Оцените этот текст:


     -- Посвящается трем наиболее рьяным поклонникам Тонгора --
                     Андрею Тинсли,
                     Картеру Лаптону и
                     Дрею Смиту.




     "У самого выхода из Залива  Патанги,  там,  где  его  воды
смешиваются с нескончаемой гладью Яшенгзеб Чуна -- Южного Моря,
возвышается  огромная  гора,  на  которой  построен  Таракус --
Пиратский Город,  царство  беззакония  и  кровавой  жестокости,
объединенное лишь одной страстью -- золотом. Долгие-долгие годы
этот  страшный  город  угрожал  Городам  Запада. Будь бдителен,
могучий Тонгор! Бдителен и осторожен!"
                           -- Великая Книга Колдуна Шайраши



     На закате солнца в бухту Царгола медленно  вошел  корабль.
Стоял   зорах   --   третий   месяц   осени  двенадцатого  года
царствования Тонгора Могучего.
     Приближалась ночь. Багровое солнце медленно погружалось  в
кипящий золотой океан на западе. Черные крылья ночи уже нависли
над  миром.  На  восточной стороне небосклона замерцали огоньки
первых вечерних звезд. Скоро Илана, госпожа Луна, зальет  землю
своим  холодным серебряным светом, но пока что Эдир, Бог-Солнце
еще царственно рассылал последние лучи со своего смертного одра
в западном океане.
     Царгол, город, выстроенный из  красного  камня,  стоял  на
побережье  Южного  моря.  Высокие башни и мощные стены защищали
его от нападения врагов. Богатые дома  и  величественные  храмы
говорили о богатстве города, раскинувшегося на берегу залива. В
тот  вечер его жители наслаждались хорошей погодой и прекрасным
закатом, сидя на  террасах  своих  домов  или  прогуливаясь  по
широким улицам.
     Корабль  зашел  в  залив  никем  не замеченный, ибо на его
мачтах и носу  не  горело  ни  единого  фонаря.  Величественная
трирема прошла за мол, рукотворную каменную гряду, построенную,
чтобы  смирить  врывающиеся  в залив могучие волны. И только за
молом зоркий стражник на одной из башен заметил  приближающийся
в сумерках корабль и поднял тревогу.
     Зазвенел  гонг.  Вспыхнули факелы. Стража, схватив горящие
фонари, взбежала на стену, чтобы  выяснить,  какой  же  дерзкий
мореплаватель осмелился войти в порт Царгола не зажигая огней и
не подняв флага на мачте.
     Огромная   трирема   медленно   пересекала  бухту.  За  ее
движениями напряженно следило  множество  глаз;  множество  рук
крепко   сжало   древки  копий,  рукояти  мечей  и  приклады  и
арбалетов.  Отары  --  командиры  сотни  воинов   --   отдавали
короткие,  сухие  приказы  стоящим наготове посыльным. Герольд,
пришпорив кротера  --  быстроногую  и  послушную  рептилию,  --
отправился  с  донесением  во  дворец  Карма Карвуса, Правителя
города.
     Не  было  ничего  удивительного  в  том,  что  неожиданное
появление  всего  лишь  одного  корабля  вызвало  столь большое
волнение. Здесь, на южном побережье,  ни  один  порт,  ни  одно
судно  не  могли  чувствовать  себя в полной безопасности из-за
пиратов Таракуса. И казалось  вполне  возможным,  что  одинокая
трирема  всего лишь разведчик, за которым в порт ворвется сотня
других кораблей с безжалостными, жестокими пиратами,  жаждущими
поживиться сокровищами богатого Царгола.
     Вскоре  стало  ясно,  что  трирема  в  гордом  одиночестве
приплыла  в  Царгол.  Более  того,  по  мере   ее   приближения
выяснилось,  что  и  на  борту этого судна не все в порядке. На
скамьях  гребцов  было  слишком  много  свободных  мест,  да  и
оставшиеся  моряки  орудовали веслами в разнобой. Поэтому судно
двигалось не только медленно, но  как-то  боком,  словно  краб.
Подчас трирему и вовсе разворачивало, и она замирала, подставив
борт набегающим волнам.
     Стражники  разглядели, что на корабле были подняты паруса,
но лишь частично, да и те закреплены и  установлены  совершенно
неправильно.  По мере приближения судна выяснилось, что одна из
мачт надломлена, позолоченная  обшивка  бортов  разворочена,  а
носовая ростра выломана у основания.
     Вскоре  с  борта  триремы  до  ушей стражников, ждавших на
причале, донесся страшный звук --  какое-то  дикое  улюлюканье.
Совершенно  невыносимое  для  слуха  оно  то затихало, то вновь
усиливалось.  Солдаты  и  офицеры,  поеживаясь,  переглянулись.
Команда темного, кренившегося судна завывала, словно стая собак
или шакалов.
     Один  из офицеров обратил внимание на то, что, несмотря на
изрядно  сократившееся  расстояние,   отделявшее   корабль   от
причала, весла не поднялись из воды, а все теми же неритмичными
гребками продолжали двигать корабль вперед.
     --  Эй,  на  борту!  --  раздались громкие окрики. -- Суши
весла! Греби назад! На причал налетишь! Куда вы смотрите?
     Голоса потонули в грохоте, с которым нос триремы  врезался
в причал. От такого удара гранитные глыбы вздрогнули под ногами
стражников. Судно содрогнулось и застыло. Оборвался и слетел за
борт  один  из  парусов;  в  следующий  миг  с  треском, словно
подрубленный дуб, рухнула мачта. Затем все стихло.
     Не успели воины перевести дух, как тишину вновь  разорвали
стоны  и  вой,  адским  хором  доносившиеся  с  борта  триремы.
Казалось, сонмы демонов терзают и пытают команду судна.
     Многие стражники пробормотали заклинания,  оберегающие  от
злых  духов,  защищающие  от демонов. Другие старались побороть
страх проклятиями. Кто  же  был  на  борту  страшного  корабля?
Безумцы?  Или  же  трирема  приплыла  из  далеких морей, откуда
обычно никто  не  возвращался?  И  не  были  ли  матросы  судна
привидениями, призраками умерших и утонувших мореплавателей?
     Зазвучал  цокот  подков по камням пирса. На причал приехал
Карим  Птоул,  комендант  порта.  Сверкнув  в   свете   факелов
позолотой шлема, он приказал:
     --   Отар!   Отправь  людей,  пусть  пришвартуют  трирему.
Заведите ее бортом к причалу и привяжите покрепче. И  быстро...
Пусть стражники поднимутся на борт. Живее!
     Седой  даотар -- командир десяти сотен воинов -- подошел к
коменданту и по-военному поприветствовал его, приложив к  груди
сжатую в кулак руку:
     -- Что скажешь? -- хрипло спросил Карим Птоул. -- Крушение
или пираты?
     Даотар  внимательно смотрел, как в свете факелов стражники
длинными баграми подтягивали трирему к причалу и привязывали ее
канатами. Потом  с  мечами  наготове  они  полезли  на  палубу.
Подумав, офицер лишь неопределенно хмыкнул и сплюнул.
     --  Морские волки Таракуса редко выпускают добычу из своих
когтей, -- наконец мрачно заметил он. --  Мало  кому  удавалось
вырваться  из  их  лап.  Честно  говоря,  я ума не приложу, что
случилось с этим кораблем.  Может  быть,  какое-нибудь  морское
чудовище напало на него и заразило бешенством всех тех, кого не
смогло сожрать...
     --  Как  знать,  -- задумчиво протянул комендант. -- Но...
мне кажется знакомым этот корабль. Эти  расписные  борта,  этот
изгиб  носа... Готов поклясться, эта трирема уже попадалась мне
на глаза.
     --  Очень  может  быть,  господин  комендант,  --   мрачно
согласился  даотар. -- Мне тоже кажутся знакомыми эти дельфины,
вырезанные чуть выше ватерлинии. Редкое украшение. Сдается мне,
что мы думаем об одном и том же. Это судно -- не боевой корабль
и не торговый --  с  таким-то  килем  и  без  глубокого  трюма.
Прогулочная   посудина,   достойная  адмирала,  а  то  и  члена
королевской  семьи.  Быстрое  и  комфортабельное  судно...  Что
скажете, комендант?
     Не  слезая  с  оседланного  кротера,  Карим  Птоул покачал
головой.
     -- Скажем честно, эта трирема нам обоим кажется  чертовски
похожей  на  "Корону  Царгола",  -- выдохнул он. -- Но ведь сам
принц Карм Карвус вышел на ней в  море  три  дня  назад,  чтобы
нанести дружественный визит в Возашпу. Невозможно, чтобы...
     Он запнулся и одними губами прошептал молитву. Даотар тоже
вздрогнул  и  побледнел,  когда в свете факелов на подтянутой к
причалу корме мелькнула  резная  позолоченная  надпись  "Корона
Царгола"!


     Молодой   отар   Джорн  Джавас  первым  поднялся  на  борт
таинственного  корабля.   Подтянувшись   на   прикрепленной   к
абордажному крюку веревке, он перевалился через борт и оказался
на верхней гребной палубе. То, что он там увидел, заставило его
остановиться, сжать зубы и задрожать от ужаса.
     Тут  и  там на скамьях лежали трупы, многие из которых все
еще сжимали в руках обломки весел. Судя по всему,  смерть  этих
людей не была легкой и спокойной.
     преодолев    ужас,   офицер   внимательно   огляделся   и,
нагнувшись, перевернул одно из лежащих на палубе тел.
     Осунувшийся  бородатый   матрос   уставился   на   офицера
остекленевшими  глазами.  Синие  губя  мертвеца застыли не то в
ухмылке, не то в гримасе боли. Горло покойника перерезал от уха
до  уха  глубокий  разрез,  оставленный  одним  сильным  ударом
кинжала.  И, что самое страшное -- мертвый матрос сжимал в руке
клинок, которым, скорее всего, он и нанес себе эту  смертельную
рану.
     С  трудом  заставляя  себя  двигаться  дальше, Джорн Джавс
продолжил осмотр палубы.  Казалось,  большая  часть  гребцов  и
матросов   покончила  жизнь  самоубийством.  Другие  погибли  в
схватке со своими же товарищами. Офицер вздрогнул,  увидев  дух
сцепившихся  мертвых  матросов,  накрепко  впившихся  зубами  в
глотки друг другу.
     Оказалось, что не все моряки погибли. Но  живые  выглядели
еще хуже, чем мертвые.
     Гребцы сидели, сжав в руках весла, и ничего не выражающими
глазами  смотрели  на  Джорна Джаваса, пытавшегося заговорить с
ними.  Некоторые  что-то  бормотали,  другие   смеялись.   Отар
переходил  от  одного  к  другому,  заглядывал в вытаращенные и
прищуренные глаза, всматривался  в  измазанные  кровью  лица...
Тщетно  ждал  он  ответа  на  свои  вопросы. Все моряки на этом
корабле были безумны. Это они издавали странный то  затухающий,
то нарастающий вой.
     Не  смотря  на  юный  возраст, Джорн Джавас был не зеленым
новобранцем, а опытным воином. Ему доводилось  видеть  мертвых,
убивать   самому   во   время  осады  города,  он  знал,  каким
неприглядным и отвратительным может  быть  лик  смерти.  Немало
мертвецов  прошло  перед  его  глазами  -- разорванных военными
машинами и растерзанных в пыточных палачами. Но ничто  в  жизни
так  не напугало его, как кошмарное зрелище, открывшееся ему на
этом корабле, вынырнувшем из ада.
     Офицер побледнел,  его  ноги  задрожали;  в  какой-то  миг
храбрый  даотар  чуть  не упал в обморок. Только собрав в кулак
всю свою волю, Джорн Джавас  заставил  себя  продолжать  осмотр
триремы.
     Палубы  были  завалены  окровавленными  трупами. Тут и там
попадались еще живые безумцы. В какой-то  миг  моряки,  видимо,
набросились  друг  на  друга,  поубивав и ранив многих и сильно
повредив роскошный корабль. Джорн Джавас обнаружил сорванные  с
петель   резные   двери,   разбитые   инкрустированные  панели,
изодранные и изгаженные шелковые занавеси и прекрасные ковры. В
углах кают и на трапах вповалку лежали  трупы  и  оставшиеся  в
живых.
     Но   один  из  моряков,  похоже,  до  конца  сопротивлялся
безумию.
     Судя по его алому одеянию и тяжелому  золотому  медальону,
это  был  капитан  судна.  Взгляд  старого  морского  волка был
устремлен куда-то  вдаль...  Джорн  Джавас  нашел  капитана  на
мостике  у штурвала. Видимо, капитан сам накрепко привязал себя
к деревянному колесу. Побелевшие пальцы все еще  цепко  держали
штурвал, а сам капитан навалился на него грудью и застыл.
     Новый  приступ  ужаса  сжал сердце молодого отара. Он знал
этого моряка!
     Это был сам Норгован Тул, Адмирал Царгола!
     Но ведь Норгован Тул несколько дней назад вместе с  Кармом
Карвусом,   Повелителем  города,  уплыл  на  "Короне  Царгола",
флагмане городского флота, личной триреме князя... которая была
очень похожа на это леденящее кровь судно. Нет, не может  быть,
чтобы этот адский корабль, полный покойников и живых мертвецов,
залитый кровью и изуродованный неведомым сражением... Он просто
не  может  быть прекрасной триремой, "Короной Царгола", три дня
назад отплывшей к берегам Возашпы... Или  все-таки  это  то  же
самое судно?
     Со  сжавшимся  сердцем  бледный как полотно офицер еще раз
обвел  взглядом  палубу.  Сомнений  не  было  --  такие  резные
позолоченные  дельфины,  повторяющие с внутренней стороны борта
наружное украшение, могли  быть  только  на  одном  корабле.  В
следующий  миг  взгляд  отара  наткнулся  на  приоткрытую дверь
большой каюты. На высокой створке  были  изображены  скрещенные
меч  и  якорь  --  эмблема  королевской  династии  Царгола,  ее
штандарт и герб.
     Страшная правда громом прогремела в голове Джорна Джаваса.
     На  негнущихся,  дрожащих  ногах  он  пересек   заваленную
трупами палубу и подошел к главной каюте. Неуверенными, слабыми
пальцами  отар  взялся  за  ручку.  Тяжелая  дверь оказалась не
заперта и легко распахнулась от слабого толчка.  Джорн  Джавас,
бормоча  про себя молитвы и заклинания, заглянул внутрь, ожидая
увидеть в каюте то же, что и на палубах, ибо, если весь  экипаж
сошел  с  ума,  то как бы смог князь избежать безумия или удара
клинка какого-либо из своих матросов?
     Но каюта была пуста.
     Отар обыскал ее, но не нашел тела Карма Карвуса.
     Медленно и неуверенно  офицер  вышел  на  палубу  и  вновь
направился  к  штурвалу  и  привязанному  к  деревянному колесу
капитану.
     Адмирал был жив, хотя  сначала  показался  отару  мертвым.
Норгован  Тул  поднял  голову  и повернул перепачканное потом и
кровью лицо к Джорну Джавасу. Словно сквозь пелену  тумана,  он
смотрел на молодого офицера, чуть заметно шевеля губами.
     --  Адмирал...  вы живы? -- наклонившись к Норговану Тулу,
спросил Джорн Джавас. -- Что здесь произошло?
     -- Серая Смерть... Серая Смерть... --  хрипло  пробормотал
старый моряк.
     Джорн   Джавас   перерубил   мечом  веревки,  удерживавшие
адмирала у  штурвала,  и  аккуратно  опустил  тело  измученного
моряка на палубу. Затем он напоил Норгована Тула водой из своей
фляги.
     --  Где  принц?  Где наш правитель Карм Карвус? Что с ним?
Говорите же! Говорите!
     Норгован Тул из последних сил  боролся  с  безумием.  Лишь
подчиняясь  его  железной  воле,  оставшиеся  в  живых  безумцы
взялись за весла и привели судно в порт. Верный  своему  долгу,
адмирал Царгола не покинул свой пост, пока трирема не вернулась
в родной порт. Но силы морского волка были на исходе. Он больше
не  мог сопротивляться пелене безумия, черной тенью коснувшейся
его  разума.  Адмирал  дико  улыбнулся,  оскалился.  Его  глаза
закатились.  Джорн Джавас продолжал трясти моряка и спрашивать,
кричать. Ему нужно было знать, что случилось с Кармом  Карвусом
и где он сейчас. Но из уст адмирала доносилось лишь одно слово,
чередующееся с безумными воплями, стонами и хохотом:
     -- Исчез... исчез... исчез...
     Когда другие офицеры царгольской стражи, преодолевая ужас,
поднялись  на  мостик,  они увидели Джорна Джаваса, сидящего на
палубе. Голова адмирала лежала у него на коленях. Старый  моряк
бормотал  что-то  бессвязное, время от времени принимаясь выть,
как и другие обезумевшие моряки "Короны Царгола".
     Седовласый даотар положил руку на  плечо  Джорну  Джавасу.
Молодой офицер поднял залитое слезами лицо.
     -- Он что-нибудь рассказал? -- спросил даотар. -- Князь на
борту?
     Джорн Джавас только горестно покачал головой.
     -- Исчез... исчез, -- безнадежно произнес он.


     В  отсутствие  Карма  Карвуса старейший и занимающий самую
высокую должность канцлер Драт Хорван, барон  Амагарский,  взял
на себя управление городом в качестве регента.
     Спустя  лишь несколько минут после появления таинственного
корабля с  безумной  командой,  в  королевском  дворце  Царгола
собрался  Государственный  совет. Бледные, мрачные придворные и
высшие  офицеры  обсуждали  происшедшую  трагедию  и  гадали  о
причинах.  "Корону  Царгола"  обыскали  от носа до кормы, но ни
единая  мелочь  не  пролила  света  на  тайну  случившегося   с
кораблем.  На  его  борту  осталась лишь часть экипажа, да и то
только мертвые и сумасшедшие. Остальные, видимо,  оказались  за
бортом.  От  мертвых мало что можно было узнать. Разве лишь то,
что они, скорее всего, погибли, покончив с собой, или  пали  от
рук  своих  же товарищей. От живых было немногим больше пользы:
ни  с  одним  из  них  не  удалось   поговорить.   Единственные
осмысленные   слова,  которые  постоянно  повторяли  многие  из
оставшихся в живых матросов, были:
     -- Серая Смерть... Серая Смерть.
     Но  что  означали  эти  слова?  Все  дворцовые  лекари   и
мудрецы-толкователи  оказались  бессильны  вытащить из безумцев
еще хоть крупицу разумной информации.
     Случившееся оставалось загадкой. Что  разом  свело  с  ума
стольких не слишком впечатлительных людей? Где Карм Карвус, что
с  ним? Жив он или мертв? И если жив, то не вторит ли он сейчас
где-то леденящему душу хору воющих безумцев-матросов?
     На  борту  триремы  принца  не  оказалось,  как,  впрочем,
большей  части  экипажа  и свиты. Куда же они могли подеваться?
Самым логичным, хотя и страшным было предположение, что, скорее
всего, в припадке безумия эти люди  бросились  в  море  или  их
сбросили за борт другие безумцы.
     -- "Корона" за эти дни не успела бы доплыть до Возашпы, --
мрачно  произнес  Драт Хорван. -- При попутном ветре туда плыть
неделю. А между нашими городами на  побережье  нет  ни  единого
городка  или  селения.  Значит,  что  бы  ни свело с ума экипаж
триремы, оно застигло корабль в открытом море. И если князя  на
борту нет -- мы вынуждены смириться с трагическим выводом: Карм
Карвус бросился или был выброшен с борта триремы в воды Яшензеб
Чуна.
     Собравшиеся,  потупив  взгляды, молчали. Лишь канцлер Драт
Хорван предложил, кусая губы:
     -- Сейчас перед нами стоит вопрос, от  ответа  на  который
зависят  все  наши  дальнейшие  действия.  Было ли сумасшествие
экипажа "Короны Царгола" следствием природного  явления,  одной
из  многих  таинственных  загадок  океана,  --  или же это плод
продуманного   и    запланированного    нападения    неведомого
безжалостного,  жестокого  и опасного противника? Опасного, ибо
он явно силен в чародействе и колдовстве.
     Совет прервался, так и не придя ни к  какому  решению.  Но
Царгол  уже был поднят по тревоге. Усиленная стража заняла свои
места  на  стенах.   Самые   зоркие   наблюдатели   внимательно
вглядывались  вдаль с высоких башен в поисках хотя бы малейшего
намека на появление врага. Если неприятель  решится  напасть  и
штурмовать  город,  то  Царгол  приготовился  встретить  его во
всеоружии.
     С первыми лучами солнца  с  одной  из  площадок  на  крыше
дворца  поднялся  в  воздух  воллер  -- одно из судов Воздушной
гвардии Патанги, -- унося в небольшой кабине пилота из  Патанги
и посланца из Царгола.
     Маленькое воздушное судно, сделав круг над городом, словно
серебристая   стрела,   взяло   курс  на  северо-восток,  унося
печальную весть об исчезновении Карма Карвуса Повелителю Запада
Тонгору Могучему.



     На следующий день  после  первого  удара  Серой  Смерти  и
прибытия  триремы  в  порт  Царгол другой корабль вошел в бухту
другого порта далеко на северо-востоке от  города  из  красного
камня.
     Здесь, на берегу залива у самого устья двух рек, названных
Близнецами,   возвышался  огромный  город  Патанга,  резиденция
Тонгора Могучего, самый большой и сильный город-государство  из
Союза Девяти Городов Запада.
     Этот  второй  корабль  был  не  величественной и роскошной
королевской триремой. Это было небольшое, быстрое и маневренное
судно.  Багровые  паруса  его  жадно  ловили  любое   дуновение
ветерка,  острый нос беззвучно вспарывал водную гладь. На борту
этого корабля были живые  матросы,  а  не  трупы  и  не  воющие
безумцы.  Они  столпились  вдоль бортов и наблюдали за зрелищем
приближающихся, сверкающих в свете луны стен и башен Патанги.
     Капитан  Воздушной  гвардии  заметил  черную  галеру,  как
только  она  вошла в бухту. Ни единого огня не горело на мачтах
судна, что придавало ему  пиратский  вид.  Воллер,  зависнув  в
воздухе, условными сигналами передал сообщение о странном судне
стражникам, несущим вахту на крыше Воздушной Крепости. Взревели
горны,  посыльные вскочили в седла, и их подкованные чешуйчатые
скакуны понеслись по улицам города к Морским Воротам,  поднимая
тревогу.
     К  тому  моменту,  когда  одинокая черная галера подошла к
причалу,  ее  уже  поджидала  рота  стрелков   со   взведенными
арбалетами.
     --  Эй,  на галере! -- закричал отар -- командир стрелков.
-- Название судна? Порт приписки? Хозяин?
     В открытых бойницах и над бортами показались лица  моряков
разношерстного  экипажа,  собранного  как  минимум  из половины
городов Западного побережья. Был тут и ковиец  с  круглым,  как
луна,  лицом,  над  бровями которого протянулся глубокий давний
шрам; несколько  смуглых  черноволосых  тарданцев  и  уроженцев
Кадорны  --  с янтарного цвета кожей и раскосыми глазами; был в
экипаже даже один могучий синий кочевник,  родом  с  бескрайних
равнин  дальнего  Востока.  Половина  этой пестрой команды была
"украшена" шрамами.  На  лбах  у  некоторых  моряков  виднелись
клейма  рабов  и  преступников.  При  этом на их руках сверкали
дорогие перстни, а в ушах поблескивали золотые серьги. Не менее
ярко, и куда более зловеще сверкали их обнаженные клинки.
     Вдруг  матросы  расступились,  уступая   место   у   борта
высоченному человеку с рыжей бородой, одетому в красную куртку,
шаровары  цвета бутылочного стекла, и обутому в высокие кожаные
сапоги. На груди у него висел тяжелый золотой медальон.  Из-под
густых  нахмуренных  бровей следили за стражниками внимательные
серые глаза. Больше всего этот человек напоминал настороженного
быка: широкая грудная клетка, мощные  плечи,  руки,  бугрящиеся
узлами мускулов, словно толстые ветви старого дуба.
     --  Это судно -- "Ятаган" из Таракуса, -- рявкнул он, -- а
я -- Барим Рыжая Борода, его хозяин.
     Молодой офицер на причале процедил сквозь зубы:
     -- Пираты из Таракуса -- не самые желанные гости в  Городе
Пламени.  Почему  вы  вошли  в бухту без опознавательных огней,
словно подкрадывающиеся воры?
     Лицо Барима Рыжей Бороды расплылось в насмешливой улыбке.
     -- Чем меньше лишних глаз увидит меня  здесь,  тем  лучше,
приятель. Но я уверен, что меня примут в Городе Пламени. Вот --
держи!
     Вынув  какой-то  небольшой  предмет  из кошелька на поясе,
капитан галеры бросил его офицеру. Предмет  блеснул  золотом  в
свете  факелов. Отар поймал его и внимательно осмотрел, поднеся
к свету.
     Это было тяжелое  золотое  кольцо.  На  нем  было  глубоко
вытравлено   два   знака   из  пиктографического  письма  Южных
островов. Ко-Тон и Гор Йа назывались эти символы.


     Отар не верил своим глазам.  Словно  проглотив  язык,  он,
моргая,   разглядывал  надпись  на  кольце,  время  от  времени
переводя взгляд на капитана галеры.
     -- Тонгор! -- наконец выдохнул офицер.
     -- Ну да, -- ухмыльнулся пират. -- Имя Повелителя Тонгора,
вырезанное на сверкающем золоте Патанги. Сын Великого Царя  дал
мне  эту  штуковину,  чтобы,  когда  мне  будет нужно, я был бы
допущен к Тонгору.
     Отар все еще не мог прийти в себя.  Таких  колец  во  всем
мире  было  не  более  десятка.  Ими  владели  короли и принцы,
присягнувшие знамени Черного Ястреба. Действительно, обладатель
такого кольца имел право в любую  минуту  лично  встретиться  с
Тонгором.
     Молодой    офицер   вздрогнул,   стряхнул   оцепенение   и
отсалютовал капитану пиратов, словно коронованной особе.
     -- Вы владеете Печатью Тонгора, капитан Барим. Я  в  вашем
распоряжении. Пойдемте, я провожу вас к повелителю.


     Бариму  уже  приходилось  бывать во дворцах, поэтому он не
обращал внимания на роскошь  мраморных  лестниц  и  колонн,  на
блеск позолоты и богатство убранства.
     Но  он замедлил шаг и, присмотревшись, расплылся в улыбке,
увидев  стоящего  в  одном  из   дверных   проемов   мальчишку,
бросившегося  навстречу  рыжебородому  пирату  с распростертыми
объятиями.
     -- Это ты, приятель? Как вырос-то!  Я-то  с  трудом  узнал
старого товарища. Ну и взрослый же ты стал!
     Принц Тарт рассмеялся.
     --  Еще  бы мне не вырасти, капитан Барим. Ведь прошло уже
три года с  тех  пор,  как  Чарн  Товис  вытащил  меня  из  лап
Далендуса Вула, а ты помог нам смыться оттуда. Как здорово, что
ты  снова  приехал.  Но что привело тебя в город моего отца под
покровом ночи, в тайне от всех?
     Рыжебородый пират нахмурился:
     -- Дела, приятель. Темные и таинственные... Ну, я надеюсь,
ты еще не забыл своих приятелей по тому путешествию?
     Спутники Барима  столпились  вокруг  мальчика,  дружелюбно
улыбаясь.
     --  Я  думаю,  ты  не  забыл  старого  толстого  Блея,  --
воскликнул  круглолицый  ковиец,  тряся   перетянутым   ремнями
животом.
     --  И  Дургана, надеюсь! -- сказал пожилой пират с кожаной
повязкой на одном глазу.
     -- Ну конечно, я всех  вас  помню!  И  Тангмара  тоже,  --
крикнул   мальчик,   обнимая  улыбающегося  великана,  уроженца
красных  лесов  Коданга,  чьи  золотые  кудри  рассыпались   по
широченным плечам.
     --  Как  я  рад всех вас снова видеть! Вы совсем-совсем не
изменились!
     -- Зато ты изменился. Дай-ка я на тебя посмотрю, --  Барим
одной рукой повернул мальчишку кругом. Да, за эти три года Тарт
из   девятилетнего   ребенка  превратился  в  двенадцатилетнего
подростка.  Он  был  загорелым  и  хорошо  физически  развитым,
сильным  для своих лет. Лицо с квадратным подбородком, странные
золотистые глаза и  черные,  как  смоль,  волосы  делали  Тарта
невероятно похожим на своего могучего отца.
     Капитан остался доволен осмотром.
     --  Ну,  из  сопляка  ты  стал  уже  наполовину  мужчиной!
Интересно, за эти  три  года  в  тебе  открылся  еще  и  талант
предсказателя? Откуда ты узнал, что мы прибыли во дворец?
     --  Посланник принес эту весть, -- улыбнулся джасарк Тарт,
но лицо его неожиданно стало печальным, когда  он  добавил:  --
Ладно,  пойдемте.  Я  совсем забыл, что вас ждут во дворце. Ты,
случайно, ничего не знаешь о друге моего отца Карме Карвусе?
     Барим удивленно посмотрел на мальчишку и покачал головой:
     -- О Правителе Царгола? Нет, я ничего не  знаю,  а  что  с
ним? У меня к Тонгору совсем другое дело.
     --  Ладно.  Отец  сказал,  что  примет тебя, как только ты
появишься. Пойдем, я провожу вас к нему.


     Зал  Ста  Сарков  был  пуст  и  темен.   Высокие   колонны
поддерживали  купол.  Пол был выложен чередующимися квадратными
плитами  матового  мрамора:  черного  и  золотого.  Неподвижные
стражники  в черных кожаных одеяниях и золотых шлемах стояли на
равном расстоянии друг от друга  вдоль  стен.  Это  были  воины
гвардии  Тонгора,  знаменитые Черные Драконы. Свечи в массивных
подсвечниках,   стоящих   на   полу,   отбрасывали   блики   на
позолоченные щиты в руках стражников и на наконечники их копий.
Стены   зала   украшали   мраморные   барельефы   --   портреты
царственных, достойных людей. Черты одних лиц свидетельствовали
о  мудрости  и  доброте,   других   --   о   мужественности   и
решительности.
     Каменные  портреты  Ста Сарков Патанги внимательно глядели
на своего приемника -- Тонгора Могучего.
     Трон Пламени Патанги был  выкован  из  червленого  золота.
Языком  огня  взметнулся  он  над  девятью ступенями из черного
мрамора.
     Словно лев в человеческом облике, Тонгор неподвижно  сидел
на  троне,  расправив  широкие плечи, с бесстрастным, ничего не
выражающим лицом. Его золотые  львиные  глаза  сверкали  из-под
нахмуренных черных бровей.
     Тонгор  был  одет в черный королевский бархат. Золотой щит
Патанги прикрывал его грудь; в  центре  щита  был  выгравирован
Черный Ястреб, символ Валкаров, родного племени Тонгора.
     На  коленях  Повелителя  лежал  обнаженный меч, выкованный
валкарами. С  этим  клинком  в  руках  Тонгор  взошел  не  трон
Патанги.  Саркозан  -- Творец Сарков -- так называли этот меч в
древние времена.
     Удерживая  черную  гриву  волос,  голову   воина-правителя
венчала  Корона  Пламени.  Острые  языки ее золотистых огоньков
венчали огненные кристаллы чандрала -- редчайшего  лемурийского
самоцвета огненно-золотого цвета.
     В  эту ночь Тонгор держал совет с мудрейшими и знатнейшими
гражданами. Здесь были и князь Дру, и старый князь Маэл,  Барон
Сельверус  и  Иерарх  Эодрим. Присутствовали на Совете и старые
боевые друзья Тонгора: Зед Комис -- командир Черных Драконов, и
Том Первис -- начальник Воздушной Гвардии. Рядом с  ними  стоял
могучий  великан  Рмоахал.  Он  словно башня возвышался рядом с
худощавым невысоким черноволосым  тарданцем.  Все  трое  носили
форму  Черных  Драконов. Рмоахал был родом из племени Джегга, а
тарданца звали Чарн Товис.
     Тут собрались все великие люди Патанги.  Не  хватало  лишь
Сумии,  императрицы.  Любимая Тонгором временно отстранилась от
государственных дел. Меньше  года  назад  она  родила  девочку,
названную  по решению матери Зандарлой. Теперь ребенок требовал
полного внимания матери, не оставляя ей времени и сил ни на что
другое.
     Молодой Чарн Товис первым увидел входящего  в  зал  Барима
Рыжую  Бороду. Воин расплылся в улыбке и радостно приветствовал
капитана пиратов и его спутников. Именно Чарн  Товис  три  года
назад  помог  юному  джасарку  вырваться из лап Далендуса Вула.
Тогда Чарн Товис с джасарком нашли спасение на борту "Ятагана".
С  тех  пор  капитан  пиратов  и  молодой  воин  стали  верными
друзьями.
     Подперев  голову  рукой и нахмурив лоб, Тонгор слушал речь
одного из своих  старейших  советников  об  исчезновении  Карма
Карвуса.   Но   увидев   шагнувшего  к  трону  Барима,  валькар
улыбнулся.
     -- Рыжая Борода! Гром и все боги!  --  пророкотал  Тонгор,
вскакивая  с  трона, чтобы обнять старого друга и похлопать его
по плечу. -- Я смотрю, морские драконы еще не  пропороли  брюхо
старому "Ятагану". Как я рад тебя снова видеть!
     Пиратского  капитана  представили  тем,  с  кем  он не был
знаком; затем Бариму и его спутникам преподнесли по кубку вина.
     -- Сегодня мы засиделись допоздна, обсуждая  судьбу  моего
доброго друга, Правителя Царгола, -- объяснил Тонгор Бариму. --
Когда мне сообщили, что ты в темноте вошел в наш порт, я решил,
что  у тебя есть новости о Карме Карвусе или разгадка тайны его
исчезновения и случившегося с экипажем "Короны Царгола".
     Барим тряхнул непокорной шевелюрой.
     --  Увы,  Повелитель,  я  сам  впервые  услышал  об   этом
исчезновении   от   мальчонки..  ой...  простите...  от  вашего
наследника, я хотел сказать. У меня другие  новости,  не  менее
печальные  и тревожные, но, клянусь всеми богами, я разберусь и
выясню, что случилось с царгольским принцем.
     Коротко, без лишних эмоций Тонгор поведал  Бариму  историю
исчезновения  Карма  Карвуса  и  о  трагедии,  постигшей экипаж
триремы. Одна фраза этого  повествования  привела  рыжебородого
капитана в крайнее возбуждение.
     --  Серая Смерть? -- переспросил он. -- Так-так. Похоже, я
просто чертовски вовремя прибыл в Патангу... Понятно...
     Заметив  удивленные  взгляды,   капитан   Барим   поспешил
разъяснить:
     --  Значит,  это  уже началось. И мои новости окажутся как
нельзя кстати. Эх, быть бы мне капитаном купеческого судна!  Да
разузнай  я  все  чуть пораньше -- может быть, твой друг Карвус
был бы сейчас цел и невредим.
     -- Объясни же! -- потребовал Тонгор.
     -- Эх, Повелитель. -- Это дело долгое... -- и Барим  начал
свой  рассказ,  густо  перемежая  речь  морскими  приговорками,
чертыханиями  и  ругательствами,  чем  не  единожды  привел   в
замешательство наиболее утонченную часть аудитории.


     Вот  уже  полстолетия  пираты  из  Таракуса,  укрывшись за
стенами цитадели  и  пользуясь  выгодным  расположением  своего
города  у  выхода  из залива в океан, не давали покоя остальным
прибрежным городам, грабя  их  корабли  и  совершая  набеги  на
мелкие поселения.
     Быстроходный флот делал пиратов Таракуса хозяевами залива.
Их галеры  могли  е  только догнать любое торговое судно, но и,
нанеся удар по городу, уйти прежде, чем большие военные корабли
выйдут в море и отправятся в погоню.
     Все это Тонгор знал не понаслышке.  Ведь  прежде,  чем  по
прихоти  богов  или судьбы он вознесся на трон Патанги отважный
валкар, прозванный Черным  Ястребом,  был  полноправным  членом
Красного  Братства корсаров. На собственном корабле он бороздил
океан в поисках золота, драгоценностей и доброго вина.
     Восемнадцать лет прошло с тех пор.  Пиратский  город  стал
еще  могущественнее. В нем появился новый правитель -- капитан,
прозванный Красным Волком. Он стал внушать корсарам, что просто
золото и деньги -- это не все,  что  нужно  человеку  в  жизни.
Власть!  Вот  что дает настоящее удовлетворение. Капитан видел,
как его корсары захватывают для него  города,  королевства.  Он
готов был возглавить пиратскую империю!
     Вспоминая все это, Тонгор слушал рассказ Барима:
     --  ...Так  вот,  тогда  и  пришел  к  Каштару этот колдун
Белшатла. Он пообещал Красному Волку помочь в завоевании  чужих
стран.  Этот  чародей до того долго жил где-то в дебрях Нианги,
там, где  лежат  в  развалинах  древние  города,  которые  боги
некогда  покарали  за  какие-то  пригрешения. Так этот Белшатла
выкопал в  тех  руинах  какое-то  страшное  оружие.  Уж  не  за
создание  подобных  штучек  боги  уничтожили  города  Нианги! В
общем, что бы это ни было, но теперь Каштар собирается покорить
все приморские города  и  даже...  саму  Патангу!  --  прибавил
Барим, перейдя на шепот.
     Крики возмущения и удивления заполнили Зал Ста Сарков. Зед
Комис прохрипел:
     --  Это  безумие!  Да, у пиратов сильный флот, но осаждать
самый могущественный город на Западе? Чушь! Это я вам говорю. У
них не никаких шансов.
     Командир Воздушной гвардии согласился:
     -- Мы неуязвимы, мой повелитель! Какой  флот,  пусть  даже
самый  сильный,  сможет  противостоять нашим летающим эскадрам,
вооруженным магическими кристаллами, ограненными нашим  молодым
мудрецом Иотондусом!
     Князь Маэл согласился со старым воином:
     --  И это доказано, Повелитель. Лет двадцать назад в битве
за Царгол мы разгромили Елина Пелорвиса и  завоевали  трон  для
Карма  Карвуса. Воллеры сделали нас непобедимыми. Обычные мерки
военной мощи -- сильный флот, многочисленное войско  --  теряют
смысл в сравнении с могуществом в воздухе.
     Тонгор невозмутимо и негромко сказал:
     --  Я  бы  хотел  больше  узнать  о  новом оружии, которое
Белшатла раскопал для Каштара,  прежде  чем  заявлять  о  нашей
непобедимости.



     Эдир,  Бог-Солнце,  вновь  осветил  своими лучами Патангу.
Ранним утром Тонгор и его советники встретились во второй  раз.
С  первой зарей Иерарх послал гонцов к остальным членам Совета,
призывая  их  к  храму,   возвышавшемуся   на   южной   стороне
центральной  площади  города.  Сам  же  Эодрим  провел ночь, не
смыкая глаз, копаясь в древних  свитках  и  листая  инкунабулы,
чтобы  попытаться  найти  ключ  к  утерянной  мудрости  городов
Нианги, узнать секрет оружия, созданного на Заре Времени.
     Совет собрался в библиотеке --  огромном  зале  с  высоким
потолком,  вдоль  стен которого выстроились стеллажи с тысячами
тяжелых томов. Некоторые были написаны на пергаменте, другие --
на  свитках   кожи   из   крыльев   птеродактиля,   скрепленных
металлическими пряжками. Часть томов была переплетена в обложки
из пластин слоновой кости. Но большинство рукописей хранилось в
виде  тетрадей  и  свитков  в  тубусах,  опечатанных свинцовыми
печатями. В этой тихой комнате хранилась мудрость,  накопленная
тысячелетиями.
     Уставший  после  бессонной ночи, Верховный Иерарх встретил
Тонгора и членов Совета, сидя в резном кресле  черного  дерева.
Перед  ним на подставке лежал тяжеленный том. Его страницы были
сделаны из тонких листов какого-то  светлого  металла.  На  них
кислотой  были  вытравлены какие-то письмена. Такая книга могла
выдержать любое испытание временем и даже пожаром.
     -- Господа, -- начал старик тонким, слабым голосом.  --  Я
попросил  вашего присутствия в столь ранний час, потому что мне
удалось выяснить кое-что, проливающее свет как на  таинственное
исчезновение  Князя Царгола, так и на небезосновательные угрозы
нианганского колдуна.
     Иерарх положил руку на книгу,  лежащую  на  пюпитре  перед
ним.
     --  Эта  вечная книга -- "Летописи Лемурии". Кое-что о ней
вы наверняка слышали, ибо это  самая  большая  и  всеобъемлющая
книга  за  всю  историю  человечества. Я владею лишь фрагментом
единственной копии, сохранившейся во всех западных  городах.  И
вот что я тут вычитал...


     Слабым,  негромким голосом Иерарх поведал своим слушателям
о том, что прочел на металлических страницах.
     Он рассказал о древнем клане мудрецов --  Братстве  Фотик,
появившемся  в  одном  монастыре  в  какой-то далекой стране. С
эпохи  первых  королевств  людей,  Семи  Городов  Востока,  эти
мудрецы  изучали  бескрайние  просторы  времени,  создав особую
науку, называемую Акашик. Они проникли в прошлое,  настоящее  и
будущее, и плодом их таинственных трудов стала обширная история
Вселенной, изложенная в этой книге.
     Древние   мудрецы   представили  всю  историю  как  вечный
конфликт, названный ими Войной Хаоса и  Мироздания.  В  темном,
непознанном   Хаосе,   лежащем   вокруг  Мироздания,  действуют
зловещие силы Рока  и  разрушения,  стремящиеся  поглотить  всю
Вселенную,  подчинить  ее  себе.  Повелители  Мироздания  ведут
нескончаемую войну против Хаоса во всех веках и эпохах, во всех
мирах и землях.
     Мудрецы говорят, что планеты на небесах -- это миры, очень
похожие на наш. На некоторых из них тоже  есть  жизнь.  Некогда
существовал   мир,  называвшийся  Зарканду.  Там  Хаос  победил
империю,   выстроенную   благородными   сыновьями   Повелителей
Мироздания.  В  конце  концов  этот  мир  оказался  разрушен  и
уничтожен, и теперь лишь ледяная  груда  безжизненных  осколков
напоминает  о  его существовании. Эта битва в Вечной Войне была
проиграна... В другом мире, который мы  называем  Иридар,  Хаос
сумел  обратить Огненное Существо на службу злым силам. И опять
герои вступили в сражение с силами Вечной Ночи. В том бою  была
одержана  победа  над  силами  Хаоса.  но сейчас, по прошествии
многих-многих веков, прекрасный цветущий мир Иридар --  мертвая
пустыня,   где   раскаленный   ветер   заносит  красным  песком
разрушенные города и павшие империи...
     В нашем мире эта Война продолжается, не прекращаясь ни  на
минуту.  Вы  знаете историю, поведанную нам Летописями Лемурии,
сохранившимися с древних времен  Гипербореи,  Века  рептилий  и
появления  человека. Хаос подчинил себе Князей-Драконов. А люди
тали поддерживать  силы  Мироздания.  Поэтому  из  века  в  век
человек сражается с драконом. Так продолжалось до тех пор, пока
не  наступил  Век человека... Возникло Царство Семи Городов, но
Хаос, оставив Царство Змей, совратил правителей  Заара  и  весь
город  стал  служить  силам  Хаоса.  Семь  Городов  погибли. Но
поднялись новые города, уже на Западе, и вновь  Хаос  попытался
одержать  верх,  на этот раз в Нианге, лежащей между Востоком и
Западом...
     Летописи  рассказывают  об  эпохе  Серых  Колдунов.  В  те
времена  три  города Нианги подчинили себе силы зла. Они хотели
завладеть всем миром. Это было за  тридцать  веков  до  времени
Тонгора.  Сейчас  мы  мало  что  знаем  о тех мрачных днях. Три
города -- Кут, Шандатар и великий Занджан --  овладели  многими
секретами  сил Хаоса, познали тайну вечного светила -- Солнца и
вечной тверди -- Земли. И кроме того, они овладели серой магией
-- зловещим искусством подчинения человеческого разума и  воли,
превращающим  человека  в  тупое послушное животное или буйного
безумца...
     Но Девятнадцать Богов, разгневавшись, стерли с лица  земли
эти  города,  превратив  в  пыль  их стены и башни. Их жители в
страхе бежали из проклятых богами  домов  и  храмов...  Но  кто
знает,  какие  страшные колдовские орудия остались погребенными
под руинами разрушенных городов... Не их  ли  вытащил  на  свет
жестокий  и  безумный  Белшатла,  подвергая наш век опасностям,
пришедшим из далеких эпох.


     Негромкий дрожащий голос Иерарха смолк,  и  в  наступившей
тишине  было  отчетливо  слышно,  как старик слабой рукой вновь
запечатал   металлическую   книгу   девятнадцатью    священными
печатями, закрывающими ее страницы от взглядов непосвященного.
     Все присутствующие некоторое время сидели в молчании.
     Золотые  глаза Тонгора сверкали, как у охотящегося вандара
-- громадного свирепого черного льва древней Лемурии.
     -- Опять и опять Хаос, -- проворчал валькар. -- Неужели мы
никогда не справимся с темными силами? Не прошло и  шести  лет,
как мы одолели черный город Заар и океанские воды навеки скрыли
его от людских глаз, -- и вновь Хаос обрушил на нас свои силы.
     --  Сын мой, -- мрачно обратился к королю Иерарх. -- Война
между Хаосом и силами Мироздания велась испокон веков, и  конца
ей  не  видно.  Хаос и Мироздание сражались на погибшей планете
Зарканду сто миллионов лет назад. Эта война не закончилась даже
когда Божественный Аватар, Воин-Лев, победил Сына Черного Бога.
Не окончилась эта битва и на планете  Иридар  десять  миллионов
лет  назад,  когда Чандар уничтожил Черный Факел, или когда его
могучий сын Арн добыл меч Псаматис,  а  три  Великих  Талисмана
были  вырваны из цепких лап Хаоса. Не закончилась вечная война,
и когда ты, Тонгор, обрушил черные стены Заара. Ибо конца  этой
войне  не  будет  ни  на нашем веку, ни в бесчисленных грядущих
тысячелетиях.


     Бог-Солнце Эдир давно уже миновал зенит и сейчас  медленно
катил  свой пылающий глаз к западу. Длинные тени легли на улицы
Патанги, протянувшись от одной стены до другой. А во дворце Ста
Сарков Тонгор Могучий, словно лев в клетке,  ходил  из  угла  в
угол  по  одному  из  залов, крепко прижимая к себе младенца --
свою дочь.
     Его подруга Сумия следила за ним печальным взглядом  своих
огромных  черных глаз. Сухие, невыплаканные слезы наполняли эти
глаза, но, как истинная королева, Сумия не могла позволить себе
разрыдаться.
     -- итак, у меня нет другого выбора, -- произнес Тонгор. --
Только с благословения Тиандры,  богини  Удачи,  дерзкий  Барим
отважился   пробраться   ко   мне  и  предупредить  о  грозящей
опасности. Рыжая Борода  сказал,  что  Таракус  вот-вот  начнет
войну,   но   у   меня   еще   есть   несколько   дней,   чтобы
воспрепятствовать  вторжению  Каштара   Красного   Волка.   Эта
отсрочка  нам  на  руку -- ибо за это время отчаянный и дерзкий
воин может многое успеть.
     -- Но почему ты хочешь  отправиться  в  Таракус  один?  --
спросила Сумия. Ее спокойный голос не выдал того, что творилось
в  ее душе. -- Несомненно, это опасно, дерзко, почти безумно --
отправиться в одиночку в логово своего злейшего  врага!  Почему
бы  не приказать Тому Первису и не обрушить на Таракус всю мощь
нашего  воздушного   флота?   Неожиданный   удар   с   воздуха,
подкрепленный  к  тому же осадой наземных сил и штурмом с моря,
уничтожит пиратский город прежде, чем его защитники  догадаются
о том, что Империя знает об их коварных планах.
     Тонгор задумчиво посмотрел на Сумию.
     --  Твои  слова  мудры,  но позволь мне не воспользоваться
твоими советами. Представь, что Таракус обрушит Серую Смерть на
наши летающие лодки и уничтожит  Черных  Драконов...  Последняя
надежда Патанги рухнет еще до того, как пиратский флот выйдет в
море.   Нет!  У  нас,  валкаров,  есть  древняя  пословица:  не
складывай все стрелы в один колчан. Если с ним что-то случится,
ты останешься безоружным в тяжелый час. Решено! Я отправлюсь  в
Таракус  на  борту "Ятагана". Ну подумай, кому придет в голову,
что Повелитель Шести Городов сам отправится в  логово  пиратов,
вместо  того, чтобы руководить войсками, спрятавшись за стенами
Патанги, под защитой своих воинов? А в Таракусе никто  меня  не
узнает.  И кроме того, сейчас у меня есть отличный шанс. Каштар
не знает, что Барим Рыжая Борода -- мой друг. Значит,  "Ятаган"
сможет войти в порт Таракуса беспрепятственно. А неожиданность,
плюс  помощь  Барима  и его верной команды... Быть может, это и
спасет Патангу, если будет на то воля и милость богов.
     Княгиня не стала больше протестовать и спорить. Тонгор был
прав. Это она признавала, несмотря  на  то,  что  в  ее  голове
теснились  сотни  доводов,  требующих  не  отпускать любимого в
опасный  путь.  Но  она  хорошо  знала   своего   необузданного
возлюбленного;  знала  его  отчаянную натуру и понимала, как он
изголодался по битвам и приключениям. Сколько раз за  последние
шесть  лет,  прошедших в мире, Тонгор жаловался, что становится
похож на старый меч, брошенный  в  сырой  подвал  и  постепенно
покрывающийся  ржавчиной.  Женская интуиция и мудрость помогали
Сумии понять Тонгора. Долгие, полные опасностей  и  приключений
годы провел валькар, странствуя, добывая себе пищу, кров и само
право  на  жизнь  мечом  и  кинжалом.  Он  был  пиратом, вором,
разбойником-одиночкой и главарем банды.  И  лишь  затем  судьба
привела его к трону самого могущественного государства Запада.
     Итак,   Сумия  не  стала  больше  спорить  и  отговаривать
Тонгора.
     -- Так когда же ты отправишься в путь? -- спросила она.
     -- На рассвете, -- последовал короткий ответ.
     Княгиня  улыбнулась,  томно  и  призывно  потянулась  всем
телом;  ее  руки  скользнули  к  прическе -- и тотчас же черные
волосы водопадом сбежали по ее плечам и спине.
     -- До рассвета еще много  времени,  --  прошептала  она  и
улыбнулась,  увидев,  как  сверкнули  глаза  Тонгора. Аккуратно
уложив дочку в колыбель, могучий северянин легко поднял любимую
на руки и крепко сжал ее в объятиях.



     Как  только  первые  лучи  позолотили  край  небосвода  на
востоке,  из  бухты  Патанги  вышла черная галера. Ей предстоял
долгий путь. Пурпурные паруса надулись,  ловя  утренний  ветер;
черный  корабль  в  полной  тишине стремительно вспарывал носом
воду. Лишь потрескивали шпангоуты, поскрипывали доски бортов  и
палубы да свистел в снастях ветер.
     Утренняя  дымка,  густая, как молоко, клубилась над водой.
Звезды все еще сверкали на небе, но с каждой минутой на востоке
все сильнее полыхало багрово-золотое зарево,  заставляя  звезды
померкнуть. Наступал день.
     Резкий порыв ветра сорвал с гребня волны пену и швырнул ее
на палубу  галеры.  Тонгор,  меряющий палубу "Ятагана" широкими
шагами, облизнул соль с губ. Прошли годы с тех пор, как могучий
валкар сошел  с  палубы  военного  судна,  и  сейчас  северянин
радовался,  что  время,  проведенное  во  дворце,  за  решением
государственных дел, не заглушило в нем навыки  моряка.  Тонгор
улыбнулся,  тряхнул  черной  шевелюрой на соленом ветру. Словно
пьянящий напиток,  вдыхал  он  морской  воздух.  "Привет  тебе,
Горм!" -- раздался из его груди крик благодарности богам. Опять
жить  полной жизнью, ощущать свою силу, нестись навстречу новым
приключениям в открытое море, на стремительном корабле,  бок  о
бок со старыми, надежными друзьями!
     У  штурвала стоял старина Дурган. Взойдя на мостик, Тонгор
приветствовал его. Сам Барим, капитан пиратов, был на носу.  Он
полной  грудью  вдыхал  соленый  воздух,  подставив  свое  тело
брызгам морской воды. Барим  оделся  более  чем  легко.  Помимо
широких кожаных штанов и высоких сапог, он нацепил лишь широкую
кожаную   перевязь   через   плечо.  Тонгор  же  сменил  черный
королевский  бархат  на  потертые  кожаные   брюки   и   куртку
странствующего лемурийского воина.
     Черные  сапоги  до колен, широкий алый пояс, несколько раз
обмотанный вокруг талии... Под кожаной  курткой  у  Тонгора  не
было  ничего,  кроме  ремней.  За  спиной Тонгора словно крылья
развевалась черная  плащ-накидка,  прикрепленная  к  ремням  на
плечах   застежками,   украшенными  кусками  дымчатого  кварца.
Саркозан -- большой меч из  валькаров  --  покоился  в  кожаных
ножнах  на  боку  могучего  варвара.  Остро отточенный кинжал и
поясной кошелек дополняли костюм и снаряжение Тонгора.
     Барим  внимательно  осмотрел,   как   Повелитель   Патанги
подходит к нему, поднимая в приветствии руку.
     --  Отличный  денек, приятель, а?.. Керхем! -- чертыхнулся
рыжебородый капитан. -- Я хотел сказать: Ваше Величество...
     Тонгор ухмыльнулся, сверкнув белоснежными зубами.
     -- Без титулов, Рыжая Борода! Здесь ты  --  капитан,  а  я
всего лишь член экипажа. И если мы хотим без лишнего шума войти
в  Таракус,  то лучше будет на время забыть то имя, под которым
меня знают, как Повелителя Шести Городов.
     -- Черт  побери,  здравая  мысль,  парень,  --  согласился
Барим. -- Ну, и какое имя мы тебе придумаем?
     Что-то сверкнуло в золотых глазах Тонгора.
     --  Дай  подумать.  Слушай,  когда  я  много лет назад был
таракусским пиратом, меня называли Конгрим  --  Черный  Ястреб.
Так пусть и сейчас на борту "Ятагана" меня зовут так же: Черный
Ястреб. Идет?
     -- Договорились, Черный Ястреб, -- кивнул Барим.
     За   спинами   моряков   заскрипели   доски.  Обернувшись,
собеседники увидели, что на нос галеры поднялся молодой коджан,
офицер полка Черных Драконов  --  Чарн  Товис.  Свой  роскошный
золоченый  шлем  и  доспехи  он  оставил в Патанге. Теперь Чарн
Товис был одет в просторный костюм из черной  кожи.  Ступив  на
носовую  палубу,  он  вежливо приветствовал своего повелителя и
капитана судна.
     Из всех благородных, умелых и храбрых воинов Тонгор взял с
собой в это  опасное  путешествие  только  Чарна  Товиса.  Быть
может,  выбор  пал  на  него,  потому что именно он, еще совсем
юношей, три года назад спас принца Тарта,  вырвав  его  из  лап
Далендуса Вула. Своей храбростью и боевым искусством этот юноша
сумел  покорить  и  капитана,  и  команду пиратской галеры. Его
мудрые речи, наравне с мужеством  малолетнего  принца,  сыграли
решающую  роль  в  том, что пираты "Ятагана" перешли на сторону
Патанги.
     Однако на это была и другая причина. Дело в том, что Барим
Рыжая Борода был родом не из Дакшины,  южной  страны,  а  попал
туда  с  севера,  из  той же стороны, где родился и сам Тонгор.
Рыжебородый  воин  вырос  на  холодных,  заснеженных   равнинах
Белнарта,   на  берегу  залива  Жаранга  Тетрайбаала  --  части
Великого Северного океана. Белнарт  лежал  недалеко  от  родной
страны  Тонгора, где обитало племя валькаров, за хребтом Эобар.
Тонгор принадлежал  племени  Черных  Ястребов,  давно  и  тесно
связанных  дружбой и родством с племенем Белых Волков, к одному
из  кланов  которого  принадлежал  и  Барим.   Северяне   редко
пересекали горы Моммур. Поэтому они старались держаться вместе,
когда вокруг начинали свистеть стрелы и звенеть мечи.
     Чарн   Товис   был  счастлив  вновь  оказаться  на  палубе
"Ятагана", вместе со старыми друзьями. А  кроме  того,  он  был
горд  тем,  что  Великий  Тонгор  из десяти тысяч воинов выбрал
именно его своим спутником в этом опасном путешествии. Не успел
офицер обменяться приветствиями с Баримом и  Тонгором,  как  за
его  спиной,  над верхней ступенькой трапа, показалась круглая,
как луна, физиономия Блая, расплывшаяся в улыбке.
     -- Эй, капитан! Кок говорит, что завтрак готов и  что  еда
остынет, если вы немедленно не сядете за стол, -- объявил он.
     Они  собрались в большой каюте, которую занимал Барим. Это
было просторное помещение с низким потолком, который пересекали
тяжелые толстые балки. Со вбитых в них крюков свисали на  цепях
масляные светильники. Небольшие окна, выходившие на палубу и на
море,  отбрасывали  светлые пятна на пол каюты. Барим предложил
было своему высокому гостю капитанскую каюту, но  Конгрим,  как
Тонгор  приказал  называть себя во время путешествия, предпочел
делить  каюту  со  светловолосым  Тангмаром  из  Коданга.   Что
касается  Чарна  Товиса,  то  он  был  рад оказаться в компании
Рмоахала и Рогира. С ними обоими он  крепко  сдружился  еще  во
время предыдущего плавания.
     В  большой  каюте  был  накрыт шикарный стол. Тонгор, Чарн
Товис,  Рыжая  Борода  и  его  первый  помощник  --   невысокий
смуглолицый офицер по имени Ангар Зенд -- приступили к трапезе.
Печеная  рыба  в лимонном соусе, свежие фрукты, горячий, только
что испеченный  хлеб,  копченая  дичь  и  пряное  мясо  кабана,
огромные  ломти жирного сыра и терпкий коричневый эль в золотых
червленых  кубках,  несомненно,  похищенных  некогда  из  трюма
какой-нибудь  богатой  торговой галеры, -- все это и еще многое
другое было выставлено на стол. Свежий  соленый  воздух  придал
всем  зверский  аппетит,  и  друзья  без  церемоний  взялись за
приятное дело.


     Весь день и последовавшую за ним ночь, а затем и следующий
день быстрая  галера,  нос  которой  украшала  медная  драконья
голова, неслась под пурпурными парусами по волнам залива.
     Великий  залив  Патанги  глубоко  врезался  в  Лемурийский
континент, почти разрезая его надвое. Прежде, чем на  горизонте
появятся  грозные башни крепости Таракуса, "Ятагану" предстояло
проплыть еще много лиг.
     Над  мачтами  кружили  и   кричали   чайки.   Белая   пена
разбегалась  в  стороны  за  кормой.  Острый нос галеры, словно
отточенный огромный нож, врезался в бескрайнюю водную гладь.
     Стены  Патанги  давно  скрылись  из  виду.  Вскоре  галера
миновала  показавшийся  на  горизонте Тардис, еще один город на
побережье залива, где  на  троне  восседал  князь  Баранд  Тон.
Вскоре  и  эта крепость осталась позади. Стоя у борта, Тонгор и
Чарн Товис наблюдали, как мимо проплывают  Шембис  и  Зингабал.
Наконец они миновали Пелорм -- последний дружественный город на
их пути.
     великий  залив  стал  намного  шире.  Его воды смешались с
более солеными и холодными волнами Яшензеб Чуна -- Южного моря.
Еще несколько лиг -- и на горизонте покажутся  башни  пиратской
цитадели  --  Таракуса.  Еще ночь под парусом и несколько часов
пути при свете дня --  и  "Ятаган"  бросит  якорь  в  огромной,
удобной бухте столицы пиратского королевства.
     Но тут Судьба взяла дело в свои руки.


     Зоркий  матрос-тарданец,  лицо  которого было обезображено
клеймом раба с галер Шембиса, первым увидел чудовище. Он  сидел
в большой плетеной корзине на самом верху мачты, чтобы помогать
рулевому   ориентироваться   в   сгущающихся  сумерках.  Сигнал
тревоги, поданный впередсмотрящим, поднял всю команду на  ноги.
Экипаж стремительно занял боевую позицию.
     В  нескольких  сотнях  ярдов  впереди по курсу из-под воды
показалась  огромная  чешуйчатая  голова  с  горящими  холодным
янтарным огнем глазами.
     Толстяк  Блай звучно икнул. Старый одноглазый Дурган потер
здоровый глаз и забормотал молитву  морскому  богу  Шастадиону.
Тангмар  задумчиво  проверил  остроту  клинка  своего  меча,  а
великан Рогир потянул с плеча лук.  Все  пираты  спокойно,  без
паники готовились вступить в схватку не на жизнь, а на смерть с
чудовищем из морских глубин.
     Перед   галерой   вынырнул  один  из  драконов,  живших  в
лемурийскую эпоху. Огромный лярт,  сверкая  холодными  глазами,
извиваясь,  плыл  навстречу  судну,  широко  раскрыв  пасть,  в
которой сверкали драконьи клыки.
     Не так уж часто чудовища Южного моря заплывали так  высоко
в  Залив.  Их  домом  и  владениями  были океанские глубины. Но
несколько раз в год рыба, которой обычно питались эти  драконы,
уходила  в Залив, чтобы отнереститься в устьях впадающих в него
рек. И тогда бешеные от голода чудовища заплывали в залив вслед
за  рыбой...  а  морякам   Лемурии   оставалось   лишь   молить
зеленобородого  Бога  Морей  о пощаде. Ведь взрослый лярт вдвое
длиннее корабля; его могучий хвост, огромные  когти  и  ужасные
челюсти могли разбить галеру в щепки или утащить под воду.
     Тонгор стоял на носу, сжимая в руке большой меч валькаров.
Однажды,  двенадцать лет назад, его воллер совершил вынужденную
посадку в водах Залива и был атакован морским  драконом.  Тогда
Девятнадцать   Богов   оказались  милостивы  к  Тонгору  и  его
спутникам. Всему экипажу удалось избежать смертоносных челюстей
Ужаса Глубин. Но если это чудовище нападет на  "Ятаган",  будут
ли  боги  столь  же  милостивы  во  второй  раз и помогут ли им
избежать клыков и когтей огромного лярта?
     -- Горчак, Туран, Минга -- быстро  к  катапультам!  Рогир,
бери  своих  стрелков  -- и живо на снасти, повыше! Приготовьте
стрелы. Всем -- к бою!
     Барим Рыжая Борода,  натягивая  доспехи,  отдавал  приказы
своей  команде.  В палубе открылись широкие люки, из которых на
крепких платформах подняли морские катапульты. Тяжелые каменные
глыбы и слитки  чугуна,  в  мирное  время  служившие  "Ятагану"
балластом,  легли на рычаги могучих орудий. Заскрипели лебедки,
натягивая канаты и устанавливая катапульты под нужным углом.
     В те далекие времена, за многие тысячелетия до изобретения
пороха   и   изготовления   первой   пушки,   катапульты   были
единственным  оружием  лемурийских  мореплавателей, которое они
могли  противопоставить  огромный  драконам.  Удачно   пущенный
камень  мог  оглушить  или  испугать  чудовище.  А  если  очень
повезет, можно было и добить тяжело раненного  или  оглушенного
лярта, подойдя к нему вплотную.
     Но  все  знали  и  то,  что,  если катапульты подведут, то
кораблю и его экипажу конец. Стрелы, мечи и копья едва ли могли
повредить этой чешуйчатой машине смерти. Могучие кости и  клыки
твари могли разбить палубу, пробить борт, сломать мачты.
     Некоторое  время  лярт неподвижно глядел на приближающийся
корабль, словно что-то оценивая и прикидывая. Неподвижные глаза
дракона по-прежнему горели холодным желтым огнем.
     Затем, издав дикий рев, чудовище направилось к  "Ятагану".
Почти  в  тот  же  миг  удар меча перерезал натянутые канаты, и
рычаг одной из катапульт  взметнулся  в  небо.  Тяжелый  снаряд
описал в воздухе дугу и, не попав в цель, рухнул в море, подняв
фонтан брызг.
     Еще  две  катапульты  со  скрежетом распрямили свои сжатые
мускулы, отправляя смертоносный груз в сторону дракона. Одно из
каменных ядер вскользь ударило по чешуйчатой спине взвывшего от
боли чудовища, другое упало в воду рядом  с  ним,  не  причинив
вреда.
     В следующий миг лярт набросился на корабль.
     Одна огромная, покрытая чешуей лапа впилась когтями в борт
галеры.  Толстые доски заскрипели и застонали, когда громадные,
как сабли, клыки вонзились в них. Словно в кошмарном  сне,  над
бортом  поднялась  огромная  голова  и, нагнувшись над палубой,
оглядела палубу судна, выбирая добычу.
     Щелкнули страшные челюсти.  Откушенная  голова  одного  из
матросов  покатилась  по  доскам,  а  тело,  рухнув  на палубу,
забилось в  конвульсиях.  Перекусив  человека  пополам,  дракон
начал  жевать  добычу,  глотая  огромные  куски  мяса, с трудом
проходящие в горло.
     Через какое-то мгновение  все  было  кончено,  а  страшная
голова  чудовища  метнулась  в  следующей  жертве. Снова фонтан
крови брызнул из оскаленной пасти,  заливая  палубу.  Еще  один
матрос умер страшной смертью.
     Засвистели  стрелы,  пущенные  с  рей и снастей. Но они не
смогли пробить толстую  чешуйчатую  шкуру  дракона.  Рогир  без
устали  посылал  стрелу за стрелой в противника, но большинство
из них лишь отскакивало от живой брони чудовища.
     Затем голова лярта  метнулась  к  тому  месту,  где  стоял
Тонгор, сжимавший в руке свой тяжелый меч.
     Все  произошло  за  какое-то  мгновение.  В  сумерках,  во
всеобщем смятении никто так и не разобрался, что же  случилось.
Да  и  у  Тонгора  не было времени на размышления и обдумывание
плана. Словно вспышка молнии, инстинкт самосохранения  заставил
его действовать.
     Могучий и ловкий валкар отскочил от огромной головы. Одним
стремительным  броском  он добрался до борта судна, а затем, не
снижая скорости понесся вверх по вантам. В  тот  момент,  когда
покрытая  чешуей голова чудовища оказалась под ним, Тонгор, сам
не осознавая, что делает, спрыгнул сверху на чудовище.
     Прежде чем  кто-либо  понял,  что  произошло,  валкар  уже
восседал  на  шее  лярта, обхватив горло твари ногами, упираясь
ступнями в основание нижней челюсти.
     В  последних  лучах  заходящего  солнца  мелькнула   сталь
клинка.  Острый  меч Тонгора обрушился на шею дракона! От дикой
боли все тело лярта изогнулось.
     Повинуясь   инстинкту   прирожденного   охотника,   Тонгор
продолжал наносить удар за ударом в одно из самых уязвимых мест
тела  гигантской  рептилии  -- в основание черепа, где шея была
наиболее узкой, шкура -- тонкой. Тонгор понимал, что  если  ему
удастся сильно ранить дракона, то он оставит судно в покое.
     Вновь   и  вновь  взлетал  в  воздух  клинок,  все  глубже
вгрызаясь в шею чудовища, подбираясь к позвонкам.
     Издав дикий, леденящий кровь  крик,  переходящий  в  стон,
лярт разжал когти и выпустил из лап борт галеры. Затем чудовище
погрузилось в воду, подняв фонтан кровавой пены.
     Прежде, чем Чарн Товис и Барим поняли, что произошло, лярт
оказался в сотне ярдов от судна. Вдалеке было видно, что Тонгор
все еще  сидит  верхом  на  шее  чудовища,  а его меч взлетая в
воздух  вонзается  в  шею  дракона.  Еще  один  яростный   крик
изнемогающего  от  боли  чудовища  --  и  оно скрылось из вида,
оставив после себя лишь  быстро  исчезающий  след  из  кровавой
пены.
     Последний  раз  ударил  по  воде  огромный хвост, и дракон
исчез. Вместе с ним пропал из виду и Тонгор.
     На  борту  галеры  воцарилось  молчание.  Пираты  в  ужасе
смотрели  друг  на  друга.  Постепенно  люди ожили, бледные как
полотно лица порозовели, моряки зашептали молитвы разным богам.
     Долго бороздила галера гладь залива в  поисках  пропавшего
Тонгора.  Солнце  совсем  скрылось  за  горизонтом,  а шлюпки с
"Ятагана" все еще прочесывали пространство в  том  направлении,
куда  уплыло  чудовище. Острые глаза моряков искали валкартанца
-- живого или мертвого. Его искали, и  когда  опустилась  ночь,
при свете факелов и масляных ламп.
     Но  когда  луна прошла уже половину своего пути по ночному
небу, Барим, скрепя сердце,  отдал  приказ  прекратить  поиски.
Сердце  и  опыт старого морского волка твердили ему, что ночные
поиски не могут увенчаться успехом и лишь увеличивают риск  для
оставшихся в живых членов экипажа.
     Волны  Залива  поглотили  могучего Воина Западных Городов.
Теперь  только  богам  было  ведомо,   куда   отправилась   его
беспокойная  душа: к холодным берегам Страны Теней или к черным
пещерам неведомых глубин.






     "...были поставлены границы, за  которые  Боги  не  хотели
впускать   человеческое  любопытство,  по  своей  мудрости,  но
человеческий разум в жажде познания дерзнул шагнуть  за  черту,
обозначенную  Богами...  А  здесь,  там,  где  идет война между
твердью Мироздания и океаном Хаоса,  действуют  такие  страшные
Силы,  о  которых и Боги мало что знают, и которые ни Божество,
ни Демон не осмелятся призвать себе на помощь..."
                                                  -- Алая Эдда



     Бессчетные дни и ночи провел Карм Карвус в мрачной темнице
под одной из башен Замка Таракуса -- пиратского  города.  Князь
жаждал свободы, свободы и отмщения!
     Когда  эскадра  пиратских  судов  неожиданно  вынырнула из
темноты, его огромная трирема едва успела подготовиться к  бою.
Словно черные морские волки, пиратские корабли, жаждущие крови,
налетели  со  всех  сторон.  Воины  на  борту  триремы обнажили
клинки,  готовясь  до  последнего   дыхания   защищать   своего
господина  и  погибнуть  в  этой  последней  схватке. Но пираты
Таракуса лишили их и этого последнего права.
     Прикрыв глаза, Правитель  Царгола  до  мельчайших  деталей
вспомнил  эту  ужасную  сцену  уже  в  тысячный  раз.  На  носу
ближайшего  пиратского   корабля   стояло   какое-то   странное
приспособление   --   фантастический   прибор,   состоящий   из
хрустальных шаров и латунных прутьев. Неожиданно из него ударил
луч  серого  света.  Это  неестественное  сияние   непостижимым
образом сводило с ума любого, кто смотрел на эти лучи.
     Чудовищным усилием воли князь заставил себя отвернуться от
ужасной  лампы.  Но  его  команда и свита -- матросы и офицеры,
слуги и придворные, охрана и повара  --  все,  не  сводя  глаз,
словно завороженные следили за неведомым серым свечением.
     Красные  Волки  Таракуса  взошли  на  борт его триремы, не
встретив сопротивления. Лишь Карм Карвус  отчаянно  сражался  с
окружившими его со всех сторон пиратами, пока численный перевес
не  сделал  свое  дело:  гордый  князь был повержен на палубу и
связан. А его верные и храбрые воины словно приросли к палубе и
неподвижно глядели  на  мерцающую  серую  лампу.  Затем,  когда
пираты,  вытащив  связанного  по  рукам  и ногам Карма Карвуса,
покинули борт "Короны Царгола", их командир,  в  котором  принц
узнал  самого  Каштара Красного Волка, отдал лишь один короткий
приказ:
     -- Убить!
     Палубы триремы превратились  в  поле  жестокого  сражения.
Сердце  Карма  Карвуса разрывалось при виде того, как его люди,
повинуясь приказу пирата, превратились в диких  зверей.  Словно
бешеные  псы,  моряки Царгола набросились друг на друга, нанося
удары клинками и кулаками, вонзая  зубы  в  горло  ближнего.  А
пираты  со смехом наблюдали за кровавой бойней, заключая пари и
издеваясь над безумцами.
     Это случилось много  дней  назад.  С  явным  усилием  Карм
Карвус  попытался  отогнать  кошмарную картину, достойную самых
страшных описаний ада.
     -- Отец богов и людей, почему я должен это помнить?!
     Камера в темнице,  в  которую  был  брошен  пленный  князь
Царгола,   была   темной,  сырой,  пропахшей  запахом  гнили  и
нечистот.  Между  неплотно  уложенными   камнями   поблескивала
зловонная   жижа.   Откуда-то  сверху  капала  вода.  Медленное
"кап-кап" не меняло своего ритма ни днем, ни  ночью,  и  только
один этот монотонный звук уже мог свести узника с ума.
     Губы  князя  скривились  в  презрительной  усмешке:  чтобы
сделать пленника безумным, Красным Волкам даже  не  нужно  было
обращаться за помощью к колдовской серой лампе. Достаточно было
засунуть его в эту темницу.
     Долгие  дневные  часы  князь  Царгола провел в медитациях.
Время от  времени,  чтобы  нарушить  тишину,  разрываемую  лишь
монотонным  звоном капель, он читал вслух фрагменты древних саг
и  песен  о  храбрых  воинах,  которые  еще  в  детстве  заучил
наизусть.  Немало  размышлял  он  и над гнетущей его проблемой:
зачем пираты пленили его? В конце концов Карм Карвус  пришел  к
выводу,   что  виной  всему  --  возросшие  аппетиты  правителя
пиратского  города,  решившегося  на  дерзкое  похищение   ради
выкупа,  который  можно будет потребовать с его родного города.
Пираты продумали  все  абсолютно  верно.  Народ  Царгола  любил
своего  князя  и  дорого  заплатит  за  то, чтобы спасти его от
раскаленных щипцов и крючьев палачей Таракуса. В  глубине  души
Карм  Карвус давно поклялся, что, если ему суждено когда-нибудь
вырваться на свободу, то он посвятит остаток своих  дней  тому,
чтобы раздавить это змеиное гнездо, сравнять с землей пиратский
город, и не успокоится, пока не увидит предводителя корсаров на
виселице или обезглавленным на плахе.
     Вскоре  другая  мысль  пришла  ему  в  голову. А что, если
Каштару нужен не выкуп -- ведь пиратское государство и  так  не
бедствовало,  --  а  нечто другое, например, трон Царгола? Что,
если Каштар Красный Волк решил присоединить Царгол к пиратскому
царству? Такое предположение не выглядело совсем уж невероятно.
Карм Карвус надеялся, что у придворных хватит мужества  выбрать
меньшее  из  зол и сохранить свободу городу, даже обрекая таким
образом своего князя на медленную и мучительную смерть  от  рук
палачей.
     В этих раздумьях Карм Карвус проводил дни заточения и ждал
возможности  вырваться  на  свободу,  надеясь, что такой случай
подвернется. Он даже не догадывался о размахе заговора  Каштара
против Шести Городов...


     Наконец  монотонное  существование  узника  было  нарушено
чем-то необычным.
     Карм Карвус уже пробудился от тяжелого, беспокойного  сна,
выполнил  серию  физических  упражнений,  поддерживающих  его в
форме, и теперь заканчивал обычную утреннюю трапезу,  состоящую
из  кислого вина, черного хлеба и заплесневелого сыра. Поев, он
растянулся на жестком ложе и стал решать в уме теоремы древнего
лемурийского  философа   Тантона   Альтхаарского.   Вдруг   его
размышления   были  прерваны  звуком  шагов.  Лязгнули  клинки,
послышалось шуршание одежды...
     В тот же миг князь  весь  обратился  в  слух  и  ожидание.
Тюремщики, естественно, обезоружили его, но, не заковав в цепи,
предоставили   свободу  в  пределах  его  камеры.  Было  вполне
вероятно, что за дверью окажется не так много  людей,  чтобы  с
ними  нельзя  было  справиться  узнику,  жаждущему вырваться на
свободу.  ведь  наверняка   они   ожидают   найти   в   темнице
сломленного,  ослабевшего, поникшего и безвольного узника. Если
так, то тюремщиков  Таракуса  ждал  сюрприз,  ибо  их  встретил
полный сил, готовый к бою и жаждущий отмщений воин.
     Ключ с лязгом повернулся в замке. Заскрипели ржавые петли,
и тяжелая  дверь камеры открылась. Свет факелов залил помещение
-- свет, слишком яркий, просто  ослепительный,  для  того,  кто
провел   множество   дней   и   ночей   в   кромешной  темноте.
Прищурившись,  Карм  Карвус  разглядел  семерых  стражников   с
палашами наготове. Принц с трудом подавил стон отчаяния: у него
не было никаких шансов. Броситься одному, без оружия на семерых
вооруженных  и  готовых  к  сопротивлению противников -- чистое
безумие.
     Командовал стражниками человек с  волевым  лицом,  которое
могло  бы  быть  красивым, если бы не безобразный шрам от удара
саблей, пересекавший щеку от уха  до  подбородка  и  изогнувший
губы  в  страшном  подобии  улыбки. Он приказал принцу выйти из
камеры в коридор, где того сразу же  окружили  со  всех  сторон
стражники с обнаженными клинками.
     Карма  Карвуса  провели  вдоль ряда камер, таких же, как и
та, где он провел столько дней и ночей. Некоторые были  заняты,
некоторые  пусты.  Во  многих были лишь прикованные скелеты или
обезумевшие   от   долгих    лет    одиночества    и    темноты
полулюди-полузвери.
     По  винтовой  лестнице  процессия поднялась на другой этаж
огромного замка.  Молчаливый  командир  стражников  не  изъявил
желания  объяснить  Карму Карвусу причину этого перемещения. Со
своей  стороны,  гордый  князь  не  снизошел  до  того,   чтобы
обратиться к тюремщику с вопросом. Он шел широким шагом, высоко
подняв голову и расправив плечи, словно не узник под конвоем, а
король со свитой.
     Дворец  вождя  пиратов  был невероятно роскошен. Корзины и
ларцы с драгоценностями стояли тут и  там,  словно  бесполезные
безделушки.  Тончайшей  работы ковры были раскиданы по полу. По
углам стояли, а то и валялись никому  не  нужные  статуэтки  из
золота  и  слоновой  кости,  чеканные кубки. Мебель тут была из
самых дорогих пород дерева...
     Пираты мало походили один на другого. Они  были  выходцами
из  десятков  городов  и  стран.  Но все они выглядели давно не
мытыми и не бритыми. У всех в ушах  висели  золотые  серьги,  а
пальцы  украшали  перстни  с  самоцветами.  Они  носили дорогие
наряды из парчи, бархата и шелка, украшенные золотыми  пряжками
и  застежками.  Но вся эта роскошь была залита маслом, заляпана
грязью, а поверх всего -- покрыта пятнами  от  пролитого  вина.
Пиратский  дворец, казалось, ломился от сказочных богатств, но,
похоже, здесь им не придавали особого значения.
     Наконец процессия оказалась в одном из центральных  залов,
освещенном  стоящими  на  полу  свечами толщиной с человеческое
тело. В ярком золотистом свете Карм  Карвус  увидел  стройного,
элегантного  человека  в  красных  шелковых  штанах  и  рубахе,
обтягивающих тело, как хорошая  перчатка  облегает  руку.  Этот
человек  восседал  на  помосте в красивом кресле, вырезанном из
цельного  бивня  невиданных  размеров   слона-великана.   Этого
человека с сальными волосами, перевязанными шелковым шнурком, и
с  пальцами, каждый из которых украшало по перстню, Карм Карвус
сразу узнал. Это был Каштар  Красный  Волк,  повелитель  города
пиратов.
     Они  долго  глядели  друг на друга, не произнося ни слова.
Пиратский король был одновременно ленив и  напряжен  --  словно
отдыхающий,  но  прислушивающийся к окружающим звукам кот. Кожа
на его лице цветом походила на старый пергамент, а глаза горели
холодным  черным  пламенем.  На  лице  его  застыло   выражение
жестокого   пренебрежения.  В  ухе  висела  серьга  с  огромным
рубином.
     На  нижней  ступени  помоста  стоял  другой  человек,  чье
странное  одеяние  привлекло внимание Карма Карвуса. незнакомец
был  высок,  его  череп  --  гладко  выбрит,  а  глаза,  словно
стеклянные,  ничего  не  выражали  и  смотрели  в  одну  точку.
Странный человек был одет в серую хламиду, похожую  на  одеяние
жреца  какого-то  неизвестного  бога. Таинственные иероглифы на
незнакомом князю Царгола языке алой шелковой нитью были  вышиты
на груди стоящего у подножия трона человека.
     Карм Карвус догадался, кто это. Трудно было ошибиться. Это
был Белшатла  --  придворный колдун империи Каштара, пиратского
короля.
     Наконец Каштар улыбнулся и насмешливо склонился в поклоне.
Его голос был тих и полон издевки:
     -- Ну, мой дорогой князь, я надеюсь,  что  вы  нашли  свои
палаты весьма сносными, а наше гостеприимство вполне достойным?
     --  Я  нашел твое гостеприимство именно таким, каким оно и
должно быть, -- спокойно ответил Карм Карвус.
     --  Великолепно,  великолепно!  --   кивнул   предводитель
пиратов.  --  Я  совсем  зачах  от скуки. Боюсь, мои приятели и
придворные  --  Слишком  грубая  и  неотесанная  компания   для
цивилизованного  человека  и  едва  ли  подходят  для общения с
князем. Я надеюсь, что вы позабавите меня, мой гость.
     -- Должен признать, что  я  бы  предпочел  компанию  самых
грязных отбросов человеческого общества, каковыми являются твои
подчиненные, чем общество такой кровавой свиньи, как ты. Боюсь,
ты   не  вписываешься  в  мои  представления  о  цивилизованном
человеке.
     Черный  огонь  вспыхнул  в  глазах   одетого   в   красное
предводителя   пиратов,   а  рука  его  крепко  сжала  золотую,
украшенную драгоценными камнями рукоятку длинного тонкого меча.
Побледнев,  Каштар  с  видимым  усилием  обуздал  свой  гнев  и
продолжил все тем же сладким голосом:
     --  великолепно!  Потрясающе! Я же тебе говорил, Белшатла,
что почтенный гость позабавит нас. Ну  что  ж,  князь,  вы  уже
начинаете отрабатывать оказанное вам гостеприимство.
     Бритоголовый колдун ничего не ответил Каштару. Карм Карвус
тоже не стал продолжать разговор, а просто стоял, глядя куда-то
мимо Красного Волка.
     Глаза Каштара внимательно изучали Карма Карвуса.
     -- Я полагаю, досточтимый князь, вы провели много времени,
раздумывая  над тем, что привело вас в наш гостеприимный дом, и
почему вам был оказан такой любезный  прием.  Вас  ведь  немало
удивило такое положение вещей, не так ли?
     --  Ничуть,  --  столь же спокойно ответил Карм Карвус. --
Разве беспомощное  животное  размышляет,  оказавшись  в  загоне
мясника?  Оно  несомненно  знает,  что попадет на бойню. В моем
случае я оказался в хлеву, называемым тобой дворцом, только  по
одной причине: тебе нужен выкуп. Я уверен в этом, ибо ты не кто
иной, как самый обыкновенный преступник.
     И  вновь спокойные слова пленника разозлили Каштара. Вновь
вспыхнули черные глаза  пирата,  вновь  дернулась  рука,  чтобы
сжать рукоять меча.
     -- Дерзкие, отчаянно дерзкие слова для того, кто целиком в
моей власти, -- в голосе Красного Волка послышалась угроза.
     --  Ты  ничего  не  можешь; разве что убить меня, -- пожав
плечами, сказал Карм Карвус, а  затем,  вспомнив  слова  своего
старого  друга  Тонгора,  добавил:  --  А человек может умереть
всего лишь один раз.
     К удивлению принца, Каштар рассмеялся.
     -- Выкуп! Боюсь, ты и вправду принимаешь меня за какого-то
бандита. И "убить" -- ты опять ошибаешься во мне, царголец!
     --   Принимая   тебя   за   обыкновенного   мясника?    --
поинтересовался пленник.
     Пират прищурился.
     --  Нет,  дорогой  мой князь, тебе я уготовил иную участь.
Другая, другая судьба заставит  тебя  остаться  здесь,  моим...
э-э... скажем, гостем.
     Карм Карвус вздрогнул.
     --  Ну давай, назови же цену моей свободы. Хватит играть в
кошки-мышки. Мой народ отдаст за меня все, что у него есть.
     -- Но все это не стоит свободы такого человека, как ты, --
ухмыльнулся Красный Волк, -- по крайней  мере,  твое  маленькое
государство не сможет дать нужную цену. А вот могучий Тонгор --
тот, пожалуй, мог бы рассчитаться сполна...
     Страшная   догадка   мелькнула  в  голове  Карма  Карвуса,
заставив его вздрогнуть.
     -- Тонгор? А он-то тут причем?
     -- Пока что ни  при  чем.  Но  скоро,  очень  скоро...  Он
заплатит   мне  назначенную  мной  цену,  клянусь  Одиннадцатью
Кровавыми Преисподними.
     -- Я... не понимаю...
     --  Ну,  тогда  я  снизойду  до  объяснения.   --   Каштар
наклонился  вперед и оперся локтем на резной подлокотник своего
трона из слоновой кости, пристально  глядя  в  глаза  Правителю
Царгола.
     --  Ты -- старый друг Повелителя Патанги, -- почти шепотом
произнес Каштар. -- И я не сомневаюсь, что к тебе он испытывает
такие теплые чувства, что горов заплатить любую цену. Но,  быть
может,  не  совсем.  Но,  когда я добавлю к своей небольшой, но
весьма достойной коллекции друзей  так  называемого  Повелителя
Запада...
     -- Добавишь? -- хрипло выдохнул Карм Карвус.
     --  ну  да!  Смотри:  у  нас уже есть князь Альд Тармис из
города Шембиса, старый Бранд Тон,  Правитель  Тардиса,  и  юный
князь   Зул,   не  далее  чем  год  назад  унаследовавший  трон
Зангабала, ну, и еще кое-кто...
     -- Что же это за дьявольщина! -- простонал Карм Карвус.
     Лицо Каштара расплылось в улыбке победителя.
     -- Узнав, что у меня в руках  пять  или  шесть  правителей
городов  его  Империи,  гордый,  но  человеколюбивый  варвар не
сможет отказать мне  в  моей  просьбе  и  не  отдать  мне  трон
Патанги.  Таким  образом,  пираты Таракуса одним махом захватят
самую большую добычу, самый  богатый  трофей  в  мире  --  саму
Империю!  Если  этот  тупой северянин вдруг решится сразиться с
нами, вы -- его приятели --  будете  постепенно,  медленно,  но
верно  разрезаны  на  куски. А на стены Патанги мы направим луч
безумия, чье действие ты уже мог оценить,  когда  мы  захватили
твой корабль. Вот так-то, дорогой мой князь. На этот раз золото
и  камушки не насытят моего голода. Нам нужны короны и царства.
И мы овладеем  ими,  даже  если  зальем  полмира  лучами  Серой
Смерти!
     Остолбенев  от  ужаса,  Карм  Карвус  ничего  не  ответил.
Неужели  его  судьба  послужит  тем  инструментом,  при  помощи
которого  Тонгор  и  его  народ  будут  обращены  в рабство под
властью жестокого, бесчестного пирата из Таракуса? Увы, похоже,
что так оно и есть.



     Карм Карвус просыпался медленно  и  тяжело,  словно  после
обморока. Некоторое время он даже не мог понять, где он и что с
ним случилось.
     Допрос  перед  костяным  троном  Каштара давно закончился.
Узнавшего об уготованной ему роли  наживки  для  Тонгора  Карма
Карвуса  отвели  обратно в камеру. Это произошло где-то ближе к
полудню.  Остаток  дня  князь  Царгола  провел   в   безутешном
отчаянии.  Затем  в  камеру  принесли  ужин.  Обычно  это  была
отвратительная еда, но на этот  раз  к  вполне  достойной  пище
подали   вкусное  вино.  Карм  Карвус  выпил  все  до  капли  и
провалился сначала в плотную пелену ярких сновидений, а затем в
тяжелый, похожий на забытье сон. И вот теперь он проснулся,  но
где?
     Он  обнаружил,  что  лежит  на мягкой кровати, застеленной
шелковым покрывалом.  Под  головой  принца  оказалась  одна  из
нескольких  обтянутых атласом подушек, разбросанных по кровати.
Осмотревшись, Карм Карвус увидел, что находится  в  комнате  со
стенами,   выложенными   полированными   каменными  плитами,  и
освещенной несколькими медными лампами, свисающими с потолка. В
одном  углу,  на  невысокой  подставке   из   черного   дерева,
инкрустированной   перламутром,   дымилась  большая  серебряная
жаровня. Голубой  дым,  исходивший  от  нее,  наполнял  комнату
приятным ароматом мирра и сандала.
     На  стенах  в  качестве украшений висели тонко выполненные
гобелены с  чересчур  откровенными  эротическими  сюжетами.  На
длинном  низком  столике стояла золотая статуэтка, изображающая
юную девушку, совокупляющуюся с  тремя  сатирами.  Карм  Карвус
тряхнул  головой  и прикрыл глаза. Мозг его работал с трудом, а
тело наполнилось странной слабостью. Запах... Аромал благовоний
был слишком сладок...
     -- Наркотик... Что-то в вине...
     --  именно  так,  князь  Царгола,  --   раздался   хриплый
каркающий голос.
     Глаза  принца широко открылись, и он огляделся. Оказалось,
что в дальнем углу комнаты стоял большой резной стул из черного
дерева. Вырезанные  на  нем  узоры  представляли  собой  головы
демонов,   фигуры   чудовищ   и   все   те  же  силуэты  людей,
совокупляющихся друг с другом и с животными. На стуле  восседал
обритый  наголо  человек  в  сером  хитоне  жреца  неизвестного
культа.
     -- Белшатла? Что же это...
     Карм Карвус попытался встать,  но  непреодолимая  слабость
заставила  его вновь опуститься на подушки. Серый Колдун кивнул
и растянул губы в безжизненной улыбке.
     -- Ну да, Белшатла... Слабость скоро пройдет, и  ты  снова
станешь самим собой, -- сообщил колдун.
     -- Но почему..?
     -- Снотворное в вине? Да это же ерунда. Щепотка Розы грез,
не больше.  Еще  немного  этого же порошка -- и ты уснул бы так
крепко, что даже смерть не смогла бы пробудить тебя. Но ты  мне
был нужен живым.
     Что-то   зловещее,  безжалостное  было  в  голосе  старого
колдуна. Карм Карвус  с  трудом  приходил  в  себя,  теряясь  в
догадках,  как  он  сюда  попал,  и  недоумевая, к чему все эти
странные урашения и аромат в воздухе. Положив  ладонь  на  лоб,
Принц Царгола попытался сосредоточиться.
     --  Я  знаю, разные вопросы сейчас мучают тебя, и буду рад
дать ответ на них, -- продолжил Белшатла своим хриплым голосом.
-- Я усыпил тебя, а затем мои слуги перенесли  тебя  сюда.  Мне
хотелось  насладиться  твоей  беспомощностью... Несомненно, мой
господин, вы не вспомните одну  встречу,  случившуюся  каких-то
семь  лет  назад.  Тогда  я пришел во дворец Царгола как жалкий
нищий... Неужели? Неужели ты не помнишь этого?
     Карм Карвус только тяжело покачал головой.
     -- Это было где-то за год до того, как Тонгор  собрался  в
поход  против Черного Заара... Ну? Нет, разумеется, я был столь
ничтожен и незначителен для такого высокородного господина, как
ты. Где уж тебе меня упомнить...
     Белшатла закашлялся. В его  голосе  звучали  нотки  старой
обиды.  Видимо,  неудача  при  дворе  Царгола очень уязвила его
болезненное самолюбие. Карм  Карвус  попытался  припомнить  тот
случай, но безуспешно.
     Белшатла продолжил:
     --  Я,  трудясь  неустанно  долгие годы, сумел раскрыть на
древних  картах  расположение  забытых  и  потерянных   городов
Нианги...  И  вот,  придя в Алый город, я прямиком направился к
тебе во дворец, предлагая неслыханную власть и могущество, если
ты согласишься приоткрыть сундуки и дать денег на экспедицию  в
далекие  пустыни Нианги. Но ты, мой любезный господин, ответил,
что я безумец, и выставил меня из дворца... А! Ну вот, я  вижу,
что ты что-то припоминаешь!
     Карм Карвус внимательно смотрел на человека в сером.
     --  Да,  --  медленно  произнес  князь, -- я действительно
вспомнил тебя, хотя тогда  ты  называл  себя  другим  именем  и
наряжался  в  белые  одеяния жреца Нефелоса, а не в серый хитон
ниангских колдунов. Да, я  помню,  что  назвал  тебя  безумным,
потому  что  ты  хотел вновь вытащить на свет дьявольскую магию
Нианги... Именно за это колдовство мудрые боги  и  покарали  то
проклятое царство, стерев в пыль его города, чтобы хранящееся в
них  зло  не  вырвалось  наружу  и  не  погребло  под собой всю
Лемурию. Я вспоминаю, что еще я сказал,  что  для  человечества
будет  лучше,  если дьявольские механизмы и заклинания колдунов
Нианги останутся  навеки  похороненными  в  руинах  разрушенных
городов;  что лучше будет никогда не трогать их... Да, теперь я
точно помню нашу встречу.
     Тонкие губы Серого Колдуна  скривились  в  гримасе-ухмылке
победителя:
     --  Я думал, мне дольше придется оживлять твою память, мой
почтенный князь. позволь только поведать тебе, что я  вышел  за
ворота  Царгола с проклятиями на устах. В своем праведном гневе
я поклялся отомстить. Я  решил  в  одиночестве  раскрыть  тайну
древних  мудрецов  Нианги, чтобы, овладев ею, обратить карающий
меч мести в первую очередь на Алый Царгол, который первым будет
сметен с лица земли... Да, долгие  годы  я  один  трудился,  не
покладая  рук,  в  этих  дальних, забытых людьми землях. Своими
руками я раскопал  пыль  веков  и  вновь  обнаружил  забытые  и
брошенные  колдовские  машины.  Затем  пришли годы беспрерывной
тяжкой работы -- познания утраченной мудрости  древних  времен,
эпохи Рассвета Земли. И вот, шаг за шагом, я овладел потерянным
искусством мудрых колдунов древней Нианги!
     Торжество  победителя  звучало  в  каркающем голосе Серого
Колдуна. Безумный огонь сверкал  в  глазах,  пена  выступила  в
уголках  губ.  неожиданно Карма Карвуса осенило, что Белшатла и
вправду безумен. Неизвестно, был ли  он  уже  таким  много  лет
назад, когда пришел в алый город со своим дерзким предложением;
быть   может,   долгие  годы  скитаний  по  пустыням,  жизни  в
одиночестве и многих часов, проведенных в  постижении  древнего
чародейства,  оказались  сильнее  разума человека. Как бы то ни
было, но сейчас человек, сидящий перед  Кармом  Карвусом,  явно
был сумасшедшим. Вздрогнув в первый ммент от ужаса, Карм Карвус
тотчас  же  стал прикидывать, как использовть этот факт себе на
пользу, чтобы попытаться бежать.
     -- Да, я был глуп,  недооценив  твой  талант  и  упорство,
Белшатла,  --  спокойно  сказал  принц,  причем с большой долей
искренности.
     Серый Колдун расплылся в торжествующей улыбке.
     --  Что  ж,  тебе  осталось  только   сожалеть   о   своей
недалекости.  Все,  принц,  уже  поздно.  Когда-то  я готов был
бросить к твоим ногам все королевства земли. Но теперь я  отдаю
их  красному  псу  из  Таракуса! И он, а не ты, будет сидеть на
троне всех королевств!
     -- Что ж, горе  мне,  не  распознавшему  гения,  когда  он
обратился  ко  мне,  --  произнес  Карм  Карвус. -- Скажи, а ты
действительно  овладел  тайнами  колдунов  древней  Нианги  или
только притворяешься, чтобы отомстить мне?
     --   притворяюсь?   --   яростная  гримаса  исказила  лицо
безумного колдуна. -- Я  притворяюсь?  Я,  последний  хранитель
мудрости  древних  колдунов  -- притворяюсь? Я, тот, у чьих ног
скоро лягут страны и народы, тот, кого  будут  прославлять  как
победителя и завоевателя... Так послушай же меня: Серая Смерть,
как вы по невежеству называете Лампу, Разрушающую Разум, -- это
лишь  слабейшее из тех страшных видов оружия, которые хранились
в городах забытой и  занесенной  песками  Нианги!  Помимо  нее,
существует  оружие,  которое  может  померяться  силами с самим
солнцем. Оно вызывает огонь такой силы, что сама земная  твердь
плавится и течет, словно растаявший весной лед... Яйцо Грома --
так называли это оружие древние колдуны Нианги... Основа его --
два  редких  и  дорогих  металла,  которые,  соединенные друг с
другом, высвобождают скрытый богами в них  огонь  и  жар.  Даже
двух  небольших  кусочков  достаточно, чтобы поднять факел выше
купола любого храма и разрушить целый город!
     Можете себе представить,  с  каким  непередаваемым  ужасом
слушал  Карм Карвус слова безумного и страшного в своем безумии
Белшатлы. Ведь князь Царгола не знал ничего о водородной бомбе,
а именно ее описывал ему Серый Колдун, в тех словах и терминах,
которые были доступны древнему лемурийцу.
     Князь дал старому колдуну выговориться и,  подождав,  пока
Белшатла  чуть устанет от эмоциональных речей, поинтересовался,
как работает Лампа Безумия, и нельзя ли поближе рассмотреть  ее
в  действии.  Колдун на удивление легко и радостно согласился с
этим предложением; ибо  злопамятному  безумцу  не  было  ничего
пиятнее,   чем  восхищенное  внимание  того  человека,  который
некогда отверг его предложение и выгнал прочь из  дворца  и  из
города.
     Колдун  встал  и  направился  к  узкому проходу в стене за
спиной пленника, знаком приказав Карму Карвусу седовать за ним.
Узкий коридор освещали  лишь  есколько  свечей,  вставленных  в
подсвечник,  сжатый  сухой  рукой  Белшатлы. Карм Карвус шел за
Белшатлой по пятам; его мозг  напряженно  работал.  Несомненно,
сейчас ничего е стоило убить безумного старика... Но будет ли в
этом  смысл?  Ведь князь Царгола понятия не имел о том, в какой
части дворца они находились и каким путем  можно  выбраться  на
свободу.  В итоге он решил предоставить Белшатле действовать по
своему усмотрению и подождать.
     Карм  Карвус,  вздохнув,  последовал  дальше  по   темному
туннелю,  не  зная,  куда  ведет его безумный колдун, полагаясь
лишь на милость богов.


     Они  спускались  по  винтовой  каменной  лестнице  на  дно
глубокой  шахты.  Все  ниже  и ниже -- Карму Карвусу уже начало
казаться, что на него давит тяжесть каменной громады,  нависшей
над  ними.  Таракус  был  построен  на  склонах гор, окружавших
бухту. Крыша одного дома нередко  была  террасой  соседнего,  и
почти из всех окон открывался вид на Залив Патанги в том месте,
где его воды смешивались с водами Южного моря. Крепость Каштара
и  его замок возвышались на вершине одной из гор, а этот тайный
подземный ход уходил вниз, спускаясь,  быть  может,  до  уровня
моря.
     Карм Карвус шел, ступая след в след за шаркающим колдуном,
непроизвольно  поеживаясь  от  страха.  В дрожащем свете свечей
метались тени, вокруг почти ничего не было видно -- лишь  грубо
обработанные  ступени и стены, вырубленные в скальном монолите.
А лестница вела все ниже и ниже -- в бездонную темную пропасть.
     Лестница превратилась в туннель, а тот привел  в  огромную
пещеру. сотни сталактитов свисали с ее куполоподобного потолка,
отчего она напоминала какой-то древний храм.
     посмотрев  чуть  дальше, Карм Карвус разглядел волны моря,
разбивавшиеся о каменное дно пещеры. Видимо, в  противоположной
стене  пещеры  было отверстие, через которое вода и поступала в
эту подземную бухту.  Массивная  решетка  из  толстых  железных
балок перекрывала вход в пещеру. Карм Карвус предпочел отложить
расспросы о предназначении этой преграды на другой раз.
     Кодун  и  князь  подошли к самой кромке воды. Рядом с ними
над волнами далеко выдавался вперед каменный выступ, на  острие
которого   было  установлено  странное  сооружение.  Стеклянные
дымчатые шары, поблескивающие латунные проводки и пластинки  --
точная   копия  дьявольской  машины,которая  принесла  на  борт
"Короны Царгола" безумие, кровь и смерть.
     Белшатла проследил направление взгляда принца и разразился
хриплым смехом.
     -- Да, да. Именно она -- Лампа, Разрушающая Разум...  Лучи
Безумия...  Во  всем  мире лишь две таких машины. Одна -- перед
тобой, а вторая -- установлена на палубе флагмана флота Каштара
-- на "Красном Волке",  --  сообщил  колдун,  а  затем,  обведя
вокруг  себя  рукой,  добавил:  -- Это моя лаборатория. Здесь я
могу  проводить  свои  эксперименты,   вдали   от   непрошенных
свидетелей и завистников.
     --   Здесь?   --   поежился   Карм  Карвус.  --  Ты  здесь
экспериментируешь? Но на чем... или на ком?
     -- В основном,  на  рабах  и  пленных,  --  пожал  плечами
Белшатла. -- Видишь вон те клетки?
     Карм Карвус не заметил их раньше из-за тусклого освещения,
но теперь,  приглядевшись,  он  вздрогнул,  увидев  то,  на что
показывал ему Белшатла.
     На железных цепях под куполом пещеры была подвешена дюжина
железных клеток, наподобие звериных. В них, на  голых  железных
прутьях  лежали  мертвые  люди  --  мужчины,  женщины, дети. Но
страшнее были не трупы, а те пленники, кто еще  оставался  жив.
Безумцы,  понял  Карм  Карвус,  всмотревшись  в их лица и дикие
глаза.
     --   Большинство   экспериментов   уже    завершено,    --
доверительно сообщил Белшатла. -- А подопытные -- когда они мне
больше не нужны, я очень просто избавляюсь от них. Вот так.
     Подскочив  к  торчашему  из  какого-то  механизма  рычагу,
колдун резко дернул его костлявой, похожей на лапу хищной птицы
рукой. тотчас же в полу подвешенных  клеток  открылись  широкие
люки,  и  несчастные  пленники -- живые и мертвые -- полетели в
воду. Карм Карвус хотел что-то крикнуть жестокому  колдуну,  но
тут другое зрелище, не менее ужасное, приковало его внимание.
     Из воды с шумом вынырнула огромная, покрытая чешуей голова
дракона.  Раскрылась  ужасная  пасть, обнажив огромные клыки; в
глазах рептилии  читалось  лишь  одно-единственное  чувство  --
голод.  Видимо,  Белшатле как-то удалось заманить в эту западню
одного из ляртов --  морских  драконов.  Теперь  Карму  Карвусу
стало понятно, зачем понадобилось накрепко перегораживать устье
пещеры.
     Неожиданно  в  голове  князя  мелькнула смутная догадка...
Придав  лицу  выражение  задумчивого  сомнения,  он  почесал  в
затылке и произнес:
     --  Эти  несчастные  в  клетках  -- мертвы или, по крайней
мере, уже безумны. Как же я смогу оценить мощь  твоего  оружия,
если   ты  показываешь  его  действие  только  на  беспомощных,
запертых в клетках рабах. Кто знает, когда и отчего сошли они с
ума? А вот эсли бы ты попробовал... если, конечно,  твоя  лампа
это сумеет, что мне кажется невероятным... в общем, вот если бы
ты сумел победить его...
     И Карм Карвус ткнул пальцем в сторону морского дракона. На
какой-то миг тень сомнения омрачила торжествующее лицо колдуна,
но все  же  безумное  честолюбие  и вера в собственное всесилие
взяли верх.
     -- Что? Ты думаешь, мне это не по силам? Ну, я тебе сейчас
покажу!
     Глаза  Белшатлы  загорелись  еще  сильнее.  Старый  колдун
подбежал  к  своей  машне  и  начал  возиться  с  проволокой  и
рычажками. Из прибора донеслось какое-то глухое биение,  словно
уханье  далекого молота. По стеклянным сферам пробежали и вновь
исчезли странные искры и маленькие  молнии.  Запах  неизвестных
принцу  веществ  ударил в нос. Карм Карвус попытался не вдыхать
этот запах, задержав дыхание. Но запах не исчезал, а  наоборот,
усиливался.  Карм  Карвус  перестал  обращать на него внимание,
думая о другом. Он и сам не знал, ради  чего  попросил  колдуна
запустить  лампу. Никакого конкретного плана у князя Царгола не
было, но что-то подсказывало ему,  что  у  него  есть  реальная
возможность если не вырваться на свободу, то уж наверняка убить
Белшатлу и уничтожить Лампу Безумия, вдвое уменьшив дьявольский
арсенал Каштара. Игра стоила свеч.
     Белшатла  уже закончил настраивать свое орудие. В неверном
свете искр и пламени, вырывающемся из лампы, его лицо  казалось
застывшей маской жестокости и безумного самодовольства.
     -- Только не смотри против луча, -- предупредил колдун. --
сейчас попробуем. Сначала -- на малой мощности.
     Стук  далекого  молота участился, перейдя в глухой гул. Из
центрального шара сквозь латунную  трубку  ударил  луч  серого,
почти бесцветного света. Холодный серый луч пробежал по дальней
стене  пещеры, спустился к воде, скользнул по гребням волн -- и
остановился на огромной голове вынырнувшего дракона.
     Через мгновение глаза лярта  медленно  затянулись  пленкой
век; дракон расслабленно лег на воду, наполовину погрузив в нее
голову. Лампа Безумия захватила поработила его крохотный мозг и
слабый разум.
     --  Именно  так,  --  сказал  Белшатла,  -- была настроена
лампа, когда мы захватили твой корабль.  Надеюсь,  ты  помнишь,
что  твои люди замерли, словно загипнотизированные, уставясь на
лампу. В этом состоянии  разум  полностью  подчинен  тому,  кто
управляет   лампой.   Все   его   приказания  будут  немедленно
исполняться. Помнишь, как твои  люди,  повинуясь  одному  слову
Каштара,  превратились  из  неподвижных  статуй в бешеных псов.
Разумеется, дракону нельзы просто так  приказать.  Животное  не
понимает  человеческих  слов. но если я чуть добавлю мощности и
увеличу амплитуду вибрации луча,  он  так  озвереет  --  только
держись!
     Колдун  подкрутил  какие-то  проволочки и рычажки на своем
аппарате,  и  тотчас  же  глаза  дракона  открылись,  уже  горя
безумным  огнем.  Утробный  рев  чудовища  пронесся  по пещере,
разрывая барабанные перепонки. мощный удар  гигантского  хвоста
поднял целый столб брызг и пены.
     Карм  Карвус  затеял  это  представление  без  конкретного
плана, не зная четко, к чему все это приведет. Теперь он увидел
результат  --  и  отскочил  назад  в  ужаса.  Страшный   дракон
разогнался и всем весом обрушился на каменный уступ, на котором
стояла лампа и Белшатла. Скала вздрогнула. Еще один удар -- и в
воздух полетели осколки гранита. Скала треснула и пошевелилась.
     Тут и Белшатла не на шутку испугался. До этого момента его
больной  разум  готов был следовать за дразнящими предложениями
царгольца,  но  теперь  старик  понял,  что  речь  идет  о  его
собственной  жизни  и  сохранности драгоценного инструмента. но
было  уже  поздно.  С  ужасающим  грохотом  и  скрежетом   утес
обломился.   Лампа   Безумия   рухнула   в   воду,   оказавшись
похороненной под грудой камней. По крайней мере,  подумал  Карм
Карвус,  у пиратов Таракуса осталась лишь одна страшная машина,
что намного увеличит шансы  Империи  в  войне  против  Красного
Волка.
     В следующий момент радость князя улетучилась как дым. Карм
Карвус  почувствовал, что и сам летит куда-то вниз. Черная вода
и белая пена неслись ему навстречу, а значит, он падал в  воду,
где яростно метался обезумевший дракон.
     Белшатла  успел  отскочить  с обрушившегося уступа к стене
обрыва за его спиной. Не  дожидаясь  развязки,  старый  колдун,
изрыгая  проклятия,  поспешил  скрыться  в  туннеле.  Злость на
самого себя душила его.  Ведь  именно  из-за  его  болезненного
самолюбия  и  глупой  самоуверенности одна из двух Ламп Безумия
погибла. К тому же пропал и  столь  ценный  трофей  Каштара  --
князь Царгола.
     Хотя  не пропал, а наверняка погиб -- ибо никто не смог бы
остаться в живых в  кипящем  котле  крохотного  заливчика,  где
яростно носился взбесившийся морской дракон.



     На  западе догорал багровый закат, а с востока надвигались
тяжелые тучи, предвещавшие сильную бурю. Там, где Залив Патанги
выходил в Южное море, уже поднялись высокие волны.
     Город пиратов Таракус был построен на том месте,  где  две
огромные  скалы  образовывали удобную и тихую бухту, защищавшую
стоявшие на рейде и у причалов суда, и прикрывавшую от  бурь  и
штормов  сам  порт. Но ничто не защищало город, расположившийся
на склонах прибрежных  кор,  от  порывав  холодного  штормового
ветра.
     весь  город  больше напоминал не жилое поселение, а боевую
крепость. Каменные дома  с  маленькими  окнами  карабкались  по
склонам  горы, на вершине которой горели в багровых лучах башни
замка Каштара.
     Не одна сотня кораблей стояла на якоре в  бухте  Таракуса.
Галеры с драконьими головами на носах, крупные боевые корабли с
высоко  поднятой кормовой надстройкой, изящные галеры и могучие
триремы -- самый сильный флот всего Запада  принадлежал  городу
корсаров.  Но  не  так часто столько кораблей собиралось в этой
бухте одновременно. Поводом для сбора стала подготовка флота  к
невиданной битве -- сражению против Империи. И вот теперь, даже
в  столь  поздний  час,  гавань  представляла собой копошащийся
муравейник --  матросы  приводили  в  порядок  такелаж,  докеры
ремонтировали  обшивку,  тут  и  там  сновали баркасы и шлюпки,
подвозившие  к  кораблям   пресную   воду,   продовольствие   и
снаряжение.  Пираты  готовились  к  войне  с  Патангой,  Гордом
Пламени...
     Каштар Красный Волк был вне себя от  ярости.  Исчезновение
Карма  Карвуса  и  потеря  второй  Лампы  Безумиязаставили  его
изменить все планы и  ускорить  подготовку  к  походу.  Сначала
Каштар  хотел  захватить  по одному как можно больше правителей
городов  Империи  или   их   ближайших   родственников,   чтобы
использовать  их как заложников, ведя переговоры с Тонгором. Но
на это потребовалось бы слишком много времени, скорее всего  --
несколько  месяцев.  но можно ли теперь ждать? Если Карм Карвус
мертв, то да. А если  он  каким-то  чудов  сумел  выбраться  из
подземелья?   Здравый   смысл  и  логика  говорили,  что  шансы
выбраться живым из  ледяной  воды,  где  бьется  в  конвульсиях
обезумевший  дракон -- невероятно малы. Но тот же здравый смысл
и логика подсказывали, что, если Карму Карвусу по воле богов ве
же удалось бежать, а затем добраться до любого  из  городов  на
побережье Залива, то Таракус потеряет преимущество неожиданного
нападения,  и  вышедший  в  поход  флот встретит не безмятежную
добычу, а готового к бою, сильного и опасного противника.
     Вот почему флот в спешке готовился  к  отплытию.  А  кроме
того,   люди   Кащтара  дом  за  домом,  квартал  за  кварталом
прочесывали город в поисках Карма Карвуса.
     поднятые  по  тревоге  охранники   обыскали   весь   порт,
прибрежные скалы, мол и маяки, заглядывая с факелами и фонарями
в  самые темные закоулки. Верхом на быстроногих кротерах отряды
корсаров  выехали   за   городскую   стену,   чтобы   осмотреть
близлежащую местность в поисках следов исчезнувшего пленника.
     В  самом  городе было на редкость многолюдно. Ведь столько
судов одновременно не стояло у причалов и на рейде  уже  долгие
годы. Все кабаки, винные лавки и другие питейные заведения были
битком   набиты  кричащими,  хохочущими  и  поющими  корсарами,
требующими выпивки, закуски и женщин.
     Кабацкие вывески поскрипывали на петлях,  покачиваясь  под
порывами   холодного   соленого  ветра.  Крики  пьяных  пиратов
соперничали с шумом поднявшейся бури. Наконец природа победила:
с неба с ревом обрушился ливень, превративший улицы Таракуса  в
русла бесчисленных ручьев, водопадами перепрыгивавших по камням
мостовых   и  сбегавших  к  морю.  С  завистью  и  раздражением
поглядывая на хмельных посетителей кабаков и  поминая  недобрым
словом  исчезнувшего  пленника, отряды стражи, кутаясь в плащи,
продолжали обыскивать город. Каштар  приказал  обшарить  каждый
дом,  каждую улицу, каждый подвал. Если Карм Карвус в городе --
он будет найден.
     Час за часом под  все  усиливающимся  ливнем  и  ураганным
ветром  стража  продолжала  поиски.  Сверкали молнии, вспарывая
плотную пелену туч на небе, ледяной дождь сменил больно секущий
кожу град, но розыски не прекращались...


     Пока стража Таракуса обыскивала  улицы,  дворы  и  дома  в
поисках  следов Карма Карвуса, сам беглец нашел убежище в самом
безопасном в такую погоду месте, где ни одна, даже самая хитрая
ищейка не стала бы его искать.
     Он забрался на крышу.
     Царголец так до конца и не понял, как ему удалось выжить в
бушующей черной воде. После отчаянно долгой борьбы  под  водой,
когда   легкие,   казалось,  уже  готовы  были  разорваться  от
недостатка кислорода, он  каким-то  чудом  сумел  вырваться  на
поверхность.  Вонючий  воздух, хлынувший ему в нос, дал понять,
что Карм Карвус оказался в приемнике городской канализации.
     Пираты, конечно, не отличались повышенной чистоплотностью,
но если город строится на крутых склонах горы, в толще  которой
скрыты  подземные озера и реки, то было бы глупо не построить и
канализационную систему. Князю Царгола повезло, что он  вслепую
заплыл в один из сточных туннелей.
     Провлыв в зловонной жиже еще немного, Карм Карвус выбрался
из-под  низкого  всода  коллектора  на одну из улиц Таракуса. И
вновь счастье улыбнулось ему: узкий темный переулок оказался  в
этот  час  безлюдным.  Карм  Карвус  вылез наружу -- промокший,
полузадохнувшийся, измазанный и пропахший  нечистотами,  но  --
живой. И, по крайней мере в этот миг, он был в безопасности.
     Надолго ли?
     Пробираясь  вдоль  стен  домов  и  держась  в  тени, князь
попытался найти дорогу к городской стене, чтобы перебраться  за
нее.  Там,  за  стеной,  перебравшись  через окружающий Таракус
горный хребет, он сможет попытать счастья, попробовать пересечь
джунгли Птарты. Можно было  разыскать  рыбаков  в  какой-нибудь
маленькой  прибрежной деревушке. Не очень жалующие пиратов, они
с удовольствием доставили бы Карма Карвуса на своих  лодках  до
ближайшего союзного города на побережье. Но обо всем этом можно
будет подумать потом. Сейчас самым важным и самым трудным стало
найти способ незаметно скрыться из Города Пиратов.
     Единственной  безопасной дорогой в городе, который вдоль и
поперек прочесывала стража -- путь по крышам. Там, намного выше
кабацких фонарей и освещенных окон, скрытый темнотой  и  стеной
дождя от глаз прохожих, слившись с темными силуэтами крыш, труб
и куполов, беглец надеялся скрыться от посторонних взглядов.
     План  Карма  Карвуса  сработал. Улицы Таракуса были узки и
дома стояли близко друг к  другу,  иногда  --  почти  вплотную.
Нетрудно  было  перебраться  или  перепрыгнуть с одной крыши на
другую, и в общем пересечь город  таким  образом  оказалось  не
трудной  задачей. В ясную ночь, при полной луне, силуэт беглеца
четко вырисовывался бы на  фоне  звездного  неба.  Но  в  такую
непогоду  только  сумасшедший  стал  бы  глядеть на небо. Кроме
того, в тихую ночь шаги по крышам привлекли бы внимание  людей,
живших  в  этих  домах.  Но  в завываниях ветра и грохоте дождя
никто не услышал или не обратил внимания на эти звуки.  А  если
кто  и заметил что-то странное, то не удосужился выйти на улицу
и выяснить, что к чему.
     С другой стороны, буря добавляла риска на пути беглеца.  В
дневном  свете бродить по крышам безопасно, и ты знаешь, что ни
рука,  ни  нога  не  поскользнется  на   мокрой   черепице.   А
карабкаться   в   темноте,   цепляясь   за  скользкие  от  воды
керамические плитки и упираясь ногами в мокрые каменные карнизы
-- это совсем другое дело. Несколько раз  чуть  не  сорвавшись,
Карм  Карвус понял, что силы его явно на исходе. Кроме того, не
следовало больше испытывать везение, прыгая в темноте наугад на
мокрую черепицу соседней крыши. Рано или поздно князь  сорвется
и  рухнет  на  мостовую, переломав себе кости, а то и размозжив
череп о булыжник. Нужно было найти убежище -- и поскорее.
     Некоторые дома имели два, а то и  три  этажа.  Но  большая
часть  представляла  собой  одноэтажные здания с низкой плоской
крышей. Карму Карвусу показалось, что  шансы  найти  безопасное
место  и избежать посторонних глаз будут выше, если ему удастся
влезть в окно верхнего этажа или чердака какого-нибудь высокого
здания. Вскоре он приметил вдалеке подходящее окно.
     Большинство  окон  даже  на  верхних  этажах  зданий  были
закрыты  ставнями  или забраны железными решетками. Но это окн,
видимо, было открыто -- звук  громыхающих  на  ветру  ставен  и
привлек к нему внимание беглеца.
     В  городе  пиратов  решетки  и  крепкие ставни на окнах не
лишнее украшение. Многие его жители н побрезговали бы и простым
воровством. Но это окно находилось довольно высоко  над  крышей
ближайшего  дома. Видимо, хозяева дома вполне полагались на его
труднодоступность  и  не  стали  утруждать  себя  подняться   и
запереть  его.  И действительно, какому вору пришло бы в голову
рисковать свернуть шею, пытаясь влезть  так  высоко  по  мокрой
стене.
     Карм  Карвус  не  был  ни  вором,  ни  безумцем, но он был
отчаянным человеком. А отчаяние подчас лишь на волосок  отстоит
от безрассудства. Он полез на крышу этого дома.
     Осторожно,  шаг за шагом, подбирался он к цели, подыскивая
подходящие черепицы, в которые можно было бы надежно  упереться
ногами и за которые можно крепко ухватиться пальцами. Трижды он
срывался,  и  лишь  отчаянное усилие всех мышц измученного тела
спасло князя от  падения.  Снова  и  снова  Карм  Карвус  искал
надежную  опору.  Дюйм за дюймом, медленно подбирался он к краю
крыши над открытым и  неосвещенным  окном.  Карм  Карвус  почти
ничего не видел за стеной дождя, бьющего прямо в лицо. Его руки
и  иноги  налились свинцом от усталости. Яростный ледяной ветер
словно вознамерился оторвать смельчака от спасительной черепицы
и сбросить его с размаху на каменные плиты  у  основания  стены
дома.
     Но  у  Карма  Карвуса была железная выдержка и невероятное
терпение. Отвернувшись от  бьющих  в  лицо  водяных  струй,  он
продолжал  пробираться к своей цели. Шаг за шагом, черепичка за
черепичкой. Наконец он дополз до гребня крыши.
     Здесь двигаться стало проще. Ловкий человек  мог  идти  по
коньку  во  весь  рост,  балансируя  руками.  Так Карм Карвус и
поступил, быстро добравшись до карниза.
     И в этот момент окно осветилось изнутри!
     Князь застыл,  наблюдая,  как  где-то  за  занавесками,  в
глубине  комнаты  передвигается  масляная  лампа.  Затем  к ней
добавилась вторая.
     Приглядевшись, он  увидел  закутанную  в  плащ  фигуру  со
светильником в руке, подошедшую к окну. Лицо -- бледный светлый
овал  --  на  мгновение  выглянуло наружу. Можчина или женщина?
Друг или враг? У князя Царгола не было времени на  размышления,
отступать  было  поздно.  В  темноте,  скрытый стеной дождя, он
почти не прятался. Но здесь, на коньке, его силуэт был выхвачен
из темноты пятном света, исходящего от лампы в руке незнакомца.
Любой прохожий или человек в доме  напротив,  бросив  случайный
взгляд, сразу увидит его и поднимет тревогу.
     Глубоко  вздохнув  и  стараясь не думать о том, что у него
нет никакого оружия, Карм Карвус  перегнулся  через  карниз  и,
качеувшись,  влетел  в  окно,  выбив сапогами стекла и проломив
раму.
     Прежде, чем человек  в  плаще  успел  что-то  сказать  или
двинуться  с  места,  Карм Карвус схватил его. Одна рука крепко
сжала горло незнакомца. Принц понимал, что он рискует  задушить
человека,  и уж во всяком случае причиняет ему сильную боль, но
другого выхода у него  не  было.  Нельзя  позволять  незнакомцу
вольным или невольным криком поднять тревогу.



     Тонгор  долго лежал ничком на сером прибрежном песке, чуть
дыша, не в силах подняться.
     Дольше, чем Тонгор сам предполагал, продержался он на  шее
чудовищного   скакуна.   Лишь   когда  дракон  слишком  глубоко
погрузился в море, сильное течение оторвало человека от  ящера.
Стали   ли  удары  меча  валькара  смертельными  для  огромного
дракона, или чудовищу удалось выжить -- этого Тонгор  не  знал.
Больше  его  заботило  другое:  когда  он  наконец  вынырнул на
поверхность, "Ятагана" нигде не было видно.
     Тонгор  оказался  один  посреди  бескрайней  синей  глади.
Некоторое  время он пытался разглядеть пиратскую галеру, высоко
высовываясь из воды. Видимо, подводная  битва  отнесла  его  от
корабля  дальше,  чем он предполагал. Оказавшись в одиночестве,
варвар-северянин не впал в отчаяние. Ближайший берег  лежал  на
востоке.    Сильно    взмахнув    руками,   Тонгор   поплыл   в
противоположную от заката сторону.
     И вот он леит на песке, почти бездыханный. Каким-то  чудом
ему все-таки удалось совершить невероятное и доплыть до берега.
Не  в  силах  пошевелиться,  валькар  лежал  на твердой земле и
отдыхал. На  какое-то  время  он  уснул,  впал  в  забытье  без
сновидений.
     Проснулся   Тонгор   на  закате.  Руки  и  плечи  ныли  от
усталости,  рот  горел  от  соленой  воды,  но  пустой  желудок
привычно  требовал,  чтобы  его наполнили пищей. Встав на ноги,
Тонгор направился в джунгли, и вскоре густая зелень  прибрежных
зарослей поглотила его.
     Пройдя   несколько   шагов,   Тонгор   остановился,  чтобы
прислушаться и почувствовать ритм  жизни  джунглей,  слиться  с
этой  жизнью.  Вокруг  него  лежал  мир  теней, шорохов и тайн.
Опавшие листья и мертвая трава толстым ковром застелили  землю;
в  воздухе  стоял  запах гниющей растительности, живых, влажных
листьев и пряный аромат цветов. Высокие ровные стволы  деревьев
подпирали    изумрудный   купол   леса,   словно   в   каком-то
нерукотворном храме богини Природы. Лишь кое-где сквозь толстый
слой листвы к земле тянулись солнечные  лучи,  наполняя  воздух
золотым  сиянием.  Вьюны  и  лианы  оплетали  стволы и свисали,
словно занавеси, с ветвей могучих деревьев.
     Едва ступив под полог джунглей, Тонгор привычным движением
вынул из ножен меч. Этот фантастически  красивый  мир  населяли
тени,  несущие  смерть и ужас. С ветвей над головой мог свисать
огромный опх -- рогатая змея  лемурийских  джунглей,  чье  тело
могло  сдавить грудную клетку человека с такой силой, что ребра
ломались  как  спички,  а  острые  челюсти  твари   без   труда
перекусили бы руку или ногу, даже н заметив кость.
     Обитали  здесь  же  и  фотхи  -- кровавые вампиры, один из
кошмаров  этих  джунглей.  Но  больше  всего  в  лесах   Птарты
следовало   опасаться   огромных  хищников,  гигантских  лесных
драконов, чье ненасытное чувство голода превратило их  жизнь  в
бесконечные  поиски  пищи;  не  менее  страшен  был и вандар --
лесной лев, во много  раз  крупнее  и  сильнее  своих  нынешних
потомков.  Опасен  также  был  и  дикий  зульфар -- лемурийский
вепрь, способный неожиданно выскочить из засады. Еще в джунглях
скрывались деодаты -- страшные кошко-драконы, чья жестокость  и
коварство вошли в легенды Лемуийской эпохи...
     Лук  и  колчан  исчезли  с  плеч Тонгора во время безумной
скачки по волнам. Но что касается меча, то Черный Ястреб ни  на
миг  не  выпустил  его  из  рук  и,  вынырнув  на  поверхность,
автоматически убрал клинок в ножны.
     Итак, Тонгор был вооружен. Ему  нужно  было  срочно  найти
какую-нибудь  еду,  пока  наступающая  темнота не сделала охоту
невозможной. К счастью, долго искать не пришлось: к  небольшому
озерцу  пришла на водопой антилопа. Подойти к ней на расстояние
удара мечом было невозможно, да и не нужно. Вынув из  ножен  на
поясе  кинжал,  Тонгор  метнул  его  и  одним  удачным  броском
обеспечил себя мясом на  ужин:  несчастное  животное,  хрипя  и
брыкаясь, повалилось на траву.
     Варвар  разжег  небольшой  костер.  Чтобы добыть огонь, он
несколько раз ударил кинжалом по камню, подложив сухой мох  под
высеченные  искры.  Затем он быстро обжарил одну ногу антилопы,
поворачивая ее  над  огнем.  Тонгор  вволю  напился  из  озерца
кристально чистой холодной воды, смыл кровь с рук и лица.
     Для  северянина джунгли не были домом родным, но за долгие
годы странствий Тонгор хорошо освоился в таких лесах.  Однажды,
еще  совсем  мальчишкой,  он  был  вынужден пересечь тысячи лиг
джунглей Чаша пешком и в одиночестве. Тогда-то  он  и  научился
выживать  здесь.  Это  случилось,  когда Тонгор впервые пересек
Моммар, оставив за спиной  родную  страну,  променяв  известную
наперед  судьбу на неизвестность в будущей жизни в городах Юга.
Выучив урок однажды, Тонгор никогда не забывал его.
     Далекий приглушенный рык долетел до  настороженного  слуха
Тонгора. Джунгли Патанги не многим отличаются от джунглей Чаша,
и   рычание  выходящего  на  охоту  вандара  остается  рычанием
вандара, которое  ни  с  чем  спутать  невозможно.  костер  уже
превратился в кучу тлеющих углей. Тонгор предпочел не разжигать
его  заново,  а  провести  ночь  на деревьях, так как вандар не
любит лазать по деревьям, как его дальний сородич -- саблезубый
тигр.
     Эту ночь Тонгор крепко проспал в развилке ветвей  могучего
исполина   джунглей   и   проснулся   на  рассвете  --  свежий,
отдохнувший, восстановивший  силы.  Спустившись  на  землю,  он
обнаружил,  что  остатки вчерашней добычи исчезли. Губы Тонгора
тронула легкая улыбка -- вандар тоже отправился ночевать  не  с
пустым желудком.
     Утолить   утренний   голод  фруктами  и  ягодами  было  не
проблемой. Сложнее оказалось решить, что  делать  дальше.  Ведь
Тонгор  не  знал,  в  каком  месте  он выбрался на берег, и где
находится ближайший город. Зингабал, несомненно, лежал  слишком
далеко,  Перлом должен быть намного ближе, но неизвестно, к югу
или к северу от того места, где очутился Тонгор. Все, что  было
известно,  это  то,  что  волны  сильно  отнесли Тонгора к югу.
Скорее всего, он оказался всего в нескольких лигах  от  горного
хребта, на вершинах которого стоял пиратский Таракус. Но здесь,
в   джунглях,   не   было   никакой   надежды  обнаружить  хоть
какой-нибудь    знак,    след    человеческой     деятельности,
подтверждающий правоту догадок Тонгора.
     Еще  много  лет назад, задолго до того, как взойти на трон
Патанги, Тонгор Черный  Ястреб  исходил  эти  джунгли  вдоль  и
поперек,   побывав   во   всех   городах,   как  главарь  шайки
разбойников, наемный солдат, бродячий вор и  капитан  пиратской
галеры.  Где-то  в  этих местах он попал в плен и, закованный в
кандалы, был  отправлен  на  галеры  Шембиса,  откуда  бежал  к
пиратам.  Тонгор  не  сомневался, что сумеет сориентироваться и
найти дорогу.
     Но сначала нужно пополнить свой арсенал. Никто не ходит по
джунглям, рискуя натолкнуться на хищного ящера, лишь с мечом  и
кинжалом  в  руках.  Для этого лучшим оружием было бы охотничье
копье  и  длинный  лук.  Что  касается  последнего  --  то,  за
отсутствием  выдержанного, вымоченного дерева и подходящего для
тетивы материала, сделать лук не представлялось  возможным,  не
говоря  уже  о  сложном  изготовлении холошо сбалансированных и
оперенных стрел. Но вот соорудить копье или хотя бы дротик было
Тонгору вполне по силам.
     Через несколько часов за спиной северянина в сделанном  на
скорую  руку  колчане  уже  покоилось  пять  коротких дротиков.
Вместо   плоских   металлических   наконечников,   обычных   на
метательных   копьях,   Тонгор  заточил  концы  своих  дротиков
кинжалом, а затем сделал их твордыми, как  камень,  погрузив  в
горячие  угли.  Этому  он  научился  у  кочевников-рмоахалов на
далеких равнинах Востока.
     Вскоре после полудня Черный  Ястреб  добрался  до  широкой
полноводной  реки.  Это,  без  сомнения,  был  Амадон  --  Река
Джунглей. В этой части лесов Патанги не было другой реки такого
размера. А если так, то Тонгор  мог  считать,  что  ему  крупно
повезло:  этот  поток  мог  привести  его  почти к самым стенам
Таракуса,  так  как  Амадон  впадал  в  Залив   неподалеку   от
пиратского города.
     Тонгор  занялся постройкой плота. Лежащие тут и там стволы
деревьев были либо слишком велики  и  тяжелы,  либо  наполовину
сгнили  и  не  годились  для  этой  цели.  Поэтому  в  качестве
материала для плота Тонгор использовал срубленные мечом молодые
стволы. Тяжелый, острый, как бритва, Саркозан легко впивался  в
зеленоватую  древесину.  Вместо  веревок Тонгор нарезал длинных
лиан. Плот  получился  небольшим  и  не  очень  устойчивым,  но
валькар посчитал, что он выдержит недолгое плавание.
     Отправвившись  в  путь, Тонгор старался держаться подальше
от берегов и огибал островки  и  отмели,  пользуясь  специально
заготовленным  для  этого шестом. Вода, бурля, обтекала плот, и
Тонгор довольно улыбался. Еще бы: река во  много  раз  сокращал
время его пути по сравнению с путешествием пешком.


     Неожиданно  Тонгор  почувствовал  сильный  удар  в плечо и
ощутил, как острые иглы клыков впились в его тело. Если  бы  он
стоял в менее устойчивой позе, отталкиваясь шестом от дна, этот
удар  опрокинул бы его прямо в воду. Тонгор же от неожиданности
упал на колени. Обернувшись,  он  схватил  нападавшее  на  него
существо, оторвав того от своего плеча.
     В руках Тонгора оказался алый дьявол -- вампир.
     Тело  этого  животного  было  размером с кошку, но из плеч
росли перепончатые крылья, наподобие тех, что у  летучей  мыши.
Оно  продолжало  яростно  шипеть и извиваться в руках человека,
стараясь дотянуться зубами до пальцев  северянина.  Тонгору  не
пришлось  долго  рассматривать  мерзкое создание, чтобы понять,
что перед  ним  фотх,  один  из  самых  опасных  и  кровожадных
вампиров, населяющих южные джунгли.
     Выругавшись,  северянин  пальцами  раздавил грудную клетку
твари и выбросил ее в воду.
     Но в следующий миг его окружила целая туча жаждущих  крови
вампиров.  Фотхи  охотятся  стаями,  и  поэтому они так опасны.
Давно, еще  в  бытность  главарем  шайки  разбойников,  Тонгору
довелось  увидеть,  как  здоровенный  кротер был облеплен тучей
этих  мерзких  кровопийц,  в  считанные  минуты  оставивших  от
несчастного животного лишь кости и сухожилия.
     Вскочив  на  ноги,  Тонгор  взмахнул  шестом.  Нужно  было
продержаться всего несколько минут -- и тогда  течение  отнесет
его от стаи фотхов. Несколько минут... Но удастся ли?
     Напрягая  мускулы,  Тонгор яростно орудовал шестом, сбивая
одного вампира за другим, ломая им позвоночники  или  перебивая
хрупкие   кости  крыльев.  Но  стая  не  собиралась  отступать,
подбираясь все ближе к намеченной жертве.
     Один фотх сел Тонгору на бок и вонзил  клыки  в  кожу.  Не
успел  валькар отшвырнуть его, как почувствовал зубы другого на
своей шее, а третьего -- на  плече.  Стряхнув  их,  Тонгор  был
вынужден  заняться  еще  одним, усевшимся ему на спину, где его
было не так-то легко достать. Отмахиваясь от наседавших фотхов,
северянин сначала выронил шест, а затем потерял равновесие.
     Холодная вода сомкнулась над его головой.  Камнем  уйдя  в
воду в первый момент, Тонгор сильным взмахом рук вытолкнул себя
на  поверхность.  Высунув  из-под  воды  голову, от тряхнул ею,
отбрасывая с глаз волосы, и огляделся.
     Плот был в нескольких ярдах ниже по течению.  Еще  немного
--   и  он  окажется  вне  пределов  досягаемости,  легко,  без
дополнительного веса двигаясь по течению. Другая новость больше
порадовала Тонгора: вампиры не стали  нырять  за  ним  в  воду.
Значит, запомнил северянин, фотхи не любят и боятся воды.
     Глубоко  вздохнув,  Тонгор  изо  всех  сил поплыл вслед за
удаляющимся плотом. Однако, настигнув его, Тонгор  благоразумно
не  стал  вылезать  из  воды,  а подождал, пока фотхи, устав от
бесплодной погони, не отстанут от ускользнувшей  добычи.  Тогда
валкар  подтянуося и залез на плот, а потом осмотрел свои раны.
Острые иглы клыков фотхов оставили свои следы  на  его  теле  в
десятке  мест.  Лишь  благодаря  обезболивающей  слюне  ужасных
тварей раны не очень щипало. Хотя, в общем, эти порезы не  были
ни  глубокими,  ни  опасными.  Холодная вода реки хорошенько их
промыла, а слюна фотхов не была ядовитой.
     Тонгор воспринял нападение  вампиров  как  предупреждение.
Джунгли  красивы,  но и смертельно опасны. Нужно все время быть
начеку, каждую минуту ожидать нападения и быть готовым  принять
бой.  Ведь  джунгли -- родной дом для многих существ пострашнее
фотхов.


     Когда  стало  темнеть,  Тонгор  направил  плот  к  берегу,
вытащил  его  в безопасное место, а сам отправился на охоту. На
этот раз ему посчастливилось добыть зульфара -- недурной трофей
для человека, вооруженного сего-то пятью дротиками, да еще и  с
обугленными  остриями  вместо стальных наконечников. Зульфар --
дикий лемурийский вепрь -- опасный противник, и много  раз  его
длинные   клыки   заставляли   охотников   спасаться  бегством.
Варвар-северянин нашел тропу, по которой животные из  поколения
в  поколение  ходили  к  реке  на  водопой,  влез  на  дерево и
затаился. Умение неподвижно ждать --  наследие,  полученное  от
предков -- первобытных охотников.
     Наконец  ожидание  оказалось  вознаграждено.  Зашевелилась
листва, и из-за ближайшего куста показалась настороженная морда
взрослого самца зульфара. Поросячьи глазки проворно  оглядывали
все    вокруг,    пятачок    подозрительно   пинюхивлся,   губы
приподнялись, обнажив огромные клыки, которые без  труда  могли
вспороть  чловеку  живот,  переламывая  кости и раздирая кожу и
мясо.
     Ночь уже опустилась  на  джунгли,  и  Тонгору  было  плохо
видно,  что  происходит под ним. Но первый же дротик вонзился в
уязвимое место зверя --  за  ухом.  Только  огромная  сила  рук
Тонгора  могла  послать  легкое  оружие  с такой силой, что оно
проткнуло толстую шкуру зверя и глубоко вошло  в  тело.  Первый
дротик  не  убил  вепря,  но,  перерубив важные нервы, частично
парализовал взбесившееся от боли животное.
     Вепрь, исходя пеной и надсадно воя, закружился  на  месте,
подволакивая  ноги, готовый вступить в бой с любым противником.
Тонгор молча прицелился еще раз -- и второй дротик, посланный с
еще большей силой, воткнулся в  левый  бок  зульфара,  замертво
рухнувшего на землю. острие оружия попало в сердце зверя.
     Через  час,  наевшись  до отвала жареного мяса, Тонгор уже
устраивался  поудобнее  на  развилке  высокого  дерева,   чтобы
провести  вторую  ночь  в  джунглях  Патанги.  Сон  варвара был
глубок, крепок и лишен сновидений.


     Еще до полудня следующего дня Тонгор вновь вступил в  бой,
защищая свою жизнь.
     На  этот  раз нападение застало его в тот момент, когда он
опустил в воду несколько связанных кусков мяса, чтобы сохранить
их  свежими  до  вечера  и  избавить  себя   от   необходимости
охотиться.  Быть  может,  именно  запах  свежего мяса и привлек
внимание  страшного  речного  хищника,  напавшего  на  Тонгора.
Неожиданно,  без всякого предупреждения, плот резко качнулся, и
рядом с ним показалась огромная остроносая голова с  оскаленной
пастью, издавшая злобное шипение.
     Горожанин,   дитя   цивилизации,  несомненно,  застыл  бы,
парализованный ужасом при виде такого зрелища  --  оказавшегося
рядом  поа  --  речной  змеей-драконом. Но годы, проведенные за
городсими стенами, не притупили боевых инстинктов  Тонгора.  Он
среагировал, словно отпущенный лук, выталкивающий стрелу.
     В  руках  Тонгор сжимал шест, при помощи которого управлял
движением плота. Первый шест он потерял накануне, отражая атаку
летающих вампиров. Уронив  шест,  Тонгор  и  сам  был  вынужден
нырнуть  в  воды  Амадона, а затем догонять чуть не уплывший от
него плот.
     Переждав атаку вампиров и пристав к берегу, валкар  срезал
себе  второй  шест.  На этот раз его выбор пал на молодой побег
красного  дерева,  весом  и  твердостью   напоминаший   хорошую
дубинку.  Тринадцать футов в длину, два дюйма твердой древесины
в диаметре -- этот шест весил фунтов тридцать. В могучих  руках
силача Тонгора он мог стать грозным оружием.
     Со  свистом шест вылетел из воды, отшвырнув поа в сторону.
Дерево ударило по чешуйчатой голове речного дракона со  звуком,
напоминающим  удар  молотка  по  сырому  мясу. Но такой удар не
оглушил страшную рептилию.
     Плот   качнулся,   подталкиваемый   снизу   мощным   телом
змееподобного  ящера.  Напрягая мускулы, Тонгор вложил все силы
во второй удар. Но на этот раз поа сумел  увернуться  и,  более
того,  впившись клыками в дерево, вырвать шест из рук человека.
Тонгор с трудом удержал равновесие,  чтобы  не  упасть  в  воду
вслед за шестом-дубиной.
     Выхватив меч, валкар рубанул изо всех сил по толстому телу
чудовища.  Взвыв  от  боли,  оно,  тем  не  менее, стремительно
обвилось кольцами вокруг тела человека.
     Извернувшись, Тонгор поднял руки, чтобы нанести  следующий
удар...
     В  этот  миг  он  увидел оскаленную морду чудовищной змеи,
стрелой несущуюся к его лицу.
     Ничего не поделаешь -- меч нужно держать двумя руками, и у
Тонгора не было другого выхода,  кроме  как  выпустить  его,  а
обеими  руками  ухватиться  за  шею  змеи,  не давая ей впиться
зубами себе в глотку.
     Стальной клинок Саркозан сверкнул в воздухе и со всплеском
ушел под воду.
     Плот с  треском  разломился  под  ударами  мощного  хвоста
чудовища.  Все  новые  кольца  змееподобного  тела обматывались
вокруг Тонгора. Сжатый стальными  объятиями,  валкар  рухнул  в
воду и погрузился в глубину, все еще отчаянно сопротивляясь.
     Еще  одно кольцо затянулось вокруг его груди; тонкий хвост
оплел ногу. Прежде, чем вода и пена сомкнулись над его головой,
Тонгор успел глубоко вдохнуть. Теперь, в водной стихии,  родной
для поа, его шансы на победу почти улетучились.
     Стальные  кольца  все  сильнее сдавливали его тело, лишали
подвижности ноги. Но Тонгор продолжал  сжимать  уки,  удерживая
оскаленную голову чудовища на расстоянии.
     Черная  кровь  облаком  клубилась  вокруг раны, нанесенной
дракону мечом. Вскоре вода вокруг стала похожа  на  разведенные
чернила.   Сцепившись  в  отчаянной  схватке,  человек  и  ящер
медленно погружались на дно реки.
     Тонгор понимал, что жить ему осталось какие-то секунды.
     Разжав одну руку,  он  дотянулся  до  висевшего  на  поясе
кинжала  и,  вытащив  его,  по  самую  рукоятку  вогнал в рану,
нанесенную чудовищу мечом. Затем он  резко  повернул  кинжал  в
ране.
     новое  облако  черной жижи окрасило воду. Несмотря на свою
огромную силу, поа начинал слабеть от потери крови. Он  уже  не
жаждал сокрушить, раздавить человека, осмелившегося бросить ему
вызов  в  его  родной  стихии.  Дракон ослабил стальные кольца,
готовясь перейти от нападения к бегству.
     Но Тонгор продолжал железной хваткой держать  чудовище  за
шею, второй рукой давя и поворачивая в ране кинжал.
     Страшная  конвульсия  пробежала  по змеиному телу. Шея поа
вырвалась из руки  валькара,  а  извивающиеся  кольца  туловища
выбили из его рук кинжал, скрывшийся в придонном иле. Поа резко
дернулся,  наверное,  после  того,  как  кинжал  задел какой-то
важный нерв. Дикая боль  вновь  заставила  чудовище  забыть  об
отступлении. Поа в ярости вновь бросился на противника.
     Сильный   толчок  отбросил  Тонгора  на  несколько  ярдов.
Ударившись спиной о торчащий из  ила  камень,  валкар  от  боли
открыл  рот  и  нахлебался  воды. Диким усилием воли оставаяь в
сознании,  он  увидел,  как  поа  вновь  приближается  к  нему,
вытягивая оскаленную пасть по направлению к его горлу.
     Опустив  руки,  чтобы,  оттолкнувшись  от  дна,  встретить
противника, Тонгор почувствовал ладонью знакомый металл.
     Это была рукоять Саркозана, наполовину утонувшего в иле!
     Из последних сил Тонгор вырвал меч из засосавшей его  жижи
и направил клинок навстречу несущемуся на него чудовищу. Острие
прошло  между  челюстями,  пронзило  насквозь мозг и, раздробив
череп, вышло наружу на затылке змееподобного дракона.
     Поа, в безумном броске, сам налетел на клинок Тонгора.
     Предоставив  рептилии  биться  в  конвульсиях   в   мутной
придонной  воде,  Тонгор,  теряя сознание, ничего не видя перед
собой, кроме плавающих красных кругов, с легкими,  раздираемыми
от  недостатка  воздуха,  оттолкнулся  ногами  от дна и пробкой
вылетел на поверхность.
     Вдохнув и выдохнув несколько  раз,  он  из  последних  сил
подплыл  к берегу и, цепляясь за траву, с трудом вылез из воды.
Правая рука по-прежнему крепко сжимала рукоять меча.


     Дальше Тонгору пришлось идти пешком. Оказалось, что в этой
части джунглей растут лишь деревья-великаны, чьи толстые  корни
уничтожали  любых  конкурентов  из растительного мира. Поискав,
Тонгор не обнаружил ни молодых  деревьев,  ни  упавших  стволов
подходящих  размеров  и в нужном состоянии. Ничего не поделаешь
-- остаток пути до города пиратов придется пройти пешком.
     Валкар быстро пришел  в  себя  и  восстановил  силы  после
подводной  схватки.  Сила  Тонгора казалась невероятной, но еще
более поразительной была его выносливость. Любой другой на  его
месте  долгие  часы,  а то и дни пролежал бы без движения после
такого страшного боя, но Тонгор уже вскоре был на ногах и готов
отправиться в путь.
     Жизнь  в  его  родной  северной  стране  была  непрерывной
борьбой   за   существование.   В   этой  борьбе  выживал  лишь
сильнейший. И  Тонгор  принадлежал  роду  сильных  охотников  и
воинов  --  людей, равных которым сегодня уже не найти. С самой
колыбели непрерывно  сражаясь  с  враждебными  соседми,  дикими
животными,  страшным  холодом,  он  наполнил  невероятной силой
каждую мышцу, каждую клетку своего могучего тела.  Долгие  годы
городской  жизни  во  даорце  не  смогли  ослабить  его  дикой,
варварской мощи. Меньше часа отдыхал Тонгор на берегу -- и  уже
вновь готов был вступить в сражение с любым противником. Кривая
ухмылка  появилась  на  губах  валькара, когда, осмотрев клинок
меча, он убрал клинок в потертые кожаные ножны. Да,  боги  были
на  его стороне в этом бою на дне Амадона. Не наткнись он рукой
на меч -- не выйти бы ему живым из этой схватки. А если бы чудо
и произошло, то безоружным он не смог бы выжить в джунглях,  не
смог бы защитить себя от опасностей, ждущих его впереди.
     Всю  оставшуюся  часть дня и всю ночь напролет Тонгор брел
вдоль реки вниз по течению. Он без устали  прорубал  себе  путь
сквозь  прибрежные  заросли,  ни  разу  не остановившись, чтобы
отдохнуть или поесть. Время шло, а Таракус все еще лежал где-то
впереди, хотя находился явно ближе, чем в начале пути.
     Оказалось, что он даже ближе, чем Тонгор мог предположить.
     К рассвету джунгли стали редеть,  а  острый  слух  Тонгора
уловил  гул далекого прибоя. Тонгор сумел перебраться на другой
берег реки, не пускаясь вплавь, по сомкнутым ветвям двух лесных
исполинов. Оказавшись на другой стороне, он,  не  задерживаясь,
углубился в заросли.
     Неожиданно  для  самого себя валкар вышел на опушку леса и
увидел перед собой каменистый склон горы, на вершине которой  в
первых лучах рассвета алели стены и башни Таракуса.
     Вынув  меч из ножен, Тонгор сделал шаг вперед, разглядывая
город своих врагов.
     И почти в тот же миг, темная  на  фоне  алого  рассветного
неба,  перед  ним  появилась  фигура человека с клинком в руке.
Незнакомец, держа саблю наизготовку,  приготовился  вступить  в
бой...



     Трактир   "Череп   и   кости"   находился  в  конце  улицы
Ростовщиков, в одном из наименее населенных кварталов Таракуса,
неподалеку от порта. Вокруг поднимались глухие стены складов  и
заборы  мастерских  по ремонту корабельной оснастки. оживленные
площади и широкие  освещенный  кабацкими  фонарями  улицы,  где
кипела  веселая  жизнь пиратского города, расположились выше по
склонам гор.  Именно  из-за  некоторой  уединенности  и  выбрал
капитан Барим Рыжая Борода этот трактир в качестве места отдыха
своего  экипажа.  Город  пиратов  был полон внимательных глаз и
навостренных ушей шпионов и  осведомителей.  Да  и  большинство
жителей  не отказали бы себе в удовольствии предать приятеля за
золотую монету. Поэтому-то  команда  "Ятагана"  и  забралась  в
самый   глухой   квартал   Таракуса,  чтобы  избежать  внимания
соглядатаев.
     В тот вечер на  закате  Барим  сидел  у  пылающего  очага,
вытянув  к огню ноги и время от времени прикладываясь к изрядно
полегчавшему бурдюку с элем. Рядом с ним, словно сильный зверь,
посаженный в стальную клетку, ходил  из  угла  в  угол,  огибая
столы  и  раздвигая  столы  и табуреты, молодой воин Патанги --
Чарн Товас.
     Холодный ветер завывал на улицах вокруг грязного трактира.
Ледяные капли дождя барабанили по  окнам  и  тяжелой  двери  из
дубовых   досок,   словно  како-то  оживший  скелет  настойчиво
требовал впустить его.  Барим  поежился  и  поплотнее  запахнул
плащ. Целый день он провел, шатаясь по городу и собирая слухи и
сплетни. Капитан изрядно облегчил свой кошелек, заказывая тут и
там  выпивку старым приятелям и случайным новым знакомым, чтобы
выудить из них нужную информацию. Результаты поисков  оказались
не очен-то обнадеживающими.
     Выяснить   удалось   немногое.   Во-первых,   Карм  Карвус
действительно попал в плен к Каштару Карсному  Волку,  а  затем
пропал.  Почти все в городе были уверены, что он погиб в темных
водах подземного залива -- ибо кто может уцелеть, оказавшись  в
небольшой бухте, где беснуется гигантский ящер, сведенный с ума
и распаленный каким-то древним колдовским прибором?
     Но  утонул ли князь Царгола или его сожрал дракон -- этого
никто сказать не мог,  а  значит  --  и  сам  факт  его  гибели
оставался  недоказанным.  Стражи Каштара обыскали весь город из
конца в конец, но ничего не нашли. Даже Белшатла, со всем своим
колдовским   мастерством,   не   смог   определить   судьбу   и
местонахождение   Карма   Карвуса.   пропавший  пленник  словно
испарился с поверхности Лемурии.
     Рассказав все это молодому чандару, Барим угрюмо замолчал,
наблюдая за ним. Истинный  арстократ,  Чарн  Товис  не  выражал
вслух все свои чувства, но по выражению его лица Барим понимал,
что тот чувствует.
     В   какой-то   момент  Рыжая  Борода  и  сам  почувствовал
угрызения совести. Но, поразмыслив, он  решил,  что  не  должен
винить  себя в исчезновении Тонгора. В конце концов, никто ведь
не мог предположить, что на "Ятаган" нападет морское  чудовище.
Никто и подумать не мог, что Правитель Патанги решится вступить
в единоборство с огромным ящером и оседлает его. И уж точно, ни
один  другой  капитан  не  стал  бы  так  долго и упорно искать
пропавшего с борта судна человека, как это сделал Барим.
     Ведь его матросы все глаза  проглядели,  обыскивая  водные
просторы.  Откладывая  возвращение  в  порт,  команда "Ятагана"
провела галеру вдоль берега, осматривая все бухты и  прибрежные
заросли,  и  лишь  затем  капитан  отдал  приказ  взять курс на
Таракус.
     Разумеется, Чарн Товис ни в чем не винил капитана  Барима.
Его  повелитель  -- Тонгор Могучий -- принял смерть так же, как
прожил жизнь -- с достоинством и отвагой встретив  опасность  и
вступив  в  бой  с противником. И как ни тяжела была потеря для
молодого чандара, он понимал, что винить в случившемся  некого.
А  теперь более тяжелый мысли и чувства, чем скорбь по ушедшему
другу, наполняли его голову и сердце. Ибо страшная судьба  была
уготована его стране, всей Империи Патанги... Чарн Товис нервно
мерял комнату шагами и сжимал кулаки не в знак траура, а сгорая
от  чувства  беспомощности;  он  ничего  не  мог сделать, чтобы
отвести длань рока от городов Патанги.
     К величайшему сожалению Чарна Товиса  и  капитана  Барима,
они   не  знали,  каков  был  план  исчезнувшего  Тонгора,  что
собирался предпринять отчаянный валкар, чтобы найти  плененного
друга, и как поступил бы, поняв, что князь Царгола исчез, а над
Патангой  нависла  страшная  угроза  вторжения  пиратов.  И что
теперь  должны  были  сделать  они,  оставшись  без  мудрого  и
могучего   командира?   Ведь   Тонгор,  несомненно,  что-нибудь
придумал бы,  чтобы  свергнуть  Каштара...  А  может  быть,  он
попытался  бы  уничтожить  дьявольское  оружие древней Нианги и
сделать  флот   пиратов   бессильным   против   могущественного
Воздушного флота Города пламени.
     Чарн  Товис  и  Барим, не сговариваясь, бились над одним и
тем же вопросом: что они могут сделать, чтобы сорвать поход  на
Патангу?


     Погруженные  в  тяжелые  раздумья, ни Чарн Товис, ни Рыжая
Борода не услышали ни приближающихся по мокрой мостовой  шагов,
ни осторожного стука в окно.
     Неожиданно тяжелая дубовая дверь распахнулась. Порыв ветра
подхватил  ее  и с силой ударил о стену. Обернувшись на грохот,
Барим вскочил на ноги. В воздухе сверкнула сталь его клинка.
     Узнав стоявшего на пороге, Рыжая Борода расслабился.
     -- Ну ты даешь, приятель, -- пробурчал Барим, убирая меч в
ножны. -- Еще немного -- и ты получил бы целый локоть  стали  в
живот.
     --   Извини,   капитан,   --   пробормотал  старина  Блай,
вваливаясь в комнату и выжимая промокший насквозь плащ. --  Все
этот  ветер, это он вырвал дверь из моих рук. Да, а кроме того,
я стучал. Боги, неужели и в этих стенах не найдется  нескольких
глотков  вина  для  страдающего  от холода и жажды несчастного,
исходившего за целый день весь Таракус вдоль и поперек?
     Причитая и шмыгая носом,  круглолицый  ковианец  прошел  в
комнату;  при каждом шаге его промокшие сапоги громко чавкали и
оставляли  за  собой  грязные  следы.  С  тяжелым  вздохом   он
повалился  в  уютное  кресло  у очага, стащил сапоги и протянул
ноги к огню. Чарн Товис принес ему кубок вина.
     -- Премного благодарен, приятель, -- сказал ему Блай.
     Рыжая Борода с  нетерпением  ждал,  пока  вновь  прибывший
допьет   кубок   до   дна  и,  рыгнув,  оботрет  губы  ладонью,
мечтательно глядя на опустошенную посуду.
     -- Ну? -- не выдержав, капитан нарушил  молчание.  --  Что
скажешь?  Какие  новости? Не бестолку же ты прошлялся по городу
целый день, черт побери твою жирную задницу!
     -- Спокойно, капитан, да чтобы я... А впрочем, не найдется
ли у вас тут еще пары капель вина для продрогшего друга?
     Негромко  бурча  что-то  под  нос,  Барим  наблюдал,   как
ненасытный  круглолицый  Блай  выпил  еще  один кубок вина и со
стуком поставил его на дубовый  стол.  Потом  капитан  повторил
свой вопрос еще более мрачным тоном.
     Блай    преспокойно    улыбнулся   замершим   в   ожидании
собеседникам.
     -- Ну, значит  так,  капитан,  --  начал  он,  устроившись
поудобнее.  --  Как  только  я  с утра пораньше вышел из нашего
трактира, я сразу же направился в таверну "Черная галера",  ну,
ту,  в  дальнем  конце улицы Парусных Мастерских. Ты же знаешь,
что я в молодости дружил с одним парнем, его зовут Курао, он из
Кадорны. Так вот, с этим малым мы плавали матросами  на  галере
капитана  Ярала  Крюка, которого прозвали Крюком за то, что он,
потеряв руку в одном абордажном бою, приладил к культе стальной
крюк. И, я вам скажу, орудовал он этим  крюком  так,  что  иной
здоровый позавидует...
     --  Хватит нести всякую чушь! -- рявкнул Барим. -- Давай к
делу!  А  не  то  я  тебя  сейчас  потрясу  хорошенько,   чтобы
прочистить память!
     Блай бросил испуганный взгляд на Рыжую Бороду.
     --  Это... да-да... конечно, капитан. Ну так вот, это... О
чем же это я... Ах, да! Этот парень, Курао, он  сейчас  плавает
на "Королеве Зингабала", а мне сказали, что эта галера теперь в
порту,  вот я и подумал, что он тоже может быть... Ну, в общем,
я его нашел, да только он даже не  узнал  меня,  нажрался,  как
свинья.  Да, теперь помню, слаб был Курао насчет выпивки, слаб,
-- отключался раньше всех... Ладно-ладно, капитан,  спокойно...
Я  уже к делу подхожу. Вот, уже почти дошел до главного, -- тут
Блай запнулся и испуганно зашевелил губами. -- Ой,  на  чем  же
это я остановился?
     -- Твой Курао был в стельку пьян, -- спокойно, но мрачно и
твердо напомнил Чарн Товис.
     --  Ах  да,  ну конечно же! Спасибо, приятель. Ну так вот.
Пока я пытался привести его в чувство,  кто,  как  вы  думаете,
вломился  в  "Черную  галеру"?  Ну конечно же, не кто иной, как
Тарган Одноглазый, мой  старый  приятель.  Мы  с  ним,  бывало,
плечом  к  плечу  в строю стояли. Вместе в кабаках дрались, и в
бою держались  поближе  друг  к  другу...  Чего  стоила  только
высадка на острове Йофис. Мы с Турганом тогда первыми ворвались
в  их  городской  храм...Ну  вот, значит, давненько мы с ним не
виделись, а воды с тех пор много утекло. Я еще  в  наш  прошлый
заход  в  Таракус слышал в "Якоре и Кортике", что Тарган теперь
дружит с самим Дурангой Тулом, ну, ты его  знаешь  --  один  из
приближенных  Красного  Волка. Вот, значит, к чему я это все...
Конечно, стоило мне все это немало -- знаете, сколько жратвы  и
выпивки  я  ему  выставил?  Ну  да  ладно,  этот мой одноглазый
приятель стоил того. Он теперь, сами понимаете, кой-куда вхож и
новости раньше других узнает. Но что утаишь от старины Блая? Не
родился еще такой человек...
     Прервавшись, Блай выразительно облизнул губы  и  уставился
на стоящую за спиной Чарна Товиса большую бутыль с вином.
     -- Ну? Будешь ты говорить или нет? -- раздраженно процедил
Барим.
     Блай преувеличенно громко прокашлялся.
     --  Это...  извини,  капитан...  Холод  такой  на улице...
Боюсь, как бы... Целый день ведь на ногах, под дождем... сапоги
промокли...  В  общем...  Ну,   приятель,   не   плеснешь   еще
глоток-другой  старине  Блаю из той посудины, чо стоит за твоей
спиной...  Только  в  медицинских  целях,  разумеется,  вы   же
понимаете...  Вот  и  замечательно...  Ну,  если  только  самую
малость еще -- чтобы уж добить бутылку...
     Делая вид, что не замечает сжавшихся в кулаки рук Барима и
его сведенных гневной гримасой скул, Блай опрокинул бутыль себе
в рот и осушил ее до дна.
     -- Вот, теперь полегче будет... Так значит, о чем это я...
Ну да, конечно... Мой план сработал. А план был такой:  напоить
Одноглазого...
     --  Более  идиотского  плана  нельзя  и придумать. Ты сам,
напившись, кому угодно все выболтаешь. Ладно, что у тебя еще?
     -- ничего особенного. Просто я узнал, что они замышляют.
     Воцарилось  молчание.  Барим  и  Чарн   Товис   обменялись
недоверчивыми взглядами.
     -- Ты..?
     Блай  икнул  и  заговорщицки  хихикнул,  подмигивая  своим
собеседникам.
     -- ну да, капитан.  Все  прошло,  как  по  маслу.  Старина
Одноглазый,  конечно,  силен  в питье, но даже он на спор может
увлечься  и  пообещать,  что  выпьет  половину  винных  запасов
Таракуса,  не  выходя  из-за  стола. А я знай себе подзадориваю
его, вспоминаю старые времена да намекаю на будущее... В общем,
раскололся он, что твой орех. Ну он и  нажрался.  Схватило  его
здорово, прямо за столом наизнанку вывернуло, а он все требовал
еще вина...
     --  Блай,  а  ты  уверен,  что твой Турган не прикидывался
более пьяным, чем был на самом деле? Он не  догадался,  что  ты
вытягиваешь  из  него  нужные  сведения? -- нетерпеливо спросил
Чарн Товис.
     Блай посмотрел на  молодого  офицера  и  уверенно  покачал
пальцами перед его лицом.
     --  Ну  уж  нет,  приятель.  Старина  Блай  уж  как-нибудь
проследил за этим... мы постепенно перешли от  обсуждения  идеи
штурма Патанги к тому, как будет делиться добыча и какова будет
доля  каждой  галеры...  А  потом я подвел его к тому, чтобы он
предложил мне угадать, когда  наш  флот  выходит  в  море...  В
общем, этот парень знал то, что нам нужно, и главное было -- не
мешать ему все рассказать.
     --  Ну  так когда? Когда же пираты выступают?! -- закричал
Барим.
     -- Завтра, на рассвете, -- последовал ответ.
     -- Завтра?! Но это невозможно!
     --  А  вот  так,  очень  даже  возможно.  Одноглазый  даже
объяснил,  почему.  Красный  Волк боится, что Карм Карвус сумел
выбраться из той пещеры. А значит, есть шанс, что он  доберется
живым  до  Патанги  и предупредит Черного Ястреба об опасности.
Вот почему Каштар решил отправиться в поход раньше времени,  не
дожидаться,  пока в Таракусе соберутся все наши корабли. Сейчас
для Красного Волка самое главное -- скорость  и  неожиданность.
Итак,  завтра  на  рассвете  мы  выходим в море... Приказ будет
передан всем капитанам сегодня в полночь посыльными Каштара.
     вскочив на ноги, Барим выбежал из комнаты и помчался вверх
по лестнице.  Вскоре  со  второго  этажа  послышались  команды,
поднявшие с постелей уже уснувших членов экипажа.
     -- Дурган, Рогир -- живее, живее! Эй, Зенд, Тангмар, ну-ка
пошевеливайтесь! Дело жизни и смерти!
     --   Что   за  спешка,  капитан?  Тревога?  --  послышался
заспанный голос Дургана.
     -- Тревога! Через полчаса мы снимаемся с якоря, понял  ты,
болван одноглазый? На рассвете флот Таракуса выходит в поход на
Патангу. Мы должны предупредить Город Пламени. И да помогут нам
в этом Горм и Шастадион! только бы успеть вовремя!


     Чертыхаясь  и  проклиная  всех  богов  на  свете,  матросы
"Ятагана" выскакивали из постелей  и,  полуодетые,  спотыкаясь,
сбегали  на  первый этаж в столовую, Барим подгонял их. Не было
времени будить хозяина трактира и расплачиваться  с  ним.  Все,
что  сейчас  требовал  капитан  от своих подчиненных -- это, не
задавая лишних вопросов, бежать  со  всех  ног  вниз  по  улице
Ростовщиков к причалам.
     позади  осталась  незапертая,  хлопающая  на  ветру  дверь
"Черепа и Костей". под удивленным  взглядом  серебряного  глаза
луны  матросы, спотыкаясь и поскальзываясь, неслись по мостовым
улиц Таракуса.
     первым, впереди всех, на пирс вбежал Барим  Рыжая  Борода;
его   тяжелые  сапоги  громко  застучали  по  камням  портового
причала. Здесь чуть покачивался на волнах  его  пришвартованный
"Ятаган"  с уьранными веслами и свернутыми парусами. Положенные
на стоянке в порту зеленые и красные огни горели на носу, корме
и мачтах галеры.
     --  Эй,  на  борту!   --   раздался   сильный,   привыкший
командовать  голос  Барима.  --  Живо  на палубу, лентяи! Кидай
сходни, снимайся с якоря!
     Удивленный вахтенный матрос-зингабалец заспанными  глазами
уставился на причал.
     -- Это вы, капитан?
     --  Конечно,  я, кому ж еще тут быть! Слушай, лентяй, живо
опускай сходни и принимай на борт это песье племя! Мы отплываем
в Патангу. пошевеливайся, если не хочешь отправиться  рыбам  на
обед.
     Перегнувшись через борт, вахтенный вытянул руку, показывая
куда-то за спину капитана.
     --  Башни!  Посмотрите  на  сигнальные огни маяков! Еще на
закате Морские Ворота закрылись, капитан. Мы не сможем выйти из
бухты.
     Выругавшись, Барим обернулся и уставился, еззвучно  шевеля
губами,  на  далекие,  с  трудом  различимые в темноте огромные
башни маяков, возвышающиеся одна -- на острие мыса, а другая --
на самом конце рукотворного волнолома, закрывающих штормам вход
в гавань Таракуса. Сомнений быть не могло. По два огня -- синий
и желтый -- горели на обеих  башнях.  Синий  и  желтый.  А  это
значило,  что непреодолимые Морские Ворота закрыты на всю ночь,
преграждая любому кораблю путь в бухту или из нее.
     -- Одиннадцать алых небосводов! -- выдохнул капитан.
     Чарн Товис, все еще не понимая, что произошло, спросил:
     -- Барим, что такое? Что обозначают эти огни? Почему мы не
можем выйти в море?
     Капитан тяжело вздохнул и чуть не простонал:
     -- Гавань  Таракуса  --  почти  замкнутый  круг  городской
набережной,  оптовых причалов и доков, скал, обрывающихся прямо
в воду, и длинного волнореза. Остающийся  для  входа  и  выхода
кораблей  участок очень узок, и вот этот пес -- Каштар построил
между маяками Морские Ворота, вон там...
     -- Да что же это за Ворота? --  нетерпеливо  спросил  Чарн
Товис.
     -- Огромные цепи. Цепи, выкованные из бронзы. Каждое звено
весит  полтонны.  етыре  огромные  цепи закреплены на громадных
кольцах в башнях под маяками. Когдаони подняты, как сейчас,  ни
один  корабль  не сможет пересечь границу залива. И кроме того,
этот пес -- Каштар оставил в каждой башне  постоянный  гарнизон
--  больше  чем  по  сотне  воинов.  Учитывая, что высадиться у
маяков почти невозможно из-за рифов,  взять  маяки  и  опустить
Ворота становится делом более чем сложным и, уж конечно, долгим
даже  для  большой армии. А уж нам -- команде одной галеры -- и
думать об этом  нечего.  Да  и  никто  из  нас  не  знает,  как
действует механизм цепей. А если ты все же надеешься на чудо --
добавь  ко  всему  еще  и катапульты на волнорезе. Они разнесут
неподвижный "Ятаган" в щепки, пока мы будем штурмовать один  из
маяков.  Нет,  приятель,  похоже, что на этот раз Каштар одолел
нас.  Старая  лиса,  он  наверняка  догадывается,   что   среди
капитанов  пиратских  кораблей  найдутся  один-два  шпиона  или
просто  отчаянная  голова,  которая,  рассчитывая  на   большую
награду,  рискнет  прорваться  вперед  и  предупредить гарнизон
Патанги о вторжении.  Вот  он  и  приказал  перекрыть  на  ночь
Морские Ворота, пусть даже преградив путь возвращающимся в порт
кораблям. Он сделает что угодно, лишь бы сохранить в тайне свой
план... В общем, ребята, возвращаемся в "Череп и Кости". Ничего
не попишешь.
     Чарн  Товис  выдавил проклятье, но понял, что поделать тут
ничего нельзя. Здравый смысл говорил, что  Барим  Рыжая  Борода
прав.
     Старина  Блай  печально посмотрел на море и вдруг негромко
произнес:
     -- Жаль этих бедняг в Патанге. Спокойно спят себе в  своих
кроватях,  полагаясь  на  то,  что  бравые  ребята  с "Ятагана"
известят их о начале вторжения. А  теперь  первым  известием  о
войне  станет  появление  в  гавани  их  города  черного  флота
пиратов... эх...
     Тяжело вздохнув,  круглолицый  ковианец  покачал  головой.
Один  за  другим  пираты  вернулись  в трактир и легли спать. У
дверей "Черепа и Костей" их встретил посыльный офицер  Каштара,
передавший  Бариму  приказ Правителя города корсаров: с первыми
лучами  солнца  "Ятагану"  было  предписано  занять   место   в
последнем  ряду  строя  пиратских  кораблей  и  плыть вместе со
всеми, следуя за флагманом, в сторону Патанги.
     Какие  шансы  оставались  у  Города  Пламени,  ничего   не
подозревавшего  о готовящемся нападении? Какие шансы на жизнь и
свободу были у его жителей, на которых нацелились предательские
пиратские мечи и кинжалы?






     "...Ибо это был грех Серых Колдунов,  в  своей  гордыне  и
стремлении к власти дерзнувших бросить вызов самим Девятнадцати
Богам...  Они  вышли  за  границы,  поставленные  человеческому
сознанию самими Богами; они  создали  страшное  оружие,  словно
вышедшее  из  преисподней... и потому были сметены Божественным
Гневом, а все их творения стерты в пыль..."
                             -- Великая Книга Колдуна Шайраши.



     Стройная фигура в  шелковом  одеянии  дернулась  от  боли,
сжатая  железной  хваткой  Карма  Карвуса.  С  изумлением князь
Царгола ощутил под своими руками не крепкие  мышцы  мужчины,  а
мягкость женского тела. Разжав руки, он отступил на шаг назад.
     -- Вы всегда так вламываетесь так в спальню к дамам, князь
Царгола?  --  холодно  спросила девушка. Приведя в порядок свое
платье, она повернула прекрасное лицо к пораженному  принцу.  К
своему  удивлению, Карм Карвус понял, что перед ним не кабацкая
девка, не разбитная подружка  пиратского  капитана,  а  молодая
женщина благородного происхождения, хорошо воспитанная и полная
достоинства.
     -- Прошу меня извинить, госпожа, но я не знал... Но как же
вы узнали, кто я?
     Легкая   улыбка  чуть  тронула  губы  все  еще  холодно  и
неприветливо смотревшей на него девушки.
     --  Когда  полгорода  стоит  на  ушах,   чтобы   разыскать
пропавшего пленника по имени Карм Карвус, не стоит большого ума
догадаться,  что  ты  --  тот самый беглец. Кому еще, кроме как
узнику, бежавшему из темницы Каштара, придет в голову лазать по
крышам и вламываться в окна, да еще в такую  погоду.  Но  здесь
тебе  нечего  бояться.  Ведь я -- тоже пленница Красного Волка,
Яан из Кадорны. Ты  замерз,  промок,  не  стоишь  на  ногах  от
усталости.  Можешь  выпить  вина,  поесть, погреться у очага. Я
думаю, что смогу найти для тебя какую-нибудь сухую одежду.
     Пробормотав какие-то невнятные слова  благодарности,  Карм
Карвус растянулся в кресле и, сняв сапоги, вытянул ноги к огню,
чувствуя, как тепло, проникая в тело, выдавливает из мускулов и
костей   усталость   и   холод.   При  этом  он  не  переставал
заинтересованно следить за девушкой.
     Ей было лет двадцать, не  больше.  Характерная  золотистая
кожа, черные миндалевидные глаза, сверкавшие, словно два темных
самоцвета,  выдавали  в  ней уроженку Кадорны. Копна черных как
смоль волос рассыпалась по ее  плечам.  Ее  полные  чувственные
губы,  казалось,  были  созданы  для поцелуев, а под свободными
складками шелкового одеяния угадывалась прекрасная фигура.
     Кадорна  была  самым  западным  городом   Империи   Девяти
Городов. Она лежала за Ковией, по другую сторону от устья Залив
Патанги,  непосредственно  на  побережье  Южного  моря.  Города
Залива  вели  мало  торговли  с  Кадорной,  но  лишь  из-за  ее
удаленности и труднодоступности, а не по политическим причинам.
Повелитель  Кадорны,  князь Касан был союзником Тонгора. Теперь
Карм Карвус припомнил, что слышал о юной  дочери  Касана...  Но
что она делает здесь, в цитадели пиратского короля?
     Вопрос,  должно  быть,  был  написан  на его лице, а может
быть,   просто   повинуясь    интуиции,    девушка,    выслушав
благодарность  за  вино  и  еду,  поведала гостю о том, как она
оказалась в Таракусе.
     -- Я тоже была взята в плен корсарами, и теперь они держат
меня как заложницу, -- в нескольких словвах Яан описала, как во
время  морской  прогулки  ее   судно   окружили   пираты.   Все
придворные, охрана и матросы погибли в неравной схватке, а саму
ее  привезли  в  Таракус. Карм Карвус угрюмо слушал ее рассказ.
Похоже, что в планы Каштара входило захватить по  заложнику  из
всех  девяти  городов  Западной  Империи, чтобы обеспечить себе
ключ к  их  воротам.  Он  спросил  девушку,  не  знает  ли  она
чего-нибудь  о  других  заложниках,  но  она с улыбкой покачала
головой, рассыпав копну волос, закрывших прядями ее  прекрасное
лицо.
     --  Кроме  тебя и меня, у Каштара нет других пленников, --
грустно сказала она, а затем снова улыбнулась. --  А  у  короля
пиратов со мной было немало проблем. Сначала я тоже насладилась
его  гостеприимством в подземной тюрьме; но видя, что страдания
только укрепляют мой дух, Каштар решил запереть меня  здесь,  в
более  сносных условиях, чтобы я смягчилась и покорно выполнила
уготованную мне в его планах роль. Здесь меня  неплохо  кормят,
даже  приставили  нескольких  служанок.  Быть  может,  если я и
теперь  не  соглашусь  пособничать  ему,  Красный  Волк   снова
отправит меня в темницу. Но пока что он меня не трогает.
     -- Но ведь тебя не оставляют одну, без стражи?
     Яан покачала головой.
     -- Конечно, нет. Я предоставлена самой себе в этих покоях,
на верхнем  этаже.  А  прислуга  и  стража  заняли  первые два.
Выбраться отсюда  мне  не  удается.  По  крайней  мере,  стража
достаточно   разумно   предполагает,   что  саркайя  не  станет
спускаться вниз, карабкаясь по стене, как ты.  Но  я  вовсе  не
выбросила из головы мысль о бегстве и даже кое-что приготовила.
Я  как  раз  выглянула в окно, еще раз обдумывая план побега, и
вдруг увидела тебя, карабкающегося по стене.  Я  зажгла  лампу,
чтобы   привлечь   твое   внимание.  Несомненно,  я  собиралась
пригласить тебя к себе, но кто  же  мог  предположить,  что  ты
ввалишься, выломав окно, без всякого приглашения.
     Царголец покраснел.
     -- Госпожа, я...
     Девушка рассмеялась.
     --  Не  нужно  извинений.  Отчаявшийся  человек ищет любую
гавань во время бури. Здесь, по крайней мере  на  время,  ты  в
безопасности. Солдаты уже обыскали мои покои и больше не станут
возвращаться. А теперь скажи, какие у тебя планы?
     Карм Карвус нахмурился. Все его мысли были направлены лишь
на то,  как  избежать повторного пленения, и, честно говоря, он
совсем не думал,  как  и  в  каком  направлении  выбираться  из
города.  Похоже,  что  в этом вопросе девушка была подготовлена
куда лучше и  во  время  заточения  не  теряла  времени  даром.
Порывшись  в  одной  из  корзин  с бельем, она извлекла на свет
листы пергамента и расстелила их перед принцем.
     -- Из этого окна открывается отличный вид на город; я  тут
набросала  какое-то  подобие  карты  --  план  улиц,  площадей,
перекрестков, -- она ткнула пальцем в чертеж. -- Я, как  и  ты,
рассчитывала  убежать  по  крышам -- этот путь кажется наименее
рискованным. Я только ждала подходящей темной  безлунной  ночи.
Смотри,  вот  здесь  мы, вот наша улица, вот городская стена, а
здесь -- ворота. Они не только надежно охраняются, но и  хорошо
освещены.  но  в  то  же время я выяснила, что стена охраняется
лишь верховыми патрулями, разъезжающими с внутренней стороны, а
на ее гребне в обычные дни часовых  нет.  Если  повезет,  и  мы
сможем добраться вот до этого участка стены затемно...
     --  Мы?  Госпожа,  несомненно,  я  не  могу себе позволить
рисковать  вашей  жизнью,  как  своей,  --  запротестовал  Карм
Карвус.
     Яан пристально посмотрела на него и твердо сказала:
     -- Если ты отказываешься идти со мной, я пойду одна, ясно?
А теперь  слушай  внимательно  и смотри на план. Пробираясь вот
этим утем, мы выйдем на крышу этого здания. Оно повыше  других,
и,  если  повезет,  мы сможем перепрыгнуть с карниза на верхнюю
площадку  стены.  Я,  кстати,  уже  приготовила  некое  подобие
веревочной  лестницы,  --  принцесса  показала спрятанные среди
одежды и покрывал скрученные из полос разрезанной ткани веревки
с толстыми узлами для опоры  вместо  перекладин.  --  Так  вот,
привязав  веревку  к  одному  из  зубцов  на  стене,  мы сможем
спуститься вниз, не рискуя спустить себе шею.
     Карм  Карвус  вяло  поспорил,  описывая  опасности  такого
предприятия,   вероятность   быть  обнаруженными,  ненадежность
черепицы. Он долго расписывал, как трудно спускаться по веревке
и прыгать в  темноте,  --  в  общем,  описывал  все  опасности,
подстерегавшие  их в городе, и, более того, за его стенами -- в
джунглях, через которые предстояло  пробираться  до  ближайшего
дружественного  поселения.  Но  на  Яан из Кадорны его слова не
произвели никакого впечатления.
     -- послушай меня, князь Царгола. Я вовсе не  изнеженная  и
беспомощная дамочка, могу тебя заверить. Я не хуже мужчины езжу
верхом  и  умею  охотиться.  Я  знаю,  как  обращаться с мечом,
кинжалом и луком, и могу постоять  за  себя  в  бою.  Мой  отец
мечтал  о  сыне, поэтому, занимаясь со мной, он тренировал меня
как мальчишку. Вот  почему  я  не  собираюсь  выслушивать  твои
соображения  по  поводу  моей  безопасности.  Я убегу отсюда. С
тобой или без тебя -- но убегу.
     -- Но, госпожа...
     -- каштар Красный Волк хочет использовать меня  как  ключ,
чтобы  распахнуть ворота моего родного города. Но я отказываюсь
служить инструментом для исполнения его подлых планов.  И  даже
если  Кадорне  суждено  пасть  под ударами врагов, то не с моей
помощью; я  скорее  соглашусь  навеки  спуститься  в  подземное
царство  теней, чем стать орудием уничтожения моего народа! Так
я поклялась богам  родной  Кадорны,  и  не  собираюсь  нарушить
клятву.
     Карм   Карвус,   скорее   по   инерции,  попытался  что-то
возразить, но безуспешно. Князь Царгола был не первым мужчиной,
проигравшим спор с женщиной. И не он первый  понял,  что  порой
самые  разумные аргументыразбиваются о непоколебимость женщины,
принявшей какое-то решение. Итак, в конце концов он решил взять
ее с собой.


     Буря стихла, и беглецы  стали  готовиться  в  дорогу.  Яан
вышла  ненадолго  и  вернулась  уже  переодетая.  Понимая,  что
шелковое платье мало подходит для путешествия  по  крышам,  она
надела  плотные,  облегающие  шерстяные  брюки,  подчеркивающие
красоту ее длинных стройных ножек. Шнурованные сапоги  доходили
ей  почти  до  колен,  тело  прикрывала темная блуза с длинными
рукавами, плотный шерстяной плащ-накидка был приколот к  плечам
неяркими  заколками.  Вокруг головы она повязала тонкий кожаный
шнурок, чтобы ее черные волосы не закрывали глаза и не  мешали.
В   этом  наряде  худенькая,  стройная  принцесса  походила  на
мальчика-подростка, одетого для охоты или верховой прогулки.
     Для князя она отыскала подходящие  ботинки  вместо  вконец
потрескавшихся  и  мокрых  сапог.  Сухая  одежда  и теплый плащ
дополнили его костюм. Эту  одежду  Яан  разыскала  в  одной  из
предоставленных ей комнат, в каком-то сундуке.
     Дождь  прекратился,  но луна все еще скрывалась за плотной
пеленой  грозовых  туч,  а  значит,  был  шанс,  если  повезет,
покинуть дом незамеченными.
     Не   задерживаясь,   беглецы  пустились  в  опасный  путь,
полагаясь на память Яан и верность ее чертежей. Проклиная  себя
за  мягкотелость,  Карм  Карвус помог принцессе перелезть через
подоконник. Ну почему? Почему он позволил повесить себе на  шею
такую  обузу,  думал  он.  Ведь  девчонке  ни за что не удастся
лазать по крышам так же  ловко,  как  это  делал  он.  В  конце
концов, он -- опытный воин в самом расцвете сил...
     Царголец  не успел сформулировать про себя эту мысль, как,
потеряв равновесие на сломанной черепице,  сорвался  и  проехал
футов десять-двенадцать вниз по крыше, сумев остановиться, лишь
уцепившись  за  трубу. Разумеется, его самолюбию пришлось не по
нраву то, как принцесса ловко, словно горная газель, спустилась
к нему и протянула руку, чтобы помочь вылезти на гребень крыши.
Кстати, ее тонкая кисть оказалась  на  редкость  сильной.  Карм
Карвус  почувствовал  это,  когда  оперся  на  нее чуть не всем
весом, карабкаясь наверх. С этого момента он перестал  сожалеть
о решении проделать путь вдвоем с Яан.
     Они  пробирались  с одной крыши на другую где ползком, где
перепрыгивая  через   темные   переулки.   Без   дополнительных
происшествий  беглецы добрались до крайних домов у самой стены,
защищавшей Таракус от нападения с суши.
     Яан из Кадорны составила отличный план. Они  действительно
оказались  на крыше, чуть возвышавшейся над стеной, примерно на
равном  расстоянии  от  двух  ворот.  Похоже,  перепрыгнуть  на
вершину  стены  будет  не  очень  трудно,  подумал Карм Карвус.
Солидная стена наверху была достаточно широкой,  чтобы  на  ней
могли  разойтись  два воина. Кроме того, наружную сторону стены
украшали высокие зубцы, которые не  дали  бы,  в  случае  чего,
перелететь через стену.
     Но -- в этот момент Карм Карвус опять поскользнулся.
     Непривычно   сидящий   на   ноге  ботинок  попал  в  лужу,
оставшуюся на месте выбитой черепицы, в тот самый момент, когда
князь  собирался  оттолкнуться  и  перепрыгнуть  на  стену.   В
результате  он, перекувырнувшись и потеряв всякую ориентировку,
не удержался и рухнул с крыши вних, на каменную мостовую.
     Не миновть бы князю сломанной ноги, а то и шеи, если бы  в
тот  момент  вдоль  стены  не  проезжал на свою беду патрульный
верхом на кротере. Именно на голову этому  бедняге  и  скатился
Карм Карвус.
     От неожиданности не успев понять, откуда на него свалилась
такая  тяжесть, воин выпустил поводья из рук. Испуганный кротер
взбрыкнул, и оба человека полетели на землю.
     Карм Карвус вскочил на ноги на мгновение раньше стражника.
Этого мгновения ему хватило, чтобы, не  дав  солдату  выхватить
оружие  или  поднять  тревогу,  отправить  его в нокаут сильным
ударом ноги в горло. Не успев подняться, стражник вновь  рухнул
в темную лужу у основания стены.
     Карм  Карвус  быстро  огляделся.  Похоже, что стражник был
один, и шум их короткой схватки не привлек  внимания.  Мысленно
попеняв  себе  за  неловкость, князь успокоил себя тем, что, по
крайней мере, так он раздобыл себе оружие. Он быстро расстегнул
перевязь солдата и привычными движениями нацепил кожаные  ремни
на   свои   плечи.   Теперь   он  был  вооружен,  и,  к  своему
удовольствию, обнаружил, что трофейный  клинок,  тонкий  легкий
меч,  равный  по весу сабле, но прямой и обоюдоострый. Он очень
напоминал царгольскую шпагу -- излюбленное оружие князя.  Кроме
того,  на  перевязи  висел  в  ножнах  длинный  прямой  кинжал,
наподобие  стилета  или  кортика.   Разоружив   бесчувственного
солдата,  князь  разорвал  на  полосы  плащ бедняги и, соорудив
кляп, заткнул тому рот и, кроме того, крепко связал его.  Затем
он перетащил бесчувственное тело в глубокую тень -- вряд ли его
найдут  до  утра.  Взяв  кротера  за поводья, Карм Карвус завел
животное в узкий проход между двумя  глухими  стенами  домов  и
крепко привязал его там, чтобы скакун, вернувшись в гарнизонные
стойла без седока, не поднял тревого раньше времени.
     Яан  внимательно  наблюдала  за всем происходящим с крыши.
Теперь, когда они  оказались  разделены,  оставался  лишь  один
выход, чтобы оказаться вместе.
     Тщательно  примерившись, Яан отступила на два шага от края
крыши, еще раз прикинула расстояние,  а  затем  напряглась  как
пружина и, распрямившись, прыгнула.
     Глядя  снизу,  Карм  Карвус весь сжался, видя, как девушка
летит в пустоте. как легко можно ошибиться, не рассчитать  силу
толчка,  неправильно  прицелиться, подвернуть ногу или потерять
равновесие... Одно  неверное  движение  --  и  саркайя  Кардоны
рухнет на камни, разбившись насмерть!
     Но  Яан,  похоже,  не  обманывала, когда рассказывала, что
тренировалась не меньше любого мужчины. она точно  приземлилась
на вершине стены. В следующий миг, не успев отдышаться, она уже
развязала  обмотанную  вокруг талии веревку с узлами и, накинув
один  конец  петлей  на  зубец  стены,  другой  спустила  Карму
Карвусу.
     Князь   Царгола   не  заставил  себя  долго  ждать.  Через
несколько мгновений он уже стоял на стене рядом с девушкой.  Во
мгновение  ока  веревка  была  развязана и перекинута на другую
сторону. Не тратя времени на разговоры, цепляясь за узлы руками
и упираясь в них ногами, князь и  саркайя  проворно  спустились
вниз.   Вокруг   громоздились  скалы,  таившие  в  себе  немало
опасностей, но  главное  было  сделано:  беглецы  выбрались  из
города!
     Как  можно быстрее полезли они по каменистому склону горы.
Здесь, среди скал и теней, их вряд ли заметили бы стражники  со
стен  и  башен, даже если бы смотрели в эту сторону. Но, взойди
луна, и шансы быть обнаруженными тотчас же  станут  куда  более
реальными.
     пробираясь  по  камням,  стараясь не подвернуть ноги и при
этом двигаясь как можно быстрее, Карм Карвус и Яан  из  Кадроны
уходили  все дальше от стен Таракуса и приближались к джунглям,
которые в их положении казались куда более  безопасным  местом,
чем Город Пиратов.


     Промокшие, усталые, с ноющими ногами и руками, ободранными
локтями  и  коленями,  они  наконец спустились к подножию горы.
Похоже, до сих пор никто не обнаружил отсутствия Яан. веревку и
подавно никто  е  заметит  до  утра,  --  а  значит,  можно  не
опасаться погони, по крайней мере, пока не рассветет.
     Но  до  рассвета  оставалось  совсем мало времени. Вот уже
посветлело  небо  на  востоке,   расступились   тучи.   Звезды,
появившиеся  в  просветах,  мерцали  не  по-ночному блекло. Еще
немного -- и первые багряно-золотые  лучи  рассеют  темноту,  и
день сменит ночь.
     Перед  беглецами,  словно  темно-изумрудная  стена, встали
джунгли.  Их  торжественное  и  грозное  молчание  не   столько
нарушали, сколько подчеркивали таинственные шорохи занимающихся
своими утренними делами обитателей этих густых зарослей.
     Итак,  враги  в  человеческом  обличье остались позади. Но
впереди лежали владения не менее страшных и жестоких врагов  --
хищных  обитателей  джунглей.  от  людей можно было вырваться и
бежать, прибегнув к хитрости и обману,  но  здесь,  в  джунглях
Птарты,  ничто  не  поможет избежать грозных челюстей хищников,
кроме силы, храбрости и остро отточенной стали.
     Жестом приказав девушке  держаться  за  его  спиной,  Карм
Карвус обнажил меч и направился к темно-зеленой стене. Не успел
он  сделать  и нескольких шагов вглубь изумрудного моря, как из
темноты навстречу  ему  метнулась  какая-то  тень  внушительных
размеров.
     Ни  мгновения  не  раздумывая  и не колеблясь, Карм Карвус
бросился в бой. Его рука сжала стальной  клинок,  острой  иглой
направив в сердце неведомому врагу...



     Рассвет  рассеял  ночную  тьму, наполнив мир светом нового
дня.
     Прежде, чем первые лучи солнца позолотили  небо,  Таракус,
Город  Пиратов,  уже  проснулся.  сотни  ухмыляющихся корсаров,
вооруженных до зубов, заполнили узкие улицы, двигаясь к  порту,
поднимаясь  на  борты  галер, стоящих у причалов, и в шлюпках и
баркасах добираясь до кораблей, бросивших якоря на рейде.
     Среди пиратов были стрелки из луков и копьеносцы, воины  с
мечами  и  саблями,  расчеты  катапульт  и  тяжелых  арбалетов,
стреляющих огненными стрелами. Были здесь уроженцы всех городов
и стран Юга -- черноглазые и черноволосые  тарданцы,  воины  из
Шембиса  и  Царгола,  Тардиса  и  Зингабала, солдаты из пустынь
Возашпы  с  выкрашенными  пурпуром  бородами  и  пришельцы   из
Дарунгабара и Далакхона, с лицами, словно грубо вырубленными из
гранитных  глыб.  над  толпой  возвышались  великаны из Красных
Лесов Коданга. Их светлые волосы были затянуты в тугие косы  на
затылке.   Даже   несколько   синих   кочевников,  чьи  племена
господствовали на далеких  Великих  Равнинах  Востока,  занесла
судьба  в  ряды  пиратов Таракуса. Но больше всего в толпе было
уроженцев  окрестных  земель  --  желтокожих   кадорнианцев   и
раскосых  обитателей  Пелорма,  а  также  самих таракусцев -- с
шелковистыми черными усами и порочными ледяными глазами.
     И в душе каждого из сотен корсаров кипели мысли  о  скорой
добыче  -- золоте, драгоценных камнях, вине и женщинах. Вот-вот
неисчислимые богатства Патанги лягут к  их  ногам.  Как  только
откроются  двери  сокровищниц  городов  Империи,  каждый  пират
станет богатым, как дворянин, и сможет прожить остаток жизни  в
роскоши и безделии. Корсары довольно улыбались и крепко сжимали
украшенные  самоцветами  рукояти  ножей,  кинжалов,  кортиков и
палашей... Скоро, совсем скоро  они,  морские  волки,  заполнят
улицы   Патанги,   и   все   золото,   камни  и  все  богатства
могущественнейшей на Земле Империи лягут к их ногам.
     Задолго до первых признаков рассвета Белшатла был на ногах
и приступил  к  своей  работе.  Серый  Колдун  еще  и  еще  раз
проверял, как был закреплен его хрупкий инструмент и стеклянных
сфер   и  латунных  проволок  на  палубе  флагманского  корабля
Каштара. Казалось, все в порядке, Лампа Безумия была в  целости
и  сохранности,  что  теперь имело особо важное значение, когда
она  осталась  в  единственном  экземпляре  после   того,   как
хитростью  Карма  Карвуса  или  тщеславием  и  глупой гордостью
самого Белшатлы второй аппарат оказался уничтоженным.
     Нездоровым огнем сверкали глаза  колдуна,  представлявшего
себе,  как  он своими руками -- да, вот этими руками -- обрушит
на стены Патанги лучи, разрушающие разум, сея безумие, ярость и
смерть!
     Наконец  появился  и  сам  Каштар  в  окружении  офицеров,
отдающий  на ходу последние распоряжения. С вершины холма князь
пиратов радуясь наблудал, как выстраивается на рейде его  флот,
пиратская армада. За всю долгую и кровавую историю морских войн
еще  не было собрано в одном место столько боевых кораблей. Это
он, Каштар Красный Волк, сумел собрать их, и к его ногам  падет
столь  желанная  добыча  -- трон Патанги. Словно в сладком сне,
Каштар увидел Тонгора, закованного в цепи, стоящего на  коленях
у Огненного Трона, у ног Каштара, Правителя Империи! Как сладок
и восхитителен будет этот миг, миг полной победы, триумфа...
     --  Все  готово,  Волк,  --  раздался  голос Дурунды Тула,
первого помощника Каштара. Король пиратов кивнул. Еще мгновение
он не сводил взгляд с величественного зрелища  выстроившейся  в
боевой  порядок  армада,  а  затем,  вдохнув  пьянящий утренний
воздух, скомандовал:
     -- Открыть Морские Ворота!
     Приказ был  передан  по  цепочке,  дошел  до  сигнальщика,
взмахнувшего   флажками,   котоорый   передал   приказ   всегда
бодрствующим наблюдателям на маяках, охраняющих вход в запертую
бухту.
     Лязгнули огромные замки, отодвинулись засовы -- и вот  уже
повернулись  гигантские барабаны, напряглись канаты, и огромные
бронзовые цепи поползли вниз, ложась на дно залива  и  открывая
проход в гавань. Путь на Патангу открыт!
     Каштар  взошел  на мостик флагманского судна и дал сигнал.
Загрохотали сотни барабанов, тысячи глоток  затянули  ритмичную
песню -- ударили весла, заскрипели в уключинах, -- и вот первый
ряд  кораблей,  подняв якоря, ровным строем направился к выходу
из бухты.
     Весла равномерно опускались в воду  и  так  же  равномерно
взлетали  в  воздух.  Вверх-вниз,  в  воду -- на воздух; словно
огромные водяные насекомые  на  длинных  тонких  ногах,  первые
корабли  миновали  маяки  и  вышли  за волнорез в открытые воды
Залива.
     Ряд за рядом начинали  двигаться  корабли,  все  больше  и
больше  весел,  повинуясь  ритму  барабана,  врезались в водную
гладь. И все сильнее  и  сильнее  звучала  над  бухтой  древняя
пиратская  песня,  которую орали сейчес тысячи луженых морскими
ветрами глоток:


     Древний гимн корсаров  звучал  все  громче,  разносясь  по
городу.  Казалось,  чем  дальше  отходили от причалов суда, тем
громче звучала песня. Это гавань Таракуса  и  окружающие  Город
Пиратов  горы  прощальным эхом провожали в поход своих моряков.
Долго еще звучали над городом древние слова:



     Но на одном из кораблей армады не было  слышно  радостного
пения.  Это  черная  галера "Ятаган" в молчании отправившаяся в
поход на Патангу.
     меряя шагами мостик, нахмурив брови и сжав кулаки, капитан
Барим решал стоящую перед ним дилемму.
     За  его  спиной,  бледный  как  полотно,  Чарн   Товис   с
замиранием  сердца  смотрел,  как  новые  и  новые ряды галер и
трирем поднимают паруса и поворачивают острые  носы  в  сторону
далекого Города пламени.
     Экипажу  "Ятагана",  несмотря  на  верность  и преданность
Тонгору, ничего не  оставалось  делать,  как  плыть  вместе  со
всеми,   рискуя   в  противном  случае  быть  заподозренными  в
предательстве. Если бы у князя пиратов возникли подозрения, его
подручные немедленно потопили бы "Ятаган".
     Толстый  Блай  и  одноглазый  Дурган  стояли  у  борта   и
смотрели,  как  тает  за кормой силуэт башен и маяков Таракуса.
Круглолицый, никогда не унывающий  ковианец  на  этот  раз  был
серьезен и мрачен. Неожиданно он воскликнул, обращаясь к своему
угрюмому товарищу:
     --  Но  как  же  так?!  Неужели  мы, вместе с этими псами,
ворвемся в город наших друзей, сея  смерть  и  разрушение?  Что
скажет  мальчишка-джасарк, когда его старые приятели вломятся в
ворота города с обнаженными  мечами?  Будь  проклят  тот  день,
когда  старина  Блай  решил  стать  пиратом и отправился искать
счастья в морских походах!
     Дурган  плюнул  за  борт  и   выругался.   Затем,   глянув
единственным  здоровым глазом на мостик, заговорщицки подмигнул
приунывшему Блаю:
     -- Не плачь раньше времени. Что до меня, то я верю  нашему
капитану.  Он  --  мужик  с головой... Если кто-нибудь из нас и
может придумать выход из этой западни, то  только  он  и  никто
другой. Ты уж положись на него. Бьюсь об заклад, он уже кое-что
придумал,  а  теперь  только прикидывает детали. Нет, капитан у
нас -- голова! Соображает!..
     -- Клянусь зеленой бородой Шастадиона, я  хочу,  чтобы  ты
был прав... Я очень надеюсь, что ты прав, -- простонал Блай.


     Знакомый  порт  быстро  таял  за  кормой.  Вскоре  Таракус
превратился в узкую полоску на горизонте, над бухтой заклубился
легкий утренний туман. Зато небо над кораблями с каждой минутой
становилось  все  светлее;  засверкало  солнце,  последний  раз
отразившись,  как от зеркала, от черепичных крыш и мощеных улиц
Таракуса.
     Корабли Каштара под всеми парусами мчались по глади Залива
Патанги. Небо из черного стало темно-синим,  а  затем  голубым.
Наступал день.
     На  мостике  "Ятагана",  словно  факел, сверкала на солнце
рыжая  борода  капитана.  Барим  все   пытался   найти   способ
предупредить Патангу о нападении волков Каштара.
     К  нему подошел его первый помощник -- невысокий худощавый
офицер с изуродованным шрамами лицом -- Ангар Зенд.
     -- Ну что? -- спросил помощник капитана.  --  У  вас  есть
какой-нибудь  план?  Во имя неба, капитан, вы что, решили так и
тащиться в хвосте армады до самой Патанги, а затем ограничиться
минимальным участием в резне? Я уверен, что у вас есть какой-то
план. Разрази меня гром, если это не так. Ну, скажите  же  хоть
что-нибудь экипажу! Умоляю вас, капитан!
     --  Прекрати выть и скулить, словно бродячий пес! -- вдруг
рявкнул Барим. -- Можете выть там, на палубе или в кубрике,  но
на мостике я заупокойных песен не потерплю! Ясно?
     Чарн Тоаис подошел к Ангару Зенду и встал рядом с ним.
     --  Да,  капитан.  Экипаж  и я, мы все хотим выслушать ваш
план.
     Барим Рыжая Борода прищурил синие глаза, словно смотрел на
своего помощника и офицера Патанги против яркого солнца.
     -- Ну что ж, вот  вам  мой  план.  Первое:  мы  не  сможем
обогнать  флот  Каштара  и  предупредить  защитников Патанги. В
армаде есть  более  быстроходные  корабли,  чем  наш  "Ятаган".
Предупредить  Город  Пламени  мы  не  сможем,  и плывя вместе с
проклятыми Красными Псами. Флот идет на всех парусах. А значит,
у нас нет никаких шансов опередить их и  первыми  добраться  до
Патанги. Чуете, куда я клоню, болваны?
     --  Мы внимательно слушаем, что вы предложите, капитан, --
хмуро произнес Ангар Зенд.
     -- Ну что ж, слушаете,  так  слушайте!  Я  считаю,  что  у
Патанги  и  сейчас  немало шансов на удачный исход сражения. Не
забывайте про их летающие лодки,  которые  задолго  до  подхода
армады  обнаружат  ее, а затем, известив стражу города, обрушат
свою мощь  на  корабли  Каштара.  Чего  стоят  одни  колдовские
кристаллы,  ограненные  мудрым  Иотондусом  и  установленные на
летающих лодках несколько лет назад. Это  оружие  даст  Патанге
неплохое  преимущество  в  бою даже с таким мощным противником,
как флот Каштара. понятно?
     Чарн Товис и первый помощник молча кивнули.
     -- Так вот,  --  продолжил  Барим,  --  единственное,  что
делает  Каштара  неуязвимым,  и что может склонить чашу весов в
его пользу, -- та проклятая штуковина, которая  установлена  на
борту   "Красного  Волка",  дьявольское  изобретение  --  Лампа
Безумия. Белшатла рассчитывает, что от этих лучей рухнут с неба
летающие лодки, очистив путь к стенам  города  кораблям  армады
Каштара.  Безумие  поразит  каждого,  кто осмелится с оружием в
руках встать на пути пиратов, и тогда Патанга  падет,  даже  не
дав  достойного  отпора...  Но,  если  мы сумеем уничтожить эту
проклятую богами лампу, несущую безумие, то у Патанги  появится
шанс  расправиться  с  Волками  Каштара.  Да  я просто уверен в
победе Города Пламени при таком положении дел!
     Ангар Зенд немного подумал и сказал:
     -- отличная мысль, капитан. Но разрази меня гром,  если  я
понимаю,  как вы собираетесь воплотить ее в жизнь. Как мы можем
добраться до проклятой лампы, стоящей на мостике флагмана, если
плетемся в последнем ряду строя?
     Рыжая  Борода  подмигнул  помощнику   и   многозначительно
покачал у него перед носом пальцем.
     --  Конечно,  здравый  вопрос,  старина Зенд. Но учти, что
флот, держа строй, будет плыть под всеми парусами весь день,  а
затем,  быть может, и часть ночи. Но ведь, как ты знаешь, в это
время года над Заливом стоят густые ночные  туманы.  Я  уверен,
что флагман, а вслед за ним и весь флот немного снизят скорость
в  темноте  и  тумане. И вот тут-то мы и должны будем незаметно
отстать, благо идем мы в  последнем  ряду,  и,  обогнув  строй,
вынырнуть  из  темноты  и завесы тумана прямо у борта "Красного
Волка". А уж тогда...
     -- Что? Что тогда? -- спросил Ангар Зенд.
     Глаза Барима полыхнули  огнем;  в  голосу  грубого  пирата
послышались благородные, полные достоинства интонации.
     --  И  тогда, друзья мои, мы возьмем флагман на абордаж, а
если надо -- протараним его. Затем -- всей командой бросимся на
его  палубу,  чтобы  уничтожить  Лампу  Безумия...  Мы   должны
попытаться  сделать  это, даже если это будет стоить жизни всем
нам... А я думаю, что так оно и будет...


     Неожиданно Барим, растолкав своих собеседников, побежал  к
борту и стал всматриваться в далекий берег. Бронзовое от загара
лицо   капитана   вдруг   побледнело.   Рыжая   Борода,  словно
завороженный, разглядывал какую-то точку  в  зарослях  джунглей
Птарты, мимо которых проплывал пиратский флот.
     --  Можете  скормить  меня  акулам,  -- прорычал Барим, --
Всемогущий Горм! Нет, этого не может быть!
     -- Что случилось, капитан? -- спросил Чарн Товис.
     Молодой офицер точно так же всмотрелся в береговую  линию,
но не заметил ничего необычного.
     --   Для  тебя  --  пока  ничего.  Ты  ведь  всего-навсего
сухопутный солдат. А чтобы разобрать хоть что-нибудь  на  таком
расстоянии,  да  еще против солнца, нужен глаз старого морского
волка, такой, как у меня, старика Барима. Эй, Зенд, быстро сюда
наблюдательное стекло! Живо! Или я с тебя шкуру спущу!
     Сделав свирепое лицо, Барим резким движением вырвал из рук
первого помощника висевшее на груди у того  выпуклое  стекло  в
медной оправе и приставил его к правому глазу.
     --  Вон та бухточка, с пещерой на берегу... -- пробормотал
он. -- Боги Моря и Земли, неужели это не сон?
     Капитан Рыжая Борода еще  некоторое  время  глядел  сквозь
стекло  на  какую-то точку в извилистой береговой линии. Затем,
убрав стекло, он прошептал:
     -- Это правда, клянусь  одиннадцатью  Алыми  Небесами!  --
обернувшись,  Барим  привычным командирским голосом воскликнул:
-- Зй, сигнальщик! Поднять флаги, сообщить Каштару на  "Красном
Волке",  что у "Ятагана"... у "Ятагана" течь ниже ватерлинии, и
что нам нужно заделать ее, вытащив корабль  на  берег.  Передай
этому  псу,  что  мы догоним флот через час-полтора. И поживей,
приятель! Поторапливайся!
     -- Капитан рехнулся, -- пробормотал  Ангар  Зенд  стоящему
рядом  с  ним  Чарну Товису. -- Готов поклясться, что у нас нет
никакой течи.
     -- Да ну? -- усмехнулся Барим Рыжая Борода. -- Так-таки  и
нет?  Говоришь,  я сошел с ума? Это я-то? Да у меня ума на всех
вас хватит. Ладно, держи стекло, протри глаза и посмотривон  на
ту  бухточку.  А  потом посмотрим, сошел я с ума или нахожусь в
полном здравии!
     Первый помощник долго прилаживал наблюдательное стекло,  а
затем  всматривался  в  точку,  указанную  Баримом. Наконец его
челюсть отвисла в изумлении.
     -- Боги... Клянусь... Нет, невозможно... -- все,  что  мог
выдавить  из  себя  Ангар  Зенд  под  ехидным взглядом Барима и
заинтригованным -- Чарна Товиса.
     С трудом оторвавшись  от  наблюдательного  стекла,  первый
помощник  выслушал  доклад  сигнальщика.  Разрешение на краткую
высадку  на  берег  для  ремонта  флагман  дал.  Обернувшись  к
великану Тангмару, стоявшему у штурвала, Ангар Зенд крикнул:
     --  Эй,  дылда  из  Коданги! Сворачивай. Курс -- на вон ту
бухту, ясно? Живей, живей поворачивай, варвар!
     "Ятаган",  почти  не  сбавляя  скорости,  сделал   широкий
поворот, направляясь к указанной капитаном точке на берегу.
     Молодой  чандар  Чарн Товис все еще не был посвящен в цель
этих таинственных маневров. Но когда галера Барима приблизилась
к берегу на меньшее расстояние, он наконец понял, в чем дело.
     В сердце юного офицера разлилась неописуемая радость.  Его
глаза   неожиданно   наполнились   слезами,  а  губы  зашептали
благодарственные  молитвы   Девятнадцати   Богам,   управляющим
Миром...



     Тонгор  едва  ступил  на  опушку  темных  зарослей,  чтобы
рассмотреть проступающие  в  первых  лучах  восходящего  солнца
башни  Таракуса,  как  навстречу  ему метнулся силуэт человека,
явно готового вступить  в  бой.  Зоркие  глаза  варвара  успели
заметить  мелькнувший  в воздухе клинок узкого меча, нацеленный
ему в сердце.
     С  быстротою  жалящей  кобры  рука  Тонгора  метнулась   к
висящему  на  поясе  мечу. Коротко просвистев в воздухе, клинок
валькара  в  последний  миг  успел  отбить  смертоносный   улар
незнакомца.
     Сталь   с   лязгом  скрестилась  со  сталью  --  и  клинок
противника отлетел в заросли.
     Незнакомец отскочил и  выхватил  кинжал.  Но,  сделав  шаг
назад,  он  вышел из тени и оказался освещен солнечными лучами.
Тонгор вздрогнул, а затем, опустив меч, облегченно  вздохнул  и
рассмеялся.
     --  Разрази  меня  гром!  Карм  Карвус,  ты  что,  всерьез
вознамерился перерезать глотку старому приятелю?
     Князь  Цоргола  --  а  это  был  именно  он,   собственной
персоной,  -- содрогнулся при мысли о том, что могло произойти.
Он застыл, вытаращив глаза, все еще  с  недоверием  разглядывая
знакомую  фигуру,  словно  по воле какого-то неведомого колдуна
оказавшуюся на его пути.
     -- Тонгор! Это  ты,  дружище!  Боги!  --  воскликнул  Карм
Карвус.   --   Я   не  ожидал  встретить  тебя  ближе,  чем  за
сотню-другую лиг отсюда!
     Двое мужчин подали друг другу  руки  и  обнялись,  радуясь
столь необжиданной и невероятной встрече.
     --  А уж тебя, Карм Карвус, я и вовсе не рассчитывал найти
живым и невредимым, -- мрачно отшутился Тонгор.  --  Мало  кому
удавалось вырваться из лап кровавого пса Каштара. Но скажи мне,
кто эта девушка, твоя спутница?
     --  Это  Яан,  саркайя  Кадорны,  дочь  князя Касана и мой
товарищ по заточению.  Мы  только  что  сбежали  из  Пиратского
Города   и   собирались  идти  через  джунгли,  не  рассчитывая
встретить кого-либо из друзей еще очень и очень долго. Госпожа,
позвольте  представить  вам  Тонгора,   Правителя   Патанги   и
Повелителя Шести Городов.
     Карм  Карвус  отошел,  чтобы  поднять  с земли свой меч, а
Тонгор  склонился  над  машинально  протянутой  рукой  девушки,
смотревшей  на  него  в  немом изумлении. Сколько она слышала с
детства о  героических,  невероятных  подвигах  Могучего  Воина
Запда  и  о  величии  его  Империи.  Так неужели этот полуголый
дикарь с варварским тяжелым мечом на  перевязи,  весь  покрытый
свежими и давно зарубцевавшимися ранами и ссадинами, -- неужели
он  и  есть  тот  самый, прославленный еще при жизни в песнях и
сагах Воин Запада, слава о котором докатилась и до ее  далекого
города.
     -- Я не собираюсь тратить время, расспрашивая, зачем и как
ты забрался  в  эту  глушь,  --  смеясь, сказал подошедший Карм
Карвус,  --  так  как  время  --  это  сейчас   самая   большая
драгоценность для всех нас. Я полагаю, ты спрятал свою летающую
лодку  где-нибудь  неподалеку,  а  сам  отправился на разведку.
Нужно срочно лететь обратно в Патангу, потому  что  сегодня  на
рассвете  Каштар  и  весь  его флот отправляются в поход против
твоего города. Не одна сотня кораблей заняла место в строю  его
армады.  А  на  флагмане  --  нацелившемся на Город Пламени, та
самая Серая  Смерть  --  ужасное  оружие,  несущее  безумие,  с
помощью которого и была захвачена моя трирема.
     Выражение  радости слетело с лица Тонгора. Его улыбка вмиг
угасла.
     -- Действительно -- неприятная весть, Карм Карвус. Я один,
пешком добрался сюда, пробирася через джунгли. Никакой летающей
лодки поблизости у меня нет.
     -- Как нет? А как же ты сюда добрался?
     -- Сначала -- на борту "Ятагана" -- пиратской галеры,  чей
капитан  --  Барим  Рыжая Борода -- мой земляк и надежный друг.
Увы, на второй  день  пути  на  галеру  напал  морской  дракон.
Завязался  бой,  и кончилось все тем, что я оказался за бортом,
далеко от судна, и  еле  доплыл  до  берега  Птарты.  Оттуда  я
добрался сюда пешком и на плоту, двигаясь по течению Амадона --
Реки  Джунглей. Где сейчас мои друзья-пираты и их судно -- я не
знаю. Ты говоришь, что пиратский флот  поднимает  паруса  прямо
сейчас?
     --  Да,  --  кивнул  Карм  Карвус. -- Только чудо могло бы
остановить Каштара.
     -- Тут до берега -- рукой подать, -- махнул рукой Тонгор.
     И, не говоря больше ни слова, могучий варвар развернулся и
нырнул  в  густую  зелень  зарослей.  Карм  Карвус  и   девушка
последовали за ним.
     Выбравшись  на  берег, они оказались в маленькой бухточке,
чью почти неподвижную гладь отделяла от волн Залива торчащая из
воды скала.
     Прикрывая глаза рукой  от  ослепительного  солнца,  Тонгор
увидел  все  то,  о чем говорил ему Карм Карвус. Сотни парусов,
сверкающих металлом  острых  таранов,  тысячи  весел  огромного
флота,  --  все  это  неслось  по глади Залива на север, к тому
месту, где две реки-близнецы, Изар и Саан, впадают в  Залив,  и
на узкой полосе земли между их руслами поднялся Город Пламени.
     Карм   Карвус   и  Яан  стояли  рядом  с  Тонгором,  боясь
обратиться к застывшему, сжавшему кулаки и  прищурившему  глаза
Повелителю  Патанги,  смотревшему,  как к его городу несется по
волнам пиратская армада и Серая Смерть.
     -- Видит Горм,  лучше  было  бы  отправляться  в  путь  на
летающей  лодке, -- пробормотал Тонгор. -- А я побоялся, что ее
могут заметить пираты Таракуса. Вот почему я предпочел  отплыть
в  тайне,  на борту галеры Барима, рассчитывая, что без проблем
окажусь в самом Таракусе, не вызвав подозрений.
     -- Что же делать? -- безо всякой надежды в голосе  спросил
Карм Карвус.
     Тонгор пожал плечами.
     --  Посмотрим.  В  конце концов, мы еще живы, а значит, не
должны отчаиваться. Как ни крути, я не вижу  способа  добраться
до  Патанги  быстрее, чем это сделают корабли Каштара. А значит
--  нет  смысла  оплакивать  неудачу.  Посмотрим.  Твой  город,
Царгол,  лежит  по  крайней мере в двух днях пути отсюда -- это
нам не подходит. Пелорм ближе, и  там,  в  городе,  входящем  в
Империю,  мы  найдем  друзей,  часть объединенного флота и даже
отряд летающих лодок.
     -- От Пелорма  нас  отделяет  полоса  диких  джунглей,  --
заметил Карм Карвус.
     --  Я  только что добрался сюда через джунгли. А значит --
они проходимы. А теперь нас трое. У меня -- мой верный меч. Ты,
как я вижу, вооружен клинком, похожим на цоргольскую  шпагу,  а
саркайя пусть вооружится твоим кинжалом. Я думаю, что втроем мы
можем двигаться не медленнее, чем я двигался один. А три клинка
--  более  надежное  оружие против опасных обитателей джунглей,
чем один. Я не говорю уже про три пары  зорких  глаз  и  чутких
ушей... Впрочем, хватит болтать, мы отправляемся немедленно.
     В этот миг Яан, смотревшая на море, удивленно вскрикнула и
схватила Тонгора за руку.
     -- Что такое? -- спросил он.
     --  Корабль!  смотри,  Тонгор,  одна  из  пиратских  галер
отделилась от строя и направляется, похоже, прямо сюда,  в  эту
бухту!
     Присмотревшись,  Тонгор увидел, что девушка права. Одна из
галер, с драконьей головой на носу, на всех парусах  неслась  к
ним.
     Удивление на лице Тонгора сменилось холодной готовностью к
бою. неужели  пираты  заетили  их фигуры на берегу? Зная, какое
острое у  моряков  зрение,  и  учитывая  помощь  наблюдательных
стекол, можно было предположить и такое.
     -- Не лучше ли нам будет скрыться в джунглях? -- предложил
Карм Карвус.  --  прежде,  чем  они  высадятся,  мы сумеем уйти
довольно далеко от берега. Я не думаю, что  сейчас  они  станут
тратить время на долгую погоню по джунглям неизвестно за кем.
     -- Ты прав, -- согласился Тонгор, -- но все же...
     -- Что? Что -- все же? -- спросил царголец.
     --   Что-то  в  этом  корабле  кажется  мне  знакомым,  --
неуверенно произнес Тонгор.
     Его глаза вновь и  вновь  обегали  силуэт  приближающегося
судна.  Нет,  несомненно,  где-то  он  уже  видел  эту драконью
голову, черные борта и багровые  паруса.  Неужели?..  Нет,  это
невозможно!..
     Тряхнув  черной  гривой волос, Тонгор неожиданно для своих
спутников  рассмеялся.  Карм  Карвус  уставился  на   валькара,
прикидывая,   не   сошел  ли  Повелитель  Патанги  с  ума.  Яан
спряталась за князем Царгола, словно ища у него защиты.
     Тонгор повернулся и, улыбаясь, сказал:
     -- Не волнуйтесь, друзья. Я в своем уме. Но  похоже,  боги
выбрали этот день для встреч многих и многих старых друзей. Ибо
эта  черная  галера,  несущаяся  к  нам на всех парусах, -- тот
самый "Ятаган", и я клянусь, что уже различаю на  палубе  рыжую
бороду  капитана  Барима, а рядом -- фигуру моего офицера Чарна
Товиса.


     Не прошло и часа, как "Ятаган" вновь занял  свое  место  в
строю  пиратской армады, известив сигнальными флагами, что течь
устранена. Весь день галера Барима спокойно плыла  в  последнем
ряду   строя   флота  Каштара,  двигаясь  вместе  с  остальными
кораблями в сторону Патанги.
     На борту "Ятагана" началось веселье, когда Минга и Тангмар
доставили на его палубу в  шлюпке  Тонгора,  Карма  Карвуса  из
Царгола  и  саркайю Яан из Кадорны. Не успел Тонгор перебраться
через борт и поднять руку  в  приветствии,  как  радостный  рев
луженых глоток всего экипажа огласил воздух.
     Первым  лично  поприветствовал  почетного  гостя Барим, от
души огрев валькара по плечу могучей рукой. Ведь капитан уже не
чаял встретить старого друга по  эту  сторону  Скорбных  Ворот,
отделяющих  Страну  Живых  от мрачного Царства Теней. В душе он
все еще продолжал винить себя в безвременной гибели Тонгора. Но
случилось невероятное:  каким-то  чудом,  живой  и  невредимый,
Повелитель Патанги снова стоял на палубе "Ятагана".
     --    Черный   Ястреб,   собственной   персоной,   клянусь
Одиннадцатью Небесами и бородой Шастадиона! -- прорычал  Барим.
От  дружеского удара, нанесенного рыжебородым, человек послабее
Тонгора просто рухнул бы, как подкошенный. -- Горм и все  боги!
Нет,  я всегда говорил, что убить северянина -- слишком тяжелое
дело, даже для морского дракона!
     Тонгор радостно приветствовал капитана и всех своих  друзе
из  экипажа  галеры.  Он  так же крепко обнял Чарна Товиса, чьи
глаза наполнились слезами радости, а губы беззвучно шевелились,
шепча положенные церемониальные приветствия Повелителю.
     Тонгор быстро представил Карма Карвуса и  Яан  капитану  и
экипажу. Затем, повернувшись к Рыжей Бороде, он сказал:
     --  Чуть  позже мы подробно расскажем друг другу обо всем,
что произошло с нами с того времени, как мы,  не  попрощавшись,
так  неожиданно  расстались. А теперь я очень надеюсь, что твоя
галера  готова  отправиться  в  поход.  А  то,  путешествуя  по
джунглям, я изряднейшим образом проголодался и рассчитываю, что
на  этом  корабле  найдется  хороший  бифштекс и бутылка-другая
вина!
     Карм Карвус рассмеялся:
     -- Я еще не помню случая, чтобы ты не позаботился  о  том,
как повкуснее и ообильнее набить желудок!
     Тонгор улыбнулся и почесал в затылке.
     --  А  что?  Если  сам  о  себе не подумаешь, то кто тогда
позаботится о тебе? А кроме того -- приключения всегда нагоняют
зверский аппетит.


     Хорошо поев и передохнув, переодевшись  в  чистую  одежду,
Тонгор,  Карм  Карвус  и  Яан  собрались  в каюте Барима, чтобы
обсудить план дальнейших действий.
     Сначала каждый рассказал о том, что с ним случилось и  что
ему  известно.  Тонгор  с  внешне  невозмутимым  видо  выслушал
описание машины Серой Смерти и рассказ Карма Карвуса  о  планах
Каштара.
     --  Похоже, мы не знаем всего, что затеял Красный Волк, --
заметил Тонгор. -- Не думаю, чтобы он, даже имея Лампу Безумия,
решил просто так, строем вести флот на Патангу...
     -- Повелитель, -- вставил Чарн Товис,  --  а  может  быть,
каштар  собирается  войти  в  бухту под покровом темноты? Ведь,
сделай он это днем,  воздушная  стража  Тома  Первиса  издалека
заметит  корабли  и  успеет  передать  сигнал тревоги городской
страже.
     -- Да,  уж  этот  пес  Каштар  точно  что-то  задумал,  --
процедил  сквозь  зубы  Барим.  --  Что  касается  меня, Черный
Ястреб, то я ничего лучше не придумал, чем то, о чем я тебе уже
рассказал... Подобраться вкруговую и взять флагманский  корабль
на абордаж, чтобы уничтожить это колдовское отродье -- Белшатлу
и  его  дьявольскую  лампу...  Я  все  понимаю: затея не просто
рискованная,  а  почти  безумная;  вполне  может  статься,  что
старина  "Ятаган"  пойдет  ко  дну  в этом бою, но разрази меня
гром, если я вижу другой выход!
     Тонгор нахмурился и мрачно сказал:
     -- Я согласен с тобой, Рыжая Борода.  У  Патанги  появятся
очень неплохие шансы на победу, если мы уничтожим Серую Смерть.
А  я  тоже не вижу другого способа сделать это. Только тот, что
ты предложил. Подготовимся к  бою  и  нападем  после  полуночи,
когда вахтенные уже не так внимательны.
     Импровизированный   военный   совет   согласился   с  этим
решением. Прежде, чем отправиться  в  кубрик  и  лечь  поспать,
чтобы  отдохнуть  и набраться сил перед боем, Чарн Товис и Карм
Карвус вышли на палубу.
     -- Князь, скажи, ты думаешь, это сработает? Ну, я  имею  в
виду план Барима, -- спросил офицер.
     Князь Царгола ответил:
     --  Не  знаю,  Чарн  Товис. По мне -- это отчаянная затея,
почти  безумие.  Но,  сам  знаешь,  порой  отчаявшийся  человек
способен  на такое, что не смог бы совершить в другой ситуации.
Мне, например, очень не хотелось бы подвергать опасности  жизнь
саркайи  Яан.  К  тому  же  я  не верю, что мы сможем незаметно
подобраться к флагману. И  совсем  не  верю,  что  нам  удастся
уничтожить  проклятую  лампу  и  Серого  Колдуна, обойдясь алой
кровью и не ввязавшись  в  бой  с  экипажем  "Красного  Волка".
остается  надеяться  на  милость  Горма.  Да и другого выхода я
предложить не могу. А ты?
     Чарн Товис покачал головой.  Затем,  глядя  в  безоблачное
голубое небо, он сказал:
     --  Молюсь  Девятнадцати  Богам,  чтобы  они  послали  нам
пасмурную, безлунную ночь.
     -- Я присоединяюсь к твоим  молитвам.  А  теперь  пошли  в
кубрик. Нужно поспать. Ночь будет ох какая бурная...
     Молодой  офицер и почти его ровесник -- князь спустились в
один из матросских кубриков. "Ятаган" все так  же  скользил  по
волнам  в  строю  пиратского флота. Скоро должна была наступить
ночь, и никто на борту галеры не решился  бы  предсказать,  чем
она закончится и останется ли хоть кто-нибудь из них в живых.



     Весь   день  армада  Таракуса  неслась  на  всех  парусах,
вспарывая и вспенивая воды Залива. Каштар приказал держаться на
равном  расстоянии  от  обоих  берегов,  чтобы  избежать   даже
малейшего  шанса  быть замеченными зоркими стражами на маяках и
башнях портовых городов.
     Единственный  риск   быть   обнаруженными   заключался   в
возможной  случайной  встрече  с  каким-нибудь торговым судном.
Если  бы  такое  произошло,  за  несчастным  кораблем  были  бы
постланы  самые  бестроходные  суда  Каштара, чтобы безжалостно
пустить на дно корабль со всем его экипажем. Но  за  весь  день
никто  не  попался на пути пиратского флота. В это время года в
Заливе часту бушевали штормы,  случались  ледяные  дожди,  дули
северные  ветры,  вились  над водной гладью черные смерчи. Мало
кто из купцов отваживался  рисковать  кораблем  и  грузом.  Они
предпочитали переждать опасное время в пору.
     Час  шел  за  часом.  Эдир, Бог-Солнце, медленно, но верно
спускался по западной половине неба. Там небосвод превратился в
огненную стену багровых и золотых оттенков.
     К удивлению  Тонгора,  пиратский  флот  мчался  по  заливу
намного быстрее, чем "Ятаган" несколько дней назад. Могучий Вои
Запада  лишь  покрепче  сжал  кулаки.  Когда  в  войну вступают
колдуны,  привычные  законы  Пространства   и   Времени   порой
отступают.  Несомненно, набрать кораблям такую скорость помогло
черное искусство  Белшатлы!  Последний  колдун  древней  Нианги
наверняка  немало  потрудился,  чтобы сокритить расстояние или,
наоборот, растянуть время пути.
     Как   только   ночь   распростерла    над    миром    свои
темно-фиолетовые  крылья,  экипаж  "Ятагана"  стал готовиться к
сражению. На палубе толпились мрачные, решительные  матросы.  У
каждого  в  руке  был  стальной  клинок.  Некоторые моряки были
вооружены царгольскими шпагами или таракусскими мечами,  другие
--  кривыми  саблями из Кадорны или прямыми, длинными мечами из
Патанги. За пояса были заткнуты ножи, кинжалы, стилеты. Стрелки
достали луки и приготовились занять свои места на мачтах, чтобы
по приказу  капитана  обрушить  смертоносный  дождь  на  палубу
"Красного Волка".
     Барим  Рыжая  Борода облачился в начищенные до зеркального
блеска доспехи и тяжелый,  украшенный  стальными  рогами  шлем.
Чтобы  блеск стали не привлек раньше времени внимания вахтенных
с  других  кораблей,  Барим  набросил  поверх  доспехов  грубую
шерстяную  накидку,  а  шлем  обмотал какой-то шелковой тряпкой
наподобие тюрбана. Огромный боевой  топор  свисал  с  перевязи,
накинутой  поверх  всех этих одеяний так, чтобы оружие было под
рукой в любой момент.
     На Тонгоре был лишь обычный кожаный костюм простого воина.
Ни единый  медальон  или  драгоценная  брошь  не  выдавали  его
титула;  ни  единый  драгоценный камень не украшал рукояти меча
или ножен. великий Повелитель Империи Шести Городов шел  в  бой
как простой воин из дикой северной страны.
     Чарн  Товис  тоже  оделся  как  простой солдат. Ни один из
положенных ему по званию знаков отличия не украшал его  костюм.
Сильная, обычно эффектная фигура молодого офицера явно терялась
рядом  с  могучим  Тонгором, который, словно башня над стенами,
возвышался над ним и всеми стоявшими  рядом  моряками.  Тонгор,
широкоплечий,  высокий,  с  мощными руками, напоминал сына бога
войны, могучего гладиатора-победителя. простой кожаный ремешок,
а не корона, поддерживал развевавшиеся  по  ветру  черные,  как
крыло  ворона,  волосы. Его рука покоилась на массивной рукояти
Саркозана.   Широкая   грудь   Повелителя   Патанги    медленно
поднималась   и   опускалась.  Его  спокойное  лицо  напоминало
бронзовую маску и лишь золотые глаза сверкали огнем,  словно  у
вышедшего на охоту льва.
     Тонгор приготовился к бою за спасение своего города.
     Экипаж   "Ятагана"   расположился  на  палубе  в  ожидании
темноты. Пираты расселись у мачт,  легли  вдоль  бортов,  чтобы
большое  количество  вооруженных  людей  на палубе не привлекло
ненужного внимания. Люки в  бортах  на  уровне  гребной  палубы
прикрыли,  оставив  лишь  узкие  щели для весел, чтобы защитить
гребцов  от  стрел  во   время   штурма.   Впрочем,   все   эти
предосторожности  пока  были  почти излишни -- мало кто стал бы
беспокоиться по поводу того, что происходит в вечерних сумерках
на борту идущей в последнем ряду галеры.
     В тишине  внешне  спокойно  команда  "Ятагана"  дожидалась
наступления темноты и готовилась к отчаянной схватке.


     Барим  Рыжая  Борода  в  очередной  раз взглянул на небо и
выругался. Видимо, в эту ночь везение было не на его стороне, а
боги оказались глухи к мольбам Чарна Товиса и Карма Карвуса.
     Полная, ясная луна вставала над  Лемурией  во  всей  своей
красе,  освещая  бледным  светом  водные  просторы Залива и его
побережья.
     Барим понимал, что  при  ясной  луне  их  шансы  незаметно
отстать  и обогнуть пиратскую армаду значительно уменьшаются. В
эту ночь Госпожа Илана особенно постаралась  --  корабли  плыли
словно  по зеркалу, горевшему серебряным холодным пламенем. При
таком освещении все перемещения "Ятагана" будут  видны  как  на
ладони.
     Бурча  полузабытые проклятия на языке своей родной страны,
Барим ходил взад-вперед по  мостику.  Он  надеялся,  что  через
час-другой погода изменится. Это было не столь уж невероятно --
в месяц зорах невидимые крылья западных холодных ветров могли в
считанные минуту затянуть небо темной пеленой туч.
     Но  долго  ждать  капитан  не  мог. Хочешь -- не хочешь, а
через несколько часов "Ятагану"  придется  выйти  из  стройного
ряда  других галер и, обойдя весь флот, подкрасться к флагману.
Удастся ли сделать это незаметно?  Не  заподозрит  ли  неладное
какой-нибудь вахтенный или впередсмотрящий с одного из плывущих
рядом  судов,  увидив странные маневры "Ятагана"? Увы, это было
более чем вероятно. Но приходилось идти на риск. Другого выбора
у капитана Барима не было  --  еще  до  рассвета  флот  пиратов
должен был войти в бухту Патанги и напасть на город.
     Моля  богов и тут же изрыгая проклятия, Барим мерял шагами
капитанский мостик, всей душой, как  никогда  в  жизни,  желая,
чтобы  погода  испортилась  и  плотные  тучи  скрыли серебряный
фонарь луны.


     В те же минуты  на  палубе  другого  корабля  --  флагмана
пиратской армады -- сам Каштар тоже сыпал проклятиями по поводу
ярко  сияющей  луны.  Слишком  хорошо  знал  Красный  Волк, что
Воздушная гвардия Патанги неустанно охраняет Город  Пламени,  и
что  с  высоты  пилоты  видят  гладь  залива  на  очень большое
расстояние.  поэтому  Каштару  тоже  было  нужно,  чтобы   луна
скрылась за тучами, дав возможность его флоту подойти поближе к
стенами  Патанги,  прежде чем стражники поднимут тревогу. Но, в
отличие от Барима, у Каштара на борту его корабля  был  колдун;
причем не какой-нибудь завалящий шаман, годящийся только на то,
чтобы   навести  порчу  или  сглазить  противника,  а  один  из
могущественнейших мастеров  Серой  Магии,  наследник  проклятых
богами  и  благословленных  демонами  колдунов  древней Нианги,
великий   Белшатла,   вооруженный   дьявольскими   знаниями   и
инструментами древней науки.
     Белшатла тоже отлично понимал, как важно скрытно подойти к
бухте  Города  Пламени.  Много  дней  он  листал пожелтевшие от
времени, испещренные иероглифами страницы древних манускриптов,
раскопанных им в есках Серых Пустынь.
     Он нашел одно сильнейшее  заклинание,  используя  которое,
вместе   с  некоторыми  приспособлениями,  можно  было  сделать
корабли невидимыми для человеческого взгляда.  Но  этот  способ
требовал  сильных  магических полей, искривляющих лучи света, и
им нельзя было воспользоваться в открытом море.
     Древние страницы  предлагали  способ  сделать  так,  чтобы
наблюдатели   не   обратили   внимания,   словно   не  заметили
приближения множества судов. Но это  могущественное  заклинание
работало  не  само  по  себе.  Чтобы  поглотить  внимание  всех
стражников, которые будут наблюдать за  приближением  флота  со
стен  и  башен,  да еще и внимания пилотов сторожевых воздушных
лодок, потребовались бы объединенные усилия как минимум  девяти
Посвященных,  знатоков  Искусства  Серой Магии. Но Белшатла был
один, по крайней мере, в обозримой  части  обитаемого  мира.  А
значит -- и этот способ не подходил.
     Оставался  третий  вариант  --  тот,  который  можно  было
воплотить в жизнь при сложившихся обстоятельствах.
     Для этого нужно было воспользоваться  силами  Яатлабназура
--  Демона Мглы, которого можно было заставить работать на себя
при помощи мощных  талисманов.  Демон  Мглы  мог  укутать  весь
наступающий  флот  плотной завесой густого тумана, скрыв его от
посторонних глаз, ибо  простой  смертный  не  может  проникнуть
взглядом  сквозь  Мглу Яатлабназура. конечно, Белшатла не знал,
что  на  самом  деле  он  проводит  простой  физический   опыт,
основанный  не  а  сверхъестественных  чудесах,  а  на  законах
природы, и Темные Силы Хаоса здесь не при чем. Но  если  нужный
результат будет получен, то Белшатле все равно, работал ли он с
потусторонними   силами   или   использовал   еще  не  открытые
человечеством законы природы.
     На  носу  пиратского  флагмана   Серый   Колдун   водрузил
небольшое  сооружение.  Словно  дополнительная  мачта,  в  небо
вонзился высокий тонкий  штырь  из  чистой  меди,  у  основания
которого  жужжал  и  потрескивал таинственный механизм, который
сегодня мы назвали бы подобием трансформатора. Наклонившись над
аппаратом и  шепча  заклинания,  привораживающие  Демона  Мглы,
Белшатла  включил  механизм.  Несмотря  на  все познания Серого
Колдуна, для него, человека  древней  эпохи,  напряжение  между
положительным  и  отрицательным  электродами  было  Духом Силы,
запертым в  клетке  тяжелого  трансформатора.  А  синие  искры,
слетавшие  с  острия медной мачты -- не разрядами накопившегося
электрического потенциала, а  Низшими  Духами  Ситхии  --  Мира
Огненных Демонов.
     Мало-помалу  вокруг  сыплющего искрами конца медного штыря
стало    формироаться    облако    из    мельчайших     капелек
сконденсировавшегося  пара.  прибор  не  прекращал  работать, и
клубы тумана потянулись в разные стороны от штыря,  обволакивая
палубу  и  мачты "Красного волка". С волшебной скоростью пелена
поглотила, ряд за рядом, весь строй огромного пиратского флота.
Если  внутри  строя  моряки   еще   могли   разглядеть   темные
силуэты-призраки   соседних  кораблей,  то  даже  с  небольшого
расстояния никто не смог бы ничего разобрать в плотном туманном
облаке.
     Увидев это, Барим невольно помянул многих  богов.  Правда,
его  чуть  успокоило  переданное  при  помощи  сигнальных огней
объяснение неожиданно  сгустившегося  тумана.  Каштар  приказал
своим  сигнальщикам  оповестить  всех  капитанов,  чтобы  те не
паниковали попусту.
     Разобравшись   с   сигнальной   азбукой,   Барим   зловеще
ухмыльнулся.  какая ирония судьбы -- колдовство Белшатлы должно
было помочь "Ятагану" незаметно подойти к флагману, неся смерть
Серому Колдуну.



     Теперь, когда огромная армада флота  пиратов  скрылась  за
густым  колдовским туманом, Барим Рыжая Борода мог действовать,
как задумал.
     Сначала он хотел дождаться полуночи, когда  большая  часть
пиратов уснет, и притупится внимание вахтенных, но теперь ждать
не было необходимости. Они ударят сейчас же, немедленно!
     Словно  приведение,  галера  Барима беззвучно пкинула свое
место в строю и направлась в обход флота. Никто из  соседей  не
заметил  этого  маневра.  Те  матросы,  которые  еще не спали и
наблюдали за  тем,  что  поисходит  в  тумане,  были  поглощены
картинами,  нарисованными волшебным туманом: вокруг кораблей то
возносились бесплотные замки, то  появлялись  огромные  бледные
лица  великанов с пустыми глазницами, то и дело уносимые ветром
и появляющиеся вновь.
     Длинные, извивающиеся  плети  тумана  переплетались  между
мачтами  и тянулись к матросам, словно желая удержать корабли и
схватить людей, утащить их с кораблей и бросить в море. И  хотя
капитаны  объяснили матросам, что этот жутковатый туман -- дело
рук их союзника -- Белшатлы, --  мало  у  кого  из  моряков  не
забилось  учащенно  сердце, замирая время от времени от страха.
Такие же чувства испытывала и команда "Ятагана". Сжав оружие  и
готовясь  бесстрашно  вступить  в  бой с численно превосходящим
противником, отважные пираты с трудом отгоняли страх, глядя  на
кошмарные картины, нарисованные туманом.
     Старина  Блай  едва удержался, чтобы не выхватить из ножен
меч и не полоснуть им пару раз по блуждающим по  палубе  теням,
дабы  убедиться,  что  это  и вправду всего лишь облака тумана.
Рядом с ним стоял  бледный,  как  полотно,  одноглазый  Дурган,
переставший улыбаться и сжимающий в кулаке зеленого идола. Даже
великан  Рогир,  синий  кочевник  --  и  тот бормотал заклятия,
надеясь защитить себя от Демога Мглы.
     Неожиданно галера вышла из  туманного  облака.  Оказалось,
что в мире все по-прежнему: так же светит луна, мерцают звезды,
плещутся   серебряные   волны.  Значит,  рукотворный  туман  не
поглотил  весь  мир  безвозвратно.  Многие   моряки   вздохнули
поспокойнее.
     Барим  приказал  поднять  на  мачты  все паруса, вплоть до
последнего куска багрового холста.  Ведь  "Ятагану"  предстояло
обогнуть  весь  пиратский  флот  и  подойти  к  флагману. Ветер
наполнил подставленные  паруса,  и  золоченая  драконья  голова
понеслась  по  серебряным  волнам;  ряд  за рядом, флот Каштара
оставался за кормой черной галеры.
     Башни и маяки Патанги еще не  встали  над  горизонтом,  но
было  ясно, что еще немного -- и они поднимутся перед моряками,
словно вынырнув из морских глубин.


     Барим еще раз продемонстрировал свое  искусство  морехода:
вскоре  "Ятаган"  плыл  уже  параллельно первой шеренге скрытой
туманом армады.
     Удвоив внимание и осторожность, капитан Барим снова  повел
корабль внутрь туманного облака.
     Словно призраки во мгле, двигались пиратские корабли. Лишь
красные  и  зеленые огни на мачтах и корме каждого судна давали
представление о его местонахождении и курсе. Не зажигая  огней,
почти  невидимый  "Ятаган",  словно  морская  змея, пробирался,
лавируя  между  тенями,  к  хорошо  различимому  даже  во  мгле
огромному силуэту "Красного Волка".
     Действуя предельно осторожно, умело орудуя рулем, парусами
и веслами,  экипаж  черной  галеры  под  руководством  капитана
Барима  добился  намеченного:  "Ятаган"  поплыл  бок  о  бок  с
флагманом.
     Дальше командовать должен был Тонгор.
     Могучий  Воин  Патанги предложил скорректировать начальный
план и не рисковать сразу  всем  кораблем.  Не  удайся  команде
"Ятагана" первая атака -- второго шанса у них не будут. Поэтому
Тонгор   приказал  Бариму  держаться  и  дальше  поблизости  от
"Красного  Волка".  Он  же  решил  рискнуть  и  малыми   силами
выполнить  задуманное.  Вдвоем  с  Чарном Товисом они проплывут
разделяющую два корабля сотню ярдов воды и, забравшись на  борт
флагмана,  попытаются  незаметно  сбросить  в  воду или разбить
Лампу  Безумия,  и,  если  повезет,  дьявольский  аппарат,   от
которого  и  расходились  клубы  тумана. Если же за оговоренное
время им этого сделать не удастся, то тогда Барим должен  будет
подойти  к  "Красному  Волку" и, взяв его на абордаж, исполнить
задуманное.
     Барим, поворчав, неохотно согласился.  По  его  разумению,
нет  ничего  лучше  прямой  атаки,  а все осторожные попытки --
только  трата  времени.  Но  Повелитель  Запада   был   и   его
Повелителем,  и  Рыжей  Бороде  ничего не оставалос делать, как
подчиниться, хотя в глубине  души  он  по-прежнему  представлял
себе лучшим вариантом протаранить борт флагмана золоченым носом
галеры,   перекинув  сходни,  броситься  на  палубу  вражеского
корабля и в бою покончить с  Белшатлой,  заодно  уничтожив  его
чудовищные машины. Но ничего не попишешь -- приказ есть приказ.
     Все  было  готово.  Барим  подвел "Ятаган" как можно более
близко к "Красному Волку". Тонгор скинул плащ и тяжелые сапоги,
которые сильно стеснили бы его движения в воде,  потянув  своим
весом  ко  дну. Затем, взяв у Барима запасную кожаную перевязь,
Тонгор приладил ножны Саркозана так, чтобы рукоять меча торчала
у него из-за плеча, а сам  меч  висел  вдоль  спины,  не  мешая
движению рук и ног.
     Чарн  Товис  последовал примеру своего командира. Не тратя
времени на долгие прощания,  оба  воина  спустились  на  нижнюю
гребную  палубу  и  через люки слезли по веслам в воду, чтбы не
нырять  с  борта  корабля.  Сильный  всплеск  мог  бы  привлечь
внимание вахтенных на флагмане.
     Ощутив  обжигающие  объятия ледяной воды, Тонгор посильнее
оттолкнулся от борта галеры и сильными  гребками  направился  к
чуть  видному  вдалеке  силуэту флагманского корабля пиратского
флота.
     Оказалось,  что  туман  не  доходил   на   фут-другой   до
поверхности  воды,  поэтому  пловцам  можно  было  не опасаться
промахнуться и проплыть мимо цели:  снизу  они  отлично  видели
торчащий из воды борт большого корабля.
     Не  останавливаясь,  Тонгор обернулся. Чарн Товис следовал
за ним по пятам, плывя чуть позади и  левее  своего  командира.
Улыбнувшись товарищу, подбадривая его, Тонгор продолжал плыть к
цели.
     Все  вокруг  них  двигалось и издавало самые разные звуки.
Плеск волны о  борта  плывущих  кораблей,  поскрипывание  мачт,
хлопанье  парусов,  посвистыванье  ветра  в  снастях,  какие-то
приглушенные туманом голоса... Тонгора успокаивало, что  скорее
всего  он и его спутник не производят слишком много шума, чтобы
привлечь ненужное внимание.
     Вскоре над пловцами навис борт пиратского  флагмана.  Зная
по  рассказам  Карма  Карвуса, что Лампа Безумия установлена на
носу, Тонгор, загребая изо вех сил, сумел подплыть к кораблю  в
нужном месте.
     Нос  флагманского  судна  был  украшен  резной  деревянной
фигурой  какого-то  морского  чудовища.  Скульптура   послужила
хорошей  лестницей  для валькара и следовавшего за ним по пятам
молодого офицера.
     Приподняв голову над краем борта, Тонгор осмотрел палубу.
     Странный механизм из стеклянных шаров и латунной проволоки
-- наверняка и был чудовищной Лампой Безумия, судя по описаниям
Карма  Карвуса.  А  в  глубине  палубы,  ближе  к   надстройке,
рассыпала  голубые  искры  другая  машина  --  видимо,  та, что
создавала  этот  густой  непроницаемый   туман,   прячущий   от
посторонних взглядов пиратский флот.
     Двое  часовых с мечами наголо стояли по обе стороны Лампы,
Разрушающей Разум. Зато около генератора тумана охраны не было.
     Спустившись пониже, Тонгор шепотом описал обстановку Чарну
Товису и, договорившись о плане действий, перелез по деревянной
скульптуре на другой  борт,  так,  чтобы  оказаться  за  спиной
часовых.
     Затем   неслышно,  словно  привидение,  его  могучее  тело
взлетело над бортом и бесшумно приземлилось  босыми  ногами  на
даже  не  скрипнувшие  доски  палубы.  Сжав  рукоять Саркозана,
Тонгор  стал   подкрадываться   к   ничего   не   подозревающим
стражникам.
     Лишь  легкий  шелест  металла  по коже подтвердил, что меч
вынут из ножен. словно охотящийся  вандар,  подкрадывающийся  к
жертве, приблизился Тонгор к часовым, охраняющим Лампу Безумия.


     Выходя   фасадом   на   Большую   Площадь,   над  Патангой
возвышалось огромное  здание  Воздушной  Цитадели.  Ее  верхние
этажи-ангары  напоминали  пчелиные  соты  --  одни  закрытые  и
запечатанные, другие -- открытые, воллеры находились внутри или
кружились рядом.
     В  эту  холодную  ветренную  ночь  командовать   воздушным
патрулем  выпало  Чангану  Джалу,  одному  из  старших офицеров
Воздушной Гвардии. Сидя на  наблюдательном  пункте  на  вершине
башни  Воздушной  Цитадели,  он внимательно принимал сообщения,
поступавшие поочередно со всех воллеров,  постоянно  дежуривших
над  Городом  Пламени.  Все сообщения были одинаковы -- никакой
активности, никакого движения, никаких признаков опасноти...
     Один раз за ночь командиру  дежурного  патруля  полагалось
облететь  город  самому.  Чтобы развеять однообразие дежурства,
Чанган  Джал  уже  второй  раз  за  смену,  оставив   за   себя
заместителя,  вышел  на "причал", чтобы, сев в лодку, совершить
облет города.
     Анзан Варл, молодой отар, подчиненный начальника  патруля,
в  эту  ночь  исполнял обязанности его пилота. Легкое воздушное
судно  готово  к  вылету.  Холодный  взгляд  опытного   офицера
смягчился,  пробежав  по  изящным линиям воллера, и внимательно
остановился на торчащем на носу мощном колдовском камне грома.
     Кто,  какой  безумный  враг  осмелится  угрожать  Патанге,
подумал  офицер,  городу,  небо над которым защищает целыц флот
воллеров?
     Поправив крылатый серебристый шлем на голове  и  поплотнее
запахнув  плащ  (высоко  над  городом  было  бовольно холодно),
Чанган Джал ответил на  приветствие  молодого  отара  и  сел  в
воллер. Рука Азана Варла привычно взялись за рычаги управления,
и  вскоре  командир патруля увидел, как поплыла вниз посадочная
площадка  Воздушной  Цитадели.  Одновременно  он   почувствовал
непередаваемое ощущение полета. поднявшись на положенную высоту
в  двадцать  тысяч  локтей,  отар  сделал  вираж  и начал облет
города.
     Ночь выдалась холодной и ясной. Улицы города  были  пусты,
лишь тут и там вышагивали патрули ночной стражи.
     Но  когда  воллер,  сделав разворот, оказался над гаванью,
что-то заставило Чангана Джала насторожиться.
     -- Отар! Спуститься до пяти тысяч локтей! -- приказал  он,
и  воллер,  послушный  умелым  рукам пилота, тотчас же выполнил
маневр. Сам командир, не отрываясь, следил за чем-то  внизу,  у
самой поверхности воды.
     -- Что случилось? -- поинтересовался пилот.
     Чанган Джал неуверенно пожал плечами:
     --  Может  быть,  и  ничего,  но... но странно это! Вон та
полоса тумана, надвигающаяся со стороны залива...  Видишь?  Она
почти  перекрывает  залив  от  берега до берега. Странно. Такое
плотное и в то же время  четко  очерченное  облако...  В  такую
холодную  ночь...  Да,  кстати и ветер южный... Сдается мне, он
должен был бы разметать эту завесу уже давным-давно...
     Еще долго кружил  воллер  над  заливом,  пока  его  пилоты
разглядывали  приближающееся  к  городу туманное одеяло. Что-то
странное и угрожающее было в этой  серой  пелене,  что-то,  что
вызывало  в  душе  офицера  подозрение.  Какая-то неуверенность
закралась в душу Чангана Джала, почти на уровне интуиции.  Нет,
что-то  здесь  не то... Уже сорок лет Чанган Джал жил в Великом
Городе, стоящем на  берегу  залива  в  устье  рек-близнецов.  И
никогда он не видел ничего, подобного этому туманному валу...
     --  Дать  сигнал остальным патрульным воллерам? -- спросил
Анзан Варль.
     Его командир в задумчивости погладил бороду.
     -- Нет, -- подумав, ответил он. --  Туман  есть  туман,  и
ничего  опасного  в  этом  нет.  А то, что он странно плотный и
четко очерченный -- еще ни о чем не говорит. С  первыми  лучами
солнца  это  облако растает, не оствив следов, я уверен... Нет,
отар, продолжаем патрулирование.
     Воллер быстро поднялся на положенную высоту и направился в
облет по внешнему периметру городских стен. Чанган  Джал  пожал
плечами и постарался выбросить из головы странный туман.
     И  все  же что-то не давало ему покоя... что-то здесь было
не так...






     "Земле всегда угрожают Силы Тьмы.  Легионы  слуг  Хаоса  и
Вечной   Ночи   осаждают   ворота  Вселенной,  чтобы  разрушить
Мироздание... Много причин есть тому, что Темные Силы стремятся
уничтожить человечество, лишь обратив себе на службу  созданные
им  науку, колдовство и оружие... И простым смертным приходится
сражаться против этого оружия, а значит, и против Темных Сил...
и нужны им храбрость, сила и вера, -- и этих трех  добродетелей
будет достаточно, чтобы победить".
                             -- Великая Книга Колдуна Шайраши.


     Через  мгновение  Тонгор  налетел  на  первого  стражника.
Словно  лев,  он  подмял  его  под  себя.  Часовой,  не   успев
вскрикнуть, отправился в Царство Теней. В тот же миг Чарн Товис
нанес  смертельный  удар  мечом  второму  стражнику,  без стона
рухнувшему на палубу.
     К несчастью, получив укол в сердце, стражник  в  последнем
усилии  поднял  руку с мечом над головой... Разжавшись, мертвая
рука выронила оружие и, по злой воле судьбы, клинок упал не  на
доски  палубы, а на металлическое основание Лампы Безумия. Звон
стали о сталь пронесся по кораблю, словно сигнал тревоги.
     Прежде, чем Тонгор успел разогнуться,  опустив  на  палубу
свою  жертву, из люка, ведущего в матросский кубрик, высунулась
встревоженная голова одного из пиратов и раздался окрик:
     -- Эй, что у вас там за шум, ребята?
     В этот миг сверкнувший меч Тонгора  перерезал  любопытному
горло.  Безжизненное  тело  покатилось  по  трапу вниз и оттуда
донесся грохот и треск  ломающихся  перил.  Раздался  настоящий
сигнал  тревоги,  и  тотчас  же до слуха Тонгора и Чарна Товиса
донесся топот десятков пар ног.
     -- Я задержу их на выходе из трюма! -- крикнул Тонгор.  --
А ты -- быстро к лампе! Разбей ее, сломай, сделай что-нибудь! И
живо, приятель!
     Сжав  меч обеими руками, валкар метнулся к открытому люку.
Длинный клинок сверкнул, описав дугу, и первые пираты, даже  не
поняв, что происходит, поплатились жизнью, высунувшись из люка.
     Взмах  за  взмахом...  один  за  другим падали под ударами
валкар сраженные противники.  Меч  рассекал  плоть,  с  треском
раскалывал  кости...  Очередной  пират  появился в люке, подняв
меч,  чтобы  отбить  удар.  Меч  Тонгора,  словно  не   заметив
препятствия, выбил оружие из рук пирата и раскроил ему череп.
     Мало  что  так любил могучий северянин, как хороший бой. А
этот был одним из лучших в его жизни! Тонгор орудовал мечом  не
ведая  усталости.  Перекрыв  выход  из  трюма, он оказался выше
своих  противников  и   получил   второе,   не   менее   важное
преимущество:  в узком проходе пираты могли нападать на него по
одному. Один мертвый пират падал на другого, и за все это время
Тонгор получил лишь один порез острием меча  по  груди  и  пару
царапин на предплечьях.
     С  носовой  надстройки,  куда он отправил Чарна Товиса, не
доносилось ни звука. Это насторожило Тонгора, но  он  долго  не
мог выбрать время, чтобы рискнуть хоть на миг отвести взгляд от
наседающих  противников. Но вот, улучив момент, когда очередной
убитый пират повалился вниз,  сбивая  с  ног  своих  товарищей,
Тонгор  обернулся,  и в этот момент... кончик колдовского жезла
Белшатлы коснулся его плеча. Тонгора словно ударило молнией.
     Электрический разряд прошел по руке и всему телу  валкара.
Бессильные пальцы разжались, и тяжелый меч с грохотом рухнул на
доски  палубы.  Прежде  чем, собрав всю свою волю, Тонгор сумел
пошевелиться, на него со всех сторон налетели пираты,  повиснув
на  руках  и ногах могучего северянина. Белшатла молча наблюдал
за происходящим, холодно и беспощадно улыбаясь.
     Последнее, что успел  заметить  Тонгор,  было  безжизненно
лежащее  рядом  с  невредимой Лампой Безумия тело Чарна Товиса.
Затем, согнувшись под весом нападавших и градом их ударов,  все
еще полупарализованный, Тонгор чуть не упал на палубу.
     Белшатла  выскочил  из носовой надстройки как раз вовремя,
чтобы ударить Чарна Товиса парализующим тело жезлом и  не  дать
ему разрушить дьявольское орудие. Видимо, какое-то предчувствие
опасности заставило Белшатлу ночевать в тесной рубке на носу, а
не   в   отведенной   ему   каюте   на  корме.  Разделавшись  с
непосредственно угрожавшим его Лампе юношей, колдун подкрался к
Тонгору сзади, намереваясь ткнуть его жезлом в  затылок.  Тогда
Тонгор  надолго  потерял  бы  сознание.  Но  в тот самый момент
Тонгор обернулся, и удар пришелся в плечо валькара, парализовав
лишь часть тела, а не мозг.
     Именно поэтому валькар не потерял  сознания,  а  продолжал
видеть, слышать и осознавать происходящее.
     Даже  безоружный,  с парализованной рукой, варвар оказался
серьезным противником. Прежде чем пираты смогли  повалить  его,
нескольким  из  них пришлось испытать на себе дикую силу ударов
здоровой руки и ног северянина, расплатившись за это сломанными
ребрами, вывихнутыми челюстями, отбитыми внутренними органами и
наиболее  деликатными  частями  тела.  Но  все   же   численное
превосходство  было  слишком  велико,  и  через некоторое время
Тонгор оказался лежащим на палубе без движения, со всех  сторон
облепленный пиратами.
     --  Колдун!  Дай  мне прикончить его! -- прохрипел один из
пиратов, занося над грудью Тонгора остро отточенный стилет.
     Резкий  окрик  Каштара  с  капитанского  мостика  заставил
пирата отвести клинок в сторону.
     Подойдя  к  лежащему  Тонгору,  Каштар  улыбнулся  ледяной
безжалостной улыбкой победителя.
     -- Ну и ну! Сам Повелитель Патанги прибыл  ко  мне,  чтобы
пригласить   почетных   гостей   в  свой  город,  --  притворно
приветливо произнес предводитель пиратов.
     -- Его нужно убить!  Немедленно!  --  суетливо  вступил  в
разговор Серый Колдун. -- Слишком опасно оставлять его в живых,
даже пленного. Многим доводилось брать в плен этого варвара, но
ни  один из этих людей не дожил до сего дня. У Тонгора какой-то
талант  сбегать  из  плена,  расправляясь  с  теми,   кто   его
захватил...
     Каштар покачал головой.
     --  Может  быть, ты и великий колдун, но ты еще и такой же
великий дурак, серый  пес.  Ибо  ты  готов  выбросить  за  борт
подаренный  нам  богами ключ. Ключ, которым мы распахнем ворота
Патанги. Ведь ни один из жителей города не устоит против  наших
требований, увидев нож приставленный к груди их повелителя.
     Белшатла   что-то  хотел  сказать,  нерешительно  подбирая
нужные  слова.  Старый  колдун  чувствовал,  что  нужно   убить
отважного  воина-северянина.  Убить  немедленно,  пока он лежит
неподвижный и беспомощный! Разве  нужно  бояться  сопротивления
крепости  Патанги,  раз  у  них  есть  Лампа  Безумия? Но здесь
командовал Каштар, а не Белшатла.
     -- Что будем  с  ним  делать?  --  задал  вопрос  один  из
помощников Красного Волка.
     --  Привяжите  этого  пса  к носу корабля, чтобы, когда мы
войдем в бухту, все горожане увидели, что их могучий король  --
наш беспомощный раб.
     На  руки  и  ноги Тонгора надели кандалы и потащили его на
нос судна и приковали там.
     В этот миг над палубой прокатился крик,  заставивший  всех
вздрогнуть и замереть, словно статуи.
     -- Отпустите Повелителя Тонгора, или вам всем конец!


     Каштар резко развернулся на месте.
     У Лампы Безумия стоял Чарн Товис, очнувшийся и пришедший в
себя,  пока  все  пираты занимались Тонгором. Обнаружив, что за
ним никто не следит, молодой офицер встал  рядом  с  лампой  и,
развернув  ее, направил на палубу, включив и прогрев аппарат на
минимальной мощности, точно так как рассказал ему Карм Карвус.
     Все пираты, включая самого Белшатлу, побледнели, с  ужасом
глядя на смертоносную трубку, направленную на них. Никто, глядя
на  Чарна  Товиса,  не  усомнился в том, что он готов выполнить
свою угрозу.
     Руки, удерживающие Тонгора, разжались, и северянин  встал,
гремя кандалами.
     --  Отлично  сработано,  Чарн  Товис,  --  крикнул Тонгор,
вырывая из рук одного из своих мучителей связку  ключей.Сбросив
кандалы,  валкар  немедленно  поднял  свой  меч,  валявшийся на
палубе в луже крови.
     Никто не заметил ухмыляющегося первого  помощника  Каштара
-- Дурангу Тула, пробиравшегося по внешней стороне борта, чтобы
зайти  Чарну  Товису  со  спины. Неожиданно перевалившись через
борт и вскочив на носовую надстройку, пират схватил офицера  за
плечи и отшвырнул от смертоносного аппарата.
     В  тот  же миг меч Тонгора оборвал жизнь ближайшего к нему
пирата, стоявшего между валкаром и Лампой Безумия.
     В следующий момент палуба "Красного Волка" превратилась  в
кровавый д.
     Белшатла  хотел  вновь ткнуть Тонгора своим жезлом, но тот
увернулся,  и  парализующий  удар  пришелся  в  бок  одному  из
пиратов.
     Каштар успел прокричать приказ пиратам брать Тонгора живым
и, обнажив свою тонкую шпагу, бросился наперерез валкару.
     Вокруг  Тонгора  сверкало  в  воздухе множество клинков --
сабли, кинжалы, мечи, скимитары и ятаганы...  Словно  загнанный
тигр, северянин сражался один против множества врагов.
     А  на носу Чарн Товис, вскочив на ноги, подхватил с палубы
свою шпагу и вступил в бой с Дурангой Тулом.
     Тонгор  продолжал  пробиваться  к  лампе  сквозь  частокол
нацеленных на него клинков.
     Дуранга  Тул,  ухмыляясь, отбивал удары шпаги Чарна Товиса
своим мечом. Пират был выше ростом, шире в плечах и мощнее, чем
его молодой противник. Опыт тоже был на  его  стороне.  Шаг  за
шагом  молодой  офицер  отступал к носу корабля, пока не уперся
спиной в борт. Из последних сил, призвав  на  помощь  все  свое
искусство  фехтования,  Чарн Товис отражал атаки противника, не
давая ему ударить себя в сердце или распороть горло.
     По трапам, ведущим из трюмов, протопали десятки  пар  ног.
Это  все  новые пираты спешили на помощь своим товарищам, чтобы
поучаствовать в неравной схватке.
     Шесть трупов лежало вокруг Тонгора, но  теперь  противники
окружили его таким плотным кольцом, что он тратил все силы лишь
на  то,  чтобы отбить сыплющиеся на него со всех сторон уколы и
удары. Долго так продолжаться не могло. Северянин понимал,  что
рано  или поздно коварный удар в спину тяжело ранит его, сделав
беспомощным пленником пиратов. Но выхода  не  было,  и  могучий
воин продолжал безнадежный бой.
     Чтобы  действительно не стать живым ключом от ворот своего
города, Тонгор решил, что как только почувствует, что силы  его
на  исходе,  или  если  получит  серьезную рану, то сам нанесет
последний, смертельный удар себе в сердце или в горло. А смерть
в бою, с оружием в руках, обагренным  кровью  множества  убитых
противников, -- этого Тонгор не боялся.


     Прижатый  спиной  к  борту,  Чарн  Товис  из последних сил
отбивал сыплющиеся на него удары меча Дуранги Тула. В  какой-то
момент  обрушившийся сверху тяжелый клинок пирата отбросил руку
Чарна Товиса вниз вместе со шпагой, к самой палубе, оставив его
на мгновение беззащитным перед вооруженным противником.
     Со сверхъестественной отчетливостью молодой  офицер  видел
каждую  морщину  на  лице  своего  врага,  отводящего  меч  для
последнего удара в сердце.  Чарн  Товис  видел,  как  выражение
ненависти  сменяется  на  лице  пирата  выражением  презрения и
торжества победителя, увидел, как вспыхнула радость  в  налитых
кровью глазах...
     Вдруг совершенно другие чувства отразились на лице Дуранги
Тула:  изумление, сменяемое ужасом. Занесенный для удара клинок
дрогнул и отклонился в сторону.
     Чарн Товис не знал, что  вызвало  такое  удивление  у  его
противника,   почти  парализовав  того.  Не  тратя  времени  на
выяснение, офицер  воспользовался  кратким  преимуществом  и  в
следующий  миг  из  последних  сил вонзил шпагу в грудь Дуранги
Тула.
     Кровь хлынула изо рта пирата, рухнувшего на палубу  у  ног
Чарна Товиса.
     А  в  следующий  миг  молодой  офицер  понял,  что  же так
напугало его сильного и уверенного в себе противника.
     Из густой пелены тумана медленно вынырнула и  нависла  над
бортом  пиратского  корабля  огромная блестящая голова дракона.
Свет фонарей на палубе "Красного  Волка"  выхватил  из  темноты
золоченую оскаленную пасть и прищуренный глаз.
     В   следующее   мгновение   палуба   пиратского   флагмана
вздрогнула.  Послышался  треск  ломаемых  досок  обшивки.   Это
отточенный  нос  "Ятагана"  пронзил  борт "Красного Волка" ниже
ватерлинии.
     Голова и шея дракона снесла фальшборт флагмана пиратов. Не
ожидавшие  удара   моряки   повалились   на   палубу,   потеряв
равновесие.
     А  уже  в  следующий  миг два десятка воинов, издав боевые
кличи,  спрыгнули  с  носа  вонзившегося  в  "Красного   Волка"
корабля, сжимая в руках обнаженные клинки. Впереди всех мчался,
словно   бык,  великан  в  стальной  кирасе  и  рогатом  шлеме,
размахивающий огромным топором.  Рыжая  борода  этого  великана
сверкала словно боевой штандарт.
     Барим  Рыжая  Борода  пришел на помощь друзьям и вступил в
бой.


     Барим Рыжая Борода ждал столько, сколько мог,  прежде  чем
направить   свою   галеру   в  борт  "Красного  Волка".  Время,
оговоренное с Тонгором, прошло; капитан подождал  еще  немного,
но  густой  туман  все  так же продолжал волнами расходиться от
флагмана, скрывая армаду от взглядов стражей Патанги. Затем  до
слуха  Барима  донеслись  приглушенные  туманом  звуки  боя,  и
могучий рыжебородый северянин понял, что его друзьям не удалось
скрытно выполнить то, что было задумано.
     Раздалась одна-единственная команда -- и  через  несколько
мгновений  острый  нос  "Ятагана"  вонзился  в  борт пиратского
флагмана, заставив  огромное  судно  вздрогнуть  и  нанеся  ему
огромную рану ниже ватерлинии...
     Заранее  оставив вместо себя Ангара Зенда, Барим спустился
с капитанского мостика и, взойдя на  нос,  первым  ворвался  на
пиратский  корабль.  Его  сапог  ударил  в лицо одному из людей
Каштара, который так и не  успел  сообразить,  что  происходит.
Из-под  подошв  Барима брызнула кровь, но он, даже ни на миг не
задержавшись, помчался  дальше,  издав  дикий,  почти  звериный
боевой клич.
     Любимым  оружием  Рыжей  Бороды  был большой боевой топор.
Орудуя им, Барим прорубал себе дорогу к центру палубы. Рядом  с
ним,  по  правую руку от капитана, двигался здоровяк Тангмар из
Коданга, круша  противников  тяжелым  ятаганом.  Слева  великан
Роджир  размахивал  двуручным  мечом.  Эта троица сильнейших на
"Ятагане" воинов словно  тараном  пробивала  дорогу  остальным,
рассыпавшимся  по  палубе  "Красного Волка", заставшим врасплох
экипаж и охрану флагмана.
     Стоя на носу корабля, Барим услышал донесшийся с  середины
палубы  боевой  клич племени Черных Ястребов. Он ответил криком
своего родного племени --  боевым  кличем  Белых  Волков  --  и
рванулся  на  помощь сражающемуся в одиночестве другу, прорубая
себе дорогу сквозь строй врагов.
     Флагман  Таракуса  был  под  завязку  загружен   отборными
головорезами  Каштара,  в  то  время,  как  на  борту "Ятагана"
находился лишь обычный экипаж. Но на  стороне  нападавших  было
преимущество внезапности, которое Барим использовал сполна. Его
отряд в считанные секунды заполнил палубу флагманского корабля,
превратив ее в месиво дерущихся, раненных и убитых.
     Распевая  древнюю,  первобытную боевую песню своего дикого
народа, Барим  Рыжая  Борода  прорубил  себе  дорогу  к  трапу,
ведущему  с носовой надстройки на палубу. Его голос, перекрывая
шум боя, разносился вокруг. Капитан  "Ятагана"  шел  на  помощь
своему земляку, другу и королю.


     Старина  Блай оказался крепко сложен и толстоват. Пожалуй,
не погрешил бы против истины тот, кто назвал бы его жирным.  Но
под   внешностью   толстого   круглолицего   добряка  скрывался
настоящий воин. Потрясая мечом, размахивая сжатым в другой руке
кинжалом, он, неожиданно вынырнув из тумана, производил  жуткое
впечатление.
     Бок  о  бок  с  ним  сражался  его  старый друг -- Дурган,
орудовавший  красиво  изогнутой  саблей,  причем   с   отменным
мастерством. Золотая рукоятка, украшенная драгоценными камнями,
не  давала  усомниться в том, что некогда, прежде чем попасть в
цепкие, сухие, выдубленные морской водой и ветрами руки пирата,
это оружие принадлежало офицеру высокого звания,  адмиралу  или
благородному аристократу. Сверкая единственным здоровым глазом,
Дурган сражался с завидным упорством и поразительной яростью.
     Незаметно   эти  двое  пробились  к  главной  мачте,  где,
расправившись с  несколькими  пиратами  и  разогнав  остальных,
обнаружили,  что  могут  перевести  дух.  Старина  Блай не стал
терять времени даром, а, обшарив лежащие рядом трупы, нашел то,
что искал. Отбив у подобранной бутылки с вином горлышко,  он  с
жадностью  приложился  к  живительной  влаге.  Сделав несколько
глубоких глотков, Блай передал оставшееся вино Дургану, который
также не замедлил опрокинуть бутыль себе в глотку.
     В этот момент враги снова бросились на закадычных  друзей,
и,  запустив  бутылкой в голову приближающегося пирата, ДЖурган
принялся за дело. Выругавшись по поводу пропавшей бутылки, Блай
последовал его примеру. Вскоре серия ударов, уколов,  нападений
и защитных финтов заствила обоих позабыть о жажде


     Когда  нос "Ятагана" вонзился в борт флагмана таракусского
флота,  многие  на  палубе   "Красного   Волка"   попадали   от
неожиданного  удара.  Но Тонгор, заметивший сверкнувшую в свете
фонарей позолоченную драконью голову, устоял на ногах.
     Воспользовавшись  мгновением  передышки,   валькар   решил
вырваться  из  круга  наседавших  на  него  противников.  Одним
движением опустив меч в ножны,  все  еще  висевшие  у  него  за
спиной,   северяние   подпрыгнул   и,   ухватившись  за  ванты,
подтянулся и залез высоко на снасти.
     Отсюда он окинул взглядом палубу  и  с  ликованием  увидел
грозную  троицу -- Барима и двух его помощников, -- пробивающую
дорогу остальным матросам "Ятагана".
     Холодный  ветер  остудил   разгоряченное   схваткой   лицо
Тонгора.  Прикинув, он понял, что уже перевалило за полночь, и,
следовательно, пиратский  флот  уже  должен  оказаться  в  зоне
видимости летающих патрулей Патанги.
     Несомненно,   с  летающих  лодок  заметили  приближающуюся
полосу тумана, но вряд ли заподозрили, что под плотной  завесой
скрывается  флот  неприятеля. А значит -- сигнал тревоги не был
дан, и стража Патанги не готовится к обороне Города Пламени.
     Но если уничтожить машину",  создающую  туман,  то  пелена
рассеется,  и  воины  Патанги  будут  подняты по тревоге, чтобы
встать  на  защиту  родного  города.   Поэтому   Тонгор   решил
воспользоваться  смятением, царящим на палубе после неожиданной
атаки Барима и его людей, чтобы пробраться к колдовской  машине
и  уничтожить  ее.  С  высоты,  на  которую он забрался, валкар
хорошо видел это странное  приспособление  у  мачты  и  длинный
медный  штырь,  отходящий  от  него  вверх,  с  конца  которого
непрестанно сыпались голубые искры.
     Перерезав один из вантов кинжалом, Тонгор  прыгнул  и,  не
отпуская  прочный  канат  из  рук, одним махом оказался рядом с
медной, потрескивающей и сыплющей искрами мачтой.


     Матросы "Ятагана"  вели  бой  уже  почти  по  всей  палубе
"Красного  Волка".  Так получилось, что Барим и двое его лучших
бойцов оказались в  стороне  от  пьедестала,  на  котором  была
закреплена Лампа Безумия. Когда к ней пробились Горчак, Туран и
улыбающийся смуглолицый Минга, Чарн Товис, сражавшийся здесь, с
трудом  сдерживал  троих  наседающих  на  него пиратов. Молодой
офицер был счастлив перевести дух хотя бы на краткий миг,  пока
подоспевшие друзья занялись его противниками.
     Неожиданно  над  всем  хаосом сражения прокатился знакомый
всем  каркающий  хриплый  голос,   заставив   вздрогнуть   всех
находящихся  на палубе "Красного Волка" -- и пиратов Каштара, и
воинов Барима.
     У пульта управления Лампой Безумия стоял Серый  Колдун  --
Белшатла.
     Он  развернул  свой смертоносный инструмент таким образом,
чтобы держать под прицелом палубу и сражающихся на ней людей.
     Рука колдуна лежала на пусковом рычаге. Серые лучи пока не
выбивались из смертоносной трубки, но машина  была  включена  и
готова  в любой момент, по велению колдуна, превратить палубу в
арену для сражения уже не противников, а просто безумцев.
     Пираты -- друзья и враги -- застыли,  оцепенев  от  ужаса.
Все  уставились  на  направленный на них стеклянный серый глаз,
как смотрит порой приговоренный на топор в руках палача.
     Никто из пиратов не мог  ничего  предпринять  ради  своего
спасения  --  так  подействовала на людей угроза не погибнуть в
бою, как мужчины, а  окончить  жизнь  безумцами  в  сумасшедшей
схватке с такими же обезумевшими несчастными.
     Минга,  Туран и Горчак оказались слишком далеко от колдуна
-- у верхних ступенек трапа, ведущего на носовую палубу.
     Ближе был только Чарн Товис, но его отделяла о Лампы стена
стражников Каштара, готовых к бою. Он ни за  что  не  успел  бы
вовремя пробиться сквозь их строй.
     Сверкающий  серым  огнем глаз Лампы был направлен прямо на
могучую Фигуру Барима.
     Рука Белшатлы потянулась к рычагу -- и отпустила его!


     Всем показалось, что паралич ужаса продолжался по  крайней
мере  несколько  минут.  Но  на  самом  деле  такие вещи длятся
какие-то доли секунды.
     Тонгор уже оторвался ногами от реи, на  которой  до  этого
стоял,  и  в  полете  к  основанию  медной  мачты вдруг заметил
стоявшего у пульта Лампы Смерти  Белшатлу.  От  острого  зрения
валкара  не  ускользнуло  и  то,  что Лампа была включена, а ее
ствол  направлен  на  группу  матросов  "Ятагана"  во  главе  с
Баримом.
     Тонгор уже не мог изменить траекторию своего полета, чтобы
приземлиться  на  палубе  рядом  с  лампой. Но в его силах было
выхватить из ножен тяжелый клинок Саркозана.
     Огромное лезвие просвистело  в  воздухе.  Скорость  полета
Тонгора  помножилась на мощь его мышц -- поэтому удар получился
невероятной силы.
     Свистящий  клинок  угодил  Белшатле  чуть  пониже  уха   и
перерубил  шею  колдуна,  начисто отделив голову от тела. Седая
голова  старого  колдуна  скатилась  с  плеч  и,   подпрыгивая,
покатилась  по  палубе,  словно какой-то диковинный серебристый
фрукт.
     Фонтан черной крови брызнул из перерезанных вен и артерий.
Обезглавленное тело покачнулолсь, словно  колдун  был  пьян,  и
рухнуло  на  палубу.  Падая,  оно  задело плечом лампу, сместив
серый луч и передвинув рычажки на пульте управления.
     Внутри аппарата низкое гудение  перешло  в  пронзительный,
леденящий  душу  свист;  Зловещие  серые  молнии  пробежали  по
стеклянным сферам, заискрились латунные провода... В  следующий
миг из основной трубки ударил бесцветно-серый луч.
     Падая,  тело  Белшатлы  сместило прицел лампы, и рождающий
безумие луч пришелся не на  группу  матросов  "Ятагана".  а  на
виднеющийся  сквозь  клубы  тумана силуэт ближайшего к флагману
корабля армады --  большой  триремы,  называющейся  "Тарданской
Девой". На ее борту плыли многие ближайшие сподвижники Каштара.
     Не  больше  сотни  ярдов  разделяло  два  соседних  судна.
Скользнув по водной поверхности,  серый  луч  уткнулся  в  борт
"Девы" и растекся по ее палубе.
     Экипаж  и  солдаты,  плывшие  на  триреме,  стояли плотной
шеренгой вдоль борта. Несколько минут назад  они  услышали  шум
какой-то заварушки на борту флагмана, затем тяжелый удар тарана
и звуки уже нешуточного боя на палубе "Красного Волка". Капитан
"Тарданской  девы" как раз собирался приказать спустить шлюпки,
чтобы выяснить, что  происходит  на  флагмане  и  не  нужна  ли
помощь.  Но  стоило  серому  лучу  коснуться заполненной людьми
палубы, как трирема  превратилась  в  арену  схватки  безумцев,
забывших обо всем на свете.
     Матрос  набросился  на  матроса  и  пронзил  кинжалом  его
сердце.  Один  товарищ  по  кубрику  схватил   другого,   чтобы
перегрызть  ему  горло  и выцарапать ногтями глаза. В мгновение
ока  палуба  наполнилась  воющими  безумцами,  сцепившимися   в
последней отчаянной схватке, словно дикие звери.
     Стоявший  на  мостике капитан "Тарданской Девы" тоже попал
под дьявольский  луч,  ударивший  с  борта  флагмана.  Повернув
голову,  оскаленную  в  звериной  гримасе,  старый морской волк
одним уларом кортика сразил ничего не успевшего понять матроса,
стоявшего  у  штурвала,  а  затем  спрыгнул  на  палубу,  чтобы
присоединиться  к  кровавой  резне.  Погибший рулевой повалился
всем телом на штурвал.
     Неуправляемая "Тарданская Дева" отдалась на  волю  волн  и
течения.  Не  прошло  и  нескольких минут, как трирема ткнулась
мощным, окованным медью носом в борт  соседнего  с  ним  судна.
Удар   пришелся   вскользь.   Медный  таран  не  заткнул  собой
образовавшуюся дыру в досках  обшивки,  и  тонны  ледяной  воды
хлынули  в трюмы второго корабля, тотчас же получившего сильный
крен.
     А Лампа Безумия продолжала излучать свое страшное  сияние,
несущее  убийственное,  кровавое  безумие.  Серый  луч скользил
дальше и дальше и вот уже на пяти пиратских  кораблях  началась
бессмысленная резня. А затем еще и еще...


     Пролетев  как  можно  дальше  на свисающем с мачты канате,
Тонгор прыгнул вперед и перекувырнувшись в воздухе, приземлился
на ноги у самого основания потрескивающей медной мачты.
     По всему флагманскому кораблю шел бой.  Избежав  опасности
быть  сраженными  Серой  Смертью,  пираты продолжили прерванную
схватку с удвоенной яростью.
     Первым сбросил с себя оцепенение Барим  Рыжая  Борода.  Он
издал  свой  леденящий  душу боевой клич и вонзил топор в грудь
ближайшего к нему стражника Каштара. В следующий миг, словно по
команде, засверкали в воздухе клинок ухмыляющегося  Тангмара  и
меч непроницаемо спокойного Ротира.
     Карм  Карвус  бросился в бой вместе с матросами "Ятагана",
высадившись на центральную часть палубы. Пробившись на  носовую
надстройку,  он орудуя своим тонким мечом и следуя вдоль самого
борта, сумел добраться  к  тому  месту,  где  рассекали  воздух
клинки валкара и офицера стражи Патанги Чарна Товиса.
     В  последний  момент  путь ему преградил сверкающий дикими
глазами полуголый великан с обломком весла  в  руках.  Свирепый
корсар  с  невиданной  силой  и  скоростью  крутил  над головой
тяжелой дубиной. Один удар  таким  оружием  --  и  переломанные
ребра  Князя Царгола вонзились бы ему в легкие, а придись такой
удар  в  голову,  череп  треснул  бы,  как  ореховая  скорлупа.
Уворачиваясь  от  страшной  дубины, Карм Карвус поскользнулся в
луже липкой крови и упал на палубу, выронив меч.
     Злорадно ухмыляясь,  великан  уже  занес  тяжелый  обломок
весла  над головой для последнего удара, но неожиданно какая-то
худенькая,  почти  мальчишеская   фигура,   перепрыгнув   через
упавшего  князя,  вонзила  в грудь пирата кинжал почти по самую
рукоятку.
     Остро отточенный клинок  попал  в  самое  сердце.  Корсара
словно   ударила   молния   --   он   вздрогнул,  дубина  вдруг
выскользнула из его ослабевших рук и упала за борт. В следующий
миг туда же полетел и поверженный великан. Карм  Карвус  увидел
тонкую,  изящную  руку,  протянутую ему, чтобы помочь встать, и
поднял глаза, чтобы рассмотреть своего спасителя.
     -- Яан! -- только и смог выдохнуть Князь Царгола.
     Саркая  Кадорны  лишь  рассмеялась,  глядя  на  удивленное
выражение  его  лица.  Карм  Карвус строго-настрого приказал ей
носа не высовывать из трюма  "Ятагана"  во  время  боя,  и  она
обещала  выполнить  его распоряжение. Но останься она, где было
условлено -- и Князь Царгола уже отправился  бы  на  встречу  к
Отцу Горму в Зал Героев. В общем, Карм Карвус не посмел осудить
Саркаю Кадорны, а только лежал и удивленно рассматривал ее.
     Никогда  еще  она  не  была  так  красива.  Холодный ветер
разрумянил ее щеки. Словно два черных  самоцвета,  сверкали  ее
чуть  раскосые  глаза. Тонкая шпага в изящной руке была в крови
чуть не по рукоятку,  что  служило  еще  одним  доказательством
(если  какие-либо  доказательства  еще  были  нужны)  того, что
Принцесса Яан действительно могла постоять  за  себя  в  бою  и
сражаться не хуже мужчины.
     Стройные  длинные  ноги плотно обтягивали шерстяные брюки,
белая блуза подчеркивала правильную форму груди,  алая  повязка
перехватила  водопад  черных  волос,  --  еще  никогда  Яан  не
казалась Принцу Царгола такой желанной.
     Вскочив на ноги и  наклонившись  к  девушке,  Карм  Карвус
обнял  ее  и  привлек  к себе, крепко обняв свободной от оружия
рукой. Он поцеловал ее прямо посреди яростного боя, на  залитой
кровью и устланной трупами палубе. Яан ответила на его поцелуй.
Ее  губы  были  чувственны  и  требовательны, а рот -- влажен и
сладок.


     Тонгор  бросился  к  искрящемуся  медному   штырю,   чтобы
сломать,  уничтожить машину, скрывающую корабли пиратов. Но тут
же перед ним сверкнуло стальным блеском лезвие сабли.
     На пути валкара встал сам Каштар.
     Лицо предводителя пиратов  исказилось  в  гримасе  ярости.
Налитые кровью глаза горели жаждой убийства и мести. Пот ручьем
стекал  с  его  лба, смешиваясь с кровью, сочившейся из свежего
шрама над  бровью,  полученного  в  этом  ночном  бою.  Черные,
смазанные  маслом  волосы растрепались и космами разлетелись по
плечам пирата.
     Каштар был без  рубашки,  и  его  сильное,  жилистое  тело
блестело от пота!
     -- Дикий пес из валкаров! -- прохрипел пират. -- Сегодня я
наконец-то насажу твое вонючее сердце на острие моей сабли!
     --  Попробуй,  --  с  ухмылкой  ответил  Тонгор.  --  Если
сумеешь, кровавая свинья из грязного таракусского хлева!
     Два клинка скрестились в яростной  схватке,  зазвенели  --
словно  вступительный  аккорд  к  страшной  музыке  битвы.  Меч
валькаров -- тяжелый и длинный, больше подходил для бесшабашной
схватки, чем для  дуэли  с  опытным  фехтовальщиком.  Способный
прорубать  прочные  доспехи,  меч  терял  свое  преимущество  в
поединке  с  быстрым,   не   защищенным   броней   противником,
вооруженным  легким, удобным для фехтования оружием. Но могучие
мускулы, крепкие сухожилия и невероятно быстрая реакция Тонгора
компенсировали медлительность его двуручного меча. Отбив первый
яростный удар сабли Каштара, северянин встал в боевую стойку  и
приготовился к серьезному бою.
     Каштар  был  опытным,  умелым воином. Сабля сверкала в его
руках, словно молния. Но откуда бы она не летела в  противника,
ее  везде  встречал  неодолимым  заслоном  меч Тонгора. Снова и
снова наносил удары пиратский  адмирал,  но  каждый  раз  между
лезвием   сабли  и  телом  противника  вставал  широкий  клинок
Саркозана.
     Пот уже потоками лился по спине и  тяжело  вздымавшейся  и
опускавшейся груди пирата. Стекая по лбу и смешиваясь с кровью,
он превращался в соленую розовую жижу, заливавшую и разъедавшую
Каштару  глаза.  Сам еще не веря, Каштар почувствовал, что силы
его  на  исходе.   Все   труднее   ему   становилось   наносить
молниеносные удары, все тяжелее казалась сабля.
     Красный  Волк  вдруг  понял,  что,  скорее  всего,  ему не
удастся победить Тонгора в честном бою один на один.
     Это ощущение было для него новым и здорово  напугало  его.
Никогда  еще  Каштар не встречал воина, устоявшего против града
его сабельных ударов. А сейчас,  несмотря  на  напряжение  всех
мышц,  всего  тела,  ему  так  и не удалось нанести ни малейшей
раны, ни царапины своему могучему противнику.
     Тонгор сражался спокойно и уверенно. Его дыхание  даже  не
участилось.  Казалось,  валькар  вообще  не  знает,  что  такое
усталость. Жестокое удовлетворение сверкнуло в  золотых  глазах
северянина,    заметивших   бессильное   бешенство,   страх   и
растерянность на лице  своего  противника.  Валькар  без  труда
отбивал все удары Каштара.
     Ледяная волна ужаса окатила предводителя пиратов.
     Каштар  держался  из  последних  сил. Измученным легким не
хватало воздузха, мышцы молили об отдыхе. Пират понял,  что  на
самом  деле  Тонгор  просто играл с ним, как кот с мышью. Такое
распределение ролей было совершенно новым для Красного Волка  и
абсолютно его не устраивало.
     Вдруг   в  его  глазах  свуркнул  огонек  надежды.  Каштар
заметил, что Тонгор стоит рядом с лужей крови. Из последних сил
нанося удары, Красный  Волк  стал  обходить  противника,  чтобы
заставить  его  сделать  роковой  шаг.  Так и произошло: ступив
босыми ногами в липкую жижу, Тонгор  поскользнулся  и  чуть  не
упал.
     Издав  победный  крик,  Каштар  занес  над  головой саблю,
вложив  все  силы  в  последний  удар.  Но  неожиданно   клинок
наткнулся на какое-то препятствие.
     Поднятая  сабля  задела  медную  антенну. Раздался громкий
хлопок, все вокруг озарилось синим огнем -- и Красный  Волк  из
Таракуса получил удар в десять тысяч вольт.


     Стоило  стальному клинку коснуться медного стержня, как он
тотчас намертво притянулся к искрящейся антенне и  в  мгновение
ока,   пропустив   через   себя   электрический   разряд,  стал
рубиново-красным,   затем   огненно-оранжевым    и,    наконец,
ослепительно  белым.  Вскоре  сверкающие  капли  расплавленного
металла скатились на рукоятку и упали на держащую ее ладонь.
     Но Каштар уже не чувствовал боли. В тот самый  миг,  когда
его  сабля  задела  медную мачту, неведомая сила, заключенная в
машине, убила его. Тело пирата медленно сползло  на  палубу,  и
даже   Тонгор   закусил   губы  и  вздрогнул,  увидев,  во  что
превратилось лицо морского разбойника: Электрический разряд так
изуродовал голову ЯКаштара, что теперь его вряд  ли  кто-нибудь
смог бы узнать.
     Вскоре внутри машины раздался второй, более сильный взрыв.
Полыхнуло  слепящее  белое  пламя,  и  из  отверстий  в корпусе
повалил  густой  черный  дым.  Таинственное  голубое   свечение
исчезло,  и  с вершины мачты перестали сыпаться искры. Конечно,
валькар  из  Лемурии  понятия  не  имел  об  электричестве,  не
понимал, что стальная сабля Каштара вызвала короткое замыкание,
разрушившее механизм. Но главное для себя Тонгор понял: машина,
рождающая  туман,  разрушена и никто не сможет ее восстановить,
ибо единственный человек, владеющий ее секретом, обезглавлен  в
сегодняшнем бою.
     И  второе, не менее важное событие осознал Тонгор: Красный
Волк из Таракуса больше не выйдет в море  и  не  поднимет  свой
безжалостный меч против кого бы то ни было.
     Вокруг  Тонгора  продолжал  кипеть  бой. Карм Карвус и Яан
пробились к Мингу, Турану и Чарну Товису. Впятером они очистили
от пиратов носовую палубу и держали  там  оборону,  обеспечивая
путь  к  отступлению  на борт "Ятагана" и не подпуская врагов к
своему кораблю.
     Один  за  другим  пиратские  корабли  меняли  курс,  чтобы
подойти  поближе  к  флагману и выяснить, что происходит на его
палубе. Вблизи было видно, что борт "Красного Волка" протаранен
другим судном. Пиратские капитаны высылали шлюпку  за  шлюпкой,
чтобы  предложить  помощь Каштару, о смерти которого еще никому
не было известно.
     Но теперь  у  рычагов  Лампы  Безумия  стоял  Чарн  Товис,
переводивший  дьявольские лучи с одной приближающейся шлюпки на
другую. Пораженные Серой Смертью, пираты  вступали  в  безумный
бой   со   своими   товарищами,   и   небольшие   лодки  быстро
переворачивались.  Расправившись  со   шлюпками,   Чарн   Товис
направлял лампу на галеры и триремы.
     Вскоре уже почти половина флотилии втянулась в хаотическое
сражение.  Оставшиеся  без  рулевых  корабли, облученные Лампой
Безумия, таранили соседние  суда.  Сцепившиеся,  полузатонувшие
груды  оказались  непреодолимым препятствием; и другие капитаны
были вынуждены ломать строй и лавировать, думая только  о  том,
как спасти свой корабль.
     Тут  и  там  заполыхали огни -- это горели паруса, снасти,
мачты  и  надстройки,   подожженные   обезумевшими   матросами.
Спасаясь от пламени, перекидывавшегося на соседние суда, многие
моряки,  даже  безумцы,  бросались  в  ледяные волны Залива, но
некому было послать шлюпки, чтобы спасти несчастных.
     Чарн Товис побледнел и крепко сжал челюсти,  чтобы  самому
не  закричать  от  ужаса. Лишь собрав в кулак всю свою волю, он
смог заставить себя вновь и вновь наводить Лампу  на  очередную
цель и снова и снова переключать рычаги.
     Иногда   боги  бывают  справедливыми.  Смерть  в  безумии,
которой пираты грозили Городу Пламени, настигла  их  самих.  Но
даже  ослепленное  ненавистью  к  врагам сердце Чарна Товиса не
выдержало -- слишком  бесчеловечным  и  жестоким  было  оружие,
оказавшееся  в его руках. В какой-то момент, вместо того, чтобы
вновь перевести рычаг управления, молодой  офицер  нагнулся  и,
схватив  с палубы тяжелый обломок весла, несколько раз изо всех
сил  ударил  по  лампе,  превратив  ее  в  груду   осколков   и
искореженных латунных деталей.
     Эта   дьявольская  машина  должна  была,  по  воле  богов,
остаться  похороненной  в  руинах  проклятой  Нианги.  Ей  было
суждено  вечно  оставаться  вне  досягаемости  людей под толщей
выжженного песка Серой Пустыни.
     Наперекор божественной воле действовал  Белшатла,  откопав
дьявольское оружие...
     Но  теперь  никто  и  никогда  не  сможет использовать эту
машину в сражении, обратить ее страшные лучи против человека.
     Чарн Товис снова сжал в руках клинок, чтобы присоединиться
к битве, шедшей на палубе. Вдруг, подняв голову и посмотрев  на
небо, он воскликнул:
     --  Тонгор!  Валькар на миг оторвался от кровавой работы и
огляделся... Густой туман больше не наполнял его легкие. Теперь
в них ворвался свежий, соленый морской ветер.  На  востоке,  на
самом краю горизонта показалась красная полоса восхода.
     Сожженная  коротким замыканием машина с медным штырем была
мертва, и ветер быстро разгонял  завесу  тумана  над  кораблями
пиратов.
     Лицо   Тонгора   расплылось   в   удовлетворенной  улыбке.
Наконец-то пелена  тумана  перестала  скрывать  флот  Таракуса.
Теперь  зоркие  стражи  Патанги  заметят подобравшегося почти к
самым воротам города противника и поднимут тревогу.
     Сумеют ли матросы Барима очистить палубы "Красного Волка",
или им всем, включая самого Тонгора, суждено погибнуть  в  этом
сражении,  --  уже  не  было  столь важно. Главное, что Патанга
спасена.
     А затем утреннее небо озарилось  вспышкой  неестественного
бело-голубого пламени. Даже не поднимая глаз, Тонгор понял, что
это,  и  радостно  улыбнулся,  получив  подтверждение того, что
воины Патанги не только заметили опасность, но уже  вступили  в
бой.


     Ближе  к  рассвету  старший  офицер  Чанган Джаль приказал
пилоту  взять  курс  на  ангар  Воздушной  Крепости.  Дежурство
подходило  к  концу,  и офицер уже думал о бутылке вина, теплой
постели и сладком, крепком сне.
     Но вновь какое-то неясное подозрение кольнуло  его,  когда
он посмотрел в сторону приближающегося к городу туманного вала.
     Повинуясь  безотчетному  импульсу,  он  изменил  приказ  и
потребовал, чтобы пилот опустился пониже  над  этим  непонятным
густым туманом.
     Но что же произошло с непроницаемой пеленой тумана? Словно
под порывами  ураганного  ветра,  сизые  клубы  прямо на глазах
разлетались и исчезали. А под ними... перед удивленными глазами
офицера и его пилота развернулась  леденящая  душу  картина  --
почти  у  самых  стен  города,  в  бухте  Патанги двигались под
парусами сотни кораблей.
     Чанган   Джаль   действовал   машинально,   быстрее,   чем
рассуждал.  Еще  не  до  конца  понимая,  что произошло, он уже
схватился за рычаги наведения  и  направил  острый,  как  игла,
электрод грозного орудия на пурпурные паруса внизу.
     Времени  на  обмен  сигналами  со стражей на башнях уже не
оставалось. Заметив пикирующий воллер, огромный флот у входа  в
гавань,  и  услышав звуки боя, стражники сами поднимут тревогу.
Предоставив   магическое   оружие   пилоту,   старший    офицер
приготовился использовать другое, еще более грозное оружие.
     Под  днищем  лодки  были  закреплены  еще два детища гения
Иотондуса -- ракеты, приводимые в движение  сжатым  воздухом  и
взрывающиеся при попадании в цель.
     Никогда   раньше   это  оружие  еще  не  использовалось  в
настоящем  бою.   Созданные   недавно,   ракеты   должны   были
применяться только в минуту смертельной для города опасности. И
вот  такой момент настал -- и первая ракета понеслась к цели --
одному из кораблей пиратской армады.
     Прежде, чем произошел первый взрыв,  на  башнях  и  шпилях
города  протрубили серебряные горны, поднимая тревогу. Лучники,
отряд за отрядом, занимали свои места на стенах. Боевые расчеты
готовили и заряжали крепостные катапульты и  тяжелые  арбалеты.
Готовясь к отражению десанта, несколько отрядов приготовились к
вылазке  за  ворота.  Нарушилось привычное равномерное кружение
патрульных летающих  лодок  --  спешно  выстраиваясь  в  боевой
строй,  корабли  Воздушной  Гвардии  спешили  к  заливу,  чтобы
присоединиться к воллеру Чангана Джаля.
     Слолвно   быстрые   и   стремительные   черные    ястребы,
обрушивались  воллеры  на корабли пиратов. Не успело еще солнце
подняться над горизонтом, а в бухте Патанги уже  рассвело,  как
днем   --  один  за  другим  вспыхивали  пораженные  с  воздуха
пиратские корабли...


     В пылу  боя  Тонгор  даже  не  задумывался  о  собственной
безопасности.  Но  при  первом  же  захроде  летающих  лодок на
таракусский флот  и  первых  взрывах  северянин  забеспокоился:
ясно,  что  пилоты  не  разберут  сверху, кто есть кто, и будут
уничтожать все корабли без разбора.
     Крикнув сражающимся рядом, чтобы  они  удерживали  носовую
палубу  и путь к отступлению, Тонгор метнулся к мачтам, в самую
гущу сражения.
     Пепел и дым от горящих кораблей щипали глаза, и  Тонгор  с
трудом разыскал Барима. Добравшись до него, валкартанец схватил
рыжебородого  воина  за  руку  и крикнул ему прямо в ухо, чтобы
перекрыть шум боя:
     -- Уходим!
     Барим кивнул. Поднеся к губам висевший  у  него  на  поясе
серебряный рог, он протрубил сигнал по которому все, оставшиеся
до  сих  пор  в  живых,  матросы "Ятагана" стали пробираться на
носовую палубу, чтобы вернуться на свою галеру.
     Тонгор,  Карм  Карвус  и  Барим  Рыжая  Борода  последними
покинули  палубу  "Красного  Волка". В тот же миг весла и багры
уперлись в борт пиратского флагмана, нос "Ятагана"  выскользнул
из  пробоины  в  борту,  и  черная  галера отошла от огромного,
некогда грозного, но теперь уже обреченного корабля.
     "Красному Волку", как оказалось, было не суждено  спокойно
затонуть,  набрав  в  трюм  хлынувшей  в  пробоину  воды.  Едва
"Ятаган" отошел от его борта, как в палубу пиратского  флагмана
вонзился  огненный  шар,  пущенный  с одной из воздушных лодок.
Разом вспыхнули кормовая надстройка  и  мачты.  Две  враждебные
друг  другу  стихии  --  вода  и  огонь  -- объединились, чтобы
быстрее уничтожить "Красного Волка".
     Теперь и самому "Ятагану" угрожала  не  меньшая  опасность
оказаться  жертвой  меткого  выстрела  одного  из  пилотов.  По
приказу  Барима  Блай  вытащил  откуда-то  из   трюма   большую
простыню,  которой  заменили  черный  пиратский  флаг  на мачте
галеры  в  знак  капитуляции.  Повинуясь  ставшему  к  штурвалу
Бариму,  "Ятаган"  быстро  вышел  из огненного хаоса, в который
превратился обреченный флот пиратов.
     Уже больше половины  армады  было  выведено  из  строя  --
корабли  горели  и  тонули.  Многие  бесцельно рыскали в разные
стороны, оставшись без  рулевого,  или  повинуясь  вставшему  к
штурвалу  безумцу  --  несчастному,  попавшему  под  луч  Серой
Смерти.
     Некоторые пиратские корабли в последних рядах армады стали
разворачиваться,  чтобы  уйти  из  бухты.  Но  летающие   лодки
безжалостно преследовали беглецов и, не давая им уйти, поражали
электрическими пушками и огненными ракетами.
     Очень  немногие  экипажи  решили  сдаться,  чтобы избежать
гибели. Некоторые, правда, просто не  успели  прийти  к  такому
решению и пошли ко дну вместе со своими кораблями.
     Когда  "Ятаган"  бросил якорь у причала, к нему немедленно
подлетел отряд стражников верхом на кротерах, чтобы  разоружить
сдавшихся  пиратов.  Каково  же  было удивление воинов Патанги,
когда вместо молящих о пощаде таракусцев они увидели на  палубе
галеры  своего Повелителя, самого Тонгора. Выслушав приветствия
командира отряда, валькар решил не  уходить  с  причала,  чтобы
увидеть конец боя своими глазами.
     Большинство  кораблуй пиратов уже было уничтожено -- сотни
судов, тысячи жизней.
     К тому моменту, когда зубцы на  сторожевых  башнях  города
солнце окрасило в алый цвет, битва закончилась.
     Патанга была спасена.


     В  начале  следующего  месяца  -- амгора -- первого месяца
зимы, была прекрасная погода.
     И хотя с  Северных  гор  дули  студеные  ветры,  срывающие
последние  красно-золотые листья с деревьев, днем солнце хорошо
прогревало воздух, и казалось, что до  по-настоящему  холодного
месяца кирамона -- второго месяца зимы -- еще очень далеко.
     В один из таких солнечных дней по улицам Патанги двигалась
величественная   процессия.  Она  начала  шествие  от  ступеней
главного храма города -- Храма Девятнадцати Богов, сделала круг
по главной площади и вышла на широкую, прямую улицу, ведущую ко
дворцу.
     Впереди вышагивали  герольды  в  костюмах,  цвета  которых
соответствовали  цветам-символам  городов  Империи: Золотой был
знаком  Патанги,  алый  --  Царгола,  зеленый  --  Таракуса,  а
серебристый -- далекой Кадорны.
     Затем верхом на кротерах скакал отряд стражников Патанги в
парадных  мундирах.  На головах воинов были позолоченные шлемы,
начищенные до блеска. Доспехи  и  упряжь  украшали  драгоценные
камни.  Длинные  плюмажи  развевались  за спинами всадников. Во
главе отряда ехал князь Дру,  двоюродный  брат  саркайи  Сумии,
супруги Тонгора. Наследный даотар -- командующий стражей, -- он
ехал во главе могучего эскадрона.
     Вслед  за  ними  чеканила  шаг  когорта  Черных  Драконов,
которую вел их командир -- Зед Комисом. С плеч воинов  широкими
складками  спадали черные плащи. Солнце играло на шлемах в виде
драконьих голов и на  самоцветах,  украшавших  рукояти  тяжелых
двуручных мечей.
     Затем  ехала  свадебная колесница, запряженная белоснежным
зампом. Колесницей одной рукой правил Карм Карвус, другую  руку
он не снимал с плеча Яан из Кадорны, лишь несколько минут назад
объявленной  его  женой  у  подножия  огромного алтаря главного
Храма.
     Далее ехал сам Повелитель  Запада  в  колеснице,  влекомой
двумя  вороными  зампами.  Над его колесницей развевалось знамя
Империи. Рядом с Тонгором стояли улыбающаяся Сумия, восторженно
сияющий наследник -- Тарт и счастливый князь Касан -- Правитель
Кадорны, отец саркайи Яан.
     Череда колесниц следовала за экипажем Повелителя  Империи.
В этих колесницах ехали почетные граждане, жрецы, аристократы и
важные  чиновники.  В  одной  из  них  находился  и Барим, явно
чувствовавший  себя  не  в  своей  тарелке.   Зеленый   бархат,
символизирующий  королевский  цвет  Таракуса,  сменил привычные
капитану грубый черный плащ, латы и  боевой  топор.  Серебряная
диадема с изумрудами была водружена на голову Барима, а в одной
руке  вместо  оружия  он  сжимал скипетр Повелителя города. Да,
...бариму приходилось терпеть все  страдания.  Но  держался  он
достойно,  как  и  подобает вновь испеченному князю. Да, только
что, у подножия  алтаря,  Тонгор  провозгласил  своего  старого
друга  Барима  Правителем  Таракуса.  А  Рыжая  Борода, склонив
колени  перед  Черным  Ястребом,  признал  его  своим   Великим
Повелителем,  правителем  Империи  и  поклялся в верности Трону
Патанги. Итак, пират, честный  и  отважный  моряк,  Барим  стал
одним  из князей Запада, а Таракус -- седьмым городом, вошедшим
в империю Тонгора Могучего.
     Проезжая  по  роскошным  улицам  Патанги,  Барим  вспомнил
богатые  событиями  последние  дни.  После  сражения, в котором
воллеры сожгли все не пожелавшие сдаться корабли пиратов, война
перенеслась к стенам Таракуса. Осада  не  была  ни  долгой,  ни
сложной.  Несомненно,  летающий  флот  Тонгора мог бы разрушить
город пиратов  до  основания,  но  валкар  решил  обойтись  без
напрасных  разрушений.  Кроме  того,  Каштар  взял  в  поход на
Патангу всех мало-мальски стоящих солдат,  оставив  в  Таракусе
лишь  стариков-ветеранов  да  тех, кому имел основания не очень
доверять. Само собой, гарнизон не смог бы  отразить  серьезного
нападения,  и  после  нескольких  дней  осады  пираты сдались и
ворота Таракуса были открыты легионам Тонгора.
     Кроме  этого  военного  похода,  в  последующие  дни  была
предпринята  еще одна, уже мирная экспедиция. Роскошный флагман
Воздушной Гвардии Империи  отправился  в  Кадорну,  лежащую  за
водами  Залива  и непроходимыми джунглями Ковии. Корабль должен
был доставить саркайю Яан в ее родной город. В этом путешествии
девушку сопровождал Карм  Карвус,  чья  роль  была  двойной  --
обеспечить  безопасность саркайи и попросить ее руки у ее отца.
Князь Касан, Правитель Кадорны, уже не надеявшийся увидеть дочь
живой, был счастлив снова встретиться с нею и  познакомиться  с
ее спасителем. Он с радостью дал свое согласие на то, чтобы Яан
вышла замуж за Князя Царгола.
     Пока  Барим  вспоминал  все  это,  процессия  подъехала  к
воротам Дворца Патанги. Здесь все  гости  сошли  с  колесниц  и
вошли внутрь дворца.


     Зал  Ста Сарков ничуть не изменился с тех пор, когда Барим
побывал здесь в прошлый раз. Все так же множество каменных  лиц
былых  правителей  Патанги  взирало на людей со стен. Солнечный
свет проникал в помещение  через  множество  небольших  окон  в
куполе,  закрытых  разноцветными  стеклами.  Радужная  карусель
ярких пятен света лежала на троне, ступенях  и  площадке  перед
ним.
     Когда  приглашенные заняли свои места, а Сумия и наследник
-- Принц Тарт --  поднялись  по  ступеням  пьедестала,  Тонгор,
пройдя  сквозь расступившуюся толпу, поднялся по девяти большим
ступеням к самому Огненному  Трону.  Здесь  он  остановился  и,
развернувшись лицом к гостям, кивнул канцлеру. Тот, подняв свой
тяжелый  жезл,  гулко  ударил  им  по  каменному  полу и громко
произнес:
     -- Слава тебе, Великий Царь! Все  стоящие  здесь,  знайте,
что   вы   удостоены  лицезреть  Великого  Повелителя,  Тонгора
Могучего, Князя Патанги, Императора Семи Городов!  Приветствуем
тебя, Повелитель Запада!
     И не успело эхо слов канцлера затихнуть под сводом купола,
как из сотни глоток вырвался мощный приветственный возглас:
     -- Слава Повелителю Запада!
     Стоя  рядом  с  Огненным  Троном,  положив руку на рукоять
Саркозана, Тонгор с  достоинством  принимал  приветствия  своих
подданных.  Он  роскошно выглядел в черном барзхате и с Золотым
Щитом Патанги, украшенным Черным Ястребом Валкарта, на груди.
     Из-под купола прямо на корону  на  голове  Тонгора  падали
солнечные  лучи,  и  древний  символ власти сверкал будто живой
огонь. Лицо Тонгора оставалось спокойным,  но  те,  кто  хорошо
знал   сурового  северянина,  могли  заметить  довольную,  едва
заметную улыбку. В этот миг его глаза светились от счастья.
     Тонгор  обежал  взглядом  зал.  Рядом  с   помостом   были
установлены  полукругом шесть тронов -- для повелителей городов
Империи. На них сидели, каждый  со  своим  гербом,  вышитым  на
парадном  платье,  --  Зул  --  Повелитель Зангабала, Тармис из
Шембиса, Тон из Тардиса, Карвус из Царгола, Тан  из  Пелорма  и
Барим из Таракуса.
     Повелитель Запада начал свою речь без долгих предисловий:
     --  Я долго ждал этого дня, чтобы отблагодарить тех, кто в
тяжелую минуту верно служил мне и нашему городу.  Пусть  выйдет
вперед  тот человек, который уже неоднократно шел со мной в бой
бок о бок, прикрывал мне  спину,  и  чьи  заслуги  передо  мной
трудно переоценить.
     Посеребреный  жезл  вновь  ударил  об пол, и громкий голос
канцлера произнес:
     -- Чарн  Товис  из  Возашпы,  коджан  Империи  и  командир
Девятой Когорты Черных Драконов -- выйди вперед!
     Бледный,  сжав губы, молодой офицер чеканным шагом подошел
к ступеням трона. Его глаза встретились  с  полными  радостного
волнения и благодарности глазами Тонгора.
     Король заговорил:
     --  Вот уже три года с тех пор, как был повержен предатель
Далендус Вул, вознамерившийся захватить  власть,  принадлежащую
Царю.  Баронские  поместья  и титул барона Таллана остаются без
владельца. На колени, Чарн  Товис!..  А  теперь  --  вставайте,
барон, повелитель Таллана!
     Вспыхнув  от смущения и не в силах поверить в столь щедрую
награду, юный воин принял из рук Тонгора жезл -- символ  власти
и  баронского  титула.  Поклонившись  улыбнувшейся  ему Сумии и
дружески  подмигнув  наследнику,  только  что  произведенный  в
аристократы  повелитель земель Таллана вернулся на свое место в
первом ряду приглашенных.
     Тонгор вновь заговорил:
     -- В большой  степени  свободой  Патанги  все  мы  обязаны
бдительности и наблюдательности одного храброго офицера. Все мы
у него в долгу. Пусть этот человек выйдет вперед!
     И  снова  раздался  удар  жезла,  и снова канцлер произнес
громким, густым голосом:
     -- Чанган Джал, родом из Патанги, старший даотар Воздушной
Гвардии -- выйди вперед!
     Сверкая  серебряным  крылатым  шлемом,   шурша   складками
парадного  небесно-голубого  плаща,  к  подножию  трона подошел
строевым шагом тот, кто первым заметил в рассеивающемся  тумане
корабли пиратской армады и, вступив в бой, поднял тревогу.
     --   На   колени,   даотар  Чанган  Джал!..  Вставайте  --
вице-даотаркон Воздушной Гвардии, коджан Империи!
     Когда  была  завершена  церемония   награждения,   канцлер
поочередно  пригласил  выступить с приветственными словами всех
Повелителей городов Империи. И когда в Зале  Ста  Сарков  вновь
воцарилась тишина, Тонгор улыбнулся и сказал:
     -- А теперь все приглашаются на праздничную трапезу!


     Здесь  и  заканчивается  наш рассказ. Заканчивается, как и
положено всем хорошим историям, -- победой, свадьбой  и  шумным
веселым пиром.


     "...Даже  пираты  Таракуса,  использующие Серую Магию и ее
дьявольское оружие, не  смогли  противостоять  воино-валкару  и
были  побеждены  им... Так седьмой город Запада встал под знамя
Черного  Ястреба.  Год  за  годом  росла   и   крепла   Золотая
Империя..."
     Так   написано  в  третьей  главе  Пятой  книги  Летописей
Лемурии.




       Эра Серых Колдунов
     Перед  вами  --  отрывки  из  Летописи  Лемурии,  хранящие
историю Серых Колдунов Нианги. Именно к этим строчкам обратился
Иерарх  Эодрим в третьей главе нашего повествования. Только эти
фрагменты друвней книги  и  дошли  до  нас.  Мы  полагаем,  что
читателям  будет интересно прочесть те самые тексты, на которые
ссылался Иерарх.
     Летописи Лемурии были написаны пятьсот  тысяч  лет  назад.
Язык,  на котором говорили их создатели, давно исчез, как и сам
континент, на котором происходили описанные события,  где  жили
создатели  Летописей.  Он  исчез  с  лица  земли, скрывшись под
водами Тихого океана.  Но  все  же  несколько  древних  страниц
сохранились  до  наших  дней  и  донесли  нам  весть  о древней
Лемурии.
     Вот одна из этих страниц.


       Из Книги Третьей.

       2. Об основании Девяти Городов Запада.
     ...И так случилось, что потомки  Немедиса  отправились  на
Запад  и  основли в этих землях девять городов: Тардис, Царгол,
Кадорну, Зингабал, Шембис, Катул, Таракус, Пелорм и Патангу  --
Город  пламени.  Здесь  они остались и произвели на свет многих
сильных  и  высоких  сыновей  и   красивых   дочерей.   И   так
продолжалось три тысячи лет...

       3. Эра Серых Колдунов.
     На востоке, в землях Нианги вершили свои дела темные силы.
И вот там, спустя века после падения Немедиса и исхода людей на
Запад,  появилось  могущественное  королевство, в которое вошли
три города -- Кут, Шандатар и мрачный город Занджан.  И  черные
колдуны далекого Заара, породненные с самим Великим Змеем моря,
пришли  к  этому  народу  и соблазнили их служить злу, пообещав
власть и могущество. И возникло  царство  Серых  Колдунов,  как
называли их люди со страхом и дрожью.

       4. Серая Магия.
     ...Алая Эдда повествует о том, как Колдуны Нианги овладели
секретом силы самого всемогущего Повелителя солнца. Познали они
такие  тайные  силы,  которые  могли  потрясти и уничтожить всю
Землю с ее человечеством, превратить в облако раскаленной  пыли
и мервого дыма, если бы эти силы вырвались на свободу.

       5. Рок Нианги.
     Но как только Серые колдуны потревожили хрупкое равновесие
сил, благодаря  которым  Земля  держится  на  своем месте среди
небесных сфер, не замерзая во всеобщей пустоте и  не  падая  на
Солнце,  -- черная судьба постигла города Нианги: Кут, Шандатар
и мрачный Занджан. Все эти города были разрушены до  основания.
Лишь немногие их жители смогли бежать из погибших городов. А та
земля  стала  безжизненной  пустошью,  которую люди зовут Серой
Пустыней и где никто не живет. Одни говорят, что это была  воля
Богов,  другие,  что  сама  Природа  покарала дерзких Колдунов,
осмелившихся нарушить ее Законы. Так закончилась еще одна битва
извечной войны сил Мироздания против темных сил Хаоса.

       6. Рассвет на Западе.
     Так пали Серые Колдуны, осмелившиеся участвовать в битвах,
которые вели Силы,  правящие  звездами,  поддерживающие  их  на
своих  местах  на  небосводе. Дерзкие люди оказались уничтожены
теми же самыми Силами, которые они хотели подчинить себе...

Last-modified: Tue, 07 Apr 1998 12:26:48 GMT

Оцените этот текст: