ленное внутрь мортидо очень редко, или даже никогда, не проявляется во
сне до конца. Если во сне человек в ужасе падает со скалы, то он всегда
просыпается, не достигнув земли; охваченная страхом девушка, которая не
может сдвинуться с места, когда на нее бросается великан с ножом, всегда
пробуждается, прежде чем он ее схватит; или, уж если он ее схватывает, то в
конце концов не убивает. Иначе обстоит дело в сновидениях, выражающих
мортидо или либидо, направленные наружу: они часто длятся до завершения, то
есть убийства или оргазма. Так как Саймон не мог дойти до конца в своих
снах, он должен был в критический момент просыпаться. Однако с помощью врача
ему удалось завершить это дело, которого он не мог окончить в естественном
сне; скопившаяся энергия освободилась, и он снова стал свободным человеком.
Но психиатр на этом не остановился. При дальнейшем исследовании ему и
Саймону стало ясно, что вся эта ситуация была повторением неких
незавершенных эмоций детства: там была аналогичная мнимая "небрежность" в
отношении младших сестер, когда одна из них была слегка обожжена во время
большого пожара в Олимпии много лет назад. К концу лечения удалось
справиться и с этим добавочным напряжением, погребенным в его психике в
течение долгих лет и иногда вызывавшим у него ночные кошмары и сердцебиения
еще до военной службы.
Более мягкие формы этого невроза случаются даже у людей, ведущих
сравнительно спокойную жизнь и не помнящих за собой каких-либо эмоциональных
потрясений; симптомами являются порывистость, неусидчивость, чрезмерная
потливость, ускоренное сердцебиение, бессонница, ночные кошмары, ощущение
изнурения и осунувшееся лицо. Эти симптомы настолько похожи на симптомы
гипертиреоза, что в каждом случае, где возможно сомнение, вопрос должен
решаться совещанием хирурга, терапевта (или эндокринолога) и психиатра.
Дальнейшим поводом для смешения является тот факт, что болезнь щитовидной
железы часто начинается с эмоционального потрясения; так обстояло дело с
Полли Рид, отец которой держал магазин граммофонных пластинок по соседству с
книжным магазином Сейфуса. Отец ее умер, когда ей было двадцать шесть лет, и
сразу же после этого у нее начала увеличиваться щитовидная железа, причем
наблюдался ряд описанных выше симптомов. Эти симптомы исчезли после удаления
железы. Таким образом, болезнь щитовидной железы иногда трудно отличить от
невроза беспокойства, поскольку эти болезни во многих отношениях сходны.
Вообще говоря, можно различать типы неврозов, подобные описанным выше;
но в действительности неврозов столько, сколько и пациентов, так что
определения вроде невроза навязчивости, истерии, невроза беспокойства и т.
п. представляются искусственными. Сновидения Саймона Сейфуса, как и мысли
Энн, имели характер одержимости, между тем как у Хораса, после снятия
симптома конверсии, истерия превратилась в мягкую форму невроза
беспокойства. Для точности следовало бы вовсе не называть болезней, а
говорить о неврозе Саймона, Энн или Хораса. Поскольку, однако, большинство
пациентов в течение длительного времени проявляют предпочтительно симптом
определенного рода, то для удобства применяется некоторая классификация, так
что психиатры могут понять друг друга, говоря, что симптомы пациента
"относятся главным образом к группе навязчивости", "к группе истерии" или "к
группе беспокойства". При этом, имея дело с пациентом, психиатры всегда
помнят, что перед ними не пример болезни, а конкретный индивид, у которого
пережитый опыт вызвал определенные напряжения, а это привело к некоторым
мерам для частичного облегчения напряжений; он помнит, что у каждого свой
собственный, время от времени меняющийся, способ обращаться с этими
напряжениями.
Следует упомянуть еще два понятия, относящихся к классификации
неврозов, -- ипохондрию и неврастению. Ипохондриком часто называют всякого,
кто без причины жалуется на здоровье; но подлинные ипохондрики встречаются
относительно редко. Подлинный ипохондрик не только жалуется на свое
здоровье, но хитрым образом использует эти жалобы, чтобы управлять своим
окружением. Пациенты этого рода страдают от избытка направленного внутрь,
или нарцистического, либидо. Они используют свою энергию, чтобы "любить
самих себя". Они постоянно наблюдают за реакциями своего тела, поднимая
тревогу при малейшей неправильности, примерно в стиле мистера Кроуна или
мисс Эрис. Под малейшим предлогом они ходят к врачу или к какому-нибудь
излюбленному ими шарлатану. Жилища их наполняются странными лекарствами и
таинственными средствами для самолечения; и немало жуликов зарабатывает себе
на жизнь, поощряя их страхи и льстя их себялюбию. Хозяйство их ведется
исключительно ради их личного удобства, они не считаются ни с какими
жертвами других членов семьи и поднимают шум из-за любого пустяка. Лечить
ипохондриков очень трудно, потому что они настолько заняты сами собой, что
ополчаются против любого намека на ненормальность их ощущений и приходят в
ярость, когда кто-нибудь осмеливается посоветовать им обратиться к
психиатру. Можно заметить, однако, что их поведение подходит под определение
невроза. И если даже кажется, что они согласны сотрудничать, они почти
неизлечимы. Легче было бы излечить Ромео от любви к Джульетте, чем
ипохондрика от любви к самому себе.
Неврастения -- это старый термин, иногда все еще применяемый для
описания усталых, подавленных, болезненно мечтательных, легко возбудимых
людей, не способных ни на чем сосредоточиться и предпочитающих
бездельничать, не принимая на себя особой ответственности. Большинство
психиатров предпочитает теперь относить такие случаи к неврозам беспокойства
или к невротическим депрессиям.
Мы рассмотрели разные типы неврозов; следует, однако, иметь в виду, что
каждого невротика надо рассматривать как особого индивида, а не как пример
некоторого вида болезни. Симптомы время от времени меняются и каждый
переживает их по-своему.
7. Что вызывает неврозы?
Невроз зависит прежде всего от силы импульсов Ид и от возможностей их
выражения либо каким-нибудь приличным прямым путем, либо здоровыми методами
смещения. Если человека с раннего детства приводили в ярость или сексуально
стимулировали, он просто не в состоянии справиться с накопившимся
возбуждением с помощью нормальных методов, имеющихся в его распоряжении;
тогда это возбуждение будет мешать его счастью и производительности его
труда, если только он не получит помощи извне. С другой стороны, некоторые
люди не могут справиться даже с нормальным количеством возбуждения, не
испытывая трудностей; происходит это от чересчур строгого Суперэго, от
недостаточной стимуляции развития Эго и способности хранения энергии и
восприятий, или же от особо плохих внешних обстоятельств.
Если человек испытывает трудности, пытаясь справиться со своими
накопившимися напряжениями, то любое изменение одного из упомянутых факторов
может вызвать невроз. Все может быть благополучно, пока обстоятельства не
приведут к увеличению напряжений Ид (усилению негодования или полового
возбуждения), к увеличению суровости Суперэго (чувства вины), к ослаблению
способности хранения (при физической болезни) или же лишат человека путей
здорового выражения напряжений (при тюремном заключении); и тогда наступает
срыв.
Весьма важна роль Суперэго, определяющего, сколько напряжений индивид
позволяет себе облегчить и сколько ему приходится хранить. Если Суперэго
снисходительно, оно допускает свободное облегчение и требуется небольшое
хранение; если же оно требовательно, разрешая лишь небольшие удовлетворения,
то накапливается много напряжений, перегружающих способность хранения. Это
не значит, что для избежания неврозов надо давать свободное выражение своим
импульсам. Прежде всего такое поведение может привести к столь значительным
осложнениям с внешними энергетическими системами, то есть с природой и с
другими людьми, что дальнейшее облегчение станет невозможным и в конечном
счете накопится больше напряжений, чем когда-либо прежде. Например, человек,
позволяющий себе бранить жену сколько ему вздумается, может ее потерять, и у
него не останется никого, кто позволил бы использовать себя в качестве
объекта либидо или мортидо, а это вызовет у него страдания.
Затем, разумнее соблюдать воздержание, чем рисковать оскорбить
Суперэго: это придирчивый хозяин, и кары его трудно избежать. Допустим,
женщина решает, что ее Суперэго позволит ей сделать аборт без последующего
наказания.
Если она не способна правильно судить о своих подлинных чувствах, ей
может показаться в этот момент, что все будет в порядке; но если, как это
нередко случается, она неверно о себе судит, то чувство вины может
пробудиться много времени спустя и, возможно, под действием неумолчных
упреков Суперэго прорвется в сорок или пятьдесят лет.
Другой важный фактор невроза -- это количество неоконченных дел,
оставшихся с детства. Чем больше это количество, тем более вероятен невроз в
заданной ситуации и тем более суровым он может оказаться. Например, из трех
пациентов, совместно испытавших тяготы военной службы, отцы которых умерли,
когда им было соответственно два, четыре и восемь лет, у первого произошел
самый тяжелый срыв, у второго менее серьезный, а у третьего самый легкий. У
первого было больше всего неоконченных "отцовских дел", у второго меньше, а
у третьего меньше всего. Сила их неврозов соответствовала их эмоциональному
опыту -- или отсутствию, опыта -- по отношению к старшим мужчинам; это
отношение важно в армейской жизни, где офицер во многом играет роль отца.
Человек с небольшими эмоциональными пережитками раннего детства в дальнейшем
может вынести, не срываясь, большую напряженность, чем человек с рядом
нерешенных детских проблем.
Невротики часто говорят: "Моя мать и мой отец были нервные люди, вот и
я нервный. Я получил это в наследство".
Это неверно. Невроз не передается по наследству; но основы его могут
быть заложены в раннем детстве вследствие поведения родителей. Невроз
зависит от того, как индивид использует свою энергию. Некоторые из его
тенденций могут зависеть, как мы видели в первой главе, от его
унаследованной конституции; но его фактическое развитие больше зависит от
того, чему он учится, наблюдая своих родителей. Что бы ни делали родители
младенца, это кажется ему "естественным порядком вещей", поскольку ему редко
удается сравнить их поведение с поведением других. Мы уже описали, как он,
подражая им, становится приятным и любящим или злобным и жадным. Если он
видит, что при столкновении с трудностями они выходят из себя, вместо того
чтобы справляться с действительностью согласно Принципу Реальности, то он
будет подражать их поведению. Если они используют свою энергию невротическим
способом, то у него будет тенденция поступать так же, потому что все
поведение родителей представляется младенцу "необходимым". Итак, если его
родители невротики, то и он может вырасти невротиком, но не потому, что
унаследовал их невроз, точно так же как не унаследовали его отец и мать. Они
научились неврозу, в свою очередь, у своих родителей.
Возможно, что сила стремлений Ид, способность проходить через процессы,
необходимые для формирования стойкого Суперэго, и способность психики
хранить энергию и восприятия являются наследственными, но применение,
которое индивид дает этим врожденным способностям, зависит от его ранней
подготовки. По-видимому, некоторым детям развитие нормальной личности с
самого рождения дается труднее других, и это накладывает добавочное бремя на
их родителей, которые должны вести себя в таких случаях особо осторожно.
Если это им не удалось, то перед психиатром возникает задача исправить
невротические черты поведения, как бы долго они ни присутствовали; в
процессе исправления он должен учитывать всевозможные качества и склонности,
с которыми пациент появился на свет.
Глава VI. Психозы
1. Что такое сумасшествие?
У большинства людей Эго способно держать Ид под достаточным контролем,
поэтому психическая энергия может применяться в полезных целях и
эмоциональная жизнь может протекать нормально. У некоторых индивидов с
ослабленным Эго или чрезмерно возбужденным Ид энергия растрачивается
впустую, поскольку инстинкты Ид находят возможность получать частичное
удовлетворение в скрытой форме способами, препятствующими благополучию,
работоспособности и счастью человека. Такие искаженные способы выражения
называются невротическим поведением; если они проявляются регулярно,
серьезно вредя индивиду, они составляют невроз. У некоторых злополучных
индивидов (примерно у одного на двести или триста человек) Эго полностью
отступает, и власть переходит к Ид. В этих случаях подавленные образы
становятся сознательными и приводят к странным видам поведения, называемым
психозами.
Чтобы яснее представить последствия такого полного отступления Эго,
рассмотрим случай одной из самых обычных форм психоза, а именно шизофрении.
В описываемом случае болезнь прошла четыре стадии развития, прежде чем
начался процесс выздоровления.
В Олимпии в одной из грязных квартир возле реки проживал молодой
человек, которому следовало бы быть пастухом. Наедине со своими овцами он
мог бы лежать на спине, растянувшись в траве, и предаваться мечтам, созерцая
бегущие облака. Мечты его стремились к небу. Имея своих овец в качестве
подданных и слушателей, он мог бы играть роль короля и философа. Но, к
несчастью, Кэри Фейтон работал в мясном заведении у Димитри, где вместо
живых овец ему приходилось заниматься мертвыми. И когда он лежал на спине,
все, что он мог видеть, был растрескавшийся потолок его комнаты в квартире
без горячей воды, вблизи Олимпийского консервного завода.
Кэри проводил немало времени, лежа в своей комнате. Общение с другими
молодыми людьми у него никогда не получалось, а девушки, к которым он очень
стремился, находили его слишком молчаливым и странным. Большая часть его
жизни проходила в грезах, о которых он рассказывать не решался, а о других
вещах он мало что мог сказать, так что разговоры давались ему с трудом.
Однажды он все-таки рассказал о своих грезах девочке по имени Джорджина
Севитар; он поведал ей, каким большим человеком он станет, когда вырастет, и
как он спасет ей жизнь, когда ее будет преследовать какой-то мужчина. Но на
следующий день Джорджина, сама вызвавшая его на откровенность, нашептала эту
историю другим школьницам, и после этого они всегда хихикали, когда он
проходил мимо, а он чувствовал себя столь жалким, что никогда не мог подойти
ни к одной из них и готов был перейти улицу, чтобы избежать встречи с ними.
Однажды он шел домой с Минервой Сейфус, доброй и умной девочкой; она
пыталась дружески внушить ему, что считает его хорошим парнем, но что
другие, особенно девочки, считают его странным из-за его робости; почему бы
ему не заняться спортом или чем-нибудь еще, чтобы стать похожим на других
ребят? Кэри понимал, что она старается быть доброй с ним. но все, что она
говорила, лишь усилило его ощущение беспомощности, и ему стало еще хуже.
После этого он всегда избегал Минервы, но дома втайне сочинял о ней стихи.
Мать его жила в разводе и по вечерам развлекалась со своими приятелями,
вроде старого мистера Кроуна; в это время, лежа в кровати, он часто
воображал себе разных женщин, приходивших в мясной магазин в течение дня; он
представлял себе, что какая-нибудь из них попадет однажды в беду, что он
придет ей на помощь, а она его затем полюбит. Об одной женщине ему было
приятнее всего думать, потому что у нее были очень длинные тонкие ноги, а
ему особенно нравились именно такие ноги. Когда она приходила в магазин, он
всегда следил за нею, ожидая какого-нибудь знака внимания по отношению к
себе. Однажды она дружелюбно улыбнулась ему, и он решил, что она в него
влюблена. Он вообразил себе, будто она уже давно его любит, но боится
сказать ему об этом, потому что муж побьет ее, если узнает об ее влечении к
нему.
Кэри знал, что эта женщина была сестрой Джорджины Севитар и женой
Алекса Патерсона, аптекаря. Он разведал, где она живет, и стал околачиваться
на соседнем углу, надеясь, что она когда-нибудь выйдет и он сможет
поговорить с нею наедине, что было невозможно в магазине. Он хотел сказать
ей, как сильно ее любит, и еще сказать ей, что мясная лавка начала удручать
его и что он хотел бы из нее уйти. Он надеялся, что она убежит с ним от
мужа, представляя себе, что муж жестоко обращается с нею. Однажды она и в
самом деле прошла мимо; но когда наступил этот долгожданный момент, он не
сумел сказать, что хотел, а опустил глаза и даже не смог с нею
поздороваться. В конце концов он нашел единственный способ сообщить ей, что
знает о ее страданиях, -- написать ей записку. Он написал эту записку и
неделями носил ее в кармане, прежде чем осмелился положить ее в пакет,
заворачивая мясо.
Вернувшись домой, миссис Патерсон нашла записку следующего содержания:
"Милая! Я люблю тебя. Я хотел бы, чтобы мы ушли вместе. Я знаю, как ты
страдаешь. Я убью этого зверя. Я устал от мясного магазина. Когда я смотрю
на мясо, у меня кружится голова, и я не знаю, жив я или мертв. Все это как
во сне. Я был здесь раньше. Мое лицо меняется. Они схватят нас, если мы не
будем начеку. Они изменят твои ноги. До свиданья, милая. Я встречусь с тобой
в обычном месте. Кэри".
Миссис Патерсон не знала, что делать с этой запиской, и обсудила ее с
мужем. Они подумали, не сходить ли им к матери Кэри и рассказать ей об этом;
но они были робкие люди, а мать Кэри была известна своим воинственным
поведением во время подпития; поэтому они решили обратиться в полицию, а
вернее, в полицию пошел мистер Патерсон. Зайдя в полицейский участок, он
увидел там, к своему удивлению, Кэри. Кэри просил о защите. Он говорил, что
люди читают его мысли и преследуют его на улицах, делая знаки, от чего у
него меняется лицо. Он настаивал, чтобы кого-то арестовали. Он говорил, что
это заговор, хотя он еще не знает, кто за всем этим стоит. Мистер Патерсон
вышел из участка, не сказав ни слова, и вернулся позже. Полицейский сержант,
прочитав записку, позвонил своему начальнику Кейо. Они решили, что этот
случай по части доктора Триса, направились на дом к миссис Фейтон и привели
Кэри в больницу.
Как обнаружил доктор Трис, у Кэри были странные переживания. Ему явился
Господь и сказал ему, что он должен стать Властелином Мира. Он дал ему некий
знак, крест с кругом под ним, который должен был стать его символом. Кэри
постоянно слышал голоса, говорившие, что он должен делать. Иногда, когда он
собирался поднять кусок говядины, голоса говорили ему, что он в точности
должен делать. Они приказывали ему нагнуться, положить руки под мясо,
поднять мясо на плечо, и так далее. Когда он выходил на улицу, голоса
предупреждали его, что все вокруг строят ему гримасы и готовятся его
схватить.
Все было как во сне. Преследовавшие его люди пользовались телепатией,
чтобы изменить его внешний вид. Иногда он проводил чуть ли не час перед
зеркалом, поражаясь, как сильно изменилось его лицо за последние несколько
часов. Все, что он делал, как ему казалось, уже случалось с ним раньше. Эти
переживания усиливались, когда он приближался к мясному магазину, а когда он
принимался работать с мясом, все это доходило до того, что его начинало
тошнить. Единственная его надежда, говорил он, -- Мери. Так называл он
миссис Патерсон, хотя ее настоящее имя было Дефни. Он говорил, что они
преследуют также и ее, и что он один может ее спасти с помощью своего
магического знака. Когда его спросили о матери, он ответил: "У меня нет
никакой матери".
Мать пришла навестить его, проливая слезы и всхлипывая. Он даже не
поздоровался с нею. Он только улыбнулся ей и спросил: "Любите ли вы
овсянку?" Казалось, он не узнал ее; он не обращал внимания на ее слезы и
уверения, что она его мать и могла бы ему помочь. Он взглянул на нее
высокомерно, как в древности царь посмотрел бы на крестьянку, дал ей клочок
бумаги со своим магическим знаком, затем отошел в сторону и, загадочно
нахмурившись, принялся разглядывать носки своих ботинок.
На следующий день начался период, когда Кэри попросту неподвижно лежал
в кровати. Это длилось более двух недель. Он не говорил, не открывал глаз и
не подавал виду, что кого-нибудь узнает. Он отказывался есть, и, чтобы он не
умер с голоду, приходилось вводить ему пищу в желудок через трубку, которую
врач осторожно протолкнул через его глотку. Он никак о себе не заботился.
Его не беспокоило, что случалось с ним в кровати. Когда врач брал его за
руку и поднимал ее вверх, рука оставалась в поднятом положении иногда
несколько минут, а иногда и больше часа. Можно было изогнуть его руку в
плечевом и локтевом суставе, придав ей любое положение, и рука оставалась в
этом положении, как восковая фигура, сохраняющая любую форму.
Однажды Кэри вышел из этого состояния и снова стал говорить. Он не
жаловался больше на преследующих его людей. Теперь, говорил он, они его не
могут тронуть. Он усаживался на стул где-нибудь в углу и рассказывал, что он
Властелин Мира и величайший на свете любовник. Все дети, какие есть,
происходят от него. Ни одна женщина не может больше иметь ребенка без его
помощи.
Свою мать он по-прежнему не узнавал. Что бы она ни сказала, как бы она
себя ни вела, он никак не реагировал. Он попросту объяснял ей, какой он
великий человек, точно так же, как объяснял это врачам и сестрам, без всяких
эмоций, как будто это известно уже всем на свете, кроме лица, к которому он
обращался. Если кто-нибудь пытался с ним спорить или спрашивал, как может он
быть царем, сидя в углу больничной палаты, он выслушивал это, а затем снова
повторял, какой он великий человек, как будто никто ему не возражал.
Доктор Трис не пытался спорить с Кэри и не назначал ему в то время
никакого специального лечения, потому что у него было ощущение, что со
временем состояние Кэри само собою улучшится; это и произошло через семь
месяцев. И лишь после того, как больной, по-видимому, поправился, доктор
Трис начал обсуждать с ним разные вещи.
Выйдя из больницы, Кэри чувствовал себя хорошо; раз в месяц он
встречался с доктором Трисом. Мистер Димитри снова предоставил ему работу,
поскольку о нем просил доктор Трис, но не на мясном рынке по улице
Мейн-стрит. Мистеру Димитри принадлежал также оптовый склад на
Рейлроуд-авеню Норс, и Кэри работал там с мясным товаром. Хотя ему не
приходилось при этом никого обслуживать, мистер Димитри опасался, нет ли
здесь риска по отношению к клиентам; все же, говорил он, парень заслуживает
своего шанса в жизни не меньше всякого другого, и раз уж доктор Трис сказал,
что с ним все в порядке, он будет держать его, пока тот исправно выполняет
свою работу. Доктор Трис беспокоился по поводу Кэри, хотя об этом никто не
знал. В действительности он держал его под строгим наблюдением. Он был
уверен, что, как только у Кэри возникнут какие-нибудь нездоровые чувства, он
тотчас придет рассказать ему, даже не возвращаясь с работы домой, как он его
об этом просил.
Приступ болезни произошел с Кэри около двадцати лет назад, до открытия
новых "прочищающих мозги" лекарств и до распространения групповой терапии.
Мы описали его случай, чтобы продемонстрировать "естественную историю"
шизофрении, то есть этапы, через которые она может пройти без применения
современных методов лечения. Во многих отсталых странах все это по-прежнему
происходит, как в случае Кэри, потому что там нельзя достать очищающие мозги
лекарства и нет психиатров, подготовленных для проведения групповой терапии.
Некоторые врачи по-прежнему применяют электрический ток, инсулин, двуокись
углерода или, в тяжелых случаях той же болезни, разрезы мозга; но эти методы
лечения выходят из моды по мере того, как все больше становится известно о
лекарствах и групповой терапии. Об этом мы расскажем подробно в разделах,
посвященных лечению. Во всяком случае, когда через несколько лет у Кэри
возобновились его неприятности, доктор Трис поместил его в терапевтическую
группу, что дало ему возможность прийти в себя и держаться правильного
курса. Это стало еще легче, когда вошли в употребление новые лекарства. Как
только Кэри начинал испытывать возбуждение, доктор Трис прописывал ему на
некоторое время одно из этих лекарств, а когда Кэри чувствовал себя хорошо,
он переставал принимать его. Таким образом, Кэри не пришлось больше
возвращаться в больницу. Он по-прежнему работал на мясном складе и в конце
концов женился. С помощью групповой терапии он все больше поправлялся и
наконец смог вовсе отказаться от лечения.
Вернемся теперь к его первому приступу, чтобы изучить проявившиеся в
нем различные формы шизофрении. Что произошло в этом случае? Ясно, что Кэри
был непохож на окружавших его мальчиков и девочек. Он никогда ни с кем не
дружил, ни к кому не привязывался. Он не был близок даже к матери, что можно
объяснить ее образом жизни. Конечно, если бы он и мог вступать в
какие-нибудь человеческие отношения, мать не облегчила бы ему жизнь. С
другой стороны, он никогда не выражал и какой-либо активной враждебности или
обиды на других людей. Все проявления его либидо и мортидо осуществлялись в
грезах. В действительной жизни он никогда никого не поцеловал и не ударил;
между тем в своем воображении он имел половые сношения и убивал.
Он был настолько неопытен в реальных человеческих контактах, что в
редких случаях, когда пытался сблизиться с другим лицом, сам же все портил.
У него было мало случаев научиться на опыте строить правильные и полезные
образы человеческой природы в соответствии с Принципом Реальности, как этому
учатся дети нормальных родителей. Он поставил себя в неловкое положение по
отношению к Джорджине и ее насмешливым подругам, поскольку не умел ясно
представить себе последствия; что же касается построенных им образов Дефни
Патерсон и ее супруга, то они были решительно искажены.
В конечном счете набралось достаточно одиночества, замешательства,
унижений и забот, чтобы вывести его из равновесия. Его неудовлетворенные
объектные либидо и мортидо настолько усилились, что одержали верх над его
Эго; его психика полностью отказалась от Принципа Реальности, и его Ид
переняло все его образы, изменив их согласно своим собственным желаниям и
своей картине мира. Как мы уже знаем, Ид действует таким образом, будто
индивид является центром мироздания, и в образе, заключенном в его
собственном Ид, индивид бессмертен, всемогущ во всем, касающемся либидо и
мортидо, и способен воздействовать одним своим желанием или мышлением на все
вещи в мире.
Изменения в образе Кэри становились все более очевидными по мере того,
как теряло управление Эго. Изменился его образ собственного лица, образы
людей вокруг него, его места в обществе, даже образ мяса в магазине. Мясо
перестало быть предметом его работы и стало чем-то вроде личности, пугающей
его до тошноты. Во время борьбы между Ид и проверяющим действительность Эго
образы эти настолько смешались, что он не мог уже отличить новые образы от
старых, образы грез от образов, основанных на опыте. В итоге он уже не знал,
видел ли раньше те или иные вещи; у него было ощущение, будто события
происходят вторично, хотя они происходили впервые; и в доброй половине
случаев он не знал, грезит или нет.
В то же время все его напряжения, до того получавшие лишь воображаемое
удовлетворение в грезах, внезапно вырвались во внешний мир, но совершенно
нереалистическим и нелепым способом. Вместо того чтобы выражать их здоровой
любовью и ненавистью к другим людям, он вложил свои собственные желания в
головы других и чувствовал, будто эти желания направлены на него. Он
некоторым образом спроецировал свои чувства на экран и смотрел на них в
качестве зрителя, как будто они были чувствами кого-то другого. Он превратил
их, так сказать, в кинофильм "Любовь и ненависть" с Кэри Фейтоном в роли
главного героя и смотрел этот фильм. В конечном счете он всю жизнь делал то
же в своих грезах, состоявших из фильмов о любви и ненависти с самим собою в
роли героя, которые проходили перед его внутренним взором; в этих фильмах он
обладал прекрасными женщинами и убивал своих подлых соперников. Все различие
состояло лишь в том, что теперь он проецировал свои фильмы на внешний мир.
Поскольку он был болен, он не узнавал в этих фильмах свои собственные
чувства. Он полагал, что они принадлежат другим лицам, не сознавая, что сам
является автором сценария. Так как он не узнавал в этих странных фильмах
свое собственное творение, они пугали его мощными и драматическими
стремлениями либидо и мортидо, как испугали бы любого другого человека, если
бы тот мог увидеть все это с такой же отчетливостью. Но никто другой этого
видеть не мог, и потому никто другой не мог понять его возбуждения. Если бы
дежурный сержант мог видеть мир таким, каким его видел Кэри до прихода в
полицейский участок, то, может быть, и он попросил бы о защите.
Итак, на этой стадии болезнь Кэри состояла в том, что, видя свои
чувства, он не мог распознать их как свои собственные, а воображал, будто
это чувства других людей, направленные на него. Психиатры называют это
"проекцией", как и в примере с кинофильмом. Можно было бы назвать это
"отражением". Его либидо и мортидо, вместо того чтобы направляться
нормальным образом на других людей, проецировались на других, а затем
отражались на него самого. Чтобы скрыть тот факт, что он хотел убивать
других, он воображал, что другие хотят убить его; чтобы оправдать свою
незаконную любовь к женщине, он воображал, будто она любит его. В обоих
случаях он избегал таким образом вины, которую испытывал бы в качестве
агрессора. Дело дошло до того, что инстинкты Ид должны были как-то
выразиться внешним образом, но, не получив сперва "разрешения" своего
Суперэго, он не мог выразить их прямо. Он получил такое разрешение в ложном
убеждении, будто другие сделали первый шаг. Проецировать свою любовь и
ненависть, а затем отвечать взаимностью на эти воображаемые чувства, это и в
самом деле интересный способ избежать вины; какую цену, однако, приходится
платить за такой окольный способ выражения своей любви и ненависти!
Кончилось это тем, что он провел в больнице почти год, пока не сумел с
помощью доктора Триса поставить на место инстинкты своего Ид и восстановить
власть своего Эго. И дальше, придерживаясь того же курса с необходимой время
от времени помощью врача, Кэри смог жить нормальной жизнью.
Как уже было сказано, невроз представляет собой беспокойный, но
успешный способ облегчать в замаскированной форме напряжения Ид. Когда же
все способы их контролируемого выражения рушатся, Ид одерживает верх над
Эго; такое состояние называется психозом. В случае Кэри первым защитным
механизмом был общий паралич всех внешних выражений инстинктов Ид, так что
им дозволено было получать облегчение лишь в грезах. Мы уже упомянули в
первой главе этот тип "подавленной" личности, со слабым барьером между
подсознательной и сознательной психикой и внешним действием; мы отметили,
что люди такого рода желают, чтобы мир изменился в соответствии с их
образами, но ничего не делают для осуществления такой перемены. Из истории
Кэри ясно, почему у таких индивидов барьер между грезами и действием
описывается как "хрупкий". Когда он ломается, то это происходит не
постепенно, а внезапно, и рушится полностью, так что Ид обильно и
беспрепятственно изливается наружу.
До тех пор, пока подсознание Кэри прорывалось лишь в его грезах, это
никому не причиняло вреда, кроме него самого, поскольку он терял время и
энергию в этом бесполезном занятии, не укреплявшем его дух и не делавшем его
полезнее для самого себя и для общества. Но когда барьер между фантазией и
действием сломался, он стал опасен для себя и для других, и его пришлось
держать под присмотром, чтобы он не причинил себе и другим социального или
физического вреда. Общество должно было защищать его от бесстыдных желаний
его Ид, пока он не стал опять достаточно сильным, чтобы от них защититься.
Как было сказано, болезнь Кэри прошла четыре стадии:
1. Большую часть своей жизни он страдал от "простой" неспособности к
человеческим контактам как в виде либидо, так и мортидо. Он не любил и не
сражался. Его напряжения были замкнуты в нем самом. Он никогда не мог
справиться ни с одной из своих задач. Он никогда не мог полюбить
какое-нибудь место в жизни или какого-нибудь человека. Он попросту плыл по
течению через разные занятия, мимо разных людей, не выказывая никаких
внешних чувств к этим людям. Такое восприятие мира называется "простой
шизофренией". Можно сказать, что он вел себя так, будто его либидо и мортидо
не хватало ни на что внешнее, а все уходило на его грезы. Казалось, что он
страдал от недостатка психической энергии точно так же, как анемичный
человек, по-видимому, страдает от недостатка физической энергии. Это
впечатление было, однако, ложным, поскольку, как мы знаем, чувства незаметно
накапливались в нем. То, что казалось "простой" недостаточностью, было в
действительности сложной неспособностью нормально выражать свои чувства.
2. Когда после ряда предшествовавших странных ощущений у него произошел
резкий срыв, то либидо и мортидо начали в большом количестве проецироваться
на внешний мир. Он увидел свои собственные чувства отраженными от других, и
точно так же, как отражение в зеркале может показаться спутанному восприятию
происходящим от самого зеркала, так и он воображал, что его любят или
ненавидят люди, едва его знавшие или не знавшие вовсе. Он слышал голоса и
имел видения, подтверждавшие его спроецированные чувства.
Наряду с этими заблуждениями или ложными верованиями, важную роль в его
болезни играла тенденция неправильно приписывать "значение". Он склонен был
придавать малейшему беззаботному движению другого человека величайшее личное
значение для себя, связывая его со строем собственных чувств. Мясо в
магазине выглядело теперь более значительным, чем обычно, настолько
значительным, что вызывало у него тошноту. Если кто-нибудь в ресторане
зажигал сигарету или облизывал губы, ему казалось, что это делается с целью
передать ему важное личное сообщение или пригрозить ему. И все эти новые
значения приводили его в замешательство.
Такое состояние психики, для которого характерны проецирование и
отражение чувств, а также преувеличенная оценка значительности, называется
"паранойяльным"; в особенности применим этот термин к лицам, чувствующим,
будто всеми поступками людей руководит мортидо, то есть все они
предупреждают его, угрожают ему, стремятся оскорбить его или причинить ему
вред. Параноидный шизофреник чувствует себя преследуемым и обычно слышит,
подобно Кэри, голоса, подтверждающие его чувства. Голоса эти, разумеется,
представляют лишь иной вид проекции и отражения: это его собственные мысли,
высказываемые ему самому. При этом он некоторым образом смутно чувствует,
что сценарий написан им самим; это проявляется в его ощущениях, будто его
мысли читаются, будто другие люди могут их видеть и так далее. Заметим, что
в этой стадии действовали и либидо, и мортидо. Одна женщина любила его,
другие люди ненавидели.
3. На третьей стадии он долго лежал, почти как мертвый. В этом
состоянии у пациентов часто бывают внезапные, непредсказуемые приступы
крайней ярости. Они кажутся совершенно безразличными к окружающему и вдруг
бросаются на кого-нибудь, стоящего поблизости, пытаясь убить его. В этом
состоянии практически отсутствуют какие-либо внешние признаки деятельности
либидо; все, что удается наблюдать, происходит, по-видимому, от мортидо,
направленного внутрь или наружу. Меняется и так называемый мышечный тонус:
конечности можно привести в любое положение, в котором они остаются сколь
угодно долго без утомления, как будто человеку дали укрепляющее средство,
сделавшее его сильнее обычного. В то же время у больного, по-видимому,
исчезает всякий интерес к происходящему с ним самим или вокруг него. Эта
эмоциональная катастрофа и особый мышечный тонус являются признаками так
называемого кататонического состояния при шизофрении.
4. На четвертой стадии больше не было проявлений мортидо. Кэри
производил впечатление приятного и обходительного человека. По его словам,
все было превосходно. Теперь он был величайшим человеком на свете, отцом
всех детей и источником всей половой энергии. Он оценивал себя по
достоинству, как милостивый владыка и великий любовник, осчастлививший всех
мужчин и всех женщин. Время от времени он передавал другим пациентам и
членам персонала клочки бумаги, свидетельства его великодушия; в других
случаях он отказывал в этих дарах, вообразив какую-нибудь обиду. Изредка он
дарил в качестве знака особой милости кусочки своих испражнений, завернутые
в бумагу. Он любил весь мир, и в особенности самого себя. Его либидо
изливалось в полную силу, но теперь оно не проецировалось наружу, а
обратилось главным образом внутрь. На этой стадии его поведение очевидным
образом напоминало младенца, царственно "восседающего на своем троне и
дарующего или отказывающего в своих дарах, то есть испражнениях.
В течение этой стадии Кэри мог желать ежеминутно самых противоположных
вещей, не замечая, по-видимому, противоречий в своем поведении, как будто
одна часть его психики не знала или пренебрегала намерениями другой. Он вел
себя так, будто личность его раскололась на отдельные куски, действующие
независимо друг от друга. [См. раздел об анализе взаимодействий.] Такое
поведение, с некоторой сексуальной окраской, часто наблюдается у подростков
("гебе" и означает по-гречески "молодость"), а пациенты этого рода кажутся
одержимыми ("френия"). Отсюда происходит название описанного состояния --
гебефрения.
Наряду с распадением личности на отдельные, независимо действующие
части, у Кэри было и расщепление другого рода. Все, что видели его глаза и
слышали его уши, отделилось от его чувств, поэтому действительность не
вызывала у него нормальных эмоциональных реакций. Слезы матери не пробуждали
в нем больше симпатии, а заботливость сестер не встречала благодарности.
Чувства его, казалось, не были связаны с происходившим вокруг. Его психика
была расколота в двух направлениях; наглядно можно описать это, как будто
один раскол произошел по вертикали, а другой по горизонтали. Расколы эти
напоминают великий церковный раскол Средних веков ("схизма") и способ
раскалываться под давлением, свойственный сланцу (по-гречески "схист").
Поскольку раскол происходит в уме "одержимого" человека (френия), становится
понятным термин шизофрения, которым называют эту болезнь.
Шизофрения часто сопровождается чем-то, напоминающим частичный или
полный раскол между всем, что происходит с пациентом и его чувствами по
этому поводу; насколько можно видеть, его чувства мало связаны или вовсе не
связаны с событиями. Так обстояло дело с Кэри, когда он улыбнулся своей
рыдающей матери, вместо того чтобы с нею оплакивать свою участь. Прежде чем
наступает подлинный раскол, часто можно заметить, что происшествия
затрагивают будущего пациента меньше, чем его нормальных товарищей. Чувства
его, в некотором смысле, находятся не в остром, а в притупленном контакте с
действительностью. Мы говорим в таких случаях, что некоторые явления
вызывают у пациента притупленную реакцию, или неадекватный аффект. Такие
индивиды больше заинтересованы в своих грезах, чем в происход