вободы воли, произвела меня шоковое впечатление. Я не знала, как мне теперь жить. Я не видела смысла в жизни, расписанной наперед -- день за днем, год за годом, пока в назначенный час не придет ко мне смерть... За полчаса поезд доставил меня до космопорта, а оттуда за десять минут я дошла до штаба базы. Конте принял меня немедленно, мы с ним обстоятельно поговорили, и к концу нашей беседы он уже нисколько не сомневался, что я не имею никакого отношения к похищению Келли. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что он и до того был уверен в моей невиновности, поскольку даже в мыслях не позволял себе заподозрить во лжи Еву, которая обеспечивала мне алиби. А вот начальник местного отделения Службы Безопасности, капитан Романо, не был так доверчив, однако Конте не позволил ему долго допрашивать меня из опасения, что я выдам свою тайну (он по-прежнему считал, что я работаю на высшее руководство Корпуса). Поэтому, к некоторому неудовольствию Романо, коммодор сразу отреагировал на мой намек о массе неотложных дел и отпустил меня, поблагодарив за сотрудничество. Обратно в город меня отвезла Ева, у которой были какие-то дела в Нью-Монреале. Дорогой мы почти не разговаривали -- я была занята своими невеселыми мыслями, а Ева видела, что я не расположена к беседе, и в основном помалкивала, сосредоточив свое внимание на управлении флайером. Она высадила меня на крыше дома Игоря и, договорившись, что вечером мы созвонимся, полетела дальше. Я спустилась на сорок четвертый этаж и открыла своим ключом дверь квартиры. Снимая с себя куртку, я крикнула: -- Э-эй! Я уже дома! Из гостиной в холл вошел Игорь. За ним следовала невысокая русоволосая девушка лет семнадцати, лицо которой я знала по фотоснимкам из криминальной хроники и мысленным "картинкам" из воспоминаний Игоря. Правда, в жизни она выглядела куда более зрелой. Игорь смотрел на меня угрюмо и растерянно, а девушка -- с явным смущением. Едва прикоснувшись к ее мыслям, я замерла как громом пораженная. Нет, только не это! Что ты со мной делаешь, время? Зачем... -- Ну, здравствуй, Тори, -- наконец произнесла девушка. -- Не ожидала меня здесь увидеть? Глава 17 МАРЧЕЛЛО КОНТЕ, КОММОДОР -- Все-таки следовало на нее еще поднажать, -- сказал капитан Романо, когда дверь за Викторией закрылась. -- Она явно знает больше, чем говорит. -- Каждый из нас знает больше, чем говорит, -- возразил Конте. -- Но ее скрытность вряд ли имеет касательство к убийству адмирала и посланника. У синьорины Ковалевской есть твердое алиби, которое для меня звучит вполне убедительно. Лично я не представляю, как она могла напасть на мисс Симпсон, если в то же самое время находилась в обществе Евы... то есть, синьорины Монтанари. Или вы считаете, что они обе действовали в сговоре? -- Нет, коммодор, я так не считаю. Но факт остается фактом: по свидетельству мисс Симпсон, перед тем как потерять сознание она видела за своей спиной синьорину Ковалевскую. -- О да, видела. В зеркале и всего лишь мельком. Она вполне могла обознаться и принять за нее другую молодую женщину с такой же прической и похожим типом лица. Разве такое объяснение не кажется вам более правдоподобным? -- Ну, пожалуй, -- согласился капитан. -- Кстати, о мисс Симпсон, -- продолжил наступление Конте. -- Вот с ней я бы хотел побеседовать обстоятельнее. Кто-кто, а уж она-то наверняка знает об убийстве больше, чем говорит. Откуда у нее такая уверенность, что за покушением стоял именно Микеле Трапани? И между прочим, у меня создалось впечатление, что вас это совсем не удивило. По-моему, вы тоже говорите мне не все, что знаете. Романо пришел в явное замешательство. -- Версию о причастности к убийству представителей Семьи Трапани, -- ответил он после секундной паузы, -- я с самого начала рассматривал в качестве приоритетной. Однако не решался представить ее к вашему вниманию, пока не располагал убедительными доказательствами. -- А теперь располагаете? -- Мм... Многое прояснила информация, полученная от мисс Симпсон. В частности, ожидая на Эль-Парадисо попутного корабля, она выследила двух агентов Трапани, которые изображали из себя сотрудников Корпорации Маццарино. Именно по кредитной карточке одного из них был снят гостиничный номер, где мисс Симпсон очнулась после нападения в аэропорту. -- Вот вам и ответ, -- заметил Конте. -- Ее похитили эти парни. -- Да, но похищение произошло в женском туалете. У них наверняка была сообщница. -- И вы думаете, что это синьорина Ковалевская? А может, вы и сюда приплетете свою гипотезу с двойниками из параллельных миров? Капитан Романо в растерянности покачал головой: -- Я даже не знаю, что и думать, командующий. Что касается двойников, то эта мысль уже приходила мне в голову, но я пока не рассматриваю ее всерьез. Если в каждом деле я начну искать пришельцев из других реальностей, это может закончиться форменной паранойей. С другой же стороны, показания синьорины Евы ставят меня в тупик. Вот для мисс Симпсон все очевидно: Виктория Ковалевская работает на Микеле Трапани, а Ева Монтанари, внучатная племянница того же Трапани, покрывает ее. Однако для меня... Я уже девять лет служу на Дамогране и хорошо знаю Еву. Вернее, знал ее до того, как она поехала учиться на Терру-Сицилию. Конечно, за три года она могла измениться и подпасть под влияние своих родственников, но... я не могу в это поверить. Ева презирает Семьи, мне это точно известно. И на Терре-Сицилии ее отношение к ним не изменилось. Она всячески избегала контактов с ними, а в гости к своему двоюродному деду, дону Трапани, приходила лишь считанные разы -- когда он особо настойчиво приглашал ее на какое-то крупное семейное торжество, и у нее не было никакой возможности отказаться. Конте внимательно посмотрел на своего собеседника: -- Вот как? Похоже, много знаете о ее жизни на Терре-Сицилии. -- Так точно, командующий, -- официально ответил Романо. -- Адмирал Сантини был очень привязан к своей падчерице, и по его просьбе мои знакомые на Терре-Сицилии в свободное от службы время... гм, ненавязчиво присматривали за ней. Все их доклады поступали к адмиралу через меня. -- Ясно, -- сказал Конте. -- Ну что ж, капитан, я жду от вас подробного письменного отчета о вашей беседе с мисс Симпсон. И, пожалуй, я не прочь поговорить с ней самой. Узнайте о ее самочувствии, и, если она уже оправилась от действия парализатора, пригласите ее ко мне. Романо поднялся и отдал честь: -- Слушаюсь, командующий! Минут через пять после ухода капитана адъютант доложил Конте, что с ним хочет поговорить Валенти. Конте, ожидавший беседы с Келли Симпсон, недовольно поморщился, однако пригласил его войти. Начальник штаба, коммодор Валенти, был вторым лицом на дамогранской базе Корпуса, так как по принятой в СЭК традиции одновременно занимал должность первого заместителя командующего эскадрой. Сложись обстоятельства немного иначе, сейчас именно Валенти сидел бы в кресле начальника базы, но приказ о новом назначении Конте, изданный адмиралом всего за несколько часов до своей смерти, изменил порядок преемственности в руководстве. Валенти как будто не особо огорчился таким поворотом дел -- во всяком случае вида не подавал и держался с Конте ровно и дружелюбно, без тени неприязни. -- Присаживайтесь, коммодор, -- сказал Конте. -- Я слушаю вас. Валенти устроился в кресле с противоположной стороны стола и положил перед собой толстую папку, которую до этого держал в руках. -- Господин командующий, -- произнес он. -- Прежде чем начать наш разговор, я просил бы вас установить защиту против возможного подслушивания. -- Звукоизоляция включена, а интерком работает только в режиме приема. Вас это устраивает? -- Дополнительная защита устанавливается с помощью личного кода адмирала, -- сказал Валенти, протягивая Конте листок с целым рядом цифр и букв. Конте хмыкнул, вызвал на экран терминала консоль безопасности и ввел предложенный код. В ответ появилось сообщение: "Защита активирована". Конте вопросительно посмотрел на Валенти: -- Итак? -- Нам известно о действительной цели вашего перевода на Дамогран. Между ними повисло молчание. Валенти открыто смотрел на Конте, а тот в ответ сверлил его взглядом. Наконец он спросил: -- Кому это "нам"? -- Здесь, на Дамогране, мне и капитану Романо. Также о вашем задании знал адмирал Сантини. Конте понимающе кивнул, напряженно гадая о том, чем вызвана откровенность начальника штаба. Неужели он пришел с повинной?.. -- Значит, поэтому адмирал назначил меня командиром эскадры? Чтобы загрузить работой и лишить возможности проводить расследование? -- Отчасти да, но не совсем. Адмирал был честен с вами: верховное командование действительно поставило его в крайне щекотливую ситуацию, выход из которой был один -- передача под ваше начало эскадры. В крайнем случае, можно было произвести перестановку: назначить меня командиром эскадры, а вас поставить во главе штаба. Но я, хотя и старше вас по возрасту, имею гораздо меньше боевого опыта, чем вы... гм, к тому же в сейфе начальника Генерального Штаба не лежит представление адмирала Росси о моем производстве в контр-адмиралы. -- Тут Валенти позволил себе легкую улыбку. -- Короче говоря, адмирал решил, что командовать эскадрой должны вы. А со временем он надеялся привлечь вас на нашу сторону. Последние слова коммодора глубоко возмутили Конте: -- И что, адмирал всерьез рассчитывал, что я предам Корпус и вступлю в сговор с... -- Он осекся, натолкнувшись на неожиданное препятствие. Ведь если Келли Симпсон не солгала и не ошиблась, и убийство Сантини в самом деле было организовано Микеле Трапани, то подозрения адмирала Ваккаро о заговоре с целью подчинения Корпуса Семьям оказывались несостоятельными. Тем не менее какой-то заговор имел место -- дыма без огня не бывает, да и сам Валенти только что фактически открыто признал его существование. Без сомнений, вокруг адмирала Сантини что-то происходило, он был в центре какой-то таинственной паутины -- но какой?.. -- Верховное командование ошиблось в своих подозрениях, -- вновь заговорил коммодор Валенти. -- Как, собственно, и Семья Маццарино, от которой оно получило информацию. Микеле Трапани действительно интересовался "делом Сантини" -- однако не потому что имел с ним какие-то тайные контакты, а потому что хотел его убить. -- Но с какой стати? -- У него были свои резоны -- впрочем, тоже ошибочные. Он считал, что адмирал копает под него, хочет занять его место во главе Семьи. -- О!.. -- Это, конечно, был бред. Но кое в чем Трапани не ошибался: адмирал Сантини действительно копал под него, но вместе с тем копал и под других донов. Он втайне готовил революцию, целью которой было свержение Семей и установление на Терре-Сицилии демократической формы правления. Как вы сами понимаете, все это планировалось осуществить силами Корпуса. Конте понимал. Ему было это близко и знакомо. В юности он, как и многие другие его сверстники, искренне недоумевал, почему Корпус до сих пор терпит существование Семей, почему не очистит от них родную планету. Подобные радикальные настроения были широко распространены среди молодых офицеров, да и те, кто постарше, продолжали мечтать об освобождении Терры-Сицилии от позорного режима Семей. Но все это были бесплодные фантазии, столь же далекие от реальности, как и планы покорения соседних галактик. Сицилианский Экспедиционный Корпус был мощной военной машиной, возможно, самой мощной из всех созданных человечеством, но состоял он в основном из космических сил, не способных эффективно действовать на поверхности густонаселенной и технически развитой планеты с многочисленной и хорошо организованной наземной армией. Да, конечно, крупное соединение кораблей Корпуса могло не только оборонять населенные миры от внешнего вторжения, но и захватывать их путем установления блокады околопланетного пространства и последующей бомбардировки самой планеты, пока не капитулируют все наземные силы. Правда, к такой тактике СЭК еще никогда не прибегал, за три столетия своего существования он еще ни разу не вел классической захватнической войны. А освобождать ранее захваченные планеты -- это совсем другое дело. В таком случае достаточно очистить систему от присутствия вражеских космических сил, отрезать наземные гарнизоны захватчиков от помощи извне и предоставить работу по их уничтожению космической пехоте и отрядам местного сопротивления. Однако Терра-Сицилия не была захваченной планетой. Власть на ней принадлежала сицилианским Семьям, объединенным в правящую олигархию, в руках которой было сосредоточено свыше восьмидесяти процентов всей планетарной экономики, а остальные двадцать в той или иной мере зависели от нее. Семьи располагали мощной, хорошо оснащенной наземной армией, которая скромно именовалась полицией; при необходимости ее могли укрепить полтора миллиона так называемых "резервистов" из состава личных гвардий всех крупных и мелких донов. К тому же было бы наивно полагать, что попытки свержения Семей вызвали бы всенародную поддержку и одобрение. Власть олигархии была преступна и аморальна, однако в течение многих поколений сицилианцы приспособились к ней, научились с ней ладить, и благосостояние большинства жителей Терры-Сицилии было прямо или косвенно связано с благосостоянием той или иной из Семей. Наученные опытом других олигархий, которых губила собственная жадность, сицилианские Семьи предпочитали делиться с окружающими куском жирного пирога. И в результате народ не очень-то хотел перемен, которые вместо нынешнего гарантированного достатка сулили им лишь неопределенность в будущем. -- Это безумие, -- сказал Конте. -- Это прямой путь к кровопролитной гражданской войне. К войне, первыми жертвами в которой станут наши родные и близкие -- все те, кто связан с Корпусом, но живет на Терре-Сицилии. Разве вы этого не понимаете? Разве не понимал этого сам адмирал? -- Он все понимал, командующий. Поэтому потратил на разработку и воплощение своего плана целых семь лет. Когда вы ознакомитесь с этими документами, -- Валенти пододвинул к Конте папку, которую принес с собой, -- то вам станет ясно, что слухи о неуязвимости Семей слишком преувеличены, а для их устранения от власти необязательно развязывать гражданскую войну. Наше командование отчасти само культивирует миф о недопустимости нарушения баланса сил между Корпусом и Семьями -- оно боится взять на себя ответственность за грядущие перемены, не хочет пачкать рук, вычищая из этих авгиевых конюшен скопившееся веками дерьмо. Но ведь должен же кто-то этим заняться! Терра-Сицилия наша родина -- моя, ваша, девяноста процентов наших сослуживцев. Разве вы не испытываете стыд и досаду от того, что во многих населенных мирах слово "сицилианец" ассоциируется не столько с офицерами и солдатами Корпуса, сколько с коррупцией, торговлей наркотиками и наемными убийцами мафии? Лично мне стыдно. Конте целиком разделял эти чувства. Как, впрочем, и большинство его сослуживцев, которые нередко сталкивались с двойственным отношением к себе со стороны жителей других планет -- даже тех, что находились под защитой Корпуса. Стереотип "Терра-Сицилия -- планета военных и мафиози" был силен во всей Ойкумене. Неприятный стереотип, который, надо признать, имел под собой серьезные основания и сильно вредил имиджу Протектората... Конте быстро взглянул на Валенти, взял в руки предложенную им папку и открыл ее. Как он и ожидал, она не содержала никаких электронных записей -- одни только отпечатанные на бумаге текстовые материалы, таблицы, схемы и графики. Судя по их количеству, даже беглое знакомство с ними отнимет у него не менее получаса. На самом деле Конте пришлось потратить почти вдвое больше времени, чтобы хоть в общих чертах вникнуть в суть замысла адмирала Сантини. Валенти молча сидел на своем месте и ждал, не проявляя ни малейших признаков нетерпения и не пытаясь вставлять комментариев. Конте оставалось лишь подивиться его выдержке и хладнокровию. Отложив последний листок, Конте еще несколько минут промолчал в задумчивости, затем перевел взгляд на начальника штаба. -- Что ж, -- произнес он. -- Я должен взять свои слова обратно: свержение Семей без гражданской войны теоретически возможно. Однако для этого придется заплатить слишком высокую цену, которая фактически сводит на нет все благие намерения адмирала. По сути он планировал не революцию, а банальный дворцовый переворот, собираясь оставить в неприкосновенности всю политическую и экономическую систему -- только и того, что места донов и их приближенных займут офицеры Корпуса. Это, -- Конте ткнул пальцем в стопку бумаг, -- всего лишь замена нынешнего корпоративного фашизма на откровенную военную диктатуру. -- Совершенно верно, командующий. Чтобы преодолеть инерцию общества и избежать социальных потрясений, нужен переходной период -- десять, максимум двадцать лет, в течение которых будут поэтапно произведены все необходимые политические и экономические реформы. -- Гм. А вам не кажется, что это опасно? Опасно прежде всего для Корпуса -- в том виде, в котором он существует. Адмирал не боялся, что созданная Семьями система власти, которую он собирался сохранить на переходной период, окажется настолько привлекательной и соблазнительной для тех, кто встанет у ее руля, что они не захотят никаких реформ? Что наш Корпус, вместо того чтобы принести на планету свободу и демократию, сам проникнется криминальным авторитаризмом Семей и превратится в такую же банду безнравственных ублюдков? -- Ну, я бы не стал выражаться так категорично, -- заметил Валенти, -- но кое в чем вы все же правы: любая власть развращает, а власть абсолютная, которой обладают Семьи, развращает абсолютно. Поэтому адмирал Сантини был очень осторожен с выбором людей, которым предстояло взять в свои руки такую огромную и развращающую власть. Поэтому он так хотел привлечь вас на нашу сторону -- он считал вас одним из самых честных, скромных и неподкупных офицеров Корпуса. Эти качества, вкупе с выдающимися организаторскими способностями, в перспективе делало вас одним из лидеров предстоящего восстания. -- Скорее, путча, -- уточнил Конте. Как всегда, он почувствовал себя неловко от такой неприкрытой похвалы, но благодаря выработанной с годами привычке сумел это скрыть. -- Да и в любом случае ваш план потерпел фиаско. Ведь адмирал Сантини убит, а Микеле Трапани предупрежден о возможности переворота. -- Не совсем так, командующий. Как я уже говорил, Трапани считал, что адмирал просто покушался на его личную власть. Если бы он подозревал правду, то натравил бы на него все Семьи, а не только Маццарино. Теперь же Микеле Трапани успокоился, и мы можем продолжать свое дело. Конечно, без такой выдающейся личности как адмирал Сантини, без его популярности и влиятельности в Корпусе нам будет очень трудно, но... -- Валенти сделал паузу и выразительно посмотрел на Конте. -- Но абсолютно незаменимых людей не бывает. На место одного павшего бойца должен встать другой. -- И вы предлагаете мне стать этим бойцом? -- спросил Конте, не скрывая своего скептицизма. -- Да, командующий. Этого требуют обстоятельства. Со смертью адмирала Сантини мы потеряли яркого лидера, способного сплотить вокруг себя людей и повести их за собой. Нам нужен человек, который сможет заменить его и продолжить начатое им дело. Человек, чей авторитет будет настолько высоким, чтобы предотвратить шатание и разброд в наших рядах, подавить в зародыше возможное соперничество различных группировок за лидерство. Человек, который, оказавшись во главе диктаторского режима, найдет в себе силы преодолеть соблазн неограниченной власти и провести необходимые преобразования. Такой человек у нас есть -- это вы. Вопрос только в том, согласитесь ли вы взять на себя такую ответственность или предпочтете умыть руки, сообщив обо все верховному командованию. Возможно, оно решит довести до конца замысел адмирала Сантини; но можете ли вы гарантировать, что плодами его семилетнего труда, усилиями тысяч его соратников, не воспользуется кучка властолюбивых и завистливых ничтожеств вроде тех, кто был в составе комиссии по расследованию вашего дела? Вот тогда Корпус действительно превратится в банду безнравственных ублюдков. Конте долго молчал, уставившись взглядом в сплетенные пальцы рук. Затем поднял глаза и посмотрел на Валенти. -- Боюсь, вы переоцениваете мою популярность и влиятельность. -- Нет, командующий, это вы себя недооцениваете. Я могу без всякой опаски поручиться головой, что все наши сторонники, все посвященные в замыслы адмирала Сантини, безоговорочно признают ваше лидерство. -- Даже адмиралы? -- Среди нас был единственный адмирал -- Фабио Сантини. В своих планах он опирался на младшее и среднее командное звено, избегая вербовать сторонников в адмиральской среде. Впрочем, насколько мне известно, пятеро коммодоров уже представлены к повышению в чине, поэтому возможно, что кое-то из них уже получил звание контр-адмирала. Но ведь то же самое в ближайшее время ожидает и вас, так что проблем со старшинством не возникнет. Это должно вас меньше всего беспокоить. -- Валенти поднялся. -- Я понимаю, что вам нужно все хорошенько обдумать и взвесить. Поэтому, с вашего разрешения, я оставлю вас и буду ждать вашего вызова. В ответ Конте лишь рассеянно кивнул. Начальник штаба отдал честь и направился к выходу, но у самой двери задержался. -- И еще одно, командующий. Если Семьи лишатся своей власти, то происхождение синьорины Евы уже не будет иметь такого значения, как сейчас. Она станет просто падчерицей покойного адмирала Сантини. Это, конечно, мелочь, но все же... -- Не договорив, он вышел из кабинета, оставив Конте в глубоком раздумье. Глава 18 ВИКТОРИЯ КОВАЛЕВСКАЯ, ДИТЯ ЗВиЗД Я позорно бежала. У меня не было сил для разговора с Игорем и Аленой, я не знала, что им сказать, как объяснить свое поведение, поэтому просто задала стрекача. Игорь был так поражен моим малодушным поступком, что даже не пытался остановить меня. Поднявшись на крышу, я вскочила в первое попавшееся такси, даром что оно было с автоматическим управлением, и приказала взлетать. Автопилот заупрямился, требуя указать конечный пункт назначения, и я, обругав его на шести языках, назвала адрес гостиницы, где остановился Генри Янг. Флайер поднялся в воздух как раз в тот момент, когда на стоянке появился Игорь, который наконец-то сообразил броситься за мной вдогонку. Через пять минут полета такси приземлилось перед зданием гостиницы. Выбравшись из кабины, я еще немного постояла, раздумывая, потом решительно развернулась и быстро зашагала прочь. Мой порыв броситься к Генри и рассказать ему обо всем был бессмысленным жестом отчаяния, продиктованным растерянностью и безысходностью, желанием поделиться с кем-нибудь своими проблемами, найти поддержку и понимание. Это было глупо и безнадежно. Все равно никто на свете не мог мне помочь -- даже Генри Янг со своим братом Лайонелом и всем Интерполом в придачу... Вскоре я дошла до площадки летнего кафе. Оно уже закрылось на зиму -- столики со стульями были убраны, а на месте раздаточного автомата красовался рекламный щит, расхваливавший обеды в ближайшей закусочной. В противоположном конце площадки, у самого парапета, спиной ко мне стояла темноволосая девушка со стройной, странно знакомой фигурой. Секунду спустя я поняла, кого она мне напоминает, и от этой догадки едва не споткнулась на ровном месте. Еще сутки назад я была готова к такой встрече и искала ее, однако сейчас меня охватил панический страх. Ведь последние события свидетельствовали, что никакого двойника у меня нет, а есть только я, блуждающая во времени. Следовательно, та девушка у парапета была мной -- не моим вторым "я", не моей копией из другой исторической линии, а именно мной. Мной из будущего. Или хуже того -- из забытого мною прошлого... Девушка повернулась ко мне, и я увидела ее лицо. Да, без сомнений, это было мое собственное лицо! Она махнула мне рукой: -- Иди сюда, не бойся. С трудом подавив желание развернуться и драпануть отсюда куда глаза глядят, я робко направилась к ней. Она молча ждала, пока я подойду, и смотрела меня с сочувственной улыбкой. Еще бы -- ведь она уже пережила нашу встречу и понимала, каково мне сейчас. Я попыталась прикинуть на глаз, какой промежуток времени нас разделяет. Вряд ли больше года или, в крайнем случае, двух -- а может, всего лишь месяц. Она выглядела точно также, как я, разве что с другим макияжем и другой прической. На ее веки была наведена легкая тень, брови были тоньше чем у меня, губы прямо пылали от слишком яркой и насыщенной помады, а волосы были тщательно собраны сзади -- в точности как на фотографии, которую показывал мне Генри Янг. -- Здравствуй, Вика, -- сказала она, когда я приблизилась к ней. -- Не дрожи так, я тебя не укушу. Осмелев, я потянулась к ее разуму... и тут же отступила, ослепленная и оглушенная. Наши мысли, наши эмоции "звучали" в унисон, взаимно усиливая друг друга, в результате чего между нами возникала своего рода положительная обратная связь. А такая связь, как известно, приводит к нестабильной работе системы: грохот, треск помех, нарастающий пронзительный вой -- и ничего нельзя разобрать. Для обмена мыслями нам нужно прилагать обоюдные усилия, чтобы погасить нежелательный резонанс, однако "я-вторая", похоже, помогать мне пока не собиралась. -- Ты... ты -- это я из будущего? -- Сложный вопрос. В некотором смысле да, а в некотором -- нет. Скажем так: я, это ты, которая в своем будущем восстала против тирании времени и вырвалась из его тисков. Этого будущего уже не существует, оно вычеркнуто из реальности, однако я сумела спастись, убежав в прошлое. В итоге нас стало двое -- ты и я. -- Ты можешь перемещаться во времени по своей воле? -- Уже не могу. Я потеряла эту способность, когда мое настоящее исчезло и было заменено твоим будущим, в котором ты покорно пляшешь под дудку неизбежности. Ее высокопарность вызвала у меня легкий приступ раздражения. Неужели и я пересыпаю свою речь такими напыщенными и глупыми метафорами? Никогда не замечала... -- А с чего ты взяла, что я и дальше буду плясать под эту дудку? Ведь ты сама сказала, что не можешь заглянуть в будущее. -- Этого я не говорила. Я не могу попасть в будущее, но способна видеть его -- вернее, его возможные варианты. И во всех этих вариантах ты не повторяешь мой путь, не восстаешь против времени, а послушно исполняешь его волю. -- Она подтянулась, села на парапет и помахала в воздухе ногами. -- Кстати, для ясности зови меня Тори. Плевать, что так называл нас отец. Это имя принадлежит нам, а не ему. Я испытующе посмотрела на нее: -- А тебя никогда не звали Эммой Браун? Случайно, не ты натравила на меня Ньето? Тори утвердительно кивнула: -- Да, я. Так что не беспокойся: ты не сойдешь с ума и не будешь пытаться убить себя. Покушение было заказано мной. -- Но почему?! -- Чтобы избавиться от того будущего, которое кто-то -- или что-то -- создает твоими руками. От будущего, которое уже пытались создать с моей помощью. Я не говорю, что оно плохое, просто... просто я ненавижу предопределенность. Вот и решила устранить главный ее фактор, не причину, но орудие -- тебя. Извини, это было глупо. Я включила подогрев нижней части куртки, чтобы не простудиться от холодного гранита, и присела на парапет рядом с Тори. Несмотря на ее бесстыжее признание в попытке убить меня, я почему-то ни капельки не боялась повторного покушения. Встреча с самой собой, пусть даже из отмененного будущего (и особенно из отмененного будущего!), стала для меня таким потрясением, что на какое-то время я лишилась способности удивляться или пугаться. -- В самом деле глупо, -- согласилась я. -- Глупее не придумаешь. Другое дело, если бы Ньето был "нечитаемый". А так я сразу раскусила его. -- Это входило в мои планы. Сначала ты здорово перетрусила, а потом успокоилась и решила, что запросто ускользнешь от него. Когда же он получил известие о твоем скором отлете и явился в твой номер под видом коридорного, ты была застигнута врасплох и растерялась. В том варианте будущего, которое я тогда видела, вы выстрелили друг в друга одновременно -- он убил тебя, а ты его парализовала. Но в состоявшейся реальности ты все-таки опередила его на какую-то долю секунды. -- Тори порывисто схватила мою руку. -- Прости меня, пожалуйста. Я была не в себе. Я опомнилась только на корабле, по пути на Дамогран, и уже не могла вернуться, чтобы отменить свой заказ. Целых три недели я провела в настоящем аду. Я... я чувствовала, как умирает частичка меня. Ты даже не представляешь, какое я испытала облегчение, когда снова увидела будущее с тобой... будущее, которое я так ненавидела и хотела изменить. Будущее, в котором ты служишь чьей-то неведомой воле... Но я все равно была счастлива. Поверь мне... Я обняла ее за плечи. -- Я верю тебе. Я сама готова была убить себя, лишь бы не делать того, что меня заставляют делать. Из протеста, из отчаяния... Что происходит, Тори? Ты можешь мне объяснить? Она ответила не сразу, а сначала дождалась, пока мимо пройдет одинокий прохожий -- молодой человек лет двадцати. Парень так засмотрелся на нас, что чуть было не врезался в клумбу. "Какие потрясающие близняшки! -- подумал он, удаляясь. -- Вот бы поваляться с ними в постели. Сразу с обеими..." -- Что происходит, спрашиваешь? -- наконец заговорила Тори. -- Если честно, то я знаю об этом не больше тебя. Я сумела разобраться в механизме своих перемещений во времени, но до сих пор не понимаю ни цели, ни смысла происходящего, для меня вообще загадка, как этот мир, где попраны все причинно-следственные связи, еще не провалился в тартарары. Поначалу я думала, что просто "подчищаю" реальность, устраняю последствия несанкционированных путешествий в прошлое -- как в случае с Карло Ломбардо или Аленой Габровой. Но постепенно я убедилось, что все гораздо сложнее. Мне приходилось делать массу вещей, которые не имели ни малейшего касательства к двойникам из будущего, я самым беззастенчивым образом меняла естественный ход вещей. Кто-то... или что-то, или вообще черт-те что, перекраивало с моей помощью реальность, преследуя какие-то свои цели. И далеко не всегда эти изменения были к лучшему. Например, при моем содействии к власти в Империи Зулу пришло реакционное правительство, которое до предела ужесточило режим апартеида. А войска Звездного Халифата захватили Землю Шеппарда, и сотни тысяч "неверных" погибли в концлагерях. -- Тори сделала короткую паузу и засмотрелась на реку. -- Все это происходило помимо моей воли, под чужую диктовку, однако я чувствовала себя в ответе за случившееся. Ты уже знаешь, каково быть марионеткой, но еще не представляешь, какая мука год за годом жить с таким грузом на совести. -- Как долго ты этим занималась? -- спросила я. -- Почти пятнадцать лет по собственному времени. Сейчас мне около сорока. Я внимательно всмотрелась в черты ее лица. -- Ты не похожа на сорокалетнюю, -- произнесла я с легким недоверием. -- И лицом и фигурой ты кажешься не старше меня. -- Так получилось, что внешне я не старею. Как и ты, кстати. За последние пару лет ты совсем не изменилась -- можешь убедиться в этом, просмотрев свои фотографии... Вернее, наши фотографии -- ведь прошлое до твоего появления на Эль-Парадисо у нас идентично. Я обратила на это внимание лишь в тридцать, когда проходила очередной профилактический медосмотр, и доктор сказал мне, что у меня очень здоровый организм -- все тесты определяли мой биологический возраст в двадцать три, максимум в двадцать четыре года. -- И как ты это объясняешь? Она пожала плечами: -- Спроси что-нибудь полегче. Одно ясно: это как-то связано с нашими телепатическими и темпоральными способностями. Возможно, мы даже не люди, а... а какие-то искусственные биологические конструкты. -- Тори поежилась. -- Генетические уродцы, созданные в далеком будущем для коррекции прошлого. От этого предположения мне стало не по себе. -- Разве я... разве мы не дети наших родителей? -- Боюсь, что нет. Я с трудом подавила желание схватить Тори за грудки и хорошенько встряхнуть ее. -- Что тебе известно? Рассказывай! Она достала из сумочки пачку сигарет и протянула ее мне: -- Хочешь? -- Нет, спасибо. Обойдусь. -- А я, пожалуй, закурю. -- Тори щелкнула зажигалкой, прикурила сигарету и глубоко вдохнула дым. -- Еще в своей реальности я слетала на Аркадию, там раздобыла генетические карты отца и мамы и сделала сравнительный анализ ДНК. Результат был однозначным -- я не их дочь. И ты, соответственно, тоже. Я растерянно тряхнула головой: -- Что же тогда получается? Я... мы были удочерены? Но ведь в мыслях отца я ничего подобного не встречала. Он нисколько не сомневался, что я его дочь. Пару раз он вспоминал, как мама меня рожала. Он при этом присутствовал. -- И тем не менее генетическая экспертиза утверждает обратное. А она не лжет. -- Значит, нас подменили? -- Похоже, на то. Другой вопрос, когда именно это произошло и кто это сделал. В отличие от будущего, прошлое я не вижу, поэтому не могу сказать наверняка. Вполне возможно, что подмена была произведена in vivo, еще на ранней стадии беременности. Или вообще мамина беременность была вызвана искусственно, путем пересадки оплодотворенной яйцеклетки. -- О Боже! -- сказала я. -- Дай сигарету. Тори тотчас протянула мне пачку. -- Я так и знала, что ты попросишь. -- Еще бы. Ты же сама говоришь, что видишь будущее. -- Сейчас не вижу. Я перестала видеть его, как только ты заметила меня. Это признак переломного момента. Будущее коренным образом меняется, и то, каким оно будет, зависит от исхода нашей встречи. Я закурила и сделала неглубокую затяжку. В этом мы с Тори отличались: я лишь баловалась сигаретами, а она, похоже, курила по-настоящему. -- А ты не пробовала вернуться во времени к моменту нашего рождения и все разузнать? -- Пробовала. И на этом погорела. Как только я ушла в прошлое дальше своего появления на свет, мое будущее исчезло, а вместо него появилось другое -- твое. С тех пор я утратила способность перемещаться во времени. -- И ты... ты прожила все эти двадцать шесть лет? -- Нет. Когда я увидела, что моя реальность исчезает, то попыталась исправить свою ошибку, и из последних сил рванулась назад, в будущее. По инерции меня перенесло к моменту моего первого путешествия в прошлое, и на этом все закончилось. -- Что за первое путешествие? -- Ты о нем знаешь. Это моя -- а теперь уже твоя -- встреча с Василовым на Терре-Сицилии. Некоторое время мы молча курили. -- Ну ладно, -- сказала я. -- Эпизод с Василовым и двумя Ломбардо мне понятен. Я предотвратила изменение реальности, вызванное появлением двойника Карло. А как насчет всего остального -- похищения Келли Симпсон, моей встречи с Игорем, этих... этих безобразных шашней с Аленой Габровой? -- Тут я вспомнила, что на большинстве "картинок", которые я видела в мыслях Алены, волосы у меня были собраны сзади, на глаза наведены тени, а губы накрашены слишком яркой помадой. -- Или последнее -- твоя работа? Докурив сигарету, Тори сразу достала новую. -- Начнем с Келли. Это была своего рода "подчистка", устранение побочного эффекта от операции по обезвреживанию двойника Ломбардо. При обычных обстоятельствах Келли не обратила бы внимания на странности в поведении Мишеля Тьерри, но из-за найденного на борту корабля трупа она стала излишне настороженной и подозрительной. Если бы она осталась на "Отважном", то непременно догадалась бы о том, что на Эль-Парадисо с Мишелем случилось что-то нехорошее. -- Я тоже догадалась. -- Как и я. Но дальше этого мы не пошли. Зато Келли со своей профессиональной паранойей разведчика добилась бы успеха там, где потерпела неудачу наша телепатия. -- И тогда Мишель остался бы в живых? -- Да. А вместе с ним уцелел бы и Сантини -- правда, ненадолго, он погиб бы в любом случае. Такой вариант будущего я видела с той минуты, когда наняла Ньето, чтобы убить тебя, и до того момента, как ты его подстрелила. В этой реальности через тридцать пять лет Мишель Тьерри возглавил бы правительство Земной Конфедерации и продержался бы на своем посту полных три срока. -- Значит... получается, что я убила его?.. То есть, еще убью -- совершив нападение на Келли. -- Как сказать. Если бы не ты, Василов не получил бы предупреждения о диверсии, и корабль взорвался бы в овердрайве. Вместе с Мишелем, Евой, коммодором Конте и другими людьми, которые летели на "Отважном". Собственно поэтому, как я понимаю, Ньето не смог тебя убить. К тому времени "ты-будущая" уже встретилась с Василовым и рассказала ему о бомбе -- таким образом, ты оказалась крепко привязана к реальности поступком, который тебе еще предстоит совершить, и это спасло тебя от преждевременной смерти. Мы снова замолчали. Аргументы Тори не слишком-то утешили меня -- я по-прежнему чувствовала себя убийцей Мишеля. Да, конечно, я отдавала себе отчет, что в естественном состоянии реальности, без двойника Ломбардо и моего вмешательства, он все равно убил бы адмирала Сантини и застрелился сам. Но ведь я вмешалась -- и, вмешавшись, не предотвратила трагедии... -- Теперь по поводу Игоря, -- спустя минуту продолжила Тори. -- Сама подумай: что было главным следствием твоей встречи с ним? -- Ну, с моей эгоистической точки зрения главным было то, что он влюбился в меня. -- Совершенно верно. Весь следующий день он ждал твоего возвращения и даже пальцем не пошевелил, чтобы остановить Алену, которая решила улететь вместе с отцом. В результате она погибла, а ее место заняла другая Алена -- двойник из несостоявшегося будущего. Так что в общих чертах реальность была исправлена. -- Черт побери, -- пробормотала я, ругая себя за несообразительность. -- Это же было очевидно... Хотя нет. Почему в живых осталась Алена из будущего, а не Алена из настоящего? Ведь так, по-моему, было бы ближе к изначальной реальности. -- Ошибаешься. Та Алена, которая погибла с отцом, не была похищена арранскими террористами и не подверглась допросу под наркотиком. -- А это важно? -- Очень важно. Террористы, спеша получить нужные сведения, передозировали наркотик и не позаботились о сопутствующих препаратах, которые компенсировали бы его негативное воздействие на организм. Поэтому мозг Алены оказался слегка поврежден. Нет, она не сошла с ума и даже не поглупела, но у нее притупилась интуиция, обеднело воображение, ее восприятие мира стало менее глубоким, она лишилась того, что люди называют творческим даром, талантом, искрой Божьей. Алена с десяти лет пишет стихи, я их читала -- они еще незрелые, их слог немного хромает, однако в них чувствуется необыкновенное очарование, они похожи на природные алмазы, которым не хватает только огранки, чтобы превратиться в сверкающие бриллианты. К сожалению, эта Алена больше ничего подобного не напишет. А вот другая Алена, которая не пострадала от рук террористов, через несколько лет переключилась бы на прозу, и потомки признали бы ее величайшей в