня. Они расстреливали тех, кто полз и
бежал короткими перебежками.  Нельзя было допустить их к форту.  Иначе, если
начнется  рукопашный  бой,   трудно  будет   устоять  перед   такой  лавиной
здоровенных гитлеровцев.
     И как уже много дней подряд, немцы не выдержали, откатились назад.
     Из  груди Володи вырвался вздох облегчения.  Рядом с  ним  тоже  кто-то
громко  вздохнул.   Мальчик  повернул  голову  и   увидел  пожилого  усатого
пулеметчика. Тот, усердно вытирая пилоткой лицо, также глядел на него.
     - Ты откуда взялся такой? - спросил пулеметчик.
     - Я в госпитале был, помогал там. Так вот отпустили на два часа.
     - Страшно? - в глазах пулеметчика заискрились лукавые огоньки.
     - Кажется, нет, - сказал Володя.
     - У меня вот также нет страха, - уже совсем серьезно сказал пулеметчик.
- Ненависть его дотла выжгла...
     И вдруг безо всякой связи с предыдущим попросил:
     - Ты  водицы  бы  принес,   сынок,  ребята  от  жажды  пропадают.  Она,
проклятая, хуже фашиста донимает.
     Принести воды!  Легко сказать. А вот где ее взять-то, воду? В госпитале
тяжелораненым и то дают по стакану, не больше, а сами врачи и сестры, так те
почти и не пьют совсем.  И все только потому,  что фашисты в первую бомбежку
разрушили водопровод.  А чтобы добраться к Мухавцу или Бугу,  особенно днем,
нельзя было и думать. Вся окрестность простреливалась.
     Володя  знал,  что  некоторые смельчаки ходят  к  Мухавцу  ночью  и  не
безуспешно. Значит, и он может сходить.
     - Я вам, как только стемнеет, принесу воды, - пообещал Володя.
     Поздно  в  июле  начинает смеркаться.  Уже,  кажется,  и  солнце  давно
спряталось, а в воздухе светло, и видимость такая, как в хмурый зимний день.
Но  это  еще  не  беда.  Хуже всего то,  что  раз за  разом полыхают вспышки
взрывов,  прорезают небо  белые дуги ракет,  осторожно прощупывают местность
прожекторы.  Совсем не просто прошмыгнуть по открытому, как ладонь, берегу к
Мухавцу.
     Долго  лежал  в  укрытии Володя,  выжидая.  Вот  яркий  луч  прожектора
медленно пополз по  берегу,  опустился на воду,  задержался немного и  снова
повернул назад.  Погас, снова начал шарить по берегу и реке. Это повторялось
через равные промежутки времени.
     Эти  промежутки  Володя  решил  использовать для  перебежек.  Десять  -
двенадцать шагов сделать,  потом упасть в какую-нибудь воронку или за камень
и  выжидать,  пока погаснет прожектор.  Вот только бы  фляжки не выдали.  Их
целых двенадцать и некоторые из них не обшиты. Могут загреметь...
     План оказался удачным.  К самой реке Володя добежал незаметно. Потом он
лег в  воду так,  что на поверхности оказался только нос,  и  одну за другой
начал наполнять фляги.
     Окрыленный успехом,  он пробирался обратно не очень осторожно.  И когда
до  укрытия оставалось каких-нибудь  пятнадцать -  двадцать шагов,  по  нему
вдруг  скользнул и  замер  луч  прожектора.  Едва  Володя успел броситься на
землю,  как,  яростно захлебываясь,  застрочил пулемет, потом одна за другой
взорвались совсем рядом три мины.
     Мальчик лежал ни живой ни мертвый. В ушах звенело, голова разламывалась
от боли,  руки и  ноги почему-то стали непослушными.  Володя попробовал было
подняться и тут же потерял сознание.
     Очнулся он оттого, что кто-то провел влажной рукой по его лицу.
     "Немцы!"  -  пронзила сознание страшная мысль.  Володя рванулся,  хотел
бежать. Но на него цыкнули:
     - Лежи и не двигайся. Я - свой. Ползти сможешь?
     - Постараюсь.
     И  вот  они  вдвоем  -  впереди  боец,  за  ним  -  Володя,  поползли к
крепости...
     Через полчаса Володя был уже около Восточного форта. Занимался рассвет.
Было  почти тихо.  Только изредка слышались одиночные выстрелы или  короткая
пулеметная очередь. Отыскав пулеметчика, Володя протянул ему флягу:
     - Вот, пейте...
     Пулеметчик осторожно,  будто  драгоценный клад,  взял  в  руки  фляжку,
подержал ее и  поднес к губам.  Закрыв глаза,  он сделал несколько медленных
глотков.
     - Ух ты!  -  потрескавшиеся губы его растянулись в счастливой улыбке. -
Ну,  теперь меня надолго хватит. Берегись, немчура! - погрозил он большущим,
худым кулаком в сторону немцев.
     - Вы пейте, пейте еще, - попросил Володя.
     - Спасибо, сынку. Доброе у тебя сердце, - ответил пулеметчик. - Только,
знаешь,  есть  у  наших людей такая поговорка:  один съешь хоть вола -  одна
хвала. И другие пить хотят. Вот ты и отнеси им. А мне пока хватит.
     От красноармейца к красноармейцу переходил Володя и подносил каждому из
них флягу.  Люди брали ее дрожащими от нетерпения руками,  жадно припадали к
горлышку,  но,  как правило,  сделав два-три глотка,  отрывались и, протянув
посудину обратно, просили:
     - Дальше неси. Там тоже хотят пить...
     Володя наблюдал за  всем  этим,  и  все  большая гордость росла  в  его
маленьком горячем сердце за наших советских людей.  Вот какие они - дружные,
славные, как родные братья. Ни один не выпил до дна. А страшная жажда мучила
всех...
     Когда  Володя возвращался назад,  было  уже  совсем светло.  Начиналась
очередная атака.  Неустанно били пушки и минометы, один за другим пикировали
бомбардировщики,  сбрасывая на  форт  сотни килограммов смертоносного груза.
Вести ответный огонь не было смысла,  и  защитники форта лежали неподвижно в
укрытиях.
     После артналета и  бомбежки Володя осторожно поднял голову и  посмотрел
на усатого пулеметчика. Лицо его было залито кровью.
     - Вы ранены, дяденька! - испуганно закричал он.
     - Знаю,  сынку. И поэтому у меня к тебе просьба. Побудь около пулемета,
пока я схожу вниз, сделаю перевязку.
     Володя с  радостью согласился.  Еще  бы!  До  этого он  бил фашистов из
обыкновенного карабина.  А  теперь у него в руках настоящий "максим".  Пусть
попробует сунуться враг!
     Но враг почему-то медлил и не посылал пехоту. Дав минут пять передышки,
вновь повел бешеный артналет.  Снаряды рвались по  всему форту.  Один из них
упал  рядом  с  пулеметом.  Володя только увидел огромный столб пламени и...
полетел куда-то в черную пропасть...
     ...Володя раскрывает тяжелые веки. Над ним усатое знакомое лицо, вокруг
такие же лица -  худые,  измученные. Они медленно качаются вправо - влево. А
за ними - захватчики в мундирах лягушачьего цвета.
     - Немцы!
     Володя пытается вскочить. Но чьи-то руки бережно держат его.
     - Лежи, тебе нельзя волноваться.
     Это говорит усатый пулеметчик. Он несет Володю.
     Позднее,  когда Володя немного поправился, пулеметчик рассказал ему обо
всем,  что произошло. Взрывом снаряда Володю сильно контузило, и стрелять он
не мог.  Но когда к  пулемету подскочили фашисты и  попробовали забрать его,
мальчик бессознательно ухватился за  ручки  пулемета и  никак  не  хотел  их
выпустить.  Немец замахнулся на  него  штыком.  Но  в  этот  момент подбежал
пулеметчик и прикрыл Володю. Так они и еще несколько красноармейцев попали в
плен...
     Через   несколько  дней   в   лагерь   приконвоировали  еще   несколько
военнопленных.  Среди них был и мальчик. Володя посмотрел на него и невольно
подался вперед:
     - Петя? Ты?!
     - Володя?!
     - Что думаешь делать?
     - Бежать! А ты?
     - Тоже!
     И две мальчишечьи руки соединились в крепком пожатии.
     ...1943 год.  По едва заметным лесным тропинкам, ориентируясь по солнцу
и  звездам,  тихо бредут на восток два худых оборванных мальчугана.  Трудно,
голодно. Но желание попасть на Родину сильнее всего.
     Чем закончится эта, уже восьмая или десятая, попытка бежать из немецкой
неволи?  Или их снова поймают и,  страшно избив, отправят обратно в рабство?
Нет, лучше смерть, чем фашистский плен...
     Тихо,   осторожно  бредут  по  глухим  тропинкам  два  мальчугана,  два
маленьких героя. А с востока все громче доносится гул советских орудий.
     Это - спасение.



     В.Машков




     Теперь бы его называли Сергеем Григорьевичем Росленком. А тогда...
     - Сережа, - кричали друзья, - пойдем играть!
     Сережа оставлял недочитанную книгу и бежал в лес, на пруд.
     Когда  началась война и  фашисты пришли в  деревню Велешкевичи,  Сережа
посерьезнел и  по ночам стал надолго уходить из дому.  Только в  апреле 1942
года все открылось...
     Сережа как-то узнал, что в пруду затоплено оружие. И несколько июльских
ночей он приходил к  пруду,  вытаскивал оттуда пулеметы и тихонько,  ползком
переносил их  через бугор в  ров.  Так он спрятал в  кустах 6  пулеметов.  А
весной передал их партизанам.
     Старшие  товарищи  Сергея  -  комсомольцы,  подпольщики вели  борьбу  с
врагом.  Начали  с  листовок.  Маленькие листики  бумаги  забелели на  избах
колхозников, на здании средней школы. Они рассказывали правду о положении на
фронте, призывали к борьбе с фашистами. Их расклеивал и Сережа.
     ...Далеко  в  лесу  лагерь  народных мстителей.  Бдительно охраняют все
подходы к нему часовые.  Кажется,  сюда не проберется ни зверь, ни птица, ни
человек. Но что это? Отчетливо слышен конский топот. Он все ближе. И вот уже
кусты  пропускают всадника на  белой  лошади.  Часовые приветливо машут  ему
руками,  улыбаются.  Но  всадник серьезен,  он  произносит только одно слово
"немцы" и  быстро  мчится в  лагерь к  командиру.  Там  Сережа рассказывает,
сколько идет фашистов, чем они вооружены.
     Вскоре отряд фашистов был уничтожен.
     Не раз приезжал Сергей в лагерь и сообщал о приходе фашистов.
     Партизаны знали и любили его.
     В  лагере  Сережа  менялся.  Он  бережно доставал из-за  пазухи красный
галстук,  аккуратно повязывал его и счастливый ходил по лагерю, присаживался
к партизанским кострам.
     Пришла осень второго года войны.  С ней пришла и беда:  Сережу схватили
эсэсовцы. Тринадцатилетнего мальчика начали истязать.
     - Где партизаны, покажи дорогу.
     Но пионер молчал. Его снова били, а в перерывах отливали холодной водой
и кричали:
     - Где партизаны?
     Фашисты не  смогли ничего узнать от юного патриота.  Они привезли его в
Лиозно.  Оттуда Сережа удрал.  Постучал в  первый же дом,  попавшийся ему на
пути.
     - Не  бойтесь,  тетенька,  -  быстро  зашептал Сережа,  -  спрячьте мой
галстук, а если можете, и меня.
     "Тетенька" оказалась предательницей. Мальчика снова арестовали. Галстук
пионера  тоже  попал  в  руки  врагов,  а  Сережа  так  хотел  передать  его
друзьям-пионерам. Вскоре юного пионера повесили...



     Г.Шилович




     С  вечера хлынул дождь.  Весь небосвод обложили черные тучи.  Погода не
благоприятствовала нам. Невольно думалось: "Все ли решатся пуститься в путь,
если дождь не перестанет?" Очень не хотелось из-за такой, собственно говоря,
мелочи откладывать поход.
     Дождь не перестал лить и утром.  Тем не менее мы покидали родной город.
Приятно было  видеть взволнованные,  озабоченные лица  юных путешественников
Минского Дворца пионеров.  Краеведам хотелось скорее добраться к тем местам,
которые они  знали лишь  по  описаниям Героя Советского Союза Г.М.Линькова в
его книге "Война в  тылу врага".  Лично меня маршрут похода манил еще одним:
он проходил по Логойщине,  где мне приходилось бывать весной 1943 года. Там,
недалеко от  деревни  Беларучи,  погиб  мой  товарищ Володя  Романовский.  Я
вспоминал  Эдика,  комиссара  Максимовича,  командира Кузьмича  -  всю  нашу
маленькую группу  партизан из  бригады имени  Железняка,  выполнявшую разные
боевые задания в окрестностях Минска.
     Первую  остановку мы  сделали  в  Краснолуках,  в  детском доме.  Здесь
встретились с  местными пионерами.  Пришел к  нам и  местный житель,  бывший
партизан  Самуил  Николаевич Суман.  Мы  попросили его  выступить у  костра,
рассказать о  днях героической борьбы народных мстителей с  врагами.  Самуил
Николаевич охотно согласился.
     А вечером, прощаясь, свернул цигарку, достал из кармана зажигалку.
     Слава Надежкин, стоявший рядом, сразу насторожился.
     - Партизанская?
     - Да, - ответил Самуил Николаевич.
     Глаза у Славы загорелись.  Теснее окружили юные путешественники бывшего
партизана.  Большое впечатление произвела на них эта обыкновенная зажигалка.
И  как-то  невольно передо мной  снова  возник образ  Володи Романовского...
Последнее боевое задание,  которое он выполнял на шоссе, недалеко от деревни
Беларучи, связано с зажигалкой. Она, как и та, что держал в руке Суман, была
сделана из патрона желтого цвета...
     Позже я рассказал юным друзьям о подвиге Володи.
     Случилось это  летом 1943  года.  Наша разведка дозналась о  подготовке
карательной экспедиции врага против партизан.  Нужно было,  чего бы  это  ни
стоило, помешать фашистам выполнить их план, задержать продвижение карателей
в глубь леса.
     Группа   партизан  получила  боевое  задание  взорвать  мост,   который
находился на  шоссе,  ведущем  к  Минску.  Вместе  с  этой  группой покинули
партизанский лагерь Володя Романовский и Эдик Тишутин.
     Вместе  с  Эдиком,  неся  взрывчатку,  Володя подкрался к  мосту.  Идти
пришлось болотом.  Местами мальчики проваливались. Эдик споткнулся и замочил
спички.  Что делать?  Не  возвращаться же назад!  Взрывчатка подложена.  Все
готово к  взрыву.  Где  добыть огонь?  И  тут  же  Володя вспомнил про  свою
зажигалку. Вот только вспыхнет ли фитиль? Мальчик быстро достал ее и крутнул
колесико.  На какой-то миг фитилек вспыхнул дрожащим слабым огоньком. Володя
моментально поднес его к  бикфордову шнуру,  и  в  ту  же минуту послышалась
стрельба.  Это партизаны, прикрывая Володю и Эдика, открыли огонь по колонне
автомашин врага, которая приближалась к мосту.
     Шнур уже горел, неся пламя к запалу. Мальчики бросились бежать обратно,
подальше от опасности.  И тут их заметили каратели.  Фашисты открыли сильный
пулеметный огонь.  До леса было не более трехсот метров,  но Володя так и не
успел добежать.  Вражеская пуля догнала его как раз в  ту  минуту,  когда до
ближайших деревьев оставалось несколько шагов.  Он  так и  не  услыхал,  как
позади  прогремел взрыв,  не  видел,  как  от  моста  осталась только  груда
обломков.
     Задание было выполнено.
     В  походном дневнике краеведы сделали  о  подвиге  Володи  Романовского
запись. Она заканчивалась словами:
     "Навсегда останутся в памяти народа те,  кто отдал свою жизнь, чтобы мы
могли  сегодня собирать цветы,  любоваться просторами родного края,  изучать
его богатства".
     Дорога снова манила и звала нас в новый путь.



     В.Морозов




     В  суровую зиму военного 1942 года пришел в  партизанский отряд мальчик
из  деревни  Станьково Дзержинского района.  Звали  мальчика Маратом Казеем.
Став партизаном-разведчиком, он совершил много славных боевых дел.
     Расскажу лишь о двух эпизодах из партизанской жизни Марата.



     Ранняя весна 1944 года застала партизанскую бригаду имени Рокоссовского
в деревне Румок, что в Узденском районе.
     Накануне 8 марта деревня готовилась к празднику.
     Утром 8  марта разведка донесла:  в  Румок по разным дорогам,  а  где и
полем  направляются большие группы  женщин.  Многие несут  на  руках  детей.
"Снова  гады  где-то  деревню  сожгли!  -  подумал командир бригады Баранов,
получив такие вести.  -  А  может быть,  к  нам на праздник?" Так или иначе,
приказано было освободить для  детей самые теплые избы,  а  кухарки получили
заказ на новое блюдо - гречневую кашу. И обязательно с молоком!
     Первые гости уже видны были в лесу, когда к штабу на взмыленных лошадях
примчались трое связных.
     - Товарищ командир! Подходят не женщины - переодетые немцы!
     Всадники  понеслись вдоль  деревни,  поднимая бойцов.  Впереди  галопом
скакал Марат.  В седле мальчик держался легко, как влитый. Полы его широкой,
не по росту, шинели развевались по ветру. Казалось, конь несется на крыльях.
     Партизанам не надо было много времени, чтобы подготовиться к бою, и все
же  никто  из  командиров не  решался первым крикнуть:  "Огонь!".  А  может,
недоразумение, ошибка?
     Хорошо же видна женская одежда на людях, появившихся на опушке леса.
     Командир роты Оскерко предупредил своих парней:
     - Первый залп вверх... Слушай мою команду! Пли!
     И тут же "женщины" попадали в снег.  Попадали так, как это могут делать
только хорошо обученные солдаты.  Распеленали они и своих "детей" - пулеметы
и минометы. Оскерко не успел подать другую команду - упал, обливаясь кровью.
     Над  головой  Марата  несколько раз  проносились свинцовые шмели,  пока
примчался он к штабной избе,  ставшей командным пунктом боя.  Спрятал своего
рысака Орлика за  домом.  Тут  же  встревоженно топтались еще две оседланные
лошади.  Их хозяева,  связные партизаны,  лежали рядом с командиром бригады,
вплетая в нарастающий гул боя длинные очереди своих автоматов.
     Марат, сорвав с плеча автомат, быстро пополз к комбригу. А немцы начали
уже забрасывать деревню минами.  Огромным факелом вспыхнула старая мельница,
загорелись крайние избы.  Из-за  грохота и  свиста  Марат  не  слышал голоса
Баранова,  который  что-то  говорил связному Прокопчуку.  Но  вот  Прокопчук
повернулся,  пополз назад. Вскочив на своего коня, он чуть не с места пустил
его в карьер. Перемахнув через небольшую ограду, конь понес связного полем к
сосновому лесу. Вражеские пули секли это поле со всех сторон.
     Прокопчук не успел преодолеть и половины пути.  Падая,  зацепился ногой
за стремя, и конь долго тянул связного за собой. Потом и конь упал в снег.
     Марат сразу догадался,  куда был послан Прокопчук. В семи километрах от
Румка стоял отряд имени Фурманова. Фурмановцам было очень удобно зайти в тыл
немцам.  "Нужно им  обо  всем  сообщить!"  Мальчик хотел было  уже  ползти к
Орлику, но командир увидел его:
     - Вернись, Марат! В укрытие!
     Почему-то лучшим укрытием мальчик посчитал невысокий снежный сугроб, за
которым лежал комбриг и в который часто втыкался горячий свинец.
     Марат слышал, как второй связной просил:
     - Разрешите мне,  товарищ комбриг.  Я попробую... Много там наших немец
положит. Разрешите!
     Лишь  только  всадник  выскочил из  деревни,  как  партизаны ударили по
фашистам изо всех пулеметов, чтобы огнем прикрыть смельчака. Однако и ему не
было суждено преодолеть гибельное поле.
     Горело уже  десятка два  изб.  Из-за  дыма  Баранову тяжело было  вести
наблюдение.  Но  по  стрельбе и  взрывам можно было предполагать:  не сладко
приходится партизанам.  Санитары уже  подтащили к  штабу и  спрятали за  его
стенами человек восемь раненых.
     Один молодой партизан, разорвав зубами рукав телогрейки и оторвав рукав
рубахи,  начал сам перевязывать себе рану на  левой руке.  Время от  времени
раненый брал здоровой рукой горсть снега.  Ком сразу делался красным, потому
что здоровая рука также была в крови. Парень жадно ел красный снег.
     Рядом,  свесив с  самодельных носилок руки,  лежал без  шапки разведчик
Саша.  Ни кровинки не было в его лице.  Полураскрытыми безжизненными глазами
глядел он на лес, в который нужно было кому-то проскочить.
     Не  спрашивая ни  о  чем  командира,  Марат решительно пополз к  своему
Орлику.
     - Подожди,  малец!  -  Баранов глянул мальчику в  глаза.  Они  были  не
по-детски  суровы,  но  спокойные и  решительные.  -  Береги себя,  слышишь?
Береги,  родной... Скачи прямиком, так вернее будет. Мы тут тебя прикроем...
Ну, давай руку, сынок.
     Протянув руку, Марат почувствовал, как к его разгоряченному лицу крепко
прижалась колючая щека, сухие шершавые губы.
     Стреляя по врагу,  командир все время подымал голову,  чтобы глянуть на
поле,  по которому летел крылатый всадник.  Его почти не было видно.  Он так
прижался к  шее коня,  что,  казалось,  сросся с ней.  До спасительного леса
оставались уже считанные метры,  когда Орлик неожиданно споткнулся. Сердце у
комбрига сжалось.  Похолодев,  закрыл Баранов рукой глаза:  "Все!" Но вот он
снова глянул на поле: "Так нет же! Нет!"
     Конь продолжал лихо нестись вперед и вперед. Рывок! Еще рывок!
     И все, кто наблюдал за Маратом, закричали "ура!".
     Когда  у   гитлеровцев  за  спиной  неожиданно  появились  партизанские
всадники,  их "маскарад" можно было считать завершенным. Марат выручил тогда
боевых товарищей.
     А  через два месяца парень вместе с  начальником разведки штаба бригады
Владимиром Лариным был послан в разведку.
     ...Деревья  уже   стояли,   будто  осыпанные  зеленым  пушком.   Тишина
царствовала в лесу.  Слышен был даже шорох птичьих крыльев над головой. Кони
бесшумно ступали по мягкой, будто вспаханной, земле.
     Пока  разведчики  пробирались по  заросшей  хилым  молодняком  просеке,
стемнело, пошел теплый дождь.
     Хотя и сгустились сумерки, Владимиру с Маратом все же удалось различить
впереди деревеньку Хороменское.  По всему видно,  фашистов в ней не было.  И
все же  Ларин решил переждать до  полной темноты,  чтобы никем не замеченным
пробраться в Хороменское.
     Разведчики надеялись получить в  деревне кой-какие  вести  от  связного
Игната  Фомича.  И  нужно  было  еще  вручить Фомичу пакет  свежих листовок,
отпечатанных накануне в подпольной типографии.
     Деревенька,  казалось,  вымерла:  ни звука,  ни огонька. Но разведчикам
известно:  тишина бывает обманчивой,  особенно ночью.  Вслушиваясь в тишину,
вглядывались в темноту до рези в глазах.  Марат нащупывал гранаты за поясом.
Орлик ступал осторожно,  будто понимал: в разведке он. Огородами подъехали к
избушке, ничем не отличавшейся от десятка других, старых, слепых изб.
     Ларин трижды стукнул рукояткой нагайки по косяку.  Тишина. Слышно даже,
как стекают с соломенной крыши дождевые струйки на землю.
     Владимир постучал более настойчиво в  дверь избы.  В темном окне поплыл
огонек свечи, и дверь открылась.
     - Тяжело тебя разбудить, Фомич, - вместо приветствия сказал партизан.
     Старик, стоя на пороге, закашлялся, загораживая согнутой ладонью свечу.
     - Думал,  они,  поганцы, - сквозь кашель сказал дед. - Вас же я сегодня
не ожидал... Да заходите же в избу, чего мокнете?
     Разведчики сели на  скамью,  не раздеваясь,  только шапки сняли.  Ларин
вытащил из чугуна,  стоящего на столе,  пару неочищенных картофелин, положил
одну  перед Маратом.  Но  есть мальчику не  хотелось.  Очень хотелось спать.
Заметив,  что его друг еле сидит, Владимир предложил: "Приляг, Марат, поспи.
А мы тут с Фомичом потолкуем".
     Не  раздеваясь,  Марат,  как  сноп,  свалился на  резко пахнущий кислой
овчиной и печеным хлебом хозяйский тулуп.
     Проснулся он от сильного толчка. Ларин с Фомичом тормошили мальчика.
     - Скорее! Немцы!
     Марат вскочил на ноги, схватил автомат.
     - На коней,  и в лес!  -  командовал Ларин. - Держи прямо к лесу. А я -
правей!
     Низко  пригнувшись к  гриве  коня,  Марат  смотрел  только  вперед,  на
зубчатую кромку  леса,  которая едва  вырисовывалась в  предрассветной мгле.
Вдогонку летели уже  вражеские пули.  Торопливо забил за  спиной пулемет,  и
Орлик под Маратом поднялся на  дыбы,  рухнул на  землю.  Не чувствуя боли от
падения,  Марат побежал по полю к кустам.  Они были совсем близко,  высокие,
густые.  "Только бы  добежать!"  Но последнюю сотню метров мальчик уже полз,
так как свинец свистел над самой головой.
     За  кустарником оказалась ложбина.  Мальчик сполз в  нее.  Прижавшись к
земле, он долго дышал - усердно и глубоко, будто пил воду из ручья.
     Не отрывая глаз от поля,  Марат отстегнул от пояса две гранаты, положил
их  перед собой.  Пелена тумана рассеялась,  и  в  ней  уже были видны серые
фигуры.
     Вот он,  враг! Еще несколько минут, и он будет совсем близко. Несколько
минут -  как  это  много!  Даже  секунды проходят долго и  томительно.  Руки
Марата,  сжимавшие автомат,  вспотели и  лоб увлажнился.  Мальчику казалось:
гитлеровцы стоят на  одном месте.  Меж тем они двигались.  Молча приближался
враг к укрытию юного партизана.  И Марату даже не пришло в голову,  что он -
один, а гитлеровцев много. Он видел перед собой врага, и он дрался с ним.
     Фашисты  приблизились настолько,  что  можно  было  различить их  лица.
Впереди шагал  офицер.  Марат  долго  целился в  него.  От  возбуждения руки
мальчика дрожали, и он несколько секунд никак не мог взять фашиста на мушку.
"Спокойнее,  спокойнее!" -  начал твердить себе Марат. Он не знал, что Ларин
не успел скрыться в  лесу,  что погиб он вместе с лошадью посреди поля.  И у
мальчика была еще  надежда,  что  вот сейчас застрочит по  фашистам еще один
автомат.
     Выпустив длинную очередь,  Марат  прислушался:  "Нет,  я  остался один.
Нужно экономить патроны".  Потревоженные птицы взлетели над лесом,  тревожно
закричали.
     Гитлеровцы не  остановились,  не залегли.  Они бежали во весь рост,  не
стреляя. Офицер по-прежнему был впереди.
     Марат снова прицелился в  него.  "Спокойнее,  спокойнее!"  На  этот раз
автомат, казалось, застрочил сам, злобно и метко. Фашисты уткнулись носами в
землю.  А  когда поднялись,  офицера уже среди них не было.  Немцы побежали,
подгоняя себя  криками.  И  снова Марат припал щекой к  дрожащему от  ярости
автомату.  Взмахнув  руками,  упал  навзничь  солдат,  успевший  добежать до
березки.  Грузно опустился на  землю другой.  Но вот автомат вдруг замолчал,
хотя  Марат  и  продолжал нажимать на  спусковой крючок.  Кончились патроны!
Только  теперь  в  сознании мальчика мелькнула страшная мысль:  "Враги хотят
взять меня живым!" Вот они уже обходят кустарник с обеих сторон... Отчетливо
слышны хриплые гортанные голоса: "Сдавайся! Рус! Сдавайся!"
     Марат подождал,  пока фашисты не подбежали совсем близко.  Бросил в них
гранату.
     После  взрыва к  диким  крикам присоединились стоны  и  вопли  раненых.
Теперь Марат поднялся во  весь рост с  последней гранатой и  пошел навстречу
врагу.
     - Берите меня! Ну! Берите же! Скорее! Скорее.
     Чувствуя,  что  его может прошить пуля раньше,  чем разорвется поднятая
над головой граната, Марат бросился в толпу гитлеровцев. Гранату он так и не
выпустил из рук. От взрыва погибло еще несколько фашистов.
     Враги  долго  не  осмеливались  подойти  к  кустарнику,  где  навзничь,
неподвижно лежал Марат.  Фашистам все казалось: вот-вот поднимется мальчик и
снова с гранатой в руке пойдет на них.
     ...На востоке заполыхала алая полоска зари,  а по небу поползли острые,
как штыки, лучи майского солнца.



     В.Кобрин




     Игра   мальчиков  была   такой:   кто   быстрее   назовет   пять   имен
героев-пионеров и расскажет об их подвигах, тому записывается очко.
     - Юрка  Сосновский,   Марат  Казей,   Ваня  Гринкевич...  -  заговорили
мальчики, перебивая друг друга.
     Я присутствовал при этой игре. О первых двух пионерах мы много знаем. А
вот про Ваню Гринкевича услышал впервые.  Кто он такой и чем отличился,  что
его имя пионеры называют рядом с  именами Сосновского,  Казея и  других юных
героев?
     - Это герой из нашей деревни Метково, - ответил шустрый, лет двенадцати
мальчик Юзик. - Хотите, проведем туда.
     ...Деревня Метково утопает в  зелени садов.  Прошли один  дом,  второй,
перепрыгнули через  небольшую  речушку  и  очутились на  усадьбе  колхозного
садовода  Игната  Александровича  Гринкевича.  К  нам  подходят  колхозники,
завязывается беседа. Перед нами возникает картина прошлого.
     - Во время войны, - рассказывает колхозник Александр Арнатович, - здесь
шли большие бои.  Партизаны со  всех сторон нападали на  захватчиков.  Много
наших односельчан вступило в партизанские отряды.
     Колхозники рассказали и о подвиге молодого связного Вани.  Перед войной
Ваня закончил Вязынскую начальную школу. В школе мальчика любили за смелость
и трудолюбие.
     - Ваня  был  настоящим  пионером,  -  характеризует  героя  учительница
Екатерина Иосифовна Иванова.
     Отец  мальчика до  войны  руководил колхозом "Новый  строитель".  Когда
началась война,  он ушел в  партизаны.  В отряде его назначили связным.  Ему
давали ответственные задания.
     Очень хотелось стать партизаном и пионеру Ване.  Он ежедневно обращался
к Игнату Александровичу с одной и той же просьбой:
     - Папочка, возьми и меня с собой. Я уже взрослый.
     Отец объяснял, что связной должен быть опытным, находчивым.
     Сын  после  этого  внимательно следил  за  действиями отца,  когда  тот
собирался на задания.
     Однажды Игнат Александрович тяжело заболел.  А  в это время от партизан
явился связной и  передал письмо,  которое срочно нужно  было  переправить в
деревню Довжаны.
     Отец позвал сына и сказал:
     - Ваня,  сегодня ты  должен заменить меня.  Это  письмо надо  доставить
товарищу Внуку.
     Ваня  сразу  же  собрался,  зашил  письмо в  телогрейку и  направился в
Довжаны.  Но  до  этой деревни не  так  легко было добраться.  На  первом же
перекрестке  дорог  Ваню  задержал  гитлеровский  патруль.  Фашист  приказал
повернуть назад.
     Что  делать?  Неужели так и  не  выполнит Ваня первое задание партизан?
Начал искать выход.  И  тут  же  вспомнил,  что коммунист Внук,  которому он
должен передать письмо, до войны работал кузнецом.
     - Так это же очень хорошо,  -  обрадовался Ваня.  -  Я теперь перехитрю
проклятого немца. Понесу к дядьке точить ножи от соломорезки.
     Мальчик  отыскал за  скамейкой ключ,  побежал в  сарай,  отвинтил ножи.
Теперь он верил, что пройдет в Довжаны.
     Тот же длинный фашист снова остановил мальчика.
     - Отец болен.  Я  сам точить не умею.  Несу к  дядьке,  -  сказал Ваня,
вытирая рукавом слезы.
     Часовой осмотрел мальчика с ног до головы, проверил его сверток и вдруг
закричал:
     - Шнель, хам!
     Миновав часового,  Ваня больше не  волновался.  Даже если в  доме Внука
будут немцы,  он все равно сможет передать письмо.  Точило у  дядьки стоит в
сарайчике. Они пойдут туда. Ваня передаст письмо.
     Но  в  доме  Внуковых  были  только  свои.  Хозяин  встретил  мальчика,
пригласил в  избу,  расспросил о  делах.  Ваня  распорол телогрейку и  вынул
оттуда письмо. Внук читал его с радостью.
     А  ножи все же  пришлось наточить,  чтобы по пути домой не нарваться на
неприятности.
     Домой  Ваня  вернулся бодрым.  Теперь он  знал,  что  отец  будет  чаще
посылать его на задания.
     Когда  сели  ужинать,   со  стороны  железнодорожной  станции  Хмелевка
послышался взрыв.
     - Гитлеровцы летят под откос.  В этом и твоя заслуга, - поцеловав сына,
проговорил Игнат Александрович.
     Только теперь Ваня понял, какое важное поручение он выполнял.
     В  другой раз мальчик вместе с  отцом переносил к  кузнецу партизанское
оружие для ремонта.  Сын шел впереди,  а за ним в нескольких метрах -  отец.
Заметив опасность, Ваня знаками предупреждал отца.
     1944 год. Наши выбили врага из деревни Метково. Только в лесу, недалеко
от выгона,  осталось несколько фашистов.  Очутившись в тылу, они ждали ночи,
чтобы сжечь деревню.  Их сговор подслушала старуха Юльяна Бавбель, она также
была в этом лесу.  Вернувшись в деревню,  Юльяна рассказала жителям о планах
гитлеровцев.  Фронт  уже  ушел  далеко.  В  деревне  задержались только  два
советских солдата. Один из воинов обратился к людям:
     - Кто хорошо знает окрестный лес?
     - Я! - послышалось из толпы, и вперед вышел пятнадцатилетний юноша.
     Это и был Ваня Гринкевич.  Он повел воинов в лес.  После долгих поисков
солдаты  нашли  логово  фашистов.  Завязался неравный бой.  Один  из  солдат
получил тяжелую рану.  Не  имея больше боеприпасов,  он пополз в  деревню за
помощью.
     Вражеская пуля не миновала и Ваню.  Фашисты захватили его живым.  Но он
ничего не сказал врагам.
     Пока подоспела помощь, враги замучили юного героя. Его нашли на опушке.
Все тело изрезано ножами.  На шее мальчика была петля.  Возможно,  Ваня и  с
петлей на шее продолжал сражаться, ибо виселицы вблизи не было. Возможно, он
также полз в деревню, пока не перестало биться сердце. Это пока неизвестно.
     Так   погиб   отважный  пионер  Ваня   Гринкевич  из   деревни  Метково
Пуховичского района.



     М.Михаевич




     Если ты живешь в  Минске и часто проходишь по Ленинградской улице,  то,
возможно,  встречаешь эту  стройную женщину  с  серыми  глазами.  Спокойной,
уверенной походкой идет она на  работу.  Это преподаватель английского языка
Тамара Яковлевна Осипова.  Встретив ее на улице,  внимательно всмотрись в ее
глаза, задумчивые и строгие. Эти глаза видели очень многое.
     Когда началась Великая Отечественная война, Тамаре Осиповой исполнилось
десять лет.  Вряд ли понимала она тогда смысл этого страшного слова "война".
Но вскоре она увидела, как горел ее родной Минск. Черные тучи пожаров висели
над городом днем, а ночью небо освещалось багровым заревом. В эти дни Тамара
сразу повзрослела на много лет.
     Через месяц в  оккупированном Минске она встретилась со  своей матерью,
которая до войны была парторгом юридического института.  К  ним в дом начали
приходить незнакомые люди.  Иногда  заходили бывшие студенты.  Мама  просила
Тамару выйти на улицу и посмотреть,  нет ли поблизости подозрительных людей.
Тамара поняла,  что в городе действуют подпольщики и что ее мама также среди
тех, кто сражается. Однажды раньше обычного мать позвала ее с улицы.
     - Доченька!  Помощь нам твоя нужна,  -  сказала она, с тревогой глядя в
лицо Тамары.
     А  через  несколько минут  щуплая  подвижная девочка  шагала  вместе  с
подпольщиком  Мариком  Столовым.   Они  несли  радиоприемник  на  Грушевский
поселок.  Вот  они зашли во  двор небольшого домика.  В  глубине двора стоял
полуразрушенный сарай,  а  в  нем -  подвал.  Там и был установлен приемник,
чтобы слушать голос Большой земли.
     С  тех  пор  Тамара стала  часто помогать подпольщикам.  Она  разносила
листовки  по  адресам,  которые  ей  давали.  Иногда,  несмотря на  дождь  и
непогоду,  приходилось по нескольку раз в  день пересекать из конца в  конец
город.  Об  усталости  не  думалось.  Зато  как  радовалась пионерка,  когда
взбешенные фашисты  находили листовки на  стенах  домов,  на  тротуарах,  на
базаре.
     Подпольщики часто обращались за помощью к Тамаре.  Худенькая, маленькая
девочка могла проникнуть незамеченной туда,  куда  взрослому проникнуть было
невозможно.  Никому  и  в  голову не  приходило,  что  она  выполняет важное
задание. Правда, иногда Тамара сама не знала, что она переносит. Однажды при
ней завернули в  газету старые туфли и попросили отнести на Заславскую улицу
в  самый  последний домик.  Тамара  понесла.  А  когда  на  Заславской улице
развернули газету, то в туфлях оказались пистолеты.
     В  то время было тяжело достать медикаменты.  А  в  них очень нуждались
партизаны.  В  Минске  работал фармацевтический завод.  Но  как  же  достать
лекарства?   Как  вынести  их  с  завода?   За  кражу  медикаментов  фашисты
расстреливали.  И  все  же  нашлись на  заводе  люди,  с  радостью взявшиеся
помогать партизанам.
     В   условленный  час  к  заводу  подошла  Тамара.   Постояла  недалеко,
подождала,  пока часовой зашел за угол,  и  стрелой бросилась к условленному
окну.  Из  окна выбросили пакет.  Девочка схватила его,  спрятала в  большую
хозяйственную сумку и спокойно пошла дальше.
     Много раз приходилось отважной пионерке приходить за такими пакетами, и
каждый раз она была спокойна и выдержана.
     Если  вы  сейчас  попросите  Тамару  Яковлевну рассказать о  ее  помощи
подпольщикам, она, конечно, будет удивлена. Что рассказывать? Делала то, что
нужно было,  и  все.  Вот про дядю Гришу,  действительно,  стоит рассказать.
Этого человека нельзя забыть.
     Дядя Гриша бежал из лагеря военнопленных. Тамаре поручили проводить его
и  бежавших вместе с  ним из лагеря солдат к людям,  которые переправят их к
партизанам.  Перед тем  как  уйти,  дядя  Гриша (потом он  стал известен под
кличкой "Глеб") зарыл в землю свой орден, полученный на войне с белофиннами.
"Не  хочу,  -  говорит,  -  чтобы случайно гадам достался".  Он  был  всегда
веселым,  шутил  со  всеми  и  часто играл с  Тамарой.  И  когда он  ушел  к
партизанам, то девочка по нему очень скучала.
     Однажды -  это было на  бетонном мосту -  Тамара несла листовки.  Вдруг
откуда  ни  возьмись полицейские:  схватили человека,  скрутили ему  руки  и
повели.  А  он как закричит громко-громко.  И  тут Тамара узнала дядю Гришу.
Своим криком он предупреждал товарищей об опасности.
     Тамара пришла домой очень взволнованная и рассказала обо всем матери.
     - Да, редкой души человек. И такие люди гибнут. Они гибнут за то, чтобы
люди, оставшиеся в живых, могли мирно жить.
     Запомни это,  товарищ!  Вглядись в лица людей, которых ты встречаешь на
улицах  родного города.  Многие  их  них,  не  успев  еще  стать  взрослыми,
совершали подвиги. Тебе есть на кого равняться. Есть с кого брать пример.



     И.Макаревич




     Тревожно спал в  эту  ночь Тихон Баран,  просыпался от  каждого шороха.
Утром, когда мать собиралась растопить печь, он заметил через окно немцев.
     "Нас окружили",  -  промелькнула мысль в  голове мальчика.  Путь к лесу
отрезан.  Что  делать,  где  спрятаться?  Подземелье,  где раньше находилась
подпольная типография, раскрыто врагами.
     - Мама, - тихо обратился он к Дарье Ивановне, - давай в яме от картошки
спрячемся.
     Подняв вязанку соломы,  которой была укрыта яма,  они  легли в  нее,  а
сверху снова закрыли вход.
     Вдруг  послышались голоса,  скрип снега.  Сердце чуть  не  выскочило из
груди, когда кто-то, подняв солому, заглянул в яму и крикнул:
     - Пане, здесь бандиты!
     У ямы появились немцы.
     - Вылезайте! - приказали они.
     Вблизи дома за пулеметом лежали два карателя.  Напротив них положили на
снег Дарью Ивановну, а Тихона отвели в сторону.
     - Ты  поведешь нас к  партизанам!  Ты знаешь,  где они!  -  обратился к
Тихону немец.
     - Я никогда там не был и дороги не знаю, - пробовал отказаться паренек.
Но фашист грозно крикнул:
     - Тогда мы  расстреляем вас!  Нам  известно,  что  твой  отец и  братья
партизаны, - и он, не целясь, выстрелил раз, другой.
     Тихон побелел и пошатнулся. Горячий воздух ударил ему в лицо.
     - Это я пошутил,  -  засмеялся офицер.  - Но если ты нас не проведешь к
партизанам, я прикажу расстрелять и тебя, и мать, и твоих сестер.
     Немец указал рукой на  дом  соседа,  где  прятались восьмилетние сестры
Женя и Нина.
     Тихон молчал.  Там, в лесу, вместе с сотнями других партизан - его отец
и братья.  Разве можно изменить им,  предать фашистам? Нет! Никогда этого не
будет! Но не меньше жаль мать и сестер.
     Напряженные поиски  выхода  из  положения офицер понял  как  внутреннюю
борьбу, боязливость мальчика и сменил тактику.
     - Ты боишься,  что тебе будут мстить партизаны?  Не бойся.  Мы отправим
тебя в Германию и сделаем настоящим человеком, - и он протянул Тихону плитку
шоколада.
     Тихон  еле  удержался,  чтобы не  бросить ее  в  лицо  фашисту.  Однако
поблагодарил и коротко сказал:
     - Хорошо. Поведу вас к партизанам.
     ...Сурово шумят деревья,  нещадно бьют  своими ветвями по  лицам,  рвут
одежду кусты,  снег  заметает следы.  Тихон уверенно ведет фашистов знакомой
только ему одному тропкой. Каждое дерево, каждый кустик знакомы ему. Сколько
раз ходил он с друзьями сюда за грибами!
     Тихон сжал кулаки и зашагал быстрее. Лес становился все гуще, страшнее.
Немцы встревожились.
     - Далеко ли до партизан?  -  грозно спросил офицер,  пристально глядя в
лицо Тихона.
     - Уже близко, - как можно спокойней ответил он и зашагал дальше.
     Начало смеркаться. Деревья черной стеной перегородили путь.
     - Где же партизаны?! - взбешенно закричал фашист, хватаясь за пистолет.
- Веди нас обратно!
     - Не для того я  вел сюда вас,  чтобы назад вести!  -  ответил улыбаясь
Тихон. Потом глянул на плитку шоколада, которую держал в руке, и бросил ее в
лицо офицера.
     - Возьми свою плату. Я не продаюсь!
     Прогремел выстрел.  Тихон  упал  на  снег,  хватаясь  за  куст.  Собрав
последние силы, он приподнял голову и тихо прошептал:
     - Папа...  мамочка!..  Не  обижайтесь на меня:  я  не предал!..  Они не
выйдут отсюда... Нет...



     Я.Зазека




     Ночь была темная.  В  избе слабо светила коптилка.  Юрка крепко спал на
койке.  Рядом с  ним  сидел дед  Прокоп.  Время от  времени дед настороженно
прислушивался.  Доносились гулкие одиночные выстрелы и  крики  людей.  Потом
снова становилось тихо.
     Вдруг грохнул раскатистый взрыв. Юрка подхватился.
     - Немцы...  стреляют...  -  воскликнул Юрка  и  крепко схватил деда  за
плечи.
     - Спи, Юрочка. Ничего, это так...
     Выстрелы повторялись.
     - Дедушка, бежим в лес. - Юрку охватил страх.
     - Не пугайся, внучек. - Но в голосе деда чувствовалась неуверенность.
     Дед погасил коптилку.  Недалеко от  дома разлился белый свет ракеты.  В
избе стало светло, как днем. Потом снова все потонуло в густой темноте.
     На  дворе  послышались тяжелые торопливые шаги.  Около  сеней заскулила
собака.   В  дверь  кто-то  громко  застучал.   Дверь  не  поддавалась.  Дед
встревожился.
     - Юра, прячься, - дед потряс внука за плечо.
     - Куда?
     - В печь прячься.  Если что-либо со мной случится,  эту бумажку передай
партизанскому начальству,  - дед сунул Юрке в руку сложенную в несколько раз
бумажку.
     - Ладно, - Юрка сунул бумажку за пазуху и мгновенно очутился в печи.
     Дед прикрыл печь заслонкой, вышел в сени и отодвинул засов.
     Дверь распахнулась.
     - Почему так  долго  не  открывал?  -  злобно спросил у  деда  староста
деревни.
     - Не слышал. Глухим стал, - дед попятился.
     - Зажигай свет! - закричал немец и посветил фонариком в лицо деда.
     Дед зажег огонь.  При свете он увидел старосту и двух немцев.  Один был
высокий,  чуть не под самый потолок.  Он стоял перед дедом и  держал в руках
бумагу.
     - Какая семья? - высокий немец уставился в лицо деда.
     - Один живу, - ответил дед.
     Высокий немец поднес к глазам бумагу и посветил на нее фонариком.
     - Где сын? Где невестка? Внук? - крикнул он.
     - Сына мобилизовали в  армию.  Внука забрала к себе старшая дочь,  а...
невестку... - голова у деда затряслась, в глазах заблестели слезы.
     Высокий немец глянул на деда, потом на старосту.
     - Пане фельдфебель, - вытянулся тот перед немцем. - Невестку за связь с
партизанами... - староста пальцем описал в воздухе петлю и резко поднял руку
вверх.
     - Ага...  Повешена...  Партизан!  - фельдфебель схватил за грудь деда и
сильно рванул его.  - Собака старая. Ты мне ответишь на каждый мой вопрос, -
фельдфебель сжал кулак и ударил деда в лицо с такой силой, что дед отлетел и
ударился о стену.
     - За что бьешь? Где это видано, чтобы били стариков? - Дед приподнялся,
из носа потекла кровь.
     - Где сын?  -  фельдфебель замахнулся во второй раз.  Дед успел закрыть
лицо рукой. Фельдфебель ударил его кулаком по голове.
     Юрка все это слышал.  Ему хотелось кричать во весь голос,  броситься на
помощь деду, вцепиться в горло немца и душить его.
     - Где сын?  -  выходил из себя фельдфебель. Он схватил деда за волосы и
несколько раз  ударил головой об  пол.  Потом  немцы начали выкручивать деду
руки, бить его ногами.
     Дед  перестал стонать.  Скрипнула дверь,  все  вышли,  и  в  избе стало
тихо-тихо.
     Юрка долго прислушивался.  Ему казалось,  что немцы притаились и  ждут,
когда он вылезет из печи. Подождав еще немного, открыл заслонку.
     Горький дым стоял в  избе.  Юрка выскочил из печи.  Закинув голову,  на
полу лежал дед. Изо рта у него текла кровь. Юрка понял, что он остался один.
     Его охватило какое-то оцепенение,  он не мог сдвинуться с  места.  Ни о
чем не думал,  и ничто его не страшило.  Огонь разгорался. Посыпались стекла
окон.  Невыносимый жар  дохнул на  Юрку.  Мальчик упал на  пол,  закрыл лицо
руками.  Вдруг  он  вспомнил  слова  деда:  "Бумажку  передай  партизанскому
начальству".  Юрка нащупал за  пазухой бумажку,  выскочил в  сад и  упал под
забор на траву.



     Юрка шел лесом.  Часто останавливался и прислушивался.  В лесу слышался
монотонный шум.
     Время  от  времени шум  усиливался,  затем стихал.  Казалось,  что  лес
перешептывался о  чем-то таинственном.  Юрка шел и  шел.  Устали ноги,  ныло
тело.  Наконец он  вышел на  просеку.  Повеяло свежим ветерком,  он  освежил
потное лицо. Прижался плечом к толстой ели и задумался...
     На Юркино плечо опустилась чья-то рука. Он вздрогнул, заморгал глазами.
Неужели уснул?
     - Что ты здесь делаешь,  мальчик?  - Перед ним стоял человек невысокого
роста с автоматом.
     - А кто вы будете? Может, партизан?
     - Партизан.
     - Я к вам иду... - лицо Юрки вспыхнуло радостью.



     В землянку командира бригады зашел дежурный по лагерю.
     - Товарищ комбриг,  наш  секрет задержал мальчика.  Он  хочет  говорить
только с "главным начальником", - улыбнулся дежурный.
     - Откуда мальчик? - поднял голову комбриг.
     - Из Малых Собольков, - ответил дежурный.
     - Веди.
     В землянку вошел Юрка. Лицо его похудело за один день, глаза ввалились.
Он поздоровался.
     - Я - главный начальник. Рассказывай... - комбриг улыбнулся. Он ласково
смотрел на мальчика. Юрка подал комбригу бумажку.
     - Что не написал вам дед, я расскажу...
     - А что с дедом случилось?
     - Немцы убили. Эту бумажку он передал мне тогда, когда немцы ломились к
нам в избу.
     Комбриг подошел к Юрке.
     - Вот что, мальчик, ты сейчас поужинаешь и отдохнешь, а завтра утром мы
обо всем поговорим.



     Деревня Малые Собольки тянулась вдоль реки Беловежи.  Немецкий гарнизон
состоял из трех рот.  Он имел шесть станковых и двенадцать ручных пулеметов,
шестьдесят автоматов.  Часть фашистов была расположена в  школе,  стоявшей в
конце деревни,  а часть в деревне, на квартирах. Штаб и квартира майора была
в  самой  крайней  избе.  Склад  с  боеприпасами находился посреди деревни в
колхозном амбаре.  За  школой,  на мосту,  все время стояла охрана с  ручным
пулеметом. У склада был пост.
     План комбрига был простым.  Глубокой ночью пробраться по болоту к реке,
выйти между школой и  деревней,  без  шума снять часовых,  захватить склад с
боеприпасами,  окружить школу  и  уничтожить каждую  группу  в  отдельности.
Ценные сведения о  расположении постов и  огневых точек  принес Юрка.  Кроме
того,  он  знал  тропинку,  которая вела  через болото к  реке.  Ночи стояли
темные. Более удобного момента ждать было нечего.
     Когда  над  лесом  опустилась  ночь,  бригада  двинулась  узкой  лесной
тропинкой. Впереди шли комбриг и Юрка. Запрещено было курить, разговаривать.
     Лес  кончился.  Бригада вышла на  болото.  Под  ногами партизан хлюпала
вода. Вскоре пришлось идти по колено в грязи. Комбриг держал Юрку за руку.
     - Подождите...  В  этом месте должны стоять две наклоненные сосенки,  -
Юрка бросился вправо, потом влево. Ага, вот и они, а между ними мостки.
     Наконец  болото  осталось  позади,  и  партизаны  вышли  к  реке.  Юрка
отчетливо слышал, как в Малых Собольках лаяла собака. Его охватила радость.
     - Хорошо вышли,  товарищ комбриг.  Знакомый берег.  Вот  здесь я  часто
купался, - шепнул комбригу Юрка.
     Комбриг передал приказ  командирам отрядов явиться к  нему  и  поставил
задачу каждому отряду.
     Партизаны бесшумно ползли  к  деревне.  Не  было  слышно  ни  малейшего
шороха.
     Вот группа партизан уже вышла на улицу.  Юрка показал избу,  в  которой
был расположен штаб.  У  дверей стоял высокий немец.  Комбриг кивнул головой
разведчику Гордею.  Тот пополз к немцу. Затем приподнялся и прыгнул немцу на
плечи.  Руки,  как железные клещи,  сжали горло фашиста. Оба упали на землю.
Гордей кинжалом прикончил фашиста.  Сердце Юрки  билось часто  и  сильно.  К
комбригу подползло еще несколько партизан.
     - Не выпускать ни одного живьем! - шепнул комбриг.
     Юрка  огородами повел  партизан к  складу  боеприпасов.  Комбриг  часто
останавливался и всматривался в темноту.
     - Вот амбарчик.  Здесь должен стоять часовой,  -  показал Юрка на  дом,
окутанный непроглядной темнотой.
     Вскоре и здесь охрана была снята. Деревня и школа были окружены.
     В  небо взвилась сигнальная ракета,  она рассыпала над деревней зеленые
искры.
     И  сразу пламя разорвало тьму.  Один за другим загремели взрывы гранат,
застрочили пулеметы,  автоматы.  Немцы выскакивали в  окна,  но  их  тут  же
настигала смерть. В немецкий штаб партизаны бросили противотанковую гранату.
Грохнул сильный взрыв.
     В  школе  немцы  быстро спохватились и  начали через  окна  стрелять из
пулеметов. Партизаны подползали все ближе и ближе к школе, ведя уничтожающий
огонь по врагу.  Кольцо вокруг школы сжималось. Немцы попытались прорваться,
но,  встреченные дружными залпами, залегли на месте. Командир первого отряда
Остапчик повел партизан в  атаку.  Вдруг со стороны школы застрочил немецкий
пулемет. Очередь прошила грудь Остапчика. Он сделал несколько шагов вперед и
упал. В этот момент подоспел с другим отрядом комбриг.
     - Подавить!  -  он  показал  Гордею  на  вспыхивающие огоньки немецкого
пулемета.
     Через минуту раздался взрыв, и пулемет замолк.
     Бой закончился полным разгромом гарнизона. В деревне слышны были только
одиночные выстрелы: это вылавливали немцев, пытавшихся выбраться из деревни.
     Через час партизаны оставили деревню.
     По узкой гати,  что вела в  пущу,  шли и  ехали они,  а вместе с ними и
крестьяне деревни Малые Собольки.
     На  подводе сидели Гордей и  Юрка.  Мальчик был ошеломлен впечатлениями
этой необыкновенной ночи.
     Всходило солнце.  Капли росы дрожали на  листьях ольшаника.  В  воздухе
теплело.



     Н.Неклюдов




     В  одном  из  тихих  переулков Кишинева  живет  Герой  Советского Союза
В.Л.Неклюдов.  В  годы  Великой Отечественной войны  Валентин Леонидович был
командиром партизанского отряда "Боевой",  который действовал в  Белоруссии,
Калининской  области  и   Прибалтике.   Бывший  воин   с   большой  теплотой
рассказывает о  своих юных друзьях,  которые вместе со  взрослыми отстаивали
независимость Родины.


     Связной Дима

     Шел  1942 год.  Наш отряд действовал в  Белоруссии,  в  районе Полоцка.
Неподалеку  от   этого  города  гитлеровцы  устроили  лагерь  для  советских
военнопленных.  Сотни  измученных голодом  и  болезнями людей  терпели здесь
дикие надругательства.  Мы  решили проникнуть в  лагерь,  чтобы организовать
побег пленных.
     - Это мог бы  сделать мой сын,  -  предложила одна из жительниц города,
которая была нашей связной.  -  Ему четырнадцать лет, но зато он не по годам
смелый...
     Так пионер Дима Потапенко стал партизаном.
     Он  появлялся в  отряде в  любую  погоду,  днем  и  ночью.  Мы  нередко
удивлялись его храбрости.  Уходя,  Дима брал газеты и  листовки,  которые мы
получали  с  Большой  земли,   и  распространял  их  среди  военнопленных  и
населения.
     Однажды  Дима  получил  серьезное задание -  показать дорогу  советским
офицерам,  недавно убежавшим из фашистского лагеря.  Юный партизан провел их
лесными тропами,  мимо населенных пунктов, вражеских постов. А сам, отдохнув
после   большого  перехода,   возвратился  домой.   И   здесь  был   схвачен
гестаповцами.
     Фашисты долго истязали его,  заставляли выдать партизанские явки. Но им
не удалось сломить мужество пионера. Герой умер, не сказав ни слова.


     "Чапай"

     Если бы у наших партизан спросили о Саше Бодуне,  большинство удивленно
пожало бы плечами:  такого не знаем.  Но стоило произнести слово "Чапай",  и
все стало бы ясным. Про "Чапая" в отряде шла громкая слава.
     Впервые я увидел Сашу на подпольном комсомольском собрании, в лесу, под
городом Дрисса.  Ребята собрались тогда на  встречу с  нами,  чтобы получить
боевые задания.  А  Саше сказали -  рано партизанить,  лучше помогай матери.
Тогда мальчишка положил на траву револьвер, ручные гранаты и расплакался.
     Мы включили Сашу в группу по охране лагеря. Как-то раз он отправился на
денек домой,  к больной матери.  Дали ему коня,  сани,  за пазуху он положил
гранату,  под сиденье -  трофейный карабин. Неподалеку от дома Саша встретил
односельчан -  они  убегали от  фашистов.  Не  задумываясь,  мальчишка отдал
лошадь и  сани женщинам и  детям,  а сам спрятался в густом ельнике.  Оттуда
хорошо была видна дорога.
     Вот наконец подводы с немцами.  Саша открыл огонь.  Юный партизан часто
менял позицию, а гитлеровцы решили, что они окружены.
     Среди них началась паника.  Беспорядочно стреляя по лесу,  они удирали,
бросали награбленное добро.
     Саша как ни  в  чем не  бывало вышел из  своего укрытия и  отправился к
матери.  Ночью он  возвратился в  отряд,  но ни слова не сказал о  том,  что
случилось. О приключениях Саши мы узнали из донесения нашей разведки.
     После этого за Сашей утвердилась кличка "Чапай".



     Н.Марушкевич




     Побег

     - Антон...  Антон,  -  шептали запекшиеся губы лейтенанта. - Смотри, не
попадай им  в  лапы.  Звери это,  людоеды...  Возьми вот часы на  память,  -
обессилевшая рука  командира  нащупала  нагрудный карман.  -  Документы мои,
Антон, закопай... Останешься жив, сообщи домой, на Кубань...
     Воспитанник полка  Антон  Губарев,  на  коленях которого лежала  голова
лейтенанта,  по-детски  ласково гладил  волосы  своего  командира.  Как  ему
хотелось хоть  чем-нибудь помочь этому  человеку.  Но  как  поможешь?  Часть
отступала. До ближайшей деревни километров пять, но идти туда опасно, вокруг
немцы.  За  два часа,  прошедшие с  той поры,  как они выбрались из траншеи,
Антон протащил раненого на плащ-палатке не более полкилометра.  Еще столько,
и можно было бы спрятаться в небольшом лесочке. Но...
     - Антон, все...
     Последний вздох с хрипом вырвался из груди лейтенанта.
     - Товарищ лейтенант, товарищ командир взвода, - позвал Антон.
     Ответа не было.  Сжалось сердце мальчишки, часто-часто заморгали глаза,
по пылающим щекам покатились слезы.  В отчаянии он припал к груди лейтенанта
и зарыдал.
     Прошел час,  другой.  Антон плакал уже тише,  понемногу приходя в себя.
Вдруг за спиной послышались тяжелые шаги, незнакомая речь.
     "Немцы!" - пронеслось в голове Антона.
     Тяжело  застучало  в  висках.   Нужно  что-то  делать.  Спасти,  спасти
документы лейтенанта!  Не  поднимаясь,  Антон  расстегнул левый  карман  его
гимнастерки, достал оттуда бумаги и быстро сунул себе за пазуху.
     - Хальт! Хендэ хох! - закричали сразу несколько фашистов.
     Антон не подымался.  Но грубые руки схватили за ворот Антона, поставили
на землю.
     - Ты что здесь делаешь?  -  на ломаном русском языке обратился к Антону
один из немцев.
     Мальчишка молчал.
     - Почему молчать? Какой ты зольдат? Еще молекосос.
     - Убийцы! - вырвалось вдруг у Антона.
     Фашист наотмашь ударил его по лицу.
     Избитого,  без пилотки и  ремня,  Антона привели в  деревню,  бросили в
сарай,  где  находилось человек  десять  наших  солдат  и  несколько человек
штатских.
     Стоны,  бред раненых...  Крики в  деревне...  Тяжелые шаги охранника за
стеной...  Перед глазами - лицо умирающего лейтенанта. Непреодолимое желание
убежать да еще,  если бы удалось,  вывести отсюда всех этих людей.  В  таком
состоянии провел Антон в плену первую ночь. Первую и последнюю.
     Утром,  только  солнце  высушило  росу  на  траве,  пленных,  способных
двигаться,  построили у сарая и приказали идти.  Шли, едва переставляя ноги,
по пыльной дороге на запад. Их гнали куда-то в лагерь. Куда - никто не знал.
Рядом с Антоном, опираясь на его плечо, шел пожилой солдат.
     - Ты удирай,  парень. Руки-ноги у тебя целы. Мы не сможем, а ты беги, -
учил он Антона. - Вот как только подойдем к лесу.
     Вдруг послышался рокот самолета.
     - Наш, советский! - крикнул кто-то из толпы.
     Конвоиры-фашисты бросились к обочине.  Антона будто что-то подтолкнуло.
Успел только сказать своему соседу: "Прощайте!" - и ящерицей юркнул в густое
высокое жито...


     Дома

     На третий день после побега Антон был уже дома. Шел, выбирая безопасный
путь.  В  одной из  деревень ему помогли переодеться в  штатскую одежду.  Не
доходя  до  дому,   в  потайном  местечке  спрятал  Антон  документы  своего
командира.
     То,  что увидел Антон дома, заставило его как-то по-взрослому осмыслить
происходящее.  Разрушенные  дома,  гитлеровские вояки  шарят  по  квартирам,
грабят,  издеваются над  людьми.  Снова и  снова возвращался Антон к  мысли,
которая с самого начала войны преследовала его:
     "Бороться! Бороться!" Но как?
     Заметил Антон,  что  муж  его  старшей сестры Владимир Кочергов вечером
куда-то уходит,  а возвращается поздно ночью.  И узнал пионер,  что Владимир
вместе  с  друзьями,  которым  так  же,  как  и  ему,  довелось  остаться на
оккупированной территории,  собирает оружие,  боеприпасы и  прячет все  это.
Антон начал помогать Владимиру.
     Шел однажды Антон по  шоссе на Жлобин домой.  Сойдя на тропку,  заметил
вдруг несколько протянутых по земле разноцветных проводов.
     "Телеграфные, - мелькнуло в голове. - Связь".
     Он  достал  перочинный ножик  и,  не  задумываясь,  перерезал  провода.
Гитлеровцы долго потом искали виновного.  Но найти его не удалось. Пригрозив
в  следующий раз  расстрелять в  поселке  каждого  пятого,  фашистские вояки
уехали.
     Вскоре после  этого  Антон стал  членом подпольной диверсионной группы,
которая действовала в рабочем поселке. Много можно рассказать о деятельности
юных   подпольщиков.   Оружие,   собранное   раньше,   подпольщики  передали
партизанской бригаде имени Железняка.  Оттуда они получили взрывчатку, мины.
Научились  и  сами  добывать  тол,  выплавляя  его  из  найденных  снарядов.
Появлялись в  разных местах советские листовки;  взлетали в  воздух немецкие
автомашины,  идущие  по  шоссе;  исчезали  фашисты,  которые  осмеливались в
одиночку гулять  за  городком;  спиливались ночью  телеграфные и  телефонные
столбы - все это делали подпольщики - Антон и его товарищи.
     Все,  кто знал Антона в те дни,  рассказывают о нем, как о самом смелом
и,   пожалуй,  самом  дерзком  подпольщике.  Вскоре  Антону  пришлось  стать
чернорабочим паровозного депо.  Так нужно было, так требовали интересы дела.
В  депо  уже  действовала подпольная диверсионная группа.  А  теперь  к  ней
подключился и Антон. Сразу же после ремонта взорвался паровоз. А вот сгорели
электромоторы,   остановился  станок...   Фашистам  прямо-таки   не   давали
опомниться.  Только  наступала  ночь,  везде  в  городе,  даже  возле  самой
комендатуры,  гремели  взрывы.  Взрывалось  все,  что  так  необходимо  было
захватчикам. И одним из отважных народных мстителей был Антон Губарев.


     Взрыв

     Шел 1943 год.
     Гитлеровцам удалось  все-таки  напасть  на  след  некоторых  жлобинских
подпольщиков.  Угрожала опасность ареста и Антону.  Их сосед,  полицай Авген
Кулеш,   все  время  следил  за  Антоном,  вынюхивал.  Кое-что  удалось  ему
выследить.  Но некстати похвастал предатель,  что покажет,  мол, Антону, где
раки зимуют.  Инсценировав дома скандал с  родственниками,  Антон с  группой
товарищей ушел в партизанский отряд к железняковцам.
     Мужественно переносил Антон  невзгоды  партизанских будней,  бесстрашно
боролся он  с  ненавистным врагом.  Не  одна дерзкая операция была на  счету
диверсионной группы,  в которой находился Антон. Как ни старались гитлеровцы
охранять железную дорогу, партизаны появлялись в самых неожиданных местах, и
летели под откос немецкие эшелоны с танками, пушками и живой силой.
     ...Антон   Губарев  и   Григорий  Карлов   получили  задание  разрушить
железнодорожное полотно на "треугольнике" - там, где паровозы делали поворот
после экипировок.  Разложив по вещевым мешкам взрывчатку,  Антон и  Григорий
ночью  незаметно  пробрались к  назначенному месту.  Друзья  уже  готовились
заложить мину,  как  вдруг  справа  послышался перестук колес.  От  депо  на
"треугольник" шел паровоз.
     - Рванем, Гриша? - шепнул Антон, тронув за плечо друга.
     - Давай!
     В  самодельную мину  мгновенно был  вставлен  взрыватель.  Паровоз  уже
близко.  Нужно  только  незаметно  вскочить  на  полотно,  поставить мину  и
отбежать. Готово!..
     Но  не отбежали друзья и  тридцати метров,  как прогремел оглушительный
взрыв.  В  отблеске взрыва можно было увидеть,  как поднялся паровоз,  будто
готовясь к  прыжку,  и  свалился.  Взрывной волной друзей отбросило далеко в
сторону.
     Через  несколько  минут,   когда  они  постепенно  начали  приходить  в
сознание, Антон попробовал подняться. Но нестерпимо болело в груди. Он снова
упал. К Антону подполз Григорий. Он тоже был ранен в ногу и руку.
     Григорий попробовал вынести на  себе Антона.  Но  не смог.  Пересиливая
боль, Антон приподнялся на локтях.
     - Пробирайся,  Гриша,  в поселок, скажи там кому-нибудь, пусть помогут.
Только скорее...
     Другого выхода не было,  и Григорий пополз,  оставляя за собой кровавый
след. Часа через два его, обессилевшего, подобрали жители рабочего поселка.
     - Там, на "треугольнике", Антон.
     Но было поздно. Антона схватили гитлеровцы, принесли в паровозное депо.
     - А-а, партизан, - прошипел немец, рассматривая окровавленного Антона.
     Антон  на  минуту  раскрыл глаза,  приподнялся и  плюнул кровью в  лицо
ненавистному фашисту.
     - Вот тебе, получай!
     С  остервенением гитлеровец начал бить  ногами беспомощное тело.  Антон
потерял сознание.
     Два  дня гестаповцы измывались над партизаном,  истекавшим кровью.  Ему
обещали и  жизнь,  и  вознаграждение,  если он  расскажет,  где  партизаны и
сколько их.  Антон  молчал.  Он  надолго терял  сознание,  бредил.  А  когда
приходил в себя, первой мыслью было: "Не сказал ли чего-нибудь?"
     Нет,  не  выдал своих товарищей Антон.  На  третий день  его  увезли на
кладбище и там расстреляли...
     Так погиб Антон Губарев,  пионер 20-й жлобинской железнодорожной школы,
отважный подпольщик, партизан.



     И.Мандрик




     Есть  на  Витебщине деревня  Сарья.  Это  километрах в  восемнадцати от
города Дриссы.
     Когда на  белорусскую землю напали полчища гитлеровских захватчиков,  в
Сарье сразу организовалась подпольная партизанская группа. Подпольщикам в их
опасной работе активную помощь оказывали пионеры. О них и будет этот очерк.


     Начштаба "красных"

     ...Немцы установили свой "новый порядок".  На здании,  где был сельский
Совет,  появилась вывеска:  "Сарьянская волость". На улице слышались выкрики
полицаев, в воздухе свистели нагайки, тут и там покачивались петли виселиц.
     Настало тяжелое время. На каждом шагу людей подкарауливала смерть.
     Росла,  накапливалась в  сердцах людей ненависть к  врагу.  Мальчишки с
каждым днем все шире разворачивали свои "боевые" действия между "красными" и
"белыми". Гоняли "белых" по ярам, зарослям, окопам. Как только и терпели те,
на чью долю выпадала роль играть гитлеровцев!
     Неизменным начальником штаба "красных" был Витя Шалимов. В "начальство"
он  попал  не  случайно.  До  войны Витя  был  отличником,  одним из  лучших
пионеров.  С  ним  мало кто  мог  сравниться в  количестве прочитанных книг,
заученных  наизусть  коротких  рассказов,   стихов.   Кому  же   тогда  быть
начальником, как не ему?
     И  чего только Витя не выдумывал:  и тайные сигналы,  и скрытые явочные
места, и многое другое. Удивительно, откуда только у него все это бралось.
     Как-то нам,  членам подпольной партизанской группы, стало известно, что
на вооружении "красных" есть пулемет. Самый настоящий ручной пулемет системы
Дегтярева.  Хранили его мальчишки в большой тайне.  Но,  как говорят,  земля
слухами полнится.
     - Нужно  поговорить  с  "начштабом",   -  предложил  однажды  Бронислав
Антонович,  командир нашей группы.  - Может, и другое оружие удастся достать
через них.
     ...В один из вечеров Бронислав Антонович встретился с Витей.
     - Все воюем? - как бы между прочим спросил он у него.
     - Тренируемся, - хитровато ответил тот.
     - А чем же вы воюете?  Говорят, пулемет нашли? Смотрите, не постреляйте
друг друга. Это, брат, оружие, оно раз в год само стреляет.
     Глаза Вити заискрились.
     - Дядя, а вы умеете стрелять из пулемета? - спросил он. - Эх, научиться
бы стрелять, я бы этих фашистов...
     Бронислав Антонович похлопал Витю по плечу, обнял.
     - Знаешь,   Витя,   про  пулемет  никому  ни  слова.  Когда  кто-нибудь
спрашивать будет, говори - бросили в реку. Понял?
     - Понял.
     Витя сообщил,  что есть еще оружие, оно зарыто в окопах. После этого он
частенько вот так "бросал" в  реку подобранные в  местах былых боев гранаты,
винтовки.
     Спустя некоторое время "начштаба" довелось побывать и  в настоящем бою.
Проходили партизаны через деревню на  задание.  Витя  следом за  ними тайком
добрался  до  самого  последнего пункта.  Лишь  тогда  показался  он,  когда
завязалась перестрелка. На протяжении всего боя можно было видеть, как среди
партизан то тут, то там появлялась фигура юного народного мстителя.
     Но в партизанский отряд Витя Шалимов так и не попал. Слишком юн он был.


     По приказу командира

     Более  счастливым оказался Володя Малей.  Этот  был  в  отряде почти  с
начала его организации и до конца войны.  Помогла смекалка.  В те дни, когда
подпольщики собирали оружие, Володя передал им несколько винтовок, а главную
свою  находку,  миномет,  спрятал на  Боровине.  Сколько ни  просили,  чтобы
показал, где находится его ценный клад, ничего не вышло.
     - С  минометом я  в  партизаны приду,  -  твердо стоял на  своем хозяин
оружия.
     Нужда  в  миномете была  большая.  Отряд готовился напасть на  гарнизон
полицейских в Росице. Стали советоваться, и наконец командир сказал:
     - Ведите "минометчика" и зачислите его в отряд.
     Пошли за  Володей.  Договорились,  чтобы он  спал на сеновале.  Мало ли
когда он  может понадобиться,  поднимай тогда на  ноги  весь дом.  А  лишние
свидетели в таких случаях нежелательны.
     Не  успели мы  притронуться к  лестнице,  приставленной к  стенке,  как
вверху показалась взлохмаченная голова Володи.  Он  помог взобраться наверх,
но тотчас же продемонстрировал свою негостеприимность.
     - Вы лучше не ходите,  - заявил он. - Сказал, миномет не отдам, значит,
не отдам.
     Сообщили ему решение командира. Не верит, и все тут. На переговоры ушло
добрых полтора часа.
     Укрываясь,  так  же,  как  и  тогда,  когда  пробирались  сюда,  прошли
огородами, а затем над рекой и спрятались на опушке леса.
     Володя только снял с ели припасенный лично для себя карабин, как тут же
очутился в объятиях отца:
     - Сыночек, зачем же ты нас оставляешь одних...
     Старик  не  удержался  от  слез.  Понятно,  жаль  было  расставаться  с
единственным сыном.
     А тот в ответ:
     - Папа, нужно... Кто же Родину будет защищать?
     Еще раз обнялись отец с сыном и разошлись.
     Партизаны полюбили  парнишку за  веселый  характер,  смелость,  научили
обращаться с оружием,  познакомили с подрывным делом.  Не одно ответственное
задание выпало на долю юного партизана. Если понадобится в гарнизон связного
послать -  Володя тут как тут. Переоденется хлопчиком-пастушком и пошел. Был
он и при своем миномете, ходил на "рельсовую войну", на подрыв эшелонов.
     Мужественно боролся  юный  пионер  за  свободу и  независимость любимой
Родины.



     Ф.Соболь




     - Мама,  открой.  Это  я,  -  послышался приглушенный детский голос  за
окном.
     Заскрипел засов, и невысокого роста худощавый мальчишка зашел в хату.
     Был поздний вечер,  темно, но хозяева дома света не зажигали. Мальчишка
тихо поздоровался.  Вел он себя настороженно.  Даже присесть не осмеливался,
хотя сильно ныли ноги.  Ему нестерпимо хотелось лечь в  постель,  отдохнуть.
Только этой  роскоши он  не  мог  себе позволить.  После короткого разговора
мальчишка вышел.
     - Ну, бывайте, не волнуйтесь...
     Спустя несколько минут,  отыскав лестницу в гумне, он взобрался на сено
и лег спать. Рядом с собой положил гранаты и наган.
     Звали этого парнишку Алеша Антонюк.


     Первый в семье

     Когда началась Великая Отечественная война,  Алеша Антонюк окончил пять
классов Чернинской семилетней школы.  В  том  же  году ему  повязали красный
галстук.  Он мечтал закончить десятилетку, а затем институт. Только война не
дала осуществиться его мечтам.  В его родную деревню Черни пришли непрошеные
чужестранцы - фашисты. Алеша видел, как они, будто голодные волки, врывались
в  хаты,  грабили,  мучили ни  в  чем неповинных людей,  насильно гнали их в
Германию. Детей, таких, как он, Алеша, оккупанты лишили возможности учиться.
     Глубоко в  Алешино сердце запала ненависть к  врагу.  Она с каждым днем
росла,  закипала.  Мальчик  твердо  решил  рядом  со  взрослыми  бороться  с
фашистами,  чтобы  быстрее  выгнать  их  с  нашей  земли,  снова  возвратить
радостное детство.
     Почти два года Алеша был связным партизанского отряда имени Чернока. Он
добывал медикаменты и оружие,  сообщал,  где находятся немцы,  полицаи.  Все
сведения передавал через своего дядю-партизана.
     Весной 1943  года  Алеша вынужден был  оставить родителей,  родной дом.
Случилось это  так.  Однажды в  дом к  Антонюкам зашел фашистский прислужник
Антон Карпук. Он начал уговаривать Алешу и его старшего брата Сергея поехать
в Германию на работу.
     - Там  вы  будете  жить  хорошо.   Заработаете  много  денег,  пришлете
родителям.
     Вся семья Антонюков: отец Василий Григорьевич, мать Мария Калениковна и
четыре сына - молчали. Лица у них стали угрюмые, злые.
     "Говори что хочешь,  но на фашистов у  нас никто работать не будет",  -
думали Антонюки. Только никто не осмеливался громко сказать это.
     И вдруг неожиданно для всех Алеша зло выпалил:
     - Жизнь в Германии ты рисуешь светлой,  красочной, так пошли туда своих
племянников. А мы рабами не станем!
     "Агитатор" молча вышел из  хаты.  А  на  другой день про  Алешины слова
узнали полицаи. Они неоднократно совершали внезапные налеты на дом Антонюка,
но ни разу не застали того,  кто так смело сказал фашистскому холую правду в
глаза.
     Однажды Алеша решил переночевать в своем гумне.  Только он взобрался на
сено,  лег,  как  вдруг услышал чьи-то  голоса.  Замигали лучи электрических
фонариков. Это были полицаи.
     "Если полезут по лестнице,  -  думал Алеша, - толкну их сильно ногой, а
затем брошу гранаты - одну, вторую, соскользну под крышей и - в поле".
     На счастье, все окончилось мирно. Полицаи походили по току, заглянули в
отсеки,  посветили фонариками,  выругались и  ушли.  А  через несколько дней
Алеша был уже в партизанском отряде.


     Испытание выдержал

     ...  В мае 1943 года немцы разведали стоянку партизанского отряда.  Они
бросили против нескольких сотен партизан большие силы войск и полиции. Почти
весь день кипел неравный бой.  Когда одна атака фашистов захлебывалась,  они
бросались в другую.  Но сломить оборону партизан не удавалось. В этом адском
бою принимал участие и  самый молодой партизан отряда -  Алеша Антонюк.  Его
автомат метко бил по гитлеровцам.
     Четыре раза враг поднимался в атаку.  Четыре раза откатывался, оставляя
на поле боя убитых и раненых.
     Бой  в  Старосельском лесу был  первым боевым крещением Алеши.  Мальчик
показал себя достойным боевым соратником взрослых.
     Вскоре его зачислили в диверсионную группу.


     Темной ночью

     Далекие  походы,  засады,  "рельсовая война",  неожиданные нападения на
немецкие части и на полицаев,  разведка в тылу врага - все это оказалось под
силу с виду щуплому, низкорослому Алеше.
     Однажды диверсионная группа,  в  которой был Алеша,  решила захватить в
плен фашистского офицера.  В деревне Косичи, которая находится между Брестом
и  Жлобинкой,  стоял немецкий гарнизон.  Он  день и  ночь охранял Московскую
железную дорогу.  Связные донесли партизанам, что начальник гарнизона ночует
в  хате крестьянина,  метрах в  тридцати от  размещения гарнизона.  Вместе с
офицером - переводчица.
     Задача,  понятно,  была  нелегкой.  Нужно было действовать очень умело,
осторожно  и,   главное,  бесшумно.  Маленький  промах  -  и  весь  гарнизон
поднимется по боевой тревоге.
     Выполнить эту  сложную  операцию взялись  четыре  смельчака:  Александр
Беляев,  Николай Смаль,  Алеша и  его  старший брат Сергей.  План был таков:
взять  с  собой  старосту деревни.  Он  должен подать голос хозяину.  Хозяин
откроет  дверь,  партизаны ворвутся в  хату  и  захватят сонного  офицера  и
переводчицу.
     Но  план  операции сразу  же  нарушился.  Как  только партизаны зашли к
старосте, он наотрез отказался идти с ними. Пришлось заставить его.
     Подойдя  к  хате,  трое  партизан  окружили ее.  Алеша  решил  идти  со
старостой в хату.  Но у самой двери староста сказал, что он не станет будить
хозяина.  Он стоял как вкопанный,  тяжело сопел и молчал. В этот критический
момент  Алеша  прикладывает холодное  дуло  пистолета к  вспотевшему затылку
старосты,  а сам другой рукой слегка стучит в дверь. Через несколько минут в
сенях послышался голос хозяина:
     - Кто там?
     Староста  молчал.  Тогда  Алеша  сипловато,  подражая голосу  старосты,
проговорил:
     - Свои, староста, открой...
     Ночь  была  темная-темная,  хоть  глаз выколи.  Хозяин подошел к  окну,
посмотрел,  но,  ничего  не  увидев,  направился в  сени.  Заскрипел  засов,
стукнула дверь.  Алеша подтолкнул пистолетом старосту вперед и пошел за ним.
Они очутились в кухне. Староста молчал.
     Хозяин в  эту  минуту не  мог  даже  и  подумать,  что  порог его  дома
переступил партизан. Рядом с этой хатой - немецкий гарнизон, а на его лучшей
кровати спал  фашистский офицер.  Хозяин был  уверен,  что  староста зашел к
начальнику гарнизона по какому-то неотложному делу.  Хозяин спокойно чиркнул
спичкой.  Этого было достаточно,  чтобы Алеша заметил, где находится офицер.
Рядом с  ним  на  лавке лежал автомат и  пистолет.  Вдруг фашист проснулся и
сквозь  сон  начал  ругать  старосту и  хозяина,  что  не  дают  ему  спать.
Неожиданно блеснул электрический фонарик. Алеша в одно мгновение подскочил к
кровати офицера. Раздался приглушенный голос:
     - Хендэ хох!
     Немец протянул руку к оружию.  Но было уже поздно. Алеша оттолкнул ее в
сторону.  Вбежали еще  два  партизана.  Алеша приказал переводчице объяснить
офицеру, что если он попробует сопротивляться, сразу смерть.
     Пленные по приказу партизан быстро оделись. Их вывели во двор. Старосту
и  хозяина заперли в  хате и приказали им не выходить.  Они так и просидели,
дрожа, до рассвета.
     В ту же ночь пленные были доставлены в партизанский штаб.


     Мина не пропала даром

     Проходили недели и месяцы боевой партизанской жизни. Алеша уже считался
в  отряде  одним  из  лучших  минеров.   Почти  ни  один  выход  на  задание
диверсионной группы не  обходился без него.  Иногда Алеша попадал в  тяжелые
ситуации,   но  смекалка  и   смелость  всегда  помогали  ему,   он  выходил
победителем.
     Однажды на  три  дня  Алеша вместе с  другими подрывниками отправился в
боевой поход. Партизаны пробирались через дремучие леса, трясины, не спали и
не ели, совсем обессилели. На третий день очутились у железной дороги. Алеша
и  командир  подрывной  группы  Андрей  Онуфриевич,  преодолевая  усталость,
подползли к железнодорожному полотну, ощупали рельсы.
     Только успели растянуть шнур,  выкопать ямку и заложить мину, как вдруг
рядом с ними послышались голоса немцев.  Было довольно темно,  и немцы сочли
партизан за охранников,  спросили пароль.  Алеша и Андрей Онуфриевич кубарем
покатились под откос. Немцы открыли по ним бешеный огонь.
     Притаившись неподалеку от  железной дороги,  Алеша  тихо-тихо  лежал  в
кустарнике,  будто врос в землю.  Вдруг он заметил,  что немцы собрались как
раз  в  том  месте,  где  он  заложил мину.  Они  светили фонариками.  Алеша
догадался: "Хотят разминировать. Нет, не разрешу", - подумал он.
     И тут у Алеши возникла мысль - уничтожить врагов. Он ползет с автоматом
в руках к немцам. Сердце сильно-сильно бьется. А из головы не выходит мысль:
"Только  бы   не   опоздать".   Мальчишка  уже   видит   сгорбленные  фигуры
гитлеровцев...  Последние метры,  еще минута, и он нащупывает конец шнура на
откосе.  Сильный рывок -  и  огненный столб поднялся вверх.  Полетели шпалы,
рельсы и вместе с ними трупы врагов. Алеша мгновенно поднялся во весь рост и
застрочил по немцам из автомата. Но никто ему на выстрелы не ответил.
     Назавтра разведка сообщила,  что  Алешиной миной  убито шесть фашистов.
Юный подрывник был очень доволен, что заряд не пропал даром...


     Весь эшелон

     Весной 1943 года разгорелась "рельсовая война". То тут, то там летели в
воздух вражеские эшелоны,  взрывались машины,  участились атаки на  немецкие
гарнизоны.  Тогда  гитлеровцы  решили  уничтожить  партизанский отряд  имени
Чернока,  который  действовал  неподалеку  от  Бреста  и  мешал  регулярному
движению по  Московской железной дороге.  Немцы превосходящими силами начали
наступление на партизанскую зону. Окружили Старосельский лес, где в то время
находился отряд.  Но связные и  партизанская разведка своевременно разгадали
план врага, и весь отряд заранее был переведен в Борисовский лес.
     Преодолев сопротивление отдельных маленьких партизанских групп, которые
были специально оставлены для задержки врага, немцы думали, что они достигли
поставленной цели  -  уничтожили  весь  отряд.  После  этой  "операции"  они
раструбили в  газетах и  по  радио,  что с  партизанами отряда имени Чернока
навсегда покончено.
     Московская железная дорога начала работать на полную мощность.  Эшелоны
шли на фронт один за другим и на большой скорости.  На протяжении некоторого
времени  не  слышно  было  ни  одного  взрыва,  ни  одного  выстрела.  Враги
торжествовали. Но радость их была преждевременной.
     Одна из диверсионных групп, в которой был Алеша, совершив глубокий рейд
лесами,  неожиданно появилась на железной дороге.  У  партизан были с  собой
мины.  И, как всегда, Алеша первым выразил желание пойти на железную дорогу.
Он  выбрал самое удобное место между деревнями Косичи и  Задворцы:  тут  был
спуск с холма,  а затем крутой поворот.  Как раз на повороте,  с расчетом на
то,  что когда взорвется паровоз,  то он потянет под откос и  вагоны,  Алеша
стал закладывать мину.
     И вот мина уже под рельсами.  А через несколько минут со стороны Бреста
послышался шум идущего эшелона.  Он пыхтел,  шипел,  рассыпал искры, лязгали
колеса вагонов.  Изучив уже даже "дыхание" паровозов,  Алеша определил,  что
тот тянет большой груз.  Закончив установку мины,  Алеша быстренько пополз с
насыпи туда, где находился конец шнура.
     Последние минуты и секунды показались Алеше часами.  Он думал: "Хоть бы
не  вылез какой-нибудь фашист да  не  испортил дело".  Вокруг стояла тишина,
только  с  приближением эшелона  сильнее начинала дрожать земля,  отчетливее
слышался лязг  колес,  сопение паровоза и  стук собственного сердца.  Друзья
Алеши  отползли назад  и  заняли оборону,  чтобы  прикрыть отступление юного
подрывника.
     Последние секунды...  Рука Алеши крепко сжимает шнур. Рывок... Огромный
столб  огня,  будто  молния  среди  темной  ночи,  осветил  поезд.  Затем  -
раскатистый гром.
     Дрожат  и  звенят  оконные  стекла  в  окрестных деревнях.  С  кроватей
подхватываются перепуганные люди.  А  Алеша  спокойно встает  и  отходит.  И
только тогда,  когда он с  товарищами был уже далеко,  послышались одиночные
выстрелы.
     Вскоре связные сообщили,  что  весь  эшелон с  танками и  живой  силой,
который тянули спаренные паровозы, свален под откос. Много солдат погибло, а
танки зарылись стволами в землю. Два дня не работала железная дорога. На два
дня Алеша задержал подкрепление фашистским войскам.


     Прорыв

     Вот  заложена  мина  на  дороге  между  деревнями Пугачево и  Каменицей
Журавецкой.  На ней подорвался с машиной какой-то важный немецкий офицер. Он
приехал сюда  из  Германии проверять боевую  готовность войск.  Это  событие
привело немцев  в  бешенство.  Они  бросили на  поиски  партизан войска трех
гарнизонов:  Бреста,  Кобрина и  Малориты.  Фашисты стянули около семи тысяч
человек, вооруженных артиллерией, танками, броневиками.
     Они окружили Шебринский лес,  в котором скрывались партизаны,  и начали
его прочесывать.  И только благодаря тому,  что каждая,  самая узкая, лесная
тропка была хорошо знакома партизанам, им удавалось перехитрить немцев.
     По  знакомым тропкам Шебринского леса водил группу Алеша.  Два  дня уже
длилась облава. Без сна и пищи партизаны где переходили, а где и переползали
с  места на место.  Выбившись из сил,  они залегли в кустарнике на небольшой
поляне. Выставили охрану. Но усталость взяла верх. Все уснули крепким сном и
проснулись только утром.
     Утро  было  тихим-тихим.  Немцев не  было  слышно.  И  это  насторожило
партизан. Где они очутились, куда идти, - не знали. Обратились к Алеше.
     - Тебе больше других знакома местность. Каков твой план?
     План Алеши был такой:  пробраться около болота кустарником через поляну
и перейти в другой лес. Когда встретятся немцы, пробиваться вперед.
     План одобрили, уже хотели идти, как вдруг донесся какой-то шум. Из того
леса,  куда  собирались перейти партизаны,  показались немецкие автоматчики.
Они  шли  прямо на  поляну.  Партизаны решили подпустить их  совсем близко и
затем прорываться с боем.
     Подготовили гранаты,  поставили на боевой взвод автоматы, палец каждого
лежал  на  спусковом крючке.  Вдруг  из  лесу  за  первой цепью автоматчиков
показалась вторая, третья. Командир группы подал команду:
     - Не  стрелять!  Пробиваться нельзя,  погибнем!  Четыре цепи  фашистов.
Отступать! Алеша, выводи группу!
     Группа быстро оставила поляну. Впереди Алеша.
     "А  вот  там  должна быть  дорога.  У  трех  дубов проскочим на  другую
сторону",  -  думает Алеша.  А  сзади  все  отчетливее звучат голоса немцев.
Раздвинув ветки  орешника,  Алеша  увидел возле  самых дубов группу немецких
пулеметчиков.
     В ту же секунду,  не раздумывая, Алеша выпускает почти целый автоматный
диск в фашистов.  Те,  как снопы, валятся на землю. Алеша кричит: "За мной!"
Перепрыгивает через  трупы и  перебегает на  другую сторону дороги в  густой
лес, а за ним - все партизаны.
     Вырвались!
     Вырвались, чтобы продолжать беспощадную борьбу с фашистами.



     П.Березняк




     Августовской ночью  1941  года  в  поселке  Октябрьском на  Полесье  от
орудийных   взрывов   задрожали   стекла.   Одиннадцатилетний  Вова   Иванов
подхватился с  кровати  и  подбежал к  окну.  В  стороне  Поречья вспыхивали
световые сполохи, а вблизи со страшным грохотом рвались снаряды.
     - Фашисты приближаются, - услышал мальчишка встревоженный голос матери.
     А  утром на  улицах поселка уже ревели автомобильные моторы,  отрывисто
звучали военные команды. Это артиллерийский полк Красной Армии занимал новую
позицию.
     Вова выбежал на огород, где артиллеристы установили орудие.
     - Ты что здесь делаешь,  жевжик? - окликнул мальчишку командир батареи,
когда тот попробовал поднять с земли большой снаряд.
     - А помогаю вам, чтобы фашистов лучше били, - ответил мальчик.
     - Ты в самом деле хочешь помочь нам? - подумав, спросил командир.
     - Очень хочу. - Голубые глаза мальчика так и засияли радостью.
     Тогда командир батареи взял Вову за  руку и  повел в  одну из хат,  где
размещался штаб  полка.  В  комнате около  стола склонились над  развернутой
картой несколько командиров. Они о чем-то совещались.
     - Товарищ майор,  - обратился командир батареи к широкоплечему военному
с двумя прямоугольниками на петлицах. - Можно послать этого парнишку.
     - Деревню Забозье знаешь? - майор смерил глазами босоногого мальчишку.
     - А как же! Там у меня дружок живет. Петька.
     Майор улыбнулся.
     - Дружка твоего оставим в покое.  А тебе мы хотим дать военное задание.
- Майор позвал Вову в соседнюю комнату.
     Через  полчаса Вова  с  обрывком ременного кнута  в  руках  шел,  держа
направление в  деревню Забозье.  Мальчик беспечно стегал  кнутом придорожные
лопухи и  бурьян,  а  его  живые васильковые глазенки настороженно шарили по
кустам.  В ольшанике темнеют два танка.  А вон еще один,  и еще.  А это что?
Ага, броневики. А вон на пригорке орудия вкапывают.
     От  машины наперерез ему  бегут  два  фашиста.  Один  машет винтовкой и
что-то кричит.
     - Дяденька, может, корову видели? Я корову ищу. Такая рыжая и левый рог
сломан, - не ожидая вопроса, жалостливо проговорил Вова.
     Немец жестом велел Вове  возвращаться обратно.  Мальчишке только это  и
нужно было.  Он  уже  все успел приметить и  теперь,  не  чуя под собой ног,
мчался в поселок.
     Через час наши артиллеристы обрушили ураганный огонь на орудия и  танки
гитлеровцев.  Вспотевший  Вова  в  это  время  отбрасывал  стреляные  гильзы
снарядов.
     Но  силы  были  далеко  не  равными.  Артиллерийский полк  вынужден был
оставить поселок Октябрьский и  занять новые  позиции.  Командир батареи уже
было  согласился взять  с  собой  и  Вову  -  этого смелого сообразительного
лазутчика,  которого за короткое время полюбили все красноармейцы.  Да разве
легко матери проводить сына в суровую фронтовую дорогу?!
     - Останься с нами, - сказала она.
     Настали дни оккупации,  длинные,  жуткие.  Люди просыпались поутру,  не
зная, что несет им сегодняшний день. Слухи один страшнее другого разносились
по хатам: того фашисты повесили, того расстреляли, того замучили в тюрьме.
     Не смог спокойно усидеть в  такое время пионер Вова Иванов.  С тоской в
сердце вспоминал артиллеристов.  Где они теперь?  И  все из-за мамы.  Был бы
теперь с  ними,  бил бы проклятых фашистов.  А тут сиди и смотри,  как немцы
издеваются над людьми.  Вон у дяди Андрея сорвали на улице с плеч кожух, еще
и прикладом ударили.  Полицай огрел маму нагайкой за то, что она не дала ему
сала.
     Вова  уже  достал  припрятанную летом  винтовку,  решил  убивать врагов
поодиночке. Увидела оружие мать, отобрала. Посыпались слезные упреки, что он
хочет погубить ее, сестер, младшего Аркашку.
     Мальчик уже не знал,  что и  делать.  Надумал было отправиться к  линии
фронта,  начал даже в  потайных местах складывать харч на дорогу.  Да совсем
неожиданно удалось связаться с народными мстителями.
     Зимой 1941  года  пионер Вова Иванов стал партизаном.  Начались суровые
боевые будни, полные опасностей, невзгод.
     Морозный декабрь насквозь промораживал стволы деревьев,  птиц  на  лету
превращал в ледяные комочки.
     В один из таких дней по рынку в Бобруйске ходил круглолицый мальчишка и
на всю площадь выкрикивал:
     - Кому лук?! Кому сахарин?! Крепче мороза, слаще меда!
     Покупатели один  за  другим подходили к  маленькому торговцу.  А  после
несли в своих карманах и корзинках советские листовки,  которые рассказывали
о  разгроме гитлеровских войск  под  Москвой,  о  наступлении Красной Армии.
Печатные слова  вселяли  в  сердца  людей  надежду на  быстрое избавление от
фашистской нечисти,  звали  на  борьбу за  свободу родной земли.  С  большой
теплотой вспоминали бобруйчане синеокого вестника радости!
     А вот идет по улицам Осипович маленький нищий в лохмотьях.  Через плечо
грязная льняная торба.
     - Подайте кусочек хлеба сироте бездомной, - жалобно просит хлопчик.
     Добрые люди подают, кто хлеб, кто картошку.
     Вскоре посиневший от  холода нищий  уже  стоит  около  немецкой полевой
кухни.  Немец-повар  "пожалел" мальчишку,  бросил ему  кость.  Малыш  поднял
кость,  но уходить не торопится.  Прислонился к  забору и с жадностью грызет
кость.  Вскоре возле  кухни выстраивается очередь немцев с  котелками,  идет
раздача обеда.  Мальчик даже и  не смотрит в  ту сторону,  а сам старательно
пересчитывает солдат.
     К  вечеру  в  штаб  партизанской  бригады  Кировская-161  этот  "нищий"
доставил сведения о том, какие войска стоят в Осиповичах, сколько поездов на
станции. Эти сведения в виде закодированных радиосигналов полетели в Москву.
И  всем  было невдомек,  что  налет советских бомбардировщиков на  Осиповичи
непосредственно связан с приходом туда мальчишки.
     Весной 1942 года Вову настигла страшная весть. Фашисты вместе с сотнями
мирных  жителей родного поселка сожгли  живыми  его  мать  и  младшего брата
Аркашку.   И  Вова  идет  подрывать  вражеские  эшелоны,  вместе  с  боевыми
соратниками  подкарауливает  фашистов  в  засадах.  Его  автомат  -  подарок
командира бригады Александра Сергеевича Шашуры - бьет без промаха.
     А  длинными зимними ночами,  лежа под одним кожухом вместе с командиром
взвода Иваном Горностаем,  Вова мечтал о  послевоенной жизни,  как он  снова
пойдет в школу. До войны он окончил только три класса.
     - Приду,  -  говорил Вова,  -  в четвертый класс. Одноклассниками моими
будут вот такие карапузы.  Среди них найдутся насмешники, которые с издевкой
назовут меня дядькой.  А я скажу им:  "Вы,  шпингалеты! Несколько лет подряд
мне  было не  до  книг.  Школой моей был  партизанский лес,  а  карандашом -
железный автомат. Десятки гитлеровцев списал я этим карандашом на тот свет".
     Но  совсем  неожиданно оборвались мальчишечьи мечты-грезы.  Весной 1944
года,   незадолго  до   прихода  Красной  Армии,   Вова  вместе  с   группой
партизан-подрывников возвращался с  задания.  Около  деревни  Бобоковичи под
Бобруйском группа нарвалась на немецкую засаду. Завязался неравный бой. Вова
укрылся за колодцем и  начал отстреливаться.  Враги наседали со всех сторон.
Вот из семи партизан в живых остались только двое -  он и минер Алексей. Вот
уже один Вова ведет огонь по гитлеровцам.  Автомат вздрогнул последний раз и
замер:  патроны кончились. Вова хотел было вынуть из чехла запасной диск, но
тут же вспомнил,  что тот тоже пуст.  Рука нащупала гранату-лимонку.  Но что
граната?  Бросишь в  одно место,  а немцы насядут с другого.  Нужно выждать.
Фашисты обязательно захотят взять его живым.
     Вот  человек восемь гитлеровцев подскочили к  колодцу,  и  Вова  бросил
гранату.  Послышался крик,  стоны.  Осталась еще  одна граната.  Вова плотно
прижался  к  земле,   начал  ждать  нового  наступления  врагов.   Слышно  -
приближаются.  Партизан вытянул зубами предохранитель гранаты,  приподнялся,
отвел руку,  но тут его грудь прошила автоматная очередь. Парень упал, так и
не успев бросить последнюю гранату.  И  осталась она зажатой в  мальчишечьем
кулаке.



     Н.Соколов




     Нет, она не могла не пойти на задание именно в этот раз. Ровно два года
назад в  такую же  ветреную ноябрьскую ночь  немецкие фашисты расстреляли ее
отца,  мать.  Никогда она не забудет той ужасной ночи с  6  на 7 ноября 1941
года.  Тогда  ей  удалось  убежать  от  эсэсовцев.  Спрятавшись  в  каком-то
сарайчике,  она просидела ночь,  день и  еще ночь.  Впервые в радостный день
Октября она не шла с одноклассниками в колонне демонстрантов,  не смеялась и
не шутила, а сидела в холодном сарайчике и тихо плакала...
     Не знала,  что еще много горьких и страшных минут придется ей пережить,
пока найдет партизанский отряд.
     ... Командир отряда в кожушке, шапке с красной лентой наискось выслушал
просьбу Марии Минц, переспросил:
     - Так, значит, винтовку требуешь? Так-так. А сколько же тебе лет?
     - Четырнадцать!  -  ответила Мария,  но,  увидев, как улыбнулись вокруг
партизаны,  быстренько  добавила:  -  Скоро  пятнадцать исполнится,  честное
слово,  вот-вот стукнет. Вы, дяденька, не смотрите, что я такая маленькая, я
- сильная.
     - Вот что: пойдешь пока на кухню. Работа там как раз по тебе.
     Но Мария не хотела работать на кухне.  Она мечтала о винтовке. И вскоре
своего  добилась:   ее  зачислили  в  боевой  взвод.   Через  год  она  была
подрывником.  Вместе  с  ребятами  участвовала  в  нескольких  операциях  на
железной дороге.
     Вот  и  сейчас хлопцы пойдут подрывать эшелон,  но  на  этот раз ее  не
берут.  И что самое обидное -  не берут накануне праздника. Она будет сидеть
здесь, в лагере, а хлопцы пойдут и наверняка подорвут немецкий эшелон. И это
будет их  боевым подарком Октябрю.  Нет,  она  тоже должна идти и  мстить за
смерть отца, матери, за кровь и слезы многих тысяч людей.
     Мария молча вышла из  землянки и  направилась к  комиссару бригады.  Он
сидел за столом и что-то чертил. Когда она вошла, комиссар поднял голову:
     - Присаживайся, дочка, что скажешь?
     Мария,  волнуясь,  начала  рассказывать о  смерти  родителей,  о  своем
желании идти сегодня на подрыв.  Комиссар слушал, тихо барабанил пальцами по
столу, потом сказал:
     - Подумай, доченька! Смерть не жалеет никого, даже детей.
     - Я все равно пойду! - твердо ответила Мария.
     Комиссар встал, снял со стены свой автомат, протянул Марии:
     - Возьми... Желаю успеха!
     Двинулись на рассвете.  Шли цепочкой,  один за другим,  след в след. На
груди -  автомат, за плечами - вещевой мешок с толом. Поздно ночью подошли к
насыпи железной дороги. И тут их постигла неудача: натолкнулись на засаду. С
шипением  и  треском  разорвала  ночную  темноту  ракета.  Длинной  очередью
полоснул  пулемет,   дружно  застрочили  автоматы  патруля.   Отстреливаясь,
партизаны отошли.  Наконец впереди - кочковатое болото с редким кустарником,
а немного дальше -  полотно железной дороги. Вася Шутов, командир подрывного
взвода,  подал знак рукой,  и все пятеро поползли к полотну.  Заложили мину.
Едва отбежали - показались двое патрульных.
     "Только бы ничего не заметили!" - с тревогой подумала Мария.
     Мокрая  одежда  студила  тело.   Особенно  стыли  ноги.  Между  кочками
ноябрьский мороз уже сковывал тонким ледком ржавую болотную воду. Время шло,
эшелона все не было.
     - Отходим! - передал приказ Вася Шутов.
     И в этот момент послышался шум поезда.
     - Скорее иди, скорее, - шептала Мария. Она уже забыла о холоде.
     Яркий сноп пламени вылетел из-под колес паровоза.  Сильный взрыв потряс
воздух,  гулким эхом отозвался бор. А на полотне трещали, наскакивая друг на
друга, вагоны, взрывались боеприпасы.
     Потом  Мария  еще  не  раз  ходила  на  железную дорогу,  участвовала в
"рельсовой войне". Но эту предпраздничную ночь она не забудет никогда.
     Советское  правительство  наградило  юную  партизанку  орденом  Красной
Звезды и медалью "Партизану Отечественной войны" 2-й степени.



     А.Захарова,
     бывший комиссар
     партизанской бригады No 255




     На Рогочевщине есть деревня с красивым названием -  Озеряны.  Она стоит
на  живописном берегу  реки  Друть.  Невдалеке шумит  дремучий лес.  Высокие
сосны, ветвистые ели и могучие дубы смотрят в небо.
     Во время Великой Отечественной войны в Озерянских лесах находилась база
рогачевских партизан.  Отсюда народные мстители наносили удары по фашистским
захватчикам.
     В  партизанских отрядах было немало детей.  О  двух юных патриотах я  и
расскажу.
     Однажды группа  партизан возвращалась с  боевого задания.  В  лесу  они
встретили мальчишку лет восьми.  В изодранной крестьянской свитке, грязный и
худой, он напоминал маленького нищего.
     - Как тебя зовут? - спросили разведчики.
     - Ваня. Ваня Озерянский.
     - Почему ты здесь плутаешь один?
     - Партизан ищу.  -  И сразу же рассказал про налет фашистских самолетов
на их деревню.
     - Одна бомба попала в нашу хату.  Всех убила, живой остался только один
я.
     Мальчишка рассказал, что он очень испугался и бросился в лес. Теперь он
просил разведчиков, чтобы они взяли его с собой.
     Партизаны привели мальчика в отряд.
     В отряде детей было много, но у всех были родители или старшие братья и
сестры.  Ваня же был сирота.  Командир отряда долго раздумывал, что делать с
мальчонкой.
     - Так ты хочешь остаться у нас? - спросил он.
     - Хочу, дяденька. Очень хочу.
     - А бояться не будешь? У нас иногда бывает страшно.
     - Нет,  не буду!  -  смело ответил мальчишка и вынул из-под полы обрез,
который где-то нашел. - Я хочу бить фашистов...
     Командир глянул в серые, с задорной искоркой Ванины глаза и улыбнулся:
     - Ого, да ты вооружен! Если так, будем воевать вместе...
     И Ваня остался в отряде.
     Он  быстро подружился с  партизанами,  привык к  их  тяжелой и  опасной
жизни. Это был бойкий, веселый и разговорчивый мальчуган. В часы отдыха Ваня
остроумными  детскими  шутками  и  выдумками  не  раз  веселил  даже  старых
бородачей-партизан.
     В  отряде Ваня подрастал,  взрослел.  Он участвовал во многих походах и
никогда не отставал от взрослых бойцов своей роты,  мужественно перенося все
невзгоды партизанской жизни. Несколько раз ходил в разведку и всегда успешно
выполнял задания.
     В  конце  войны,  незадолго до  встречи  партизан с  передовыми частями
Красной  Армии,  партизанской роте,  в  которой  находился Ваня,  было  дано
задание уничтожить один  вражеский гарнизон.  По  пути к  нему рота попала в
засаду. Начался бой. Ваня сражался рядом со взрослыми. Один за другим падали
враги от его пуль.  Вдруг мальчик схватился за ногу -  вражеская пуля попала
ему в колено. Юный партизан упал. Он не крикнул, не застонал, даже никому не
сказал о  ранении.  Ваня отполз в  сторону,  под молодую ель,  и стал ждать,
когда окончится бой.
     Но случилось так,  что партизаны вынуждены были отступить в глубь леса.
Мальчишка,  истекая кровью,  остался один.  Фашисты заметили его. Они хотели
выпытать у Вани нужные сведения.
     - А,  партизан!  -  закричал немецкий офицер.  - Отвечай, сколько у вас
бойцов? Какое вооружение? Где ваша база?
     Ваня молчал.
     - Молчишь,  волчонок?..  Сейчас заговоришь, - ответил офицер и дал знак
солдату.
     Ваню начали избивать.  Били и смеялись, веря, что вот-вот он заговорит.
Мальчик,  стиснув зубы,  молчал.  Словно немой.  И  повезли тогда Ваню,  еле
живого, голого, окровавленного, по деревням, требуя, чтобы он показывал, где
живут  семьи партизан.  Он  лишь  отрицательно качал головой.  Подвода ехала
дальше.  И так повторялось в каждой деревне.  Тогда палачи поняли,  что Ваня
никого не выдаст.
     Доставили Ваню  в  Бобруйск.  Там  продолжали пытать юного  патриота на
очередных допросах.
     Вскоре  началось победоносное наступление Красной Армии  в  Белоруссии.
Фашисты бежали.  Какова судьба Вани, никто из партизан узнать не мог. Все мы
считали, что он погиб, потому что вынести пытки, которые выпали на его долю,
даже взрослый не смог бы. Замучили, видать, его до смерти...
     Оказалось, отступая, фашисты почему-то увезли с собой и юного пленника.
В одном из германских городов Ваня Озерянский был освобожден частями Красной
Армии. Его направили в госпиталь, окружили заботой как партизанского героя.
     После войны он окончил электротехникум и поступил на работу...



     В составе нашей бригады воевали и девочки -  недавние школьницы. Многие
из них стали разведчицами.
     Помню,  в  начале 1943 года на  базу рогачевских партизан пришла Маруся
Жижова,  ученица 6-го класса.  Ее мама,  врач, в первые же дни войны ушла на
фронт.  Девочка осталась одна.  Жила она у тети. Маруся не могла смириться с
тем,  что враги безнаказанно шагают по  улице ее родного села и  под угрозой
расстрела заставляют наших  людей забыть про  все  советское:  пионеров -  о
веселых сборах, комсомольцев - о песнях, взрослых - о честном труде на благо
народа.  Она  не  могла сидеть сложа руки  и  ждать,  пока  кто-то  прогонит
немцев...
     - Я хочу помогать вам, - сказала в штабе Маруся.
     - Чем же ты можешь нам помочь? - спросили мы.
     - Я нашла в колодце оружие. Кто-то спрятал... Оно пригодится вам.
     - Где оно? - удивился командир отряда.
     Маруся подробно рассказала.  Командир снарядил в  деревню бойцов,  и те
принесли в  лес  четырнадцать винтовок и  ручной  пулемет.  Это  было  тогда
заметным пополнением нашего партизанского арсенала.
     Маруся осталась в  отряде.  С  большой охотой ходила девочка на  боевые
задания.  Вместе со старшими разведывала подходы к  железной дороге и другим
местам,  взрывала рельсы и вражеские склады.  Однажды, когда группа партизан
закладывала мину,  на железнодорожное полотно ворвался немецкий патруль.  Он
выследил наших.  Завязался бой. Во время перестрелки ранило командира группы
Василия Шинкевича.  Партизаны отстреливались,  а  Маруся бросилась на помощь
командиру,  хотела поднять раненого на плечи и унести с поля боя.  Однако не
хватило сил. Тогда она поволокла его в лесную чащу и вместе с ним спряталась
в  яме,  замаскировавшись ветками крушины.  Притаилась,  боясь,  как  бы  не
застонал раненый товарищ.
     Немцы  долго  бродили вокруг  да  около,  искали партизан.  Целый  день
пролежала Маруся в  яме.  Когда стемнело,  пробралась в  ближайшую деревню и
рассказала надежным людям о своем боевом командире. Те перенесли Шинкевича в
деревню и  спрятали в  сенном  сарае.  Маруся  осталась возле  него  сестрой
милосердия и верным стражем.
     Вокруг рыскали фашисты и  полицаи.  Казалось,  вот-вот нападут на  след
партизана.   Увеличивалась  опасность,  но  Маруся  и  не  думала  оставлять
командира  без  присмотра.   Нашелся  фельдшер,  у  которого  она  раздобыла
лекарства и бинты для перевязки. Изо дня в день целый месяц ухаживала Маруся
за раненым.
     Неожиданно в  деревню  ворвались каратели.  Начались  повальные обыски.
Куда  бежать?  И  -  как?  Никто  не  успел  подыскать безопасного места для
командира.   Маруся  завела  его  в  какой-то  сараишко,  спрятала,  а  сама
притаилась возле входа. С взведенным револьвером в руке.
     Немцы облазили,  кажется,  всю деревню из конца в  конец.  В невзрачный
сараишко, к счастью, не заглянули.
     Командир был  спасен.  Настоящий патриотизм проявили и  жители деревни.
Все они знали, что в деревне прячется раненый командир-партизан, но никто не
выдал его врагам.
     Когда  Василий Шинкевич окреп,  они  оба  вернулись в  лесной  лагерь и
продолжали борьбу с  врагом.  Так Маруся как бы  "приняла эстафету" от своей
мамы,   фронтового  медика,   оказалась  добрым  доктором  и   спасла  жизнь
партизанскому командиру.
     Вот какие мальчики и  девочки воевали вместе с нами против гитлеровских
захватчиков.



     А.Махнач,
     участник обороны
     Брестской крепости




     Незадолго  до  войны  в  Брестской  крепости  был  расположен  воинский
гарнизон.  Никто из  нас не  знал,  какие вскоре события разыграются у  стен
цитадели.  Взрослые несли службу.  А воспитанники полка и дети командиров из
гарнизона крепости над Бугом учились в 15-й средней школе города.
     10 июня все они распрощались с  классами и учителями до нового учебного
года. Наступило время каникул. Девочки и мальчики тогда и не думали, что уже
через несколько дней  враг нападет на  нашу Родину и  им  придется вместе со
взрослыми встать на ее защиту.
     Три неразлучные подружки Валя Зенкина, Нюра Кижеватова и Лида Нестерчук
мечтали,  окончив среднюю школу,  поступить в медицинский институт.  В ясные
дни поднимались на Тереспольскую башню и оттуда любовались панорамой древней
крепости: солнце золотило гладь обводных каналов, густую зелень на островах,
вспыхивало в водах Западного Буга и Мухавца.
     Начальником одной пограничной заставы был Нюрин отец,  лейтенант Андрей
Кижеватов.  Подружки иногда заходили к нему в гости.  Таинственной и опасной
казалась им пограничная служба,  смелыми, находчивыми были бойцы на заставе.
Девочкам  очень  хотелось знать,  как  вылавливают на  границе  лазутчиков и
шпионов.
     Бойцы рассказывали разные интересные случаи. Слушали их будущие медики,
затаив дыхание.
     А  в  ту  памятную  субботу  девочки  приоделись  понаряднее и  чуточку
торжественно   направились   в   гарнизонный   клуб.   Там   давался   вечер
красноармейской самодеятельности.  Было весело, когда забавный дуэт повара и
старшины распевал задорные частушки.  И задумчивое настроение охватывало при
звуках мечтательного вальса.
     Небо  над  Брестом было светлое,  хотя приближалась ночь.  В  синеватом
блеске речной воды дрожали отражения звезд.  Темные кроны деревьев стояли не
шелохнувшись. Только торопливые шаги по дорожкам крепости отзывались эхом за
Белым дворцом и за казармами.
     После  вечера Валя  Зенкина устроилась поуютнее на  подушке и  раскрыла
книжку.  Про пограничников.  Интересно, а главное, прочитать ее рекомендовал
"сам"  товарищ Кижеватов,  Нюрин  папа.  Тихонько шуршали страницы,  и  Вале
казалось,  что  больше никаких звуков в  крепости нет,  хотя она знала,  что
сменяются часовые на границе и не дремлют на посту дозорные. Такие же смелые
люди,  как и те, о которых она читает... И не заметила Валя, как подкрался к
ней сон.  Книга осталась лежать рядом на  одеяле,  раскрытая на недочитанной
странице.  Под  утро  сквозь  дрему  девочке  показалось,  что  над  городом
разразилась гроза. Дрожала земля, сполохи метались по небу.
     Это  был  не  сон.   Девочка  подбежала  было  к  окну,  чтобы  закрыть
распахнутые настежь окна,  но  тотчас тугая  взрывная волна  отбросила ее  к
стене.  Ослепила на миг огненная вспышка.  "Война?"  -  пронеслось в  голове
слово, которое часто повторялось в их доме.
     - Война!  -  услышала она голос отца.  -  Валюшка, где ты? Ну, поскорее
вниз, а я... Мне надо...
     Второпях Валин отец распрощался с женой и детьми и, пристегивая на ходу
кобуру с пистолетом,  выбежал туда,  где выли мины,  свистели пули и рвались
снаряды.
     - Папа!  - крикнула Валя, но мамина крепкая рука схватила ее и потянула
вниз.
     На   первом  этаже  собралось  уже  много  женщин  с   детьми.   Узкими
коридорчиками стали они пробираться в  помещение электростанции.  Шли молча,
потрясенные внезапностью ночной  тревоги,  крепко прижимая к  себе  малышей.
Спрятались за штабелями дров. Оттуда Валя видела, как из казарм с винтовками
наперевес бежали прямо в бой наши бойцы.
     Горела пограничная комендатура.
     Через  Тереспольские ворота  в  сторону клуба,  который высился посреди
цитадели - на Центральном острове, пробивались фашисты. В них летели гранаты
из окон и подвалов здания казармы 333-го стрелкового полка.
     Где-то  в  районе Холмских ворот слышно было  многоголосое "ура!".  Это
наши красноармейцы поднимались в контратаку. Их вел секретарь комсомольского
бюро 84-го стрелкового полка Самвел Матевосян.
     Враг  неоднократно предпринимал попытки  прорваться  в  крепость  через
Тереспольские ворота.  Наши  бойцы каждый раз  открывали из  бойниц,  окон и
подвалов  ураганный огонь  по  гитлеровцам и  заставляли их  откатываться за
рукав реки Буг.
     К  вечеру,  прикрываясь  артиллерийским  и  пулеметным  огнем,  фашисты
ворвались в  крепость.  Рукопашные бои  шли  на  лестницах и  крышах казармы
333-го полка.
     Фашисты   начали   забрасывать  гранатами   помещение   электростанции.
Закричали раненые дети  и  женщины.  Послышалась команда на  немецком языке.
Залязгали затворы автоматов.  Женщин и  детей вывели и,  окружив,  погнали к
Мухавцу.  Малыши  плакали.  Конвоиры  подгоняли  замешкавшихся.  Из  казарм,
расположенных между Холмскими и Тереспольскими воротами,  наши бойцы открыли
было огонь по фашистскому конвою.  Но,  заметив толпу женщин и детей,  огонь
прекратили.
     - Стреляйте!  Фашисты все равно нас прикончат!  Стреляйте!  -  раздался
громкий крик.
     Валя не  знала,  кто  это кричал,  но  и  сама готова была обратиться к
бойцам в крепости с просьбой,  чтобы они стреляли,  стреляли все время. Ведь
что  творили гитлеровцы!  Как  только  их  атака  захлебывалась и  они  были
вынуждены отступить,  солдаты волокли к  крепостной стене  раненых советских
бойцов, женщин и даже детей и расстреливали на виду у защитников цитадели.
     На  мотоцикле подкатил офицер.  Вырвал из  рук мамы Валю и  на  ломаном
русском языке приказал:
     - Иди в крепость.  Передай советскому командованию: если гарнизон через
час не сложит оружия, мы истребим в крепости все живое.
     - Я с мамой пойду! - с робкой надеждой на спасение сказала Валя.
     - Пойдешь  одна.  Мать  останется тут!  Вернешься и  скажешь мне  ответ
советского командования, - упрямо и властно ответил офицер.
     Под  конвоем  солдата,  не  сводившего с  девочки дула  автомата,  Валя
вернулась в помещение электростанции. Через какую-то полуобвалившуюся дверцу
ее  вытолкнули наружу.  Валя очутилась на Центральном острове.  И  не узнала
его.  Пожарища и развалины там,  где были пограничная комендатура и столовая
комсостава. Догорает пожар в казарме. Кругом убитые, искореженные винтовки и
пулеметы.
     Стрельба прекратилась,  и Вале подумалось,  будто в крепости в живых не
осталось ни одного защитника.
     В стороне заговорил пулемет.  "Наши!" -  обрадовалась Валя. Побежала на
выстрелы.  Перебежками,  с остановками,  свернула она к погранкомендатуре, и
вскоре из окон полуподвала послышалось:
     - Валя! Валюшка! Ползи сюда! Осторожнее...
     "Наши!  Заметили!  Зовут!  Узнали!"  Валя спрыгнула вниз и  оказалась в
кругу папиных товарищей по  полку.  Все  молчали.  Старший лейтенант Потапов
потрепал девочку по  плечу и  с  какой-то укоризной проговорил:  "Что это ты
разгуливаешь под огнем?" Пока ее вели в штаб,  она подумала,  уж не сочли ли
бойцы Валю  Зенкину,  дочь  старшины,  предательницей:  ведь она  побывала у
фашистов в плену... Неужели они так могут подумать?!
     Штаб разместился в подвале. Тускло мерцал огонек коптилки, сделанной из
гильзы  артиллерийского снаряда.  На  цинковых  ящиках  с  патронами  сидели
усталые люди.
     Торопливо,  боясь,  что ей  не  поверят и  она не успеет рассказать про
увиденное там, на том берегу, у немцев, говорила Валя. И про жен командиров,
и  про плачущих малышей,  и  про раненых красноармейцев,  лежащих вповалку у
самой воды, и про злого офицера, отправившего ее сюда с ультиматумом.
     - Вот что,  Валя,  -  ласково и  строго сказал ей командир,  -  о нашем
размещении здесь ты забудь. Не знаешь ничего про этот подвал. Это во-первых.
Немцу передай,  что мы в плен не сдадимся. Пусть не забывает, что имеет дело
с советскими воинами...
     - Мне  страшно  возвращаться туда,  -  сказала Валя  и  не  сдержалась,
заплакала.  -  Там уже, наверное, перебили всех наших. А здесь мой папа... Я
вместе с ним...
     Помолчали командиры.  Переглянулись.  Тревожно сверкнули в  темноте  их
суровые глаза.  И  тогда самый старший сказал Вале  правду:  погиб ее  отец,
старшина Красной Армии  Иван  Зенкин,  смертью храбрых...  А  им,  бойцам  и
командирам,  в  крепости на быструю помощь наших надеяться нельзя.  Придется
держать оборону долго. До последнего патрона. До последней капли крови.
     И не стало больше слез у Вали.  Окаменело ее сердце.  И твердым голосом
промолвила она, глядя прямо в лицо старшему командиру:
     - Я должна остаться! С вами. Тут, где папа...
     И  стала  она  помогать военфельдшеру Валентине Раевской и  стоматологу
Наталье  Кантровской перевязывать раненых,  ухаживать  за  ними,  отыскивать
медикаменты.
     Валя и  Нюра Кижеватова едва сдержались,  чтобы не  разрыдаться,  когда
вдруг встретились в крепости.
     Теперь  они  работали вместе.  Довелось им  задолго до  окончания школы
стать армейскими медиками и сразу во фронтовой обстановке.
     Иссякали у  бойцов патроны.  И  девочки под покровом ночи выбирались из
укрытий и,  переползая по недавнему полю боя от убитого к убитому,  собирали
патроны.
     Однажды  в  подвал  принесли тяжелораненого и  контуженого пограничника
Сергея  Бобренка.  Того  самого,  который  на  концерте  самодеятельности за
несколько часов до войны выступал в  роли повара.  И  кинулась к  нему Валя.
Помочь, перевязать раны, дать глоточек воды...
     Тут завязался новый бой.
     Наседают фашисты.  Очнулся Сергей Бобренок,  схватил чью-то  винтовку и
пополз к амбразуре,  да сил не хватает добраться. Валя подставила ему плечо,
и вот уже приподнялся пограничник, стиснув зубы, подобрав винтовку, припал к
амбразуре,  прицелился -  стало одним защитником крепости больше.  И пока не
потерял он сознания от жгучей боли, стреляла его винтовка по атакующим цепям
фашистов.
     Валя и  Нюра уже  сбились со  счета,  сколько дней и  ночей идет война.
Приткнутся где-нибудь,  подремлют -  и  снова за  работу.  То перевязки,  то
вылазки за  патронами...  Взрывы,  стрельба,  крик,  стоны,  хриплое "ура!",
внезапные минуты  тишины  -  все  это  слилось в  одно.  И  уже  нельзя было
различить, когда и что они делали.
     Положение ухудшалось с  каждым  часом:  от  тяжелых ран  умирали бойцы.
Гибли дети и  женщины.  Всех мучил голод.  Совсем не  было воды.  Все берега
обводных  каналов,  Мухавца  и  рукава  Буга  простреливались врагом.  Чтобы
раздобыть котелок воды, приходилось жертвовать жизнью.
     Командование обороной Центрального острова решило,  чтобы  воспитанники
полка  и  женщины с  детьми  оставили крепость.  К  ним  обратился лейтенант
Кижеватов.
     - У нас не осталось продуктов питания.  Пот медикаментов,  нет воды.  А
воевать надо... Постарайтесь выйти из крепости.
     - Не отправляйте нас на расправу к фашистам! Они все равно нас убьют! -
закричали женщины.
     - Не забывайте,  у  вас дети...  Не для себя,  а ради них вы должны это
сделать... Мы здесь останемся до конца, - заявил Андрей Кижеватов.
     Наступили минуты расставания с дорогими людьми. Плакали женщины и дети.
Неимоверно тяжело было оставлять своих защитников одних в  осажденной врагом
крепости.  Еще  горше было  идти под  злобные взгляды и  взведенные автоматы
немецкой солдатни...
     Когда Екатерина Кижеватова вместе с тремя своими детьми подошла к мужу,
Андрею  Кижеватову,   и  хотела  его  поцеловать,   он,  смущенно  отступая,
запротестовал:
     - Не нужно,  дорогие,  не нужно,  милые.  -  И,  показав в сторону, где
стояли дети и женщины,  чьи отцы и мужья погибли,  добавил: - Им же не с кем
уже прощаться!
     Сколько силы  воли  понадобилось бойцам и  командирам,  чтобы  сдержать
слезы, когда цепочкой потянулись наверх женщины и дети!
     Нюра и Валя шли рядом. На другом берегу фашисты всех обыскали. С бранью
погнали их в один из фортов за пределами крепости. Разговаривать между собой
пленницам запретили.  Валя с  Нюрой вспомнили про  Лиду Нестерчук.  Она тоже
жила в крепости,  только там,  за Мухавцом,  неподалеку от Восточного форта.
"Где она теперь?"
     Как-то   не   верилось,   что  несколько  дней  назад  они  все  вместе
думали-гадали,  в  каком  институте придется им  учиться  на  врачей.  Такое
безоблачное было в  их  представлении будущее!  Ведь на границе несли службу
отважные воины,  значит,  враг не  посмеет сунуться.  Да  и  в  газетах было
"Сообщение ТАСС",  в котором говорилось, что Германия не собирается нападать
на СССР!
     И вот - конвой немецких солдат. За спиной гремит и пылает крепость.
     Там,  в крепости,  оставалась Лида Нестерчук.  В восточной части, возле
Кобринских ворот,  Лидин отец - старший политрук - возглавлял оборону в этом
районе цитадели.  А маму и младшего брата Клима ранило, и Лида тоже с первых
дней войны стала маленьким медиком. И потом делала все то же самое, что Валя
с  Нюрой.  И все повторилось в районе Кобринских ворот:  тоже не было больше
воды и  боеприпасов,  на  исходе силы раненых...  Во  имя спасения детворы и
здесь женщины согласились на уговоры командования и пошли в неволю.
     А Лида не пошла. Она сбежала и вернулась к отцу.
     Бои вспыхнули с новой силой.  Гремели взрывы, рушились крепостные стены
и перекрытия,  тысячи пуль рыскали вокруг, выискивая притаившихся защитников
крепости,  которые продолжали разить  врага.  Несколько раз  ранило  Николая
Нестерчука.   Он  истекал  кровью,  Лида  перевязывала  раны  отцу.  Кликнув
лейтенанта Акимочкина,  он выбрал удобную минуту и приказал: "Отправишь дочь
мою из крепости!  У меня в пистолете два патрона: один - для врага, другой -
для себя... Пусть уходит!"
     Догадалась  Лида,  о  чем  шепчется  папа  с  лейтенантом  Акимочкиным,
бросилась к  ним и  стала плакать.  Нет,  не может и  не хочет она оставлять
раненого отца одного...
     Некоторое время спустя Лида попала в  неволю и была брошена в брестскую
тюрьму.  Там,  в  камере для жен и детей защитников крепости,  встретила она
маму - Агафью Антоновну Нестерчук. И смогла ей рассказать то, что запомнила,
когда видела отца в последний раз...
     А сражение продолжалось. Сотни атак отбили защитники цитадели. В боевых
порядках вместе с  невредимыми пока бойцами лежали тяжелораненые.  Дорог был
каждый боец.  И когда на участке 333-го полка к лейтенанту Кижеватову пришли
воспитанники Петя Васильев,  Коля Новиков и  Петя Клыпа,  которые так  и  не
покинули крепости,  он  тяжело и  втайне обрадованно спросил:  "Что же мне с
вами, мальчишками, делать? Вы приказ знаете?"
     Петя Клыпа вытянулся по стойке "смирно" и ответил:
     - Нас в  полку называли красноармейцами,  а не мальчишками!  Правда?  В
приказе сказано, чтобы крепость оставили женщины и дети. Мы - красноармейцы,
наше место здесь...
     Это было правдой.  Все тяготы обороны крепости ребята вынесли с честью.
И в разведку ходили, и боеприпасы собирали, и вражеские атаки отбивали.
     Рискуя жизнью каждую минуту, пробирались чуть ли не под дулами немецких
автоматчиков к Бугу и приносили драгоценнейшую для защитников крепости воду.
     Лейтенант Кижеватов знал  все  это  хорошо и,  подавив в  себе  желание
отчитать ребят за  ослушание,  оставил их.  Ведь не  будь здесь Пети Клыпы и
Коли Новикова,  не  пополнился бы  арсенал оружия у  защитников:  это ребята
отыскали в  развалинах уцелевший склад боеприпасов.  Они  вовремя высмотрели
ночью  наведенный понтонный мост,  и  переправа немцев  была  сорвана  огнем
наших...
     Петя  Клыпа  с   Ваней  Булгаковым  наткнулись  однажды  на   развалины
военторговского магазина  и  вскоре  доставили  в  лазарет  собранные  между
кирпичами шоколадные конфеты и  рулон мануфактуры.  Ни  у  кого не оказалось
иголки.  Женщины развели руками:  дескать,  ничего не сошьешь... Петя озорно
сверкнул глазами и, что-то сообразив, схватил материю.
     - А  я  вас научу,  как и  без иглы платья шить,  -  сказал он и тут же
оторвал от  рулона  метра  два  ткани,  прорезал штыком в  середине дырку  и
просунул в нее голову. Узким поясом подпоясался. - Вот тебе и новое платье.
     Над  портняжным "талантом" Пети  весело смеялись даже  раненые.  Вскоре
многие  женщины  "щеголяли" в  платьях  Петиного  "фасона".  Однако  уже  на
следующий  день  им  приходилось  рвать  и   эту  одежду,   чтобы  было  чем
перевязывать раненых бойцов.
     О  многих боевых делах мальчишек помнил Андрей Кижеватов.  Ему хотелось
сказать им  теплое  отцовское слово,  обнять и  расцеловать.  Да  в  каземат
прибежал боец  и  доложил о  новой попытке фашистов атаковать наши  позиции.
Лейтенант  бросился  туда,  где  с  оружием  в  руках  лежали  пограничники.
Мальчишки, крепко сжимая винтовки, выбежали вслед за командиром.
     27  июня  воспитанники полка  принимали участие в  рукопашных боях  при
освобождении  гарнизонного клуба.  Здание  это  находилось  прямо  в  центре
цитадели.  Когда в крепость ворвались новые силы гитлеровцев,  Петя Васильев
сменил погибшего пулеметчика и  со второго этажа клуба повел огонь по врагу.
Завязался тяжелый  бой,  в  котором  погибли все  защищавшие клуб.  В  живых
остался только Петя  у  своего пулемета.  Парень был  весь  изранен пулями и
осколками,  но продолжал защищаться. На выручку герою бросились бойцы 333-го
полка.  Они  нашли  Петю  Васильева распластанным возле  разбитого пулемета:
мальчик был смертельно ранен...
     В  начале  июля  лейтенант Кижеватов с  группой  бойцов  получил боевое
задание командования обороны крепости -  взорвать понтонный мост, наведенный
гитлеровцами через  Буг.  "Есть  взорвать мост!"  -  как  всегда по-военному
отчеканил  боевой  пограничник.  При  выполнении  задания  Андрей  Кижеватов
погиб...
     Так наши бойцы встречали июль 1941 года.
     Бывало,  смотришь сквозь развалины на  воды Буга или  Мухавца,  которые
переливаются на солнце метрах в  30-40 от тебя,  и кажется,  ничего не хотел
бы,  как только живым пробраться к реке.  Напился бы вволю воды и сразу стал
таким богатырем, что стоит тебе одной рукой размахнуться, как вся фашистская
нечисть на том свете очутится. Думаешь так, а руки у самого так ослабли, что
кажется,  не  поднять им  и  винтовку.  Но  как только в  крепость врывались
фашисты,  откуда  и  силы  брались.  Не  только  открыть огонь,  но  и  идти
врукопашную на врага...
     Командование наше все видело и  знало:  штабы были в  десятке метров от
вражеских позиций.  И  вскоре стало ясно,  что дольше оставаться в  крепости
защитникам рискованно.  Обессиленные ранами,  голодом, жаждой, они не смогут
принять бой. И поступил приказ...
     Тем,  кто не мог подняться на ноги и идти,  взять все патроны. Тем, кто
покидает крепость,  оставить себе по одному.  И на прорыв окружения!  Идти в
сторону государственной границы,  то есть на запад, а не на восток, как того
могли ожидать немцы.
     Жестокий бой  выдержали наши защитники.  Лишь девять человек прорвались
за  линию фашистских войск.  Петю Клыпу и  Колю Новикова фашисты поймали уже
после и  заключили в  лагерь для военнопленных в Бялой Подляске.  Там ребята
встретили  своих  товарищей  по  армии,  воспитанников  44-го  полка,  Петра
Котельникова, Володю Казьмина и Володю Измайлова.
     Впятером они  совершили дерзкий побег  через колючую проволоку.  И  уже
начало им казаться, что нет такой силы, против которой они не найдут средств
бороться. "Везучий народ мы", - подумалось тогда ребятам. Да вышло иначе. 45
километров прошли, приблизились к Бугу, переправились на другой берег... Тут
их снова схватили фашисты...
     Валя Зенкина с мамой своей, Лида Нестерчук с маленьким Климом и матерью
сумели бежать и  нашли партизан.  Вместе с народными мстителями боролись они
против захватчиков. А Нюру Кижеватову с мамой фашисты расстреляли.
     Что касается Пети Клыпы,  не буду говорить о  нем:  вы,  верно,  и сами
знаете о судьбе этого отважного человека,  которого называют иногда Гаврошем
Брестской крепости. Читали, слушали по радио, видели по телевидению...



     Записал Д.Милашевский



     Рассказ Татьяны Кот,  бывшего замначштаба пионерской дружины имени Саши
Василевского партизанского отряда имени М. И. Калинина


     До  сих пор с  каким-то ужасом вспоминаю то раннее утро июня 1941 года,
когда  небо  над  Брестом  сотрясло орудийным громом,  а  по  зеленым  полям
поползли черные тени  фашистских бомбардировщиков.  Зловещим дымом заволокло
горизонт. Неподалеку - взрыв. Зазвенели стекла в окнах. Дрогнула земля.
     Торопливо обнял меня отец, сказал что-то, так и не найдя нужных слов, и
ушел.  "На фронт",  -  сказал напоследок.  И почти каждое утро выбегала я на
пыльную дорогу,  ведущую к городу Антополю:  все ждала, что вот покажется на
ней знакомая фигура отца, придут наши.
     По  дороге мчались на  автомашинах немцы.  Врывались в  дома,  грабили,
убивали.  Слышалась незнакомая немецкая  речь.  Пугала  серо-зеленая  одежда
пришельцев.
     Подались мы в леса. Искали укромные места в болотах. Думали, отсидимся,
переждем - и придет освобождение.
     Я  хранила на  груди немного выгоревший на  солнце кумачовый пионерский
галстук.  Достану его,  посмотрю,  и вдруг возникнут передо мной мирные дни.
Географические карты  на  стене  класса,  выведенные мелом на  доске слова и
чертежи,   шум  на  переменках.   Пионерский  сбор,   на  котором  я  давала
торжественное обещание: "Я - юный пионер Советского Союза..."
     Навернутся,  бывало,  непрошеные слезы,  смахнешь  их  украдкой  и  все
думаешь и  думаешь:  скоро ли вернется сюда Красная Армия и прогонит немцев?
Верилось,  что время это не за горами.  И опять я пойду в свой класс, возьму
указку и по карте полушарий буду показывать страны света...
     Галстук был всегда теплым, и на душе у меня теплело.


     Среди своих

     В 1943 году к нам пришел папа.  С автоматом.  На шапке - алая ленточка.
Оказывается,  он  партизанил все эти долгие месяцы в  отряде имени Калинина.
Отец забрал нас в партизанский лагерь.
     Более  суток добирались туда.  Размещался лагерь на  небольшом лесистом
островке  среди  непроходимых Споровских  болот.  Подходы  сюда  были  очень
трудными.  Нужно было пробираться по  зыбкой тропинке вдоль затянутого тиной
канала.
     И вот я среди своих людей, под сенью родного белорусского леса.
     Тут я впервые познакомилась с детьми партизан:  Настей и Наташей Дрозд,
Маней и Павлом Середа,  Сашей Василевским, Васей Каштальяном, Федей Трутько.
Тогда я  еще не думала,  что с  ними у меня начнется хотя и неспокойная,  но
такая интересная жизнь.


     Под пионерским знаменем

     С  нами,  детьми,  часто  беседовали  заместитель комиссара  отряда  по
комсомолу  Сергей  Андреевич  Медведев  и  комсомолец Петр  Ивановский.  Они
интересовались нашими делами,  рассказывали о жизни на Большой земле.  Среди
нас  было  десять  пионеров,  и  Медведев  с  Ивановским решили  помочь  нам
организовать пионерский отряд.  Из  парашютов мы сшили пионерскую форму.  На
красном полотнище знамени вышили слова пионерского девиза.  Петр Ивановский,
которого  комсомольцы  партизанского  отряда   назначили  старшим   вожатым,
раздобыл настоящий горн.  Таким  образом,  у  нас  оказались все  пионерские
атрибуты, кроме барабана.
     Жизнь  теперь  пошла  совсем  иначе.  Наш  вожатый Петр  Ивановский был
большим выдумщиком,  делал все, чтобы скрасить наши суровые лесные будни. Он
интересно умел  рассказывать,  знал  много  разных игр.  Соберемся,  бывало,
вечером у  костра.  Тишина вокруг,  только листья шепчутся да потрескивают в
костре  поленья.  А  Петр  рассказывает о  легендарном капитане Гастелло,  о
дважды Герое Советского Союза Грицевце. И тогда каждому из нас тоже хотелось
совершить подвиг во имя Родины.
     Как  сегодня помню наш  первый пионерский сбор в  лесу.  Мы  пригласили
командира отряда Николая Кузьмича Ляпичева, партизан. С одной стороны поляны
выстроились пионеры в  форме,  напротив нас -  28 ребят,  тоже в  пионерской
форме, но без галстуков. Их мы подготовили к вступлению в пионеры.
     По лесу разнеслись торжественные звуки горна.  Как это было празднично,
радостно до слез:  вокруг фашисты,  а тут,  в глубоком вражеском тылу,  поет
пионерский горн, мы, юные ленинцы, свободно проводим свой сбор.
     Начался прием в пионеры.  Звучали слова торжественного обещания. Ребята
клялись быть  достойными звания юных ленинцев,  помогать старшим в  борьбе с
фашистами,  стойко  переносить  все  трудности  партизанской жизни.  Вожатый
повязал красные галстуки Лене и Мане Дрозд,  Ване Антоновичу, Наде Сарысько,
Жене Середе и другим.
     Поскольку нас  было  уже  38  человек,  решили создать штаб  пионерской
дружины.  Начальником штаба выбрали Надю Дрозд,  членами - Ваню Антоновича и
меня.
     Время у нас стало проходить организованно, по определенному распорядку.
В  7  часов утра горнист Павел Дрозд играл подъем,  все выбегали на зарядку.
После умывания и завтрака шли выполнять пионерские поручения.  Одни помогали
на  кухне,  другие  маскировали от  самолетов  шалаши,  третьи  чистили  для
партизан  патроны.  Часто  навещали партизанский госпиталь,  читали  раненым
книги, выступали с самодеятельностью.


     Лесная школа

     Приближалось 1 сентября -  день, когда в школах нашей страны начинается
учебный год.  Командование отряда позаботилось, чтобы и здесь, на окруженном
болотами островке, мы смогли учиться. Правда, о нормальных занятиях говорить
не  приходилось:  не  было ни учебников,  ни письменных принадлежностей.  Но
Николай Кузьмич Ляпичев приказал партизанам найти для  нас  все необходимое.
Идя  на  боевые задания,  партизаны помнили о  нас:  каждый раз приносили то
тетради,  то  карандаши.  Отправлялись на  такую  операцию  и  пионеры  Саша
Василевский с  Федей Трутько.  Под видом сирот они пробрались в  Пески,  где
стоял немецкий гарнизон, и достали там несколько учебников, много бумаги.
     В лагере мы оборудовали место для школы.  Расчистили площадку, посыпали
ее   желтым  песком.   Вместо  парт   положили  бревна.   Школу  старательно
замаскировали от самолетов.
     Начались  занятия  в  первом,  втором  и  третьем  классах.  Учила  нас
учительница Фаина  Петровна  Карабетьян.  Под  открытым  небом  каждый  день
занимались мы  в  своей  школе.  Здесь многое было  не  так,  как  в  мирных
условиях.  Бумаги,  карандашей и  чернил не хватало.  Мы писали палочками на
песке.  Потом  ухитрились писать  угольком  на  березовой коре.  Много  было
трудностей,  но они нас не очень беспокоили. Каждый из нас был счастлив тем,
что  далеко во  вражеском тылу работает наша советская школа.  И  хотя ночью
вокруг  взвивались  вражеские  ракеты,   а   днем  над  лагерем  проносились
фашистские стервятники,  мы  продолжали учебу,  проводили  пионерские сборы,
игры.
     Никогда не  забыть один сбор дружины.  Проходил он  в  конце 1943 года.
Присутствовал  на  сборе  гость  с  Большой  земли,  посланец  ЦК  комсомола
Белоруссии Николай Климец. С замиранием сердца ловили мы каждое его слово. О
том,  как  пионеры Москвы,  Урала,  Казахстана помогают фронту,  как славные
ленинградцы стойко  переносили вражескую блокаду.  В  тот  день  мы  впервые
услышали о  подвиге  комсомольцев Краснодона -  членов  организации "Молодая
гвардия".
     В  канун  Нового  года  наш  лесной аэродром снова  принимал самолет из
Москвы.  Вместе с боевыми грузами партизанам столица Родины прислала подарок
и  нам  -  газету "Пионерская правда".  На  одной  странице была  напечатана
фотография всех нас  и  рассказывалось о  нашей партизанской жизни и  учебе.
Радостно было на  душе,  что  в  такие суровые дни борьбы с  фашизмом о  нас
помнит,  нами интересуется Родина. И ребята в Саратове и в Алма-Ате, в Перми
и  во  Владивостоке знают,  что  у  нас  утром  учительница  начинает  уроки
привычными словами: "На чем мы вчера остановились, дети?.. "


     Имени Саши Василевского

     Зимой классы занимались уже  в  землянке,  специально оборудованной под
школу.  Тут были парты,  сделанные из  досок,  помещение обогревала железная
печурка.
     Как правило, на уроках присутствовали все ребята. Но случались, правда,
дни, когда дежурный докладывал, что кое-кто отсутствует. Чаще всего это были
Федя Трутько,  Вася Каштальян,  Саня Жук,  Леня Якимович и Саша Василевский.
"Причина уважительная",  -  добавлял дежурный.  Федя,  Вася,  Саня и Леня по
заданию штаба партизанского отряда ходили в разведку. Мальчики пробирались в
самые  опасные места  -  в  немецкий гарнизон и  на  железную дорогу,  чтобы
разведать вражеские силы, места охраны. Сашу Василевского подрывники брали с
собою на диверсии. Такую честь он заслужил отвагой и сноровкой.
     Однажды  лагерь  облетела  печальная  весть  -  Саша  погиб.  Вместе  с
подрывниками он  ушел  минировать железную  дорогу  Брест-Барановичи.  Ночью
партизаны подползли к полотну. Немцы особенно бдительно охраняли эту дорогу:
через каждые сто метров по шпалам ходил часовой.
     Сияла луна.  Ночь выдалась светлая.  Во что бы то ни стало эшелон нужно
было взорвать!
     Решили  поставить "нахалку".  Так  у  партизан называлась электрическая
мина.  Ее  с  ходу  подкладывал подрывник на  рельсы перед  самым паровозом.
Действовать надо  было  наверняка!  Взрывать эшелон таким  образом считалось
опасным для подрывника. Другого выхода не было. Саша уговорил командира, что
успешнее всех подложит "нахалку" он, самый маленький и юркий...
     Рельсы  на  путях  уже  загудели,   и  послышался  шум  эшелона,  когда
партизаны,   разделившись  на  две  группы,  разбежались  в  противоположные
стороны.
     Саша с миной остался на месте.  Поезд все ближе и ближе...  Напряженные
минуты ожидания.  Товарищи сейчас откроют огонь,  отвлекут на  себя внимание
часовых,  и  тогда...  Вот протрещала автоматная очередь слева,  ей ответила
стрельба справа. Значит, наши организовали огневой заслон.
     В ответ подняли беспорядочную стрельбу немецкие часовые.
     Саша  ползком  подался к  насыпи.  Только  бы  успеть!  Паровоз вот-вот
осветит Сашу лучом прожектора.  Проводок мины уже лег на рельсы,  и  мальчик
кубарем скатился вниз.
     Вспыхнул огромный столб  огня.  Оглушительный взрыв,  и  тотчас громкий
скрежет металла, треск дерева, истошные вопли гитлеровцев. Победа!.. Это был
пятый эшелон, взорванный Сашей...
     Не верилось,  что больше нет с нами дорогого Саши.  И не будет. До боли
тоскливо было видеть пустующее место в школе-землянке. Саша погиб...
     На  сборе  дружины,  посвященном нашему  товарищу,  мы  решили  просить
комсомольскую  организацию  присвоить  дружине  имя  нашего  товарища.   Все
партизаны поддержали нас.  На красном полотнище знамени отныне горели слова:
"Пионерская дружина имени Саши Василевского".
     За  смерть  пионера партизаны беспощадно мстили  гитлеровцам.  Удар  за
ударом обрушивались на  врага.  Даже в  своем хорошо укрепленном гарнизоне -
деревне Пески - немцы не знали покоя.
     Наши  юные  разведчики Федя Трутько,  Вася Каштальян и  Саня Жук  хитро
пробирались и ходили по Пескам днем.  Ничто не ускользало от их глаз. Ребята
добывали важные сведения. И партизаны знали, когда и куда надо ударить.
     Однажды юные разведчики установили,  что в Пески должна прибыть колонна
машин с  оружием и продуктами.  Взвод партизан,  который охранял наш лагерь,
сделал засаду.  Колонну сопровождало много фашистов. Завязался жестокий бой.
Немногим гитлеровцам удалось спастись.  Партизаны захватили много пулеметов,
винтовок, автоматов, патронов, гранат.


     Блокада

     На  занятой дорогою ценой советской земле немцы не могли ни пройти,  ни
проехать.  Тогда  они,  чтобы  уничтожить  партизан  Брестского  соединения,
бросили много регулярных войск.  Началась блокада.  Наш отряд имени Калинина
держал оборону у деревни Курылец. Немцы наступали большими силами. Положение
было угрожающим. Отряд начал отходить в глубь болота, на восток.
     Наступала весна. Лед проламывался. Да еще все время над головой кружили
самолеты.  Приходилось передвигаться ползком по  ледяному болоту.  Тут  наши
пионеры прошли самое настоящее боевое испытание. Они несли на себе продукты,
малых  детей.  В  таких  жутких  условиях находились десять суток.  Продукты
кончались. На душу в сутки приходилось по пол-литра постной затирки.
     Только на  десятые сутки добрались до  запасной базы  нашего отряда.  К
этому  времени немцы,  понеся  большие потери,  убедились,  что  партизан не
разбить. Бессилие фашистов еще больше подняло настроение народных мстителей.
     Самолеты с  Большой  земли  по-прежнему доставляли оружие,  взрывчатку.
Отряды  с  новыми  силами  начали  громить гитлеровцев,  и  те  окончательно
притихли.
     Мы  поселились на  новом  месте.  Снова  продолжались занятия в  школе,
прерванные блокадой.  Теперь мы  не  только проходили новый материал,  но  и
готовились к обобщающим занятиям,  к экзаменам. Учительнице Фаине Петровне и
нам   самим  интересно  было   проверить,   насколько  тверды  наши  знания,
приобретенные в лесной школе.
     В назначенный день на наши экзамены пришли командир отряда Н.К.Ляпичев,
заместитель комиссара отряда  по  комсомолу С.  А.  Медведев,  вожатый  Петр
Ивановский.  Все  мы  были  по-праздничному одеты,  принесли  букеты  лесных
цветов.  По очереди подходили к столу,  тянули билеты,  уверенно отвечали на
вопросы,  решали задачи.  Как мы радовались,  что командование было довольно
нашими ответами.  Значит,  мы оправдали заботы партизан, которые с оружием в
руках охраняли нашу жизнь.



     Вскоре после этого наступил самый большой праздник за  все годы жизни в
партизанском лагере. К нам подошли части Красной Армии. За этот светлый день
освобождения боролись и наши пионеры,  помогая партизанам.  Чтобы приблизить
его, отдал свою юную жизнь наш любимый товарищ Саша Василевский.



     В.Шимук




     Есть в  районном центре Ивацевичи Брестской области улица имени Николая
Гойшика,  которая с  весны до осени тонет в цветах сирени и вишен,  в зелени
молодых  деревцев.  Имя  Николая Гойшика присвоено Яглевичской средней школе
Ивацевичского района.  Это же имя носит и  один из пионерских отрядов в 42-й
школе города Минска.
     Кто же такой Николай Гойшик?



     За окном -  ночь.  Темная, осенняя. Ветер свищет в голых ветвях яблонь,
окружающих хату.  Коля не спит,  ворочается с  боку на бок.  Мать только что
погасила коптилку,  но спать не ложится.  Примостилась на скамейке и  сидит.
Она как всегда ждет, когда придет отец. А сегодня его что-то долго нет.
     "Куда  он  исчезает?   -   думает  Коля.  -  Позавчера  пришел  поздно,
измученный; вчера тоже на рассвете возвратился, а нынче снова нет".
     Но вот в  окно постучали.  Тихонько,  три раза.  Это отец.  Мать быстро
поднимается, лязгает засов, и в хату входит отец.
     Не зажигая огня,  он садится с  матерью у  окна и  что-то шепчет.  Коля
слышит слова:
     - Сегодня  к  вечеру  на  станцию  Ивацевичи прибыло  много  эсэсовцев.
Ожидается наступление на  партизан.  Медлить  нельзя.  Я  сейчас  же  должен
предупредить об этом своих.
     - Мама, куда это папа опять пошел? - тревожно спрашивает Коля.
     - Спи, сынок, спи. Он скоро вернется.
     Нет, в такую ночь Коля не сможет заснуть.
     - Мамочка,  ты  меня  выслушай хорошенько.  Я  ведь не  маленький:  мне
тринадцать лет. Я все слышал. Я знаю, куда ушел папа. Верь мне, мама...
     В ту ночь долго говорили мать с сыном.  Начистоту, по-взрослому. Узнала
Ольга Андреевна,  что Коля ее  тоже не  сидит сложа руки.  Как-то раз он пас
коров и нашел на опушке леса ящики с патронами,  станковый пулемет.  Зарыл в
яме. У него есть и револьвер. Все это он собирается отдать партизанам. И еще
сказал Коля матери,  что свой пионерский галстук зашил в куртку и неразлучен
с ним.
     Мать обняла сына, тихо промолвив:
     - Так и нужно. Молодец ты у меня, сынок.
     За  лесом  вспыхнуло зарево.  Горела  соседняя деревня.  Языки  пламени
поднимались высоко в небо. До слуха доносилась глухая стрельба.
     - Видишь,   сынок,   что  они  делают,   душегубы.  Снова  жгут,  снова
расстреливают...
     После той ночи Коля тоже стал партизанским связным.
     Оружие, которое он собрал, было передано партизанам.
     Куда  не  могли пройти Василий Демьянович и  Ольга Андреевна,  проникал
Коля.  Прикинувшись мальчиком-сиротой или пастушком,  который хочет наняться
где-нибудь на работу,  он бродил по деревням, по железнодорожным станциям, а
сам выполнял в это время важные партизанские поручения.
     Гремели взрывы  в  немецких гарнизонах.  Летели  под  откос  фашистские
эшелоны. Это, используя данные, принесенные Колей, народные мстители громили
врага.
     А  сколько  партизанских листовок расклеил Коля  на  улицах  Ивацевич и
окрестных  деревень!   И   каждая   начиналась  словами:   "Смерть  немецким
захватчикам!"



     Коля беспокойно ворочается в постели:  ой,  какие они стали,  эти дни и
эти  ночи  в  войну!  Прежде он  так  любил с  мальчишками гурьбой шагать по
извилистой тропинке к  лесу и  там прислушиваться к гулкому шуму сосен,  над
которыми проплывали сизые облака.  "Ау!"  -  идет по  чаще эхо  мальчишеских
голосов.  Посыплет, как сквозь сито, мелкий дождь - и все засверкает вокруг.
С сосновых темно-зеленых игл срываются на землю крупные капли. Попадет такая
за воротник - озноб по всему телу. И весело. Спрячутся ребята где-нибудь под
вывернутой с корнем елью и давай разные истории рассказывать.  Вспомнят, как
мужики волков травили в здешних местах,  и притихнут. Прислушаются. Негромко
шуршит дождик в ветвях,  да солнце,  сверкая в разрывах туч, поджигает капли
разноцветными огоньками.  Однажды в  такой день Коля сказал дружкам,  что  в
революцию солдаты и  рабочие в Питере "обложили" царский Зимний дворец,  как
стаю волков,  -  ударила "Аврора",  и начался штурм. Настал конец буржуям да
помещикам!  "А  ты  откуда знаешь?"  -  спросил кто-то  из мальчишек.  "Батя
рассказывал", - ответил Коля.
     Колин отец,  Василий Демьянович Гойшик, был председателем Яблынковского
сельсовета.  И хотя не любил Коля хвастаться,  но в душе очень гордился, что
папе его доверено представлять Советскую власть в  целом сельсовете.  Вот на
вопрос сына о  том,  когда же она началась,  наша Советская власть и ответил
как-то Гойшик-старший, рассказав и про Питер, и про Ленина в Смольном, и про
"Аврору".  Коле иногда казалось,  будто он  сам  видел когда-то,  как  через
огромную площадь бегут в  атаку на  Зимний матросы и  развеваются у  них  на
ветру ленточки: "Ур-ра!" А министры поднимают руки вверх.
     Ребята слушали Колю, поеживаясь от прохлады.
     Было  это  еще  до  войны.  А  теперь отец  должен отстаивать Советскую
власть.  "Человек уходит в ночь" - вычитал Коля в одной книжке. Была она про
революционеров. И отец его тоже уходил в ночь...
     Уходил к  партизанам,  чтобы сообщить сведения о  немецких эшелонах,  о
пополнении вражеских гарнизонов.
     Всюду появилось изображение свастики и  тупоклювого орла.  На столбах и
на  стенах  домов  расклеены приказы,  в  которых  крупными буквами выведено
слово: "Расстрел".
     Семье  Гойшиков тоже  грозил расстрел,  когда  Коля  привел домой двоих
раненых красноармейцев и  спрятал их на сеновале.  Бабушка и  мать вели себя
так,  будто ничего у  них в доме не изменилось.  Чтобы ни у кого не возникло
подозрений.  Ночами пробирался Коля к  раненым,  кормил и  поил их,  помогал
перевязывать раны.
     В  1943  году  полицай выследил и  выдал  фашистам Василия Демьяновича.
Отважный подпольщик попал в лапы палачей.  Его зверски истязали,  добиваясь,
чтобы  он  рассказал про  подпольные явки,  назвал связных и  навел на  след
партизан.  Колин отец умер,  даже не сказав,  зачем он в тот день приходил в
Ивацевичи.
     В  тот  же  самый день  в  деревню Воля нагрянули каратели.  Готовилась
расправа над  всей  семьей Гойшиков.  Ольга Андреевна сразу догадалась,  что
нужно вооруженным фашистам в Воле. Подводы еще только свернули к хутору, как
она кликнула Колю с бабушкой,  и втроем они кинулись бежать в лес.  Морозный
ветер зло  бил  в  лицо,  слепил глаза.  Ноги проваливались в  рыхлом снеге.
Кружила метель.  Она заметала следы и  мешала бежать.  Бабушка привалилась к
березе и прошептала:
     - Сил моих нету идти. Бегите, детки, сами, а я...
     - Так ведь лес рядышком!  -  крикнул Коля.  -  Давай,  бабушка,  я тебе
пособлю.
     - Нет, не дойти мне. Только вас задержу...
     Сквозь слезы видел Коля,  как заковыляла бабушка к дому.  В ушах звучал
ее голос:
     - Тебе жить и жить,  внучек,  а мне уже девятый десяток. Я их задержу в
хате...
     Бабушка успела вернуться в хату. Как сумела, отвлекла внимание фашистов
от беглецов.  Обступили ее,  выпытывают:  где да где они, невестка с внуком.
Тщетно,  ничего им  не  сказала,  все  отговаривалась тем,  что стара стала,
дескать,  ничего не  помнит.  А  у  самой тревога на сердце.  "Успели ли мои
добежать до леса? Сумеют ли уйти от погони?"
     Ничего не  узнали от старухи фашисты.  Накинулись с  кулаками.  Сбили с
ног,  топтали сапогами.  Потеряла бабушка сознание. Лежит посреди хаты, едва
слышно стонет.
     Фашисты вышли  из  хаты  и  подожгли ее.  Едкий  дым  пополз по  снегу,
смешиваясь с поземкой.
     Кое-как  выбралась из  хаты  бабушка.  Остановившимся взглядом смотрела
она,  как догорали обвалившиеся бревна,  треща и шипя. На пепелище и умерла,
уже не чувствуя, как припорошило ее снегом.
     А  Ольга  Андреевна  с  сыном  добрались  до  леса.   Пройдя  несколько
километров,  переночевали у  знакомых.  На  второй  день  за  ними  приехали
партизаны.
     И  о  гибели отца,  и  о  смерти бабушки узнал пионер Коля Гойшик уже в
лесу. Сердце его сжалось от боли, оно горело ненавистью к душегубам.
     Проходил день за днем, а Колю не посылали на задания.
     Тогда он сам обратился к командиру отряда товарищу Лопатину:
     - Пошлите меня на любое задание, товарищ командир.
     Лопатин обещал подумать.
     Вскоре комсомольская организация отряда принимала Колю в свои ряды.  Он
был зачислен в  молодежную диверсионную группу Дмитрия Шмуратки.  Эта группа
имела  уже  немалый  опыт  диверсионной работы.  И  вот  партизаны  получают
задание:  взорвать эшелон с вражеской техникой на участке Пинск -  Городище.
Это была первая боевая операция, на которую пошел Коля Гойшик.
     Выполнить задание оказалось не  просто.  Боясь  партизан,  немцы  ночью
останавливали движение поездов,  а  днем  наверстывали упущенное.  Три  ночи
пробыли партизаны в засаде, и все безрезультатно. Днем же подойти к железной
дороге было невозможно - нужно было пересекать открытую местность.
     И тут Коля Гойшик сказал:
     - Давайте я один днем подложу под рельсы мину.
     Все переглянулись.
     - Ну что вы? Не удивляйтесь. Я пастушком прикинусь, мне не привыкать. -
И  он  вынул из  кармана торбу,  положил туда мину и  перебросил торбу через
плечо.  Размахивая хворостиной и  весело посвистывая,  он  как ни  в  чем не
бывало направился по тропинке к железнодорожному полотну.  Группа же залегла
у  железной дороги,  чтобы  при  первой необходимости прикрыть отход  своего
товарища.
     И  вот Коля уже карабкается по насыпи к рельсам.  Вот он прилег на краю
полотна,  и  друзья видят,  как ловко ходят его руки.  Через минуту-две мина
поставлена под рельс. А в это время в Городище, что в полутора километрах от
партизан,   гудит   паровозный  гудок.   Метров  четыреста  успел  пробежать
"пастушок", как вдруг грянул оглушительный взрыв. Под откос полетели паровоз
и 12 вагонов с солдатами, техникой и продовольствием. Пока враги опомнились,
подрывники были уже далеко.
     Через несколько дней "пастушок" Николай Гойшик таким же  образом пустил
под откос еще два вражеских эшелона.
     В  сентябре 1943  года  отряд  получил задание выйти  к  деревне Кремно
Дрогичинского  района,  остановить  вражеский  эшелон  с  продовольствием  и
разгрузить его.  Прибыв в Кремно, партизаны узнали, что сюда движется группа
эсэсовцев с  намерением сжечь  деревню.  Партизанский отряд вышел в  засаду.
Часов в одиннадцать утра показалась колонна карателей. Впереди лошади тянули
пушку.
     Группа Дмитрия Шмуратки должна была ударить по вражеской разведке.
     Когда каратели поравнялись с  засадой,  партизаны открыли огонь.  И тут
немцы  залегли и  начали разворачивать пушку.  Она  могла наделать много бед
народным мстителям. Тогда командир Лопатин берет с собой Колю Гойшика, и они
незаметно подползают к  артиллеристам.  Командир и  юный  партизан забросали
расчет пушки гранатами.  Так пушка и не сделала ни одного выстрела. Каратели
были  разбиты.  Деревню Кремно им  не  удалось сжечь.  В  этом  была немалая
заслуга и Коли Гойшика.
     Вместе с  группой партизан Коля Гойшик отличился и в боевой операции на
шоссе  между  Березой Картузской и  Бронной Горой.  Там  было  уничтожено 19
фашистских  автомобилей.  А  ведь  в  сводках  Советского  Информбюро иногда
сообщалось,  как о крупном успехе партизанских отрядов,  об уничтожении даже
пяти или шести машин противника!
     Коля Гойшик уже  хорошо знал многие партизанские "профессии".  Особенно
по  душе пришлось ему подрывное дело.  Когда из отряда снаряжались партизаны
на "железку", он рвался вместе с ними.
     Зимой  диверсионная группа  три  дня  и  три  ночи  провела в  засаде у
железнодорожного полотна под Пинском. Был лютый мороз. Даже сквозь добротный
новый  кожух  пробирался холод.  На  второй  день  началась  оттепель.  Ноги
промокли.  А затем снова ночь,  снова мороз.  Но Коля о себе и не думал.  Он
ждал  удобного момента,  когда фашисты ослабят патрулирование.  И  дождался.
Ночью юный партизан пустил под откос еще один вражеский поезд.
     Когда возвращались в лагерь, Коля почувствовал, что не может идти.
     Все труднее и труднее было шагать, увязая в глубоких сугробах снега. Но
ничего не говорил он товарищам,  потому что видел:  и  они устали,  недоели,
недоспали,  промерзли на холоде.  Друзья Дима Шмуратка,  Леня Савощик,  Вася
Синицкий заметили: с Колей что-то случилось. Они подошли к нему:
     - Что с тобой, Коля?
     - Что-то нога разболелась.
     Посадили Колю на пенек,  разули ногу.  Она была отморожена.  Растирание
снегом не помогло.
     Тогда друзья подняли Николая на  руки  и  зашагали к  лагерю.  Они  шли
усталые, несли, шатаясь, своего друга-комсомольца.
     Целый месяц пролежал Коля в  партизанском госпитале.  Вначале ему  было
очень плохо.  Нога опухла,  гноилась. Часто в эти дни приходила к Коле мать,
Ольга Андреевна,  которая была в штабе отряда. Она подолгу сидела у кровати,
смотрела на его исхудалое лицо,  и  непрошеная слеза катилась по морщинистым
щекам.
     А сын смотрел на нее синими-синими, как васильки, глазами и успокаивал:
     - Не плачь,  мама,  перестань, хорошая, ты же и так много слез пролила.
Поправлюсь,  выздоровею.  Еще не раз на задание пойду.  Вот увидишь. А там и
война кончится. Домой вернемся, хату новую построим.
     И Коля выздоровел.  Врачи возвратили ему жизнь.  Снова летели под откос
вражеские поезда, снова шла по Брестчине слава о юном народном мстителе.
     Как-то  перед  Новым,  1944  годом в  партизанский отряд имени Черткова
прибыл командующий Брестским партизанским соединением.
     - А ну, покажи мне своего героя, - попросил он командира отряда.
     В землянку вошел невысокий парнишка. Неужели это он?
     - Партизан Николай Гойшик прибыл! - послышался звонкий голос.
     Командующий обнял Колю и поцеловал:
     - Герой, сынок, настоящий герой.
     24   апреля  1944  года  должна  была  открыться  первая  комсомольская
конференция партизанской бригады имени Дзержинского. Вечером 23 апреля стало
известно,  что в три часа ночи через станцию Ивацевичи должен пройти поезд с
танками,  снарядами и  солдатами в  направлении Минска,  где немцы старались
остановить натиск наших войск.
     - Нужно перерезать фашистам дорогу, - решили народные мстители.
     Когда командир отряда выстроил партизан и  сказал об этой ответственной
операции, охотников нашлось много.
     - Разрешите мне,  -  сказал Гойшик. - Я взорву. Это будет моим подарком
нашей конференции.
     Командир по-отцовски смотрел на  юношу.  Семь  эшелонов пустил  он  под
откос, сотни фашистов уничтожил.
     Немного подумав, ответил:
     - Хорошо, иди, сынок.
     - Разрешите и  мне.  И я пойду с Николаем,  -  попросил Леонид Савощик,
друг Коли.
     На этом и порешили.
     Коля с другом пересекли лес,  луг,  прошли полем,  скова лесом.  Из-под
носа выпорхнула какая-то птичка, чирикнула.
     - Вот жаль, разбудили бедную, - проговорил Коля.
     Потом пошел теплый апрельский дождь.  А  вот  лес кончился,  и  впереди
показалась  железнодорожная  насыпь.   Постояли,   огляделись  по  сторонам,
залегли.  Вокруг  тишина.  Пахнет  первой травкой и  смолистой хвоей.  Вдруг
тишину  нарушил приглушенный выстрел,  и  в  воздух  взлетела ракета.  Затем
вторая,  третья.  Заблестели рельсы,  осветились кусты.  До  прихода  поезда
оставалось полчаса, и фашисты вели усиленное наблюдение за путями.
     А тут,  за три километра от станции, у деревни Михновичи лежат два юных
мстителя  и  пристально всматриваются в  сторону  железной дороги.  Нет,  не
пройдет поезд, фашисты найдут здесь могилу.
     Хлопцы  тихонько начали ползти к  полотну.  И  снова  проклятая ракета.
Снова друзья припадают к земле, срастаются с ней.
     Вот  уже  и  последний кустик.  Дальше  открытое место.  А  ракеты  все
взлетают и взлетают. И слышно, как по насыпи ходят патрули.
     - Леня,  вот-вот будет поезд.  Уже скоро три часа.  Вдвоем мы не сможем
пройти к пути. Заметят. Я попробую один, - шепчет Коля. - Ты меня прикроешь,
когда буду возвращаться.
     И  он  бросился вперед.  Вот он  уже у  насыпи.  Когда очередная ракета
полетела в воздух,  он лежал внизу, у самого откоса. И совсем близко от него
прошли два фашиста,  держа наизготовку автоматы. Что же делать? А со стороны
Нехачева уже мчался поезд.  Лязгали на стыках колеса.  Ближе,  ближе. Сильно
бьется сердце у  Коли.  Он поднимается во весь рост и карабкается по насыпи.
"Может,  успею".  Но что это? Выстрел, второй. Это патрули заметили его. "Не
подложу мину, - мелькнула мысль, - не успею". А поезд уже в десяти метрах.
     И   Коля  бросился  с   миной  на  путь.   Оглушительный  взрыв  потряс
окрестность.
     С грохотом, скрежетом полетели под откос вражеские танки и орудия. Враг
не прошел. Это был восьмой эшелон, взорванный Николаем Гойшиком.
     Назавтра  на  лесной  поляне  собралось  450  комсомольцев -  делегатов
конференции.  Не  было только здесь их боевого друга,  их любимого побратима
Гойшика. В суровом молчании склонили комсомольцы головы, чтя память героя.



     Советское  правительство посмертно  наградило Николая  Гойшика  орденом
Отечественной войны 1-й степени.
     В  Ивацевичах,  на  улице,  которая носит имя сына,  живет мать Николая
Гойшика Ольга Андреевна.  Со всех концов страны идут сюда письма от пионеров
и школьников. Они просят рассказать о жизни и подвиге юного героя-партизана.
И каждое письмо начинается словами:
     "Дорогая наша мамочка!.. "



     Я.Миронков




     С Валей Перегудом я познакомился совсем неожиданно. Возвращаясь однажды
с охоты с пустой сумкой, попал я в окружение ребят.
     - Где утки?  -  спросили ребята.  Они почему-то считали главным трофеем
охотника - уток.
     Я машинально ответил:
     - Там остались.
     - А почему вы оставили их?
     - Эх вы, горе-охотники! Вам только подавай уток, - сказал им с упреком.
- Убитого медведя в сумку не положишь.
     Сразу наступила мертвая тишина. Глазами, полными удивления, смотрели на
меня ребята.
     Только Валя Перегуд -  двенадцатилетний мальчуган -  хитро улыбался.  Я
понял, что он разгадал мою шутку.
     После  этой  встречи Валя  бывал  со  мной  несколько раз  на  охоте  в
окрестностях Могилева.  Первый  раз  мы  с  ним  возвратились с  охоты,  как
говорят,  без пуха и пера,  усталые и голодные.  Я думал, что это разочарует
мальчишку и у него пропадет всякий интерес к охоте, но ошибся.
     В  следующий мой  выход в  поле он  снова настойчиво просил взять его с
собой.
     Но  недолгой была  наша дружба.  На  четыре года оторвала меня война от
ребят,  а  когда я возвратился из армии в Могилев -  никого из них не нашел.
Одни эвакуировались с родителями в глубокий тыл, другие погибли.
     А вот как сложилась судьба Вали Перегуда.  Его отец с первых дней войны
ушел на фронт,  мать умерла от сыпного тифа, и он жил с тетей Лелей, которая
к  тому  времени установила связь  с  партизанами.  В  этом  ответственном и
опасном деле  начал ей  помогать Валя.  Незаметно пробираясь через заставы и
посты немцев,  он  отлично выполнял задания партизан.  Из  него со  временем
получился настоящий разведчик.  Валя работал под самым носом у немцев.  Днем
он  вместе  с  ребятами  проводил  разведку,   а  ночью  передавал  сведения
партизанам.  Так  продолжалось около  года,  пока  провокатор не  выдал Валю
гитлеровцам.
     Сколько нечеловеческих мук и пыток вынес этот юный герой!  Но ничего не
открыл фашистам, хотя и знал о многом.
     Никакие  посулы  фашистов  не  могли  подкупить  его  чистое  сердце  и
поколебать твердость воли.
     Гитлеровцы подозревали о  связи его тетки с  партизанами,  но у  них не
было прямых улик, а допрос ничего не дал. Тогда они устроили очную ставку.
     Двое фашистов ввели под  руки Валю,  который едва держался на  ногах от
голода и побоев, в кабинет следователя.
     Его  недавно  веселое,  со  светлой  улыбкой  лицо  было  изувечено  до
неузнаваемости.  Перебитая правая  рука  висела как  плеть.  Губы  высохли и
почернели. Глаза лихорадочно блестели.
     На  все вопросы следователя Валя отвечал упрямым молчанием.  Он  понял,
что  от  тетки  гитлеровцы ничего  не  добились и  теперь надеются на  очную
ставку.  Она должна решить судьбу его тетки.  Его судьба была уже решена. Он
знал  об  этом.  Взбешенный его  молчанием,  фашист выбежал из-за  стола  и,
подскочив вплотную к  Вале,  стал жестоко избивать его.  Ни  звука не  издал
Валя.
     - Я тебя заставлю,  заставлю,  заставлю отвечать,  щенок! - люто кричал
фашист, продолжая топтать ногами уже неживое тело Вали.
     Нечеловеческий крик отвлек внимание фашиста. На полу, потеряв сознание,
лежала тетя Леля.
     Когда она пришла в себя, Вали в кабинете уже не было.
     Так погиб юный герой - Валя Перегуд.
     До  сих пор вспоминаю слова,  сказанные им  однажды на  охоте,  как раз
накануне войны:
     - Когда я вырасту большим, обязательно стану настоящим охотником...



     А.Кийранен




     Солнце еще  где-то  далеко за  горизонтом,  а  невидимые лучи  его  уже
начинают  окрашивать небосвод в  голубые  тона.  Миколка  переступает босыми
ногами по росной траве,  старается не отставать от Бронислава.  Старший брат
шагает размашисто,  споро.  Миколка пробует идти по  следам брата,  но  это,
оказывается, не так просто: Миколкин шаг еще очень короток...
     Впереди грохнуло.  Миколка удивленно оглядывается по сторонам:  неужели
гроза?  Значит,  снова с  рыбалкой не  повезет.  Как  и  на  прошлой неделе,
придется мокнуть под дождем...
     Едва подошли к реке,  как снова загремело. Миколка заметил, что глаза у
брата стали какие-то удивленные:  гром был не совсем обычный.  Собрался было
Миколка спросить брата,  почему этот гром без  туч  гремит,  но  тут вдруг с
запада другие звуки послышались - моторы самолетов загудели.
     Тотчас забыл Миколка о  рыбалке,  весь превратился в слух.  Гул моторов
приближался.  И  вот  уже  над  лесом  появились черные  силуэты  самолетов.
Мальчишка запрыгал на  одной ноге.  Как и  все его сверстники,  он  мечтал о
полетах.
     Миколка  прыгал,  хлопал  в  ладоши.  Самолеты приближались.  И  когда,
казалось,  мальчишка готов был как всегда крикнуть:  "Возьми меня, летчик, с
собою!",  они резко повернули в сторону и клином пошли на поселок, что стоял
на  противоположном берегу реки.  И  тут  Миколка услышал,  как старший брат
проговорил: "Фашисты!" На крыльях белели кресты...
     Донесся  леденящий душу  вой,  и  десятки  темных  точек  отделились от
самолетов. Поселок мгновенно превратился в море огня, дыма, грохота...
     Через неделю Бронислав пошел в лес. А Миколка принялся собирать оружие.
Много его валялось тогда в придорожных канавах, в лесу, на полях.
     Как-то за деревней, у старой, заросшей крапивой бани, Миколка наткнулся
на   небольшой  железный  ящик   с   ручками,   который   чем-то   напоминал
радиоприемник. "Спрячу его, - решил мальчишка. - Может, брату пригодится..."
     Ящик с ручками оказался полевой рацией.  Бронислав сказал Миколке,  что
он оказал большую услугу партизанам.
     - А можно мне к вам пойти? - просился Миколка.
     - Мал еще.
     - Ну, тогда хоть задание какое-нибудь дайте.
     - Задание?  -  переспросил Бронислав.  -  Хорошо.  -  Написал что-то на
клочке бумаги,  протянул записку Миколке.  -  Вот отнеси это завтра в Шклов.
Если гитлеровцы задержат, уничтожь записку.
     На следующий день записка была доставлена по адресу.
     Из  деревни  в   деревню  шагал  по  Могилевщине  маленький  оборванный
мальчонка.  И никто не обращал на него внимания.  Таких,  как он,  в те годы
были тысячи.
     А Миколка Радзиевский внимательно следил за тем, что происходило вокруг
него.
     Он  запоминал,  где  и  какие разместились воинские части врага,  какой
техникой они оснащены. Сведения затем передавал Брониславу.
     Горели  гитлеровские казармы,  взлетали в  воздух вражеские автомобили,
танки,  эшелоны.  С каждым днем у народных мстителей прибавлялось трофеев. И
во многом этому содействовали те сведения о фашистах, которые собирал пионер
Радзиевский.
     Однажды старший брат не появился в условленном месте. Не пришел он и на
следующий день.  Через  неделю Коля  узнал,  что  Бронислав погиб,  выполняя
боевое задание.
     ... Стоял июнь 1944 года. Нестерпимо жгло солнце. Четвертые сутки гудел
лес  от  грохота  разрывов.  Четвертые сутки  отряд  "Чекист" отбивал  атаки
гитлеровцев.  Не  хватало патронов,  медикаментов.  Четвертые сутки не  было
связи с соседними отрядами. Несколько раз штаб посылал связных, и ни один из
них  не  возвратился  назад.   И   тогда  к  командиру  отряда  пришел  Коля
Радзиевский:
     - Разрешите мне...
     Будто пчелы,  жужжали пули,  неподалеку рвались снаряды. В другое время
Миколка,  наверно,  испугался бы. Но сейчас он не думал об опасности. Только
вперед!  Если он  не  пройдет сквозь вражеские цепи,  если не доставит пакет
командования по назначению,  отряд может погибнуть... Проваливаясь по пояс в
болотное месиво, Миколка шаг за шагом пробирался вперед...
     И  когда  до  цели  было  совсем  близко,  грохнул оглушительный взрыв.
Мальчишка почувствовал, как что-то обожгло правую ногу. Закружились деревья.
В глазах поплыли разноцветные круги...
     Медленно приходил в сознание Миколка. А когда очнулся, то увидел вокруг
себя  людей  в  знакомых шапках  с  красными лентами.  Слабая улыбка тронула
обескровленные губы мальчика. Задание он выполнил.
     Тринадцатилетнего пионера Колю  Радзиевского командование представило к
награждению орденом Славы 3-й степени.



     В.Хорсун




     Дядя Коля

     Торопливо шагает мужчина,  держа за  руку Лиду.  Они идут по  Советской
улице Гродно,  пересекают площадь. По городу шныряют фашисты с автоматами на
груди.  "Только бы не остановили,  только бы пройти, - не выходит из детской
головы тревожная мысль.  -  У дяди Коли в кармане наган, а в нагане - только
один патрон".
     Вот и поле раскинулось вдали, за ним кусты, а там - лес.
     - Дядя Коля, а наган вы не забыли? - нарочно спросила Лида.
     - Какой наган?
     - А тот, что маме спрятать отдавали. Не прикидывайтесь. Я не маленькая,
вот посмотрите. - Она быстро достала из-за пазухи пионерский галстук.
     Он  удивленно посмотрел на Лиду.  Не знал,  что эта худенькая девочка с
коротенькими косичками со дня фашистской оккупации все время носила на груди
пионерский галстук.  И  чем-то  светлым,  теплым,  довоенным веяло от  этого
простенького  красного  треугольника.   Николай   Рачковский,   партизанский
связной, не удержался, обнял худенькие плечи и крепко поцеловал Лиду.
     - Ну, бывай, Лидок, спасибо. Мы скоро еще увидимся.
     И  они увиделись.  Через некоторое время утром к Вашкевичам снова зашел
дядя Коля.  Он,  видимо, очень торопился, потому что быстро что-то прошептал
матери, а затем обратился к Лиде.
     - Нам, Лидок, нужна бумага, - доверчиво посмотрел ей в глаза дядя Коля.
- Поможешь?
     Несколько раз  в  день  Лида заходила в  магазин,  покупала бумагу.  Но
достать 10-12 листов -  мало.  Партизанам нужно много бумаги. И Лида просила
знакомого мальчишку или девчонку купить для нее несколько листов. Так листок
к листку, десяток к десятку - и у Лиды собиралась порядочная стопка бумаги.
     Вечером девочка несла ее  в  своей черной сумке за город в  условленное
место. В тот же вечер бумагу забирали партизаны.
     А  через три-четыре дня по  всему городу висели листовки,  которые были
напечатаны на Лидиной бумаге.


     "Овес есть у вас?"

     Поезд  ползет очень медленно.  На  каждой остановке в  вагоны заходят и
выходят эсэсовцы, проверяют документы, кого-то, видимо, ищут.
     - Скидель, - сказал проводник, и Лида выпрыгнула из вагона.
     Вскоре она была уже в городе.  У старенькой бабушки доверчиво спросила,
где находится базар, и быстро пошла туда.
     На базаре было людно.  Вокруг шныряли полицаи. Что-то непонятное мололи
пьяные фашисты,  приставая почти к  каждому человеку.  В  самом конце базара
девочка заметила мужчину в  кожухе,  подпоясанном веревкой.  Он  стоял около
телеги и курил самокрутку. Но сразу подойти не осмелилась. Издалека оглядела
телегу.  Так и есть -  он.  На дуге колокольчик и рядом с ним -  цветочек из
обыкновенной красной бумаги. Лида обошла телегу и приблизилась к человеку.
     - Овес есть у вас? - тихо спросила девочка.
     Человек в  кожухе удивленно посмотрел на незнакомую девочку-подростка в
кожаной курточке и пуховой шапочке, помедлил, затем уже ответил:
     - Нет, торгую только пшеницей.
     Лида  подошла  к  возу  и,  перебирая пальцами пшеницу  в  мешке,  тихо
сказала:
     - Дядя Коля просил передать,  чтобы скорее привезли муку и соль.  У них
сейчас трудно с продуктами.
     Торговец сразу оживился: видимо, долго ждал связного.
     - Во вторник пусть ждут там,  где условились,  -  сказал незнакомец.  -
Раньше не могли: фашисты охрану усилили.
     Откуда эти продукты,  кто должен привезти,  куда -  Лида не знала, да и
знать ей было необязательно.  Она сделала свое полезное дело и  возвращалась
назад  в  Гродно  довольная  -  партизаны  своевременно  получат  нужные  им
продукты.


     Свет гаснет

     Пробраться за Неман было нелегко.  Мост контролировали немцы и полицаи.
А  пробраться нужно было обязательно.  Сегодня,  именно сегодня,  необходимо
принести   в    условленное   место    взрывчатку.    Ее    заберут    потом
партизаны-подпольщики и  сегодня же  выведут из  строя  трансформатор и  тем
самым лишат оккупированный фашистами город электроэнергии.
     ...  Медленно идет Лида вдоль Немана,  сгибается под тяжелой ношей.  За
спиной все та же большая черная сумка с  углем,  а под ним лежит взрывчатка.
Вот и  мост.  По  обеим сторонам стоят охранники.  Когда Лида подошла ближе,
полицай, казалось, ее не заметил. Может, удастся проскочить?
     Но как только почувствовала под ногами настил из досок, ее окликнули:
     - Куда спешишь, девочка?
     - Домой,  -  не растерялась пионерка.  -  Вон там наша хата,  у  самого
обрыва.
     - А в сумке что?
     - Угля насобирала в городе,  -  жалобным голоском протянула девочка.  -
Дров нет,  нужно хоть углем печь протопить.  Вот посмотрите,  -  и она смело
раскрыла сумку.
     А  сердце так  и  билось,  как  у  пойманной птицы  в  клетке.  Полицай
посмотрел в сумку и сказал:
     - Давай проваливай.
     Лида  быстро нашла  условленное место.  Сразу  же  за  садом  четвертый
телеграфный столб,  возле которого лежит небольшая кучка гнилой картофельной
ботвы.  Села  будто  отдохнуть,  достала взрывчатку и  быстро сунула ее  под
картофельную ботву.
     Возвратилась Лида домой только к  вечеру.  Тут уже были дядя Коля и еще
три молодых партизана. Все с нетерпением ждали ее.
     А  поздним вечером в городе погас свет,  и в тот же момент мощный взрыв
потряс окрестность.
     Через  некоторое время  юная  патриотка пионерка Лида  была  награждена
медалью "Партизану Великой Отечественной войны" 1-й степени.



     В   Гродненском  историко-краеведческом  музее  есть  фотоснимок  Лидии
Вашкевич.  Здесь же  находится и  ее пионерский галстук.  С  ним пионерка не
расставалась даже и тогда, когда шла на боевое задание. Под стеклом - черная
сумка,  в  которой Лида  носила  партизанам оружие,  взрывчатку,  бумагу для
листовок.  Рядом -  справка,  выданная комиссаром партизанского отряда имени
Матросова тов.  Писаревым на имя Лидии Вашкевич.  В  ней говорится,  что эта
мужественная и смелая девочка, рискуя жизнью, помогала партизанам.



     М.Скрипка




     Молодой партизан,  стоявший в секрете,  вдруг насторожился и, раздвинув
густой кустарник,  начал прислушиваться. Сомнений не оставалось: по болоту в
сторону лагеря шел  человек.  Слышно было  чавканье сапог в  грязи.  Оно  то
учащалось,  то  затихало.  Видимо,  человек  торопился и  время  от  времени
останавливался, прислушивался или нащупывал более твердые места в трясине.
     "Неужели немецкий разведчик? - мелькнула мысль. - Нет, ни один немец не
рискнет идти по такому болоту. Пойти сюда может только свой человек..."
     Вокруг снова  все  стихло.  Партизан напряг слух.  И  неожиданно совсем
рядом раздался голос филина: "Угу-гу-гу, гу-гу-гу!"
     По лесу покатилось эхо:  "гу-гу-гу". А где-то между секретом и заставой
еще сильнее откликнулись: "Угу-гу-гу!"
     Не  успел  партизан  сообразить,  что  бы  это  значило,  как  чавканье
послышалось совсем рядом и во мраке показалась невысокая фигура.
     - Стой! Кто идет? - лязгнув замком автомата, окликнул партизан.
     - Свои! - ответил мальчишеский голос.
     - Пароль!
     - Не знаю. Иду к командиру.
     - Это свой, - услышал партизан голос прибежавшего с заставы товарища.
     Несколько минут спустя мокрый до пояса мальчик едва успевал отвечать на
вопросы партизан.
     - Ты откуда?
     - Из деревни Лютино.
     - Как тебя зовут?
     - Алеша. Голосевич.
     - Куда идешь?
     - К командиру отряда.
     - А ты его знаешь?
     - Это мой дядя.
     - Ого! А как его зовут, твоего дядю?
     - Изох Игнат.
     В отряде парнишку встретили приветливо.
     - Ну,  рассказывай,  Алеша,  может,  поиграть к нам пришел?  - спросил,
гладя по голове племянника, командир.
     - Не играть, а фашистов бить! - ответил Алеша.
     - Молодец!  -  похвалил пионера старый партизан.  -  Только мал ты еще,
парень.
     - Вы не смотрите на мой рост,  я  уже шесть классов окончил и  три года
как пионер. - И мальчик прижал к груди красный галстук.
     - Ишь ты, галстук сохранил. Значит, настоящий пионер, - заметил кто-то.
     - Все это хорошо,  -  сказал командир,  -  только придется тебе, Алеша,
идти домой.
     - А куда идти,  когда,  сами знаете,  всю нашу деревню сожгли проклятые
немцы, семьдесят пять мужчин расстреляли.
     - Так,  -  задумчиво проговорил Изох.  -  А  с  кем же и  как ты теперь
живешь?
     - У  меня остался один четырехлетний братишка Коля.  Так  мы  с  ним  в
дядиной землянке живем,  - тихо сказал Алеша и, подумав, добавил: - А кто же
этим гадам отомстит за наше село?
     - Мы,  Алеша, отомстим. А ты лучше поешь и ложись спать. Ты не обижайся
на нас, что не можем взять тебя в отряд. Права нет у нас такого. Мы не можем
рисковать твоей жизнью. К тому же и Коле должен кто-то заботиться.
     Хорошо подкрепившись и  надев сухую одежду,  Алеша улегся на  нары.  Но
долго не  мог  уснуть.  Мальчишке было  обидно,  что  его  не  хотят считать
взрослым.
     Правда и  то:  кто же  будет присматривать за  Колей.  А  что,  если не
послушать их и идти искать другой отряд?  Дядька Матвей говорил,  что где-то
есть храбрые парни отряда Ливенцева. Нет, он не имеет права это делать.
     Алеша  вспомнил слова  Василия Ивановича,  раненого командира,  который
ночевал две ночи у  них в хате в первые дни войны.  Он советовал мальчику во
всем  слушаться  старших.  Слушаться!  А  сам,  поди,  не  послушался дядьки
Ананича,  который не пускал его,  тяжелораненого,  из деревни.  "Я, - сказал
Василий Иванович,  -  коммунист и,  покуда  бьется мое  сердце,  должен бить
врага".  И  на  третью  ночь  пошел  лесными  дорогами  на  восток,  надеясь
пробраться через фронт.  На прощание он подарил Алеше автомат убитого в  бою
товарища и даже научил стрелять.
     Как  только стемнело и  между высокими соснами показалась молодая луна,
старый партизан проводил Алешу к самым землянкам.
     - Смотри, сынок, галстук прячь, а то эти гады не посмотрят, что ты мал.
А  вот  это  вам с  Колей,  -  и  он  передал мальчишке сверток с  немецкими
консервами и сахаром.
     Поблагодарив партизана за подарок, Алеша сказал на прощание:
     - А немцев я все же буду бить.
     Алеша долгое время не мог смириться с тем,  что его не приняли в отряд.
Он ведь пионер. И опять припоминалось ему сказанное Василием Ивановичем:
     - Теперь, Алеша, пришло такое время, что каждый куст должен стрелять по
фашисту, каждое яблоко должно в руках немца разорваться бомбой.
     Нет, он должен что-то предпринять!
     Стоял знойный август.  Алеша вместе с  теткой и  другими односельчанами
убирал зерно,  молол в жерновах жито на хлеб.  Когда были совсем жаркие дни,
брал удочки или сетку-топтуху и шел ловить рыбу в заводях Березы. Однажды он
заметил группу  немцев,  беззаботно купающихся в  реке.  Назавтра Алеша  был
здесь уже с  утра.  С  автоматом залез в густой ивняк на самом берегу и стал
пристально вглядываться в  тот берег реки.  Немцев не  было.  Несколько раз,
вздымая столбы пыли,  проезжали на  Бобруйск или на  Елизово машины,  но  не
останавливались,  и никто купаться не выходил.  Три дня подряд Алеша попусту
сидел в прибрежных кустах.  Трижды возвращался обратно.  Недовольный и злой,
он прятал в дупле толстой осины свой автомат.
     "И  отчего мне  так не  везет?"  -  с  обидой думал Алеша,  забираясь в
четвертый раз в  те же ивовые заросли,  откуда и река,  и тот берег ее видны
как  на  ладони.  Притаился.  Порывом ветра донесло гул  моторов.  Вскоре на
дороге показались столбы пыли,  которые все приближались и приближались.  Не
успел  Алеша  поудобнее устроиться,  как  с  высокого берега  начали сбегать
немцы.  Они на ходу раздевались и бросались в воду. Немцы гоготали, как гуси
во время драки, громко отфыркивались.
     Алеша,  приладив автомат,  выбрал место, где собралось побольше немцев.
Вдруг заметил,  что  из  каждого грузовика в  сторону левого берега нацелены
пулеметы. Алеша невольно прижался к земле и снял со спускового крючка палец.
     "Партизан должен быть смекалистым и  не  рисковать напрасно жизнью,  он
должен бить врага тогда,  когда тот этого не  ожидает",  -  говорил когда-то
Василий Иванович. Значит, открывать пальбу против пулеметов сейчас не надо.
     Через  полчаса немцы,  обгоняя друг  друга,  побежали к  своим машинам.
Только Алеша собрался выйти из засады,  как на том берегу показался легковой
автомобиль. Хлопнула дверца, вышло трое немцев, и все они спустились к реке.
     "Офицеры! - обрадованно прошептал мальчик. - Ладно, мы вам покажем, как
поганить нашу реку. Только раздевайтесь живее..."
     Офицеры не торопились.  Они медленно,  как старики в бане, раздевались,
переминались  с  ноги  на  ногу,  говорили  о  чем-то,  пока  наконец  самый
долговязый,  согнувшись,  как  цапля,  дугой,  не  попробовал  воду.  Что-то
прогоготал своим и полез глубже в реку.
     Офицеры барахтались в  реке,  кувыркались,  как  утки,  потом  взапуски
поплыли наискось к середине реки.  Вот они уже так близко,  что Алеша хорошо
отличает одного  от  другого.  Впереди плывет  смуглый,  похожий на  цыгана,
черноволосый,  с крючковатым, как у попугая, носом; немного поодаль, вздымая
снопы брызг, - рыжий и толстый. Далеко отстал от них "цапля".
     - Цурик! - крикнул передним долговязый.
     И в тот же миг Алеша нажал на спусковой крючок.  Черноволосый взвизгнул
истошным голосом,  нырнул под воду,  снова вынырнул - и на том месте, где он
только что плыл, пробулькали пузыри.
     - Есть один! - воскликнул Алеша.
     Рыжий толстяк, вовсю махая руками, спешил добраться к своему берегу.
     - Врешь, рыжий пес! - шептал Алеша. - Не уйдешь. Покормишь и ты раков в
нашей Березе-реке...
     Очередь  из  автомата  хлестнула по  воде,  рыжий  что-то  выкрикнул и,
захлебываясь,  пошел ко дну.  Тогда Алеша начал ловить на мушку долговязого.
Но, нажав спусковой крючок, не услышал выстрела.
     - Счастье твое,  собака,  что все патроны вышли.  Да ладно,  не я,  так
другие добьют...
     Долговязый,  доплыв до берега,  торопливо пополз в кусты и не показывал
оттуда носа...
     Река плавно несла свои зеленоватые воды. Было тихо.
     Добравшись до  дома лесными тропками,  Алеша никому не  сказал про свою
первую удачу: зачем хвастаться? Вечером, прижавшись к братишке, не удержался
и прошептал:
     - А я сегодня убил двух гадин.
     - Это такие длинные и черные? - опершись на локоток, спросил Коля.
     - Одна гадина попалась рыжая.  Была еще третья,  да  та  в  кусты живой
уползла.
     - А почему ты третью не убил?
     - Патроны как раз кончились в диске.
     - И не ври, Алешка! Гадин палкой бьют, а ты - патроны, патроны...
     - Ладно, спи. Мал ты еще все знать.
     Время  шло.  Незаметно наступила осень.  Над  мокрым лугом высоко,  как
никогда,  под  самыми  тучами  летели  к  югу,  тоскливо прощаясь с  родными
местами, потревоженные боями и пожарами гуси.
     Холодным утром,  когда  речной  туман  окутал  прибрежные кусты,  Алеша
присел в  ивняке и,  ожидая чего-то,  стал поглядывать вниз по течению реки.
Обычно в такое время из Бобруйска на Елизово проходил катер, на котором иной
раз бывало полно немцев.  А вот и он,  тяжело пыхтя, показался из-за крутого
поворота.  У  Алеши  тревожно забилось сердце.  Что-то  произойдет нынче  на
Березе-реке? Удастся ли? Катер... Ведь это не беспомощные офицеры в воде...
     Катер приближался.  На палубе Алеша насчитал пятнадцать немцев. Один из
них,  в  очках,  сидел на бочке и на губной гармошке наигрывал мотив русской
песни, а второй сипло подпевал: "Вольга, Вольга, мать родная..."
     "У,  собаки!  -  подумал Алеша.  -  Расплавались на нашей реке да еще и
песни наши распевают.  Ну,  я вам сейчас покажу "Вольгу, Вольгу". - И, нажав
спусковой крючок, давай поливать свинцом заметавшихся в панике немцев. Немцы
падали друг на друга,  как подкошенная трава,  а кто уцелел, прыгал за борт,
норовя спрятаться за  катером,  который почему-то стал кружиться на месте и,
наконец, поплыл вниз.
     Неожиданно со стороны Елизова застрочили пулеметы,  в кустах засвистели
пули. Провыла мина и, взметнув столб грязи, шмякнулась неподалеку от кустов,
где укрывался Алеша.  Из  распахнувшихся на борту катера окошек высунулись и
застрочили автоматы.
     Алеша  ловко сполз в  лощину и  во  всю  прыть помчался в  рощицу,  где
паслась на привязи лошадь. Вскоре он мчался на буланом в глубь леса.
     На  следующий день  люди  рассказывали,  что  партизаны с  берега убили
шестерых немцев на катере.  А немцы объявили населению, будто они уничтожили
роту партизан, потеряв в этом бою только одного солдата.
     Правду  же  знали  в  отряде,   куда  ночью  опять  пробрался  Алеша  с
неразлучным автоматом.
     - Ну,  что ты с ним сделаешь!  -  не скрывал радости командир. - Как ты
его  не  примешь,   когда  он  уже  давно  лесной  солдат  и   вступительный
партизанский взнос уплатил...
     Так  пионер  деревни Лютино  Кличевского района  Алексей Голосевич стал
настоящим партизаном.
     Отряд очистил почти весь район от немцев и  восстановил в нем Советскую
власть.
     Алеша был  отличным разведчиком.  Он  переправлялся через реку в  места
расположения полицейских гарнизонов,  добывал нужные сведения,  связывался с
верными людьми,  распространял листовки,  иной раз приносил в отряд гранаты,
винтовки,  патроны,  добытые во  время вылазок.  Пошла по  деревням слава об
отважном  пионере-разведчике  и  мстителе.   Немцы  даже  назначили  высокое
вознаграждение тому,  кто поймает Алешу и  доставит живым.  Да  не так легко
было  это  сделать.  Зато часто находили полицаи где-нибудь на  стене казарм
записку с коротким содержанием:

     "Привет лопоухим немецким холуям-бобикам!  Время  вашей  гибели  не  за
горами, а за ближними кустами...
     Димка-Невидимка".

     В  отряд  доходили сведения,  что  обозленные полицаи угрожают повесить
"лесного коршуна" на первой попавшейся осине.  Да только поймать подходящего
"кандидата" на эту осину не хватало у  немецких прихвостней ни смекалки,  ни
отваги.
     В 1943 году - летом, когда началась жатва, - карательный отряд полицаев
перебрался ночью  через реку  и  неожиданно окружил землянки деревни Лютино.
Алеша  в  тот  день,   возвращаясь  с  задания,  заглянул  к  дядьке,  чтобы
переодеться.
     - Алешенька!  -  крикнула,  вбежав в землянку,  тетка.  - Беги! Немцы в
деревне.
     Алеша схватил свой автомат, гранату и бросился на улицу.
     - Стой, сдавайся! - закричали полицаи.
     Алеша,  ловко перескочив через забор,  побежал огородами.  Впереди были
ольховые заросли -  туда.  Полицаи бежали следом и  не  стреляли:  начальник
приказал поймать партизана-разведчика во что бы то ни стало живым.
     - Стой,  стой!  Сдавайся,  ничего с тобой не сделают! - слышал отважный
партизан громкие выкрики "бобиков".
     Вдруг Алеша обернулся и,  крикнув:  "Партизаны не сдаются", выстрелил в
ближайшего полицая.  Тот споткнулся и рухнул в болотную трясину. Остальные в
нерешительности остановились.
     - Стреляй, а то убежит! - крикнул старший из "бобиков".
     - Приказано живьем взять! - отозвался кто-то из них.
     Алеша перебежал через небольшое болотце.  Вдруг затрещал автомат -  это
дал очередь подоспевший офицер-немец.  Тогда начали стрелять полицаи.  Алеша
пошатнулся,  пробежал еще  несколько шагов и  упал  в  грязь.  Тяжело поднял
голову,  обернулся и  ослабевшим голосом  крикнул  то,  что  кричал  красный
командир в фильме "Чапаев":
     - Врете, гады, живьем не возьмете!
     Разрывная пуля ударила ему в  руку,  и Алеша выронил автомат.  Вокруг в
кустах трещали разрывные пули. Алеша помутневшими глазами видел еще полицаев
и немцев, которые, прячась за кустами, подбирались к нему. Он приподнялся и,
собрав последние силы, втоптал автомат в грязь, чтобы не достался он врагам.
Здоровой рукой  отстегнул от  пояса  лимонку,  поднес к  губам  чеку,  чтобы
взорвать себя.  Горячая пуля  рассекла ему  щеку,  и  окровавленным лицом он
уткнулся в мокрую болотную кочку.
     Подбежавшие немцы  и  полицаи  остервенело топтали его  ногами  и  били
прикладами. Прыщеватый немец отошел на два шага и выстрелил парню в голову.
     Неожиданно где-то за кладбищем послышались выстрелы. С криком "Отрезают
отход!" каратели бросились врассыпную...
     Партизаны с  трудом  отыскали Алешу,  втоптанного в  трясину.  Он  едва
дышал.  На  носилках отнесли в  деревню,  обмыли теплой водой  и  перевязали
четыре  раны.   Последняя  пуля  немца  прострелила  мальчику  ухо.  "Голова
уцелела", - обрадовался партизанский доктор.
     Маленький Коля,  протянув к доктору дрожащие ручонки, попросил внезапно
охрипшим голосом:
     - Дяденька,  родненький,  не дай умереть братишке.  У  меня ведь никого
больше нет. Я же один, один останусь - ни матери, ни отца...
     - Алеша будет жить.
     И будто в подтверждение этих слов доктора, Алеша приоткрыл глаза и чуть
слышно попросил:
     - Пить.
     Более  двух  месяцев лечили юного  героя партизанские врачи в  Заполье.
Когда раны зажили,  Алеша все еще немного прихрамывал. Однажды он появился в
штабе.
     - Жив-здоров, на любое задание готов! - шутя отрапортовал он.
     - Нет, рановато тебе еще на задание, набирайся силы, - ответили ему.
     - В отряде после блокады много раненых, вот я...
     - Не лечить ли ты их собираешься? - перебил Алешу один из командиров.
     - Для этого есть врачи. А я знаю, где можно раздобыть медикаменты.
     Алеша настоял на  своем,  и  его отпустили за  реку.  Там,  возле одной
деревни,  была разбита в бою немецкая санитарная машина.  Часть медикаментов
забрали осиповичские партизаны, остальное было роздано крестьянам.
     Через три дня Алеша должен был вернуться обратно.  Прошла неделя, а про
хлопца ничего не слышно.
     - Бить нас некому,  -  упрекали друг друга в штабе.  -  И нужно же было
отпустить его в волчье логово.
     Как-то  утром  дежурный по  лагерю  увидел странную повозку:  верхом на
лошади ехал парнишка и весело насвистывал песенку.
     На телеге лежало что-то, укрытое еловыми ветками и мхом.
     - Алеша! - обрадовался дежурный.
     Командир отряда  босиком выскочил из  шалаша навстречу парнишке.  Алеша
неторопливо сбросил ветки, мох.
     На  телеге были ящики:  в  одном -  медикаменты,  в  другом -  немецкие
гранаты. Да еще два автомата и полная корзина патронов.
     - Где же ты все это раздобыл? - удивился командир отряда.
     - Там, - слезая с лошади, весело ответил Алеша и махнул рукой в сторону
реки.  -  Там,  в  Столярах,  подружился с хорошими дядьками.  Жаль,  одного
немецкие овчарки разорвали. Зато добрые люди собрали за три дня для нас этот
подарок.  Если б  не эта штука,  давно бы в  лагере был,  -  и Алеша бережно
достал полную бутыль.
     - Спирт! - обрадованно воскликнул врач.
     - Для хирургических операций, - солидно пояснил Алеша.
     Пришла весна  сорок  четвертого года.  К  Березинским лесам приближался
фронт.  Немцы  угоняли  в  Германию мирное  население.  Детишек  отвозили за
несколько километров и сжигали в колхозных амбарах.
     - Кто же моего Кольку защитит?  - спрашивал Алеша у партизан. - Он ведь
маленький, сам не убежит, в случае чего, в лес.
     Командир отряда разрешил Алеше привести брата в лагерь.
     И  вот  однажды  ночью  на  Кличевский партизанский аэродром прилетел с
Большой земли самолет за ранеными партизанами.
     Алеша стал прощаться с Колей. Раненых уже разместили в самолете, а Коля
повис у брата на шее и не мог оторваться.
     - Ну,  не плачь,  братишка. Кончится война, увидимся. И перестань слезы
лить,  не маленький,  через год в школу пойдешь, - говорил Алеша, а у самого
мокрые от слез щеки. - До свидания, Коля, слушайся хороших людей...
     Взмыл самолет в ночное небо и пропал в беззвездной темноте...

     Кончилась война.
     Бывший юный партизан писал всюду запросы, разыскивая брата, но так и не
нашел его.
     Сам  же  комсомолец Алеша Голосевич погиб случайно.  Было это в  ноябре
1945 года.  Пошел он  со  своим дружком Мироном Ананичем к  железнодорожному
мосту рыбу ловить. Алеша уже разматывал удочки, а Мирон еще искал под камнем
червей.
     - Гляди,  что я нашел, - услышал Алеша голос друга, повернулся и увидел
в руках Мирона большой снаряд.
     - Зачем он тебе? - спросил Алеша.
     - Убрать нужно куда-нибудь, а то еще беды наделает.
     Ступив несколько шагов,  Мирон споткнулся,  упал,  и снаряд стукнулся о
камень.  Алеше показалось, будто что-то зашипело вдруг в снаряде. Он схватил
его и швырнул в реку.  Не долетев до воды,  снаряд взорвался. Тяжелораненный
Алеша, не приходя в сознание, вскоре умер.
     Похоронен он на Лютинском кладбище рядом с героями-партизанами. И когда
по  весне  приходят  сюда  пионеры,   чтобы  почтить  память  героев  войны,
вспоминается им отважный юный мститель Алеша Голосевич.



     Н.Соколовский




     В мае 1942 года подпольщики города Минска выпустили первый номер газеты
"Звязда".  Я  расскажу об  одном из самых юных помощников отважных советских
патриотов -  о  пионере Пете Калиновском.  Ему еще не было и  14 лет,  когда
вместе с родителями и 12-летним братом Жорой он ушел в партизанский отряд.
     За  боевые  заслуги перед  Родиной братья  Калиновские были  награждены
медалями  "Партизану Отечественной войны"  1-й  степени  и  "За  победу  над
Германией".



     Петька  возвращался домой.  Пропустив  колонну  автомашин  с  немецкими
автоматчиками,  он перебежал улицу, свернул за угол. И тут будто кто толкнул
мальчишку.  Он  поднял голову и  оцепенел:  прямо перед ним  на  телеграфном
столбе ветер медленно раскачивал три трупа. На черной фуфайке девушки белела
доска с надписью: "Мы стреляли в немецких солдат!"
     "Гады, повесили!" - шептали побелевшие губы мальчишки...
     Когда он прибежал домой и, бросившись на шею отцу, стал рассказывать об
увиденном, тот тихо перебил:
     - Знаю, сынок, знаю. Хорошие это были люди... Они боролись с фашистами,
чтобы  ты  снова ходил в  школу,  снова носил пионерский галстук,  чтобы наш
народ, как и раньше, был свободным и счастливым...
     - Я тоже буду бороться!
     - Хорошо! Ты ведь пионер. Значит, умеешь держать язык за зубами. Сбегай
в сарай, возьми пилу и топор.
     Отец с  сыном по  улице шли молча.  Долго блуждали по  каким-то дворам.
Наконец отец тихо постучал в обитые клеенкой двери.
     - Кто там? - спросил чей-то голос за дверью.
     - Дрова пришли пилить. Открой, хозяюшка!
     ...  В  коридоре Петька увидел незнакомого мужчину.  Тот поздоровался с
отцом и, кивнув головой в сторону Петьки, спросил:
     - А он зачем?..
     - Это мой сын. Он пионер. Листовки поможет передать.
     Прошли в комнату.  Окна были завешены, и Петька не сразу заметил, что в
дальнем углу, склонившись над чем-то, сидят двое мужчин. Один из них сказал:
     - Все в порядке. Включай!..
     Шум, потрескивание. И вдруг Петька ясно услышал голос диктора:
     "Говорит Москва! Говорит Москва!"
     Потом этот же голос прочитал последние сообщения с фронтов. А Петька от
радости никак не мог поверить, что слышит передачу из Москвы.
     Вдруг что-то щелкнуло, радиоприемник смолк. Отец сказал:
     Кажется,  успели  записать все.  Теперь  побольше листовок надо.  Пусть
народ узнает, как громит палачей наша армия...
     На следующий день,  едва поднялось солнце, Арсений Викентьевич разбудил
сына.
     - Возьми эти листовки и  отнеси к дяде Васе в Лошицу.  Прихвати с собой
графин. Задержит часовой, скажи, несу, дескать, молоко деду. Листовки спрячь
за пазуху. Если найдут, говори, что подобрал на улице.
     С того дня Петька все чаще и чаще стал носить "деду молоко". А на самом
деле носил в Лошицу листовки и даже патроны.
     Однажды,  когда дома никого не было, отец показал сыну подпольный номер
газеты "Звязда".
     - Надо быстрей передать в Лошицу. Пойдешь?
     - Надо - пойду!
     - Теперь давай подумаем, как лучше спрятать газету.
     Петька сморщил лоб, задумался. За пазуху нельзя - найдут, гады! Часовые
сейчас  злые.   Прошлый  раз  пристали,   как  смола,   еле  упросил,  чтобы
пропустили...
     Оглушительный взрыв  где-то  на  станции оборвал Петькины мысли.  Тонко
зазвенели стекла в окнах, с подоконника упала пробка от графина.
     - А что, папа, если вместо вот этой стеклянной пробки сделать пробку из
газеты? Сверху накрутить немецких, а в середине - наша "Звязда"...
     - Стой! Куда идешь? - остановил Петьку у переезда полицай.
     - К деду, дяденька... Пропустите. Больной он, молока просит.
     Немец,  вышедший из будки, молча вырвал из рук мальчишки графин и долго
болтал его,  просматривал на свет,  видно, сомневался, молоко ли это. Затем,
что-то сказав,  передал графин полицаю. Тот вытащил пробку, отпил два глотка
молока, сплюнул.
     - А ну, проваливай, щенок! Шляются тут.
     Петька, крепко сжав в руке дорогую пробку, побежал по дороге в Лошицу.
     Вечером партизаны уже читали свежий номер подпольно отпечатанной газеты
"Звязда".



     С.Николаев




     В  Пинском городском парке  под  сенью  вековых лип  возвышается фигура
воина,  скорбно склонившего боевое знамя над могилой тех, кто пал за свободу
родной  Отчизны.  Среди  фамилий погибших за  освобождение города  моряков и
солдат золотом выведено:  старший лейтенант П.Е.Ольховский,  а  чуть  ниже -
юнга  О.П.Ольховский.  Это  -  отец  и  сын,  вместе  сражавшиеся  на  одном
бронекатере и оба погибшие в один и тот же день - 12 июля 1944 г.
     Весной братская могила утопает в цветах, а 14 июля сюда приходят тысячи
жителей,  чтобы  почтить память  героев.  На  митинге обычно выступает Герой
Советского Союза Владимир Григорьевич Канареев.
     Много лет  прошло с  тех  пор,  но  никогда не  забудет бывший старшина
первой статьи боевых дней лета сорок четвертого года.  Вот здесь,  в  парке,
где сейчас играют малыши, а по вечерам гуляет молодежь, погибали, отвоевывая
каждый метр белорусской земли,  моряки и  солдаты-десантники.  Здесь погиб в
неравном бою и юнга Олег, свято выполнив свою клятву.



     Он  появился в  отряде под Киевом.  Невысокий крепыш с  лихо вздернутым
пуговичкой-носом.  Ему  было лет тринадцать,  но  с  виду он  казался старше
своего возраста. Видимо, его старили глаза, большие, не по-детски серьезные;
глаза,  уже повидавшие бомбежки,  пожары,  смерть...  Он был ленинградец. Во
время одной из бомбежек Олега тяжело ранило.  Мать в  это время рыла окопы у
самых стен родного города. Мальчишку подобрали моряки и отвезли в госпиталь,
а  оттуда  самолетом отправили на  Большую  землю,  в  тыл.  Здесь  случайно
разыскал его отец.  С тех пор они не расставались.  Старший лейтенант служил
механиком во втором отряде бронекатеров. В этот отряд зачислили сигнальщиком
и Олега.
     Но больше всего Олег хотел стать разведчиком. Едва увидев, что богатырь
Петя Евтухов снова старательно точит кинжал,  он ни на шаг не хотел отходить
от Канареева.  Выбрав подходящую минуту,  когда,  как казалось ему,  гвардии
юнге не смогут отказать, он строго по уставу обращался к Канарееву.
     - Товарищ старшина первой статьи, разрешите идти с вами в поиск.
     И когда слышал в ответ от моряков уже надоевшее "мал ты еще, подрасти",
вовсе не по уставу скороговоркой бубнил:
     - Я уже не маленький! - и, обиженно поджав губы, отходил в сторонку.
     Когда моряки возвращались из разведки, он первым встречал их.
     - Наши, наши идут! - радостно кричал он и пулей мчался навстречу.
     О доме, о далеких женах и родных детишках напоминал суровым разведчикам
этот пострел в матросской форме, и потому всю нежность и любовь отдавали они
ему. Баловали и берегли матросы своего юнгу и сберегли бы, если б...



     В  темную  июльскую ночь  отряд  бронекатеров,  приглушив моторы,  тихо
приближался к Пинску.  Фашисты сильно укрепились на берегах Пины,  и попытки
освободить город с  суши  оказались безуспешными.  Тогда командование решило
нанести отвлекающий удар с боем высадить десант в районе городского парка.
     Моросил нудный,  не  по-летнему холодный дождь.  Вцепившись в  поручни,
Канареев пристально всматривался в  темноту,  но  даже  натренированный глаз
разведчика ничего не мог увидеть за плотной завесой дождя.  Еще один поворот
и -  город.  А берег молчит: ни огонька, ни звука. Тяжелая, тревожная темень
повисла над рекой. Что скрывает она?
     Позавчера старшина с группой разведчиков проник в город. Вся набережная
изрыта   траншеями  и   блиндажами,   у   воды   паучьей  сетью   разбросана
заминированная колючая проволока.
     И  еще удалось узнать разведчикам:  в  ночь с  11  на 12 июля в  городе
намечается банкет для господ офицеров.
     Именно в эту ночь и решили моряки нанести удар.
     ...  Первыми  высадились разведчики.  Кто-то  из  моряков  наткнулся на
проволоку.  Оглушительный взрыв фугаса расколол темноту.  Длинная пулеметная
очередь прошила берег. Где-то слева рявкнул крупнокалиберный.
     - Вперед!  -  крикнул Канареев и,  выдернув из-за ремня гранату, первым
бросился к траншеям...
     Едва забрезжил рассвет,  фашисты пошли в контратаку.  Опомнившись,  они
решили во что бы то ни стало уничтожить десант.
     Двенадцать  атак  отбили  моряки.   Кончились  боеприпасы.  Уже  многих
товарищей недосчитывали моряки в своих рядах.  Погиб Федя Манцуров, лежал на
дне ячейки обгорелый Ваня Ловцов. А враг наседал.
     И вот в этот тяжелый час из-за изгиба реки,  не дождавшись спасительной
темноты,  вынырнул катер.  Он спешил на помощь десантникам. Бешено заплясали
за бортом разрывы снарядов.  Фашистские танки с берега били прямой наводкой.
Упал тяжелораненый командир катера. Его сменил старший лейтенант Ольховский.
     - Так держать!
     Вторым снарядом заклинило башню. Умолкло орудие катера. Старшина первой
статьи Насыров бросился к пулеметам, но не добежал. Сраженный очередью, упал
старый черноморский матрос на палубу. Услышав стоны друга, из башни выскочил
Герой Советского Союза матрос Куликов.  Подхватил старшину, но до люка так и
не донес.
     Тяжелый  снаряд  ударил  в  рубку.  Упал  смертельно  раненный  Алексей
Куликов,  судорожно  уцепившись за  штурвал,  безжизненно повис  рулевой;  а
рядом, залитый кровью, сполз на приборы старший лейтенант Ольховский. Глянул
юнга -  и  не  поверил своим глазам.  Нет,  не  может этого быть!  Казалось,
вот-вот отец поднимется и снова поведет катер вперед.
     Припав к  груди  отца,  Олег  быстро разрезал мокрый от  крови бушлат и
сразу понял, что перевязку делать уже поздно. Он откинул теперь уже ненужный
бинт  и,  пригнувшись,  бросился к  пулемету.  Длинная  очередь полоснула по
траншеям фашистов.  И  залегли,  не выдержав огня,  снова было поднявшиеся в
атаку немецкие автоматчики.  Старательно,  как  учил его когда-то  старшина,
ловил в  прорезь прицела Олег серые ненавистные фигуры.  И  снова,  и  снова
строчил пулемет в руках мальчишки...
     Потеряв  управление,  словно  смертельно раненный боец,  плыл  по  реке
катер.  Весь  огонь  фашисты  сосредоточили по  нему.  Сотрясаясь от  прямых
попаданий, объятый пламенем, медленно шел он вниз. А с его палубы все бил по
врагу пулемет.



     Когда под огнем моряки-десантники подползли к  приткнувшемуся к  берегу
катеру,  Олег  лежал на  рукоятках пулемета.  Густая кровь медленно капала с
черной пряди волос на блестящие гильзы.  На груди,  там,  где недавно билось
сердце героя,  моряки нашли в  кармане исписанный детским почерком листок из
тетради.  Олег  Ольховский торжественно клялся перед Родиной сражаться с  ее
врагами до последней капли крови.



     Х.Прибыль,
     бывший командир спецотряда




     С  тех  пор как фашисты захватили аэродром,  одной из  наших постоянных
забот стало пополнение оружия и  боеприпасов.  Когда была  воздушная связь с
Москвой,  мы,  что называется,  не знали ни горя,  ни хлопот. Столица быстро
отвечала на любую нашу просьбу: присылала автоматы, патроны, мины, тол.
     А тут все пошло по-иному. Боеприпасы стали таять буквально на глазах.
     В один из таких дней мы очень волновались. Должен был прибыть очередной
"транспорт" с  оружием  и  минами.  "Транспорт" -  это  обычная крестьянская
телега с  худой,  доживающей свой век  лошадью,  которую с  трудом добыли на
рынке.  Нельзя  же  было  Евдокии  Павловне Лавицкой давать  хорошую лошадь.
Откуда ей,  бедной женщине,  иметь такую?  А  Заморыш -  так  звали лошадь -
никакого подозрения не  вызывал:  ведь  такого коня  можно легко выменять на
барахло, и все тут.
     На этот раз Евдокия Павловна привезла несколько противопехотных мин.  В
Бобруйске у нас была создана, как мы в шутку называли, "артель" по заготовке
боеприпасов.
     Рейс Евдокии Павловны прошел счастливо.  Она  навалила в  телегу старых
тряпок,  а  сверху лег Володя Кузнечик,  закутанный в рваное одеяло.  Дважды
Лавицкую встречали немецкие патрули,  и дважды она им говорила одно и то же:
"Киндер кранк. Тиф". Солдаты не решались подойти к телеге.
     Володя -  единственный мальчишка в нашем отряде.  Его настоящая фамилия
Кулик,  но с чьей-то легкой руки к нему пристало прозвище "Кузнечик". Живой,
веселый,  худенький,  с  красивыми  синими  глазами  и  непослушным  льняным
чубчиком, он появлялся на главной базе отряда то в одном, то в другом месте.
Искать его было трудно.  Пошлешь за ним на кухню,  а он, глядишь, в ружейном
парке или в какой-нибудь землянке.
     В  начале войны Володя потерял родителей.  Отец погиб на  фронте,  мать
умерла.  Двенадцатилетний пионер Володя,  оставшись без матери,  с  большими
трудностями перебивался в  родном  Бобруйске,  который вскоре  заняли немцы.
Хлопчик,  не имея ни родных,  ни жилища,  стал беспризорным. Сам зарабатывал
себе на жизнь.
     Так Володя жил до августа 1943 года,  пока его не встретила Дуся Рубин.
Шла она однажды с  корзинкой ягод по улице,  как вдруг откуда-то подскочил к
ней оборванный парнишка:
     - Тетенька, давайте поднесу, до базара далеко.
     - Я сама донесу, - ответила та.
     - Дайте, - не отставал он. В голосе его слышались жалостливые нотки.
     - Чего пристал? Может, украсть хочешь?
     - Не-ет! - протянул он. - Заработать хочу... хлеба кусочек...
     - На  тебе  кусок.   Отстань  только.  -  Дуся  остановилась  и  начала
развязывать сверток, лежавший поверх ягод в корзинке.
     - Нет, я бесплатно не беру, - ответил он.
     Парнишка понравился Дусе. Она пришла с ним на базар и сказала:
     - Ну вот,  если хочешь заработать,  то стереги корзинку,  а я к бабушке
схожу, навещу старушку, чтобы потом время зря не терять.
     - Не боитесь? - хитро прищурился парнишка.
     - Чего же  бояться,  ты  ведь сам сказал,  что бесплатно тебе ничего не
нужно?  -  И Дуся ушла к партизанскому связному Турскому, довольная тем, что
ей не нужно тащить по городу тяжелую корзинку.
     Через  час  Дуся  возвратилась.   Парнишка  был  на   месте.   Так  они
познакомились и  подружились.  Полюбился тетке Дусе шустрый беспризорник,  и
она,  приходя в  Бобруйск,  каждый раз  приносила ему хлеба и  сала.  Володя
целыми днями пропадал на базаре,  ждал тетю Дусю. Он незаметно превратился в
ее верного помощника:  то на вокзал сбегает -  узнать, что за эшелон прибыл,
то - на какую улицу ушел немецкий патруль.
     На  аэродром начали  каждый день  прибывать транспортные самолеты.  Нам
нужно было срочно разведать, какой груз они доставляют.
     В тот же день Дуся и рассказала нам о Володе Кулике.
     - К нам бы его. Мальчик очень хороший. Согласился бы, - упрашивала она.
     Мне до тех пор не доводилось встречать маленьких партизан.  Но я  знал,
что  они  есть  почти  в  каждом отряде,  и  много слышал о  их  просто-таки
героических подвигах.  Кое-кто из наших товарищей и  раньше поговаривал:  не
послать ли  Володю в  разведку.  Однако на подобные предложения я  неизменно
отвечал: "Нет!"
     Но  в  тот день...  Мы уже давно решили,  что кому-нибудь из наших надо
пробраться на немецкий аэродром.  Количество и состав авиации, ее размещение
и маскировка,  система охраны -  все это представляло большой интерес. После
разговора   с    Дусей   я    подумал:    "А   что,    если   послать   его?
Попрошайке-беспризорнику не трудно увязаться за авиаторами и пройти вместе с
ними к аэродрому..."
     Подавив в  себе тяжелое чувство,  я  сказал Дусе:  "Посылай парнишку на
аэродром и  возвращайся вместе  с  ним  на  базу".  Понятно,  на  территорию
военного объекта пробраться нелегко, но важно побывать и возле него, для нас
каждая  мелочь  важна.  Крупица  к  крупице  -  и  вот  уже  довольно полное
представление об интересующем нас объекте.
     Дуси не было четыре дня. На пятый день, к вечеру, она пришла с Володей.
Я  только глянул на  него и  сразу же  понял,  что задание выполнено.  Глаза
парнишки -  озорные,  горящие нетерпением поделиться пережитым, - рассказали
обо всем без слов.
     - Ну,  докладывай,  партизан,  -  поднял я Володю на руки и крепко, как
родного сына, прижал к груди.
     Слушать Володю без улыбки было нельзя.
     - Я,  дяденька...  товарищ  командир,  потетидусиному сделал.  Как  она
сказала,  так все в точности,  -  торопился он,  глотая окончания слов.  - У
шлагбаума примостился, с немцем познакомился. Воды ему принес, за сигаретами
сбегал. Он уже знал, что я к больной матери в деревню пробираюсь, но по лесу
один идти боюсь.  Немец смеется.  "Партызан, паф-паф", а я говорю: "Волков в
этом году много появилось".  Не скупой немец попался, яблоком угостил. Когда
грузовики мимо проходили,  я просился подвезти.  Но не брали, черти. А потом
на один взяли. Я немцам, здесь же, в кузове, по-цыгански сплясал, песни наши
пел,  а петом про их танки начал рассказывать:  "Во-о,  -  говорю,  - какие,
страшные",  -  руками развел,  закричал и  под  лавку сунулся.  Они смеются,
хлопают меня по плечу. "Гут-гут", - говорят.
     Володя так живо передавал эту сцену, что мы смеялись чуть не до слез. А
он продолжал:
     - Вижу я,  аэродром показался.  Думаю, слезать нужно, пока не поздно. А
потом решил:  "Была не была, пусть везут до тех пор, пока сами не выбросят".
Я снова в пляс пустился.  Смотрю, уже и аэродромный шлагбаум рядом. А вдали,
у  дома,  три больших самолета стоят.  И только тут немцы спохватились,  что
далеко меня завезли.  Из будки вышел долговязый офицер,  увидел меня и давай
кричать,  ругаться.  Я  спрыгнул с машины,  он схватил меня за шиворот и дал
тумака.  Я заплакал,  побежал,  а сам по сторонам посматриваю. Меня обогнали
два грузовика.  Под брезентом на задней машине увидел стол.  И три женщины в
военной форме сидят.  Вот и все, больше ничего я не видел. На аэродром так и
не удалось пробраться, - тихо сказал Володя и умолк.
     - Молодец, - похвалил я парнишку.
     Столы и женщины...  Зачем их перебрасывать в Бобруйск самолетом?  Такое
может себе позволить только большой начальник. Кто?
     Через несколько дней один из связных сообщил,  что с  Орловского фронта
прибыл  сюда  разведывательный отдел  "Корук",  который слился с  бобруйским
разведотделом девятой немецкой армии и стал называться "Штаб Корук 532". Вот
они, оказывается, какие Володины "столы и женщины".
     Для Володи наступил самый радостный день.  Я построил всех разведчиков,
которые находились на базе, вызвал Володю на середину и перед строем дал ему
листок  с  текстом  партизанской  присяги.  Володя  читал  слова  с  большим
волнением.  После этого я  крепко,  как  боевому товарищу,  пожал ему  руку,
поздравил со  вступлением в  партизанский отряд и  вручил новенький автомат.
Разведчики приветствовали юного партизана аплодисментами и долго качали его,
высоко подбрасывая в воздух.



     И.Кузьмин




     Ребята волновались. Только что пионервожатая Вера Григорьевна сообщила:
     - Будем  сооружать памятник бывшему ученику нашей школы Лене  Лорченко,
погибшему в 1943 году.
     ...  Над родным Могилевом клубились черные тучи,  горели дома, фабрики,
заводы. Гитлеровцы расстреливали советских граждан, вывозили в плен.
     Ненавистью к  захватчикам полнилось  сердце  Лени  Лорченко.  Мальчишка
знал,  что  в  Могилеве действует подпольная группа.  Почти  каждый день  на
стенах,  на столбах появлялись листовки.  Фашисты срывали их, вешали свои. А
назавтра поверх фашистской брехни кто-то наклеивал новые листовки.
     Мальчишке  хотелось  встретиться с  отважными  подпольщиками,  хотелось
бороться рядом, вместе. И он начал искать встречи с ними.
     Как-то  темным вечером Леня  заметил незнакомого человека.  Тот  быстро
приклеил  листовку  и   пошел  дальше.   У  Лени  сильнее  забилось  сердце.
"Подпольщик!" - мелькнула мысль. Леня бросился вслед за ним.
     - Дяденька, возьмите меня с собой. Помогать буду, - попросил он.
     Незнакомый посмотрел в глаза мальчишке.
     - Ну что же.  Вот тебе листовки.  Будешь приклеивать по ночам на видных
местах.  Будь осторожным.  Адрес твой я  знаю,  -  незнакомец дал Лене пачку
листовок и исчез в темноте...
     И мальчишка начал действовать.  Он расклеивал листовки, затем перерезал
подземный кабель связи и так замаскировал то место, что гитлеровцам довелось
копаться несколько дней, чтобы соединить его.
     Кто-то  донес на  мальчишку.  За  ним  установили слежку.  Оставаться в
городе было опасно. Тогда Леню вызвал руководитель подпольной группы Василий
Игнатьевич Батура:
     - Леня, тебе нужно оставить город...
     Мальчишка с оружием ушел к партизанам.
     ...  Отряд,  в котором находился Леня, возвращался с задания. До лагеря
было  далеко.  Решили  переночевать.  Отряд  остановился  в  деревне  Рудня.
Выставили посты. Вышел в дозор и Леня.
     Тихо прошла короткая летняя ночь. На востоке алела полоска зари.
     Вдруг утреннюю тишь  нарушил гул  моторов.  Цепью подходили гитлеровцы.
Они окружали деревню.
     Ждать больше нельзя,  нужно было заставить их залечь. Партизаны открыли
огонь.
     Но силы были неравными. Цепь смыкалась.
     Два   партизанских  автомата  уже  умолкли.   Леня  остался  со   своим
неразлучным другом Костей.
     - Что, отступаете? - кричал Костя фашистам.
     Вдруг он умолк на полуслове.  Леня подполз к другу. Пуля попала Косте в
голову.
     Немцы были уже в нескольких шагах от Лени. За деревней слышались частые
выстрелы.  "Видимо, наши не успели выйти из окружения..." - мелькнула мысль.
Леня обвел глазами цепь врагов. Их было много.
     Леня выдернул из противотанковой гранаты чеку и бросился в гущу врагов.
Вместе с собой он взорвал более десяти фашистов...



     Над могилой Лени возвышается памятник.  А  в голубом небе шумят березы,
допевая недопетые песни героя.



     А.Королев




     Едва началась война,  из  деревни Пудино,  что на Новогрудчине,  начали
уходить люди:  одни на фронт,  другие в лес.  Гитлеровская армия надвигалась
сюда.
     Павел Яковлевич Чилек,  отец Миши,  был  бригадиром в  колхозе "Красная
звезда"  Новогрудского  района,   а   мать,   Нина  Алексеевна,   заведовала
животноводческой фермой. В августе фашисты ворвались в Мишину деревню. Павлу
Яковлевичу и  Нине Алексеевне пришлось скрываться в  лесу,  Миша и  его  две
сестрички остались с бабушкой. Всякого навидались они.
     Однажды  на  рассвете  фашисты  схватили  председателя сельсовета Ивана
Куприяновича Радецкого.
     - Коммунист?  - спросил немецкий офицер, похлестывая стеком по голенищу
сапога.
     - Комсомолец.
     - Ты знаешь,  что коммунистов и  комсомольцев мы уничтожаем?  Я прикажу
тебя расстрелять.
     - Всех не перестреляешь,  патронов не хватит,  -  с  ненавистью ответил
Радецкий.  -  И еще помни,  что, пока ты на советской земле, всюду ждет тебя
пуля и никуда ты от нее не спрячешься.
     Офицер оглядел согнанных на площадь жителей деревни. Они все слышали. И
видели, как Радецкий, со связанными руками, гордо подняв голову, стоял перед
немецкими автоматчиками.
     - Товарищи! - крикнул он. - Боритесь с фашистской гади...
     Затрещали автоматы,  не дав комсомольцу закончить последнего слова.  Да
только все поняли,  что хотел он сказать.  Понял и Миша, который очень любил
этого жизнерадостного человека, друга деревенской детворы - Ивана Радецкого.
Стоял в толпе и крепко сжимал кулаки.
     В тот день он поклялся отомстить врагам за смерть Ивана.
     Вместе с  друзьями Валиком Чесновским и  Митей  Киеней начал собирать в
лесу оружие. Была пора золотой осени. Листва на деревьях отливала багрянцем.
В лесу -  тишина и прохлада.  Под ногами пружинит мягкий мох.  Кажется,  что
войны и нету вовсе...
     А  она  не  прекращалась.  Совсем недавно в  этих  лесах пробивались из
окружения советские части.  Вспыхивали бои.  И  всюду  валялись  винтовки  и
пулеметы, снаряды и патроны. Встречались артиллерийские орудия и даже танки.
Все было искорежено, обуглено.
     Когда  солнце  село  за  вершины  деревьев,  друзья  направились домой.
Оружие, которое могло еще стрелять, они запрятали в надежное место.
     - Что же мы со всем этим будет делать? - спросил Митя.
     - Воевать  с  фашистами  станем,   -  ответил  Миша.  -  Придет  время,
понадобится...
     В  лесах  начали организовываться отряды народных мстителей.  Им  нужно
было оружие. Мальчишки и передали собранное ими оружие партизанам.
     Через связного Юрия  Киеню из  отряда было  передано Мише ответственное
задание. Его родственник Митрогевич служил на станции Неман диспетчером. Ему
было известно,  какие,  в какое время и в каком направлении проходят поезда.
Вот за этими важными сведениями и послали партизаны Мишу.
     До  станции Неман восемь километров.  Миша шагал по дороге,  беззаботно
размахивая  срезанной  хворостинкой.   Патрулям  и  в  голову  не  приходило
задержать мальчишку.  И  возвращался Миша со  станции таким же  беззаботным,
хотя и "нес" важные сведения.  Никаких записок дядя ему не давал,  все нужно
было запомнить.  Миша напевал песенку, а сам мысленно повторял про себя часы
и минуты прохождения поездов, их направление.
     Еще одно важное задание было выполнено.
     - Дядя  Юра!  -  обратился как-то  Миша  к  разведчику.  -  Разреши мне
проводить  подрывников.   Знаю  такое  место,   где   немцы  слабо  охраняют
железнодорожное полотно.
     - Иди. Но с условием: доведешь людей и сам немедленно обратно!
     Достигнув насыпи, подрывники велели Мише идти назад.
     - Не прогоняйте,  пожалуйста. Дайте хоть раз посмотреть, как взлетит на
воздух паровоз! Ведь это же я вас привел, и вдруг сам ничего не увижу...
     Так и  остался.  Затаив дыхание,  следил Миша,  как на его глазах после
взрыва мины паровоз, вздыбившись, рухнул под откос, а задние вагоны, треща и
ломаясь, полезли на передние...
     В поселке Березовка был размещен сильный фашистский гарнизон.  Оттуда и
пришли в  1942  году  жандармы в  Пудино,  чтобы  арестовать Мишину школьную
учительницу - Байзарову. Ее предупредили, и она укрылась в лесу у партизан.
     Взбешенные жандармы подожгли школу.  Остались обгорелые печи  да  груды
головешек.
     Так появился у  Миши предлог ходить в Березовскую десятилетку,  за пять
километров, и там в поселке следить за фашистами.
     Связав  веревочкой  случайно  найденные  учебники  и  тетради,  мальчик
вышагивал десять километров до Березовки и обратно.  В любую погоду.  Узнав,
где расположен немецкий склад,  казарма, Миша, будто нечаянно, попадал туда.
Его задерживали,  вели к  коменданту,  обыскивали и  допрашивали.  Во  время
допроса Миша, едва не плача, с обидой причитал:
     - Пан комендант,  вот свидетельство,  я учусь ин ди шуле,  - и совал то
одному,   то   другому  жандарму  выданную  бургомистром  справку,   которая
свидетельствовала, что Михаил Чилек действительно учащийся.
     Ему возвращали книжки и тетради,  и комендант приказывал отпустить Мишу
с тем, чтобы мальчишка больше не смел соваться куда не следует.
     Миша подробно рассказывал разведчику Киене обо  всем,  что происходит в
гарнизоне. Сведения, собранные им, всегда оказывались очень важными.
     На  появление в  гарнизоне мальчишки с  книжками в  руках немцы уже  не
обращали внимания.  Знали,  что его сам комендант не  раз отпускал.  А  юный
разведчик все  чаще  встречался с  дядей  Юрой  и  передавал ему  каждый раз
что-либо новое и важное.
     Настал такой день, когда Киеня представил Мишу командиру отряда "Искра"
бригады имени Кирова.
     - Разрешите  мне  остаться  в  вашем  отряде,  -  набравшись  смелости,
попросил Миша командира.
     Командир внимательно посмотрел на мальчишку и обратился к Киене:
     - Что ты скажешь, Киеня, на этот счет? Ты его больше знаешь.
     - Он давно,  уже помогает нашему отряду,  -  ответил Киеня.  - Собрал и
передал нам оружие.  Добывал разведданные на  станции.  Водил подрывников на
"железку".
     - Хорошо,  пусть остается в отряде,  -  сказал командир.  - Поступаешь,
юный разведчик, в распоряжение Киени.
     Миша был счастлив. Он добился своего, стал разведчиком...
     Командир отряда  Конев  получил приказ от  комбрига:  уничтожить лютого
фашистского  палача,   коменданта  березовского  гарнизона   обер-лейтенанта
Штэмпака.
     Привести в  исполнение приговор партизан над Штэмпаком было не  просто.
Комендант отличался большой осторожностью.
     Миша сразу помчался к Киене:
     - Дядя  Юра,   попросите  командира,   пусть  разрешит  мне  уничтожить
коменданта. В гарнизоне меня знают. Мне легче, чем другим...
     Киеня улыбнулся.
     - Как же ты уничтожишь-то его, из рогатки, что ли?
     - Вы не смейтесь, дядя Юра. Зачем из рогатки, если есть пистолеты!
     - Пистолет ты и  в руках не держал,  а с ним нужно уметь обращаться.  И
еще запомни - за жизнь твою мы в ответе.
     - Вы мне покажите, я быстро научусь стрелять. Ладно?..
     И вскоре вызвал Мишу командир отряда.
     - Разведчик Миша Чилек прибыл по вашему приказанию!  - отрапортовал он,
вытянувшись в струнку.
     Ему не трудно было догадаться,  что дядя Юра все рассказал командиру, и
вот теперь об этом будет важный у них разговор.
     Командир,   будто  впервые,   внимательно  смотрел  на  невысокого,  но
сильного,  коренастого подростка.  Может,  вспомнил своего  сына,  такого же
мальчишку, о судьбе которого давно уже ничего не знал.
     - Ты слыхал, что за операцию мы готовим?
     - Знаю.  Меня фрицы не задержат, вот увидите! Я все продумал, - ответил
командиру юный разведчик.
     Они долго беседовали,  партизанский вожак коммунист Конев и пионер Миша
Чилек.
     Командир еще раз подробно расспросил о размещении гарнизона. Вместе они
обсудили план выполнения опасного задания.
     - Понятно, товарищ командир! - козырнул наконец Миша.
     И  принялся Миша изучать пистолет.  Стрелять он научился метко,  притом
как с места, так и на бегу.
     В   назначенное  время  он  все  с  теми  же  книжками,   перевязанными
веревочкой, зашел в поселковую управу. Увидел через окно, как комендант, без
провожатого, пересек двор. Вот он вошел в дом и направился по коридору.
     Миша сделал шаг навстречу.  Два выстрела в  упор,  и комендант Штэмпак,
выпучив глаза,  начал тяжело оседать,  потом упал  навзничь и  вытянул ноги.
Конец!
     Не теряя ни минуты,  Миша выбежал из помещения управы и,  подбрасывая и
ловя на ходу книжки,  как будто ничего не произошло,  зашагал туда,  где его
поджидали разведчики. И не оглянулся ни разу.
     Миша сейчас уже взрослый.  Зовут его Михаилом Павловичем.  Он  работает
инженером на стеклозаводе "Неман".



     А.Позняк




     За  веселый нрав,  за добрую улыбку и  отзывчивое сердце дали партизаны
Наде Богдановой необычное и ласковое имя - Лазурчик. Так и звали...
     А лазурь - чистая голубизна.



     В отряде их встретил начальник разведки Евсеев. Суровый и простодушный,
он  сразу понравился ребятам.  Долго разговаривал с  ними,  расспрашивал обо
всем, а потом посоветовал:
     - Приглядывайся,  юный  народ,  к  партизанской  жизни.  Привыкай.  Там
посмотрим, может, и в разведку...
     Ребята  с  радостью  взялись  постигать  партизанскую  науку.  Хотелось
освоить ее  как можно скорее,  чтобы получить право на  задание.  Настоящее.
Боевое.
     Вскоре такое им и дали.  Настоящее боевое задание - разведать вражеские
укрепления в  деревнях Довганы  и  Рудня  Езерищенского района.  Вернуться и
доложить...
     Переодевшись  в  разную  рвань,  юные  разведчики  прихватили  с  собой
нищенские торбы и пошли по деревням поближе к немецким гарнизонам.
     Возле одного села заметили постового. Одетый в кожух и большие валенки,
он вышагивал взад-вперед.
     - Начинай, - незаметно подтолкнул Юра девчонку.
     Вытирая рукавом слезы, Надя тоненько затянула:
     - Дяденька, подайте кусочек хлеба. Есть нечего.
     - Голодные ходим, - дрожащим голосом подхватил Юра.
     Полицай уставился на ребят. Обшарил взглядом. "Нищие" не вызвали у него
подозрения. Поеживаясь от холода, зло крикнул:
     - Проходи быстрей, не задерживаться!
     Ребятам только того и надо было. Отошли от полицая подальше, вступили в
деревню,  приостановились.  Вон  замаскированные  доты  и  дзоты.  Посчитали
автомашины.
     Переходя из дома в дом, Юра говорил:
     - Запомни -  12 автомашин с  севера деревни.  Пулеметы и минометы -  на
околицах.
     - Хорошо, запомню!
     И снова дети стучались в дом, жалостливо приговаривая:
     - Подайте хлебушка...
     Вечером  усталые  юные  разведчики  докладывали  командиру  о   добытых
сведениях. Так был сдан первый экзамен по партизанской науке.
     Прошло несколько дней. И однажды...
     - Лазурчик! Где ты? Надя Богданова и Юра Семенов! К командиру!
     На  этот раз объектом разведки была деревня Карасево.  Ребята разведали
размещение немецких огневых  точек  и  уже  стали  пробираться к  своим.  За
деревней на дороге вдруг вырос полицейский:
     - Кто такие?  Куда идете?  Что у вас в торбе?  - и принялся вытряхивать
сумки; на снег посыпались куски хлеба, картошка.
     - Попрошайками прикинулись!  -  заорал вдруг полицейский и, нагнувшись,
схватил небольшой желтый брусок.  -  Откуда вы  взяли это?  -  замахал перед
носом у ребят кусочком тола. - Партизаны подослали?
     - Да что вы?! Это же мыло! - ответил Юра.
     - Знаю,  какое это  мыло!  Тол  носите,  партизанам помогаете!  Марш  в
комендатуру! Там разберемся...
     Допрашивал их фашистский офицер.
     - Что вы делали в деревне?
     - Хлеба просили. Мы проголодались...
     - Где партизаны? Отвечайте!
     - Не знаем мы про партизан ничего.
     - Кто командир?
     - Не знаем.
     - Где взяли тол? Зачем он вам?
     Фашист приказал избить детей шомполами. И снова: "Не знаем..."
     Их  били  прикладами,  били  коваными сапогами.  Ребята  уже  не  могли
говорить, лишь отрицательно качали головами: мол, ничего не знаем...
     Острая боль сжала сердце Нади. Обессиленный, пластом упал на пол Юра.
     - Где брали тол? Где партизаны?
     Вопросы чередовались с ударами.
     - Кто командир отряда? Где партизаны?
     И снова удары. И снова молчание.
     - Вы комсомольцы?
     Надя  собрала последние силы  и  в  полузабытьи прошептала непослушными
губами:
     - Я - пионерка...
     Надя пришла в  себя только под  утро.  Рядом она увидела Юру,  лицо его
было черным от побоев. Оказывается, их заперли в бане.
     Пахло сырой сажей, и было холодно.
     - Выдержишь? - спросила Надя шепотом.
     - Надо выдержать,  Лазурчик,  -  тоже шепотом ответил Юра. - Мы с тобой
партизаны...
     Семь дней продолжались допросы. Дети не сдавались.
     Вызвали одного Юру. Он едва переставлял ноги. Над ним долго издевались,
старались выпытать хоть  что-нибудь  незначительное,  но  так  ничего  и  не
добились. Немецкий гауптман ревел от бешенства:
     - Убивать таких надо! Испепелить!..
     Ослепительная вспышка  выстрела...  Упал,  широко  раскинув  руки,  Юра
Семенов.
     Измученная пытками,  на  грязном полу  бани лежала в  полузабытьи Надя.
Ночью она заметила,  что заключенные,  которых днем втолкнули сюда,  прорыли
яму в земляном полу и выползают на улицу.  Наде тоже удалось выбраться. Идти
ей  было тяжело,  и  тогда она вынуждена была ползти по  снегу -  с  трудом,
медленно.  Казалось, вот-вот догонят полицаи, которые, конечно, уже обо всем
узнали.
     Тишину морозной ночи прорезали автоматные очереди и взрывы гранат.
     Это были партизаны...
     Это было спасение...



     Вчетвером они - Евсеев, Слесаренко, Шамков и Надя Богданова - двигались
цепочкой по лесу, стараясь не шуметь. Молчали.
     Тихо в вечернем лесу. Только время от времени Евсеев спрашивал:
     - Лазурчик, ты не устала?
     - Нет,  все  в  порядке,  товарищ командир!  -  бодро отвечала девочка,
поправляя тяжеловатый для нее автомат.
     - Деревня близко. Слышите, собаки лают, - шепчет Шамков.
     - Подготовиться!  -  дает команду Евсеев и  тотчас добавляет:  -  Нужно
"языка" взять. Дождемся ночи.
     Под прикрытием ночной темноты Надя пробралась к околице деревни. В окне
небольшой хатки маячил огонек. Надя осторожно постучалась.
     - Кто там?
     - Свои. Не бойтесь!
     Послышались торопливые шаги. Со скрипом открылась дверь.
     - Добрый вечер вам в хату.
     - Вечер добрый,  дитятко, - удивленно рассматривая вооруженную девочку,
ответила хозяйка.
     - Бабушка,  говорят, у вас в деревне полицейских много. Подскажите, где
они размещаются?
     - Такая маленькая,  девчонка совсем,  а уже партизанка! Вот времечко! -
никак не могла успокоиться хозяйка. - Полицаев ищете? Да вот и нынче один на
побывку домой приехал. Неподалеку от нас, через один двор. Да тебе, детка, с
ним не справиться! Он же здоров как бык. И оружие при нем.
     Надя пробирается к указанной хате.  Настойчиво стучит в окно.  Никто не
отвечает.  Юная  разведчица,  стараясь придать  своему  голосу  грозный тон,
командует:
     - Открывай!
     - Сейчас, сейчас, - трусливо пролепетали за дверью.
     Надя быстро вошла в сени.
     - Где хозяин?
     - Да он редко бывает дома.  И сегодня в город его понесло. Может, позже
приедет, - отвечает хозяйка.
     По глазам хозяйки Надя догадывается, что за печкой кто-то есть. Достает
гранату и командует решительно:
     - Кто там прячется за печкой? Вылезай! Считаю до трех! Раз! Два!..
     Высунулся толстый полицай.  Мышиного цвета  френч  -  внакидку.  Дрожат
коленки, глаза навыкате.
     - Не оглядываться! Марш к лесу!



     Много  смелых  операций провела в  партизанах девочка Лазурчик.  Теперь
Надежда Александровна Богданова (Кравцова) живет в городе Витебске.







     Часто к  бывшему командиру 2-го отряда 35-й партизанской бригады А.  3.
Васильеву,  который  живет  теперь  в  деревне  Паленка Могилевской области,
приходят пионеры и школьники.
     - Дядя Афанасий,  расскажите нам о своих партизанских делах...  - И вот
завязывается интересный разговор. Когда речь заходит о юных партизанах, лицо
бывшего командира добреет и голос становится каким-то задушевным. Дороги они
ему, ребята, с которыми делил он тяготы военных дней и ночей...
     Вот один из рассказов Афанасия Захаровича.
     Жил  в  деревне  Паленка мальчик Коля  Васильев.  Ничем,  казалось,  не
отличался он  от  своих  сверстников.  Зимой  в  школу ходил,  летом помогал
родителям по хозяйству, играл в разные игры.
     Беззаботной была его ребячья жизнь.
     Началась война.  Немцы захватили нашу  местность.  И  сразу посерьезнел
мальчишка,  почувствовал  себя  взрослым.  Когда  узнал,  что  мы  уходим  в
партизаны,  попросил взять с собой.  "Буду воевать!" Однако взять Колю мы не
могли. Не только потому, что он еще мальчишка. Решили оставить его в деревне
партизанским связным. Как мы и надеялись, он оправдал наше доверие.
     В феврале 1943 года комсомольская партизанская группа из десяти человек
под  командованием Фоки  Демьянова  находилась в  Тушевском лесу.  Это  была
молодежь из деревни Паленка.
     Когда  они  ушли  в  партизаны,  фашисты  по-зверски расправились с  их
семьями. Комсомольцы-партизаны жестоко мстили врагу.
     Однажды  они   решили  написать  письмо  предателю  Родины  бургомистру
Косматову.  Вручить его  взялся  пионер  Коля  Васильев,  которого партизаны
называли Колей Малым.
     Взяв письмо,  он  отправился на станцию Зубры,  где ему все было хорошо
знакомо.  Подошел к дому бургомистра,  выбрал момент, когда Косматов остался
один в кабинете, и, войдя в комнату, отдал письмо ему в руки.
     - Это вам от  партизан.  Прочтите и  дайте ответ через меня,  -  сказал
Коля.  Заметив,  что бургомистр испуганно посмотрел в окно,  добавил:  -  Не
вздумайте выдать меня.  Моя  жизнь  -  это  и  ваша  жизнь.  В  случае чего,
партизаны отомстят за меня.
     В письме же было написано вот что:  "Господин Косматов! Пока не поздно,
искупи свою  вину  перед Родиной и  поверни оружие против оккупантов,  если,
конечно, дорога жизнь".
     Пока бургомистр читал письмо,  Коля внимательно осматривал его кабинет.
В окно были видны немцы и полицаи. Подошел поезд с военной техникой.
     Бургомистр,  бледный,  читал,  не глядя на Колю.  В конце письма стояла
подпись: "Страус-Чапай". Немцы и полицаи хорошо знали это имя.
     - Ну что, согласны? - спросил Коля.
     Дверь раскрылась, и в комнату вошел гестаповский агент Борейша.
     - Попался,  бандюга!  -  закричал он.  -  Сам пришел к нам в руки! - Он
позвал еще несколько полицаев.
     - Что это? - спросил один из полицаев.
     - Письмо от партизан, - ответил осмелевший бургомистр.
     Коля стоял совершенно спокойно и,  когда полицаи приказали ему  поднять
руки вверх, строго и веско сказал:
     - Подумайте и вы,  пока не поздно. Если я буду на виселице, то и вам ее
не избежать.
     Полицаи смущенно опустили оружие, но в это время в кабинет вошли немцы.
     - Партизан? Обыскать!
     Николая схватили, обыскали и, ничего не найдя, повели в комендатуру.
     - Где партизаны? Сколько их? - кричал комендант.
     - Сходите в лес да посчитайте сами, - дерзко ответил Коля.
     - Если не скажешь, будешь повешен, - злился фашист.
     - Вешайте! Только вам придется отвечать за меня. Партизаны не простят.
     - Мы из тебя жилы вытянем. Ты скажешь нам, где партизаны!
     - Никогда я не стану предателем.  А вам страшно. Вы боитесь даже детей,
- ответил Коля.
     Немец едва не задохнулся от бешенства. Колю вывели и посадили в подвал.
     Он начал агитировать полицаев, которые его стерегли:
     - Если вам дорога ваша шкура, опомнитесь, пока не поздно. Кому служите?
Скоро немцев прогонят, и вам Родина не простит предательства.
     Полицаи ругались, но некоторые задумывались: "Мальчишка, а что говорит,
как смело держится. Видимо, и в самом деле у них большая сила".
     Когда стемнело,  Коля сказал постовому полицаю,  что ему нужно выйти на
улицу.  Тот откинул засов. Коля под наблюдением охранника, державшего оружие
на изготовку,  лениво побрел к забору.  Шаг, второй, десятый, и вдруг в один
миг,  не  давая  полицаю опомниться,  перемахнул через  забор и  опрометью -
вперед!  Пока полицай выбежал в  ворота,  Коля был  уже  далеко.  В  снежной
круговерти глохла стрельба преследователя. Парень и не заметил, как пробежал
пять километров. Вот уже и родная Паленка.
     Мать, увидев сына, вначале испугалась, но быстро пришла в себя и начала
растирать Коле окоченевшие ступни -  где-то в сугробе он потерял валенки. Он
сжал зубы.  Ни стона,  ни жалобы.  Переоделся в  теплое и  стал собираться в
путь. Мать знала, что Коле нужно быстрее уходить, пока не налетели фашисты.
     Вдруг около дома скрипнули сани. В них - люди с оружием в руках.
     - Фрицы! - ахнула мать.
     Коля  тотчас  достал  спрятанный  под  полом  карабин  и   подготовился
защищаться.
     Подъехавшие,  в белых маскировочных халатах, словно заранее знали, куда
им  надо,  вбежали в  хату.  И  тут  Коля бросился им  навстречу.  Это  были
партизаны -  Андрей  Кузьмин,  "Иван  Грозный" и  я  со  своими  товарищами.
Побледнел Коля. И поняли мы, какой ценой далась ему выдержка...
     Забрали мальчишку с  собой.  С  тех пор не расставался с  нами отважный
разведчик и умелый диверсант.  Ему можно было поручить любое боевое задание,
и он никогда не подводил.
     Теперь Николай Федорович Васильев живет в  родной деревне и  работает в
строительной бригаде колхоза "Заветы Ильича".  Мальчиком ему доводилось жечь
дома,  в  которых засели  враги,  взрывать станционные сооружения...  Пришла
победа,  принялся бывалый  партизан за  строительство.  И  подолгу  горит  в
стеклах окон закатное солнце,  и  звучат под крышами домов песни и  смех.  И
стучат в селе топоры...  Мир на земле. За него воевал и он, Коля Васильев из
села Паленка.

     Газета "Ленiнскi шлях",
     г. Горки



     М.Ткачев




     Сквозь зеленую листву орешника и березника виден кусочек голубого неба.
Иногда этот кусочек закрывался белыми тучками.
     Пахло луговыми травами.
     Вася лежал в  кустах и  смотрел в  небо.  Там,  в  голубом просторе,  с
громким клекотом кружились молодые аисты.
     Раздумья Васи  оборвал гудок паровоза.  Мальчишка встрепенулся,  быстро
достал коробок спичек.  Раз!  Два!  Три!  -  посчитал спички. И не торопясь,
поджег бикфордов шнур.  Через  несколько минут  вздрогнула от  взрыва земля.
Поезд,  будто горячий скакун,  пришпоренный стальными шпорами,  взвился и...
полетел под откос...
     С  дозорной вышки  длинной очередью ударил немецкий пулемет.  На  землю
посыпались листья, ветки.
     Маскируясь в кустарнике, Вася уходил от погони.
     ...  Два  месяца  назад  дозорный  привел  в  партизанский отряд  имени
Дзержинского невысокого роста мальчишку.
     - Мне нужен командир,  - настойчиво твердил задержанный. В руках у него
была немецкая винтовка. За поясом торчали ручные гранаты.
     Дозорный привел Васю к комиссару отряда Ивану Яковлевичу Добрияну.
     - Примите в ваш отряд,  -  попросил Вася. - Оружие у меня есть. А еще у
вас в отряде мой старший брат Антон. Я вместе с ним буду воевать.
     Партизанам  полюбился  бойкий  мальчишка.   На  коротких  привалах,   у
вечернего  костра,   Вася  становился  "артистом".   Он   мог   без   устали
передразнивать разных полицаев.  Даже  Гитлера.  И  тогда долго не  умолкали
смех, шутки. К тому пока и сводилась его партизанская служба.
     Но вот в  отряде стали подходить к концу боеприпасы.  Нечем воевать.  И
тогда Вася куда-то исчез. Нет и нет хлопца. Партизаны начали беспокоиться...
     Лишь  на  третий день Вася появился:  он  доставил ящики с  патронами и
гранатами.
     Повеселели  лица  партизан.   "Есть  чем   воевать  с   фашистами",   -
приговаривали они,  и  только Вася все ходил по лагерю угрюмый.  Ему здорово
досталось от  комиссара отряда  за  самовольную отлучку.  "Всыпал по  первое
число", - пожаловался он своему брату Антону.
     Через  неделю ему  снова разрешили ходить на  боевые задания.  Вместе с
Антоном он  украдкой подползал к  шоссе Слоним -  Ружаны и  резал телефонные
провода.  Так  было  не  один раз.  Нарушалась связь у  партизан,  мальчишка
пробирался в  фашистские гарнизоны,  приносил партизанам ценные сведения.  И
был неуязвим.
     Шел 1944 год. Все чаще на востоке вспыхивали огневые зарницы, слышалась
канонада. Красная Армия гнала фашистов с земли родной Белоруссии.
     1  января 1944  года партизанский санный обоз возвращался с  очередного
боевого  задания.  На  передних санях  погонял  лошадь  Вася.  Рядом  с  ним
растянулся пулеметчик Николай Струповец.  Тревоги были  позади,  и  никто не
помышлял о  беде.  А  она...  У околицы деревни Главсевичи (это в Слонимском
районе) неожиданно ударили по саням автоматные и пулеметные очереди.
     Партизаны повернули было в  обход,  да  уже  было поздно.  Немцы начали
окружать обоз.
     Первым взялся за дело пулеметчик Николай Струповец.  Припал к пулемету,
и  длинная очередь заставила немцев залечь.  Рядом с  Николаем был Вася.  Он
подавал пулеметные диски.
     Партизаны постепенно отошли  к  лесу.  Завязался бой.  Неравный.  Немцы
окружали смельчаков.  Автоматной очередью был  убит Николай Струповец.  Вася
остался один.
     И  вдруг сразу шесть пуль пронзили Васину грудь.  Истекая кровью,  юный
пулеметчик продолжал отстреливаться.  Еще  две  пули  попали  Васе  в  ногу.
Пулемет захлебнулся...
     Когда немцы приблизились к Васе, он лежал без сознания. Немецкий офицер
подозвал врача:
     - Он  должен  жить!  Ему  известно  местонахождение  партизан.  Мы  его
заставим говорить...
     Очнулся Вася на  рассвете.  Немецкий врач перевязал ему  раны и  принес
лекарство.
     - Пей,  пей,  - показывал он на стакан с какой-то жидкостью. Ослабевшей
рукой  Вася  поднял стакан,  подержал и  выплеснул жидкость на  пол.  Собрал
последние силы,  сорвал  окровавленные повязки.  Дважды насильно накладывали
немцы повязки, и дважды срывал их Вася.
     Утром,  обессилевший,  весь окровавленный, он приподнялся и посмотрел в
окно. Все было белым-бело вокруг. Как в раннем детстве, когда еще был мир...
     Угасающим взглядом обвел Вася знакомую сызмала картину. Через несколько
минут навсегда закрылись его глаза...



     Если  от  Слонима  немного  проехать  автобусом,  попадешь в  небольшую
деревеньку.  На окраине ее, в тени лип, стоит школа. Здесь рос и учился Вася
Крайний.
     Помнят  и   не   забывают  на  Слонимщине  своего  земляка  ребята.   В
Мелькановичской школе,  где  до  войны учился юный  герой,  пионерский отряд
носит имя Васи Крайнего. Земляка. Партизана. Патриота.



     Е.Пташник




     Каратели нагрянули в  Ходоки под вечер.  Однако в деревне уже никого не
было.  Жители  все  успели  убежать  в  лес.  Степа  Протосеня бежал  в  лес
последним.  Его  успели заметить,  и  какой-то  фашист дал  по  нему длинную
очередь из  автомата.  Степа далеко в  лес не  забирался.  Он залез на ель и
оттуда наблюдал за деревней.
     Высушенные солнцем и  ветром  крыши  и  бревна построек вспыхнули,  как
порох.  Спустя несколько минут горели все восемь хат деревни.  Степкина хата
была посередине,  и ее фашисты подожгли последней. Деревья у хат, обожженные
огнем, чернели на глазах и дымились.
     Все.  Деревни  нет.  Нет  и  Степкиной хаты.  Степка  заплакал  и  стал
спускаться на землю. Надо было куда-то идти. Мать Степки с его сестренкой на
руках убежала на Яськово болото.
     Степка решил искать партизан.  Он  слышал,  что они где-то  на Яськовом
болоте.  Степан верил,  что его примут в партизаны и дадут оружие.  Он будет
мстить фашистам.
     Степка шел по лесу и,  хотя знал,  что фашисты боятся соваться в  такой
густой лес,  все же  оглядывался по  сторонам,  старался не ступать на сухие
ветки.
     Солнце уже опустилось за деревья, только на вершинах сосен трепетал его
отсвет.  Подойдя к дороге,  Степка услышал гул автомашин. Он упал на землю и
пополз,  как ящерица,  между кустов и деревьев. Потом залез в ельник. Прошла
машина, полная солдат. Долго слышалось ее гудение. Потом стало тихо.
     Начало темнеть. И тут Степка вдруг решил уже сейчас мстить фашистам. Он
выскочил на  дорогу.  Отрезал длинный кусок  обвисшей телеграфной проволоки.
Один конец проволоки Степан закрепил за сосну и перетянул через дорогу.
     Спустились сумерки.  Небо стало темным.  Степка услышал,  что по дороге
идет автомашина.  Ехали немцы.  Они что-то громко кричали,  пели. "Боятся, -
подумал Степка,  -  вот  и  горланят".  Потом проехала группа мотоциклистов.
Степка сидел в кустах, затаив дыхание. И вот снова послышался треск моторов.
Степка насторожился,  но  по  звуку понял,  что  едет  не  один мотоцикл,  а
несколько.  Действительно,  мимо пронеслись четыре мотоциклиста.  Степка уже
начал терять надежду.  Легла роса.  Степке стало холодно,  но  он  продолжал
лежать на земле.  Вот опять гул мотора.  Фары автомашин залили желтым светом
деревья у  дороги и  кусты,  где прятался Степка.  Степка прижался к  земле.
Опять стало тихо.
     "Видно,  фашисты уже больше не поедут", - думал Степка. Он не знал, что
ему делать.  Но вот опять гудит что-то на дороге.  Прислушался. Слышен треск
только одного мотора.  Наконец едет один фашист.  Степка быстро подхватился,
взял второй конец проволоки и замотал его за ствол дерева. А сам отошел.
     Дальше все  произошло мгновенно.  Степка помнит,  как  заревел мотор  и
мотоцикл перевернулся. Немец что-то закричал страшным, резким голосом. Потом
стало тихо.  Когда Степка подскочил к немцу,  тот лежал без сознания. Видно,
сильно ударился головой о  дерево.  Мотоцикл лежал в стороне.  Степка снял с
фашиста автомат и побежал.  Нужно было торопиться.  На дороге опять слышался
гул моторов.
     Спустя  некоторое время  Степка  уже  был  в  партизанском отряде,  что
размещался в лесу под Плещеницами.



     В.Хомченко




     Дождь начал сыпать еще в полдень, мелкий и затяжной, и моросил до самой
ночи. Стемнело рано, и лампы в хатах зажгли часа в четыре.
     Якуб зашел к Пете поздно вечером.
     - Надевай плащ,  -  сказал он  другу.  -  Дождь не перестанет.  Как раз
подходящая для нас погода.
     Петя  схватил мамин старенький плащ,  и  мальчики незаметно шмыгнули из
хаты.
     На  путях  станции,  тяжело сопя  паром,  таскал вагоны паровоз.  Глухо
стучали его колеса. Возле станционного здания стоял фашист и что-то бормотал
себе под нос.
     Мальчики постояли под крышей,  покуда глаза привыкли к  темноте,  потом
подошли  к  склепу.  Из  тайника  вытянули две  бутылки с  горючей смесью  и
подались вдоль железнодорожной колеи.  Эти  бутылки они  нашли еще в  июле в
оставленных окопах.
     Шли тихонько,  осторожно,  друг за другом,  останавливались, приседали,
прислушивались.  Наконец очутились в лесу.  От дождя в лесу все шуршало. Это
как раз было хорошо: заглушало шаги мальчиков.
     - Часов одиннадцать будет уже, - сказал Петя.
     - Ага, - согласился Якуб. - Скоро праздник.
     - Якуб, а я пионерский галстук надел.
     - Я тоже, - сказал Якуб.
     Дождь налил большие лужи.  Иногда вода доходила чуть не до колен, капли
с ветвей сыпались за ворот. В ботинках чавкала грязь.
     Вот  и  тупиковые рельсы.  Там  стоял  состав  цистерн.  От  них  несло
бензином.   Недалеко  отсюда  находился  фашистский  аэродром.   Бензин  для
самолетов брали из этих цистерн. На аэродроме то и дело вспыхивал прожектор,
ревели моторы.
     - Хальт! - вдруг послышалось совсем недалеко.
     Мальчики  прижались к  земле.  Вдоль  состава  шли  три  человека.  Это
менялись часовые.
     Якуб вынул из кармана одну бутылку,  забрал вторую у  Пети и шепнул ему
на ухо:
     - Ползи назад.
     Якуб поднялся во  весь рост.  Руки дрожали.  Вялость охватила все тело.
Размахнулся и  изо всей силы швырнул бутылку в  цистерну.  Зазвенело стекло.
Багровое пламя шугануло по верху цистерны.  Вторую бутылку он уже бросил при
ярком свете...
     Когда они бежали назад, их больно стегали ветви, мальчики натыкались на
деревья,  падали. В поселок возвратились, сделав круг по лугу. Зарево пожара
освещало им дорогу.
     На улице встретили Якубову мать. Она стояла у крыльца.
     - Что там случилось? - спросила она испуганно.
     - Это, мама, праздничный салют. Сегодня уже Седьмое ноября.
     Так встретили Октябрьский праздник в тысяча девятьсот сорок первом году
кричевские пионеры Петя Рытик и Якуб Радиончик.



     А.Юшкевич




     Женькин арсенал

     Жене  Филипчику пятнадцать.  Еще  недавно война была  для  него игрой в
"белых" и "красных".  И вот война - настоящая. Она пришла, когда Женя учился
в 7-м классе. Женя комсомолец. Как и все, живет ненавистью к фашистам.
     Женя родился в деревне Малиновка,  неподалеку от местечка. Довелось ему
быть в местечке на второй или третий день после прихода туда немцев. То, что
увидел там, потрясло парнишку.
     ...  Большая яма, а около нее много, много народа. И старые, и молодые,
и совсем маленькие... Ну за что же их! Ведь они ничего не понимают...
     Его глаза горят ненавистью.
     "Пойду  в  партизаны",  -  решил  он.  Тут  подвернулся случай -  нашел
винтовку,  позже нашел и  патроны.  Но как встретиться с  партизанами?  Да и
маловат он  еще.  Могут не взять.  "Если не возьмут,  отдам винтовку.  Пусть
стреляет по врагу кто-нибудь другой. А я еще найду винтовку и еще отдам..."
     Вскоре у Жени появилось около десятка винтовок, много патронов, автомат
и  наганы.  Это был его "арсенал",  его гордость.  А  случая передать оружие
партизанам все  не  находил.  Однажды он  взял  веревку и  пошел в  лес  "за
хворостом".  "Исхожу весь  лес,  пока не  найду!"  И  нашел.  Поздно вечером
вернулся домой с вязанкой хвороста.
     Доставить оружие в отряд было нелегким делом. Пришлось выжидать. А тут,
оказывается,   начали  за   ним  присматривать  из  волости:   имел  однажды
неосторожность поговорить об оружии с  одним парнишкой,  не зная,  что тот -
сын полицейского в местечке.
     Его вызвали в  полицию.  Но Женя не растерялся.  В комнату зашел смело,
осмотрел столы,  стулья,  сидящих за  столами немцев.  Вспомнился расстрел в
местечке. "Ничего вы от меня не добьетесь!.. "
     Переводчик перевел слова офицера:
     - Отдай оружие, тебе ничего не будет.
     Стараясь быть спокойным, Женя отчеканил:
     - Никакого оружия у  меня  нет.  Не  мое  дело оружием заниматься,  мне
учиться надо.
     Долго длился допрос, но комсомолец держался мужественно.
     Ничего не добившись, гитлеровцы вытолкнули Женю за дверь.
     Через несколько дней уже был в отряде. И не один. Он привел одиннадцать
надежных парней. Все они были со своим оружием.
     Вначале над Женей подшучивали:
     - Вояка... От горшка - два вершка.
     И вот наконец вызывают:
     - Женя, к командиру отряда!
     Это  было  его  первое  задание.  На  глазах заблестели слезы  радости.
Кажется, вот-вот подпрыгнет, побежит...
     Ему  нужно  было  добыть сведения о  численности и  вооружении немецкой
воинской части  в  деревне Клинок.  Женя  пробрался туда  под  видом  поиска
родителей и  отлично выполнил задание командира.  В  эту  разведку он  ходил
вместе с юной партизанкой Соней.  Когда их встречали немцы или полицейские и
спрашивали, кто они, Женя неизменно отвечал:
     - Это моя сестренка. Мы разыскиваем родителей.
     Позже  вместе с  двумя  другими партизанами Женю  послали в  разведку в
деревню  Турец.  Через  нее  должна  пройти  группа  партизан  на  операцию.
Оказалось, что в деревне - немецкая засада. Его товарищи спрятались, а Женя,
не  вызывая подозрений,  прошел в  Турец,  раздобыл там  пару лыж и  вовремя
предупредил движущуюся группу партизан об опасности.
     Часто можно встретить Женю с Соней на лесной тропе,  в деревне:  идут в
разведку или из разведки. Идут и в метель, и в дождливую слякоть...
     Больше года  выполнял Женя  задания командира.  Вырос,  возмужал.  Лицо
стало совсем взрослым и  суровым.  Теперь ему не говорят:  "от горшка -  два
вершка".  Его  называют "Женька-разведчик".  Женю  наградили орденом Красной
Звезды.


     Бей, винтовка!

     В отряд пришел парнишка с винтовкой.
     - Зачем пришел? - спросили.
     - Бить фрицев! - ответил он.
     Зачислили в  отряд,  определили во  взвод.  Стали посылать на  задания.
Нигде  не  отставал,  не  был  последним.  В  дневнике боевых операций стала
появляться новая фамилия -  Яков С.  (Стануль).  Будь то засада, взрыв моста
или разгром полицейского участка,  Яков всюду участвует.  Он свято выполняет
свой обет - бить фрицев.
     За  непродолжительное время  пребывания  в  отряде  Яков  проявил  себя
отважным партизаном. На его счету уже больше десятка фашистов.
     Командование отряда представило Яшу к правительственной награде.
     В связи с этим командир потребовал его автобиографию.  "Я, Стануль Яков
Данилович,  родился 12 августа 1928 года в БССР,  в городе Полоцке,  в семье
рабочего.  В 1934 году переехал с родителями в деревню, где семья вступила в
колхоз.  В  1937 году поступил учиться в  НСШ  и  окончил 5  классов.  Хотел
учиться дальше, но помешали фрицы..."
     Никогда не  победят фашисты нашего народа,  потому что  и  стар  и  мал
взялся за винтовку.
     Бей, винтовка!


     Шел девчонке пятнадцатый

     Вале Беляевой 14 лет.
     Она бежала из города, из лап фашистов. Какой же ненавистью надо гореть,
чтобы в 14 лет решиться идти за родительский порог, в бой с врагом!
     Она смело сделала этот шаг в своей еще только начавшейся жизни. А какой
прекрасной была ее  жизнь,  как и  жизнь других наших детей!  Школы,  парки,
дворцы,  библиотеки,  детские санатории - все было у наших детей. Ничего. Мы
вернем им все это!
     Не  по  возрасту развита Валя.  В  отряде она  бывает мало,  она больше
бывает на заданиях, в разведке.
     Готовится очередная операция.  Валя у командира отряда - просит послать
и ее.  Ей говорят,  что операция сложная. Она старается доказать, что это ей
по силам, что она не устанет.
     Маленькая партизанка завоевала авторитет бывалых  бойцов.  Бойцы  часто
беседуют с Валей, интересуются, как она действовала в прошедших операциях
     С большим удовольствием Валя рассказывает:
     - Идем вдвоем. Встречаем незнакомого человека. Он нас не останавливает,
но  видно,  что  хочет  заговорить.  Останавливаемся  сами.  Незнакомец  нас
осматривает пристальным взглядом,  молчит. Молчим и мы. Я поняла, что он нас
подозревает,  и решила заговорить первой.  Нечего,  говорю, есть. Вот идем в
деревню,  может,  кто даст хлеба или картошки.  "Дадут", - поддакивает он, а
сам  все  всматривается.   Я  насторожилась.  А  незнакомец  старается  быть
разговорчивым, пристает с расспросами: откуда идем, куда, где наши родители,
не слышали ли чего о партизанах. Нет, не слышали, отвечаем.
     Что  было  дальше,  знали  все.  Когда разошлись,  Валя  послала своего
товарища в отряд,  чтобы он предупредил партизан.  Незнакомца задержали.  Он
оказался шпионом.
     А  вот  еще  интересный случай.  Отряду было известно,  что  в  деревню
Слободу движется около  пятидесяти немцев.  Партизаны организовали засаду на
перекрестке дорог,  в  двух  километрах от  деревни.  Партизаны послали Валю
вперед  с  заданием  отправить гитлеровцев в  направлении засады.  Вале  это
удалось. Немецкий отряд был уничтожен.
     В деревне Коробы работала на немцев мельница.  Придя на мельницу,  Валя
спросила охранника,  можно ли смолоть рожь. "Можно", - ответил полицай. Валя
вошла в  здание мельницы.  Там  были  значительные запасы зерна и  муки.  Об
увиденном девушка сразу же сообщила в  отряд.  В ту же ночь партизаны сожгли
мельницу.
     Такова Валя. Она воюет не оружием, а умом, хитростью, смекалкой.


     Гавруша-пулеметчик

     Гавруша Мачунский в  отряде с  апреля 1942 года.  Пришел к партизанам с
обрезом. Обрез сделал старик-отец.
     - Вот тебе оружие,  сынок.  Иди в отряд и бей фашистов,  - наказывал он
Гавруше. - Бей и за меня, старика, как я их бил в восемнадцатом.
     Стрелять Гавруша научился еще  в  ремесленном училище.  Боевое крещение
получил в операции под деревней Рудня,  в роли второго номера пулемета.  Вот
как это было.
     Отряд сделал засаду.  Пулемет был на  правом фланге.  Показались немцы.
Партизаны встретили их огнем.  Немцы разделились на группы и  пошли в обход.
Шестеро шли  прямо  на  пулемет.  Пулеметчик дал  очередь,  и  вдруг пулемет
замолчал.  Гавруша лежал  рядом.  Пока  первый номер устранял неисправность,
Гавруша бил  из  винтовки.  Один немец крикнул и  упал на  землю,  остальные
залегли.  Помочь бы пулеметчику,  но Гавруша видит,  что к их боевой позиции
ползет немец.  Метким выстрелом он сразил фашиста. Гавруша хотел было помочь
товарищу,  но из-за кустов показался еще один гитлеровец.  Снова выстрел,  и
снова в цель.
     Оказалось,  что  пулемет  исправить  нельзя.  Гавруша  предложил своему
товарищу отходить,  а сам стал прикрывать его отход.  Три немца ползут прямо
на него. Гавруша приготовил гранату. Взрыв. Теперь - отходить...
     ... Этот бой произошел у деревни Клинок.
     Группа партизан ехала на автомашине.  Их предупредили крестьяне,  что в
деревне  вот-вот  появятся  немцы.   Партизаны  залегли  и  стали  выжидать.
Показалась одна  автомашина,  затем  вторая,  третья.  Подпустив  машины  на
близкое расстояние,  открыли огонь.  Около  полутора часов  шел  бой.  Немцы
начали  окружать  партизан.  Командир  приказал группе  отходить к  лесу,  а
пулеметчикам - прикрывать ее отход.
     Пулеметчиков было трое,  в том числе и Гавруша.  Стреляли до последнего
патрона.  Когда был ранен первый номер,  его заменил Гавруша. В этой схватке
он уничтожил более десятка немцев.
     Во  многих  операциях участвовал Гавруша  и  всегда  проявлял себя  как
смелый и  отважный боец.  Он  имеет несколько благодарностей от командования
отряда.


     Один против десяти

     Одновременно со старшим братом Виктором и сестрой Настей пришел в отряд
семнадцатилетний Миша Деркач. Все трое пришли с новыми винтовками и в первый
же день пошли на боевую операцию.  Всегда и  везде Миша с  Виктором и Настей
вместе. В боевых операциях выручают друг друга.
     ...  Миша находился в  секрете.  Вдруг вдали показалась на  велосипедах
группа немцев. Они ехали прямо к опушке леса, где был секрет. Миша и Николай
Н.  залегли в кустах. Немцы, ничего не подозревая, ехали спокойно и о чем-то
разговаривали.  В группе было десять велосипедистов. Подъехав к опушке леса,
они  слезли  с  велосипедов и  расположились на  отдых.  Поснимали автоматы,
расстегнули мундиры.
     Миша послал Николая к командиру отряда,  а сам продолжал наблюдать.  По
дороге  с  противоположной стороны шли  двое  мужчин.  Немцы  приняли их  за
партизан и  приготовились открыть огонь.  Но  Миша открыл его первым.  Немцы
растерялись и,  ни разу не выстрелив, побежали назад. Но скрыться удалось не
всем.  Трое врагов нашли себе могилу.  Увешанный трофейными автоматами, Миша
вернулся в отряд...



     В.Смеречинский




     Осторожно  раздвинув  ветки  придорожного  березняка,   Леня  Анкинович
оглянулся по сторонам:  шурша колесами по мокрому гравию дороги,  пронеслись
один за другим несколько грузовиков. А затем остановились в конце магистрали
- там, где дорога расходится на два проселка.
     - Немцы! - мелькнуло в голове разведчика.
     А  в  деревне партизаны.  Их мало.  И они не знают о том,  что каратели
окружают деревню. Как предупредить их?
     Не  раздумывая,  Леня  Анкинович бросился  бежать  через  Сухую  балку.
Гитлеровцы заметили  мальчика.  Загремели  винтовочные выстрелы,  засвистели
пули. Обожгло локоть, затем правую ногу.
     Но вот он около старой мельницы.  Возле нее дорога поворачивает вправо.
Отсюда до деревни Кашино километра три,  не меньше.  Добежать не успеешь.  А
что, если попробовать задержать немцев?
     Придерживая здоровой рукой простреленный локоть,  хромая, Леня бросился
к  партизанской  землянке.  Там,  недалеко  от  развалившейся мельницы,  был
спрятан пулемет. Леня подтащил его к узкому окну...
     Лихорадочно застучал "максим". Головная машина гитлеровцев остановилась
и  вспыхнула  ярким  факелом.  Но  вскоре  немцы  опомнились и  бросились  к
землянке. Пулеметная очередь тут же прижала фашистов к земле.
     Около часа вел бой десятилетний разведчик Леня Анкинович.
     - Сдавайся, партизан! - кричали гитлеровцы, когда смолкли выстрелы.
     - Пионеры не сдаются!  -  шептал мальчишка и еще крепче сжимал рукоятки
пулемета.
     Неожиданно "максим" замолчал. Кончились патроны. А фашисты подходят все
ближе и ближе.
     - Нет,  гады,  все  равно не  пройдете!  -  крикнул отважный партизан и
бросил одну за другой несколько гранат.
     И  вот в руках у Лени Анкиновича последняя граната.  Мальчишка выдернул
кольцо и выскочил из землянки.
     Фашисты ринулись навстречу. Они решили, что партизан идет сдаваться. Но
тут Леня взмахнул рукой. Раздался оглушительный взрыв...
     Пионер не погиб. Утром партизаны из бригады Константина Заслонова нашли
тяжело  раненного  мальчика  и  отправили в  партизанский госпиталь.  Четыре
месяца врачи боролись за жизнь юного героя. И он выжил!
     За  этот подвиг Указом Президиума Верховного Совета СССР Леня Анкинович
был награжден орденом Красной Звезды.
     Выписавшись из госпиталя, отважный партизан вернулся в свой отряд.
     Окончилась война. Леонида Анкиновича направили в летное училище. Вскоре
бывший партизан стал военным летчиком-истребителем.
     В 1956 году Леонид после демобилизации возвратился в родную Оршу.



     В.Морозов




     После окончания войны у  пленных фашистов была  найдена фотография.  На
фотографии -  минская улица. Вооруженные вражеские солдаты ведут под конвоем
мальчика.  Снимок хранился в  архивах,  и  никто точно не знал,  кто же этот
мальчик.  И вот минские ребята из 30-й школы отыскали людей,  которые узнали
мальчика.  Среди тех,  кто  хорошо знал его еще до  войны,  была учительница
Ядвига Леонардовна Полонская. Ее рассказ записан пионерами.
     "Его  я  знала  с  пятого класса.  Любознательный был  мальчик и  очень
организованный.   Хорошо  помню,  сидел  он  на  второй  парте  от  окна.  Я
рассказывала ребятам на уроках географии о  нашей Родине,  и  он мне говорит
как-то:  "Ядвига Леонардовна!  Мы  обязательно должны  съездить куда-нибудь.
Обязательно".  И  мы  договорились:  окончим  седьмой  класс,  отправимся на
экскурсию. Но вы знаете, что потом произошло: грянула война...
     Когда  я  читала  книгу  "Преступления немецко-фашистских  оккупантов в
Белоруссии 1941-1944",  то увидела там фотографию: фашисты казнят пионера. Я
сразу узнала: Володя Щербацевич, мой ученик!"
     В  самое  тяжелое для  страны  время  Володя  остался верным пионерской
присяге, и фашисты казнили его.
     Теперь  пионерам  -  красным  следопытам  -  можно  было  написать  под
фотографией:  четырнадцатилетний минский пионер Володя Щербацевич. Казнен 26
октября 1941 года за то, что, как мог, боролся за нашу победу.
     Во  время вражеских бомбежек дом Володи на Коммунистической улице чудом
остался  неповрежденным.  Бомбежки  прекратились -  на  подступах  к  городу
загрохотали вражеские пушки. Наши воинские части отступили.
     В конце июня в город ворвались фашистские танки...
     Ольга Федоровна,  мать Володи,  еще никогда не видела своего сына таким
взволнованным.  "Мама!  -  горячо говорил он.  -  Если  каждый бросит в  них
гранату - только по одной - от них же тогда ничего не останется!"
     Из  Володиных родных в  Минске живет тетя,  Евгения Федоровна Михневич.
Она и рассказала ребятам о боевых делах своего племянника.
     "Володя ходил  по  городу,  смотрел,  где  что  делается.  Придя домой,
рассказывал матери,  где у  фашистов комендатуры,  в каком месте установлены
пушки, куда направляют они военнопленных красноармейцев.
     А  у  нас в подвале был уже спрятан радиоприемник.  Оккупанты передают:
Россия,  дескать,  разгромлена,  скоро Москву возьмем.  А  мы  слушали голос
Москвы.   Ольга  Федоровна  говорит  Володе:  "Нужно,  сынок,  людям  правду
сказать".  И  что же?  Володя сидел ночами,  писал от  руки листовки.  Потом
перелезал через  заводские заборы,  разбивал  в  цехах  окна  и  разбрасывал
листовки.  Бросит - и тут же спрячется: по канавам пробирался, по закоулкам.
А сколько Володя собрал винтовок, патронов!
     Теперь  -   самое  главное:   нужно  было   спасать  наших  командиров,
красноармейцев,  которые оказались в  плену у фашистов и находились в здании
политехнического института.  Большинство  из  них  были  ранены.  Подпольная
группа, которую организовала Володина мать-коммунистка, помогла освободиться
из  неволи не одной сотне наших воинов.  Володя был равноправным членом этой
группы.  Он помогал лечить раненых, доставал для них лекарства, еду. А когда
люди залечивали свои раны, тайными тропинками выводил их из города".
     Опасным был путь к  партизанам!  На многих лесных дорогах -  фашистские
засады.  По деревням шляются полицейские. А на выходах из города - усиленные
заставы.
     Сентябрьской дождливой ночью Володя выполнял задание.  Попал в  засаду.
Фашисты схватили мальчика.
     Одна из минчанок,  Зоя Павловна Маркевич, была брошена оккупантами в ту
же тюрьму, где находились Володя и его мать (мать выдал предатель).
     Зоя Павловна осталась в живых.  И вот что она рассказала. "Привезли нас
в  тюрьму.  Там была большая комната,  в ней стояло человек 50 арестованных.
Лицом к стенке.  Разговаривать не разрешалось. Стоим у стены, и вот я слышу,
как  Володя  говорит  своей  матери:   "Мамочка,   не  волнуйся.   Они  меня
допрашивали,  но я ничего не сказал и не скажу ничего". А он был весь избит,
лица не узнать. Я смотрю, у Володи течет кровь. Спрашиваю: "Что с тобою?" Он
попробовал улыбнуться...
     Я не знаю,  в какой камере был Володя потом,  а с его матерью мы сидели
вместе и пробыли там шесть дней.  Ольгу Федоровну часто вызывали на допросы.
Последний раз ее привели еле живую.  Я  положила ее голову к себе на колени.
"Об одном прошу,  -  прошептала она.  - Если ты останешься в живых, расскажи
людям, за что мы с Вовой погибли".
     Меня  выпустили из  тюрьмы.  И  вот  как-то  ко  мне  пришли знакомые и
сказали: "Гитлеровцы будут вешать Володю и его мать".
     Володя Щербацевич был мужественным до  конца.  К  месту казни оккупанты
согнали минчан, чтобы запугать их: не думайте, дескать, сопротивляться! А из
толпы неслось гневное: "Не простим!"
     На смену погибшим пришли новые патриоты.
     В  день  45-летия  советской пионерии ребята  всей  страны узнали:  имя
минского  пионера  Володи  Щербацевича занесено в  Книгу  почета  Всесоюзной
пионерской организации имени Владимира Ильича Ленина.  Володя всегда будет в
строю пионеров-героев, на которых равняются наши ребята.



     В.Дончик




     Злой мартовский ветер мел жесткую снежную крупу.  На  центральной улице
городского  поселка   Корма   выстроилась  колонна  танков,   выкрашенных  в
бело-зеленый  цвет.  Фашисты время  от  времени разогревали моторы,  часовые
зябко поеживались от крепчавшего на ночь мороза.  А  снег все сыпал и сыпал,
заметая тропинки, с утра протоптанные горожанами.
     Никто  не   обращал  внимания  на  девчонку  в   стареньком  пальтишке,
пробиравшуюся завьюженными переулками.  Вот она прошмыгнула возле рокотавших
на  холостых оборотах бронированных чудовищ.  Часовой окликнул,  но  девочка
мгновенно скрылась за  углом полицейского участка.  Там,  где она проходила,
оставался листок из ученической тетрадки,  прикрепленный к  забору или стене
дома мякишем хлеба.  На  нем в  правом углу -  красная звездочка,  а  ниже -
текст,  написанный печатными  буквами:  "От  Советского Информбюро..."  Одна
такая  листовка оказалась даже  на  лобовой броне танка.  Утром гитлеровцы и
полицейские  подозрительно присматривались к  каждому  прохожему.  Но  через
три-четыре дня  листовки появились снова.  Из  них жители узнали о  разгроме
гитлеровцев под Москвой.  А  спустя некоторое время кормянцы узнали,  что на
дороге Корма -  Гомель подорвались на минах несколько автомашин с  орудиями,
направлявшихся на фронт, вся колонна была обстреляна партизанами.
     Как-то,   пробегая   по   улице,   Инна   Прибытченко  встретила   свою
одноклассницу Валю Артемьеву.
     - Слыхала, в городе появились листовки с красной звездочкой? - спросила
Инна.
     - Еще  не  то  будет,  -  сказала Валя и,  расстегнув пальто,  показала
подруге пионерский галстук. Инна ахнула, испуганно осмотрелась по сторонам.
     - И ты не боишься, Валька?
     - Ничуточки.  Вот  скоро соберемся,  Инка,  всем восьмым нашим классом,
такое завернем...
     - Так это твоя работа -  листовки? - с восхищением поглядела на подругу
Инна.
     Валя только усмехнулась.
     - Приходи ко мне как-нибудь, поговорим. Сейчас некогда. Ждут братишка и
сестренка, а мамы дома нет.
     Но Инне не довелось больше увидеться с подружкой.
     ...  В окошко тихо постучали. Лидия Александровна оторвалась от швейной
машинки,  прильнула к  морозному стеклу.  Оглянулась -  на  нее настороженно
смотрела дочка.
     - Валюша, открой... Товарищ Веренич...
     Глухо  звякнул  дверной  крючок,   в  комнату  вошел  Адам  Демьянович,
партизанский вожак, член подпольного райкома партии.
     - Раздевайтесь,  грейтесь,  -  предложила Лидия Александровна.  - Я вас
чаем угощу. Ну, как там у вас за Сожем?
     - Трудно,  Александровна.  Холодно. С продуктами туго, одежда у хлопцев
поизносилась,  медикаментов нет.  Спасибо  тебе  шлют  партизаны за  соль  и
бельишко.  А тебе,  дочка,  -  ласково сказал Адам Демьянович Вале,  -  тоже
спасибо  за  ценные  сведения о  немцах.  Мы  их  тогда  на  дороге  здорово
потрепали.
     - Она,  Адам Демьянович,  листовки недавно расклеила.  Так  полицейские
рыскали по всему поселку, во многих домах все вверх дном перевернули.
     - Это хорошо, дочка, что не боишься. Только будь осторожна.
     Лидия Александровна разлила чай  в  кружки,  достала несколько таблеток
сахарина.  Валя намеревалась что-то спросить у Веренича,  но не решалась. Он
сам выручил. Пытливо заглянув ей в глаза, спросил:
     - Ну, какие у тебя секреты? Выкладывай.
     - Дядя Адам,  а  что,  если надежных ребят из  нашего класса привлечь к
распространению листовок, сбору оружия, патронов?
     - Надо подумать, Валя. В следующий раз договоримся, как быть дальше.
     - А  как  ваш  квартирант  поживает?   -   обратился  Веренич  к  Лидии
Александровне.
     - Ой,  не нравится он мне,  Адам Демьянович.  Инженером работает у них.
Тихий вроде,  а глазами,  как буравчиками,  сверлит. Часто куда-то исчезает.
Боюсь за  дочку.  Она  его  ненавидит.  Он  тоже чувствует к  ней неприязнь.
Наверное,  сам  сдался  в  плен,  хотя  и  говорил как-то,  что  контуженого
подобрали санитары.
     - С ним держи ухо востро, Александровна, - посоветовал Адам Демьянович.
     В дверь резко постучали. За окном метнулась тень.
     - Полиция, - побелела Лидия Александровна.
     Раздалось  несколько выстрелов.  Партизанский командир  успел  намертво
уложить трех полицейских.  Но  сам был ранен в  голову.  Связанного Веренича
бросили в  сани.  Лидия  Александровна хотела  положить его  голову себе  на
колени,  но  ее  согнали с  саней и,  толкая в  спину прикладами,  погнали в
полицию.
     Утром отвезли в тюрьму и детей.
     Адам Демьянович, не приходя в сознание, скончался по дороге.
     Фашисты зверски истязали мать на глазах у дочери, но они молчали. Через
неделю Лидию Александровну повесили.
     Ведя на  казнь патриотку,  гитлеровцы нацепили ей на шею табличку:  "За
связь с партизанами".
     Гитлеровцы принялись за Валю.
     На столе лежал истыканный ножом пионерский галстук Вали, рядом - листок
с красной звездочкой.
     - Мы знаем, что ты расклеивала эти листовки, носила пионерский галстук,
помогала партизанам.  Но  мы  тебя освободим,  если скажешь,  где  находятся
партизаны, - требовал гитлеровец.
     Валя молчала, с ненавистью и презрением глядя на своих мучителей.
     Ее избили и снова бросили в камеру.
     Утром  Валю  вывели на  тюремный двор,  поставили лицом  к  стенке.  Но
отважная пионерка повернулась к  своим палачам.  Ее  глаза улыбались зимнему
солнцу, синеве неба.



     М.Ткачев




     К  вечеру  разразилась гроза.  Мощные  порывы  ветра  срывали листья  с
деревьев,  бросали  их  на  сырую  землю.  Сверкала молния.  Артиллерийскими
залпами грохотал гром.
     Ночью  гроза  утихла.  Мрачные темные тучи  ушли  на  запад.  За  лесом
показался бледный рог месяца. И вдруг ночную тишину деревни прорезало:
     - Хальт! Хальт!
     В  небо взмыла ракета.  На  одну минуту свет выхватил из  темноты серые
домики, стройный ряд тополей. Послышался лай сторожевых овчарок, чужая речь.
     Короткими очередями застрочили автоматы. Немцы кого-то преследовали.
     По огородам,  осторожно перелезая плетни, пробирался человек. Он тяжело
дышал и беспокойно оглядывался.
     Недалеко от  маленького дома,  притаившегося в  зелени вишен и  яблонь,
человек остановился.  Постоял с минуту, прислушался. Кругом тишина. Тогда он
подошел к окну и постучал.
     Никто не отозвался. Человек постучался сильнее.
     - Кто там?.. - К окну прильнуло испуганное лицо женщины.
     - Мама, мама! Открой, это я, Ваня!
     Чуть слышно скрипнула дверь.
     - Ваня, сынок, живой...
     - Мама, я на одну минуточку, меня ищут немцы. Они могут зайти сюда.
     Мать опустила шторы.  Зажгла маленький фитилек,  заправленный в  гильзу
крупнокалиберного патрона.
     Ваня  устало  опустился  на  стул.   Правая  рука  по-прежнему  сжимала
пистолет, левая повисла как плеть.
     - Что с рукой у тебя? - испуганно вскрикнула мать.
     - Зацепили гады. Перевяжи, пожалуйста.
     Мать разорвала белую рубашку, крепко стянула раненую руку.
     - А теперь пора идти, мама.
     - Куда же ты пойдешь раненый! Останься, сынок.
     - Нельзя,   мама.  У  меня  важное  донесение.  Нужно  срочно  передать
командиру.
     ...  Утром по деревне ходили полицаи.  Ругаясь,  они сдирали листовки с
заборов, с телеграфных столбов.
     Листовки с  сообщениями о  положении на  фронте появились и  на  другой
день. Только теперь в соседнем селе.
     На ноги были подняты все полицаи.  Они долго рыскали по селам,  хватали
подозрительных людей.
     Юный разведчик уходил незамеченным.
     Но  однажды Ваню увидели полицейские из его деревни.  Ваня в  это время
"прогуливался" возле немецкого штаба.
     Полицаи подозревали,  что  Ваня  связан  с  партизанами,  и  решили его
схватить.
     - Иди сюда! - поманил Ваню полицейский.
     "Попался... - мгновенно пронеслось в голове. - И как глупо попался".
     Неожиданно из двора дома, где помещался немецкий штаб, выехала грузовая
машина. В кузове никого не было. На повороте машина чуть замедлила скорость,
и Ваня на ходу прыгнул в нее.
     Полицейские опешили. Такой дерзости они не ожидали от мальчишки.
     Когда они опомнились, машина выезжала из деревни.
     Полицейские боялись стрелять в  немецкую машину.  Они  подняли стрельбу
вверх. Но было поздно. Ваня выпрыгнул из машины и скрылся в лесу.
     А осенью 1942 года Ваня Капля появился на берегу Немана. Он долго искал
лодку,  чтобы перебраться на другой берег.  Но немцы уничтожили все,  на чем
можно было бы переправиться.  Тогда Ваня, недолго думая, бросился в холодную
воду. Короткими саженками он быстро добрался до другого берега.
     Через  несколько дней  на  берегу  Немана  загремели взрывы.  В  воздух
взлетали склады боеприпасов и горючего.
     Неделю спустя партизаны разгромили полицейские и  жандармские посты,  а
сами скрылись в лесах.
     Немцы лютовали.  Они  расставили патрулей по  обоим берегам Немана.  Но
поймать Ваню  им  не  удалось.  Юный  партизан еще  трижды переплывал Неман,
доставляя партизанам ценные сведения о фашистах.
     ...  1944  год.  Красная Армия освободила родное село  Вани  и  погнала
фашистов дальше на запад.
     Сразу же  после освобождения Ваня  ушел в  Красную Армию.  Он  погиб на
боевом посту.



     В.Машков




     Это  было  в  октябре 1943 года.  Наши войска стремительно продвигались
вперед. Первыми, как всегда, шли танки. Фашисты удирали во все лопатки.
     Вот она, многострадальная и героическая белорусская земля!
     Головной танк резко затормозил.
     - Видите, товарищ командир? - взволнованно сказал водитель.
     - Вижу, - ответил командир.
     - Откуда у них знамя? Ведь фашисты здесь были, - недоумевал водитель.
     - Не знаю, - сказал командир. - Газуй.
     Танк понесся к невысокому холму,  на котором кричала "ура", двигалась и
волновалась горстка оборванных,  истощенных детей.  А  над  ними развевалось
алое  пионерское знамя.  К  ребятам  бежали  из  ближайших деревень женщины,
старики...
     Танкисты -  народ бывалый.  Они видели, как пылают деревни, как голосят
матери  на  пепелищах,   как  стонут  камни  разрушенных  городов.   Но  они
вздрогнули,  когда  увидели  истощенных,  обессиленных  ребят  с  пионерским
знаменем. Танкисты понимали, что эти ребята совершили подвиг.
     Но  на  расспросы не  было  времени.  Танкисты  торопились:  надо  было
добивать врага.
     Они только крепче сжали губы, и командир глухо сказал: "Газуй!"
     ...  Война докатилась до Пустынкского детского дома в  начале июля.  Не
успевшие эвакуироваться 70 мальчишек и девчонок бродили по комнатам,  ожидая
в тревоге, когда нагрянут фашисты.
     Они  уже  слышали об  их  зверствах,  о  массовых расстрелах евреев,  о
грабежах и поджогах.
     Пятнадцать самых старших собрались на совет.
     - Что  будем делать?  -  спросил Иван  Вольный.  -  Завтра могут прийти
фашисты. Пионерское знамя не должно попасть в их руки.
     - Я предлагаю, - вскочил вихрастый паренек, - положить знамя в железный
сундук и зарыть его в саду. Я читал об этом в какой-то книжке.
     - Еще лучше, - сказала девочка с длинной косой, - хорошенько запаковать
знамя и спрятать его в колодце. Никогда не найдут.
     Иван и другие ребята задумались.
     - Нет, не годится, - сказал Иван. - Я предлагаю зашить знамя в матрац и
спать на нем. Фашисты никогда не догадаются.
     Все согласились.
     - А теперь вот что,  -  продолжал Иван.  - Вы знаете, как расправляются
фашисты с евреями.  Несколько наших девочек -  еврейки.  Мы должны подумать,
как спасти их.
     Ночью  самые  ловкие  и   изобретательные  ребята  стирали  в  метриках
еврейские имена и фамилии и заменяли их новыми.
     Назавтра появились фашисты.  Они построили всех ребят во дворе и  долго
молча ходили, всматриваясь в каждое лицо.
     Наконец,  один  из  них,  наверное  начальник,  сказал  несколько  слов
по-немецки.
     - Евреи пусть выйдут из строя, - перевел полицай.
     Ребята молчали, никто не двигался.
     Тогда начальник произнес тем же ровным, спокойным голосом еще несколько
фраз, с ухмылкой глядя на ребят.
     - Белорусы и русские получат лучшую жизнь. Их каждый день будут кормить
салом и конфетами, - перевел полицай.
     Никто из  ребят не  проронил ни  слова.  Фашист не выдержал.  Он ударил
стоявшего рядом мальчишку и прокричал ему что-то.
     - Среди нас нет евреев, - весь дрожа, ответил мальчик.
     Ничего не добившись, фашисты ушли. Ребята молча смотрели друг на друга,
и  радостное чувство собственной силы росло в них.  Они смутно догадывались,
что одержали победу.
     Позже фашисты пронюхали,  что в детдоме спрятано пионерское знамя.  Они
явились с  тяжелыми кошелками и,  смеясь,  сыпали на  стол пригоршни конфет,
нарезали аппетитные куски сала и хлеба.
     - Скажите,  где спрятано знамя,  -  говорили фашисты, - и все это будет
ваше. Ешьте сколько хотите.
     - Мы не знаем ни о каком знамени, - выступил вперед Иван Вольный.
     Не  выдержав запаха  и  вида  еды,  упал  в  обморок  мальчик.  Фашисты
захохотали. Потом упал второй, заплакала девочка.
     - Ну так что? - спросили фашисты.
     - Нет у нас знамени, - повторил Иван Вольный.
     - Ах, нет! - взъярились фашисты. - Тогда подыхайте с голоду.
     Фашисты знали,  что  уже  много  дней  ребята голодали.  Запасы пищи  в
детдоме давно кончились.  Чем могли, делились с ребятами деревенские жители.
Да и много ли было у них самих?
     Детдомовцы собирали на полях мерзлую картошку,  рвали порыжевшую траву,
пекли из этого лепешки.
     В один из вечеров в двери детдома постучали.  Когда ребята открыли, они
увидели человека, который еле держался на костылях.
     Так в  детдоме появился лейтенант Иван Сермяшкин.  Тяжело раненный,  он
оказался  в  Мстиславльской  районной  больнице.  Когда  в  город  нагрянули
фашисты, Ивану Сермяшкину удалось бежать. Он добрался до Пустынок.
     Ребята,   как  умели,   помогали  лейтенанту.  Немного  окрепнув,  Иван
Сермяшкин стал расспрашивать детдомовцев об их житье-бытье.
     - Да, невесело живете, - вздохнул лейтенант. - А партизаны тут есть?
     - Есть,  -  радостно ответили ребята.  -  Вот  вчера под  откос пустили
эшелон. Дядя Леша знает к ним дорогу.
     - А кто он?
     - Наш бухгалтер.
     У  лейтенанта оказались золотые  руки.  Из  всякой  рвани  он  мастерил
ребятам башмаки. Это было очень кстати: начиналась зима.
     Занесенной снегом дорогой шагают трое мальчишек. В руках у них котомки.
Они идут от деревни к деревне, просят подаяния. Сердобольные хозяйки делятся
с  ними  последним,  украдкой  смахивают слезы.  А  зоркие  глаза  мальчишек
замечают,  что в  одной деревне появилось много фашистов,  а  в другой пушек
больше стало - значит, затевают что-то враги.
     Через  лейтенанта  Сермяшкина  и   дядю  Лешу  эти   вести  попадали  к
партизанам.  А  те  знали,  что делать.  И  там,  где враги не  ожидали,  их
встречали меткие удары партизан.
     Громкий стук  в  двери поднял на  ноги детдом.  Была ночь,  и  все  уже
уснули. "Обыск!" - разнеслось по дому.
     Фашисты ходили из комнаты в  комнату,  перетряхивали постели,  рылись в
шкафах. Они искали знамя.
     Каждый вечер самые старшие ребята тянули жребий:  кому оберегать знамя.
Сегодня такая честь выпала Володе.
     "Что  делать?"  -  мысли  в  голове перегоняли одна  другую.  Фашисты в
соседней комнате,  сейчас они будут здесь.  Над Володей склонились товарищи.
Они о чем-то пошептались, и мальчик остался лежать в кровати.
     Фашисты вошли в комнату.
     - Почему лежишь? Встань! - закричал полицай.
     Володя, не открывая глаз, помотал головой и застонал.
     - Он болен, - сказал Иван Вольный.
     - Что такое? - спросили фашисты и отодвинулись подальше от кровати.
     - Наверное, тиф, - печально сказал Иван.
     Фашистов как  будто  ветром  выдуло из  комнаты.  Ребята ликовали.  Они
выиграли еще один бой с врагом.
     С  каждым днем  все  слышнее становился орудийный гром с  востока.  Шли
советские войска. А однажды ночью в детдоме совсем не спали. Взрывы снарядов
и мин раздавались почти рядом.
     - Ребята,  -  сказал Иван Вольный.  - Завтра наши придут сюда. Мы будем
встречать их со знаменем.
     И все,  кто выдержал испытания,  кто не умер от голода, от болезней, не
замерз в  долгие зимние ночи,  октябрьским утром 1943  года  собрались около
спасенного ими  знамени на  невысоком холме.  Они встречали советских воинов
измученные, но непобежденные.
     Где  же  теперь  знамя  пионерской дружины  Пустынкского детского  дома
Мстиславльского района?  Оно  хранится  в  Могилевском  краеведческом музее.
Мальчишки  и  девчонки  со  всей  области  приезжают сюда,  чтобы  послушать
удивительный рассказ о спасенном знамени.



     Е.Горелик




     Мать прижала к  груди лохматую Колькину голову и заплакала.  Он тоже не
выдержал,  заревел.  Сразу легче стало.  А  потом забросил за  спину мешок и
вместе с Лешкой Гулевичем пошел из родной Стерхи в Бобруйск.  Оттуда поездом
в Ленинград.
     Ремесленное училище  размещалось в  большом  сером  доме  на  Кировском
проспекте.  Вечерами Коля  любил  бродить  по  улицам  или  убегал  на  Неву
поглядеть,  как неохотно сползает солнце с  блестящего шпиля Петропавловки и
как оно потом осторожно прячется где-то на Васильевском острове.
     Но  вот  небо  затянули  тяжелые  тучи.  Черная  тень  войны  легла  на
Ленинград.  Взрослые уходили на фронт и  в народное ополчение.  Единственным
"командиром" в училище остался завуч.  Каждый день он вывозил ребят за город
копать противотанковые рвы. Город готовился к обороне.
     Всю  группу  недоучившихся слесарей  направили на  металлический завод.
Раньше здесь выпускали гидротурбины,  а  теперь из  заводских ворот прямо на
фронт уходили танки.  Почти все  белорусы попали в  один цех.  Николай,  его
земляк Лешка Гулевич и  Женька Махнач из Глусска работали на сборке.  Валька
Амбросов из-под Витебска -  в  бригаде ремонтников.  С  ожесточением крутили
гайки большим ключом,  изо  всех сил колотили молотками по  стыкам гусениц -
болты не хотели входить в отверстия.
     Постепенно ребята  освоились,  стали  выполнять взрослую  норму.  Завод
работал  круглосуточно,  и  хоть  полагалось  им  как  "малолетним" работать
меньше,  никто раньше не уходил.  Спали в бомбоубежище - "юнкерсы" прилетали
каждую ночь.
     Колька  медленно  идет  по  заснеженным  улицам.  Остановились трамваи,
затемненные окна  домов  перечеркнуты бумажными полосками.  Из  окон  торчат
черные трубы "буржуек",  но  над  ними  нет  дымков.  Мимо везут и  везут на
саночках закоченевшие трупы. Страшная блокадная зима сорок второго года.
     С каждым днем работать становится все труднее. Когда гайка идет слишком
туго,  Алексей зовет на помощь Колю, вдвоем все-таки легче. Трудно не только
им. Но за ворота завода идут и идут новые танки.
     В  марте сорок второго Николая вызвал к  себе  начальник цеха:  "Пришел
приказ отправить вас на  Большую землю.  Собирай ребят,  и  завтра к  вечеру
чтобы все были готовы.  Спасибо за хорошую работу".  И вот теперь,  в первый
раз за все время,  Коля заплакал.  Он не может, не должен уехать. Ведь он же
еще не  собрал свой последний танк.  И  город еще в  кольце.  Но приказ есть
приказ.
     Ночью ребят переправили через Ладожское озеро,  а  утром поездом увезли
дальше.  В  дороге Николай заболел -  сказалась блокада.  Спустя три месяца,
выписавшись  из  Борисоглебской  железнодорожной  больницы,   Николай  пошел
работать в мастерские авиационного училища имени Чкалова.
     В длинном ангаре стояли самолеты. На многие из них было больно смотреть
- так они были изуродованы.
     Трое парней из Ленинграда ремонтировали моторы. Когда их первый самолет
взлетел в небо и взял курс на Москву, они бросились целовать друг друга.
     С  фронта  каждый  день  приходили  радостные  вести.  А  с  маленького
аэродрома  взлетали  и   шли   на   фронт  все  новые  и   новые  эскадрильи
отремонтированных самолетов.
     Вчера ушел в армию Виктор Маричев.  На очереди Валька Амбросов.  А его,
Николая,  не берут.  Просился у военкома.  Подожди,  говорит,  молод еще.  А
сколько же ждать...
     ...  Осень 1944 года.  Николай не  попал,  как мечталось,  на  Западный
фронт,  не  пришлось ему  штурмовать Берлин.  Его  обучили саперному делу  и
направили на Дальний Восток.
     ...  Этот японский дот  был обеспечен электростанцией,  водоснабжением,
большим запасом продовольствия и  боеприпасов.  Под толщей бетона находилась
артиллерийская  часть.  Наши  войска  обошли  дот,  оставив  для  наблюдения
стрелковую роту.  В ее составе было трое саперов. Ночью Николай с товарищами
незаметно пробрались,  заложили полтонны тола.  Огромный столб огня  взмыл в
небо.   Но   дот   остался  невредимым.   Японцы   еще   ожесточеннее  стали
отстреливаться.  Потребовалось две ночи,  чтобы заложить в  стену более двух
тонн  взрывчатки.  А  вскоре командир полка  вручил Николаю Зубрицкому орден
Красной Звезды.
     Отгремела война.  Николай Евстратович снял сержантские погоны, вернулся
в  родную Белоруссию.  В  1951  году пришел на  Минский автомобильный завод.
Работал,   учился,  закончил  вечерний  техникум.  Теперь  работает  старшим
мастером третьего механического участка  автоприцепного цеха.  Растит  сына,
которого в память о погибшем в блокаду друге назвал Алексеем.



     Д.Славкович




     Когда  фашисты начали  бомбить Минск,  Сима  была  в  пионерском лагере
"Ратомка".  Весь  тот  день  шестнадцатилетняя вожатая помогала эвакуировать
детей.  Но вот последний грузовик с детьми уехал. И она вместе с несколькими
девушками из обслуживающего персонала вышла на шоссе.
     К  вечеру распухшие и разбитые ноги не могли уже,  казалось,  сделать и
шага. И в это время возле девушек затормозила крытая автомашина.
     - Девушки,  садитесь,  да  поживее!  -  высунувшись из кабины,  крикнул
военный со шпалами в петлицах.
     Одно мгновенье -  и  машина тронулась.  В  кузове сидело еще  несколько
человек. Но удивительно: они почему-то не ответили на вопросы. На остановках
военные  куда-то  убегали,   ничего  не  объясняя.   А  через  минуту-другую
доносились выстрелы  и  взрывы.  Когда  же  странные военные  расстреляли из
пулемета часовых и взорвали мост,  девушки поняли:  их попутчики -  немецкие
диверсанты,  переодетые в  форму наших бойцов.  "Что делать?" -  лихорадочно
раздумывала Сима.
     - Ядя,  беги вон в  тот лесок.  Там наша воинская часть.  А  я  подожгу
машину...
     Увидев,  что их  автомашина пылает,  прибежали "хозяева".  Но тут из-за
кустов  непрошеных гостей  встретил  дружный  залп.  Фашистская диверсионная
группа перестала существовать.
     И снова дорога, беженцы, бомбежки...
     В Смоленске подруги пришли в райком комсомола.
     - Мы хотим на фронт, - заявили они. - Мы знаем санитарное дело.
     Так девушки попали на фронт. Под свист пуль и грохот разрывов мин, бомб
и  снарядов  Сима  вместе  с  подружкой  перевязывала раненых.  Однажды  они
вытаскивали тяжелораненых из  ничейной полосы.  Вблизи  разорвался снаряд...
Очнулась Сима от резкой боли.
     Два месяца пролежала Сима в  госпитале в далекой от фронта Мордовии.  А
когда поправилась,  подала снова заявление в  военкомат с просьбой отправить
ее на фронт.
     И опять ранение.  Правда,  на этот раз юная санитарка отказалась лечь в
госпиталь.  Ранение было легкое.  И она осталась в части. Но не могла сидеть
без дела.  Пока заживала рана, работала парикмахером. А вскоре она добилась,
чтобы ее послали на курсы зенитчиц...
     Вместе со своим расчетом Сима защищала подступы к  Ленинграду от лавины
гитлеровских самолетов. По пятнадцать - двадцать раз в сутки прорывались они
к  городу Ленина.  Голодные,  не зная устали,  зенитчики по многу раз в день
отражали воздушные атаки врага.
     Под городом Тихвином,  у  Синявинских болот,  в один из дней расчет,  в
котором была Сима, сбил 12 самолетов противника.
     Однажды  фашистская  бомба  накрыла  орудие.   Симу  контузило.   После
госпиталя послали учиться на связистку.  Затем опять фронты:  Ленинградский,
Волховский, 3-й Прибалтийский. Трудно подсчитать, сколько километров провода
проложила  мужественная связистка под  огнем  врага,  сколько  ликвидировала
обрывов,  сколько  бессонных ночей  под  бомбежками провела над  заучиванием
шрифтов и кодов. Ее избрали комсоргом роты.
     За  песни,  за  веселый  нрав,  а  может  быть,  и  за  упрямые  кудри,
выбивающиеся из-под пилотки,  прозвали ее "парень кудрявый".  Да и выглядела
она совсем по-мальчишески.
     На фронте Симу Барталевич приняли в партию.
     Как-то   связистка  под  огнем  противника  исправляла  линию.   Вблизи
разорвался снаряд.  Ее  с  головою засыпало песком...  Несколько долгих  лет
провела Сима  в  госпитале.  И  только в  1948  году  смогла возвратиться на
родину. И снова ей не повезло. Направленная агитатором в деревню Теляково по
заданию райкома партии,  она  встретилась в  лесу с  вооруженными бандитами.
Сима  успела  выбить  пистолет у  одного  из  них.  Второй  полоснул женщину
ножом...
     Много лет прошло с тех пор. Зарубцевались раны. Но не забывается былое,
пережитое,  завоеванное в  тяжелых боях.  И  когда перед рабочими Узденского
комбината  бытового  обслуживания выступает секретарь партийной организации,
невысокая женщина с  седыми волосами,  ее слушают особенно внимательно.  Все
знают,  что в  тяжелое для страны время,  подростком,  она с оружием в руках
встала на защиту Родины, что за эту счастливую жизнь она пролила свою кровь.
Все любят и глубоко уважают эту скромную женщину, человека большой души.



     В.Смеричинский




     Танки    перебазировались   на    другой   участок   фронта.    Экипажу
"тридцатьчетверки" очень не  хотелось расставаться со  Степкой.  Все  успели
полюбить этого смелого и смышленого мальчишку.
     Командир развел руками:
     - Куда его денем?
     - Ведь родителей у мальчонки нет,  - со вздохом заметил стрелок-радист.
- Куда ему, сироте...
     - Попрошу командование, чтобы разрешили его нам оставить при экипаже. А
пока возьмем с собой, - решил капитан.
     ...  Наши  автоматчики-десантники ворвались на  занятые врагом позиции.
Танкисты  прикрывали левый  фланг  десанта.  Но  неожиданно появились  танки
противника.
     Трем  советским машинам  пришлось  вступить в  неравный бой  с  девятью
фашистскими танками.  Вскоре на  поле  вспыхнуло несколько машин  с  черными
крестами.
     Когда  кончились снаряды,  капитан решил отходить под  прикрытием нашей
артиллерии.
     Вот и  знакомый овраг,  отсюда до наших траншей рукой подать.  Но в это
время из за холма показались две фашистские машины.
     Быстро открыв верхний люк,  капитан швырнул связку гранат под  гусеницы
приближающегося танка.  Машина,  охваченная дымом и огнем,  остановилась. Но
второй танк подошел совсем близко. Выстрел...
     Степка упал и,  когда, оглушенный, приподнял голову, увидел, что никого
нет на местах.  Командир,  водитель и стрелок лежали на днище танка. Все они
были тяжело ранены.
     Танк медленно полз по полю. Мотор работал. Степка подполз к капитану.
     - Товарищ командир!
     Открыв слипшиеся от крови глаза, капитан прошептал:
     - К рычагам, Степа! Веди танк на наши позиции.
     Степка ухватился за рычаги.
     У самых траншей Степка сбавил скорость.  Послышался треск,  скрежет,  а
затем последовал сильный удар. Танк сполз в окоп.
     Из леса бежали наши автоматчики. Раненых вытащили и увезли в госпиталь.
     Когда к танку подъехал командир полка, из машины показался весь в крови
и мазуте белобрысый мальчонка.
     - Товарищ полковник!  Рядовой Степан Поляков вывел танк с поля боя.  Из
экипажа трое раненых...
     За этот подвиг пионер-воин был награжден орденом Красной Звезды.

Last-modified: Sun, 21 Oct 2001 21:08:49 GMT

Оцените этот текст: