Владимир Николаевич Шустов. Человек не устает жить повести ХУДОЖНИК В. БУБЕНЩИКОВ OCR: Андрей из Архангельска Для среднего и старшего школьного возраста Средне-Уральское книжное издательство, 1974 Шустов В. Н. Человек не устает жить. Свердловск. Средне-Уральское книжное издательство, 1974. Однотомник произведений писателя издается в связи с его 50-летием. Повести "Тайна горы Крутой" и "Карфагена не будет!" рассчитаны на средний возраст. Повесть "Человек не устает жить" - для юношества. Это документальный взволнованный рассказ о советском летчике, который, будучи тяжело ранен в годы Отечественной войны попал в фашистский плен сумел похитить на военном вражеском аэродроме боевой самолет и прилететь к своим. Герой повести - уралец А. М. Ковязин. ТАЙНА ГОРЫ КРУТОЙ ГЛАВА ПЕРВАЯ НЕОЖИДАННОЕ ОТКРЫТИЕ - Павка, подними флаг! - Где я его, интересно, возьму? - В руке у тебя что? - Ну, палка... - Нацепи на нее шляпу, вот и флаг! Ясно? А ты, Юлька, что руки сложил, как египетская мумия? Помогай! Голос Тимы Болдырева звучал сурово и требовательно. Ребята повиновались ему беспрекословно. Груда серых гранитных валунов моментально украсилась флагом - широкополой соломенной шляпой с черной лентой на тулье. Бойкий ветерок подхватил шляпу и начал ее раскачивать. - Эй, смотрите, - предупредил Тима, - сорвет! - Привязана! - уверенно заявил Павка. Пионеры сняли снаряжение (картонные папки на широких - в ладонь - перевязях, лопатки в матерчатых чехлах), подошли к обрыву и замерли: под ногами была бездна. И страшно и в то же время радостно стоять у края пропасти: веет из провала холодом, кружит голову высота. Но не думай о страхе, не смотри вниз на острые скалы. Лучше взгляни, как распахнулись перед тобой солнечные голубые дали, как далеко-далеко во все стороны уходят необъятные таежные просторы родной земли. И захватит от волнения дух, и забьется, заколотится в груди сердце, и не найдется нужных слов, чтобы передать нахлынувшие на тебя чувства: не высказать их и не описать. - Эх-х-х! - глубоко вздохнул Тима. - Да-а-а, - протянул задумчиво Юлька. - Так, - сказал Павка. И снова молчание А восторг, а счастье, а гордость играли на лицах ребят, в ярком румянце щек, в трепетном блеске глаз, в лучезарных улыбках. Ведь как-никак завоевать вершину горы, которая поднимается на тысячу двести метров над уровнем моря, случается не каждому. Воодушевленные своей победой, мальчуганы были похожи в этот момент на бесстрашных исследователей Арктики. Смелые, строгие лица, опаленные солнцем и немножко огрубевшие от ветров и непогод. Ребятам казалось, что стоят они не на вершине горы у обрыва. Нет, не на вершине горы! Они плывут на льдине среди океана, а на горизонте вдали чуть колеблется зыбкий дымок долгожданного корабля. И пусть вместо меховых малиц и унтов на пионерах обыкновенные рубашки, брюки и ботинки! Но при чем тут одежда? Покажи свои дела и поступки, покажи свое сердце. Не дрогнет ли оно у тебя в решительный час?! Дела у Тимы, Павки и Юли были хорошие. А сердца... Да вы и сами знаете, какое должно биться сердце в груди, на которой горит жарким пламенем пионерский галстук! - Ох и хорошо, ребята! Да смотрите! - Юля широким взмахом руки указал на раскинувшуюся перед ними панораму. С горы видно тайгу - бескрайнее зеленое хвойное море. По нему пробегает легкой рябью ветерок. Там, где дует он сильнее, рябь перерастает в тяжелые волны, которые отличаются от морских немножечко цветом да еще тем, что не мелькают на них белые пенные гребешки. У подошвы горы буйствует Варган. Рев его не долетает до вершины, но видно, как клокочет река. Мутные струи с разгона бросаются на гранитные клыки переката, крошатся, рассыпаются в мелкие брызги, поднимаются над камнями радужной пылью и оседают в нешироком омутке позади барьера, чтобы, накопив силы, ринуться дальше еще неудержимее и свирепее. За кудрявым перелеском прячется озеро Светлое. Чуть поодаль, у темной полосы заброшенных карьеров, начинаются горы. Лесистые и таинственные цепи их вытягиваются в могучий хребет, растворяющийся в синеватой дымке. На западе - зеленый холм; отлогие склоны пестрят огородными грядками, похожими издали на гигантские заплаты. А за холмом - прямые линии широких улиц, изумрудная зелень парков, разноцветные квадраты и прямоугольники крыш. Ребята приветствовали родной город. - Машиностроительный! Алюминиевый! - Металлургический! Труб, труб-то сколько! Раз, два, три, четыре... - Вижу нашу школу! - Гидростанция! - Ну! - возбужденно выкрикнул звеньевой Тима. - А вы говорили, зачем на вершину! Теперь ясно зачем? Крепкая фигура его чуть подалась вперед, восторженно поблескивали карие глаза. Тима отыскивал крышу своего дома. - Вот ты где! - крикнул он, заметив среди зелени коричневый прямоугольник. - Где? - На четыре пальца от Дворца культуры. Смотри влево, видишь парк? Юлька из-за его спины вприщур присмотрелся и сообщил: - Вижу радиомачту, парк, крышу театра... Ура-а-а!.. - Я тоже вижу, - сказал Павка как можно равнодушнее. - Я в прошлом году на наш город с птичьего полета смотрел. Вот то - да-а! Павка говорил о полете "По-2". Полетом он очень гордился и считал его началом своей будущей профессии воздухоплавателя. Павка ждал возражений и готовился к спору, а Тима одним жестом опрокинул все его доводы. - Вон птица! - показал он вниз под ноги. Недалеко от вершины одиноко парила птица. Сизое, с темными пятнами оперение переливалось в солнечных лучах. Птица сделала вираж. Открылась бурая грудь, белая шея с двумя широкими черными полосами по бокам. - Красивая! - восхищенно сказал Юля. А птица плавно и величаво описывала круг за кругом. По рыжим кочкам торфяного болота, по осоке и камышам, по верхушкам деревьев и траве скользила неуловимая крылатая тень. - Сокол это, - определил Павка, - сапсаном называется. - Охотится. Высматривает, кого бы сцапать... Сокол замер. Миг - и сложились крылья. Темный комок, рассекая воздух, метеором понесся вниз. Тонкий жалобный крик разорвал тишину. Печальное эхо отозвалось в скалах на берегу Варгана, пробежало по водной глади до зеркального плеса, переметнулось на другую сторону реки, а там, как заблудившиеся ягодники, стали перекликаться и аукать ущелья гор. - Э-ге-ге-гей! - взревел Юлька. Павка даже отшатнулся от него: - Ты что? Спятил? - Напугается и отпустит. - Жди. Ребята постояли на краю обрыва еще немного, а затем отошли к мрачным, словно развалины древней крепости, скопищам гранитных глыб. Солнце показывало полдень. Огромное и яркое, красовалось оно в зените и жгло нещадно. Друзья с удовольствием расположились на отдых в тени скал. Юлька улегся на спину в холодке возле замшелого, будто покрытого зеленым бархатом валуна. Павка рылся в желтом кожаном кошеле, разыскивая нож. Тима, сидя на плоском валуне, прямо на камень выкладывал из полевой сумки обед: лук, вареную картошку в мундире, копченую колбасу, сыр. Юлька поводил острым носом и жадно вдыхал аппетитные запахи. Наблюдая за тем, как звеньевой режет хлеб, он не мог удержаться и сказал: - С солью я люблю такой хлеб. Соль есть? - Конечно, Думаешь, забыли? - Я проголодался. Целого бы барана съел сейчас. Это потому, что мы устали. - Ты устал, а не мы. - Павка, думаешь, не устал? - Тоже мне, альпинисты! - презрительно заметил Тима. - А если бы на какую-нибудь высоченную гору подняться? На Эверест влез бы ты, Юлька? - Не знаю... Потренируюсь - влезу. - "Потренируюсь, потренируюсь"... Надо силу воли иметь. Ясно? Знаешь, как наши альпинисты Виктор Нестеров, Юрий Губанов и еще двое штурмовали вершины Шхельды? Там их пять вершин, и одна круче другой. Башню Шхельды считают самой трудной альпинистской категорией, категорией 5б. С вершин Шхельды каждую минуту или камни сыплются или обвалы происходят. А наши забрались! - Они ведь сначала тренировались. - И без тренировки тоже можно, - возразил Тима. - Вот в Америке, в одной стране, кажется, в Бразилии... Нет, не в Бразилии, а в Мексике есть высоченная гора. Рабочие там на скале "Да здравствует Страна Советов!" написали. Ясно? Не альпинисты, а рабочие. Безо всяких тренировок туда забрались... Ну, давайте к столу! Юлька вскочил, как на пружинах. Павка подошел вразвалку, не спеша, положил на булыжник свое "снаряжение" и чинно уселся рядом. - Шаром покати... Опять почти пустые придем,- проговорил он спокойно, чуть осуждающе, указывая на папку. - Встретит нас Люська... Густые черные брови звеньевого нахмурились: - О Люське поговорить захотелось? Павка не ответил, взял флягу и принялся деловито вытаскивать зубами деревянную пробку. Тима не спускал с него глаз. Глаза были злые. Юля заметил, как раздуваются у командира ноздри, и притих. Павка открыл флягу, отпил несколько глотков чаю и вытер ладонью пухлые губы. - Люськи испугался? - насмешливо спросил Тима. - Чего ее бояться. Я не хочу перед отцом краснеть. Прошлый раз, когда мы ночью с Берестянки пришли, Люська у нас дома была. Жаловалась отцу. Сказала, что я - злостный нарушитель трудовой дисциплины, а ты - самый разболтанный звеньевой на свете... - А про меня она говорила? - робко полюбопытствовал Юлька. - Промолчала. - Хм-м-м... Интересно... - Ничего интересного, - резко оборвал Тима, и недобрый румянец выступил на его щеках. - Ты, Павка, - трус! Скажи, договаривались мы или не договаривались не говорить вообще о Люське?! - Угу... - Положи хлеб и отвечай! Договаривались? - Стоит из-за Люськи спорить. Вот я... - Молчи, Юлька! Пусть он сам ответит! - Ну, договаривались. - Так что ты, как попугай, заладил: "Люська, Люся, Люсенька..." О ней твердишь, а за собой посмотреть не можешь. По скалам черепахой ползаешь! А плаваешь?.. - Сейчас он ничего плавает. Кролем может. Я... - Молчи, Юлька! Нужно, как рыба, плавать. Ясно? Лень ему тренироваться. Жиры копит. - Зря ты на меня набросился, Тимка. Я каждый день на пруду тренируюсь. Меня уже дома ругают, что носом шмыгаю: насморк. - Хо-о! Насморка боишься! Люська обижает, насморк одолевает... Герой! Открыватель! Ныть ты мастер да камни другим на головы выворачивать. Позавчера на Юльку, сегодня на меня. - Сегодня я не выворачивал, скала из состояния покоя вышла. Закон физический. - Нас ты из состояния покоя выводишь! - вскипел Тима, надвигаясь на Павку. - Запомни на всю жизнь: о Люське и о камнях последний раз говорим. Ясно? - И запоминать не буду... - Вот-вот. - Тима заходил взад и вперед по площадке, отшвыривая носком башмака мелкие камни. Павка набил рот колбасой и усердно заработал челюстями. - Хочешь знать, - сказал он, прожевывая, - так Люська правильно ругается с нами, у нее важное дело! Уж чего-чего, а такой дерзости Тима стерпеть не мог. Единым махом расстегнул он ворот выгоревшей клетчатой рубашки, выхватил из-за пазухи потрепанную карту и раскинул ее перед Павкой. Исцарапанный палец заскользил по кружочкам, квадратам, крестикам, в изобилии рассыпанным у черной точки с надписью: "Новострой". - А у нас - шутки! У нас - пустяки! - горячился Тима. - Кварцевые пески - раз! Строительная глина - два! Мрамор на Берестянке - три! У первого переката мрамор! У второго переката... - он выкрикивал название за названием, месторождение за месторождением. Голос его звенел. Павка был по-прежнему спокоен. Он даже и бровью не повел. Правда, такими бровями, какие имелись у Павки, хоть води, хоть не води - результатов не будет: белесые и редкие, они совсем не выделялись на его круглом розовощеком лице и не служили выразителями душевных переживаний хозяина. Кроме всего прочего, Павка хорошо знал характер звеньевого. Что Тима Болдырев горяч, было известно всем. Прекрасный товарищ, лучший в дружине рассказчик и выдумщик, звеньевой "номер один" в спорах становился невыносимым. Ему ничего не стоило под горячую руку обидеть самого близкого друга. И все же Тима пользовался у ребят любовью и авторитетом: уважали его за смелость, прямоту и инициативность. Первое звено жило дружно. Никакие ссоры, возникавшие между ребятами довольно часто, не могли посеять губительного семени раздора. С тех пор как Тиме, Юле и Павке доверили заготовку растений для фабрики "Пионер", звено еще больше сдружилось. Они лазили с утра до вечера по увалам, карьерам, горам и оврагам; исследовали скалы, речки, пруды и озера. Тимина страсть к открытиям покорила ребят. Юлька с Павкой тоже стали видеть в каждом куске породы неведомые людям минералы, а в каждой царапине на скалах и камнях старались уловить "голос предков" - рассказ о давно минувшем. Права была Люся Волкова, вожатая второго звена: не зря на Большом совете она голосовала против назначения Тимкиного звена в "заготовители". Своими действиями первое звено подтверждало Люсины слова, что "Тимка будет заниматься исследованиями, а заготовку растений - ну обязательно! - провалит". И вот из-за этого теперь вспыхнула ссора. Сжав кулаки, Тима подступил к Павке вплотную, доказывая важность проводимых звеном исследований. Но за Павку неожиданно вступился Юля. Он втиснул свою долговязую фигуру между спорщиками и затараторил: - Ну что ты, Тимка? Что? Думаешь, Павка зря говорит? Он правильно говорит! Опять нас в лагере с песочком продирать будут! Уж это, как пить дать! Люська наговорит обязательно. А заготовку мы срываем, факт! Тима осекся, отвернулся и глухо сказал: - Сам, Юлька, знаю, что наговорит она. Обидно! Ей бы только лютик едкий да лютик ползучий. Забралась бы Люська хоть раз на Крутую, чтобы понять... Крутая! Удивительная это гора. Не растут на ней деревья, не растут на ней и травы. Гранитные склоны, голые и неприветливые, круто уходят к облакам. Повсюду на мрачных глыбах гнездятся мхи-лишайники. Расцветка у них диковинная, узоры еще поразительнее. В переплетениях стеблей-коротышек - надо только вглядеться - возникают картины сказочных городов с золотыми башнями и теремами, бурных синих морей, жарких сражений... Кое-где мхи портит вода. Она сочится из трещин, расплывается по "картинам" темно-зелеными подтеками, скользкими и некрасивыми. У самой вершины на гладкой, словно отполированной, скале, как три звезды, горят три ярко-красных пятна. В блеске их столько света и жизни, что кажется, будто радуга лучится из горной глубины. Мрачная и сурово-могучая стоит Крутая. Зубчатые утесы застыли один над другим, готовые каждую секунду обрушиться вниз. Споры спорами, а аппетит сделал свое дело: ребята уничтожили все запасы. И теперь их одолевала сытая истома. Тима улегся на плоском гранитном валуне, заложил руки за голову и мечтательно смотрел в синеву. Там бродили облака. Легкие, они то разбегались, то, гонимые ветром, сливались воедино. - А трудновато нам сегодня пришлось, - сказал он. - Еще бы, - поддакнул Юля. - Когда трудно, всегда интересно, - сказал убежденно звеньевой, переворачиваясь на живот и свешивая с валуна взлохмаченную голову. - Всегда! Эх вы! - Он вобрал в себя побольше воздуха и неожиданно запел: На карте даль дорожная Линейкой пролегла, А здесь вот - глушь таежная Тропу переплела. Лежат меридианами Широкие пути, И очень, очень надо нам По ним по всем пройти... Юля с Павкой слушали молча, но задорный напев, да и слова, которые подходили как раз к моменту, взяли свое. И припев сам вырвался на простор. Пусть горы смотрят кручами. Ведь это даже лучше нам: Без трудностей какой же интерес? Павка с Юлей поднялись и отошли к обрыву. - Вот откуда ракету запускать надо, - сказал Юля. - Давай скажем Володьке, чтобы он, как построит ракету, сюда ее принес и запустил? - Долго ждать, - отозвался Павка. - Когда-то он ее выстроит. - Володька упрямый, своего добьется! - Сюда! - окликнул ребят Тима. - Пора в путь снаряжаться! Предстояла самая трудная и ответственная работа: исследовать вершину Крутой. Тима сунул руки в задний карман спортивных брюк и извлек компас. Он разбил участок на зоны: Юля должен был исследовать западную, сам Тима - южную и восточную, Павка - северную. - Действуйте строго по компасам, - наказал звеньевой. - Азимутальный веер от исходной точки. Чтобы не получилось тяп-ляп. Бывает, сантиметрик проморгаешь - и прощай открытие! Ясно? - Не проморгаем, - сказал Павка. - У меня не проскользнет! - заверил Юля. Тима смахнул с камня хлебные крошки, положил на него развернутую карту и взял вершину горы в кружок. Это значило, что на точку "127,3" ступила нога человека. Чтобы не было сомнений, он написал прямо на карте: "Гора Крутая. Вершина покорена и исследована первым звеном ("отряд заготовителей") 20 июня". - Белого пятна больше не существует. Все! Ну, пошли! Общий сбор у осыпи под скалой с красными пятнами. Юлька, ты скажешь, что пятна - мрамор' - Точно. Из такого мрамора лестница во Дворце культуры. - Завтра мы проверим. Принесем веревки, залезем и осмотрим. - На такую-то кручу? - Разведчикам всегда надо трудности преодолевать. Ясно? Ну, все. Условный сигнал вызова - два свистка. Ребята разошлись по зонам. Северный участок, который достался Павке, был невелик, скалы громоздились на нем в таком беспорядке, что казалось, будто вытряхнул их кто-то нарочно в одну кучу - разбирайтесь как хотите. Теснота неимоверная, под ногами сновали зеленые юркие ящерицы. Вот бы лазить по скалам с такой же быстротой, как они. Перебираясь через валун, Павка чуть не наступил на змею-медянку. Она угрожающе подняла плоскую головку, стрельнула на гостя темными бусинами глаз и нехотя сползла в расщелину. Исследователь с опаской огляделся, нет ли поблизости еще змей. У глыбы, похожей на гигантскую иголку, воткнутую в землю острием вверх, Павка остановился, наметил исходную точку и быстро рассчитал азимутальный веер. Перед началом работы он прикинул размеры участка. Взгляд пробежал по торосистой площадке и там, где бурая линия скал сходилась с небесной голубизной, наткнулся на сокола-сапсана. "Уже пообедал". Размышляя о неожиданной встрече с сапсаном, Павка обошел Иглу. У основания скала имела в окружности семь-восемь метров. Сужаясь к вершине, она заканчивалась на пятнадцатиметровой высоте острой пикой. Никакой особой ценности обнаружить не удалось: обычный гранит. Павка собрался было идти по азимуту и уже достал компас, но тут заметил среди камней множество перьев. Сизые, оранжевые, красные, пестрые, с крапинками и без крапинок, они заполнили трещины, выбоины и щели. Вперемешку с перьями белели омытые дождями и туманами полуистлевшие кости. Сразу пришла догадка: "Так вот почему здесь крутился сапсан. Гнездо!" Само собой напрашивалось решение: найти и уничтожить обиталище хищника. Что сапсан вреден, известно, конечно, каждому. Попадись соколу на глаза птица, несдобровать ей. Стальными клещами вопьются когти в тело жертвы, а крючковатый клюв довершит черное дело. Уж на что гуси - они в два раза превосходят по размерам сапсана, - но и гусей ждет смерть при встрече с крылатым разбойником. Удобным и безопасным местом для соколиного гнезда, по мнению Павки, была Игла. Он схватился руками за выступ, покрытый мхом. Выбираться приходилось медленно. Ноги с трудом нащупывали опору, пальцы цеплялись за каждую неровность, за каждую выбоину. Ловкость, сноровка и выдержка! Но это еще не все. Нужны расчет и осторожность, нельзя ни на минуту забывать мудрую пословицу: "Семь раз отмерь - один раз отрежь". А Павка забыл про нее. Увлекшись, он сделал одно, лишь одно, неверное движение и полетел вниз. Ладони Павка ссадил в кровь, зашиб ногу, порвал новую сатиновую рубашку. У настоящих людей бывает так: трудно - напряг все силы, но не отступил, а еще упорнее принялся за дело. Павка тоже не подумал бросать начатое. Он решил действовать наверняка. Присев на камень, снял ботинки, скинул носки, подвернул до колен брюки, вытащил из чехла лопатку и принялся соскабливать с гранита мох: по шероховатому камню босиком лезть удобнее. Острое лезвие лопатки срезало целые пласты лишайников. "Скр-р, скр-р, скр-р" - скоблило железо о камень. И вдруг: "кр-кр!" Задержка, что-то мешает. Павка расчистил подозрительный участок - и обомлел. На поверхности серого гранита проступали какие-то знаки. Они тянулись горизонтально в четыре параллельные полосы. Буквы! Слова! Коленки у Павки задрожали, на лбу выступил холодный пот. Надпись на малоисследованной вершине! Тимины наставления разом улетучились из головы. Павка закричал во весь голос: - Надпи-и-ись! На камне-е надпись! Сюда-а-а!.. Рядом вырос бледный, взволнованный Тима, появился Юлька. Надпись была выбита на высоте двух метров. Кроме Юли, самого худого, но зато и самого длинного из ребят, прочитать надпись с земли никто не мог. Но звеньевой в пылу азарта не подпускал Юлю к скале. С записной книжкой и карандашом в руках Тима карабкался к надписи, лез, срывался, снова лез и опять срывался... Наконец, обозлившись, обрушился на Юлю: - И чего ты, Юлька, стоишь истуканом. Историческая надпись, а ты глазами моргаешь. Читай! Эту надпись, может. Ермак Тимофеевич сделал или Степан Разин. - Не было Степана Разина на Урале... - Не спорь! Я про Пугачева сказать хотел. Читай! Голос предков это. Ясно? - Мешаешь же! - Кто мешает?! Юля подтащил небольшой камень, установил его возле Иглы, влез и начал по складам разбирать слова: - Тысяча девятьсот восемнадцатый год. Стальной солдат революции, - читал он. - Здесь лежат ге... - Герой! - подсказал Павка. - ...геройские, - продолжал Юля, - парти... Сейчас буду дальше. Сейчас, сейчас. Мох мешает. - Возишься долго! Быстрее! - Партизаны!.. Две точки. Двоеточие! Степан Лоскутов, Илья Федоров, Александр Тимофеев. Точка! Они погибли за торжество революции. Точка! Григорий Лапин. Все! Тима поверх Юлиной головы смотрел на темные борозды букв и беззвучно шевелил губами. Павка замер, полуоткрыв рот и округлив глаза. Юля быстро водил острием лопатки по камню, счищая мох: может быть, есть еще что-нибудь. - Стальной солдат революции! Лапин! Партизаны! - свистящим шепотком повторил Тима и, круто повернувшись к Павке, схватил его за руку. - Ты, Павка, молодец! Ясно? - Историческая? - И еще какая! - подхватил Юля. - Тимка, надо в Москву сообщить, в Академию исторических наук! - С Люськой будет удар! Как только Тима назвал имя Люси, Павка опомнился: - Где моя папка? Эх, Юлька, что наделал! Он извлек из-под камня, который подтащил к скале Юля, папку и стал ощупывать ее. - Целая же, - сказал Юля. - Мы, Павка, заслужили прощение, - успокоил звеньевой. Отряд отправился в обратный путь. Старые, опытные альпинисты утверждают, что спуск с горы гораздо труднее подъема. Может быть, это и так. Но Тима, Юля и Павка спустились к подножию в один прием. Они использовали для этого широкую осыпь, которая брала начало на вершине и тянулась до горной подошвы. Ребята уселись верхом на походные палки, шурша, посыпались вниз мелкие камешки. А там - кочковатое болото, лесная опушка и дорога в город. Бесконечной лентой вилась дорога среди развесистых сосен, пихт и елей. Шагалось по ней очень легко. - Споем? - спросил весело Тима. - Споем! Звеньевой запел, Юля с Павкой дружно подхватили, и над тайгой зазвучала бодрая, задорная песня: Пусть горы смотрят кручами, Ведь это даже лучше нам: Вез трудностей какой же интерес? ГЛАВА ВТОРАЯ БОЛЬШОЙ СОВЕТ Правильно говорят, что радость окрыляет людей. Тима, Юля и Павка испытывали ее чудодейственную силу: десять километров от горы Крутой до города промелькнули незаметно. По дороге ребята мечтали, строили различные предположения о надписи. Возле первых домиков городской окраины Тима вдруг спохватился: - А как будем действовать в лагере? Юля предложил о надписи никому не говорить и запросить Академию исторических наук о том, жив ли Григорий Лапин, стальной солдат революции, разузнать все и только после этого всем открыть свою тайну. - Ты, Юлька, - эгоист и единоличник, - сказал Тима. - Я от тебя, Юлька, не ожидал такого. Ясно? - Мы нашли надпись?! Мы! - Семену и Васе рассказать стоит, - твердо заявил Павка. - Надо рассказать. - Как хотите. Свою тайну другим... - Тайна, Юлька, наша, общая. Друзья вышли на широкую центральную улицу. Она казалась узкой, потому что с обеих сторон ее высились дома. По блестевшему, недавно политому асфальту мягко скользили автомашины. На панелях было многолюдно. Ребята с трудом пробирались в гуще людей. У магазина "Гастроном" с розовым поросенком в витрине отряд пересек улицу и вышел прямо к массивным воротам рабочего городка. По словам Коли Хлебникова, известного скептика, городком это архитектурное сооружение было названо не по правилам. "Городом или городком, - утверждал Коля, - именуется населенный пункт из нескольких сотен домов". А рабочий городок, во дворе которого десятиклассник Семен Самойлов организовал пионерский лагерь, был всего-навсего одним домом. Зато этот шестиэтажный дом занимал целый квартал. Белизна его стен подчеркивалась пышной зеленью настурций, украшавших балконы. Раскрытые настежь окна бросали на землю тысячи солнечных зайчиков. Перед фасадом в сквере бил фонтан. Радужные брызги искрящимся зонтом покрывали яркие цветочные клумбы. Дом выглядел настоящим дворцом, да таким, какой ни одному королю и во сне не снился. Королевские дворцы угрюмые и скучные, а дворец-городок всем своим обликом говорил о счастье и радости живущих в нем людей. Тима с гордостью давал знакомым ребятам адрес: Новострой, улица имени Героев революции, рабочий городок, корпус 2, квартира 80. А тут, пожалуйста, новая хлебниковская "теория". Ох и разозлился же Тима, узнав о Колиных сомнениях! Немедленно собрал он своих друзей, целый день совещался с ними в голубятне, а под вечер произошла история, о которой вот уже месяц с удовольствием вспоминают даже взрослые жители рабочего городка. В тот памятный день вторая сборная команда волейболистов проводила тренировку. Закончив игру, спортсмены в полном составе толпились на волейбольной площадке у сетки. Володя Сохатов, капитан команды, размахивая руками, "громил" недостатки отдельных игроков. - Коля! Ты на подаче каждый раз подводишь, - укорял он Хлебникова. - Надо драйфом подавать, а не свечкой. Отработай подачу! Бей по мячу так, чтобы над самой сеткой проходил и сильно! - А свечкой, что - нельзя?.. - начал Коля, но умолк. Из-за кустов акаций, обрамляющих площадку, показался отряд заготовителей. Впереди энергичной упругой походкой шел Тима, за ним - толстый увалень Павка, замыкал шествие длинный худощавый Юлька с выражением крайнего любопытства на добродушном скуластом лице. Заготовители приблизились к площадке, молча вошли в круг притихших волейболистов и демонстративно выстроились шеренгой перед Хлебниковым. Тима выдержал паузу, что всегда угнетающе действует на противника, улыбнулся дружелюбно и, как будто между прочим, спросил: - Колька, триста одноэтажных домиков можно назвать городом? - А что? - растерялся Хлебников, одергивая синюю майку с коричневым ромбом на груди. Светлые глаза его беспокойно забегали по фигурам заготовителей, а живое, подвижное лицо чуть покраснело. - Мы вот поспорили с Юлькой, решили у тебя спросить. - Как вам сказать, - успокоился Коля, - триста одноэтажных домиков немного. Города бывают разные... - Я говорю, что город, - сказал Юлька. - Нечего, Тимка, спорить! Ты, Тимка, неправ! - Пожалуй, город, - согласился Коля и по ухмылкам заготовителей, по вспыхнувшим вдруг озорными искорками карим глазам звеньевого понял, что совершил непоправимую ошибку. - Вот и хорошо! - обрадовался Тима. - А сколько жителей в небольшом одноэтажном доме? - Как тебе сказать... - Три человека, - ввернул Павка. Его реплика, так же как и Юлина, готовилась заранее. Прежде чем "выводить Хлебникова на чистую воду", Тима распределил между друзьями роли "подгоняльщиков". По ходу разговора Юля с Павкой должны были вставлять нужные реплики и подзадоривать ими скептика. Коля клюнул на эту удочку. - Ну-у, Павка, ты и придумаешь, - сказал он, твердо решив не уступать, - в небольшой домик свободно поместятся четыре человека! - Четыре? Хорошо! Значит, четыре? - подхватил Тима, и Коля почувствовал, что окончательно сел в лужу. Под одобрительные возгласы ребят звеньевой первого начал блестящий арифметический анализ. Дом, вернее городок, был похож на букву "Е", положенную на землю. Состоял он из четырех корпусов. В каждом корпусе имелось шесть подъездов, в подъезде по двенадцать квартир, в каждой квартире - три комнаты... - Будем считать на комнату по два человека, - говорил Тима. - А два человека - мало. Ты, Колька, знаешь, какие комнаты. Учти, я еще кухни не считаю. Сколько получилось? Одна тысяча семьсот двадцать восемь! Ясно? Теперь перемножить триста на четыре. Сам сказал, что по четыре. Сколько? Подавленный столь молниеносным подсчетом, Коля хмуро молчал. - Молодец, Тимка! Доказал ты ему! - засмеялись ребята. - Больше, Колька, о городке не говори, что он не городок. Ясно? - заключил звеньевой. Таков был городок. А двор... Года три тому назад сталевар Василий Тимофеевич Катаев, отец Павки, посоветовал ребятам заняться озеленением двора. Произвели планировку, утвердили проект на общем собрании родителей и пионеров, заложили парк: посадили акации, сирень, тополя и клены. Двор преобразился. В густой зелени, как в чудесном лабиринте, переплелись песчаные дорожки, спрятались скамеечки и беседки. Цветущий парк-двор делился на южную и северную части. Границей служила широкая асфальтовая дорога - проезд для автомашин к гаражам, что тянулись вдоль забора. В южной части помещались волейбольная и баскетбольная площадки да опытная станция садоводов. Ее создали тоже по инициативе Василия Тимофеевича, который считал, что парк - хорошо, а сад - лучше. Теперь на "опытной" пионеры во главе со старшим садоводом Колей Хлебниковым выводили новые сорта ягод и фруктовых деревьев. Был у них и цветник. В северной части - лагерная площадка с мачтой посредине, местечко игр для дошколят, и сквер, названный "уголком родителей". Этот уголок пионеры оформили с особым старанием: поставили столики, скамейки с покатыми удобными спинками. На столиках всегда можно было найти газеты и журналы, шахматы и шашки. После работы по вечерам родители охотно посещали свой "уголок", чтобы сразиться в шахматы, почитать свежие газеты или просто подышать ароматным воздухом. И еще было в северной части одно место... Впрочем, когда заготовители явились в лагерь, звеньевой, послав Юлю и Павку разыскивать Семена с Васей, направился именно туда. С видом по возможности беспечным Тима приблизился к низкому деревянному сарайчику, скрытому в зелени тополей. Спрятавшись за кустами сирени, он стал наблюдать. Дверь сарайчика была прикрыта. Над нею красовалась фанерная вывеска с надписью "Фабрика "Пионер". "Неужели никого нет", - подумал Тима, поглядывая на дверь. Но тут послышались легкие торопливые шаги. Тима прижался плотнее к траве. Мимо кто-то прошел... Звеньевой приподнялся, осторожно раздвинул густые ветки. На поляне мелькнуло голубое платье Нюши Котельниковой. Напевая какую-то веселую песенку, она поминутно вертела головой, отчего ее льняные косички, в палец толщиной, перелетали с одного плеча на другое. Нюша проворно снимала с туго натянутых веревок ботанические прессы - деревянные рамки с проволочными сетками вместо крышек. Она складывала прессы на руку, как поленья. - Нюша! - позвал шепотом Тима. - Нюша! Семена или Васи на фабрике нет? Девочка вздрогнула от неожиданности, быстро повернула к зарослям сирени полное румяное лицо с серыми испуганными глазами. Различив среди ветвей Тиму, она успокоилась и почему-то также шепотом ответила: - Я, Тима, не знаю. Я только что из дома пришла. Ты посмотри сам. - Люська где? - Гербарии готовит. Она с утра на фабрике, даже на экскурсию не пошла. - Нюш, ты не говори, что меня встретила, - попросил Тима. - А прессы понесешь, не закрывай дверь. Ладно? - Ладно! Только Люся все равно узнает, что вы пришли. - Потом пусть узнает, это - ничего. Нюша сняла еще несколько прессов и скрылась внутри сарая. Тима подкрался к самым дверям. В лицо пахнуло ароматом увядших трав. Вороха их лежали на фанерных щитах. Небольшое окно с кружевной занавеской-задергушкой бросало на чистый земляной пол солнечный квадрат. Хорошо было на фабрике. За длинным из выстроганных досок столом работали сушильщицы. Они вынимали из прессов и сортировали подсохшие растения. Среди белокурых и темноволосых головок пламенел ярко-красный шелковый бант. Тима узнал его сразу. Звеньевая второго сидела к дверям спиной и сосредоточенно перебирала растения. Тима облегченно вздохнул: "Все в порядке, не заметит". Боком, с величайшей предосторожностью протиснулся он в дверь, сделал несколько шагов и заглянул за дощатую перегородку к упаковщикам. Коля Хлебников - и зачем только водятся на свете скептики! - не поверил своим собственным глазам и громко удивился: - Тимка?! Звеньевой замер, но возглас успел сделать свое: сушильщицы дружно оглянулись. Белесые Люсины брови взметнулись вверх, а курносый нос-пуговка стал пунцовым. - Тима! И вы пришли сегодня так рано? Где папки? Кипарисовых принесли? Тима поспешно изобразил на лице бесконечную радость, невинно улыбнулся и, прикинув на глазок расстояние до порога, бросился к двери. - Тима! Ти-мо-фей! Ти-имка-а-а! Подожди-и-и! Звеньевой с топотом мчался по дорожке все дальше и дальше. Отчаянно колотилось сердце, приятно посвистывал в ушах ветер. Как пуля вылетел он из аллеи к лагерной мачте с алым трепещущим флагом. На линейке - ровной песчаной дорожке, обрамленной меловыми полосками, Тима заметил Зимина и Павку. Они разговаривали. - Вася! - обрадовался Тима. - Наконец-то!.. - Вот он, прилетел, - сконфуженно произнес Павка. - Погоня за тобой, что ли? - спросил Вася, и на его круглом добродушном лице, усеянном темными точечками веснушек, мелькнула улыбка. - Молодцы вы, Тимка! Надпись-то! - Историческая! Уф-ф, - Тима перевел дух. - Пока тебя разыскивал, устал даже. Весь лагерь обегать пришлось. Поговорим? Внезапно появился Юля. Рядом с ним шагал староста кружка "Умелые руки" Володя Сохатов. Правая сторона лица и шея у него были забинтованы, и Володя был похож на мусульманина в чалме. - Что с тобой? - спросил Тима. - Так, ничего особенного. Юлька хитро улыбнулся. Он уже успел разузнать, что сегодня утром Володя проводил испытания межпланетного корабля. Ванюшка Бобров с ужасом рассказывал, как огромный столб дыма и огня вырвался из маленькой ракеты, как вскрикнул Володя и как он, Ванюшка, увел изобретателя домой. - Опять ракета? - спросил Тима. Володя кивнул головой. - Брось ты ее. Без глаз остаться можно. - Все равно, Тима, построю ракету, - упрямо сказал Володя. - Все равно! Ты лучше расскажи про надпись, - попросил он. Для беседы ребята выбрали укромный уголок, в кустах сирени за игровой площадкой для малышей. - Слышишь, как наигрывают, - со смехом сказал Вася, кивая в сторону площадки. - Симфония. - Трагическая, - отозвался Тима, намекая на то великое старание, с которым малыши извлекали звуки из дудок, гармошек и пищалок. Тима стал подробно излагать историю открытия надписи. Вася слушал не перебивая и, казалось, был спокоен. Но по тому, как покусывал он губу, как насупливал брови, угадывалось волнение. Тима, заканчивая рассказ, обиженно добавил: - И еще я о Люське хочу поговорить с тобой. Она же нам проходу не дает. В каждое дело суется! - О Волковой - потом. А с надписью у вас здорово получилось! Стальной солдат революции... - Надо Семену о надписи рассказать, - предложил Вася. - Пошли к нему. Начальник лагеря Семен Самойлов сидел в штабе. Крохотный домик, сколоченный из жердей и фанеры, был тесен. Два окна наполняли комнату светом. Низкий потолок и стены, сплошь оклеенные таблицами турниров и соревнований, картами походов и графиками экскурсий, делали ее похожей на самый настоящий боевой штаб. Семен, навалясь грудью на стол, что-то писал. - Так... - протянул он вдруг задумчиво. - Первое звено срывает заготовку... Опять Тимофей... У штаба послышались возбужденные голоса. Дверь широко распахнулась, в комнату ввалилась целая ватага ребят. Они с шумом разместились кто где: на стульях, на подоконниках, прямо на полу. Вася рассказал начальнику о находке заготовителей. - Думаю, что придется созывать Большой совет, - сказал он в конце. - Стальной солдат революции? - переспросил Семен. - Знакомое название. Я где-то его встречал, ребята. Так-так... Ну конечно, встречал! В какой-то книге о гражданской войне на Урале. Интересная и ценная находка. Молодец, Тимофей! - Созывать Большой совет? Ванюшка! Павка! - Вася выбежал из штаба. - Давайте сигнал! Будет Большой совет! Тима, готовь сообщение! Не прошло и минуты, как у лагерной мачты запел горн. Поддерживая его, у фабрики гулко загремел "сигнал". Бритоголовый Ванюшка Бобров с азартом колотил железным прутом по ржавому обломку рельса, подвешенному к балке. Звук получался дребезжащий, со скрежетом. Призыв и тревога слышались в сигналах. Со всех сторон на площадку стекались пионеры. Кто с молотком, кто с книгой. Садоводы, которые никогда не ходили поодиночке, подкатили к мачте последнее слово лагерной техники "лейку-самолейку", или, как еще ее называли, "самобрызг "УР-1", и уселись возле нее. Ребята галдели, перебрасывались словами. Соломенные шляпы, панамы, тюбетейки колыхались как полевые цветы на ветру. Вася взошел на трибуну. Стройный, подтянутый, в плотно облегающей широкую грудь голубой майке-безрукавке, черных трусах с красными каемками, легких тапочках, он был похож на спортсмена, готового к старту. Окинув ребят взглядом, председатель лагерного совета поднял руку: - Внимание! Внимание! Сейчас звеньевой первого звена сделает важное сообщение. Сушильщицы, не шумите! Тишина! Большой совет открыт! Говори, Тима. Надо заметить, что Большой совет лагеря созывался только в самых исключительных случаях. Не считая сегодняшнего, было их всего два. Первый... В начале летних каникул дружина ходила в лес на прогулку. По дороге пионеры насобирали растений сразу на несколько гербариев. Люся Волкова предложила один гербарий оставить для школы, а остальные разослать по Советскому Союзу: в Крым, на Дальний Восток, на Украину и попросить, чтобы пионеры тех местностей тоже прислали гербарии своих растений. Семен посоветовал Васе созвать Большой совет. Обсудив Люсино предложение, ребята постановили организовать фабрику по выпуску гербариев растений Северного Урала. "Будем посылать по Союзу, - решили в