В отличие от решений, принимаемых ФДА, решения нового гуманистического совета экспертов не будут проводиться в жизнь силой, а будут лишь рекомендоваться гражданам и предлагаться им для широкого обсуждения. Уже сейчас многие осознали важность проблемы здорового и нездорового питания; результаты исследований помогут людям более глубоко понять задачи, связанные со всеми другими здоровыми и патологическими потребностями. Следует уяснить, что потребление часто порождает пассивность, что жажда быстрой смены впечатлений и новизны, удовлетворяемая только консьюмеризмом, отражает наше внутреннее беспокойство, желание бежать от самого себя; погоня за все новыми и новыми вещами -- это лишь средство самозащиты, страх оказаться наедине с самим собой или с другим человеком.
Правительство может значительно облегчить процесс просвещения, если будет субсидировать производство желательных товаров и услуг до тех пор, пока оно не станет прибыльным. Эти действия правительства должна сопровождать широкая просветительская компания за здоровое потребление. Вполне вероятно, что согласованные действия, направленные на стимулирование здоровых потребностей, изменят характер потребления. Если в то же время отказаться от применяемых в современной рекламе промышленных товаров методов "промывания мозгов",-- а это важное условие, то не столь уж невероятно ожидать, что зги усилия станут не менее эффективными, чем индустриальная пропаганда.
Следующее возражение против всей программы избирательного потребления (и производства) по принципу "что способствует благоденствию?" является довольно типичным: в условиях экономики свободного рынка потребители получают именно то, что они хотят, и следовательно, в "избирательном" производстве нет необходимости. Этот аргумент основан на посылке, что потребители хотят того, что они считают для себя хорошим; в общем-то это абсолютно неверно (а в случае наркотиков или сигарет никто и не стал бы пользоваться таким аргументом). Это утверждение совершенно не учитывает того важного факта, что желания потребителей формируются производителем. И несмотря на существование конкуренции между фирмами, общей задачей рекламы является стимулирование жажды потребления. Все фирмы посредством рекламы помогают в этом друг другу; у покупателя же остается лишь сомнительная привилегия выбора между несколькими конкурирующими марками товаров. Те, кто считают, что желания потребителей всемогущи, часто приводят один и тот же пример: разорение принадлежащей Форду компании "Эдсел". Но крах этой компании не противоречит тому факту, что даже способствующая этому рекламная пропаганда "уговаривала" покупать автомобили, что тем самым приносило прибыли фирмам, за исключением неудачливой "Эдсел". Более того, промышленное производство оказывает влияние на вкусы населения также и тем, что не выпускает товары, которые могли бы быть более полезными для многих людей, но менее прибыльными для их производителей.
Здоровое потребление возможно только в том случае, если мы сможем самым решительным образом обуздать право акционеров и менеджеров крупных предприятий определять характер своей продукции на основании одной лишь прибыльности и интересов расширения производства.
В западных демократических государствах подобные изменения можно было бы осуществить законодательным путем, без изменения конституций (у нас уже есть много законов, ограничивающих права собственности в интересах общего блага). Дело не в обладании капиталом как таковым, а в том, чтобы, пользуясь властью, направлять производство. Как только реклама будет лишена своей гипнотической власти, в конечном счете вкусы потребителя станут определять, что следует производить. И тогда существующие предприятия будут вынуждены перестроиться таким образом, чтобы удовлетворять новым требованиям либо там, где это невозможно, правительству придется сделать необходимые капиталовложения в производство новых товаров и услуг, отвечающих потребностям общества.
Все эти изменения можно совершать только постепенно, с согласия большинства населения. Они должны привести к новой форме экономической системы, отличающейся как от современного западного капитализма, так и от советского централизованного государственного капитализма и от шведской бюрократической системы всеобщего благоденствия.
Пожалуй, можно не сомневаться в том, что крупные корпорации с самого начала попытаются воспользоваться своей огромной властью, чтобы оказать сопротивление таким изменения"*. И лишь непреодолимое стремление всех граждан к здоровому потреблению сможет сломить сопротивление корпораций.
Одним из эффективных способов демонстрации силы потребителя может стать создание боевого движения, оружие которого -- "забастовки потребителей". Предположим, например, что 20% пользующихся автомобилями, решили больше не покупать их, так как пришли к выводу, что по сравнению с прекрасно организованным общественным транспортом личная машина экономически невыгодна, экологически опасна, а с психологической стороны, ее действие подобно наркотику, искусственно создающему ощущение власти, усиливающему чувство зависти и способствующему бегству от самого себя. Только специалист смог бы определить размер экономического ущерба автомобильной промышленности -- и, разумеется, нефтяных компаний,-- если бы такая забастовка действительно произошла. Но и без серьезного анализа ясно, что это вызвало бы ощутимые нарушения в национальной экономике, сконцентрированной на производстве автомобилей. Естественно, никто не желает "зла" американской экономике, но такая угроза, если бы она оказалась возможной (например, угроза перестать пользоваться автомобилем в течение одного месяца) дала бы населению мощный рычаг для изменений во всей системе производства.
Забастовки потребителей имеют огромные преимущества: во-первых им не требуется содействие со стороны правительства; во-вторых, с ними трудно бороться (если, конечно, правительство не примет каких-нибудь специальных мер, чтобы заставить граждан покупать то, что они не хотят покупать) и, в-третьих, не будет никакой необходимости ждать, пока 51% граждан не одобрит принятия правительством принудительных мер. Фактически для того, чтобы осуществить перемены, двадцатипроцентное меньшинство могло бы оказаться весьма действенной силой. Забастовки потребителей могли бы преодолеть политические и партийные барьеры, в них могли бы участвовать как консерваторы, так и либералы и "левые" гуманисты, поскольку они все были бы объединены одним желанием -- желанием здорового и гуманного потребления. Для прекращения забастовки потребителей могли бы быть применены те же методы, какие используются при переговорах о прекращении забастовок рабочих.
Первым шагом могли бы стать призывы лидеров радикально-гуманистического движения потребителей к осознанию: 1) собственного отчасти бессознательного протеста потребителей против консьюмеризма и 2) их потенциальной силы, которая проявится при объединении всех гуманистически настроенных потребителей. Подобное движение потребителей было бы истинно демократическим -- ведь в этом случае люди откровенно высказывались бы и пытались активно воздействовать на ход социального развития неотчужденным способом. И все это было бы основано на личном опыте, а не на политических лозунгах.
Но даже самое мощное движение потребителей будет неэффективным, если власть крупных корпораций сохранит свое могущество. Если не будет ослаблено мощное, увеличивающееся с каждым днем давление гигантских корпораций на правительство и давление на население -- посредством контроля с помощью методов "промывания мозгов", то даже те остатки демократии, которые еще сохранились, обречены уступить место технократическому фашизму -- обществу сытых, бездумных роботов. В Соединенных Штатах власть гигантских предприятий традиционно ограничивается антитрестовскими законами. Влиятельное общественное мнение могло бы способствовать преобразованию существующих могущественных корпораций в духе этих законов с тем, чтобы раздробить эти супергиганты на более мелкие части...
Чтобы создать общество, основанное на принципе бытия, все люди должны стать активными гражданами и принимать активное участие в экономической деятельности общества. Следовательно, наше освобождение от ориентации на обладание возможно только в результате полной реализации индустриальной и политической демократий участия.
Это требование разделяет большинство радикальных гуманистов.
Индустриальная демократия означает: каждый член крупной промышленной или какой-либо другой организации играет активную роль в ее жизни; каждый получает полную информацию о работе этой организации и участвует в принятии решений на всех уровнях, начиная с рабочего процесса самого индивида, мер по охране здоровья и технике безопасности (это уже успешно внедрено на нескольких предприятиях Швеции и США) и участвуя по возможности в принятии решений на том уровне, где формируется генеральная политика предприятия. Важно, чтобы свои интересы представляли сами рабочие и служащие, а не официальные профсоюзные деятели, функционирующие вне предприятий. Индустриальная демократия также предполагает, что предприятие -- это не только экономический и технический, но и социальный институт, в существовании и деятельности которого принимает активное участие и, значит, заинтересован каждый член коллектива.
Политическая демократия может быть достигнута с помощью тех же самых приемов. Демократия может противостоять авторитарной угрозе только в том случае, если она будет не пассивной "демократией наблюдателей", а активной "демократией участников", при которой дела общества для отдельных граждан будут не менее близки и важны, чем их личные дела, или, точнее, при которой благо общества станет личным делом каждого гражданина. Принимая участие в общественной жизни, люди обнаруживают, что их жизнь становится более интересной и стимулирующей. Действительно, настоящую политическую демократию можно было бы определить как такую общественную структуру, при которой жизнь становится более интересной. Такая демократия соучастия -- в отличие от "народной демократии" или "централизованной демократии" -- по самой своей сути является антибюрократической и создает атмосферу, практически исключающую появление демагогов.
Без сомнения, определение методов демократии соучастия -- гораздо более трудное дело, чем разработка демократической конституции в XVIII в. Для того чтобы выработать новые принципы и реализовать методы построения демократии соучастия, потребуются гигантские усилия многих компетентных специалистов. В качестве одного из возможных предложений, направленных на достижение этой цели, я хотел бы вновь остановиться на идее, которую я выдвигал более двадцати лет тому назад в книге "Здоровое общество". Идея состоит в следующем: надо создать множество групп (например, по пятьсот непосредственно контактирующих между собой человек в каждой) с тем, чтобы они составили постоянно действующие совещательные органы, которые были бы полномочны принимать решения по важнейшим вопросам экономики, внешней политики, здравоохранения, образования и способов достижения общего блага. Эти группы должны были бы получать всю соответствующую информацию (ее характер описывается ниже), обсуждать ее (без давления со стороны) и -- путем голосования -- принимать решения (с помощью современной техники результаты голосования можно получать в течение одного дня). Совокупность этих групп составляла бы так называемую "нижнюю палату", решения которой наряду с решениями других политических органов оказали бы большое влияние на законодательную деятельность.
Однако возникает следующий вопрос: "Зачем разворачивать все эти планы, если те же задачи можно решить с помощью опроса общественного мнения, позволяющего определить мнение всего населения практически в такие же сроки?" Такое возражение затрагивает один из самых проблематичных аспектов процесса выражения мнения. Что такое "мнение", на котором основываются все опросы? Это взгляды человека, сформированные в отсутствие адекватной информации, критического размышления и обсуждения. Более того, участвуя в опросах общественного мнения, люди заведомо знают, что их "мнения" ничего не значат и не приводят ни к каким результатам. Такие мнения лишь фиксируют осознанные представления людей в данный момент, но ничего не говорят о скрытых тенденциях, которые в изменившейся обстановке могут привести к совершенно противоположному мнению. То же самое происходит и в процессе политических выборов: избиратели знают, что, проголосовав за какого-то кандидата, они более не влияют на дальнейший ход событий.
В каком-то смысле голосование на политических выборах еще хуже, чем участие в опросах общественного мнения, так как в этой ситуации мышление людей притупляется в результате какого-то политического воздействия на них. Выборы становятся волнующим мелодраматическим шоу, "мыльной оперой", когда на карту ставятся надежды и чаяния кандидатов, а не политические проблемы. Избиратели даже становятся участниками этих драматических событий, отдавая голоса за своего кандидата. Немалая часть населения отказывается принимать участие в этом шоу, но большинство людей все же захватывает это современное зрелище, чем-то напоминающее игры гладиаторов, роль которых на арене играют политики.
Подлинное убеждение невозможно сформировать без выполнения, по крайней мере, двух условий: адекватной информации и уверенности, что принятое решение будет действенным. Мнение наблюдателя, который не имеет никакой власти, не выражает его убеждении, а напоминает игру, аналогичную той, когда мы выбираем ту или иную марку сигарет. Вследствие этого мнения, высказываемые людьми при опросах и на выборах, отражают самый низкий, а не самый высокий уровень суждений. В подтверждение приведем два примера наиболее правильных суждений, т.е. решений, намного превосходящих уровень принимаемых политических решений: во-первых, это решения человека в сфере его личных дел (особенно в бизнесе, что отчетливо было показано Джозефом Шумпетером) и, во-вторых, решения, принимаемые судом присяжных. Как правило, присяжные -- это самые обыкновенные граждане, которые должны принимать решения часто в очень сложных и весьма запутанных случаях. Но они получают всю необходимую информацию по рассматриваемому делу, имеют возможность обсудить все детали и знают, что от их решения зависит жизнь и счастье подсудимых. В результате в подавляющем большинстве случаев присяжные принимают1 правильные решения, свидетельствующие о большой проницательности и объективности. Наоборот, люди, плохо информированные, одурманенные рекламой, не имеющие возможности влиять на ход событий, не в силах выразить никаких убеждений. При отсутствии информации, обсуждения и власти, способной сделать решение эффективным, демократически выраженное мнение людей имеет значение не большее, чем аплодисменты на спортивных соревнованиях.
Активное участие в политической жизни требует максимальной децентрализации промышленности и политики,
В силу имманентности современного капитализма предприятия и государственный аппарат все более и более растут и в конце концов превращаются в гигантские конгломераты,; централизованно управляемые сверху бюрократической машиной. Одно из необходимых условий создания гуманистического общества -- прекращение процесса централизации и начало процесса децентрализации. И на это есть несколько причин. Если общество превратится в то, что Мэмфорд назвал "мегамашиной" (т.е. если все общество, со всеми своими членами, уподобится огромной, централизованно управляемой машине), то практически не удастся избежать наступления фашизма, так как, во-первых, люди станут похожими на стадо баранов, утратят способность критически мыслить, станут абсолютно беспомощными, пассивными и вследствие всего этого будут жаждать заполучить лидера, который "знал бы", что им следует делать,-- вообще, знал все, чего они не знают, и, во-вторых, такой "мегамашиной" сможет управлять каждый, кто получит к ней доступ, просто нажимая на соответствующие кнопки. В сущности, как и обычный автомобиль, мегамашина может функционировать сама; сидящий за рулем человек должен нажимать лишь соответствующие кнопки, править рулем и тормозом и следить за некоторыми другими, но столь же простыми элементами; работу колес автомобиля или любого другого механизма в мегамашине выполняют многочисленные уровни бюрократического аппарата. Если человек с весьма средним интеллектом и посредственными способностями окажется у кормила власти, то и он будет в состоянии управлять государством.
Государство тоже становится огромным конгломератом, а потому функции управления надо давать не ему, а сравнительно небольшим районам, где люди знают друг друга, могут судить друг о друге, а значит, могут принимать активное участие в управлении делами своего собственного сообщества. При децентрализации индустрии гигантские корпорации необходимо раздробить на более мелкие части, а внутри отдельных предприятий большую власть следует предоставить небольшим подразделениям.
Активное и ответственное участие в делах общества требует замены бюрократического способа управления гуманистическим.
Большая часть людей все еще считают, что любое управление обязательно является бюрократическим, т.е. отчужденным. Точно так же большинство не осознают, насколько пагубен бюрократический дух и как глубоко он проникает во все сферы жизни, где он не столь очевиден, например, во взаимоотношениях мужа и жены, врача и пациента. Бюрократический метод можно было бы определить следующим образом: а) это метод, при котором с людьми обращаются как с вещами; б) при этом методе о вещах судят, скорее, по их количеству, а не по качеству, так как это облегчает и удешевляет их учет и контроль. Бюрократы во всех своих решениях руководствуются строго установленными правилами, основанными на статистических данных, и не принимают во внимание тех живых людей, с которыми они имеют дело. Действительно, принимаемые ими решения соответствуют статистически -наиболее вероятному случаю, но они могут ущемить интересы тех 5% или 10% населения, которые не укладываются в определенную модель. Бюрократы боятся личной ответственности и стремятся спрятаться за свои правила; их безопасность и самоуважение основаны на их верности правилам, а не законам человеческого сердца.
Примером такого бюрократа был Эйхман. Сотни тысяч евреев он послал на смерть не потому, что он их ненавидел; он никого не любил и никого не ненавидел. Эйхман "выполнял свой долг": он исполнял его тогда, когда ему было поручено ускорить эмиграцию евреев из Германии; он исполнял свой долг и тогда, когда посылал евреев на смерть. Выполнять установленные правила -- вот что имело для него первостепенное значение. Сам Эйхман утверждал (чем и усугубил свою вину), что чувствовал себя виноватым за всю жизнь лишь дважды: когда прогулял уроки в школе и когда нарушил приказ находиться в укрытии при воздушном налете. Разумеется, это не исключает того, что и Эйхман, и многие другие. "бюрократы" испытывали садистское удовлетворение от ощущения власти над живыми существами. Но эти садистские наклонности у бюрократов вторичны; им не свойственны чисто человеческие наклонности, правила -- их кумир, их божество.
Я не хочу сказать, что все бюрократы -- эйхманы. Во-первых, немало людей, занимая бюрократические должности, не являются бюрократами по своему характеру. И во-вторых, во многих случаях бюрократизм не поглощает человека полностью и не убивает в нем человеческое. Тем не менее среди бюрократов немало эйхманов, с той лишь разницей, что им не приходится уничтожать тысячи людей. Однако бюрократ в больнице действует, как Эйхман, когда он отказывается принять больного в критическом состоянии, потому что он должен быть направлен в больницу врачом. Так же зачастую поступают и работники социальной сферы, которые, скорее, обрекут человека на голод, чем нарушат определенные правила своего бюрократического кодекса. Такое бюрократическое отношение к человеку присуще, к сожалению, не только чиновникам, но и некоторым врачам, медицинским сестрам, учителям, профессорам, а также многим мужьям и родителям.
Как только человек начинает идентифицироваться с простым номером в каком-либо списке, настоящие бюрократы могут поступить с ним самым жестоким образом, и не потому, что их жестокость соответствует важности их действий, а потому, что они не испытывают никаких человеческих чувств к своим подопечным. И хотя бюрократы отличаются от садистов, они в каком-то смысле даже более опасны, так как не ощущают конфликта между совестью и долгом: их совестью и является выполнение ими долга, люди в качестве объектов сочувствия и сострадания для них просто не существуют.
На старых предприятиях или в таких крупных предприятиях, как отделы социального обеспечения, больницы и тюрьмы, до сих пор еще можно встретить старомодного, неприветливого бюрократа; в таких организациях даже единственный бюрократ обладает значительной властью над бедняками или другими столь же беззащитными людьми. На современном производстве бюрократов не обвинишь в неприветливости, у них, пожалуй, меньше садистских наклонностей, хотя они и имеют возможность получать некоторое удовольствие от власти над людьми. Но и здесь снова обнаруживается бюрократическая приверженность к вещи -- в данном случае к системе, они верят в нее. Корпорация -- это их дом, ее правила священны, ибо они "рациональны".
Но сосуществовать с системой демократии участия не могут никакие бюрократы -- ни старого, ни нового толка, поскольку бюрократический дух несовместим с духом активного участия индивида в общественной жизни. Соответствующим специалистам новой социальной науки следует разработать планы развития новых форм небюрократического широкомасштабного управления, основанного не на механическом исполнении раз и навсегда созданных правил, а на реагированию (в меру своей ответственности) на запросы людей и на конкретные ситуации. Если рассчитывать на способность к спонтанным реакциям у администратора и не делать фетиша из экономики, то небюрократическое управление станет вполне возможным.
Для успешного создания общества, основанного на принципах бытия, разумеется, следует учесть и множество других факторов. И внося следующие предложения, я отнюдь не претендую на оригинальность, напротив, меня очень воодушевляет то, что большая часть этих предложений в той или иной форме уже были сделаны другими авторами-гуманистами1.
Следует запретить все методы "промывания мозгов", используемые в рекламе и политической пропаганде.
Методы "промывания мозгов" опасны не только потому, что зачастую мы, поддавшись рекламе, покупаем те вещи, которые нам вовсе не. нужны и которые мы не хотим приобретать, но еще и потому, что они вынуждают нас избирать тех политических деятелей, которых мы никогда не избрали бы, если бы полностью контролировали себя. Но мы далеко не полностью контролируем себя, так как пропаганда использует методы гипнотического воздействия на людей. И чтобы бороться с этой всевозрастающей опасностью, мы должны запретить применение всех форм гипнотического воздействия как в сфере потребления, так и в сфере политики.
Используемые в рекламе и политической пропаганде гипнотические методы являются серьезной угрозой психическому здоровью, особенно ясному и критическому мышлению и эмоциональной независимости. У меня нет никакого сомнения в том, что тщательные исследования покажут, что употребление наркотиков гораздо менее вредно для здоровья, чем различные методы "промывания мозгов" -- от подпороговых внушений до таких полугипнотических приемов, как постоянное повторение или отвлечение от рационального мышления под воздействием призывов к сексуальному наслаждению ("Я Линда, люби меня!"). Обрушивающаяся на население реклама с ее чисто суггестивными методами, особенно характерными для коммерческих телефильмов, одурманивает человека. Это наступление на разум и чувство реальности везде преследует человека, ни на миг не оставляя его в покое: и во время многочасового сидения у телевизора, и за рулем автомобиля, и в ходе предвыборной кампании с присущей ей пропагандистской шумихой вокруг кандидатов и т.д.
Прекращение отравления населения средствами массового внушения окажет на потребителей почти такое же воздействие, какое оказывает на наркоманов воздержание от приема наркотиков.
Необходимо уничтожить пропасть между богатыми и бедными странами.
Можно не сомневаться в том, что наличие и дальнейшее углубление пропасти между богатыми и бедными странами приведет к катастрофе. Бедные страны уже перестали воспринимать их экономическую эксплуатацию индустриальным миром как божий дар. И хотя Советский Союз эксплуатирует свои государства-сателлиты по-прежнему в колониальном духе, одновременно он поддерживает протест колониальных народов и использует его как оружие против Запада. Повышение цен на нефть было началом -- и символом -- требований народов колониальных стран покончить с существующей системой, которая вынуждает их продавать сырье по низким ценам, а промышленные товары покупать по высоким. Точно так же война во Вьетнаме была символическим началом конца политического и военного господства Запада над колониальными народами.
Что же может произойти, если решительные меры для уничтожения этой пропасти не будут предприняты? В этом случае либо широко распространятся и проникнут в общество белых какие-нибудь эпидемии, либо голод доведет население нищих стран до такого отчаяния, что они -- возможно, не без помощи некоторых сочувствующих им людей в индустриальном мире -- прибегнут к насилию и даже применению ядерного или биологического оружия, что вызовет хаос в лагере белых.
Для того, чтобы предотвратить эту катастрофу, нужно устранить условия, порождающие голод и болезни, а для этого жизненно необходима помощь высокоразвитых стран. При оказании такой помощи богатые страны не должны руководствоваться желанием получать прибыли и какие-либо политические преимущества; не следует также распространять экономические и политические принципы капитализма на страны Азии и Африки. Без сомнения, определять наиболее эффективные пути оказания помощи бедным странам должны специалисты в области экономики.
Но выполнить данную задачу могут только те, кого можно назвать "настоящими специалистами, т.е. те, у кого, кроме прекрасного интеллекта, есть еще и неравнодушное человеческое сердце, побуждающее их заниматься поисками решения проблемы. Однако для того, чтобы собрать этих специалистов, получить от них рекомендации и следовать им, необходимо, чтобы заметно ослабла ориентация на обладание и возникло чувство солидарности и заботы (а не жалости). Настоящая же забота предполагает, что она распространяется не только на наших современников, но и на наших потомков. Действительно, больше всего о нашем эгоизме говорит то, как мы расхищаем природные ресурсы, отравляем нашу природу и готовимся к ядерной войне. Нас ничуть не смущает тот факт, что наши потомки получат от нас в наследство эту разоренную, не пригодную к жизни Землю.
Но произойдут ли в нас такие внутренние изменения? Этого никто не знает, но если этого не случится, то предотвратить конфликт между бедными и богатыми странами вряд ли удастся.
Введение гарантированного годового дохода будет способствовать искоренению многих пороков, присущих современным капиталистическому и коммунистическому обществам1.
Суть данной идеи заключается в следующем: все люди -- независимо от того, работают они или нет, -- имеют право на кров и пищу. Они должны получать не более, но и не менее того, что совершенно необходимо для жизни человека. Такое право кажется сейчас чем-то новым, но, как известно, уже с давних пор проповедовалось христианской церковью, а во множестве "примитивных" племен претворялось в жизнь безусловное право людей на жизнь независимо от того, выполняют они свой "долг перед обществом" или нет. Именно это гарантируется нами домашним животным, но не распространяется на наших ближних.
Если бы такой закон был принят и реализован, это чрезвычайно расширило бы пространство личной свободы; никого, кто экономически зависим от другого человека (от отца, мужа, хозяина и т.д.), уже нельзя было бы заставить подчиняться под угрозой голода; желающие изменить свою жизнь талантливые люди могли бы освободиться от любой формы финансовой зависимости, если бы согласились пойти на некоторые жертвы и в течение какого-то времени пожить в относительной бедности. Современные государства всеобщего благоденствия почти что претворили в жизнь этот принцип; но "почти что" еще не означает полностью, по-настоящему. Бюрократия все еще управляет людьми, все еще подвергает их контролю и унижениям. Но при гарантированном доходе сам факт, что любой человек нуждается в скромном жилье и минимуме пищи, не требует "доказательства". В таком случае отпала бы необходимость в бюрократическом аппарате, руководящем программой социального обеспечения с присущими ему убытками и оскорблением человеческого достоинства.
Гарантированный доход может обеспечить реальную свободу и независимость. Поэтому он несовместим с любой системой, основанной на эксплуатации и контроле, особенно с различными формами диктатуры. Для советской системы характерно, что она упорно отвергает подобные предложения даже в сфере элементарных услуг и товаров (например, бесплатный общественный транспорт или бесплатное молоко). Исключением является бесплатное медицинское обслуживание, хотя и это только видимость, потому что оно ставит совершенно определенное условие: чтобы получить его, нужно быть больным.
Если произвести расчеты стоимости содержания огромного современного бюрократического аппарата, занимающегося вопросами социального обеспечения, стоимости лечения больных, особенно психосоматическими заболеваниями, стоимости борьбы с преступностью и наркоманией (которые нередко являются формами протеста против насилия и скуки), то вполне вероятно, что стоимость содержания любого индивида, захотевшего иметь гарантированный годовой доход, окажется меньше цены нашей современной системы социального обеспечения. Эта идея покажется опасной и неосуществимой тем, кто убежден, что "люди по своей природе ленивы". Однако расхожее мнение о природной лености людей в действительности не имеет никаких оснований; эта формула служит лишь оправданием тому сопротивлению, с которым сталкивается предложение отказаться от власти над беспомощными.
Следует освободить женщин от патриархального господства.
Главный фактор гуманизации общества -- освобождение женщин от патриархального ига. Около шести тысяч лет назад, когда избыток продуктов сельского хозяйства позволил нанимать и эксплуатировать работников, создавать армии и могущественные города-государства, тогда же началось и господство мужчин над женщинами.1
С тех пор в большинстве культур всего мира, а не только Среднего Востока и Европы, верх взяли "ассоциированные мужчины", подчинившие себе женщин. Эта победа мужского пола над женским была обусловлена экономической властью мужчин и созданной ими военной машиной.
Война между полами не более нова, чем борьба между классами, но она проявлялась и проявляется сейчас в более сложных формах, так как женщины нужны мужчинам не только как рабочая сила, но и как матери, любовницы, утешительницы. Хотя война между полами нередко носит и неприкрытый характер, но все же чаще всего это скрытая война. Женщины уступили мужчинам под натиском их превосходящей силы, но они наносят ответные удары, пользуясь своими собственными средствами, главное из которых -- выставлять мужчин на посмешище.
Порабощение одной половины рода человеческого другой нанесло и все еще наносит огромный вред представителям обоих полов: мужчина присваивает себе роль победителя, женщина -- жертвы. В наше время печать неравноправия полов, которая у мужчин проявляется в чувстве превосходства, а у женщин -- в ощущении собственной неполноценности, лежит на всех отношениях между мужчиной и женщиной, даже среди тех, кто сознательно выступает против мужского превосходства. (Фрейд, несомненно убежденный в мужском превосходстве, считал, что у женщин чувство неполноценности вызвано мнимым сожалением по поводу отсутствия у них пениса, а у мужчин чувство неуверенности возникает из-за якобы всеобщего страха "кастрации". В действительности же здесь имеют значение не биологические или анатомические различия как таковые, а симптомы войны между полами.)
Многие факты свидетельствуют о том, что подчинение женщин мужчинами подобно подчинению одной бесправной группы населения другой группой. Так, между положением негров на юге Америки сто лет назад и положением женщины в это же самое время, да и в наши дни -- много общего. Негров и женщин сравнивали с детьми; их считали эмоциональными, наивными, лишенными чувства реальности и поэтому неспособными принимать самостоятельные решения; на них смотрели как на безответственные существа, хотя и прелестные. (Фрейд, кроме того, считал, что женщины более нарциссичны и сознание [сверх-я] у них развито меньше, чем у мужчин.)
Суть современного патриархата, а также порабощение слаборазвитых стран, детей и подростков заключается в том, что те, кто сильнее, властвуют над теми, кто слабее. Все усиливающееся движение за освобождение женщин имеет очень большое значение, так как оно создает угрозу самому принципу власти, на котором основаны современные и капиталистическое, и коммунистическое общества; разумеется, такое освобождение должно означать для женщин нежелание разделять вместе с мужчинами власть над другими группами, например над колониальными народами. Если движение за освобождение женщин станет в общественной жизни той силой, которая выступит против порабощения, то женщины будут иметь решающее значение в борьбе за новое общество.
На пути освобождения уже сделаны важные шаги. И не исключено, что будущий историк напишет, что самым революционным событием XX в. было начало освобождения женщин и конец мужского превосходства. Но в только что начатой борьбе за освобождение женщин не стоит недооценивать сопротивления мужчин. Их отношение к женщинам (в том числе и сексуальные отношения) основывается на их мнимом превосходстве, и мужчины уже начинают чувствовать себя крайне неловко и неспокойно с теми женщинами, которые отказываются принимать миф о мужском превосходстве.
С движением женщин за освобождение тесно связаны и антиавторитарные выступления молодежи. Пик выступлений приходится на конец 60-х годов; сегодня претерпев ряд изменений, многие из тех, кто выступал против "истэблишмента", снова стали "паиньками". Но прежнее преклонение перед родителями и властями ушло в прошлое, так что, вполне вероятно, былого "благоговения перед авторитетом" назад уже не вернуть.
Параллельно с освобождением от власти авторитетов происходит и освобождение от чувства вины, связанного с проблемой взаимоотношения полов: секс перестал быть запретной темой и перестает быть грехом. И хотя разные люди могут иметь самые различные мнения по поводу относительных достоинств тех или .иных сторон сексуальной революции, одно бесспорно: секс больше не пугает людей, его уже нельзя использовать для того, чтобы вызывать у людей чувство вины и таким образом принуждать их к покорности.
Следует создать Верховный совет по вопросам культуры, обязанностью которого будет консультировать правительство, политических деятелей и граждан страны по вопросам, требующим специальных знаний.
Кто же должен войти в состав Культурного совета? Его членами могли бы стать представители интеллектуальной и художественной элиты страны, мужчины и женщины, неподкупность которых ни у кого не вызывает сомнений. Они должны были бы определить состав нового, расширенного Управления по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов и избрать лиц, ответственных за распространение информации.
В вопросе о том, какие люди являются наиболее выдающимися представителями в различных областях культуры, существует большое согласие, и я считаю, что найти достойных членов такого совета не так уж трудно. Конечно, чрезвычайно важно, чтобы в совет входили также те, кто не разделяет господствующих взглядов, например, "радикалы" и "ревизионисты" в экономике, истории, социологии. И здесь трудность заключается не в том, чтобы найти членов такого совета, а в том, чтобы выбрать их, так как они не могут быть ни избраны всенародным голосованием, ни назначены правительством. Разумеется, можно найти и другие способы для выбора членов совета. Например, можно начать с формирования ядра совета из трех-четырех членов и постепенно увеличивать их число, скажем, до пятидесяти или до ста человек. Этот Культурный совет должен щедро финансироваться, с тем чтобы иметь возможность проводить специальные исследования по различным проблемам.
Следует создать эффективную систему распространения необходимой информации.
Информация-- решающий элемент в формировании настоящей и эффективном демократии. Утаивание или фальсификация информации в так называемых интересах "национальной безопасности" должны быть прекращены самым решительным образом. В настоящее время эта проблема никак не решена, потому что даже и без такого незаконного сокрытия различных сведений объем реальной и необходимой информации, предоставляемой среднему гражданину, практически равен нулю. И, надо сказать, это относится не только к среднему гражданину. Немало примеров свидетельствуют о том, что большинство выборных представителей, членов правительства, высших военных чинов и верхушка деловых кругов плохо информированы и нередко дезинформированы ложными сведениями, распространяемыми различными государственными агенствами, которым вторят средства массовой информации. К сожалению, большинство этих людей обладают в лучшем случае манипулятивным интеллектом. Они не способны понимать то, что не лежит на поверхности, и поэтому не могут трезво судить о будущем развитии, не говоря уж об их эгоизме, нечестности и непорядочности, о чем многие хорошо известно. Но даже быть честным и умным бюрократом недостаточно, чтобы решать мировые проблемы сейчас, когда мир находится на грани катастрофы.
Чрезвычайно ограниченна даже фактическая информация по политическим, экономическим и социальным вопросам. Всего несколько так называемых крупнейших газет составляют исключение: они действительно лучше информируют, но они также лучше и дезинформируют; не все материалы у них объективны и беспристрастны; заголовки статей в этик материалах тенденциозны и нередко соответствуют их содержанию; редакционные статьи зачастую пристрастны, написаны в притворно благоразумном и морализаторском духе. Фактически газеты, журналы, телевидение и радио производят товары -- новости, сырьем для изготовления которых служат события. На новости есть спрос, и средства массовой информации определяют, какие события являются новостями, а какие нет. В лучшем случае информация подается по известному шаблону, лишь поверхностно касаясь события и едва ли давая гражданам возможность проникнуть в их глубину и понять их скрытые причины. До тех пор пока продажа новостей -- это бизнес, вряд ли удастся помешать газетам и журналам публиковать то, на что есть спрос и что не противоречит