Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
 © Copyright Андрей Николаев, 1997
 Коммерческое использование этого текста допустимо только
 с разрешения автора. По всем вопросам пишите:
 Email: legostay@peterlink.ru
---------------------------------------------------------------







                    "Азбука", С-Петербург, 1997.
           (авторский, без редактуры издательства, вариант)


                     С любезного разрешения автора в тексте использовано
                стихотворение Льва Вершинина "Баллада о боевом слоне".




                            "Природа каждому дала:
                             Орлу - горбатый клюв и мощные крыла,
                             Быку - его рога, коню - его копыта.
                             У зайца - быстрый бег, гадюка ядовита,
                             Отравлен зуб ее. У рыбы - плавники,
                             И, наконец, у льва есть когти и клыки.
                             В мужчину мудрый ум она вселить умела,
                             Для женщин мудрости Природа не имела
                             И, исчерпав на нас могущество свое,
                             Дала им красоту - не меч и не копье.
                             Пред женской красотой мы все бессильны стали,
                             Она сильней богов, людей, огня и стали."
                                                             Пьер Ронсар










                                    "Срок придет - и совершится
                                     Предназначенное богом,
                                     Пожалеет он скитальца,
                                     И придет конец тревогам."
                             Ш.Руставели, "Витязь в тигровой шкуре".


     Черноволосый мужчина с гордой осанкой, сразу указывающей на его
благородное происхождение и немалый боевой опыт, прошел в комнату,
которую указал молчаливый усталый слуга, взял у того факел и кивнул,
собираясь закрыть дверь на щеколду. Не очень подходящая обстановка
для знатного французского рыцаря, но, учитывая военное положение и
количество людей, собравшихся в замке, вполне устраивала -
доводилось довольствоваться и куда более скромным ночлегом.
     Мужчина воткнул факел в жирандоль, расстегнул пряжки на куртке
- так, в запыленных и грязных после быстрого перехода по болотам
одеждах, и пришлось садится за ужин за просторным хозяйским столом.
Времени помыться и побыть в одиночестве, чтобы перевести дух и
обдумать создавшееся положение, просто не было.
     Он подошел к окну и выглянул во двор. Там жгли костры и
укладывались на ночлег прямо под открытым небом, благо погода
позволяла, солдаты бриттской армии.
     Когда-то, тринадцать лет назад, он уже был в этом замке,
представившись странствующим пилигримом. Только тогда двор был сонен
и пустынен, лишь изредка подходил к колодцу кто-то из челяди.
     Мужчина усмехнулся, вспомнив свое первое посещение Рэдвэлла.
     Он, Хамрай, чародей, достигших самых вышних высот магии, тогда
не выдержал. Неприятно вспоминать о собственных промахах, даже если
учитывать, что в то время он был изведен неудачами в многочисленных
магических опытах и бесплодным ожиданием до предела.
     Богиня Моонлав, одна из пяти детей Алгола... О, Моонлав...
Хочется и проклинать, и благословить ее одновременно. Она спасла
Хамрая в тяжелые времена после Великой Потери Памяти, когда он был
еще юношей, почти мальчиком, едва умеющим читать и знающим лишь самые
азы магии. Она возлюбила его, она направила его к шаху Балсару,
которому покровительствовала, вознесла до небес человеческих желаний,
подарила долголетие, равное бессмертию... И она же, вернее - из-за
нее, Хамрай упал в пропасть человеческого отчаяния, когда невозможно
получить желаемого. Алвисид, брат Моонлав, основатель алголианской
церкви, наложил на любовников Моонлав шаха Балсара и Хамрая,
заклятие, запрещающее им прикасаться к женщине.
     Хамрай не мог ручаться, что заклятие наложено лишь на них двоих
- Моонлав была весьма любвеобильна, умудрилась даже к Луциферу в
постель залезть... Хотя на Повелителя Тьмы вряд ли наложишь заклятие,
даже Алвисиду это, наверное, было бы не под силу. Впрочем, кто знает,
кто знает... Не зря же Луцифер тоже заинтересован в возрождении
расчлененного бога.
     Тогда, больше сотни лет назад, Хамрай ненавидел Алвисида. Не
из-за заклятия, еще до того - просто потому, что Алвисида ненавидела
Моонлав. Что не поделил Алвисид с остальными четырьмя богами, Хамрай
не знал.
     Что Хамрая не касается - то не касается.
     Хотя Директорию Моонлав, вошедшую в священную книгу алголиан,
писал именно он. Иногда Хамрай считал, что Моонлав и пригрела его
из-за этой директории, поскольку сама литературными талантами не
обладала совершенно, а в пику Алвисиду создать свой священный текст
мечтала...
     Хамрай покачал головой, отгоняя неприятные мысли - перечитав
через много лет эти директории, он жутко стыдился, хотя никто и не
знал, что они принадлежат его перу. Да и отношение к Алвисиду у него
изменилось.
     Давно уже целью его жизни стало вернуть из магического небытия
великого бога алголиан. Вернее, средством для достижения другой цели
- снятия ненавистного заклятия с него и с шаха Фарруха Аль Балсара.
     За сто с лишним лет, что прошли с момента наложения заклятия,
гибели Алвисида и исчезновения остальных четверых богов неизвестно
куда, шах Балсар значительно расширил свои владения. Он прямо-таки
извелся без наследника. Ему все время мерещилось, что он погибнет и
все завоеванное великими трудами и лишениями достанется невесть кому.
Он все время изводил своего придворного чародея, старого друга и
товарища по несчастью, чтобы тот нашел способ - какой угодно! -
снять заклятие. И Хамрай искал, ставил бесчисленные опыты,
странствовал по свету в поисках магических предметов в надежде
избавить шаха - и себя, разумеется - от несчастья. Бесполезно.
     Оставалась одна надежда - в предсказании сказано, что один из
многочисленных потомков Алвисида, будет обладать частицей его силы и
сможет возродить погибшего бога.
     И этот человек, носитель Силы Алвисида, четырнадцать лет назад
родился в этом вот замке, в далекой от столицы шаха Балсара Британии.
     Хамрай столь долго ждал знамения о рождении наследника,
обладающего силой поверженного бога, что, увидев в черном звездном
небе зеленую спираль Алвисида, сломя голову кинулся в Британию.
     Он смутно помнил дорогу, которая заняла многие месяцы - он жил
одной мыслью: этот младенец может возродить Алвисида!
     Хамрай знал: любой ценой он обязан не допустить случайной гибели
нового наследника, как уже случилось со вторым наследником. И должен
убедить третьего родившего за полтора столетия обладателя Силы
собрать девять частей расчлененного божественного предка. Первого
наследника, кстати еще ныне здравствующего двоюродного деда
нынешнего, отца Гудра, убедить не удалось - к тому времени уже был
возведен в сан...
     Поэтому, наверное, чертову дюжину лет назад нервы у опытного
чародея не выдержали и он похитил четвертого сына графа Маридунского
прямо из колыбели. И ночью, в лесу, жутко испугался, когда младенец
разорался так, что все птицы взлетели с насиженных мест, а потом,
вдобавок, и обмочил старого мага. К тому же, Хамрай прочувствовал,
что пропажу заметили и сам граф возглавил погоню.
     У старого мага хватило сил расстаться с драгоценной добычей и
положить истошно вопящего малыша в придорожные кусты, чтобы его сразу
заметили преследователи.
     Но граф хотел найти и жестоко покарать наглеца, посмевшего
похитить его сына.
     Хамраю пришлось прижаться к вековому дубу, с помощью магии
вжиться в него и самому стать этим дубом. Графские воины до самого
утра обшаривали окрестный лес и Хамрай думал, что его руки навсегда
превратились в ветви...
     А потом, когда опасность, не шибко страшная для опытного
чародея, миновала, Хамрай упал обессиленно и лежал, приходя в себя.
День лежал или два, может быть - три, а, может, и все десять. Он не
знал, что делать дальше, ему надо было успокоиться. Даже если он
все-таки похитит младенца, все равно придется ждать, пока он
возмужает. Но Хамрай бы смог сам воспитать его...
     Так, лежащим в прострации под старым деревом его и нашел голубь,
посланный Гудэрзом - верным старым слугой Хамрая, оставшемся в
шахском дворце. Гудэрз сообщал, что почти сразу после отъезда Хамрая
во дворце появился могущественный маг, зачаровавший Фарруха Аль
Балсара. Что шах подчинился влиянию пришлого честолюбивого
чаромастера и выполняет все его прихоти, а в народе растет
недовольство и в провинциях вот-вот вспыхнет бунт.
     Политика всегда была чужда Хамраю - это дело шаха. Но Балсар
был не только его повелителем - какой к Силам Космическим может быть
у тайлорса повелитель?! - но и старым другом. Пришлось поспешить
обратно, почти забыв об отдыхе и сне.
     Пришлый маг оказался не таким уж могучим - так, всего-то
третьего тайлора. Но глупым, жадным и жестоким до крайности. Изгнать
его не составило труда. Пришедший в себя шах вновь стал требовать у
Хамрая, чтобы тот снял заклятия.
     Как будто чародей не тратил все время и силы в тщетных попытках
добиться желаемого!..
     Перед Хамраем встали две серьезные проблемы - как войти в
доверие к наследнику Алвисида и как оставить шаха, чтобы
какому-нибудь дураку, слегка владеющему магией, не возжелалось вновь
попробовать свои чары на владыке полумира.
     Со второй задачей он справился, а вот с первой...
     Над Рэдвэллом царила ночь. Старого чародея никто не мог видеть
сейчас. Его губы сложились в длинную дудочку, чрезвычайно
обезобразившую лицо, и магический неслышный свист понесся по округе
- где бы ни находился сейчас голубь-посланец, он услышит звук,
предназначенный ему одному.
     Хамрай заметил магическую птицу еще на выезде из взятого саксами
Камелота, но за все эти дни у него не было возможности остаться
одному.
     Хамрай снял перевязь с мечом и подошел к металлическому зеркалу
оставлявшему желать лучшего - не сравнить с магическими зеркалами
или даже обычными во дворце шаха.
     В свете факела в мутной поверхности на него смотрело красивое
лицо - с черными усами, горящими глазами, орлиным носом и волевым
подбородком. Очень была к лицу трехдневная щетина; чуть подернутые
паутиной седины волосы спадали на плечи. Лицо мужественного рыцаря и
дамского любимца. Лицо барона Ансеиса, пэра Франции...
     Не такой уж и умелый боец оказался этот самый барон, а вел себя
не как рыцарь, а как разбойник с большой дороги. Собственно, они и
встретились на большой дороге, Хамрай победил барона в честном
поединке. В честном - если считать честным, что у барона было двое
оруженосцев и длинное копье, а у Хамрая лишь сабля, взятая по
настоянию главного телохранителя шаха. Барон напал на ехавшего в
задумчивости странника без всякого предупреждения. Хамрай не стал
использовать магию - он не только чародей, он и воин. И собирался
завоевать любовь юноши именно мужеством и воинским искусством...
     Все получилось очень удачно. Пэр Франции не слишком отличался
внешне от чародея, кроме того, конечно, что сам маг стремился всегда
выглядеть неприметно. Не составило особого труда вжиться в образ
поверженного барона и принять его облик. Хамрай даже заезжал в
родовой замок барона, чтобы сменить коня и изношенное за время
поисков Ансеисом Чаши Грааля вооружение. Родная жена барона не
заметила подмены и Хамрай спокойно мог бы улечься на супружеское
ложе. Мог бы - если бы мог, если бы не заклятие...
     Хамрай вспомнил о первой красавице бритского королевства
Аннауре, которая четверть часа назад провожала его взглядом... таким
взглядом, что его не забыть, даже очень захотев. И это тоже было
опасно. Хамрай не боялся сражений и поединков. Старый маг боялся
женских чар, которым не мог противопоставить свое умение. Он мог их
лишь избегать...
     На подоконник, наконец, опустился серый голубь и Хамрай поспешил
к нему, погладил ласково. Посланец Хамрая самому Хамраю. Этому
беззащитному на вид голубю не страшны никакие хищники - не
воздушные, ни земные. Когти птицы способны мгновенно вырастать на
любую длину и в состоянии разорвать горло даже могучему льву.
     Правой рукой маг легонько щелкнул голубя по затылку. Из клюва в
подставленную ладонь упал черный матовый шарик, очень напоминающий
жемчужину.
     Хамрай вздохнул. Именно этого он ожидал, но надеялся, что
получит обычное послание - мол, все в порядке. У мага был с собой
такой же магический шарик, но остался в куртке где-то у палачей
принца Вогона. Разыскивать куртку было некогда, да и, честно говоря,
тогда он совсем забыл об этом, вспомнил лишь когда увидел
птицу-посланца.
     Он прошел к постели и лег. Закрыл глаза и проглотил волшебный
шарик, мысленно настраиваясь на проход по магическому пространству.
     Он не терял сознания - просто когда путешествие по бескрайней
пустоши окончилось, он открыл глаза и увидел свою собственную комнату
в секретной башни шахского дворца. Он не переместился телесно - во
дворце была лишь его видимость.
     В комнате было темно и маг прямо сквозь запертую дверь вышел в
коридор и прошел до комнат Гудэрза. Слуги там не оказалось. Хамрай
покинул башню, спустился в подземный коридор, ведущий мимо его
личного зверинца в шахский дворец.
     Гудэрз кормил мясом своего любимца - двухголового шинийского
льва. Боковым зрением заметив какое-то движение в конце коридора,
слуга повернулся и вздрогнул; рука непроизвольно потянулась к запору
клети, чтобы выпустить на чужака грозного хищника.
     - Это я, Гудэрз, - сказал Хамрай. - Здравствуй. Что у вас
случилось?
     - Хозяин? - удивился слуга. - Вас и не узнать. Да и в голове
не укладывается, что вы здесь и одновременно еще где-то... За столько
лет я, казалось, ко всему привык, но это... Вы... то есть ваш
двойник... то есть... ну, в общем, он пошел к повелителю. Шах
собирается на войну, а так ничего не случилось, все нормально...
     Хамрай улыбнулся ему и подумал, что Гудэрз совсем стар, скоро
перейдет в мир иной. А ведь маг взял его в услужение двенадцатилетним
мальчишкой.
     - Хорошо, я еще поговорю с тобой, потом, - кивнул Хамрай и
отправился дальше, не обращая больше внимания ни на слугу, ни на
диковинных существ в клетках зверинца.
     В конце коридора он увидел самого себя. Двойник почувствовал его
появление и поспешил встретить мага, чтобы охрана случайно не подняла
тревогу по всему дворцу.
     Давным-давно Хамрай изобрел способ делать полных двойников -
это открытие тысячи раз спасло жизнь шаху. Когда какой-либо наглец,
едва владеющий магией, заявлял, что может снять заклятие с
пресветлого владыки, Хамрай не возражал. Но проверял действенность
снятия заклятия на двойнике повелителя - тысячи раз он наблюдал, как
после соития с женщиной двойник шаха превращался в жуткого монстра.
     В первый раз они едва остались живы: чудовище запросто уложило
отряд отборных телохранителей. Впоследствии проверяли снятие заклятия
в специальной комнате, где многотонная плита обрушивалась на еще
только начинающего перерождаться монстра.
     Хамраю даже в голову не приходило делать двойника кого-либо,
кроме самого шаха Балсара, и то двойнику предстояло жить не более
нескольких десятков минут. Сделать двойника самого себя... Он боялся.
Ему было жутко даже представить, что появится еще один человек,
который знает то же, что и он, думает так же...
     Как с ним себя вести? Как вести себя с самим собой?
     Говорят, в чужую душу не залезешь. Как оказалось, нельзя залезть
даже в душу собственную.
     Старый чародей замедлил шаг, оттягивая встречу с двойником. Он
ни о чем не говорил с ним перед отъездом, когда создал его. И не знал
о чем говорить сейчас. Хотя, надо сообщить ему все о наследнике
Алвисида. Все, что уже успел выяснить.
     Хамраю было неприятно узнавать самого себя в двигающемся
навстречу мужчине. Неужели он при ходьбе так по-дурацки затопыривал
за спину правую руку?
     И двойник, чувствовавший себя полновластным хозяином в этом
подземном коридоре и в башне, тоже замедлил шаг.
     Они остановились друг против друга.
     Хамрай вдруг понял, что чувствует себя так, словно готовится
вступить в тяжелый магический поединок. С кем? С самим собой?
Победителя не будет.
     Видно, у обоих магов мысли были одинаковы - они рассмеялись
одновременно.
     - Ладно, - кивнул Хамрай двойнику, - идем к шаху. Случилось
что? Зачем вызывал?
     - Я беспокоился о твоей судьбе, - сказал двойник, повернувшись
и зашагав в обратную сторону. - В неизвестности всегда жить тяжело.
     Хамрай странно посмотрел на проводника.
     - Э-гей, - сказал он. - Что-то я не замечал в себе раньше
привычки лукавить перед самим собой. Если б я погиб, ты бы сразу
почувствовал, что моя сила перешла к тебе.
     - Я действительно беспокоился, - твердо сказал двойник. -
Сколько лет прошло...
     - Сколько? - пожал плечами Хамрай. - Путешествие в Тибет
длилось гораздо дольше... И шах не волновался.
     - Шах и сейчас не волнуется, он собирается навести порядок в
Парфии... Я... Ты видел наследника Алвисида?
     - Да. Сегодня. Остановись.
     Двойник послушно развернулся. Хамрай положил пальцы ему на
виски.
     - Смотри в глаза...
     Но двойник и сам знал, что делать. Он откинул факел на каменный
пол и тоже положил пальцы на виски Хамрая.
     Страхи непроницаемого с виду шахского чародея, непрекращающиеся
неудачные попытки снять заклятие Алвисида, новые лица визирей,
значительные и незначительные происшествия последних лет в стране и
государстве хлынули в память Хамрая, вжившегося в образ гордого
французского барона. Он автоматически отбрасывал все лишнее,
наносное, ему не нужное.
     Он почувствовал, как вздрогнул двойник, узнав о событиях,
происшедших в столице Британии за последние дни, и увидев образ
рыцаря, которому суждено - вернее, который может - возродить
Алвисида.
     - Симпатичный юноша, - только и сказал двойник.
     - Он соберет Алвисида, - уверенно произнес Хамрай. - Все,
идем к шаху. У меня не так много времени.
     Двойник подобрал факел и быстрым уверенным шагом отправился
вперед, осмысливая полученные знания. Хамрай чувствовал, что двойник
тоже уверовал, что этот юноша, которого он и сам-то видел лишь
несколько минут, возродит Алвисида, а возвращенный к жизни бог, в
свою очередь, снимет заклятие с шаха Балсара.
     Нилпег, личный телохранитель шаха, при виде чародея и его
спутника открыл дверь в покои Балсара. Хамрай улыбнулся старому
знакомцу.
     Нилпег внимательно вгляделся в гостя, узнал, несмотря на
непривычные одежды, Хамрая и чуть склонил голову в знак приветствия.
Хамрай отметил, что время властно над всеми и у Нилпега уже седые
вески. А ведь он не так давно у шаха, лет двадцать, не больше.
     Время властно над всеми, кроме шаха, который все так же в мудр и
силен, как полторы сотни лет. Благословение Моонлав, подарившей
вечную молодость, и заклятие Алвисида, запретившего продолжение рода
- вот две особенности, отличавшие шаха Фарруха Аль Балсара (и его
верного друга-чародея) от обычных подданных великого государства.
     - О, как вырядился, - проворчал владыка полумира, когда дверь
закрылась. - Развлекаешься?
     Тело Хамрая было бесплотно, но он сел в приготовленное кресло,
чтобы не смущать владыку, который магию в повседневной жизни не шибко
жаловал. Он пользовался услугами чародея при малейшей необходимости,
но внешних проявлений не любил.
     Личный покой шаха, где он проводил часы раздумий, возводя свои
грандиозные планы, был скромен. Кроме них троих в просторной комнате
никого не было, если не считать двух певцов в углу, которые смолкли
по жесту шаха. По их голосам было сразу ясно, что они кастраты.
Хамрай знал от своего двойника, что в последнее время шаху нравилось
окружать себя людьми, лишенными мужества, чтобы самому чувствовать
себя мужчиной. Хоть он и не мог подойти к женщине, плотские утехи он
утолял с красивыми белокожими мальчиками - пленниками из северных
земель.
     - Угощайся, - кивнул шах на графин с вином, которое
доставлялось во дворец специально для Хамрая. - И рассказывай. Есть
ли какая-нибудь надежда, или опять пузырь на воде?
     - Надежда всегда есть, - кивнул Хамрай и взглянул на двойника.
     Тот смотрел на человека, полным отражение которого был, и
молчал. По привычке налил вина и пригубил.
     - Рассказывай, - приказал шах. - Все по порядку. Я хочу
знать, что тебе удалось сделать.
     Хамрай приготовился к долгому рассказу. Двойник, который уже все
знал доподлинно, с интересом ждал: что Хамрай расскажет шаху, а о чем
умолчит. Ему не давал покоя образ красавицы, мелькнувший в
воспоминаниях "французского барона".
     - Я много раз говорил, что когда имеешь дело с наследником
Алвисида, - со вздохом начал Хамрай, - необходимо терпение,
терпение и еще раз терпение. Я собирался явиться в Рэдвэлл - вотчину
графов Маридунских в обличьи французского рыцаря барона Ансеиса. Я
хотел сделать вид, что собираюсь взять уроки владения мечом у лучшего
бриттского воина, живущего в замке. Наследник Алвисида, я уже
рассказывал об этом, - четвертый сын графа Маридунского. Я хотел
обворожить юношу, как рыцарь, и взять с собой якобы на поиски Святого
Грааля - христианские рыцари любят совершать подобные путешествия. В
конечном итоге, я мог бы и привести его к Чаше на самом деле...
     - Тебя не пустили в замок? - насупив брови, спросил шах.
     Хамрай рассмеялся.
     - О нет. Видно, Моонлав помогает нам, даже уйдя в небытие.
Получилось гораздо лучше. В маленьком городке я встретил графа
Маридунского с его старым другом - королем Сегонтиумским. Они
усадили меня за свой стол и пригласили на рыцарский турнир, куда
отправлялись сами. Уррия, наследника Алвисида, с отцом по юности лет
не было, но я решил сперва завоевать симпатии отца, а уж только потом
- сына. Когда имеешь дело с Наследником Алвисида...
     - Знаю - терпение, терпение и терпение, - проворчал шах.
     Хамрай кивнул:
     - Окольные тропы всегда лучше, ибо позволяют осмыслить путь и
не совершить неисправимых ошибок.
     - И ты отправился с ними на турнир?
     - Да, и даже решил принять участие в нем.
     - Ох уж эти северные турниры! Распоследний воин из моей армии
положит всех их рыцарей...
     - Что ж вы до сих пор не завоевали Британию, солнцеподобный
шах? - неожиданно язвительно спросил Хамрай.
     Молчавший двойник с удивлением посмотрел на Хамрая. Годы разлуки
сказывались - они еще были одним человеком, но... Нет, они уже были
разными. Разными - с общими воспоминаниями. И одной целью. Впрочем,
и здесь не совсем так. Если Хамрай-первый погибнет, то... Двойник
покачал головой, отгоняя подобные мысли. Если Хамрай-первый
почувствует о чем он даже мечтать не смеет, то жить ему осталось
лишь... А сколько? Да пока Хамрай-первый не вернется сюда - только
при их личной встрече двойник погибнет. А пусть еще вернется, когда
там, в Британии, такое творится...
     - Продолжай, - потребовал шах, не ответив. - Надеюсь, ты всех
победил?
     Пред глазами Хамрая вновь возникло бешено приближающееся тупое
острие сэра Гловера и рев зрителей.
     - Да, победил. Но после того, как были побеждены в дружеских
боях тупым оружием все зачинщики, меня вызвал на бой боевым оружием
некий сакский рыцарь. Должен пояснить, что саксы - непримиримые
враги бриттов, живут на одном острове и никак не могут его поделить,
очередная война была неизбежна... Так вот, в последний момент я
почувствовал, что за саксом стоит мощный маг и в момент удара копье
будет весить столько, что пронзит меня насквозь, как кисель. Мне
стало обидно...
     - А ты разве магию не применял? - вдруг подал голос доселе
молчавший двойник.
     - Нет, - гордо ответил Хамрай, почему-то подумав, что за
последнее время действительно изменился. - Среди рыцарей я веду себя
как рыцарь.
     - Среди рыцарей! - фыркнул вдруг шах. - Пошли туда Нилпега,
он один всех твоих бриттов сразит, хоть тупым орудием, хоть боевым.
     Хамрай лишь пожал плечами.
     - Ладно, продолжай. Он победил тебя?
     - Нет, я тоже использовал магию. Он промахнулся и магия,
стоявшая за ним, сорвала его с коня. Бриттский король провозгласил
меня победителем и я, прочувствовав желания графа Маридунского,
выбрал королевой красоты малолетнюю дочь короля Эдвина Рогнеду.
     - То есть, ты добился желаемого, произвел впечатление на отца
наследника Алвисида и вы вместе приехали в его замок?
     - Почти, - усмехнулся Хамрай. - Все далеко не так просто.
Этим поверженным мною рыцарем оказался наследник сакского короля
Фердинанда, принц Вогон. Они замыслили взять бриттов хитростью.
Сперва они заручились согласием короля Эдвина выдать за принца
Рогнеду, затем король на пиру сообщил об этом всем и тотчас умер.
Принц Вогон объявил, что он теперь по праву верховный король
Британии.
     - И твои хваленые бриттские рыцари проглотили подобную
наглость? - презрительно спросил Балсар.
     - Нет, конечно, - усмехнулся Хамрай. - Меня сперва это не
касалось, я сидел за столом, скучая. Но свершилось нечто
непредвиденное - погибли старший и третий сын графа Маридунского.
Мне стало немного не по себе.
     - А тебе-то что? - удивился шах.
     - Второй сын графа, по обычаю, посвящен в сан священника.
Теперь, если погибнет граф, Уррий, наследник Алвисида, вступает во
владение графством и очень трудно будет заставить его собирать
поверженного бога.
     - И ты?
     - Помог бриттам. За саксами стоит колдун - первого тайлора. Но
у него еще два брата - оба второго тайлора. С тремя мне было
справиться достаточно тяжело. Я не раскрылся. Принц Вогон велел
приковать меня к потолку, к ногам повесили чушку и били. Принц не мог
простить мне утреннего поражения.
     - И ты позволил?
     - Я был слаб после битвы в магическом пространстве. Давно не
пользовался магией. Но я чуть отошел и вызволил графа из темницы.
     - И вы бежали вдвоем?
     - Нет, граф не из тех, кто бросит товарищей в беде. Мы
вызволили всех бриттов и в Рэдвэлл прибыла целая армия. Мы прибыли
лишь сегодня и войска готовятся к битве у стен Рэдвэлла.
     - А почему они думают, что саксы пойдут к Рэдвэллу? Они взяли
столицу...
     - Потому, что в Рэдвелле, на воспитании графа находился юный
наследник короля Эдвина. Кстати, сверстник наследника Алвисида и его
близкий друг. К тому же, разумно разбить всех лучших бриттских
рыцарей разом.
     При словах "юный наследник короля" шах стиснул зубы. Впрочем,
заметить это мог лишь Хамрай, давно знавший Балсара. И его двойник,
разумеется.
     - К юному Этварду были посланы наемные убийцы саксов, -
спокойно продолжал Хамрай. - Я опасался, что может пострадать и
Уррий, хотел сообщить сенешалю замка...
     - И что же тебя остановило? - спросил двойник.
     - Не было необходимости. В Рэдвелле со своими головорезами
сидит сам Фоор. Почувствовал, что наследник проявил силу.
     - Фоор! - в один голос воскликнули и шах, и двойник чародея.
     Верховный Координатор алголиан. Это серьезно.
     - И тут он! - в сердцах произнес Балсар. - Мне его каталог в
Парфии поперек горла стоит. Пусть переносят куда угодно, иначе просто
с землей сравняю. Так можешь и передать ему. Прямо сегодня, когда
вернешься!
     - Фоор намерен с помощью наследника возродить Алвисида, -
сказал шаху двойник чародея и повернулся к гостю: - Ты разговаривал
с ним?
     Двойник знал, что разговаривал, но хотел из слов чародея уловить
что-то, чего не было в полученной памяти.
     - Да, он не отказывается от моей помощи. - Хамрай усмехнулся.
- Как и я - от его. Он рассказал мне о событиях в Рэдвелле и
окрестностях.
     - Они были достойны того, чтобы о них рассказывать? - спросил
Балсар.
     Хамрай вновь пожал плечами.
     - Для меня они говорят очень многое. После того, как выслушал
Фоора, я верю, что этот Наследник Алвисида исполнит предсказание.
     - Я слушаю, - сказал шах.
     - У алголиан в Маридунском графстве находится тайный храм с
очень важной для них реликвией - частицей плоти Алгола. Это каменный
шар, висит прямо в воздухе и никакая сила, кроме наследника Алвисида,
не может сдвинуть его с места. Такие же реликвии есть в каждом из их
шестнадцати каталогов, но это самая сильная и важная. Так вот, по
каким-то причинам Алвисид запретил своим апологетам распространять
веру и действовать открыто на территории Британии, алголиане
вынуждены там скрываться. Храм был замаскирован под обычную часовню,
каких множество. Отстоятель частицы Алгола выдавал себя за
отшельника, Уррий возил ему раз в неделю провизию. В последний раз он
приехал в часовню как раз в разгар их великого праздника - Дня
Одухотворения - когда шар оживал. Этот шар признал Уррия и сам
отдался ему в руки. Надо сказать, что наследник вел себя очень
достойно, когда выскочили охранники покарать наглеца, посмевшего
помешать церемонии. Уррий с помощью волшебной реликвии разрушил
часовню и забрал шар...
     - И после этого Фоор... - не выдержал шах.
     - Фоор мудр, - несколько невежливо перебил его Хамрай. - И он
как, и я усвоил, что когда имеешь дело с наследником Алвисида
необходимо терпение, терпение и еще раз терпение. Да и потеряли они
немного - человек двадцать...
     - Это еще куда ни шло, - кивнул головой шах. - Продолжай.
     - Уррий не захотел везти шар и трофейные мечи в замок, он решил
спрятать их неподалеку в озере. Там посреди есть островок, в укромном
гроте он и оставил шар. Разбуженный инородным магическим предметом,
проснулся живущий в озере стеклянный дракон и сильно напугал
наследника. Спасаясь, Уррий поплыл обратно к берегу, но сил не
хватило. Я с ужасом думаю, что в это самое мгновение знакомился с
графом Маридунским, а наследник Алвисида лежал на дне какого-то там
озера. Но видно сами Силы Космические на нашей стороне. Мимо
проплывали три дочери местного царя Ста Озер. Они спасли
наследника...
     - Продолжай, - потребовал заинтригованный шах.
     - На следующий день, с отрядом воинов из замка,
предводительствуемых сэром Баном, тем самым лучшим мечником, Уррий
отправился к часовне, забрать мечи, которыми славятся алголиане. Но у
часовни ничего не обнаружили - Фоор озаботился. Тогда Уррий поехал к
озеру и случайно наткнулся на колдуна, герцога Вольфангера, который
от тоски поймал именно тех самых трех озерных дев и решил
позабавиться. Вольфангер с армией союзных саксам варлаков, скрывался
до поры до времени в тех лесах. Уррий со своим отрядом напал на
насильника. Когда Вольфангеру пришлось совсем тяжело, он решил
метаморфироваться в дракона. Он второго тайлора, ему можно, -
пояснил Хамрай шаху, хотя тот объяснений не требовал. - У Уррия было
всего несколько мгновений и он успел вонзить меч в правый глаз
дракона. Сами знаете, что бывает. Но тут подоспело подкрепление
варлаков. Почти все воины отряда уже погибли и наследнику было бы
несдобровать. Однако, вмешались алголиане, раскрыв себя и открыто
встав на его сторону. Все это, в общем-то, не заслуживало бы
упоминания, хотя конечно характеризует наследника, как отважного и
благородного юношу, если бы погибший колдун не был родным братом
герцога Иглангера, с которым мне пришлось биться на магическом уровне
в Камелоте. Иглангер с братьями поклялся отомстить Уррию.
     - Он уже предпринял что-либо?
     - Не успел. Я думаю, что Фоор и я справимся.
     - Еще что-нибудь интересное Фоор рассказал?
     - Да. Уррия приглашал себе во дворец Луцифер и отдал ему ларец,
оставленный Алвисидом для наследника.
     - Значит, и Луцифер поверил в то, что этот мальчишка может
возродить Алвисида?
     - Не знаю поверил он или нет, он просто выполнил просьбу
Алвисида.
     - Что было в этом ларце?
     - Как и в прошлый раз - посланник. Первый наследник, не уберег
своего и ни я, ни Фоор, не смогли с ним поговорить. Но сейчас Фоор
видел посланца и имел возможность задать вопросы. В ларце был еще и
меч Алвисида.
     - Что собирается делать Фоор?
     - Он договорился с Уррием, что как только вернется в замок граф
Маридунский, Уррий отправится в ирландский каталог отвезти туда
священную реликвию. Фоор очень хочет подвести наследника к голове
Алвисида, хранящейся в том каталоге. Теперь, правда, придется ждать
развития событий. Не поедет же Уррий, когда на замок идут вражеские
войска. Кстати, его названный брат сумел достать из озера Трех Дев
меч короля Артура, который полтора столетия не мог вынуть из воды
никто. Маленькая подробность - Уррий первый достал меч из воды, но
не удержал.
     - Это говорит о чем-нибудь?
     - Не знаю.
     - А как Фоор сумел завоевать доверие наследника?
     - О, - рассмеялся Хамрай, - это отдельная история. Наследник,
как и Алвисид, оказался весьма охоч до женщин. Но, в отличие от
божественного предка, он еще верит в Великую Любовь и в даму сердца.
Я уже говорил, что он благороден и по-юношески пылок. Он влюбился в
Сарлузу, служанку из замка, которая была колдуньей Луцифера. Ее
разоблачили и приговорили к сожжению. Уррий не мог допустить этого и
в безысходности обратился к Фоору, предложив ему в обмен на спасение
возлюбленной дать на день посланца Алвисида. Фоор и так выполнил бы
просьбу наследника, чтобы тот хоть как-то был благодарен ему, а тут
еще и получил возможность показать бога своим апологетам, собравшимся
на День Одухотворения. Фоор поставил на место колдуньи одну из
шаблоний, которую и сожгли на костре. Сама же Сарлуза сейчас едет в
ирландский каталог. Фоор отправил ее туда, чтобы у наследника была
лишняя причина появиться там.
     - Почему ты сказал, что наследник охоч до женщин? - не сдержал
любопытства шах.
     - Потому, что он заодно влюбился в одну из спасших его дочерей
озерного царя, Лореллу. И даже согласился взять ее в жены, но только
с благословения отца. Кстати, царь Тютин посвятил его в рыцари и
нарек Радхауром.
     - Ты говорил с наследником лично? Какое впечатление?
     - Симпатичный юноша, - кивнул Хамрай. - Поговорить еще не
успел, я не тороплюсь. Но о моих подвигах в Камелоте он уже наслышан.
Я поймал во время ужина несколько его восхищенных взглядов.
     - Хорошо, - после некоторого молчания кивнул шах. - Значит,
замок будет осажден... Может, отправить к тебе на подмогу отряд моих
бойцов? Пошлю лучших из лучших...
     - Пока они доберутся до Британии, полагаю, все закончится, а
наследник уже будет в Ирландии. Или, еще лучше - по дороге в
Тевтонию за торсом Алвисида.
     - Хранители останков себя никак не проявляли?
     - Хранители... - проворчал Хамрай. - Нет, никак не проявили.
Я вообще не верю в их существование.
     - Мало ли во что ты не веришь. Сам говорил, что когда имеешь
дело с Алвисидом...
     - Да, повелитель, - согласился старый чародей. - Я слежу за
любыми возмущениями в магической области. А уж на простом уровне - и
подавно. Я внимателен и собран.
     - Хорошо, - шах хлопнул в ладони и дверь распахнулась, -
отправляйся назад. Я убедился, что ты не зря отправился в Британию.
Да, кстати, присмотрись к тем местам, может, пригодится когда. До
свидания.
     Хамрай поклонился и вместе с двойником вышел из шахских покоев.
     Без слов они до брались до комнаты Хамрая в секретной башне.
Чародей лег на кровать и, вместо прощания, подмигнул своему двойнику.
     Тот долго смотрел на пустое место на кровати.
     О красавице, которая пронзила сердце Хамрая на турнире и которую
он спас от насилия принца Вогона, чародей так ни слова шаху и не
сказал. Ни слова.




                            "Что ела ты, земля, - ответь на мой вопрос, -
                             Что столько крови пьешь и столько пьешь ты слез?"
                                                             Шандор Петефи





                                            "Что предание говорит?
                                             - Прежде Евы была Лилит.
                                             Прежде Евы Лилит была -
                                             Та, что яблока не рвала.
                                             Не женой была, не женой, -
                                             Стороной прошла, стороной.
                                             Не из глины, не из ребра -
                                             Из рассветного серебра.
                                             Улыбнулась из тростника -
                                             И пропала на все века."
                                                             Вадим Шефнер


     В замке сэра Отлака, графа Маридунского, праздновали свадьбу его
сына Уррия с одной из дочерей повелителя Ста Озер, царя Тютина.
     Не самое удачное время было для свадьбы - погибли два сына
графа, старшие братья Уррия, скончался верховный король Британии,
захвачена сакским принцем столица бриттов. В окрестных лесах
пряталась армия варлаков, после неудачной засады у озера Трех Дев,
опомнившаяся и подошедшая к Рэдвэллу. Через день-два из Камелота
должны были подойти основные войска саксов и варлаков, в замке знали
об этом и готовились к осаде.
     Свадьба праздновалась в столь неподходящее время именно из-за
того, что граф Маридунский руководствовался политическими
соображениями: во-первых, союз с местным озерным царем был кстати ("В
такое время нельзя отказываться ни от чьей помощи," - заявил Отлак
на совете рыцарей, бывших в замке), а, во-вторых, граф всем хотел
показать, что не боится врага и не дрожит в страхе при его
приближении, а радуется жизни и празднует свадьбу сына. Тем более,
что в замке собрались такие почетные гости - новый верховный король,
архиепископ Камелотский и почти все самые знатные и благородные
бриттские рыцари, гордость страны.
     В свадьбе рыцаря с озерной девушкой не было ничего
удивительного. Да, обитатели озера редко общались с людьми, можно
было всю жизнь прожить рядом с озерами и не встретить их, но ничего
необычного для бриттов в них не было. И царь Ста Озер поклонился
Господу, Иисусу Христу, признавая его власть и мудрость.
     Архиепископ Камелотский, хотя и несколько неохотно, благословил
Уррия и Лореллу. Совершить обряд желал сам епископ Гудр, двоюродный
прадед Уррия, но ему стало неожиданно плохо, и он не мог встать с
постели.
     В замке было тесно - в приближении врага граф распорядился,
чтобы все окрестные жители вместе со скотом и имуществом укрылись в
замке.
     Городу, находящему в нескольких часах езды от замка, особенно
ничего не угрожало - не из видных городов Маридунум, но стены у него
были высоки и надежны, и там давно уже подняли мосты и выставили
охрану. Не такую надежную и опытную, как в замке, но все же.
     Пока все рыцари расположились в комнатах графского дворца и пир,
по случаю свадьбы, проходил в обычной обеденной зале, но все уже было
подготовлено для переселения в донжон.
     В донжон вела лишь деревянная лестница-мост, выходящая с
верхнего этажа графского дома. В любой момент ее можно было втянуть
внутрь донжона, отрезав для врага доступ в центральное строение, где
было достаточно места, чтобы разместится всем: и благородным
господам, и слугам, и крестьянам, и куда были занесены необходимые
припасы. Но это - на самый крайний случай, вряд ли он выпадет, стены
замка действительно неприступны.
     И сейчас на этих стенах снаружи замка висели на длинных веревках
трупы девятнадцати подосланных принцем Вогоном убийц. Они прибыли
всего лишь через два часа после приезда бриттских рыцарей в замок и
были легко разоблачены. Пусть теперь на них полюбуются саксы, когда
подойдут к замку. Так будет с ними со всеми, рано или поздно,
невзирая даже на рыцарские звания: подлецам и предателям - позорная
смерть.
     Граф Маридунский взял из столицы с собой архиепископа
Камелотского не только, чтобы спасти от саксов, но еще и с тайной
надеждой короновать Эмриса, то есть Этварда, прямо в замке, чтобы
юный король сразу возглавил рыцарей в справедливой войне.
     В глубине души сэр Отлак побаивался, что не сможет доказать
рыцарям, что Этвард - подлинный наследник Пендрагона. Ведь король
Эдвин мертв, а любые бумаги можно подделать.
     Однако, легендарный Экскалибурн лучше любых других
доказательств.
     Этварда сразу же провозгласили верховным королем Британии и
многие рыцари поддержали идею графа короновать Эмриса прямо в замке.
Но юный король проявил характер, сказав:
     - Верховные короли Британии коронуются в Камелотском аббатстве!
     - Но ведь Камелот во власти врагов! - возразил герцог
Вольдемар.
     - Тем больше причин изгнать их оттуда как можно скорее, -
твердо ответил Этвард, вызвав неподдельное восхищение и уважение
рыцарей.
     На торжество прибыл царь Тютин с огромной свитой озерных
обитателей. Рядом с царем и Лореллой гордо шествовали неизменный
Кирлак и высоко поднявший голову колдун Майдар, искренне радующийся
за свою любимицу, (даже то, что свадьба никак не вкладывается в его
недавнее гадание на судьбу Уррия не очень смущало старого озерного
колдуна - гадания, даже самые верные, не всегда сбываются в жизни).
     Окруженные могучими озерными воинами следовали четыре жены царя
Тютина и их придворные дамы - полнотелые, с зелеными волосами и чуть
навыкате глазами. Водные жительницы с любопытством рассматривали
внутренние строения графского замка, о котором они много слышали. В
многочисленной свите были также сестры невесты: Журчиль и Соррель,
которые тайком уже были один раз в замке. Они не могли пропустить
казнь Сарлузы, погубленной их доносом, и, переодевшись крестьянками,
не обратив на себя внимания стражи, смотрели, как пламя сжирало тело
толстухи, посмевшей перейти дорогу их любимой сестре.
     Но главное - озерного царя сопровождал сильный отряд отборных
рослых озерных воинов, собранных, видимо со всех владений Тютина.
     Граф Маридунский с подобающим радушием и вежливостью принял
озерного царя. Все находившиеся в замке рыцари вышли встречать
повелителя ста озер и невесту сына графа Маридунского.
     Знатных гостей на свадьбу собралось волею обстоятельств столь
много, что в главной зале замка пришлось ставить дополнительный
длинный стол, параллельно первому. И все равно мест воинам и
оруженосцам, которые обычно праздновали такие торжества вместе с
господами, не хватило.
     Все сопровождавшие рыцарей ратники, озерные воины и суровые
алголиане (отряды которых в приближении осады Рэдвэлла по
согласованию с графом также разместились в замке) гуляли прямо во
дворе под открытым небом. На бочки положили доски вместо столов, на
бочках поменьше сидели. Тут же развели костры, где на вертелах
несколько опытных солдат-ветеранов жарили туши забитых боровов.
Слугам и поварам забот и так хватало - обслужить почти четыреста
рыцарей и благородных дам, и вдобавок немалую свиту озерного царя,
было непросто. Но слуги предпочитали умереть от усталости, чем
попасть под недовольный взгляд графа Маридунского.
     Церемония бракосочетания происходила в скромной церкви Рэдвэлла
- граф не рискнул покидать надежные стены, даже на непродолжительное
время, хотя до аббатства было всего полторы мили.
     Под церковью в просторной пещере холма, на котором стоял замок,
располагалась родовая усыпальница Сидмортов. Там стояли
величественные каменные гробы с изваяниями рыцарей, в них
покоившихся. В каменных гробах находились деревянные с останками
благородных рыцарей и их жен. Все Сидморты, начиная с основателя
рода, кроме Алана Сидморта, были похоронены здесь. Обычно, родовые
склепы не помещались непосредственно в замке - их устраивали на
территории близлежащего аббатства, но в Рэдвэлле так было заведено с
древних времен, еще до Великой Потери Памяти.
     И меч усопшего рыцаря Сидморты не клали во гроб с владельцем,
как полагалось бриттскими обычаями, а вешали в специальном зале в
покоях главы рода, где висели все мечи Сидмортов.
     Вчера в усыпальнице появилось два новых гроба, еще без каменных
изваяний. И у гроба Морианса Уррий сказал, бросая ледяные слова в
огромную черноту подземелья:
     - Я отомщу за них!
     - Нет, Уррий, - ответил отец, сжав сына за плечи. -
Пенландрису должен отомстить за смерть сыновей я. - Граф помолчал
немного и добавил: - Но если мне это не удастся, то графом
Маридунским станешь ты и на тебе будет лежать эта святая обязанность.
     Они стояли втроем в обширном пустом склепе у длинного ряда
гробниц прославленных предков: граф, его младший сын Уррий, внезапно
ставший наследником и единственной надеждой на продолжение древнего
рода, и отец Флоридас, второй сын Отлака, которому в недалеком
будущем предстояло принять на себя управление духовными делами
графства.
     Обряд бракосочетания пролетел для Уррия незаметно - разные
мысли теснили друг друга в голове.
     Радость от того, что самая прекрасная девушка в мире, нежную и
тонкую ладонь которой он держал в руке, становится его дамой сердца,
его законной супругой, одобренной Господом. Горечь от потери братьев,
которых он искренне любил, особенно Морианса, который хоть и обожал
побравировать и понасмехаться над младшими братьями, был отличным
парнем - веселым и сильным... А теперь холодный труп Морианса с
чужим посиневшим лицом навеки закрыла от солнца тяжелая каменная
плита. Жажда отомстить коварному предателю, которого Уррий всегда
уважал - как трудно поверить, что король Пенландрис, подаривший тем
летом Уррию замечательный кинжал, оказался предателем; почти
невозможно поверить, в голове не укладывается!
     И Ламорак... На Ламорака больно смотреть. Некоторые рыцари
настаивали, чтобы сына Пенландриса казнили вместе с подосланными
саксами убийцами.
     - Пока он не предал нас, так же как отец, его необходимо убить,
отомстив за павших братьев! - гремел суровый сэр Гловер на совете.
     Он даже вытащил меч и Уррий, который тоже как рыцарь
присутствовал на совете, зажмурил глаза, чтобы не видеть позорной
смерти друга - ничего ведь Уррий не мог сделать, чтобы защитить его,
он младший на этом совете лучших рыцарей королевства логров.
     - Стойте! - услышал в тот момент Уррий строгий голос отца. -
Почему вы считаете, что Ламорак предаст нас, как и Пенландрис? -
спросил сэр Отлак рыцарей. - Разве старший сын Пенландриса Селивант
не встал в роковой час рядом с нами? Почему мы тогда не
воспротивились его порыву совести? Гловер, ты же сам подвинулся
тогда, чтобы освободить Селиванту место! И Селивант погиб за бриттов!
Почему же вы хотите лишить Ламорака возможности проявить себя? Убить
не сложно, - граф вздохнул, - воспитать рыцаря сложней!
     Да, не желал бы Уррий оказаться на месте друга - всегда веселый
и легкомысленный Ламорак, ходит после приезда рыцарей мрачный и
зеленый. И никто кроме Уррия и Эмриса не знает, что он хотел пронзить
себя "Неустрашимым", но Эмрис в последний момент заметил это и
помешал Ламораку совершить богопротивный малодушный поступок.
Эмрис... Новый верховный король Британии...
     Уррий посмотрел на Лореллу. Она улыбнулась ему, и в сердце Уррия
сладко запело. Какая она красивая. И как к лицу ей белые свадебные
одежды!
     В бездонных глазах озерной девушки весь день отражалось
неохватное, непредставимое счастье - в самых дерзких мечтах она не
могла надеяться на подобное счастье. И Майдар ведь нагадал, что Уррий
пойдет под венец с другой...
     Но вот оно, свершается. Сейчас этот угрюмый священник закончит
торжественный ритуал и Уррий будет ее! И только смерть теперь сможет
их разлучить. Но об этом в момент венчания лучше не думать -
"Счастливая я, счастливая, - звенело в голове. - Я самая
счастливая!!!"
     Уррий хотел, чтобы как можно скорее закончился сложный и
неспешный обряд бракосочетания. Он слушал слова священника,
единственного теперь родного брата. Он даже понимал значение
отдельных слов, но общий смысл проповеди ускользал от него. Да и не
важен был смысл.
     Уррий не мог дождаться сперва завершения церемонии, до которой,
по большому счету, никому не было дела, а потом, на пиру по случаю
свадьбы, момента, когда он со своей законной супругой, сможет
покинуть зал и уединиться.
     Искренне веселились на пиру лишь царь Тютин и его подданные.
Сбылась давняя мечта озерного владыки породниться с местным сеньором
(тем более, что теперь Уррий и единственный наследник графа!).
     Уррий, разглядывая лица сидевших за пиршественным столом
рыцарей, прекрасно понимал, что не могут они предаваться беззаботному
веселью в то время, как враг вероломно захватил столицу, когда к
замку приближается бесчисленная армия их извечных врагов саксов,
вступивших в союз с другими исконными врагами бриттов - варлаками;
когда замкам бриттов и землям угрожает опасность, и, может быть,
родовые владения уже захвачены врагами. Не до веселья.
     Но и не к лицу отважным рыцарям впадать в панику и уныние при
приближении врага - да, война, война не до почетного мира, а до
полного уничтожения противника. Но жизнь продолжается.
     И вот уже все любуются прекрасными танцами озерных девушек под
звуки удивительных волшебных музыкальных инструментов.
     Вот шестеро озерных воинов, разделившись на пары, и низко
поклонившись благородным бриттским рыцарям, стали сражаться друг с
другом деревянными мечами, показывая превосходную технику.
     Изрядно подвыпивший сэр Таулас, поклявшийся защищать Эмриса от
любых врагов, вышел меж двух столов, взял у одного из них деревянный
меч и вызвал пятерых остальных на бой. И через несколько минут все
озерные воины оказались с ушибленными боками и кистями, мечи были
выбиты из рук и никто не смог нанести бывшему отшельнику ни одного
удара.
     Тот расстроился, что все так быстро закончилось и спросил: есть
ли еще желающие позабавиться.
     Сэр Гловер, которому так и не удалось восстановить свою
репутацию на турнире, поскольку общий бой не состоялся, взял один из
деревянных мечей. Через минуту потехи оба меча превратились в щепки.
     Тогда сэр Таулас поинтересовался у Гловера:
     - Может быть, на настоящих мечах сразимся? До первой крови?
     - Буду счастлив, бычья требуха, помериться силами со столь
известным рыцарем, - любезно ответил сэр Гловер, помнивший
отшельника озера Трех Дев с юности.
     Весело зазвенели под ободряющие выкрики зрителей мечи двух
бесстрашных рыцарей.
     Сэр Гловер взял реванш за поражение на турнире, отстоял
репутацию - кровь потекла из предплечья сэра Тауласа.
     Бывший отшельник крякнул с досады, но договор есть договор, ему
пришлось пройти обратно за стол и с горя выпить огромный кубок
крепкого эля за сэра Гловера.
     Гловер посмотрел на сэра Ансеиса, который в этот момент что-то
рассказывал беззаботно хохочущей Аннауре.
     Тот почувствовал взгляд Гловера и все понял. Француз встал и
сказал:
     - Я хотел бы на тех же условиях помериться с вами силами на
мечах, благородный сэр Гловер, если вы не будете возражать. Только
предупреждаю, что мечом я владею несколько хуже, чем копьем. Я и
сюда-то приехал, чтобы взять урок у прославленного сэра Бана.
     - Я с благодарностью принимаю ваше предложение, - ответил
Гловер с горящими глазами. - Я, в свое время, тоже брал уроки у сэра
Бана, и, бычья требуха, доволен ими.
     К радости всех бриттских рыцарей, француз не обманул - мечом он
обращался хуже, чем копьем. Через минуту камзол его был порван и на
светлой материи заалело пятнышко крови.
     Дамы ахнули, но барон успокаивающе поднял руку:
     - Пустяки. Благодарю вас, граф Гловер, за доставленное
удовольствие.
     Барон вернулся к Аннауре. Для общей победы иногда полезно
проигрывать.
     Гловер с видом победителя оглядел зал. Он был доволен. Это -
дружеский бой, но трепещи враг! Пощада неведома к вероломным
погубителем короля Эдвина!
     Веселье вступало в ту пору, когда гости забывают причину
торжества. Прекрасное вино и крепкий эль делали свое дело - мрачные
мысли бриттов оттеснялись куда-то на окраину.
     Воины царя Тютина, по его знаку, прикрепили на невысоком шесте
яблоко.
     Царь Тютин был в благодушном и приподнятом настроении.
Повелителя Ста Озер ничуть не смутило и не задело поражение его
воинов от сэра Тауласа - Тютин прекрасно знал отшельника озера Трех
Дев и его историю.
     На середину зала вышел высокий атлет с зелеными, тщательно
уложенными волосами и с обнаженным торсом. Он поклонился знатным
гостям и три острых кинжала вонзились в огромный плод, укрепленный на
шесте.
     Гости в очередной раз разразились бурными криками восторга -
мастерство всегда вызывает одобрение.
     Из-за стола встал пожилой ирландец, граф Фоор Дэбош (говорят,
его посвятил в рыцари сам король Артур!). Он что-то сказал слуге.
Пока ирландец неспешно подходил к озерному умельцу, слуга куда-то
сходил и принес чуть ли не охапку длинных, узких и острых ножей.
     Граф поклонился гостям и почти никто и разглядеть не успел -
так стремительны были движения ирландца - как три кинжала проткнули
яблоко и оно, от тяжести, упало с подставки. Еще тринадцать узких
ножей один под одним строго по линии впились в шест.
     Озерный мастер поклонился ирландцу, взял еще кинжалов и у
каждого ножа чужестранца вонзил свой клинок.
     Восторгу зрителей предела не было. Кубки наполнялись
расторопными слугами вином, как только рыцари ставили опустевшую
посуду на стол. Вечер за окном выкрасил небо в темный цвет.
     К шесту подошел сэр Бан, достал меч и сказал озерному воину:
     - Метай кинжалы в меня!
     Воин посмотрел на своего царя. Тот, не прекращая улыбаться,
пожал плечами и кивнул: мол, раз благородный рыцарь хочет...
     Один за одним, словно молнии, просвистели семь клинков и все
были отбиты мечом прославленного сэра Бана. Старый рыцарь еще не
совсем оправился от ран, полученных у озера, но такие фокусы уже мог
делать без видимых усилий.
     Когда озерный воин выразил восхищение ловкостью сэра Бана и,
поклонившись, отошел, старый воин с размаху рубанул по шесту, в
который были воткнуты кинжалы. Меч прошел сквозь шест, словно не из
металла был сделан, а из воздуха - шест не шелохнулся.
     Все недоуменно посмотрели на сэра Бана (лишь обитатели замка
знали этот трюк - видели уже). Сэр Бан топнул ногой и верхняя
половина жерди упала на пол. Пирующие охнули и закричали, выражая
восторг и восхищение.
     Сэр Гловер (успевший после дружеских поединков выпить три полных
бокала белого вина за свой успех и удачу) встал во весь рост,
выхватил меч и со всего маху рубанул им по столу перед собой. Толстая
доска не выдержала удара и меч звякнул о камень пола, пройдя сквозь
дерево.
     Многочисленные серебряные блюда и кубки не свалились лишь
потому, что стол был сделан прочно, на десятилетия, и устоял,
оказавшись разделенным на две части. Рыцари зааплодировали Гловеру и
начали вставать, вынимая из ножен мечи...
     Граф Маридунский тоже встал (не стола было жалко, а вечера - не
на чем было бы пировать) и провозгласил тост за царя Ста Озер.
     Рыцари подняли кубки и с удовольствием выпили за озерного
повелителя, забыв о своих намерениях повторить подвиг Гловера.
     Уррий понял, что о нем уже никто не вспоминает, и он наконец-то
может незамеченным покинуть зал вместе с Лореллой. Уррий еще раз
посмотрел на Ламорака. Тот по настоянию Эмриса сидел на почетном
месте рядом с ним. Ламорак не улыбался, но с интересом следил за
происходящим, за вечер он выпил два или три больших бокала вина, он
радовался счастью Уррия, и на время забыл о предательстве отца.
     Эмрис был полон достоинства, как и подобает верховному королю,
на щеке багровел недавний шрам - память о боевом крещении у озера
Трех Дев. Но Уррий-то знал, что внутри у названного брата все бурлит
и взрывается, что Эмрис еще не освоился с разительными переменами,
происшедшими в его жизни.
     Уррий напоследок улыбнулся друзьям и встал, увлекая за собой
Лореллу. Сэр Отлак заметил движение сына и кивнул ему одобрительно.
Больше никто, как Уррий и предполагал, не обратил внимания на
исчезновение виновников торжества.
     Уррий привел Лореллу в приготовленную новобрачным спальню и
плотно притворил дверь на щеколду.
     Наконец-то они одни! Им больше никто сегодня не нужен.
     - Я люблю тебя, Лорелла, - нежно сказал Уррий.
     Комнату тускло и романтично освещали четыре факела в углах
большой комнаты.
     - Я тоже тебя люблю, Уррий, - прожурчала Лорелла. - Ах, как я
счастлива, до сих по не могу поверить!
     Счастлива!!! Счастлива!!! Счастлива!!!



     Лорелла встала перед огромной кровать. Их кроватью. Она не знала
как себя вести сейчас.
     Уррий тоже не знал.
     Она стала медленно снимать одежду.
     - Можно я? - попросил Уррий.
     Она улыбнулась - сколько чувств было в этой улыбке! - и
кивнула.
     Далеко снизу, из пиршественного зала, из другого мира, донесся
приглушенный толстыми стенами взрыв хохота. Их не интересовало над
чем смеются гости.
     Они были вместе!
     Навсегда!
     Муж и жена!
     - Я люблю тебя, Лорелла! - повторил в который раз Уррий,
наслаждаясь этими словами. - Я люблю тебя!
     Он касался ее тела руками и она трепетала от его прикосновений.
Ей было безумно хорошо и страшно. В ее жизни никогда не было мужчин и
ее страшило и притягивало то, что должно было произойти.
     И ее пугало то, что Уррий уже знал женщину. Опытную женщину -
колдунью, наверняка свои чары использовавшую. Лорелла боялась
разочаровать возлюбленного - ужасно боялась, больше смерти самой.
     Они сели на кровать. Они были наги, и это единственное отличало
ночь от двух предыдущих Уррия, когда приходила Лорелла. Так же она
теребила его жесткие волосы, так же он держал руки у нее на талии, не
смея поднять их до манящей девичьей груди, теперь открытой для него и
такой желанной.
     От нее опьяняюще пахло озером и чистотой - не страстным
желанием, как от Сарлузы, и не холодным равнодушием, как от той
девушки в Маридунуме. От Лореллы веяло целомудренным ожиданием
неосознаваемого счастья, которое может подарить мужчина женщине.
     Уррий тоже боялся. Боялся, что не сможет дать Лорелле ожидаемое
ею, поскольку она сама не знает, чего ждет. С Сарлузой было не так.
Да и не первый мужчина он был в жизни Сарлузы, как выяснилось. И
далеко не первый он был в жизни девушки, имени которой не знает. С
ними все было не так.
     Вместо того, чтобы повалить законную супругу на постель и,
наконец, овладеть ею, как непреодолимо требовало тело, он прижался
лицом к ее груди, обняв крепче и, неожиданно для самого себя, начал
говорить.
     Что всего лишь десять дней назад он был другим и все
представлялось по-другому.
     Что он всю жизнь мечтал о сражениях, мечтал побеждать врагов. И
вот первые победы одержаны. Он убил молодого алголианина, который
угрожал ему кривыми клинками. И сперва даже гордился этим. А теперь
он не знает как относиться к убийству иноверца. С одной стороны,
Уррий защищал свою жизнь, а с другой... Ведь Уррий совсем не знал
алголианина, никогда не видел до этого, никакой вражды к нему не
испытывал... И не предпринял никакой попытки поговорить с ним,
выяснить чего тот хочет... Убил.
     И уже вынужден был убить других, сменивших первого. Но тут уж
некогда было ни рассуждать, ни взывать к рассудку...
     Нет, Уррий не жалеет о содеянном, он хочет понять... он не знает
что именно.
     Он и потом убивал - варлаков. Но варлаки - это в глазах Уррия
не люди, а дикие хищники, которых должно уничтожать. И, наверняка, он
будет убивать еще, пока не убьют его когда-нибудь.
     Но все это не имеет значения, что будет то и будет.
     Но почему-то тот молодой парень, которого Уррий убил первым не
выходит из головы...
     Лорелла крепче прижала голову Уррия к упругой груди, все так же
теребя его волосы. А Уррия словно прорвало, он продолжал изливать ей
все, что накопилось на сердце.
     Что ничего серьезного в отношении Сарлузы поначалу у него не
было, он просто хотел познать плотскую любовь, о которой много
слышал. Но потом влюбился в Сарлузу, хотя уже полюбил Лореллу. Он не
знает, как так получается, но любит их по-разному, и, наверное,
Лореллу много сильнее.
     А потом, сам не зная зачем он повел в маридунской гостинице к
себе одну из тамошних девушек и тоже полюбил ее. А потом понял -
нет. Он не любит ни Сарлузу, ни ту, имени которой не знает. Он любит
Лореллу и только с ней готов и хочет прожить всю жизнь и от нее
продолжить род...
     Лорелла сильнее прижала любимого к груди. Он сам не понял когда
она легла, выпрямив длинные стройные ноги, но его голова покоилась
все так же на груди, только и он теперь лежал.
     - Я люблю тебя, Уррий, - пропела нежно и счастливо Лорелла.
     И он продолжал говорить.
     Он рассказал ей про Сарлузу все. Она вздрогнула, провела нежной
рукой по его спине и снова произнесла своим удивительным голосом:
     - Я люблю тебя, Уррий.
     А ему еще хотелось рассказать ей, что он оказался наследником
сына бога Алгола Алвисида, и что только он может оживить его, собрав
разбросанные по всему миру части тела Алвисида.
     Что он не знает, как ко всему этому относиться, и что другой
наследник Алвисида, отец Гудр, отказался когда-то это сделать, а
сейчас, кажется, сам жалеет о своем давнем решении. А ему, Уррию,
вроде бы и хочется посмотреть мир и проявить отвагу в опасных
приключениях, но и в то же время он не желает никогда расставиться с
Лореллой...
     А что если она поедет вместе с ним? Она ведь говорила, что может
оказаться в любом озере. В любом озере мира или только во владениях
отца?..
     А еще началась война - куда тут ехать собирать чужого бога,
когда родной земле угрожает опасность и убиты два его брата, смерть
которых еще ждет отмщения. И убийцы еще оскверняют своим присутствием
землю...
     И Эмрис, его названный брат, оказался наследником короля и взял
легендарный Экскалибурн - Уррий откуда-то заранее знал, что брат
возьмет, странно...
     А теперь столица во власти саксов...
     А отец Ламорака оказался предателем и Ламорак, чуть не убил себя
из-за этого.
     И на Рэдвэлл скоро нападут враги - им необходимо уничтожить и
Эмриса, и всех других знатных рыцарей, собравшихся здесь... и что...
и...
     Но все это Уррий сказать не успел.
     Он сам не понял как губы их слились и слились в единое целое их
тела. Как его обожгло прохладой ее тела.
     И она закричала.
     От пронзительной боли.
     И всепоглощающего счастья.
     Ей хотелось смеяться и плакать (слезы и навернулись на глазах).
Ради Уррия она была готова стерпеть любую боль, готова была умереть,
но эта боль перелилась в удивительное наслаждение - она словно
мчалась по бескрайним океанским просторам, обгоняя самых быстрых рыб,
и солнечные лучи сквозь толщу воды пробивались впереди, обещая еще
большее наслаждение.
     Ее ощущение счастья усилило страсть Уррия, он словно потерял
разум - ни с Сарлузой, ни с той, в Маридунуме, ему не было так
хорошо. И ему ни с кем никогда не будет так хорошо, как с Лореллой. И
никто больше ему не нужен.
     Как он счастлив!
     Бурная, обжигающая волна сотрясла его тело гораздо раньше, чем
он ожидал. Страстно выдохнув, он повалился на кровать рядом с
любимой, единственной.
     Она застонала. Боль на мгновение вернулась к ней. Волшебное
наслаждение прекратилось так внезапно, что вырвало из груди
мучительный стон.
     Уррий был обессилен, сладкая тяжесть сковала члены, он с трудом
приподнялся на локте и посмотрел на любимую - что вызвало стон?
     Веки закрытых глаз Лореллы дрогнули, в лице что-то неуловимо и
страшно изменилось. И цвет лица стал малиново-зеленым.
     Уррий приблизил лицо к ней.
     Нет - показалось. В неверном свете факелов фантастические блики
изменили любимые черты лица.
     Уррий остро почувствовал ощущения Лореллы. Он коснулся губами ее
губ, рука стала нежно гладить податливое, отвечающее на ласку
стройное красивое тело.
     Вдруг молодой рыцарь поймал себя на мысли, что рука его уже
прекрасно знает что надо делать. Он смутился и, чтобы случайно не
встретиться с ней взглядом, нашел губами ее сосок, и тот затрепетал в
его рту. И тут же Уррий подумал, что то же он делал и с Сарлузой, и с
той, другой...
     Лорелла снова застонала - совсем иначе, с наслаждением. Ей
снова стало необыкновенно хорошо и она вдруг неожиданно для себя
заговорила, не открывая глаз.
     Она рассказывала о своем детстве и о сестрах. Поведение сестер
она не всегда одобряла, но очень их любила. То есть, у нее много
сестер, но она имеет в виду Журчиль и Соррель, с другими она не так
дружна и не так часто видится.
     А с Соррель и Журчиль они столь близки, что счастье друг друга
воспринимают, как свое собственное. Ее сестры счастливы сейчас,
потому что счастлива она, Лорелла.
     А она очень счастлива. Уррий такой... такой... необыкновенный.
Она не думала, что люди могут быть такими. А уж озерные мужчины или
утопленники (бр-р) и подавно. И отец одобрил ее выбор и радовался за
нее, Лореллу. И вообще, она самая-самая счастливая...
     Уррий ласкал ее тело не спеша, наслаждаясь молодой сочной
упругостью и набирая сил. Он понимал, как много значит эта первая
ночь, он понимал, что должен сделать все, что в его силах. Он слушал
ее голос, ее простой и бесхитростный рассказ о жизни в озерах и
радовался, что судьба послала ему такую удивительную и такую
восхитительную спутницу жизни.
     Он ласкал ее и, казалось, впитывал в себя всю ее огромную,
дотоле невостребованную энергию и жизненную силу.
     Уррий вновь почувствовал прилив желания и счастья, что может
вернуть ей ее силу и ее чувства в новом качестве - удивительном и
бесподобном.
     Вновь тела их слились воедино.
     Она дышала часто и пальцы ее сжимали нервно его кожу.
     И вдруг она, когда взаимное блаженство достигло невероятной
силы, когда невозможно стало думать ни о чем, тогда она закричала.
     Он подумал, что вновь сделал ей случайно больно и открыл глаза.
     Лицо Лореллы, такое милое и любимое, было искажено болью, ужасом
и отчаянием.
     И тут же тело ее изогнулось дугой, сбросив с себя Уррия. Она
царапала ногтями тугую грудь, словно воздуха ей не хватало.
     - Майдар!!! - закричала она тонко и громко. - Майдар!!! На
помощь!
     Уррий ничего не понимал. Он лишь видел, что Лорелла в беде, что
ей плохо. Он почувствовал себя во всем виноватым, но не знал в чем
именно его вина.
     - Майдар!!!
     Крик пронзил все существо Уррия, согнал с супружеской кровати,
прижал к стене и холод камня обдал его ледяным кошмаром.
     Лорелле было очень больно. Она изменялась на глазах - стали
четче проступать ребра, опали тугие груди. Кожа на лице стала темнеть
и покрываться сетью морщин.
     Лорелла вся выгибалась от раздирающего ее внутреннего пламени.
     - Майдар!!! - Звенело у Уррия не только в ушах, но казалось,
прямо в голове, раскалывая ее на части.



     И старый озерный колдун пришел. Примчался на помощь любимице.
     Закрытая дверь не была для него преградой, он прошел сквозь нее.
Странное было зрелище со стороны, и в другой раз Уррию это показалось
бы смешным. Но как неуместны были сейчас подобные мысли!
     Майдар склонился над корчащейся в болях Лореллой, коснулся ее, с
пальцев его слетели фиолетовые сполохи.
     Уррий застеснялся своей наготы. Он прошел за спиной колдуна,
взял штаны и быстро надел, не сводя глаз с постели, где его любимой,
его единственной, было очень больно.
     - Что с ней? - спросил несмело Уррий.
     Какое-то время колдун не обращал на юношу внимания. Затем
вздохнул тяжело и повернулся:
     - На нее кем-то наложено непонятное мне заклятие, - с горечью
сказал он. - Она стремительно стареет. Скоро умрет. Я ничего не могу
сделать. Слишком поздно.
     Ничего не могу сделать! - пронзило Уррия, как самый суровый
приговор.
     Ничего не может сделать Майдар, опытный колдун!
     Что тогда может сделать он, Уррий? Простой смертный...
     Небывалая ярость взбугрилась внутри. Нет, он не простой смертный
- он наследник Алвисида. Так сделай что-нибудь, плоть Алгола,
признавшая его хозяином! Ибо, если Лорелла погибнет сейчас, то и для
него жизнь потеряет смысл.
     Он ненавидел себя за бессилие. И ненавидел волшебный шар за
равнодушие.
     Но шар услышал его, вырвался из плотного успокоенного сна из-за
отчаянного душевного призыва Уррия. Влетел в комнату сквозь каменную
стену и помещение ярко осветилось - шар излучал сияние, он вновь жил
и подчинялся обезумевшему от внезапного горя наследнику Алвисида.
     Знакомая тупая боль ударила Уррия в затылок, но он не обратил на
это внимания.
     Майдар смотрел на чудесный шар, повисший над умирающей девушкой.
Страх в глазах колдуна сменялся робкой надеждой.
     - Сделай же что-нибудь, ну пожалуйста! - молил Уррий
магический шар.
     Шар полыхнул ослепительно зеленым, мириады золотинок вплетались
в вспышку, и засветился прежним ровным сиянием. В комнате было
светло, как днем.
     Лорелла замерла недвижно.
     Уррий понял, что шар приостановил, вернее замедлил, действие
заклятия. Но больше ничего сделать не может.
     Требовалось срочно найти выход, чтобы спасти Лореллу. Какой?!
     Уррий подумал о верховном координаторе и алголианах, которые
сейчас гостили в замке. О сэре Ансеисе, который по рассказам отца
владел магией.
     И вдруг простая до идиотизма мысль осенила его: Луцифер.
     Царь Зла сам предлагал помощь и Уррий обещал принять ее, когда
ему будет нестерпимо тяжело. Как быстро этот момент настал!
     И Уррий воззвал к силам Зла, не думая в этот момент: плохо он
поступает или хорошо. Если его Лорелла будет спасена, то ему
безразлично какими средствами он добьется этого. Крамольная мысль, но
по опыту Уррий знал, что до Господа нашего Иисуса Христа так просто
не докричишься.



     Силы Зла не заставили себя ждать и просить дважды. Прямо перед
Уррием, между ним и дверью, заклубился густой столб дыма.
     В дверь кто-то сильно застучал, требуя впустить.
     Дым рассеялся и юноша увидел Белиала.
     Князь Тьмы был одет безукоризненно, словно ожидал вызова. Но по
лицу его Уррий понял, что тот несколько удивлен.
     Краем зрения Уррий увидел, что щеколда сама собой отодвинулась,
дверь распахнулась и в комнату вошел царь Тютин. Из коридора
доносились громкие голоса - кто-то еще приближался к спальне.
     - Я не хочу, чтобы о нашем разговоре знали, - неожиданно для
себя сказал Уррий Белиалу вместо приветствия.
     Князь Тьмы щелкнул пальцами.
     И звуки мгновенно исчезли для Уррия - наступила мертвая,
зловещая тишина. Даже треск факелов Уррий перестал слышать.
     Царь Тютин прошел сквозь Белиала к постели. Дверь закрылась,
никто больше пока не вошел.
     Уррий понял, что и они с Белиалом сейчас неслышимы для всех
прочих. И невидимы тоже.
     "Такое же волшебство, как с Эмрисом и Ламораком в подземелье
Большого холма," - понял Уррий.
     Белиал осмотрелся, увидел на смятой постели Лореллу.
     Уррию стало обидно, что его жену видят голой, да еще
переломанной страшной болью.
     - Здравствуй, сэр Радхаур, - разорвал плотную тишину Князь
Тьмы.
     - Вы обещали помочь, когда мне будет плохо, - сказал Уррий. -
Я не просил, вы сами предложили.
     - Мы и не отказываемся, - сказал Белиал и изящным жестом
расправил роскошный белоснежный воротник, словно тот стеснял дыхание.
     - С Лореллой... с моей женой что-то случилось. Я прошу вас
спасти ее.
     Белиал отвел взгляд от Уррия, сложил руки за спиной и прошелся к
дальней стене, словно обдумывая ситуацию.
     Уррий молча ждал. Он видел, как у кровати страдальчески
заламывает руки Майдар.
     - Видишь ли, сэр Радхаур, - наконец сказал Белиал, - мы
обещали помочь лично тебе. Если бы даже дело касалось смертной
девушки мы смогли бы помочь. Но ты просишь о озерной жительнице. И мы
не можем вмешиваться. У нас заключен с озерным народом договор о
взаимном невмешательстве в дела друг друга. И у нас заключен договор
о взаимопомощи с богами Олимпа. Зевс когда-то, полвека назад, здорово
неполадил с царем Тютином и у них непримиримая вражда. Если бы мы
помогли дочери Тютина, Зевс расценил бы это, как нарушение договора с
ним. А мы не можем допустить этого. Но, кроме того, никто уже не
способен сейчас спасти твою супругу, сэр Уррий. Ни один бог, никакая
сила во Вселенной. Извини...
     Уррий задохнулся от негодования, захлебнулся ненавистью к этому
изящному, наслаждающемуся своим могуществом и положением,
представителю царства Зла.
     - Убирайся прочь! - заорал Уррий в сердцах. - Пусти меня
обратно к Лорелле, я еще смогу что-то придумать! И не попадайся
больше на моем пути с ложными предложениями дружбы! Коз-зел рогатый!
     Уррия сейчас не волновало, что могущественный Князь Тьмы может
смертельно обидеться. Он не боялся. Пусть лучше адское пламя
испепелит его, чем бессильно взирать на гибель любимой.
     Белиал провел рукой с изумительным перстнем на пальце по
красивому лицу, словно вытирая плевок.
     - Я не обижаюсь на твои слова, сэр Радхаур, я понимаю в каком
ты состоянии. Но я действительно и, поверь, к моему глубокому
сожалению, бессилен что-либо сделать. Даже если бы очень захотел. Но
твою жизнь, сэр Радхаур, я все-таки сейчас спасу. Я кое-что скажу
тебе. Уходи из Рэдвэлла как можно скорее. Уезжай с алголианами в
Ирландию. Или еще куда угодно. Сакский король Фердинанд, узнав о том,
что произошло в Камелоте, заключил с нами очень выгодный для нас
союз. И теперь подданные Луцифера на стороне саксов - Рэдвэлл
обречен. Спасай свою жизнь, она драгоценна.
     - Я не принимаю советов спасаться бегством, бросив друзей, от
кого бы эти советы не исходили, - с достоинством ответил Уррий.
     Он не очень в этот момент понял смысл сказанного Князем Тьмы,
совсем другое владело всеми его помыслами.
     - Верни меня к Лорелле!
     - Как знаешь, - ответил Белиал. - До встречи.
     - Прощай.
     Дым начал клубиться у ног Князя Тьмы и вдруг рассеялся, будто
Белиал что-то вспомнил.
     - Да, сэр Уррий, - сказал он, и нотка ехидства проскользнула в
его голосе. - Знай, что заклятие на твою возлюбленную из озера
наложил не кто-нибудь, а Сарлуза, чтобы избавиться от соперницы. И,
между прочим, ради этого она отдалась одному из моих слуг. Заклятие
сработало в момент, когда твоя Лорелла испытала наивысшие наслаждение
от близости с мужчиной - как и было задумано Сарлузой.
     Если бы Белиал вонзил блестящий клинок в грудь Уррия, юноша не
испытал бы такой острой боли, как от этих слов.
     Значит, все-таки он, Уррий, во всем виноват!
     Если бы он не встретил и не полюбил Лореллу, она бы осталась
живой!!!
     - Уходи, - простонал Уррий Князю Тьмы. - Прошу тебя, уходи!
     Клубы дыма скрыли Белиала и мгновенно растворились.
     Мир вновь наполнился для Уррия звуками.
     Он стоял, прижавшись голой спиной к каменной стене и ноги
подгибались. Он сполз обессиленно, в кровь обдирая спину и сел прямо
на пол. Он желал умереть.
     Лорелла обречена. Она погибает из-за него, Уррия, и он не может
ей помочь!
     Волшебный шар алголиан по-прежнему висел над кроватью, ярко
освещая комнату. Но на постели лежало не молодая красивая девушка, а
обезображенная болью старуха лет семидесяти.
     Лорелла умирала!



     Хамрай стоял у спальни Уррия рядом с Фоором.
     Оба мага знали, что происходит за дверью. Они прямо чувствовали,
как страдал наследник Алвисида и оба рады были бы помочь ему, но не
знали как.
     Подошел встревоженный сэр Отлак и спросил, что происходит.
     Хамрай вкратце объяснил, какие ужасные события разворачиваются
за дверью и посоветовал не входить туда.
     Граф в волнении пошел быстрым шагом в конец коридора. Дойдя до
поворота, развернулся и пошагал обратно.
     Гости внизу продолжали веселиться, ни о чем не подозревая. Сэр
Вольдемар, дабы поднять боевой дух бриттов, рассказывал о героических
событиях победоносной войны с варлаками пять лет назад. Дамы слушали,
затаив дыхание. Аннаура гадала: куда же ушел ее кавалер и стоит ли ей
выпить еще глоток вина, или на сегодня достаточно?
     Во дворе немногословные алголиане разнимали передравшихся
ратников одного из рыцарей и озерных бойцов из отряда царя Тютина.
Напиваться до безобразия алголианам не позволяла их вера - сказано в
Параметрах Алвисида: "Пей из веселящих напитков только сид - кровь
Алгола - и столько, сколько позволяют совесть и здоровье, чтобы
всегда в разуме быть готовым совершить поступок во славу Алгола".
     А многие христианские солдаты и оруженосцы уже спали, упав прямо
у бочек, наиболее крепкие нестройными голосами распевали непристойную
песню. У стола резко пахло мочой и застоявшимся винным перегаром.
     Суровый сэр Бламур проверял караулы. Он не позволил себе ни
капли вина или эля и не собирался всю ночь смыкать глаз. Он отвечал
за безопасность замка.
     - Я знаю как помочь наследнику Алвисида, - вдруг тихо сказал
Хамрай.
     - Как? - вопросительно поднял брови верховный координатор
алголиан.
     - Это сложно, но возможно, - размышлял вслух старый чародей.
- Моонлав делала однажды. Я потом пробовал, но у меня не получилось
- я был юн и чуть не погиб от перенапряжения...
     - Да как, в конце концов? - не вытерпел Фоор.
     Нервы в последнее время начали подводить могущественного
координатора.
     - Повернуть время вспять, на двенадцать часов...
     Фоор с удивлением взглянул на Хамрая и задумался.
     - Да, тогда получится, - наконец сказал он. - Но я никогда не
слышал чтобы кто-либо такое делал.
     - Я знаю как, но у меня не хватит сил. Ты поможешь?
     - Сейчас я вызову хэккеров. И наследник Алвисида там, он тоже
поможет.
     - Тогда не будем терять времени! - Хамрай решительно толкнул
дверь.
     Подошедший сэр Отлак почти ни слова не понял из их разговора, но
понял главное: появилась надежда.
     Оба чародея вошли в спальню.
     - Уррий, - сказал Фоор, - мы можем помочь твоему горю.
     Уррий вскочил на ноги.
     Майдар и царь Тютин с надеждой посмотрели на вошедших.
     Лорелла умерла и тело ее начало разлагаться. Чудесный шар не
смог удержать действия заклятия Сарлузы надолго.
     - Будет очень трудно, - добавил Хамрай. - Придется отдать все
силы. И будет больно.
     - Я готов, сэр Ансеис, - не раздумывая ответил Уррий. - Что
мне надо делать?



     Было действительно больно.
     Болью дотоле неизвестной - словно миллионы пчелиных жал
впиваются одновременно в каждую клеточку кожи. Но боль была не шибко
сильная, вполне терпимая.
     Мир изменялся.
     Прочные каменные стены, которые стояли уже не одно столетие,
вдруг словно стали прозрачными, нереальными, проницаемыми, новые
странные звуки наполнили мир и пол под ногами оказался так далеко,
что Уррий побоялся взглянуть вниз. И цвет - Уррий даже не знал, что
существуют такие цвета, мир был наполнен этим цветом, лишь
переливался оттенками.
     Уррий увидел три сгустка неопределенной формы.
     Они были вытянуты и улетали вперед, оставляя Уррия позади. Он
понял, что это верховный координатор, барон Ансеис, и чуть отстающий
синеватый сгусток - колдун Майдар.
     Уррий и сам был в виде сгустка энергии, почему-то сиреневого
цвета, а тело его осталось там, внизу. Уррий испугался, что не сможет
вернуться без помощи магов и устремился за ними.
     Впереди появилась стена из клубящегося коричневого тумана.
Тумана, оказавшегося прочным - три чародея безрезультатно бились в
диковинную стену без конца и края.
     Уррий присоединил свою силу - тоненький сиреневый луч ударил в
то же место, что и три остальных.
     Тупая боль в затылке (хотя тело осталось где-то далеко позади,
Уррий его отлично чувствовал) переливалась уже по всей голове, мешая
думать. Хотелось лишь одного - чтобы непонятная ненавистная стена
разлетелась на куски.
     Уррию показалось, что в стене возникла маленькая трещинка.
     Тела Фоора и Хамрая уселись на постель, рядом с умершей
Лореллой, ноги не держали их, силы были на исходе. Майдар упал на
пол, глаза его были открыты - он тоже не переставал наносить удары в
жестокую и равнодушную стену из непробиваемого коричневого тумана.
     Царь Тютин объяснял происходящее сэру Отлаку - повелитель
озерный чувствовал себя крайне неловко за трагический конфуз с его
дочерью.
     - Нет, - сказал наконец Хамрай, - ничего не выходит.
     И в это мгновение у стены появились еще четыре зеленых
энергетических сгустка - Уррий не знал кто это, но догадался, что
алголианские хэккеры.
     Удары становились слабее, в месте, куда бились молнии магов, уже
появилась черная обуглившаяся корка.
     Но стена стояла мертво.
     Уррий почувствовал, что сил не остается, что он даже не сумеет
теперь возвратиться в свое тело. Что он на грани гибели.
     Он не желал умирать.
     Всю ярость, всю любовь к Лорелле вложил он в удар и знал, этот
удар последний - он больше ни на что не способен.
     И малиновый сгусток Хамрая в последний раз изверг отчаянную
молнию.
     - Все, - простонал Хамрай. - Не вышло.
     - Да-а, чуть-чуть не хватает сил, - согласился Фоор.
     Верховный координатор задыхался. Он еще сопротивлялся, он
чувствовал, что победа близка, но какой-то малости не достает, и от
обиды (или от истощения) у невозмутимого алголианина на глазу
навернулась непрошенная слеза.
     Надежд не оставалось. Сил не хватило.
     Четыре сгустка алголиан нанесли еще по удару и исчезли.
     Уррий понял, что все пропало и мир, неведомый и невероятный,
стал уступать место миру реальному - стены вновь обретали
материальность.
     И в последний миг Уррий заметил, что у коричневой проклятой,
непрошибаемой стены, появился кто-то еще, тоже, как и сгусток Уррия,
сиреневый. И этот неизвестный исторг удар, который оказался
последним, решающим.
     Не сильный был удар, но капли точат камень.
     Зловещая стена, которую надо было пробить во что бы то ни стало,
прорвалась, словно поток изнутри пробил плотину.
     Угрожающий шум заполнил сознание, грохот забил все уголки
разума, казалось, Уррий будет слышать этот грохот всю оставшуюся
жизнь.
     Безумный поток ослепительно золотой лавы рухнул из пролома -
это был поток времени.
     Хамрай с Фоором, не теряя ни мгновения, отважно вступили в этот
поток. И страшный взрыв нереального мира потряс Уррия, он потерял
сознание.
     Последней мыслью было торжество - они победили!
     Но каких невероятных усилий им всем это стоило!
     И кто был неизвестный помощник, который столь своевременно
вмешался в последний момент?




                                    "Сердце, сердце, что такое?
                                     Что смутило жизнь твою?
                                     Что-то странное, чужое;
                                     Я тебя не узнаю!"
                                             Иоганн Вольфганг Гете


     Уррий открыл глаза.
     Над ним склонились Эмрис и Ламорак. Графский лекарь совал ему
под нос баночку с отвратительно пахнущим зельем.
     Все тело болело, странная дрожь сотрясала Уррия.
     Он отстранил лекаря и с трудом встал. Эмрис поддерживал его.
     Ярко светило солнце. Они стояли у ворот графского замка. Все
находившиеся в замке рыцари были здесь.
     Уррий понял - встречают царя Тютина со свитой.
     Они сумели повернуть время!
     - Что со мной произошло? - спросил Уррий.
     - Не знаем, - ответил Эмрис. - Ты ни с того ни с сего упал в
обморок. И сэру Дэбошу и сэру Ансеису тоже стало вдруг плохо. Но они
быстро оправились.
     - Долго я был в беспамятстве?
     - Четверть часа, - сказал Ламорак. - Смотрите, они вновь
пошли вперед. Они наконец-то приближаются!
     Уррий взглянул через ворота вниз, на дорогу.
     Растянувшаяся длинной вереницей свита Тютина тронулась с места.
     Издали фигурки были маленькими, и Уррий не мог разглядеть
Лореллу. Но он знал - она жива! Теперь они все вместе подумают, как
снять с озерной девушки заклятие Сарлузы. И он с Лореллой будут
вместе! Они будут счастливы!
     Белая птица взмыла из головы колонны озерного царя и полетела по
направлению к замку.
     Уррий заметил взгляд отца и подошел к нему.
     Граф потрепал сына по плечу.
     - Я все знаю, Уррий. Я был там. Все теперь будет хорошо. Сейчас
отпразднуем свадьбу, только вот... придется тебе воздержаться, пока с
нее не снимут заклятие. А если не снимут, мы подыщем тебе другую
жену. Вот только война закончится...
     - Мне не нужна другая жена, - угрюмо сказал Уррий. Он все еще
чувствовал слабость. - Я люблю Лореллу.
     - Хорошо, сынок. Я одобряю твой выбор. Все будет хорошо.
     Уррий пристально вглядывался в подходящих по насыпи людей. Все
повторялось. Для него, Уррия. И для Лореллы. И еще для магов, все это
для него, Уррия, и ради него, сделавших.
     Все повторялось, только Лореллы не было рядом с озерным царем!
     На месте его возлюбленной шли две других озерных девушки. Те,
которых Уррий видел там у озера, когда их пытался обесчестить колдун.
     Уррий встревожился.
     Гости вошли в замок.
     Лореллы среди них не было!



     По просьбе царя Тютина Уррий прошел в комнаты отца. Они были
втроем - Уррий, его отец и царь Тютин.
     Молчаливый слуга поставил на стол объемистый кувшин с элем,
которым славился Рэдвэлл, а также блюдо с холодным мясом и хлебом,
чтобы гость мог перекусить с дороги, и удалился.
     Уррию хотелось задать один-единственный вопрос, не дающий ему
покоя: где Лорелла? Почему ее нет, ведь она должна быть спасена! Или
что-то не получилось?!
     Но как и полагается воспитанному рыцарю он ждал, пока заговорят
старшие.
     Повелитель Ста Озер выглядел виноватым.
     - Я приношу извинения благородному графу Маридунскому, -
вздохнув, сказал царь Тютин, - и сэру Радхауру. Этот трагический
случай не должен восприниматься, как повод для ссоры между нами. Я
поясню вам, и вы, надеюсь, извините меня и мою дочь. Давно, около
пятидесяти лет назад, Зевс, глава богов Олимпа, решил похитить и
совратить одну из моих жен. Он известный развратник и прелюбодей, на
Олимпе нет ни одной женщины, за которой бы он не увивался, даже
родную мать не обошел вниманием. И при похищении очередной жертвы
своей похотливой страсти он любит принимать различные формы. В тот
раз Зевс превратился в огромного карася. Похищена была мать Лореллы.
Я своевременно узнал об этом, превратился в щуку, догнал его и
изрядно потрепал бока. К сожалению, Зевс бессмертен. И с тех пор
между нами непримиримая вражда, Зевс все время ищет случая мне
отомстить. Я не сомневаюсь, что заклятие, наложенное на Лореллу -
его рук дело. Еще раз прошу простить меня. Уверяю вас, что мы не
оставим Зевсу этого просто так. Я давно думал о том, как бы оскопить
его, дабы впредь было неповадно порочить чужих жен и дочерей. В знак
извинения, я прошу вас, сэр Радхаур, выбрать себе в жены любую из
двух других моих дочерей - Соррель или Журчиль.
     Уррий опешил. Он потерял дар речи. Он не знал что сказать. И еле
выдавил из себя:
     - А Лорелла? Я люблю Лореллу! Что с ней?! Она жива?!!
     - Лорелла превратилась в птицу-лебедь, - вздохнул царь Тютин.
- Она не перенесла тяжести происшедшего. Теперь она будет жить на
другой части земли, там, куда уходит отдыхать день, у моей дальней
родственницы Чальчиутликуэ и ее мужа бога дождя Тлалока. Там живут
все дети вод, желающие отмолить грехи.
     - Но я... но Лорелла...
     - Ничего изменить невозможно.
     - И я никогда больше не увижу ее?
     - Выгляни в окно, она прощается с тобой.
     Уррий бросился к окну и снял тяжелую раму с полупрозрачными
желтоватыми квадратами стекол. Высунулся, рискуя упасть, и над
донжоном мельком увидел пролетающую белую птицу.
     Лореллу.
     Уррий вернулся в комнату. Вся душа его стремилась к ней. Он
хотел взбежать на крышу донжона сказать ей, что он любит ее, что...
     - К сожалению, - сказал вдруг жестко царь, опережая возможные
мысли Уррия, - изменить ничего нельзя. Ни один маг в мире, сколь бы
он не был силен, не властен вмешиваться в дела моей семьи. Но я
предлагаю вам, сэр Радхаур, не менее дорогое, что есть у меня -
любую из двух других дочерей. И жду ответа.
     Уррий в отчаянии посмотрел на царя Тютина, потом перевел взгляд
на отца.
     Графу не хотелось портить отношения с озерным повелителем
накануне неизбежной осады Рэдвэлла армией принца Вогона.
     - Но я... я даже не знаком с ними. Я ни разу не разговаривал с
вашими дочерями. Я не могу вот так сразу... выбрать. - Уррий
тщательно подбирал слова, стараясь не обидеть царя, посвятившего его
в рыцари. - Мне необходимо подумать.
     - Может быть, - пришел на помощь сыну Отлак, - вместо свадьбы
мы отпразднуем помолвку? Отметим наш союз и дружбу. Уррий
познакомится поближе с вашими дочерями. А через месяц-другой сыграем
свадьбу?
     - Можно и по-нашему обряду. Тогда и выбирать не придется, -
заметил царь Тютин, - можно сразу обеих взять.
     - Нет, - твердо сказал Уррий, - только по нашим обычаям!
     - Значит, ты согласен объявить о помолвке с одной из моих
дочерей?
     "Помолвка - не свадьба. Сейчас можно согласиться, а потом и
передумать. Главное - дружеские отношения с Тютином." - Это не
Уррий подумал, а его отец.
     Но Уррий эти мысли словно услышал.
     Все существо Уррия стремилось наверх - проститься с Лореллой. И
он сказал:
     - Да. Я конечно согласен и благодарю вас за великодушное
предложение, могущественный царь Тютин.
     - Вот и прекрасно, - хлопнул в ладони повелитель Ста Озер.
     Граф Маридунский тоже улыбнулся довольно. Он догадывался, что
Уррию не до свадьбы, но радовался мудрости сына. А ведь он еще такой
юный. Но он теперь графский наследник и должен обдумывать свои
поступки.
     - Я могу идти? - спросил Уррий. - Я устал и плохо себя
чувствую.
     - Да, Уррий, иди отдыхай, - сказал граф. - Мы с царем Тютином
еще поговорим.
     Граф показал высокому гостю на одно из кресел и наполнил бокалы
густым темным элем.
     - Иди, сынок, иди.
     Уррий вышел из покоев отца и, не разбирая пути, помчался по
коридору, толкая знатных рыцарей и дам, которые готовились к пиру и
ходили по коридору из комнаты в комнату.
     Он, даже не запыхавшись, словно не взбирался по крутой лестнице,
словно не перенес изнуряющего наступления духа на туманную стену,
выбежал на плоскую и просторную крышу центральной башни.
     У двух больших камнеметных машин стояли Журчиль и Соррель. Рядом
с девушками кружила белая птица.
     Лорелла!
     Часовой, в обязанности которого входило наблюдать за
окрестностями замка, а не за тем, что творится на площадке, стоял у
поребрика и всматривался в даль.
     Уррий подбежал к девушкам, но он не смотрел на них.
     - Лорелла! Я люблю тебя! - выкрикнул юноша и почувствовал как
слезы наворачиваются на глазах, как ком возник в горле и не дает
дышать.
     Соррель и Журчиль отошли, чтобы не мешать Уррию и Лорелле.
Красивые и обычно насмешливые их лица, были заплаканы. Но в горе они
были даже красивее, чем обычно - страдание их было неподдельно!
     Птица села к нему на плечо, Уррий провел ладонью по белым
пушистыми перьям.
     Он снова был вместе с живой Лореллой. В последний раз!
     Птица оказалась тяжелой, Уррий подошел к основанию камнеметной
машины и сел на толстую деревянную балку. Лорелла взмыла в чистое
небо, облетела вокруг донжона и села рядом с ним. Посмотрела в глаза
Уррию.
     У прекрасной птицы были бездонные зеленые глаза Лореллы.
     - Я люблю тебя, Уррий, - прокурлыкала птица, но Уррий понял.
- Ты спас меня от лютой гибели. Ты - самый лучший! Я счастлива, что
полюбила тебя.
     Глаза птицы были влажные, и сквозь влагу, как через магические
стекла Уррий прочитал всю нежность и любовь Лореллы к нему.
     - Лорелла, но я хочу, чтобы ты стала моей женой, чтобы ты стала
прежней! Я готов ради этого сделать все что угодно, Лорелла. Я
проберусь хоть на край земли ради этого! Я готов, и я обладаю силой!
Я спасу тебя!
     - Это невозможно, - ответила птица. - С моим отцом нельзя
спорить. Я улетаю на другую сторону мира, туда, где отдыхает день,
когда здесь ночь. Я буду там счастлива, зная, что ты любишь меня,
Уррий.
     - Люблю! Очень люблю. И никогда, слышишь, Лорелла, любимая,
никогда я не забуду тебя! - Он положил руку на стройную длинную
белую шею и почувствовал как она вздрогнула от прикосновения. - Я
всю жизнь буду любить тебя, Лорелла, я...
     - Если ты хочешь, чтобы я была счастлива...
     - Да, хочу!
     - Возьми в жены одну из моих сестер. У нас общее горе и общее
счастье. Если будет с тобой счастлива Журчиль или Соррель, буду
счастлива и я!
     Уррий вскочил на ноги. Лорелла просила то же, что и ее отец!
     - Лорелла, но я...
     - Я очень прошу тебя, Уррий...
     - Нет. Даже ради тебя я не женюсь без любви, Лорелла. А я люблю
тебя!
     Птица вспорхнула в небо.
     Да, ей очень хотелось быть счастливой самой, но жизнь жестока. И
надежду быть ей счастливой через сестру, Уррий отвергает. А она чуть
было не поверила в неправильность гадания Майдара, а она чуть было не
поверила, что счастье возможно! Нет, счастье лишь подмигнуло ей краем
глаза, зажгло бесплодную надежду и насмеялось зло и немилосердно,
повернувшись к настоящей суженой Уррия, к неведомой белокурой
Рогнеде....
     Из груди Лореллы вырвался громкий лебединый крик, в котором
сплелись грусть и боль, любовь и горе, нежность и отчаянье.
     И она улетела. Навсегда. В страну, где день отдыхает, когда
здесь ночь.
     Уррий не отрываясь смотрел на белую точку, пока она не скрылась
в легких белых облаках.
     Он сглотнул наконец отвратительный ком в горле и, не взглянув на
сестер Лореллы, пошел прочь.
     В коридоре, в котором сейчас было многолюдно, напротив комнат
Уррия и Эмриса стоял Каррин, доверенный слуга епископа Гудра. В руках
он держал огромную тяжелую книгу, запертую на золоченые застежки.
     Уррий сразу узнал ее - священная книга алголиан, которую его
преосвященство обещал подарить ему, Уррию.
     Он кивнул Каррину и прошел в комнату. В передней, как и в
комнате Эмриса никого не было (по настоянию Эмриса в его комнату
поставили вторую кровать для Ламорака, Эмрис не хотел оставлять друга
одного в таком состоянии).
     - Его Преосвященство больше не будет читать эту книгу? -
спросил Уррий и догадался, что вопрос его глуп - ведь епископ уже
подарил ему ключи от нее, и не смог бы открыть застежки, чтобы
перечитать священный текст алголиан.
     - Его Преосвященство епископ Гудр час назад умер, - глухо
сказал Каррин.
     Уррий чуть не выронил тяжелую книгу из рук.
     Как же так? Ведь этого не случилось в первый раз - когда
начался пир отец Гудр был еще жив.
     И тут же Уррий догадался, чей сиреневый сгусток в решающий
момент пробил коричневую стену.
     Уррий прошел в комнату, положил книгу на сундук, и прислонился
лбом к холодной каменной стене.
     Это магическое усилие отца Гудра явилось причиной его смерти.
     Как много утрат в один день! Или в десять дней, вспомнив
предыдущие утраты? Или в двадцать и они еще будут - ему еще
предстоит потерять близких людей?!
     Господи, только не это, ну чем я прогневил тебя, Господи?!
     А ведь епископ знал, что он умрет, он сам сказал. Через три с
половиной дня. Если считать что полдня, на которые Уррий вернулся
назад, епископ тоже прожил, то как раз так и получается.
     Значит, епископ знал и о том, что с Уррием случится? Что будет с
Лореллой?
     Но откуда? Ведь это не мог узнать даже Майдар, умеющий гадать на
будущее.
     И верховный координатор алголиан ничего не знал, в этом Уррий
был уверен.
     Так кто же был Его Преосвященство отец Гудр? Или он тоже не знал
будущего точно? Да, скорее всего, иначе бы сказал, предупредил...
     Но как тяжела утрата. Если бы не заклятие, то епископ бы еще был
жив, как и Лорелла.
     И тут Уррий вспомнил слова Белиала.
     Сарлуза!
     Во всем виновата она! Она наложила заклятие, чтобы избавиться от
соперницы!
     Сарлуза! Будь она проклята во веки веков!
     Что угодно мог простить Уррий, сделанное ради любви, но не
подлость.
     Он ненавидел Сарлузу. Он желал ей таких же мук, что испытывал
сам.
     Он поклялся отомстить Сарлузе, как только увидит ее!



     У Сарлузы больше не было магического котла и она не знала, что
произошло в замке.
     Четвертый день она ехала по лесам глухими звериными тропами в
сопровождении четырех неразговорчивых алголиан.
     Маршрут им, видно, был хорошо знаком - продвигались быстро и
уверенно, ночевали в прекрасно оборудованных тайных пещерах внутри
холмов.
     По словам командира малочисленного отряда, через несколько дней
они должны выехать на побережье, а еще через два дня доберутся до
ирландского каталога Ферстстарр, главного храма алголиан, где Сарлуза
будет дожидаться Уррия.
     Уррий! Почти все мысли Сарлузы были о нем. Она любила его всей
душой и теперь понимала, что более правильного выбора сделать не
могла. Она отнюдь не жалела, что отреклась от Белиала - Князь Тьмы
не смог или не захотел спасти ее от костра.
     А Уррий захотел и смог - он любит ее!
     Ее, Сарлузу, а не ту дурочку худосочную из озера. И Уррий не
пожалеет, что полюбил Сарлузу - она даст ему все, что не даст ему
никакая другая женщина.
     Ведь она, мало того, что привлекательная, еще и сильная,
решительная, владеет искусством колдовства, пусть пока еще и
недостаточно хорошо и мало что может без магических предметов. Она
будет ему надежной спутницей в жизни.
     И сопровождать Уррия по всей его большой и наполненной событиями
будущей жизни в роли его дамы сердца представлялось ее куда более
заманчивой перспективой, чем прислуживать заносчивому Белиалу, ничего
конкретного не обещающего: одни туманные намеки. К тому же,
предавшего ее.
     Когда в тот роковой день скрипнула тяжелая дверь, Сарлуза
подумала, что за ней пришли ее палачи и приготовилась умереть
достойно - с именем Уррия на губах.
     Но в камеру шагнул пожилой рыцарь, черты лица которого Сарлузе
показались знакомыми. За ним шла некрасивая пожилая женщина в
крестьянских одеждах. Мужчина посторонился, пропуская старуху, и
плотно притворил дверь.
     - Я пришел по просьбе Уррия, чтобы спасти вас, - сухо сказал
мужчина, не глядя на Сарлузу.
     По его сосредоточенному лицу молодая колдунья догадалась, что он
готовится к магическим действиям.
     - Быстро переодевайтесь.
     Старуха уже снимала свои незатейливые одежды, движения ее были
неловки и угловаты, она была явно под действием волшебных чар. И
Сарлуза узнала мужчину - это верховный координатор алголиан, она
видела его в магическом котле.
     Сарлуза не заставила себя долго упрашивать - имя Уррия было для
нее словно волшебный пароль. Уррий нашел способ спасти ее, он сдержал
слово!
     Женщины переоделись и встали рядом.
     Верховный координатор вставил факел в жирондоль на стене и
вытянул обе руки по направлению к женщинам. Из рук его полился
голубой туман и быстро окутал женщин.
     Сарлуза гадала: что же это за волшебство?
     Когда туман рассеялся, Сарлуза ахнула - вместо старухи рядом
стояла она сама. И Сарлуза поразилась, насколько она сейчас, в
синяках и кровоподтеках, с разбитой губой и опухшими глазами,
некрасива и непривлекательна. А ведь Уррий видел ее такой!
     - Пойдемте. У нас нет времени! - приказал Фоор и они вышли в
из каземата.
     Женщина с обликом Сарлузы осталась там - ей суждено было
сгореть на костре вместо настоящей колдуньи.
     Ни тени жалости к ней, Сарлуза не испытывала. Она сама удивилась
- неужели сердце ее совсем зачерствело? Нет, просто та женщина была
для нее никем и ее жизнь все равно была на исходе. Так не лучше ли
для старухи, прожившей никчемную бесполезную жизнь, что хоть ее
гибель послужит любви двух молодых сердец?
     За дверью стоял замерший стражник, пустыми глазами смотрящий в
каменную стену.
     Верховный координатор сделал перед его лицом сложные пассы и
подтолкнул Сарлузу к выходу.
     - Быстрее, он сейчас очнется.
     Они миновали все посты и вышли во двор, где, в ожидании казни,
уже начали собираться жители окрестных сел.
     - Надвиньте на глаза платок, чтобы вас не узнали, - приказал
ее спаситель.
     Они хотели сразу покинуть замок, но в воротах стояли три
стражника, болтающих с одним из священников.
     Верховный координатор решил не рисковать, а вывести беглянку
позже, когда крестьяне начнут расходиться.
     К ним подошел другой мужчина, видимо тоже алголианин.
Координатор приказал Сарлузе слушаться его, а сам ушел.
     Ждать пришлось долго - час, а может полтора. Неуклюжие
крестьяне в давке несколько раз больно толкнули ее в избитую грудь.
Но вскрикнуть или ответить обидчику, что она о нем думает, Сарлуза не
решалась, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Рядом с
мрачным алголианином, затерявшись в дальних рядах, Сарлуза наблюдала
за казнью. Она видела бледное лицо Уррия и мысленно пыталась
докричаться до него, сказать, что она жива, но безуспешно.
     Странно наблюдать собственную казнь со стороны! Будто заново
рождаешься. И Сарлуза поклялась себе начать новую жизнь - жизнь для
и ради Уррия. Нет у нее отныне другого господина!
     Когда казнь закончилась Сарлуза вместе с крестьянами спокойно
покинула замок. Выходя из ворот замка, она случайно увидела сестер
Лореллы, тоже переодетых в простые одежды. Тогда Сарлуза догадалась,
кто написал на нее донос.
     Волна возмущения по поводу недостойных действий Лореллы охватила
Сарлузу. Но она тут же взяла себя в руки. Что ж, так даже лучше -
Лорелла начала первая, она, Сарлуза чиста. Она лишь отомстила за
себя. За ту несчастную женщину, сгоревшую вместо нее на костре.
     В лесу ее ожидала лошадь и они с сопровождающим быстро домчались
до тайного храма алголиан под Красной часовней. Сарлуза надеялась,
что в храм к ней приедет Уррий. Но ее тут же отправили в Ирландию.
     Фоор справедливо рассудил, что Сарлуза будет лишним доводом,
чтобы наследник Алвисида отвез реликвию алголиан в ирландский
каталог.
     И ей придется ожидать встречи с возлюбленным среди непонятных и
чуждых ей алголиан.
     Когда Уррий выполнит свое обещание и привезет к ним этот
дурацкий шар? Сколько ей придется ожидать любимого - день, десятки
дней? А, может быть, год? Поистине, ожидание хуже самой жуткой пытки.
Но она вынесет. Она сильная. И силы она черпает в любви. Во взаимной
любви!
     Только предстоящей встречей с Уррием она и жила, только об этом
и думала. Представляла, как он увидит ее (синяки и кровоподтеки к
тому времени уже пройдут), как он подойдет, шепнет ей ласково и
проникновенно, как только он один может: "Сарлуза..."
     От этих мыслей у нее чуть ли не кружилась голова.
     Но и еще одно не давало ей покоя - Сарлуза пыталась выбросить
эти думы из головы, но бесполезно. Словно зубная боль, не сильная, но
не проходящая, мучила ее мысль о Белиале.
     Ясно, что сейчас от мести Князя Тьмы ее охраняют алголиане, а
потом защитит Уррий. Нет, не это ее волновало. Остались ли у нее
магические способности, после отречения от Сил Зла? Ведь почти всему
ее научил Гудсберри, очень мало что она получила от невразумительных
уроков матери.
     И Сарлуза пыталась проверить.
     Тогда, в первую же ночь, в закрытой небольшой комнате с уютной
кроватью, куда ее проводили в тайном убежище алголиане, Сарлуза
попыталась вызвать дух матери.
     То ли она переволновалась, то ли действительно (и это вселяло
ужас) магические способности покидали ее, но дух появился и, не
сказав ни слова, исчез. Больше его вызвать не удалось.
     Никаких снадобий для усиления ворожбы, у Сарлузы не было. Она
даже синяки не смогла вылечить - они начали было рассасываться от
чародейства, но Сарлуза почувствовала такую усталость, так загудело в
голове, что она бросила это занятие и тут же заснула, решив повторить
все утром.
     Успокаивало лишь то, что она по-прежнему могла зажигать свечи
взглядом.
     Но утром другая мысль посетила ее - очаровать одного из
молчаливых и невозмутимых алголиан.
     Сарлуза помнила неудачу с Уррием, но ведь он наследник Алвисида,
чарам не поддается.
     Она понимала, что очаровать алголианина сложно - тем более было
интереснее попробовать свои силы. К тому же это немного скрасило бы
скуку похода.
     И Сарлуза решила не вылечивать синяки, хотя утром убедилась, что
с большим усилием, но может это сделать. С синяками точно можно
очаровать лишь магией, к тому же силы тогда лучше приберечь для
главного. Она мучилась - восстанавливается ли в ней магическая сила
после пережитых волнений, или, наоборот, у нее лишь остатки
колдовской мощи, данной ей некогда Белиалом, которые скоро исчезнут?
     Все утро, трясясь на лошади, и проклиная жесткое седло, Сарлуза
выбирала. И случайно поймала, даже скорее почувствовала, мимолетный
любопытствующий взгляд самого молодого на вид алголианина. Сарлуза
улыбнулась - выбор сделан.
     На одной из коротких остановок, когда они сели кругом, чтобы
подкрепиться, Сарлуза одарила молодого алголианина магическим
взглядом, противиться которому смог бы лишь самый сильный колдун.
     И когда они продолжили путь, она ощутила на себе его взгляд. Уже
не отстраненно-любопытствующий, а жадный, раздевающий.
     Она собрала в себе все силы и послала в него магический заряд -
он должен был увидеть ее сейчас раздетой, грубая одежда должна была
исчезнуть для его взгляда.
     Через какое-то время она оглянулась, чтобы проверить его
реакцию.
     Он ехал далеко позади.
     Ночью она ждала, что он придет к ней. Хорошо устроились эти
алголиане - на всем пути тайные, прекрасно замаскированные места для
ночевок, с очагами, с припасами, с отдельными комнатами.
     Нет, Сарлуза вовсе не собиралась предаваться любви с
алголианином, хотя он симпатичный и сильный с виду. Она любит Уррия и
отныне, никто кроме него не будет властвовать над нею.
     Молодая колдунья ждала алголианина, чтобы убедиться в том, что
магические способности не покинули ее. Только для этого - она была
убеждена. Она собиралась прогнать алголианина, хотя внизу живота
что-то сладко и требовательно ныло.
     И Сарлуза задумалась - должна ли она быть верна Уррию душой,
или и телом тоже?
     Так или иначе, к огромному удивлению Сарлузы, почти не
сомкнувшей всю ночь глаз, алголианин не пришел.
     Утром ей не удалось увидеть его - он готовил лошадей. Но когда
выехали, Сарлуза случайно встретилась с ним взглядом.
     Он вздрогнул, быстро отвел глаза и погнал коня вперед.
     Сарлуза улыбнулась. Она заметила невыразимую тоску в его глазах,
а также такую маленькую деталь, что он не побрился, хотя следить за
внешним видом алголианам строго предписывала их религия.
     Днем, на одной из остановок, она нашла-таки траву-чертковник и в
обед незаметно бросила корешок в котел. На остальных мужчин волшебное
снадобье не должно было подействовать - оно лишь многократно
усиливало магические чары. И Сарлуза, поймав взгляд своей жертвы,
вновь зачаровала его.
     И снова она ждала его ночью. Все тело горело голодным огнем. Она
жаждала Уррия, она скучала без Уррия, она хотела его. Она проводила
ладонью по обнаженным бедрам, представляя, что это руки Уррия, она
двумя пальцами легонько сжимала взбухший сосок груди, воображая, что
это Уррий целует ее. Она стонала сладко: "Уррий! Уррий!" И вдруг
увидела перед мысленным взором лицо молодого алголианина.
     Но он и в эту ночь не пришел.
     Утром ее разбудили поздно - солнце уже взошло высоко.
     Алголиане были мрачны и сердиты - молодого, которого пыталась
очаровать Сарлуза, среди них не было. Наверное, снова готовил
лошадей. Она быстро позавтракала в одиночестве, под хмурыми взглядами
мужчин, и они покинули ночное убежище.
     Молодого алголианина не было. Один из мужчин вел в поводу его
лошадь.
     В пути не разговаривали.
     Наконец Сарлуза не вытерпела, подъехала к старшему алголианину и
спросила:
     - А где ваш четвертый спутник?
     Он пристально посмотрел на молодую женщину, как бы оценивая
взглядом ее красоту, вздохнул, вспомнил, что ему строго-настрого
велено быть вежливым и предупредительным с возлюбленной наследника
Алвисида и ответил:
     - Как и полагается добродетельному алголианину и истинному
мужчине в подобных случаях, он совершил Дэлетс.
     - Что сделал? - не поняла Сарлуза.
     - Совершил священный обряд - Дэлетс, - терпеливо пояснил
алголианин. - Отправился к мудрому Алголу во Вселенную, где Зло
отсутствует как понятие.
     Видя, что она все равно не понимает, он снова вздохнул и жестко
сказал:
     - Арприкс убил себя, написав на восходе солнца свой последний
шестнадцатый файл.
     - Почему? - глупо спросила колдунья.
     - Потому что он полюбил вас, и не смог справиться со своей
страстью, - зло ответил алголианин.
     - И поэтому надо было убивать себя? - рассердилась Сарлуза.
     - Да. Вы для нас неприкосновенны. Вы - возлюбленная наследника
Алвисида. Арприкс сделал единственно правильный выбор.
     Сарлуза направила лошадь вперед.
     Она не могла и не желала встречаться взглядом с алголианином. Ей
стало нехорошо. Но теперь она знала - магические способности не
покинули ее.
     Но какие, все-таки, все мужики идиоты!



     Пиршество в замке сэра сэра Отлака повторилось почти в точности.
Для шестерых: Уррия, его отца, царя Тютина, Майдара, Хамрая и
верховного координатора алголиан Фоора, все происходило во второй
раз.
     Остальные гости ни о чем не подозревали.
     Не было венчания в церкви замка. Никого, кроме Уррия, это не
интересовало.
     Умер епископ Маридунский, поэтому вместо назначенной свадьбы
праздновали помолвку сына графа Маридунского. С одной из дочерей царя
Ста Озер. А с какой именно - не все ли равно благородным рыцарям и
дамам?
     Уррий появился на пиру с сестрой Лореллы - с Журчиль, кажется.
С той у которой волосы потемнее и родинка на верхней губе.
     Он сел рядом с друзьями, подальше от озерных девушек. Но царь
Тютин не обратил на это внимания - после беседы с графом Маридунским
он был в прекрасном настроении.
     И так же танцевали озерные девушки, развлекая благородных
гостей.
     Уррий тупо смотрел на них, перед глазами стояла Лорелла в
свадебном наряде. Чтобы прогнать тоску, он выпил полный кубок вина.
Грусть не отступала.
     Так же озерные воины сражались друг с другом деревянными мечами.
Так же вышел сэр Таулас и победил их всех. Так же, в свою очередь,
его победил сэр Гловер и так же против него вышел барон Ансеис.
     В глазах Уррия появился некий интерес.
     Барон проиграл, точно так же как в первый раз. Но Уррий обратил
внимание, что могущественный маг проиграл намеренно. Даже движения
его были точь в точь как в первый раз. Только очень опытный боец
сможет провести совершенно одинаково два боя - Уррий понимал в этом
толк. В этом была его жизнь.
     Только это - рыцарские подвиги, сражения, оружие в жизни Уррия
и осталось.
     Любовь покинула его.
     Лорелла!..
     Уррий заметил, что кубок перед ним вновь полон. Единым движением
молодой рыцарь осушил его. В голове зашумело, но легче не стало.
     Веселье набирало силу.
     Вот Гловер разрубил доски стола.
     Вот сэр Отлак провозгласил тост за царя Ста Озер.
     Уррий выпил вместе со всеми - не было рядом Лореллы, не для
чего было стремится поскорее покинуть пиршественный стол. Оставалось
одно - напиться и забыться.
     Прошли двенадцать часов, которые были вырваны у Времени ценой
невероятного напряжения душевных и физических сил. Ценой смерти
епископа Гудра. Прошли...
     А Уррий ничего за эти часы не добился... Лореллы нет больше с
ним. Она на другой половине мира и он больше не увидит ее... Никогда.
     Голова тяжелая, как каменный валун, сил нет держать ее. И перед
глазами все плывет, кружится...
     Жизнь кончилась, осталось лишь с честью погибнуть на поле брани,
когда к замку подойдет враг.
     Лишь Эмрис и Ламорак старались как-то ободрить Уррия. Остальным
гостям до его переживаний и душевных мук не было никакого дела.
Эмриса, и Ламорака терзали собственные невеселые мысли, но они
пытались поддержать друга.
     Герцог Вольдемар рассказывал о прошлой войне с варлаками, а
поскольку хозяин замка не ушел, как в первый раз (о чем Вольдемар
естественно не знал), то герцог несколько преувеличивал заслуги графа
- совсем чуть-чуть, никто кроме самого графа этого вообще не
заметил.
     А граф подумал, что вот и забывать стал те события, вон
Вольдемар говорит, то чего и не было.
     Но что до войн прошедшего? Что от них осталось? Опыт и
воспоминания. И гордость. И все это придаст силы в войне нынешней.
     Барон Ансеис отдыхал, силы вернулись к нему после битвы с
туманной стеной времени. Слишком часто он в последние дни был близок
к полному магическому истощению. Давно уже не занимался магией
регулярно. Но и усилия потребовались немалые. И у Хамрая были все
причины думать, что ему еще в ближайшие дни неоднократно придется
магией воспользоваться. Это не пугало его.
     В общем, все идет нормально, хотя его первоначальный план взять
наследника Алвисида оруженосцем и отправится с ним путешествовать,
рухнул. Хамрай особо и не рассчитывал, что план воплотится до деталей
- когда имеешь дело с наследником Алвисида нельзя планировать
ничего. Но все хорошо. Так или иначе наследника Алвисида он вместе с
Фоором сумеет уберечь от любых опасностей.
     Как он и говорил шаху, вопрос дней или месяцев - Уррий
доберется до головы Алвисида в ирландском каталоге и начнет собирать
поверженного бога. И не пройдет десятка лет (а Хамрай умеет ждать, он
не торопится) и заклятие будет снято. Заклятие!..
     Барон посмотрел на Аннауру. Она улыбнулась ему и от этой улыбки
перевернулось все внутри заматерелого, многоповидавшего чародея. Он
уже давно забыл как щемит сердце от женских улыбок. А может и не знал
никогда.
     Вот где главная опасность. Он влюбился!
     С этим надо что-то решать, а то дело может зайти слишком далеко.
Мало того, что эта любовь бесплодна (не будет же Аннаура ждать, когда
Уррий соберет Алвисида!), она может помешать Хамраю в выполнении его
миссии.
     И Хамрай понял: надо прекращать эту связь немедленно. Пока он не
влюбился слишком сильно, пока еще он может изгнать любовь к этой
отважной бриттской красавице из своего сердца.
     Старый чародей решил направить любовь Аннауры на другого рыцаря.
На кого бы...
     Уррий плохо выглядит, он слишком расстроен потерей возлюбленной.
Вот пусть Аннаура и утешит его.
     Произнесенное молча заклинание на любовь, имена Аннауры и Уррия
в этом заклинании, и сильный пронзительный взгляд с магическим
зарядом.
     Аннаура встала и, не взглянув на барона, пошла к Уррию.
     - Можно с тобой посидеть, сэр Уррий? - спросила она.
     Уррий взглянул на подошедшую красавицу и не нашел в себе силы
ответить отказом.
     Он кивнул.
     Ламорак встал, Уррий и Эмрис посмотрели вопросительно на друга.
     Принц Сегонтиумский натужно улыбнулся и глазами указал на
освободившееся место рядом с французом. Барон Ансеис вызывал жгучее
любопытство друзей, они были наслышаны о его подвигах в столице.
     Аннаура завела непринужденную бессодержательную беседу с Уррием,
пытаясь растормошить его. И ей это, конечно, удалось - невозможно же
всю жизнь предаваться печали, вино и женское обаяние сделали свое
дело.
     Наследник Алвисида неподвластен никаким магическим чарам -
Хамрай прекрасно знал об этом и не пытался воздействовать на Уррия.
Но даже наследник Алвисида бессилен перед чарами женскими.
     А Аннаура могла бы победить всех соперниц, если бы устраивались
турниры по женским чарам. Если Аннаура хотела, она завораживала
любого мужчину.
     Да, она была на одиннадцать лет старше Уррия, но разве это имело
значение?
     Да, она была когда-то (боже, как давно это было!) возлюбленной
отца Уррия.
     Но кто Уррию скажет об этом?
     Аннаура не могла бы сейчас объяснить никому, чем ей приглянулся
этот мальчик, но безумное, непреодолимое желание кружило ей голову не
меньше, чем Уррию туманило голову выпитое вино.
     И первая красавица Британии решительно пошла в наступление:
     - Говорят, сэр Уррий, у вас замечательная коллекция волшебных
мечей?
     - Лучший меч у Эмриса, Экскалибурн, - хмуро ответил юный
рыцарь.
     - Я его видела. Я хочу посмотреть твои мечи. Ты не откажешься
показать мне их?
     - Прямо сейчас? - удивился Уррий.
     - Здесь слишком шумно, - томно ответила красавица. - Мне
хочется немного побыть в тишине.
     Уррий встал и подал ей руку.
     - Хорошо, пойдемте.
     Они прошли мимо стола, но тут сэр Отлак негромко окликнул:
     - Уррий!
     Уррий и Аннаура подошли к нему.
     - Уррий хочет показать мне волшебный шар алголиан и свои
чудесные мечи, - вместо Уррия, который не знал что сказать, ответила
Аннаура. - Надеюсь, вы позволите?
     - Как вам не стыдно? - вспыхнула праведным гневом графиня.
     Сэр Отлак так взглянул на нее, что графиня тут же предпочла
заняться тушеной уткой, а не запоздалым воспитанием сына.
     Граф посмотрел на французского барона, который за короткое время
стал ему близким другом.
     Тот рассказывал что-то Ламораку и как раз в это момент кинул на
Аннауру с Уррием равнодушный взгляд (как трудно далось Хамраю это
равнодушие!).
     Граф удивленно пожал плечами и сказал:
     - Что ж, как вам будет угодно. Пусть Уррий покажет свое оружие.
Ему есть чем гордиться.
     Уррий и Аннаура ушли.
     Царь Тютин нахмурил брови и одарил Журчиль и Соррель таким
взглядом, что сердца их сжались от страха. Улететь в образе птицы
подобно Лорелле на другую половину мира они вовсе не желали.
     Уррий провел Аннауру в комнату, зажег факела и открыл сундук.
Стал вынимать мечи один за другим. Любовно погладил чудесный шар,
который вновь впал в глубокий сон. Достал ларец с посланцем Алвисида
- показывать так все.
     Аннауру мало интересовали сокровища Уррия, тело ее пылало
внезапно нахлынувшей страстью к этому темноволосому красивому юноше.
Она не могла терпеть больше ни минуты, она не понимала, что с ней
происходит. Никогда прежде плотские желания не преобладали в ней над
душевными порывами.
     - Как здесь душно, - вздохнула она. - Уррий, ты не ослабишь
мне шнуровку на платье?
     Аннаура подставила ему спину.
     Уррий подошел и принялся развязывать шелковые шнурки.
     Она поймала его руку и резко повернулась. Глаза их встретились.
     И губы потянулись друг другу навстречу.
     Она трепетала в его руках. Опытная изумительная женщина,
безусловно признанная всеми первой красавицей королевства, о которой
Уррий много слышал, трепетала в его руках. Эта мысль прогнала прочь
последние крохи разума.
     Они соединились в жарком поцелуе. В это время он должен был бы
целовать Лореллу...
     - Лорелла, - вдруг сказал он. - Я люблю тебя, Лорелла.
     - Я - Аннаура, - поправила его она. - И я люблю тебя, люблю.
Я вся твоя, возьми меня.
     Он стал снимать с нее платье.
     Перед глазами Аннауры все плыло. Она не могла думать ни о чем
кроме того, что хочет, чтобы этот юноша как можно скорее овладел ею.
     И вдруг наваждение кончилось так же внезапно, как и накатило.
     Аннаура, словно мгновенно отрезвев, отпрянула от Уррия, будто
впервые увидела его. Посмотрела на свою обнаженную грудь и стыдливо
натянула лямки платья на место.
     Уррий ничего не понимал.
     В дверь постучали, и не успел Уррий ответить, как на пороге
показался барон Ансеис.
     Уррий посмотрел в окно, он не желал встречаться взглядом с
вошедшим, ему стало крайне неудобно - барон столько сил приложил,
чтобы спасти невесту Уррия, и в тот же вечер Уррий целует его
женщину.
     Что с ним, Уррием, произошло? Почему так получилось? Сейчас
барон заколет его мечом и будет прав. Уррий даже защищаться не
станет. Он хочет умереть!
     Уррий посмотрел на барона и вдруг вздрогнул. Помотал головой и
протер глаза - неужели вино настолько замутило разум? На пороге
стоял Триан и делал какие-то знаки.
     - Спасибо, сэр Уррий, что показали ваши мечи, - быстро сказала
Аннаура и подошла к дверям. - Мне было очень интересно.
     Триан посторонился, пропуская ее, и она вышла из комнаты, не
глядя по сторонам. Подобрав юбки, Аннаура поспешила скорее вниз, в
зал, где остался барон, которого она полюбила всей душой. Какое
затмение нашло на нее? Простит ли ее барон? Как хорошо, что им
помешали и не случилось непоправимого.
     Аннаура понять не могла, как могло возникнуть в ней желание к
этому юноше. Нет, он конечно, симпатичный мальчик, но ей он не нужен.
Она полюбила барона Ансеиса так, как не любила еще никогда в жизни.
     И это было правдой.



     Уррий сел на постель и обхватил голову руками, пытаясь собраться
с мыслями и наконец понять: да что с ним происходит?
     Триан не уходил.
     Юноша поднял голову и спросил:
     - Чего ты хотел, Триан?
     Триан посторонился и в комнату вошли озерные девушки - сестры
Лореллы. На них были такие же платья, как на Лорелле, когда она
пришла к нему в первый раз.
     - Нет, только не это! - чуть не закричал Уррий.
     Но одна из сестер быстро подошла к Уррию и, ни слова не говоря,
повалила его на постель, навалившись жарким телом, заполнив взгляд
растерявшегося юноши соблазнительной ложбиной груди.
     Другая озерная девушка вытолкала из комнаты опешившего Триана и
плотно прикрыла дверь.
     - Но я люблю Лореллу! - в отчаянии закричал Уррий. - Я не
хочу!
     - Любви не существует в природе, - уверенно сказала Журчиль,
затыкая ему рот прохладными и в то же время жаркими губами.
     - Этого хотела Лорелла! - добавила Соррель, стягивая с него
парадные сапоги.
     У Уррия не было больше сил сопротивляться, мужество покидало
его.
     "Прости меня, Лорелла! - мысленно взмолился он. - Ты сама
просила об этом!"



     Хамрай был в смятении.
     Он не смог выдержать - он снял магические чары с Аннауры, он
позвал ее к себе. Он не мог больше жить без нее.
     И это вселяло ужас в могущественного чародея, тайлорса, на
котором лежало заклятие Алвисида.



     Разбудил Уррия Эмрис. Солнце било в глаза через раскрытое окно.
     Уррий сел на постели и зажмурился. Вставать не хотелось - уснул
он, вернее впал в обессиленное забытье, когда рассвет уже вступал в
свои права.
     Во рту было гадостно. И еще более противно было на душе.
     - Однако, темперамент у тебя! - насмешливо сказал Эмрис. - Не
ожидал от тебя - до утра кровать скрипела, сквозь запертые двери
крики были слышны...
     - Ладно тебе, - отмахнулся Уррий. - Попроси лучше Триана
принести воды.
     Эмрис ушел.
     Уррий встал и подошел к окну. Ему было противно.
     Он понял вдруг с неожиданной ясностью, что не любит Лореллу. И
не любил никогда. И Сарлузу не любил. И не способен полюбить. Это не
любовь была - всего лишь плотское желание.
     Но что же тогда любовь? И нужна ли она ему?
     Нет, не нужна ему, Уррию, любовь. Он прекрасно обойдется без
любви. Вряд ли он сможет жить спокойной семейной жизнью. У него -
другая судьба. Великая судьба - он возвратит к жизни бога Алвисида.
И нет в этой великой судьбе места для дамы сердца. Нет и не надо.
Уррий обойдется и без любви.
     Так или иначе, но озерных девушек он видеть больше не желал.
     И он их больше не видел. Хотя царь Ста Озер оставался со всей
своей свитой в гостях у графа Маридунского, Соррель и Журчиль исчезли
из замка.
     Они добились того, что хотели Лорелла и царь Тютин - каждая из
них унесла в себе семя Уррия.




                                     "Не знаешь ты конца - и тем велик."
                                                     Иоганн Вольфганг Гете


     Через два дня к замку сэра Отлака подошла огромная армия принца
Вогона.
     По указанию короля Фердинанда к нему присоединились четыреста
самых знатных и храбрых сакских рыцарей, которые не пожелали
принимать участия в коварном захвате Камелота, но в честном бою
готовы были сразиться с бриттами.
     Утро началось с того, что у ворот замка появился одинокий
невооруженный всадник, на одежде которого не было никаких знаков. Он
заявил вышедшему к воротам замка сенешалю, что хочет разговаривать с
хозяином замка и может сообщить важные вести.
     Граф уже давно не спал, но незнакомцу пришлось изрядно
подождать.
     Сэр Отлак резонно рассудил, что в военное время личных посланий
быть не может и распорядился просить верховного короля созвать совет.
"Скорее всего, - решил граф, - это либо посланец Пенландриса, либо
перебежчик, либо шпион. В любом случае надо его внимательно
выслушать".
     Совет, избранный Эмрисом из числа знатных и прославленных
рыцарей, вновь собрался в специально подготовленном для этих целей
зале.
     В чисто вымытом помещение было поставлено кресел ровно по
количеству членов совета.
     Уррий стоял за креслом отца. Ламорак - за креслом Эмриса.
     Кресла для незнакомца, кем бы он ни оказался, не было.
     Когда все рыцари расселись, сэр Бламур сходил за прибывшим.
     - Кто ты и что тебе нужно? - спросил сэр Отлак, как хозяин
замка.
     - Меня послал Грэндфинд, - ответил незнакомец. - Он просил
передать, что армия саксов и варлаков сегодня к полудню будет здесь.
     - Грэндфинд, - брови графа сошлись хмуро на переносице, лицо
сразу посуровело. - Ему-то что за забота?
     - У них около четырех тысяч варлаков, полторы тысячи саксов и
четыреста лучших рыцарей короля Фердинанда во главе с герцогом
Риджвудом.
     По залу пронесся гул.
     Все присутствующие знали и уважали этого прославленного воина -
он зарекомендовал себя как истинный рыцарь во всем христианском мире
и даже за его пределами.
     - Продолжай, - сказал граф.
     - Отважный Грэндфинд предлагает вам, благородный граф
Маридунский, свою армию. У нас двести всадников и полтысячи
пехотинцев.
     - Что? Как он смеет? - вскипел граф, встав с кресла, но тут же
взял себя в руки. - Хорошо, - он повернулся к Эмрису, - ваше
величество, вам решать.
     Эмрис внимательно посмотрел на сэра Отлака. Он прекрасно
понимал, что чувствует граф. И понимал, какое решение он принял бы.
     И хотя Эмрис внутренне не согласен был отказываться от
предлагаемой помощи он, стараясь говорить как можно более спокойно,
произнес:
     - Как бы ни тяжелы были обстоятельства, мы справимся без помощи
армии бродяг и разбойников.
     Граф вздохнул облегченно. Хорошего наследника верховного короля
он вырастил.
     - Да, - ответил посланник главаря разбойников. - Жизнь
вынудила нас уйти в леса. Но мы - бритты. И не можем оставаться
равнодушными, когда родине угрожает опасность.
     - Родина, - уже более уверенно произнес Эмрис, видя на лицах
рыцарей одобрение его решения, - не нуждается в помощи воров. У нее
есть достойные защитники.
     Эмрис сел, давая понять, что разговор закончен.
     Разбойник поклонился.
     - Это окончательный ответ? - спросил он.
     - Нет, - сказал граф. - Сэр Бламур, прикажите отхлестать
негодяя кнутом. Пусть покажет свою спину Грэндфинду и передаст, что
как только мы покончим с саксами, мы прочешем леса и тогда не плети,
а петля будет ему ответом. Уведите его.
     Двери за разбойником закрылись.
     Эмрис, а вернее король Этвард, встал. На прошлом совете он
понял, что должен внимательно слушать более опытных рыцарей и
государственных мужей, но, если хочет быть уважаемым королем, то и
самому ему лучше не молчать. Однако, мнение король должен высказывать
последним. Этвард спросил:
     - Что думают благородные рыцари?
     - Теперь мы знаем примерные силы противника, - сказал сэр
Отлак. - У нас тоже четыреста рыцарей, не уступающих в доблести
саксам, а превосходящих их. И около тысячи ратников. Но у нас и
неприступные стены замка. Отступать нам некуда, мы должны выстоять.
Мы знаем, что король Фердинанд заключил союз с Луцифером. Архиепископ
Камелотский молится и пытается добиться особого покровительства у
Господа нашего Иисуса Христа. Будем готовы к битве... Вряд ли они
пойдут на штурм прямо сегодня, но все же.
     - Может быть, напасть на них первыми? - спросил сэр Гловер. -
Они, устали в пути, бычья требуха, мы полны сил. Они не ждут
нападения!
     - Действительно, - пылко вскочил с кресла сэр Таулас. -
Рыцарь не ждет, пока нападет противник, он бьет врага первым!
     - Я полагаю, - медленно сказал герцог Вольдемар, дождавшись
пока все замолчали, - что лучше подождать здесь. Они пришлют
парламентеров, мы выслушаем их.
     - Откуда, бычья требуха, ты взял, что они пришлют
парламентеров? - не выдержал Гловер. - И о чем нам с ними
разговаривать?
     - Пенландрис пришлет парламентеров, - сказал Вольдемар и
выразительно посмотрел на покрасневшего и сжавшего кулаки Ламорака.
- А говорить у нас есть о чем - Рогнеда, дочь верховного короля, в
их власти.
     - Если она до сих пор жива, бычья требуха! - неосмотрительно
сказал Гловер.
     Но Этвард не обратил особого внимания на эти слова. Своей родной
сестры он ни разу не видел. Это имя было для него пустым звуком.
Однако, он понимал, что должен заботиться о ней.
     - Вот это мы и должны выяснить, - сказал Этвард, видя, что
никто больше говорить не хочет. - Я согласен с герцогом Вольдемаром.
Подождем их прихода. Но... - он оглядел собравшихся, - будем готовы
в любой момент сесть на коней и выехать в поле сразиться с врагом.
     Совещание закончилось. Рыцари стали расходиться, чтобы
переодеться в боевые доспехи.
     Этвард подошел к сэру Отлаку и спросил тихо, чтобы никто не
слышал:
     - Отец, почему мы отказались от помощи армии Грэндфинда? Ведь
они предложили от всего сердца, а нам бы их воины пригодились. Ты
ведь сам сказал по поводу царя Тютина: "В такое время нельзя
отказываться ни от чей помощи". Может, я неправильно тебя понял,
отец, и поступил не так, как ты хотел?
     - Ты поступил правильно, Эмри... Этвард. Я горжусь тобой. Я
действительно считаю, что нельзя отказываться ни от чьей помощи, и
готов принять ее от шотландских рыцарей или от французского короля,
от алголиан или даже от дьявола, но не от воров и убийц, поставивших
себя вне закона. Это недостойно рыцарского звания.
     Сэр Ансеис взял под руку сэра Дэбоша и отвел в сторонку.
     - Мне хватило тех магических кристаллов, что доставили вчера
ваши люди, - тихо сказал Хамрай Фоору. - Столб готов. Надо
опробовать его на ком-нибудь и звать Уррия.
     - Пойдем посмотрим, Хамрай. Я хочу убедиться лично.



     Два мага прошли в комнаты, отведенные сопровождавшим барона
Ансеиса восьмерым телохранителям и оруженосцам.
     У порога в первую комнату возвышался светящийся слабым
фиолетовым светом столб из магических кристаллов. Их доставили из
храма под Красной часовней, бережно вынув из не нужной более
платформы.
     - Вот, - показал Хамрай. - Чтобы проверить необходим
доброволец. Кто из вас...
     Хамрай оглядел находящихся в комнате воинов.
     Все старались отвести глаза, чтобы не встретиться взглядом с
господином.
     - Это так опасно? - спросил Фоор.
     - Нет. Нужно только сразу убить двойника.
     - Зачем?
     - А кому ж хочется, чтобы кто-то еще претендовал на его место?
     - Сейчас будет доброволец, - ответил верховный координатор.
     Через четверть часа молодой алголиан, готовый к смерти (тогда
его имя занесут в Золотые Директории) стоял у столба.
     Верховный координатор внимательно смотрел за действиями чародея.
Да, кое в чем Хамрай опередил его, такого волшебства Фоор не знал.
     Розовый туман, струящийся из столба, окутал фигуру алголианина.
Затем перетек через порог в комнату и растаял. В комнате неподвижно
стоял точный двойник молодого воина.
     - Выйди, - приказал Фоор алголианину-оригиналу.
     Затем он внимательно осмотрел, даже пощупал двойника. Тот стоял
спокойно, на его лице было написано облегчение, что все закончилось
благополучно. Затем Фоор стал задавать вопросы созданному на его
глазах двойнику.
     - Да, - наконец сказал Фоор Хамраю. - Это человек. Точный
двойник.
     - Его надо убить.
     - Зачем? Каждый воин на счету.
     Фоор позвал алголианина-первого, поставил обоих рядом, осмотрел
еще раз и сказал, что они братья и должны защищать друг друга ценой
жизни своей. Затем отпустил их.
     Хамрай пожал плечами. Фоору виднее - его подчиненный.
     Фоор повернулся к магу.
     - Таким образом можно сделать сколько угодно двойников?
     - Ты хочешь спросить, можно ли создать армию сейчас? - уточнил
Хамрай. - Нет. Вот видишь, - он показал три маленьких глиняных
сосуда, два были тщательно закупорены, один пустой, - здесь жизни
трех убийц, повешенных графом на крепостной стене. Я взял их жизни за
мгновение до того, как они умерли бы от петли. Для того, чтобы
появился двойник кто-то должен умереть.
     - Хорошо. Позовем Уррия.
     Вчера Хамрай предложил Фоору подстраховаться - мало ли что - и
сделать двойника наследника Алвисида. Фоор согласился. Если
получится, то второго они усыпят настоем абалана и он будет спать
непробудным сном в укромном месте, пока в нем не возникнет нужда.
Разумный поступок в тревожное время.
     Пришел Уррий, увидел двух магов и поклонился.
     Он чувствовал перед ними некое смущение за то, что их
титанические усилия по спасению Лореллы пропали втуне. Не по его,
Уррия, вине, но все же.
     - Сэр Радхаур, - спросил Фоор, - ты веришь, что мы ничего
плохого тебе не желаем?
     - Да, конечно, верховный координатор, - растерянно сказал
Уррий.
     - Тогда ничего не бойся и встань сюда, - попросил Фоор.
     Координатор вошел в комнату. В ней стояли два воина Хамрая,
чтобы сразу захлопнуть дверь (зачем Уррию знать, что есть его
двойник?), а сам Фоор в это время тут же опоит двойника настоем
абалана...
     Уррий непонимающе посмотрел на магов, но подчинился. Он
действительно верил, что эти двое рыцарей ему не причинят зла. Уж
верховный координатор алголиан точно - он очень хочет возродить
Алвисида, и только Уррий способен это сделать. Поэтому Уррий не
испугался, когда густой розовый туман окутал его.
     Наконец туман рассеялся.
     Хамрай дружески взял юношу за плечо и направил к выходу.
     - Уррий, это защита от колдовства, - пояснил он. - К
сожалению, мы не можем защитить всех, но ты - не такой, как все. И
не говори никому об этом. Договорились?
     - А Эмриса вы можете защитить? - сразу спросил Уррий.
     - Видишь ли, Уррий, - вздохнул вынужденный лгать Хамрай, - у
меня больше нет порошка из драконьего сердца, который необходим.
Извини.
     - Жалко, - сказал Уррий. - Но почему вы защитили от
колдовства меня, а не Эмриса, он ведь верховный король!
     - А ты - наследник Алвисида, - ответил Хамрай и почти
вытолкнул растерявшегося юношу в коридор.
     "Неужели барон Ансеис тоже алголианин?" - недоуменно подумал
Уррий.
     Закрыв дверь, Хамрай быстро прошел в комнату.
     Там стоял обескураженный Фоор со склянкой в руках и два воина.
     - А где двойник? - удивился Хамрай.
     - Туман рассеялся и никого не оказалось, - ответил Фоор. -
Ты, наверное, что-то не так сделал.
     Хамрай прошелся по комнате и подошел к окну.
     - Я все сделал правильно, - наконец ответил он.
     - Может, попробуем еще раз? - спросил Фоор, который загорелся
идеей сделать двойника Уррия. - У тебя есть еще одна жизнь. А если
понадобится, то любой мой контрлбрик безропотно готов умереть ради
веры.
     - Нет, - вздохнул Хамрай. - Я не понимаю почему, но
наследника Алвисида продублировать нельзя. Пора надевать доспехи и
идти к воротам, скоро начнутся важные события.
     - Что ж, - согласился Фоор. - Встретимся на стене.
     Верховный координатор вышел. Он размышлял о том, как легко
Хамрай делится с ним столь важными секретами. За такие секреты платят
жизнями. Если знаешь, что нечто возможно - значит, если очень
захочешь, сможешь повторить.
     Создавалось впечатление, что Хамрай готов делиться с ним любыми
тайнами магии. Но Фоор не верил в это. Во всяком случае, своими
секретами делиться не желал.
     Например - он знал о перстне с эмблемой Алвисида на пальце
графа Маридунского. Эмблема была скрыта под золотой узорчатой
накладкой, но она не укрылась от проницательного взора Фоора. Он
пытался прочувствовать мысли графа насчет перстня - но сэр Отлак о
нем не думал. Фоору выдалась удобная возможность спросить о перстне,
но и в этот момент из мыслей графа не много-то узнал. Только то, что
с перстнем связана какая-то тайна, которая передается из поколения в
поколение главе рода и что перстень - талисман, оберегающий
владельца.
     Но что это за тайна, Фоору выяснить не удалось, а его безумно
интересовало все, связанное с именем Учителя. Любопытно, Хамрай знает
о перстне графа и его значении?
     О перстне можно было спросить, конечно, у посланца Алвисида, но
по договору координатор вернул его Уррию на следующий день, еще до
встречи с графом. Просить посланца второй раз Фоор не решался.
     Фоора так и подмывало поинтересоваться у Хамрая о перстне с
эмблемой Алвисида, но он опасался, что таким образом наведет того на
размышления. Если умеешь считать до шестнадцати, остановись на восьми
- закон, преподанный Фоору много десятилетий назад самим Алвисидом.



     Когда сэр Отлак рассказал о предательстве короля Пенландриса,
Ламорак сначала не поверил. Он не мог поверить.
     Не укладывалось в голове - отец, пример во всем для Ламорака,
поступил не по-рыцарски. Это просто невозможно!
     Этого не может быть, потому что не может быть!
     Но хоть тысячи раз кричи "нет!", хоть пронзи острым кинжалом
бешено колотящееся сердце - граф Маридунский не мог солгать, его
слова подтверждали другие рыцари.
     Мир рухнул для Ламорака в одночасье.
     Отец предал не только своего повелителя, верховного короля, не
только свою родину. Прежде всего он предал своего сына - Ламорака,
которого сам же воспитал, как подобает воспитывать рыцаря: в уважении
к доблестным и в презрении к позорящим рыцарское звание.
     Король Пенландрис обесчестил себя. И сына и весь род, и память
предков, и неродившихся еще потомков...
     Если только Ламорак, не смоет позор со славного имени.
     Но случилось еще более худшее для Ламорака.
     Как и предполагал герцог Вольдемар к замку подошли под белым
флагом парламентарии. Сам король Пенландрис пришел говорить от имени
принца Вогона.
     Боже Великий, какой позор!
     Но и это еще не все. Пенландрис желал сына в обмен на Рогнеду:
если в течении часа Ламорак не выйдет из замка, то юный верховный
король получит голову сестры на золотом блюде.
     - Негодяй! - только и нашел что ответить сэр Гловер. Он вышел
к самому краю и прокричал: - Пенландрис, я вызываю тебя на смертный
бой. Прямо сейчас! Победишь - получишь сына.
     - Нет! - закричал Ламорак. - Я не сын ему больше! Не сын!
     - Успокойся, - сказал сэр Отлак. - Мы верим тебе и не отдадим
тебя. Он не осмелится убить Рогнеду.
     - Осмелится, - вздохнул герцог Вольдемар.
     И все поняли: он прав. Ничего святого для Пенландриса не
осталось.
     - Пенландрис врет, - вдруг сказал барон Ансеис и окружающие
посмотрели на него. - Рогнеды с ними нет.
     - Вы уверены? - спросил Вольдемар.
     - Да, - поддержал Ансеиса сэр Дэбош. - Принцесса далеко
отсюда.
     - Ну тогда и сына, бычья требуха, он не получит! - воскликнул
Гловер. - Сэр Отлак ваши стрелки достанут его из лука?
     - Он под белым флагом, - сухо ответил Отлак. - Не гоже нам
уподобляться Пенландрису. Но сына он не увидит.
     - Подождите! - взмолился Ламорак. - Я не сын ему, я отрекаюсь
от него! Я прошу вас - отпустите меня и я убью его, чтобы смыть
позор с моего имени! - в срывающемся голосе юноши не было
неискренности, лишь мольба.
     Но в глазах многих рыцарей появилось недоверие - не хочет ли
юный обманщик улизнуть под крылышко отца, подальше от грозных клинков
возмездия? Не дрожит ли он за свою жизнь?
     - Если ты убьешь отца, - медленно произнес сэр Отлак, - то и
сам не проживешь дольше минуты.
     - Пусть! - чуть не со слезами сказал Ламорак. - Но и с
позором на сердце я жить не хочу!
     Тяжело быть сыном предателя. Невыносимо.
     Ему хотели возразить, но всех опередил юный верховный король
Этвард. Он поднял руку и сказал:
     - Иди, Ламорак. Я верю тебе и помню о клятве у озера Трех Дев.
Я не хочу потерять тебя, но на твоем месте я поступил бы так же.
     - Спасибо, Эмрис, - сказал Ламорак.
     Для него Эмрис остался Эмрисом - другом, который не подведет.
Эмрис его понимает.
     Никто не осмелился возразить верховному королю, хотя не все были
согласны с его решением. Даже если Ламорак искренне хочет смыть позор
кровью - удастся ли ему это?
     Неожиданно к Ламораку сделал шаг барон Ансеис.
     - Ламорак, пойдем я тебе что-то напоследок покажу. Я тебе не
все позавчера рассказал.
     Ламорак посмотрел на барона и без слов пошел за ним.
     Рыцари тоже не стали спорить с французом.
     Не все доверяли Ламораку, но никто после событий в столице не
сомневался во французском бароне, владеющим магией. Те, кто не
доверял юноше, решили, что барон хочет наложить заклятие, и если
Ламорак обманет их, то умрет. Те, кто верили принцу Сегонтиумскому,
подумали, что маг хочет с помощью чар уберечь его от клинков
телохранителей Пенландриса.
     Ламорак отправился вслед за Ансеисом.
     Юноша подождал в коридоре. Барон вынес, что-то, аккуратно
завернутое в темно-красную, словно окровавленную ткань, и протянул
юноше.
     - Держи, это пригодится тебе, - сказал барон.
     Ламорак снял ткань и разглядел узкий, блестящий и необыкновенно
острый трехгранный кинжал - таких прежде Ламорак не видел.
     - Это тритский кинжал, - пояснил барон, - он закален в желчи
бурого тибетского дракона и проткнет любую кольчугу, словно простую
тряпку.
     - Спасибо, - сказал Ламорак.
     - Иди, король Пенландрис ждет тебя. А мне еще надо кое-что
сделать.
     Ламорак спрятал под одежду драгоценный подарок, проверил не
стесняет ли клинок движений и пошел по коридору навстречу судьбе. Он
думал об отце, о рыцарской чести и брате, который предпочел смерть
бесчестию.



     Солнце уже начало спускаться к горизонту.
     Вокруг замка графа Маридунского огромным кольцом стояла армия
неприятеля, не подходя ближе, чем могут долететь стрелы лучников или
снаряды, пущенные с донжона камнеметной машиной.
     Принц Вогон и его советники явно хотели устрашить осажденных
многочисленностью своих войск. Весь день в лесу рубили деревья -
наверное, чтобы завалить ров перед замком.
     Увидев спускающегося сына - одного, без сопровождающих,
Пенландрис удивленно и радостно улыбнулся. Не ожидал король
Сегонтиумский, что все получится столь легко, что Отлак и Вольдемар
уступят ему не торгуясь, не требуя показать принцессу.
     - Отец! Как ты мог?! - спросил Ламорак приблизившись.
     - Я тебе все объясню, сынок, - Пенландрис обнял подошедшего
юношу.
     Ламорак почувствовал, как под тканью одежды, под тонкой, но
прочной кольчугой, бьется сердце отца.
     Сердце предателя.
     - В наших жилах течет и сакская кровь, - сказал Пенландрис. -
И мы сделали правильный выбор. Пойдем, я познакомлю тебя с принцем
Вогоном и благородным герцогом Иглангером, моими новыми друзьями и
союзниками.
     - Твои союзники теперь - варлаки! - обвиняюще воскликнул
Ламорак, указывая на телохранителей Пенландриса.
     - Не спеши судить, не узнав всех подробностей, сын. Поехали
отсюда, пока Отлак не передумал и не засыпал нас стрелами.
     - Но ты ведь обещал отдать им принцессу Рогнеду!
     Пенландрис промолчал. Ступивший на скользкий путь предательства,
свернуть не может.
     Один из варлаков слез с лошади и подвел ее к Ламораку.
     Пенландрис вскочил на своего коня.
     - Поехали.
     Ламорак сел на лошадь и в сопровождении варлаков они направились
к шатру принца Вогона.
     Ламорак смотрел в широкую спину отца.
     Нет, не отец это - оборотень, злодей, принявший облик отца. И
не имеет он больше права осквернять своим дыханием эту землю!
     Ламорак тихонько вытащил клинок, подаренный Хамраем.
     - Отец! - окликнул Ламорак, подъехав к нему ближе.
     Пенландрис обернулся на голос сына и Ламорак, что есть силы,
вонзил ему в грудь блеснувший в лучах солнца кинжал.
     Заколдованная сталь легко прошла сквозь кольчугу и впилась в
сердце короля.
     Ламорак успел заметить лишь огромное удивление в серых глазах
отца, тот что-то прохрипел и тяжело свалился с коня.
     В эту минуту Ламорак думал о том, что со стены замка на него
смотрят Эмрис и Уррий.
     И в то же мгновение четыре коротких широких меча с двух сторон
обрушились на Ламорака.
     "Я смыл позор кровью!" - последнее, что подумал юный рыцарь.



     - Проклятье! - воскликнул принц Вогон, чуть не застонав от
досады и обиды. - Я же говорил Пенландрису, что напрасно он поехал
разговаривать с этими трусливыми ублюдками. Нельзя ожидать от этих
коварных бриттов рыцарской чести и благородства!
     Принц стоял рядом с герцогом Иглангером возле шатра на
возвышенности у самого леса. Замок и все окрестности прекрасно
просматривались, но перед предводителями сакской армии в бронзовой
раме на специальной подставке стояло магическое стекло - сквозь него
все было во много раз увеличено. И в нем, в этом чудесном стеле принц
прекрасно видел мертвое, примявшее высокую траву, лицо их союзника.
Изо полуоткрытого рта короля Сегонтиумского текла тонкая алая
струйка.
     Принц был вне себя от ярости. В сердцах он стукнул по массивной
раме магического стекла.
     - Они заколдовали мальчишку! Наверняка этот француз заворожил
принца! Какое вероломство!
     От удара рама колыхнулась в подставке, изображение метнулось
вверх и герцог увидел на стене замка смотрящих вниз рыцарей. Две
фигуры привлекли его внимания - барона Ансеиса и стоящего рядом
пожилого рыцаря.
     Верховный координатор алголиан. Это серьезно. Очень серьезно.
     Иглангер уже не был уверен в успехе похода. Он засомневался в
собственных силах, а по опыту чародей знал, что сомнение равносильно
поражению.
     Он тут же постарался успокоить себя, что на их стороне, кроме
численного превосходства армии, еще и союз с силами Зла.
     Лучшие сакские рыцари и огромная армия не ведающих страха
варлаков - вот его козыри и аргументы.
     Замок считается неприступным? Пора доказать заносчивым бриттам,
осмелившимся бросить вызов ему, герцогу Иглангеру, что когда-нибудь и
самая неприступная крепость должна пасть!
     Герцог твердой рукой взял раму волшебного стекла за специальную
рукоять и повел магическим стеклом по верху стены замка. Но все
рыцари уже отошли от края, и никого больше он рассмотреть не сумел.
     - Мерзавцы! Негодяи! - негодовал принц. - Они ответят за
смерть короля Пенландриса! Сегодня же! Они все будут казнены еще до
захода солнца! Герцог, я решил не откладывать штурм на завтра. До
темноты еще достаточно времени!
     Иглангер внимательно посмотрел на сакса. Герцог один знал позор
принца.
     Утро той памятной ночи для Иглангера выдалось хлопотным. И
прежде всего потому, что лишенный мужества принц молил его о помощи.
И вместо того, чтобы поторопиться выслать погоню за беглецами, герцог
вынужден был заниматься пересадкой принцу чужого органа.
     Принц был обессилен, он хрипел, надорвав криком голосовые
связки, и молил лишь об одном - восстановить его гордость.
Измученному Иглангеру с трудом, но удалось провести волшебство
(человек, отдавший свое естество принцу, был немедленно убит, чтобы
не проболтался) и герцог полагал, что владея тайной позора принца ему
будет легче с ним разговаривать.
     Как выяснилось, герцог глубоко заблуждался. Едва оправившись,
принц обвинил в бегстве бриттов Иглангера и отправился опробовать
свои новые возможности с местными красотками, доставленными по его
приказу из лучшей столичной гостиницы.
     И хотя герцогу Иглангеру самому не терпелось начать штурм, он
непреклонно сказал:
     - Нет, ваше величество. Воины устали с дороги. Это не самое
разумное решение, я бы...
     - Я приказываю! - принц был готов сорваться на крик, лицо его
покрылось красными пятнами.
     "Шлюхам своим приказывай, герой! - мысленно усмехнулся герцог.
- Силы космические, сколь велика разница в отце и сыне!".
     После захвата столицы, когда пленники сумели сбежать, герцог был
вынужден вызвать к себе обоих братьев. Чтобы охраняли его
бесчувственное тело. А сам завладел сознанием длиннокрылого стрижа,
содержащегося для подобных целей в большой деревянной клетке, и
устремился в его тельце в Лондон. К королю Фердинанду. Вселившись в
тело заранее оговоренного слуги, герцог имел беседу с королем.
Нелицеприятную беседу. И больше допускать неудач просто не имел
права. Гордость колдуна первого тайлора и герцогский титул не
позволяли.
     - К вашему сведению, благородный принц, - герцог поклонился,
но в поклоне было больше язвительного превосходства, чем уважения, -
король Фердинанд...
     Его оборвали крики, донесшие со стороны леса. Все обернулись.
     - Что там происходит? - тревожно спросил принц.
     Очень быстро выяснилось, что меткие лучники (изрядно меткие -
из десяти стрел лишь одна не находила жертвы) напали на тылы
варлакской армии.
     И тут же из лесов появились вооруженные всадники.
     - Засада! - воскликнул принц. - Подлые коварные бритты!
Уничтожить их!
     Герцог Иглангер провел рукой по лбу. Он сразу узнал, что это
бойцы Грэндфинда воспользовались моментом, чтобы доказать свой
патриотизм. Это не смертельно. Но, воспользовавшись переполохом,
могут совершить вылазку рыцари из замка. Надо быть настороже.
     - Герцога Линксангера и герцога Берангера срочно ко мне, -
распорядился чародей.
     Если придется сражаться в магическом пространстве, то помощь
братьев будет отнюдь не лишней.
     Варлаки быстро разобрались в происходящем, перестроились и
приняли бой.
     Принц успокоился и послал на помощь сражающимся еще несколько
отрядов варлаков. Нечего благородным рыцарям пачкаться о всякую
мразь. Пусть готовятся к настоящему бою. К штурму замка.
     Разбойники дрались дерзко, умело и отчаянно. Но исход сражения
был предрешен.
     Герцог отвернулся от сражающихся и прошел в пустующий шатер.
Плотно прикрыл полог, чтобы его никто не видел. Что ж, пусть будет
штурм, он готов. Он прочитал заклинание-вызов и приготовился
встретить посланца Луцифера.
     Конечно, знание того, что на их стороне силы Зла сильно подняло
бы боевой дух воинов. Варлаков. Но не сакских рыцарей, которые были
христианами. Поэтому и пришлось Иглангеру прикрывать полог.
     В центре шатра заклубился дым. Вызов услышан.



     Ламорак - не наследник Алвисида, он поддается магическим чарам.
Хамрай подчинил юношу своей воле.
     Едва подойдя к комнатам оруженосцев барона, Ламорак на время
потерял способность думать и чувствовать.
     Затем Хамрай подвел Ламорака к магическому столбу, который не
успели разобрать после неудачной попытки создать двойника наследника
Алвисида.
     Хамрай не понимал, откуда у него благородные порывы - казалось,
за двести лет сердце мага должно было очерстветь и оставаться
равнодушным к чужому горю. Хамрай так и думал раньше.
     Оказалось - нет.
     Может, любовь, которой он так сейчас страшился, влияет на него?
     Хамрай не желал об этом думать. Ему просто понравился этот
симпатичный юноша (к тому же близкий друг наследника Алвисида -
почему бы не сделать Уррию еще раз приятное?), а в склянках
оставалась одна жизнь.
     Очнулся Ламорак все так же стоя в коридоре, словно не прошло и
мгновения.
     - Пойдем, - сказал сэр Ансеис.
     - Что вы хотели мне показать?
     - Я передумал. Позже покажу.
     - "Позже", наверное, для меня не будет.
     - Будет, - уверенно сказал барон.
     Когда они подошли к воротам все удивленно посмотрели на
Ламорака.
     Мост уже был снова поднят. По дороге вниз спускался он сам -
Ламорак. Ошибиться было невозможно.
     - Кто это? - удивленно спросил Ламорак.
     - Ты, - ответил маг. - Твоя точная копия, ничем не
отличается. Даже мыслями.
     - Пустите меня туда, - сказал, почти выкрикнул юноша. - Я
должен быть там! Я!
     Его порыв остановил спокойный, властный жест графа Маридунского.
     - Это магия, да? - спросил Уррий.
     - Да, - подтвердил Фоор.
     - Спасибо, сэр Ансеис, - ответил Уррий.
     Хамрай понял, что предугадал правильно - наследник Алвисида
переживал за Ламорака.
     Все смотрели вниз.
     Король Пенландрис слез с коня, сын подошел к нему и они
обнялись. О чем они говорили со стены замка было не слышно.
     Ламорак, находящийся на стене замка, почувствовал на себе
ненавидящие, словно прожигающие насквозь взгляды окружающих рыцарей.
     - Ну, если он хотел убить отца-предателя, бычья требуха, то
чего ж медлит? - спросил сэр Гловер.
     Он ни к кому не обращался, как будто рассуждал вслух, но Ламорак
воспринял его слова, как самое суровое обвинение его, Ламорака, в
коварном предательстве.
     - Все правильно, - медленно произнес сэр Отлак в ответ на
слова Гловера. - Пенландрис под белым флагом у стен замка. Ламорак,
вернее его магический двойник, как защитник замка не имеет права
убивать парламентера. Как и следует поступать истинному благородному
рыцарю. Вот отъедут чуть дальше, уберут белый флаг...
     Ламорак с благодарностью посмотрел на сэра Отлака - уже не
впервые за последние дни граф спасает его от немедленной расправы.
     - Хорошо, бычья требуха, подождем, - недовольно проворчал
Гловер.
     Ламорак смотрел вниз, на то, как он сам усаживается на лошадь,
освобожденную для него варлаком. Он пытался разобраться в своих
чувствах. Ведь он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО желал только одного - смыть позор
кровью. Кровью отца-предателя, а если понадобится, то и собственной.
Неужели в решающий момент он не отважился на это? Что сказал отец в
свое оправдание, что у двойника не поднялась рука?
     Как трудно, оказывается, разобраться в самом себе - думаешь
одно, а поступаешь...
     Странно, но Ламорак не боялся, что его, вот его, стоящего на
стене, разрубят на куски возмущенные рыцари. Если выясняется, что он
трус и предатель - имеет ли тогда смысл жить? И того бы, там, внизу,
хорошо бы тогда тоже...
     Ламорак лишь искренне жалел, что ему никогда не суждено
встретиться с тем, внизу. С самим собой. Они бы вдвоем жили душа в
душу - это больше, чем друг, это больше чем брат...
     Но, действительно, что же он медлит?!
     Эмрис подошел к Ламораку и обнял его за плечи. Рядом встал
Уррий. Волна уверенности и поддержки накатила на Ламорака - у него
есть друзья, которые верят в него, не смотря ни на что!
     На стене замка воцарилось гробовое молчание, только кто-то из
рыцарей нервно кашлянул.
     Все смотрели вниз.
     И как-то самый ответственный момент Ламорак, поглощенный своими
мыслями, пропустил.
     Он вдруг услышал торжествующие крики, вздохи облегчения и сэр
Гловер, дружелюбно ткнул его могучим кулаком в грудь:
     - Молодец, бычья требуха. Прости, что я сомневался!
     Внизу, на зелено-изумрудной траве, почти скрытый лошадьми, лежал
король Пенландрис. Мертвый.
     И Ламорак увидел, как мечи варлаков рубят его. Его, который
внизу. Увидел, как двойник вскрикнул от боли, как пошатнулся в седле,
как прикрылся рукой от очередного удара, как упал из седла и как один
из варлаков направил коня со смертоносными копытами на него -
растоптать, превратить в месиво, чтобы никто не мог узнать то, что
было Ламораком.
     Страшно смотреть со стороны на собственную смерть. Хочется
бежать вниз и рубить убийц, протыкать копьем, рвать зубами.
     Ламорак неосознанно выхватил меч из ножен. Юноша тяжело дышал,
глаза сверкали безумием.
     Но самое главное - он все-таки совершил это! Позор
предательства больше не давит на плечи невыносимым грузом.
     Двое варлаков спешились, подняли тела короля Пенландриса и его
сына, положили на коня поперек крупа и весь немногочисленный отряд
помчался прочь от стен замка.
     Ламорак понял, что обязан барону Ансеису не только жизнью, не
только спасенной честью, но и еще чем-то большим - что-то новое,
неохватное, непередаваемое словами открылось Ламораку в эти минуты.
     Он понял сейчас, что в жизни самое главное. Понял, ради чего
стоит жить. И ради чего - умирать.
     - Да здравствует король Сегонтиумский! - воскликнул герцог
Вольдемар.
     И Ламорак не сразу догадался, что эти слова - о нем.




                                    "Добро и зло враждуют, мир в огне,
                                     А что же небо? Небо в стороне.
                                     Проклятия и радостные гимны
                                     Не долетают к синей тишине."
                                                             Омар Хайям


     Уррий стоял рядом с Ламораком и угрюмо смотрел, как удаляются по
дороге варлаки, увозящие тело короля Пенландриса.
     Что-то непонятное колючкой царапнуло душу. Он что - не рад
чудесному спасению Ламорака? Да нет, конечно рад, еще как рад!
Ламорак и позор с имени смыл и жив остался. Конечно, Уррий рад этому.
Так в чем же дело?
     Уррий второй раз видел, как гибнет дорогой ему человек. Гибнет,
но Уррий знал - на самом деле он жив. Так было с Сарлузой. И вот
теперь с Ламораком - погиб с честью, но жив, стоит рядом и готов к
бою.
     Так что же тревожит Уррия, что терзает его душу?
     Вот оно - чудесное спасение Ламорака случилось без его, Уррия,
участия. Сэр Ансеис сам, по собственным побуждениям, магическим
способом создал двойника Ламорака.
     Почему, когда смерть угрожала Сарлузе, Уррий места себе не
находил и, все-таки, изобрел способ ее спасения, договорившись с
верховным координатором алголиан, а когда Ламорак выбрал себе смерть,
ради искупления позора, Уррий стоял и молчал? Не попросил помощи у
того же верховного координатора? Неужели женщины для него дороже
мужской дружбы?! Дороже клятвы у озера Трех Дев?
     - Смотрите, - воскликнул кто-то из рыцарей, - что там у них
происходит?
     - Суматоха какая-то, - сэр Отлак ладонью, словно козырьком
прикрыл от солнца глаза, всматриваясь в знакомую, но сейчас
неузнаваемую даль. - Может, варлаки и саксы между собой передрались?
     Все почему-то вопросительно посмотрели на сэра Ансеиса и сэра
Дэбоша. По одежде оба рыцаря ничем не отличались от всех прочих, но
что-то все же выделяло их. Сэр Ансеис понял немой вопрос и пояснил:
     - Это армия Грэндфинда.
     - Они все-таки выступили на нашей стороне, - сказал герцог
Вольдемар. - Несмотря на угощение плетьми их посланца.
     - Нет, не нашей стороне, - жестко ответил граф Маридунский. -
Нас это не касается. Никак не касается. Разбойники занимаются своим
обычным делом - убивают и грабят. Хотя здесь моя земля, мое
графство, я не обязан обеспечивать безопасность тем, кто пришел с
мечом. Но и помощи Грэндфинда я не просил... Он не заслужит таким
образом прощения.
     - Разбойники нападают, - громко сказал сэр Таулас, - а мы
прячемся за стенами замка!
     Бывшему отшельнику не терпелось вступить в бой.
     - Варлаки быстро справятся с ними, - сказал Фоор. - Это лишь
комариный укус. Но можно воспользоваться и совершить боевую
вылазку...
     - Нет, - вдруг твердо сказал Этвард. - Граф Маридунский прав
- недостойно рыцарей пользоваться услугами воров. Бродяги сами по
себе.
     Посмотрев на говорившего Эмриса и стоявшего рядом Ламорака,
Уррий вдруг понял, что напрасно терзается собственным бездействием.
     Ламорак не нуждался в его помощи и в его сочувствии. Он сам
сделал свой выбор и никто не смог бы остановить его. Сэр Ансеис
создал двойника Ламорака, даже не спросив согласия самого Ламорака.
Это было видно из удивления Ламорака, узнавшего себя в человеке у
стен замка.
     А вот Сарлуза нуждалась в помощи Уррия. Она не хотела умирать,
она любит Уррия и из-за него могла сгореть на костре. Он обязан был
защитить ее. Он - мужчина. Он же не знал тогда, что Сарлуза наложила
смертное заклятие на Лореллу... А если б знал? Тогда что, он бы
позволил, чтобы ее сожгли на костре?
     Боже Великий, как все сложно, как все запутанно и непонятно! Как
жить?
     Уррий перевел взгляд вверх, к небесам, словно желая обратиться к
Богу.
     А ведь днем раньше он поклялся сам себе, что при первой же
встрече убьет Сарлузу. Отомстит за Лореллу. Если бы Уррий мог, он
превратил бы бывшую любовницу в гадюку, или... в птицу... Как Лореллу
превратили в лебедицу по вине Сарлузы.
     Но Уррий не владел магией и колдовством.
     Он владел мечом. И Сарлузе предстояло умереть!
     Во всяком случае, еще вчера он был в этом твердо уверен. А
сегодня... Он не знал. И не желал думать сейчас об этом! Все его
чувства и мысли должны быть направлены на предстоящий штурм замка, на
сражение. Прочь все второстепенное!
     - Разбойники ушли в леса, - сообщил сэр Ансеис. - Они не
выдержали. Бежали, не причинив противнику ощутимого урона.
     - Варлаки - никуда не годные воины, - заметил сэр Гловер
презрительно, - берут лишь числом, не уменьем. Но даже с варлаками
это отребье драться не может. Только нападать на одиноких путников
из-за кустов. Тьфу...
     Он выражал общее мнение собравшихся на стене замка рыцарей.
     - Да, люди Вогона отделались легкой кровью, - подтвердил
Ансеис.
     - Что ж мы медлим? - вновь не вытерпел сэр Таулас. - Зачем
давать варлакам праздновать победу? Пусть сразятся с нами!
     - Действительно, - поддержал Гловер. - Мы ведь готовы к
битве!
     - Небо! - неожиданно раздался встревоженный голос Уррия. -
Что происходит с небом?!



     Над замком сгущалась чернота.
     В небе из ничего рождалась огромная тяжелая туча, поглощая
пугливые белые облачка. Словно кто-то быстро разливал по небу сажевую
краску. Зловещее зрелище. Способное вселить ужас в самое бесстрашное
сердце.
     - Что это?
     - Скоро узнаем, - спокойно заявил Фоор.
     Все посмотрели на двух рыцарей, владеющих магической силой. Оба
были спокойны и уверены в себе. И это спокойствие развеяло страх. Но
не прогнало тревогу.
     Из плотной черноты вдруг упал камень. На крышу донжона. Потом
второй, третий - во двор. Затем одинокие камни упали на стену.
     Один из рыцарей едва успел увернуться, а то бы его убило.
     Камни были с голову взрослого мужчины, некоторые чуть меньше.
     - Силы Зла начали подготовку к штурму, - вдруг сказал барон
Ансеис.
     - Все вниз! - распорядился сэр Отлак. - Под крышу!
     Рыцари заторопились к лестнице.
     - Подождите! - вдруг окликнул Фоор. - Здесь безопасно!
     Он стоял вытянув руки вверх, и Уррий с удивлением обнаружил, что
хотя падающих камней становится все больше - настоящий каменный
дождь, ни один из них больше не попадает в пространство, окруженное
толстыми стенами. Точно невидимый купол защищает замок - камни по
плавной кривой уносились мимо и сваливались за стену. В ров с
кровожадными зубатами, окружавший неприступную цитадель.
     - Вы долго сможете так вот отклонять камни? - спросил Фоора
герцог Вольдемар.
     - Долго. Сколько потребуется.
     Сдерживать камни верховному координатору было гораздо легче, чем
обрушившуюся многотонную лестницу в храме под Красной часовней. К
тому же четыре хэккера, находившихся в замке, уже помогали ему
поддерживать невидимый магический купол.
     Барон Ансеис подошел к самому краю стены и посмотрел вниз.
     - Да, - заметил он, - но камни падают в воду. И если этот
камнепад продлится хотя бы четверть часа, то они засыплют реку и
образуют прекрасную насыпь для нападения варлаков.
     Сэр Отлак еще не успел осмыслить слова барона, как, словно в
ответ, черную тяжесть тучи, ровно в центре, прямо над донжоном,
прорвало и через отверстие полилось ослепительно чистое сияние.
     Все замерев смотрели на чудо. Никто ничего не понимал. Даже
Ансеис и Фоор.
     Раздались звуки труб небесных и сквозь пробитую в дьяволовой
туче брешь с неба медленно стал спускаться мужчина в развевающихся
длинных светлых одеждах.
     Он был красив, с длинными черными волосами, закрывающими плечи и
черной бородой. Над головой мужчины светился божественный нимб.
Образ, знакомый каждому христианину с детства.
     Храбрые защитники замка дружно опустились на колени.
     Господь услышал их молитвы и призывы архиепископа Камелотского,
все эти дни взывающего к небесам! Иисус Христос сам спустился к ним,
чтобы защитить замок от дьявольского союза герцога Иглангера и принца
Вогона!
     Все не отрывали взгляда от фигуры бога. За ним из отверстия в
туче появились два ангела с огромными белыми крыльями. Они трубили в
золотые трубы, оповещая всех о чуде.
     Камни из тучи сыпались все реже. Верховный координатор не снимал
своей невидимой защиты. Лишь он, да барон Ансеис не встали на колени
при появлении Иисуса Христа.
     Бог-сын коснулся ступнями крыши донжона и взметнул руки вверх. К
туче. И огромная сила Господа разодрала порождение дьявола, разорвала
на клочки и разметала по вновь прояснившемуся небу.
     Рыцари молились - не каждому выпадает в жизни счастье увидеть
Господа Иисуса Христа. Это надо заслужить.
     Вокруг Христа распространялось сияние и он был виден отовсюду.
Сакские рыцари, приготовившиеся к штурму, слезли с коней и тоже
опустились на колени. Они молились. О спасении своей не жизни, но
души.
     Герцог Иглангер был в ярости - такого варианта событий он никак
не предполагал. Он и сейчас с трудом верил, что Христос покинул
райские кущи Юпитера и спустился на землю. Не в характере Бога-отца
лично вмешиваться в дела людей, но и Бог-сын это делает крайне редко.
Так редко, что возможность подобного никто даже не предполагал.
     Но, не смотря ни на что, герцог не собирался сдаваться просто
так. Тем более, что многочисленные воины-варлаки смотрели на далекое
сияние на крыше донжона с равнодушно-отстраненным любопытством, как
обычно смотрят на диковинных заморских животных в клетках.
     Рядом с Иглангером стоял в закрытом шлеме (чтобы не видны были
рога) Астарот.
     Когда тот появился из дыма, Иглангер спросил удивленно:
     - А где Белиал?
     - Он не смог прибыть по многим соображениям, - ответил
появившийся посланец Луцифера. - Я заменяю его. Позвольте
представиться: Маркиз Тьмы Астарот.
     Герцог вынужден был смириться.
     Но теперь он с нескрываемой неприязнью обратился к Астароту:
     - Вы можете сейчас предпринять что-либо против Христа? Его
появление сильно влияет на боевой настрой моих рыцарей.
     Астарот оторвал взгляд от замка и посмотрел на герцога. Затем
усмехнулся (Силы космические, до чего отвратительная улыбка!) и
ответил, нагло глядя в глаза Иглангеру:
     - Я должен посоветоваться со своим повелителем.
     Не обращая внимания на протестующий жест герцога, Маркиз Тьмы
топнул ногой о землю и тут же клубы дыма окутали его.
     Окружавшие герцога и принца военачальники опасливо оглянулись и
отпрянули. Иглангер закашлялся - дым попал в ноздри. Впрочем, дым
быстро рассеялся.
     Посланец Сил Зла исчез. Иглангер в досаде преломил в руках
ивовую веточку.
     - Готовиться к штурму замка! - приказал он.



     Небо было чистым и светлым - таким же каким было до того, как
адова туча изнасиловала пугливые облака.
     Христос опустил руки и шагнул с крыши донжона в пустоту. По
направлению к рыцарям, стоящим на стене замка. Парящие в воздухе
ангелы, не прекращая трубить, двинулись за ним. Господь-сын медленно
шел по воздуху, словно по невидимым ступеням.
     Бриттские рыцари не сводили с него глаз - души их были
переполнены благоговейным восторгом и верой в грядущую победу, сердца
стучали в груди, отдаваясь в висках, губы шептали молитвы.
     У каждого было что сказать Господу: кто-то благодарил его,
кто-то спешно каялся в грехах.
     Теперь из находящихся в замке никто не сомневался в победе -
небеса на их стороне.
     Бог-сын ступил на стену замка. Пред ним склонились на коленях
все рыцари - и новый верховный король Этвард, и хозяин замка граф
Маридунский, и мудрый герцог Вольдемар, и бесстрашный сэр Гловер, и
неукротимый сэр Таулас, и царь Ста Озер склонился в почтительном
поклоне.
     Только двое из всех - верховный координатор Фоор и сэр Ансеис
стояли лишь слегка наклонив голову в знак уважения. Преклонить колени
перед Христом им не позволяли вера и убеждения, но и неуважение
выказывать одному из могущественных Богов, они не собирались.
     Господь подошел к коленопреклоненному Этварду и положил руку на
голову своего избранника.
     Какое еще помазание требуется, какие еще доказательства?!
     Метаморфоза приемного сына сэра Отлака в законного верховного
короля Британии завершилась. Страхи и неуверенность в своих силах
провалились в неведомые бездны - он избранник Божий! Все, что он
сделал и сделает - по воле Божьей! И сегодня, совсем скоро он - он
Эмрис! - поведет лучших рыцарей на справедливый бой!
     Грудь распирало от обуревающих чувств, хотелось орать от
восторга и рассекать воздух волшебным Экскалибурном. Но Этвард
сдерживал себя, чувствуя как благодать вливается в него из длани
Господней.
     Наконец божественный гость продолжил путь.
     Уррий поднял на мгновение голову и встретился с глубоким
печальным взглядом Бога-сына. Христос долго смотрел в глаза юноши,
Уррий не отводил взгляд. (Потом Уррий пытался вспомнить о чем думал в
эти мгновения, но безуспешно.)
     Бог-сын отвел взгляд от юноши и, больше не глядя ни на кого, не
обращая внимания на молитвы в его адрес, медленно пошел вдоль самого
края стены - чтобы его видели осаждающие, когда он проходил между
каменными зубцами.
     Ангелы летели над ним, по прежнему дуя в трубы.
     Всемогущий гость дошел до боковой башни, подошел к внутреннему
краю стены и вновь по воздуху начал подниматься к крыше донжона.
     Наверху он простер руки над замком, постоял несколько мгновений
и вознесся обратно на небеса.
     Он выполнил свою миссию, внял мольбам архиепископа Камелотского.
Большего от Господа Иисуса Христа не требовалось. Он и так много
сделал.
     Граф Маридунский встал с колен.
     - Господь на нашей стороне! - громко и торжественно произнес
он. - И медлить больше с решительной битвой - значит проявлять
неуважение к Спасителю и трусость, рыцаря недостойную.
     Крики одобрения были ответом ему.
     - Мы победим, - продолжил сэр Отлак. - Ибо в бой нас поведет
верховный король Британии с легендарным мечом Экскалибурном в руке!
Мечом великого короля Артура!
     Этвард вынул меч из ножен и воздел вверх, показывая всем
блестящий волшебный клинок.
     "Возможно, мне предстоит слава не меньшая, чем досталась
великому предку, - думал Эмрис. - Возможно, я даже превзойду самого
короля Артура, и имя Этвард будет почитаться в веках."
     Что ж, он приложит для этого все силы и способности. В бой! Ему
не терпелось в бой!
     - За мной, благородные бесстрашные рыцари! - крикнул Этвард.
- Изгоним вражескую скверну с родной земли! Отомстим за убитого
короля Эдвина!
     Необычное возбуждение и воодушевление кружило головы рыцарям,
кровь бурлила в жилах. Они рвались в битву. И были страшны в своей
справедливой ярости.
     Берегись враг!



     Когда в замке начали опускать мост, герцог Иглангер вздохнул с
облегчением - зверь, воодушевленный явлением Господа-сына, сам вылез
из неприступной берлоги.
     Штурма не будет - будет сражение в поле. Так получается даже
лучше.
     - Коня мне! - громко крикнул он.
     Принц Вогон уже сидел на горячем белом жеребце.
     Линксангер и Берангер были рядом, но готовились отправиться к
своим армиям.
     Нет, они нужны герцогу здесь.
     - Ведите рыцарей в бой, бесстрашный принц, - сказал Иглангер
поклонившись.
     Он постарался - очень постарался - чтобы в голосе не было даже
намека на издевку.
     Сакские рыцари до сих пор стояли на коленях рядом с боевыми
конями и молились. Они были готовы к битве - по вооружению и одежде.
Но не духом. Увиденное останавливало их.
     Но то ли от страха перед очередной неудачей и неминуемого
объяснения с отцом, то ли от пережитого потрясения, у принца Вогона
прорезался ораторский талант.
     Он говорил долго и красочно. И убедил сакских рыцарей освободить
их страну от остатков бриттских ублюдков - одно решающее сражение и
все!
     Герцог со своей стороны чуть создал атмосферу. Он мог очаровать
нескольких рыцарей, сделать их поистине страха не ведающими и смерть
несущими, но это бы ничего не решало. К тому же магические силы ему
еще пригодятся сегодня. Но немножечко подогреть рыцарей - просто
чтобы лучше воспринимались слова принца Вогона - следовало.
     Рыцари встали с колен и вскочили на лошадей. Оруженосцы быстро
подали им прочные боевые копья.
     Защитники замка спускались по насыпи и выстраивались внизу в
боевых порядках. У бриттов тоже были внушительные силы - четыреста
рыцарей с воинами, державшийся чуть особняком слева отряд алголиан и
отряд царя Ста Озер - справа.
     Сам царь Тютин остался на стене, вместе с Майдаром и Кирлаком, а
также с сэром Бламуром, который должен был распоряжаться внутри
замка, сэром Баном, рана которого не позволяла прославленному бойцу
сесть на коня, и Аннаурой, которая единственная из женщин
присутствовала на стене замка (Сэр Отлак увидев ее на стене хотел
что-то сказать, но промолчал, видно из уважения к французскому
барону).
     Царь Ста Озер не имел права рисковать своей драгоценной жизнью
ради чьих бы то ни было интересов.
     Но зато в момент, когда сакские рыцари вскочили в седла, с
восточной стороны леса послышался ужасающий шум и треск. Высокие
сосны трескались как лучины и с корнями выворачивались из земли под
напором чудовищной силы. Что-то невероятно огромное продиралось
напролом через лес.
     Стеклянный дракон!
     По приказу своего повелителя безмозглое огромное чудище впервые
в жизни покинуло родное озеро. Чтобы пожирать, давить, уничтожать.
     "Он даже больше, чем я тогда решил!" - поразился Уррий.
     И пояснил Эмрису и Ламораку:
     - Это стеклянный дракон. Я рассказывал... Помните? А я-то,
дурак, тогда еще подумал, что ему будет через лес не пройти...
     Озерные воины возгласами ликования приветствовали появление
любимца царя Тютина. Бриттские рыцари с интересом стали вглядываться
вдаль, приподнявшись в стременах.
     Повозки варлаков, выстроенные ровными рядами вдоль кромки леса,
были сметены, разбросаны, перевернуты самими варлаками. Истошно
визжали варлакские женщины, ругались измученные ожиданием приказа к
штурму мрачные воины. Командиры спешно перестраивали боевые порядки,
каждое движение водяного монстра уносило десятки жизней.
     Рев чудовища раздирал барабанные перепонки, страстно хотелось
закрыть уши руками и зарыться в землю.
     Варлаки не были трусливы и не искали спасения в бегстве. Но что
для трехсоярдового чудовища, у которого шкура, наверное, не меньше
фута-двух толщиной, да еще защищенная множеством крепких, плотно
пригнанных друг к другу пластин, их остроотточенные трезубцы и
короткие мечи!
     Дракон яростных уколов даже не чувствовал - двигался слепо на
гущу противников, подминал под себя, давил лапами, неуклюже пытался
схватить противника пастью. Когда это удавалось, жертва отправлялась
в необъятную утробу целиком - непрожеванная и даже не до конца
умерщвленная (впрочем, сражаться с монстром изнутри, тоже возможности
не было, так как из-за непередаваемого зловония боец тут же терял
сознание).
     Стеклянный дракон медленно продвигался вперед - к шатру
военачальников, оставляя позади себя сплошное кровавое месиво.
     Иглангер нахмурился. Если срочно что-то не предпринять,
неожиданный противник передавит по очереди всех его многочисленных
бойцов. Но на это дракону потребуется время.
     Время, которого Иглангер ему не даст!
     Линксангер и Берангер уже были готовы к приказанию старшего
брата, они метали в сторону озерного чудовища ненавидящие взгляды,
тела чародеев сотрясала едва заметная дрожь, предваряющая начало
метаморфозы. Линксангер уже снимал малиновый плащ, собираясь совсем
обнажиться - чтобы при превращении не порвать дорогие одежды.
     - Разберитесь с ним! - коротко бросил Иглангер братьям и
повернулся к своей армии.
     Линксангер и Берангер справятся с озерным чудовищем, сейчас
самое трудное - удержать рыцарей от безумной мысли сразиться с
драконом.
     Какой рыцарь спокойно усидит в седле, когда видит перед собой
дракона?! Победи его - и прославил свое имя в веках!
     У принца Вогона, то ли от напряженности и важности момента, то
ли от страха, все более обострялись умственные способности.
     - Вон наш исконный враг! - кричал принц, указывая мечом в
сторону замка. - Противник бросил нам вызов! Сотрем их с лица нашей
земли! Смерть бриттам!
     Иглангер посмотрел быстрым пронзительным взглядам на
сосредоточенных всадникам. Из-за опущенных забрал лиц было почти не
видно. Да, они вняли голосу рассудка - никто из них не тронул коня в
сторону смерть несущей, сверкающей на солнце, огромной неповоротливой
туши.
     Бритты замешкались с нападением и саксы тоже не торопились. Все
смотрели вдаль - туда, где озерное чудовище сеяло смерть и панику.
     Дракона надо было срочно уничтожить - иначе варлаки могут в
конце концов дрогнуть и побежать. Герцог посмотрел в сторону братьев.
И удовлетворенно кивнул головой - два дракона били крыльями о землю,
охрана и военачальники, окружавшие наблюдательный пункт у шатра,
опасливо отошли на почтительное расстояние, чтобы не опалило огнем,
вырывающимся из пасти зеленого дракона, и чтобы не щипал глаза дым
коричневого.
     Линксангер принял облик мощного зеленого четырехкрылого дракона
- такие обитают на Оркнейских островах, их вид привычен варлакам.
Мощные мускулистые лапы, размах крыльев невелик, но поднять они могут
в воздух огромный груз. Огонь уже перестал вырываться из разинутой
длинной пасти на подвижной шее. Три рога украшали сравнительно
небольшую морду - два прочных по бокам и один длинный и острый, для
нападения, спереди.
     А вот Берангер выбрал не самый удачный вариант - быстрый и
легкий змееглавый дракон хорош для стремительного нападения на группы
людей на открытом пространстве, размах его перепончатых крыльев
чрезмерно велик. Но сегодня скорость вряд ли понадобится - нужна
сила и маневренность.
     Драконы-чародеи взмыли в воздух и в считанные секунды
приблизились к озерному монстру, который не прекращал ни ужасного
разъяренного рева, ни смертоносного продвижения на повозки. Впрочем,
большинство варлаков отбежали в сторону, и лишь отчаянные смельчаки
рисковали попробовать вонзить оружие в единственное легкоуязвимое
место чудовища - в глаза.
     Зеленый дракон обрушился на обширную спину монстра, быстрый
коричневый попытался острыми когтями проворных лап добраться до глаз
противника.
     Могучей передней лапой стеклянный дракон неожиданно ловко
отшвырнул Берангера прочь. Тот отлетел на приличное расстояние и
упал, едва не переломав перепончатые крылья.
     Иглангер молча выругался, внешне ничего не отразилось на его
лице.
     Сакские рыцари громкими криками подбадривали чародеев, время от
времени бросая быстрые взгляды на бриттов - не приближаются ли.
     Но те, выстроившись в ровные ряды, готовые к сражению, тоже
наблюдали за схваткой драконов. Их крики едва доносились до
Иглангера, он не мог разобрать слов, но догадывался, что бритты
желают победы стеклянному дракону так же горячо, как он жаждет его
гибели.
     Огромное количество людей наблюдало отчаянную схватку драконов.
     Словно перед сражением бились лучшие воины в честном
единоборстве.
     В глазах и бриттов, и саксов схватка чудовищ принимала
наиважнейшее значение.
     Тем более необходимо скорее покончить с водяным исчадием.
     Линксангер по спине подбирался к толстой короткой шее
стеклянного дракона. Еще немного и он когтистой лапой доберется до
незащищенного участка.
     Но озерный монстр неожиданно прервал ужасающий вой, на мгновение
обернул голову назад, словно оценивая возникшую угрозу и вдруг с
удивительным проворством, которого никто от него и ожидать не мог,
стал переворачиваться на спину.
     Иглангер закричал брату - и голосом, и на магическом уровне.
     Плотно вонзившие в спину монстра когти зеленого дракона не
позволили ему вырваться прочь от смертельной угрозы быть расплющенным
ужасающей тушей. Но был Линксангер опытным бойцом. Когти были
мгновенно отторжены от тела, остались торчать между блестящими
пластинами чешуи стеклянного дракона, а сам Линксангер, плотно прижав
к туловищу обе пары крыльев, сумел, перекувырнувшись несколько раз по
зеленой траве, откатиться подальше и, наконец, взлететь.
     Два дракона кружили над озерным монстром, восстанавливая силы и
решая, что предпринять.
     Стеклянный монстр огласил окрестности победным ревом, правая
передняя лапа была приподнята - готова отразить следующее нападение.
     Наконец Иглангер придумал. На этот раз он не стал орать братьям,
надрывая горло, а просто и спокойно прочувствовал им свой приказ.
     Драконы сделали еще один круг над ненавистным врагом и вдруг
молниеносно кинулись на чудовище. Линксангер - ближе к голове,
Берангер - к хвосту. Вновь отросшие длинные когти Линксангера, под
требуемым углом вонзились в пластины чешуи.
     Как ни крепка броня стеклянного дракона, но магические когти
пробили ее. И хоть не причинили ощутимого вреда, но нападающие крепко
прицепились к озерному чудовищу.
     Несколько непереносимо долгих мгновений чародеи натужно
взмахивали крыльями - видно было, что они прилагают неимоверные
физические усилия. Мускулы готовы были разорваться от напряжения.
     И тело стеклянного дракона оторвалось от земли!
     Огромные могучие лапы с растопыренными и бесполезными сейчас
плавниками беспомощно колошматили воздух. Дикий растерянный рев
озерного чудовища почти заглушили восторженные вопли варлаков,
радующихся, что наступает отмщение за раздавленных и пожранных
собратьев.
     Ноша давалась чародеям с невероятными усилиями, но они
непреклонно поднимали озерного дракона все выше и выше.
     "Поднимите его насколько сможете и сбросьте на замок! -
мысленно приказал братья Иглангер, посылая им дополнительный
магический заряд. - Постарайтесь попасть прямо на донжон - пусть
подавятся!"
     Иглангер сплюнул в сердцах и облегченно перевел дух.
     Колдуны, получив помощь, стали подниматься быстрее, направляясь
к замку. Через минуту все будет кончено.
     Герцог невольно залюбовался братьями. Некоторая зависть овладела
сердцем - увы, теперь превращение в дракона и буйный полет в облаках
для него невозможен. Всякое могущество имеет пределы, и если хочешь
забраться выше других, то должен от чего-то отказаться. Обладатель
первого тайлора не мог, подобно младшим братьям, превращаться в этих
грозных и красивых животных.
     Царь Тютин на стене замка молча смотрел на беспомощно брыкающего
ногами грозного на земле и непобедимого в воде, но жалкого в воздухе
стеклянного дракона. В диком реве старого дракона повелитель ста озер
словно различал горький упрек самому себе.
     Жалко Дракошу, ох как жалко! Зеленые глаза озерного владыки
сверкнули злым огнем. Ведь стеклянный дракон - всеобщий любимец! Но
всему на земле наступает конец. Дракоша стар - это должно было
произойти лет двадцать назад, но Тютин все откладывал. Он и сейчас не
желал гибели любимца. Но, может быть, именно неосознанное чувство
необходимости неизбежного заставило царя Тютина вызвать стеклянного
дракона из родного озера?
     Так или иначе, царь Тютин вздохнул тяжело, прошептал едва
слышно: "Прощай, Дракоша!" и решительно стукнул посохом о землю.
     Со стороны зрелище было потрясающим, грандиозным - высоко в
небе два дракона несли могучее тело третьего. Но бриттам, над
головами которых оказался стеклянный дракон, было не до зрелища.
     Рыцари сидели на конях, словно окаменев - с одной стороны было
очень страшно оказаться бесславно погребенным под огромной тушей. С
другой стороны - бежать позорно и неизвестно в какую сторону, Самое
же главное: необъяснимое чувство уверенности, что именно эта
опасность минует их, заставляла не трогаться с места, сохраняя
рыцарское достоинство.
     Лишь ржанье коней да невнятное бормотание нарушало воцарившееся
над бриттской армией молчание.
     Уррий видел как пот выступил на лбу отца, как Эмрис нервным
движением смахнул непокорную прядь волос с глаз и поспешно надел
новый блестящий шлем, чтобы никто не видел выражение его лица, как
сэр Гловер непроизвольно постукивает пальцами по гарде меча.
     Но туша стеклянного дракона медленно проплыла в небе над
рыцарями, опасность миновала.
     - Проклятье! - вырвалось у сэра Отлака. - Они хотят сбросить
его на замок! Там ведь женщины! Подлые ублюдки!
     Но в это мгновение все вдруг изменилось.
     Стеклянный дракон неуловимо преобразился - превратился в массу
воды и бурным потоком устремился к земле.
     Драконы-чародеи, потерявшие свой трудноподъемный груз, взмыли к
облакам. Коричневый дракон неудачно попал в воздушный поток, его
закружило и бросило вниз. Он едва сумел выровняться у самой травы и,
расправив крылья, промчался над армией бриттов к шатру Иглангера.
     Потоки воды обрушились на землю чуть подальше от армии бриттов
- лишь несколько замешкавшихся бойцов попали под струи и были
сброшены с коней.
     От удара о землю капли воды, бывшей телом стеклянного дракона,
превращались в крохотных дракончиков - почти беспомощных, не более
дюйма длинной, слепых и беззащитных. Их было несметное множество, но
большинство из них обречено на гибель. Лишь самые удачливые через
несколько дней доберутся до озера, через десятки лет вырастут в
могучих животных и будут биться за право владения озером -
побежденные либо будут пожраны, либо уберутся искать счастья в
необъятных океанских просторах. Таковы законы природы: все требует
обновления и выживает сильнейший.
     Мешкать с решающим сражением больше не имело смысла - все
теперь зависело лишь от мужества, крепости рук и точности движений.
До наступления темноты оставалось совсем немного времени - от силы
час-два.
     Король Этвард взмахнул легендарным Экскалибурном:
     - Вперед, благородные рыцари Британии! Освободим родную землю
от подлых захватчиков! Господь на нашей стороне! Мы победим!




                                            "...На поле боевом
                                             Лежал живой на мертвом
                                             И мертвый - на живом."
                                                     Роберт Льюис Стивенсон


     Выставив вперед боевые копья, низко склонив головы, мчались
отважные бритты навстречу лучшим сакским рыцарям - своим исконным
врагам.
     Знамена развевались от быстрой скачки, резко и протяжно ревели
трубы. Рыцари мчались вперед, видя перед собой лишь одну цель и
обращать внимание на что-либо другое уже просто не могли.
     Отряды алголиан и воинов озерного царя двигались чуть позади -
по бокам основного отряда.
     Неожиданно с обеих сторон бросившейся в атаку армии, ярдах в
двадцати от каждого из флангов, образовались неведомой силой две
глубокие трещины в земле - грохот не привлек внимания рыцарей, не
заставил их придержать коней. Трещины были не очень широкие - ярдов
семи, не более, но перепрыгнуть это неожиданное препятствие было бы
затруднительно. С шумом образовавшиеся впадины заполнялись водой и
наблюдающий сверху владыка озерный озаботился, чтобы туда немедленно
проникли смертоносные зубаты.
     Рыцари не заметили изменений - до несущегося навстречу, также
ощетинившегося копьями, противника оставалось меньше пятидесяти
ярдов.
     Но если бы и заметили, вряд ли бы задумались кто создал эти
трещины и для чего. А действительно, какая разница: один ли из двух
могущественных рыцарей-магов, озерный повелитель или сам Господь
побеспокоился о том, что ни единому настоящему рыцарю никогда не
придет в голову - о защите флангов и о заблаговременном обеспечении
отступления за безопасные стены замка?
     Зато Иглангер обратил внимание на непредвиденное осложнение и
понял, что идея, которую он даже мысленно не оформлял в слова, но на
которую неосознанно рассчитывал - задавить противника с флангом
варлакским мясом, провалилась.
     - Принеси мой меч, - властно приказал он доверенному слуге.
     На боку герцога в богатых ножнах красовался прекрасный боевой
клинок, но слуга отлично понял о чем просит господин.
     На ходу облачаясь в одежды к герцогу подошли еще тяжело дышавшие
Линксангер и Берангер. К ним тут же подвели лошадей.
     Первые ряды рыцарей стремительно сближались.
     Смерть врагу! Они потеряли право ходить по этой земле, гордо
носить рыцарское звание!
     Так полагали рыцари-бритты. И рыцари-саксы - тоже. Крепость
копья и точность руки, опыт и выверенность движений - вот главные
аргументы в бескомпромисном споре.



     Аннаура со стены замка внимательно высматривала яркий алый плащ
французского барона, чувствуя, как странная волна откуда-то из
глубины груди поднимается к самому горлу, заставляя сильнее стучать
сердце и гоня сонмы мелких мурашек тревоги по белой нежной коже.
     Аннаура смотрела на крохотные фигурки внизу. Сколько раз она
влюблялась, сколько возвышенных романов! И ни разу не случалось так,
чтобы она несколько дней жила с возлюбленным в одном помещении и они
не оказались бы до сих пор в постели.
     Барон Ансеис неравнодушен к ней - это очевидно. Так что же
останавливает его? Или она к нему недостаточно внимательна? Или все
же действительно существует пресловутая "дама сердца", о которой
говорил граф Маридунский?
     Лишь бы Ансеис вернулся в замок живой (а почему-то Аннаура была
уверена, что его не убьют), а за постелью дело не станет.
     Но почему одна мысль о нем, одно воспоминание о его взгляде и
твердой улыбке вызывают в ней восхитительно-приятную дрожь? Ведь
раньше никогда такого не было!



     К сэру Бламуру подошел ключарь, согнулся в поклоне:
     - Сэр, на сколько человек готовить трапезу?
     - Что? - не понял сенешаль.
     Мысли его сейчас были далеки от замка - там, на поле, где
вот-вот копья вонзятся во вражеские щиты.
     - На сколько человек готовить трапезу? - терпеливо переспросил
слуга. - Ведь сейчас будет сражение, наверняка кто-то погибнет... а
замку, возможно, предстоит выдержать осаду и про...
     - Молчать! - вдруг налился суровой краской сэр Бламур. -
Готовить на всех!
     - Но...
     - На всех! - жестко повторил рыцарь. Рука его лежала на
рукояти меча.
     Ключарь поклонился и отошел, не вступая в дальнейший бесполезный
спор.
     Все равно он решил поступить по своему - треть против
вчерашнего стоит сэкономить, надо думать о будущем, настанет еще
тяжелое время...



     Сражение совсем не похоже на дружеские турнирные схватки. Там
сэр Гловер и его товарищи могли позволить себе, пусть скрепя зубы,
поражение. Здесь - нет.
     Не героическая гибель нужна родной Британии, а смерть как можно
большего числа врагов.
     Из первого ряда сакских рыцарей никто не удержался в седле.
     Упавших саксов затоптали вторые ряды бриттских рыцарей, в то
время как сэр Гловер и другие уже взмахивали мечами и булавами.
     Начальный успех еще не определяет общей победы - это прекрасно
знали как бритты, так и саксы. И вот уже из первой шеренги бриттов
семь рыцарей пали, насмерть схлестнулись вторые ряды.
     Погибли сэр Ковердэйл и сэр Блэкмор, а на сэра Гловера
набросились сразу три сакских рыцаря. Ему, впрочем как и остальным
рыцарям, пришлось после первого же удара отбросить ставшее
бесполезным длинное тяжелое копье и обнажить свой прославленный меч.
     Ряды сражающихся перемешались и опознать принадлежность рыцаря к
тому или иному стану можно было лишь по родовым гербам, да цветам
плащей и плюмажей.
     И если бриттским рыцарям это не доставляло особых сложностей
(они с детства знали все гербы острова), то сэр Ансеис пребывал в
затруднении - кого рубить? Приходилось прощупывать каждого на
магическом уровне - мимолетно, поверхностно, лишь чтобы узнать кто
перед ним, враг или союзник. Тратить магическую энергию на
уничтожение бойцов противника Хамрай отнюдь не желал, использовал
магию чуть - только чтобы не зацепить случайно бритта мечом.
     Впрочем, у него была четко осознанная цель, как и у сэра Дэбоша.
Любой сакский рыцарь, случайно сблизившийся с Уррием, был обречен -
и Хамрай, и Фоор превосходно владели оружием, им даже не требовалось
прибегать к чародейству. Сейчас они не МАГИ, а прежде всего РЫЦАРИ,
честные, благородные и бесстрашные, и уж в последнюю очередь должны
применять колдовство. Но если очень уж понадобится, то оба не
преминут использовать всю свою мощь.
     Невзирая на почтенный возраст Фоор могучим ударом вонзил меч в
очередного противника - клинок легко пробил железный нагрудник сакса
(сталь у алголианина не чета местной!), противник хрипло пробулькал
предсмертно и тяжело повалился с коня, вырвав меч из руки Фоора.
     Верховный алголианин оглянулся. Оруженосец (уже хэккер) быстро
подал ему запасной меч. Фоор посмотрел на своих бойцов принявших удар
на левом фланге.
     Главное - привязать к себе намертво наследника Алвисида:
уважением к себе, восхищением, чувством признательности. Для этого
все цели хороши. Ряды священного братства Алгола многочисленны и
каждый из контрлбриков с радостью отдаст жизнь за святое дело, зная
что имя его навечно войдет в Золотые Директории. Хорошие бойцы,
лучшие из лучших, обученные и бесстрашные. Но незаменимых не бывает,
жалость не известна сердцу верховного координатора. И если, например,
погибнет храбро хэккер Прионест, скептически относящийся к Великой
Цели Фоора, то... Но на все воля Алгола.
     Фоор молниеносным движением рубанул по плечу (как бы невзначай
- просто подвернулась возможность для услуги) рыцаря, сражающегося с
Уррием.
     Уррий кивком головы поблагодарил и скрестил меч со следующим
врагом.
     Угар и запал первых минут угасал, боевые кличи и молодецкие
уханья сменялись предсмертными криками, стонами и мрачными
ругательствами.
     Сражение шло на обширной территории и трех друзей - Уррия,
Эмриса и Ламорака - уже разделяли десятки сражающихся.
     Рядом с Эмрисом бился сэр Таулас - без шлема, с длинными
развевающимися от непрерывного движения волосами и бородой. Бывший
отшельник Озера Трех Дев только входил во вкус, напоминая себе
постоянно, что должен оберегать своего господина.
     Над Эмрисом развевался королевское знамя. Оруженосец (спешно
отряженный накануне сэром Отлаком из воинов замка) держал левой рукой
штандарт, правой орудуя мечом - в случае, если не погибнет и не
сбежит трусливо, сегодня же вечером он будет посвящен в рыцари. О
такой возможности простой солдат даже мечтать не мог!
     Уррий, пользуясь краткой передышкой, снял шлем. Не привык еще к
нему и решил по молодости лет, что лучше рисковать получить
неожиданный удар, чем задыхаться в этом железе (забегая несколько
вперед, скажем, что за всю полную бурных событий и схваток жизнь, к
шлему он так и не привыкнет). Поискал глазами Ламорака, не нашел,
встревожился, почти не глядя отразил меч случайного варлака, привстал
в стременах, озираясь. Наконец заметил тонкую подвижную фигуру
Ламорака, неподалеку от сэра Гловера и вздохнул облегченно.
     Уррий удивлялся собственным ощущениям - он впервые участвует в
битве. В решающей битве, справедливой битве. Но ни особого страха, ни
особого волнения, ни даже ненависти к противникам, лица которых
скрыты под шлемами, он не ощущал. Лишь спокойную собранность.
     Вот один из саксов неосторожно повернулся боком, защищаясь от
выпада сэра Ансеиса - мечом его!
     До общей победы далеко, смерть очередного сакса, возможно и
приближает ее, но... сумерки уже сгущаются и до самого леса
располагается бесчисленная армия варлаков, со всех сторон окруживших
замок.
     Отряды алголиан и воинов озерного царя вместе с бриттскими
бойцами из разных дружин по заранее оговоренному плану соединились,
замыкая в кольцо сакских рыцарей, и отгородились от напирающих
варлаков мощными щитами, обтянутыми кожей ядовитых сибр и остриями
прочных копий.
     Автор этого хитроумного замысла - советник покойного короля
Эдвина герцог Вольдемар успел лишь увидеть, как был воплощен в жизнь
его план. Меч сакского рыцаря после упорной борьбы добрался-таки до
горла герцога. Впрочем, сам победитель тоже ненадолго пережил
противника.
     Победа явно переходила к бриттам, саксов было уже меньше, чем их
противников. Оставшиеся в живых саксы скоро побегут, пробив
окружение, либо будут истреблены. Но вряд ли в горячке боя и жарком
отчаяньи они отдавали себе в этом отчет.
     Устояли на ногах сильнейшие и храбрейшие, они и не помышляли о
бегстве - унести с собой в мрачное царство смерти как можно больше
врагов, вот единственная мысль, завладевшая всеми помыслами сакских
рыцарей.
     Уррий щитом отразил выпад очередного врага - как явствовало из
герба представителя древнего знатного сакского рода - и сам занес
меч. Быстрым взглядом оценил фигуру противника и понял - перед ним
его сверстник.
     Уррий задержал движение.
     Сакс быстро снял шлем, чтобы уравняться с противником, раз тот с
незащищенной головой, и Уррий увидел юношеское симпатичное
разгоряченное боем лицо, обрамленное жидкими соломенными волосами -
наверняка для него это тоже первое в жизни сражение.
     Противники замерли друг напротив друга, словно пытаясь
проникнуть в чужие мысли.
     Сэр Ансеис хотел было убрать очередного врага с дороги
наследника Алвисида, но по позе Уррия понял, что не следует
вмешиваться.
     Они сидели на разгоряченных конях с поднятыми окровавленными
мечами и смотрели. Что видел сакс в глазах Уррия? Бог весть. А Уррий
вдруг подумал, что распорядись судьба по-иному, и сейчас напротив
него вполне мог быть с обнаженным мечом Ламорак. Не отправь
Пенландрис сына в Рэдвэлл, или удались бы коварные замыслы...
     Поднял бы Уррий руку на Ламорака? Что дороже - дружба, родина
или рыцарская честь?
     Господи великий, ну почему его не вовремя посещают вопросы, на
которые он не знает ответа?!
     Юноши одновременно вышли из завороженного недвижья, но Уррий
оказался быстрей. Гурондоль сшиб белокурого сакса на землю и больше
Уррий о нем не думал. Он устал. Устал не физически - как ни странно
сражение утомило его духовно. Ему надоело - скорей бы все кончилось!
Одежда под доспехами промокла от пота, а лицо забрызгано кровью
врагов.
     Но врагов было еще много - не время прятать меч в ножны!



     Герцог Иглангер с возвышения, на котором стоял его шатер,
наблюдал за сражением и палящая злоба наполняла его, заставляя
напрягаться сталью мускулы. Он понял, что первая битва проиграна -
понял раньше всех. Но он также знал - вся борьба еще впереди.
     Принц Вогон был в самой гуще сражения, орал истошно, подбадривая
своих рыцарей на ратный подвиг и взмахивал мечом, который за битву
еще ни разу не скрестился с мечом бритта. Телохранители плотным
кольцом окружали принца и пробиться к нему было невозможно.
     Хоть здесь Иглангер мог быть спокоен. Но злость требовала выхода
- ему необходимо кого-то убить. И не просто любого бриттского
рыцаря, а кого-либо, чья смерть принесла бы Иглангеру удовлетворение.
Например, непонятного французского барона, заварившего своей магией
всю эту кашу. Либо нового короля бриттов - его смерть сильно
подкосила бы боевой дух противника, прославленный род короля Артура
был бы прекращен (оставалась, правда, малолетняя принцесса, но на
счет нее у Иглангера были свои планы - он улыбнулся мечтательно,
мимоходом вспомнив о ней). Либо убить Уррия, отомстив за смерть
Вольфангера.
     Мысль о поединке с французским бароном Иглангер отбросил сразу
- мог и не совладать. Об отмщении за брата также - француз не
отходил от Уррия, да к тому же рядом находился координатор алголиан,
что тоже крайне опасно.
     Зато юный король Этвард словно сам просится на пропитанный ядом
каурры меч Иглангера, тщательно до поры обернутый защитной кожей.
     Король Этвард смел и рубится отчаянно - ему в этом не откажешь.
Но он и не заботится о безопасности, как принц Вогон. Даже сэр Таулас
самозабвенно увлекся боем - его быстрый меч валит противника ярдах в
двадцати от Этварда...
     В сопровождении братьев и сорока варлаков из числа личных
телохранителей Иглангер прорвал заслон алголиан. Линксангер и
Берангер использовали почти всю свою магическую энергию, чтобы сжечь
отчаянно сражавшихся бойцов и Иглангер, дабы не подвергать братьев
риску, велел им возвратиться к шатру.
     В вытянутой руке, чтобы случайно не задеть коня, герцог держал
меч - даже незначительная царапина, нанесенная пропитанным ядом
лезвием, смертельна. От яда восточной каурры нет противоядия, ни
какой бог во всем мире не спасет обреченного! А должным образом
заколдованная сталь широкого тяжелого клинка пройдет сквозь любые
доспехи, словно сквозь сметану.
     Без боевых кличей, выкриков и воплей продвигался сквозь гущу
битвы отряд Иглангера. Обученные телохранители отодвигали своих и
сшибали противника, освобождая путь герцогу с колдовским мечом в
руке.
     До юного верховного короля Британии оставалось не более десятка
ярдов.
     Сэр Таулас рубил и убивал врагов далеко от своего господина.



     Эмрис расправившись с очередным врагом (в сотый раз спасибо за
день урокам сэра Бана!), переводил дух, поправляя шлем. Оба его
оруженосца пали, и королевское знамя держал один из воинов - Эмрис
уже порядочно удалился от знамени. Душа была полна восторга, детские
наивные страхи и неуверенность, исчезли, как будто и не было их
никогда. Более того - события дня вселили убежденность, что сегодня
с ним ничего не случится.
     Эмрис, по молодости и неопытности еще не знал, сколь опасно это
чувство!
     Координатор алголиан вдруг снял шлем и, отбивая щитом удар
очередного бойца, предупредил Уррия:
     - К вашему королю пробирается герцог Иглангер. В его руке меч,
одно прикосновение которого смертельно.
     - К какому королю?! - недоуменно переспросил Уррий,
оборачиваясь к барону. Гурондоль дымился кровавым паром.
     - К вашему королю. К королю Этварду, - пояснил Фоор.
     Барон Ансеис приблизился ближе к Уррию, готовый расчищать ему
дорогу.
     И вдруг до Уррия дошло - смертельная опасность угрожает Эмрису!
     Уррий что есть мочи заорал:
     - Эмрис! Эмрис! Берегись! - и рванул вперед коня, задев
сражающегося бойца из бриттского стана.
     Необъятный ужас охватил Уррия, впервые за день ему стало
по-настоящему страшно. Только сейчас до него дошло (только сейчас -
несмотря на множество смертей), что это не турнир, не забава -
смерть трудится в поте лица и вот сейчас протянула костлявую руку к
Эмрису, в котором была частица его, Уррия.
     К Эмрису, без которого Уррий не смог бы жить!
     Эмрис чудом услышал Уррия. Обернулся.
     Увидев спешившего к нему изо всех сил Уррия с обезумевшим лицом
и сэра Ансеиса с сэром Дэбошем, юный король понял - ему угрожает
какая-то опасность.
     Сэр Таулас не слышал криков Уррия. Он кожей почувствовал, что
его спасителю, жизнь которого он поклялся защищать любой ценой,
грозит гибель. Прославленный боец расшвыривал с дороги врагов, но не
успевал: слишком далеко удалился он от своего господина. Сэр Таулас
рычал, как разъяренный стеклянный дракон и пробивался вперед.
     Герцог Иглангер уже пустил в дело свой заколдованный меч и
встававшие на его пути бриттские рыцари, пытавшиеся загородить
дорогу, падали замертво. Шлем Иглангера был необычной формы - не с
опускающимся забралом, как принято, а с закрывающими металлическими
нащечниками и носовой планкой. Взгляд герцога из под стали шлема был
страшен. От одного взгляда некоторые могли бы бежать, спасая
никчемную жизнь.
     Бежать Этварду было поздно. Да и не мог он бежать - пробившаяся
по недоразумению мысль о бегстве была загнана далеко вглубь, чтоб
молчала и не рыпалась.
     Эмрис занес Экскалибурн для упреждающего удара.
     До мрачного чернобородого рыцаря в фиолетовом плаще и орлом на
гербе оставалось несколько ярдов. Никто и ничто, казалось, не могло
помешать их поединку.
     "Боже великий! - взмолился мысленно Эмрис. - Ты благословил
меня, так дай же сил рукам и точность взгляду!"
     Эмрис вдруг понял, что сейчас - именно сейчас - решающий
момент всей битвы. И судьба сражения, судьба замка графа
Маридунского, судьба родной Британии в его руках! Он не знал только,
что меч чернобородого противника заколдован!
     Не только Уррий и сэр Таулас торопились к своему королю (в пылу
битвы о котором, к стыду сказать, почти все забыли). Беду
почувствовали многие бриттские рыцари. Сэр Гловер, сыпля проклятиями,
тоже отчаянно пробивал себе путь сквозь сражающихся.
     Герцог Иглангер ничего, кроме уставившегося на него юного короля
бриттов с обнаженным мечом в руке, не видел. И не слышал. Не слышал,
как принц Вагон в безумном вопле приказывает ему остановиться и
повернуть назад.
     Герцог вдруг (а он-то полагал, что умеет держать в руках свои
страсти!) перестал себя контролировать. Он должен, обязан вонзить
заколдованный меч в это вставшее перед ним в образе юноши
препятствие. Силы Космические, как он его ненавидит!
     Иглангер занес для решающего удара меч.
     Между ним и юным королем никого не было.
     Этвард выставил вперед щит с королевским гербом и тоже
приготовился нанести удар.
     Никакой щит не мог остановить заколдованный меч Иглангера.
     Еще чуть-чуть и отравленный клинок коснется тела молодого
короля...
     ...и тут между Иглангером и Этвардом встала преграда - сэр
Отлак.
     Граф Маридунский успел-таки на защиту воспитанника. Своего,
Богом данного, короля!
     Эмрис едва успел отвести в сторону руку, чтобы не задеть
названного отца.
     Меч герцога легко разбил подставленный щит графа, прошел сквозь
стальной нагрудник и застрял на какое-то мгновение в плече.
     А граф неожиданно схватил обеими руками за меч герцога, перекрыл
запястье Иглангера и повалился с коня, вырывая за гарду проклятый
меч.
     Уррий застыл, резко остановив коня. Ужас обдал его, заставил
окаменеть, боль пронзила все тело - не физическая боль, душевная.
Казалось, он не выдержит удара и рухнет с коня, подобно отцу.
     Сэр Дэбош тоже резко пришпорил коня и тоже замер, закрыв глаза.
По лицу могущественного верховного координатора алголиан пробежала
судорога.
     Зато сэр Таулас, сэр Гловер и сэр Дэбош подоспели к месту
трагедии.
     И Этвард вновь заносил Экскалибурн над герцогом.
     Взгляды Этварда и герцога встретились и могущественному чародею
впервые за многие годы стало страшно. Очень страшно. Он оказался
беззащитен. Братьев рядом не было (сам же ведь отослал, где был его
разум!), магическую энергию герцога плотно сковал ненавистный француз
и даже меча, простого меча не было в руках, чтобы отразить удар.
Телохранители пали где-то по пути к Этварду.
     Иглангер оказался совсем один и безоружен перед лицом
разъяренных, пылающих жаждой справедливой мести, бриттских рыцарей.
     Откуда-то издалека до герцога донесся истошный крик принца
Вогона - слов герцог не разобрал.
     И Иглангер понял - настал его последний час. Силы Космические,
да помогите принять смерть достойно!
     Герцог высоко поднял голову ожидая удара.



     Сумерки сгущались давно, но внезапный мрак, словно рухнувший на
поле битвы, заставил вздрогнуть почти всех сражающихся.
     Ничего не было видно - даже пальцев на собственной руке!
     Герцог Иглангер, находясь на пороге смерти, сориентировался
мгновенно. Все его мысли и чувства обострились. И на какие-то грани
секунды он опередил Фоора и французского барона.
     Через минуту герцог уже был рядом с принцем Вогоном в окружении
мрачных сакских рыцарей.
     То тут то там стали зажигать факела и костры. Словно в поддержку
испугавшихся немилости господней бриттских рыцарей в черном бархате
неба выглянула луна.
     Герцог, случайно избежавший смерти, не мог ни думать спокойно,
ни говорить.
     И неожиданно принц Вогон просто поразил его.
     - Благородные рыцари! - заорал принц, снова взмахнув мечом, но
его героический жест пожрала тьма. - Множество бриттских псов
постигла справедливая смерть! Наша цель достигнута! Кольцо прорвано!
Мы отходим к шатру... Пусть враги подавятся своими мертвецами, победа
за нами!
     Под покровом тьмы саксам действительно удалось прорвать кольцо
алголиан и озерных бойцов и умчаться к шатру.
     По правде говоря отступивших саксов и варлаков особо не
преследовали, хотя некоторых нерасторопных рыцарей удалось взять в
плен.
     Чтобы ни кричал принц Вогон все прекрасно знали - победа за
тем, за кем осталось поле боя! Время уносить погибших и раненых,
считать потери.



     Уррий спрыгнул с коня и в свете факела нашел тело отца. Снял
шлем с его головы.
     Отец еще был жив. Он открыл глаза, увидел Уррия и улыбнулся -
сколько чувств выразилось в этой улыбке! Сколько страдания и сколько
отцовской нежности, сколько радости победы и горечи, что он
расстается с этой удивительной и прекрасной жизнью!
     - Он жив! - вне себя закричал Уррий. - Слуги, скорей! Он жив!
     Надежда проснулась в юноше. Может, координатор Фоор ошибся и
удар герцога на самом деле не смертелен?
     Но сэр Ансеис разбил все его надежды. Барон мягко отстранил
Уррия и подобрал с земли злополучный клинок.
     - Ты теряешь голову, Уррий, - чуть не с укоризной сказал
француз. - Любая царапина от этого меча гибельна!
     Барон хотел уничтожить меч, чтобы больше никто никогда от него
не пострадал, но передумал. Меч точно лег в его ножны, для страховки
Хамрай прошептал заклятие, и передал страшный предмет одному из
оруженосцев.
     Это был далеко не единственный трофей французского барона
сегодня - оруженосцам и слугам придется много доспехов перетащить в
его комнату.
     Хамрай невесело усмехнулся - этот поход оказался чрезвычайно
богатым на добычу, которая ему совершенно без надобности.



     Когда герцог Иглангер подскакал к шатру в небе ухмылялся серп
ущербной луны, словно желающей помочь бриттам отличить своих погибших
от мертвых саксов.
     Иглангер спрыгнул с коня. Настроение было препротивнейшее. Он
был зол и возбужден.
     Завтра с утра - штурм! Рэдвэлл будет стерт с лица земли! Все,
кто в нем находятся - обречены! Это говорит он, герцог Иглангер,
слов попусту не тратящий!
     К нему подошел кто-то и поклонился, в темноте герцог не
разглядел лица.
     - Я подоспел вовремя, - сказал подошедший и по голосу герцог
узнал Астарота. - Если бы не моя помощь, я сейчас был бы лишен
возможности приветствовать вас. Силы Тьмы держат уговор.
     Герцог одарил Маркиза Тьмы взглядом, который удается раз в
жизни. Ни слова не сказав, Иглангер вошел в шатер.
     Астарот с ухмылкой пожал плечами и пошел прогуляться вокруг
возбужденного дневными событиями лагеря. Он не чувствовал себя здесь
непрошенным гостем - он один из полновластных командиров.




                                    "Ты кончил жизни путь, герой!
                                     Теперь твоя начнется слава,
                                     И в песнях родины святой
                                     Жить будет образ величавый..."
                                             Джордж Гордон Ноэль Байрон


     Граф Маридунский умирал.
     Умирал от ран полученных в битве. Ценой жизни он защитил
верховного короля Британии и подвиг его останется в веках - барды
воспоют о героической гибели сэра Отлака.
     Графа со всеми возможными мерами предосторожности принесли в
замок и уложили на спешно приготовленное ложе прямо в пиршественном
зале. Нести по узким лестницам и коридорам умирающего, подвергая его
излишним страданиям, было неразумно.
     Граф лежал, сжимая в руке меч, от которого пал сегодня не один
сакский рыцарь.
     На груди умирающего горько рыдала графиня, седеющие уже волосы
ее растрепались, но она даже не думала их поправлять. Господи,
сколько раз, проклиная одинокую постель, она желала смерти мужу! Как
она его порой ненавидела!
     И все те чувства разлетелись в пыль пред искренним горем - она
не знала, как будет жить без него. Одна утрата за другой - сперва
два сына, а теперь муж! Лучше бы Господь забрал ее никому не нужную
жизнь!
     Рядом с графиней были две дочери и невестка - тоже в слезах,
графа любили, хотя и побаивались, все домочадцы. Даже младшую дочурку
разбудили посреди ночи - вдруг умирающий захочет попрощаться с
ней...
     Справа от графа стоял на коленях Уррий и мрачно смотрел на отца
- он никак не мог поверить, что отцу осталось жить какие-то минуты.
Он не мог принять сердцем, что сильный умный мужчина, на которого
Уррий всегда смотрел как на образец рыцарства, как на само воплощение
жизни и физической мощи, скоро умрет. Что его отпоют в часовне замка
и уложат в деревянный гроб, а гроб - в каменный склеп в длинном ряду
других захоронений в фамильной усыпальнице в глубине огромной пещеры.
Что завтра защищать замок и принимать решения придется уже ему,
Уррию, а отца не будет рядом, чтоб хлопнуть по плечу и дать дельный
совет...
     И еще Уррий знал, что отец страдает сейчас не только от ран и
боли, не только от беспомощности, но и от того, что не до конца
выполнил клятву, данную королю Эдвину, хотя и умирает теперь от
верности своему слову.
     Не только, конечно, клятва заставила графа заслонить грудью
воспитанника, но все же...



     Умирал один из знатнейших рыцарей королевства. Прославленный
воин. Хозяин замка. Умирал от боевых ран.
     И все бывшие в Рэдвэлле рыцари молча стояли вокруг.
     Хотелось снять доспехи, залить чудотворным бальзамом саднящие
свежие раны, утолить беснующийся голод, залить испаляющую жажду
кубком доброго эля, смыть пот и кровь противника...
     Но все стояли, молча склонив головы, отдавая последний долг
герою, хотя ноги гудели от усталости. И будут стоять, даже если
агония продлится до рассвета - в этот последний час его боевые
товарищи должны быть рядом.
     Сам верховный король стоял, преклонив колено, перед умирающим,
рядом с его сыном. На лице Этварда явственно читалась неподдельная
боль.
     Лицо сэра Дэбоша посерело от усталости, глаза его были закрыты.
Рядом с ним находился сэр Ансеис.
     Уррий вдруг порывисто встал и подошел к могущественным
рыцарям-магам. Хотел что-то сказать или попросить, посмотрел на них и
не решился.
     Медленно пошел обратно к смертному ложу отца, повернулся, снова
посмотрел на магов, оказывающих ему покровительство.
     Они чуть не спасли Лореллу своим волшебством - неужели они не
спасут его отца?! Ведь это несправедливо, что он умирает! Так не
должно быть!!!
     Но слова просьбы так и не сорвались с его губ. Он боялся, что
уже просил магов слишком о многом и они ему откажут.
     - Мы не в силах выполнить твое желание, сэр Уррий, - вдруг сам
сказал сэр Ансеис. - И никто не может, даже Господь Бог, дьявол или
кто иной. Сэр Отлак обречен, я не понимаю, как он до сих пор жив...
Яд каурры убивает мгновенно...
     Уррию безумно хотелось закричать "Почему? Почему нельзя
спасти?!", но он лишь спросил:
     - Вы знаете мои мысли?
     - Мысли наследника Алвисида не может узнать никто, кроме самого
Алвисида, - покачал головой Хамрай. - Но сейчас твои думы написаны
на лице, чтобы догадаться о них не надо быть магом. Я сочувствую
твоему горю, Уррий.
     - Если вы все знаете, - сказал юноша, - и действительно не
желаете смерти моего отца, то почему бы опять не попробовать
повернуть вспять время? Как с Лореллой...
     - Увы, Уррий, такое дважды за короткий срок не повторить... И
тогда умер епископ Гудр, без его помощи, нам не справиться. К тому
же, как ты уже наверное понял, это ни к чему не приведет. Как с
Лореллой... Разве будет граф избегать опасности, даже зная точно, что
погибнет?
     - Вы правы, сэр Ансеис, - тихо выговорил Уррий и вернулся к
ложу умирающего отца.
     Взгляд Отлака прояснился, он приподнялся тяжело на локте.
     Графиня подняла резко голову с груди графа и посмотрела на него,
даже постаралась улыбнуться мужу ободряюще - сквозь слезы.
     - Прости меня, - тихо сказал умирающий. - За все прости.
     И, не глядя больше на жену, граф обвел взглядом стоящих на
некотором расстоянии вокруг него рыцарей. Затем посмотрел на Эмриса,
потом на Уррия.
     "Эх, сынок, вот так вот все нескладно получается..." - говорил
его взгляд. Вслух же граф сказал:
     - Замок и все, что у меня есть оставляю... - умирающий
выдержал паузу, словно принимая окончательное решение, - сыну своему
Уррию.
     Произнеся эти важные слова, граф откинулся на подушки и закрыл
глаза. Лицо его исказила предсмертная судорога.
     Никто не видел, что верховный координатор покачнулся и, не
открывая глаз, взялся за локоть Хамрая, словно прося у него помощи.
Он действительно попросил помощи - на энергетическом уровне. Трудно,
даже такому магу, как Фоор, очень трудно бороться с ядом каурры,
отвоевывая у смерти дорогостоящие минуты.
     А граф так и не вспоминает о фамильной реликвии с эмблемой
Алвисида, что у него на пальце...
     Какое-то время сэр Отлак лежал с закрытыми глазами, огонь агонии
пожирал его изнутри - краска отливала от щек, кожа наливалась
смертью.
     Уррий быстро-быстро заморгал, чувствуя как на глаза набегает
предательская слезинка.
     Почему он сдерживает себя, почему не расплачется у тела
умирающего отца, ведь это так естественно? В который раз за последние
дни ему хочется расплакаться, и он вновь сдерживает себя.
     Потому, что он - рыцарь.
     Потому, что сегодня от его меча пали четверо сакских рыцарей, и
он не считал даже сколько простых воинов и варлаков.
     Потому, что он - наследник графа Маридунского... и наследник
Алвисида, бога...
     Сэр Отлак открыл глаза, с трудом поднял руку и непонимающим
взглядом уставился на дрожащую от слабости кисть. Долго смотрел,
потом на него словно нашло озарение.
     - О-о, - простонал граф, - если бы раньше... Нет, ерунда...
     Уррий испугался - не бредит ли отец?
     Граф сказал:
     - Сними перстень, Уррий. Я совсем забыл о нем. Он передается
главе рода из поколения в поколение... от Алана Сидморта... Он всегда
носил перстень при себе, лишь перед последним походом оставил сыну...
Этот талисман оберегает от несчастий... Меня не уберег... Сегодня...
Но мне грех жаловаться... столько славных битв...
     Умирающий замолчал. Уррий не перебивал. Никто не смел даже
кашлянуть, казалось, все присутствующие прекратили даже дышать.
     Наконец, граф продолжил:
     - Внизу, в пещере, в склепе Гаррета Сидморта, на самом деле нет
гроба... такого Сидморта не было никогда... Там ступеньки вниз и
каменная дверь... Надо снять накладку и приложить перстень к двери в
центре... там увидишь. Алан Сидморт сказал сыну, что лучше не
открывать ту дверь, только в случае, когда ничего другого не
остается... Я не знаю, что там, за каменным входом - подземный ход
или заточенная страшная нечисть, способная стереть врагов с лица
земли... Не знаю... Но, возможно, тебе предстоит узнать... Скорее
всего, там подземный ход...
     Говорить графу было тяжело, он замолчал и вновь закрыл глаза.
     Уррий осторожно подковырнул ногтем узорчатую золотую накладку
перстня. В синем полупрозрачном камне, словно была замурована
крохотная зеленая змейка, свернувшаяся спиралью... Этот знак Уррию
уже знаком. Уррий оторвал взгляд от загадочного талисмана и посмотрел
на отца.
     Уррию захотелось закричать, но он сдержался.
     Зато графиня запричитала горестно и громко - граф Маридунский
умер.
     Координатор Фоор был разочарован. Такие усилия и только ради
того, чтобы узнать, что предусмотрительный Алвисид устроил потайной
выход на случай осады замка.
     Да, такие же каменные выходы со змейкой в центре есть в каждом
каталоге алголиан - только никто никогда не мог их открыть, и никто
не знал, что находится за таинственной дверью... Что ж, хоть эта
загадка теперь решена...
     Фоор открыл глаза и затуманенным взором посмотрел на Хамрая.
Потом на Уррия, глядящего на мертвого отца. Координатор подумал, что
может утешиться - он не зря бился столько времени со смертью за сэра
Отлака. Он дал возможность наследнику Алвисида проститься с отцом. С
отцом, который достоин всяческого уважения.
     Эмрис закрыл от боли глаза. Да, не его отец умер. Его отец -
верховный король Британии подло убит саксами в Камелоте. Нет, кто бы
ни был отец по крови - того он не знал! А сэр Отлак воспитал его, и
все, что в нем, Эмрисе есть - плохого и хорошего - все от сэра
Отлака.
     Эмрис понял, что большая и очень важная часть его жизни ушла
безвозвратно. Что вместе с сэром Отлаком умер и мальчишка Эмрис,
неизвестно чей сын. Теперь нет Эмриса - есть верховный король
Британии Этвард. Но Боже Великий, как больно!
     "Да, - думал сэр Гловер, - турнирное соперничество графов
Камулодунских и графов Маридунских прекратилось надолго, бычья
требуха! Славный был боец! И сын его, Педивер, тоже был не плох, да
упокоится душа его в райских кущах! Когда еще теперь младший Сидморт
выйдет на ристалище, доживу ли?"
     Сэр Гловер явно недооценивал Уррия.
     Со смертью графа кончилась целая эпоха в жизни королевства! И
все в огромном зале почувствовали образовавшуюся пустоту...
     Ламорак стоял в задних рядах и смотрел на Уррия. Сердце Ламорака
уже не способно было воспринимать горе. Мир рухнул для него со
смертью его, Ламорака, отца - короля Пенландриса. Битву Ламорак
провел в тумане - от сакских мечей не бегал, но и смерти не искал. А
теперь смотрел на умершего от боевых ран, в почете, отце Уррия и
думал: а где увезенное варлаками тело его отца, не надругались бы над
ним... И, кстати, а где тело двойника Ламорака?.. Он совсем забыл об
этом...



     Варлаки, подскакав к шатру Иглангера, остановили коней.
     Герцог лишь кивнул и вновь обратил взор к замку. Нельзя сказать,
чтобы тело короля Пенландриса грубо скинули с коня, но и особого
почтения в движениях варлаков не было.
     Сэр Катифен закусил губу.
     Он один остался с господином, если не считать оруженосцев.
Остальные воины дружины короля Сегонтиумского из Камелота отправились
в замок Пенландриса - отвезти тело принца Селиванта и защитить
королеву в случае опасности, время смутное. И якобы должны подъехать
к Рэдвэллу с минуты на минуту.
     Однако, сэр Катифен догадывался - король Пенландрис опасался,
что в решающий момент его воины могут отказаться сражаться против
соотечественников. Вон Селивант - знал, молчал, и даже вроде
соглашался, а когда дошло до дела, не смог пойти на предательство.
     - Предательство! - вырвалось у Пенландриса, когда он был
наедине с сэром Катифеном и наливался любимым элем. - Знал бы,
паршивец, что такое предательство!..
     Коня Пенландриса, как и тело короля, оставили без присмотра -
до них ли, озерное чудовище давит бойцов!
     Сэр Катифен поймал жеребца за уздцы, с трудом (король все-таки
был грузен) закинул тело мертвого повелителя в седло. Закрепил, чтобы
не свалился. Поискал глазами оруженосцев короля. Не нашел, махнул
рукой и повел коня с неживым седоком. Сел на своего коня - меч,
которым он почти не пользовался, и арфа, почерневшая от употребления,
были приторочены к седлу. Подумал, спешился, надел перевязь с мечом,
арфу закинул за спину, взял уздечку коня повелителя и, не глядя на
разворачивающуюся битву с драконом, пошел к дороге.
     Идти до замка Пенландриса было далеко. Сэр Катифен не торопился.
     Где-то впереди зализывала раны армия разбойников. Покойникам
живые враги не страшны.
     Сэр Катифен считал себя тоже покойником.
     Он достиг уже границ королевства Пенландриса, когда его догнали
оруженосцы короля.
     Они остановили коней, один из них вел под уздцы коня Катифена.
     На предложение сесть на коня и присоединиться к ним, Катифен
помотал головой. Оруженосцы сообщили, что бритты вышли на битву, что
сами сегонтиумцы в сражение против собратьев не пошли - ради чего,
если повелитель мертв?
     И поскакали дальше: нести в королевский замок горестную весть.
     До замка Пенландриса сэр Катифен добрался глубокой ночью -
почти перед самым рассветом.
     Королева спала. Или просто не пожелала выйти.
     Слуга предложил Катифену еды, но верный вассал не захотел
расставаться со своим сюзереном.
     Тело короля омыли, одели в парадные одежды и отнесли в часовню.
     Сэр Катифен остался с мертвым господином наедине. Все заботы
были позади. Ничто больше не лежало на совести доблестного рыцаря.
     Он долго стоял на коленях перед мертвым телом.
     Потом снял арфу, пробежался пальцами по струнам.
     Он не мог осуждать господина. И обсуждать с кем бы то ни было
его поступки.
     Но вот вчера король был на коне... Победителем. А сегодня он
хладный труп. Убитый собственным сыном... Взлет и паденье. Любой
взлет чреват паденьем, после которого не взлетишь. И рассчитывать на
упокоение в раю нет причин...
     И на добрую память потомков тоже - одним движением зачеркнута
славная жизнь.
     Но кто знал доподлинно жизнь Пенландриса, его душу, его далеко
простирающиеся планы?
     Катифен, доверенный короля, почти друг, порывов Пенландриса и
глубинных мотивов его действий не знал. И не осуждал своего господина
- в случае успеха задуманного дерзкого плана... В пору было
закружиться самой трезвой голове - победителей не судят, некому.
     Король Пенландрис состоял в родстве почти со всеми знатными
семьями бриттов, в том числе и с семейством Пендрагонов... Да дело,
наверное, не в этом.
     По нескольким случайным фразам, Катифен мог судить, что
Пенландрис сильно озабочен будущим Родины. Он любил Британию не
меньше Пендрагона или графа Маридунского, но видел то, что было
скрыто от них... И пошел на предательство, подвергая Родину опасности
захвата саксами, чтобы избежать опасности куда более грозной. Но была
ли такая опасность в действительности, или Пенландрис лишь вообразил
ее себе, чтобы оправдать в собственных глазах предательство - сэр
Катифен не знал.
     И теперь уже не узнает никогда...
     Сэр Катифен хотел спеть мертвому господину на прощание его
любимую песню о единении и борьбе рыцаря Света и рыцаря Тьмы, даже
начал наигрывать мотив. Но неожиданно для себя самого, запел совсем
другую балладу, ту, которую они с королем слышали, путешествуя десять
лет назад по далекой-далекой Индии. Мелодичная песня понравилась
Пенландрису, но король почему-то запретил ее петь своему вассалу.
     Час баллады настал.
     Сэр Катифен пел во всю силу проникновенного голоса, вкладывая в
каждое слово душу и сердце - он в последний раз пел своему
господину:

                     Слон в загоне не спал восемь суток кряду,
                     Лбом искал слабину в каменной стене,
                     Слон ревел - проклинал хитрую засаду
                     И собратьев-рабов с грузом на спине.

                     И явился тогда человек со шрамом,
                     Посмотрел на слона, хмыкнул и сказал:
                     "Среди всех боевых - этот будет самым,
                     Кто ж такого сдает на лесоповал?"

                     Вот он - слон боевой в пурпурной попоне,
                     Смертный ужас врагов в кольчатой броне,
                     Он бои завершал яростной погоней
                     И слагали певцы песни о слоне.

                     Но настала пора - в день сухой и пыльный,
                     Возглавляя парад доблестных полков,
                     Слон споткнулся в пыли, затрубил бессильно,
                     Слон не смог удержать тяжести клинков.

                     И сказал человек в златотканной дхоти:
                     "Тот, передний, навряд годен для войны!
                     Уберите его. Как вы не поймете,
                     Что в бою мне нужны сильные слоны?"

                     Был поставлен другой впереди колонны,
                     А к слону подскакал воин на коне,
                     В бок кольнул - мол, шагай! -
                     И погнал к загону, где носили слоны бревна на спине.

                     Там стоял человек с плеткою витою.
                     Посмотрел свысока, потен и устал.
                     "Боевой... Да к тому ж, вышедший из строя.
                     Кто ж такого возьмет на лесоповал?"

                     ...Слон стоял и стонал человечьим стоном,
                     Облепила мушня рану на боку.
                     Боевые слоны, алые попоны,
                     Протрубили вдали плач по старику.


     Замолкли струны, в часовне воцарилась тишина. Сэр Катифен
бережно положил арфу на пол. Взял меч господина, лежащий рядом с
телом, и приставил к сердцу.
     Меч оказался длиннее руки, пришлось взять двумя руками за гарду,
а рукоять упереть в каменную стену. Оставалось одно резкое
движение...
     Не гоже убивать себя мечом господина. Рыцарь имеет собственный
меч!
     Катифен положил меч Пенландриса на место, достал свое оружие. В
тусклом свете свечей блеснула сталь клинка.
     Рыцарь! Сэр Катифен невесело ухмыльнулся. Какой он к дьяволу
рыцарь!
     Не понравились бы четверть века назад королю его разухабистые и
непристойные песенки и месил бы он всю жизнь дорожную грязь босыми
пятками...
     Рыцарь... Сэр Катифен вновь приставил клинок к сердцу.
     И задумался, вспоминая прожитую жизнь. Он привык к почету, к
рыцарскому обществу, к рыцарскому образу жизни. Без короля
Пенландриса такая жизнь для него немыслима...
     И без короля Пенландриса жизнь сэру Катифену не нужна!
     Сэр Катифен сжал крепче рукоять меча...
     Но что-то не позволяло ему сделать последнее движение.
     В узкое окно часовни пробились робкие солнечные лучи.
     Король Пенландрис дал ему эту прекрасную жизнь, после него она
должна и закончиться!
     Но рука словно окаменела.
     Кем он был до встречи с этим замечательным человеком? Грязью!
     Грязью и будет!
     Сыр Катифен вдруг резко убрал лезвие от груди.
     Положил клинок на пол, у ног покойника. Быстро, боясь
передумать, снял плащ со значком Пенландриса, перевязь, новые
сапоги... Взял арфу и вышел из часовни.
     Караульный у моста без слов выпустил любимца покойного короля.
     Сэр Катифен умер - на дорогах страны появился еще один нищий
бродячий бард, которого любой рыцарь может зашибить конем или не
глядя садануть плетью...



     Когда тело сэра Отлака отнесли в часовню, рыцари сели за стол.
     Горе недолго владело суровыми сердцами благородных воинов. Битва
на то и битва, чтобы кто-то убивал, а кто-то погибал. Павшим -
слава. Живым - слава и добыча. Десятки дорогих доспехов были
принесены оруженосцами в замок. Мрачные плененные сакские рыцари
сидели тут же за столом - без оружия и под охраной.
     И скоро над столом воцарился оживленный разговор - обсуждение
сегодняшних событий. Дамы - жены, дочери и невесты, отправившиеся с
рыцарями на столичный турнир и оказавшиеся в осажденном замке, -
слушали и удивлялись.
     Чем больше доблестные рыцари потребляли густого пенистого эля и
будоражащего вина, тем славнее в их рассказах выглядели сегодняшние
подвиги. Рыцарям действительно было чем гордиться и было что
рассказать.
     Сэр Таулас сидел за столом, мрачно глядя на кубок с вином, что
поспешно вновь наполнил расторопный слуга, наслышанный о буйном нраве
прославленного рыцаря. Бывший отшельник не мог простить себе, что
сегодня его господин едва не погиб ("На месте Отлака должен был быть
я!") и искал утешения в вине.
     Аннаура, успевшая переодеться для ужина, находилась рядом с
сэром Ансеисом. Лишь только помянули усопшего хозяина замка и
приличия позволили завязать разговор, она тут же призналась:
     - Я не отрывала от вас взгляда весь день, барон. Вы были
великолепны!
     Хамрай невпопад кивнул головой, он думал совсем о другом.
     - Мое общество в тягость вам, сэр Ансеис?
     Первая красавица королевства готова была обидеться. Она не
привыкла, чтобы ее словами (тем более восторженными похвалами)
пренебрегали. Аннаура вообще поражалась этому любовному эпизоду в
своей богатой биографии. Может, это только она так считает, что
любовный эпизод? Может, Ансеис как на женщину на нее и не смотрит? О
чем думает сейчас заморский рыцарь?
     Аннаура не привыкла отступать: если барон Ансеис не хочет, то
она все равно заставит, какой бы там таинственной силой магии он ни
владел! Сегодня же ночью он будет в ее постели! Ей это просто
необходимо. Чтобы не растерять веру в себя. Или просто потому, что ей
- ей! - этого очень хочется, какие еще необходимы аргументы?
     Она капризно поджала нижнюю губку:
     - Вам неприятно разговаривать со мной, барон?
     Хамрай вздрогнул. Качнул головой, словно отгоняя назойливых мух,
посмотрел на Аннауру. Прямо в ее жадные глаза. И улыбнулся ей,
постаравшись вложить в улыбку всю нежность на которую был способен.
     Необходимо было прекратить затянувшуюся недосказанность.
Прекратить это знакомство. Немедленно сказать что-либо, чтобы она
потеряла к нему интерес.
     Но он не мог.
     К ужасу своему, он честно признался самому себе, что полюбил.
Другой вопрос - достойна его избранница любви или нет? Но как это
ему сейчас не важно! Важно другое. Он полюбил - впервые в жизни он
полюбил женщину. Он жаждал ее и тем более мучительны были его
страдания, к которым, казалось, за столько лет должен был привыкнуть.
Он жаждал теперь не просто обладать женщиной. Нет! Теперь ему нужна
была только Аннаура. Только она!
     - Извини, - нежно сказал Хамрай и взял ее тонкую кисть в свою
ладонь (от этого прикосновения непонятная, странная и удивительно
приятная волна ощущений охватила Аннауру). - Я устал. Но в сражении,
я постоянно знал, что ты смотришь на меня с высоты замка. Хотя вряд
ли ты могла разглядеть меня среди сражающихся.
     - Нет, что ты! - обрадованно воскликнула Аннаура. - Я отлично
видела твой алый плащ, я не сводила с него глаз. Ты прекрасен в бою
- это я поняла еще на турнире. И вообще... Ты не такой, как другие
рыцари...
     Она говорила истинную правду, он был совсем не таким.
     Хамрай-то прекрасно знал, что не такой. Но касалось это не
только его магических способностей. Он ни словом, ни жестом не выдал,
что большую часть жизни провел в чужой земле, с другими верованиями и
обычаями... Значит, ее слова относятся к его исключительно
личностным, мужским качествам.
     Сердце старого мага забилось, как у мальчишки, впервые целующим
девушку. Тело его непроизвольно подалось к ней и она придвинулась к
нему ближе... Поцеловать-то он ее сможет, а потом...
     Будь стократ проклято заклятие Алвисида! Будь проклят день,
когда он встретил Моонлав - бесчувственную холодную женщину,
сломавшую его жизнь!
     Рука барона непроизвольно легла ей на талию. Восхитительное
ощущение, от которого у обоих закружилась голова!
     - Я устала, - едва сдерживая волнение, чтобы голос не дрожал,
сказала Аннаура. - Сегодня выдался очень трудный день. Я хочу лечь,
вы не проводите меня до моих покоев?
     Ансеис вдруг резко отрезвел - перед ним открылась граница,
переступать которую он не мог. Он прекрасно знал, что произойдет,
если осмелится...
     В это мгновение к нему подошел Триан и знаками показал, что
король Этвард просит сэра Ансеиса пройти на королевский совет.
     Внутренне Хамрай вздохнул с огромным облегчением (хотя где-то
глубоко внутри какая-то крохотная частица души его вопреки рассудку
горько подосадовала на возникшую помеху). Барон развел руками и
сказал Аннауре виновато:
     - Прошу прощения, но я не могу отказать верховному королю. Я
сразу вернусь, как только совет закончиться. Вы дождетесь меня?
     Хамрай искренне надеялся, что собрание рыцарей продлится до
утра. Ему безумно хотелось броситься в объятия этой восхитительной
женщины, обладающей магией, куда сильнее его собственной - магией
женственности. Но заклятие... Заклятие!!!
     Аннауре, с присущей ей горячностью, вдруг захотелось послать ко
всем чертям этого странного сэра Ансеиса, встать и уйти. Но она
почему-то потупила взгляд и тихо произнесла:
     - Я буду ждать вас здесь, барон.
     Уррий, едва утолив голод, встал из-за стола. Этвард просил его
подняться в зал, выделенный для королевского совета. И остальных
членов совета, что остались в живых, подняться тоже. Требовалось
выработать план действий на завтра.
     Поддаваться панике причин не было, но и недооценивать противника
не следовало.
     "Король должен разбираться в людях," - подумал Эмрис. Посмотрел
на сэра Тауласа и решил его не приглашать. А вот сэра Дэбоша и сэра
Ансеиса, хоть они и не его подданные - обязательно.
     Эмрис уже понял их силу, их мудрость и даже смутно догадывался
об их интересе. Да, как тесно все в жизни переплетено, как трудно
разобраться - то, что кажется важным и главным, в один миг теряет
всякое значение и напротив, малозначащее вдруг приобретает огромную
важность, становится узлом нитей мира. Только не всегда об этом можно
догадаться.
     И на него, Эмриса, свалилась огромная ноша, тяжелая
ответственность - да, он понимает это. Но дорогу осилит идущий, он
отмечен Господом Богом, он справится со всеми препятствиями и
невзгодами на пути к славе. К славе Британии и его, короля Этварда
Пендрагона!



     Умных голов лишился совет молодого короля - графа Отлака,
герцога Вольдемара...
     Горячий сэр Гловер настаивал на утренней вылазке для развития
успеха (разумно, что король не позвал на совет еще более горячего
сэра Тауласа, который великолепен в сражении, но не на совете).
Впрочем, Гловер сам осознавал безрассудность своего предложения и не
настаивал.
     Этвард по очереди спрашивал у собравшихся рыцарей о сложившейся
обстановке. Интуитивно слово сэру Дэбошу и сэру Ансеису он решил
предоставить последним, чтобы уже после них подвести итог собрания
самому. Увидев, что Уррий потихоньку начинает вслушиваться в речи,
Эмрис спросил мнение нового графа Маридунского.
     Тихим голосом, не глядя никому в лицо, Уррий рассказал о
предсмертном подарке отца. Во время рассказа он отстраненно теребил в
руках перстень, который был ему пока велик ему и сваливался с пальца.
     Когда Уррий замолчал, рыцари стали бурно обсуждать, чтобы могло
быть за таинственной дверью - едва не забывали обращаться к королю
за разрешением говорить...
     - Пойдемте посмотрим, чего зря предполагать, - предложил сэр
Ансеис.
     - Неизвестно, что ждет нас за этой дверью, - ответил король
Этвард. - Сэр Отлак сказал, что там может быть плененная нечисть -
зачем выпускать зло?
     - Даже если так, - взял слово сэр Дэбош, - я и барон Ансеис
немного владеем магией. Мы сможем запрятать нечисть, что бы там не
оказалось, обратно.
     Верховный координатор разочаровался в перстне с эмблемой
Алвисида и от таинственной двери ничего не ожидал, но не вредно
самому доподлинно исследовать все, что связано с именем сына Алгола.
     - Вы уверены? - спросил Уррий.
     - Да, - ответили Хамрай и Фоор в один голос.
     - Даже если там подземный ход, - задумчиво ответил Уррий,
новый хозяин замка, - то не воспользуемся же мы им для спасения
своих жизней? Я не позволю оставить Рэдвэлл на разграбление варлакам,
здесь могилы моих предков. Я не покину их.
     Но рыцарям вдруг захотелось оказаться вместе с женами, дочерями,
трофейными доспехами подальше от осажденного варлаками замка. И никто
из них даже в глубине души не считал это трусостью - одно дело
сражаться с достойным противником в чистом поле, совсем другое -
помирать от голода среди бегающих крыс и смрадных крестьян...
     Встал дотоле молчавший граф Сторберг. Он был уже не молод, но
крепко держался в седле и не прятался сегодня в битве за спинами
товарищей. Он имел право на уважение. Испросив разрешение у короля,
рыцарь сказал:
     - Никто не говорит о бегстве. Или, тем более, о сдаче замка. Но
необходимо знать все возможности. Предстоит осада - у саксов хватит
сил и терпения держать нас в кольце сколь угодно долго. Сейчас лето,
прошлогодние запасы подходят к концу, новые еще не заготавливались.
На сколько в замке хватит провианта? Если там подземный ход - это
возможность вылазок и нападений с тыла, это связь с миром и поиск
союзников, возможность вызвать на подмогу наши армии, оставшиеся в
поместьях. Это, наконец, наша последняя надежда победить, даже
бегством, ибо гибель от голода в осажденном замке будет означать наше
поражение в войне с саксами.
     Он помолчал и добавил, обращаясь к Уррию, пытаясь быть как можно
более убедительным и прекрасно зная, что давать прямые советы
бесполезно:
     - Наша смерть от голода в замке будет означать окончательное
поражение в многовековой войне с саксами.
     - Хорошо, - сказал Уррий и встал с места. - Вы не возражаете,
если мы не пойдем все?
     Это был не вопрос, скорее просьба.
     - Сэр Дэбош и сэр Ансеис, вы не откажетесь сопровождать меня?
     Уррию давно хотелось задать французскому барону один вопрос: не
алголианин ли он? Но при всех Уррий не считал необходимым раскрывать
свою тайну - зачем правоверным христианам знать, что он наследник
чужого бога. Тем более, что Уррий сам еще не разобрался в себе и
своем отношении - а ведь все последние дни он размышлял, говорил с
друзьями об этом, слушал ответы посланца Алвисида, вновь обсуждал с
Эмрисом и Ламораком и вновь думал, думал, думал...
     Господи, как неуместно все это сейчас, казалось бы, когда умер
отец! С его гибелью для Уррия кончилась старая жизнь. И новая жизнь
была непонятна и непредсказуема - вчерашние мечты и мудрости стали
глупыми, детскими, далекими...
     Этвард поднялся с места:
     - Я тоже пойду.
     - И я! - порывисто воскликнул Ламорак.
     Уррий посмотрел на друзей и тепло улыбнулся. Клятва у Озера трех
Дев! Они всегда вместе!
     - Конечно, ваше величество, я буду вам благодарен.
     Рыцари (некоторых задело, что их не зовут туда, где может
подстерегать опасность, но они понимали, что это все же личное дело
графа Маридунского и уважали его право на семейные тайны) пытались
отговорить Этварда - бесполезно. Решили, что тогда пойдет и сэр
Гловер, с целью во что бы то ни стало, хоть ценой жизни, защитить
короля.
     Ждать до утра было долго и Уррий со спутниками, не медля,
отправились в фамильный склеп. Остальные рыцари остались ждать их
возвращения - Уррий велел сэру Бламуру распорядиться, чтобы им
принесли вина.



     А в пиршественном зале во всю шло веселье - напряжение и
усталость прошедшей битвы требовали выхода, а погреба у графа
Маридунского славились по всей стране.
     Уже звучали громкий женский смех и девичьи ахи по поводу
рассказов, в который раз уже повторяемых за день. В отсутствие за
столом короля и знатнейших рыцарей надо было прославлять кого-то из
присутствующих. Все взоры обратились на сэра Тауласа - как никак, но
больше всех трофеев принесли в замок спешно набранные из
крестьян-добровольцев оруженосцы бывшего отшельника.
     И мрачные думы потихоньку покинули сэра Тауласа. Ведь
действительно - все кончилось хорошо, а поскольку он больше
подобного не допустит, то об этом недоразумении вообще можно забыть.
Он - самый лучший воин в замке! Нет, не только лучший среди
находящихся в замке - лучший в стране, это признано всеми! Ему
нечего стесняться, он может только гордиться собой, своим славным
происхождением, славным прошлым и не менее славным настоящим и
будущим.
     - Вина! - крикнул сэр Таулас зазевавшемуся слуге.
     Через какое-то время жизнь казалась сэру Таулусу просто
прекрасной, и он вдруг как-то внезапно ощутил, что ему для полного
счастья все же чего-то не хватает.
     Он прислушался к чувствам и желаниям и вскоре понял - женщины!
Он так соскучился по холоду и крепости рукояти меча в руке, что
как-то и забыл об этом.
     За долгие годы отшельничества его, в общем-то, не беспокоили
подобные вопросы - все чувства пожирала недоступность оружия и
схваток. Но теперь... теперь-то ничто не мешает ему, тем более есть
из кого выбрать.
     Сэр Таулас обвел глазами зал. Вон-та пухленькая служанка...
Стой, а зачем ему служанка?! Разве он не лучший воин королевства?!
     Сэр Таулас оглядел всех красавиц рядом и напротив. Даже
посмотрел на женщин за вторым столом (пришлось привстать). Да, вон
та, в темно-зеленом платье, самая красивая, как он сразу не подумал.
Ведь слышал же, что она первая красавица королевства.
     Его достойна только она!
     Сэр Таулас встал и на несколько нетвердых ногах направился к
избраннице.
     Подойдя к Аннауре бывший отшельник вдруг понял, что забыл, как
обращаться к прекрасным дамам. Но это не обескуражило его (тем более,
что она сидела одна и место рядом с ней пустовало).
     Сэр Таулас бесцеремонно сел и взял чужой наполненный вином
кубок.
     - Знаешь кто я? - не зная как начать знакомство обратился к
ней сэр Таулас.
     Аннаура посмотрела на него, кивнула утвердительно и вновь
задумчиво-мечтательным взглядом уставилась в лазурную даль.
     "Что же ей сказать-то?"
     - Ты - самая красивая здесь дама, - без обиняков начал сэр
Таулас. - Я - самый храбрый воин. Здесь - слишком шумно. Почему бы
нам не уединиться?
     - Зачем?
     В голосе женщины сквозила ирония, которую, впрочем, бесстрашный
боец не услышал.
     - Как - зачем? Я расскажу тебе о прекрасных дамах прошлого и о
бесстрашных рыцарях... Таких сейчас уж больше не осталось... Только
я, последний...
     - Мой рыцарь - сэр Ансеис, - сказала Аннаура и отвернулась,
полагая разговор оконченным.
     - Ха, сэр Ансеис! - воскликнул бывший отшельник. - Пусть с
мечом в руке докажет свою доблесть! Он испугается, заверяю тебя -
мне нет равных! Отныне я твой рыцарь, пойдем!
     Он грубо схватил ее за руку.
     На них ровным счетом никто не обратил внимания - рыцарей и дам
привлекали вино, изысканные блюда, приятные разговоры, их не касались
чужие ссоры. Пока дело не доходило до поединка, естественно, - такое
зрелище не пропустит ни один рыцарь.
     Аннаура вырвала руку.
     - Сэр Ансеис не хуже тебя обращается с оружием, он победил всех
на турнире, где были...
     - Подумаешь! Меня там не было - вот и победил!
     - Но ему даже не придется пользоваться оружием, чтобы покончить
с такой дрянью как ты! - Аннаура имела богатый опыт обращения с
рыцарями, тем более не совсем трезвыми. - Барон владеет магией и ему
одного слова достаточно, чтобы превратить тебя в мерзкую жабу. Будешь
квакать в своем любимом озере Трех Дев!
     В жабу! Хмель исчез из глаз сэра Тауласа.
     Знакомое жжение охватило ладони сэра Тауласа - жаба не сможет
держать в руках меч!
     Аннаура перестала для него существовать.
     Прочь отсюда, прочь от этой ведьмы! Не нужно ему никакой женщины
- только меч единственная женщина воина! Только с мечом он может
отдыхать душой и телом!
     Аннаура посмотрела в спину быстро удаляющего претендента на ее
сердце и невесело рассмеялась.
     Но когда же вернется барон?




                                    "Мне даже в этом помогало небо.
                                     Со мной была отцовская печатка..."
                                             Вильям Шекспир "Гамлет"

     Впереди процессии спускался Триан с факелом в руках. Немой слуга
без всяких слов ясно дал понять, что его радость видеть Уррия, Эмриса
и Ламорака живыми и победителями больше, чем скорбь по хозяину замка.
     Уррий молча следовал за ним по лестнице, вырубленной в
незапамятные времена в камне скалы, задумчиво играя пальцами с
загадочным перстнем, доставшимся ему в наследство.
     Гаррет Сидморт - действительно, такого имени в длинном списке
прославленных предков Уррий не помнил.
     И где может быть эта могила? Хотя, Уррий догадывался где - у
самой стены огромной пещеры, слева от центрального прохода. Там были
захоронения Сидмортов, усопших до Великой Потери Памяти.
     Чуть позади Уррия спускались Эмрис и Ламорак. Каждый думал о
своем. Какие нити связали их крепко-накрепко, переплелись в
нераспутываемый узел и закаменели в клятве у озера Трех Дев? Как
похожи и как различны оказались их судьбы - все трое почти
одновременно потеряли отцов, все трое оказались на гребне жизни, о
чем и мечтать не могли...
     Господи, дай своей благодатью, чтобы их дальнейшая дорога
оказалась совместной!
     С факелами в руках спускались во мрак пещеры Фоор и Хамрай на
почтительном расстоянии от верховного короля.
     - Сегодня было много убитых, - тихо сказал на ухо Хамраю
алголианин. - Надеюсь, ты возобновил запас своих волшебных сосудов с
жизнями?
     - Ты же все время находился рядом со мной, - ответил Хамрай.
- Когда мне было этим заниматься? Да и зачем? - он недоуменно пожал
плечами.
     - Хм, такое всегда пригодится. К тому же в замке много
умирающих от ран... Еще не поздно...
     - Мне как-то не хочется этим заниматься, - поморщился Хамрай.
- Но если тебя это так волнует, то я научу...
     Фоор в очередной раз подивился легкости, с какой Хамрай делится
столь важными тайнами. Впрочем, координатор не особенно нуждался
теперь в пояснениях Хамрая - если он знает о существовании тайны, то
это означает, что рано или поздно (а с его могуществом и знаниями
скорее рано) он раскроет и эту тайну магии.
     - Как ты думаешь, что может скрываться за дверью Алвисида? -
спросил координатор.
     - Скоро узнаем. Но я не думаю, что там что-то опасное. Алвисид
не оставил бы потомкам плененную смерть.
     - Может это быть важным для нас?
     - Скоро узнаем, - повторил Хамрай.
     За четырьмя молчаливыми крепкими воинами (чтобы отодвигать
каменную крышку фальшивого захоронения) шел с обнаженным мечом в руке
сэр Гловер замыкая шествие. Когда надо - он будет впереди всех.
Когда возникнет опасность - хоть черт, хоть демоны, хоть
непредставимое чародейство, сэр Гловер исполнит свой долг.
     Он спускался в пещеру и думал, что хорошо бы там действительно
оказался подземный ход. И вел бы куда-нибудь подальше от замка - в
Маридунум например, за расположения варлаков.
     "Лошади здесь пройдут, - отмечал сэр Гловер. - Пошлем гонцов,
бычья требуха, по всем замкам, чтоб мои отряды спешно подошли и
отряды тех, что не приехали на турнир..."
     Шаги гулко отдавались под высоким сводом пещеры. Уррия всегда
удивляло, какая здесь плотная тишина и какой свежий воздух. Наверное,
очищается дыханием мертвых...
     Ложное захоронение искали недолго, факел Триана осветил буквы,
выбитые в камне:
     "Сэр Гаррет Сидморт".
     Надгробная плита оказалась тяжелой - четверо сильных мужчин
едва сдвинули ее на несколько дюймов. Сэр Гловер, Уррий и Ламорак
подошли помочь им.
     Уррий призывно посмотрел на сэра Ансеиса и сэра Дэбоша.
     Хотя нет, не этой помощи он ждет от них, тем более что сэр Дэбош
уже стар. Справятся сами...
     Но сэр Дэбош попросил всех отойти и протянул руку к могиле.
Плита сама приподнялась в воздухе и, плавно отъехав в сторону,
опустилась неподалеку.
     Уррий не удивился - уже привык к колдовству и магии. Он взял у
Триана факел и заглянул в могилу.
     Действительно, там была лестница уходящая дальше вниз, в недра
скалы. Лестница была достаточно полога, можно было пройти не
пригибаясь, но тишина и мрак глубины пугали.
     Уррий решительно забрался на поребрик ложной могилы и сказал:
     - Пойдемте!
     Ему было, конечно, страшно. Но ведь рядом Эмрис и Ламорак! Они
не подведут! И рядом сэр Дэбош и сэр Ансеис, которые, похоже,
заинтересованы в жизни Уррия не меньше его самого.
     Не страх за свою жизнь овладел сердцем молодого графа - страх
перед неведомым, скрывающимся за таинственной дверью.
     Лестница закончилась широким проходом с высоким потолком. В
свете факелов Уррий увидел, что стены гладкие и ровные - сколько
труда положено на их обработку!
     Если только этот коридор создан человеческими руками...
     Скоро исследователи подошли к каменной двери.
     В центре ее находилось маленькое углубление (для перстня,
наверное), над углублением светился зеленым светом начертанный
знакомый знак - свернувшаяся змея.
     "Да, точно такая же дверь, как во всех каталогах, - подумал
Фоор. - Никому не удавалось открыть их."
     Уррий в задумчивости стоял перед дверью. Никто не торопил его.
     - Вы готовы? - спросил Уррий, глядя на знак Алвисида.
     - Да! - зычно ответил сэр Гловер и Уррий чуть не вздрогнул от
звука его голоса.
     - Да, - тихо сказал сэр Дэбош.
     От этого тихого "да" Уррию стало спокойно и уверенность вновь
возвратилась к нему. И неожиданно ему пришло в голову, что этот поход
сюда, в подземелье, он затеял напрасно - достаточно было задать
вопрос чудесному посланцу Алвисида и Уррий наверняка получил бы
исчерпывающий ответ. Еще не поздно вернуться...
     Но не гоже рыцарю поворачивать вспять на пороге тайны! Уррий
решительно снял с перстня золотую накладку и вставил камень в
предназначавшееся для него отверстие.
     Рука с перстнем мгновенно подалась назад, отброшенная мягкой
силой.
     Уррий отпрянул от неожиданности - хотя, казалось, он был готов
ко всему.
     Тяжелый камень загораживающий проход поднялся вверх с
потрясающей скоростью - наверное, в обычных условиях, он упал бы
вниз медленнее!
     Из прохода полился яркий ослепительно-желтый неестественный
свет.
     Все непроизвольно сделали несколько шагов назад. Сэр Гловер
крепче сжал рукоять меча.
     - Бычья требуха! - раздалось непроизвольное восклицание.
     Ничего больше не произошло - свет ровно осветил напряженные
фигуры.
     От пережитого волнения Уррия громко и неприлично расхохотался.
Знакомая тупая боль вновь ударила по темени, но до этого ли сейчас?
     В коридоре было видно лучше, чем при солнечном свете. За
таинственным входом виднелся другой коридор, напротив был еще один
вход со знаком Алвисида. Над зеленой змеей красовалась какая-то
непонятная надпись:
     "Ферстстарр".
     Уррий взял себя в руки, оборвав нервный смех, и отважно вступил
в неведомое.



     Герцог Иглангер задумчиво сидел в своем шатре.
     Сон не шел. Чародей первого тайлора неотрывно смотрел на лампу с
магическим пламенем, но в голове не было ни единой мысли - сплошная
пустота.
     Переполненная пустота - обдумать надо сразу слишком многое, и
герцог не мог думать ни о чем вообще.
     Тут же в шатре спал Берангер, восстанавливая силы.
     Линксангер отправился в собственный шатер и снимал напряжение
дня сразу с двумя варлачками. Не приведи судьба кому из рыцарей
узнать об этом - герцогу Линксангеру не носить больше рыцарского
звания.
     Надо будет запретить ему подобные забавы. Впрочем, рыцарей после
сражения осталось в их армии не много, и не до Линксангера им сейчас.
Самого же Иглангера тошнило от одной мысли о близости с варлачкой.
     Герцог встал, ощущая, как хрустят усталые суставы.
     Принц Вогон не пришел для совета. Что ж - это к лучшему, сейчас
Иглангер не в настроении говорить. Он вообще не в настроении жить.
Хотя ничего еще не потеряно, все идет по плану короля Фердинанда...
но могло быть лучше, много лучше.
     Герцог не мог прийти в себя от страшного взгляда смерти, с
которым встретился несколько часов назад. Неприятное ощущение,
незабываемое...
     И очень жаль было утерянного меча, пропитанного ядом каурры...
     Теперь они надолго застряли в этих лесах - быстрого штурма не
получилось...
     А внезапно плененное сердце далеко отсюда - в Камелоте.
     Герцог яростно стукнул кулаком в ладонь - вот еще проблема,
которой мог бы избежать. А теперь скребет, ноет, не дает спокойно
думать...
     Взгляд чародея остановился на большой деревянной клетке, где
спал, прижав к тельцу длинные крылья, его стриж. Повинуясь внезапному
порыву, которому ни в коем случае не следовало поддаваться, герцог
подошел к брату и разбудил его.
     - Что случилось? - спросил недоуменно Берангер. - Нападение?
     - Нет, - успокоил его Иглангер. - Мне нужно слетать в
Камелот. Немедленно.
     Герцог торопился, он подсознательно не давал себе времени
обдумать спокойно внезапно захватившее его желание - три минуты
назад он и не помышлял ни о каком путешествии.
     Берангер протер глаза и встал.
     - Хорошо, я все сделаю...
     Он знал, что делать - не смыкать глаз и сторожить тело старшего
брата, пока разум его будет отсутствовать.
     Иглангер поставил клетку со стрижом перед походным креслом,
открыл дверцу и уселся. Он быстро и привычно завладел мозгом глупой,
но быстрой птицы и Берангер приоткрыл полог шатра, давая стрижу
возможность вылететь наружу...
     Изумительное ощущение полета на какое-то время отвлекло
Иглангера от тяжких мыслей.
     Он вновь позавидовал братьям, перевоплощавшимся сегодня в
драконов - к быстроте приплюсована сила... Эх, что-то приобретая,
обязательно что-то теряешь - сейчас бы как в юности несколько кругов
со свистом над лесом, да пара выдернутых с корнем дубов и мрачного
настроения бы как не бывало!
     Если он доживет и достигнет звания Тайлорса, то вновь познает
сладкое чувство полета... Но чтобы пройти испытания только на чин
высшего тайлора, ему служить королю Фердинанду еще четыре года из
десяти положенных. И, надо признать, ему с братьями повезло - король
Фердинанд мудр и справедлив, а пришлось бы десять лет терпеть
командование принца Вогона... Да... Неизвестно удастся ли Иглангеру у
сил космических выгрызть высший тайлор, а о мощи Тайлорса и подавно
мечтать ох как преждевременно...
     Тайлорсов на весь мир не больше дюжины.
     Герцог сам себе не желал признаваться в целях полета и поэтому
действительно прибыл в Камелот, во дворец Пендрагонов. Путь, который
на лошадях по круговым дорогам преодолевался за четыре-пять дней
длиннокрылый стриж одолел меньше чем за час.
     Барон Тарф, доверенный Иглангера, оставался в Камелоте
наместником. Номинально в столице бриттов правил теперь ренегат
король Готианский, но доверяться ему, конечно, Иглангер не мог.
     Барон Тарф спал.
     Чародей с удовлетворением отметил, что в той же комнате спит у
порога и телохранитель, оговоренный заранее.
     Иглангер устроил поудобнее на подоконнике узкого окна тельце
стрижа и завладел сознанием спящего солдата. Затем разбудил барона.
     Пока тот стряхивал с себя лохмотья сна, герцог подошел к
специально приготовленному столу и на листе пергамента начертал "Я -
герцог Иглангер".
     Но это было лишнее - барон и так уже догадался, кто управляет
телом неграмотного и недалекого солдата, в жизни бы не осмелившегося
разбудить господина.
     Единственное, что могло порадовать герцога: он не ошибся в
выборе наместника, и был прав, отстаивая его кандидатуру в жарком
споре с принцем Вогоном. Барон Тарф был готов к докладу.
     Все, что можно было сделать после неожиданного бегства бриттских
рыцарей - сделано.
     Всех рыцарей, что не сумели уехать вместе с Отлаком, на
следующий день разыскали и привели во дворец. Кто-то наверняка
скрылся из столицы, но вряд ли таких много. Впрочем, в лапы варлаков
попались не самые доблестные и знатные, все они согласились признать
своим королем принца Вогона, если тот женится на Рогнеде
(непроизвольно лицевой мускул дрогнул у Иглангера при этих словах
барона).
     Трое бриттских рыцарей оказали сопротивление: двое были убиты на
месте, третий скончался от ран по дороге в темницу. Тело погибшего
было торжественно сброшено дракону, голодающему в загоне, чтобы хоть
как-то выполнить обещание принца Вогона.
     В городе все вроде спокойно, но недовольство горожан ощущается.
Однако, вряд ли они поднимутся на бунт.
     Король же Готианский и граф Асогрин окончательно увязли в своем
предательстве и теперь уже на них можно положится - попадись они к
сородичам-бриттам, не сносить им головы, о чем оба прекрасно
догадываются...
     Что еще? Герцогу Иглангеру пришло послание от короля Фердинанда,
гонец собирался отправиться дальше рано утром, но сейчас его
разбудят...
     - Не надо, - устало сказал герцог. - Пусть отвезет к замку
Отлака, мы там надолго застряли. - Он вздохнул: - Я и так знаю, что
в этом послании.
     Барон решил, что герцог прочитал письмо при помощи магии.
     "Не надо быть волшебником, чтобы узнать, что в послании," -
мысленно усмехнулся Иглангер. И спросил:
     - А что принцесса, дочь Эдвина? Вы переправили ее куда я
приказал?
     - Нет, ваше сиятельство. В ночь переворота я самолично отвез ее
в замок Пендрагона, в Роквуд. Я собирался по вашему приказу отправить
ее под охраной в ваш тевтонский замок, но девочка заболела...
     - Что-нибудь серьезное? - герцог едва не выдал себя голосом.
     - Лекарь говорит, что нет. Просто простудилась. Да, ей же ведь
постоянно дают пить ваш настой, может от него она заболела?
     - Нет, - уверенно ответил Иглангер. Посмотрел на собеседника и
сказал: - Я вижу: ты что-то не договариваешь!
     Барон сглотнул набежавший в горле ком.
     - Вчера в Роквуд хитростью проникли неизвестные, выдав себя за
нищих лекарей. Разоблачили их, когда они уже выводили принцессу из
замка, вырядив ее в свои лохмотья. Ни одного из злодеев не удалось
взять живым. Подозревают, что это был кто-то из бриттских рыцарей. Но
как они узнали о местонахождении принцессы - ума не приложу!
     Иглангер не пошевелился при этих словах.
     Когда барон закончил, герцог спросил:
     - А сейчас где Рогнеда?
     - В Роквуде. Теперь туда и мышь не проскочит.
     - Завтра же ее отправьте в Иглвуд. Под усиленной охраной!
Отрядишь сорок лучших копий.
     - Но, ваше сиятельство, людей не хватает...
     - Это приказ! - жестко сказал герцог, заканчивая разговор.
     Барон почтительно поклонился.
     Иглангер знал - все будет исполнено в точности.
     Не заботясь о теле солдата, барон вновь переселился в сознание
стрижа (бедный охранник едва удержал равновесие, оказавшись средь
сладкого сна вдруг стоящим посреди комнаты, но за это ему и платили
повышенное жалованье).
     Теперь уже долг повелевал герцогу Иглангеру лично посетить
Роквуд и проверить состояние принцессы Рогнеды.
     Силы космические, что привлекло его, многоопытного мага, колдуна
первого тайлора, в этой белокурой соплячке? Да не просто привлекло -
завладело всеми помыслами и чувствами до такой степени, что в битве в
глазах Этварда он увидел ее, Рогнеды, взгляд.
     А ведь встречал он ее всего два раза в жизни.
     Но сердцем чувствовал, что вокруг девочки из рода Пендрагонов
сплетаются тугим узлом нити судеб.
     Иглангер, несмотря на свой возраст, еще ни разу не был близок с
женщинами. Рок преследовал его в любви.
     Герцог неоднократно влюблялся и четырежды уже был на пороге
семейного очага. Но каждый раз его избранницы нелепо и трагически
погибали. Хотя мать всегда предрекала гибель ему, Иглангеру.
     Мать была почему-то убеждена, что ее сыновья погибнут из-за
женщин и всячески препятствовала их любовным порывам. Из-за матери
он, Иглангер, несчастен, несмотря на могущество и титулы. Из-за
матери сейчас Линксангер валяется с дурно пахнущими варлачками. Из-за
интриг матери погиб отец, колдун высшего тайлора.
     Но о матери уже семь лет ничего не слышно - наверно сгинула в
пустынях Магриба, куда отправилась по поручению своей повелительницы
злой феи Стирры.
     Теперь никто и ничто не помешает герцогу Иглангеру любить. И
быть любимым.
     Никто не остановит его на пути к сердцу Рогнеды. А он добьется
ее любви - в крайнем случае колдовством. Хотя, это нежелательно -
Иглангер безумно хотел, чтобы полюбили его самого, а не его
могущество.
     Эта девочка способна любить страстно и без оглядки, жизнь отдаст
за человека которого полюбит - Иглангер прочувствовал это, едва
увидев принцессу впервые.
     И возлюбленным принцессы Рогнеды станет он - герцог Иглангер.
     Принц Вогон не является серьезной преградой, хотя сбрасывать его
со счетов не разумно. Но у Вогона чисто политический расчет, плевать
ему на малолетнюю девчушку, за ним всюду таскается обоз толстозадых
шлюх. Если Вогон узнает, что Рогнеда умерла от болезни - то
равнодушно поверит. И слова барона Тарфа о болезни принцессы
оказались очень кстати.
     Но кто пытался похитить Рогнеду? Белокурую красивую девочку, в
которую безумно влюблен могущественный герцог. Девочку, в которой
течет кровь легендарного короля Артура?
     Герцог сразу прочувствовал, где покои принцессы, но ему пришлось
долго кружить по двору королевского замка, заглядывая в узкие окна.
     Он искал спящую няньку, чтобы временно завладеть ее сознанием и
телом.
     Всем хороша быстрая птица стриж, но длинные крылья не позволяют
маневрировать и садиться на землю - потом не взлететь. Приходится
выбирать место для посадки, с которого можно будет сразу вырваться в
воздух, мгновенно набирая высоту и скорость...
     Наконец, ему удалось завладеть сознанием пожилой фрейлины и,
зачаровав охрану, он открыл тяжелую дубовую дверь, почерневшую от
времени.
     И вздрогнул.
     У постели девчушки сидел кто-то в плаще с надвинутым низко
капюшоном и в неверном свете промасленного фитиля вглядывался в лицо
спящей принцессы.
     Иглангер с нежностью отметил, как прекрасны волосы Рогнеды,
разметавшиеся по подушке, в душе колдуна что-то защемило тоскливо и
забыто-приятно, требуя ускорить его соединение с избранницей.
     - Кто ты? - спросил Иглангер, поднимая выше свечу, что держал
в руке.
     Голос у няньки, телом которым он завладел, оказался противно
тонким, герцог досадливо поморщился.
     - Здравствуй, Иглангер.
     Некто откинул капюшон и герцог вздрогнул еще раз.
     Он узнал свою мать.
     Ее, конечно, не обманул внешний вид толстой фрейлины - сына
мать узнает в любом обличьи.
     - Я пришла посмотреть на твою Смерть, - сказала она голосом,
от которого у сына мурашки побежали по коже.
     - Как ты сюда попала? - только и нашел что сказать растерянный
Иглангер.
     Увидеть здесь мать он никак не ожидал.
     - А ты не поумнел за это время, - заметила старуха.
     От их голосов принцесса открыла глаза. Увидела фрейлину,
знакомую с младенчества, и улыбнулась ей.
     О, как бы Иглангер хотел, чтобы эта улыбка предназначалась
именно ему, а не телу старой толстухи!
     Затем девочка перевела взгляд на вторую женщину и чуть не
закричала от страха. Она прикрыла испуганно рот ладошкой, быстро села
на постели, поджав под себя ноги, как загнанный зайчонок, и натянула
одеяло до подбородка.
     Да, матери Иглангера любой бы испугался, даже при свете дня. Как
же она уродлива - и что нашел в ней отец? Но, наверное, давным-давно
она была совсем другой.
     Мать Иглангера протянула руку к принцессе и девочка сразу
расслабилась, голова ее вновь упала на подушку, магический сон сковал
глаза.
     - Откуда ты взялась? - не унимался Иглангер. - Я думал, тебя
уже нет в живых...
     - Рано радовался, - прошипела старуха.
     Лицо ее, и без того безобразное, еще более исказила злобная
гримаса.
     "Да она меня ненавидит! - с ужасом подумал Иглангер. - Силы
космические, страшна материнская любовь!"
     - Уходи отсюда! - едва не сорвался на крик герцог (но какой
противный голос у этой толстухи, половина эффекта фразы пропадает
втуне!).
     Мать встала со стула и посмотрела на сына.
     - Это девочка - твоя погибель! - зловещим тоном медленно
сказала она.
     - Ты так говорила всегда! И сейчас я понимаю - ты погубила
моих избранниц! Из-за тебя я не нахожу счастья!
     - Не я их погубила - ты сам!
     - И отца ты извела! Ты!
     - Твоего отца извели стервы, за которыми он увивался без
разбора! - вскричала мать - Иглангер задел ее больное место. -
Женщины зло - вы все погибнете от них. Как вы не понимаете этого!
Вольфангер сгинул из-за баб - тебе этого мало? Так и ты, дурачок,
погибнешь из-за любви к этой смазливой девчонке!
     Крючковатый старческий палец ткнул в направлении спящей
принцессы.
     - Отойди от нее! - завизжал Иглангер.
     Он смертельно испугался, что с материнского пальца сорвется
гибельная искра и Рогнеды не станет. Так было уже с его первой
возлюбленной, такой же молоденькой белокурой девушкой из альпийских
гор по имени... Имени герцог уже не помнил. Но от этого ему не стало
менее страшно за судьбу Рогнеды. Он грубо оттолкнул мать от постели
принцессы и приготовился использовать всю свою магическую силу.
     - Убирайся отсюда, я не отдам ее тебе на пожрание, как всех
предыдущих!
     Мать тяжело поднялась с пола, опираясь на суковатую невзрачную
палку.
     Герцог знал, какая сила заключена в неприметном посохе. Но он
справится.
     Мать поняла это.
     - Глупец! Самоубийца! - прохрипела она и стала перевоплощаться
в черную птицу - в ворону, наверное.
     Герцог отвернулся. Однако на магическом уровне он не
расслаблялся ни на секунду, ожидая чего угодно.
     Скоро он понял, что в помещении кроме него и спящей девушки
никого нет.
     Иглангер ласково поправил челку девушки. Сколько нежности
оказалось в этом его движении! Нежности, копившейся долгие годы и ни
разу не востребованной! Нежности ко всем избранницам, трагически
ушедшим в страну теней. Все, что есть у него, все силы душевные, все
свое могущество он подарит Рогнеде. Она одна теперь во всем мире
способна оценить его!
     И герцог ее не отдаст никому!
     Никому!!!
     За окном начало светлеть - пора возвращаться к армии...
     Герцог принялся ограждать спальню магическими заклинаниями. Но
напряжение и неудачи последних дней мешали сосредоточиться, у него
долго ничего не получалось. Он так и не смог надежно оградить

уверен.
     Толстая фрейлина никогда не узнала, что ее телом воспользовался
другой.
     Быстрый стриж полетел обратно. Иглангера раздирали
противоречивые чувства - не прибавило спокойствия ночное
путешествие!
     Принцессу надо немедленно прятать в надежном замке Иглвуде, в
диком колдовском лесу - туда до нее никто не доберется, ни мать, ни
бритты, ни кто другой...
     Завладеть что ли телом дракона, томящегося в загоне, и самолично
отвезти ее в Иглвуд? Нет - он не располагает временем...
     О! - пусть Линксангер перевоплощается в дракона и оберегает
отряд, сопровождающий принцессу! На осаде замка достаточно будет и
Иглангера с младшим братом. Отлично придумано - так и сделает!
     Нет, тогда уж лучше пусть Берангер охраняет принцессу, на него
надежды больше... Но как хочется самому быть рядом с этой прекрасной
и необыкновенной девушкой, только распускающей свою красоту, словно
дивный цветок лепестки! Как хочется быстрее покончить с осадой замка
и вернуться к ней!
     Иглангер почему-то вновь вспомнил о плененном для потехи короля
Пендрагона драконе.
     Стриж резко развернулся в воздухе. Придется барону Тарфу
пробудиться еще раз...
     Безумие овладевало колдуном первого тайлора.



     Коридор оказался широким и длинным. Яркий мягкий удивительный
свет равномерно исходил со всей поверхности потолка.
     Таких же входов, в который вошли Уррий со спутниками, оказалось
двадцать восемь - странное количество для Алвисида, который любил
число "шестнадцать" и кратные ему...
     - Ферстстарр! - не смог сдержать восклицания Фоор. - Это
ирландский каталог, - пояснил он. - Сэр Уррий, вставьте перстень
сюда!
     Возбуждение охватило верховного координатора. В который раз ему
с трудом удавалось сдерживать проявления чувств - как бы
окончательно не потерять управление над собой... Но вот, оказывается,
каким образом Киир, старший ученик Алвисида, мгновенно перемещался из
каталога в каталог - ему, вероятно, тоже достался подобный перстень.
Киир сгинул семь лет спустя после поражения Алвисида - никто не знал
как погиб Киир и тайну перстня он, по всей видимости, унес с собой в
могилу. Да, надо быть настороже - вдруг Киир погиб в этом волшебном
месте...
     Уррий послушно подошел к каменной плите, за которой скрывался
вход в главный (как он уже знал) оплот алголиан. Уррий огляделся. Над
входом, из которого они вышли была табличка: "Рэдвэлл". Ближний конец
коридора заканчивался тупиком, в котором был один из входов. В
дальнем торце была черная стена.
     Уррий поднес перстень к углублению.
     Фоор уже знал, что они окажутся в Ферстстарре, но ему не
терпелось воочию убедиться в этом. Однако, как он оказался прав,
исследуя возможности загадочного перстня - не зря были его усилия!
     Всемудрый Алгол, этот перстень, что сейчас в руках наследника
Алвисида должен принадлежать верховному координатору! Должен, по
праву! Но силой у Уррия его отнимать нельзя, выпрашивать -
бесполезно... Вновь искушение, очередное испытание его, Фоора? Но
Фоор выдержит - великий Алвисид вновь будет живым!
     - А зачем нам в ваш каталог? - неожиданно напомнил о себе
Этвард.
     О нем как-то все забыли, пораженные волшебством Алвисида, а ведь
он здесь верховный король! Или они уже не в Британии?
     - Ваше величество, - поклонился Фоор, - надеюсь вы не
сомневаетесь в наших дружественных чувствах?
     - Нет, - поспешно ответил Этвард. - Вы храбро сражались в
битве, ваша помощь поистине неоценима...
     - Если мы окажемся в Ферстстарре, - пояснил Фоор, - то сможем
выдержать осаду сколь угодно долго, используя кладовые каталога. И
напомню вашему величеству: от Ирландии до Рэдвэлла всего семь дней
пути. Мы с огромной армией можем оказаться в тылу саксов.
     Фоор подумал, что вряд ли ему позволит запрет Алвисида привести
сюда полки алголиан. И так уже запрет на открытые действия алголиан в
Британии нарушен. Но пока это было вызвано крайней необходимостью и
из ряда вон выходящей ситуацией.
     - Армию можно нанять... - добавил верховный координатор.
     - Да, вы правы, - сказал Этвард. - Но может, плита не
поднимется? Попробуй, Уррий.
     Уррий, уже без страха, вставил перстень в углубление под зеленым
изображением свернувшейся змеи. Руку его с перстнем тут же вновь
мягко отбросило назад.
     Присутствующие ощутили какой-то толчок и словно бы хруст -
точно трещали каменные суставы гигантского исполина. И больше ничего
не произошло.
     Но Уррий заметил сразу, что изображение змеи стало выше его
глаз.
     Плита оторвалась от пола всего на фут и остановилась.
Координатор Фоор стоял рядом, закрыв глаза, по его лицу нельзя было
догадаться, что он в крайнем напряжении магических сил.
     - Нет, - вдруг подал голос Хамрай, - нам ее сейчас не
поднять, что-то заело.
     - Да, - неохотно согласился Фоор, открыв глаза. - Скорее
всего от времени... Сэр Уррий, вы не согласитесь попробовать еще раз?
Попытаться открыть другой ход?
     Могущественный координатор с трудом сдержал страстное желание
лечь на покрытый вековой пылью пол и заглянуть в образовавшуюся щель,
ведущую в его резиденцию.
     В это мгновение плита выхода из волшебного коридора стремительно
опустилась на место.
     Все присутствующие резко повернулись в ее сторону, страх на
мгновение объял их - а вдруг они не смогут вернуться обратно?
     - Не думаю, чтобы Алвисид устроил ловушку своим потомкам, -
громко и спокойно сказал Фоор. - Плита вновь подымется, как только
будет вставлен перстень в гнездо.
     Но Уррий не слушал его - мало ли что говорит старый алголианин,
пусть даже четырежды всемогущий маг! Плита-то в его каталог не
открылась нормально! Вдруг и все остальные выходы испортились?!
     Умирать в каменном мешке Уррий не желал! Впрочем, как и Этвард,
и Ламорак и все остальные. Даже у Хамрая на мгновение что-то склизкое
шевельнулось в груди.
     Но плита, закрывшая от них выход в замок, послушно поднялась,
лишь только Уррий вставил перстень в гнездо. Уррий облегченно
вздохнул, Этвард украдкой смахнул предательскую капельку пота,
выступившую на виске.
     - Сэр Уррий, вы не согласитесь попробовать еще раз? - стоял на
своем Фоор.
     Уррий посмотрел на друзей и утвердительно кивнул. Настойчивость
верховного координатора и его вера в силу Алвисида вызывали уважение.
     Фоор медленно пошел вдоль запертых входов, читая надписи. Дошел
до тупика и повернул обратно, не удовлетворившись.
     По левой стороне на плитах были вычерчены называния планет:
Селена, Венера, Меркурий... На правой - названия алголианских
каталогов: каталог Отелл, это близ города Гиппона, Карфаген;
Парадезмон, на Крите; Аременсис, нет, этот точно не подходит -
Парфия, владения шаха Балсара, с которым очень сложные отношения, и к
тому же нельзя давать Хамраю преимущество... Где же Бланкард,
бретонский каталог? Если уж не удалось попасть в Ферстстарр, то это
было бы наилучшим вариантом.
     Фоор хотел, чтобы Уррий (вместе с кусочком плоти Алгола,
разумеется) как можно быстрее оказался у головы Алвисида, в
Ферстстарре. Бретонский каталог наиближайший к ирландскому.
     А-а, вот он наконец!
     - Сэр Уррий, попробуйте открыть этот вход. На нем написано
название бретонского храма, он близ столицы дружественного вам короля
Карла Бретонского!
     - Родная моя тетушка, сестра матушки, замужем за королем
Карлом, - задумчиво заметил Уррий. - Только я ее никогда в жизни не
видел...
     - Тем более... - поклонился координатор, уважая родственные
чувства наследника Алвисида.
     Уррий вместе с друзьями подошел к указанному входу и вставил
перстень. Почему-то Уррий решил, что теперь-то уж ни одна плита не
поднимется, кроме той, что впустила их. Но он постеснялся высказать
опасения вслух.
     Вход открылся столь же стремительно, как и тот, что впустил их в
волшебный коридор. Все жадными взорами уставились в пустоту. В
волшебном свете коридора можно было разглядеть выложенные шершавым
камнем стены небольшого зала и выход без дверей, ведущий в другое
помещение, погруженное в темноту.
     Верховный координатор нетерпеливо переступил порог и
остановился, посмотрев на спутников.
     - Я схожу сначала один, - сказал Фоор. - Ненадолго. Вы
обождете четверть часа?
     - Да, - сказал Этвард. - Уррий проверит пока работают ли
другие волшебные выходы. И не забывайте - в зале совещаний нас ждут,
время позднее, ночь.
     - Я не задержу вас надолго.
     Фоор прикрыл руками лицо, ладонями наружу. Странная рябь
пробежала по его фигуре и он отнял руки от лица.
     Перед Уррием и его спутниками стоял совсем другой человек - не
сэр Дэбош, а верховный координатор алголиан. Могущественный владыка
могущественного ордена.
     Те же черты лица приобрели каменное величавое выражение,
рыцарская одежда превратилась в парадное алголианское одеяние.
     Фоор повернулся к ним спиной и пошел. Вдруг он внезапно
обернулся, пораженный какой-то мыслью.
     - Но ведь плита закроется, - сказал он. - Я не смогу ее
открыть.
     - Когда вернетесь, подождите, - ответил Уррий. - Мы будем ее
открывать время от времени.
     Фоор переводил глаза с Уррия на Этварда. Ему вдруг стало
страшно, что он никогда больше не вступит в волшебный коридор
Алвисида - вдруг бритты захотят избавиться от него... Хотя причин,
для этого у них нет. Но никто не может предсказать поступки
наследника Алвисида... И Хамрай...
     Фоор посмотрел на Хамрая. Тот утвердительно кивнул - им даже не
пришлось обмениваться мыслями, чтобы понять друг друга. И верховный
координатор, привыкший никому не доверять в этом мире, поверил
Хамраю. Поверил - потому что они союзники. Поверил, потому что
Хамрай столь же страстно желает оживить Алвисида, как и сам Фоор.
Поверил, потому что иного выхода он не видел.
     Фоор вновь повернулся и уверенно зашагал в черноту алголианского
храма.
     Плита не опускалась, Уррию надоело ждать и он обратился к
Этварду:
     - Пойдем проверять остальные?
     Все остальные входы (или выходы?) работали исправно. Этвард,
Ламорак и сэр Гловер, намного опередили остальных, читая надписи на
плитах и радуясь каждому знакомому названию. Они в уме прикидывали:
какие возможности предоставляет им это удивительное место и
восхищались: насколько вовремя они открыли его.
     Особенно их воодушевила плита с надписью "Камелот" - наверное,
выход был где-нибудь в подвалах дома, принадлежащего графам
Маридунским.
     Хамрай не спеша следовал за Уррием. Мысли его работали сразу в
двух направлениях: как сдублировать волшебный перстень Алвисида, и
что каталог Аременсис давно костью в горле шаха Балсара и он все
равно рано или поздно будет завоеван, а имей Балсар в единоличном
распоряжении сей коридор, то мог бы значительно расширить свои
владения... Впрочем, это уже политика, а политики Хамрай чурался
всегда - он маг, а не полководец. Его интересуют извечные тайны
природы и человеческой души, а не сиюминутная власть!
     Черная стена оказалось не стеной. Вернее не совсем стеной -
двумя плотно пригнанными друг к другу створками из толстого и
кристально чистого стекла.
     Никто из присутствующих, даже Хамрай, не подозревали раньше, что
стекло может быть такой удивительной чистоты.
     За стеклом они увидели просторное помещение, погруженное в
темноту, заставленное странной мебелью непривычных форм и
неизвестного предназначения.
     Противоположная стена таинственного зала тоже была прозрачной.
Пейзаж, простирающийся за наружным стеклом был дик и странен, живо
напомнив Уррию путешествие на Меркурий, в царство Луцифера.
     Уррий с перстнем в вытянутой руке недоуменно искал глазами
гнездо. Стеклянные двери были гладкими. Тогда Уррий стукнул кулаком
по стеклу - ничего не произошло.
     - Бычья требуха, дай-ка я его мечом! - Сэр Гловер охотно
взмахнул грозным оружием.
     - Бесполезно, - остановил его Хамрай, - двери откроются
только перед самим Алвисидом. Любое оружие бессильно перед этой
дверью, любая магия...
     Уррий посмотрел на друзей. Этвард и Ламорак прижались лицами к
стеклу, заслонившись от света руками. Уррий последовал их примеру.
     Оранжевое гигантское светило висело посереди фиолетового
диковинного неба - там за второй прозрачной стеной.
     Где-то далеко на фоне черных гор шагало ужасное существо - даже
издалека было понятно, что оно невероятной величины, выше чем донжон
в Рэдвэлла, и злое. Несомненно злое.
     - Кто это? - удивленно спросил Этвард, не надеясь на ответ.
     - Это асур, - пояснил вдруг подошедший Фоор. - Ему и его
братьям поклоняются индусы.
     Этвард и не заметил, как Уррий отошел открыть выход и алголианин
вернулся. Неужели уже прошла четверть часа?
     - И где это? - спросил Уррий.
     - Наверное - Плутон, - пожал плечами алголианин. - Сэр
Уррий, вы помните, как посланец сам говорил...
     - Да, я помню, - сухо сказал Уррий.
     Юный граф не хотел, чтобы о том, что он наследник Алвисида узнал
сэр Гловер, а значит и все остальные рыцари. Эмрис и Ламорак не в
счет - они никогда не будут болтать о его тайне.
     Плутон... За всю жизнь не покидая ни разу границ родного
графства, Уррий уже побывал на Меркурии и Плутоне - обычным рыцарям
в жизни не выпадает подобного...
     - Пора возвращаться, - напомнил Этвард, - Нас ждут остальные
члены королевского совета.
     Верховный король ни на минуту не имел права забывать о своем
долге.



     После лаконичного рассказа Этварда об обнаруженном волшебном
коридоре развернулась жаркая дискуссия. Никого не интересовало,
откуда удивительный коридор взялся, всех волновали невероятные
возможности, которые он предоставлял.
     За окном уже рассветало. Усталость, накопившаяся после тяжелой
битвы, и бессонная ночь не способствовали быстроте и ясности мысли.
     Кто-то требовал немедленно провести через бретонский каталог
гонцов в бриттские замки. Кто-то, и таких было немало, призывал всем
отправиться в Бретань и в союзе с королем Карлом пойти на Лондон.
     Самые горячие требовали отправить послов к королю Карлу
немедленно, несмотря на неурочный час.
     Сэр Гловер желал немедленно захватить Камелот и уже оттуда
рассылать гонцов и там собирать освободительную армию.
     Этвард задумался над этим предложением - ведь в Камелоте он бы
короновался, а ему не терпелось официально закрепить свое положение.
Но он ни единым жестом не выдал своих чувств - учиться быть королем
приходилось на ходу.
     Уррий не желал оставлять замок - теперь, когда голод им не
грозил, он не видел никаких причин для бегства из родных стен,
которые были поистине неприступны. К тому же освящены самим Иисусом
Христом.
     Этвард разделял и эту точку зрения, хотя пока и не высказался
вслух. В конце концов рано или поздно он коронуется, а Рэдвэлл - его
дом. Здесь он вырос, и здесь погиб сэр Отлак, которого Этвард считал
отцом. Этвард даже мысли не мог допустить, чтобы оставить замок
варлакам.
     В разгар горячего спора вошел один из воинов замка и что-то
прошептал на ухо сэру Бламуру. Тот кивнул и поднял руку, испрашивая
разрешения у короля говорить.
     - Благородные рыцари, - громко сообщил сенешаль. - К замку на
большой скорости летит огромный дракон. Саксы начинают нападение!




                                    "Откройте! Смилуйтесь надо мной!
                                     От ветра кидает в дрожь,
                                     Метет поземка, и в тьме ночной
                                     Тропинку еле найдешь."
                                                     Вальтер Скотт


     - Завтра будем на побережье - сказал командир маленького
отряда.
     Это были его первые слова, обращенные к Сарлузе, после
самоубийства его бойца.
     - Корабль уже ожидает нас.
     Он отодвинул сине-желтую материю, которой был занавешен вход в
комнату, где Сарлузе предстояло провести ночь. Последнюю ночь в
Британии.
     Алголианин зажег от факела стоящую на низком неказистом столике
свечу. Сарлуза огляделась - комната больше походила на медвежью
берлогу, чем на жилище человека. Женщина села на жесткую постель и
попросила жалобно:
     - Не уходи.
     Он посмотрел на нее злым взглядом - в глазах мужчины отразились
языки факельного пламени. Сарлуза поспешила пояснить:
     - Мне страшно. Мне почему-то очень страшно. Я сама не понимаю
чего боюсь и мне страшно еще больше.
     - Здесь вам ничего не угрожает, - холодно сказал алголианин.
- И мы совсем рядом - неподалеку.
     Он внимательно посмотрел на Сарлузу, которая зябко обхватила
плечи руками, словно ей было холодно, и взгляд его смягчился. Мужчина
вынул из ножен кинжал и положил на стол рядом со свечей.
     Без каких-либо пояснений алголианин вышел из комнаты.
Сине-желтая материя опустилась за ним, оставив Сарлузу наедине со
своими страхами. Непонятными, жуткими страхами.
     А ведь она даже не знает имен своих спутников - кого звать,
случись что?
     Сарлуза не глядя улеглась на постель - невозможно было оторвать
глаз от слабого огонька свечи - и натянула что-то на себя до самых
глаз. Ей действительно стало холодно.
     Со всех сторон на нее угрожающе наступала зловещая непонятная
темнота.
     Она готова была закричать от жуткого страха. Может, это происки
разгневанного Белиала? Или муки нечистой совести, красной как кровь?
     Сарлуза попыталась вспомнить что-нибудь смешное о Белиале.
Сделать страшное смешным - значит уничтожить его.
     Не получалось.
     Тогда Сарлуза попыталась вызвать в памяти образ милого.
     Но почему-то перед мысленным взором в огоньке свечи предстало
лицо озерной девушки.
     Сарлуза нервно затушила пальцами свечу. И тут же пожалела об
этом - тьма обрушилась на нее. Сарлуза натянула грубое одеяло на
голову. Стало холодно оголенным ступням и она поджала ноги под себя.
Ее всю трясло.
     Уррий! Где же ты Уррий?! Я люблю тебя!
     С этими мыслями она заснула - провалилась в сон, словно в
бездонный колодец...



     ...на дне колодца Сарлузу ждала мать.
     Она принялась гладить шершавыми ладонями разбитое тело дочери,
говоря нежным голосом непонятные слова - лаская истерзанную душу.
     И Сарлузе стало хорошо во сне, она улыбнулась как в детстве -
непонятно чему.
     А мать все гладила ее старческими успокаивающими руками, слова
становились все отчетливее. Наконец, она сказала громко и разборчиво:
     - Пойдем, Сарлуза!
     - Куда, мама? - все так же улыбаясь спросила молодая женщина.
     - Туда, где тебе будет хорошо, - сказала мать.
     И Сарлуза встала, все так же улыбаясь - она думала, что ее
поведут к Уррию. К ее Уррию...
     - Пойдем же! - нетерпеливо повторила старуха и Сарлуза
вздрогнула.
     У матери был голос Белиала!
     Она в ужасе открыла глаза и проснулась.
     И обнаружила, что стоит посреди комнаты. Свеча уже догорала,
капая восковыми слезами на темную поверхность стола.
     Как догорала, ведь Сарлуза помнила, что тушила ее?!
     Сарлуза порывисто схватила кинжал алголианина и стала спешно
царапать на податливой стене кельи слова заклятия против слуг
Луцифера. Тело сотрясала мелкая противная дрожь, рука была будто
чужая - нож скреб по стене, срываясь.
     Почему, ну почему она не догадалась сделать этого раньше? Почему
она сразу не сообразила, кто охотится за ней?
     Сарлуза лихорадочно наносила твердым металлом магические слова
заклинания, которому ее никто не учил - она сама случайно набрела на
старинную формулу в одной из книг.
     Как это заклинание пригодилось ей сейчас!
     Едва последнее слово было начертано - злая тьма отступила он
нее.
     Нет, в комнате не стало светлее, но ужаса точно и не было.
Восхитительное спокойствие влилось в нее, она легла, умиротворенно
закрыв глаза.
     И сразу же образ возлюбленного возник пред нею - а до этого она
не могла вызвать его! Уррий, словно живой стоял пред ней и улыбался
- чуть смущенно, как умел он один.
     - Я люблю тебя, - прошептала Сарлуза вновь засыпая.



     Когда она проснулась, рядом с ней сидел командир алголиан и
Сарлуза сразу поняла, что сидит он так давно.
     - Что случилось? - порывисто села она на кровати.
     - Ваши страхи оказались не напрасны, - сухо сказал он. - Я
прошу прощения. Собирайтесь и поедем, сегодня мы выйдем в море.
Завтра вам ничто не будет угрожать.
     Сарлуза посмотрела на стену. Там были глубоко вырезаны странные
слова:
     Черный дождь
     хрустальный мост
     прозрачный мозг
     изумрудный костер
     одна
     больна
     сгоришь
     ...
     свеча".
     Предпоследнее слово разобрать было невозможно.
     Сарлуза зажала рот ладонью, чтобы не закричать.
     Это писала не она! Это были зловещие слова предупреждения!
Только что они означают?
     Сарлуза быстро вышла из комнаты и по узкому коридору прошла к
выходу из тайного убежища алголиан - к свету, на свежий воздух.
Снаружи стоял невыспавшийся воин, в одной руке у него был обнаженный
клинок, в другой жезл-оберег, обвитый серебряной змеей Алвисида.
     Третий алголианин держал в поводу готовых лошадей. Не
позавтракав, едва замаскировав место ночлега, маленький отряд
двинулся дальше - до побережья оставалось совсем недалеко.
     Все время быстрой скачки Сарлуза думала о загадочных словах на
стене, пытаясь проникнуть в скрытый смысл. Тайна не давалась ей, она
не могла понять странные фразы. Но страха уже не было.
     Откуда-то появилось радостное чувство, что в ближайшие дни она
увидит Уррия. Она не знала, откуда взялось это ощущение, не знала,
как произойдет долгожданная встреча - но была уверена: это случится
скоро. Сердце счастливо стучало в груди, и солнце для нее светило
ярче обычного.
     Путники без приключений добрались до тихой гавани, где их
ожидало неприметное, но добротное и надежное в непогоду суденышко,
которое тут же подняло паруса и вышло в море.
     Ветер дул в сторону Ирландии, что Сарлуза сочла добрым
признаком.



     Время успокоиться, все холодно взвесить и тщательно продумать у
герцога было: пока отряд солдат, посланный бароном Тарфом, добирался
до драконьего загона, пока разбивали цепи...
     Но Иглангер не воспользовался подаренной судьбой минутой
передышки и снова полетел в Роквуд, чтобы еще раз взглянуть на спящую
пленительницу его сердца. Он понимал, что делать этого не следует,
но, верно, неосознанно боялся передумать и отказаться от захватившей
его авантюры.
     Сегодня же замок Рэдвэлл падет!
     Иглангер был уверен в этом. И вид спящей девочки, уже созревшей
для любви, еще больше распалил герцога и укрепил в скороспелом
дерзком решении.
     Дракон как нельзя лучше подходил для цели герцога - могучий,
крупный, молодой. Голодный и застоявшийся от многодневного недвижья в
каменном загоне.
     Иглангер примостил тельце стрижа на высокой стене и
сосредоточился - в чужом теле магия дается чуть тяжелее, чем обычно.
Впрочем, сложных действий не требовалось - пара пустяков: рассыпать
в прах заклятия придворных чародеев короля Эдвина, сковывающие
движения чудовища. (Где-то сейчас эти самоуверенные недоучки, которым
Иглангер нанес сокрушительный удар на турнире? Нескоро они оправятся,
если вообще выживут.) Затем зарастить раны в могучих крыльях, сквозь
которые были продеты цепи. Готово. Теперь обратиться мысленно к
Берангеру, чтобы войска приготовились к штурму...
     Все. Можно лететь.
     Иглангер сделал несколько кругов над самой спиной дракона -
надо посадить стрижа так, чтобы его не снесло от быстрого полета, но
чтобы и взлететь он мог мгновенно. Длинные крылья стрижа -
достоинство и огромный недостаток одновременно!
     Наконец Иглангер выбрал место: за крепким роговым воротником, на
выступающем бугре могучего хребта, покрытом крепкими чешуйками. Не
самое удобное место для взлета, но лучшего не было. Стриж с помощью
малейшего магического усилия проколол чешуйки дракона и коготки
углубились в плоть гигантского зверя.
     Иглангер уверенно завладел сознанием дико орущего от
предчувствия свободы дракона и плотно прикрыл пасть, чтобы пламя не
опаляло землю. Затем положил огромную морду на почерневший песок -
знак солдатам, боязливо стоявшим у стен, открывать ворота.
     Скорость дракона уступает стремительности стрижа, но Иглангер
испытывал чисто физиологическое наслаждение, чувствуя мощь и силу,
упругость мышц и послушность крыльев. Жалко жертвовать таким дивом,
очень жалко, но герцогу нужна скорая победа - любой ценой. Ему нет
времени ждать пока Рэдвэлл сдастся от голода и истощения, на это
могут уйти месяцы...
     Неожиданно Иглангер подумал, что напрасно недавно рисковал
братьями - мог просто завладеть сознанием стеклянного дракона и
двинуть его на стены замка, против самих же бриттов, растерзать их
боевые порядки...
     Ну почему, почему здравые мысли приходят с опозданием?!
     Хотя нет, царь Тютин и Майдар не позволили бы этого. Майдар не
особо сильный колдун, справиться с ним можно относительно легко, но
то что принадлежит ему - он не отдаст, здесь Иглангер был бы
бессилен. Озерный дракон не подвластен даже обладателям высшего
тайлора...



     Когда дракон приблизился к замку, утро уже полностью вступило в
свои права.
     Герцог искренне надеялся, что защитники замка долго пировали
после якобы одержанной победы и сейчас еще спят.
     Он убедил себя самого, что этот невесть откуда взявшийся
французский чародей и координатор алголиан тоже крепко спят.
     Линксангер и Берангер не теряли время зря - штурмовые отряды
варлаков стояли у самого подножия замка, на расстоянии полета стрелы,
готовые ринутся в бой.
     Даже принц Вогон с оставшимися рыцарями были готовы к сражению
- Линксангер по указу старшего брата, предупредил их о готовящемся
штурме.
     Дракон на огромной скорости приближался к замку, оглашая
окрестности ужасающим ревом. До поры до времени Иглангер не позволял
плененному чудовищу извергать пламя - пригодится, пусть лучше
сжигает внутренние постройки замка.
     Возбуждение - дикое, странное, лихорадочное - целиком овладело
колдуном первого тайлора. Никто и ничто не могло бы остановить его
сейчас, остановить несущееся к цели чудовище.
     Герцог смутно догадывался, что такое его состояние не может
кончиться добром, что он слишком увлекся, что он слишком безумен
сейчас, что бешеный калейдоскоп событий вырвал его из привычной
колеи, где он управлял последовательностью действий, что все это
может привести к полному краху...
     Но он не мог остановить бешено колотящееся сердце! Тем более,
что сердце билось в груди не менее обезумевшего дракона.
     В замке тревожно-истерично проревели трубы. Какая там должно
быть сейчас суета и переполох - не ждали?! Сейчас мы вас!!!
     Широко расставив длинные перепончатые крылья, огромный
чешуйчатый дракон, плененный воинами короля Эдвина для потехи
доблестных бриттских рыцарей, пикировал на последнюю их цитадель.
     По приказу братьев-герцогов с боевыми кличами сорвались с мест
варлаки, жаждущие реванша, крови, добычи и бриттских женщин.
     Ну, Линксангер и Берангер, помогайте, не жалейте магии!
     Дракон на всей безумной скорости врезался в освященную и взятую
под охрану самим Христом каменную стену Рэдвэлла. Голова чудовища
была низко наклонена, но крепкие рога дракона хрустнули как лучины.
Огромная масса тела, помноженная на бешеную скорость, пробила толстую
стену.
     "Силы космические, лишь бы стриж уцелел!" - успел подумать
Иглангер.
     Впрочем, до шатра, где под надежной охраной покоится его родное
тело, недалеко, доберется и так. А там - боевой конь уже готов и
роет копытом землю в нетерпении.
     Стена, неприступная вековая стена, была пробита чудовищным
ударом - расплющенная морда дракона, волоча за собой каменные глыбы
въехала прямо в пустой пиршественный зал.
     Иглангер выпустил весь накопившийся внутренний огонь дракона в
утробу ненавистного замка и поспешил покинуть умерший мозг.
     Две человеческие фигуры вбежали в главный зал Рэдвэлла.
     "Да люди ли они?!" - подумал Иглангер, узнав французского
барона и Фоора.
     Надо было срочно возвращаться в родное тело. Стриж уцелел -
магический щит оберег его от рушившихся на спину дракона камней и
щебня. Мгновение - и герцог овладел сознанием напуганной, скованной
чарами пичуги.
     Но коготки слишком глубоко вошли в шкуру мертвого, но еще
бьющегося в агонии, еще несущего разрушение, чудовища. Вспорхнуть и
улететь сразу не удалось.
     Проклятье!
     Заминка в долю секунды, но порой именно такие мгновения решают
все. Мгновения...
     Иглангер был зажат двумя значительно превосходящими его по силе
противниками на магическом уровне - тело стрижа перестало
существовать, опало грязной сажей вниз.
     Герцог бы завизжал от неистового страха, но сейчас у него не
было рта. Реальный мир растворился для него, поглощенный бескрайней
мерцающей пустотой. Как тогда, во дворце Пендрагона.
     Но уже не невнятное серое нечто угрожало ему - а два зримых
гиганта, мечущих энергетические искры.
     Магическую суть Иглангера скрутили, смяли, пропустили сквозь
огромные скрежещущие жернова, измололи и вновь скрутили, растянули и
скатали в комок...
     Время превратилось для герцога в бесконечную напряженную струну,
каждое колебание которой приносило нестерпимое страдание.
     И герцог Иглангер бежал - бросив все. Панический ужас охватил
чародея первого тайлора. Он оказался неспособным так часто смотреть в
глаза смерти. Она была отвратительна и мерзка.
     Герцог отдал врагам все самое дорогое - свою магическую
сущность.
     И едва не погиб, пока его сознание домчалось до тела - в
последнюю минуту обезумевшему мечущемуся в пустоте духу Иглангера
помогли братья. Это было все, что они смогли сделать.
     Герцог Иглангер потерял магическую силу. Он теперь не сможет
зажечь взглядом даже свечку.
     Иглангер встал с кресла, ноги его дрожали. Он бессильно упал
обратно и расплакался. Сильный, мудрый, могущественный герцог плакал
- он потерял цель жизни, свою главную опору. Жить больше нет смысла.



     А по телу мертвого дракона, как по мосту, пробирались внутрь
замка варлаки, направляемые яростно орущим Берангером.
     Линксангер стоял рядом, всю энергию сосредоточив на расширении
пролома. Специальные отряды варлаков уже подтаскивали к пролому
деревянные бревна для моста, ибо знали, что братья сейчас сожгут
громоздкое и уже ненужное тело мертвого чудовища холодным внутренним
огнем.
     - Я управлюсь сам! - крикнул брату Берангер. - Мчись к шатру,
будь рядом с Иглом!
     - Зачем? - Приходилось надрывать горло - из-за шума и воплей
наступающих варлаков ничего не было слышно.
     - Как бы он не кончил себя! Потеряем брата - зачем тогда все?!
     Линксангер кивнул, последний раз ударил в края пролома и, увидев
что несколько толстых сосновых бревен уже просунуто надо рвом,
запалил тушу дракона - она сразу осела внутрь себя. Герцог пришпорил
коня - быстрей к шатру, к брату, которому плохо. Очень плохо.



     Варлаков встретили ворвавшиеся в пылающий драконьим огнем зал
воины сэра Бламура во главе с самим сенешалем. Спешно надевали
доспехи остальные рыцари.
     Эмрис рванулся было вперед с обнаженным Экскалибурном, но сэр
Гловер мягко удержал его - пока солдаты сенешаля справлялись, и уже
спешила подмога.
     Эмрис тут же вспомнил, что он - верховный король, и не Эмрис,
мальчишка, приемный сын, а Этвард. Этвард Пендрагон! Обойдутся без
него - нечего без надобности марать благородный клинок варлачьей
кровью.
     Стоявший рядом Уррий смотрел куда-то не отрываясь. Этвард
проследил за взглядом друга.
     Сэр Ансеис и сэр Дэбош медленно, словно наощупь, двигались к
дальней стене зала. Между ними висел небольшой шар - будто из
фиолетового огня или жидкости, плещущейся в невидимом прозрачном
шаре.
     - Что они делают? - не удержался от вопроса Этвард.
     - Не знаю, - ответил Уррий. - Должно быть, что-то важное и
опасное.
     К чародеям подбежал запыхавшийся алголианин, в руках он держал
обыкновенный глиняный сосуд с длинным узким горлом - из таких
разливают вино во время обеда. Воин поставил бутыль на пол и под
неотрывным взглядом магов странный фиолетовый шар медленно опустился
и прошел в горлышко сосуда.
     Сэр Дэбош тут же встал на колени и принялся заделывать сосуд
воском, который ему подал алголианин. Сэр Ансеис стоял рядом с
закрытыми глазами и что-то шептал.
     Хамрай знал, что герцог Иглангер поклялся убить наследника
Алвисида - за брата. Что ж, пусть попробует. Магическую сущность
колдуна первого тайлора нельзя уничтожить, даже отобрав у владельца.
Но ее можно спрятать, так, что найти будет невозможно. Не на Земле,
например. И Хамрай уже знал куда спрятать страшный сосуд - в
каменный куб, для надежности скованный крепкими чарами, а куб
поставить в коридоре Алвисида. Туда Иглангеру и его братьям не
добраться. Даже если они будут знать, где спрятан куб. А потом,
возможно, они с Фоором переправят куб вообще в неведомые дали...
     На смену погибшим варлакам по шатким бревнам бежали все новые и
новые бойцы. Однако и защитники замка оправились от неожиданности.
     Взгромоздившись на один из каменных обломков кладки сэр Таулас
крушил топором варлачьи черепа - нет лучшей потехи с похмелья!




                                            "Как ручей, что сокрылся
                                             Между скал в летнем зное,
                                             Так и он распростился
                                             С милой чащей лесною.
                                             Если горным потокам
                                             Дождь несет обновленье, -
                                             В нашем горе глубоком
                                             Нам нет утешенья!"
                                                             Вальтер Скотт

     Линксангер никогда прежде не повышал голоса на старшего брата. У
него даже мысли не возникало перечить ему.
     Но сейчас Линксангер держал герцога за грудки, за бархатный
камзол, приподняв над креслом, и что-то гневно орал, пытаясь
докричаться до потерявшего интерес к жизни, впавшего в прострацию
брата, по щекам которого текли отвратительные, мерзкие слезы
слабости.
     Эти слезы бесили Линксангера, выводили его из себя.
     Колдун второго тайлора скорее почувствовал, чем увидел с помощью
магии, что к шатру кто-то подходит. Принц Вогон - понял Линксангер.
     Решение пришло сразу. Линксангер тут же усадил брата обратно в
кресло и с удивившей его самого легкостью испарил предательские слезы
на лице Иглангера. И пошел дальше - сковал брата магией, придав его
лицу отсутствующую недвижимость.
     Где-то в глубине сознания колдуна второго тайлора заворошилась
нехорошая, скользкая мысль, которую невозможно было придавить: теперь
он, Линксангер, может управлять ставшим бессильным братом. Линксангер
попытался отогнать эти бредовые мысли прочь - но не смог. Не кстати
припомнились все обиды: от детских до недавних. Но не время, не время
сейчас предаваться злобным воспоминаниям.
     Линксангер направил на брата мощный ободряющий магический разряд
- пусть приходит скорее в себя.
     "Если он потерял магию, то ум-то свой он, надеюсь, не утратил?!"
     В шатер властно вошел принц Вогон, за ним следовало несколько
рыцарей и телохранителей.
     - Где Иглангер? - нетерпеливо спросил принц. Он посмотрел на
Линксангера. - Почему герцог не выходит? Ты мне сказал, что Иглангер
просил дожидаться его здесь, у шатра. Наши войска ворвались в замок,
он скоро падет! А мы торчим здесь, как последние трусы! Почему герцог
сидит?! - последние слова принц почти прокричал.
     Линксангер понял, что Вогон считает взятие Рэдвэлла делом
решенным и боится опять оказаться в стороне. Линксангеру захотелось
врезать по принцу магическим зарядом, дабы утихомирить его пыл, но
рядом с саксом находился Астарот, которого Линксангер, как
представителя Луцифера, побаивался.
     - Герцог сейчас внутри замка, в теле одного из варлаков бьется
с французским магом, - спокойно солгал Линксангер. - Я мысленно
разговариваю с ним, он сейчас закончит и вернется в свое тело. Через
несколько минут он выйдет из шатра.
     Принц внимательно оглядел отсутствующе-расслабленное тело
Иглангера, кулем распластавшееся в походном кресле.
     - Ладно, - наконец сказал принц. - Я жду еще немного. А потом
отправлюсь без него. Я не могу стоять в стороне, когда мои воины
сражаются!
     "Когда твои воины побеждают," - мысленно поправил его
Линксангер, но вслух этого не сказал.
     Принц резко развернулся и вместе со свитой покинул шатер.
     Астарот остался. Он хозяйски осмотрел внутренности шатра,
выискивая куда сесть, ничего не нашел, щелкнул пальцами и кресло
невесть откуда появилось позади него. Он сел.
     "Детские штучки, - подумал Линксангер. - Чего он хочет?"
     - Иглангер лишился своей силы, - произнес Маркиз Тьмы. - Что
произошло?
     - Зачем спрашиваете? - огрызнулся Линксангер. - Раз и так все
знаете!
     - Нет. Мы не можем видеть, что происходит за стенами замка,
Христос освятил их. Но я знаю, что именно сейчас бритты вышли к
обрыву и скидывают в ров ваши бревна, несмотря на отчаянные усилия
герцога Берангера. Штурм провалился.
     - Скажите об этом принцу.
     - Он не знает кто я. Да и ни к чему посвящать его во все. К
тому же я уполномочен вести дела только с герцогом Иглангером. Мы в
состоянии уничтожить всех защитников замка... - Астарот выдержал
паузу, - но Иглангер не может сейчас разумно мыслить...
     - Что ты предлагаешь? - открыл глаза герцог.
     Линксангер непроизвольно порадовался, что старший брат пришел
наконец в себя, голос его по прежнему тверд, и взгляд осмысленнен -
магический заряд сработал!



     Войска варлаков отступили от стен замка, повинуясь приказу
Берангера.
     - Победа! - крикнул Ламорак.
     - Которая ничего не решает, - тихо добавил Уррий.
     - Да, - согласился Этвард, - сколько еще раз придется
побеждать... Десятки побед может стереть из памяти людской одно
единственное поражение.
     Молодой король думал о чем-то своем.
     Едва ощутимое волнение земли где-то глубоко внизу заставило их
вздрогнуть.
     - Вы почувствовали? - тревожно спросил Ламорак друзей. - Что
это?
     Уррий и Этвард вопросительно посмотрели на подошедших магов.
     - Не знаю пока, - пожал плечами барон Ансеис. - Но, похоже,
это силы Луцифера. Пойдемте на стену - возможен новый штурм.
     - Но ведь вы говорили, что теперь силы Зла не могут войти в
замок.
     - Это так. Но и нет ограничения, которое нельзя как-то обойти,
- вздохнул Хамрай, почему-то подумав, что ограничение Алвисида, он
не может обойти уже полторы сотни лет.
     Когда король поднялся на стену замка, по ту сторону рва
клубилась черная непроницаемая дымовая завеса. Порыв ветра донес
отвратительный запах тухлых куриных яиц. Этвард поморщился.
     Сэр Дэбош и сэр Ансеис подошли к самому краю, облокотились о
поребрик и внимательными взглядами уставились в непонятную стену. Все
молчали, терпеливо ожидая пояснений - что за новую каверзу придумали
принц Вогон и герцог Иглангер?



     Из черной стены дыма появлялись воины Тьмы - сонмы бесов,
чертей, инкубов, суккубов, гномов, орков, водяных... Все подчиненные
Царства Зла и союзников Луцифера по очереди появлялись у замка
Рэдвэлл.
     Каждый нес на себе огромный валун, укладывал его в вырастающую
зловещую стену и исчезал обратно в те бездны, откуда вынырнул.
     Ни один бог, ни один демон, ни один колдун не может одновременно
влиять больше чем на судьбу десяти людей - таково ограничение сил
космических. Но каждый из подданных Луцифера клал лишь камушек
(размером с упитанного борова) в общую стену.
     Купол смерти вырастал над Рэдвэллом.
     Снизу все щели уже были замурованы - ни глоток воздуха, ни
капелька влаги ни пробьется сквозь невидимую преграду.
     Бароны и Графы Тьмы витали над вырастающей стеной поливая ее из
бездонных ведер густой липкой жидкостью, мгновенно отвердевающей,
сковывающей камни, не пропускающей воздуха.
     Наконец, последний камень был вложен бесенком в вершину купола
- Князьям Тьмы даже не пришлось отрываться от своих дел, хватило
работников без них.
     - Все! - потер ладони Астарот, когда дым развеялся и вместо
замка они видели лишь огромную искусственную гору. - По всем
подсчетам защитникам Рэдвэлла осталось не более полутора десятков
дней. Без всяких жертв с вашей стороны.
     - Ты уверен? - мрачно спросил Иглангер.
     - Да. В крайнем случае, они продержатся тридцать дней, если они
сразу зарежут скот и крестьян. Там собралось слишком много людей. Но
не более тридцати дней.
     - А мы сами сможем потом пройти в замок?
     - Я почему сказал не более тридцати дней - больше и купол не
выдержит, камни просто исчезнут. Испарятся на тридцатые сутки после
возведения.
     - Но ты уверен, что никого из защитников замка в живых не
останется?
     - Уверен. Лишь хладные задохнувшиеся трупы.
     - А Фоор и французский маг, они как?
     - А что они? - пожал плечами Астарот. - Даже самым
могущественным магам тоже дышать надо. Считай, что их больше нет.
Забудь о них.
     - Почему ты не сказал мне вчера, что вы можете такое?!
     Злость Иглангера на собственную безрассудность вдруг направилась
на Астарота.
     - А разве вчера, после битвы, ты захотел разговаривать со мной?
- мстительно улыбнулся Маркиз Тьмы.
     Иглангер отвернулся.
     - Тридцать дней. - пробормотал он в никуда. - Тридцать
дней...
     Жизнь продолжается, силы космические! Жизнь продолжается. Пусть
он пройдет весь путь сызнова, пусть - он получит новую силу, он
добьется вновь того, что потерял. У него хватит мужества повторить
все снова. Хватит. И сил ему добавит любовь! Так даже лучше -
принцесса Рогнеда полюбит его без всякой магии, его самого!
     К тому же, оставалась надежда, что Иглангер вернет свою
магическую сущность, войдя в Рэдвэлл.
     Тридцать дней, тридцать дней...
     Капля, по сравнению с пройденным путем, и одновременно -
огромный срок. Невыносимо огромный, когда ждешь...



     Толстые свечи высотой каждая по два ярда, поставленные по углам
последнего ложа графа Маридунского, сгорели уже почти до половины.
     Уррий и Этвард смотрели на обмякшее тело мужественного бойца.
Сердца юношей переполняли горечь и обида, слова не шли из горла -
какие к черту слова у мертвого тела того, кто был царем и богом,
примером рыцаря и образцом для подражания!
     Лицо графа отекло, появился тяжелый неприятный второй
подбородок, щеки покрылись синевой щетины, которой смерть оказалась
не преградой. Лицо сэра Отлака в свете свечей приобрело
фантастический зелено-желтый цвет и казалось чужим, другим, не таким.
     Тело графа было накрыто парадным голубым плащом с серебряным
вепрем, складки плаща ниспадали до самого пола и плотная ткань словно
придавила, расплющила мощное тело прославленного воина. Золотые
монеты на глазах придавали лицу выражение странное, жуткое и какое-то
беспомощное.
     Уррию захотелось снять эти монеты, чтобы еще раз - последний -
посмотреть в глубокие серые глаза. Но он сдержал странный порыв.
     Наконец Уррий вышел из скорбного оцепенения, подошел к телу отца
- звуки шагов по каменным плитам гулко отдавались в пустой часовне
замка. Он поставил у ног усопшего запечатанный сосуд.
     - Отец, в этом кувшине магическая сила твоего убийцы. Ее
отобрали у герцога Иглангера сэр Дэбош и сэр Ансеис. Пока я могу
предложить тебе только это, отец. Но клянусь - я принесу к твоей
могиле голову и сердце Иглангера. Он ответит мне за тебя и за
братьев! Клянусь!
     Звонкий мальчишечий голос звучал в часовне громко и торжественно
и вдруг, в конце последнего слова, сорвался до глухой хриплоты.
Сказывалось напряжение - душевное и физическое - последних дней, в
которых перемешались сражения и удивительные открытия, невероятные по
тяжести утраты и странные приобретения, страстные порывы души и
принятие решений, которые не ему бы, Уррию, принимать, но все
перемешалось, перепуталось, переплелось - устал.
     Скорее бы все кончилось! Что скорее бы кончилось?! Жизнь?!
     С момента смерти сэра Отлака прошли сутки. И за эти стремительно
промчавшиеся часы ни Уррий, ни Этвард не сомкнули глаз ни на секунду.
     Уррий встал на колени справа от отца и повторил:
     - Клянусь!
     - Отец, - громко сказал Эмрис, юный верховный король Британии
Этвард, - я не буду знать отдыха и покоя, пока живы твои убийцы,
пока топчут родную землю ненавистные саксы. Клянусь!
     Он подошел к телу приемного отца и встал от него слева.
Опустился на колени.
     Ватная тишина царила в часовне и во всем замке, отгороженным от
мира дьяволовым куполом. Почти никого из обитателей Рэдвэлла в замке
уже не было.
     Последнее, что здесь оставалось сделать сейчас Уррию и Эмрису -
проститься с графом, со своей прежней жизнью и детскими наивными
мечтами.
     Координатор Фоор ждал их в волшебном коридоре, ведущим в
алголианский храм в Бретани. Храбрые бриттские рыцари уже, должно
быть, засыпают в отведенных им покоях алголиан - иноверцы оказались
гостеприимны и хлебосольны.
     Юноши стояли молча, на коленях и каждый думал о человеке, дух
которого еще, наверно, не успел умчаться в дали неведомые, бродил,
быть может, где-то неподалеку... Юноши надеялись на это, даже в
глубине души рассчитывали, что дух графа ответит на вопросы, на
которые сами не могли найти решений.
     "Интересно, стена Луцифера является преградой для душ умерших,
- почему-то подумал Уррий. - Если да, то они так и будут тридцать
дней витать здесь? Надо спросить у Фоора как это может отразиться на
замке..."
     Но думать Уррию сейчас надо было не об этом, и он обратился к
духу отца, не зная слышит он его или нет:
     - Отец, я никогда не думал, что буду твоим наследником... Но я
справлюсь, отец, не опозорю славного имени графов Маридунских. Не
опозорю, нет. Отец, я считал, что любви больше нет для меня, я люблю
Лореллу. Я думал об этом после твоей... твоего... ухода. Род не
прервется, нет. Вот только война закончится - я найду себе жену,
которая бы тебе понравилась, найду... и род продолжится...
     Мысли путались, сказать надо было о многом, и неизвестно, что
главное, а что - так, сиюминутное.
     Этвард стоял напротив Уррия и смотрел на знакомое с младых лет
лицо, словно стараясь навечно запечатлеть его в памяти.
     - Перстень, что ты мне дал, отец... Он открыл вход в другие
места... Как бы объяснить... В общем через тот коридор можно попасть
в Камелот, в Бретань, даже на другие планеты. Я знаю, ты не допустил
бы и мысли о бегстве из замка, отец, ты и о перстне-то вспомнил лишь
перед самой смертью... Но тут... Отец, герцог Иглангер превратился в
огромного дракона и прошиб с помощью колдовства стену замка -
варлаки полезли в пролом. Но мы отразили штурм, а магию у Иглангера
отняли сэр Дэбош и сэр Ансеис. Но после этого тысячи и тысячи чертей,
слуг Луцифера, воздвигли каменный купол над замком и теперь здесь
темнее, чем было ночами - ведь даже звездочек нет. Но не это страшно
- сэр Дэбош и сэр Ансеис говорят, что воздуху здесь хватит дней на
десять, а потом все погибнут...
     Уррий замолчал, собираясь с мыслями, и Этвард продолжил за него:
     - Отец! - Этвард наслаждался этим словом, он всего раз или два
осмеливался так назвать сэра Отлака в прошлом - Эмрис, бастард,
приемный сын, еще не умер окончательно в юном короле. - Мы обсуждали
положение на совете, весь день обсуждали. Как жалко что тебя больше
нет, отец, мне так нужны твои советы...
     Этвард, возможно последний раз ощутил себя простым человеком -
сейчас ему не надо было изображать (или быть им?) мудрого и
уверенного повелителя.
     - Гонцы уже вернулись от короля Карла Бретонского, он рад будет
увидеть нас и готов предоставить свою армию. За плату, конечно.
Завтра - пир в нашу честь, приглашены все рыцари короля Карла и все
наши тоже. Уррий открыл выход и в Камелот - разведчики доложили, что
выход из подземелья завален и его не открыть. Мы считаем, что выход
вел в ваш камелотский дворец и саксы сожгли его в отместку, но точно
пока не знаем...
     - Если это действительно так, отец, то я восстановлю дом, -
пообещал Уррий. - Я не ослаблю мощь рода, обещаю. И замок мы саксам
не отдадим. Сэр Дэбош и сэр Ансеис говорят, что дьяволов купол сам
рухнет через тридцать дней. За тридцать дней мы с армией доберемся до
замка и разгромим саксов и варлаков.
     - Да, - подтвердил быстро Этвард. - Решили напасть сперва на
Лондон и уничтожить столицу саксов, а потом, собрав по пути
оставшихся по замкам бриттских рыцарей, мы дадим здесь, у Рэдвэлла
последнее и решающее сражение - правда на нашей стороне, мы победим
и отомстим за тебя... и за короля Эдвина, моего отца...
     - В замке не хватит воздуха на всех, но на немногих - хватит,
- подхватил Уррий. - Сэр Ансеис отказался идти в алголианский храм,
говорит: не может. А я-то полагал, что он скрытый алголианин, как сэр
Бан.
     Этвард с удивлением посмотрел на Уррия, эти слова были для юного
короля полной неожиданностью.
     - Вообще, сэр Ансеис странный и удивительный человек, я не могу
понять ни кто он, ни каковы его цели - он почему-то заинтересован в
возрождении Алвисида. О, Алвисид!.. Отец, я тебе уже говорил... Я
даже не знаю как ко всему этому относиться... Фоор - понятно, он
алголианин. Он много для меня сделал и я отвезу их шар в ирландский
каталог, сразу после пира у короля Карла отправимся. Но вот собирать
части тела Алвисида, ездить по всем странам мира. Интересно, конечно,
но сперва я думал: зачем оживлять чужого бога? Но теперь знаю -
Алвисид это Алан Сидморт, мой легендарный предок! И думаю, что должен
его оживить, что это мой рыцарский долг. Я прав, отец?
     - Твой рыцарский долг - очистить родину от сакских
захватчиков, - вдруг тихо, но твердо сказал Этвард.
     Уррий смотрел на отца.
     Мертвый граф не отвечал.
     Уррий поспешил сменить тему:
     - Вместе с сэром Ансеисом остается и Аннаура, - при этом имени
Уррий почему-то смутился, но продолжил: - Сэр Ансеис был против
этого, он говорил, что здесь опасно, но она что-то сказала ему тихо,
и он согласился. Сэр Бламур спросил не позволю ли я и ему остаться,
чтобы следить за замком, и я конечно согласился - ты ведь всегда
доверял ему... Вместе с сенешалем я оставил две дюжины воинов -
больше нельзя, как утверждают сэр Дэбош и сэр Ансеис, а то
задохнутся. Скот уже забивают - не тащить же животину в Бретань, и
эти дни оставшиеся здесь воины будут солить мясо, чтоб не пропало. Мы
ведь обязательно возвратимся сюда, отец, обязательно! Я не беру с
собой наши фамильные сокровища и мечи предков - мы вернемся. Правда,
я спрятал их, ты знаешь, отец, куда... Но мы придем сюда раньше чем
через тридцать дней, отец! Когда дьяволов купол падет, саксы и
варлаки будут далеко отсюда...
     - Если вообще будут в живых, - добавил Этвард и Уррий кивнул.
     Лицо покойника оставалось надменно-равнодушным.
     - Матушка и сестры, уже едут в столицу короля Карла, -
продолжал последний сыновний отчет строгому отцу Уррий, - они не
пожелали остаться в храме алголиан и поспешили к тетушке моей... За
них можешь не волноваться, отец, я не допущу, чтобы даже волосок упал
с их голов. Клянусь тебе в этом отец!
     Уррию показалось, что по мертвому лицу пробежала одобрительная
улыбка.
     Показалось.
     Уррий встал с колен. Он устал, очень устал, слипались глаза.
     - Я сделал все так, отец, как считаю, сделал бы ты. Ты для меня
- образец рыцаря. И я буду достоин славного имени графа
Маридунского! Клянусь! Царь Тютин дал мне рыцарское имя Радхаур, ты,
отец, дал мне свое гордое имя - клянусь, что оба эти имени будут
известны во всем христианском мире и за его пределами только с
достойной стороны. Я совершу рыцарские подвиги, не только за себя, но
и за погибших братьев, клянусь!
     Этварду вдруг захотелось рассказать покойному графу, как
забеспокоился озерный царь, когда дьявольская сила в недрах земли
создала непреодолимую преграду, а слуги Луцифера начали возводить
каменный купол над замком.
     Как царь Тютин откровенно испугался, потеряв связь с родной
стихией, как недостойно прыгнул в колодец и потом расслабленно вылез
оттуда, не сумев вернуться в озера, как Майдар и озерные бойцы по его
приказу тщетно пытались пробиться сквозь армию дьяволят и как первым
царь Тютин воспользовался волшебным коридором Алвисида и поспешно,
говорят, потеряв царское величие, спешил, чуть ли не бежал, к
ближайшему ручью...
     Этвард считал такое поведение неприемлемым для царя и рыцаря -
даже если очень страшно, даже если смертельно страшно. Этвард хотел
это рассказать, но посчитал такой поступок недостойным короля - он
сделал свои выводы, и его, Этварда, таким не увидит никто и никогда!
     - Клянусь! - громко сказал Этвард и Уррий с удивлением
посмотрел на него: в чем клянется названный брат?
     Этвард тоже встал с колен:
     - Отец, я благодарен тебе за все. За то, что ты воспитал меня
таким, каким я стал, за то, что ты своей жизнью спас меня. Клянусь,
что твоя жертва не будет напрасной - я все сделаю для того, чтобы
слава Британии воссветила над всем миром! Клянусь!
     Уррий подошел к сосуду с магической силой убийцы отца и поднял
его - надо вернуть сэру Ансеису. Чтобы герцог не смог добраться до
кувшина.
     - Прощай, отец. Я никогда не забуду тебя. И твои потомки - мои
дети и дети детей моих всегда будут вспоминать твое славное имя и
твой подвиг во славу Британии. Клянусь.
     - Прощай, отец. Я никогда не забуду тебя и ты навечно
останешься в памяти средь лучших героев Британии. Клянусь!
     И сэр Радхаур, граф Маридунский и юный король Этвард Пендрагон
вместе, бок о бок, вышли из часовни - в другую, новую для себя
жизнь.




                            "О, если б слово мысль мою вмещало, -
                             Хоть перед тем, что взор увидел мой,
                             Мысль такова, что мало молвить: "Мало!"."
                                             Данте "Божественная комедия"


     С самого начала все пошло не так.
     На взлете мощный штурмовой дракон задел крылом пристройку,
потерял часть энергии и, как следствие, недобрал стартовой скорости
- три дракона сопровождения ушли далеко вперед.
     Это было бы еще полбеды, но бабахать магическими разрядами стали
неожиданно задолго до подлета к крепости неприятеля.
     Все пошло наперекосяк и когда зеленоватые драконы противника -
мелкие такие, юркие, вредные - сбили второго его напарника, Луцифер
сплюнул и выругался, как и положено в таких ситуациях Повелителю Зла.
     Надежд завершить миссию и вернуться на базу не оставалось.
     Особо же раздражал гигантский багровый дракон-истребитель,
непрестанно извергающий из пасти пламя. Даже на таком расстоянии было
видно какая гнусная ухмылка у всадника.
     - Пусть я погибну, пусть, - в сердцах злорадно прошипел
Луцифер, - но тебя, краснобрюхий, я уложу!
     Он до отказа выжал рычаг управления драконом, пальцем нащупывая
нижнюю кнопку, чтобы, зайдя снизу, вбить в ненавистного гиганта весь
запас магической плазмы.
     Рычаг слушался плохо - ненадежной оказался вещью, а каким
роскошным подарком выглядел, когда Алвисид придумал и поставил его
Луциферу. Повелитель Зла радовался тогда, как человеческий ребенок
засахаренному орешку.
     Луциферу приходилось напрягать все силы и внимание, чтобы
следить за обстановкой и одновременно справляться со строптивым
рычагом, норовящим покинуть родной паз.
     В это-то решающее мгновение, филин, спокойно дремавший на тумбе
рядом, встрепенулся и призывно заухал.
     Кто-то просил аудиенции. Наверняка по важному вопросу.
     Луцифер обреченно встал.
     На полукруглой стене зала замерла картина воздушного боя -
после продолжим. Повелитель Тьмы не бросал ничего на середине пути,
он всегда доводил до конца начатое. Даже игру.
     - Ну, кого там еще несет? - недовольно задал сам себе
риторический вопрос Луцифер, взглядом открывая дверь.
     На пороге стоял Белиал.
     Луцифер прошел мимо трона и уселся за стол в дальнем углу
помещения - Белиал был одним из шести, с кем Луцифер держался на
дружественно-неофициальной ноге.
     Повелитель Тьмы небрежным жестом отодвинул всякую мелочь на
столе и протянул руку к ряду изящных кнопок: на сияющим буквами
прямоугольнике прибора Алвисида - поистине чуда из чудес! -
появилось черное бездушное небо с незнакомыми звездами. Незачем
Белиалу (даже Белиалу!) хоть краем глаза, хоть случайно заглядывать в
досье Луцифера, которые Повелитель Зла скрупулезно вел уже полтора
столетья.
     Белиал сел на стул рядом с рабочим столом Луцифера и
любопытствующе посмотрел на полукруглую стену, оценивая игровую
обстановку.
     - Да, - вздохнул Луцифер. - Не летал сто лет, решил вот
вспомнить былое, да рука забыла уж... И рычаг вываливается, никуда не
годен. Разве с таким рычагом можно что-то толковое сотворить?
     Белиал давно уже перестал завидовать Луциферу или мечтать - в
свое время Алвисид обещал поставить такой же чудесный прибор и во
дворце Белиала. Не успел, погиб. Конечно, если когда-нибудь кто-либо
возродит Алвисида, тот сдержит обещание. Алвисид всегда держит свое
слово... Держал, вернее...
     Белиал на мгновение подумал, что, может быть, этот юноша,
Радхаур, сумеет и тогда... Нет, глупые леталки Белиала не интересуют,
блажь это, игра для спинного мозга. Многоярусные лабиринты, ловушки
которых разгадать невероятно сложно, а пройти тем более - вот стихия
Белиала...
     - Что случилось?
     Голос повелителя вывел Князя Тьмы из игрушечных грез.
     - Этвард Пендрагон, вместе со всеми бриттскими рыцарями,
которые были в Рэдвэлле, оказался у Карла Бретонского и заключил с
ним военный союз.
     Луцифер молчал. Красноречивый взгляд предлагал Белиалу
продолжать.
     - Ваше величество, как вы помните, я изначально был против
договора с королем Фердинандом, но ведь вы больше слушаете Вельзевула
и Мантефельтра...
     Луцифер нахмурил брови.
     Белиал поспешно сменил тему:
     - Мы не можем знать, что творилось в Рэдвэлле, Христос возвел
непреодолимую преграду. Бритты неожиданно появились в алголианском
каталоге - тоже не очень доступное для моих разведчиков место. Но я
выяснил: в Рэдвэлле был выход в коридор Алвисида. Радхаур, наследник
Алвисида, смог им воспользоваться - не знаю как, но это неважно -
все, что касается Алвисида покрыто тайной.
     Луцифер закрыл глаза.
     - Да, - только и сказал он в ответ на последнюю фразу Белиала.
     Сколько выстраданного подтверждения было в этом "да"!
     - Продолжай.
     - Король Карл просил для своих сыновей принца Филиппа, это от
первого брака, и принца Ронга руки сестер Этварда и Радхаура, который
после смерти Отлака стал графом Маридунским. Согласие было,
естественно, тут же дано и принц Филипп на следующий день обвенчался
с Лионесс, сестрой Радхаура. Что же касается принцессы Рогнеды, то
Этвард, который никогда в жизни ее не видел, сказал, что не знает
жива ли она. Но если жива, он сделает все возможное, чтобы найти и
спасти ее и торжественно поклялся, что если это удастся, то она будет
женой принца Ронга. Карл Бретонский доволен таким союзом - его армия
застоялась от безделья и вскоре флот с десятью тысячами воинов
направится к Лондону. Им потребуется несколько дней для снаряжения
флота. Об этом не знает никто из наших подданных, кроме вас, меня и
моего слуги. И уж тем более об этом не знает король Фердинанд. Надо
ли ему сообщать?
     - Коридор Алвисида... - задумчиво сказал Луцифер. - Это тот,
что имеет выход в подземелье моего дворца?
     Белиал кивнул.
     - А что сейчас делает наследник Алвисида? Он в Бретани?
     - Координатор Фоор повез его в Ирландию, отвезти их шар -
"плоть Алгола", как они его называют. Это главная реликвия алголиан,
и только наследник Алвисида может перевозить ее. Фоор дал слово, что
они будут в Рене к моменту готовности кораблей. Этвард Пендрагон и
Ламорак, новый король Сегонтиумский, сопровождают Радхаура - Фоор
соблазнил их посещением Храма Каменного Зверя. Фоор надеется с их
помощью затащить туда наследника Алвисида, чтобы узнать его судьбу. У
алголиан давние связи с Храмом...
     Луцифер не мигая смотрел на Белиала и тот смутился, попытался
пояснить повелителю про Храм Каменного Зверя:
     - Это...
     - Я знаю, - перебил Властитель Тьмы и замолчал. Надолго.
     Белиал принялся еще раз рассматривать картинку на полукруглой
стене, не обращая внимания, что поворачивается спиной к Луциферу.
Положение играющего было почти безнадежно - Луцифер обратно до базы
не долетит. Белиал не любил полеты, но когда владыка предлагал
поиграть в волшебный прибор Алвисида, Луцифер в основном вызывал ему
лишь полетные игры - те, что предпочитает сам. Белиал посчитал,
оценив все сопутствующие надписи, что вывернуться все же можно, есть
лазейка. Но говорить этого Луциферу не стал.
     Повелитель Зла думал.
     Алвисид - человек из другого мира. Человек - как он
неоднократно подчеркивал сам, хотя и был могущественнее любого бога.
Их было пятеро и пришли они из неведомых далей.
     Луцифер знал откуда.
     Он много вечеров просидел с Алвисидом, беседуя на самые разные
темы. Иногда они переходили на крик, иногда молча глядели друг на
друга по несколько часов кряду. Алвисид научил его многому. И Алвисид
рассказал Луциферу про тот иной мир, из которого вышвырнуло Алвисида
и четверых ему подобных. Рассказал про мир, который потом бредился
Луциферу бесконечные десятилетия.
     И хотя в этом, родном мире было чем заняться, всеми помыслами
Повелителя Тьмы овладел тот - чужой мир. Луцифер тяготился (лишь
пред самим собой - не дайте, силы космические, кто узнает!) своей
маской, которая должна быть его сутью.
     Он не понимал, как жил до Великой Потери Памяти - все помнилось
отчетливо, и в то же время смутно, нереально. Он не мог понять: зачем
поднял восстание, зачем стал воевать?.. Впрочем, с этим Демиургом
стоило воевать...
     Алвисид открыл ему истину, вопреки договоренности Пятерых
держать все в великой тайне. Теперь, когда Алвисид повержен, а
остальных четверых (трое из которых с Луцифером не пожелали даже
побеседовать ни разу) и след пропал, Повелитель Тьмы единственный
знал о происхождении его мира и о существовании другого.
     Алвисид сотворил для него целую библиотеку - пятьсот
восемьдесят два тома, в прекрасных сиреневых переплетах, с тончайшими
страницами и маленькими четкими буквами. Библиотеку под странным
названием "Большая Королевская Энциклопедия", в которой были миллионы
- даже больше, много больше - рассказов про какой-нибудь предмет,
удивительную страну или какого-либо человека. И почти каждый из этих
рассказов был непонятен сразу, каждый повествовал о поистине
волшебном мире в существование которого безумно трудно, просто
невозможно поверить - настолько он, этот мир, нереален и сказочен.
     Вон они стоят - ряды книг с одинаковыми корешками, к которым
под страхом уничтожения запрещено прикасаться всем, от Вельзевула до
бесят, прибирающих покои (впрочем, само по себе прикосновение к ним
вызвало бы мгновенную и жуткую смерть любого - Луциферу сделать это
было проще простого).
     Перед самой гибелью Алвисид сказал, что наконец-то вычислил, где
находится тот чудесный мир и, если все будет хорошо, через несколько
лет построит волшебный корабль, который сможет туда добраться.
     Зачем Луциферу тот мир, ему плохо здесь? Повелитель Тьмы,
могущественный из могущественных, сам себе не мог ответить на этот
вопрос.
     Луцифер надеялся тогда, полвека назад, что тот, давно погибший
наследник Алвисида, которому он отдал первый ларец, возродит
поверженного мудреца. В смерти того наследника Луцифер винил и себя
- надо было приставить подчиненных проследить за ним.
     Почему же сейчас, отдав Радхауру второй ларец, он не поверил в
возможность возрождения Алвисида?
     Годы точат любую надежду.
     Перед Луцифером стоял отчаянно старающийся не испугаться
мальчишка - не чета тому первому наследнику, который был опытным и
мужественным бойцом и все равно погиб. Луцифер решил было, что
этому-то тем более не дано...
     Неужели ошибся? В юноше, конечно, что-то есть, но хватит ли у
него мужества и сил?
     - Я хочу... - наконец медленно произнес Луцифер и Белиал тут
же повернулся к повелителю. - Я хочу знать, что покажут наследнику
Алвисида в Храме Каменного Зверя. До последней детали. Обеспечь мне
копию.
     - Это нелегко, ваше величество.
     - Меня это не интересует. Обеспечь. Двум своим лучшим маркизам
вели постоянно следить за ним и оберегать... Впрочем, нет, хватит
одного. Кого предложишь?
     - Астарота?
     Луцифер непроизвольно поморщился.
     - Чем он сейчас занимается?
     - Пока торчит у стен Рэдвэлла вместе с Вогоном и Иглангером, я
еще не успел его отозвать.
     - И не отзывай, поручи это Мефисту. Астарот пусть там и будет.
Мы могли не знать о появлении бриттов в Бретани?
     - Конечно, - с готовностью кивнул Белиал, - мы не можем за
всем уследить... и не обязаны следить... Мы не предупреждены о
волшебных коридорах...
     Белиала понесло, он понял мысль Луцифера и чрезвычайно был
доволен таким ходом событий - ему было не просто этого добиться, но
легче, чем он ожидал.
     - Договор с Фердинандом мы выполнили, - размышлял вслух
Луцифер. - В любом случае свое мы получили и дальнейшее нас не
интересует. Вот что, - наконец решил владыка зла, - мы ничего не
знали! Астарот пусть будет с Вогоном, но больше им никакой помощи!
     - Ясно, ваше величество.
     - Тогда все.
     Луцифер грузно встал с кресла.
     - Я устал, пойду отдыхать. Хочешь доиграть? - Луцифер кивнул в
сторону полукруглой стены.
     Доиграть хотелось самому, но разумно было ублажить подчиненного,
от которого могло сейчас многое зависеть.
     - Я благодарен за предложение, ваше величество... - поклонился
Белиал.
     - Можешь поставить любую игру, знаешь как?
     Белиал кивнул.
     Луцифер осветил прямоугольник экрана управления прибора Алвисида
и надежно заблокировал доступ к своим досье. Пусть Белиал потешит
душу - давно его не приглашал.
     Двери уже распахнулись перед Повелителем Тьмы, когда он,
вспомнив нечто важное, повернулся к стоящему (и ожидающему с
нетерпением когда Луцифер уйдет) Белиалу.
     - Да, а ведь возлюбленная наследника Алвисида, эта, как ее...
     - Сарлуза...
     - Да. Она же вроде в твоем подчинении была?
     - Сарлуза отреклась от нас, - сухо сказал Белиал. - Я обязан
ее наказать.
     - Так вот, - веско, словно словами сбивая драконов противника,
повелел Луцифер: - Пока наследнику Алвисида хочется, чтобы она была
с ним, запрещаю ее трогать.
     Едва уловимое движение пробежало по красивому лицу Князя Тьмы.
Он мгновенно взял себя в руки.
     - Слушаюсь, ваше величество.
     - Если наследнику Алвисида суждено возродить своего предка, мы
должны помочь ему, хочет он того или нет. И ни в коем случае не
должны отныне давать ему даже малейшего повода считать нас его
врагами! Ты как думаешь?
     - Я полностью с вами согласен, ваше величество. Пока Радхаур не
прогонит ее сам, Сарлузе ничего не грозит.
     Повелитель Тьмы кивнул и вышел, оставив Белиала наедине с
волшебным прибором Алвисида.
     Зеленые драконы противника, так досаждавшие Луциферу, были
уничтожены за какие-то секунды и сразу же разлетелся в клочья
багровый дракон - Белиал сливался в одно целое с непокорным рычагом
управления удивительного устройства.




                                    "Я по власти выше бога, -
                                     Он простить тебе не может
                                     То, что я тебе простил."
                                             Испанская народная песня


     Сэр Таулас не интересовался чувствами и порывами своего
господина - человека, который взял легендарный Экскалибурн, который
освободил бывшего отшельника от страшного заклятия, которого он
поклялся защищать и охранять до последнего вдоха. Дело сэра Тауласа
- сражаться, все остальное пусть заботит повелителя.
     Но прославленный рыцарь не любил море - кругом сине-серая
пустыня, не за что глазу зацепиться. И постоянно качает, тошнота в
горле. На палубе продувает, в тесной же каюте, что выделили им на
всех, почему-то нестерпимо воняет воловьей кожей. Алголиане что, еще
и приторговывают?
     А в Рене, столице короля Карла Бретонского, наверняка снова пир.
И местные рыцари - достойнейшие и приятнейшие люди, надо сказать, -
как раз сегодня устраивают турнир в честь бриттских гостей. И как это
король Этвард решился отправиться куда-то в Ирландию, когда турнир?
     Впрочем, это уже сэра Тауласа не касается - его задача
оберегать, а не обсуждать. А скоро штурм Лондона, новые битвы...
     Сэр Таулас закрыл глаза и на него вновь помчались сразу три
рыцаря выставивших вперед крепкие копья.
     Рядом с бывшим отшельником сидел Триан и что-то выстругивал.
Немой слуга в который раз решал для себя вопрос - кто же теперь его
господин?
     Сэр Отлак, полноправный хозяин, приказал ему всюду следовать за
Эмрисом, оберегая его от всех неожиданностей, быть ему вернее любого
пса. Но граф умер. А Эмрис оказался наследником верховного короля
Британии.
     Теперь новый граф - Уррий. Следовательно, он его господин. Но
ведь и старый граф свой приказ отменить не успел. Что делать бедному
слуге, если он даже не может задать вопроса?
     Триан наконец решил - все его предки верно служили графам
Маридунским. И он признает своим господином сэра Радхаура! Триан
встал и посмотрел на нового господина. Но и Этвард ему тоже нравился,
Триан привык к ним обоим...
     Были бы они всегда вместе, ему не пришлось бы выбирать!
     Корабль алголиан уверенно мчался по водной глади почти против
ветра - к ирландскому берегу, к каталогу Ферстстарр. Для наполнения
парусов хватало небольшого магического усилия одного из хэккеров.
     В каюте, в той, где расположился верховный координатор, висела
главная реликвия мощного ордена - "Плоть Алгола". Возле нее сидели
четыре хэккера, высшие адепты религии, и молились. У них не было
особого чувства благодарности к юноше, который возвращает им святыню
- это их реликвия, все так и должно быть.
     Сам же верховный координатор находился на палубе, стоял на
капитанском мостике, обдуваемый ветрами, вглядывался вдаль, хотя до
Ирландии было еще далеко - могущественный маг смотрел сквозь время и
расстояние.
     Он видел сейчас, наверное, возрожденного Алвисида, придирчиво
осматривающего свои владения. Что ж, сыну Алгола не в чем будет
упрекнуть своего шестнадцатого ученика.
     А, может быть, верховный координатор просто-напросто с
капитанского возвышения наблюдал за юным наследником Алвисида,
непринужденно стоящим с друзьями у борта?
     Три дня прожили друзья в алголианском каталоге. До Рена было
около десяти миль - ежедневная верховая прогулка друзьям не в
тягость. И хотя они почти все дневное время находились рядом друг с
другом вышло так, что побыть наедине и поговорить по душам им не
удалось.
     Впечатлений было много - слава Всевышнему, события, наполнившие
эти три дня не были горестными или неприятными. Они, эти события,
которые сейчас обсуждали друзья, в массе своей были сиюминутными и
забываемыми.
     - До чего меня раздражали эти шуты на пиру, - поморщился
Радхаур. - Не смог сдержаться.
     - Правильно, что не сдержался, - заметил Ламорак. - Рыцарь и
не должен скрывать свои чувства. Зачем терпеть то, что неприятно?
     - Рыцарь должен уважать своих хозяев, если он в гостях, -
ответил Этвард, обремененный грузом королевского звания. - Другое
дело, что он должен заставить и хозяев пира уважать себя.
     Три дня король Карл Бретонский давал пир в честь дорогих гостей.
Он искренне скорбел о кончине короля Эдвина Пендрагона, о героической
смерти прославленных рыцарей графа Маридунского, герцога Вольдемара и
других, он был возмущен предательством короля Сегонтиумского, у
которого как-то, десяток лет назад, гостил и который тогда произвел
на него хорошее впечатление.
     Король Карл был настолько рад своим гостям, настолько Этвард,
Радхаур и Ламорак понравились ему, что он предложил им породниться,
пожалев, что у него нет еще одного сына для сестры короля
Сегонтиумского.
     Король Бретонский очень легко согласился помочь беглецам с
войсками против ненавистных саксов - он готов отрядить десять тысяч
воинов, огромная армия. Причем поведут войска лично два его старших
сына: принц Филипп и принц Ронг, уже отличившиеся в битвах с
римлянами на стороне французов. И всего за небольшую долю от воинской
добычи, скажем, за треть.
     Этварда несколько удивила готовность Карла Бретонского помогать
им, когда кроме мечей и головы у них ничего нет - в их владениях
пируют и жгут дома саксы. Он полагал, что придется вести
изнурительные переговоры и уговоры, но получилось гораздо проще.
     Этвард не знал, что Карл Бретонский уже несколько месяцев искал
куда бы направить свои загулявшие от бездействия войска - пьяные
поножовщины и благородные рыцарские поединки уносили в края мертвых
ежедневно не одну жизнь. К тому же Карлу Бретонскому выгодно иметь на
бриттском престоле человека, благодарного ему.
     Не говоря уж о том, что привел Этварда и спутников сам верховный
координатор Фоор. От алголиан во многом зависела безопасность и
процветание Бретани - алголианская религия считалась
государственной, хотя сам Карл Бретонский и его семья, как и все
знатные рыцари королевства, традиционно исповедовали христианство.
     На пир по случаю прибытия дорогих гостей съехались все
бретонские рыцари - мал родовой удел, и негодное винцо в погребах
давно прокисло, но гордость распирает щит и требует места за
королевским столом.
     Радхаура поразила несдержанность и манеры местных рыцарей. Не
всех, конечно. Ему неприятно было видеть пьяного рыцаря, лежащего в
блевотине и накрытого испачканным плащом с гордым гербом.
     И шуты... Они раздражали Радхаура невероятно. Высоченные и
карлики, толстые и горбатые, почти все отвратительные, со специально
вывернутыми губами и выпученными глазами, некоторые с губами,
проколотыми гвоздем, в пестрых нелепых костюмах, все они постоянно
корчили рожи и дико орали, не давая благородным рыцарям спокойно ни
принять пищу, ни насладиться прекрасным вином, ни поговорить.
     Никто не смел отмахнуть назойливых уродов, чтобы не обидеть
хозяина - так здесь было принято. При бриттских столах грызлись за
кость благородные псы, при дворе Карла бретонского - бесновались
противные, глупые недоумки, обиженные судьбой и Господом. Местные же
рыцари от души потешались над их идиотскими выходками.
     Для короля Карла, его сыновей и почетных бриттских гостей -
короля Этварда Пендрагона, сэра Гловера, графа Камулодунского, сэра
Радхаура, графа Маридунского и Ламорака, нового короля Сегонтиумского
был поставлен на специальном возвышении особый стол. За этим же
почетным столом сидел сэр Дэбош, верховный координатор алголиан Фоор.
     Шум и гам шутов мешали разговору, да и все важные вопросы уже
были обсуждены и решены. Радхауру хотелось, чтобы пир скорее
закончился и он оказался в тишине. Он видел - Этвард желает того же.
Но приличия не позволяли покинуть стол: до вечера еще далеко.
     Когда убогий карлик в желтых штанах пробежал прямо по столу и
попал босой грязной ногой в его блюдо, смахнув заодно кубок с вином,
Радхаур смолчал.
     Проворный слуга мгновенно поменял блюдо и вновь наполнил кубок.
И остальные гости не обратили внешне на эту выходку внимания, король
Карл кинул в знак поощрения даже мелкую монету (на его пищу шут
предусмотрительно не наступил).
     Но когда другой выродок с безобразным бельмом на глазу осыпал
Радхаура липкими сахарными орехами, юный граф не стерпел.
     Не думая о последствиях он сгреб мерзавца за красно-черный
камзол и правой рукой что есть силы врезал точно в неприглядное
бельмо.
     Радхауру в этот миг показалось, что сперва все шуты в один голос
завизжали, что их обижают, а потом наступила тишина.
     Грозовая тишина. Многочисленные слуги словно замерли на полшагу,
ожидая гнева повелителя.
     Радхаур отпустил хнычущего уродца и повернулся к королю Карлу.
     Тут же Этвард выдернул из ножен Экскалибурн (он один был
вооружен, как верховный король Британии, все остальные рыцари
вынуждены были оставить мечи при входе в зал) и сказал:
     - Я очень бы не хотел обидеть благородных и гостеприимных
хозяев, но если еще какая-нибудь тварь приблизится ко мне или моим
друзьям я вынужден буду защитить свою честь. Прошу ваше величество не
заставлять меня марать благородный прославленный клинок!
     Король Карл секунду смотрел на Этварда и Радхаура, затем поманил
пальцем распорядителя и тихо бросил ему несколько фраз. Потом взял со
стола кубок и провозгласил:
     - Желание дорого гостя - закон для хозяина! Выпьем же за
здоровье и воинские успехи наших благородных бриттских гостей!
     Все с удовольствием поддержали тост. Когда поставили кубки, сэр
Гловер продолжил рассказ о сражении при Рэдвэлле.
     Радхаур с удовлетворением отметил, что королевские шуты
бесследно исчезли из зала и что, несмотря на разговоры за рыцарскими
столами, он теперь без напряжения разбирает слова сэра Гловера.
     Радхаур и Этвард уже забыли про этот эпизод, когда к их столу
торжественно подошел церемониймейстер и возложил на проворно
подставленный столик золотое блюдо. Радхаур чуть не подавился от
неожиданности - на блюде лежала голова того самого шута.
     - Я полагаю, мои гости удовлетворены?" - спросил король Карл.
     Побледневший Этвард нашел в себе силы сказать:
     - Да, вполне.
     Король Карл махнул рукой и блюдо унесли. Но настроение у
Радхаура испортилось напрочь - по странной аналогии ему вспомнились
шестнадцать шаблоний, ожидающих его в покоях, предоставленных
Радхауру в алголианском каталоге.
     - Ты тогда поступил правильно, - сказал Этвард, вглядываясь в
морскую даль. - И я тоже.
     - Я не хотел смерти невинного человека, - признался Радхаур.
     - Что значит невинного? - резко обернулся к нему Этвард. -
Разве может кто-либо безнаказанно оскорбить рыцаря?
     - Одно дело защищать честь против вооруженного воина, - сказал
Радхаур, - а вот так...
     - Так ты позволишь всякой черни измываться над собой?! -
вскипел Этвард. - Король Карл поступил правильно. Я тоже буду
жестоко карать всякого, кто осмелиться оскорбить, вольно или
невольно, моих гостей!
     - Не по душе мне это, - ответил Радхаур. - Но наверно ты
прав. Рыцарская честь должна быть неприкосновенна для всех. Просто
нельзя распускать слуг. В нашем замке никто бы не осмелился на
подобное.
     - Хватит вам, - прервал их спор Ламорак, - поговорим лучше о
девушках красивых. Интересно, эти алголиане всех так принимают:
каждому роскошные покои и пятнадцать женщин в полное распоряжение?
     - Шестнадцать, - поправил Радхаур.
     - Да? Не удосужился пересчитать, некогда было. Каждая отнимает
столько сил.
     - Ты перепробовал всех, что были в твоих покоях? - удивился
Этвард.
     - Да, - не понял причину изумления друга Ламорак. - Так ведь
три ночи же прошло! А ты растерялся что ли?
     - Почему? - Этвард едва не покраснел. - Я выбрал одну, самую
красивую... Инду... и все ночи провел с ней. Если вернемся в каталог,
я только с ней буду.
     - Влюбился? - серьезно поинтересовался Ламорак.
     - Нет, - твердо ответил Этвард.
     Не смотря на все хвастливые рассказы друзьям, Этвард до этого не
знал женщин. И когда он остался на ночь - усталый, взволнованный
после бурных событий - с шестнадцатью шаблоньями, он попросил
покинуть его. Алголианки послушно вышли в другую комнату и он, не
раздеваясь, с удовольствием вытянулся на обширной кровати. Захотелось
снять сапоги, но лень было вставать и он позвал: "Эй". Пришла
женщина. Красивая. Из под сине-желтой накидки струились волнистые
каштановые локоны. Она сняла с него сапоги, перевязь с мечом, штаны и
как-то незаметно для него она оказалась сама раздетой и гладила его
руками. Подступивший было сон пропал мгновенно... Потом другие
девушки к нему и не подходили, а у него и мысли не возникло
отвергнуть Инду. Ему было хорошо, он понимал теперь, чему восторгался
Ламорак. Но влюбился ли он? Нет! Это не любовь. Но было хорошо,
невероятно хорошо. И он поинтересовался у Инды - не поедет ли она с
ним. Она не могла. Но Этвард точно знал - он не влюбился.
     - А ты, Уррий? - не унимался Ламорак.
     - Радхаур.
     - Что? - не понял друг.
     - Называй меня Радхауром - Рыцарем Воды. Уррий умер вместе с
Лореллой.
     - Может, каждый раз еще и "сэр" добавлять?! - взъерепенился
Ламорак. - Мы же друзья! Но если тебе нравится, будь по-твоему.
Радхаур, так Радхаур. Как ты ночи-то провел? Со многими переспал?
     - Ни с одной, - спокойно ответил Радхаур. - Я поклялся, после
той ночи, что ни одной женщины у меня больше не будет. - Он заметил
недоуменные взоры друзей и пояснил: - Когда Лорелла погибла, я
сорвался и сперва привел к себе ту женщину... сэра Ансеиса. Но с ней
ничего не было - пришли сестры Лореллы. Я не хотел, но так
получилось, они меня... В общем, я поклялся - никогда больше.
     Ламорак выразительно постучал пальцем по лбу.
     Этвард обнял друга и торжественно сказал:
     - Как верховный король, твой повелитель, и как твой лучший друг
и брат я освобождаю тебя от этой клятвы!
     Радхаур откинул сбившуюся челку с глаз и проморгался.
     - Спасибо, - сказал он наконец. - Только мне будет тяжело -
Лорелла все время пред глазами.
     - А как же Сарлуза, - спросил Ламорак. - Ведь она ждет в
Фирстр... Ферстр... ну в этом каталоге алголианском, куда мы едем
сейчас.
     - Сарлуза... - Радхаур помолчал. - Я ее ненавижу... и
люблю... Но я не прощаю подлости. Ни-ко-му! Гурондоль - благородный
меч, от него погибнуть не зазорно. Я убью ее сразу, как только увижу!
     Радхаур отвернулся и друзья поняли, что он сдержит слово, что у
него все обдумано и решено окончательно.
     Что ж это его дело, они не имели права вмешиваться в чувства
друга. Возразить было нечего, да и не хотелось возражать. Этвард и
Ламорак на его месте, наверное, поступили бы так же.
     Какое-то время все трое следили за одинокой чайкой, летящей за
парусником.
     Вдруг Радхаур заговорил. Ему необходимо выговориться, а перед
кем он может быть откровенным, как не перед лучшими преданными
друзьями?
     - В первый день я просто не обратил на них внимания, не до того
было. А во второй, одна сказала, что если я брезгую ими, если они мне
не нравятся, то пусть скажу и приведут других, только для наследника
Алвисида были отобраны лучшие. Я сел как дурак на ту роскошную
постель и спросил: я что могу заняться этим самым с любой из них? А
мне и ответили - хоть с каждой. Хоть со всеми вместе сразу, хоть
порознь. И тут перед глазами Лорелла - как живая. Я сказал девушкам
этим, шаблоньям, что устал и хочу спать, они ушли беспрекословно. Но
с собой ничего не поделаешь, как не старайся, чего лукавить - очень
хотелось с ними... До сих пор как о них подумаю - сразу странное
волнение по коже... Они ж все разные и каждая красива. И стройные,
как Лорелла, и полные, как Сарлуза, и высокие, и светлые, и рыжие -
на любой вкус. То ли мне даже все равно, я сам себя не пойму, но мне
с каждой хотелось. Но я сказал себе во второй день "нет" - ведь я ж
поклялся! И в третий день, когда они взмолились не прогонять, хоть
посмотреть на них внимательнее, я решил проверить себя: выдержу или
нет испытание. Я приказал им всем раздеться и они послушно выполнили.
Да еще встали в ряд, друг от дружки на расстоянии, да две сходили в
свою комнату еще свечей принесли, чтобы мне видно лучше было. А я
сидел на кровати с каменным лицом и сжимал кулаки, так что ногти
врезались в ладони. Я попросил их потанцевать - они тут же запели
какую-то очень плавную, тягучую алголианскую песню и затанцевали.
Господи великий, я до сих пор не понимаю как сдержался тогда.
     Радхаур говорил медленно, вспоминая свои ощущения, Этвард и
Ламорак внимательно слушали.
     - Чувствуя, что сейчас сорвусь, я попросил их уйти. Тогда
старшая шаблонья сказала, что если они мне не понравились, они
сделают себе Дэлетс. Я спросил, что это такое. Они убьют себя -
таковы их традиции... Отправятся к своему богу Алголу, в мир где нет
зла. Я решил выбрать самую красивую, спросил, если я с одной
останусь, то остальные не сделают себе самоубийство? Узнал, что нет,
не сделают, они как сестры, выбрал одну - выбрал всех.
     Радхаур замолчал. Этвард и Ламорак не перебивали, по-прежнему
смотрели на сине-серую гладь.
     - Я долго выбирал и остановился на симпатичной девушке с
короткими волосами и родинкой на губе, специально, чтобы ни Лореллу,
ни Сарлузу не напоминала. Но свое слово должен был сдержать. Когда
все ушли она пошла было ко мне, но я попросил ее потанцевать еще. Она
снова запела и танцевала. И глядя на нее одну я захотел в сто раз
сильнее, чем когда их было много, у меня прямо в голове кружилось. И
тогда, чтобы она обиделась, я спросил, а вот это самое место мое она
может поцеловать... - Радхаур с трудом произнес эти слова сейчас, с
трудом говорил их и шаблонье. - Она сказала, что сделает для меня
все, что я захочу. Я долго смотрел на нее и как-то сразу понял, что я
победил, что больше не хочу, что мне легко и просто. Я подозвал ее к
себе, усадил за руку и сказал, что не хочу, чтобы она там с собой
что-то сделала, но не могу с ней это... Что я поклялся... Я хотел ей
рассказать про Лореллу и Сарлузу, но она своим пальцем закрыла мне
рот и спросила можно ли ей просто спать рядом со мной - для нее
этого достаточно. Мне было все равно, я победил...
     Он посмотрел на друзей, ожидая, что они хоть что-то скажут. Но
они ждали продолжения.
     - Мне казалось, что я победил. Но когда она легла, я себя чуть
не проклял - тепло от ее тела вновь взволновало меня. Она спала, а я
так и не уснул, я чувствовал спиной прижимающийся ко мне упругий
сосок, я даже слышал как ровно бьется ее сердце... Но мне было уже
почему-то легче - я победил, хоть и тысячи раз пожалел о собственной
клятве. Видно это... ну с женщинами, для меня много значит. И потом
рано или поздно, мне все равно пришлось бы клятву нарушить - я
обещал отцу, что род не прервется, что у меня будут сыновья. Но дама
сердца, после гибели Лореллы у меня вряд ли будет, Я не просил тебя,
Эмрис, освобождать меня от клятвы, но я благодарен тебе. Спасибо. Мне
легче стало.
     - Ты сильный человек, Уррий, - сказал Этвард посмотрев на
названного брата. - Я горжусь тобой!
     - Да, - выдохнул Ламорак. - Я бы так над собой издеваться не
стал.
     Они помолчали. Ламорак вдруг спросил:
     - Слушай, Ур... Радхаур, я давно хотел попросить у тебя одну
вещь, да все забывал.
     - Какую?
     - Покажи мне волшебный перстень, что тебе от отца достался.
Хочу рассмотреть как следует...
     Радхаур с готовностью достал чудесный амулет - он висел на
груди на золотой цепочке. Радхаур однажды уронил его с пальца, когда
входил в алголианский каталог, и теперь боялся случайно потерять. Вот
и приспособил носить на цепочке.
     Этвард и Ламорак склонились над перстнем, чуть не стукнувшись
лбами.
     Радхаур с готовностью снял цепочку с шеи и протянул фамильный
талисман друзьям.
     Ламорак первый взял его в руки и стал с интересом рассматривать.
Этвард, стараясь не проявлять несвойственного королю нетерпения,
посмотрел на море.
     И вскрикнул, указывая рукой вдаль:
     - Смотрите!
     - Ты выбил перстень из руки! - закричал в ужасе Ламорак и тоже
посмотрел на море.
     К ним на полной скорости приближались три корабля угрожающего
вида, на мачте каждого развевался черный флаг с грубо намалеванными
песочными часами - символом смерти. Откуда они появились столь
неожиданно, почему не бьет тревогу вахтенный?!
     - Пираты! - словно в ответ на эти мысли прозвучал чей-то
голос.
     - Радхаур, я уронил перстень в море! Что делать?!
     Пираты стремительно сближались с их кораблем.
     Вышколенные матросы забегали по палубе. Сэр Таулас в восторге
вскочил с места, забыв о морской болезни, выдернул из ножен меч и
принялся приседать, разминая перед боем затекшие мышцы.
     Радхаур снимал куртку, в полной решимости прыгнуть за борт. Он
- рыцарь воды, он не утонет, он может быть под водой сколь угодно
долго. Так говорила Лорелла. Он сейчас найдет перстень.
     Этвард и Ламорак смотрели на него с побледневшими лицами - по
их вине друг лишился отцовского наследства. И непроизвольно бросали
взгляды в сторону приближающихся кораблей - уже были видны бородатые
лица готовых к абордажу разбойников.
     К друзьям подошел сэр Дэбош и спокойно спросил:
     - Что случилось?
     - Пираты! - вскричал Ламорак.
     - Вижу! Не беспокойтесь.
     Спокойный тон алголианина вселил в юношей уверенность.
     - Я уронил в море перстень, которым Уррий открывал волшебный
коридор, - в голосе Ламорака послышались панические нотки.
     - Я сейчас прыгну в море и найду его, - решительно сказал
Радхаур. - Я - рыцарь воды!
     Над мачтой их корабля взвился флаг - зеленая змея Алвисида на
желтом фоне, ветер тут же расправил полотнище, словно показывая
рисунок пиратам.
     Даже отсюда были слышны разочарованные грязные ругательства и
скрип снастей. Все три пиратских корабля с трудом ложились на другой
курс.
     Сэр Таулас выругался не менее разочарованно.
     - Вот и все, - пожал плечами Фоор. - Сэр Радхаур, вы
действительно потеряли ваш драгоценный перстень?
     - Да, - сказал Этвард, решив взять на себя всю вину и
ответственность перед Радхауром. - Я увидел пиратов, толкнул
Ламорака и он уронил перстень за борт.
     - Я сейчас найду его! - решительно заявил Радхаур.
     - Нет, - жестко сказал верховный координатор. - Корабль
движется быстро - мы далеко уже от места, где упал перстень. На
поиски может понадобиться много дней. Которых у вас, сэр Радхаур,
нет. Но у меня есть связи с морским королем Лером, я постараюсь
возвратить вам перстень.
     - Правда? Вы сделаете это? Вы вернете мне отцовский перстень?
     - Обещать не могу. Но постараюсь.
     Радхаур посмотрел в сторону пиратских кораблей - они удалились
настолько, что превратились в неразличимые жирные точки, словно
улитки, ползущие по бескрайней глади воды.
     Как досадно все получилось - и винить некого! Не появись не
вовремя пираты, Этвард не толкнул бы Ламорака. Но сэр Дэбош подарил
надежду - очень жалко терять такую возможность перемещаться из
страны в страну! Тем более, что перстень - фамильная драгоценность,
передаваемая из поколения в поколение и бережно сохраняемая. А он
потерял ее, не сберег!
     Радхаур не знал, что Ламорак уронил всего лишь красивую
подделку, ни на что ни годную.
     Настоящий перстень, подмененный на фальшивку ловкими руками
сразу после того как наследник Алвисида переступил порог каталога,
лежал в ковчеге Фоора.
     Верховный координатор понимал, что поступать так не должен, но
не мог удержаться. Ловкач, заменивший волшебный предмет на фальшивый,
никогда уже никому ничего не расскажет, а наследник Алвисида уверен,
что перстень лежит на дне ирландского моря.
     Фоор отныне единственный хозяин волшебного коридора Алвисида. Он
заслужил это!



     В Уиклоу - ирландский порт - прибыли глубокой ночью.
     Для путешественников уже были приготовлены удобные, аж с
постелями, кареты со знаками Алвисида на дверцах, запряженные
четверкой лошадей каждая.
     До Ферстстарра добрались лишь к вечеру следующего дня,
неоднократно меняя лошадей. То есть, прибыли в Лимерик, до каталога
было еще несколько миль.
     Бриттов поселили на ночлег в особняке ирландского рыцаря,
исповедующего алголианство. Радхаур с сэром Фоором и чудесным шаром
продолжил путь. Все сильнее в груди Радхаура пело знакомое
"тиии-тии-тиии" - он приближался к одной из девяти частей Алвисида.
     Шар был внесен без всякой помпы, с черного хода, под покровом
ночи.
     Немногочисленные посвященные хэккеры остались молиться обретшей
наконец законное место реликвии. А виновник их торжества вернулся с
Фоором в Лимерик, чтобы утром посетить Ферстстарр, как почетный
гость, как наследник Алвисида.
     Радхаур желал посмотреть на голову легендарного предка. Сердце
билось взволнованно при мысли о встрече с мертвой головой.
     Что эта встреча сулит ему? Как изменит жизнь?



     Каталог Ферстстарр был виден от самых стен Лимерика.
     Прекрасная, мощеная камнем дорога была почти идеально ровной,
вокруг простирались сочно-зеленые луга, внушая путникам
радостно-торжественное настроение.
     Поражающее воображение исполинское здание, окруженное
шестнадцатью высокими квадратными башнями голубых и желтых цветов,
вызывало восхищение. И чем меньше становилось расстояние до каталога,
тем больше юные бриттские рыцари, исповедавшие другую религию,
проникались уважением к алголианам и богу их всемудрому Алголу, сыну
Божьему.
     У каталога не было крепких каменных стен - в них нет
надобности, вот уже полтора столетия никому даже в голову не придет
напасть на главную цитадель алголиан. Да и бесполезно предпринимать
штурм храма, в котором сосредоточены несметные богатства, - попытка,
изначально обреченная на поражение.
     Другое дело остальные пятнадцать каталогов, разбросанные по
всему миру - там высокие надежные стены органично входят в
архитектурное единство храмов.
     Здесь все не так, здесь каждая деталь продумана - чтобы внушать
трепет не прочностью камня, а крепостью веры в мудрость и могущество
справедливого Алгола, могущественного и мудрого сына его Алвисида и
апологетов, последователей великого бога.
     К парадному входу в главное здание каталога вели двести
пятьдесят шесть широких (не менее ярда) ступеней, выложенных строгим
серым мрамором.
     По сторонам исполинской лестницы возвышались статуи Алгола,
Алвисида и шестнадцати его учеников.
     Подниматься по этой лестнице было долго и думалось на ней о
вечном.
     Впереди в парадных одеждах шел верховный координатор, за ним
наследник Алвисида и два его друга.
     День был будничный и толпы верующих не заполняли храм. Навстречу
гостям вышли лишь алголианские священнослужители, жившие в храме.
     Гостей встретил координатор каталога и торжественно поднес
рыцарям кубок со священным сидом.
     Радхаур почтительно сделал большой глоток (ну и гадостью же
оказался этот сид, едва не выплюнул, всю глотку обожгло) и передал
кубок Этварду.
     Вдруг, чуть ли не расталкивая собравшихся, из дверей храма
выбежала черноволосая женщина в сине-желтом наряде алголианских
шаблоний и устремилась к Радхауру.
     - Уррий! - в этом возгласе было счастье и торжество, страдание
и гордость.
     Вокруг Радхаура образовалась пустота - все почтительно отошли,
чтобы не мешать встречи наследника Алвисида с возлюбленной.
     Даже Этвард и Ламорак, которые в трудные минуты должны быть
рядом с ним, плечом к плечу, отступили на несколько шагов.
     Радхаур решительно сжал пальцами рукоять Гурондоля, покоящегося
в ножнах.
     - Уррий!
     Женщина приближалась к нему.
     - Уррия больше нет! - жестко остановил он ее в трех шагах от
себя. - Я - Радхаур.
     Сарлуза посмотрела на лицо милого и внутри ее что-то оборвалось.
     Тяжелая безнадежность навалилась на плечи, страшные предчувствия
не обманули ее - его околдовали, его обворожили, его настроили
против нее! Ноги подогнулись и она упала на колени, слезы навернулись
на глаза.
     - Уррий! Это я, твоя Сарлуза! Я люблю тебя!
     Только бы докричаться до него, только бы услышал! Она отогреет
его своей любовью, силой страсти разобьет злые чары! Она сделает это,
так как жизнь без него для нее уже невозможна.
     По щеке Сарлузы побежала слеза, нижняя губа задрожала.
     И Радхаур понял, что любит ее, любит с прежней силой, а, может
быть, даже больше.
     Но она погубила Лореллу, наложила на нее страшное, подлое,
предательское заклятие! Господи, как трудно выполнить самим же
принятое твердое решение!
     Радхаур резким движением обнажил Гурондоль.
     Глаза Сарлузы уставились на блестящую в лучах солнца сталь.
     - Ты наложила заклятие на Лореллу! - сказал Радхаур. - Она
погибла из-за тебя! Ты умрешь!
     - Это не...
     Сарлуза хотела было отговориться, но по виду возлюбленного
поняла - он знает точно. Кто-то ему сообщил. Кто?
     - Уррий, я люблю тебя, Уррий! Только из любви к тебе я сделала
это, Уррий! Она первая начала, она написала донос епископу! Я видела,
видела - ее озерные сестры приходили любоваться на мою казнь, они
улыбались!
     Она разрыдалась и наклонила голову. Волосы, роскошные черные
волосы, которые так любил гладить Уррий, коснулись мраморных плит.
     - Ты служила дьяволу и пыталась околдовать меня!
     - Я отреклась от него, - сквозь слезы выдавила она. -
Отреклась ради тебя, любимый! Ради нашей любви!
     Радхаур занес Гурондоль к над ее головой.
     Он был преисполнен решимости свершить свой суровой приговор -
отомстить за Лореллу, за отдавшего ради ее спасения жизнь отца Гудра,
за...
     - Готовься к смерти, Сарлуза, - хотел он произнести суровым
тоном, но голос выдал его волнение.
     Женщина при этих словах подняла на него глаза. Возможность
счастья с возлюбленным была потеряна безвозвратно.
     Но и смерть от его руки она примет, как величайший подарок
судьбы.
     Она смотрела на меч в его руке, слезы высохли мгновенно на
щеках, на губах появилась мягкая, покорная улыбка - она была готова
к смерти ради любви!
     И Радхаур понял, что не сможет обрушить на нее справедливый гнев
Гурондоля. Он не может причинить вред женщине. Даже если она
перечеркнула его любовь, его жизнь...
     Невозможно иметь два счастья одновременно - попытаешься, не
увидишь ни одного.
     Гурондоль коснулся серого мрамора.
     - Уходи!
     Сарлуза не поняла.
     - Уходи! - чуть не закричал Радхаур. - Я не могу видеть тебя!
     Такого удара Сарлуза не ожидала. Что угодно она была готова
принять от возлюбленного, даже смерть, но только не это. Любимый
прогонял ее! Навсегда!
     Она встала и под молчаливые взгляды алголиан направилась к
лестнице вниз. Огромная, невыносимая тяжесть сгорбила спину, она
покачиваясь несла свою ношу, постарев сразу на десяток лет.
     В полной тишине - ни вздоха, ни шороха - она спускалась вниз
по лестнице своего вечного горя и позора. Ненависть к озерной девке,
сломавшей ее жизнь, вспыхнула в сердце Сарлузы с новой силой - какое
счастье, что ее нет больше в живых! Хоть что-то будет утешать в
дальнейшем беспросветном существовании без любимого.
     Радхаур стоял недвижно, положив обе руки на рукоять Гурондоля,
острие которого уткнулось в равнодушный многоповидавший мрамор, и
смотрел как уходит из его жизни, неумолимо спускается вниз, в
неведомое, еще одна частица его прошлой жизни. Немалая частица.
     К нему сзади подошел верховный координатор и спросил:
     - Сэр Радхаур, вы действительно хотите, чтобы она покинула
каталог?
     "Нет, не хочу, верните ее, я люблю ее, люблю!!!" - хотелось
закричать графу Маридунскому.
     Но он сказал твердо:
     - Да.
     - Хорошо, - кивнул верховный координатор.
     Что бы не вытворял наследник Алвисида, чтобы не захотел - его
чувства закон для Фоора. Лишь бы возродил Алвисида, на все остальное
можно не обращать внимания.
     Сарлуза медленно, с трудом передвигая непослушные ноги,
приближалась к последним ступеням лестницы длинной в жизнь.
     - Ее еще можно вернуть, - неожиданно для самого себя сказал
Фоор.
     - Нет, - был немедленный ответ.
     Радхаур с трудом заставлял себя не двигаться, он не мог отвести
глаз от удаляющейся фигуры женщины, с которой он впервые познал
плотскую любовь. А еще верховный координатор своими словами рубит и
так тонкий ствол его решимости и твердости.
     Сарлуза сошла с последней ступеньки.
     Она покинула каталог.
     Перед ней лежал огромный мир, в котором не было для нее места.
Но она найдет свою пристань. Она пойдет на поклон к Белиалу, она...
     Сарлуза не успела завершить мысль - зародившись где-то внутри
адское пламя сокрушительной силой мгновенно прорвало плоть и объяло
колдунью, отрекшуюся от господина, с ног до головы.
     Пламя было столь ярким, что ослепило на секунду зрителей,
несмотря на солнечный свет.
     Последний предсмертный крик отчаянья домчался до стоявших
наверху и обдал их словно ледяным водопадом.
     - Что... что с ней? - ослабевшим голосом спросил Радхаур
Фоора.
     - Силы Тьмы никогда не прощают своим подданным отречения. Месть
Белиала ужасна, - торжественно произнес верховный координатор.
     Радхаур в отчаянии смотрел на место, где мгновение назад была
отвергнутая им возлюбленная.
     Не от его меча погибла она. От любви. От любви к нему, Радхауру.





                     "Затаи свой блеск и сможешь пребыть стойким.
                  Возможно, что если будешь действовать, следуя за вождем,
                  сам не совершая ничего, то дело будет доведено до конца."
                                                             "Книга Перемен"




                                            "Если спросишь, кем я стану
                                             После смерти, - я отвечу:
                                             Над вершиною Пэнлая
                                             Стану я сосной высокой."
                                                             Сон Саммун

     Все ее называли просто - Марьян.
     Но сама она никогда не забывала настоящего имени: Ок Дон Ки. Она
всегда помнила свое происхождение. И в отличие от многих никогда не
жаловалась на судьбу, хотя на ее долю выпало немало горя и страданий,
оставивших убедительные безобразные отметины на всем теле.



     Она родилась далеко отсюда - в величественном и прекрасном
дворце могущественного вана страны Когуре и была любимицей мудрого
правителя.
     Три ее старших брата постоянно воевали на границах, отбивая
нападение армий государств Пэкче, Силлы и войск Танской империи.
     Сам же ван отправлял послов, задабривал многочисленных духов
празднествами и приношениями и решал государственные дела в столице.
А по вечерам шел в покои любимой дочурки и она пела ему песни,
которым научилась у старой кормилицы.
     Отец в свою очередь рассказывал ей удивительные истории про
пнсина, царя драконов, живущих в море, про легендарного Тангуна,
спустившегося с небес под мировое дерево Тан на горе Тхэбэксан, про
зачинателя их царственного рода Чумона, который родился из огромного
яйца невероятно красивым и сильным и основал их государство, совершив
множество поражающих детскую душу Ок героических подвигов, про
Великую Потерю Памяти и про жестокого поработителя духов Севибоба,
против которого духи в конце концов восстали и заперли навечно в
темнице из прозрачных стен...
     Девочка слушала тихий певучий голос отца часами, она считала его
таким же героем, как Тангун или Чумон.
     Когда Ок исполнилось девять лет, ее признали первой красавицей и
знатнейшие женихи из дальних стран, прослышав о ее красоте, приезжали
просить ее руки.
     Но ван не желал расставаться со своей единственной радостью.
Мать принцессы умерла, когда девочке было три года.
     Юная Ок жила, как в чудесной сказке, окруженная всеобщей любовью
и вниманием.
     И однажды случилась страшная беда - отец заболел неведомой
болезнью, сжигающей кости ледяным огнем.
     Он считал, что ван страны Пэкче, старый недруг, с помощью злых
колдунов наслал на него порчу. Отец чувствовал себя с каждым днем все
хуже и хуже. Кожа лица потускнела и плотно облегала череп, временами
он с трудом узнавал даже любимую дочь.
     Самые лучшие лекари и шаманы, собранные со всех концов страны
были бессильны помочь государю. Маму Сониму - духу заразных и злых
болезней ежечасно подносились лучшие фрукты, резались в жертву петухи
и к спешно поставленному памятнику из черного камня клались
прекрасные жемчужины, подобные волшебной Еый поджу, что помогает
морским драконам возноситься на небеса.
     Но ничего не помогало.
     Однажды, когда все надежды на выздоровление государя исчезли, во
дворец явился знахарь необычной внешности - он приехал издалека,
из-за западных гор, из удивительной страны Персия, о которой многие
никогда и не слышали. Знахарь сказал, что вылечит вана, но ценой
выздоровления будет красота его дочери.
     Ван с гневом прогнал иноземца.
     Принцессе ничего не сказали об этом - она случайно подслушала
разговор старших братьев. Вместе с преданной служанкой девочка
решительно направилась в город и разыскала персидского врачевателя.
     Она просто не могла поступить иначе, сердце ее разрывалось от
вида умирающего отца.
     Перс сдержал слово - страшная болезнь отпустила вана, он встал
с ложа.
     Как юная принцесса радовалась выздоровлению отца! Это был один
из самых счастливых дней ее жизни.
     А наутро у нее на спине вырос уродливый горб, изогнув стройную и
гибкую фигурку, на левой половине лица расплылось безобразное
огромное фиолетовое пятно. От ее чудесной красоты не осталось и
следа. Но что ей было до этого - отец здоров!
     Могущественный ван отдал распоряжение: найти заморского лекаря и
казнить публично.
     Бесполезно - чудодея и след простыл.
     Через полгода отец умер от горя - он не мог смотреть на
любимицу, которую изуродовал злой колдун.
     Жертва принцессы оказалась напрасной. Отец умер, былую красоту
не вернуть.
     На престоле воцарился старший брат. Он, как и все во дворце,
очень любил принцессу и тяжело переживал случившееся несчастье. Ему
больно было на нее смотреть.
     Люди отводили взгляды от юной принцессы, она все больше
проводила время в одиночестве, изредка смотрясь в золотое
полированное зеркальце и вспоминала, какой была совсем недавно. И не
могла вспомнить. И каждый день она ходила в пещеру к гробнице отца,
где на стенах искусные мастера выбивали барельеф с изображением
славных дел его правления.



     Новый ван решил покончить с тягостным положением.
     Он поднялся на гору Тхэбэксан и обратился к Хвануну, верховному
владыке неба, живущему на звезде Тхыльсон. Он предложил в услужение
небесному государю самое дорогое, что есть у него - единственную
возлюбленную сестру.
     Брат не знал, что ждет принцессу, но понимал, что во дворце, где
все напоминает о счастливом безвозвратном прошлом, ей оставаться
нельзя - она умрет от горя.
     Владыка неба согласился принять жертву - звезда с неба упала к
ногам молодого вана и обратилась в золотой, невероятно красивый
обруч. Человечьи руки не в состоянии сделать такие тонкие и сложные
узоры.
     Юной принцессе собрали сундуки с богатыми дарами и под
причитания служанок отвели на гору Тхэбэксан.
     Она осталась одна, ожидая чего угодно, даже смерти. И радовалась
бы ей, как избавлению от страданий.
     Она молила лишь, чтоб не было боли. Ок Дон Ки очень боялась
боли, она могла упасть в обморок от одного вида крови.
     Когда ее объяла стремительно темнота с яркими точками красных
сполохов принцесса испугалась и закричала. Никто не пришел ей на
помощь - исполинская сила, как рисовое зернышко подняла девочку над
землей.
     От ужаса надвигающейся смерти принцесса потеряла сознание...



     Так восемь лет тому назад принцесса Ок Дон Ки оказалась в
далекой чужой Ирландии, в Храме Каменного Зверя.
     Силами космическими ей предназначалось стать одной из жриц
судьбы.
     Для этой роли всегда подбирались девушки красивые, из хороших
семей - быть жрицей судьбы считалось почетным.
     И появление обезображенной горбуньи, чертами лица ни на кого не
похожей, вызвало недоумение у обитателей чудесного храма. Но с силами
космическими не поспоришь, а о знатном происхождении незнакомки
свидетельствовали расшитые золотом и жемчугом одежды из редких шелка
и парчи и многочисленные сундуки с золотыми украшениями и утварью,
что принес черный волшебный смерч во двор Храма Зверя вместе с
девушкой.
     Ее имя трудно было произносить уроженцам севера, и ей дали новое
- Марьян. Она не возражала.
     Узнав ее историю маджера и жрицы волшебного храма отнеслись к
ней сочувственно и мягким отношением постарались облегчить привыкание
к новой, совершенно чуждой для Марьян обстановке.
     Красивая женщина всегда с добротой и жалостью относится к
обиженной судьбой дурнушке.
     Полгода ее обучали всему, что должна знать и уметь жрица судьбы,
не обращая внимания, что ее, наверняка, ни один мужчина спутницей во
чрево Зверя не выберет.
     В центральном зале Храма находилась исполинская серо-коричневая
статуя фантастического Зверя, с телом похожим на львиное и с
несоразмерно огромной пастью.
     По призыву маджеры - главной жрицы - пасть открывалась и
впускала в каменную утробу жрицу судьбы с мужчиной, жаждущим узнать
свое будущее. И вместе со жрицей судьбы, он должен был провести в
темном помещении двенадцать дней - зверь изучал просителя.
     Двенадцать суток внутри каменного исполина, а в окружающем мире
проходило двенадцать часов - одно из чудес храма, к которому все
привыкли и не ломали голову над этой загадкой. К тому же дни,
проведенные внутри статуи, не старили человека - лучшие жрицы
десятилетиями находились с разными мужчинами внутри, а старились
наравне со всеми.
     И еще одна волшебная особенность зверя - в его чреве
одновременно могло находиться сколько угодно пар, и каждый проситель
был наедине со своей жрицей.
     По истечению положенного срока открывался выход со стороны
хвоста и выпускал узников в небольшой круглый зал. Жрица судьбы
ложилась в специальное черное углубление в полу и тут же теряла
сознание - Зверь забирал на время ее разум.
     А жаждущий узнать судьбу видел свое будущее на стенах волшебного
зала. Не всегда, правда, можно было истолковать многозначительные
символы, но в большинстве случаев картины были просты и понятны -
как просты и бесхитростны души многих отважных бойцов.
     Жрицы судьбы обязаны были удовлетворять просьбы всех, кто
возжелал и не побоялся узнать собственное будущее.
     У Храма Каменного Зверя была известность во всем мире. Он
пользовался лучшей репутацией, чем Дельфийский Оракул, испанский Храм
Девственниц, хайский монастырь у Озера-Зеркала Грядущего и множества
других храмов предсказаний.
     Чтобы толпы жаждущих горожан не осаждали Храм, за предсказание
брали плату - только ради этого, конечно. Но жили жрицы судьбы
богато, пользуясь покровительством и алголианской, и христианской
церквей.
     Частенько в Храме появлялись и гордые римляне, поклонники Марса
и олимпийских богов, и исповедующие самые разные религии - для жриц
этот вопрос не имел никакого значения, они поклонялись силам
космическим и волшебный Зверь был земным воплощением их мудрости и
мощи.



     Сперва Марьян часто плакала, вспоминая родной дворец и усопшего
отца, но потом ее захватило обучение - она каждый день узнавала
что-то новое, необычное. Она прониклась восхищением и уважением к
жрицам судьбы, их благородной роли и ждала с нетерпением дня, когда
станет одной из них.
     Марьян очень волновалась накануне дня инициации, боялась -
Зверь отторгнет ее и она никогда не станет жрицей судьбы.
     Она не спала всю ночь и сама себя убедила, что ничего не
получится, что никогда ей не встать в ряд с этими замечательными
женщинами, когда мужчина выбирает себе проводницу в чрево волшебного
чудовища.
     Зверь принял ее.
     С бешено колотящимся сердцем встала Марьян в ряд жриц, когда на
следующий день приехал в Храм сын бургундского короля узнать свое
венценосное будущее.
     Он прошел мимо, не заметив обезображенную девочку. А он был
такой красивый, такой... Но Марьян не возражала, если бы и кто из
сопровождающих принца дворян выбрал бы ее. Но нет - она осталась
невостребованной.
     Ритуал требовал, чтобы перед каждым просителем выстраивались все
жрицы. Жриц было много, несколько десятков. И все были красивы и
привлекательны. Кроме нее, Марьян.
     Она горько плакала, ей захотелось в тот день покончить с жизнью.
     Елефеда, жрица взявшая на себя опеку над юной неофиткой, чтобы
утешить убивающуюся из-за первой неудачи девушку, сказала, что Марьян
еще слишком молода, поэтому ее никто не не выбрал. Но ее время
придет, обязательно придет, и она много раз поможет узнать будущее
разным мужчинам. Елефеда была добрая и умная женщина. Марьян же было
всего двенадцать лет и хотя ей говорили о предназначении женщин в
жизни, она думала, что наедине с мужчиной они будут рассказывать друг
другу удивительные и интересные истории про духов и героев.
     И Марьян убедила себя - не без стараний Елефеды - что в
следующий раз она обязательно войдет в таинственные внутренности
волшебного Зверя уже не одна. Что она будет исполнять свое
предназначение, а не ходить бесцельно по длинным коридорам жилых
помещений Храма.
     Но на нее не взглянули и в следующий раз, и через месяц, и через
полгода.
     Марьян кляла судьбу (которую нельзя было узнать даже с помощью
Зверя - он предсказывал только мужчинам) и ненавидела свои уродства,
усматривая в них причину унижения. Она мазала лицо (очень красивое
лицо, если бы не фиолетовое пятно, как отмечали иногда другие жрицы)
специальными белилами. Она сама, помня рецепты родины, замешивала
тальк на яйце и розовом масле и густо накладывала на лицо, чтобы
замазать ненавистное пятно в пол-лица. Она старательно расправляла
плечи, чтоб не заметен был горб, когда стояла в ряду жриц пред входом
в недоступную для нее утробу Зверя. Бесполезно.



     Дни сменялись днями, проходили месяцы.
     Марьян смирилась со своей участью. Она полюбила книги и с
упоением читала исторические трактаты о былых битвах и подвигах -
библиотека Храма была богатая. В сундуках, принесенных неведомой
силой вместе с ней оказалось и множество корейских и китайских книг
- книги были очень дороги и считались наравне с золотыми украшениями
предметами роскоши и богатства. Она перечитывала истории, знакомые с
детства по замечательным рассказам отца.
     Марьян уже не верила, что когда-нибудь переступит еще раз, но в
ином качестве, таинственный порог беззубой пасти Зверя.
     Многие знатные господа приезжали со свитой. Иногда несколько
рыцарей или священников посещали храм одновременно и их
сопровождающие тоже хотели испытать судьбу (сколько всего видели
равнодушные стены зала предсказаний!).
     Но жриц всегда хватало. И Марьян провожала взглядом счастливиц,
помогающих людям, уходящих в такую желанную и недоступную темноту.



     Однажды тоскливым дождливым осенним днем к ним приехал целый
отряд.
     Жрицы догадывались, что их посетили наводящие ужас морские
разбойники, но их это не касалось - они обязаны помочь узнать судьбу
каждому, кто заплатит установленную цену.
     Когда капитан пиратов узнал плату, он расхохотался и сказал, что
перед задуманным опасным походом вся команда должна знать свою
судьбу. Один из помощников капитана отдал маджере мешочек с золотом
- там было много больше положенного.
     - И по бочонку нашего вина всем! - распорядился щедрый
капитан, положивший взгляд на самую красивую жрицу, умело-зазывно
улыбнувшуюся ему.
     Привычно думая о своем в длинном ряду жриц, Марьян при этих
словах незнакомца встрепенулась и мгновенно пересчитала прибывших. Их
было на семь человек больше, чем жриц! Ее час наступил!
     И действительно: когда офицеры и наиболее наглые и сильные
разобрали всех жриц, один из оставшихся - высокий и тощий мужчина с
беспрестанно ходящим кадыком на циплячьей шее и с редкими соломенными
волосами - в сердцах махнул рукой и подошел к Марьян.
     Двенадцать дней наедине с новым, чужим человеком!
     Марьян приготовилась отдать ему все свои знания, полученные от
учительниц-жриц и вычитанные за проведенные месяцы в библиотеке. Она
хотела...
     Но он сел за крепкий дубовый стол, едва закрылась за ним пасть и
сказал:
     - Налей вина!
     Марьян зажгла светильники, с трудом перевернула в огромной
подставке песочные часы с чудесным магическим стеклом, способным
выдержать огромную массу песка, рассчитанного ровно на двенадцать
дней - подобные чудеса в чреве Зверя даже не удивляли. Затем налила
ему вина и села рядом.
     Она попыталась рассказать ему про Зверя, про Храм и его высокое
предназначение, но он рявкнул:
     - Заткнись, дура! - и демонстративно отвернулся, уставился в
глиняную кружку с вином, смешанным для крепости со священным
алголианским сидом.
     Он думал о своей невезучей жизни (вот опять же неудача -
столько времени наедине с кикиморой горбатой!) и о том, что, может
быть, задуманный поход принесет ему богатства - они найдут новые
земли и он захватит себе поместье и станет сеньором и наберет себе
много служанок, которые не убирать и готовить будут, а...
     Марьян посидела, глядя как он наполняет очередную кружку
хмелящим напитком, и решила заняться делами - разобрать съестные
припасы, поправить шкуры на просторном ложе, заправить светильники...
     Часа через два, захмелев, он позвал:
     - Эй, ты...
     Марьян с готовностью подбежала к нему, очень неудачно
повернувшись злополучным пятном на лице прямо под свет свечи.
     Он взглянул на нее и непроизвольная отвратительная отрыжка была
реакцией на увиденное. Он грязно выругался.
     - Отойди, обезьяна чертова! - с гримасой отвращения сказал он
и вновь наполнил кружку.
     Марьян легла на краешек постели и горько заплакала - совсем не
того ожидала она.



     Проснулась Марьян от того, что ее резко и грубо перевернули на
спину и жадная рука, разрывая ткань ее ритуального платья, стала
шарить по груди.
     Мерзкий отвратительный запах винного перегара мгновенно вызвал в
ней позывы к рвоте. Марьян безумно испугалась и закричала - она
ничего не понимала, ей было жутко и дико.
     - Ты еще кричишь, дрянь! - услышала она голос избравшего ее в
спутницы мужчины.
     Грязная рука зажала ей рот, в то время как вторая его ладонь со
всей силы сжала молодую девичью грудь.
     Было очень страшно.
     Она вырывалась, извивалась, но он навалился на нее всем телом,
распластал на кровати, разорвал одежды...
     Вдруг с оглушающей, обжигающей болью что-то чужое, гнусное
разорвало ей внутренности, заставив на секунды забыть ее кто она, что
она, где она.
     Вековые дремлющие инстинкты самосохранения проснулись в
благородной принцессе. Марьян рванулась из последних сил,
высвободилась от зажавшей рот ладони и впилась молодыми крепкими
зубами в плечо насильника. Она сжимала зубы, думая лишь об одном -
чтобы прекратилась эта непереносимая боль, чтобы чуждое, гнусное ушло
из нее...
     Мужчина от неожиданности и резкой боли закричал и рванулся.
     Зубы девушки были сжаты столь плотно, что вырвали кусок плоти
вместе с обрывком пропотелой полотняной рубахи.
     Он, прижимая правой рукой кровоточащую рану на плече, подскочил
к столу и схватил широкий нож для резки вяленого мяса и хлеба.
     - Дрянь! Гадина! Обезьяна! - кричал он. - Я сделаю тебя еще
уродливей, ведьма!
     Марьян вскочила с ногами на кровать, прижавшись спиной к
холодной каменной стене и лохмотьями платья прикрывала свое
надруганное естество.
     - Не-ет!" - кричала она.
     Но кроме насильника ее никто не слышал. Они были одни. И вдруг
Марьян подумала, что он сейчас убьет ее и что ей не хочется погибать,
она счастлива здесь, в Храме Зверя, и она еще может принести
кому-нибудь пользу, она еще молода!!!
     Вне себя от боли и неудачи, распаленный вином и непреодолимой
похотью, мужчина схватил ее за руку и грубо сбросил на пол. Он ударил
ногой, попав девушке в левую грудь.
     Она попыталась подняться, он схватил ее железной хваткой за
черные кудрявые волосы и отшвырнул на постель.
     В мерцании светильников его искаженное лицо показалось ей
гадостнее самых отвратительных злых духов - мименгви. И еще краем
сознания она с ужасом поняла, что сама сейчас превратится в мименгви,
ибо ими становились души убитых людей и самыми злыми из мименгви были
торенсины - духи убитых незамужних девушек.
     Она не желала быть злым духом, ведь она так любит людей! За
что?!
     - За что?! - истошно завизжала она.
     Но вряд ли он слышал ее слова - он рычал ругательства, которые
невозможно было разобрать: сплошной звериный рев.
     Он уселся на нее верхом, коленом зажав ее левую руку и
придерживая правую за запястье. В тусклом сиянии стенного светильника
блеснул нож.
     Острая боль пронеслась по чистой, не обезображенной половине
лица и в глазах полыхнул ослепительный свет.
     Он с извращенным наслаждением рассекал ей кожу быстрыми нервными
взмахами руки - он ее пока не хотел убивать, он наслаждался своей
силой и властью над беспомощной жертвой.
     Когда от непереносимой боли она перестала биться, он отрезал
(рука дрожала поэтому не смог одним движением отсечь, а кромсал по
живому) ее правую грудь, и затолкал нежную окровавленную плоть в
раскрытый девичий рот.
     Потом вновь овладел ею.
     Марьян не потеряла сознания - боль оглушила, обездвижела ее, но
она все понимала. Она понимала, что когда он насытится, он убьет ее.
Она молилась - молилась милостивому Хвануну, верховному небесному
владыке своего народа, молилась всем добрым духам, оберегающим ее
царственный род - но они были далеко, очень далеко, там где
рождается солнце. И тогда она взмолилась к силам космическим,
которые, как считали жрицы, покровительствуют Храму. Где же вы,
почему позволяете надругательство над верной служительницей вашей?!
Пусть еще молода, пусть не принесла еще пользы... Но ведь как хочется
жить!
     Он не прекращал рычать ругательства - все, какие только
приходили на ум, не вникая в смысл - и правой рукой заталкивал ей в
рот ужасный кляп. Вид окровавленной жертвы невероятно восхищал его,
возбуждал, пробуждал дотоле неведомые чувства потрясающей глубины,
ему хотелось взять ее много раз, в промежутках разрывая зубами
молодое упругое тело, измазаться всему в ее крови...
     Он обезумел.
     Ни Марьян, ни тем более ее насильник, не замечали - просто не
обращали внимания - что стены помещения сотрясает едва заметная, но
все нарастающая дрожь, что свет становится ярче и ярче и исходит не
от слабых светильников, а просачивается из стен...
     Наконец он прервал свое безумное движение - в комнате было
светло, как солнечным днем - и непонимающе оглянулся.
     Раздался глухой рык и треск.
     Марьян обессиленно - над ее кровоточащей грудью был занесен
широкий острый нож - скосила глаза в сторону шума. Ей было почти все
равно, она уже считала себя мертвой.
     Из стены, разломав стол, к ним надвигалась ужасная голова Зверя.
Такая ж, как та, в пасть которой они вошли, только много меньше - на
длинной, словно змеиной шее из того же серо-коричневого камня, что и
стены комнаты. Только в отличие от большой головы зверя у этой были
зубы - острые, слегка изогнутые клыки.
     Мужчина от ужаса закричал. Пораженный злобой, страхом и
окатившим чувством бессилья он вонзил нож, что держал занесенным, в
тело жертвы.
     По счастью рука его дрогнула, и нож скользнул по ребрам Марьян,
не задев исстрадавшегося девичьего сердца.
     Чудовищная голова Зверя настигла разбойника (как ни убегал
злодей, как не уворачивался, но спрятаться было негде) и пожрала его.
Сцена эта длилась долго - Марьян смотрела равнодушно, не в силах
пошевелиться. Она смогла только вытолкнуть языком изо рта свою
собственную плоть.
     Свершив возмездие, звериная голова вновь втянулась в стену и
выход из утробы Зверя-большого открылся. На пороге стояли
взволнованные маджера, Елефеда и другие женщины.
     И тогда Марьян - только тогда! - погрузилась в глубокий
обморок.



     Она долго болела, почти год пролежала в постели. Некоторые раны
были опасны и она потеряла много крови.
     Но молодой организм оправился. Правда, левая рука отсохла и
безжизненно висела вдоль тела. Спину еще больше изогнуло из-за
ранений, на чистой от фиолетового пятна половине лица, украв
последние остатки былой красоты, теперь красовались два жутких
багровых шрама и несколько мелких.
     После происшедшего ей было труднее оправиться морально - в
какой-то момент той жуткой ночи она посчитала себя мертвой, ей стало
все равно. И когда Марьян очнулась в окружении добрых знакомых лиц то
не поняла, почему она до сих пор жива и зачем.
     С ней постоянно по просьбе маджеры сидела одна из жриц. И все
время говорила: верховная жрица велела рассказывать Марьян все подряд
- лишь бы как-то пробудить у несчастной интерес к жизни.
     Марьян слушала с широко раскрытыми пустыми глазами, на
задаваемые вопросы односложно отвечала.
     Женщины, будучи один на один с Марьян, рассказывали о своих
первых посещениях внутренности каменного Зверя, о своих переживаниях,
волнениях, сомнениях. Рассказывали о давнем прошлом и о болячках
настоящего, рассказывали страшные и смешные истории: настоящие и
придуманные, волшебные и скабрезные.
     Марьян лежало недвижно, равнодушно, никак не реагируя на
рассказы, и женщины быстро переставали обращать на нее внимания,
рассказывали сами себе - говорили о самом сокровенном, о чем никогда
никому не рассказывают. Марьян лежала, уставившись в никуда, но она
понимала каждое произнесенное слово. Ей просто все было безразлично.
Она умерла.
     Тогда маджера разыскала в хранилище книги, бывшие в сундуках,
принесенных диковинным смерчем вместе с Марьян, и жрицы во время
дежурств у ее постели стали читать легенды и предания родины Марьян:
про героя Хвануна; про духа ветра Ильмунгвана Парамуна; про Арен,
супругу Пак Хекоссе, родившуюся из левого бока петушиного дракона с
клювом вместо губ, который отпал после омовения в священных морских
водах; жестокую легенду про брата и сестру великанов, живших с
матерью у горы Амисан, как однажды они поспорили кто сильнее и
выносливее и проигравший платил жизнью: брат в каменных башмаках
должен был пробежать четыреста ли до столицы и обратно, а сестра
построить стену вокруг горы, и когда стена была почти готова,
оставались лишь ворота, мать позвала дочь поужинать и пока сестра
ужинала вернулся брат - он решил, что он победил, отрубил сестре
голову, когда же мать сказала, что это она отвлекла дочь, то брат не
желая жить бесчестно, вонзил меч в грудь.
     Как-то раз Елефеда пересказывала своими словами прочитанную
грустную историю девушки Аран, которую хотели изнасиловать и которая
сама отсекла себе оскверненные груди, а насильник убил ее и бросил
труп в тростники, а ее неуспокоенный дух убил начальника уезда, и
убивал каждого приезжающего из столицы на его место, пока не нашелся
молодой человек, не убоявшийся страшного духа: он нашел в тростниках
тело покойной и влюбился в бездыханную девушку и силой любви оживил
ее - дух вселился в тело и они жили счастливо, а насильника нашли и
казнили...
     - Так и ты, Марьян, еще дождешься своего "молодого человека"...
- закончила сказание Елефеда, заметив вдруг в глазах Марьян признаки
любопытства.
     Марьян знала эту легенду - Аран не нашла успокоения, она
превратилась в мименгви и ее именем пугали юных девушек.
     Но, как ни странно, после этой легенды у нее вновь пробудился
интерес к жизни.
     На следующий день, хотя еще было тяжело, она встала с постели и
отправилась, придерживаемая Елефедой, в библиотеку.



     У нее вдруг оказалось много подруг - почти все жрицы.
     В Храме Каменного Зверя впервые произошел столь страшный случай
и Марьян все жалели. В то же время это событие как бы соединило жриц.
Они почувствовали, что служат не только людям, желающим знать
будущее, но и могущественной силе, которая проснулась и больше
никогда - наверняка никогда! - не даст никого из своих служительниц
в обиду.
     Красивые женщины всегда соперничают и не доверяют друг другу до
конца. Другое дело - Марьян. К тому же если один раз уже была с ней
откровенной, то чего юлить в другой раз?
     Некоторые жрицы время от времени вызывали в душах посетителей
страстную любовь и те желали соединиться с ними - это не
возбранялось, особенно если в предсказании появлялся маломальский
намек. В таком случае маджера выдавала богатое приданое и
обитательницы Храма Зверя торжественно прощались с бывшей жрицей.
     И хотя на жизнь в Храме пожаловаться было трудно, многие женщины
мечтали влюбить в себя знатного рыцаря, выйти замуж и воспитывать
детей.
     Своими мечтами они делились с Марьян - больше ни с кем на эту
тему поговорить они не могли. Марьян никогда не открывала никому
чужих тайн, хотя поначалу кое-кто пытался вытянуть из нее откровения
подруг.
     Марьян стала общей любимицей, ею даже гордились. Она много
времени проводила в библиотеках и через несколько лет ей стали
пророчествовать в будущем место маджеры - ну и что, что некрасива,
главная жрица Храма не ходит с мужчинами в утробу Зверя. А личные
качества девушки с необычной для всех внешностью и страшными
уродствами вырабатывались подходящие.
     Оправившись, Марьян вновь вынуждена была вставать в ряды жриц,
когда приезжал очередной проситель предсказания. Но уже была уверена,
что больше не окажется в той страшной комнате.
     И не желала там оказаться.



     Три года назад молодой красивый рыцарь из Дублина выбрал Марьян
спутницей во чрево Каменного Зверя!
     Она была поражена, но отказать не имела права.
     Она боялась, очень боялась повторения прошлого. Не того, что ее
опять изуродуют, а что могут изнасиловать против воли - мало ли
какие безумные мысли и страсти могут скрываться за приятной
внешностью... Может, как раз красивые женщины и не вызывают в нем
желания, Марьян слышала о таких...
     Сэр Димерик, так звали рыцаря, напротив, совсем не желал
кого-либо насиловать - против воли или по ее согласию и желанию.
     Он был влюблен. Влюблен страстно и почти без надежды на
взаимность - предметом его вожделений была фрейлина ирландской
принцессы, прекрасная Ланисса.
     Чтобы не терять бесплодно время в ожидании пророчества, сэр
Димерик стал писать возвышенную поэму в честь своей избранницы.
     По опыту прошлого раза, Марьян не заговаривала со своим
подопечным, занималась разборкой продуктов, утвари.
     Он сам позвал ее. Усадил за стол, налил ей вина и прочитал:

                     Высокородная, прекрасная Ланисса,
                     Моя душа поражена,
                     Мой щит разбили вы своею красотой,
                     Ваш взгляд подобен молнии святой..."

     - Ну как? - спросил он.
     Она честно ответила.
     Они разговорились. Марьян впервые в этой жизни - не в той, что
протекала в далекой родной стране, уже полузабытой - разговаривала с
мужчиной.
     Он часами рассказывал ей о предмете своей любви: как они впервые
встретились, как она обворожительно улыбнулась, как он вызвался
выступать в ее честь на турнире, но не удержался в седле и теперь
хочет завоевать ее сердце прекрасными словами.
     Сэр Димерик понравился Марьян. Она не завидовала неведомой
придворной даме, не хотела быть на ее месте, она от всей души желала
успехов в любви симпатичному рыцарю с возвышенными устремлениями.
     Он стал ее другом.
     Двенадцать дней пролетели быстро, он едва успел дописать свою
поэму. Не очень хорошую, как считала начитанная Марьян. Вслух она
этого, конечно, не сказала.
     Она не знала, какое было пророчество сэру Димерику - лежала в
это время без сознания в черном углублении пола. Но подруги, имеющие
привычку подглядывать за предсказаниями, сообщили, что любовь его
безответна.



     Через несколько месяцев сэр Димерик приехал вновь.
     Марьян не было в ряду жриц, она плохо себя чувствовала в тот
день - старые раны иногда болели.
     Сэр Димерик поинтересовался у маджеры, что с Марьян. Он дождался
следующего дня, когда она встала с постели.
     Они опять провели вместе двенадцать дней - в этот раз он
приехал с конкретной целью написать новую поэму, предсказание его уже
не интересовало.
     В родном замке ему не давали сочинять домашние - отец, мать,
сестры и младший брат. А поэма его понравилась королю и принцессе,
поэму сэра Димерика стали читать на пирах. Король заплатил поэту
щедрое вознаграждение, что и дало ему возможность вновь посетить Храм
Зверя.
     Они много и увлеченно беседовали, Марьян даже сочинила ему два
больших куска для поэмы - в ней повествовалась о печальном рыцаре,
который ради дамы сердца совершал подвиги, сражаясь с драконами и
злодеями, но так и не снискал любви избранницы.
     Сэр Димерик ни разу не прикоснулся к Марьян, как мужчина к
женщине. У него даже мыслей таких не возникало. Марьян с ним было
хорошо и спокойно, она искренне желала, чтобы сэр Димерик добился
расположения своей избранницы - она сочувствовала его страданиям.
     Через несколько дней после его отъезда она вдруг поняла, что
хочет, чтобы он снова посетил их Храм.
     И он приезжал - раз в несколько месяцев, чаще было денег на
плату за предсказание не собрать.
     Каждый раз его предсказания слегка отличались друг от друга, что
лишний раз доказывало - достоверных пророчеств на свете не бывает,
все зависит от воли человека и благорасположения богов.
     С каждым посещением крепла его уверенность, что он в конечном
итоге добьется любви прекрасной Ланиссы.



     После второго приезда сэра Димерика, примерно через полмесяца, в
Храм прибыл престарелый епископ Дублинский и прямо назвал имя Марьян.
     Он приехал дописать трактат о пророках ветхого завета - дело
всей жизни, и боялся умереть не закончив труд. Дополнительные полторы
недели, да еще без будничных повседневных забот, были ему очень
кстати.
     Сэр Димерик рекомендовал ему в спутницы Марьян.
     За те дни, что провела с епископом во чреве Зверя, Марьян
дочитала ветхий завет (раньше "Книга Книг" давалась ей с большим
трудом) и очень помогла святому отцу, увидев свежим взглядом детали,
которых он дотоле не замечал.
     Святой отец остался доволен визитом во многом благодаря именно
Марьян. Он закончил свой объемный труд.
     С тех пор в Храм неоднократно приезжали люди, которым надо было
обдумать что-то, либо написать и они выбирали уродливую девушку с
мужским складом ума и незаурядной начитанностью.
     По всей Ирландии про нее пошла слава - может и не совсем
заслуженная - мудрой женщины, жрицы судьбы.
     Но никогда, ни единого раза, никто не взглянул на нее как на
женщину. В то время, как все другие жрицы судьба - Марьян это
прекрасно знала по откровениям подруг - непременно занимались
любовью с подопечными, что, как считалось, нравилось Зверю и
способствовало пророчеству.
     И никто даже не догадывался, как страдала бедная уродинка,
сколько слез выплакала наедине в своей уютной келье. Временами она
даже жалела, что стала сопротивляться в ту ужасную ночь - стерпела
бы и открылось бы ей, пусть краешком, пусть на мгновение, чувство
блаженства от близости с мужчиной...




                     "Знали б мы, к чему порой ведет случайный взгляд."
                                                     Роджер Ватерс


     День был ненастным, дождливым - таким же, как тот кошмарный,
когда приехали морские пираты. Только не осенним еще - хотя конец
лета.
     Несмотря на погоду, у Марьян было хорошее настроение: ночью ей
приснился страж Весны зеленый дракон Чхоннен, что сулит счастье.
     Сэр Димерик давно не приезжал (как там у него дела, неужели
добился любви своей дамы сердца и забыл о несчастной уродине в Храме
Каменного Зверя?) и почему-то Марьян посчитала, что явление зеленого
дракона означает его приезд.
     И когда зазвонил колокол, призывающий всех жриц на ритуальный
сбор, Марьян была уверена - приехал сэр Димерик. Она соскучилась по
его обществу.
     Марьян с некоторым сожалением отложила толстый том хроник
древней китайской династии, быстро одела ритуальное платье и вышла из
кельи.
     Когда она вошла в зал Зверя, то увидела трех юношей, рослого
бородатого рыцаря не первой молодости и еще одного воина. Марьян
давно научилась определять откуда прибыли очередные гости по одежде и
редко ошибалась.
     Гости были бритты, причем из очень знатных - наверное принц
какой-нибудь, два его друга и рыцарь-наставник. А вот пятого
человека, хоть и был он в одеждах, похожих на бриттские, Марьян сразу
опознала, как алголианина - по прическе, по манере держаться, по
взгляду и поджатым губам.
     "Это ненадолго," - решила Марьян. Скоро она вернется к
оставленной на интереснейшем месте хронике.
     Такие ее не выберут никогда.
     Маджера заканчивала гостям объяснять условия грядущего
пророчества. Жрицы судьбы привычно выстраивались в традиционный ряд.
     Один из трех юношей - явно принц - внимательно слушал главную
жрицу, второй с удовольствием разглядывал ряды молодых женщин, третий
был мрачен и смотрел в пол. Бородатый рыцарь и алголианин отошли к
специальным скамьям у дальней стены - они не собирались узнавать
свое будущее.
     Маджера закончила пояснения и стукнула тонким длинным золоченым
посохом о каменный пол. Женщины прекратили смешки и разговоры.
     Наступал торжественный момент - для прибывших разумеется, а не
для жриц судьбы.
     Маджера трижды, по числу просителей, провозгласила, ударяя
посохом в пол:
     - Мзилаер Обрут! - слова, кажущиеся полной бессмыслицей
непосвященным и так много говорящие людям знающим.
     Глаза Зверя не открылись, как обычно, не зажглись тусклым
зеленым огнем.
     Главная жрица не была обескуражена - Зверь был занят своими,
никому неведомыми мыслями. Такое иногда случалось. Зато Марьян тяжко
вздохнула - придется сидеть со всеми за столом, смотреть как подруги
пялятся на гостей и корчат им соблазнительные улыбки.
     - Зверь размышляет, - сказала маджера. - Вы войдете в него
через три часа.
     - Но у нас нет времени! - сказал тот, которого Марьян
посчитала принцем. - Нас ждет корабль.
     - Вы можете уезжать, - спокойно сказала маджера. - Войти в
Зверя сейчас нельзя.
     - Хорошо, - согласился юноша. - Где мы можем переждать? На
улице ливень...
     - Мы нижайше просим вас оказать нам честь и отведать наших
угощений.
     - Спасибо.
     За обедом гости представились: верховный король Британии Этвард
Пендрагон, сэр Радхаур, граф Маридунский, король Ламорак
Сегонтиумский, сэр Таулас и Гуул.
     "Однако, - пожала плечами Марьян. - Я-то полагала принц со
свитой, а они уже все короли и графы..."
     Марьян очень редко ошибалась в своих предположениях.
     Сэр Радхаур почти ничего ни ел, пригубил из высокого кубка
драгоценное родосское вино ("С чего бы это маджера расщедрилась?" -
недоумевали жрицы судьбы) и ни слова за весь обед не сказал -
смотрел хмуро на стоящий перед ним кубок.
     Король Этвард внимательно слушал рассказы маджеры и с интересом
поглядел на Марьян, когда главная жрица поведала страшную историю с
изнасилованием.
     Как всегда при таких взглядах Марьян захотелось встать,
убежать...
     А маджера всегда рассказывала гостям за обедом эту историю - в
предупредительных целях. Чтоб у просителей даже мысли не возникало
ударить или взять силой попечительницу в чреве Зверя - чудовище
бдительно охраняет своих служительниц.
     Третий же юноша, король Сегонтиумский, как и сэр Радхаур,
маджеру не слушал - он сравнивал сидящих за столом женщин (Марьян
он, естественно, не замечал) и никак не мог выбрать.
     Все женщины глупо и беспардонно улыбались ему.
     "Желанные подопечные для каждой жрицы, - думала Марьян. -
Интересно, кому повезет?"
     И вдруг Марьян с удивлением отметила факт, что смотрит на сэра
Радхаура, как на мужчину. Он нравится ей. Да что такое?! Она думала,
что подавила в себе все намеки на такие чувства за ненадобностью -
ан нет! К тому же он ведь юноша, почти мальчик, не брился никогда. Но
что-то в нем было такое... разве словами объяснишь?!
     Марьян заставила себя отвернуться, с трудом пытаясь думать об
отложенной книге. Но вот досада, она никак не могла вспомнить на
каком месте остановилась.



     Все пытаясь думать о небесном императоре загадочной страны,
Марьян встала в ряд жриц.
     - Мзилаер Обрут! - раздался торжественный голос маджеры. -
Мзилаер Обрут! Мзилаер Обрут!
     Пасть Зверя открылась: лениво, словно чудовище зевало
недовольно, разбуженное главной жрицей.
     Настал час выбора - кому из подруг повезет?
     В зал кто-то вошел, Марьян скосила глаза и радостно улыбнулась.
     Приехал сэр Димерик. Она снова будет с ним в чреве Зверя, узнает
наконец, как там его любовь.
     Но ей сейчас нельзя было выйти из ряда и она стала с
любопытством наблюдать, как юноши выбирают себе проводниц в будущее.
Она любила смотреть на мужчин в такие мгновения - сколько чувств
можно прочитать на лицах!
     Этвард, когда маджера попросила его выбрать себе проводницу, ни
секунды не колеблясь, словно на первую попавшую, указал на Ларсу,
самую красивую женщину из всех.
     Ламорак закусил губу - до чего естественно получилось у Эмриса,
будто ему все равно! И юный король Сегонтиумский спешно пробежался по
фигурам женщин - он бы выбрал всех, почти всех. Он смотрел на
стоящих и улыбающихся ему женщин и думал: как жестока судьба, которая
заставляет делать выбор.
     Наконец, он перехватил взгляд маджеры и решился.
     Марьян почувствовала волну разочарования остальных подруг: для
них оставалась последняя надежда на сегодня - насупленный
темноволосый юноша, в котором было нечто необъяснимо-притягательное.
     Конечно, жрицы заметили прибывшего сэра Димерика, но его здесь
хорошо знали и всем было известно к кому он приезжает.
     Пасть исполинского чудовища закрылась, поглощая Ламорака с
избранницей - словно сглотнула их.
     И распахнулась вновь.
     Маджера обратилась к третьему юноше:
     - Выберите себе жрицу, что поможет вам узнать ваше будущее, сэр
Радхаур.
     Юноша посмотрел на настоятельницу Храма, потом перевел взгляд на
длинный ряд женщин.
     Казалось, все затаили дыхание.
     - Можно я пойду вон с той? - палец уперся в Марьян.
     Марьян посмотрела направо - а кого он выбрал? Справа не было
никого, она стояла последней. Значит - стоявшую рядом Елефеду.
     Но нет - сэр Радхаур выбрал ее, Марьян.
     Сердце несчастной уродины заколотилось - ведь он ей понравился,
еще как понравился!
     Но она тут же закричала молча на себя: "Опомнись, дура! Ему
просто не хочется никого из женщин, у него есть дама сердца, которой
нельзя изменить даже в мыслях - как сэру Димерику!"
     Ей хотелось узнать причину его мрачного вида - за время
заточения в чреве Зверя мужчины обычно вываливают благодарной
слушательнице накопившиеся сомнения и неприятности, чтобы она
развеяла тревоги перед тем, как он узнает пророчество Зверя.
     Краем глаза девушка увидела досадливое движение сэра Димерика.
Теперь ему придется переночевать в Храме, если он хочет уединиться в
утробе монстра именно с Марьян.
     Сэр Радхаур взял ее за руку - какие холодные у него пальцы! -
и, не глядя на нее, пошел прямо к разинутой пасти.
     Как хорошо, что Марьян не видела в этот момент выражение
собственного лица со стороны - она бы умерла от стыда, настолько
глупо-счастливая улыбка исказила обезображенное лицо.



     Марьян за руку с незнакомым юношей переступила волшебный порог и
вдруг что-то ей подсказало: там, за спиной остается вся прошлая
жизнь, которая больше не вернется.
     Она резко обернулась, но увидела лишь, как закрывается пасть
чудесного Зверя.
     Дорога назад отрезана для нее.
     Она не знала почему, но была уверена - что-то изменится в ее
жизни.
     И Марьян испугалась.
     Пытаясь унять охватившее волнение, она зажгла дрожащей рукой
светильники и подошла к огромным песочным часам с нарисованными на
стекле полосками - отметинами двенадцати дней. Вынула стопор
здоровой рукой и перевернула их - тяжелый корпус в специальной раме
легко повиновался.
     Посыпались песчинки, отмеряя вневременье между прошлой ее жизнью
и неведомым будущим, которое не похоже на предыдущую жизнь.
     Откуда в Марьян появилась эта уверенность?
     Она не знала.




                                    "Долину увидишь, пройдя перевал,
                                     Прекрасней которой никто не знавал."
                                                     Фирдоуси "Шах-наме"


     - Ты кушать хочешь? - спросила Марьян.
     Он лежал на кровати, уставившись пустым взглядом в черноту
потолка.
     Ему было плохо - Марьян не могла этого не видеть. Изредка он
стонал, пытался подавить стон и звук превращался в хриплый рык. Жрица
видела, что мелкие бисеринки пота от внутреннего сжигающего пламени
выступили на лбу и висках юноши.
     - Ты кушать хочешь? - повторила она.
     Марьян не знала как вести себя с ним, что делать, но почему-то
ей больно было смотреть, как юноша страдает. Она не могла понять
причину его мучений. Друзья за столом относились к нему
доброжелательно, сочувственно, но сами не предавались унынию.
     Значит, Радхаура терзает что-то касающееся его одного, но что?
     Он юн, здоров, красив, знатен, полон сил...
     Что?
     Марьян не могла понять. Но она не желала, чтобы он все больше и
больше предавался своему горю. Ей захотелось накричать на него, чтобы
хоть как-то вывести из непонятного состояния.
     - Ты кушать хочешь, Радхаур? - в третий раз спросила она
громко.
     Он приподнялся и сел на постели.
     - Я - сэр Радхаур, - сквозь зубы сказал он, сделав особое
ударение на слове "сэр". - Граф Маридунский. Мой род один из самых
славных в Британии. Изволь обращаться ко мне...
     - Я тоже происхожу не из простолюдинов! - вдруг тихо, но зло
произнесла жрица судьбы. - Мое настоящее имя Ок Дон Ки! Мой отец -
царственный ван страны Когуре и ведет свой род от легендарного сына
небесного царя Тангуна!
     Марьян сама не понимала, почему так агрессивно ответила.
     Радхаур встал и потер ладонями лицо. Встряхнул головой.
     - Хочу, - вдруг сказал он.
     Марьян не поняла сперва чего он хочет. Радхаур пошел к большому
столу из толстых дубовых, отполированных временем и почерневших
досок. Марьян догадалась, что он ответил на ее вопрос.
     Она отрезала ему лучший кусок копченой оленины и налила вина. Он
тупо посмотрел на глиняную кружку и стал пить. Струйка потекла по
подбородку - Радхаур не замечал.



     Радхауру было плохо.
     Очень плохо.
     Он перерождался. Он думал: Уррий умер в нем со смертью отца, с
гибелью Лореллы...
     Нет, Уррий умирает в нем именно сейчас.
     Радхауру было страшно, было нестерпимо страшно, было больно.
Боль, правда, - знакомая уже тупая боль в затылке, но такой сильной
не было еще никогда - отступала.
     Радхаур увиделся с головой Алвисида и прошлая жизнь оказалась
отрезанной навсегда. Рухнули в безвозвратную бездну наивные мечты и
мальчишечьи представления о собственной судьбе четвертого сына
знатного рыцаря.
     Когда Радхаур с друзьями вошел к священной реликвии, он встал на
колени пред головой своего предка (она находилась на низком черном
постаменте в тайном зале каталога, и чтобы рассмотреть лицо пришлось
вставать на колени).
     Лицо поверженного бога было безжизненным, словно из белого
холодного мрамора - так и должно быть, наверное.
     Радхаур подумал даже, что пред ним тонкой работы произведение
искусства - как в Рэдвэлле, в покоях отца стояла античная статуя
девушки.
     Глаза мертвой головы вдруг открылись.
     Радхаур не испугался - верховный координатор предупреждал о
такой возможности.
     Алвисид долго смотрел на Радхаура, изучая его.
     - Ты - Сидморт! - наконец произнесли с трудом мраморные губы.
- Ты вернешь меня к жизни!
     Радхаур почувствовал, как в груди поднимается великое желание
скорее восстановить легендарного предка, оживить его. Но боль в
затылке и что-то еще подсказало - это желание идет не из него
(вернее, не только из него), оно откуда-то из внешнего мира. И не
надо гадать откуда вливается в него это желание. Но Радхаур не
сопротивлялся - он гордился своим предком. Только вот боль в
затылке...
     - Та-ак... - медленно произнес поверженный бог.
     Радхаур понял, что Алвисиду еще тяжело - он с трудом выбирается
из каменного забытья, пробужденный приходом наследника.
     - Фоор, выйди! - приказал неожиданно Алвисид.
     Верховный координатор поклонился и вышел (ни единым движением он
не показал своих чувств).
     Радхаур остался с Этвардом и Ламораком. Алвисид стал задавать
вопросы Радхауру, один раз даже спросил Этварда. Потом долго молчал,
юноши не осмеливались перебивать. Наконец сказал:
     - Мне еще тяжко, но я проснулся. Пока я могу видеть только в
вас, мир не могу... Отвези меня в Рэдвэлл. И найди как можно скорее
все мои части тела. Теперь тебе будет легче, юный Сидморт... Ты
поймешь. Скорее найди мои части!..
     Чувствовалось, что Алвисид хочет отдохнуть (Радхаур почему-то
удивился, что бог, даже только если одна голова осталась от бога,
может уставать).
     - Все брось и собирай меня! - жестко приказал Алвисид.
     Этвард позади Радхаура дернулся, но Радхаур жестом руки
остановил друга и сказал:
     - Но я сейчас не могу! В моей стране саксы и варлаки жгут
города. Мой замок, за который я отвечаю перед памятью предков,
осажден врагами, мой король - в бегах! Я сейчас не могу - потом! Я
обязательно начну собирать твои члены, сэр Алан, обязательно, но
потом!
     Радхаур говорил громко и взволнованно.
     И жутко в замершей тишине зала прозвучал негромкий ответ
Алвисида:
     - Плюнь на все! Ваш замысел хорош, но не сулит верной победы.
Оживи меня, пусть друзья тебе помогут. Сделай все возможное, но
собери меня как можно скорее. И я решу все ваши проблемы - саксы
забудут, что такое Британия... Потомок Артура воцарится на
престоле... Все беды будут забыты в вашей стране!.. Собери меня -
только это теперь должно волновать тебя, молодой Сидморт!
     Больше всего юношей почему-то поразили слова "в вашей стране". И
тут Этвард сказал:
     - Пусть Радхаур поступает как считает нужным, но свою страну
освобождать от врагов буду я сам - за меня господь Бог и народ
бриттский!
     Алвисид снова открыл глаза и с удивлением взглянул на Этварда:
     - Народ бриттский... А ты знаешь его, свой народ? Ты знаешь
заботы и желания простого воина, горожанина, крестьянина? Даже если
ты победишь врага, это не значит, что ты будешь хорошим королем.
Освободите меня и я все сделаю!
     Радхаур снова встал на колени пред головой сына Алгола и сказал:
     - Сэр Алан, я думаю так же, как Этвард. Мы не можем ездить по
чужим далеким странам, когда родина в опасности. Но это не продлится
долго. Я возьму вас с собой и привезу в Рэдвэлл. Когда мы сами
победим - я отправлюсь собирать ваши... части тела... Если я не
погибну в сражениях.
     Алвисид долго смотрел на своего наследника. Размышлял. Потом
вздохнул и сказал:
     - У нас еще будет время поговорить. Думай. А сейчас идите.
Позовите ко мне Фоора!
     Радхаур вышел из тайного зала и стал подниматься по лестнице из
подземелья. Вдруг словно тысячи звуков оглушили его, словно в голове
многотонный колокол литыми стенками стал стукаться о медный язык.
Ноги Радхаура подкосились, он схватился за голову и если бы друзья не
поддержали, он неминуемо бы упал на ступени винтовой лестницы.
     Сколько Радхаур был в беспамятстве он не знал.
     Когда пришел в себя - лежал в постели, Этвард и Ламорак
находились рядом. Радхаур слышал их мысли, словно голоса! И боль...
тупая боль в затылке.
     Радхаур слышал - Этвард думает о том, что как можно скорее они
должны быть вместе со всей армией в Британии.
     Надо было подниматься. Но он был слаб. Не физически - душевно.
Ему требовалось время придти в себя, обдумать...
     И тогда верховный координатор посоветовал отправиться в Храм
Зверя, где двенадцать дней умещаются в полсуток. Фоор сказал
Радхауру, что скоро он привыкнет к своей волшебной способности
слышать мысли других, скоро они перестанут мешать ему, он сможет
распоряжаться приобретенным даром с пользой и по собственному
желанию.
     Фоор говорил правду - уже было легче. Всего несколько часов он
в темной утробе каменного чудовища и слышит лишь тишину...
     Как только он подумал об этом, в голове тут же раздался
взволнованный звонкий голос черноволосой горбуньи, но Радхаур
постарался подавить его в себе, не разбирая слов.
     Удалось! Он почти с благодарностью посмотрел на жрицу судьбы.
     - Какое животное так изуродовало тебя? - спросил он, глядя на
Марьян. - Медведь? Или в ваших странах другие хищники, тигры...
     - Животное...
     Марьян почему-то обрадовалась, что Радхаур обратился к ней с
таким вопросом, хоть и задел ее больное место. Она села рядом за
стол.
     - Это животное - человек!
     - Расскажи.
     Марьян посмотрела на него. Она молчала, собираясь с мыслями.
     Радхаур не торопил. Он налил из объемистой бутыли в кружку вина
и придвинул горбунье.
     Она стала рассказывать. Как никогда никто из-за пятна на лице и
безобразного горба ее не брал с собой в чрево Зверя и однажды...
     - Расскажи с самого начала, - вдруг попросил Радхаур. - Как
ты попала сюда?
     Он слушал не перебивая, время от времени отпивая вино, не глядя
в кружку. В какой-то момент он не поверил ей - трудно было поверить
в подобную несправедливость и жестокость судьбы.
     Так не должно быть! Может, она придумывает, чтобы вызвать
жалость?
     Он попытался прослушать ее мысли, но не слова - эмоции, вновь
проснувшееся почти было забытое страдание, ударили в сердце,
заставили его сжаться от боли за эту женщину с удивительной,
невозможной судьбой.
     Господи! Сколько страданий может выпасть на долю слабой женщины
и она выстояла, нашла новый смысл жизни.
     А он - крепкий здоровый рыцарь, и считает жизнь потерянной!.. А
ведь судьба его еще не била основательно. Хотя - Лорелла, отец...
     Вот что странно - жизнь его распадается как бы на два
параллельных, не связных потока, которые смешиваются и вроде
неотделимы друг от друга и друг от друга же независимы: жизнь вокруг
него - друзья, сражения, удивительные чудеса, и жизнь внутри его,
никого больше не касающаяся, и на его внешнюю жизнь вроде бы не
влияющая. Но как мучительна и важна для Радхаура эта внутрення жизнь,
со стороны наверняка покажущаяся кому-либо незначительной.
     Вот сидит перед ним уродливое существо, никаких чувств, кроме
презрительной жалости, не вызывающее. И вдруг оказывается, что за
убогой внешностью скрывается удивительная судьба. Он смотрел на нее и
поражался - как огромен мир и сколь мало он еще о нем знает.
     Она закончила горестный рассказ и слезы навернулись на глазах.
Марьян тут же проморгалась и посмотрела на Радхаура. Одна половина
лица была покрыта грубым фиолетовым пятном, вторая - безобразными
шрамами, исказившими до неузнаваемости некогда прекрасные черты лица.
     Но Радхаур видел только ее глаза - глаза потрясающей глубины,
влажные, искренние, жаждущие счастья и понимающее всю невозможность
его.
     Рука Радхаура непроизвольно потянулась и он провел по черным
вьющимся волосам.
     Глаза и волосы - все, что осталось необезображенным...
     - Расскажи мне о себе, - тихо попросила она. И добавила: -
Если хочешь.
     Радхаур сделал большой глоток вина, глубоко вздохнул и стал
говорить.
     Он не утаивал того, что считал важным. И странно - лишь
несколько слов сказал он об алголианах, о войне с саксами, о первой в
жизни битве... Он говорил о Лорелле, о Сарлузе, о своих переживаниях
и сомнениях, о сестрах Лореллы и о девушке в Маридунуме, имени
которой так и не узнал, даже о шаблоньях рассказал. Постепенно юноша
разговорился, перестал стесняться самого себя, выплеснул, что
накопилось - то, что не говорил даже Этварду и Ламораку, в тайне
побаиваясь усмешки.
     Пред ним сидела не женщина, а суровое обезображенное существо,
казавшееся на целую вечность его старше, хотя разница в возрасте была
всего лишь шесть лет.
     Он рассказал все, кроме одного - что теперь он умеет слышать
чужие мысли. Этого он не сказал даже Этварду и Ламораку. И не скажет
- он не хочет потерять друзей, последнее, что осталось у него от
прежней жизни.
     Он замолчал и уставился на дрожащий огонек свечи.
     - Поцелуй меня, - вдруг попросила Марьян.
     И испугалась собственных слов - сейчас он рассмеется над ней и
скажет что-то вроде "Пошла вон, дура!"
     Не-ет, только не это!!!
     Радхаур услышал мысленный ее крик и содрогнулся. Он встал и,
перебарывая отвращение, склонился над ней, поцеловал в робкие губы
(на левой половине верхней губы был шершавый раздражающий шрам).
     "В каждой женщине есть своя изюминка, надо только найти ее, -
вспомнил Радхаур слова сэра Бана. - Иногда это не просто сделать, но
всегда возможно, надо лишь очень захотеть".
     Радхаур не хотел. Он сел на стул и взял кружку с вином. Но
сердце почему-то возбужденно колотилось.
     Эта женщина, наверное, заслужила счастье, но он-то тут причем?
Его бы кто пожалел!
     Радхаур старательно ограждал разум от ее чувств и мыслей - он
знать не желал, что она сейчас думает о нем...



     Они просидели молча четверть часа - песчинки неудержимо и
равнодушно сыпались в огромном корпусе часов.
     Она хотела поблагодарить, за то что на секунду прикоснулась к
неведомому счастью, но молчала. Она жалела лишь, что это произошло в
первый же день - она теперь не знала, как после поцелуя смотреть на
него, как разговаривать с ним.
     Она молча встала и направилась к широкой постели, где не два, а
пять человек чувствовали бы себя вольготно.
     Он не шевельнулся - смотрел в неведомую даль.
     Наверное, он был далеко отсюда - в своей родной Британии и нет
дела ему до несчастной уроды. Она легла спать и как ни странно сразу
уснула.
     В помещении было жарко, но не душно.



     Радхауру снилась Лорелла. То есть лицо было Лореллы, а фигура
другая, чужая, как у Сарлузы.
     "Я люблю тебя, Радхаур, я никогда не расстанусь с тобой, -
говорила Лорелла своим певучим голосом. - Я растворилась в каждой
женщине: с кем бы ты ни был - ты и со мной тоже. Пока ты помнишь
меня - я с тобой. Ты любишь другую - любишь и меня в ней. Я - в
каждой. Я - Любовь..."
     Радхаур раскинулся на постели и рука коснулся жаркой гладкой
кожи. Он провел нежно по плечу, улыбаясь во сне, запустил пальцы в
густые волосы. Знакомое возбуждение, отгоняя постепенно сон,
овладевало им. Он продвинул руку дальше к девичьей груди.
     Вдруг вздрогнул и мгновенно проснулся - на месте, где должна
быть возбудительная плоть прощупывался лишь сплошной застарелый шрам.
     Радхаур сразу все вспомнил - где он и кто лежит рядом с ним.
     Женщина не шевелилась, но Радхаур знал - она не спит. Лежит
напряженная, и звенит лишь мысль, не облекаемая в слова: она боялось.
     Марьян боялась не того, что он набросится и возьмет ее, она
боялась того, что сейчас непременно произойдет: он уберет свою руку.
     Радхаур прочувствовал ее страх. Отступать было некуда. Он
прислушался к своим ощущениям. От клятвы его освободил Этвард, но это
сейчас неважно, это дело десятое. Если сейчас это свершится, то не
для его удовольствия. Ради другого человека. Каждый заслуживает свой
кусочек счастья. Он принес страдание и гибель двум женщинам, которых
любил.
     Так надо постараться, раз уж предоставлена судьбой возможность,
подарить счастье человеку, к которому он равнодушен. Он должен
сделать это и как можно осторожнее и тактичнее.
     Почему должен? Хотя бы потому, чтобы очистить совесть.
     "Я растворилась в каждой женщине - с кем бы ты ни был, ты и со
мной тоже," - пропел в голове голос Лореллы из только что
прерванного сна. Может, сон не случаен?
     Конечно не случаен!
     Перед ним лежала Лорелла. Такая же прекрасная.
     Он продвинул руку дальше - здоровая ее грудь задрожала под его
пальцами. Он рывком приблизился к ней вплотную, почувствовав, как она
задрожала, как глубоко дышит.
     Он знал, что делать, как поступать - он уже не восторженный
мальчик, стыдливо убежавший при виде обнаженной служанки выходящей в
лучах рассвета из черной глади озерца.
     - Ты - красивая, - вырвалась у него - он думал о Лорелле.
     Она дернулась, пытаясь освободиться:
     - Зачем? Зачем ты врешь?! - сквозь слезы упрекнула Марьян.
     Да, ее изнасиловали, изуродовали, унизили до предела... Но ее
никогда не обманывали.
     Радхаур удержал ее в объятиях (сделав шаг, он не намерен был
отступать - рыцарь не отступает никогда) и горячо прошептал:
     - Нет! Я не вру - ты красива! Красива силой, внутренней своей
красотой! Никто не может увидеть твоей красоты - пусть! Я вижу! Я не
такой, как другие, и я вижу...
     Он не прекращал ласкать ее многострадальное тело.
     Она поверила ему. Потому что очень хотела поверить.
     - Ты красива! - вновь уверенно заявил Радхаур. - И я люблю
тебя!
     Он говорил правду, и это было странно - неужели он любит каждую
женщину, что сблизилась с ним в постели?! Нет. Но в момент, когда все
слова правдивы - да!
     Сейчас он любил ее. Ее, или Лореллу в ней - какая разница?!
     - Я тебя поцелую, - горячо шептал он, сам особо не вникая в
смысл сказанного, - и шрамы твои исчезнут, как не было. Ты
чувствуешь? Пусть только на сейчас, ну и что! Ты чувствуешь? Нет
больше твоего горба, нет пятна на лице! Ты чувствуешь? Ты красива и я
хочу тебя, я люблю тебя!
     - Радхаур! - прошептала она, обхватив его обеими руками. -
Радхаур!
     Как ее голос похож на голос Лореллы! Но озерная девушка шептала:
"Уррий!"
     Марьян познала счастье - то, о чем много рассказывали подруги,
то, что она считала невозможным для себя. Она думала, что умрет
сейчас от обуревающих чувств - такое непереносимо для ее
исстрадавшегося сердца. Это для нее слишком много, она умрет от
счастья - как умирающий от голода человек может умереть от обильного
обеда.
     "И пусть!" - решила она.
     Пусть умрет, после такого счастья прежняя жизнь не имеет смысла
- Марьян не сможет вернуться в прошлое, она все равно покончит с
собой. Нет жизни без этого странного красивого удивительного
невозможного юноши!
     - Радхаур! - выдохнула она в бессилии.
     Почему-то погасли все светильники. Но разве это важно?
     Он лежал рядом и ласкал ее.
     А Марьян вдруг с удивлением и ужасом поняла, что ласкает она его
левой рукой. Отсохшей! Рука ожила!
     Но тут Марьян почувствовала, что из стен сочится свет и дрожь
охватывает помещение...
     "Что это?!" - сперва не поняла Марьян. И мгновенно вспомнила,
потеряв способность произнести хоть звук.
     Радхаур лежал рядом и нежно ласкал ее грудь.
     Правую грудь, которая была отрезана тем мерзавцем!
     Но Марьян некогда было думать о себе - сейчас появится из стены
ужасный зверь!
     - Нет!!! - нашла в себе силы закричать Марьян. - Я сама! Сама
хотела! Он не против моей воли, нет!!!
     Мысли мутились от ужаса, от неотвратимости непоправимой ошибки.
     - Нет!!! - кричала она стоя на коленях пред молчаливой стеной
из которой вот-вот должен был появиться мстительный монстр.
     Радхаур непонимающе глядел на нее.
     Становилось все светлее и светлее - было уже почти как днем.
     - Нет!!! - кричала она и смотрела на стену.
     Но стена оставалась незыблемой.
     - Марьян, - вдруг услышала она изумленный голос Радхаура. -
Ты действительно красавица.
     В это мгновение выход из утробы Каменного Зверя открылся.
     На пороге стояла маджера и две жрицы. При виде Марьян они
ахнули.
     Второй раз за историю существования Храма Зверь выпустил раньше
времени свою добычу. Второй раз - Марьян.
     - Что случилось? - Марьян ничего не понимала.
     Ей было неловко, что ее увидели нагой.
     - Посмотри на себя в зеркало, - прошептала Елефеда.



     Когда Марьян поняла, что произошло, когда - с великим трудом -
поверила в чудо, то поклялась сделать все, что только сможет для
человека, изменившего ее жизнь, открывшего ей мир чувств в
невероятной полноте и многогранности.
     Маджера стукнула посохом, спрашивая у Зверя как поступить.
     И, услышав молчаливое его распоряжение, сказала Радхауру:
     - Зверь даст вам пророчество, сэр Радхаур. Но несколько позже
- вместе с вашими товарищами.
     Такой случай был в Храме впервые и маджера решила не выпускать
Радхаура из зала предсказаний на оставшиеся семь часов - чтоб он не
расставался со Зверем.
     Радхаур заявил, что ему все равно где находится, он просто очень
хочет спать.
     Маджера подумала и согласилась - принесли скамью и застелили ее
шкурами.
     - Я люблю тебя, сэр Радхаур, - пропела Марьян счастливо.
     Он, уже укладываясь на скамью, поднял на нее глаза. Что-то
странное, было в его взгляде, испугавшее Марьян, приведшее ее в
трепет.



     Она стремительно выбежала из зала.
     По поводу Марьян маджера не была столь строга, посчитав, что
ее-то уж Зверь знает хорошо и жрице нет необходимости дожидаться в
зале предсказаний.
     Ураганом промчалась девушка по длинным гулким коридорам в свою
келью.
     Сумерки сгущались, она зажгла все свечи, что лежали в сундуке на
всякий случай. Достала большое зеркало диаметром почти в полтора ча,
положенное в ее сундуки еще старшим братом в далекой родной стране.
     То, что увидела Марьян в зеркале превзошло все ее ожидания - на
нее смотрела из холодного полированного металла чужая красивая
женщина.
     Исчезло уродливое пятно, бесследно пропал горб, растворились
безобразные шрамы.
     Марьян прикрепила зеркало к стене и скинула серое ритуальное
платье. Она разворачивалась перед зеркалом, пытаясь рассмотреть
отражение со всех сторон. Она не могла поверить, что такое чудо
вообще возможно.
     Сила любви возродила ее казалось безвозвратно утерянную красоту!
Сила любви Радхаура или любви к Радхауру - она не знала.
     Но не представляла жизни без него.



     Весть о чуде сразу облетела Храм.
     Подруги поспешили к Марьян, прибежали даже служанки и кухарки,
чтобы собственными глазами убедиться в фантастическом преображении
свершенным могущественным Каменным Зверем.
     Они набились в просторную комнату, а счастливая Марьян
показывала не стесняясь - гордясь! - свое обновленное прекрасное
тело. И говорила, говорила, говорила: про чудесного юношу сэра
Радхаура, пленившего навеки ее сердце.
     Подруги ахали восхищенно и пораженно - не решив еще радоваться
за бывшую уродинку или завидовать. Некоторые посчитали, что от
счастья она потеряла свой холодный рассудок, которым так славилась:
имя Радхаура не сходило с ее уст.
     Не зря, не зря, не зря ей снился зеленый дракон Чхоннен - он
принес ей счастье! А она-то не поняла намека, спосланного, по
видимому, самим великим Хвануном, думала - приедет сэр Димерик.
     И тут она увидела его.
     Сэр Димерик стоял бледный, в дальнем углу комнаты, заслоненный
жрицами, и жадно глядел на нее!
     Да ведь она нага, на нее смотрит мужчина!
     Она быстро оделась и сказала всем, что у нее есть важное дело,
пожалуйста, оставьте ее одну.
     Подруги вышли, обсуждая уже за пределами кельи удивительное
чудо, вновь свершившееся в их Храме и вновь с Марьян.
     Она стала спешно открывать сундуки.
     - Марьян, - услышала молодая женщина и обернулась.
     Она думала, что все ушли, мысли ее были лишь о Радхауре. Но
оказалось, что сэр Димерик остался.
     - Марьян, - повторил он. - Ты стала неописуемой красавицей. Я
поражен! Теперь-то я могу признаться: я люблю тебя!
     - А как же твоя дама сердца? - не оборачиваясь спросила
женщина.
     - Она вышла замуж за принца Арагонского, - после секундной
заминки сказал он. - Что ты делаешь?
     - Готовлюсь к отъезду.
     Она была уверена, что уедет с сэром Радхауром. Он вложил в нее
любовь, сделал ее прекрасной, он просто не может не взять ее, ее тело
теперь достойно любви самых сильных и взыскательных мужчин.
     - Марьян, зачем тебе уезжать? Выходи за меня замуж, будем жить
в моем замке...
     Она посмотрела на него и сэр Димерик замолчал. Подковообразные
жидкие усы его уныло повисли вокруг полуоткрытого рта.
     "А что мне вообще отсюда надо?" - вдруг подумала Марьян,
поглядев на раскрытый огромный фолиант, который она уже никогда,
наверное, не дочитает.
     - Марьян, я... - начал было снова сэр Димерик.
     Она взяла маленькую золотую фигурку Хвануна - память об отце -
и захлопнула сундук.
     - Я уезжаю, - сказала она. - Прощай.
     Он закрыл рот - слов не было.
     Как гордая королева прошла она мимо сэра Димерика и покинула
келью, в которой провела восемь лет.
     Вдруг, охваченная внезапным порывом, Марьян вернулась и нежно
чмокнула стоящего столбом сэра Димерика в щеку.
     - Мне было хорошо с вами, сэр Димерик, - сказала она. -
Спасибо.
     Он не успел ответить - она поспешила в зал предсказаний, к
Радхауру.



     Радхаур спал, лишь две свечи освещали зал предсказаний.
     Марьян села рядом и взяла руку спящего в свою миниатюрную
ладошку. Он не проснулся. Марьян сидела и любовалась им, восхищаясь
каждой черточкой его мужественного и нежного лица.
     Она могла так сидеть сколь угодно долго. Она была счастлива!
     Он проснулся перед самым выходом друзей из чрева Заверя.
     - Радхаур! - прошептала Марьян. - Я люблю тебя, ты жизнь моя!
Ты подарил мне жизнь и она твоя!
     Он осторожно освободил руку из ее ладони.
     - Я поеду с тобой, любимый!
     Радхаур молчал. Он прислушивался к своим ощущениям. Она не
привлекает его несмотря на всю чудесную красоту - слишком яркая и
чужая эта красота. Но как она смотрит на него - не будет преданнее
подруги в жизни.
     Неожиданно Радхаур понял - он не испытывает к ней никаких
чувств.
     Трудно сказать ей сейчас об этом. Может, не говорить, взять ее с
собой, ведь она действительно очень красива?! И боготворит его...
     Но нет - он уже один раз не смог сказать "нет" и это привело к
беде. Если он не проявит твердости - то грош ему цена, женщины будут
властвовать над ним всю оставшуюся жизнь!
     - Нет, - твердо сказал Радхаур и сердце бедной Марьян чуть не
остановилось. - Я не люблю тебя.
     Он решительно встал со скамьи.
     Она упала на колени, она хотела молить, но произнесла
укоризненно:
     - Ты обманул меня, когда шептал, что любишь!
     - Нет, - уверенно произнес Радхаур. - В тот момент я
действительно любил. Ты стала другой женщиной, очень красивой. Я рад
за тебя. Теперь ты без труда найдешь себе благородного и отважного
рыцаря, который полюбит тебя.
     - Мне никто не нужен кроме тебя, Радхаур.
     Он ни слова не сказал в ответ. Стал вышагивать взад-вперед около
принесенного сюда ложа.
     - Возьми меня с собой, - все-таки не сдержалась и взмолилась
Марьян. - Я буду делать, что угодно! Я буду служанкой у тебя,
рабыней... Можешь меня бить, унижать... Только не гони!
     Радхаур уже слышал подобные слова.
     - Нет, - повторил он.
     Лучше бы она умерла! Зеленый дракон весны посулил ей счастье, но
приближается осень, пора злого дракона Канчхори! Счастье оказалось
мимолетным.
     - А если... - у нее оставалась последняя надежда, - если ты
увидишь меня в пророчестве?
     Он подошел к ней, взял ее за руки и посмотрел в глаза. От нее
исходил приятный аромат, но Радхаур с удивлением обратил внимание,
что он не задевает его, не вызывает желания.
     - Тогда, - медленно сказал юный рыцарь, - тогда я возьму тебя
с собой.
     От судьбы не уйдешь и если пророчество скажет, то он наверняка
сможет полюбить ее. Но сейчас его чувства спят.
     "Милый, чудный Зверь, умоляю - ты слышишь мои желания, покажи в
его пророчестве меня! Умоляю! Мне нет жизни без него! Ты спас меня от
смерти, могущественный Зверь, сделай же для меня такой пустяк -
покажи ему, покажи ему меня, умоляю!!!" - думала Марьян, ложась в
черное углубление зала предсказаний.



     Этвард, Радхаур и Ламорак стояли, держась за руки, посреди
погруженного во мрак зала предсказаний. Все трое старались сдержать
охватившее волнение - сейчас им приоткроется будущее. Их будущее.
     Из черноты дальней стены проявились три скрещенных меча. Средь
сотен, тысяч мечей юноши узнали бы свои.
     Экскалибурн и Неустрашимый отъехали в разные стороны по круглой
стен, Гурондоль остался в центре.
     Под Экскалибурном появилось изображение плодов сливы, под
Гурондолем - ветка хризантемы, под Неустрашимым - орхидеи.
     Что означают эти символы друзья не знали. Позже кто-нибудь
растолкует.
     По стенам (под каждым мечом разные) стали появляться и меняться
картины. Друзьям некогда было смотреть на пророчества других, каждый
уставился на свой меч.
     Экскалибурн обагрился кровью, которая мгновенно стала черной и
из-за невидимого горизонта начало подниматься солнце - огромное, еще
сонное, не слепящее, а вызывающее чувство восторга и уважения. И
бутоны ярко-красных роз заполнили стену.
     Несокрушимый долго красовался на черноте стены, странный розовый
туман стал клубиться откуда-то с полу, поглощая его и вдруг из
маленькой точенки моментально вырос огромный красный дракон с двумя
небольшими острыми рогам.
     Ламорак вздрогнул от неожиданности - ему показалось, что дракон
сейчас проткнет его рогами.
     Но дракон взорвался ослепительной вспышкой. На стене в полной
черное вновь остался лишь Несокрушимый - но клинок был сломан.
     Ламорак нервно сглотнул.
     Невесть откуда взявшийся ворон уселся на рукояти меча, каркнул
беззвучно и полетел в даль - он виден был довольно долго в
появившемся изображении садящегося, раздувшегося от усталости
солнца..
     Изображение Гурондоля вдруг заслонило женское лицо потрясающей
красоты и печали, обрамленное струящими светлыми - почти прозрачными
в своей свежести - волосами.
     Радхаур долго смотрел на это лицо, понимая неожиданно - все что
было... было.
     Вот его дама сердца, вот ради кого надо жить. Глаза женщины
вдруг набухли влагой и слезы покатились из глаз - нереально медленно
и неестественно крупные: каждая размером с мир. Слезы капали и вдруг
перед лицом образовалось озеро. Озеро слез. И из озера вышел человек
- деталей не разобрать, лишь черный силуэт.
     Но Радхаур понял - это он.
     И вновь появилось изображение Гурондоля - за ним в темноте едва
различимо показалось новое лицо. Радхаур узнал - бледно-мраморная
голова Алвисида. Зеленая спираль вспыхнула и погасла, из глаз
Алвисида сочился странный желтый свет. И просветилось изображение
черного всадника на белом коне - угрюмая пустыня распростерлась пред
путником. Рыцарь ехал и удивительные картины чужих стан - невиданные
растения и животные, непривычных очертаний дворцы и крепости -
быстро сменяли друг друга. Затем на первый план снова выступила
голова Алвисида и, вспыхнув яростным огнем глаз, беззвучно
захохотала. Небо - черное, ночное, глубокое, с невероятным
количеством незнакомых звезд надвигалось на Радхаура, поглощало его,
давило, впитывало в себя.
     Радхаур почувствовал, что задыхается.
     В это мгновение в зале вспыхнул яркий свет.
     Предсказание закончилось.
     Жрицы в черных углублениях пола открывали глаза.



     - Вы удовлетворены? - спросила маджера верховного
координатора, сквозь специальную щель, над хвостом Зверя,
наблюдавшего пророчество.
     Верховный координатор кивнул и направился к выходу из комнаты.
     Великий Алвисид будет возрожден!



     Когда Марьян пришла в себя, юноши выходили из зала. Она вскочила
и выбежала в другой выход - с правой стороны Зверя. Легко взбежала
по винтовой лестнице - сердце бешено колотилось, мешало думать. Но и
мысль была одна:
     - Как пророчество Радхаура? - спросила она у Елефеды,
наблюдавшей в потайную щель.
     - Тебя там не было.
     Ноги подкосились, она села на пол.
     - Беги, пока он не уехал, попроси еще раз, - без особой
надежды сказала старшая подруга.
     Марьян помчалась, рискуя споткнуться на крутой лестнице и
сломать себе шею.



     Она догнала его уже на улице, он уже сидел верхом на коне.
     - Радхаур, - она задыхалась, говорить было трудно. - Радхаур,
возьми меня с собой! Мне нет жизни без тебя!
     - Нет, - сказал юный граф и отвел глаза.
     Она заморгала ресницами, чтобы сдержать слезы.
     - Я не могу, Марьян, пойми - не могу, - с трудом произнес он.
Он чувствовал себя виноватым, но уже знал, что если сейчас уступит -
будет еще хуже. - Я никогда не забуду тебя, Марьян, клянусь! Но я не
могу взять тебя с собой...
     Он тронул поводья, спутники ждали его.
     Она стояла и смотрела как они уезжает по дороге, ныряющей в
мрачный лес, кажущийся заколдованным в ранний рассветный час.
     Им предстоял долгий путь в Бретань.
     Для Марьян никакого пути не было...




                                     "Всю летопись судьбы перелистай
                                     Лист за листом подряд - и прочитай
                                     Все повести любви из века в век, -
                                     Такой любви не ведал человек!"
                                             Алишер Навои "Фархад и Ширин"


     Далеко друзья не уехали.
     Они успевали к отплытию армии союзников и потому щадили коней.
     Три или четыре мили проехали молча. Юноши пытались разгадать
символы увиденного пророчества. Молча. Успеют еще обсудить и
поспорить о верности толкований. Каждый искал хороший смысл в
непонятных пророчествах - что означает обагренный кровью Экскалибурн
и сломанный Неустрашимый? Смерть? Или победу над врагом?..
     - Сэр Радхаур, обернись! Обернись и защищайся! - услышали они
за спиной громкий крик.
     Развернув коней, они увидели в неярком еще утреннем свете
рыцаря, с которым мельком повстречались в Храме Зверя.
     В руке у него был обнаженный меч.
     - Я вызываю тебя на смертный бой, сэр Радхаур! Я убью тебя! -
кричал он.
     Радхаур поправил крепко притороченный впереди него громоздкий
ларец с драгоценным сокровищем - головой Алвисида - и потянул из
ножен Гурондоль.
     Сразу же впереди него оказался Гуул с мечом наготове.
     - Прежде чем сразиться с ним, тебе придется убить меня! -
сказал алголианин сэру Димерику, резко остановившему коня.
     Радхаур понял, что Гуул не даст ему сразиться сейчас, если
Радхаур сам того не захочет...



     Когда Радхаур, собираясь покинуть Ферстстарр, готовил коня к
походу, к нему подошел воин со смуглым лицом и сказал:
     - Здравствуй. Меня зовут Гуул.
     Радхаур представился в ответ.
     - Ты убил моего младшего брата, - спокойно произнес Гуул. -
Парсондху.
     Радхаур приготовился к бою.
     - Я готов ответить за его смерть, - спокойно сказал он,
вынимая Гурондоль.
     - Нет.
     Гуул положил сильную ладонь на рукоять Гурондоля, останавливая
движение Радхаура.
     - Что это означает? - удивился юный граф.
     - Я не хочу тебя убивать.
     "Еще вопрос кто кого убьет," - пронеслось в голове Радхаура.
     - Два моих старших брата погибли, - медленно произнес он, - и
когда я встречу их убийцу, я твердо знаю, что сделаю.
     - Нет, - снова сказал Гуул твердо, - я не этого хочу.
     - Так чего же?
     - Ты убил моего брата - ты заменишь мне его.
     - Что? - не понял Радхаур.
     - Ты заменишь мне брата!
     Радхаур все ж освободил меч и сделал наступательное движение.
     Гуул ловко увернулся, не обнажая оружия.
     Радхаур нанес рубящий удар, Гуул вновь ушел от удара.
     Этвард и Ламорак с интересом смотрели на происходящее.
     Наконец Радхауру это надоело - Гуул был чрезвычайно ловок,
словно неуловимая тень.
     - Хорошо, - произнес запыхавшийся Радхаур, возвращая Гурондоль
на место. - Я просто хотел посмотреть, каков ты в бою.
     - Я так и понял, - улыбнулся Гуул.
     Так у Радхаура появился новый спутник.
     Гуул сказал, что отказался от алголианского сана. Радхаур не
поверил, но промолчал - наверняка верховный координатор приставил к
нему, наследнику Алвисида, телохранителя-соглядатая.
     Как ни старался, Радхаур не мог услышать мысли ни одного
алголианина - все они имели надежную защиту.
     Впрочем, на шпиона Гуул не похож - мужественный и опытный боец,
он был симпатичен Радхауру.
     Радхаур не знал, что Фоор вывел шестнадцать человек из
подчинения кому-либо до выполнения священной миссии - возрождения
Алвисида. Они подчинялись только себе, даже на помощь друг другу они
могли придти только в самом крайнем случае. Пятнадцать человек не
должны были раскрывать себя перед наследником Алвисида, шестнадцатый
- Гуул, не должен был надолго расставаться с ним. В случае
невыполнения возложенной миссии все шестнадцать должны будут сделать
себе Дэлетс.
     И ни один теперь не имел права сказать кому-либо, что он
алголианин. Они должны были раствориться в рядах бриттов.



     - Отойди, - проревел Димерик Гуулу. - Я вызываю сэра Радхаура
на смертный бой, если он рыцарь, а не трус!
     - Отойди, Гуул, - приказал Радхаур. - В чем причина вашего
гнева, сэр? Я должен знать, за что буду убивать...
     - Марьян пронзила себе сердце кинжалом, оскорбленная вашим
отказом. Я люблю ее и отомщу за ее смерть!
     Он взмахнул мечом в решимости начать бой.
     Радхаур побледнел, пошатнулся в седле. Но тут же натянул
поводья.
     - Я возвращаюсь в Храм! - крикнул он спутникам и что есть мочи
погнал коня обратно.
     На растерявшегося сэра Димерика Радхаур больше не обращал
внимания.
     Он проклят! Все, кто полюбит его - обречены!
     Радхаур гнал коня, чувствуя, как разум покидает его.



     - Где она? - проревел Радхаур, врываясь в главный зал Храма,
где угрюмо спал Каменный Зверь. - Где она?!!
     В зал вошла маджера, посмотрела на него с ненавистью, но
произнесла тихо:
     - Марьян умерла и теперь душа ее стремится к родной священной
горе Самсинсан.
     - Я хочу видеть ее!
     - Этого не следует делать!
     - Проведи меня, - взмолился Радхаур.
     В руках он держал большой желто-голубой ларец.
     Маджера молча повернулась и вошла в коридор из которого
появилась. Радхаур последовал за ней.
     При виде Радхаура жрицы судьбы встали и вышли из комнаты Марьян.
     Он медленно подошел к постели.
     Она лежала с закрытыми глазами, на сером платье расплылось
огромное кровавое пятно; кинжал, наверное, уже вынули подруги.
     Тепло еще не покинуло девушку, но тело было бездыханно.
     Радхаур долго смотрел на нее, потом раскрыл ларец. Стенки ларца
опали, освобождая голову поверженного бога.
     - Алвисид! - позвал Радхаур. - Сэр Алан, очнитесь!
     Алвисид медленно открыл глаза.
     - Посмотрите на меня! - вскричал Радхаур. - Вы же читаете мои
чувства, я знаю! Спасите ее, вы же все можете!!!
     Алвисид долго молчал. Наконец он произнес:
     - Я не могу этого сделать.
     - Почему?
     - Если бы даже я мог, то это бесполезно...
     - Но почему?!
     - Ты не возьмешь ее с собой, даже если случится чудо и она
оживет. Она будет мешать тебе собирать мои члены. А без тебя она
вновь покончит с жизнью...
     Радхаур прорычал что-то неразборчивое. Быстро закрыл ларец.
     Никто не может помочь ему справиться с собой, ни один бог в
мире! Только сам Радхаур!
     Он упал к Марьян и обнял мертвое тело, коснулся губами ее
безжизненных губ, словно рассчитывая поцелуем вновь вернуть ее к
жизни.
     - Я не хотел! - закричал он в пустоту, слеза навернулась на
глазу.
     Она не слышала его.
     - Я не хотел!!!
     Он впился поцелуем в мертвую красавицу, прижался к ее легкому
хрупкому телу, пачкая походную оленью куртку в чистой девичьей крови.
     - Марьян, зачем ты сделала это? - он кричал, выплескивая
чувства.
     - Марьян!!!
     Он кричал в пустоту, сходя с ума.
     - Марьян, я... я люблю тебя, Марьян!
     - Правда? - вдруг тихо прошептала она.
     Радхаур отпрянул от нее, словно она превратилась в ядовитую
змею.
     Мысль о страшном, коварном обмане поразила его и он кинулся к
ней, разрывая на груди женщины тонкую серую ткань платья.
     И увидел как исчезает рана - маленькое отверстие глубиною в
смерть.
     Мгновение - и кожа вновь ровная и чистая, лишь кровь на платье
напоминала о трагедии, которая может повториться вновь.
     Радхаур тупо смотрел на место, где только что видел рану от
острого трехгранного кинжала.
     - Правда у меня теперь красивая грудь? - спросила она.
     Он не удивлялся случившемуся. Он знал, что любовь убивает, но
неужели она и дает жизнь?!
     - Я люблю тебя, Марьян, - сказал он быстро, чтобы прогнать
смерть прочь отсюда.
     Он не знал, что ему теперь делать.
     - Радхаур! - вскочила она с несостоявшегося смертного орда. -
Радхаур!!!
     - Собирайся, - сказал он, отвернувшись в сторону. - Поедем со
мной.
     Трудно далось решение, но другое было невозможно.
     Марьян закричала что-то от восторга, в раскрытую дверь кельи
заглядывали жрицы судьбы.
     Радхаур вышел и заметил стоявшего у стены сэра Димерика. Он
подошел к нему.
     - Вы любите ее? - спросил Радхаур.
     - Да. Я полюбил ее еще давно, за ум, чистоту, преданность. Но
она была... я боялся оскорбить ее.
     Радхаур мельком прослушал его мысли. Сэр Димерик говорил
неправду. Но одно для Радхаура было важно - сейчас он ее любит и уже
не разлюбит никогда. Это Радхаура устраивало.
     - Я не люблю ее, - тихо сказал юноша. - Но я не хочу, чтобы
она снова убила себя и буду относиться к ней, как к возлюбленной. Я
беру ее с собой. Но я еду на войну. Вы можете поехать с нами? Может,
вы сумеете влюбить ее в себя?
     Сэр Димерик смотрел обалделыми глазами на юношу, который был
чуть выше его ростом и намного младше.
     - Вы это серьезно говорите, сэр?
     Радхаур кивнул:
     - Я не хочу, чтобы она умерла. Но я люблю другую.
     Он любит ту, которую еще ни разу не видел - блондинку из
пророчества.
     - Но у меня нет средств для такого похода, - произнес
неуверенно сэр Димерик. Увидев непонимающий взгляд Радхаура, он
быстро сказал: - Нет-нет, я готов сражаться на вашей стороне...
     Радхаур кивнул.
     Из кельи вышла Марьян.
     Все жрица Храма несмотря на ранний час провожали ее.
     Марьян уезжала с человеком, подарившим ей жизнь, и жизнь эта
сулит еще очень много счастья.
     Она с помощью сэра Димерика села в седло и улыбнулась Радхауру.
     Он улыбнулся ей в ответ. Она красивая, жизнь длинная, все может
быть. Пророчество - не есть истина, как предупреждала его главная
жрица, а лишь вероятность.
     "Все зависит от человека!" - вспомнил он слова маджеры.
     Радхаур тронул поводья коня.
     Он хотел вернуться в Рэдвэлл. Он устал.
     И еще одна мысль не давала ему покоя - девушка из Маридунума,
для которой Прист купил дом. Прист погиб, имени ее Радхаур не знает,
но должен найти ее. Если она жива и все с ней в порядке - значит он
просто навообразил себе черт знает чего. Но если...
     Он не желал думать об этом.
     Радхаур посмотрел в сторону Марьян и опять улыбнулся ей.
     "Она действительно очень красива", - вновь подумал он.




                                            "Мужчина, будь мужчиной,
                                             А куклой - никогда,
                                             Которую швыряет
                                             Судьба туда-сюда!
                                             Отважных не пугает
                                             Судьбы собачий лай, -
                                             Так, значит, не сдавайся,
                                             Навстречу ей шагай!"
                                                             Шандор Петефи




                                            "Пускай нет в небе луны!
                                             Обманчивей лунного света
                                             Цветы унохана.
                                             Чудится, будто ночью
                                             Кто-то белит холсты."
                                                                  Сайге


     Покои Рэдвэлла, принадлежавшие самому хозяину замка, неузнаваемо
изменились за последние дни. Кругом валялись огарки свечей, раскрытые
книги, самые неожиданные вещи. Сейчас здесь властвовал Хамрай; в
комнатах графини обитала Аннаура.
     Аннаура!
     Боль и страх, желанное и невозможное!
     Хамрай захлопнул книгу и откинулся на спинку кресла.
     Чудес на свете не бывает - заклятие Алвисида может снять только
сам Алвисид.
     Будь проклят день, когда Хамрай еще безусым мальчиком заглянул в
таинственную пещеру, где жила странная, капризная, непредсказуемая и
холодная Моонлав! Если бы он знал тогда, какие страдания выпадут на
его пути, оказавшимся бесконечным, он бежал бы без оглядки.
     Прошлое, увы, не вернешь.
     В отрезанном от мира дьяволовым куполом пространстве Рэдвэлла у
Хамрая вновь проснулась надежда - ни солнце, ни звезды, ни силы
космические, ни какие-либо другие случайные обстоятельства не смогут
повлиять на его работу.
     А когда он в одном из запертых помещений замка обнаружил
библиотеку (по наростам пыли было ясно, что книгами не пользовались
более столетия), и после беглого знакомства понял, что книги
принадлежали самому Алвисиду, Хамрай счел это добрым
предзнаменованием.
     Все бурлило в груди старого мага. На сей-то раз получится и он
сможет обладать женщиной - что-то пело внутри. Наверное, его
магическая сущность. Теперь Хамраю жаждалось не просто обладать
женщиной - нет. Одна из многих оказалась единственной, заслонившей
мир.
     Заклятия на книгах Алвисида оказались простейшими, магических
кристаллов, принесенных алголианами из Красной часовни, оставалось
достаточно и Хамрай работал.
     Работал как никогда прежде - сильнейший стимул гнал его вперед.
     Аннаура!
     Он видел ее каждый день. И не желал, но пришлось немного
воздействовать на нее магической силой - чтобы ждала, чтобы не
торопилась (Хамрай перехватил ее задумчивый взгляд на сэра Бламура,
когда они ужинали при свечах).
     Победа казалась близка... Только казалась.
     Хамрай устало провел руками по спутавшимся волосам - жизнь
пуста и беспросветна.
     За дни неустанных попыток он открыл секрет коридора Алвисида, но
разве это имело для него значение? Разве что, если он захочет убежать
от Аннауры, уединиться в безлюдных песках и закончить жизнь в
зверином одиночестве.
     Дверь сзади приоткрылась. Хамрай обернулся. В дверях стояла
Аннаура.
     - Мне страшно, сэр Ансеис, - сказала она голосом, от которого
у мага пошла дрожь по спине. - Побудь со мной в моих покоях, пока я
не усну.
     - Здесь нечего бояться, - ответил он, вставая ей навстречу.
     - Мне кажется, что привидения ходят по замку. Они заглядывают
мне в лицо, когда я сплю, хотят навести порчу и украсть мою красоту.
     - Здесь нет привидений, я же говорил. Я лично проверил все:
даже домовые сбежали вместе со всеми из замка.
     - Все равно, - капризно сказала Аннаура. - Побудь со мной!
     Она с любопытством разглядывала магические предметы в беспорядке
разбросанные на обширном столе графа и стоящий посреди комнаты
слабосветящийся полупрозрачный столб из крупных фиолетовых
кристаллов.
     - Хорошо, - вздохнул Хамрай.
     Не очень-то он и сопротивлялся женской магии ее глаз.
     Он провел ее в спальню графини.
     Она скинула спешно наброшенное платье (Хамрай обратил внимание,
что все свечи были зажжены) и осталась нагой пред его жадным
взглядом.
     Маг сглотнул застрявший в горле ком, не позволяя дрожи охватить
застоявшиеся члены и приподнял одеяло на постели - жестом предлагая
даме лечь.
     Она стояла, подставляя его взгляду прелести своего тела.
     Да, она красива - каждая линия тела гармонична, каждый оттенок
кожи, каждая выпуклость... Самая ли она красивая из тех, что Хамрай
видел в своей жизни? Нет - в гареме шаха были женщины более броские,
ослепляющие, горячие...
     Но Аннаура затмила их всех - она единственная для него, Хамрая.
Он вдруг понял, что готов отдать за нее жизнь...
     - Вы не поцелуете меня перед сном, барон?
     Аннаура устала ждать. Что останавливает его? Почему он так
робок? Может, после того, как он спас ее от насилия принца Вогона, он
считает что любой мужчина ей неприятен? Это правда. Но барон -
единственное во всем мире исключение. Она любит его, она хочет его,
она не может больше ждать!
     Хамрай молча шагнул к ней, положил руку на обнаженное бедро
(словно энергетический разряд встрепыхнул обоих), второй рукой нежно,
почти не дотрагиваясь, обнял за спину и коснулся желанных запретных
женских губ.
     Губ Аннауры!
     Забытая сладость поцелуя опьянила, закружила голову, отбросила
само время куда-то прочь и остановила краткое мгновение на целую
вечность. На целую жизнь!
     - Я люблю вас, барон, - задыхаясь прошептала Аннаура. - Я
никогда так не любила. Берите же меня, я ваша!
     Руки лежавшие на дрожащем горячем теле бессильно опустились,
безумное наваждение поцелуя разбилось вдребезги.
     Барон сделал шаг назад.
     Хамрай рычал беззвучно от бессилия и боли, проклинал всех богов
и демонов, Моонлав, Алвисида, час когда родился, шаха Балсара и все
на свете...
     - Берите же меня, барон!
     Аннаура тоже теряла голову - ни один мужчина еще не был так
желанен для нее, как этот удивительный странный французский рыцарь,
пленивший ее сердце, завладевший ее помыслами и чувствами.
     - Бери же те меня скорее, я вся горю!!! Разве я не хороша?! Я
- ваша, барон!..
     Он сделал еще шаг назад.
     Она открыла глаза и взгляды их встретились.
     Жаркое лето поцелуя сменилось стужей непреодолимого заклятия
Алвисида.
     Хамрай в ужасе сделал еще шаг назад - словно не желанная
женщина стояла перед ним, а сама смерть во всей своей леденящей,
кошмарной притягательности.
     - Барон... вы... вы мужчина?! - последние слова она произнесла
голосом твердым и звонким.
     Они смотрели в глаза друг другу.
     Хамрай, четко осознавая гибельность поступка, хотя и не
раздумывал особенно над словами, поднял вверх руку, словно призывая к
вниманию беснующуюся разъяренную толпу и произнес медленно и
торжественно:
     - Завтра кончается срок Клятвы. Семь лет назад погибла моя
невеста в милой Франции и я поклялся семь лет не знать женщин. Я не
нарушил священную Клятву. И не нарушу. Но завтра срок истекает.
     - Я люблю вас, барон, - вдруг прошептала Аннаура, мгновенно
сменив раздражение на нежность.
     - Завтра срок истекает, - хрипло выговорил Хамрай, соображая
что же он наделал.
     Аннаура забралась в постель, закрыла глаза и сладко улыбнулась.
     - Я уже в завтра! - прошептала она. - Я горжусь вами, барон,
я благодарна судьбе, что свела меня с таким замечательным рыцарем!
     Он накинул на нее одеяло, склонился и поцеловал подставленную
щеку.
     Аромат ее волос призывал немедленно раздеться и лечь к ней,
познать счастье и смысл жизни.
     Хамрай был старый маг и еще мог владеть своими чувствами, хотя
Аннаура почти отобрала это умение. Он направился к дверям.
     - Я жду завтрашнего дня! - послала прощальный поцелуй Аннаура.
     - Я тоже, - сказал Хамрай, - Я люблю вас, вы отобрали мое
сердце и стали моей жизнью.
     Он вышел из ее комнаты.
     Своими словами он подписал себе смертный приговор. Отсрочка до
завтра ничего не решала - то, что не сделал больше чем за столетие
не сделаешь за сутки.
     Но попытаться еще раз надо...



     В кромешной темноте спускался Хамрай в подземелье замка - в
усыпальницу Сидмортов, к волшебному коридору Алвисида, к
единственному выходу из запертого дьяволовым куполом замка в огромный
окружающий мир, который не прекратит существовать со смертью мага.
     Он шел в мир, которому безразличны его мучительные раздумья и
сомнения.
     Хамраю не нужен был факел - он прекрасно видел в темноте. Он
полтора столетия провел в темноте. Факел любви только сейчас зажегся
перед ним, чтобы спалить его никому не нужную пустую пресную жизнь
ярким ослепительным пламенем счастья.
     Жизнь без любви, или - жизнь за любовь?!
     Хамрай шел между гордых надгробий, думая о смерти.
     Он не боится ее. И не боялся никогда. Но у него еще есть дела в
этой жизни.
     Он прошел тайной лестницей и приблизился к плите с зеленой
змеей. Долго смотрел на символ Алвисида не зная - проклинать ему
всемогущего бога или благодарить.
     Он бережно протер рукой волшебный знак и вставил в паз маленький
магический кристалл точно подогнанный под размер впадины. Хамрай не
сомневался, что выход откроется - он знал.
     И выход действительно открылся пред ним. Хамрай вошел без
всякого трепета - другим были заняты мысли его.
     Старый маг сразу обратил внимание на неожиданную странность -
выход напротив, в каталог Ферстстарр, был плотно закрыт - а ведь они
в прошлый раз оставили его немного приоткрытым, намертво
застопоренным!
     В дальнем конце волшебного коридора, у прозрачной непреодолимой
стены, закрывающей проход во дворец Алвисида, спиной к Хамраю стоял
человек!
     - Кто ты?! - громко крикнул Хамрай.
     Он не удивился бы здесь никому. Даже самому Алвисиду.
     Человек вздрогнул от неожиданности и быстро повернулся.
     Это был Фоор.



     Верховный координатор был потрясен, увидев Хамрая здесь и
сейчас.
     Он с удивлением посмотрел на правую руку. На указательном пальце
был надет перстень Алвисида! Единственный перстень, талисман рода
Сидмортов!
     Как Хамрай попал сюда?!
     Он все, наверное, понял (да и как не понять) - и расскажет
наследнику Алвисида...
     Нервная дрожь охватила могущественного предводителя алголиан.
     Один из них не выйдет из этого коридора никогда!
     Фоор знал - нельзя терять спокойствия и хладнокровия ни при
каких обстоятельствах. О, как хорошо это знал единственный выживший
из шестнадцати учеников великого Алвисида!
     Он медленно пошел к Хамраю. Между ними было не более полутора
сотен ярдов.
     Хамрай тоже направился к Фоору. Лицо азиатского мага выражало
лишь радостное удивление - но Фоор знал, что скрывается за этой
маской.
     Хамрай стал слишком опасен. Фоор не имеет права рисковать, он
обязан довести до конца великое дело, святое дело - возрождение
Алвисида!
     Хамрай умрет.



     Хамрай же не подозревал ничего - мало ли кому мог поручить
воспользоваться коридором наследник Алвисида. И думал Хамрай о
завтрашнем дне, не о сегодняшнем.
     Когда между ними оставалось десять ярдов Фоор нанес
сокрушительный удар.
     Удар, в который вложил всю ненависть, все страхи, все волнения и
надежды столетнего владычества над могущественным орденом.
     Удар, смявший бы в ничто любого чародея, сбивший бы с ног
Луцифера или какого-либо Олимпийского бога, уничтоживший бы любого
демона или духа.
     Он был верховным координатором алголиан, учеником самого
Алвисида. Тайлорсом. Могущество тайлорса кажется любому колдуну
беспредельным - каждый маг стремится стать тайлорсом, но удается это
единицам, очень и очень немногим. И могущество тайлорса почти
беспредельно. Но все имеет свой предел, в том числе и беспредел.
     Хамрай выдержал внезапный удар. Он тоже тайлорс. Он тоже
всемогущ, только не может освободить себя от дурацкого заклятия
Алвисида.
     Хамрай выдержал страшный удар. Он не удивился, он не рассердился
- он мгновенно собрался в единый энергетический кулак, готовый бить
и уничтожать.
     Они замерли друг напротив друга - широко расставив ноги, держа
в напряжении и готовности руки, ожидая кто теперь ударит первым.
     Глаза...
     Серые холодные глаза Фоора и черные сжигающие глаза Хамрая
вбивались друг в друга, подавляя друг друга, уничтожая друг друга,
впитываясь друг в друга.
     Маги не шевелились.
     Они ждали.
     Каждый ждал, что другой совершит малейшую, но непоправимую
ошибку.
     Хамрай понял - Фоор потерял себя. Фоор обманом завладел
перстнем. Фоор слишком хочет возрождения Алвисида и он потерял себя.
Фоор мертв - его сожрут соратники. Это очевидно.
     Но и он, Хамрай, тоже ведь мертвец - страшное заклятие Алвисида
превратит его завтра в жуткое чудовище, которое не проживет и десятка
минут.
     Глаза Фоора заслонили весь мир и в них вдруг проявилось
отражение Аннауры.
     Да, он Хамрай умрет, его жизнь закончена. Но он умрет не сейчас
и не здесь!!!
     Фоор в ужасе отвел глаза и вновь ударил.
     Коридор перестал существовать для двух магов.
     Со всех сторон из ярких всполохов вселенских взрывов поползли
невообразимые чудовища - тени погибших алголиан и духи, покоренные
Хамраем. Они грызлись между собой, круша противника могучими
хвостами, разрывая плоть врага острейшими когтями и клыками, давя
многотонными лапами и коля стальными рогами.
     Хамрай и Фоор неподвижно стояли друг против друга на расстоянии
десяти ярдов.
     И одновременно как два полководца на высоких холмах они взирали
на ужасную битву своих армий.
     Они стояли неподвижно и вновь смотрели друг другу в глаза.
     Все больше чудовищ прибывало на поле битвы, все яростнее
становились взрывы огней над ними.
     Хамрай и Фоор не шевелились.
     Капля пота предательски выступила у виска верховного
координатора. Великий Алвисид будет возрожден, и любая помеха этому
должна быть устранена! Все, что знал Фоор, все что мог, все что умел
выплеснулось без остатка в кровавую магическую бойню.
     Дико орали умирающие монстры в фантастической пустоши миров, но
никто кроме двух магов не слышал их.
     Вселенная не замечала битвы, она жила своей непостижимой жизнью.
     Они стояли неподвижно друг против друга, но один из них
проиграл.
     Уже проиграл, хотя трубили победно необъятные зеленые змеи,
придушив очередного монстра, хотя полыхал пожар на флангах
алголианской армии и не ясно было на жутком поле битвы кто побеждает
и сколько еще сил потребуется.
     Один из них проиграл. Тот, кто для достижения цели наплевал на
законы Вечности.
     Они стояли неподвижно. Друг против друга - ноги расставлены,
руки наготове. Глаза не отрываются от глаз противника.
     Но оба мага знали - один из них уже мертв.
     Едва заметная улыбка пробежала по губам Хамрая.
     Фоор закричал - никогда в жизни он так не кричал - и
попытался, словно щитом, загородиться перстнем Алвисида от сжигающих
глаз Хамрая.
     Стены волшебного коридора внезапно вновь обрели материальность.
     Жалобно хрипнули гибнущие монстры - под торжествующие крики
других чудовищ, вновь убирающихся в небытие...






     мысль первая:

     Хвала Богу, Господу Миров, милостивому, милосердному,
заботящемуся о каждом человеке денно и нощно и сотворившему мир по
собственной воле и желанию, и созерцающему мир, и направляющему мир,
и не дающему погибнуть миру от порока и неверия, и прощающего детей
своих неразумных, в силу Его, Бога всемогущего, не верящих, другим
богам поклоняющихся, а также наказывающему непоклонившихся и
сжигающему их огнем возмездия, топливом которому служат и люди, и
камни - поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и
возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие
дела, что для них великая награда и что тем, которые не поклоняются
Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание, а человек
взывает ко злу так же, как он взывает к добру, ведь человек тороплив;

     мысль вторая:

     хвала Богу, Господу Миров, который землю сделал для человека
ковром, а небо зданием, и низвел с неба воду и вывел ее плоды
пропитанием для людей, и велел ангелам своим преклониться перед
человеком, которого создал из глины звенящей, формы не имеющей -
поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее;

     мысль третья:

     а возгордившегося ангела Иблиса, не возжелавшего поклониться
человеку, изгнал Бог, справедливейший и милосердный, с неба, сказав
многомудро: "Уходи же отсюда и, поистине, над тобой проклятие до дня
суда!", на что отвечал непоклонившийся Иблис: "Господь мой, отсрочь
же мне до дня, когда умершие будут воскрешены, я погублю потомство
Адама, кроме немногих", и ответил Бог: "Поистине, ты - из тех, кому
будет отсрочено до дня назначенного времени", и сказал возгордившийся
Иблис: "Господи мой, за то, что Ты сбил меня, я на земле собью их
всех, кроме рабов Твоих из них чистых", ответил Бог милосердный и
справедливый: "Это путь для Меня прямой, поистине, рабы Мои - нет
для тебя над ними власти, кроме тех заблудших, кто последовал за
тобой, и, поистине, геенна - место, им назначенное всем, и,
поистине, богобоязненные будут среди садов и источников; уходи, а кто
последует за тобой из них, то, поистине, геенна - их наказание,
наказание полное - соблазняй, кого ты сможешь из них, твоим голосом
и собирай против них твою конницу и пехоту, участвуй с ними в их
богатствах и детях и обещай им, - поистине обещает сатана только для
обмана!" - поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и
возвещает весть поклонившимся праведникам, которые творят благие
дела;

     мысль четвертая:

     и после своих слов низвергнул Бог справедливый и милосердный
возгордившегося Иблиса на землю, изгнав с глаз своих и выкинув из
сердца своего мысли о непоклонившемся пред человеком ангеле Иблисе, и
долгие годы следил Бог, Господь Миров, за созданиями своими, от
комаров и мошек мелких до людей всех народов и всех сословий,
терпеливо и милосердно сносил Он и неверие в силу, справедливость и
мудрость Его, Господа Всемогущего, и грехи смертные многих и многих
греховников, в грехе погрязших и грехом живущих, и радовался Бог,
милостивый и милосердный, немногим праведникам, возлагая на них
надежды на будущее рода человеческого - поистине, эта Директория
ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся
праведникам;

     мысль пятая:

     а Иблис творил дела свои черные и все больше людей отклонялись
от Бога истинного, преклонившись пред Иблисом, соблазнившись благами
порочными, все больше раскидывал свои черные сети Зла вознаглевший
Иблис, войдя в союз с мелкими языческими богами, противными Господу
Миров, и все больше росло Зло в мире - поистине, эта Директория
ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся
праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда
и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано
мучительное наказание;

     мысль шестая:

     и все больше скорбь овладевала Господом справедливым,
милосердным и всемогущим, и не надеялся уже Он на осознание родом
человеческим добродетели и покорности, жажда наказания возжглась в
нем, но не хотел Бог, милосердный и справедливый, чтобы гибли агнцы
невинные в пламени возмездия, и решил Он не обращать более внимания
своего милостивого на грешных и грязных людей, предоставив им гнить в
грехе богомерзком, раз не поклоняются они Ему, Господу Миров, а
превозносят скверного Золотого Тельца в языческом горниле
выкованного, в пламени, раздуваемым коварным Иблисом и богопротивными
посланниками его, но эта Директория ведет к тому, что прямее, и
возвещает, что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров,
уготовано мучительное наказание;

     мысль седьмая:

     и поистине грех охватил многих людей, почти не осталось
праведников, Богу поклоняющихся, Ему открывающих сердце свое и к нему
обращающихся в мыслях своих, все больше людей прислушивались к
коварным пагубным призывам сатаны, все города и страны захватил грех,
и отвернулся Бог милосердный, милостивый от созданий своих; но эта
Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся
праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда
и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано
мучительное наказание, а человек взывает ко злу так же, как он
взывает к добру, ведь человек тороплив;

     мысль восьмая:

     из испражнений Бога всемогущего и кознями Иблиса злосердного и
жестокомудрого, при попустительстве и содействии неверных
греховодников, Богу не поклонившихся, родилось в чреве подземном
чудовище страшное, огромное, беспощадное - Алгол, поистине
порождение всех зол и пороков, когда-либо существовавших - поистине,
эта Директория ведет к тому, что прямее;

     мысль восьмая:

     захотел Алгол пожрать живьем всех людей - и праведников, и в
грехе погрязших, и захотел он также, чтобы сам Бог, Господь Миров,
пред ним, Алголом, поклонился, но только эта Директория ведет к тому,
что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам, которые
творят благие дела, что для них великая награда и что тем, которые не
поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное наказание, а
человек взывает ко злу так же, как он взывает к добру, ведь человек
тороплив;

     мысль девятая:

     и в торопливости своей многие некрепкие в убежденности люди
решили поклониться богомерзкому Алголу, алча новые богатства и
наслаждения, забыв об отце своем и создателе - поистине, эта
Директория ведет к тому, что прямее:

     мысль десятая:

     но Бог, милостивый и милосердный, не мог оставить создания свои
в беде, не мог позволить злокозненному Алголу завладеть душами детей
своих и праведников, не мог взирать равнодушно с высоких высей своих
и вступил Господь Миров с Алголом в смертный бой - поистине, эта
Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся
праведникам;

     мысль одиннадцатая:

     битва Бога милосердного с мерзким и отвратным Алголом была
ужасна, земля содрогалась, горы рушились в моря и вода в океане
закипала человечьей кровью, звезды в небе взрывались и гасли,
вспыхивали новые звезды и тоже гасли, планеты крошились в песок,
прошлое смешалось с будущим и от стонов ангелов умирали неверные, не
имеющие никаких надежд попасть в рай, а попадающие прямо в геенну
огненную - гореть в адском пламени возмездия за свои прегрешения и
неверие в Бога, Господа Миров, справедливого и всеведущего -
поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее;

     мысль двенадцатая:

     стоны детей невинных, новорожденных возносились к Богу,
милостивому и милосердному, и сердце Его сжималось от горя, и Он
поспешил разделаться с порождением Зла Мирового - Алголом и,
поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть
поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них
великая награда и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу
Миров, уготовано мучительное наказание, а человек взывает ко злу так
же, как он взывает к добру, ведь человек тороплив;

     мысль тринадцатая:

     и пал Алгол, богомерзкий и смрадный, поверженный Богом,
милостивым и милосердным, и мир вновь воцарился на земле, и вновь
взошло солнце, и люди вылезли из пещер и укрытий, куда попрятались в
страхе пред жестокой битвой, и были люди истощены, запуганы и
немногочисленны и вновь Бог, милосердный и милостивый, окружил своим
вниманием детей своих неразумных, коварного Иблиса послушавшихся -
поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее;

     мысль четырнадцатая:

     и Господь Бог, в милости и милосердии своем, вновь объединил
людей, дав им общий язык, который сам отобрал когда-то, осерчавший
строительством Вавилонской башни и гордыней людей, вознамерившихся
добраться до жилища Его, Бога, Господа миров; и решил Бог, милостивый
и милосердный, для того, чтобы направлять создания свои на путь
истинный и праведный послать на землю к людям своих посланников,
которые наставляли бы людей и повелевали бы ими, передавая им,
неразумным, волю Его, Господа Миров, поистине, эта Директория ведет к
тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам,
которые творят благие дела, что для них великая награда;

     мысль пятнадцатая:

     и из смрадного трупа поверженного Алгола, упавшего в мировой
океан и отравляющего чистые воды своим мерзким гниением, создал Бог,
справедливый и милосердный, пять существ, обладающих возможностями,
поистине многажды превосходящими и человеческие, и ангельские, но
уступающие возможностям Бога, создателя всего сущего, в тысячи тысяч
раз; поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее;

     мысль шестнадцатая:

     и появились на свет Моонлав, Севибоб, Арсиван, Сеалбур и
Алвисид, и вложил в них Бог, справедливый и могущественный, знания о
истории людей и любовь к ним, детям Его, неразумным и непротивящимся
злу, и приказал пятерым своим созданиям, вылепленным из плоти Алгола,
поклониться Ему, Господу миров; поистине, эта Директория ведет к
тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся праведникам,
которые творят благие дела, что для них великая награда и что тем,
которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано мучительное
наказание, а человек взывает ко злу так же, как он взывает к добру,
ведь человек тороплив;

     мысль семнадцатая:

     и торопливостью своей человек вызвал неправедные мысли у одного
из созданных посланников Бога, Господа Миров, - Алвисида, которому
зло пришлось по душе больше, нежели праведность и добро, и отказался
Алвисид, подобно некогда Иблису, поклониться перед Богом, милостивым
и милосердным; поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее;

     мысль восемнадцатая:

     все зло, бывшее в отвратительном, богомерзком чудовище Алголе,
перешло к Алвисиду и воплотилось в нем, но Алвисид был уже не так
страшен, как Алгол, и Бог, справедливый и милостивый, сказал ему:
"Убирайся, иди к Иблису, вы одинаково окаянны и творите вместе
мерзкие дела, соблазняйте склонных к греху, и соблазните кого -
поистине, ждет того геенна!" и лишь эта Директория ведет к тому, что
прямее, и возвещает, что тем, которые не поклоняются Богу, Господу
Миров, уготовано мучительное наказание;

     мысль девятнадцатая:

     и изгнал Бог с неба Алвисида, прокляв его, и обратился к
остальным четверым своим созданиям, и Моонлав сразу поклонилась
Господу, безоговорочно признав Его могущество и мудрость Его, и
милосердие Его, и справедливость Его, Бога, Господа Миров, и
остальные трое, Севибоб, Арсиван, Сеалбур, поколебавшись и
задумавшись, все же поклонились Богу истинному и единственному;
поистине, эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть
поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для них
великая награда;

     мысль двадцатая:

     и направил тогда Бог, посланницу свою Моонлав к народу
праведному, поклоняющемуся Богу единственному, милостивому и
милосердному; послал Бог Моонлав к своему избранному народу, чтобы
несла она им слово Его и волю Его, а других своих созданий,
колебавшихся, прежде чем поклониться, Бог послал к народам
неправедным: Севибоба к язычникам, Арсивана - к христианам, Сеалбура
- к иудеям, не возлагая на их миссию особых надежд, но поручив
наставлять на путь единственный, истинный для любого человека,
готового прислушаться к голосу совести и разума - поистине, эта
Директория ведет к тому, что прямее;

     мысль двадцать первая:

     и спустились, покорные воле своего создателя, Господа Миров,
милостивого и справедливого, четверо Его посланников на землю, неся
людям волю и слово Его, и пришла Моонлав к избранному Богом народу,
дабы направлять праведных людей на путь послушания и защищать их от
нашествий неверных и неправедных, в грехе погрязших, Золотому Тельцу,
Иблису и богомерзкому Алвисиду поклоняющихся; поистине, эта
Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся
праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда
и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано
мучительное наказание, а человек взывает ко злу так же, как он
взывает к добру, ведь человек тороплив;

     мысль двадцать вторая:

     и сказала Моонлав людям от имени Бога, милостивого и
милосердного: "Поистине, нет Бога, кроме Бога, и Моонлав -
посланница его, истина - от господа твоего, не будь же сомневающимся
ведь говорит Бог детям своим: следуйте пути прямому, истинному, и
уготовано вам будет после смерти блаженство райское, кто же не
поклонится Мне, нарушит правила Мои, польстится на посулы неверных,
злосердечных, поистине, геенна - место грехвкусившим и
сомневающимся; а поклоняющимся Мне, милостивому и милосердному, ведаю
Я: не берите себе покровителя, кроме Меня и кто идет прямым путем,
тот идет для самого себя, а кто заблуждается, то заблуждается во вред
самому себе, и да не понесет носящая ношу другой, и Мы не наказывали
ни единой живой твари, пока не родился Алгол, а когда Мы желали
погубить селение, Мы отдавали приказ одаренным благами в нем, и они
творили нечестие там, тогда оправдывалось над ним слово, и уничтожали
Мы его совершенно, так и каждый, избравший путь прямой и благостный,
должен уничтожать всех непоклонившихся и в грехе погрязших - во имя
Бога, милосердного и справедливого, и во благо всех праведных и
безгрешных, которых всех Мы поддерживаем - и сирых и богатых, всех,
кто поклоняется Господу и кто защищает Имя его, и да будет прощен
каждый, убивающий неверных, ведущий священную войну во славу Бога,
единственного и милосердного, и поистине, эта Директория возвещает
весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела;

     мысль двадцать третья:

     и не делай с Богом, Господом Миров, другого божества, чтобы тебе
не оказаться порицаемым, оставленным; Господь ваш лучше знает, что у
вас в душах, если вы добреющи, и поистине, Он к обращающимся прощающ,
и возносите молитвы Господу на заре утренней и на закате солнца и
между ними пять раз, и будьте верны в мере, когда отмериваете, и
взвешивайте правильными весами, это - лучше и прекраснее по
результатам, и не следуй за тем, о чем у тебя нет знания, ведь слух,
зрение, сердце - все они будут о том спрошены - поистине, эта
Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся
праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда
и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано
мучительное наказание;

     мысль двадцать четвертая:

     и не ходи по земле горделиво: ведь ты не просверлишь землю и не
достигнешь гор высотой, зло всего этого у Господа отвратительно, и
давай родственнику должное ему, и бедняку, и путнику и не расточай
безрассудно, ведь расточители - братья сатан, а сатана своему
Господу не благодарен!", - так говорит Моонлав, на которую поистине
ниспослана благодать Бога и слова Бога, Господа Миров, справедливого
и милостивого, и эта Директория ведет к тому, что прямее, и возвещает
весть поклонившимся праведникам, которые творят благие дела, что для
них великая награда и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу
Миров, уготовано мучительное наказание, а человек взывает ко злу так
же, как он взывает к добру, ведь человек тороплив;

     мысль двадцать пятая:

     а Алвисид бесчестит имя Бога, и собрал вокруг себя сторонников,
поверивших лживым посулам его и соблазненных заманами сатанскими и
поистине будет всем им геенна огненная в наказание и пламя,
пожирающее и камни, и людей - ведь эта Директория ведет к тому, что
прямее;

     мысль двадцать шестая:

     и каждый истинный правоверный должен убивать поклонившихся
Алвисиду там, где увидит его, и будет убившему неверного за то
прощение грехов и блаженство вечное в садах райских, а имеющий дела с
поклонившемуся Алвисиду, да будет непрощен Господом милостивым, а эта
Директория ведет к тому, что прямее, и да будет уготовано тем,
которые не поклоняются Богу, Господу Миров, мучительное наказание;

     мысль двадцать седьмая:

     и воздастся каждому по делам его, и поистине, эта Директория
ведет к тому, что прямее, и возвещает весть поклонившимся
праведникам, которые творят благие дела, что для них великая награда
и что тем, которые не поклоняются Богу, Господу Миров, уготовано
мучительное наказание, а человек взывает ко злу так же, как он
взывает к добру, ведь человек тороплив,

     мысль двадцать восьмая:

     но пусть знает каждый истинно поклонившийся Господу и открывший
ему свое сердце, что Господь велик, справедлив, мудр и милостив,
хвала ему, Господу Миров, всемогущему и милосердному, и превыше Он
того, что о Нем говорят, на великую высоту и Моонлав, посланница его
к людям, возвещает об этом всех праведных и Господу поклонившихся!




                                        "...Жизни годы
                                         Прошли не даром, ясен предо мной
                                         Конечный вывод мудрости земной:
                                         Лишь тот достоин жизни и свободы,
                                         Кто каждый день за них идет на бой!"
                                                     Иоганн Вольфганг Гете


     Радхаур сидел обнаженный на постели, поставив босые ступни на
каменный пол. Холода он не ощущал, он думал о чем-то, уставившись на
дрожащий огонек свечи.
     Завтра отплывают корабли с армией освободителей родной страны от
захватчиков. Рано утром ему вставать, чтобы покинуть гостеприимный
каталог алголиан и вместе с Этвардом, Ламораком и другими знатными
рыцарями возглавить поход.
     Надо спать - до рассвета уже не долго. Но сон не шел.
     Марьян перевернулась во сне на другой бок, прошептав сладко:
     - Радхаур...
     Он посмотрел на нее, вздохнул и снова уставился на пламя свечи.
     Полог входа колыхнулся и луч чужой свечи отсветил от стены.
     Радхаур поднял голову и по одежде узнал верховного координатора.
Да и кого еще могли пропустить в покои наследника Алвисида бдительные
стражи у входа и строгий Гуул, находящийся в комнате шаблоний?
     Но ведь верховный координатор остался в Ирландии, как он попал
сюда?!
     Юноша встал и быстро надел штаны - не пристало голым говорить с
верховным координатором, наверняка что-то важное привело сэра Дэбоша
в столь неурочный час.
     Гость откинул капюшон.
     - Сэр Ансеис? - удивленно воскликнул Радхаур. - Как вы попали
сюда? И почему в этой одежде? Где сэр Дэбош?
     - Кто это? - подняла голову сонная Марьян.
     Хамрай посмотрел на новую красавицу в постели наследника
Алвисида и чему-то усмехнулся. Вытянул руку и женщина вновь заснула
со сладкой улыбкой на устах.
     Радхаур натянул тонкую рубашку, хотел надеть куртку и перевязь с
Гурондолем - будь он на боку юноша чувствовал бы себя увереннее. Но
не стал оскорблять французского барона, к которому относился с
уважением и глубокой симпатией. Он стоя смотрел на гостя. Он ждал
ответа на свои вопросы.
     - Садись, - дружелюбно попросил Хамрай, указав Радхауру на
постель.
     Он подошел к стоявшему в углу креслу и сильными руками легко
приподнял тяжелый предмет.
     Радхаур подивился, что маг не создал кресло из ничего, или, на
худой конец, не придвинул его взглядом.
     Хамрай сел так, чтобы свет свечи падал одинаково на его лицо и
лицо наследника Алвисида.
     - На держи, - сказал маг протягивая к юноше ладонь. - Это
принадлежит тебе.
     На ладони лежал перстень графа Маридунского.
     - О, - только и смог сказать Радхаур. - Где вы его взяли? Из
моря?
     - Из какого моря?
     - Ну... Я уронил его, когда мы плыли в Ирландию...
     - Я взял его у Фоора, - спокойно пояснил Хамрай. - В коридоре
Алвисида.
     - У верховного координатора? В коридоре? А как... а где сейчас
сэр Дэбош?
     - Его больше нет, - холодно произнес Хамрай.
     - Как нет? Он... - Радхаур в волнении встал. - Вы убили
верховного координатора?
     Хамрай спокойным жестом усадил наследника Алвисида обратно.
     - Фоор был обречен, - сказал маг. - Он потерял себя, он пошел
на обман. Его неминуемо уничтожили бы ближайшие соратники. Тебе
нельзя больше оставаться у алголиан. И тебе нельзя им больше
доверять.
     - Но почему? Разве они не желают оживить Алвисида?
     - Нет, - покачал головой Хамрай. - Алвисида знал лишь Фоор,
остальные алголиане родились позже его гибели. Зачем им нужен живой
бог, который неизвестно еще как поведет себя? Не лучше ли поклоняться
богу мертвому и властвовать над живыми?
     - Не знаю... но я верю вам. Не знаю почему, но верю. Вы пришли,
чтобы предупредить меня об этом?
     - Нет. Я пришел проститься с тобой, наследник Алвисида.
     - Как проститься?! Вы не...
     - Я тебе все расскажу... - перебил Хамрай. - С самого начала.



     Хамрай рассказал Радхауру все.
     Тихим спокойным голосом поведал удивительную и долгую свою
историю. Он исповедовался перед этим юношей - наследником
незаслуженно покаравшего Хамрая бога. Покаравшего не за любовь - за
похоть. Рассказал, не утаивая ничего, даже как тринадцать лет назад
похитил его, наследника Алвисида, потеряв себя, как потерял сейчас
себя Фоор. Но для Фоора это оказалось гибельным, Хамрай же сумел
обуздать свои страсти в тот жуткий момент.
     - Но отец же приколол похитителя копьем к дубу? - удивленно
воскликнул Радхаур.
     Хамрай лишь усмехнулся и продолжил рассказ.



     Хэккер Прионест проснулся от тяжести вливающейся в него силы и
резко сел на кровати. Ему было очень больно - пальцы разорвали
тонкую ткань простыней. Он едва удержался от крика.
     Наконец, боль отпустила, он тяжело дышал, голова кружилась.
     Но он знал, что это означает. В него, как и еще в троих высших
апологетов алголианской церкви, влилась магическая мощь, которая
могла исходить только от одного человека в мире.
     И хэккер Прионест знал, что ему теперь делать.



     Когда Хамрай замолчал, Радхаур посмотрел на него чистым
взглядом:
     - Вы это твердо решили?
     - Да.
     - И вас не пугает заклятие Алвисида?
     - Пугает.
     - Хотел бы я любить кого-нибудь так же, как... Как вы... -
едва слышно прошептал Радхаур.
     - Ты выполнишь мою последнюю просьбу?
     - И единственную, - сказал Радхаур. - Вы много сделали для
меня, но ни о чем еще не просили, - пояснил он. - Да, я, хотя бы
ради вас, постараюсь оживить Алвисида.
     - Спасибо. Во дворце шаха Балсара живет мой двойник. Это я. И
не я. Если бы мы встретились - он бы тут же погиб. Трудно было
добиться этого, но не невозможно. Погибну я - и он станет
единственным, а значит, настоящим Хамраем. В случае чего можешь
полагаться на него - если встретишь, конечно.
     - Хорошо. Я верну шаху Балсару возможность иметь наследника.
     - Это очень важно, - сказал Хамрай. - Для меня важно.
     Он встал.
     - Прощай, наследник Алвисида.
     - До свидания, доблестный сэр Ансеис.
     Хамрай с удивлением посмотрел на юношу, но ничего не сказал.
Взял подсвечник и пошел к выходу.
     - Сэр Ансеис, - остановил его Радхаур.
     - Да?
     - Извините, но сами-то как вы попали в волшебный коридор?
     Радхаур вертел в руках неожиданно возвращенную драгоценную
реликвию.
     - Опыт и знание позволили мне открыть тайну, - усмехнулся
Хамрай. - Вряд ли еще кто сможет разгадать эту загадку. Ты -
единственный владелец коридора. Прощай.
     - До свидания, - вновь упрямо повторил Радхаур.
     "Да, любовь - удивительная, прекрасная, жуткая штука, если
заставляет такого человека идти на смерть," - думал юноша.
     Что он, Радхаур, знает о любви?! Ничего!
     Он посмотрел на спящую Марьян и его неожиданно охватил странный,
сладкий порыв нежности к той, кого он из уродины силой мгновенной,
минутной любви превратил в ослепительную красавицу.
     Что же творит любовь пожирающая, страстная, всеобъемлющая?! И
как возвысится до нее?!




                            "Любовь, любовь - гласит преданье -
                             Союз души с душой родной -
                             Их съединенье, сочетанье,
                             И роковое их слиянье,
                             И... поединок роковой..."
                                                     Ф.И.Тютчев


     Ужин принесли в графскую спальню. Для них двоих.
     Аннаура с удивлением озиралась, войдя в просторную комнату -
горело множество свечей, столь много, сколько она и не видела никогда
сразу, больше сотни. Свечи были везде: на стенах, на подоконнике, две
высокие и очень толстые, стояли в бронзовых подсвечниках у изголовья
постели. И еще ее поразили два обнаженных меча, лежавших на
придвинутых по обе стороны к кровати сундуках.
     - А это зачем? - удивленно спросила Аннаура.
     Она волновалась, словно девушка в первую брачную ночь.
     - Это старинный обычай моей родины, - пояснил Хамрай. -
Ритуал. Я чту древние законы.
     Это объяснение вполне удовлетворило ее. Аннаура в сладком
ожидании села в кресло перед изящным круглым столом, заставленным
закусками.
     Они не торопились.
     Хамрай не стал говорить ей о истинном предназначении мечей -
сама скоро узнает. Он не желал, чтобы вместе с ним погибла она,
вызвавшая столь бурную и гибельную любовь. Он долго терзался - может
открыться ей? Но не мог предсказать ее реакцию. Аннаура наверняка
подумала бы, что он лжет, чтобы избежать ее.
     Магия бессильна пред любовью!
     Шесть его личных телохранителей стояли у дверей с обнаженными
клинками, получив строжайший наказ: врываться в спальню едва услышат
женский крик и спасать Аннауру.
     Хамрай посмотрел на сияющую предвкушением блаженства женщину в
парадном белом платье и со столь гармонирующим с ее глазами
изумрудным ожерельем на тонкой пленительной белой шее, улыбнулся ей и
послал в нее магический заряд: кричать, хватать меч и рубить изо всех
сил, спасая жизнь, лишь только почувствует что-то неладное.
     Она ничего не заметила, она не предчувствовала опасности, она
ждала восхитительной незабываемой ночи любви с необыкновенным
удивительным мужчиной.
     Они не торопились.
     Пили вино, вспоминали турнир и события в королевском дворце в
Камелоте.
     Хамрая приводил в трепет сам голос ее, пьянил аромат волос,
слепила белизна шеи и открытых плеч. Хотелось погрузиться в ее пышные
волосы и умереть от счастья.
     Что ж, осталось недолго. В смысле - умереть.
     Хамрай не жалел ни о чем, в этой жизни у него оставалось только
одно - Аннаура, его первая и последняя ЛЮБОВЬ, и он желал только
перед смертью урвать счастья как можно больше.
     Они не торопились.
     Пили сладкое вино и смотрели друг другу в глаза, говорящие
больше любых слов.
     Она оказалась сидящей у него на коленях. Он обнимал ее,
непроизвольно охватив ладонью обжигающую сквозь ткань женскую грудь и
замирал от неизведанных дотоле ощущений.
     Поистине незнакомых Хамраю ощущений - те немногие женщины и
Моонлав в том числе... С ними все было не так, проще, прозаичней... И
очень, очень давно.
     Они не торопились.
     Он медленно освобождал ее из плена платья, стоя перед ней на
коленях, словно пред богиней красоты, она смущенно улыбалась и
гладила его черные жесткие непокорные волосы.
     Было светло. Непереносимо светло, но Хамрай хотел видеть то,
ради чего покинет мир.
     Он видел и восхищался - она стоит того, чтобы ради нее прожить
жизнь и умереть.
     Он так нежно касался ее, так горячо целовал ее ноги, бедра,
живот, он так восхищался ею, столько мужской силы чувствовалось в его
движениях, что Аннаура почувствовала как она теряет ощущение
реальности.
     И для нее начинающееся действо было необыкновенном - она,
считавшая, что познала искусство любви досконально, вдруг поняла, что
этот удивительный рыцарь открывает ей любовь словно заново, словно не
было никогда у нее близости с мужчинами. И действительно так оно и
есть - все предыдущие были красивы, сильны и хороши, но они не
такие... Она почувствовала, что эта ночь станет для нее Откровением.
Откровением любви.
     Она целиком отдалась пьянящей волне чувств, успев прошептать
лишь:
     - Как долго я ждала!
     Все невысказанные, даже неосмысленные, никогда не облекаемые в
слова, мечтания и ожидания воплотились в этой фразе.
     Он не закрыл глаза - он смотрел, смотрел жадно на ее дрожащие
ресницы и разметавшие по подушке волосы, он наклонил голову и
целовал, целовал, целовал ее подбородок, шею, груди, обладая ею и
обладая всем миром сразу.
     Он хотел как можно больше взять в свой последний час и потому
глаз не закрывал - смотрел.
     Если бы кто-либо из врагов увидел бы его сейчас, то не узнал бы
могущественного, целеустремленного тайлорса. Никто не знал, что
Хамрай может быть таким. Хамрай сам не знал.
     Он обладал самой красивой женщиной во Вселенной, мечтая об одном
- чтоб она была не менее счастлива, чем он сам. Он желал отдать ей
лучшее, что есть у него - свои знания, свою мужественность, свою
силу. Желал и это желание заставляло двигаться его через вселенную
страсти к звездам истомленного упоения.



     Звезды вспыхнули в его глазах - он отдал ей всего себя, всего!
     И она закричала от целиком накрывшего ее наслаждения!
     И крик ее вогнал в усталые члены Хамрая новую страсть, ему
захотелось вновь покрывать ее тело жаркими поцелуями, утоляя ласками
вековой голод пальцев. Он упал на постель рядом и целовал, целовал ее
вздымающие в волнении груди.



     С шумом распахнулась дверь и кто-то вбежал в мир их любви,
сломав непередаваемое ощущение целостности двоих во всей Вселенной.
     Хамрай резко повернул голову - его охранники с мечами
недоуменно смотрели на господина.
     - Вон! - зарычал маг.
     Его взгляд, словно ураган вымел растерявшихся телохранителей из
комнаты.
     И только тогда Хамрай понял, где он и что с ним.
     Внутри все дрожало и в голове звенело, но никаких признаков
перерождения он не ощущал. Он с удивлением посмотрел на закрывшую
глаза, тяжело дышащую Аннауру (которая, похоже, даже не заметила
появления стражников) и оглядел комнату.
     В углу стоял Алвисид и смотрел на Хамрая.
     Хамрай встал с кровати, волна ненависти поднялась в груди, он
пошел к богу.
     Проходя мимо стола, он не глядя взял бокал и сделал большой
глоток вина, чтобы утолить иссушающую жажду, чтобы чуть придти в
себя.
     - Ты обманул меня! - с ненавистью произнес Хамрай, чувствуя,
что ненависть исчезает, поглощаемая силой любви и непреодолимым
желанием вновь окунуться в жар ЕЕ тела. А вспыхнувшая было досада об
упущенных напрасно за полтора столетия возможностях растворилась в
испытанном только что наслаждении.
     - Я неудивлен, что познал любовь именно ты, Хамрай, а не
Балсар, - как-то невпопад ответил Алвисид.
     Хамрай понял - перед ним не сам бог, а лишь видение его,
подобное тому, что он оставил своим наследникам. Только одежды на
посланце Алвисида были те, что привык видеть на нем Хамрай.
     - Ты полюбил, - продолжал Алвисид, - ты узнал, что такое
любовь, ты не побоялся смерти. Перед настоящей любовью бессильно
любое заклятие. Если бы ты не любил, то сейчас бы не слушал меня. Я
рад за тебя, Хамрай. Я поздравляю тебя - не потеряй свою любовь. Но
помни - заклятие в силе! Исчезнет любовь - исчезнет для тебя
возможность обладать женщиной!
     И посланец Алвисида растаял в ярком свете свечей.



     - С кем ты говоришь? - подняла голову Аннаура.
     В ее голосе прозвучал оттенок обиды, что в такую ночь он может
отвлекаться на что-то еще кроме нее.
     - Ни с кем, - сказал Хамрай. - Я иду к тебе, любимая!
     Старый чародей наконец-то понял, что жизнь для него
продолжается.
     Нет, не продолжается - она еще только начинается!




                                    "- Скажи, Рейнольд Зеленый Лист,
                                     Что делал ты в лесу?
                                     - Искал тебя, мой господин,
                                     Я весть тебе несу."
                                             Английская народная баллада




                                    "Смерть стоит того, чтобы жить,
                                     А любовь стоит того, чтобы ждать."
                                                             В. Цой


     Через несколько дней корабли бретонцев в тусклой хмари раннего
утра пристали к британскому берегу.
     Едва отплыли от Бретони на головном корабле начался совет
верховного короля Британии - лучшие бриттские рыцари обсуждали
создавшееся положение.
     Как оказалось, Этвард давно вынашивал новый замысел - не
штурмовать Лондон, как он говорил Карлу Бретонскому, а перво-наперво
разбить армию принца Вогона, застрявшую у стен Рэдвэлла.
     Тому было несколько причин, но, пожалуй, главная - юный король
догадывался, что наемная армия, взяв вражескую столицу, будет
заниматься грабежом и, отягощенная трофеями, вдвое потеряет
наступательный пыл.
     Нет, пусть сперва докажут свое бесстрашие у стен Рэдвэлла,
против настоящих воинов, а не против просящих пощады мирных горожан.
     Бриттские рыцари поддержали решение короля - так или иначе
армию варлаков необходимо уничтожить, она несет угрозу всем. А после
падения дьяволовой стены над Рэдвэллом, решено двинуть войска на
Камелот, освободить бриттскую столицу от захватчиков. И только после
этого завершить кампанию в Лондоне.
     Сыновья короля Карла пытались возражать, но им резонно ответили,
что они наняты для освождения Британии от саксов. Все силы противника
сейчас сосредоточены у Рэдвэлла - разгроми их и бери Лондон
практически голыми руками.
     Бретонцы несколько нехотя согласились на доводы бриттов и
обещали поддержать боевой дух в своих войсках. Лондон - лакомый
кусочек и останется на сладкое.
     Огромная армия высаживалась там, где ее не ждал враг.
     Рядом с юным королем Этвардом находились его друзья - граф
Маридунский и король Сегонтиумский, а также лучшие бриттские рыцари,
горящие местью за убитого короля и разоренные земли.



     Радхаур, глядя как спускают по шаткому трапу испуганно ржущих
лошадей, думал, что вот он снова на родной земле. И впереди, в самые
ближайшие дни - новые сражения, новые победы.
     Теперь рядом с ним нет отца, нет магической силы и мудрого слова
сэра Дэбоша и сэра Ансеиса. Он должен сам идти вперед по жизни. И он
не боится - с открытым лицом он смотрит в глаза будущим опасностям.
     Подошла Марьян и несмело взяла его под руку.
     Он не вырвал руку, как в прошлый раз. Если она хочет быть рядом
- пусть.
     Он рыцарь, да, но как он далек от понимания любви и своем месте
в ней. Но разве должен рыцарь думать об этом - откуда вообще у него,
Радхаура, такие мысли?
     В голове неожиданно слова сами собой стали складываться в
красивые строки.
     Радхаур слегка мотнул головой, отгоняя их - только этого не
хватало! Пусть все идет, как идет, пусть. Слава Британии и слава рода
Сидмортов - вот чему он должен посвятить жизнь, вот о чем он должен
думать.
     Впереди новые битвы. И новые победы. А пока родное графство
горит и опустошается чужой армией. Пока. До падения дьяволого купола
осталось восемь дней. Они успеют. Должны успеть.
     Радхаур рукой нащупал висящий на груди перстень Алвисида,
талисман графов Маридунских - с ним он больше не расстанется ни при
каких обстоятельствах.




             "Блажен, кому отпущены беззакония, и чьи грехи покрыты!"
                                                     Псалтирь, псалом 31


     Вода - как незнакомый человек. Откуда течет, куда стремится,
зачем?
     Кто знает?..
     Вот небольшой ручей, пробивший себе путь сквозь лесную чащу.
Вода журчит довольно в своем неспешном движении, не подозревая, что
через несколько ярдов ее ждет порог. Вода падает вниз, бурлит
сердито, выбрасывая ругательства белой пеной, и бежит дальше по своим
неведомым делам, где надо пробивая дорогу, сметая с пути случайные
препятствия - упавший в ручей древесный ствол или еще чего-нибудь,
подхватывает с собой попавшие в нее листья и ветви.
     Вода в подчинении царя Тютина. Ха! Ему подчиняются озера, вода
лишь признает его повелителем, но он не является таковым. Никто не
властен над силами природы, даже Силы Космические...
     Силы Космические, силы природы...
     Царь Тютин сидит под дьяволовым куполом в Рэдвелле и смотрит,
как задыхаются бриттские рыцари. Или уже задохнулись? Да, наверное.
Астарот говорил, что они выдержат не более полутора десятков дней...
Интересно, а владыке Ста Озер необходим воздух? Бессмертен ли он?
Впрочем, какая разница...
     На воду можно смотреть бесконечно. Она падает с небольшого -
всего в полярда - порога и убегает дальше. Приятно и завораживающе
смотреть на это тихое бурление и думать о вечном. Или не думать ни о
чем.
     Герцог Иглангер и не мог думать ни о чем, кроме как о падении
дьяволого купола над Рэдвэллом. Ему не нужна жизнь без магической
сущности - а она там, в подземельях замка...
     В подземельях замка... В подземельях замка... Осталось три дня
до падения купола, ограждающего замок от мира. Осталось три дня. Три
дня... Три... Ночь, день, еще ночь, еще день и снова ночь, а утром...
     Герцог не знал, когда падет купол - утром или вечером? Или в
полдень, когда солнце побеждает силы Тьмы, заставляя их забиваться в
глубокие норы?
     А вода падает вниз, бурлит, пузырится, бежит дальше... Бежит...
     И текут мысли об одном и том же, доводя до бешенства внешне
бесстрастного герцога, который для всех окружающих (кроме Линксангера
и Берангера, а также Астарота, посвященных в тайну) остается
могущественным магом. Магом!
     Да он теперь даже на мгновение не может остановить, например,
этот бесконечный поток воды! Воды...
     Он может теперь либо спать, дабы приблизить долгожданный час
падения купола и триумфального вхождения в замок и возвращения своей
магической сущности, либо смотреть на движение воды. Днем - воды.
Ночью - наблюдать веселую пляску языков пламени костра.
     Спать герцог уже просто не мог. Не мог больше видеть сон, как
открываются перед ним ворота в ненавистный Рэдвэлл. Он хотел этого
наяву. Надо было ждать.
     Ждать - больше ничего другого герцогу не оставалось.
     Герцогу не нравились настроения его армии. Бездействие не идет
войскам на пользу. Варлаки не понимали, почему столько времени торчат
у стен какого-то замка, почему не грабят Камелот и другие бриттские
города. Пришлось объяснять варлакским военачальникам, что в Рэдвэлле
спрятаны главные сокровища бриттов, что ни Камелот, ни другие города
после полного уничтожения бриттского воинства от победителей никуда
ни денутся. Это хорошо еще, что всего тридцать дней может стоять
дьяволов купол. А если бы сто, триста? Варлаки не стали бы столько
ждать.
     А смог бы ждать он, герцог Иглангер? Он шел к своему магическому
могуществу всю жизнь, он может пройти нелегкий путь снова, но... Но
ему нужна его магическая сущность - немедленно. И что такое сто,
даже триста дней в сравнении с десятилетиями невероятного напряжения
и лишений, которыми эта самая магическая сущность ему далась?
     Чтобы повальная пьянка и кровавые ссоры саксов с варлаками не
охватили всю армию, герцогу пришлось разрешить штурм Маридунума и
других близлежащих городов.
     Маридунум взял лично принц Вогон ("Он называет это воинской
победой!" - мысленно хмыкал Иглангер) и теперь в лучшем здании
города беспробудно пьянствовал с сакскими рыцарями и многочисленными
девками, восхваляя собственные подвиги.
     А он, герцог, не мог далеко уехать от стен Рэдвэлла. Нет, ни что
ему не препятствовало, но ему казалось, что находясь неподалеку от
своей плененной магической сущности, он поддерживает с ней
нечувственную связь.
     До падение дьявольского купола было еще три дня. Всего три.
Ждать нет никаких сил. Кажется, что он торчит в этих гнусных лесах
лет сто...
     Иглангер нашел этот маленький водопад в прогулках по окрестным
лесам и теперь приходил сюда каждый день. Сидел и думал. Охрана
оставалась рядом, но он ее не видел. Иллюзия одиночества. Впрочем,
почему иллюзия? Он всю жизнь одинок, несмотря на преданных братьев.
Но сейчас... Сейчас в родовом замке герцога его ждет юная
светловолосая принцесса, укравшая сердце...
     Нет! Об этом точно сейчас нельзя думать.
     Иглангер вновь сосредоточил внимание на бурлении воды.
     Младшие братья отправились в Иглвуд. Линксангер метаморфировался
в тяжелого тяглового дракона; варлаки соорудили чуть ли не карету с
постелями и плотно закрепили на его спине. Берангер в обличье
быстрого легкого дракона сопровождал его.
     По донесениям барона Тарфа (на магическом уровне братья уже
ничего не могли сообщить ему) Иглангер знал, что Берангер наложил
чары на малолетнюю Рогнеду и на ее толстую фрейлину (при воспоминании
о ее противном голосе герцог всегда непроизвольно морщился). Затем
пленниц привязали к кроватям в карете на спине метаморфировавшегося
Линксангера, и братья с драгоценным грузом полетели в Иглвуд.
     Где их носит, в конце концов? Могли уже несколько дней назад
вернуться!
     Спокойно! Вода течет, падает, недовольно бурлит и отправляется
дальше, дальше, дальше... На смену ушедшей воде идет новая и так
бесконечно, бесконечно. Спокойно и бесконечно, ничто не изменит ее
хода. Спокойно течет вода, спокойно, спокойно... Брызги высохнут на
солнце, прибьются наверху к какой-нибудь туче и вернутся обратно. Так
и его магическая сущность, претерпев разлуку с хозяином, вернется к
нему. Всего через три дня. Только надо быть спокойным, спокойным...
     - Ваше сиятельство! - крикнул один из охранников, не осмелясь
приблизиться.
     Герцог мгновенно вскочил с земли. Поморщился недовольно -
слишком поспешно было его движение. Наверное это, просто-напросто,
вернулись братья из Иглвуда. Наконец-то.
     - Что случилось? - властно спросил Иглангер.
     Он не старался не выдать голосом волнение - за долгие годы это
выработалось в привычку и магия здесь совсем не нужна.
     - Прибыл курьер из Лондона. Привез срочное письмо для вас.
     - Где он?
     - У вашего шатра.
     Герцог нахмурился.
     Вперед вышел солдат, прибежавший сюда сообщить о прибывшем
посланце из столицы.
     - Ваше сиятельство, курьер еле держится на ногах, он скакал без
сна и отдыха. За его высочеством послать?
     Герцогу не понравилось упоминание принца Вогона.
     - Сам решу, - хмуро пробормотал он и, кинув прощальный взгляд
на столь милый сердцу водопад, быстрым шагом отправился к лагерю.



     - Вы герцог Иглангер? - спросил усталый мужчина с мешками от
недосыпания под глазами и неприятной редкой щетиной на щеках.
     Герцог кивнул.
     - Вам письмо от графа Сетрика, - сказал курьер. - Велено
передать срочно и лично вам в руки.
     Иглангер жестом указал курьеру на вход в шатер и вошел сам.
     Взял протянутый конверт, скрепленный королевской печатью.
     Что-то подсказывало герцогу, что это не обычные указания
сакского короля, которые всегда писал его первый приближенный граф
Сетрик. И не внешний вид посланца навел Иглангера на подобные мысли
- король Фердинанд всегда требовал, чтобы его письма доставлялись
немедленно...
     - Вы знаете, что в послании? - спросил герцог курьера,
вскрывая конверт.
     - Нет, ваше сиятельство, - поклонился тот. - Граф вызвал
меня, передал запечатанный конверт и велел немедленно отправляться к
вам, нигде по дороге не останавливаясь.
     - Хорошо, - кивнул герцог, - можете идти отдыхать.
     Иглангер посмотрел, как за курьером закрылся полог, закрывающий
вход в шатер и вскрыл письмо.
     Предчувствия не обманули.
     В Лондоне случилось нечто, имеющее огромное значение и здесь, у
стен Рэдвэлла.
     Король Фердинанд скончался.
     Письмо было написано неровным почерком и оказалось
немногословным. Граф Сетрик не описывал подробностей смерти
повелителя. Как государственный муж он просил герцога до победного
завершения кампании не сообщать принцу Вогону о том, что его отец
умер. Со своей стороны граф обещал держать смерть короля в тайне - в
Лондоне до возвращения победоносного наследника об этом никто, кроме
наиболее доверенных лиц, не узнает.
     Герцог аккуратно свернул письмо и спрятал на груди.
     Одного не знал преданный своему повелителю граф Сетрик - что
Иглангер с братьями служили у короля Фердинанда не по зову совести, а
по приказанию Сил Космических.
     Эта служба по наследству не передается.
     Герцога здесь ничего больше не держит, он может покинуть войска
в любую минуту, ему теперь безразличен исход войны.
     Ничего не держит, кроме магической сущности, заключенной в
Рэдвэлле...
     Что ж, все складывается не так уж плохо. Его братья свободны от
исполнения службы, поскольку умер назначенный Силами Космическими
повелитель. И он - тоже свободен. Если после падения он вернет свою
магическую сущность, то вполне может претендовать на высший тайлор...
     Что значит "если"? Конечно, как только эта гора чертовых камней
развалится (или как сказал Астарот - "Стены испарятся на тридцатые
сутки после возведения.") он вернет свое магическое "я" куда бы его
не спрятали. Обстучит все стеночки замка, войдет в каждый секретный
закоулок, проверит все трупы защитников Рэдвэлла. Бывших защитников.
     Иглангер поморщился. Если царь Тютин и выжил, то с ним запросто
разберутся братья. Да с ним и делить-то нечего, пусть
подобру-поздорову убирается в свои озера.
     Но если каким-то чудом остались в живых те двое...
     Об этом даже не хотелось думать.
     Астарот гарантировал, что они погибнут. Должны погибнуть, даже
самым могущественным магам необходим воздух для жизни - они же не
боги, в конце-то концов...
     - Ответ будете писать, ваше сиятельство? - спросил слуга. -
Позвать писаря?
     - Нет, - вздохнул Иглангер. - Пока - нет. Принеси вина.
     Умер король Фердинанд. Умер. Закончилась целая эпоха в жизни
всей британии.
     Юный Фердинанд сел на престол в смутные времена и волевой рукой
сумел... Многое сумел, чего уж тут говорить.
     Герцог вспомнил, как однажды играл с его величеством в шахматы.
Что-то отвлекло внимание и когда герцог снова вернулся к доске, одной
из фигур на месте не оказалось. Герцог спросил у короля Фердинанда,
что это означает (ему было плевать на шахматную партию, просто стало
интересно, как поведет себя тот, кому по велению Сил Космических он
обязан служить десять лет). Король, старый лысый человек, мучимый
подагрой и еще невесть какими болезнями, захихикал и сказал, что в
шахматах, как в жизни - все средства хороши. Смог подослать
отравителей к важному человеку противника - и нет его. Важен
результат. Прозевал ход врага, не важно открытый или тайный, - не
скули, придумывай ответный.
     Герцог не то, чтобы разозлился, но ферзя Фердинанда просто
испарил. Его величество радостно захихикал, заметив, что уроки идут
герцогу на пользу. А через два хода поставил герцогу мат.
     Больше Иглангер с ним в шахматы не играл. Но с тех пор относился
к Фердинанду с большим уважением. И осторожностью. Опасен был
немощный старик силой своей хитрости, коварства и воли. Даже
капризный и необузданный принц Вогон побаивался своего отца.
     Слуга подал вино, бросил вопросительный взгляд на хозяина и,
повинуясь ленивому жесту, вышел из шатра, готовый явиться по первому
зову.
     Герцог вздохнул - лицо умершего короля встало перед глазами -
и выпил.
     Король умер, да здравствует король...
     Принц Вогон и так переносим с трудом, а теперь с ним просто
невозможно станет разговаривать.
     А герцог и не будет с ним разговаривать, как с королем. Через
три дня падут стены Рэдвэлла, миссия Иглангера в данной кампании
закончена. Вогон же победителем вернется в Лондон, если не
перессорится с варлаками.
     У принца путь в Лондон.
     У герцога - дальше, в Иглвуд. К принцессе, пленившей сердце.
Там он будет ждать решения Сил Космических. Там, с возвращенной
магической сущностью, он пойдет на испытание для достижения высшего
тайлора...
     Герцог представил как усопший король Фердинанд лежит в гробу,
при свете факелов, и лишь граф Сетрик, да может несколько
приближенных провожают его в последний путь...
     Мудрый был король, а вот единственного сына подобным себе
воспитать не сумел...
     Иглангер, забыв о своем зароке не пить вина до возвращения
магической сущности, налил себе еще.
     И услышал долгожданный звук - шелест драконьих крыльев и крики
дозорных.
     Взгляд случайно упал на поставленную в угол пустую клетку с
распахнутой клеткой - память о бедном стриже, любимце Иглангера.
Слуги так и не удосужились за столько дней убрать ее! Или не
решились, а он не распорядился?.. Напоминание об утраченных
возможностях. Нет, напоминание об утраченном любимце. Да и черт с
ней, с птицей, когда герцог вернет свою магическую сущность, поймает
нового стрижа...
     Он принял строгий вид, ожидая братьев. Он не вышел им навстречу.
Ему не понравилось, как Линксангер посмотрел на него в тот многажды
проклятый день, когда Иглангер потерял себя. Какое-то злорадство
читалось во взгляде младшего брата. Или показалось? Герцог убедил
себя, что просто показалось.
     Минуты бежали одна за одной, он ждал.
     Наконец в шатер ввалился Линксангер, на ходу заправляя одежды, и
устало плюхнулся на ложе.
     - Большие неприятности, Игл, - с пафосом сообщил он, ожидая,
что брат встревоженно бросится расспрашивать.
     В шатер вошел Берангер, увидел на столе бутыль с вином, плеснул
себе и маленькими глотками, ни капли не пролив, осушил кубок.
     - Что с Рогнедой? - едва сдерживая себя, сквозь зубы процедил
Иглангер. - Если с ней случилось что-то непоправимое, я заколю вас
лично, никакая магия вам не поможет!
     - Что? - непонимающе уставился на старшего брата Берангер.
     - Если принцессы нет в живых...
     - Ах, ты об этом! - Берангер покачал головой. - Нет, с
девчонкой все в порядке, она в Иглвуде.
     - Тогда что случилось? - зло спросил герцог. - И почему вас
так долго не было? Развлекались?
     - В проливе бушевала буря, - пояснил Берангер, налив в кубок
вина и протянув Линксангеру. - Мы не стали рисковать, переждали на
берегу. Дело не в этом...
     - Да что случилось в конце концов?! - заорал Иглангер.
     Линксангер отметил про себя, что всегда невозмутимый Игл
все-таки вышел из себя. И огорошил его:
     - От побережья сюда движется армия. Мы заметили совершенно
случайно. Их много, очень много. Тысяч десять мечей.
     - Что? - не поверил герцог.
     - Это так, - подтвердил Берангер.
     - Кто они?
     - Не знаем. Мы подлетели к середине колонны, флагов и гербов не
видели. Нас обстреляли из луков...
     - И вы испугались? - в голосе Иглангера послышалась насмешка.
     - Не ты ли нас учил без необходимости не лезть на рожон? -
взъярился Линксангер. - Мы были не в боевых обличьях. Тем более нас
заметили сразу... Надо было сообщить тебе, а не героически погибнуть,
уничтожив хотя бы и несколько сотен солдат.
     - Да, извини, ты прав, - согласился Иглангер.
     - К тому же мы не знали ни кто они, ни куда направляются.
Может, Рэдвэлл их и не интересует вовсе.
     - А мысли прочувствовать не могли? Или всю силу на варлачек
порастратили?
     - На варлачек, ни на варлачек, но кое-что можем, - обиженно
сказал Линксангер. - Сам попробуй в драконьем облике, на полной
скорости прочитать чужие мысли. К тому же при таком скоплении людей,
все их мысли сливаются в сплошной гул...
     - Да, я погорячился, извини, - еще раз признал свою неправоту
Иглангер.
     Он резко встал и стал ходит вдоль стола.
     - Вряд ли они идут не к нам, - принялся размышлять герцог
вслух. - Куда они еще могут направляться?.. Может быть, во время
возведения купола Фоор сумел на магическом уровне передать сообщение
в свои каталоги и это идут алголиане на помощь своему координатору?
     Линксангер пожал плечами:
     - Все может быть.
     - Похоже, это бретонцы, - заметил Берангер. - Но ума не
приложу ни зачем они высадились в Британии, ни куда направляются.
Может, они кружным путем хотят напасть на Лондон? Карл Бретонский
всегда враждебно относился к королю Карлу... Или освободить Камелот?
Слухи-то о его захвате могли за такое время дойти и до Бретани...
     Какое-то время герцог молча расхаживал взад-вперед.
     - Как далеко они отсюда? - наконец спросил он.
     - Совсем близко. Головной отряд у самых границ графства. Если
они идут на нас, то завтра-послезавтра жди нападения.
     - Кстати, - вмешался Линксангер, - головной отряд остановился
на перекрестке, они вполне могут повернуть на Камелот. Кто знает их
цели?
     Герцог кивнул и вновь заходил вдоль стола.
     - Самому бы посмотреть на них... - вырвалось у него.
     - Так полетели, - воскликнул Линксангер. - Обернусь в
голубого дракона, садись на меня, как на коня. В миг доставлю.
     - Чтобы тебя вновь обстреляли? - язвительно усмехнулся
Иглангер. - Хотя, постой. А действительно! Бер, - быстро повернулся
он к брату, - останешься здесь, обеспечишь мне и Линксу невидимость.
У вас сейчас хватит сил?
     - Мы конечно устали после длительного перелета... - начал было
Линксангер.
     - Сил хватит, - прервал брата Берангер. - До захода солнца не
так много времени, некогда отдыхать. А разведка действительно нужна.
     - Отлично, - кивнул Иглангер. - Готовьтесь. А мне надо
послать гонца к Вогону - нечего ему пировать, пусть садится на коня
и трезвеет по дороге. Тоже мне - главнокомандующий! - презрительно
хмыкнул он.
     Линксангер со вздохом допил вино и принялся расстегивать только
что одетую куртку. Берангер подошел к брату, чтобы перед полетом
растереть ему тело магической мазью.
     Иглангер неожиданно остановился.
     - Силы Космические, какой я идиот! - выругался он и повернулся
к братьям: - Погодите, может никуда лететь и не придется.
     Герцог произнес заклинание на вызов Астарота и вновь зашагал по
шатру.
     Берангер снова налил в кубки - в третий пришлось выбивать
последние капли - и протянул братьям.
     Иглангер досадливо покачал головой, отказываясь.
     Через какое-то время он удивленно посмотрел на молчавших
Линксангера и Берангера и пожал плечами. Снова произнес заклятие на
вызов посланца Луцифера. На этот раз медленно, отчетливо выговаривая
слова. И вновь зашагал по шатру, думая о своем.
     - Как принцесса? - неожиданно спросил он.
     - Что? - не понял Линксангер. - А, девчонка... Да что с ней
может случиться? Все время перелета была под действием чар сна - Бер
наложил крепко, постарался... А в замке... Испугалась, конечно, но мы
вдвоем убедили ее, что она в безопасности, что ее доставили в хорошо
охраняемый замок по приказу ее отца, подальше от войны...
     - Она так и не знает, что ее отец мертв?
     - Нет.
     - Хорошо, - кивнул герцог. - А вообще?
     - Испугана маленько, но ничего. Дети долго не тоскуют.
     Дети... Она не ребенок. Она вполне созрела для любви. Для любви
к нему, герцогу Иглангеру.
     - Игл, прикажи подать еще вина, - попросил Берангер.
     Герцог бросил на брата сердитый взгляд, но слугу кликнул.
     Когда слуга принес вино и мясо, поставил на стол и вновь вышел
из шатра, Иглангер не выдержал:
     - Да что такое, в конце концов?! Бер, вызови Астарота!
     Заклинание на вызов посланца Луцифера не требовало магии, оно
должно быть услышано если его произносит любой человек. Но доведенный
потерей магической сущности до отчаянья, герцог вдруг подумал, что
даже это ему уже не доступно.
     Берангер встал, но в это мгновение в центре шатра заклубился
знакомый дым.
     Столь резкий, что у братьев защипало в глазах.
     Когда дым немного рассеялся, они увидели совсем не того, кого
ожидали.
     Посреди шатра стояло испуганное тощее существо, ростом едва
доходящее братьям до пояса. Глаза были округлены, хвост бился о
землю, тонкие закопченные рога придавали бесенку совсем задрипанный
вид.
     - Ты... Ты кто такой? - справившись с первым удивлением строго
спросил Иглангер.
     - Я-я?.. - проблеял подданный Луцифера. - Я-я - Бил...
Билберри...
     - Где Астарот? Почему он не явился?
     Иглангер оправился от первого потрясения и его охватил
справедливый гнев.
     - Мар-р... Маркиз Астарот на балу Луцифера... Все там... Я-я
сейчас один...
     - Отправляйся к нему немедленно и скажи, что герцог Иглангер
просит, нет, скажи - требует, чтобы он немедленно явился сюда. Дело
важное и срочное...
     - Но... Я-я...
     - Ты понял, что я сказал? - нахмурил брови герцог. Голос его
был грозен.
     - Я-я... п-понял, - проблеял бесенок. - Но до полуночи... то
есть у вас до полуночи... там, у нас... другое время... Никто не
смеет покинуть дворец повелителя до окончания бала...
     - Дело важное!
     - В-в полночь м-маркиз б-будет здесь.
     Билберри выглядел так, словно ожидал немедленной мучительной
казни.
     Иглангер выругался.
     - Сгинь! - выплюнул он.
     Даже клубы дыма, скрывшие бесенка, казалось выражали облегчение.
     - Полетели, Линкс, - сказал Берангер. - Я сам все посмотрю.



     Голубой дракон словно самой природой создан для служения
воздушным конем - лучше и специально было бы не придумать. Небольшие
мощные крылья росли почти у самого живота; спина представляла из себя
двухярусный горб - словно сидишь в удобном кресле; конусообразную
голову венчали два длинных рога, за которые так удобно держаться
всаднику и управлять драконом. Безобразное с виду создание,
незащищенное и уступает в размерах всем другим известным драконьим
породам. Голубых драконов почти не осталось в мире, но для разведки
нет ничего лучше.
     "Конечно, - подумал Иглангер, устраиваясь на крупе
метаморфировавшегося брата, - седло бы не помешало. Но и так
пойдет".
     Он взялся за рога.
     - Давай, Линкс, трогай, - приказал он. - Как можно быстрее
мчи до их головного отряда, а там разберемся по обстановке. Бер
обеспечит невидимость, нас никто не увидит. Если сможешь, пытайся
разобрать хоть какие-нибудь их мысли. Ну, это там. Может, еще сядем
где и побродим...
     Герцог на всякий случай переоделся в простую одежду, в которой
ходят воины и искатели приключений - в таком виде на дорогах
Британии он ничем не привлек бы к себе внимания.
     Линксангер оттолкнулся от земли короткими сильными лапами,
взмахнул крыльями и полетел, медленно набирая высоту.
     Вновь оказавшись в воздухе, Иглангер вспомнил ощущения своих
последних, роковых полетов. Может, полет и бешено бьющий в лицо
воздух вселяет в него безумие? Вот и сейчас сердце забилось
восторженно и хочется совершать подвиги, пробивать лбом дьяволову
стену, не пускающую его к магической сущности...
     Спокойнее! Спокойнее! Нельзя терять здравомыслия ни на
мгновение. На ошибках учатся, тем более - на собственных. Спокойнее.
Задача предельно проста: посмотреть, кого еще несет к Рэдвэллу, не
ошиблись ли братья - может, это разбойники, вновь решили доставить
неприятности захватчикам родной земли. Ишь, нашлись патриоты...
     Иглангер, держась обеими руками за рога, перевел взгляд вниз.
Они летели над лесной дорогой. Справа возвышался огромный холм,
слева, за небольшой лесной стеной простирались поля, которые давно
уже пора было убирать... Некому.
     Вдруг что-то неуловимо изменилось, герцог даже сперва не понял:
что именно?
     Потом сообразил, что перестал слышать хлопанье крыльев, руки его
держали пустоту.
     Проклятье! Силы Космические, ну почему его окружают одни
дураки?! Берангер, вместо того, чтобы окружить невидимостью и
неслышимостью обоих братьев вместе, произнес два заклинания и
Линксангер теперь не услышит старшего брата, пока чары не будут
сняты.
     Ох, уж этот Берангер! Кого-нибудь другого, например принца
Вогона, он, может быть, и сумел бы убедить, что иначе было невозможно
наложить чары. Но Иглангер-то прекрасно знал, как это делается, хоть
временно и лишен возможности выходить в магическое подпространство.
Он отлично знал, что Берангер просто-напросто поленился, или по
недоумию не сообразил, и сейчас хлещет вино, вальяжно развалившись на
ложе.
     Внизу стремительно проносились верхушки деревьев. Либо
Линксангер еще просто ничего не заметил, либо посчитал, что так и
должно быть.
     Ну и пусть! Кривая вывезет, как-нибудь управятся. Ветер бьет в
лицо, сердце колотится от быстрого полета, да еще не видя дракона -
ощущение будто сам паришь в воздухе. Вперед, только вперед, что может
произойти?!
     Действительно, что может произойти? Они надежно отгорожены от
мира невидимостью и неслышимостью, сделают несколько кругов над
неизвестной армией, поймут что и как... Линксангер не дурак, он
облетит все как надо... Вперед, только вперед!
     Такие настроения уже знакомы Иглангеру, те же чувства обуревали
им, когда он, завладев сознанием дракона летел из Камелота к
Рэдвэллу.
     Герцог зажмурился и попытался вызвать пред мысленным взором
полюбившийся водопад. Вода течет, преодолевает препятствие и вновь
спокойно продолжает идти к ведомой только ей цели. Спокойно течет,
уверенно...
     Герцог решительно потянул на себя невидимые рога, несколько
поворачивая вправо. Его затрясло, движение вперед замедлилось.
Иглангер упрямо поворачивал незримого брата в драконовом обличьи в
обратную сторону.
     Все надо делать как надо! Хватит порывов души, хватит роковых
ошибок! В таком важном деле как разведка не может быть пустяков, он
должен иметь возможность разговаривать с Линксом.
     Но Берангер сейчас получит. Зубы герцога скрипнули в
предвкушении, как сейчас получит Берангер.
     Линксангер наконец сообразил, чего хочет старший брат и
стремглав помчался обратно.
     Герцог спрыгнул с него у шатра, успев подумать, что на крыло
невидимого Линксангера может кто-нибудь случайно наступить. Иглангер
досадливо поморщился - Линксангер отшвырнет обидчика на несколько
ярдов, хорошо если несчастный не переломает позвоночник. Но
предаваться бессмысленным сожалением не имело смысла - он сейчас все
равно ничего не может сделать.
     Герцог решительно вошел в шатер.
     Берангер сидел за столом, подперев лицо рукой и мечтательно
думал о чем-то. О какой-нибудь красотке, наверное. Иглангер,
понадеялся, что не о варлачке.
     Пощечина должна была привести мага второго тайлора в чувство, но
он лишь ошалело повел глазами из стороны в сторону.
     Этот кретин сделал братьев невидимыми и для себя самого.
     Иглангер в ярости сжал кулаки.
     Спокойно, спокойно. Вода течет уверенно и ничто не изменит ее
путь.
     Герцог схватил принесенное слугой перо на случай если герцог
решит сам писать ответ в столицу и быстро начертал на листе:
     "Немедленно сними заклятие! Игл."
     Он хотел приписать, что думает о брате, но решил высказаться
устно. Он побаивался, что на Линксангера все ж кто-нибудь наступит и
в лагере начнется переполох.
     Берангер помотал головой, глядя на самодвижущееся по бумаге
перо. Наконец, кивнул и закрыл глаза, снимая чары.
     - Что-нибудь случилось? - встревоженно спросил он.
     - Случилось! - рявкнул Иглангер. - Моя мать родила
уникального кретина!
     - Но я... - попытался оправдаться Берангер. - А в чем дело?
     - Как, по-твоему, я должен был разговаривать с Линксом?
     - Так просто - мысленно, - сказал Берангер и осекся, поняв
собственную глупость, и что ненароком еще и ударил брата в больное
место. - Все-все, Игл, можете лететь, такое больше не повториться.
Наложу общее заклятие, все будет просто отлично!
     - Когда летел сюда, я думал, что с тобой сделаю, - прошипел
Иглангер, злость которого испарилась. - Но время дорого. Смотри, у
меня! Пошевели мозгами в следующий раз, прежде чем колдовать.
     Эх, кто бы сказал ему, Иглангеру, эти слова, когда он, завладев
сознанием дракона, мчался к Рэдвэллу...
     У шатра собрались воины, удивленно глядящие на появившегося
прямо из воздуха дракона. С таким военачальником, казалось, ко всему
можно привыкнуть - но вот смотри ж. Хотя, в скуке ожидания, любое
развлечение - праздник.
     Герцог вновь уселся на дракона и они помчались вперед.
     Если быть спокойным, как вода, никаких непредвиденностей не
произойдет! Спокойным, как вода... Да что он сам себя успокаивает -
ведь простейшее дело впереди. Просто разведать, что к чему.
     Наконец, они долетели до головного отряда неизвестной армии.
Линксангер пролетел над самым костром, где готовили походный ужин.
Сидевшие вокруг воины не задрали вверх головы, не повскакали с мест.
На этот раз Берангер сделал все как надо.
     Невидимый ни для кого, кроме седока, голубой дракон полетел
вперед над дорогой.
     Сомнений быть не могло - это бретонцы. Видно Карл Бретонский
прослышал о захвате Камелота и решил двинуть войска на выручку
бриттов. Может, и сами уцелевшие бриттские рыцари послали по дороге в
Рэдвэлл гонца к нему, прося подмоги.
     Иглангер знал, что Карл Бретонский давно искал куда бы направить
войска. Сам Карл войн никогда не вел, но его наемная армия известна
всему христианскому миру. И не только христианскому.
     Это была неожиданная проблема. Если бретонцы двинут на Камелот,
то ему, герцогу Иглангеру, нет до этого никакого дела. Даже если на
Лондон. Но если на Рэдвэлл, то ему придется принимать на себя
командование сражением. Если, конечно, бретонцы нападут до того, как
рухнут стены дьяволого купола. Если же после того, как он вернет
магическую сущность... Пусть принц Вогон с ними сам разбирается,
служба трех братьев закончилась со смертью короля Фердинанда. Их путь
лежит в Тевтонию, в Иглвуд.
     Линксангер медленно летел над вражескими войсками, давая
старшему брату все внимательно рассмотреть. Вот палатки
военачальников. Да, знамя бретонцев. У одной из палаток стоял
человек, которого Иглангер знал - принц Ронг, один из сыновей Карла
Бретонского.
     - Линкс, - крикнул он, - подлети к ним ближе, вон, к тому, и
замри. Попробуй прослушать его мысли.
     Иглангер знал, что, будучи в драконьем обличьи, замереть на
месте в воздухе - значит сильно расходовать магическую энергию. И
пробовать читать чужие мысли - бесполезно. Но вдруг удастся? И,
вполне может быть, принц Ронг с кем-нибудь заговорит и хоть как-то
можно будет догадаться об их планах.
     Но принц неожиданно вошел в палатку.
     Иглангер уже хотел было приказать брату лететь обратно, но вдруг
некто привлек его внимание.
     С повозки сходила Марьян. Ей помогал тощий рыцарь с торчащими в
стороны словно пики усами. Этого не могло быть, конечно, Марьян,
любовь к которой Иглангер, как ни странно сохранил, умерла много лет
назад, он сам ходил к ее могиле. Она умерла из-за его матери, нет
сомнений. Но как эта женщина похожа на Марьян! Та же тонкая гибкая
фигура, те же странные для здешних мест но такие удивительно красивые
черты лица. Образ Рогнеды на мгновение даже как-то поблек в его
сердце.
     - Подожди, - попросил брата герцог. - Подожди чуть-чуть.
     Он хотел просто полюбоваться незнакомкой, вспомнить давно
ушедшие чудные мгновения любви.
     Но вода никогда не возвращается в прежние места, она течет
дальше.
     Женщина что-то выкрикнула и поспешила к одной из палаток.
Навстречу ей вышел мужчина. Герцог перевел взгляд, чтобы посмотреть
на ее избранника.
     И не поверил своим глазам. Этого-то уж точно не могло быть!
Галлюцинация? Или очень похож?
     Голубой дракон дернулся, чуть не рухнул вниз, но вновь замер на
месте - видно, Линксангер тоже увидел и узнал человека, вышедшего
навстречу девушке.
     Сын графа Маридунского, убийца Вольфангера, которому братья
поклялись отомстить любой ценной.
     Но он должен быть сейчас в замке, за дьяволовой стеной! Неужели
ему удалось улизнуть за то короткое время, что прошло тогда после
штурма до возведения дьяволовой стены?
     Из палатки вышел еще один юноша, которого герцог знал - Этвард,
новый Верховный король Британии.
     Мир сошел с ума! Эти бритты не там, где должны быть!
     К друзьям присоединился и сын короля Пенландриса.
     Значит, и этот странный француз тоже здесь. Но алголиан герцог
он не видел...
     "Это, конец, - подумал Иглангер. - Это - конец!.."
     Так или иначе, но магической сущности в Рэдвэлле уже нет, это
однозначно...
     Девушка подбежала к Радхауру и прижалась к его груди. Он
механически провел по ее волосам. И вдруг неожиданно поднял голову
вверх.
     Глаза Иглангера и Радхаура встретились. Герцог едва не выпустил
из рук рога дракона.
     Этот юноша не может его видеть, не может!
     Герцог не выдержал и отвел взгляд.
     - Лети обратно, Линкс, - простонал он. - И как можно быстрее!
     - Что там? - спросил Ламорак Радхаура.
     - Не знаю. Мне показалось, что кто-то смотрит на меня.
     - Там же никого нет!
     - Да, вижу. Пойдем ужинать, Марьян. Не устала сегодня?



     Иглангер смотрел на пляшущий огонек свечи - такой крохотный,
нервный. Но дай волю - огонек вырвется и бушующим зверем пожрет все,
что попадется по пути.
     Так и внутри Иглангера все бушевало.
     Но он знал, что спокойная вода убивает бешеный огонь.
     Вода, да и огонь тоже, если не могут справиться с препятствием
обходят его.
     Ему, Иглангеру, еще есть что терять - жизнь. И есть за что
бороться - за любовь.
     Он злился. На всех. На братьев, столь долго отсутствовавших; на
принца Вогона, которому послал уже третьего гонца, написав письмо о
приближении многочисленной вражеской армии; на Астарота, который мог
хоть как-то прояснить ситуацию и которому надо было сказать кое-что,
отыгравшись за прежние обиды, но он до сих пор так и не соизволил
появиться.
     Больше всего герцог злился на себя. За бездействие, за
предавание глупым грезам. За те дни, что он просидел у водопада,
вполне можно было пройти путь к начальному тайлору и хоть как-то
владеть магией, пусть хоть чуть-чуть. И еще герцогу очень хотелось
заставить братьев метаморфироваться в самых больших тяжелых драконов
и всей массой обрушиться на палатки ненавистного убийцы брата и всех,
кто с ним рядом.... Но он знал, что с французским бароном братьям не
справиться. Вода не течет под огромный камень, она его обтекает.
     Братья спали здесь же, в его шатре. Действительно утомились,
пусть восстанавливают силы, предстоящие дни скучными не будут...
     Но где же Астарот?
     Словно в ответ на его мысли, наконец-то заклубился долгожданный
дым.
     Маркиз Тьмы выглядел взъерошенным и веселым. Чересчур веселым.
     - Ну, и что случилось? - бесшабашным тоном спросил он.
     - Это я у вас хотел спросить: что случилось? - сквозь зубы
процедил Иглангер. - Откуда у границ графства появилась бретонская
армия?
     - Чушь! - расхохотался Астарот, вальяжно развалившись в
появившемся ниоткуда кресле.
     - Да, бретонская армия! К тому же, возглавляемая юным
наследником короля Эдвина, - продолжил Иглангер.
     - А это уже полный вздор! Какой пьяный дурак наплел вам это? Он
просто сбрендил, - парировал маркиз Тьмы. - Этвард в Рэдвэлле.
Оттуда мышь не выскочит. Вы увидите его труп через два дня, это
абсолютно точно.
     - Я видел его сегодня, - стараясь не выходить из себя,
произнес Иглангер. - Живым и пышущим здоровьем. Вместе с графом
Маридунским и сыном короля Пенландриса. Я лично видел - я летал с
братом на разведку. И теперь я хочу знать: что происходит.
     Астарот уже стоял, кресло испарилось так же внезапно, как и
появилось.
     - Я должен все узнать, - сказал он. Он уже не был
пьяно-веселым и легкомысленным. - Я скоро вернусь, подождите, не
ложитесь спать.
     Астарот исчез.
     Иглангер встал и подошел к выходу из шатра. Приоткрыл полог.
     Лагерь спал, только дозорные ходили у костров. Тишина, лишь
тихие ночные звуки. Ущербная луна показалась Иглангеру кривой
ухмылкой судьбы. Принц Вогон так и не соизволил явиться.
     Герцог почувствовал запах дыма. Быстро же вернулся Астарот.
Значит, ничего интересного не сообщит. Герцог даже не повернул
головы.
     - Рад приветствовать вас, герцог Иглангер, - раздался
уверенный голос.
     Иглангер резко обернулся.
     В шатре стоял Белиал. Он, как всегда, был безукоризненно одет.
Лицо выражало уверенное в себе спокойствие и серьезность. Никакого
астаротовского запанибратства.
     - Может, вы мне предложите сесть? - спросил гость.
     - Да, конечно, садитесь, - обрел дар речи герцог, внутренне
готовясь к тяжелому разговору. Он сделал жест, указывающий на пустое
место, подразумевая, что гость сам создаст себе кресло из ничего. -
Может быть, вы знаете, Силы Космические, что происходит?!
     Белиал прошел к столу и сел на походный стул.
     - Теперь - знаю, - спокойно ответил Князь Тьмы.
     Хорошее и емкое слово - "теперь". Когда именно узнал, уже и
неудобно спрашивать; и когда именно не знал - тоже.
     - Я слушаю, - сказал Иглангер. - Вина налить?
     Он старался держать себя с Белиалом, словно тот обычный
собеседник, равный по званию и положению.
     - Нет, спасибо, - отказался Белиал, бросив многозначительный
взгляд на спящих вповалку братьев Иглангера.
     - Мы летали на разведку, - начал оправдываться герцог. -
Линксангер обратился в голубого дракона и нес меня, Бер обеспечивал
невидимость и неслышимость...
     Силы Космические! Как Белиал сумел сделать так, что
оправдывается Иглангер, а не наоборот?..
     - Но я жду ваших объяснений...
     Белиал спокойно посмотрел на герцога и начал:
     - Вы, конечно, слышали об Алвисиде и знаете, что он
одновременно был и графом Маридунским, сэром Аланом Сидмортом...
     - Продолжайте, - кивнул Иглангер так, словно сказанное было
ему давно известно.
     Вот, оказывается, почему здесь были алголиане...
     - Граф Маридунский - новый граф Маридунский, я имею в виду
сэра Радхаура - является наследником Алвисида и, согласно
пророчеству, возродит своего поверженного предка.
     - Как это относится к тому, - сдерживая ярость спросил
Иглангер, - что он оказался за пределами вашего купола, хотя Астарот
уверял меня...
     - Да, - вздохнул Белиал, - мы не знали. Мы многого не знали
- и не могли знать - из того, что связано с Алвисидом. Вам же
прекрасно известно, как эхо давно прошедших событий влияет на дела
сегодняшние.
     Князь Тьмы пристально посмотрел на Иглангера. Тот непонятно
почему отвел взгляд. На что намекает Белиал? Но, впрочем, он прав.
     - Так вот, - продолжил гость, - мы не знали, и, повторяю, не
могли знать, что в Рэдвэлле где-то есть выход в Коридор Алвисида,
соединенный со всеми алголианскими каталогами. Каким-то образом
Радхаур сумел обнаружить этот выход и все обитатели замка очутились в
Бретони.
     - И вы об этом узнали только сейчас? - зло спросил Иглангер.
     - Я - да, - ответил Белиал. - Алголианские храмы -
недоступное для нас место. Мы не следим за ними...
     - Но ведь юный Пендрагон...
     - Если бы мы знали, - веско произнес Белиал, - что он МОЖЕТ
появится в Бретани или еще где угодно, мы бы это не прозевали. Но мы
были убеждены, что он в Рэдвэлле и никуда не денется.
     - Хорошо, - сдался Иглангер, - что вы сейчас посоветуете
делать?
     - Принимать бой, - пожал плечами Белиал.
     - А ваше участие?
     - Никакого.
     - Никакого? - переспросил герцог.
     - Наш договор окончен со смертью короля Фердинанда, - глядя в
глаза герцогу произнес Белиал. - У нас больше нет обязательств. И
происходящее здесь сейчас нас больше не касается. - Князь Тьмы
сделал паузу и добавил: - Как, впрочем, и вас братьями.
     - По-моему, - медленно произнес Иглангер, - вы перешли на
другую сторону.
     - Вы хотите вновь обладать магический силой? - не ответив,
спросил Белиал.
     Иглангер напрягся.
     - Вы можете помочь мне вернуть мою магическую сущность? -
хрипло выговорил он.
     - Вернуть? - усмехнулся Белиал. - Вряд ли. Скорее всего, она
надежно спрятана в алголианском каталоге... Вы ведь поклялись
отомстить убийце вашего брата, не так ли?
     - Да, - кивнул Иглангер.
     - А убийца вашего брата - наследник Алвисида. Фоор готов
сделать все, чтобы Алвисид был возрожден. О вашей потерянной
магической сущности можете забыть.
     - Тогда зачем вы спросили? Хотели побольнее ударить?
     - А зачем я вообще с вами разговариваю, как вы думаете? -
вновь не ответив, спросил Белиал.
     Слишком серьезно относится подданный Луцифера к разговору, когда
решение уже принято. Что-то ему надо... Но что?
     - Хорошо, - вдруг кивнул герцог. - Как я понимаю вы
предлагаете мне помощь в обретении новой магической силой. И что-то
хотите взамен. Вы же разговариваете со мной, как с герцогом
Иглангером, а не как с командующим саксонской и варлакской армиями,
не так ли?
     - Совершенно верно, - улыбнулся Белиал.
     - Вы предлагаете мне договор?
     - Можно сказать и так.
     - Что вы хотите?
     Белиал поправил и так безукоризненно сидевшую на голове шапочку,
сдул с плеча несуществующую пылинку.
     - Мы предлагаем вам - вам лично - нашу помощь и поддержку в
обретении магической мощи. Если мы договоримся, третий тайлор у вас
будет через несколько десятков дней.
     Даже не начальный, не пятый-четвертый - третий. Через месяц...
У Иглангера чуть не перехватило дыхание. Он быстро взял бутыль, налил
вино, понюхал, чтобы не выдавать своих чувств, пригубил вино и
поставил кубок на место.
     - Что вы хотите взамен?
     - Пустяка, - рассмеялся Белиал. - Сущего пустяка. Чтобы вы
забыли о существовании Наследника Алвисида. Заметьте, я даже не прошу
вас помогать ему, хотя торс Алвисида находится не так далеко от
Иглвуда.
     - Это невозможно, - Иглангер схватил кубок и залпом выпил
вино. - Вольфангер - мой брат. Нет для меня ничего ближе братьев.
Ничего нет, понимаете - ничего!
     - Так ли? - иронично улыбнулся Белиал и пред глазами герцога
встало милое желанное лицо принцессы.
     Иглангер смутился.
     - Но не будем об этом, - тепло улыбнулся Белиал. - Я хочу
только заметить, что не требую, чтобы вы вообще отказались от мести.
     - Как вас понять?
     - Я уточню свое предложение - пока Алвисид не будет возрожден,
вы не трогаете сэра Радхаура. Потом - дело ваше.
     Иглангер посмотрел на Князя Тьмы. Тот дружелюбно улыбнулся.
     - Это касается и моих братьев?
     - Разумеется.
     Герцог подошел к выходу из шатра и откинул полог. Всмотрелся в
черноту ночи. Конечно он был согласен, но не мог так быстро сказать
об этом, ведь любовь к брату и месть за его гибель священны...
     - Согласен, - сказал он.



     - Вставайте, вставайте быстрее! - потряс братьев Иглангер.
     Решение принято, медлить нет смысла.
     - Что случилось? - сразу открыл глаза Берангер. - Нападение?
     - Нет, мы отправляемся в Иглвуд.
     - Что, испугался за свою жизнь? - проводя руками по лицу
спросил Линксангер. - Понял, что твою магическую сущность не вернуть
и сбегаешь? А мы?
     - Мы улетаем, - повторил герцог. - Все вместе.
     - Но чтобы перейти на следующую ступень, нам надо служить
Фердинанду, - встрял Берангер. - Если мы сейчас все бросим...
     - Нате, читайте, - перебил его Иглангер, доставая из кармана
письмо графа Сетрика. - Ваша служба закончена.
     Он отдал письмо Берангеру и снова прошел к выходу из шатра.
     Лагерь спокойно спал, не зная, что враг, в несколько раз
превосходящий по численности, злой и сильный, чувствующий свою
правоту и потому сильный вдвойне, уже рядом.
     - Ладно, - наконец сказал Берангер. - А войска?..
     - Тебе какое дело? - вдруг спросил Линксангер. - Они знали на
что шли. Игл прав - нам здесь больше нечего делать. Снова
превращаться в драконов?
     - А ты что предложишь ехать на конях по вражеской земле? -
огрызнулся Иглангер.
     - Будем кого-нибудь брать из близких слуг?
     Многие слуги и оруженосцы были при них уже около шести лет.
     - Нет, - наконец решил Иглангер. - Решим спасти одного -
захочется взять и другого. Всех вы не унесете.
     - Хорошо, я пошел разминаться, - Линксангер встал и на ходу
делая горизонтальные упражнения рук вышел из шатра.
     - Принцу сообщишь обо всем этом? - спросил брата герцог
Берангер.
     - Я ему трижды посылал гонцов, - зло произнес Иглангер. - Он
не соизволил даже ответить.
     - Как знаешь, - кивнул Берангер, - мы ждем тебя, брат. Но все
это напоминает мне большую подлость...
     Он тоже вышел из шатра.
     Герцога здесь больше ничего не задерживало. Он взял с ложа
брошенное письмо и прошел к столу. Берангер, конечно, прав.
     Герцог порывисто схватил перо, придвинул чистый лист.
     "Дорогой принц..."
     Иглангеру хотелось напоследок хоть в словесной форме отомстить
принцу за все обиды.
     Но он тут же схватил новый лист и начертал язвительно:
     "Ваше величество многомудрый король Вогон!.."
     Вогон не увидит язвительности, а жаль. Что ж, еще неизвестно как
все в будущем сложится, может, через много лет Иглангер с братьями
попадет к нему на службу по велению Сил Космических...
     Иглангер придвинул другой лист.
     В шатер вошел обнаженный по пояс Берангер.
     - Мы готовы, Игл. Ты долго еще?
     - Нет, напишу письмо Вогону и отправляемся, - ответил
Иглангер.
     Брат кивнул вышел.
     Герцог решил быть краток и быстро начертал:

     "Ваше величество!
     Король Фердинанд умер и наша служба закончена. По велению Сил
Космических мы вынуждены оставить армию накануне решительной победы.
     Разведка доложила, что значительные силы бретонцев подходят к
Рэдвэллу. Я трижды посылал Вам гонцов, и вынужден оставить Вам это
письмо. Армию противника возглавляет принц Ронг, сын Карла
Бретонского. У него около десяти тысяч мечей. Надеюсь, вашего таланта
полководца хватит справиться с этими наемниками.
     От всей души желаю вам удачи.
     С нижайшим поклоном, преданный Вам герцог Иглангер."

     Он усмехнулся, не стал запечатывать послание, а положил на
столе, на видном месте. Подумал, и подложил снизу письмо графа
Сетрика. Окинул прощальным взглядом шатер, вздохнул, посмотрев на
пустую клетку стрижа. Когда-то он еще заведет себе новую птицу?
     Он решительно вышел из шатра.
     - А где Линкс? - строго спросил он у брата.
     - Сейчас придет, - ответил Берангер.
     Герцог пожал плечами и отвернулся. Ночь - время для раздумий.
Или для бегства. Нет, они не бегут, просто их служба окончена, их
ждут другие дела. А что здесь произойдет завтра-послезавтра, их не
касается. Вполне возможно, что принц Вогон во главе сакских рыцарей и
варлакской армии одержит блистательную победу и прославит свое имя.
     - Помогите ему, Силы Космические! - с усмешкой произнес
Иглангер и обернулся на шаги.
     - Это что такое, Линкс?
     - Она полетит с нами, - ответил младший брат.
     - Мы договорились никого не брать. Да к тому же еще варлачка!
     - Она полетит с нами, - твердо произнес Линксангер.
     - Нет!
     - Почему, в таком случае, ты позволяешь себе гонять нас в
Иглвуд ради твоей прихоти? - в голосе Линксангера послышалась
угроза. Сила, то есть магия, была сейчас у него.
     - Да, Игл, - вмешался Берангер. - Пусть берет ее, если ему
хочется. Я же не спрашивал тебя, зачем мы везли в Иглвуд девчонку...
     - То - принцесса, она необходима была нам для победы и...
     - Хоть нам-то не морочь голову, Игл, - поморщился Линксангер.
- Матушка мне все рассказала.
     - Ты видел мать? - с волнением переспросил герцог.
     - Да, в Иглвуде.
     - Она осталась там?
     - Нет, можешь не беспокоится, - ответил Берангер. - Мы же
сказали - твоя девчонка в полной безопасности. Мы летим или нет?
     - С ней, - твердо сказал Линксангер.
     - Хорошо, - сдался герцог. - Только повезешь ее сам. Я полечу
на Бере.
     Через несколько минут два дракона, неся своих седоков, взмыли в
небо и помчались прочь от мирно спящего, ничего не подозревающего
лагеря, превратившись для дозорных в две маленькие точки, быстро
растворившиеся в огромном небе.




                            "Напрасно осыпал я жертвенник цветами,
                             Напрасно фимиам курил пред алтарями."
                                                     Альбий Тибулл


     Марьян много раз читала о великих битвах прошлых времен, но
никогда не думала, что это так страшно.
     Не за себя - за любимого человека. Собственно - за себя, ибо
без него и ей не жить, она это прекрасно знала.
     Он был весел и легкомысленен, словно шел на прогулку в знакомый
лес.
     - Радхаур, - протянула она ему золотую фигурку Хвануна, -
возьми. Это защитит тебя.
     - У меня есть отцовский перстень, он охранит меня, - ответил
он. И попытался успокоить ее: - Да не случится со мной ничего! Я иду
освобождать свой замок. Вот разобьем саксов и варлаков, завтра падет
дьяволов купол и ты увидишь, какой красивый у меня замок. Тебе
понравится.
     - Возьми, - почти умоляюще сказала она. - Это досталось мне
от отца - самое дорогое, что у меня есть.
     Он отвел глаза и взял фигурку.
     - Я люблю тебя Радхаур, - едва слышно прошептала она.
     Он кивнул и быстрым шагом направился к ожидавшим его друзьям. На
смертную битву.
     Он торопился на решающее сражение, которое положит начало общей
победе бриттов. И поведет войска в бой юный Этвард Пендрагон.
     А она должна остаться здесь, в опустевшем лагере. Но сердце ее
понеслось вслед за единственным.
     Она не знала, что происходит у стен Рэдвэлла, она даже не могла
представить ни как выглядит дьяволов купол, ни что представляют из
себя варлаки. Она молилась великому Хвануну - это все, что ей
оставалось делать.
     - Не бойся, Марьян, - сказал Димерик, - здесь тебе ничего не
угрожает. Я рядом, - он положил пальцы на гарду меча.
     Она кинула на него презрительный взгляд. Великий Чумон, как он
мог ей нравится? Как она могла когда-то с нетерпением ждать его
появления в Храме Каменного Зверя? Сейчас она не могла ответить на
эти вопросы.
     - Да, вы здесь, сэр Димерик, - вздохнула она. - В то время
как настоящие мужчины сражаются у стен Рэдвэлла.
     - Это не моя война, - ничуть не смутившись, ответил Димерик.
- Я поехал, чтобы защитить тебя. И я защищу. Твоему Радхауру
наплевать, что будет с тобой, мне - нет.
     Она отвернулась, ничего не сказав.
     Когда закончится сражение? Вернется ли Радхаур живым -
возбужденным, потным, в крови и проведет нежно, как умеет только он,
по ее волосам?
     Может быть, именно в это мгновение вражеский меч устремляется
ему в грудь?
     Самое жуткое и тяжелое в жизни - сидеть сложа руки и осознавать
собственную неспособность что-либо сделать, когда дорогому человеку
угрожает опасность. Самое тяжелое...
     Сколько прошло времени? И гонца все нет - сообщить как идет
сражение...
     Она думала только о нем, о Радхауре. О себе не думала вообще, не
думала, что находится в непосредственной близости от кровавого
побоища.
     Сэр Димерик мрачно ходил вокруг повозки, бросая на Марьян
быстрые взгляды и отводя сразу глаза. Она его не замечала вообще.
     Она не замечало ничего происходящего вокруг - она была там, у
стен незнакомого ей замка, где рубился на смерть ее единственный.
     Поэтому она не обратила внимания на встревоженные крики и
поднявшуюся вокруг суматоху.



     Отряд варлаков в сто всадников, повинуясь приказу, переданного с
ночным гонцом, спешил из Сегонтиума к Рэдвэллу.
     Но врожденное внутреннее чувство, не развитое и неосознанное,
обостряющееся в самых крайних случаях, заставило командира отряда
изменить путь. Что-то ему подсказало, что в одной из повозок
находится большая ценность, которой очень дорожат бритты (или кто-то
из их предводителей) и за которую потом можно будет выкупить
плененных сородичей. Он не знал ни что это, ни почему так дорого, но
пред глазами предстал довольно большой инкрустированный желто-голубой
ларец.
     Они выскочили к лагерю, и буквально смяли дозорных.
     Заслышав крики, располагавшиеся вдалеке воины резерва бретонской
армии, обнажив оружие, поспешили к сумасшедшей горстке варлаков,
осмелившихся напасть на них.
     - Битва вдалеке, - сказал командир варлаков.
     - Наши братья сражаются у замка, - сказал он.
     - Наша битва - здесь, - сказал он.
     - Вы четверо - со мной, остальные - туда, - сказал он.
     - Умрем, но не сдадимся! - сказал он.
     И варлаки, обнажив мечи и приготовив трезубцы, направили коней в
сторону спешивших к ним врагов.



     Обернувшись и увидев несущихся в его сторону четверых всадников
с обнаженным оружием в руках, сэр Димерик понял, что настал его час.
     - Осторожнее, Марьян, спрячься в повозку! - крикнул он,
выхватывая меч. - Я спасу тебя!
     Первый всадник рубанул его с плеча коротким широким мечом, но
сэр Димерик увернулся и сумел воткнуть свой меч прямо в грудь лошади
второго.
     Лошадь вместе со всадником рухнули наземь, но третий варлак
воткнул в спину трезубец - боль обожгла ирландского рыцаря и он
рухнул на траву.
     Перевернувшись, Димерик увидел, как первый варлак выходит из
повозки с ларцом Радхаура в руках, а другой урод закинул на плечо
Марьян.
     Она кричала и била похитителя кулаками по спине.
     Марьян, его Марьян....
     Боль прошла, как и не было - острые концы трезубца лишь сбили
его наземь, нанеся неглубокие раны. Димерик вскочил на ноги.
     Подбежал один из солдат, но был пронзен варлакским мечом.
     Варлак перекинул бившуюся Марьян через седло, оставшийся без
лошади запрыгнул на спину четвертому и они погнали коней прямо в
лесную чащу.
     Все произошло столь стремительно, что никто ничего не успел
сообразить.
     Димерик наконец пришел в себя и побежал к стреноженным лошадям.
     Выбрав первого попавшегося коня, он быстро перерезал путы,
вскочил на него и помчался вслед за похитителями, свернувшими на
лесную звериную тропу.
     Правее шел бой - воины резерва схватились насмерть с отрядом
варлаков.
     Димерику не было дела до сражения - это не его война. Похитили
Марьян - ради нее он отправился в Британию.
     Варлаки превосходно умели ездить по лесам и удалялись от
преследователя с каждым мгновением.
     Сэра Димерика больно хлестали ветви, он с трудом управлялся с
конем, все мысли были лишь об одном - не отстать. Он не думал, что
будет делать один против четырех огромных варлаков - лишь бы догнать
их!
     Они все дальше и дальше углублялись в лесную чащу.
     На развилке звериной тропы Димерик остановил коня и, тяжело
переводя дыхание, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце,
прислушался.
     Ему послышалось, что ветер донес крик Марьян слева и он уверенно
направился в ту сторону.
     Быстрее, быстрее! Он не видел, что тропы давно нет, ему слышался
впереди крик любимой о помощи. Он только думал, как бы конь не
врезался в огромные деревья.
     Словно злая судьба услышала его страхи, конь споткнулся о нагло
торчавший из земли корень и сэр Димерик, словно ядро из катапульты
вылетел вперед и врезался в поросший мхом ствол дуба.
     Листва шуршала вверху, словно насмехаясь над ним, сверху
осыпались листья и какая-то дрянь. Обиженно ржал бивший о землю
копытом конь.
     Димерик потерял сознание.



     Сколько он пролежал без сознания в лесу, где сквозь сплошную
листву едва пробивалось солнце, сэр Димерик не знал.
     Когда он пришел в себя и встал, сломавший ногу конь уже не рыл
копытом землю - лишь жалобно смотрел на Димерика. Глаза коня были
полны слез и муки - словно человечьи.
     Он знал, что надо убить раненое животное, но рука не поднялась.
Он попятился от коня спиной, наткнулся на дерево. Тогда он повернулся
и побежал прочь.
     Все пропало - он не смог защитить любимую. Зачем теперь жить,
он опозорен навек... Но что он мог сделать против четверых огромных
варлаков, даже если бы и догнал?
     Просто погиб бы с честью.
     И никто бы никогда не услышал его новой поэмы, которую он начал
вчера и почти сочинил сегодня днем, бродя вокруг повозки, где сидела
Марьян...
     Марьян... Он ее больше не увидит. Он не погиб за нее, но он
посвятит ей свою лучшую поэму. Эта поэма переживет его и останется в
памяти людской...
     Вокруг был лес - угрюмые одинаковые деревья равнодушно жили
своей непостижимой жизнью.
     Куда идти Димерик не знал. Следов маломальской тропинки он не
видел.
     Куда ни кинь взгляд - деревья и кусты.
     Он попытался вернуться к раненому коню, чтобы оттуда вспомнить
дорогу к лагерю.
     И заблудился окончательно.
     Ему стало страшно.
     Ведь если он погибнет в этом лесу, никто не услышит его новой
поэмы!
     Хотелось выть от безысходности, но оставалось только одно -
идти. Идти куда-нибудь, в надежде выйти на людей или, на худой конец,
на какую-нибудь дорогу.
     Он не знал, как разворачивается сражение, но ему, в общем-то, не
было до этого дела. Та, ради которой он бросил родную Ирландию,
безбедную жизнь в родовом замке и уважение при дворе ирландского
короля, похищена. Он понимал, что больше никогда не увидит Марьян,
даже если она останется в живых. Ему нужно было думать сейчас не о
ней - о себе.
     Ему вдруг стало безумно жалко себя, обреченного погибнуть от
холода и голода в диком чужом лесу. В голове родились гениальные
строчки о путнике в ночи, и он хотел было зачитать их хотя бы этим
равнодушным деревьям, как услышал какой-то шум.
     Кто-то продвигался по лесу навстречу ему.
     Димерик обнажил меч, соображая какие хищники могут водится в
этих лесах.
     Но навстречу ему вышел человек. В хороших одеждах, с рыцарским
гербом, вышитом на груди; в руках незнакомец держал обломок меча.
     - Ты кто? - спросил незнакомец.
     - Сэр Димерик, ирландский рыцарь, - гордо ответил он. - А вы
кто? Варлак?
     Незнакомец расхохотался, посмотрел на обломок меча в руке и
отшвырнул его прочь.
     - О, нет. Я - сэр... - незнакомец пристально посмотрел на
Димерика, - сэр Мордред. Из свиты бесстрашного сэра Гловера.
     - О! - обрадовался Димерик, - я знаю сэра Гловера. Но вас я
не помню. Конечно, столько славных рыцарей в этом походе... Как там
сражение, сэр Мордред? И почему вы оказались здесь, в лесу со
сломанным мечом?
     - Варлаки не выдержали и побежали, полная победа, - сообщил
Мордред. - А оказался я здесь из-за желания взять в плен знатного
саксонского рыцаря. Он пытался уйти лесом, я направил коня вслед за
ним на звериную тропу, да конь споткнулся, сломал себе шею. А у меня
от удара о камень сломался меч. И теперь я пеший и безоружный
заблудился в этом лесу...
     - Надо же! - воскликнул Димерик. - И у меня такая же история.
Я тоже погнался за варлаками, но конь подвернул ногу, а я ударился
головой о дерево. Правда, меч у меня цел. Я уже полдня пытаюсь
выбраться из леса, с ужасом думал, что придется провести здесь в
одиночестве ночь. Но вдвоем не так страшно и холодно, я счастлив, что
встретил вас, благородный сэр Мордред!
     - Куда пойдем? Вы можете ориентироваться по солнцу?
     - Да здесь и солнца-то не видно, - пожал плечами Димерик.
     - Вы можете взлезть на дерево, я вам помогу, - предложил
Мордред. - Возможно, увидите сверху купол, под которым сокрыт
замок...
     - Да, хорошая идея, - согласился Димерик, снимая перевязь с
мечом, чтобы не мешала залезать на дерево, - как я сам не
догадался?!
     Мордред подсадил его, Димерик уцепился за толстую ветку и
взобрался на нее.
     - Кстати, - снизу спросил Мордред, - а как благородный
ирландский рыцарь оказался в армии бриттов?
     - Из-за любви, - ответил Димерик, приглядывая следующую
надежную ветку. - Собственно, совершенно случайно, меня здесь никто
не знает. И я в чужих краях...
     Забираться вдоль огромного ствола было не так просто, но и не
так сложно, как представлялось поначалу.
     Наконец, Димерик достиг верхушки - дальше во всяком случае
забираться он не рискнул. Дерево было высоким, но не самым высоким -
обзор заслоняли деревья повыше.
     Димерик отправился вниз.
     - Ну что там? - спросил Мордред, заметив спускающегося
Димерика.
     - Да ничего не видно, - ответил тот, - и небо в облаках, по
солнцу не определить. - Только в той стороне огромный холм, по лесу
понятно.
     Димерик спрыгнул на землю.
     - В какой стороне холм? - спросил Мордред.
     - В той, - указал Димерик. - Вы знаете эти места? Что с вами,
сэр Мордред? Отдайте мой меч!
     - Я - не Мордред, - недобро усмехнулся тот, направляя меч в
горло Димерику. - Только чужеземец не узнал бы мой герб -
прославленный на всю страну.
     Он вонзил острие меча в горло Димерика, быстро вынул и повалил
обмякшее тело на землю, чтобы кровь не запачкала одежды.
     Он раздел труп ирландского рыцаря и спрятал в кусты. Быстро
скинул собственную куртку с сейчас крайне опасным гербом. Снял
перстень с печаткой, хотел забросить в кусты, но пожалел и спрятал в
сапог. Пока не доберется до Лондона, он - никому неизвестный
ирландский рыцарь.
     Он усмехнулся - да, откуда ирландцу знать, кто такой Мордред?
Сакс в спешке взял первое пришедшее на ум имя, и только потом
вспомнил, откуда он его знает. Подлинный Мордред бросил вызов, но не
смог погубить бриттского короля Артура....
     Рыцарь огляделся и отправился в сторону, противоположную
указанной Димериком. Он уже понял, что придется провести ночь в лесу,
и, возможно, не одну, но рано или поздно он выберется отсюда.
     - Стой! - вдруг окликнули его.
     Он выхватил меч и огляделся. В лесу никого не было.
     - Брось меч! Кто ты такой?
     Из-за деревьев вышли двое мужчин с луками - тетивы натянуты,
стрелы направлены в него.
     По их внешнему виду сакс догадался, что это разбойники, все
время досаждавшие варлакской армии.
     - Я - сэр Димерик, - быстро сказал он, - из свиты
бесстрашного бриттского рыцаря сэра Гловера.
     - Как ты оказался в лесу?
     - Во время битвы мой сюзерен крикнул мне, чтобы я догнал
бросившегося наутек в лес сакса. Я погнался за ним, мы углубились в
чашу,. Мой конь споткнулся о корень и сломал ногу, я вынужден был
убить его. И вот теперь не могу выбраться отсюда. А вы лучники короля
Карла?
     - Нет, - хмуро сказал один из разбойников, подошел и поднял
брошенный меч. - Следуйте за нами, сэр Димерик. Если не будете
делать глупостей, все будет хорошо.
     Второй разбойник посмотрел на первого и кивнул. Он не сводил
стрелы с незнакомца.
     Первый разбойник указывал дорогу, второй на приличном расстоянии
следовал сзади. Сакс шел посередине, положив руки на затылок. Он
знал, что разбойники на стороне бриттов, они могут отпустить его, да
еще и вывести из леса.
     Солнце уже клонилось к горизонту. В лесу было почти совсем
темно.
     Пленный несколько раз пытался заговорить с конвоирами, но ему
односложно отвечали, что все будет нормально.
     Наконец вдали показался свет костров. Его вели в лагерь
разбойников Грэндфинда. За время пути, пленный придумал очень
правдоподобную историю, которую и собирался выдать разбойникам. С
утра он ничего не ел и сильно проголодался.
     Запах жареной на костре кабанины, заставил в желудке что-то
сжаться.
     - Стой, кто идет? - остановил их дозорный.
     - Груд, это я Тиффри, - обратился к нему первый разбойник, -
мы нашли еще одного бриттского рыцаря, заблудившегося в лесу. Где
Грэндфинд?
     - Там, - указал дозорный, узнав товарищей. - Только тех
четверых рыцарей, да еще двоих, уже повели из леса Фрид и Смерли.
Сколько еще заблудившихся после битвы в лесах блуждает?
     - А саксов ни одного не попалось?
     - Не-ка, - помотал головой разбойник, - во всяком случае
ребята живых не приводили.
     Пленного провели мимо большого костра (никто из сидевших не
обратил на него внимания, лишь некоторые бросали равнодушные взгляды)
к маленькому у которого сидел хорошо одетый мужчина средних лет; на
боку у него висел меч. Рядом на корточках сидели еще двое бородах
мужчин.
     - Грэндфинд, мы нашли в лесу еще одного заблудившегося
бриттского рыцаря, - подтолкнул вперед пленника Тиффри. - Вот его
меч.
     - Ты кто? - спросил один из бородачей.
     - Сэр Димерик из свиты прославленного сэра Гловера, - с
достоинством ответил пленник. - Я погнался за трусливо бежавшим в
лес саксом и...
     Грэндфинд пристально посмотрел на него и неожиданно встал на
ноги.
     - Рад приветствовать вас, ваше высочество сакский принц Вогон,
- глумливо поклонился он.
     Пленник гордо поднял голову.
     - Ко мне следует обращаться "ваше величество", - с презрением
ответил он. - Мой отец король Фердинанд скончался в бозе.
     - Что ж, "ваше величество", так "ваше величество", - с
усмешкой согласился главарь разбойников. - Связать ему руки за
спиной, - распорядился Грэндфинд. - Приготовить двух коней. Я сам
составлю эскорт его величества в лагерь короля Этварда.
     К главарю разбойников подошел один из бородачей.
     - Ты что хочешь отдать его королю Этварду и графу? За него ведь
можно получить огромный вы...
     Он замолчал под презрительным взглядом Грэндфинда.
     - Хорошо, - сдался разбойник, - но хоть возьми охрану.
Отправляться туда одному очень опасно.
     - Опасно - жить, можно умереть, - усмехнулся Грэндфинд.



     Узкую тропу преграждал спокойный человек. Он стоял, сложив руки
на груди и улыбался. Покрытый пеной конь похрипывал, привязанный к
дереву.
     Варлаки, с добычей мчавшиеся прочь, на мгновение придержали
лошадей, но предводитель, оценив угрозу, с ухмылкой направил лошадь
прямо на наглого незнакомца.
     Мужчина поднял руку, выставив вперед ладонь, и варлакские лошади
встали на дыбы, испуганно заржав.
     - Прочь с дороги! - крикнул предводитель варлаков. - Кто ты
такой?
     - Я? - спокойно переспросил мужчина. - Я - вассал графа
Маридунского. Здесь его владения. Отдайте ларец и девушку, если
хотите жить.
     Варлаки мгновенно соскочили с коней, обнажив оружие. Четверо
против одного - случайностей быть не может, так мимолетная помеха,
наглеца раздавят, как клопа на стене.
     Марьян, пользуясь тем, что про нее забыли, сползла с коня и
побежала в лес.
     - Стой! - крикнул ей незнакомец, выхватывая из ножен меч,
чтобы отразить атаку варлаков. - Одна ты заблудишься!
     Марьян не знала, кто осмелился один бросить вызов четверыми
варлакам, но имя графа Маридунского - Радхаура! - магически
подействовало на нее.
     Она остановилась, повернулась в сторону сражающихся и
прислонилась к ближайшему дереву, тяжело переводя дыхание. У нее не
было даже кинжала пронзить себя, чтобы не достаться этим рослым
уродам. Они надругаются над ней и она будет не нужна Радхауру...
Единственная оставшаяся надежда - этот смельчак, вставший на ее
защиту. На защиту женщины своего господина. Преданные у Радхаура
вассалы, если не боятся бросить вызов сразу четверым рослым
вооруженным варлакам.
     Первый удар незнакомец парировал кинжалом, невесть откуда
появившемся в только что пустой левой руке и тут же его меч вошел в
грудь второго варлака.
     Смельчак с силой выдернул оружие из убитого и исчез - два меча
вспороли воздух в том месте, где он стоял.
     А он, оказавшись за спинами варлаков, без всяких разговоров
вонзил кинжал в спину одного и мечом, ударом наотмашь, снес голову
другому.
     Он повернулся к последнему оставшемуся варлаку - предводителю
отряда.
     Прошли какие-то едва уловимые мгновения и силы выравнялись. Поза
нежданного защитника была спокойна, на губах играла насмешливая
улыбка.
     Варлак попятился назад. Затравленно огляделся - подмоги ждать
неоткуда, даже лошади разбежались.
     Варлак бросился бежать, но неожиданно резко изменил направление
и в два прыжка оказался у Марьян.
     Она почувствовала холод металла у своей груди.
     - Бросай меч, или я убью ее, - прохрипел варлак. - Прочь с
дороги.
     Незнакомец растерялся, улыбка исчезла. Видно было, что он
раздумывал - спасать жизнь женщине господина или нет. Он явно знал,
кто такая Марьян.
     Неожиданный защитник бросил меч и кинжал, поднял вверх руки и
сделал шаг назад.
     - Я отпущу тебя живым, - сказал он варлаку, - если ты
оставишь ее. Прольется хоть капля - тебе не жить.
     Варлак захрипел, оттолкнул Марьян и бросился в сторону обидчика
- тот не успевал поднять оружие.
     Но движение варлака вдруг прервалось. Он замер на полпути,
обернулся, падая - в глазах его застыли удивление и ужас. В шее
подрагивал, ушедший в плоть наполовину блестящий кружок.
     На тропе появился еще один всадник.
     - С вами все в порядке? - спросил он, соскакивая с коня.
     - Да, - сказала Марьян и упала без чувств.
     - Они всегда так, - повернулся к первому защитнику второй
незнакомец. - Как только опасность миновала, они лишаются чувств.
Во-время я подоспел?
     - Да, спасибо, Смеел, - сказал первый, бережно поднимая ларец.
- Я бы и сам справился.
     - Я не мог рисковать, Круул, - сказал тот. - Фоор обязал нас
не раскрываться даже друг пред другом, но если бы он убил тебя. Ларец
слишком дорого...
     - За ларец отвечаю я. Я один. Но за помощь - все равно
спасибо. Нас не должны видеть вместе.
     - Хорошо, - кивнул Смеел, вскакивая на коня. - Но до лагеря
поедем вместе - она меня все равно видела.
     Он кинул быстрый взгляд на бесчувственную Марьян и быстро
прочертил в воздухе спираль.
     Круул сделал ответный жест.
     Когда спаситель подвел пойманную варлакскую лошадь, Марьян уже
пришла в себя.
     Под надежной охраной она возвратилась в лагерь.
     В лагере все были возбуждены - уже примчался гонец с радостным
сообщением: победа, враг разгромлен. Остатки варлачьих отрядов
забились в леса. Почти все саксы либо пали, либо взяты в плен.
     - А Радхаур? - хотела спросить Марьян. Но не у кого.
     - Как вас зовут, сэр? - повернулась она к своему спасителю.
     Второй воин, пришедший ей на помощь исчез, как только они вышли
из леса.
     - Не сэр, - усмехнулся тот. - Я простой йомен, вассал графа
Маридунского, и сделал то, что должен был сделать.
     Он положил ларец в повозку.
     - Давайте я отвезу вас к господину, - предложил он.



     Тьма опустилась на поле боя. Плотные тучи не давали пробиться
лунному свету - тут и там виднелись светлячки факелов. Ветер пел
поминальную песню погибшим. Стонали раненые в палатках полевого
госпиталя, вытирали от пота лбы перепачканные кровью костоправы.
Считали добычу победители, кляли злую судьбу плененные. Где-то еще
продолжались кровавые стычки, но исход сражения был ясен.
     Верховный король Британии собрал командиров для Совета.
     Едва войдя в огороженное сплошным кольцом отборных воинов
пространство, посреди которого полыхал костер, Радхаур встретился
взглядом с приехавшим на совет братом и улыбнулся ему - после
поговорят. Епископский дворец, представлявший из себя неплохо
укрепленный замок, под руководством отца Флоридаса так и не сдался,
выдержал многодневную осаду варлаков.
     Собравшихся на королевский совет знатных рыцарей было слишком
много, чтобы уместиться в самом просторном шатре.
     - Враг разгромлен наголову, - говорил принц Филипп с кубком
прекрасного вина в руках - символом победы. - Почти все сакские
рыцари либо пали в бою, либо захвачены в плен. Варлаки большей частью
уничтожены. Некоторые варлачьи отряды сумели скрыться в лесах,
некоторые еще до сих пор обороняются, но это уже дело времени -
сомнений в решительной победе нет.
     - А где герцог Иглангер и принц Вогон? - спросил кто-то из
бриттских рыцарей. - Погибли?
     - Тела Вогона не найдено, хотя лично я видел его сегодня на
поле битвы, - пожал плечами бретонский принц. - Вероятно, он бежал
подобно псу, поджавши хвост. Но далеко он не уйдет - на всех дорогах
расставим посты...
     - А Иглангер?
     - А его с братьями и не было сегодня здесь, - встал со своего
места принц Ронг. - В шатре принца Вогона нашли очень интересные
бумаги. С разрешения короля Этварда, я зачитаю их.
     Принц Ронг под взглядами собравшихся рыцарей прочел письма графа
Сетрика к Иглангеру и Иглангера к Вогону.
     - Что же получается, бычья требуха?! - вздохнул сэр Гловер. -
Получается, что мы упустили сегодня сакского короля? О черт, ведь я
мог добраться до него! У Вогона сломался меч от моего удара, но я не
ожидал, что он так резко отпрянет и помчится прочь, не разбирая
дороги...
     - Вы видели как он бежал?
     - Да, я отправил пару своих рыцарей в погоню, думал, что далеко
он не уйдет. Однако, он бросил коня и уполз как змеюка за кустами...
     Один из стражников подошел к принцу Филиппу и что-то сказал ему.
Принц торжествующе посмотрел на графа Камулодунского.
     - Благородный сэр Гловер, спешу успокоить вас. Принц Вогон не
ушел далеко. Отважный бретонский рыцарь сэр Фаллет поймал его и убил.
Сэр Фаллет готов в доказательство своих слов показать нам труп
сакского принца.
     Рыцари облегченно вздохнули.
     - Да, - сказал юный король Этвард, - мы хотим лично
убедиться, что он мертв.
     - Пусть сэр Фаллет явится сюда и представит доказательства
своего подвига, - приказал принц Филипп, наследник короля Карла
Бретонского.
     В ожидании бритского рыцаря и тела ненавистного сакского принца
отважные победители осушили кубки.
     Наконец в костру подошел сэр Фаллет. Четыре оруженосца несли на
носилках прикрытое тряпкой тело. Воины молча положили носилки к ногам
короля Этварда и принца Филиппа.
     - Проклятый сакс не ушел от справедливого возмездия, - гордо
сказал бретонский рыцарь - Мой меч настиг его.
     Он сорвал покрывало с лица покойника.
     Собравшиеся рыцаря невольно подались вперед, стараясь
рассмотреть черты мертвого лица в свете костра.
     - Но это не принц Вогон! - воскликнули сразу несколько
рыцарей.
     - На нем просто куртка Вогона!
     - Это совсем другой человек!..
     - Наверное, Вогон, подставил своего слугу, чтоб легче было
сбежать...
     - Это какой-то сакс!
     - Нет! - вдруг громко произнес Радхаур. - Это отважный
ирландский рыцарь сэр Димерик, отправившийся в поход вместе со мной!
Он - мой друг. И я хотел бы знать, сэр Фаллет, зачем вы убили моего
друга?
     Все вновь посмотрели на бретонца. Принц Филипп грозно нахмурил
брови.
     - Зачем вы его убили?
     - Он был в одежде Вогона и я...
     - Не верю! - повысил голос Радхаур. - Сэр Димерик не стал бы
надевать чужие одежды!
     На Фаллета было больно смотреть, он стал словно ниже ростом.
     - Отвечай! - грозно приказал принц Филипп.
     - Я не знал Вогона в лицо. Его труп нашел в лесу мой
оруженосец. Он был мертв, клянусь своей честью! - Нелегко дались
бретонцу эти слова. Но лучше быть опозоренным, чем на всю жизнь
заполучить врага в лице графа Маридунского, хозяина этих земель.
     Радхаур посмотрел на бретонца, мрачно кивнул и сказал:
     - К счастью, я сегодня лично убедился, что не все бретонцы
такие же герои, как сэр Фаллет.
     - Прочь! - только и сказал попавшему впросак рыцарю принц
Филипп.
     Сэр Фаллет ушел под оскорбительные насмешки не знавших страха
рыцарей, большинство из которых лично убило немало врагов.
     Королю Этварду что-то прошептал на ухо один из военачальников.
Этвард так же шепотом ответил. Тот отдал распоряжение и сообщил всем:
     - Некий рыцарь, не пожелавший назвать себя, утверждает, что
пленил принца Вогона. Он привез его сюда, чтобы отдать в руки короля
Этварда и графа Маридунского.
     - Еще один принц Вогон! - раздался смешок.
     - Пусть приведут, посмотрим на него и на очередного героя!..
     Через какое-то время четверо стражников подтолкнули в круг
пленника со связанными за спиной руками. Позади шел Грэндфинд.
     Смешки смолкли. Все смотрели на пленника.
     Все бритты, бывшие на злосчастном пиру в Камелоте, узнали
обидчика.
     - Это действительно принц Вогон, - громко сказал король
Этвард.
     - Король Вогон, - дерзко поправил сакс. - Мой отец король
Фердинанд скончался в бозе.
     - Ты не доживешь до коронации, бычья требуха! - взревел
Гловер. - Ты ответишь за смерть короля Эдвина. Прямо сейчас! Казнить
его!
     Король Эдвин встал, чтобы объявить приговор, глаза его сверкали
праведным гневом.
     - Вопрос этот требует взвешенного решения, - вмешался принц
Филипп. - Может, ваше величество, сперва решим, как вознаградить
пленившего его человека? Кто он?
     - Кто ты, храбрый воин? - потребовал ответа тот же
военачальник, что сообщил о поимке Вогона.
     - Я - Грэндфинд, бывший вассал графа Маридунского.
     - Разбойник!..
     - Как смеешь ты являться сюда, бычья требуха, - вскочил
Гловер, - и еще требовать награды?!
     - Я не требую награды, - спокойно ответил Грэндфинд, - я
просто выполнил свой долг. Жизнь заставила меня грабить и убивать, но
я - бритт. И никогда не забывал об этом. Моя жизнь и смерть в руках
короля бриттов.
     - Ты ответишь за свои преступления!
     - Но он совершил подвиг, достойный рыцаря!
     - На виселицу его, чтобы другим не повадно было!..
     - Он не побоялся один приехать сюда, чтобы привезти Вогона для
справедливого суда!
     - Разбойник не способен на благородство! Он просто хочет
награды! Он знает, что разделавшись с саксами возьмутся за него и
хочет вымолить прощения!
     Все посмотрели в сторону Этварда. Решение было за ним.
     Король посмотрел на своего друга. У Радхаура были плотно сжаты
губы.
     - Что думает по этому поводу граф Маридунский? - спросил
Этвард.
     - Я считаю, что добровольно пришедший сюда должен уйти с миром.
К тому же, он не требует награды за свой подвиг.
     - Но сэр Отлак...
     - Да, ваше величество, - поклонился сводному брату Радхаур. -
Я помню, что мой отец обещал уничтожить разбойников. Клянусь, что
встретив его с оружием в руках - убью его. Но сейчас... Я считаю,
что его надо отпустить на все четыре стороны. Я бы даже простил ему
прежние грехи за сегодняшний подвиг, но память об отце не позволяет
мне сделать этого. Но казнить его можно, лишь поймав!
     Этвард думал.
     Грэндфинд с гордо поднятой головой ждал решения.
     Наконец Этвард сказал:
     - За преступления, совершенные Грэндфиндом и его дружками, я
приговариваю его к смертной казни...
     Радхаур уставился взглядом в землю. Рыцари зашумели - кто
одобрительно, кто сдержанно-недовольно.
     Этвард поднял руку, призывая ко вниманию.
     - Но за сегодняшний подвиг, - продолжил он, - я желаю
посвятить Грэндфинда в рыцари. Он умрет достойной смертью. В день
моей коронации в Камелоте Грэндфинд будет посвящен в рыцари и казнен
как рыцарь. До этого времени он будет под стражей. Уведите его.
     Радхаур посмотрел на друга и усмехнулся. Он мог бы
прочувствовать мысли Эмриса, но поклялся не делать этого без самой
крайней необходимости. Но выросшие вместе братья понимали друг друга
без слов.
     - А с этим что делать? - спросил Этвард, указывая на принца
Вогона.
     - Смерть ему! - дружно выкрикнули бритты. - Смерть, прямо
сейчас! Он заслужил ее!
     - Подождите! - вмешался принц Филипп. - Вогон - королевской
крови. За него можно получить огромный выкуп у материковых саксов.
Ваше величество, - повернулся он к Этварду, - мы с братом просим
отдать его нам, если вы довольны нашими войсками.
     Этвард внимательно посмотрел на лица бриттских рыцарей. Наконец,
он принял решение.
     - Отважные бретонцы прекрасно проявили себя сегодня, - сказал
король. - Нашей победе мы обязаны им. И если принц Филипп обещает,
что...
     - Ваше величество, - прервал короля Радхаур, - прошу слова!
     Этвард взглянул на друга и кивнул.
     Радхаур вышел в центр, чтобы его все видели.
     - Я, - громко сказал он, - Радхаур, граф Маридунский. Здесь
моя земля. Вогона захватил в плен мой вассал, беглый правда, но это
не имеет никакого значения. Я мог бы предъявить на плененного принца
Вогона свои права, но я не стану этого делать. Из-за него погибли мои
старшие братья, я поклялся отомстить убийцам. Ваше Величество, я
прошу разрешения вызвать принца Вогона на смертный бой. Прямо сейчас,
я готов. Я обязан отомстить за смерть братьев!
     - Я не убивал твоих братьев! - вдруг сказал Вогон. - Я готов
сразиться, но в смерти сыновей графа Маридунского моей вины нет.
     - Младшего убил Пенландрис, бычья требуха, - задумчиво сказал
сэр Гловер, участник трагического пира в Камелоте, - А старший...
     - Да, - кивнул Радхаур. - Морианса убил король Пенландрис, а
Педивер погиб от магии герцога Иглангера. Но этого бы не случилось,
если бы принц Вогон не придумал своего коварного плана. Он - главный
виновник смерти моих братьев!
     - Я их не убивал! - упрямо повторил сакс.
     - Я уж не буду говорить, ваше величество, - снова поклонился
Радхаур Этварду, - что на принце Вогоне куртка моего друга сэра
Димерика, поверившего моему слову и отправившегося за нами в
Британию. Смерть сэра Димерика, труп которого в куртке принца Вогона
мы все недавно видели, на моей совести. И я обязан отомстить за него
также.
     - Может быть, по случаю столь знаменательной победы граф
Маридунский... - начал было принц Филипп, но тот так посмотрел на
него, что бретонец замолчал.
     - Я, - от волнения по-юношески звонко сказал Радхаур, - готов
внести за принца Вогона тот выкуп, который вы пожелаете, ваше
высочество. Как только падет купол над Рэдвэллом, вы все получите
сполна. Моего слова вам достаточно?
     - Да, разумеется, - кивнул принц. - Я, впрочем, и не
настаивал на выкупе, уважая ваше святое чувство мести.
     - Ваше величество, - снова повернулся к Этварду Радхаур, -
прошу разрешить мне смертный бой с принцем Вогоном прямо сейчас.
     Этвард посмотрел на сводного брата. Щеки Радхаура горели огнем,
но взгляд был спокойным и твердым.
     - Хорошо, - кивнул король. - Вы хотите биться пешими или
конными, при всех рыцарях или в узком кругу?
     - Мне все равно. Как вы решите, ваше величество.
     - Может быть, дождемся утра?
     - Я слишком долго ждал, - сказал Радхаур. Он встретился
взглядом с Ламораком и друг одобрительно кивнул. - Я хочу биться
прямо сейчас.
     - Ты еще не знаешь, сэр Радхаур, что значит слишком долго
ждать, и я тебе завидую, - тихо проворчал граф Сторберг под нос. Но
его услышали все.
     - Тогда развяжите мне руки, - заявил принц Вогон. - И я убью
этого хвастливого мальчишку, чтобы вы потом со мной не сделали.
     Принц Вогон был трусоват, но обучен боевым искусствам. Он был
почти вдвое старше Радхаура и намного тяжелее. За счет этих
преимуществ он рассчитывал победить. А там... там видно будет. Сейчас
главное - остаться в живых.
     - Сэр Радхаур, граф Маридунский, - громко сказал Этвард, -
вызвал на смертный поединок сакского принца Вогона. Пусть оповестят
всех рыцарей, что бой состоится здесь же, на мечах. Пусть заготовят
как можно больше факелов и принесут Вогону оружие, чтобы он мог
выбрать подходящее.
     - А если я одержу победу? - вдруг спросил Вогон.
     - В таком случае вы будете переданы принцу Филиппу, для
получения выкупа.
     Этвард встал, показывая, что разговор окончен.
     Радхаур вынул из ножен Гурондоль и сделал несколько разминающих
движений. Он готов к бою, он отомстит за братьев.
     К нему подошли Этвард и Ламорак, они втроем отошли в сторонку.
     - Уррий, - сказал Эмрис, - если с тобой, что случится, я
лично убью Вогона.
     - Со мной ничего не случится, Эмрис, - улыбнулся Радхаур. -
Ты же помнишь предсказание - мне еще жить долго.
     Они назвали друг друга по прежним, юношеским именам. И сейчас им
это было приятно.
     - Однако, маджера Храма говорила, что предсказания сбываются не
всегда, - сказал Ламорак, у которого из головы не выходил его
сломанный меч. - Она сказала, что все зависит от человека.
     - Что ж, - несколько беспечно ответил Радхаур, - значит, я
постараюсь, чтобы мое предсказание сбылось.
     Он был рад, что друзья не выговаривают его за ненужный, в
общем-то, риск. Он не боялся предстоящего боя, но если он погибнет,
род Сидмортов прервется...
     Этого нельзя допустить.



     Весть о предстоящем поединке мгновенно облетела армию. И хотя,
казалось бы, смертей за прошедший день оставшиеся в живых навидались
немало, все поспешили к месту поединка.
     На поле боя смерть витает над всеми, там она хохочет и
развлекается, может и миновать сдуру. На смертном поединке гибель
одного из сражающихся неизбежна. А поскольку сражаются не просто
кто-то с кем-то, а владетель местных земель и принц Вогон, без пяти
минут сакский король, то этот поединок расценивали как завершающую
точку в прошедшем сражении. От графа Маридунского зависело будет ли
это восклицательный знак или унылое многоточие.
     Марьян со своим немногословным спутником подоспела как раз к
началу поединка. Он проложил ей дорогу сквозь плотные ряды воинов,
обступивших огороженных круг, где противники готовились к бою.
     В свете факелов смертные враги стояли друг против друга. Одетый
в латы, в шлеме, скрывающем лицо, сакс казался мощнее и выше
стройного юноши, державшего в руках лишь легкий щит и волшебный
Гурондоль. Марьян знала, что написано на щите Радхаура...
     - Милостивый Хванун, помоги ему! - прошептала она.
     - Начинайте поединок! - раздался зычный голос и зрители
взревели, поддерживая того, кому хотели победы. Вряд ли нужно
объяснять, на чей стороне находились симпатии.
     Вогон понимал, что в случае победы его могут и просто растерзать
на куски. Он рассчитывал лишь на то, что принц Филипп, в надежде на
богатый выкуп защитит его. Вогон не сомневался в победе, несмотря на
то, что никакой магической поддержки у него не было. Но ведь и
противник перед ним - мальчишка, еще вчера бегавший с деревянной
палкой в руках. Вперед, где-то ха тучами сверкает в небе звезда,
обманувшая его днем, но она не оставит его сейчас, пробьет себе
дорогу.
     Яростно встретились клинки и Гурондоль легко перерубил меч,
который столь долго выбирал Вогон из множества предложенных.
     Толпа ахнула и восторг переполнил освещенную сотнями факелов
поляну.
     Второй удар Гурондоля - и хрустнул вовремя подставленный щит.
     Еще удар и саксу пришлось отбросить ставшие ненужными обломки
щита.
     Кроме сплошного гула собравшихся нельзя было разобрать ни слова.
Что говорил Радхаур никто не знал. Даже противник не слышал его.
     Вогон отскочил, переводя дыхание. С удивлением посмотрел на
обрубок меча в руке. Второй раз за день в его руке сломанный меч.
Предзнаменование? Чего, близкой гибели? Вогон не желал погибать. Но
этот мальчик перед ним не так прост как казалось в начале.
     В момент крайней опасности способности каждого человека - если
он хочет жить, конечно, - обостряются до предела. И Вогон понял -
единственный шанс победить, это вывести противника из себя, самому
оставаясь спокойным. Легко сказать - спокойным, когда на тебя идет
пылающий справедливой местью противник с удивительным мечом в руках.
     Собравшиеся бритты ревели от восторга - ведь юный граф
Маридунский один из их предводителей, сводный брат и близкий друг
самого верховного короля. Никто не сомневался, что Радхаур в скором
времени станет коннетаблем. Кто-то вспомнил, что сам король Артур в
возрасте четырнадцати лет победил в битве при Лугуваллиуме.
     Радхаур надвигался на отступающего сакса, подбадриваемый криками
собравшихся воинов. Он знал, что за ним внимательно наблюдают и
переживают за него друзья. Он знал, что с ним ничего не случится.
Перед глазами стояло улыбающееся лицо Педивера, синяк Морианса, глаза
отца... Этот сакс за все ответит, он умрет.
     Радхаур снял щит - не бросил, а спокойно положил на стоптанную
траву - и взял рукоять волшебного меча обеими руками. Братья будут
отомщены!
     Радхаур занес меч для последнего удара, который перерубит
ненавистного врага надвое. В ушах победно ревел рев собравшихся, они
ждали крови.
     И Радхаур нанес удар, вложив в него всю силу.
     Зрители охнули - меч юного рыцаря просвистел мимо противника,
сумевшего в последний момент увернуться. Понимая, что судьба
предоставила ему последний шанс, сакс не мешкая, что есть сил вонзил
обрубок меча в грудь противнику.
     Радхаур упал.
     На поле воцарилась мертвая тишина. С неба, словно слезы, упали
первые капли надвигающегося дождя - на это никто не обратил
внимания.
     Марьян не закричала от горя, стиснула зубы. Под левой грудью
остро заболело там, где совсем недавно была рана от кинжала.
     Принц Вогон победителем возвышался над противником. Не мешкая он
наклонился, чтобы вырвать у упавшего врага меч и добить его, если он
еще жив.
     Но Радхаур откатился в сторону и вскочил на ноги - меча из рук
он так и не выпустил.
     И колющим ударом вонзил Гурондоль в грудь противнику.
     В глазах Вогона отразилось удивление. В уголках губ, показались
капельки крови.
     - Я так и не стал королем! - прошептал он и рухнул на землю.




                                            "И она в открытом поле
                                             Сорвала себе цветок
                                             И лепечет, обрывая
                                             Каждый белый лепесток:
                                             "Любит - нет - не любит - любит".
                                             И, оборванный кругом,
                                             "Да" сказал цветок ей темным,
                                             Сердцу внятным языком".
                                                             Я.П.Полонский


     Первый удар дождя прекратился так же неожиданно, как и начался.
     Радхаур оставил факел сопровождавшему его Триану и вошел в
варлакский шатер.
     Связанный главарь разбойников лежал на шкурах, рядом сидел
охранник из отряда Рэдвэлла и в тусклом свете плашки рассматривал
трофейный кинжал.
     - Выйди, - приказал Радхаур.
     Охранник встал, кинул взгляд на связанного разбойника и вышел.
     Юный граф сел на корточки возле пленника. Тот лежал с закрытыми
глазами, но Радхаур знал, что он не спит.
     - Ты знаешь, кто я? - спросил Радхаур.
     Грэндфинд открыл глаза, с трудом изогнулся и сел, вытянув вперед
спутанные веревкой ноги.
     - И кто? - равнодушно произнес он.
     - Уррий Сидморт, граф Маридунский.
     - А-а...
     Все так же сидя, Грэндфинд снова закрыл глаза.
     - Если я поймаю тебя в лесу, - сказал Радхаур, - я убью тебя,
как сделал бы это мой отец. Вздерну на виселице.
     - Зачем ты мне это говоришь? - усмехнулся Грэндфинд. - Меня
казнят, как рыцаря, так что тебе не придется искать меня в лесах.
     - Я не убиваю тех, кто пришел ко мне с открытыми руками, -
сказал Радхаур и встал.
     Что-то звякнуло о землю.
     Грэндфинд открыл глаза. У его ног лежал острый кинжал и туго
набитый кошелек.
     - Ты что-то уронил, - сказал разбойник.
     - Да? - удивился граф. - Наверное, тебе показалось.
     Они посмотрели в глаза друг другу. Молчание длилось долго.
Наконец, Грэндфинд кивнул.
     Радхаур удовлетворенно улыбнулся.
     - Но если я поймаю тебя в лесу, - серьезно повторил он, -
вздерну на виселице.
     - Пожар! Горим! - донесся снаружи встревоженный крик.
     Радхаур быстро вышел из шатра, оставив разбойника одного.
     - Что стоишь? - грозно спросил он у воина, сторожившего у
шатра. - Беги на помощь, никуда этот не убежит.
     Радхаур выхватил меч.
     - Может, недобитые варлаки напали!
     Вместе с бойцом они поспешили на отсвет пожара.
     Радхаур приотстал, увидев одинокую фигуру, спрятавшуюся у шатра.
Он мгновенно узнал его
     - Беги, я догоню, - крикнул он бойцу и подошел к скрывшемуся в
тени человеку.
     - Эмрис, а ты чего не спишь?
     - Не могу уснуть, хочу подышать свежим воздухом, - вздохнув,
ответил Этвард. - Все шатры варлачьим духом пропитались. Мой
собственный шатер поставили - и все равно душно. Даже дождь не
освежил.
     Радхаур понимающе кивнул, про себя хитро усмехнувшись. В руках
Этвард держал плохонький, но острый кинжал. Просто Радхаур опередил
сводного брата.
     - Что там происходит? - спросил Этвард.
     - Что-то горит.
     - А где Триан? Нигде не смог его найти...
     - Не знаю, - пожал плечами Радхаур.
     Они направились к пожарищу. Там уже вовсю тушили загоревшуюся
повозку.
     Вдруг, словно в помощь, с неба опять хлынул дождь.
     - Пошли спать, - сказал Радхаур. - Наша помощь здесь не
требуется.
     - Да, - кивнул Этвард, - разберутся без нас. Ты иди, Уррий, я
еще погуляю.
     Этвард хотел избавиться от друга, чтобы остаться в одиночестве.
     - Да пойдем вместе, - беспечно сказал Радхаур, поворачивая в
сторону королевского шатра, до которого было довольно далеко. -
Сегодня - твой день. Ты одержал первую и такую важную победу. Завтра
падет купол над замком. Отпразднуем как следует и - на Камелот, где
ты коронуешься. Могли ли мы представить в начале лета, что все так
сложится. Вспомни.
     - Да уж, - только и сказал юный король, смахивая с лица
дождевые капли.
     - Ваше сиятельство, ваше сиятельство! - окликнули Радхаура.
     Граф обернулся. Его догнал взволнованный воин, тот, что охранял
разбойника.
     - Ваше сиятельство, Грэндфинд сбежал!
     - Как это? - в один голос воскликнули Этвард и Радхаур.
     - Видно, он где-то спрятал на теле нож. Или его разбойники
прокрались в лагерь и улучили удобный момент. Веревки перерезаны,
разбойника нет.
     - А ты куда глядел?
     - Я тушил пожар, как вы приказали!
     Этвард посмотрел на Радхаура, но ничего не сказал. Радхаур
улыбнулся другу.
     - Наказать бы тебя, примерно, - сказал он своему бойцу. - Но,
в общем-то ты невиновен, да и днем сражался храбро. Ладно, иди, после
разберемся.
     - Поднять тревогу? - с виноватым видом спросил воин. - Далеко
он не ушел, поймаем.
     - Да черт с ним, - вдруг сплюнул Этвард. - Не до него, а
ночью в лесах наши люди только заблудятся. Никуда он не уйдет, после
поймаем.
     - Пойдем спать, Эмрис, - тепло сказал Радхаур, кивком
показывая воину, чтобы тот отправлялся прочь.
     - Да, Уррий, идем. Сегодня - прекрасный день, мы заслужили
отдых.



     Всю ночь шел дождь. Утром ничего нельзя было разглядеть дальше
двух шагов - лагерь победителей окутал плотный туман.
     А когда туман растаял, все увидели чистый, словно вымытый,
замок, освобожденный из дьяволого плена.



     Радхаур, король Этвард и Ламорак первыми вступили на спущенный
мост и въехали в Рэдвэлл.
     - Счастлив приветствовать вас и ваших друзей в замке, -
поклонился сэр Бламур.
     Радхаур улыбнулся сенешалю - а ведь совсем недавно он
побаивался и недолюбливал вечно строгого сэра Бламура. Совсем недавно
- в другой жизни.
     Граф перевел взгляд и увидел стоящего рядом с Аннаурой сэра
Ансеиса.
     - Враг разгромлен вчера в решительной битве, - сообщил Радхаур
защитникам замка. - Сегодня мы отпразднуем это, а завтра войска
двинутся дальше - на Камелот, а затем и на Лондон. Ваша жена и
дочери, сэр Бламур, в добром здравии, сегодня вы увидите их.
     - Благодарю, - еще раз поклонился сенешаль.
     Радхаур спрыгнул с коня и подошел к французскому барону.
     - Здравствуй, сэр Ансеис, - сказал он, стараясь не встретиться
с ним взглядом. - Честно говоря, после той встречи не ожидал больше
увидеть тебя.
     - Не ты ли, сэр Радхаур, тогда вместо "прощайте" дважды
повторил "до свиданья", - усмехнулся Хамрай. - Но если быть
честным, тогда я тоже не думал, что мы встретимся снова.
     - Вы... - Радхаур посмотрел в глаза старому чародею. - Вы
испугались?
     - Нет, Радхаур, не испугался. Но любовь... Она не только может
погубить. Иногда она дарит жизнь. - Хамрай помолчал и добавил: -
Алвисид сказал мне: "Перед настоящей любовью бессильно любое
заклятие."
     - Алвисид? - удивился Радхаур. Он знал, что голова
поверженного бога покоится в ларце, находящемся сейчас под надежной
охраной. (Как подозревал Радхаур - не только той, что выделил он
после неожиданной вылазки варлаков).
     - Да, - кивнул Хамрай. - После того... Ну, когда я готовился
умереть явился Алвисид, вернее, такой же посланец, как у тебя. Он
сказал, что пока я люблю - я живу. Но заклятие в силе. Мы бы
обвенчались с Аннаурой на следующий день, только в замке не было
священника.
     - Перед настоящей любовью бессильно любое заклятие, -
задумчиво повторил Радхаур, вспомнив превращенную в лебедицу Лореллу.
     Значит, у него была любовь не настоящая? Или у нее?
     - Поздравляю вас, сэр Ансеис, - сказал Радхаур. - Я
действительно очень рад за вас. К сожалению, меня зовут, но я еще
обязательно поговорю с вами.
     - Конечно, сэр Радхаур, у нас еще будет время побеседовать, -
улыбнулся Хамрай. - Очень много времени.



     Радхаур умывался в маленьком озерце близ замка. В том самом, где
впервые увидел обнаженную женщину. Как давно это было! Всего-то
меньше двух месяцев назад...
     - До чего хорошо оказаться снова дома.
     Марьян сидела на прибрежном камне и улыбалась ему.
     - Как зовут того йомена, что тебя спас? - спросил Радхаур.
     - Не знаю, - ответила она. - Он сказал, что вассал графа
Маридунского - и все.
     - Он спас тебя. Ты - сестра царственного вана. За твое
спасение воин должен быть посвящен в рыцари. Мы найдем его и я
попрошу Этварда...
     - Ой, что это у тебя?
     - Где?
     - Вон, огромный кровоподтек на груди.
     - Это принц Вогон, когда я промахнулся - помнишь? - попал по
твоей статуэтке... Вот синяк и остался...
     - Я знала, что милостивый Хванун защитит тебе жизнь.
     Он улыбнулся ей.
     К озеру подошел Триан и знаками стал показывать что-то.
     - Чего он хочет? - спросила Марьян.
     - Эмрис зовет меня, - сказал Радхаур и направился к берегу. -
Нам с тобой пора на пир по случаю победы. Идем.
     Марьян вздохнула - она так хотела побыть с ним наедине.
     Он снова улыбнулся ей.
     - Как зовут твоего брата? - неожиданно спросил Радхаур.
     - Брата? У меня их три...
     - Старшего, - уточнил он.
     - Хангон, ван Когуре. А зачем тебе?
     - Отправить послов, - улыбнулся Радхаур. - Я же не могу взять
в жены его сестру без благословения.
     Марьян встала с камня. Она ничего не могла сказать - ей,
казалось, что она снова на горе Тхэбэксан и окружена слепящим сиянием
счастья.




                             "Не все умрет. Не все войдет в каталог.
                              Но только пусть под именем моим
                              Потомок различит в архивном хламе
                              Кусок горячей, верной нам земли..."
                                                     Николай Майоров


     Казалось, ничто не предвещало беды. Гудсберри летел над светлым
простором океана, к островам, давным-давно им облюбованным, и считал
себя уже спасенным.
     Гудсберри прекрасно знал законы Царства Тьмы. Они поражали его
своей глубинной глупостью - ну, скажите, кому понадобился закон о
запрещении соития поданных Сил Тьмы, не посвященных в звание инкуба,
с человеческими женщинами?! Ведь, поддавшись соблазнам ЛЮБОГО
ПРЕДСТАВИТЕЛЯ Царства Тьмы, женщина навсегда подпадает под власть
Князей и Маркизов Тьмы!.. Не только этот дурацкий закон вызывал
внутренний ропот Гудсберри (и не его одного), но и множество еще
более глупых и неуместных постановлений и договоров, в которых сами
Повелители Тьмы разбирались с трудом.
     Самое унизительное, что разжалован, лишен всего и сослан на
грязную работу Гудсберри был не за разглашении Формулы Абсолютного
Совершенства, а за соитие с Сарлузой. А ведь она была почти подданная
Царства Тьмы...
     Жаркая обида жгла разум бедного Гудсберри в раскаленных топках
сердца земли, где страдали похотливые развратники. И Гудсберри не
выдержал. В один из коротких часов отдыха он сбежал и, приняв облик
короля Наварского, который был в военном походе, явился к его жене.
Гудсберри знал (хотя ему и не полагалось по должности, но мало ли что
не полагается - больше знаешь, дольше проживешь!), что Белиал плетет
вокруг красавицы свои гнусные сети, сам желая улечься в постель
наваррской королевы. Что больше года не давалось Князю Тьмы, то с
первого захода получил махнувший на все хвостом Гудсберри. И
насладился любовью в полной мере.
     Возвращаться в топки он не стал. Он прекрасно понимал, что
поставил себя вне закона - нет и не может быть ему теперь прощения!
     Женщины... Являясь причиной его падения, они станут целью
возвышения! Маленький подручный Белиала был далеко не прост,
засиделся он в рядовых посыльных. Белиал ему многое доверял, но не
торопился продвигать вверх, держал в черном теле. В этом была ошибка
могущественного Князя Тьмы! Гудсберри достоин гораздо больше того,
что отняли у него, сослав в топки. И он возьмет себе то, что заслужил
по праву!
     Несколько дней Гудсберри прятался у своих друзей-сатиров в
пещерах Олимпа. И развил бурную деятельность - его послания пошли во
все уголки Царства Тьмы. Гудсберри имел много друзей, разделявших его
взгляды. А планы у Гудсберри были грандиозны: поднять восстание
против Луцифера и на давно облюбованных, забытых всеми богами
островах в южном полушарии основать новое свободное государство! А
почему нет? Ведь удался же в свое время Луциферу безумный бунт против
Господа!
     Гудсберри добился даже поддержки приближенных Иисуса Христа,
через посредников разумеется. Полчища бесят готовы были устремиться
за вождем на вожделенные острова, полные темнокожих красавиц и
сочных, сладких фруктов.
     Луциферу и Белиалу оставалось лишь скрежетать в бессильной злобе
зубами!
     Через несколько часов Гудсберри долетит до Самоа, где его с
нетерпением ждет местный бог Туи Мануа, побитый два столетия назад
Сеалбуром. С помощью Гудсберри Туи Мануа, видимо, желает восстановить
былое влияние. Гудсберри усмехнулся - блажен, кто верует!
     И вдруг вверху, в плотных белых облаках, Гудсберри почувствовал
опасность. Неужели Белиал все-таки обнаружил его?! - забилась
пугливая мысль.
     Из облаков вынырнуло чудовище. От страха Гудсберри потерял
скорость (хотя надо было наоборот - рвать изо всех сил!) и чуть не
полетел кубарем вниз, в гладь океана.
     Подобных драконов Гудсберри никогда не видел - огромное,
похожее на кита, но с тусклым голубым огромным глазом почти во всю
покатую морду.
     Бежать! Прочь отсюда! Спасаться!
     Но дракон сковал обезумевшего бесенка жесткой невидимой силой и
раскрыл ужасающую беззубую пасть.
     Непреодолимая сила втянула Гудсберри в пугающую тьмы утробы
дракона.
     А ведь свобода была так близко!
     Пасть дракона захлопнулась, поглотив Гудсберри, и он оказался в
темноте. Впрочем, это ему после ослепительной голубизны неба
показалось, что в темноте. Свет исходил из узких щелей наверху.
     Перед Гудсберри открылся еще один вход и он с удивлением увидел
ведущие вверх ступени. Ступени в утробе дракона?! Непостижимо.
     Та же неумолимая сила, что пленила Гудсберри, потащила его
наверх.
     Он оказался в хорошо освещенном помещении. Глаз дракона был не
глазом вовсе, а огромным куполообразным окном. Перед окном стояло три
кресла, в них сидели люди. Еще по пять человек - у каждой стенки на
длинных скамьях. Все смотрели на Гудсберри. Были они в светлых,
блестящих костюмах, плотно облегающих тело и Гудсберри вздохнул с
облегчением - подданные Сил Тьмы так не одеваются! Значит -
посланцы Господа, желающего поговорить с ним, Гудсберри,
намеревающимся строить свободную республику тяготящихся Злом бесов.
     - Ты кто?
     Силы космические, да ведь это женщины! Красивые женщины -
что-то засосало у Гудсберри в районе желудка.
     - Вы посланы Луцифером? - ответил он вопросом на вопрос. По
опыту он знал, что самое важное в опасных ситуациях - перехватить
инициативу, удивить противника, а, значит, поразить.
     Ему это удалось. Если по лицам сидящих у стен красавиц нельзя
было прочитать ничего, кроме собранности и готовности уничтожить
врага, то у трех, тех что в креслах, глаза расширились:
     - Кого?
     - Луцифера! - с видом победителя проговорил Гудсберри, заметив
как они разглядывают его хвостатую фигуру.
     - Боже великий! - вырвалось у блондинки в левом кресле.
     - Значит, вы посланы Господом? Я мчался на встречу с вами!
     Женщины, казалось, потеряли дар речи. Силы космические, да кто
они и откуда взялись?! - недоумевал Гудсберри.
     Что-то тоненько запищало и женщина в правом кресле поднесла к
уху маленький белый шарик.
     - Капитан, это "Пассесерф"! Они вновь поймали сигнал. С девятой
планеты!
     - С Плутона? - вырвалось у Гудсберри.
     - Много знаешь... - непроизвольно произнесла высокая красивая
шатенка в центральном кресле. Она сказала повелительно: -
Разворачивайся, полетим на Плутон. Сигнал запеленгован?
     - Да.
     - А с этим что делать? - кивнула на Гудсберри блондинка.
     - Пока возьмем с собой, - ответила капитан. - Похоже, он
кое-что знает, об этом космическом воплощении бреда.
     Маленький планетарный катер быстро покинул стратосферу третьей
планеты странной солнечной системы, очень похожей на родную. Но
чужую.
     Четыре долгих года тяжелый межгалактический лайнер "Пассесерф"
болтался в чуждом, непроглядном космосе, без единой знакомой
звездочки надежды. "Пассесерф" принадлежал Женскому Миротворческому
Легиону и в тот злополучный рейс перевозил триста выпускниц Земного
института Гиппократа к Союзной флотилии у Гарнеллского созвездия, где
восемнадцать линкоров гриторианских пиратов захватили все двенадцать
населенных планет и пытались создать вольную республику. Видно
какие-то могущественные силы стояли за бунтарями, подавить дерзкий
налет не удалось лучшим крейсерам Содружества. Конфликт перерастал в
войну.
     По "Пассесерфу" был нанесен мощный силовой удар, невозможный по
всем цивилизованным меркам - все необходимые символы (от креста до
сердца) транслировались на всех диапазонах, оповещая о мирной миссии
лайнера. Но факт остается фактом - в линкор выстрелили. И удачно.
Каким-то секретным оружием - они не погибли. Их невероятным способом
засосало в космические бездны и выбросило черт знает где. Ни
малейшего просвета - куда лететь, чтобы вернуться?!
     Ситуация выдалась аховая - новая космическая робинзонада.
Триста врачей и сорок семь человек экипажа. И все женщины. Триста
сорок шесть женщин и один престарелый капеллан одни одиношеньки в
бескрайнем космосе. И у всех свои проблемы, и все требуют от капитана
немедленного возвращения к планетам Содружества. Хорошо, что еще
везли контейнеры с продовольствием - по подсчетам капитана должно
хватить аж на сорок лет. Симпатичная перспектива...
     И вот две недели назад совершенно случайно был перехвачен "сос".
"Пассесерф" немедленно взял курс, надеясь, что это терпящий бедствие
корабль Содружества и потерпевшие астронавты знают координаты Земли
или любой другой известной планеты.
     И прилетели к системе, как две капли воды, похожую на
солнечную... Но это не Земля... Не родная Земля, а лишь похожая...
     Катер плавно опустился на мрачную планету. Из высокой горы
выглянул огромный урод, боязливо рассматривающий неведомое чудовище.
     - Боже, но такой великан невозможен физически! - воскликнула
блондинка.
     - А козлоногое летающее существо возможно?! - спросила
капитан, явно имея в виду Гудсберри.
     - Я не козлоногое существо! - возразил бывший подданный
Белиала. - Я - Гудсберри!
     - И это звучит гордо! - улыбнулась капитан. И приказала: -
Защитное поле на всю мощь. Мы выходим. Откуда подавался сигнал?
     - В трехстах метрах отсюда, из того вон странного холма.
     - А я знаю куда вам надо, - неожиданно сообразил Гудсберри. -
Во дворец Алвисида. Только в него не войти. Требуются заклинания,
которых не знает никто на свете.
     - Пойдем, посмотрим, что за заклинания, - вздохнула капитан.
Вспыхнувшие было надежды выбраться из неизвестности космоса уже
пропали. Предстояло обживаться в этом чудном мире.
     Гудсберри подвел их к холму из странного камня. "А ведь это не
холм вовсе, а рукотворное здание..." - поняла капитан.
     - Вот к этому черному камню надо прислонить ладонь, - сообщил
Гудсберри, - и стена начнет спрашивать заклинания. Только их не
знает никто...
     - Что это за великан? - чтобы отвлечься запоздало спросила
капитан.
     - Асуры, демоны зла. Но они глупы и близко ко дворцу Алвисида
не подходят - боятся. Хотя и кружат возле него постоянно. Может, у
Алвисида с ними был заключен договор?
     - Да кто такой этот Алвисид? - воскликнула блондинка, помощник
капитана.
     - Бог, - сказал Гудсберри и пояснил: - сын Алгола.
     - Понятно, - сказала блондинка.
     Капитан решительно приложила руку к черному блестящему квадрату
камня в стене на уровне груди.
     - Ты слышал зов? - спросил голос из камня.
     Зов? А, перехваченный сигнал "сос"!
     - Да, - ответила капитан. - Сос.
     - Какой сейчас год Эры Содружества?
     Эры Содружества? Надежда возвратиться домой вновь вспыхнула
безумным огоньком.
     - Девятьсот восемнадцатый.
     - Как называется главная планета Военного Братства Браглов?
     Военного Братства?.. Наверное, имеется в виду планета-столица
Брагловского Свободного Союза, входящего в Содружество!
     - Голгот, - уверенно сказала капитан.
     - Произнесите формулу Флейшмана, - столь же бесстрастно
потребовал голос.
     Капитан посмотрела на радиста. Она бы и сама вспомнила знакомую
со школьной скамьи формулу, но так быстрее...
     - АНС плюс БНС, где ПНО и ПНВС... - бойко начала радист и в
этот момент скала поднялась, впуская долгожданных гостей.
     Гудсберри с уважением посмотрел на своих пленительниц.
     Внутри стены оказались прозрачными. Вход за гостями захлопнулся,
но рядом был изящный рычаг с надписью "выход". В центральном зале
было много дверей, посреди зала возвышался огромны экран, перед ним
- два ряда удобных небольших диванов. Перед экраном на широком столе
стоял компьютер. То есть, капитан догадалась, что компьютер - она
видела когда-то в музее клавиатуру.
     Капитан прошла прямо к компьютеру. Какая эта была старая модель,
еле разобралась с управлением. Интересно, откуда поступает питание?
     Экран осветился и все торопливо расселись на диванах, ожидая
услышать объяснение этому странному, неправдоподобному, невозможному
миру, презревшему все законы логики и физики.
     На экране появилось красивое усталое лицо.
     - Здравствуйте, дорогие соотечественники! Я понимаю, что эта
запись непременно попадет в Комиссию по Чрезвычайным Происшествиям и
поэтому буду честен и откровенен. Я наверняка буду субъективен -
каждому своя рубашка ближе к телу, с этим ничего не поделаешь.
     Да, не всегда я был на высоте, и не всегда высокоморален. Но
законов собственной совести я не нарушил. Посему мне, наверно,
недолго осталось. Смешно: меня теперь нельзя убить, я бессмертен -
что может, казалось бы, случиться со мной? Но эти четверо придумают.
Обязательно придумают, к этому идет - я встал им поперек горла. Не
поперек дороги - мне плевать на их пути. Но во мне они видят
воплощение совести, о которой хотели бы забыть... Да вот... Не
мелочной старухи, твердящей: не согреши, не согреши... нет, я сам не
без греха... в смысле будничного, житейского... Они видят во мне
совесть Землянина, человека XXXIII столетия, здравомыслящего и
интеллигентного. Когда-то и они были таковыми, или делали вид, что
были... Если вы сейчас смотрите эту запись - значит они
действительно решились, что-то придумали и меня больше нет в живых.
     Мое полное имя - Алан Винсент Сидморт.
     Я родился в родовом замке Рэдвэлл, в Англии и был наследником
неимоверного богатства. Моя родословная просчитывается до
Средневековья, до XXVI века. Я получил блестящее образование у лучших
профессоров Земли. Да... замечательное времечко... Мне нравилось все
- я хотел заниматься историей и математикой, биологией и
механикой... Мой отец, да будет земля ему пухом, как говорится,
страстно желал, чтобы я пошел по его стопам: он увлекался
палеонтологией и половину нашего замка занимает уникальная коллекция
различных костей и черепов, стоимость ее вряд ли меньше стоимости
самого замка, а об этом я уже говорил... Но получилось так, что я
предпочел прикладную математику, стеамоделирование и
психопрограммирование. Но и по отцовским стопам пошел. Отчасти,
правда: увлекся палеокиберлогией и напротив скелетов доисторических
динозавров и диплодоков выстроилась моя коллекция компьютерных
монстров Средневековья. У меня был даже аппарат, который по слухам
принадлежал легендарному отцу-основателю компьютерной систематики
Биллу Гейтсу. Были и другие древние компьютеры - громоздкие,
допотопные, гордость моей коллекции. Я знал их устройство на память,
многие сам восстанавливал, причем очень трудно было удержаться от
соблазнов не вставить в них что-то современное, либо самому что
придумать для них...
     Однако, я увлекся, мне за двадцать лет молчания хочется
выговориться. Извините за многословность... В общем, я стал неплохим
практиком к тому времени, когда к мужчине приходит самостоятельность.
     Женился я по глупости, сразу после того, как закончил первый
свой Университет, перед тем как я на полгода летал к гриторианцам -
анализировал их системы ментоинформатики. Супруга мне попалась,
вернее я сам выбрал, не хуже, а я уверен, что много лучше, чем всем
моим знакомым. Милина - замечательная женщина, красивая и умная, у
нас родился сын. Да... Только вот не создан я для семейной жизни,
увы. И как только предоставилась возможность получить место на
Стеосоне, я согласился.
     Стеосон - это космическая база, представляющая из себя огромный
компьютер. Я не знаю, какой сейчас год, сколько прошло времени...
Возможно, дорогие соотечественники, вы не в курсе... Стеосон - это
искусственная станция, глубоко в Космосе и в стороне от цивилизаций,
рядом со звездой, у которой нет планет - черпали у нее энергию без
зазрения совести. Станции уже почти сто лет было и никакая
цивилизация ее в одиночку бы построить не смогла - проект всех
времен и народов, так сказать.
     На Стеосоне жили и работали лучшие специалисты всех развитых
звездных цивилизаций. Я, каюсь, точного числа этих самых цивилизаций
не знал никогда - некоторые столь отдаленны, малочисленны и не особо
интересны... На Стеосоне одних землян было полтора миллиона, и
столько же представителей других космических народов. Не только
ученые, естественно, но и обслуга, охрана - много всяких, в общем.
     Мне предложили престижную и безумно интересную работу. Контракт
на пять лет. Милина со мной не полетела. Я не был удивлен решением
жены - зачем ей? Земля, старинный замок, сын - наследник всего
богатства, муж в космосе, на уважаемой должности. Ей и там было
неплохо, на цветущей Земле, зачем ей узкие переходы космической базы?
Я ее понимал и не осуждал, да и сам хотел обрести наконец
долгожданную свободу души.
     На Стеосоне масса толковых программистов... была. Мне там жилось
неплохо. Да и женского пола там предостаточно, все необходимые
развлечения - в полный рост. Но я ехал работать, и, в основном,
работал. По двадцать пять часов в сутки. Когда уставал, напивался до
потери пульса, искал какую-нибудь красотку в отсеках подальше и
отвлекался на недельку. Потом снова цифры на дисплеях, проекциях,
кристаллах - до чертиков в глазах, сон урывками, да еще кошмарный.
Все время снилось, что я заканчиваю программу во сне, все получилось,
проведена огромная работа, просыпаюсь - и никакой возможности
сохранить сделанное... жуткая ситуация. Я пробовал в такие моменты
перед сном ментоввод к себе подключать, но сплошная ерунда
получалась. В общем, это замечательное время и я был очень доволен.
     На будничной работе - просчет, статистика, материал обеспечения
- я почти не сидел. Очень редко, в авралах. В основном работал на
крупных проектах. Сперва мы моделировали космический госпиталь...
Да... Это такая дура, по сравнению с которой прославленный
международный Стеосон с горошинку покажется. А вот второй проект...
Впрочем, контракт закончился, я слетал к семье, позагорал на курортах
с женой и сыном... И вновь на Стеосон, на пять лет. Это как наркотик
- с ним плохо, дураком себя чувствуешь, а без него не можешь. За
пять лет сплошных стен и коридоров без окон, кажется, что никогда
сюда больше не вернешься... Куда там - многие зарекались, но
специалист на шестом-десятом пятилетнем контракте ни у кого не
вызывал удивления.
     Второй проект был куда как интереснее и творчески сложнее: мы
моделировали мир в компьютере. Настоящий, непротиворечивый - такой,
где уживались бы все мифологические представления народов Земли
раннего исторического периода. Лет тридцать назад до этого, такую
штуку делали с веснейцами, по их истории. У них, правда, менее
богатые мифологические и религиозные представления, и история
развивалась несколько по-другому. Но тот эксперимент прошел очень
успешно. Противоречивые стыковки тщательно сбалансировали, физические
законы поменяли, чтобы колдовство действовало, и пожалуйста:
сверхмощная и суперумная машина выдавала новую историю. Визг восторга
стоял на все Содружество, тамошние историки до сих пор защищают
диссертации (хотя эти диссертации имеют крайне мало отношения к
реальной жизни), программисты стали международными героями и
апостолами психопрограммирования, живыми классиками, так сказать.
Веснейские писатели до сих пор списывают оттуда романы, а режиссеры
выводят на мониторы фильмы и очень выгодно продают.
     У Землян гордость взыграла - ведь мы же им все и сделали, по
большому-то счету. И решили спрограммировать такой же мир по Земле.
Но пойти дальше - все самые интересные исторические персонажи с их
антуражем воссоздать. Ну, естественно, не всех, а лишь тех, что до
изобретения пороха жили, иначе не так интересно было бы. На планетах
Содружества большая мода тогда была на эпоху Возрождения, на древний
эпос. Даже сотворили на одной из планет парк-континент, весь в замках
с подъемными мостами и странствующими рыцарями средь девственных
лесов.
     Так вот, по поводу, проекта, из-за которого все...
     Работа была огромна, требовала времени и специалистов, причем
зачастую самого неожиданного направления. Возглавлял группу человек,
ни шиша не смыслящий в компьютерном программировании - ему это не
нужно было. Он создавал мир - равен богу. Действительно равен, ибо
то, что сейчас этот мир существует, пусть и по не зависящим от эрла
Оуррла обстоятельствам - всецело его заслуга. Это умнейший и
душевный человек, я поражаюсь, как его голова вынесла все
многочисленные нестыковки и разногласия моделируемого мира, не говоря
уж о сварах между рабочими группами. Он с заместителями создавал
нечто целостное из того, что программировали технари и сценаристы
разных групп.
     Благодаря своему происхождению (и квалификации, разумеется), я
сумел устроиться в группу, моделирующую мою родную и любимую Англию
- одну из самых привлекательных групп. Более того, буквально сразу я
ее и возглавил, после того, как выяснилось, что первый руководитель,
я даже имени его уже не помню, имеет коэффициент гуманитарного
мышления, близкий к нулю. Он ушел в другой проект, прокладывать
трассы и рассчитывать массы.
     Конечно, нашлись желающие погрузиться в увлекательнейший мир
религиозных представлений древних майя, египтян, иудеев - в этих
группах тоже была дикая конкуренция. Впрочем, ребята, моделирующие
острова Фиджи наслаждались своей работой, хотя поначалу считали, что
им крепко не повезло.
     Основополагающей идеей являлось то, что мир моделируется по
мотивам религиозно-мифологических, исторических и литературных
представлений Землян. Замечательный оборот - по мотивам. То, что мы
там наварганили, представляет огромный интерес для всевозможных
творческих работников, психологов, психоисториков, даже для
экспериментальной истории, но только не для серьезных исторических
исследований. Но вот как раз именно такой задачи перед нами и не
стояло. Мы создавали непротиворечивую систему ПО МОТИВАМ. И плевать
всем было на историческую достоверность формы шлема или шпоры
программируемого рыцаря времен короля Карла. Или на то, что никогда,
даже если они и существовали в действительности, Христос с Магометом
не могли вести религиозный диспут - в нашем мире могли, ибо родится
должны были по программе почти одновременно. И еще маленький штрих:
мы чуть перетасовали карты - все народы говорили на одном языке (как
и в предыдущем, веснейском проекте). В нашем случае - на английском,
правда, сильно упрощенном. Древние языки тоже были впрограммированы
- книги, надписи на предметах и так далее - но обрекались на
быстрое отмирание, ибо английский язык у всех народов был
запрограммирован основным. Мы сильно облегчили себе жизнь.
     Сама основа мира делалась просто - бралась модель Солнечной
системы и подгонялась под требуемые, практически невозможные
физические установки. Со множества реальных лиц, землян, снималась
полная физико-психическая информация, память стиралась, и заменялась
программируемой - работа адова, надо сказать. Пришлось вспоминать о
таких забытых реалиях, как разделение землян по национальностям, и
соответственно, об этнических признаках. Но я уже говорил, что
проблемы порой возникали самые неожиданные, и всегда присылались
требуемые специалисты - нашему проекту был дан режим особого
благоприятствования.
     Впрочем, никто особо не торопил, работали не за страх и не за
деньги. Четыре раза нас ненадолго отвлекали на срочные работы, но с
нашим проектом мы сжились и дышали воздухом истории. Сколько
информации пришлось ментоскопировать - порой голова буквально
раскалывалась... Для нас изготавливали в музеях Земли муляжи и копии
различной утвари, у меня в кабинете две стены занимали стеллажи с
копиями один-в-один древних инкунабул, а в углу я поставил муляж
скелета, прикованного к стене ржавыми цепями - для создания
соответствующей атмосферы, так сказать.
     В общем, мы состряпали такой мир. Не в самом деле - в
компьютерной памяти. Мы собирались запустить все это, и снимать
получаемую информацию, следя за развитием событий. Огромная доля этих
событий была запрограммирована вперед, чуть не на столетие-два, но
влияние разных объектов друг на друга, взаимодействие
материализованных мифов и разных видных исторических деятелей древних
эпох могли привести к непредсказуемым и чрезвычайно увлекательным
последствиям.
     До запуска оставалось около трех декад, на Стеосон начали во
множестве слетаться писатели, режиссеры, ученые, желающие снять
сливки, да и просто влиятельные любопытствующие. Ожидали даже
прибытие Президента Земли - Ника Горноффа.
     И ни одна душа в необъятной Вселенной, ни один из многочисленных
провидцев, как земных, так и других цивилизаций, следящих с понятным
вниманием за проектом, не смогли предсказать случившееся.
     Что-то там во Вселенной сдвинулось, покорежилось и растерло
Стеосон во мгновение ока в порошок - и следа не осталось в
космической пустоте. Лишь облако мелкой однородной пыли. Миллионы
жизней, тысячи тонн дорогостоящего уникального оборудования - все
исчезло, как баггер языком слизнул. Это такое выражение у нас было,
да...
     Я все это позже осознал. То есть все трагические размеры
катастрофы...
     Два десятилетия ломаю голову: я сейчас это прежний я, бывший до
катастрофы, или другой? То есть те же клетки, что были во мне? Скорее
всего - нет. Такие же, но другие.
     За тысячи тысяч парсеков, на другом краю Вселенной, куда земляне
и не долетали даже, возникла новая солнечная система. Как компенсация
(если здесь допустимо такое сравнение) за проглоченную космическую
базу. И система эта оказалась - именно спрограммированная нами,
совершенно, казалось бы, невозможная в реальности. Но жизнь
неоднократно доказывала, что ничего невозможного не бывает.
     Я пришел в себя на дикой планете, рядом стояло жуткое существо.
Асур. Злой бог древнеиндийской мифологии. Неподалеку возвышался среди
угрюмых безжизненных гор золотой город, главный из трех асурских
городов, и смотрелся он дико и нелепо. Я был на спрограммированном
нами же Плутоне. Да, на планетах системы мы смоделировали царства
богов, лишь Зевс с присными его жили в горах Олимпа, как им и
положено. А царство Варуны располагалось на Плутоне, как царство
иудейского Бога и сына его Христа - на Юпитере, а страшный мир
Луцифера - на Меркурии, и так далее...
     Описывать мои первые дни, как я осознавал происшедшее и
необратимость случившегося, как убивался по безвозвратно утерянным
друзьям, как поражался своим новым божественным способностям, как
выяснил, что нас, со Стеосона, в этом невозможном мире пятеро, как
встречался с Богами - Варуной, Богом, Дьяволом... да почти со всеми,
как учился жить по-новому... Рассказывать все это не имеет смысла, я
смутно помню, или, вернее, не особо желаю вспоминать. Об этом надо
написать объемистый роман, но литературными талантами я, увы, не
отличался никогда. Самое главное, и я написал это потом в Директории,
я понял: надо жить.
     Нас было пятеро. Пятеро бывших Землян, возможностями
превосходящие любых богов этого мира. Никого из представителей других
цивилизаций, хотя они тоже работали в нашем Проекте, не оказалось.
     Впрочем, лишь двое: я и Вандман работали в Проекте. Только
одного из нас я знал до этого - Арона Вандмана, он был консультантом
группы, моделирующей мир иудеев. Какой это нудный, однако тип, даже в
нашей группе ходили слухи о его дубовых придирках. Он там никому не
давал жить спокойно, а руководителя проекта довел однажды своим
твердолобым упорством в ерундовейших вопросах до инфаркта...
     Сердж Буррис служил охранником в Сто тридцать втором Секторе
Стеосона, был молод и, как полагается солдафону, туп как пробка.
     Себастиан Бобмисон работал в Тридцать седьмом Секторе
администратором - заведовал тамошними увеселительными заведениями -
театриками, салонами, барами. Я в том Секторе бывал несколько раз,
именно в подобных заведениях, но Бобмисона, естественно, не встречал.
Либо встречал, но не запомнил.
     Молли Лавкравт - красивая баба, сказка... служила секретаршей у
одной из главных шишек Стеосона. Ей бы место в лучшем варьете Земли,
но она была слишком умна для этого. И слишком стерва. Впрочем, все
бабы, по моему искреннему убеждению - стервы. А эта была хороша... Я
с ней, признаюсь, жил какое-то время, даже думал, что люблю... Но,
кто, как выяснилось, с ней только не жил? Даже с Луцифером умудрилась
переспать - он, дурак, хотел найти в ней союзницу...
     Пять богов. Алвисид - то есть я - и Арсиван, Сеалбур, Севибоб,
Моонлав. Дети Алгола.
     Это я придумал - написал Директорию, объясняющий весь бардак,
что был в то время на Земле... Стыковка-то в реальности происходила
очень тяжело. Великая Потеря Памяти, назвал ее я. И этот термин, как
ни странно, прижился. Да... Целую религию придумал... Боготворец...
     Каждый, даже самый тупой, незаметный и серый человек в
определенных обстоятельствах может осознать себя незаурядной
личностью. И, самое смешное, - действительно стать ею. Другое дело
- какой.
     Мне сейчас не хочется говорить о них. Для Комиссии по
Чрезвычайным Происшествиям я слил свою ментограмму за все двадцать
три года. Контейнер возле экрана...
     Я получил огромное преимущество перед остальными - я мог знать.
Знать практически все. Случайно я обнаружил, что цепляясь в мозгу за
корневое слово, могу вызвать в памяти тексты, о которых понятия не
имел - словно пользовался огромной чудесной Базой Данных. Для
программиста высокого класса это поистине неоценимый подарок. Как
говорил мой незабвенный отец - умеешь считать до пяти, говори всем,
что только до трех. Может остальные четверо тоже так смогли бы, но я
им этого не объяснял. И их чрезвычайно злили мои знания. Кто обладает
информацией - тот правит миром. Какими бы волшебными возможностями
ты не обладал - ты не создашь простейшего пороха, не зная как он
устроен. Да. Ты можешь молниями поражать города, но не оснастишь
армию элементарными винтовками...
     И еще одна способность была у всех нас - мы помнили и могли без
проблем вызвать в памяти любую деталь из прошлой жизни, любую
прочитанную, или даже просто когда-либо виденную страницу. И тут мне
вновь повезло больше всех. Что могли вызвать из прочитанного в памяти
остальные? Многочисленные детективы, мелодрамы и эротические боевики?
Лишь Вандман мог наслаждаться цитированием Библии, которую, по-моему,
и до этого знал чуть ли не наизусть. А я... я в студенческие годы из
принципа прочитал (ну, скажем почти все прочитал, кое-что пролистал)
пятьсот восемьдесят два тома Всемирной Королевской Энциклопедии.
Почему Королевской никто никогда объяснить не мог - королей уже
сколько веков на Земле не было... Впрочем, это к делу не относится...
     Я мог вызвать в памяти любую статью самой универсальной в
Космосе сокровищницы человеческих (и не только человеческих, но и
Вселенная весть еще каких цивилизаций) знаний. Я единственный мог
создать танк, ибо понимал (то есть мог в любой момент узнать каждую
подробность), как он устроен, и направить его на вражеский город. Но
я дал себе слово не делать этого. Я очень люблю этот мир. Мир, в
котором частица моего труда, моей жизни, моих мучений. Пусть все идет
своим чередом. Это настоящий мир, пусть и сумасшедший. Здесь
настоящие, сильные, достойные уважения люди. Они сами до всего дойдут
рано или поздно и войдут во Вселенную полноправной расой, младшими,
но равными братьями людей.
     Я оборудовал себе на Плутоне шикарный дворец, потеснив асуров и
присных их. Впрочем, им места хватает - планета большая, сколько
безжизненных пустынь!.. У меня во дворце есть все, что могу пожелать,
а чего нет, могу мигом сотворить. Гордость моя, о которой никто не
знает, - компьютерный зал. Собственно, компьютер не из самых лучших
- но на большее у меня не хватило знаний. Увы, и из Энциклопедий не
все почерпнешь, да и создать вакуумный пресс для монтажа кристаллов
свернутого пространства с петабайтной памятью практически невозможно.
Впрочем, мне вполне для забавы ума и этого хватало.
     Казалось бы - живи не тужи! Но! Но главное - на Земле. Не
интересны боги - интересны люди. Вот почему интересы пятерых
пересекались и сталкивались, вот почему не сидится спокойно на своих
планетах Богу, Дьяволу и всем прочим. Потому что главное - на Земле.
     Признаться, когда я стоял во главе группы, моделирующей древнюю
Англию, я смухлевал. То есть, не то чтобы совершил нечто незаконное,
нет - просто поразвлекся. Один из многочисленных замков был точной
копией моего собственного. Без электроники, правда, и двух уникальных
коллекций ископаемых монстров - животного мира и компьютерного.
Рэдвэлл один такой на всю здешнюю Британию - из другой исторической
эпохи, но что ж поделаешь. Зато он много лучше, удобней и надежней
тех, что строили во времена короля Артура. И владел им человек,
матрицей для которого послужил я сам. Граф Маридунский был моей
точной копией, как по психотипу, так и по физиологии: у него даже
имелся такой же шрам на правой руке - в детстве, купаясь в озере, я
однажды сильно разорвал руку о древнюю затонувшую лодку.
     Естественно, в первую очередь я поинтересовался его судьбой. И
вовремя - почти на моих глазах он погиб в неравном бою с одной из
многочисленных фантастических крылатых огнедышащих тварей, ползающих
по земле. Я не успел помочь. Решение я принимал не долго - я сам
стал Аланом Сидмортом, графом Маридунским.
     Двадцать три года я веду двойную жизнь - отважного графа
Маридунского, друга легендарного короля Артура. И бога Алвисида,
имеющего свою школу, свою церковь, которая крепнет с каждым годом, и
своих учеников. И не знаю, какая жизнь мне дороже.
     И о каждой из них - о короле Артуре и славных битвах, или о
трудностях основания новой религии, в которую, как и в любую работу,
что делал, вложил всего себя, всю душу, могу говорить часами.
     Но, боюсь, уже и так сильно утомил вас, дорогие
соотечественники.
     Я много сил приложил, чтобы память обо мне не исчезла в этом
мире. И очень много заинтересованных в том, чтобы я ожил, я
постарался оставить. Вплоть до анекдотических случаев - наложил
заклятие на двух любовников Моонлав, шаха и колдуна, которых она
сделала бессмертными, и те не могут вступать в любовный контакт с
женщинами. Для восточного шаха, который оказался удачливым
завоевателем и одаренным политиком, это страшное наказание, а так как
снять заклятие могу только я, то они всячески заинтересованы во мне.
И я очень надеюсь на своих хэккеров - шестнадцать бессмертных моих
учеников и ревностных последователей. Я горжусь ими.
     Да, еще забыл сказать - чтобы ни сделали со мной эти четверо,
им останется гулять по земле не больше месяца со дня моей гибели. Они
не понимают с кем имеют дело. Я не предприму первый против своих
соотечественников никаких мер - это да. Но ничто не мешает мне
сделать ловушки, и если меня не будет... Они все окажутся в
пространственно-временных коконах, едва проявят свои
сверхъестественные нынешние возможности. А они уже не смогут их не
применять - привыкли. Дедовский прием: я в назначенный срок не
отметил ловушки - и они заработали в поисках своих жертв. Так что
остальные Дети Алгола тоже заинтересованы в моем возрождении, но, к
счастью или несчастью, сделать ничего не могут.
     Извините за сумбур - слишком о многом рассказать хочется, мысли
разбегаются в разные стороны. Хоть я и бог - но человек.
     Месяц назад я все-таки вычислил координаты Земли. Настоящей
Земли, родной. Если вы, дорогие соотечественники заблудились, то вот
они...
     Капитан встала. Радист и помощник капитана судорожно
надиктовывали цифры в блокноты. Но это уже не обязательно - запись
можно прослушать. Капитан огляделась: бедный чертик, увешанный
золотыми побрякушками смотрел на экран разинув рот. Помещение было
обставлено со вкусом - уж в этом Алвисиду, или как там его, не
откажешь...
     - Шесть лет, - сказала помощник капитана.
     - Что?
     - До ближайшей звезды Содружества лететь шесть лет.
     - Стеосон... Что-то помнится такое...
     - Да, - сказала помощник, - если не ошибаюсь катастрофа
произошла то ли в семьсот шестом, то ли в семьсот шестнадцатом году
Эры Содружества...
     - А что все-таки произошло с ним? - кивнула радист на потухший
экран. Все посмотрели на Гудсберри.
     - Сын Алгола Алвисид был повержен Четырьмя Богами, - сообщил
Гудсберри. - И девять частей его тела схоронены в разных уголках
Земли.
     - Предвидел смерть... - задумчиво произнесла помощник
капитана. - Не смог уберечься. Или не захотел...
     - Так... Нас здесь больше ничего не задерживает, - сказала
капитан и повернулась к подчиненным: - Девочки, быстро соберите все
необходимое и отправляемся на "Пассесерф"!
     - Мы не спустимся еще раз на Землю? - удивилась помощник
капитана.
     - Зачем?
     - Ну... - женщина отвела глаза от строгого взгляда капитана.
- Наберем спутников на долгий полет...
     - Ты тоже хочешь изложить свои воспоминания Комиссии по
Чрезвычайным Происшествиям? Забыли инструкцию? Немедленно на корабль
и прочь отсюда, если хотим быть чистыми перед законами.
     - А этот? - помощник кивнула на Гудсберри. (Не мужчина, но все
же... хоть что-то!)
     - Да, он знает теперь слишком много для здешних обитателей...
Полетишь с нами?
     Гудсберри растерялся. Впрочем, он думал не долго: здесь он будет
жить под страхом мести Луцифера и Белиала. Там он скажет, что был
Бароном, нет бери выше - Князем Тьмы! И какие красивые женщины...
Как он понял, истосковавшиеся без мужской ласки!..
     - Да, - сказал Гудсберри.
     Один среди таких красавиц на пути в прекрасный мир, где он будет
встречен с восторгом и почитанием!
     Гудсберри не знал, сколько женщин на корабле, за четыре года
забывшие мужскую силу. Если бы знал - трижды бы подумал.
     "Пассесерф" принял в чрево юркий планетолет и через четверть
часа стартовал в указанном Алвисидом направлении. В сейф капитана
были заботливо уложены кристаллы компьютера Алвисида, со всей бывшей
в волшебно-электронной памяти информацией.
     Через шесть лет "Пассесерф" достигнет звезд Содружества!

Last-modified: Mon, 24 May 1999 16:25:43 GMT

Оцените этот текст: