новичу Нестерову. Загримирован. Да вот же он. Она прилепилась взглядом к старику в светлом клетчатом пиджаке, проплывавшему мимо стеклянных окошек в дверях, за которыми они стояли. - Я туда не пойду! - твердо сказала Женечка. - Куда - туда? В Италию? Женечка показала носом, что она не пойдет обратно в вестибюль. - Багажа нет? Только это? - спросил Виктор. - Ага. - Бегать умеешь? - Кто же не умеет...- удивилась Женечка. - Вот и беги со всех сил за мной. И он ринулся по служебной лестнице вверх, потом по длинному коридору, потом по открытому пространству, потом снова вниз, выбежал на улицу. Перед входом стояло несколько такси. Они сели в одно из низ, на заднее сиденье, и Проскурин немедленно сполз вниз и сложился между сиденьями в три погибели, просипев: - Виа Риголетто. Если бы кто-нибудь в это мгновение заглянул в боковое стекло такси, подумал бы, что Женечка приехала в Венецию торговать дынями: рядом с ней торчал на уровне сиденья большой блестящий оранжевый шар. Что подумал таксист, осталось загадкой истории, потому что венецианские таксисты и не такое видывали. Женечка и Проскурин вывалились из такси на улице Риголетто и пошли вверх, осматривая дома, словно надеясь увидеть в окнах знакомую физиономию. - Вот меблировки госпожи Шарж. Тебе на пятый этаж. Я буду ждать на той стороне улицы, в бакалее, за столиком. Посматривай в окно, если возникнет опасность, я выйду на улицу и свисну три раза. Консьержке скажешь, что ты посыльная, идешь к господам Койфман с письмом от общества русских евреев в Италии. Ты текст выучила? - Да, но она сразу поймет, что в аттестате средней школы у меня стоит "три". Безнадежно. -Ничего в этом доме у многих акцент и неправильное произношение. Консьержки на посту не оказалось. Она пошла отовариваться на рынок, который по четвергам открывался в начале улицы. Женечка спокойно поднялась на пятый этаж, как была - с сумкой и растрепанными рыжими завитушками, слегка схваченными на затылке. Только джинсовую куртку отдала Виктору. Высокую деревянную дверь открыл молодой человек небольшого роста, учтиво спросил что-то по-итальянски. - Я к мадам Койфман из Санкт-Петербурга, - сказала Женечка, тщательно выговаривая слова. - Рози, это тебя, - крикнул молодой человек и, развернувшись, ушел, даже не пригласив Женечку войти. Та решила, что может это сделать, раз уж ее оставили одну у открытой двери. Вошла. Осмотрелась. Так она и представляла себе эту квартиру: светлая и ажурная, кругом зеркала, гардины и светлая мебель - дуб. Прямо к ней из дальних комнат шла по коридору милая дама в черных брюках и черной длинной блузе, полупрозрачной, развевающейся от движения. Дама была светловолоса, кареглаза и высока ростом. - Проходите, деточка. Я слушаю. Она расцепив руки указала на дверь в комнату. - Кидай, кидай здесь сумку. Женечка послушно бросила сумку на пол и отодвинула ее ногой. Женщина излучала мощные потоки превосходства; Женечка почувствовала что-то вроде ритуального поклонения: так властно та держала голову, так изящна она была. Женечка вдруг подумала, что перед ней не Роза Исааковна Самохвалова-Койфман, а какая-нибудь ее родственница. Фотоснимок она изучала долго, взгляд той Койфман был действительно взглядом старой, и вдобавок испуганной собственной судьбой женщины. Но Женечка все же спросила: - Вы Роза Исааковна? Мама Наташи? Женщина повернула к ней свое лицо: - Вы знали мою дочь? - Я соседка. Вас я, конечно, уже не застала. Но с Наташей мы дружили. Меня зовут Маша Несовсемова. Я пишу пьесы для школьных подмостков. Вот мои документы... Она достала из заднего кармана заграничный и российский паспорт с пропиской на улице Алексея Толстого в Петербурге. Но Роза Исааковна отвела ее паспорт рукой: - Зачем мне это. Я вам верю и так. Это даже как-то не совсем удобно. Какими судьбами в Венеции? Специально ко мне. Женечка перебирала пальчиком билеты торчащие из паспорта: - Я здесь в круизе. На том же теплоходе. - Зачем? Зачем вы мне об этом говорите? Сендер, ты слышишь, она с этого ужасного теплохода-убийцы, - она обернулась к Женечке, - так вы решили навестить одинокую пожилую женщину? Женечка скромно замолчала, наблюдая как едва заметно подрагивает ее голова. - Хотите чай? Сендер, - снова крикнула она, - вскипяти воду в том новом чайнике, что привезли в подарок Маркевичи. Сендер, сын моего теперешнего мужа. Живет с нами. Талантливый мальчик. - Наташа у вас только в июне была? спросила осторожно Женечка. - И в июне, да. Поехала в Геную, вернулась поцарапанная. И еще в июле. Как только паром приплыл, то есть, что я говорю Боже, теплоход, она приехала сюда, кинула вещи, пообещала вернуться. И не вернулась. Утонула, моя девочка. Мне даже не сообщили. Тайком от матери увезли, отослали в Петербург. Изверги. - Леонид Аркадьевич может быть пожалел вас? - Чтобы его так жалели на том свете. Женечке чрезвычайно не понравился новый номер программы. К счастью, она поняла, что этот номер ей на руку. - Вот, кстати, Роза Исааковна. Наверное, это она мою сумку и кинула у вас. Я давала ей в поездку. Сине-белая такая. Как это все ужасно! Простите, что я вас потревожила. Если бы я могла утешить вас хоть немного! Женечка сделала вид, что хочет уходить. Как она и ожидала, Роза Исааковна удержала ее: - Дитя мое, сумку нужно забрать, раз она ваша. Я, честно говоря, ее и не трогала. Пойдемте в мою комнату. Они прошли в небольшую кружевную и гипюровую спальню, и Роза Исааковна вынула из шкафа небольшой сине-белый баул. - Она! - обрадовалась Женечка, - Куда же переложить вещи? - Сейчас я принесу пакет, - обронила дама и ушла. У Женечки екнуло сердце: о, счастливый миг удачи! Она судорожно вытаскивала на пол содержимое сумки: кофту, плеер, ботинки (она засунула в них руку), жестяная банка конфет, кажется, леденцов, меховой игрушечный тигренок... Конфеты... Она с трудом, поломав в спешке пару ногтей стащила крышку с круглой плоской банки, похожей на банку селедки диаметром с большую пластинку. Быстро захлопнула и посадила крышку обратно. Очень, конечно, похоже на леденцы, но леденцы такой чистоты и белизны Женечка раньше никогда не пробовала. Роза Исааковна уже шла обратно, а Женечка все еще соображала, куда бы ей спрятать коробку, не в окно же кидать, тем более, что за окном какие-то перекладины. Она сунула коробку под розовый пуф, лежащий рядом и улыбкой приветствовала хозяйку, по-прежнему сидя на полу. Совершенно идиотский вид. Не успела Роза Исааковна заметить груду вещей, вываленных из сумки, как в дверь позвонили. Ей пришлось идти открывать. Женечка схватила коробку, сунула ее в пакет и побежала в ту комнату, где ее принимали первоначально и окна которой выходили на улицу. Роза Исааковна обернулась и кивнула: - Сендер, когда же чай? Женечка распахнула дверь на балкон, который оказался при ближайшем рассмотрении фальшивым: вплотную подходящие к стене перила едва удержали ее от неосторожного шага в вечность. Внизу стоял Витя, но не свистел, а пожимал плечами. Женечка приняла решение - живой в руки не даваться, то есть, наоборот, сделать так, чтобы убивать ее было бессмысленным поступком. Она завязала пакет узлом и кинула его вниз, стараясь целиться в голову Вити, пакет Витя виртуозно подхватил. Женечка пожалела, что алмазы так не похожи на кирпичи. Проскурин должен был предупредить ее, что сюда идут! Что ей делать, если это Тупокин? Она осторожно высунулась в коридор. Какая-то выдра в кашне стояла на пороге и говорила Розе Исааковне, что она соседка Наташи из Петербурга! - А я тогда кто?! - подумала Женечка и перебежала обратно в спальню. "Какая наглость, пользоваться чужой легендой! Неужели все оперативники и разработчики легенд прикрытия в ФСБ мыслят одинаково?!" Роза Исааковна уже впускала выдру с мужскими ногами в дом. - Ну, неужели она его не узнает?! Женечка закрыла за собой дверь, к сожалению, защелки не было. Она ринулась к окну, распахнула ставни и - о! чудо! - обнаружила, что - перила за стеклом, это никакие не перила, а пожарная лестница! "Отчего люди не летают!.." - думала она, занося ногу над старинным неведомым городом и цепко хватаясь за ржавые "ступеньки". Скоро оказалось, что держаться за них очень трудно: в некоторые секунды руки должны были выносить вес всего Женечкиного тела, особенно, когда перекладины отсутствовали по дви-три и ноги повисали в воздухе или когда ступеньки вовсе отлетали под ногами в бездну, потому что дом был старый. В это время сильно вымазанная крем-пудрой вторая соседка Натальи Самохваловой на ходу выдумывала байку о том, что, скорее всего так внезапно исчезнувшая из гостиной девушка была ее дочь, они вместе путешествуют по северу Италии на автобусе, но сегодня поссорились, и вот она пришла теперь за ней, а заодно проведать матушку покойной Наташеньки, которую все так любили. - На теплоходе, она сказала, что вы путешествуете на теплоходе, и даже показывала мне ваши билеты, - поправила гостью Роза Исааковна и принесла из спальни сумку, забытую-таки взбалмошной девчонкой. 25. Весело тараторя себе под нос морскую песенку теплоход "Раиса Горбачева" скользил по лучезарной воде, лишь слегка разбрызгивая волну в разные стороны. Женечка разбирала вещи в своей каюте. Это были: паспорт, российский паспорт, немного денег и зубная щетка, выданные ей в консульстве. Сумка с настоящими вещами осталась в квартире Розы Исааковны Койфман, прямо возле тощих волосатых ног Тупокина. Хорошо еще, смогли вызвать в квартиру Розы Исааковны полицию из автомата на углу дома, представившись анонимами. Женечка спрыгнула с пожарной лестницы раньше времени, поцарапалась и напугала возвращавшуюся с рынка консьержку. Консьержка, пожалев продукты, за Женечкой не побежала, но нечто обидное кричала ей вслед, пока та не скрылась из виду. Завернув за угол, Женечка схватила на бегу Проскурина, они добежали до автомата, позвонили и рванули от греха подальше. Но все-таки о старушке позаботились, полицейская сирена послышалась уже через два квартала. Вечером того же дня новая очаровательная пассажирка с искристым взглядом появилась на борту "Раисы Горбачевой". Ее встречал мичман Славянецкий, тот самый, который обнаружил утопленницу в бассейне теплохода в июле. Ему были даны соответствующими органами указания опекать девушку, как драгоценный экспонат, обеспечить ее безопасность и в нужном случае защиту, и в целости и сохранности довезти в порт назначения. Теплоход не намерен был больше совершать экскурсионные остановки на пути следования, лишь несколько раз для заправки, да и то ночью. Мичман Славянецкий, остроглазый, с короткой шагреневой бородкой и коротко стрижеными усами, вальяжно приветствовал Женечку, желая очаровать сотрудницу ФСБ с первого взгляда, предложил Женечке в целях безопасности, запереть ее в каюте, кстати, весьма комфортабельной, организовав дежурство матросов возле дверей и четырехразовое питание с доставкой в каюту. Предложил также и свою компанию. Женечка подумала и согласилась на предпоследние два пункта. Охрану и питание она примет с удовольствием, но замуровывать ее в этом закутке, в этом отсеке для загнанных зайцев - никогда. И потом, должна же она выяснить, есть ли сам источник опасности на корабле. Дело в том, что по сведениям все того же Проскурина, полиция, приехав на улицу Риголетто, застала всего лишь озадаченную эмигрантку из России, которая заявила, что в ее квартире побывали две особы женского пола, выкравшие у нее единственную застрахованную шубку из чернобурки, и потребовала зафиксировать свидетельские показания Сендера и консьержки. Тупокина полиция не застала. Почти целый день был у преступника, чтобы приобрести билет на теплоход или тайно проникнуть на корабль. Он ведь имел право надеяться, что одолеет маленькую Алтуховскую подружку. Женечка вышла на палубу, когда уже похолодало, и, слегка сгустились и поблекли краски, солнце быстро село за теплоход, и Женечка побрела на разведку, держа в руке жестяную коробку с леденцами. Мичман стоял на верхней палубе, наблюдая за ярко освещенным рестораном, куда начали подтягиваться отдыхающие. Женечка увидела его, заглянув в ресторан, и вынырнула на палубу. - В Петербурге уже совсем холодно? - спросила она красавца, ласкающего ее соблазняющим взглядом. Некоторые люди обладают такой способностью: завораживать. Но, к большому сожалению мичмана, Женечка не смотрела на него. Она смотрела прямо за второй столик от сцены, где сидел старик с седыми бакенбардами, только теперь уже в дорогом российском костюме, но с той же орденской планкой на груди. Конечно, это у всех стран и таможен вызывает уважение и расположение. - Кто этот старик? - спросила она. - Этот реликт, как и вы на партийном задании, - наклоняясь произнес Славянецкий. - Вы должны его знать. - Похоже без усиления моей охраны мне не обойтись, - упавшим тоном сказала Женечка. - Это и есть Тупокин. А вы не могли бы его арестовать. - На каком основании? - спросил самодовольный моряк. - Как? На том основании, что он укокошил кучу российского народа, украл деньги пенсионеров и, в конце концов, покушался на меня и на итальянско-российские отношения! - Какие у вас доказательства, кроме слов, сейчас, здесь? - Да вы что? От кого же вы меня тогда здесь охраняете? Вы должны меня изолировать, то есть его! Его изолировать от меня. В эту самую секунду за спиной Женечки раздался холодное рычание Тупокина: - Руки за голову. Коробку мне. - Это взаимоисключающие приказы, - не поворачиваясь, заметила Женечка, глядя, как Славянецкий поднимает руки. - У него пистолет, - шепнул он. - Догадываюсь. Женечка стала медленно поднимать руки, повернулась и выпростала левую руку с коробкой над темнеющим внизу морем. Тупокин стоял, как оказалось, не совсем рядом, а шагах в четырех от нее. Тупокин впился глазами в жестянку, которую Женечка элегантно потряхивала над бездной. - Пистолет на пол, - предложила Женечка. Тупокин сделал движение вперед, и коробка полетела в шипящую, как приоткрытый напиток "Тархун", волну. Тупокин растерялся, Женечка воспользовалась моментом и одним прыжком подлетела к бандиту, легкая, словно на пружинах, вспрыгнула на его ступни каблуками, одновременно отводя дуло в сторону Луны. Она успела подумать, что Луна очень похожа по размеру на утраченную банку леденцов, и пожалела, что даже подарок Проскурина с изображением памятника Колумбу верхом на своей каравелле, очень похожего на церетеллиевский памятник Петру Первому в Москве, она не уберегла в этой поездке, не говоря уже о сумке и так и не осуществленных новых покупках. Настоящие алмазные леденцы полетят в Москву дипломатической почтой, но эти настоящие сливочные леденцы она везла дочери... Вспрыгивая на Тупокина, Женечка другой рукой схватилась за его пиждак, они оба потеряли равновесие и упали на железный голубой пол теплохода. Женечка оказалась не такой уж слабенькой, но Тупокин никак не хотел отпускать пистолет, и ей пришлось укусить его за нос. Пока Тупокин обалдевал от такой наглости, она по девичьи выкрутила из его пальцев пистолет и прокатила его по палубе в сторону Славянецкого. Тот, наконец, очухался и, схватив оружие, приставил его к голове Тупокина, все еще лежавшего на тоненькой Женечке и державшегося за нос. Это было не так уже и смешно, потому что Женечку стало тошнить от звука прокусывания, пусть даже и Тупокинской, но все же человеческой кожи. 26. Нестеров Николай Константинович долго сидел молча, в позе "Мыслителя", и смотрел на Тупокина. Во взгляде Нестерова не было ни печали, ни радости, ни презрения. Это был взгляд, наполненный мирозданием, в центре которого расположился преступник. И Нестеров внимательно сопоставлял величину личности преступника с масштабами Вселенной. Да, то, что сотворил этот человек, сопоставимо с катаклизмами в далеких галактиках. Потому что он уничтожил несколько человеческих жизней - а каждая человеческая жизнь это целый мир. Он участвовал в перевороте общественного бытия, играя на стороне тех, кто гонит табун к пропасти. Осознавая это, Нестеров чувствовал тяжесть. Откуда взялась эта тяжесть, непонятно, но она была сродни той, которую чувствуют космонавты, выходя на Землю после длительного пребывания в невесомости. Может быть, именно до того момента, пока следователь не сядет вот так напротив преступника, он и находится в невесомости. Теперь, значит, есть под ногами почва... - Вы мне сразу скажите Тупокин, - произнес вполне мирным тоном Нестеров, - вы на вопросы отвечать будете? - Нет, - низким тоном сказал задержанный. - Даже где, как и за что убили свою сожительницу, управляющую филиалом Межлегионбанка в Петербурге "Фора" гражданку Самохвалову Наталью Борисовну? - Я не принимаю этого обвинения, - ответил Тупокин, и это оказалось для Нестерова неожиданностью. - А все остальные принимаете? Убийство Халифовой Эльмиры Фатыховны, поджог дачи Яблоньки, повлекшей две смерти, убийство Леснина-Каревского, покушение на жизнь Бикчентаева, проникновение на дачу Мамонтова, первый раз с целью подбросить труп, второй раз с целью убийства, кого там... - Ирины... -Правильно, Ирины Игоревны Мамонтовой, заставшей вас с поличным: деньгами, бикчентаевскими папками, пакетами, украденными вами из упаковочного цеха мясоперерабатывающего завода. Так, что дальше: незаконное присвоение украденных Самохваловой денег и соучастие в незаконных банковских операциях, кстати, мы нашли ваш счет в одном небольшом Московском банке, вы же понимаете - у нас не Швейцария, тайна вклада не гарантируется. Ах, еще покушение на старика Атташева, унесшее одну жизнь, при котором были девять человек ранены. Убийство Трещетко, ранение сотрудника ФСБ Подворьева, покушение на лейтенанта Железнову. Итого: семь трупов, четыре покушения и одиннадцать раненных, - не много ли для вышки?.. - У нас мораторий. - ухмыльнулся Тупокин. - А что вы предлагаете? - У нас, действительно, мораторий на приведение в исполнение смертной казни, Леонид Александрович. Может быть, вас отпустить на волю где-нибудь в районе Голицына, а? Так вот, и в камере смертника и на воле вас ждет одно и то же: вы - покойник. А раз уж вам все равно, ведь доказательства вашей вины в смерти Трещетко, Леснина-Каревского, Халифовой, Самохваловой, охранника Атташева, да и тех двоих бритоголовых, у следствия есть, может, поведаете мне не для протокола, вы бы и сейчас приняли должность консула или какую-нибудь другую высокую должность, если бы вдруг оказались на свободе? - Конечно, - не задумываясь, ответил Тупокин. - Я и в выборах буду участвовать, вот где-нибудь место освободится - попробую получить депутатскую неприкосновенность. - Шутите... - Я любил ее, - внезапно вырвалось у Тупокина. Нестеров недоверчиво посмотрел на него. - Я не убивал ее. Она приехала ко мне в Переделкино, в августе, когда я получил назначение в Венецию. Привезла деньги. До этого я только знал, что они случайно оказались у нее и братва голицинская включила счетчик. Она поэтому исчезнуть хотела, подстроила со школьной подругой свою смерть. - Не со школьной подругой, а с убийством школьной подруги, в котором вы были исполнителем, - поправил Нестеров. - Продолжайте пожалуйста. - Она привезла ко мне на дачу две сумки. Стала требовать, чтобы я перевез их в таком виде через границу. Я отказался. Она пошла в бассейн, а я включил монитор. Маленькая шалость, спасшая мне жизнь. Вижу, а она для меня сюрприз приготовила: мою же ... - Зубочистку, - подсказал Нестеров. - Вот-вот, прикрепила ее к бикини. Понимаете? Что мне оставалось делать? - Самооборона? - Конечно, она поднялась, легла в постель, стала меня ласкать, а я эту иголку возьми да и поверни в ее сторону. - Надо же, - сочувственно кивнул Нестеров, - это даже и не самооборона, а просто несчастный случай. А зачем же она вас, единственного возможного курьера, убить захотела, обиделась? - Она же мне Элечку подсунула, паспорт на свое имя ей оформила, чтобы начать новую жизнь. Она ее и начала, новую-то жизнь: почти месяц жила на Осипенко, в Москве, собираясь делать пластическую операцию. Никто и не знал, кроме меня... Вы теперь понимаете? - А что же вы ее похоронили-то таким странным образом - тоже от большой любви?.. Тупокин затрясся от злобы, заскрипел зубами. - Вы приобретали в Венеции на улице Отелло в салоне "Топетти" комплект дамского белья, найденный впоследствии на убитой Самохваловой, - серьезным тоном полу-спросил, полу-констатировал Нестеров. Это для подарка, просто на случай...- процедил Тупокин. - А пакеты на заводе - для хранения мясных продуктов - тоже на случай? - Нестеров понимал, что Тупокин не считает его идиотом. "Может быть, - подумал следователь, - он подсовывает мне вариации на тему его обвинения с тем, чтобы сторговаться?" - Я любил Наташу. Но Мамонтовых я ненавижу. Они искалечили всю мою жизнь. Вы не знаете, что значит, расти без отца, все время слышать издевательские насмешки приятелей, потом долго добиваться того, что с легкостью дается другим, потому что у них есть буксиры-отцы, затрачивая при этом в пять раз больше усилий: все кровью и потом. Они лишили меня все, что я заслуживал. Я, а не сын академика Мамонтова, лентяй и флегматик, этакий телок стал хозяином жизни. Пусть не на долго. - А Леснин-Каревский вас чем обделил? Что он вам не додал? - Я его не трогал. Не знаю, о чем вы говорите. -Бросьте, Леонид Александрович, задержанные члены банды Трещетко, которых тот пригрел после ареста их бывшего главаря Яблоньки, показали, что вы заказывали убийства Леснина-Каревского и Бикчентаева. Впрочем, думаю, мне удастся и без ваших объяснений доказать, что Леснин-Каревский был вашим связным с "голицинскими" и стал вас шантажировать, когда вы в чем-то ему не додали. Более того, я вполне допускаю, что он даже помогал вам с упаковкой трупа Самохваловой. Один человек здесь бы не справился. Тем более, что на пакетах, изъятых в подвале вашей дачи, имеются отпечатки пальцев Леснина-Каревского. Песеннику нравилось быть посланцем смерти?.. - Когда я получу свидание с матерью? -А почему вы не спрашиваете, про адвоката, Леонид Александрович? Неужели все еще думаете, что ваша статья не расстрельная?.. У меня на вас полное досье, а вы ходите, улыбаетесь... -Слишком многих потяну за собой. Они этого не допустят. Микропленка-то у моего адвоката, он, прошу любить и жаловать, - он (вернее она) из Гильдии Российских адвокатов - мсье Лангрен рекомендовал, - некто Ирен ..., не буду пока называть ее имя, адвокатесса, "баронесса", - потрясающего очарования дама, видимо, еще не вернулась из Швейцарии, где была по моему распоряжению... Нестеров еще не вполне был уверен, что перед ним сидит физический Тупокин. Он, конечно, не пытался до него дотронуться - не до такой степени. Но все-таки Тупокин ему сейчас напоминал только что принесенную в дом елку, когда не знаешь с какого боку к ней подойти. За стенами Матросской Тишины шел снег... 27. Дворец бракосочетания Центрального округа столицы недавно реставрировали. Все стены зала ожиданий оборудовали зеркалами и зеленью, хоть и искусственной, да кому в этой суматохе есть дело до свойств окружающих предметов вообще, будь даже вода в фонтане - сухой как песок. В круглом зале вокруг фонтана бегала радостная Ксюша, наряженная в розовое турецкое платье и лакированные башмачки. Вокруг брачующихся увивался фотограф и еще какой-то тип с кинокамерой. Нестеров волновался больше, чем его обреченный на семейное счастье Алтухов. А Женечка вообще держала возле носа кружевной платочек и вот-вот готова была прослезиться в умилении от самой себя. Анна Михайловна внимательно следила за благопристойным видом членов заговора. - Кольца отдали? - напомнила она, хотя только что Женечка отнесла их в комнату торжеств. -Сядьте, пожалуйста, на диван, - командовал фотограф, - жених поверните голову, как будто вы рассматриваете невесту: "лучше тоже, чем никогда"... -Да поздно уж поди, - вздохнул Алтухов, мне это - как мертвому - парковка. Знаете - Чилийский МИД, это не пчелиный мед... Фотограф не понял. - Невеста, поправьте цветы, родители держите ребенка, - обратился он к Нестеровым. Вошли в зал. На сцене в отдалении оплаченный женихом симфонический квартет играл нетрадиционное "Естедэй": К эшафоту вела красная пушистая дорожка. Заранее обученные, свидетели и ребенок встали возле дверей. Потом "товарищи брачующиеся" прошли дальше, расписались в книге записи актов гражданского состояния, а заведующая ЗАГСом повела рукой, указывая на открытую коробочку, под наклоном лежащую на специальной стойке. Алтухов задержал взгляд на кольцах, что-то его смутило, но он еще не понял что именно. Служительница, а, может быть, и сожительница Гименея обошла стол, взяла коробочку в руки, и поднесла к глазам Алтухова. В коробочке лежали два широченных кольца с огромными бриллиантами на каждом... Теперь еще в налоговую..., - понеслось... На обратном пути Ксюша, которую спросили: понравилось ли ей в ЗАГСе, - ответила: - Очень! Мама, а мы еще туда поедем? - Нет! - завопила Женечка, и, резко прижав к себе голову дочери, бешено замотала золотой гривой. Переделкино, Венеция, Комарово, Коктебель 6