и тут же забыл о колдунье: меня куда больше занимала гипотетическая возможность встречи с каким-нибудь местным аналогом белки или ежа, я даже сухарь и кусок шоколада в карман сунул на всякий случай. Зверья мне не обломилось, так что сухарь пришлось скрошить птицам, а шоколад слопать самостоятельно. Зато и приключений на свою задницу я не обрел. В дом вернулся довольным и благодушным - если бы внешность человека менялась в зависимости от настроения, быть бы мне плюшевым медвежонком. Впрочем, по сравнению с моими спутниками, я все равно выглядел мрачным хмырем. С травки они как-то поднялись, даже в дом вошли и уселись за стол, но лица их по-прежнему выражали неописуемое блаженство - и больше, кажется, ничего. Перед каждым стояла деревянная миска с блеклой сероватой кашей, подозрительно похожей на заплесневевшую манку; Его Величество с друзьями уплетал склизкую дрянь за обе щеки, только что не похрюкивая от удовольствия. Ведьма восседала во главе стола, вооруженная котлом и ложкой, глядела на своих гостей с торжествующим умилением, как детсадовская повариха. Мне тут же предложили табурет и полную миску каши. Я осторожно попробовал кошмарное месиво, смутно надеясь, что вкус его окажется великолепным - все же колдунья варила. Однако содержание трапезы полностью соответствовало непривлекательной форме. Манная каша, сваренная на воде, без соли и сахара, была бы куда более гуманным решением. Голод и вежливость сделали свое дело: две ложки серой дряни я как-то в себя поместил. Потом организм заартачился и решительно отказался от продолжения банкета. Хозяйка дома не столько огорчилась, сколько встревожилась, наблюдая мою позорную капитуляцию, но виду не подала - благо Магистр Моти как раз попросил добавки. Принимая миску, он накрыл ведьмину лапку своей ладонью - жест явно не случайный, хорошо просчитанная неназойливая демонстрация нежности, если не страсти. Ну-ну, сказал я себе, парень, кажется, влип. Или не влип, а просто воспользовался моментом? В конце концов, всякому уважающему себя странствующему рыцарю нужна дама сердца... "А еще дама печени и дама селезенки", - подсказал мне ехидный ум, но я на него шикнул и довел благодушное рассуждение до конца: всякому странствующему рыцарю нужна дама сердца, а эта ведьмочка ничем не хуже других, а то и получше, пожалуй. Правда ведь, чертовски хороша, и где были прежде мои глаза?! Впрочем, энтузиазм, с которым мои спутники лопали жуткую кашу, занимал меня куда больше, чем романтические поползновения Магистра Моти. Вдохновившись примером, я заставил себя съесть еще ложку этой вязкой отравы, смутно надеясь, что сейчас случится чудо и я наконец распробую этот тонкий деликатес. Но увы, ничего, кроме омерзения, так и не почувствовал. Наконец Король отставил в сторону опустошенную миску, с наслаждением облизал ложку, мечтательно вздохнул и сказал: - Грешные Магистры, как же все-таки хорошо вернуться домой! - Туда, куда с детства рвался всем сердцем, не умея даже сформулировать это смутное, но страстное желание! - подхватил Магистр Моти. Лаюки поглядела на них, как мне показалось, с некоторым сомнением, но почти сразу заулыбалась и кивнула, соглашаясь. Я же чуть со стула не рухнул от таких речей, но решил держать марку, не выдавать смятения, пока не пойму, что тут у них происходит. Скорее всего, сговорились разыграть меня, как мальчишку, с них станется. Интересно, как они запоют, если я мгновенно включусь в игру? Не так уж это трудно: надо просто ничему не удивляться и соглашаться со всем, что они скажут. Изобразить, что я в восторге от каши, было бы куда труднее, но тут я и пытаться не стал. А поддержать безумный диалог о возвращении домой - не проблема, это мы всегда пожалуйста! - Известное дело, - вдохновенно вступил я, - дом - это вовсе не то место, где ты родился. Память обычно не хранит сведений о нашем истинном доме, но инстинкт велит нам пускаться на его поиски, порой задолго до того, как мы научимся ходить. Что это за место такое - "наш дом", никто не знает и не может знать, поэтому приходится довольствоваться невнятными догадками, которые только уводят нас от истины. У большинства живых существ от рождения нет дома, зато есть восхитительные сны, тайные грезы наяву, первые смутные желания, для формулировки которых еще не хватает слов, - вот и учимся рыдать о несбывшемся, прежде чем узнаем, что это такое... Между прочим, все младенцы ревут о своем несбывшемся, пока их родители думают, будто виной всему мокрая пеленка. А вы не знали?.. - Как же хорошо вы говорите, сэр Макс, - пригорюнился Гуриг. И тут же встрепенулся: - Но иногда оказывается, что наш дом - вовсе не смутный отблеск потустороннего зарева, а именно то место, где мы родились. Другое дело, что можно прожить целую жизнь и не успеть это понять... Но мне повезло: я наконец ясно вижу, что этот дворец и есть мой дом. Настоящий, тот самый сокровенный дом, о котором вы говорили. Иного дома, кроме этого дворца, - Король величественно обвел рукой ведьмину лачугу, словно бы призывая присутствующих разделить его восторг, - у меня нет. Да и не нужно. "Ага, значит, это у нас теперь "дворец", - подумал я. - Ну-ну, ничего себе сценарий! По крайней мере, теперь уж точно ясно, что меня разыгрывают. Что ж, главное - не сдаваться". Поэтому вслух я сказал: - Да, конечно, бывают и такие счастливые совпадения. Но очень, очень редко. - Но это же не... - начала было леди Лаюки, потом махнула рукой и замолчала. Вид у нее, надо сказать, был совершенно обескураженный. То ли она была не заговорщицей, а такой же жертвой розыгрыша, как и я, то ли... Впрочем, иных внятных версий у меня пока не было, только смутное беспокойство. - Дом, - мечтательно вздохнул Магистр Моти. - Наконец-то мы дома! Как бы я хотел никогда больше не покидать этот великолепный дворец ни на день, ни даже на час... - И не покинешь, - заверил его Гуриг. - И я тоже его не покину. Зачем? От добра добра, как говорится, не ищут. Еще четверть часа Гуриг и Моти стройным дуэтом исполняли импровизированный гимн ведьминой лачуге, которую упорно величали "дворцом" и своим "сокровенным домом". Когда один умолкал, чтобы отдать должное кошмарному угощению, второй тут же подхватывал эстафету. Лаюки, напротив, помалкивала, только флегматично кивала, не поднимая глаз; вид она имела предельно рассеянный и даже растерянный. Зато хозяйка наша перестала хмуриться, теперь она светилась от удовольствия и застенчиво теребила бахрому ветхой скатерти; в конце концов я засомневался: уж не она ли главная жертва розыгрыша? Если так, это жестоко. И вообще шутка, на мой вкус, чересчур затянулась. Она с самого начала показалась мне совершенно бездарной, а теперь я с трудом сдерживал желание грубо оборвать своих спутников. От скандала их, честно говоря, спасла только корона Гурига: до сих пор я еще ни разу не ссорился с абсолютными монархами, а потому в последний момент оробел. Решил не наносить Его Величеству публичных оскорблений, а уладить дело путем переговоров с Магистром Моти. Если уж он головой отвечает перед Орденом Семилистника за благополучный исход нашей экспедиции, пусть теперь потрудится установить дипломатические отношения со мной - для начала. Ибо всему есть предел, а уж моему-то терпению - тем более. Безмолвная речь находилась под запретом, поэтому поговорить с Моти прямо сейчас, не вставая из-за стола, я не мог. Но это меня не остановило. - Не могу найти свое курево, - сказал я ему. - И кажется мне, что с утра я сунул кисет в твой рюкзак. А рыться в чужих вещах совершенно не выношу, просто не могу себя заставить. Пойдем поищем вместе, ладно? Он изрядно удивился, напомнил мне, что вещи у нас распределены по рюкзакам хаотически, лишь бы нести удобно было, а потому и деликатничать нечего. Я это и сам прекрасно понимал, просто не сумел быстро выдумать менее идиотский предлог для уединения. К счастью, Магистр Моти решил, что с придурками, вроде меня, проще соглашаться, чем спорить, и вышел за мной в сени, где стояла наша поклажа. Взялся было развязывать тесемки своего рюкзака, но я его остановил. - Не нужно ничего искать. На самом деле я просто хотел поговорить наедине. Трудно без Безмолвной речи, не понимаю, как я раньше без нее обходился... - Поговорить? Со мной? Наедине, по секрету? Как интересно! В голосе его явственно звучал сарказм, но вид парень имел скорее удивленный, чем ехидный. Как будто он искренне считал, что все в порядке и нам нечего обсуждать. - Да не то чтобы очень интересно, - мрачно сказал я. - Собственно, все, что я хотел сказать: кончайте издеваться. Будем считать, что вы с Гуригом успешно меня разыграли. Можете с чистой совестью поднимать меня на смех. Да хоть статью об этом в "Королевском голосе" печатайте, когда вернемся. Но сейчас, пожалуйста, хватит. Я нервничаю. Не нравится мне ваша шутка. Магистр Моти растерянно поморгал. - Что за шутка? - спросил он. - Над кем, интересно, мы "издеваемся"? Над тобой, что ли? Сэр Макс, ты больше незнакомых ягод в лесу не ел? Или - да хранят нас Древние Магистры! - грибов?.. Я так растерялся, что не стал отвечать вопросом на вопрос, а честно сказал: - Вообще в рот ничего не брал, даже компота этого прокисшего, который вы с Гуригом хлестали как не в себя. - Хорошо, если так. Тогда скажи: в чем заключается наша так называемая шутка? Почему ты нервничаешь? Что с тобой творится, дырку над тобой в небе? - Что со мной творится?! Это вы с Гуригом последние полчаса бредите непрерывно: "дворец", "сокровенный дом"... Магистры знают, что у вас в голове: меня разыграть - это, конечно, святое дело, я понимаю. Но вы бы хоть хозяйку пожалели. Не знаю, может быть, она древняя старуха, но выглядит как девчонка и, что еще хуже, верит вам, как девчонка. Думает, вам тут правда нравится. Думает, наверное, вы тут у нее жить останетесь после таких-то разговоров... Ну свинство же, свинство сплошное выходит, а вовсе не шутка! В финале я намеревался рявкнуть, но задохнулся от возмущения и теперь шипел на Моти, как рассерженная гадюка Он глядел на меня с изумлением, неподдельным сочувствием и плохо скрываемой тревогой, и это окончательно выбило меня из колеи. Да чего там, я наконец-то испугался по-настоящему, хотя сформулировать причину своего страха все еще не мог или просто не хотел. Потому что решительно не понимал, что делать, если весь мир, кроме меня, сошел с ума. Лучше бы уж наоборот. Гораздо лучше. - Послушай-ка, сэр Макс, - мягко сказал Моти. - Я теперь вижу: с тобой явно что-то не так. Хорошо хоть, запаха безумия нет, это обнадеживающий признак. Скорее всего тебя околдовали, только ума не приложу, кто и зачем?.. Не знаю, что тебе мерещится, но поверь мне на слово: все в полном порядке. Мы дома, в том самом дворце, где мы с Гуригом когда-то родились. Сидим в пиршественном зале, лакомимся сливочным тангом с дикими фруктами... - "Сливочным тангом", значит? Кто бы мог подумать, такое изысканное кушанье! А с виду, знаешь ли, просто склизкая серая каша, да и на вкус не лучше. А "дворец" ваш, уж прости, дружище, - это просто убогая хибарка в муримахском лесу, здесь трава сквозь пол пробивается, неужели не заметил?.. Увидев, что слова мои отскакивают от Моти как от стенки, я не удержался и сорвался на крик: - Да что с тобой? Что с вами со всеми творится? Ярость только тем и хороша, что сильнее страха; другое дело, что разум она туманит не хуже. Поэтому я постарался взять себя в руки. Особо хвастаться нечем, но хоть драться я не полез или там за плечи его трясти, по щекам хлестать, орать: "Опомнись!" Хрен бы он опомнился - это во-первых. И весьма вероятно, что после такой выходки мне пришлось бы ночевать в ведьмином погребе, связанным по рукам и ногам да еще и с подбитым глазом: драчун-то из меня никакой, честно говоря. Магистр Моти нахмурился было, но тут же заулыбался ласково, даже приторно - так улыбаются врачи, вынужденные объясняться с больными детьми. - Не волнуйся, сэр Макс. Пойми: с тобой случилось несчастье. Ты немного не в себе: все прекрасные вещи и удивительные события кажутся тебе мерзкими и отвратительными. То ли ты бредишь, то ли спишь наяву, но мы найдем способ привести тебя в порядок. Еще вчера, когда мы шли по лесу, это было бы очень плохо, но теперь, когда мы наконец-то дома... Я застонал от отчаяния. Моти истолковал мой стон по-своему: - ...теперь все будет хорошо. Наверняка в этом дворце есть отличные знахари; кстати, после обеда нужно будет узнать, кто теперь занимает должность Придворного Целителя... В любом случае мы обязательно найдем способ тебя вылечить. Скверно, конечно, что тебе всякая ерунда мерещится. Но я-то тебя знаю, ты парень что надо, если захочешь, возьмешь безумие под контроль, верно? - То есть дела обстоят так: вы все "вернулись домой", а мне при этом мерещится ерунда, - покорно повторил я. - Ну-ну... Ладно, как скажешь. Возьму безумие под контроль, если так надо. Мне не жалко. - Вот и славно, - обрадовался Моти. - Ты молодец, сэр Макс. Даю слово, скоро с тобой все будет в порядке. Я похолодел. Когда явный псих твердо обещает, что с тобой все будет в порядке, - жди беды. - А теперь я хочу вернуться в пиршественный зал, - объявил Моти. - Идем, сэр Макс. Я от души надеюсь, что ты сможешь вести себя так, будто все в порядке. Зачем портить Гуригу первый день под родным кровом? А завтра, если печальные видения по-прежнему будут омрачать твой разум, мы подумаем, как тебе помочь. В крайнем случае мы можем отправить тебя к сэру Джуффину. Уж он-то разберется, правда? Больше всего на свете я хотел бы по-прежнему думать, что меня разыгрывают, но не слишком ли достоверная игра для непрофессионального актера? Да и прочие участники представления хороши. Лучше просто некуда. - Да уж, Джуффин, пожалуй, действительно разберется, - согласился я и поплелся за Моти в убогую каморку, которую тот называл "пиршественным залом". Наше объяснение так меня оглушило, что пытаться продолжать разговор было совершенно бесполезно. Надо сперва осмыслить происходящее и изобрести хоть какой-то план действий. Оба пункта программы представлялись мне почти невыполнимыми, но тут уж придется постараться. Кроме меня, кажется, некому. Торжественная трапеза тем временем продолжалась. Гуриг и Лаюки получили добавку и продолжали уписывать за обе щеки серую кашицу. Ведьма встретила нас тревожным взглядом, но Моти немедленно уселся рядом с нею, накрыл ладонью смуглую узкую лапку, принялся любезничать, так что ей стало не до меня, Я занял свое место и принялся изучать обстановку. Немного понаблюдав за присутствующими, я окончательно понял, что от мысли о розыгрыше надо отказаться, сколь бы привлекательной она мне ни казалась. Спутники мои были совсем плохи. Гуриг продолжал восторженно лепетать что-то о доме, который все мы якобы обрели, а Магистр Моти, кажется, вовсе забыл о нашем присутствии: теперь он изливал на муримахскую ведьму какие-то лирические откровения; та помалкивала, но слушала с явным удовольствием. Леди Лаюки имела вполне пришибленный вид; мерзкую кашу сливочным тангом не называла, зато уважительно величала "паштетом", якобы изготовленным по рецепту ее собственной прабабушки. Плохо, конечно, что я слишком недолго знал своих спутников и не мог определить, какие отклонения от нормы для них более-менее в порядке вещей, а когда надо начинать бить тревогу. Впрочем, даже моего скудного житейского опыта хватило, чтобы понять: все они ведут себя как идиоты - бедные, околдованные, привороженные идиоты. Ага. Именно что привороженные. Не зря, ох не зря отказался я от компота! Похоже, опоили нашу компанию каким-то ядреным приворотным зельем, от которого склизкая каша изысканным лакомством кажется, а чужая убогая лачуга - родным домом. Вернее, дворцом. На меньшее мы, надо понимать, не согласны... Что касается Магистра Моти, он еще и любовную лихорадку подцепил; впрочем, как раз это вполне могло случиться и без ворожбы: ведьмочка-то действительно хороша. В отличие от каши и всего остального. Чем дольше я сидел в их компании, тем яснее осознавал ужас нашего положения. Если бы такое произошло, скажем, с кем-то из моих приятелей во время отпуска, я бы решил, что дело плохо, но поправить его проще простого: уменьшить живого человека, спрятать его в пригоршню, между большим и указательным пальцами, и унести в таком виде хоть на край земли - это для меня пара пустяков. А уж пациента к знахарю доставить таким способом - милое дело, не о чем и говорить. Но я путешествовал по Муримаху не с друзьями-приятелями, а с Его Величеством Гуригом Восьмым, который прибыл сюда для исполнения какой-то невнятной и, кажется, очень важной миссии; на колдовство был наложен строжайший запрет, нарушение которого, если я все правильно понял, грозило Соединенному Королевству тайфунами, наводнениями, ураганами и прочими крупномасштабными неприятностями. Рисковать не хотелось. В таких обстоятельствах я даже зов Джуффину отправить не смел. В то время я шагу сделать не мог без его совета, но тут решил: придется пока обходиться собственным слабым умишком. В утешение я пообещал себе: если обнаружится, что иного выхода нет, махну на все рукой и... Но пока придется подождать. Вдруг уже к утру ребята придут в себя, без дополнительных усилий? Хорош я буду в таком случае со своими дурацкими чудесами... Надежды мои были подкреплены житейским опытом. Теоретически, в идеале, приворотные зелья должны бы поражать жертву на всю жизнь, но я знал: на практике обычно оказывается, что срок их действия - несколько часов, в худшем случае - сутки. Все дело, как я понимаю, в Кодексе Хрембера: без применения запрещенных заклинаний ничего кроме слабого любовного "Компота" не сваришь, а в Холоми сидеть не так уж много охотников даже среди безнадежно влюбленных. Размышляя об этом, я терпеливо дождался конца ужина. Покончив наконец с кашей, Гуриг произнес прочувствованную речь о сладостном ночлеге под родным кровом и рухнул на травяной тюфяк у стены. Лаюки, растерянно озираясь по сторонам, встала из-за стола и уселась у ног своего повелителя. Магистр Моти подхватил ведьму под локоток и направился к выходу; по пути он дружески мне подмигнул, шепнул: "Держись, сэр Макс, все будет хорошо" - и увлек даму сердца в благоухающую тьму сада. Я решил воспользоваться моментом и поговорить с Лаюки. Весь вечер она была сама не своя, время от времени разговоры об "обретенном доме" вызывали у нее некоторое удивление, она даже возражать пару раз пыталась - на мой вкус, чересчур нерешительно, но все-таки! Я к этому времени как раз вспомнил, что "компота" она выпила куда меньше, чем Гуриг с Моти, только попробовала, нет ли там отравы, и все. Может быть, поэтому?.. Словом, это железо следовало сперва ковать, а уж потом разбираться, насколько оно горячо. Хуже-то, пожалуй, не будет. - Надо бы нам с тобой поболтать, леди Лаюки, - приветливо сказал я, усаживаясь рядом с нею на пол, у ног спящего Короля. - О чем? - вяло спросила она. - Об очередной любовной интрижке Моти? Ну так меня этим давно уже нельзя удивить. Стоит ему выйти за порог Иафаха, и первая же красотка может начинать вить из него веревки. Иногда это затягивается надолго, дня на три. Но обычно одного вечера бывает вполне достаточно. Так что... Я, признаться, сперва оторопел от неожиданности, но быстро взял себя в руки. - Да пусть себе делает что хочет. Я о другом тебя собираюсь спросить. - О чем? - Теперь она глядела на меня настороженно, исподлобья. Я не знал, как начать, но собрался с духом и выпалил: - Пожалуйста, посмотри по сторонам и скажи мне: что ты видишь? Реакция ее оказалась для меня полной неожиданностью. Огромная Лаюки сжалась в комочек - так, что на какое-то мгновение действительно показалась мне крошечной девочкой, - шмыгнула носом и спросила: - Так ты заметил, да?.. Я решил, что обрел единомышленника, чуть не умер от радости и облегчения и уже собирался заключить ее в объятия, но тут она упавшим голосом закончила: - Ты заметил, что со мной не все в порядке? Я понял, что объяснение предстоит долгое, мучительное и не факт, что результативное. Но попробовать в любом случае стоило. Я набрал побольше воздуха в легкие и начал: - Я заметил, что не все в порядке, но не с тобой. Вернее, не только с тобой. Как я понимаю, все было хорошо, пока мы не пошли купаться. Потом стало очень скверно. Хуже некуда, честно говоря. - Да-да, после купания... - пробормотала она. - Именно после... Но я думала, что хорошо держусь, а ты заметил. Как? - Пожалуйста, - попросил я, - расскажи мне сначала, что ты видишь вокруг? А потом я объясню, как и что заметил. Только не нужно ничего выдумывать, ладно? Я же не хмырь какой-нибудь посторонний, я - Макс, я "свой", я ведь, даже когда в ягуара превратился, не стал на тебя нападать, помнишь? - Ага, только ветчину забрал, - слабо улыбнулась она. - Помню, конечно. - Ты ведь профессиональный телохранитель, - добавил я. - У тебя интуиция должна быть о-го-го! Ты же чувствуешь, когда рядом неправильный человек. А я - правильный. Мне все можно рассказать по секрету, и я тебя не выдам, правда-правда. Ну? Неужели не веришь? - Не знаю, - вздохнула Лаюки. - Ладно, сэр Макс, ты меня раскусил. Но все не так плохо: я, конечно, тоже вижу этот прекрасный дворец и прекрасно понимаю, что сейчас мы с тобой сидим у дверей Королевской спальни, но иногда мне мерещится, что... Она шмыгнула носом - совершенно по-детски - и умолкла. - Что тебе мерещится? - нетерпеливо спросил я. - Лаюки, что именно тебе мерещится? Скажи, пожалуйста. Это очень важно. От этого зависит безопасность Короля, я уже не говорю об успехе нашего похода... - Конечно, - обреченно кивнула Лаюки. - Человек, страдающий галлюцинациями, не может оставаться телохранителем Короля, я понимаю... Ладно, ты прав, сэр Макс. От меня, наверное, воняет безумием, как кошачьей мочой на заброшенной ферме... Так вот, иногда мне мерещится, что этот дворец - жалкая лачуга, а сейчас я почти явственно вижу, что Король валяется на полу, как портовый нищий, хотя я же знаю, что он у себя в спальне, на ложе, под шелковым одеялом... На этом месте она не выдержала и заплакала, да и я чуть не прослезился - от облегчения. Все-таки Лаюки оказалась крепким орешком. Мне бы еще убедить беднягу, что ее "галлюцинации" - и есть самая что ни на есть правдивая картина мира. - А теперь, - попросил я, - успокойся и послушай меня очень внимательно, Лаюки. Во-первых, у меня есть хорошая новость: никаким безумием от тебя не пахнет. И вторая новость тоже ничего себе: мы действительно находимся в хижине, а не во дворце. В хижине "забавной муримахской ведьмы" - так говорил о ней Король, когда мы шли по лесной дорожке, вымощенной желтыми кирпичиками, помнишь? Теперь уже она глядела на меня как на безумца, но я упорно гнул свое. Понимал: ставка очень велика. Либо я сейчас обзаведусь союзником, с которым никакие наваждения не страшны (по крайней мере, чужие наваждения), либо леди Лаюки свяжет меня по рукам и ногам да отволочет в погреб, чтобы не покусал Короля, псих ненормальный. - Гуриг действительно изволит почивать на полу, бедняга. Можешь протянуть руку и пощупать матрас, на котором он лежит. Дрянной тощий травяной матрас, если тебя интересует мое мнение. А перед этим мы сидели за колченогим столом, и вы трое пожирали какую-то мерзостную серую кашу; впрочем, ты величала ее бабушкиным паштетом, а Моти - сливочным тангом. Мнение Его Величества Гурига Восьмого лично мне неизвестно, а жаль. Хотел бы я знать, что ему примерещилось: он-то, кажется, больше всех ее слопал... - Он сперва сказал, что ест сырный омлет, такой, как любил в детстве, а потом - ягодный пудинг по старинному хоттийскому рецепту, такой только мама Моти умела готовить, она же выросла там, на Границе, - серьезно сказала Лаюки. - Макс, ты говоришь, Король действительно спит на полу? То есть мои видения правдивы? Но этого не может быть. Я же иногда прихожу в себя и вижу, что на самом деле... - Просто протяни руку и пощупай матрас, - предложил я. - Но как? Тут же стена... кажется, - беспомощно возразила она. Тогда я взял ее руку и опустил на край королевского ложа. Лаюки глядела на свою конечность с ужасом, словно бы я и правда помог ей проникнуть сквозь стену. - Что ты чувствуешь? - требовательно спросил я. - Ну... похоже на тонкий матрас, да, действительно, - неуверенно согласилась Лаюки. - И, кажется, я трогала край его одежды из туланской шерсти... Мне надоели эти сомнения и полумеры. Я взял вторую руку Лаюки и заставил ее хорошенько ощупать и матрас, и спящего Короля. Гуриг отмахнулся от нас, как от назойливых мух. Буркнул: "Не сегодня, устал", и перевернулся на другой бок. Что ж, по крайней мере, во сне он вел себя более чем разумно. Потом я водил Лаюки по хижине. Заставил ее ощупать шаткий стол, колченогий табурет, ветхий тряпичный коврик у входа, облезлые оконные ставни. Лаюки занозила ладонь; острая щепка оказалась куда более убедительной, чем все предыдущие ощущения, вместе взятые. Лаюки была потрясена. - Последнюю занозу, - объяснила она, - я вынимала из пальца в детстве, в день принятия Кодекса Хрембера. Мы тогда жили на границе с графством Хотта и как раз собирались возвращаться в Ехо, благо замок Рулх снова стал самым безопасным местом в мире... Заноза - это же просто невозможно! Невероятно... - Что именно невероятно? - переспросил я. Лаюки сперва удивилась моей непонятливости, но потом вспомнила, что я чужеземец, и объяснила: - Сэр Макс, это же общеизвестная вещь: в Королевской резиденции, да и вообще в любом более-менее приличном доме невозможно занозиться, даже если очень захочешь. Действительно невозможно! В старые времена строительство всякого жилища заканчивали специальной церемонией. Всего-то четвертая ступень Черной магии, чрезвычайно полезное заклинание: чтобы дом никаким образом не мог навредить жильцам... Впрочем, теперь тоже так делают, только очень хлопотно стало: надо за специальным разрешением в Иафах ходить, а потом ждать несколько дюжин дней, пока из Ордена Семилистника пришлют специалиста, еще и оплачивать его услуги. Некоторые на этом экономят, но большинство все же предпочитает уладить отношения с новым домом и только потом вселяться... Но чтобы в Королевском дворце занозу в ладонь загнать - немыслимо! Я изумленно покачал головой: вот оно как, оказывается! А я-то еще удивлялся, что, перебравшись в Ехо, почти перестал набивать синяки и шишки. Прежде-то, дома, чуть ли не каждый день умудрялся стукнуться - не об столешницу, так об угол подоконника, а ведь еще есть такие прекрасные вещи, как форточка, умывальник и, конечно же, дверные ручки. Но в Ехо со мной действительно не происходило ничего подобного. Я думал, все потому, что помещения здесь просторные, а это, оказывается, специальное заклинание действует, четвертая ступень Черной магии, не хрен собачий. Благотворное воздействие занозы на леди Лаюки невозможно переоценить. Она сразу же собралась, взяла себя в руки, прекратила шмыгать носом и изъявила готовность внимательно меня выслушать. - Я могу не доверять своему разуму, - сказала она, - но уж тело-то мне врать не станет, не для того я его сто с лишним лет тренировала. Заноза есть заноза: мы не во дворце, и я, кажется, начинаю припоминать, как мы пришли в эту хижину. Думаю, нас действительно околдовали... Рассказывай, сэр Макс. Как вышло, что ты в порядке? - Просто я не стал пить ведьмин компот, - объяснил я. А потом постарался как можно более кратко, пока влюбленные не вернулись из сада, описать Лаюки, как выглядела со стороны их трапеза, и пересказать ей краткое содержание приватной беседы с Магистром Моти. - Он, в отличие от тебя, не испытывает никаких сомнений. Совершенно уверен, что мне мерещится всякая ерунда. Спрашивал, не сожрал ли я что-нибудь в лесу... Потом сказал, что непременно поищет мне хорошего знахаря, завтра с утра. Просил держать безумие под контролем, не портить Королю "первый день под родным кровом". Я пообещал взять себя в руки, и он тут же совершенно успокоился. - Скорее всего, дело действительно в этом пойле, - признала Лаюки. - Я сделала всего пару глотков, ты не пил его вовсе, а ребята по два стакана осушили. Хотела бы я знать, зачем ей это нужно? Я имею в виду нашу хозяйку. Добро бы кого-то одного попыталась приворожить, дело житейское, все так время от времени делают. Но зачем ей привораживать всех четверых сразу? Да еще и таким странным образом? Чтобы мы сочли ее лачугу родным домом - что за бред? Какая ей от этого выгода? Выкуп, что ли, получить за нас собирается? Ну так она, кажется, и не подозревает, кто мы такие... - Ну, положим, за простых придворных тоже, наверное, что-то можно получить, - я пожал плечами. - А может быть, ей вовсе и не выкуп нужен. Помнишь, она жаловалась, как тут одиноко и скучно? Вот и решила попробовать: а вдруг мы останемся у нее жить, навсегда? Тесно, конечно, зато веселее... - Да уж, куда как весело, - сурово сказала Лаюки. - Особенно мне. До сих пор ведь мерещится, будто мы с тобой сидим в коридоре дворца, у входа в Королевскую спальню, и только изредка я вижу земляной пол, лачугу и этот матрас дурацкий... И ладно бы мы просто видели дворец вместо хижины, так нет же, она даже в нашу память как-то залезла и все там перелопатила. Гуриг вон весь вечер вспоминал, как резвился здесь в детстве, и Моти тоже вспоминал, да и я кое-что вспомнила. До сих пор отчетливо помню, как мы с Королем вон за той цветастой портьерой от взрослых прятались, и сердце сжимается от умиления, а ведь портьеры этой даже нет в природе - так, наваждение... Что делать-то будем? По-хорошему, надо бы эту красотку арестовать, но не таскать же ее за собой по всему Муримаху! Ума не приложу... - Что с нею делать, меня как раз не очень беспокоит, - вздохнул я. - А вот что мы будем делать с Гуригом и Моти? Объясняться я уже пробовал, не помогло. Может быть, конечно, они к утру сами очухаются, как думаешь? И ты заодно придешь в себя окончательно. - Не знаю, - с сомнением протянула Лаюки. - Я бы на ее месте ради одного вечера не стала хлопотать. Если уж ей действительно так скучно и одиноко... Боюсь, к утру вряд ли что-то изменится. Хорошо, если я ошибаюсь, но... - Для начала надо просто с нею поговорить, - ре шил я. - Надо дождаться, пока они с Моти вернутся - поцелуи под кустом дело хорошее, но вряд ли они в лесу останутся спать. Здесь какая-никакая, а все же крыша над головой... Пусть себе Моти дрыхнет, толку от него сейчас никакого, скорее наоборот, а вот барышне придется еще раз прогуляться на свежий воздух. Объясним бедняге, во что она вляпалась. Пообещаем, что, если быстро и качественно исправит то, что натворила, в Холоми ее, так и быть, не поволокут. Как по мне - пусть себе гуляет на воле. Не жалко. Лаюки нахмурилась. - Ладно, там видно будет, - неохотно согласилась она. - Лишь бы не оказалось, что у нее вовсе нет противоядия. А то навидалась я этих лесных колдунов: порой такого наворожат, что сами потом не знают, куда деваться... - Ну, - я пожал плечами, - тогда просто придется махнуть на все рукой и вернуться в Ехо, там-то уж вас точно приведут в порядок. А потом начнем сначала... Лаюки аж побледнела от негодования. - Да ты что?! Сам не понимаешь, что говоришь! Даже представить боюсь, что станется с Соединенным Королевством, если мы возьмем да и вернемся с полпути. Гуриг мне объяснял, тут такой принцип: пока жив, лучше идти вперед, и будь что будет... Ничего, если чары снять не удастся, я с ним поговорю, напомню, зачем мы на Муримахе. Если ему кажется, что тут его дом, - ладно, пусть так и будет. Пообещаю, что, сделав дело, можно будет вернуться обратно, придумаю что-нибудь... Но возвращаться в Ехо нам никак нельзя! Я невольно поежился от такой перспективы. Путешествовать по лесам Муримаха с неведомой и невнятной целью - это еще куда ни шло. Но проделывать это в компании двух с половиной безумцев, один из которых, ко всему, еще и коронован, мне совсем не хотелось. Впрочем, я отлично понимал, что меня никто не спрашивает. - Ты устал, наверное? - вдруг спросила Лаюки. - Мы-то все хоть после купания вздремнули, а ты убежал куда-то. Можешь пока отдохнуть, если заснешь, я тебя разбужу, когда время придет. К тому же хозяйка на тебя весь вечер косилась как на самого подозрительного типа в нашей компании - теперь понимаю почему. Ей будет спокойнее, если она увидит, что ты дрыхнешь. Идея Лаюки показалась мне дикой и соблазнительной одновременно. "Как?! Спать в такой ситуации?! Немыслимо!" - вопил мой растревоженный разум. "О-о-о! Спать! Ну да, а что еще, собственно, делать, как не спать?" - обрадовалось тело. Нечего и говорить, что в этом споре у разума не было никаких шансов. Я закрыл глаза, клятвенно пообещал самому себе: "Это только на минуточку, чтобы расслабиться, спать не буду ни в коем случае!" - и сам не заметил, как задремал, прямо на земляном полу, даже спальный мешок из рюкзака достать не потрудился. Проснулся я совершенно самостоятельно, внезапно и, как мне поначалу показалось, ни с того ни с сего. Только секундой позже понял, что разбудил меня плач. Кто-то ревел в голос, с подвываниями, но далеко, снаружи, не то в саду, не то и вовсе в лесу. Прислушавшись, я понял, что плачет женщина, да не одна, а две сразу. Я помотал головой, чтобы привести себя в чувство, вспомнил печальные обстоятельства нашего ночлега, огляделся по сторонам в поисках Лаюки. Гуриг по-прежнему спал на своем матрасе, у противоположной стены мирно посапывал Моти, а вот ни нашей телохранительницы, ни хозяйки в хижине не было. Проклиная все на свете, я кинулся в сад. Там было темно, да так, что и глаза открывать не имело смысла. Небо затянуто тучами, ни тебе луны, ни даже звезд. Но плач стал громче, и я побрел к источнику этого печального звука, то и дело натыкаясь на древесные стволы. Под одним из деревьев я и нашел обеих женщин. К моему несказанному изумлению, они сидели обнявшись и рыдали дуэтом. Мое появление их не успокоило, а кажется только пуще раззадорило. Вцепились друг в дружку, как сестренки на невольничьем рынке, глядеть больно. - Что стряслось? - спросил я. - И почему меня не разбудили? Лаюки, мы же вместе собирались... - Прости, - сквозь слезы пробормотала Лаюки. - Илка попросила тебя не будить. Ага. Значит, Илка. Гляди-ка, подружились, кто бы мог подумать... Я обдумал ситуацию и понял, что эта скороспелая девичья дружба мне очень не нравится. Почему - фиг знает. Не нравится, и все тут. - Я решила: ладно, действительно, я и сама справлюсь, если что, - захлебываясь плачем, объясняла Лаюки. - Но тут, в общем, не с чем справляться. Теперь нам уже никто не поможет. Это... Это так грустно и страшно! Глядя на ее зареванную мордашку, я окончательно убедился, что творится неладное. Все же Лаюки - не избалованная барышня из знатной семьи, для которой самые великие душевные потрясения - смерть престарелой болонки да посещение поэтического вечера в трактире "Трехрогая луна". Она как-никак личный телохранитель Короля, дочка и ученица одного из величайших воинов в истории Соединенного Королевства. За несколько дней совместного путешествия я успел убедиться, что ее невозмутимость и здравый смысл выше всяких похвал, разве только мой коллега, сэр Шурф Лонли-Локли, мог бы с нею потягаться. Но Шурф обычно держался строго и даже сурово, а Лаюки приветлива и весела как птичка, поэтому ее уравновешенность, пожалуй, впечатляла меня даже больше. Впрочем, что там меня впечатляло, а что нет - дело десятое. Факт остается фактом: та леди Лаюки, которую я знал, не могла вот просто так, ни с того ни с сего, рыдать в три ручья на груди у малознакомой государственной преступницы, только что успешно покусившейся на Королевский рассудок. Тем более ничего непоправимого не случилось: все мы пока что живы и здоровы, а трезвый ум и память - дело наживное. - Лаюки, - строго спросил я, - с какой радости ты так ревешь? Что случилось? - Ты не представляешь, сэр Макс, - прошептала она. - Такое... такое... такой ужас! Представляешь, кроме нас никого не осталось во всем Мире! Ни единого человека. Пока мы тут бродили по лесу, все умерли: и в Соединенном Королевстве, и на других материках, даже в Красной Пустыне Уандука ни единого дикаря не осталось. И только мы вчетвером тут как-то чудом уцелели, и еще Илка. А лучше бы... лучше бы не-е-е-е!.. Признаюсь честно: в первую секунду я ей поверил. Несколько дней в лесу, без связи с внешним миром - для человека, привыкшего сперва к телефонам, а после - к еще более удобной и безотказной Безмолвной речи, это кое-что да значит. Люди часто даже не подозревают, насколько они эгоцентричны, а ведь в глубине души почти каждый способен поверить, будто человечество может взять да и погибнуть в одночасье - только потому, что он, такой распрекрасный и важный пуп земли, долгое время не получал ни единого известия об этом самом человечестве. Как же оно там без присмотра, в самом-то деле!.. Словом, я поверил. Почти целую секунду я был в аду. Сердце мое рвалось вон из груди, на свежий воздух, но, к счастью, не сумело пробиться, застряло на полпути, где-то в ребрах. Я захлебнулся ужасом и скорбью, как мутной болотной водой; еще немного, и волна эта, пожалуй, утащила бы меня на дно, но я как-то выстоял, выжил, вынырнул на поверхность, перевел дыхание и осознал наконец, что Лаюки городит чушь, полную ерунду, попросту бредит. С какой бы стати человечеству погибать? А даже если и так, неужто все представители гибнущего человечества потрудились доложить о своей кончине двум совершенно незнакомым девицам? Ну или одной из них, какая, к Темным Магистрам, разница... - Лаюки, - спокойно, но очень твердо сказал я. - Немедленно встань и подойди ко мне. Она поглядела на меня с некоторым сомнением, потом пожала плечами и обернулась к своей новой подружке, но та сидела понурив голову и не размыкала объятий. Поэтому Лаюки не сдвинулась с места: не могла, да и не очень-то хотела, кажется. - Пожалуйста, подойди ко мне, - попросил я. - Если ты сию секунду не встанешь, я начну колдовать - вот, к примеру, метну в тебя Смертный Шар. Ты же, наверное, слышала сплетни, будто мои Смертные Шары не убивают, а подчиняют волю? Ну так это чистая правда. Уверяю тебя, ты вскочишь как миленькая, зато Королевской миссии на Муримахе тогда уж точно каюк. Ты меня понимаешь? Это, как ни странно, подействовало. Хотя, казалось бы, зачем нужна какая-то Королевская миссия, если кроме нас на этой планете не осталось ни единого живого человека... Но Лаюки тут же высвободилась из цепких лапок ведьмы и двинулась на меня. Выглядела она, надо сказать, угрожающе, несмотря на размазанные по щекам слезы и сопли. - В драку лезть не советую, - на всякий случай предупредил я. - Ты меня, конечно, пополам переломишь, но Смертный Шар я метнуть успею. И делайте потом что хотите - без меня. Она взглянула на меня оценивающе, поняла: да, действительно, успею, притормозила. Заодно и реветь перестала - каков прогресс! - Достаточно, - сказал я, когда между нами осталось метра полтора. - Остановись пока. А теперь, пожалуйста, объясни мне еще раз: откуда ты знаешь, что человечество погибло? Кто тебе сказал? И самое главное: