ать его намеков. В конце концов он высказал все открытым текстом и призвал меня к осторожности -- дескать, я так сильно увлекся, что потерял чувство меры." „Что за глупости?!" -- искренне изумилась Инна. -- „Он что, спятил?" „Я так не думаю." „А что же тогда?" „Вот это я и пытаюсь понять. Правда, пока получается со скрипом. Ничего конкретного Штепан мне не сообщил, он только отчитал меня и ушел. Кстати, что он сейчас делает?" „Похоже, собирается искупаться. Только что выбрался из своей палатки, в руках у него полотенце... Да. Он махнул нам рукой и направился в сторону ручья." „Что ж, этим надо воспользоваться." -- Подождав немного, я поднялся с травы и сел, но при этом развернулся так, чтобы быть спиной к очагу. Зеркала со мной не было, и я не мог взглянуть на свое лицо, однако подозревал, что следы недавнего потрясения еще не исчезли. -- „Пожалуй, я пойду и потребую от Штепана объяснений. Правда, он вполне способен надавать мне по морде, если решит, что я нагло издеваюсь над ним, но выбирать не приходится." „А может, я попробую?" -- предложила Инна. „Нет, не стоит. Скорее всего, Штепан заявит тебе, что ничего слышал и ничего не знает, и вообще по ночам он спит, как сурок. Так что говорить с ним придется мне." „Хорошо. А я буду слушать." „Лучше не надо. Не в упрек тебе будет сказано, ты плохая актриса, и Сандра может что-то заподозрить. Ведь догадалась же она, что ты подслушивала мой разговор с ее отцом." „Да, ты прав," -- уступила жена. -- „Ступай к Штепану, а я буду ждать результата... И вот что. Почему ты так напуган?" „А ты нет?" „Нет. Я просто ошарашена." „Значит, до тебя еще не дошло. Сама посуди: подозрения Штепана возникли не на пустом месте, очевидно, он что-то заметил за Сандрой, но превратно истолковал ее поведение. Это "что-то" может быть совершенно безобидным чудачеством, на что я очень надеюсь; но может оказаться и кое-чем посерьезнее. Теперь дошло?" До нее, наконец, дошло. Я почти физически ощутил те неимоверные усилия, которые ей пришлось приложить, чтобы сохранить внешнее спокойствие. А внутри ее захлестнула волна отчаяния. „Ах, Владик! Это... это ужасно! Я даже думать об этом не хочу..." „Я тоже не хочу," -- сказал я, вставая на ноги. -- „Но приходится." Спеша к ручью, я в душе молился о том, чтобы на сей раз мои худшие опасения не подтвердились. Я истово взывал ко всем святым и нечистым, прося их об одной-единственной милости -- не отнимать у меня сестру, которую я с таким трудом нашел... 3 Я догнал Штепана лишь возле самого ручья. Он положил на траву мыло и полотенце и уже собирался раздеваться, когда заметил меня. На лице барона мелькнуло раздражение, но он быстро подавил его и как можно вежливее обратился ко мне: -- Да, Владислав? -- Все в порядке, продолжайте, -- сказал я, усаживаясь на плоский камень недалеко от ручья. -- Я подожду. Штепан безразлично пожал плечами, снял кафтан, штаны и рубаху, разулся и вошел в ручей в самом глубоком месте, где вода доходила ему до пояса. Пока он мылся, я ломал голову над тем, как бы поделикатнее начать наш разговор. К тому времени, когда барон вернулся на берег и, обтершись полотенцем, присел на соседний камень, я не придумал ничего лучшего, как сказать ему без обиняков: -- Только не сердитесь, Штепан, но я хотел бы продолжить наш прерванный разговор. -- А по-моему, -- возразил он холодно, -- я уже все вам сказал. -- Зато я услышал не все, -- настаивал я. -- Что именно вы видели? Штепан искоса взглянул на меня: -- Вас беспокоит, как много я знаю? -- Можно сказать, что так. -- Тогда вам нечего волноваться. Не в моих привычках подглядывать в замочную скважину. Когда вы с Сандрой уходили ночью из лагеря, я следом за вами не шел. У меня закружилась голова. Уходили! Ночью! Из лагеря... -- Но... вы видели нас? -- Бывало, что видел. А бывало, только слышал, как вы выбираетесь из фургона и как влезаете обратно. Я не всегда выглядывал из палатки, в этом не было нужды. Я и так знал, что это вы. -- Точно мы? Я и Сандра? Штепан вздохнул: -- Если вы хотите убедить меня, что я мог обознаться, то зря стараетесь. Пять раз я видел вас собственными глазами, а на зрение я не жалуюсь. В остальных же случаях слышал -- со слухом у меня тоже все в порядке. На суде, конечно, я не смог бы присягнуть, что каждый раз это были вы; я говорил бы только о тех пяти ночах, когда выглядывал из палатки и видел вас так же четко, как вижу вот эту руку. -- Он поднял на уровень лица растопыренную пятерню. -- Впрочем, сейчас я говорю обо всех ночах, когда вы бросались в загул. Сейчас мы не на суде, и для нас важна истина, а не ее формальное установление. Истина же такова, что вы... Штепан умолк, не докончив своей мысли. Но я понял, что он хотел сказать. -- И когда вы заметили нас в первый раз? -- спросил я. -- Если не ошибаюсь, то на шестой день путешествия. Вернее, на шестую ночь. -- А во второй раз? -- На следующую ночь. -- Ну, а потом? Вы часто подмечали нас за этим? -- Довольно часто. Фактически каждую ночь, когда у меня бывала бессонница. А в последнее время вы совсем обнаг... загуляли. -- Он сделал паузу. -- А может, и нет. Возможно, вы гуляете так же, как раньше. Просто после исчезновения Сиддха я стал спать еще хуже. -- В ту ночь, когда он исчез, я тоже... гулял? -- Вам это лучше знать. -- Штепан поднялся с камня и стал одеваться. -- Я, во всяком случае, не заметил. Похоже, это была одна из тех редких ночей, которую вы целиком провели рядом с женой. -- А вам не кажется странным, что часовые не замечали наших отлучек? -- Нет, не кажется. Вы неплохо продумали планировку лагеря. Для своих целей неплохо, имею в виду. Кроме того, я уверен, что вы пользуетесь какими-нибудь отвлекающими чарами. Без этого вы вряд ли обходитесь. Можно не сомневаться, что и я попадал под их действие, когда был на дежурстве. Ваша ошибка заключается в том, что вы не насылали крепкий сон на весь лагерь... Хотя нет, это не ошибка. Вы правильно делали. Нельзя всех усыплять, этак мы можем проспать и собственную смерть. Одевшись, он собрался уходить. Я торопливо задал ему последний вопрос: -- А как долго мы обычно отсутствовали? Штепан пристально посмотрел на меня. В его взгляде я прочел безграничное удивление. -- Интересно, в чем вы пытаетесь меня убедить? -- произнес он задумчиво. -- Я не засекал специально время, но уверен, что раньше, чем через полчаса, вы никогда не возвращались. А порой отсутствовали больше часа... И хватит об этом, Владислав. Давайте договоримся, что я ничего не видел и ничего не слышал. Я ничего не знаю, добро? Не дожидаясь ответа, он развернулся и пошел к лагерю. Я не стал задерживать его и доказывать свою невиновность. Сейчас мне было не до того. Я еле сдерживался, чтобы не удариться в панику, чтобы не закричать, не завыть от страха. Я был уверен в своем здравом рассудке, я твердо знал, что не делал того, в чем обвинял меня Штепан. Вместе с тем, мои попытки списать все услышанное на сумасшествие барона -- дескать, крыша поехала на почве ревности, -- оказались несостоятельными. Он говорил так убежденно, рассуждал так логично, что сомневаться не приходилось: он действительно видел, как мы с Сандрой ночью покидали лагерь! Именно мы -- я и она... Что же, черт возьми, происходит? Догадки, которые вертелись в моей голове, были одна ужаснее другой. И вместе с тем, все они грешили какой-то несуразностью. Если это проделки неведомого врага, то какой в них смысл? Коль скоро ему удается выделывать с нами такие штучки, то почему, спрашивается, мы еще живы?.. „Владик," -- позвала меня Инна. -- „Штепан только что вернулся. Ты говорил с ним?" „Да," -- ответил я. -- „Приходи, я все расскажу. Можешь?" „Конечно. Скажу остальным, что ты зовешь меня купаться." „Хорошо. Жду." До прихода жены я постарался взять себя в руки. Получилось это не ахти как, и Инна сразу догадалась, что творится у меня на душе. Она молча села рядом со мной и склонила голову к моему плечу. -- Так что же ты узнал? То и дело путаясь и сбиваясь, я пересказал разговор со Штепаном, а потом поделился с женой своими догадками. Выслушав меня, Инна долго молчала. Так долго, что я уже собирался снова заговорить, когда, наконец, она тихо произнесла: -- Это какое-то безумие. У меня такое впечатление, что я сплю и... -- Инна умолкла, тряхнула головой и решительно заявила: -- Но нет, так не пойдет! Нам ни в коем случае нельзя паниковать. Давай рассуждать спокойно и взвешенно. -- Еще несколько секунд она помолчала, видимо, успокаиваясь. -- Итак. Версия о шизофрении у тебя или галлюцинациях у Штепана звучит заманчиво, но слишком неправдоподобно, поэтому всерьез ее рассматривать не будем. Для начала разделим все предположения на две группы: "а" -- вы с Сандрой никуда не уходили из лагеря, и "б" -- вы все-таки уходили. -- А также "в", -- добавил я. -- Это были не мы с Сандрой. -- Группа "в" является подмножеством вариантов группы "а", -- возразила Инна. -- Не нужно усложнять, и так все запутано. К тому же, насколько я поняла, Штепан не сомневается, что видел именно тебя и Сандру. Ведь так? -- Ну... да. -- Значит, просто обознаться он не мог. Если бы он не был твердо уверен в том, что видел, то скорее всего, решил бы, что с тобой не Сандра, а я, и мы вместе уходим из лагеря, чтобы заняться любовью. Я правильно рассуждаю? Я молча кивнул. -- Следовательно, -- продолжала жена, -- будем исходить из того, что Штепан видел тебя и Сандру. А поскольку в действительности ничего подобного не было, то этому может быть только одно объяснение: кто-то неизвестный убедил Штепана, что он якобы видел вас с Сандрой. -- Но кто? И зачем? -- Спрашиваешь, кто? -- Инна пожала плечами. -- Враг, естественно. Предатель, о котором говорил командор Торричелли. Сиддх, например. А зачем... Да хотя бы затем, чтобы возникла эта дурацкая ситуация. Сначала он устроил все так, чтобы мы застряли в этой глуши, а теперь пытается внести раскол в наши ряды, дезорганизовать нас, перессорить, сделать легкой добычей для нечисти... Но этим все варианты группы "а" не исчерпываются. Возможно также, что Штепан и есть тот самый предатель. И тогда он лжет -- по причинам, о которых я только что говорила. Я невольно поежился. -- Это скверный вариант. -- Все варианты скверные, -- ответила Инна. -- И особенно скверные -- в группе "б". Здесь еще больше простора для разных предположений, чем в "а". Например, можно допустить, что вы с Сандрой находитесь под контролем неведомого врага. Или что Сандра -- предатель, а ты находишься под ее контролем. -- Я тоже думал об этом, -- сказал я. -- О том, что Сандра может оказаться агентом врага. Но почему, в таком случае, мы до сих пор живы? Кто-кто, а уж она-то имела массу возможностей прикончить нас. Если у нее получается чуть ли не каждую ночь превращать меня в лунатика, то ей, тем более, не составило бы труда перерезать нам обоим горло. -- Вот именно, -- согласилась Инна. -- Будь Сандра предателем, она бы давно убила нас. И вообще, все версии о том, что ты находишься под контролем врага, грешат такой же несуразностью. С какой стати он -- или она -- вынуждает тебя уходить по ночам из лагеря, а потом возвращаться обратно? Почему просто не убивает?.. Разумеется, можно предположить, что мы понадобились врагу живыми, но лично мне в это с трудом верится. И Черный Эмиссар, и лесные разбойники, и Женес хотели одного -- нашей смерти. Да и те жуткие твари, которых мы остановили во время Прорыва, явно не собирались водить с нами хороводы. На Агрисе нас хотели убить, и я не вижу причин, почему на других Гранях должно быть иначе. -- Значит, -- с надеждой спросил я, -- остановимся на том, что Штепан пал жертвой чьего-то внушения? Однако Инна отрицательно покачала головой: -- Нет. Предательство Сандры маловероятно, но совсем исключить его нельзя. А кроме того, у меня есть версия, которая не связана с возможными происками врагов. И чем больше я думаю о ней, тем убедительнее она мне кажется. -- И в чем ее суть? -- В том, что Сандра не предатель, а просто маленькая сучка, -- сухо промолвила Инна. -- По ночам она гипнотизирует тебя, подчиняет своей воле и уводит из лагеря. А на меня наверняка насылает крепкий сон, чтобы я случайно не проснулась. -- Но с какой стати? -- недоуменно произнес я. -- Если, как ты говоришь, она не враг, тогда что ей от меня нужно? -- А ты не догадываешься? Я тяжело вздохнул: -- Прекрати, Инна. И так на душе паршиво, а ты еще шутишь. Жена посмотрела на меня долгим взглядом. -- Какие, к черту, шутки! -- в сердцах произнесла она. -- Все в отряде знают, что Сандра без ума от тебя, и только ты один ничего не замечаешь. Ну, разве можно быть таким слепым?! Я недоверчиво уставился на Инну: -- Ты серьезно? -- Вполне. -- И ты полагаешь, что мы с ней... что она меня... Да нет, глупости! Сандра не могла так поступить. -- Еще как могла! Она влюблена, как кошка, она просто потеряла голову. Если у кого и поехала крыша, так это не у тебя или Штепана, а у нее. И я боюсь... Я очень боюсь, что это правда, что Сандра действительно дошла до такого свинства. Я обнял жену и прижался щекой к ее волосам. Я не стал спорить с ней, хотя решительно не соглашался с ее подозрениями. Временами Инна проявляла завидное упорство в отстаивании своей точки зрения, как, например, в вопросе о седлах, и тогда переспорить ее было практически невозможно. Сейчас налицо был как раз такой случай. -- Что же нам делать? -- спросил я. -- Надо положить конец этому безобразию, -- ответила она. -- Немедленно. -- Пойдешь к Сандре и потребуешь от нее объяснений? -- Я так бы и сделала. Я бы с огромным удовольствием расцарапала ей лицо, потягала ее за волосы... но не могу позволить себе такой роскоши. Штепан совершенно прав: в нашем теперешнем положении нельзя давать волю эмоциям и устраивать скандалы. Но если сейчас я пойду к Сандре и расскажу ей о своих подозрениях, а она станет все отрицать, то я... я просто не выдержу! Я закачу истерику... -- Инна сделала паузу. -- А ведь не исключено, что она ни в чем не виновна. -- И не просто "не исключено", -- добавил я. -- Она наверняка не виновна... по крайней мере в том, в чем ты ее подозреваешь. Инна подняла голову и внимательно посмотрела мне в глаза. -- Хотелось бы знать, -- произнесла она, -- почему ты так категоричен? Не веришь, что Сандра способна на подлость? Или считаешь себя недостаточно привлекательным, чтобы она потеряла из-за тебя голову?.. -- Жена вздохнула. -- Ну, ладно, оставим этот разговор. Прежде всего, нужно решить, что делать дальше. Я с готовностью кивнул: -- И что ты предлагаешь? -- Думаю, выбора у нас нет. Я вижу только один способ добраться до правды: устроить ловушку и заманить в нее противника. Мы должны вести себя как ни в чем не бывало, не показывать вида, что чем-то обеспокоены, и терпеливо ждать. Если верить Штепану, Сандра выделывает свои штучки чуть ли не каждую ночь. В таком случае, не сегодня, так завтра мы ее поймаем. -- А если она ни при чем? -- Тогда поймаем предателя. Он явно ожидает скандала, а наше бездействие должно подтолкнуть его к дальнейшим шагам. Не знаю, что это будут за шаги, но они безусловно будут. Нужно только быть начеку и не пропустить их. -- Инна снова прижалась ко мне. -- Только не падай духом, Владик. Да, мы попали в скверную историю, но нам к этому не привыкать. Мы непременно выберемся из нее, как выбирались и раньше. Мы вместе, мы верим друг другу и верим друг в друга. Это самое главное, а со всем остальным мы справимся. 4 Находясь на осадном положении, мы изменили порядок наших ночных дежурств. Теперь мы охраняли лагерь по двое, и одна смена длилась не треть ночи, как раньше, а половину -- с утра нам не нужно было двигаться в путь, поэтому часовые могли отоспаться всласть. Мы более не видели причин устранять Инну и Сандру от дежурства, да и сами девушки ни за что не признали бы такого решения. Разделившись на пять пар, мы несли вахту по скользящему графику -- один раз через ночь, другой раз через две ночи. Мы сочли неразумным сводить в одной паре двух магов, поэтому я, Инна и Сандра дежурили в разные смены, а две оставшиеся пары возглавляли опытные Штепан и Борислав. В ту ночь был черед Инны и Милоша оберегать наш сон, а в два пополуночи их должны были сменить Борислав и Младко. После отбоя я, как обычно, еще немного посидел у костра, давая Сандре возможность без лишней спешки переодеться и лечь в постель; потом, когда она мысленно сообщила мне, что уже закончила, я поцеловал на прощанье жену, погладил Леопольда, который вертелся тут же рядом, пожелал Милошу спокойного дежурства и пошел спать. По понятным причинам, мне совсем не хотелось уходить, и я с удовольствием задержался бы подольше, но еще вечером, обсуждая наши дальнейшие действия, мы с Инной решили строго придерживаться своего обычного распорядка. В фургоне, в ожидании моего прихода, слабо горел эльм-светильник. Девушки всегда оставляли его включенным, чтобы я мог раздеться, не напрягая свое зрение, но я всякий раз гасил его, стесняясь присутствия Сандры, хотя та при моем появлении немедленно отворачивалась к стенке фургона. В этот раз она тоже отвернулась, а я не изменил своим привычкам и сразу выключил свет. Раздевшись в темноте, я лег на широкий матрас, где свободно умещались мы с Инной, и накрылся легким одеялом. Ночи здесь были теплые, подчас даже душные, и мы вполне могли бы обходиться без одеял, но все же укрывались, чтобы не смущать друг друга -- тем более, что обе девушки, как Инна, так и Сандра, спали в одном нижнем белье. Впрочем, нередко мы просыпались раскрытыми, а скомканные одеяла валялись в ногах наших матрасов. Когда я улегся, Сандра заворочалась в постели, устраиваясь поудобнее. Она лежала метрах в двух от меня, но из-за темноты мне казалось, что она совсем рядом, и достаточно мне неловко двинуть правой рукой, как мой локоть уткнется в ее мягкий бок. Я отчетливо слышал ее дыхание и чувствовал ее запах. Пахла она приятно -- не так, как Инна, но тоже приятно. В который уже раз я подумал, что если бы встретил Сандру раньше, чем Инну, то наверняка влюбился бы в нее. Правда, ничем хорошим это бы не кончилось. На всем белом свете есть лишь одна-единственная моя принцесса, и она -- не Сандра. Рано или поздно судьба свела бы меня с Инной, это было неизбежно, как восход солнца, и тогда бы я понял, что полюбил совсем не ту девушку... -- Леопольд еще не собирается спать? -- спросила Сандра, перестав ворочаться. -- Еще нет, -- ответил я. -- Вертится возле Инны, и сна ни в одном глазу. С некоторых пор, а именно где-то с пятого дня путешествия, кот возымел обыкновение ночевать в фургоне. У него даже было свое постоянное место на мягком коврике между нашими матрасами. Кошки спали в траве между палатками загорян, и Леопольд был спокоен за подруг -- они и без него находились под усиленной охраной, а ему было милее наше общество. Прежде мы с Инной находили это совершенно естественным -- ведь по своему интеллекту он был гораздо ближе к людям, нежели к своим соплеменницам-самкам, -- но в свете сегодняшних событий моя жена изменила свое мнение и заявила, что переселение Леопольда в фургон произошло не без содействия Сандры. Теперь каждую ночь наш неугомонный кот был у нее под рукой, и при необходимости она могла насылать на него крепкий сон. Я не разделял столь категорического мнения, но, положа руку на сердце, должен был признать, что поведение кота свидетельствовало в пользу догадок Инны... -- Сегодня ты какой-то молчаливый, -- отозвалась Сандра минуту спустя. -- Угрюмый и необщительный. Что случилось, Владислав? Поссорился с Инной? -- Нет, -- коротко ответил я. -- Так что же тогда? Я вздохнул: -- Сам не знаю. Наверное, не с той ноги встал. -- С утра ты вроде был в норме, -- заметила Сандра. -- Да. Но к вечеру настроение испортилось. Без всяких причин, так бывает. У тебя, кстати, такие беспричинные перепады случаются чаще, чем у меня или Инны. Теперь уже вздохнула Сандра. -- Что правда, то правда, -- произнесла она так тихо, что я с трудом разобрал ее слова. -- Ну, ладно, Владислав. Давай спать, что-то я устала. Спокойной ночи. -- Спокойной ночи, Сандра, -- ответил я, радуясь тому, что наш ночной разговор получился таким коротким. Обычно мы болтали не меньше четверти часа, пока одного из нас не смаривал сон, но сегодня я совсем не был расположен к долгой задушевной беседе. Сандра, к счастью, тоже. Минут через пять дыхание девушки стало ровным и еле слышным. По всей видимости, она заснула. А я еще долго пролежал без сна, думая о Сандре и о наших с ней отношениях. И чем больше я думал об этом, тем больше убеждался, что подозрения Инны нелепы и беспочвенны. Я не мог припомнить ничего в поведении Сандры, что свидетельствовало бы о том, что она увлечена мной, как мужчиной. Наши отношения были чисто дружескими, постепенно эволюционировавшими в сторону братско-сестринских, но не более того... С этой утешительной мыслью я заснул. ...И почти сразу проснулся. Впрочем, затекшие мышцы рук и ног, заспанные глаза и клубившийся в голове туман подсказывали, что спал я достаточно долго, во всяком случае, успел глубоко погрузиться в пучину сна. А вынырнул слишком быстро, слишком резко и внезапно, чтобы назвать это естественным пробуждением. К тому же я чувствовал, что еще не выспался. В фургоне слабо горел эльм-светильник. В его тусклом свете я увидел сидевшую передо мной на корточках Инну, лицо ее выражало растерянность и недоумение. На ней была та же одежда, что и вечером -- длинная клетчатая юбка, цветастая блузка с короткими рукавами, красные колготы и легкие туфли-босоножки. В первый момент я удивился, с какой это стати жена нарядилась среди ночи, но затем вспомнил, что с вечера она заступила на дежурство. Очевидно, ее смена еще не закончилась или закончилась недавно, и она лишь собирается ложиться. Заметив, что я проснулся, Инна быстро поднесла палец к губам, призывая меня к молчанию. Я сонно улыбнулся ей, но она не ответила на мою улыбку, продолжая серьезно глядеть на меня. И тут я обнаружил некую странность: хотя Инна сидела передо мной, тем не менее ее место в постели было занято. Я повернул голову вправо и чуть не вскрикнул от неожиданности -- рядом со мной, укрытая по грудь одеялом, лежала Сандра. Мало того, моя правая рука покоилась на ее обнаженном животе, а ладонь почти целиком была засунута в трусики. Под пальцами я чувствовал мягкий пушок и нежную женскую плоть... Это открытие заставило меня окончательно проснуться. Но ни встать, ни отодвинуться, ни хотя бы убрать руку с живота Сандры мне пока не удавалось -- я в самом прямом смысле этого слова оцепенел. "Боже мой! -- пронеслось в моей голове. -- Значит, это правда... Боже мой!.." „Я только что с дежурства," -- мысленно произнесла Инна. -- „Залезла в фургон, и вот что увидела." Наконец я восстановил контроль над своим телом, рывком высвободил руку и отодвинулся от Сандры. Она заворочалась во сне, но не проснулась. Я выбрался из-под одеяла и сел прямо на дощатый пол фургона. Краем глаза я увидел Леопольда, который лежал, свернувшись калачиком, на своем коврике между нашими матрасами. Он оставался безучастным к происходящему, хотя обычно спал очень чутко и просыпался от малейшего шороха. Мне не составило труда догадаться о причинах его глубокого сна. Инна подалась немного вперед, приподняла одеяло и заглянула под него, видимо, проверяя, до какой степени Сандра раздета. Мы оба были в нижнем белье, но лично для меня это служило слабым утешением. Снять и надеть такие вещи было делом нескольких секунд. -- Проклятье! -- пробормотал я в отчаянии и растерянности. -- Так вот даже как! Пока ты на дежурстве, она прямо здесь... „Не шуми!" -- остановила меня Инна. -- „Говори мысленно. Не хватало нам еще разбудить ее." „А что ты предлагаешь?" -- спросил я. „Для начала, давай выйдем отсюда. И спокойно поговорим." Не дожидаясь моего согласия, она обернулась, отклонила брезентовый занавес и бесшумно выскользнула из фургона. Поскольку другой разумной альтернативы немедленному скандалу с Сандрой я не нашел, то последовал за женой, прихватив с собой брюки, сандалии и -- в самый последний момент -- кусок мыла. Снаружи было довольно светло. В небе над нами сияла полная луна, чуть ли не в два раза больше той, к которой мы привыкли на Земле и Ланс-Оэли. Она затмевала собой почти все звезды, за исключением дюжины самых ярких. Небо было не бархатно-черным, как обычно, а пепельно-серым, из-за чего даже в глухую полночь казалось, что уже светает. А сейчас шел третий час пополуночи, рассвет был не за горами. В каких-нибудь десяти шагах от нас сидели у костра, склонившись над шахматной доской, Младко и Борислав. Нельзя было сказать, что они, поглощенные игрой, совсем не следили за лагерем, однако нас с Инной явно не замечали. Теперь я понял, что имел в виду Штепан, когда говорил, что мы с Сандрой неплохо продумали планировку лагеря. Фургон вроде бы стоял недалеко от поста дежурных, но был развернут так, что они не видели его задней части, где был основной выход. Вдобавок, под фургоном было навалено в кучу всякой-всячины, поэтому он представлял собой идеальное прикрытие, буде кому вздумается незаметно покинуть лагерь -- до ближайших зарослей папоротникового кустарника было рукой подать, и, как бы по чистой случайности, они находились в зоне, недоступной для обзора сидевших у костра. Правда, из палаток все было видно, как на ладони, но ночью в палатках люди спят. Во всяком случае, должны спать. Так что Штепан был прав: неплохо продумано. Зато в другом он ошибался: это было продумано не нами, а одной Сандрой. Эх, Сандра, Сандра! Что же ты делаешь? Что на тебя нашло? Разве мало на свете мужчин лучше меня? Да их просто пруд пруди! И каждый из них сочтет за великое счастье ответить на твою любовь... Я тихо вздохнул, бросил на траву сандалии, сунул Инне в руки кусок мыла, а сам принялся натягивать брюки. „Зачем тебе мыло?" -- спросила жена мысленно; как и я, она не собиралась прятаться от Младко и Борислава, но вместе с тем не горела особым желанием привлекать к себе их внимание. -- „Ты же веревку не взял." „Совью из лиан," -- ответил я ей в тон, а потом серьезно добавил: -- „Сходим к ручью. У меня возникла насущная потребность помыть руки. Нельзя сказать, что они грязные, но чисто психологически..." -- Я замялся. -- „Видишь ли..." Инна кивнула: „Да, вижу. Вернее, видела. Одеяло тонкое, и эта щекотливая подробность не ускользнула от моего внимания. Правда, я надеялась, что рука лежала над." „Увы," -- сказал я, застегивая брюки. Затем я вступил ногами в сандалии, забрал у Инны мыло и уже на ходу сунул его в карман. Когда мы пересекли границу внутреннего купола, я покосился на жену и произнес: -- Как видишь, все наши ухищрения пошли коту под хвост. -- Ах, Владик! -- только и сказала растерянная Инна. Я положил левую руку ей на плечи, и дальше мы пошли в обнимку. -- Нет, это уму непостижимо! -- продолжал я. -- Мне до сих пор не верится. Прямо в фургоне, буквально у тебя под носом... Инна быстро взглянула на меня. -- Только не драматизируй, пожалуйста. Не делай из мухи слона. Если бы происходило что-то серьезное, я бы обязательно услышала шум. Так что успокойся, между вами ничего не было... ну, за исключением, разумеется, твоей руки в неположенном месте и того бесспорного факта, что Сандра лежала рядом с тобой. Думаю, она просто решила... гм, подменить меня на время моего дежурства, но не выдержала и заснула. А может, она совсем не соображала, что делает. Сам знаешь, как бывает спросонья. -- Ищешь ей оправдание? -- осведомился я. -- А ведь вчера именно ты настаивала на этом. Я же не хотел верить, что такое возможно, считал, что у тебя просто разыгралась фантазия... А теперь, когда все раскрылось, ты пытаешься отрицать очевидные факты. Странные вы все-таки существа, женщины. Инна промолчала. Вскоре мы подошли к ручью. Совсем недалеко, всего лишь метрах в десяти от нас, кончалась защищенная область, и за невидимой стеной внешнего купола буйствовала ночная жизнь этой дикой Грани. Лес был полон разных звуков, большей частью загадочных и непонятных, а оттого жутковатых. Знакомым был, пожалуй, лишь стрекот цикад в траве сразу за барьером, да еще протяжные крики хищной ночной птицы, близкого родственника земной совы. Я опустился на корточки у самой кромки воды и тщательно помыл руки. Затем вытер их о штанины, поскольку взять с собой полотенце как-то не сообразил, поднялся и подошел к Инне, которая сидела на траве, обхватив колени руками, и задумчиво смотрела в сторону леса. Я присел напротив нее и спросил: -- Итак, что будем делать? Есть какие-то идеи? Она медленно покачала головой: -- Даже не знаю. Сейчас в моих мыслях полный сумбур. Они мечутся со стороны в сторону, разбегаются, и я никак не могу привести их в порядок. Я просто не могу трезво рассуждать. Я готова... готова убить Сандру! Я протянул руку и погладил ее по щеке. -- Успокойся, солнышко. Успокойся. Инна слабо улыбнулась, но даже эта вымученная улыбка согрела мне сердце, наполнила его теплотой и нежностью. -- Мне так нравится, когда ты называешь меня солнышком. -- А ты и есть мое солнышко, -- ласково сказал я. -- Ты мой светик, мой ангелочек, мое бесценное сокровище. Ты -- самое прекрасное, что случилось в моей жизни. И я не позволю Сандре встать между нами, разрушить наше счастье, отнять нас друг у друга. Ни за что. Никогда. Инна придвинулась ко мне вплотную. Ее глаза сияли, как две звезды, а губы были слегка разжаты в приглашении к поцелую. Меня не требовалось долго упрашивать, и я жадно приник к мягким и теплым губам жены, стремительно пьянея от восхитительного аромата ее кожи и волос. В мгновение ока меня охватила сладостная истома. -- Я хочу тебя, -- прошептала Инна. -- Хочу, чтобы ты любил меня. -- Здесь? -- спросил я, не переставая целовать ее. -- Сейчас? -- Да, здесь и сейчас. Я не хочу думать о Сандре, не хочу говорить о ней. Это потом... позже. А сейчас я хочу заняться с тобой любовью. Пожалуйста, Владик. Я не мог отказать ей. Да и не хотел отказывать. Я бережно уложил жену на траву, расстегнул блузку и стал целовать ее грудь и живот. Инна стонала и вскрикивала от наслаждения, трепала мои волосы и раз за разом шептала мое имя. Против обыкновения, она вела себя агрессивно, бурно реагировала на мои малейшие прикосновения, то и дело пыталась направлять мои ласки, чем еще больше распаляла меня. Я забыл обо всем на свете, мысли о коварных проделках Сандры и нашем отчаянном положении уже не волновали меня. Я думал только об Инне, думал о том, как доставить ей побольше удовольствия, как излить на нее всю мою нежность, всю мою страсть. Она была не просто самым дорогим для меня человеком на свете, она была моей неотъемлемой частичкой, продолжением моего существа, и я просто не мыслил себя без нее -- моей принцессы, моей шатенки с карими глазами. Сколько себя помню, я всегда представлял свою суженную именно с таким цветом глаз и волос, меня нисколько не вдохновляли голубоглазые блондинки, хотя подавляющее большинство мужчин считает оных эталоном женской красоты. И когда я впервые увидел Инну, то мне хватило одной секунды, чтобы понять: именно ее я ждал всю свою жизнь... -- Ну все, хватит! -- раздался рядом звонкий девичий голос с явственными нотками гнева. -- Прекратите немедленно! Мы с Инной вздрогнули от неожиданности и торопливо отпрянули друг от друга. Я посмотрел в ту сторону, откуда послышался окрик, и увидел шагах в пяти Сандру, которая стояла подбоченившись и сердито смотрела на нас. В предрассветных сумерках, разбавленных призрачным светом луны, ее бледное лицо казалось вытесанным из мрамора, глаза метали молнии, длинные белокурые волосы были растрепаны и в беспорядке ниспадали на плечи и грудь. На ней был длинный халат, небрежно схваченный вокруг талии тонким пояском; ниже колен полы халата расходились, открывая взору босые ноги девушки. Благо, на этой Грани преобладала папоротниковая растительность, трава в окрестностях лагеря была в основном мягкой, без шипов и колючек, о которые Сандра могла бы поранить свои нежные ступни. Инна быстро натянула на колени юбку и запахнула блузку, прикрывая свою наготу. Если я был просто раздражен столь бесцеремонным вмешательством в нашу личную жизнь, то она была в ужасе и смотрела на Сандру, как затравленный зверек. Я был так поражен этим взглядом, что не сразу заметил, как из-за зарослей кустарника вышел Штепан. Он не приближался к нам, но его решительный вид свидетельствовал о том, что в любую секунду он готов броситься разнимать девушек, если они вдруг сцепятся. А вызывающее поведение Сандры и более чем странная реакция Инны не исключали такого развития событий. Я поднялся с травы, встал так, чтобы заслонить собой Инну, и самым миролюбивым тоном произнес: -- В чем дело, Сандра? Что случилось? Девушка со светлыми вьющимися волосами изумленно уставилась на меня: -- Что с тобой, Владик? Какая, к черту, Сандра? -- Инна... -- беззвучно прошептал я, и в тот же миг моя голова словно раскололась на части, а перед глазами сверкнула яркая вспышка. Я еще помню, как падал на траву, но воспоминаний о том, как прошло мое приземление, у меня не осталось. 5 Когда я очнулся, моя голова покоилась на коленях жены. Моей настоящей жены -- блондинки с голубыми глазами. Теперь все встало на свои места: Инна снова была Инной, а Сандра -- Сандрой. Наваждение, в плену которого я недавно проснулся, не выдержало прямого столкновения с реальностью и в одночасье развеялось. А вместе с ним рухнула и стена беспамятства, за которой были надежно спрятаны мои воспоминания о других подобных эпизодах -- всего я насчитал их тринадцать, исключая сегодняшний, неудавшийся. Тринадцать раз Сандра будила меня среди ночи, мы вместе уходили из лагеря и где-нибудь в укромном местечке занимались любовью. И каждый раз я свято верил, что делаю это с Инной, у меня не возникало и тени сомнения в подлинности своих чувств, все проходило без сучка и задоринки, как по заранее написанному сценарию. Только при первой близости, когда с Сандрой случилось то, что случается со всякой девушкой, когда у нее это впервые, возникла небольшая проблема. Но Сандра успешно разрешила ее -- из моей памяти был изъят еще один эпизод, коротенький, длительностью всего несколько минут. Теперь и он встал на свое место. Мне не были неприятны эти воспоминания, я не испытывал ни отвращения, ни даже легкой брезгливости. Зато я сгорал от стыда; мне было горько и обидно до слез. Стараясь быть честным перед собой, я вынужден был признать, что с Сандрой мне было так же хорошо, как и с Инной. Я получал от близости с ней такое же наслаждение, я всей душой любил ее, пока думал, что она -- Инна. Я любил не Инну в ней; увы, нет, я любил именно Сандру -- ее большие карие глаза, густые каштановые волосы, потрясающе красивое лицо и восхитительное тело, я любил ее походку, ее голос и манеру говорить, я любил в ней даже то, чем она разительно отличалась от Инны -- взять хотя бы ее агрессивность в сексе. И сейчас, вспоминая минуты нашей близости, я перед самим собой, как на духу, признавал, что продолжаю любить Сандру в своих воспоминаниях, любить любовью мужчины к женщине. Вот что было самое скверное во всей этой скверной истории... Инна не сразу заметила, что я очнулся. В этот момент она как раз смотрела в другую сторону, на невидимого мне Штепана, и говорила: -- Зря вы пошли за мной, барон. Вам лучше вернуться в лагерь. Боюсь, что увиденное -- лишь цветочки по сравнению с тем, что мы еще услышим. -- Вы уж не обессудьте, мадам, -- последовал ответ Штепана, -- но я предпочитаю правду, какой бы ужасной она ни была. Я должен знать, что происходит в нашем отряде. Вы облекли меня высоким доверием, назначив начальником вашей свиты, и я не могу... Кстати, мне кажется, что Владислав уже приходит в себя. Инна быстро наклонила голову, и наши взгляды встретились. Ее ласковые голубые глаза смотрели на меня с тревогой и беспокойством. В ответ я слабо улыбнулся. -- Как ты, дорогой? -- Нормально. Правда, немного побаливает голова. А так все в порядке. -- Тогда полежи еще. -- Я бы с радостью, но... -- Я поднялся и сел возле Инны. Голова у меня не столько болела, сколько кружилась от слабости. В поисках надежной опоры я обнял жену и огляделся. -- Здравствуйте, Штепан. -- Здравствуйте, Владислав, -- ответил барон, серьезно глядя на меня. Он сидел вполоборота к нам, по-турецки скрестив ноги. Чуть поодаль, ничком в траве, лежала Сандра; плечи ее вздрагивали от неслышных рыданий. Проследив за моим взглядом, Инна объяснила: -- Вот так лежит и все время плачет. Слова из нее не вытянешь. Так что же случилось? Почему ты назвал меня Сандрой? Ты что-нибудь помнишь? -- Я помню все. И даже больше, чем все. А ты разве не слышала, как мы разговаривали? -- Нет. Я к вашему разговору не поспела. Когда я подошла, вы от слов уже перешли к делу. -- А мысленно добавила: -- „В принципе, мне следовало немного подождать, а не вмешиваться сразу, но я просто не могла выдержать. Для меня это было чересчур!.." -- Ну, давай, рассказывай. Я быстро взглянул на Штепана. Он угрюмо смотрел на Сандру, явно не собираясь уходить. Смирившись с его присутствием, я неуверенно начал: -- Видишь ли, Инна, на самом деле все гораздо сложнее, чем... -- Владик, -- укоризненно перебила меня жена, -- говори по-галлийски. Это невежливо по отношению к барону. Раз он здесь, то должен все понимать. Да и Сандре не вредно будет послушать. -- А Сандра и так все поймет, -- заметил я, тем не менее переходя на галлийский. -- Она, между прочим, в совершенстве копирует твой очаровательный акцент. -- О чем ты? Я вкратце поведал ей о своем пробуждении. Поскольку при нашем разговоре присутствовал Штепан, я умолчал о некоторых особо пикантных моментах этой истории. Инна слушала меня, все больше мрачнея. -- Значит, Сандра внушала тебе, что она -- это я, а я -- это она? Я правильно поняла? -- Совершенно верно, -- кивнул я. -- И, надо отдать ей должное, делала это мастерски. Я ни разу не заподозрил ничего неладного и до самого последнего момента пребывал в полной уверенности, что она -- это ты. -- Так ты помнишь и другие ночи? -- Увы, да. Хотя не уверен, что помню все. -- И сколько ты помнишь? -- Если считать и сегодняшнюю, то четырнадцать. Инна устремила на Сандру уничтожающий взгляд. Сандра, впрочем, этого не видела. Она по-прежнему лежала ничком на траве, но уже не плакала. Судя по ее напряженной позе, она внимательно прислушивалась к нашему разговору. -- И каждый раз, -- продолжала допрашивать меня жена, -- происходило одно и то же? -- В самом главном, да, -- ответил я, чувствуя себя