Оцените этот текст:



---------------------------------------------------------------
     © Copyright Алекс Орлов
     Email: ambeir@cityline.ru
     Изд. "Альфа"
     Тринадцатый фантастический роман из серии "Тени войны"
     OCR BiblioNet http://book.pp.ru
     Страница автора: http://www.alexorlov.ru
---------------------------------------------------------------



     Фантастический роман



     Когда это случилось, Майбо уже и сам не помнил. Помнил только, что была
осень.
     Урожай уже собрали, овец пригнали с гор, чтобы дикие собаки не нападали
на  ягнят.  В  общем,  приготовились к зиме и  ждали,  когда задуют  ветры с
далекого холодного побережья и пришлют  зимние холода и долгие  вьюги. Такие
долгие, какие случаются только на Туссено.
     В один из таких холодных вечеров жена  Майбо, сидя за  своим  вязанием,
вдруг  сказала:  "Гром  в  горах,  Майбо".  На что Майбо  ответил,  что  это
глупости.
     Уж он-то знал, что  в это  время  года никаких громов уже  нет, а дожди
ушли до  следующего сезона.  Однако грохот  повторился, и Майбо был вынужден
признать -- в горах непорядок.
     А ближе к утру  пришел он, тот самый незнакомец. Он постучал в дверь, а
точнее, поскребся. Майбо поначалу так и подумал -- крысы. Должно быть, голод
пригнал их к дому, и теперь они подгрызали дверь.
     Майбо поднялся  с  кровати,  а  жена спросонья спросила:  "Ты куда?" Он
ответил  ей, что сейчас вернется, и,  сняв со стены небольшое ружье, пошел к
двери.
     Ружье против крыс было делом привычным,  поскольку, нагулявшие за  лето
вес и силы, эти  животные становились здоровыми, как собаки,  так что оружие
было нелишним.
     Однако  это  были  не  крысы.  Майбо  здорово  удивился,  когда  увидел
полузамерзшего человека, который, истекая кровью, лежал на пороге.
     -- Лейла! Иди сюда!  -- закричал  Майбо. Он  не  боялся  диких собак  и
снежных  львов, но вот  мертвых людей опасался. Одним  словом, потребовалось
позвать Лейлу. Она была  женщиной рассудительной  и не боялась ничего, кроме
пауков и мышей. Что, впрочем, было вполне обычно для жительницы долины.
     -- Кто  это, Майбо?  -- удивилась жена, догадавшись прихватить фонарик.
Солнце к этому часу едва обозначило  восточный  край неба,  и  на улице была
самая настоящая ночь.
     -- Не знаю, может,  кто  с дальней деревни, -- пожал плечами Майбо.  На
улице было холодно, с  гор дул принизывающий ветер, но ему  было жарко, и он
боялся.
     -- Перевали его на спину, -- сказала Лейла. -- Может, он еще живой.
     -- Честно говоря, Лейла, мне не по себе.
     -- Давай, Майбо, ты же мужчина.
     В  конце  концов  Майбо пришлось  перевернуть незнакомца. При  этом  он
здорово перепачкался  в  крови. Да что  там  Майбо,  все  ступеньки  крыльца
оказались залиты кровью.
     -- Он еще дышит, -- сказала Лейла, заглянув в лицо, искаженное гримасой
боли. -- Его нужно занести в дом.
     -- Ты думаешь, он будет жить? -- с сомнением спросил муж.
     -- Нет, наверное, он умрет, но, может  быть, перед смертью ему  хочется
нам что-то сказать.
     -- С чего ты взяла, Лейла? Вот уж совсем не хотелось бы его слушать, --
пробурчал Майбо.
     Он  знал, что в долине спокойнее  живется  тем, кто не сует свой  нос в
посторонние дела,  а уж тем более не спасает  каких-то умирающих бродяг. Тем
не  менее дольше  пререкаться с  женой  он не стал,  и  вместе они  потащили
незнакомца в дом.
     Раненый был  слишком тяжел,  и  выбившиеся из  сил Майбо и Лейла решили
оставить  его в прихожей. Каково же было  их удивление, когда, включив свет,
они как следует разглядели своего незваного гостя.
     --  Мамочки, Лейла!  Это  же  один из  этих! --  вскричал Майбо.  --  Я
немедленно звоню в полицию!
     -- Не нужно, дай ему спокойно умереть, а затем звони куда хочешь.
     Лейла  сняла с вешалки свое старое пальто, в котором выходила  к овцам,
и, свернув его наподобие подушки, положила раненому под голову. Он застонал.
Затем  медленно  открыл  глаза  и  посмотрел  на  женщину.  Губы  его  слабо
шевельнулись, но он не мог  произнести ни  слова. Видимо обессилев, он снова
впал в забытье.
     Тем временем Майбо принес стакан воды.
     -- Дай ему, может, немного очухается, -- предложил он.
     Лейла  смочила раненому губы, и тот снова  открыл глаза. Лейла поднесла
стакан еще раз, и несчастный сумел сделать маленький глоток. После этого ему
действительно полегчало, и взгляд его мутноватых глаз стал более осмыслен.
     -- Я... друг... -- неожиданно произнес он довольно отчетливо.
     -- Конечно-конечно, -- с готовностью закивал Майбо, а про себя подумал:
"Как же, знаем мы таких друзей. Небось был бы здоров, давно бы нас укокошил,
сволочь".
     Незнакомец выглядел так, что Майбо сразу  бы  понял, кто он такой, даже
если бы видел  его  одно  мгновение. Широко  расставленные глаза,  короткие,
редкие волосы, приплюснутый нос и кожа с апельсиновым оттенком.
     При этом раненый был ростом  не  менее двух метров, да еще мышцы как  у
мула-тяжеловоза. Немудрено, что они с Лейлой чуть  пупки не надорвали,  пока
втащили его в прихожую.
     -- Я друг... -- снова повторил  раненый и, указав  глазами на нагрудную
сумку, добавил: -- Возьмите здесь и спрячьте...
     Затем он  снова  ненадолго потерял  сознание, а  Лейла,  повозившись  с
замком,  сумела  наконец его  расстегнуть  и  вытащила  неизвестный  предмет
размером с портсигар.
     --  Положи на место,  --  свистящим шепотом  приказал Майбо. -- Полиция
разберется, что это за штуковина...
     --  А может, полиции не нужно  знать, что  это такое? -- неожиданно для
себя высказала Лейла крамольную мысль.
     -- Да ты что говоришь, дура?! -- начал сердиться Майбо.
     Ему  показалось  удивительно  глупым,  что  они  сидят  перед умирающим
чужаком в  одном нижнем белье,  а Лейла еще несет какую-то чушь. Видя, что в
глазах жены загораются упрямые огоньки, Майбо сменил тактику.
     -- Ну послушай, Лил, -- начал он вкрадчиво. -- Ну кто он для нас? Стоит
ли портить  себе  жизнь  из-за этого  мертвеца? Ты  же  знаешь,  что полиция
запрещает всякие контакты с  ними, а  ты хочешь спрятать эту хреновину... Ну
зачем нам это?
     -- Не знаю, -- призналась  Лейла. -- Но  я ему  верю. Человек не станет
врать перед смертью.
     -- Он не человек, Лил.
     -- Кто бы ни был, но врать перед смертью никто не будет.
     Налетевший ветер хлопнул ставней. Майбо вздрогнул. Видимо потревоженный
тем же резким звуком, раненый  снова открыл глаза. Было видно, что он собрал
последние силы, чтобы сказать что-то важное.
     --  Возьми и  спрячь... Это  важно для  вас... За ним придут  другие --
отдадите им... Это важно для вас... Иначе вам всем грозит... опасность...
     Все это несчастный проговорил  довольно четко,  но  такая  отчетливость
стоила  ему  жизни. Раненый вытянулся как струна, и его зрачки уставились  в
потолок. Поначалу они еще блестели и отражали светильник в прихожей, а затем
стали тускнеть и погасли совсем, когда жизнь окончательно покинула это тело.
     -- Умер... -- произнесла Лейла.
     --  Да,  -- кивнул  Майбо, размышляя,  можно  ли  уже  идти  звонить  в
полицейский участок или Лейла потребует подождать еще немного.
     --  Ну  вот,  теперь  можешь  идти  звонить,  --  сказала она, разрешая
сомнения мужа.
     -- Ага, -- поспешно согласился тот.



     Полицейские приехали к десяти часам утра.
     Их тяжелый  вездеход  остановился  у  ворот дома  и,  изрыгнув  в  небо
фиолетовый дым, заглушил мотор.
     Майбо выскочил навстречу  грозным гостям и заискивающе заулыбался, едва
первый человек выбрался из кабины.
     Покачавшись  на  стальной  гусенице, он  посмотрел  по  сторонам, затем
спрыгнул на  подмороженную  землю и с удивлением  уставился на Майбо, словно
вовсе не ожидал увидеть здесь живое существо.
     --  Небось река  уже  встала?  --  спросил Майбо, все так же кланяясь и
презирая себя за этот трусливо дрожащий голосок.
     -- С чего ты взял? -- словно нехотя спросил полицейский.
     Вслед за ним на землю  спрыгнули еще пятеро.  Трое  из них оказались на
другой  стороне вездехода  и недолго  думая  стали мочиться на стылую землю,
паря, словно горный гейзеры.
     "Хоть бы  попросились в  туалет,  свиньи",  --  подумал  Майбо, а вслух
произнес:
     -- Дак вон на гусеницах ледок битый -- тонкий, прозрачный. Стало  быть,
речка встала.
     --  А ты  кто  такой?  --  спросил один  из полицейских,  с серебряными
погонами профитцера и пышными седыми усами.
     -- Я хозяин дома -- Майбо Розенфельд.
     -- Розенфельд? Это что за фамилия такая? Ты кто, лотаргеец?
     -- Да ну что вы, ваша честь! -- не на шутку перепугался Майбо. -- Какой
же я лотаргеец? Я такой же маливан, как и вы.
     -- Маливан, говоришь? --  продолжал наседать профитцер. -- А почему  на
тебя донесли, если ты маливан?
     -- На меня никто не доносил, ваша честь, это я сам позвонил...
     -- Сам позвонил?
     -- Да точно, сам,  --  сказал вышедший из-за  машины высокий  человек с
погонами гроссфитцера. Он отливал дольше всех  и поэтому подошел к остальным
с небольшим опозданием.
     -- Прошу  вас к  моему  дому, --  не  своим  голосом  проблеял Майбо  и
склонился в низком поклоне перед самым старшим.
     -- Ладно, разогнись. Мы же народная полиция -- окружные  шерифы, пришли
тебя защищать.
     -- Да,  ваша  честь. Спасибо, ваша честь, -- бормотал  Майбо, продолжая
кланяться и неловко -- задом распахивая перед полицейскими ворота.
     Войдя во двор, бригада  полицейских  сразу  же разбежалась по  всем его
закуткам, держа  наготове  армейские  пистолеты  и  имея  в  запасе  тяжелые
дробовики.  Выезжая  на  такие  операции, полицейские  вооружались  особенно
хорошо.
     -- Прошу  прощения,  ваша честь, он в доме  -- в прихожей  лежит,  -- с
глупой улыбкой, сообщил Майбо. Ему не нравилось, что полицейские хозяйничали
в постройках и переворачивали там все вверх дном.
     -- Один  живешь или  с  хозяйкой?  --  словно  не слыша реплики  Майбо,
спросил гроссфитцер.
     -- С хозяйкой, ваша честь.
     --  С  хозяйкой,  -- повторил  полицейский. -- А  как хозяйка -- хороша
собой?..  --  Только  тут  надменный  гроссфитцер  соизволил  посмотреть  на
перепуганного хозяина дома.
     -- Дак не жалуюсь, ваша честь.
     -- Ну, надеюсь, и мне жаловаться не придется, -- произнес полицейский и
довольно заулыбался, видя,  как бледнеет  Майбо, и  без  того уже достаточно
перепуганный.
     -- Даты не бойся, хозяин. Это я  шучу. Мы честных людей  не обижаем. --
Гроссфитцер приблизил лицо  к Майбо  и свистящим шепотом добавил: --  А  вот
предателей просто реж-жем на куски... Понял?
     -- Понял, ваша  честь, --  пролепетал Майбо, уже неуверенный в том, что
доживет до вечера.
     В кошаре заволновались овцы, потом послышалось два выстрела, и вслед за
этим появился улыбающийся профитцер с седыми усами. Он держал за задние ноги
двух серых ягнят, из голов которых сочились выбитые мозги.
     --  Вот,  небольшой налог  на прибыль! -- довольно прокричал  седоусый,
подошел к забору и перекинул свои трофеи поближе к вездеходу.
     Майбо едва не задохнулся от досады.  Это был приплод тонкорунной Поющей
Земфиры, прозванной так за мелодичное блеяние. В прошлом году Майбо купил ее
на выставке в селении Манхеттен.  Манхеттенские овцы хотя и были чрезвычайно
глупыми и беспокойными, однако  славились своим тонким руном. Майбо надеялся
за пару лет сбить небольшое стадо и продавать шерсть в четыре, а то и в пять
раз дороже, но вот тупой престарелый коп только что пристрелил его мечту.
     Вскоре  со  всех углов, сарайчиков  и пристроек во  двор стали выходить
полицейские. И каждый  их  них  тащил,  что ему  приглянулось:  кто  десяток
куриных  яиц,  кто полведра яблок,  кто  связку  сухих  колбас  или  головку
овечьего сыра.
     Майбо был нежадным человеком -- он и так задумал  угостить полицейских,
как  же  без  этого.  Мало  того,  он хотел  поговорить  с  гроссфитцером  и
рассказать  про свою дуру-жену, чтобы полицейские отобрали у нее  ту  штуку,
что ей завещал мертвец. Майбо  был уверен, что  народные  шерифы пойдут  ему
навстречу и не будут  преследовать глупую бабу. Но теперь он  передумал. Эти
люди вели себя в его усадьбе как захватчики, и Майбо решил им помешать. Нет,
он  не  собирался  бежать за своим ружьем, однако  теперь  он стал союзником
Лейлы.
     "Буду врать этим подонкам, -- решил он, -- так врать, как  не врал даже
в гимназии".
     Роняя  на мощеный  двор огрызки,  скорлупу от яиц и колбасные  объедки,
команда  полицейских  сгрудилась  вокруг  гроссфитцера,   ожидая  дальнейших
приказаний.
     -- Итак, вы ничего не нашли, -- констатировал старший.
     Его подчиненные закивали в ответ, давясь бесплатным угощением.
     --  А  ты  что  на  это   скажешь,  гражданин  Розенфельд?  --  спросил
гроссфитцер у Майбо.
     -- Я уже говорил -- он в доме, в прихожей...
     --  Я  не   глухой,  брат-маливан,  --  неприятно  улыбнувшись,  сказал
гроссфитцер. -- Я слышал. Но меня интересует, где спрятан маршрутизатор...
     -- А  это что такое? -- искренне удивился Майбо, хотя перед его глазами
тотчас нарисовалась та самая штуковина, которую  перед  смертью ночной гость
передал Лейле.
     -- Ты не знаешь, что это такое?
     -- Нет.
     -- И твой друг  саваттер не  просил взять и спрятать подальше небольшую
металлическую коробочку, чтобы ее потом забрал другой саваттер?
     -- Нет, ваша  честь, -- удивленно покрутил головой Майбо. Чувство обиды
помогало  ему  врать  очень   натурально,  и  полицейские   только  надменно
усмехались, глядя на глупого крестьянина.
     -- Ну ладно, веди в дом, -- приказал гроссфитцер.
     -- Пожалуйте.



     Едва  переступив  порог  жилища Майбо Розенфельда,  гроссфитцер  Джакоб
увидел труп саваттера. Это был обычный экземпляр, крепко сложенный, одетый в
декомпрессионный костюм  и некое  подобие  бронежилета. Защита мало  помогла
ему, и несколько  больших  ран  на его теле говорили  о том, что корабль был
сбит прямым попаданием.
     Кровь не сочилось  из ран, лицо осунулось,  и все  свидетельствовало  о
том, что саваттеру уже никогда не подняться. Тем не менее следуя инструкции,
Джакоб поднял пистолет и трижды выстрелил в грудь "мертвеца.
     Две пули пробили  тело насквозь, а одна -- последняя -- срикошетила  от
броневой пластины жилета и, скользнув по стене, ударила в потолок.
     Белые  лепестки  штукатурки  осыпались   вниз,   и  гроссфитцер  Джакоб
проследил их полет.
     Наконец он шагнул в прихожую,  и следом  за  ним в дом  вошли остальные
члены бригады.
     -- Доброго  вам  здоровья, господа  солдаты! -- громко, слегка нараспев
произнесла Лейла,  когда  вся команда  сгрудилась  в  небольшой гостиной. --
Прошу вас к столу.
     Полицейские стали переглядываться, ожидая команды Джакоба, поскольку он
был здесь главным.
     --  Спасибо,  хозяйка,  -- наконец произнес гроссфитцер. --  Сначала мы
доделаем свою работу, а потом угостимся с удовольствием.
     Это прозвучало  как  приказ, и  полицейские  тотчас разошлись  по  всем
комнатам,  поводя перед собой приборами,  которые были настроены  на частоты
маршрутизатора.
     --   Лейла,  накрой  господам  стол!  --  громко  сказал  Майбо,  войдя
последним, но,  увидев, что все уже  приготовлено, улыбнулся и, обращаясь  к
гроссфитцеру, сказал:
     -- Во какая у меня баба шустрая!
     -- Мы еще посмотрим, какая она шустрая, -- двусмысленно произнес Джакоб
и  посмотрел на Лейлу, однако та ответила ему игривым  взглядом. Гроссфитцер
сразу отвернулся -- он был настроен пугать.
     Между тем народные шерифы продолжали тотальный обыск, однако в доме,  в
отличие от  хозпостроек,  они  вели  себя более  прилично,  поскольку  здесь
находилась женщина, да и стол с угощением им был гарантирован.
     Вскоре все они ни с чем стати возвращаться в гостиную.
     -- Ничего, шеф, -- сказал молодой сотрудник, имевший в петлицах  только
одну тонкую  полоску -- стажер. Затем он покосился на Лейлу, и та откровенно
ему подмигнула.  Ее посыл был настолько сильным, что стажер залился румянцем
и тут же отвернулся.
     --  Что,  Лойдус, накрыло  тяжелой  артиллерией?  -- заметив  состояние
стажера, спросил Джакоб.
     -- Я не понимаю, о чем вы, -- стал оправдываться тот.
     --  Да ладно, --  миролюбиво  отмахнулся гроссфитцер.  --  Иди  проверь
чердак.  Надеюсь,  там нет зимних ос? -- Тут гроссфитцер повернулся к Майбо.
-- На чердаке нет зимних ос, гражданин Розенфельд?
     -- Нет, ваша честь. Нету никаких ос и никогда не было.
     -- Вот и отлично. Лойдус, дуй на чердак.
     Когда  стажер ушел, Джакоб шагнул к накрытому столу  и почти незаметным
движением облапал  ягодицы Лейлы, затем сел возле высокой бутылки с домашней
наливкой.
     Он уже понял, что  поиски  ни к чему  не приведут.  Маршрутизатор  либо
потерян пилотом в горах, либо надежно спрятан где-то на территории усадьбы.
     -- Ничего нет, шеф,  --  развел  руками  появившийся Бурх,  проводивший
обыск хозяйской спальни.
     -- Садись, -- коротко приказал начальник.
     Бурх  с удовольствием подсел к столу.  Вид вкусной еды сразу  превратил
его в  благодарного  гостя, и он  посмотрел на Лейлу, как на добропорядочную
хозяйку.  Следом за  ним подошел Крейг -- владелец  пушистых  усов. Он молча
развел руками, показывая гроссфитцеру, что тоже ничего не нашел.
     --  Ладно,  зови  остальных,  --  буркнул  Джакоб  и  бросил  на  Лейлу
испытующий взгляд.
     Он  наделялся  увидеть в глазах  хозяйки облегчение  оттого, что  обыск
закончен, однако Лейла все так же  игриво смотрела на старшего полицейского,
как будто и впрямь была не против провести с ним время.
     "Врешь ты все, хитрая сучка. Все  ты врешь", -- подумал Джакоб, а вслух
произнес:
     -- Ну угощай нас, добрая женщина. Покажи нам свое мастерство...
     -- Да, покажи  все, что можешь, -- со сладенькой улыбкой добавил Гроув,
большой любитель женского пола.
     -- Конечно,  господа, конечно, -- засуетился Майбо. -- Она так готовит,
что пальчики оближете.



     Наевшись до отвала, полицейские вышли на улицу и на ремнях выволокли за
собой мертвое тело.
     Затем Джакоб  приказал  уложить труп  в  вездеход,  а  сам пошел вокруг
усадьбы, прихватив с собой Майбо.
     -- А здесь, значит, у тебя огород? -- спросил гроссфитцер, указывая  на
перекопанные к зиме грядки.
     --  Да,  ваша  честь,  огородик  здесь,  --  с  готовностью  подтвердил
Розенфельд.
     -- Огородик, -- произнес Джакоб. -- А дальше, значит, садик?
     -- Совершенно верно, ваша честь. Садик хороший, в этом году яблок много
было...
     Джакоб кивнул.  Солнце  уже начало  растапливать  легший  за ночь иней,
однако и так было ясно, что подозрительные следы вокруг дома отсутствовали.
     Гроссфитцер был разочарован. Он надеялся найти здесь тайник.
     -- Так о  чем  вы говорили  с саваттером?  --  как бы невзначай  бросил
Джакоб, начиная последнюю атаку на Майбо.
     -- Ни о чем не говорили, ваша честь. Он уже никакой был, когда мы его в
дом втащили.
     -- А зачем тащить  в дом?  Ты что, не знаешь, что  при обнаружении этих
уродов нужно срочно звонить в полицию,  а не пытаться оказать им помощь!  Ты
знаешь, что помогал врагу?!
     -- Да что вы, ваша  честь! Да разве же я ему помогал? Ведь я думал, что
это добрый маливан с дороги сбился и в беду попал -- на улице-то темно было,
хоть глаз коли. Вот и втащили мы  его  в тепло, а как при свете-то  увидели,
что это за  подарочек, так тут же  в полицию!  Неужто я не знаю, ваша честь,
что надо быть лояльным.
     Заурчал двигатель  вездехода. Подчиненные напоминали гроссфитцеру,  что
пора отъезжать.
     -- Ну  ладно, гражданин  Розенфельд, будем считать, что  ты отбрехался.
Будем  пока  что считать,  что  ты человек  честный и похитителям  людей  не
помощник...
     -- Да не помощник  я! -- вскричал Майбо.  Но  гроссфитцер остановил его
жестом:
     -- Это мы все равно выясним, гражданин. Все равно выясним...
     И,  не говоря  больше ни  слова, Джакоб развернулся и  пошел обратно во
двор,  а  Майбо  засеменил  следом,  глядя, как  сапоги полицейского  топчут
прибитую ночным заморозком траву.
     Джакоб прошел мимо Лейлы, даже не взглянув на нее, и, только вскочив на
гусеницу вездехода, крикнул:
     -- Не думай, что ты очень хитра, хозяйка! Не думай!
     После этого гроссфитцер захлопнул дверь, и вездеход, скрипя гусеницами,
покатился по промерзшей дороге.
     Лейла с мужем  еще какое-то  время смотрели вслед удалявшейся машине, а
затем Майбо спросил:
     -- Куда ты это спрятала?
     -- Зачем тебе? -- не глядя на мужа, поинтересовалась Лейла.
     -- Затем,  что  я  тоже  рисковал и  даже  не  могу  понять  -- почему.
Наверное, потому, что меня возмутило их свинское  поведение. Говори,  Лейла,
ведь я же тебя не предал.
     --  Не предал? -- Женщина повернулась и в  упор посмотрела на Майбо. --
Ты не мог предать меня, я же твоя жена...
     -- Ну... -- Майбо пожал плечами, затем  вздохнул и признался:  -- Я был
близок к этому, Лил. Честное слово...
     Лейла  ничего не  сказала  в  ответ на  признание  мужа. Она  подошла к
воротам и, приподняв клок свалявшейся  травы, достала ту самую коробочку, за
которой охотились полицейские.
     Она держала ее на  своей ладони, и Майбо, приблизившись, робко протянул
руку  и  дотронулся до металлической  поверхности.  Этот предмет, пару часов
назад казавший Майбо пустой вещицей, теперь обрел свою значимость и силу.
     -- И что, ты думаешь за этой штукой придут?
     -- Думаю, да, -- твердо сказала Лейла.
     -- Но ведь и эти могут вернуться.
     -- Могут. Но теперь я спрячу его так далеко, что им ни за что не найти.



     Стрекоча  гусеницами  и  ныряя  в глубокие  лужи,  наполненные  ледяным
крошевом, вездеход весело бежал по неезженой дороге, подгоняемый нетерпением
профитцера Крейга. Его  дежурство заканчивалось через час, и ему не хотелось
задерживаться на службе ни одной лишней минуты.
     "Вот и работай  с  такими людьми,  -- думал  Джакоб,  глядя  на профиль
постаревшего  Крейга. -- Этот, без  пяти минут пенсионер, рвется домой  так,
будто его  ждет  там молодая  жена, а не  сварливая старуха, с  которой  они
прожили тридцать лет".
     Бурх и Джо-Пайн спокойно спали, удобно положив ноги на накрытый грязным
мешком труп саваттера.
     Эти двое жили по привычке и, наверное,  даже не понимали, кто они и чем
занимаются.
     Гроув бодрствовал. Он смотрел на покачивавшийся за окном пейзаж и думал
о  женщине,  которая  ему  так понравилась. Гроссфитцер  частенько  разрешал
Гроуву  развлечься  на  подобных   заданиях,  но  сегодня  почему-то  сделал
исключение. А баба, как назло, попалась самая лучшая.
     Гроув  покосился  на начальника и, встретившись с его тяжелым взглядом,
снова уставился в окно.
     Слева,   из-за    поросшей   кустарником   горы,   выскочил   вертолет,
принадлежащий  ЕСО  --  серьезной  службе,  у  которой  вся полиция  была на
побегушках. Машина была увешана сетчатыми антеннами.  Тяжело  развернувшись,
она снова  пошла  в сторону перевала, туда,  где  ночью  рухнул  летательный
аппарат.
     Спустившись  к реке, вездеход сбросил скорость и,  встав  на скользкие,
отшлифованные водой камни, пошел  осторожно,  чтобы набегавшие струи  горной
реки не перекатывались через крышу.
     На одном из  больших валунов вездеход подпрыгнул, и Крейг  выругался, а
затем неожиданно сказал:
     -- Я так понимаю, шеф, что эта чернявая баба что-то знала.
     -- С чего это ты взял? -- спросил Джакоб. Эта мысль и так не давала ему
покоя, но гроссфитцер считал, что только он заметил тонкую игру женщины.
     -- Да слишком уж она хотела, чтобы  мы поверили, что она шлюха... Но на
шлюху она непохожа.
     -- Все бабы шлюхи! -- подал голос Гроув. "Ну вот, затронули его больное
место", -- подумал Джакоб.
     -- Надо было трахнуть ее всем по разику, и все дела!  Тогда бы живо все
рассказала!
     -- Уймись, Гроув, -- обронил  гроссфигцер. -- Тебя на службе интересует
только траханье.
     -- А хоть бы и так, шеф. Ведь полицейскому не каждая сможет отказать.
     -- Что ты думаешь, Лойдус? Знала хозяйка, куда подевался маршрутизатор?
-- обратился Джакоб к стажеру, чтобы только заткнуть Гроува.
     --  Я?!  --  Лойдус  даже испугался. Он никак  не  ожидал,  что  кто-то
поинтересуется его  мнением,  и даже не успел его составить. --  Я же был на
чердаке, сэр.
     -- Но женщину-то ты видел?
     -- Видел, -- согласился Лойдус, невольно вспомнив, как обжег его взгляд
хозяйки дома. Воспоминания заставили Лойдуса снова покраснеть.
     -- Ну так что тебе показалось -- спрятала она маршрутизатор или нет?
     -- Я не могу сказать, сэр, -- снова пожал плечами стажер.
     Женщина очень ему понравилась, и  он не хотел,  чтобы его подозрения ей
навредили.
     --  Все  ясно!  И  этот спекся!  --  авторитетно заявил Гроув. --  Я же
говорю, надо было ее тра...
     -- Заткнись! -- зло прикрикнул Джакоб.
     Между  тем  река  закончилась, и  вездеход стал  карабкаться по крутому
склону  -- туда,  где  начиналась дорога,  ведущая  в  цивилизованную  часть
долины.
     Там был пригород,  хорошие дороги, магазины и  дома -- словом, все, что
позволяло Джакобу  считать себя  человеком,  а не  животным, выброшенным  на
самостоятельное выживание. Гроссфитцер не любил необжитые пространства.
     Он, без сомнения, мог бы задержаться  в  доме  Розенфельда и  выбить из
этих  подонков  всю правду,  но очередной приступ неведомой  тоски  заставил
Джакоба отступить.
     "Сообщу о них в ЕСО, и все будет в порядке", -- подумал он.



     Прогрохотав гусеницами по брусчатке и развернувшись во дворе управления
окружного шерифа, вездеход сдал задом к воротам покойницкой.
     Оттуда вышли двое санитаров  в  желтых как лимон фартуках. Они привычно
перекинули труп  на каталку  и  увезли в свои темные владения. Затем закрыли
стальные створки и лязгнули изнутри тяжелым замком.
     -- Списали жмурика,  -- прокомментировал Бурх и полез из салона. Следом
за ним выбрался Джо-Пайн. Он зевнул еще раз, потом потянул носом и сказал:
     -- Пошли отсюда, а то эти червяки ушли, а вонь от них еще осталась.
     Хлопнув  дверью, из  кабины выбрался  Крейг.  Он  посмотрел  на часы  и
направился  в  бытовую комнату,  чтобы переодеться и  отправиться  домой. За
собой профитцер  тянул  мешок с двумя  застреленными  ягнятами.  Уже сегодня
вечером он собирался отведать их нежного мяса.
     Следом  за  Крейгом,  широкими  шагами,  прошел  Джакоб.  Ему  хотелось
поскорее написать отчет и  предоставить его своему начальству  и куратору из
ЕСО.
     -- Ну вот, -- сказал  Бурх. -- Нам осталось  отмолотить полсмены. -- И,
повернувшись к Лойдусу, спросил: -- Стажер, в шашки играешь?
     -- Совсем чуть-чуть, -- признался тот.
     -- А в домино?
     -- Так же.
     -- Ладно,  пошли, составишь мне пару,  и мы разделаем Джо-Пайна и этого
озабоченного. -- И Бурх кивнул на Гроува.
     -- Я не  озабоченный! --  болезненно  отреагировал  Гроув. -- Просто  я
сильный мужчина, а ты -- импотент.
     --  Согласен, -- сразу сдался Бурх, но произнес  он  это так, что Гроув
весь затрясся от еле сдерживаемого гнева.
     Поздоровавшись по дороге с  несколькими полицейскими из  других команд,
неполная бригада гроссфитцера Джакоба пришла в свое дежурное помещение.
     На стол быстро легли костяшки домино и остатки угощения, прихваченные в
доме  Розенфельда, однако не успели  все четверо приступить  к игре,  как  в
дежурку вошел штандартенфитцер Джим Хофман.
     Полицейские  моментально  вскочили, больше от удивления, чем от испуга.
Штандартенфитцер еще  ни разу не снисходил  до  того,  чтобы зайти в дежурку
лично.
     -- Стажер Ганс Лойдус!
     -- Я, сэр!  -- прокричал стажер,  еще не забывший порядков  полицейской
школы.
     -- Следуйте за мной.
     -- Есть, сэр!
     Лойдус подхватил  головной убор  и,  оглянувшись возле дверей на  своих
старших товарищей, только пожал плечами.
     Когда за ним закрылась дверь, Джо-Пайн недовольно проворчал:
     -- Ну вот, пару разбили.



     Следуя  за молчаливым  штандартенфитцером  Хофманом,  Лойдус  шагал  по
путаным переходам управления.
     Когда  они  оказались  в  подвальном этаже,  Хофман  остановился  перед
стальной дверью и сказал:
     -- Вы изучали курс расследований, стажер?
     -- Так точно, сэр!
     -- Отлично. У нас не  хватает  следователей,  так что с  оперативной  и
патрульной работой вы расстаетесь навсегда. Все ясно?
     -- Так точно, сэр.
     -- Тогда вперед.
     С  этими  словами  штандартенфитцер  толкнул  массивную  дверь, и  Ганс
Лойдус, пройдя следом за начальником, оказался во владениях команды судебных
патологоанатомов.
     --  Доггерти! -- крикнул  Хофман, и на  его  голос  из двери одного  из
унылых казематов выскочил руководитель подземного подразделения.
     -- Здравствуйте, сэр, -- произнес  Доггерти, невысокого  роста,  щуплый
человек в форменной куртке народного шерифа, правда, без одной пуговицы.
     Как видно,  для  потрошителей мертвецов полное  соответствие  параграфу
полицейского устава было необязательным.
     Лицо  Доггерти было бледным,  из  чего  Лойдус  сделал вывод,  что этот
человек сидит в подземелье все дни напролет.
     --  Это  наш  новый  младший следователь -- Ганс Лойдус,  -- представил
стажера Хофман.  --  Он будет  работать по последнему делу. Покажи ему  все,
одним словом,  проведи курс молодого бойца. Нужно, чтобы  парень  не падал в
обморок, если придется присутствовать при вскрытии.
     -- Хорошо, сэр. Мы закалим его надлежащим образом.
     Сказав это,  Доггерти  так посмотрел на  Лойдуса, что тому  показалось,
будто и  его  сейчас  потащат в покойницкую  и с  биркой  на  ноге бросят на
железный разделочный стол.
     По спине Ганса пробежал холодок первобытного страха.
     --  Ну  и  отлично.  Набирайтесь  опыта,  Лойдус.  Когда  Доггерти  вас
отпустит, поднимайтесь  на второй этаж и поступайте в распоряжение  старшего
следователя Кулхарда. Вопросы есть?
     -- Нет, сэр! -- привычно ответил Лойдус, хотя вопросов у него было хоть
отбавляй.
     Хофман ушел, и  Ганс Лойдус остался один на один с обитателем страшного
подземелья -- мистером Доггерти.
     -- Ну что, пойдем? -- просто сказал тот.
     -- Да, -- кивнул Лойдус, хотя внутри нею все кричало "нет".
     -- Я предлагаю начать с твоего парня. Ведь, насколько я понимаю, это  и
будет твоим первым делом.
     -- Я не знаю, сэр, -- признался Лойдус.
     -- Зато я знаю, -- сказал Доггерти. -- Подожди здесь, я  только захвачу
"спецуру".
     И он исчез за дверью каземата, откуда появился сначала.
     Спустя пару минут он снова вышел  в коридор,  и  на нем  был  тот самый
клеенчатый  костюм  лимонного  цвета, в каких  выходили  на поверхность  все
сотрудники подземелья, забирая принадлежащую им добычу -- трупы.
     -- Да-да, -- словно перехватив мысли Лойдуса, произнес Доггерти. -- Тот
самый  "желтый  червяк"  --  так,  кажется,  называют  нас ваши  бандюги  из
патрульных отрядов?
     -- Да, сэр, -- подтвердил Лойдус чисто автоматически.
     -- Не  называй  меня "сэр",  парень. Я вольнонаемный. Если невмоготу  и
хочется вытянуться, называй меня мистером Доггерти, а еще лучше Сэмом.
     -- Хорошо, мистер Сэм. То есть, просто Сэм.
     --  Ну и пошли,  -- кивнул  Доггерти и  двинулся  по  сумрачным,  плохо
освещенным коридорам, словно  кто-то  специально  заботился о том, чтобы эти
помещения выглядели как можно более зловещими.
     Защитный костюм  на  Сэме отвратительно морщился  и  шуршал,  а  Лойдус
старательно выравнивал дыхание и опустошал голову от посторонних мыслей.
     Он  боялся,  что  не  оправдает   высокого  доверия  начальства  и  его
непременно стошнит.
     Вскоре  бесконечные   и  путаные   переходы   под  тусклыми  лампочками
подземелья закончились.
     Доггерти  вошел  в  квадратный  бокс,  отделанный белоснежной плиткой и
залитый ярким синеватым светом от направленных ламп.
     На специальной стальной платформе, как  и ожидал Лойдус, лежал мертвец,
а двое сотрудников Доггерти сидели в углу  на сверкавших хромом стульях. Они
ели бутерброды, лежавшие в никелированной ванночке.
     -- Хочешь бутерброд, Сэм? -- спросил один из них.
     -- А это твои?
     -- Да.
     --  Тогда давай. Твоей хозяйке  я  доверяю,  -- сказал  Сэм Доггерти  и
выловил из ванночки приглянувшийся ему бутерброд. Откусив большой кусок, Сэм
тщательно  его разжевал  и,  кивнув  на  позеленевшего  Лойдуса,  сказал: --
Новенький  --  Ганс Лойдус.  Его  сам  Хофман  представил.  Говорит, младший
следователь. Будет вести дело этого бычка.
     Под "бычком"  Доггерти подразумевал тело саваттера,  которое лежало  на
столе и ждало своей очереди.
     -- А я Колин, -- представился сотрудник, угощавший бутербродами. -- Это
мой напарник Олле Дескштурм. Правда, дурацкая фамилия?
     -- Д-да, -- промямлил Ганс, борясь с тошнотой.
     -- Ну,  раз все перезнакомились, давайте  приступать,  --  распорядился
Доггерти,  беря со вспомогательного столика чудовищного вида пилу. -- Видишь
ли, следователь, эти саваттеры всегда одеты в тонкое боди  из стекловолокна,
поэтому   рассекать  его   приходится  химическим  лазером,   а  уже   потом
пользоваться всем набором хирургических ковырялок.
     -- А... зачем их вообще вскрывать? -- собравшись с силами, задал вопрос
Ганс.
     -- Этот вопрос не ко мне, но, насколько я понимаю, чтобы убедиться, что
это настоящие саваттеры, а не  добрые маливане.  После вскрытия  мы составим
документ с описанием потрохов  этого "бычка", а ты ознакомишься и подпишешь.
На этом экспертиза будет  закончена, и ты поднимешься к себе на второй этаж,
чтобы думать всякий умные мысли...
     Лойдусу указали место, откуда  он мог все видеть  и одновременно никому
не мешать.  Вскоре загудели электрические трансформаторы, засвистели пилы, и
под сводами бокса разнеслись отвратительные звуки. Это длилось пару минут.
     --  Ну  вот,  грудная  клетка  вскрыта,  --  будничным  тоном  произнес
Доггерти, -- Подходи, смотри и оценивай.
     -- А что я должен оценивать? -- пролепетал Ганс.
     -- Ты должен определить по толщине ребер и виду внутренних органов, что
это действительно саваттер.
     -- Я  уже вижу, --  соврал Ганс,  выбрав  в качестве объекта созерцания
треснувшую на стене плитку.
     Снова  засвистела  дисковая  пила,  затем  послышался  треск и  громкие
ругательства Олле  Дескштурма.  До  сих  пор он  молчал, но, когда  его пила
сломалась, подал голос:
     -- Вот сукин сын, нашпиговал свои кишки пулями!
     -- Скажи спасибо ребятам Джакоба, -- заметил Доггерти и, повернувшись к
Лойдусу, сказал: -- Ну вот, смотри, следователь, вот это называется ранения,
не совместимые  с жизнью, и получил он их, когда его  сбили ракетой... Любой
из  нас  загнулся бы моментально, а он был еще жив и, судя  по огнестрельным
ранениям, оказал полицейским сопротивление...
     --  Да,  -- кивнул Ганс,  хотя  точно знал,  что  саваттер  не оказывал
сопротивления  и  гроссфитцер  Джакоб  стрелял  в  него  на  всякий  случай.
Вспомнился хозяин дома и его жена. А  особенно ее глаза  --  такие пылкие  и
зовущие. О! Какая это была женщина. Кажется, ее звали Лейла.
     -- А  вот посмотри, какое у  него  сердце! Не  сердце, а компрессор! --
воскликнул Доггерти, подцепляя блестящим крюком предмет своего восторга.
     Ганс  опустил глаза. Из всего,  что касалось новой работы  следователя,
его интересовала  только Лейла.  А  вскрытый  труп,  что же -- к этому нужно
привыкать.  Промелькнула   мысль,  что  жалованье   следователя   выше,  чем
патрульного.  Однако  заострить внимание на этом приятном  обстоятельстве не
давал образ Лейлы.
     -- Нет, ты только посмотри! -- продолжал восторгаться орудующий крючком
Доггерти. -- Все  органы отделены друг от друга реберными перегородками.  Ты
представляешь, Лойдус, какой это живучий парень?
     -- Чтобы воровать  людей, нужно быть  крепким, -- заметил  Колин, затем
взмахнул хирургическим тесаком и с хрустом рассек мешавшую косточку.
     Капля крови упала на лицо Лойдуса.
     -- Оп!  С боевых крещением, парень! --  воскликнул Доггерти и отер лицо
Ганса салфеткой.
     -- Это  еще  что!  -- сказал  Олле Дескштурм,  возясь где-то  в области
брюшины.  --  Вот однажды  шинковали мы жмура, причем достаточно  несвежего.
Брюхо -- как барабан, кишки -- газовые бомбы! А мой напарник случайно по ним
скальпелем -- вжик! Так дерьмо по нам буквально шквалом ударило! Ну разве не
весело?!
     "Неужели можно вот так каждый день?" -- невольно подумал Лойдус.
     --  Ну  все, принимай работу, -- сказал  Доггерти, когда распотрошенный
саваттер был вывернут наизнанку  и закреплен множеством  специальных скобок.
-- Подтверждаешь, что это похититель людей?
     --  Да,  подтверждаю,  --  сразу согласился Лойдус, стараясь  не дышать
носом.
     -- Хорошо. Тогда подпиши документ.
     Доггерти снял перчатки и достал из небольшого сейфа стандартный бланк.
     Между  тем  Колин  сверкнул  фотовспышкой  и  приложил к  акту  осмотра
фотографию.
     Ганс поставил свою  подпись в  указанном месте и скованно улыбнулся. Он
желал поскорее выйти на свежий воздух.



     Старший следователь Кулхард встретил новичка довольно приветливо.
     -- А, вот тот самый парень, на кого  мы будем сваливать все неподъемные
дела, -- сказал он и, подмигнув Лойдусу, поднялся из-за стола.
     --  Не бойся,  это я  шучу, --  добавил он.  --  На самом деле поначалу
будешь мне помогать, чтобы войти в курс дела.
     -- Да, сэр. Спасибо, сэр, -- искренне поблагодарил Ганс.
     -- На вскрытии был?
     Вместо ответа Лойдус протянул Кулхарду отчет и фото.
     --  Ага, -- старший следователь взял документы, просмотрел их и сказал:
-- Нужно будет прочитать отчет гроссфитцера Джакоба и поговорить  с ребятами
из его бригады.
     -- В этом нет необходимости, сэр. Я сам был на месте.
     -- Ах вот как? Ну, это упрощает дело. Тогда садись и рассказывай мне, а
я  буду задавать  тебе тренировочные вопросы. Будешь отвечать  и запоминать,
что нужно спрашивать. Идет?
     -- Как скажете, сэр.
     Ганс  опустился на указанный стул и огляделся. Комнатка была небольшая,
однако здесь размещалось четыре  стола. Два из  них, включая место Кулхарда,
выглядели обитаемыми, а оставшиеся два покоились под толстым слоем пыли.
     Между тем старший следователь все не начинал беседы и только беспокойно
рылся в ящиках, хлопая дверками тумбочек и чего-то бормоча себе под нос.
     --  Ничего  не понимаю,  --  наконец  сказал он  и  поднял  на  Лойдуса
рассеянный  взгляд.  Но  вдруг что-то сообразил  и  крикнул:  --  Хо-орст!!!
Хо-орст!!!
     Поначалу ответа не было, но  затем где-то неподалеку за стеной сработал
сливной бачок, и вскоре Хорст собственной персоной предстал перед Кулхардом.
     -- Кого кричим, начальник?
     -- Тебя кричим, -- ответил Кулхард. -- Где моя кружка?
     -- Питер взял.
     -- А почему обратно не положил?
     -- А он теперь не может. Ее в вешдоки записали.
     -- Как записали? Кто?!
     -- Да по ошибке,  --  сказал  Хорст,  словно это  все объясняло. --  Он
говорит,  что кружка  на  столе стояла,  рядом  с  вешдоками, а  Пулитцер из
тридцать второй комнаты  спешил очень и описал все. Потом с описью  пробежал
по кабинетам и все быстро завизировал.
     --  Сволочи,  -- коротко  бросил  Кулхард и  яростно  потер  начинавшую
проявляться лысину.
     -- У меня в бытовке есть собственная  кружка, сэр, -- предложил Лойдус.
-- Хотите принесу?
     -- Спасибо, парень, не нужно, -- отказался Кулхард. Сейчас ему не нужна
была кружка. Он упивался собственной обидой.
     -- Ну ладно, -- сказал он наконец. -- Приступим к допросу...
     -- К какому  допросу? --  спросил Хорст Эви, усаживаясь на свое рабочее
место.
     --  Парень -- наш новичок,  и я его натаскивать буду, -- нехотя пояснил
Кулхард.  С гораздо  большей охотой он  послал бы Хорста  подальше. -- Итак,
расскажи в двух словах, что там было.
     --  В шесть восемнадцать был  звонок дежурному  о том,  что на одном из
хуторов объявился слваттер. Это была наша смена, и мы всей бригадой  выехали
на место...
     -- Маршрутизатор нашли?
     -- Нет, сэр. Все облазили: постройки, дом, чердак, но ничего не нашли.
     -- А с хозяевами работали?
     -- Насколько я понимаю, нет. Хотя это был мой первый выезд, сэр, и, как
все происходит обычным порядком, я еще не знаю.
     -- Да так все и происходит, -- подал голос Хорст Эви, хотя его никто не
спрашивал.  --  Берут хозяина и бьют его,  мерзавца, пока не расскажет, куда
маршрутизатор закопал.
     -- Там  везде был иней... На земле, я имею ввиду, -- пояснил Лойдус. --
Если  бы кто-то из  них сделал хоть один шаг по  саду или  еще  куда,  мы бы
заметили.
     -- Понятно, -- кивнул Кулхард. -- Сколько человек живет на хуторе?
     -- Двое, сэр. Хозяин и его жена.
     -- Как выглядит жена? Молодая и красивая или старая образина?
     -- Она  симпатичная, сэр,  -- признался  Лойдус, и голос  его  при этом
заметно потеплел.
     -- Да, я вижу, ты на нее запал, парень! -- обрадованно воскликнул Хорст
Эви.
     -- Слушай, Хорст, смотайся за кофе к автомату.
     -- Да мне еще на опознанку идти, -- сразу заартачился тот.
     -- Ну так иди  на свою  опознанку, но чтобы я тебя здесь гарантированно
не видел хотя бы полчаса.
     Эви поднялся из-за стола, собрал в папку необходимые документы и ушел.
     -- Ишь, гаденыш, не хочет идти  за  кофе,  --  прокомментировал Кулхард
демарш своего сослуживца. -- А кружку мою профукал... гаденыш, -- добавил он
и сразу, без перехода спросил:
     -- По следу шли?
     -- Нет,  сэр. Это  же  дело  ЕСО. Когда мы уже  отъезжали, показался их
вертолет и ушел в сторону перевала.
     -- Понятно... -- Кулхард покрутил в руках обгрызенный карандаш, а затем
сказал: -- Если будешь вести допрос,  тебе  придется  бить  женщину, которая
тебе  так  понравилась. -- Старший  следователь посмотрел  Лойдусу  пряма  в
глаза. Тот поспешно их опустил. -- Сможешь?
     Лойдус неопределенно пожал плечами.
     -- Эта  баба, парень,  специально строила тебе  глазки,  чтобы сбить со
следа.  Если  она  хороша собой, то наверняка знает,  как пользоваться  этим
оружием. Держу  пари,  что  она вам всем мигала, как семафор, и  у вас текли
слюнки.
     Кулхард  сделал паузу  и  отер со лба  выступившие бисеринки пота. Лицо
старшего следователя  покраснело,  и было видно,  что он  переживает  каждое
сказанное им слово.
     -- Ей наплевать на  тебя,  поверь мне, парень. Такие  сучки ломают наши
жизни  каждый день. Махнет подолом, и ты  уже ее раб, а в душе она над тобой
еще и посмеется. Уж ты мне поверь... Ну что, сможешь ударить ее на допросе?
     -- Да, смогу, -- сказал Лойдус и даже представил, как он это делает.
     -- Ну  тогда  толк будет,  -- констатировал Кулхард  и рассмеялся. -- В
нашем  деле умение  бить по  морде честного с виду  человека  является очень
важным качеством. Стороннему  наблюдателю это  может показаться жестокостью,
но это просто  метод --  основной метод дознания. Ты даже  не представляешь,
Лойдус,  какие  далекие  события   может  вспомнить  человек,  получив  пару
умеренных  затрещин.  Иногда  меня  даже  потрясает,  с  каким   количеством
подробностей всплывают эти воспоминания.
     С улицы  донесся  рокот вертолета,  и  на круглую площадку,  отмеченную
желтым  перекрестием,  начал садиться  "слухач"  --  вертолет, оборудованный
поисковой аппаратурой. На его борту были крупные буквы "ЕСО".
     -- Ну вот,  прибыл  "старший  брат", -- произнес Кулхард, глядя, как по
поземке  из  снежной  крупы,  поднятой  винтом, пробегают  сотрудники Единой
службы обороны.
     "И откуда  только берутся  такие  богатыри?"  -- подумал Лойдус, втайне
завидуя стати агентов ЕСО.
     -- Где их, интересно, выращивают, этих молодцов? -- неожиданно повторил
вопрос  Лойдуса старший  следователь.  --  А  впрочем, это не  мое дело,  --
торопливо добавил он. Рассуждения на эту  тему  были не вполне безопасны. --
Давай-ка вернемся к  нашим  баранам. Итак, кроме того,  что  ты должен  бить
арестованного  по  лицу, заметь, --  тут  Кулхурд поднял кверху указательный
палец, -- что только по  лицу,  ломать ребра и  вообще увечить  это  не наша
работа, для  этого  есть  другие  специалисты, -- так  вот,  нужно еще уметь
давить на арестованного. Чем давить? И меной.
     -- То есть?
     -- Ну, например, эта  подлая баба, которая задурила вам  мозги, думает,
что она добрая женщина  и спасает раненого человека. Помогать слабому -- это
ведь добродетель. -- Тут Кулхард снисходительно улыбнулся,  однако, вспомнив
о пропаже любимой чашки, снова вернулся  к делу:  --  Так вот, уверенность в
том, что он делает хорошее дело, помогает человеку держаться на допросе.  Ну
если  не до победного конца, то до того состояния,  когда он  сумеет здорово
утомить  следователя.  А  следователь --  это  ты. Тебе  это  надо  --  быть
утомленным?..
     Тут Кулхард посмотрел на Лойдуса с выражением крайнего удивления, а его
квадратные брови подпрыгнули на сморщенный лоб.
     Новичок понял, что от него требуется, и сказал;
     -- Не надо.
     --  Вот!  --  Брови  Кулхарда вернулись на  место.  -- Значит,  начинай
обвинять ее в пособничестве похитителям людей. Вспомни все последние сводки,
где  пропадали дети и родители оставались безутешными, или наоборот --  дети
становились  сиротами.  В  общем,  напускай  слезу  и внимательно  следи  за
реакцией подопечного:  как  только видишь,  что он поплыл --  то есть  готов
раскаяться, немедленно дай ему по морде.
     -- А сводки о похищениях мне дадут? -- спросил Лойдус.
     -- Конечно.  Этого безобразия  становится все  больше. И если здесь, на
равнинах, каждый  случай  становится сенсацией, то в  мегаполисах  побережья
люди исчезают сотнями за неделю.
     -- Так много? -- удивился Лойдус.
     --  Представь себе.  Народу там  тьма, каждый день  приезжают и уезжают
десятки тысяч  людей,  и  кто из  них  не  добирается  до  конечного  пункта
путешествия, выясняется значительно позже. А бывает, что и никогда.
     -- Но  как же это  происходит, сэр? Нельзя же воровать такое количество
людей и чтобы нигде не засветиться.
     -- Выходит,  можно...  "Старшие братья" из ЕСО  говорят, что существует
способ какого-то там  спектрального разложения,  когда тело  расслаивают  на
первоначальные   электромагнитные   составляющие   и   фьют,  пересылают   в
определенную точку пространства.
     -- Фан-тас-тика, -- с чувством произнес Лойдус.
     -- А то...



     Северный ветер  цеплялся за  вершины гор и,  срывая их  снежный покров,
поднимал целые бураны, швыряя заряды снега в борт вертолета. Машину трепало,
бросало из стороны в сторону,  однако погруженный балласт делал свое дело  и
пилот умело сопротивлялся атакам разыгравшейся бури.
     Стоявший  неподалеку  от  него  командир  группы  Буджолд  не отрываясь
смотрел на сходящиеся линии пеленгатора, чтобы  точно засечь  место  падения
объекта.
     Сегодня, в четыре сорок  шесть,  сработала  защита района "Билон-2746".
Установленные в горах ракетные установки  дали залп по обнаруженным целям, и
два  пилотируемых  аппарата рухнули в горах.  К  месту  их падения и спешили
теперь пять групп ЕСО,
     -- Есть точка пеленга! -- объявил командир группы.
     Все агенты поднялись со своих скамеек и, приготовив крепежные карабины,
встали в колонну по одному.
     Вскоре,  справившись с болтанкой, пилот заставил  машину зависнуть  над
указанной  точкой.   Распахнулись  десантные  створки,  и  внутрь  вертолета
ворвался ветер и колючий снег.
     -- Пошли  вперед! -- скомандовал Буджолд,  и  его подчиненные,  зацепив
карабины  за  стальную  планку, стали  прыгать  в ночную  темноту,  и только
удалявшийся свист  лебедок говорил о том, что они не исчезают вовсе, а  лишь
спускаются вниз, навстречу неприветливым склонам и острым камням.
     Агент Эйдо  напряженно вглядывался вниз, чтобы не прозевать тот момент,
когда  нужно  будет  нажать  на  тормоз.  И  хотя  его  лебедка  действовала
автоматически и  имела  умный  блок управления, Эйдо предпочитал действовать
вручную. На все сто он доверял только себе.
     Наконец он уловил еле заметное эхо от поверхности склона и сразу дернул
рычаг  тормоза.  Последовал сильный  рывок, и ремни больно врезались в тело,
однако Эйдо был  привычен к таким фокусам  и только слегка поморщился, когда
его подошвы крепко приложились к мокрым камням.
     Склон оказался сыпучим, и Эйдо заскользил вниз, однако  его трос крепко
прихватил  Долан, и Эйдо сумел встать на ноги, поблагодарив  товарища кивком
головы.
     Последним,  так же  неудачно,  как  Эйдо, приземлился  командир  группы
Буджолд. Долан сумел поймать и его, и теперь все были на месте.
     По команде старшего  агенты  отстегнули лебедки, и те бесшумно взлетели
вверх. Вертолет стал набирать высоту, и ветер  сразу ослабел, а вокруг стало
немного светлее. Впрочем, темнота для агентов ЕСО помехой не являлась.
     Буджолд  сверился  с показаниями приборов,  и его люди, выстроившись  в
цепочку, начали спускаться  вниз. Восемь человек -- восемь защитников своего
народа,  шагали по острым камням и  смотрели в темноту, стараясь  разглядеть
находившиеся поблизости обломки.
     Остальные группы  высадились чуть дальше и искали другой  аппарат. Судя
по их переговорам, объект был  найден и оказался менее поврежден, чем тот, к
которому спускалась группа Буджолда.
     Случалось, что пилоты оставались живы, и  тогда приходилось выдерживать
короткий бой.
     Пилоты-саваттеры  были храбрыми  солдатами и хорошими  стрелками,  но к
тому моменту, когда их настигали поисковые  группы, они уже слабели от ран и
не могли долго сопротивляться.
     --  Развернуться  в  цепь! --  скомандовал  Буджолд,  и  агенты  быстро
разбежались  в стороны с дистанцией в двадцать шагов --  это был  предел, на
котором они могли видеть в абсолютной темноте.
     Заглушаемая  помехами  и воем северного ветра, до  Эйдо донеслась фраза
командира второй  группы  Ловейда:  "Ушел, сволочь! Давай  скорее по следу и
вызовите группу с собаками!"
     "Значит,  пилот жив",  -- подумал Эйдо  и крепче сжал  короткоствольный
автомат. Нападения раненого саваттера можно было ожидать в любую секунду.
     -- Я нашел часть фюзеляжа, сэр! -- сообщил Гонатар.
     -- Стой там, я сейчас подойду к тебе, -- отозвался Буджолд.
     Это означало, что едва  ли  пилот  второго аппарата был  жив. Если  его
судно разлетелось в воздухе, шансов у него не оставалось никаких.
     "В стремлении уничтожить нас саваттеры идут  на смертельный риск. И что
же в нас  есть такого отвратительного, что они воюют с нами  так долго?"  --
размышлял Эйдо.
     Камень  выскочил  у него  из-под  ноги, и  Эйдо  едва  не упал,  однако
сбалансировал руками и удержался на  склоне. Чтобы закрепиться как следует и
перевести дух,  он ухватился  за ветку небольшого куста, надежно сидевшего в
толще каменных пород.
     И в этот момент Эйдо неожиданно увидел пилота.
     Саваттер лежал  в нескольких  метрах и выглядел ужасно. Должно быть, он
летел до земли целый километр, прежде чем разбился о каменистый склон.
     Эйдо видел  людей, жителей долины, которые калечились подобным образом.
Они срывались в ущелье, когда  плутали по горам, или скатывались в пропасть,
пытаясь  добраться до  вершин. Они были слабы,  и им хватало совсем немного,
чтобы превратиться в такой вот расплющенный мешок с костями. Саваттер же был
крепок, любой другой на его месте превратился бы в мокрое пятно.
     -- Я нашел его, сэр, -- произнес Эйдо в свой микрофон.
     -- Ты где? -- спросил Буджолд.
     -- Чуть выше вас, сэр. Справа...
     -- Ага, вижу тебя, Эйдо. Сейчас поднимусь...
     И  командир Буджолд  стал  карабкаться по осыпавшимся камням,  хватаясь
руками за выступы и вцепляясь в разбегавшиеся по песчанику глубокие трещины.



     Утро принесло успокоение ветра и немного солнца продрогшим агентам ЕСО.
     Просидев в  ущелье  пару часов до рассвета,  группа  Буджолда стащила в
кучу  все  обломки разбитого  судна  и  благополучно передала  их  прибывшей
команде погрузчиков, которых оперативные агенты называли ломовиками.
     Ломовики прибыли на уродливом фреймвуте, который  ревел,  как сказочный
дракон, и сыпал искры из непрогревшихся сопел. Когда он наконец сел и сбавил
обороты, Эйдо почувствовал, что почти оглох.
     То  же самое испытывали  и  остальные  члены  группы.  Буджолд отчаянно
ругался, но его никто не слышал.
     Ломовики знали свое дело, и вскоре  все обломки судна  были погружены в
распахнутое чрево фреймвута.
     Когда  он начал взлетать, оперативники  Буджолда прикрыли уши руками  и
пригнулись к  камням, поскольку стартовые струи грузовика буквально  сбивали
их с ног.
     Еще не успел смолкнуть гул удалявшегося судна, как над ущельем появился
штатный  вертолет группы. Поскольку ветер  стих,  пилот  без проблем опустил
вниз ковш, в который агенты  погрузили останки  пилота-саваттера и забрались
сами. Затем запели тросы, и ковш был подтянут к вертолету.
     В  лицо  оперативникам пахнуло теплом, и они с облегчением попадали  на
неудобные скамейки, смахивая с одежды намерзшие сосульки.
     Вертолет качнулся и лег на курс,  а Эйдо припал к иллюминатору, надеясь
увидеть команду преследователей.
     И вскоре он ее увидел. Пятеро  агентов с двумя поисковыми  псами  почти
что бегом поднимались на  склон  холма, на котором стоял  дом.  Эйдо покачал
головой. Ему с трудом верилось, что раненый саваттер сумел уйти так далеко.
     Чуть дальше,  за холмом,  встречным курсом прошла пара "слухачей".  Они
шли на предельно низкой высоте, из чего следовало, что  маршрутизатор еще не
найден.
     Маршрутизатор. Совсем маленькая  и с виду безобидная коробочка,  однако
именно  из-за  такой пустяковины, однажды не  найденной в  горах,  последние
десять лет этот район штурмовали саваттеры.
     Они врывались в атмосферу Туссено и стремительно неслись к поверхности,
чтобы выбросить как  можно больше  маршрутизаторов  и организовать настоящий
навигационный  узел. Допустить этого было  нельзя,  поскольку  вслед за этим
саваттеры могли высадить десант.
     А что  такое  десант  саваттеров? Эйдо подозревал, что об этом лучше не
знать.  Ему  показывали  записи  с  эпизодами  войн  в далеких мирах.  Такой
мясорубки
     не  знала  история  конфликтов. И вот  теперь  они стремятся обозначить
Туссено на своих картах.
     Эйдо  вздохнул и, отвернувшись от иллюминатора, посмотрел на  Буджолда.
Тот сидел неподвижно,  обеими руками прижимая к себе  драгоценный  и опасный
груз -- найденный у пилота маршрутизатор.
     Его следовало доставить в управление, снять с  него показания  и только
потом уничтожить в индукционной печи.
     Вертолет  перевалил  последний  хребет,  и  внизу показались  постройки
комплекса полицейского управления. Сюда надлежало сдавать все находки.
     Машина начала снижаться, затем зависла над посадочным квадратом, словно
размышляя,  стоит  ли  садиться.  Наконец, вертолет коснулся  поверхности  и
сбросил обороты.
     Двери  распахнулись, и  вся команда вышла наружу,  под  струи холодного
воздуха, который перемалывали мелькавшие лопасти.
     Тело саваттера вынесли на носилках, и Эйдо пошел впереди, чтобы указать
дорогу к дверям патологоанатомического отделения.
     Вскоре передача  состоялась, и останки  пилота  увезли внутрь здания, а
взамен  выдали расписку.  Теперь надлежало завизировать  ее  в  следственном
отделе и узнать фамилию прикрепленного следователя.
     -- Идите  к воротам,  я догоню,  -- сказал Эйдо своим товарищам,  а сам
вошел в  здание управления  окружного  шерифа  и стал подниматься  на второй
этаж.
     При  виде  агента  ЕСО   попадавшиеся  на  пути  сотрудники  управления
торопились уступить дорогу. Эйдо чувствовал их страх, однако он почти привык
к этому. Он знал, что ЕСО боятся, но не задумывался, почему.
     "Наверное, потому, что  в наших рядах  все ребята крепкие  и высокие, а
эти -- какие-то карлики", -- решил Эйдо и толкнул дверь под номером тридцать
четыре.
     Два человека, которые там находились, вскочили на ноги. В глазах одного
из  них,  судя по  нашивкам, старшего следователя,  таился страх.  Второй, в
форме патрульного полицейского, смотрел с любопытством.
     Эйдо невольно задержал на нем взгляд -- такое отношение было для него в
новинку.
     -- Вот, распишитесь, что приняли тело на освидетельствование, -- сказал
агент ЕСО.
     -- Да, сэр. Конечно, сэр, -- пробормотал старший следователь и не глядя
подмахнул бумажку.
     -- А кто будет вести дело? -- спросил Эйдо.
     --  Он!  --  мгновенно  ответил старший  и  ткнул  пальцем  в  молодого
полицейского.
     -- Но на нем форма патрульного, -- возразил агент.
     -- Только форма, сэр, -- подобострастно улыбнулся старший  следователь.
Однако  улыбались  лишь его  губы.  Глаза  оставались настороженными  и даже
враждебными.  -- Этот  полицейский назначен следователем, и у  него  имеется
необходимая подготовка.
     -- Хорошо, -- кивнул Эйдо и вежливо добавил: -- До свидания.



     Гигант осторожно прикрыл за собой дверь, и его тяжелые шаги забухали по
коридору.
     --  Нет,  ну ты видел, каков бизон, а? -- произнес Кулхард, который все
еще стоял, не вполне владея собой.
     Наконец   старший   следователь  сел,   однако   его  руки   беспокойно
подергивались, и он совершенно непроизвольно выдвигал и задвигал ящики.
     --  Да он просто  напугал  меня, сука!  -- наконец признался Кулхард и,
глубоко вздохнув, сцепил непослушные руки в замок.
     -- Чем же напугал, сэр? -- недоуменно спросил Лойдус.
     Он  впервые  видел сотрудников ЕСО  так  близко  и  испытывал некоторое
возбуждение, сравнимое  с детским  впечатлением  от  увиденного  в  зоопарке
носорога.
     --   Чем   напугал?   Да  всем...   --  неопределенно  ответил  старший
следователь.
     Неожиданно дверь открылась, и появился улыбающийся Хорст Эви.
     -- Итак, шеф,  я отсутствовал  целых сорок  восемь  минут и теперь имею
полное право занять место за своим столом! -- дурачась, сказал он и уверенно
проследовал на свое место.
     --  Потише, увалень!  ЕСО  здесь,  --  произнес  Кулхард, особо выделяя
заколдованное слово.
     -- Где?! -- напрягся Хорст.
     -- Только что были здесь, -- сказал Кулхард.
     -- Точно, -- подтвердил Лойдус, невольно проникаясь всеобщим опасением.
     -- А чего им надо?
     -- Да ничего особенного. Подкинули Лойдусу новое дельце.
     -- Бедный Лойдус --  теперь на нем потроха двух саваттеров, -- злорадно
пропел Хорст и шлепнулся на свой стул.
     Лойдус беспомощно посмотрел на Кулхарда.
     -- Не бойся,  -- сказал тот. -- Один  из них уже прикрыт.  Вот  видишь,
этот убийца оставил нам корешок, и тут стоит цифра один...
     -- Да, вижу, -- слабо отозвался Лойдус.
     -- Это  означает,  что  маршрутизатор найден и  ничего  расследовать не
нужно.  Оформишь  закрытие дела,  и все,  а заниматься  будешь  только своей
бабой.
     -- Какой бабой? -- тут же заинтересовался Хорст.
     -- Где  моя кружка,  господин следователь?  --  неожиданно сменил  тему
разговора Кулхард.
     -- Так я ж тебе сказал -- ее Питер профукал.
     -- А зачем ты ее Питеру давал?
     -- Но ты ведь тоже давал.
     --   Я  давал  свою  кружку,  а  ты  неправомерно  распорядился   чужой
собственностью. Ты понимаешь, что переступил закон, козел ты долбаный?
     -- Но-но, босс, только без оскорблений! -- возмутился Хорст.
     --  А  разве я кого-нибудь  оскорбил? -- удивился Кулхард. -- Я  просто
назвал долбаного козла долбаный козлом.
     Хорст попытался  еще что-то возразить, но Кулхард  не  дал ему раскрыть
рта:
     -- Поднимайся из-за стола и  тащи мне кофе из автомата. Мне и господину
новому следователю. -- Кулхард указал пальцем на Лойдуса и спросил:  --  Как
твое полное имя?
     -- Ганс Фердинанд Лойдус.
     --  Ты  слышал,  Хорст  Митчел Эви?..  Принесешь  кофе мне  и господину
следователю -- Гансу Фердинанду Лойдусу. Понял?..
     --  Конечно,  мой  фюрер,  --  кивнул  Хорст,  чувствуя  свою  вину  за
профуканную Питером чашку. -- Сейчас принесу...
     Когда он вышел, Лойдус просил:
     -- А что такое "фюрер", сэр?
     --  Откуда я знаю? Хорст изучал в университете историю древних миров и,
бывает,  вставляет  какие-то неизвестные  словечки, но я не  обращаю на  это
внимания.



     Рино Лефлер стоял возле увитой плющом беседки и смотрел  на  светящееся
окно Биргит.
     Собственно,  это имя  он дал ей  сам, поскольку не  знал ее  настоящего
имени, но как временное оно ей вполне подходило.
     Рино  посмотрел на часы. В данный момент Биргит смотрела новости, затем
должна была пойти в  ванную, а уже потом в своей спальне будет переодеваться
ко сну.
     Лефлер  наблюдал  ее только  до  пояса.  Он  мог бы  забраться на крышу
соседнего дома и рассмотреть  другие  волнующие подробности, но ему этого не
хотелось. Всяческой грязи было достаточно и на службе, а Биргит являлась для
него отдушиной -- ведь по сути Лефлер был романтиком.
     Именно поэтому бесплатных услуг проституток ему не хватало. Жрицы любви
давали лишь  небольшую передышку  его телу, но душа продолжала  терзаться  и
хотела настоящего томления, с переживаниями и высокой поэзией чувств.
     Приглушенный  ширмой свет  погас. Это  означало,  что Биргит  перешла в
ванную.  Сейчас струи теплой воды скользили по  ее телу,  и вместе с ними по
нему скользило воображение Рино Лефлера.
     Он  мог  проникнуть к  Биргит  в дом, когда  ее  не  было,  и поставить
миниатюрную  камеру в  ванной  комнате, но тогда  бы исчезла тайна и  Биргит
превратилась   бы  в  одну  из  тысяч  красивых  женщин,  которые  ежедневно
встречаются на улицах Гринстоуна.
     Из  форточки  на  первом этаже выбрался здоровенный  кот  и  на секунду
отвлек  внимание  Лефлера.  Кот  пошевелил  ушами  и, не  почуяв  опасности,
грациозно  прыгнул  на  клумбу, чтобы справить нужду среди  ароматов осенних
цветов.
     В ближайшем  подъезде  послышался  шум,  а  затем  под тусклым  фонарем
появился бездомный пьяница.
     Лефлер посмотрел на него как на  редкого зверя. За  последние три года,
когда  пропажи людей в  городе приняли катастрофический характер, количество
бродяг  резко  уменьшилось,  поскольку  они оказались  самой легкой  добычей
похитителей.
     С трудом удерживаясь на нетвердых ногах, пьяница подозрительно осмотрел
двор и, шатаясь, пошел по своим делам.
     "Даже в  свободное от  работы время я остаюсь  полицейским", -- подумал
Лефлер  и  снова  сосредоточил  свое внимание  на окне  Биргит.  Теперь  она
вернулась в спальню и готовилась ко сну.
     Рино  поднял бинокль со встроенным структурным дешифратором и навел его
на  заветное окно.  Подкрутив  настройку,  он  остался один на один со своей
Биргит.
     Вот  она сбросила халат, и сердце Рино застучало сильнее.  До окончания
шоу  оставались  мгновения -- сейчас последует облачение в  нежнейшую ночную
сорочку,  и  тогда  можно  будет идти домой,  но... возникла  непредвиденная
заминка.
     Биргит держала  в руках  платье. Цвет его  определить  было невозможно,
поскольку дешифратор такими возможностями не располагал, но  в том,  что это
было платье, Лефлер не сомневался.
     "Значит, у  нее есть мужчина", -- подумал он. Мысль  эта не  показалась
ему  новой.  Рино допускал, что рано  или поздно это случится,  ведь  Биргит
очень привлекательна, однако он испытал что-то вроде шока. Сегодня он не был
готов к измене своей романтической Биргит.
     Постороннее движение снова отвлекло  внимание  Рино.  Облегчившийся кот
встал на задние лапы и терзал стену, оттачивая когти.
     "Счастливый ты,  усатая сволочь. -- подумал Рино, -- Небось  тебя никто
не похищает".
     Неожиданно, черным клубком,  по  двору  метнулся силуэт уличного пса, и
вальяжный  кот  в  одно  мгновение  взмыл  к спасительной  форточке.  Собака
бессильно лязгнула зубами  и заскулила  от досады, а кот, не показывая,  что
сильно перепугался, исчез в темном пространстве хозяйской квартиры.
     "Да, -- подумал Рино, -- и у них тоже не все так просто".
     Между тем Биргит уже надела платье  и занялась прической. Судя по тому,
с  какой тщательностью она приводила себя  в  порядок, предстоящему свиданию
придавалось большое значение.
     Рино наблюдал за нею,  стараясь больше  не давать волю  своим чувствам.
Домой идти не хотелось, и он решил сопровождать  девушку,  сколько это будет
возможно, пока не убедится, что ей ничто не угрожает.
     Наконец  свет в  комнате Биргит  погас,  и  спустя минуту она  вышла из
подъезда.
     Рино Лефлер тут же  оценил объект своего  романтического увлечения.  На
Биргит был светлый жакет, темная юбка до колен и полусапожки из мягкой кожи.
     Кроме сумочки Биргит держала в руках  что-то  вроде складного  зонтика.
Лефлер знал, что это всего  лишь слабый плазменный шокер. Многие считали его
подходящим средством для собственной защиты,  однако Рино было известно, что
на   местах  пропажи  людей  кроме  личных  вещей  часто  находили  подобные
приспособления, так и не уберегшие своих хозяев от похищения.
     Оглядевшись,  Биргит вышла со  двора  на  улицу,  и  Лефлер,  незаметно
отделившись от беседки, последовал за ней.



     Несмотря на  довольно раннее время -- стрелки на часах  Рино показывали
без четверти десять, -- машин было совсем немного. Поймать такси в этот  час
было довольно проблематично, и Биргит отправилась пешком, иногда оглядываясь
и  стараясь  побыстрее  пройти  те места,  куда  не  добирался свет  уличных
фонарей.
     "Это тебе  не центр города,  -- сказал про себя Рино, видя беспокойство
девушки. --  Это Виллиджэнд, где много  зелени и деревьев,  но мало  света и
порядка".
     Этот район  города считался одним из  самых экологически чистых, однако
за   это  удовольствие   местным   жителям   приходилось   платить   меньшей
безопасностью.  Множество  пустынных аллей  и  оставшихся от  старого  парка
островов леса скрывали не только любителей разбойничать на темных улицах, но
и тех, кто уже не первый год держал в страхе городских жителей.
     Из  пивной, на пересечении Остиндрай и  Двадцать четвертой улицы, вышли
трое подвыпивших  мужчин.  Заметив Биргит, они  весело замахали  ей руками и
попытались перейти  улицу. Однако компания действовала несогласованно -- все
тянули в разные стороны. В результате Биргит продолжила движение к центру, с
деланной небрежностью помахивая зонтиком-шокером.
     Возле Дворца правосудия,  сумрачного здания  с высокими темными окнами,
прогуливались десятка полтора старушек из клуба "Дети Марианны". Вокруг них,
словно  собаки,   охраняющие  стадо  овец,   следовали  четверо  вооруженных
охранников из частного агентства.
     Старушки  вели  между  собой  неспешные  беседы  и  вспоминали  прошлые
времена, когда гулять по городу можно было не боясь.
     Заметив Биргит, охранники  на минуту отвлеклись от своих обязанностей и
проводили взглядами ее стройную фигуру.
     Дойдя до очередного  поворота,  девушка остановилась в  раздумье.  Рино
понял причину ее сомнения. Биргит следовало принять  решение --  идти  ли ей
через  массив старых построек,  по  узким, мощенным булыжником улочкам,  что
значительно   сокращало  ее  путь,  или   продолжать   держаться  достаточно
освещенной Остиндрай.
     Биргит размышляла  совсем недолго  и решительно двинулась  по  короткой
дороге.
     "Рисковая девчонка", -- усмехнулся  про себя  Рино  и, поправив  кобуру
пистолета, следом за Биргит перешел пустынную улицу.
     Со  стороны  Центрального вокзала послышался  шум набиравшего  скорость
поезда, где-то играла музыка -- несмотря на опасность люди продолжали жить и
развлекаться.  Именно эта их беспечность  давала возможность саваттерам -- в
том, что  это  делали они, Рино не  сомневался --  похищать людей с улиц,  а
иногда прямо из незапертых квартир.
     В долине, за пределами города, дела обстояли еще хуже. Фермерские семьи
пропадали из своих  домов безо  всяких следов. И  что самое удивительное  --
никто из  них  ни разу не пытался позвонить  в полицейское управление, чтобы
сообщить  о  нападении.   Возможно,  жертвы  как-то  гипнотизировались   или
удушались парализующим газом.
     Агенты   ЕСО  неоднократно   предупреждали,  что   саваттеры   обладают
множеством секретов и противостоять их коварству чрезвычайно сложно.
     Завернув за  угол, Рино снова увидел Биргит.  Теперь  она почти бежала,
постукивая   каблучками  по  неровной   мостовой.  Бедняжка  казалась  такой
напуганной  и  одинокой  посреди мрачных домов  с  затемненными равнодушными
окнами,  что Лефлеру  стало  ее жаль.  Он  подумал даже  догнать  девушку  и
уговорить вернуться домой.
     Однако, поразмыслив,  Рино решил не делать этого. Ему было любопытно, к
кому, пренебрегая безопасностью, так спешила  Биргит. Она даже отказалась от
платья, которое  хотела надеть  первоначально,  видимо сделав выбор в пользу
более привычной одежды. И это только подчеркивало ее чрезвычайное волнение.
     "Ну и пусть", --  произнес  про себя Рино, попутно отмечая  постороннее
движение возле  темного парадного  одного из  особняков. Человеческий силуэт
метнулся вдоль стены и растворился на ее фоне.
     Словно почувствовав  опасность,  Биргит обернулась  и приготовила  свой
шокер.
     Лефлер  ускорил  шаг. Если кто-то  собирался напасть на  Биргит, он мог
сделать это  очень быстро.  Между тем  девушка, вместо  того  чтобы  бежать,
держала  перед  собой шокер и  пятилась  к подстриженному массиву кустарника
"бона-бона", опоясывающего один из домов.
     Неожиданно прямо из кустов высунулась рука и, обхватив  девушку за шею,
утащила в заросли.
     Послышался приглушенный вскрик, и  Лефлер, сорвавшись с места, помчался
вперед.  Он со  всего разбега  пробился через кусты, но, как назло,  одна из
веток больно хлестнула его по лицу.
     Почти ничего не видя, Рино оказался перед  глухой стеной, возле которой
стоял неизвестный громила. Одной рукой он  держал Биргит за  горло, а вторую
отводил для окончательного удара.
     Превозмогая резь  в глазах, Лефлер  заметил  блеснувшую в тусклом свете
уличного фонаря цепь и металлический шар с остро отточенными шипами.
     В одно  мгновение  все стало  на  свои  места.  Это  был Молотобоец  --
неизвестный  убийца, буквально обезглавливающий свои жертвы ударами ужасного
орудия. Лефлеру не раз приходилось видеть его работу.
     Мгновенно среагировав  на появление  неизвестного с  пистолетом, маньяк
взмахнул своим оружием так легко, будто это была детская игрушка.
     Рино вовремя отпрянул,  и поющие в воздухе шипы пронеслись у него перед
носом.
     Самое время было  выстрелить, но  за спиной маньяка находилась  Биргит.
Она  тоже  могла  пострадать,  ведь  в  магазине  "байлота"  сидели  патроны
повышенной пробиваемости.
     Лефлер хотел прострелить маньяку ногу,  однако  тот  был  на  удивление
быстр. Молотобоец взмахнул шаром  еще раз, и пистолет полицейского отлетел в
сторону, а его на руке появился глубокий порез.
     "Убьет", -- промелькнула в мозгу Рино.
     Уловив  очередной  замах  для   удара,  которым   Молотобоец  собирался
покончить с противником, Лефлер нырнул под  его  руки и, обхватив широченный
торс, постарался повалить гиганта на землю.
     Однако это ему не удалось -- маньяк оказался чрезвычайно устойчив.
     Тогда Рино, как заправский боксер, провел серию  ударов снизу, атаковав
пах  противника. Мера оказалась действенной, и Молотобоец  вскрикнул, скорее
от удивления, чем от боли. Он тут же попытался оторвать от себя прилипчивого
полицейского,  чтобы воспользоваться  своим  оружием, однако Лефлер понимал,
чем  ему это грозит.  Ему  и  Биргит, которая лежала  возле стены в глубоком
обмороке.
     Он держался из последних сил и искренне жалел  о тех временах, когда на
любой подозрительный шум  граждане  вызывали  полицию. Тогда  эта склонность
населения к паникерству  вызывала у  Рино и его  коллег  только раздражение,
однако сейчас он бы не отказался получить подкрепление.
     Между  тем неравная схватка продолжалась, и, если бы громила не пытался
поразить  Рино  именно шаром  с  зубьями, судьба  полицейского  была бы  уже
решена. Молотобоец попробовал  ударить  еще  раз,  но  Лефлер что есть  силы
рванулся в сторону, и  цепь, на которой висел  разящий шар,  захлестнула шею
незадачливого  маньяка.  Поняв,  какая  ему привалила удача,  Рино  отпустил
убийцу и, схватившись за шипастый шар, повис на нем всей своей тяжестью.
     Громила не выдержал и повалился на спину, обеими руками пытаясь сорвать
стальную удавку, однако Лефлер уже уперся в шею противника ногами и сильными
рывками стягивал петлю, не оставляя Молотобойцу никаких шансов.
     Наконец  маньяк  ослаб  и его  руки  разжались,  однако Рино  продолжал
держать цепь натянутой, зная, что подобные психопаты очень живучи.
     Между тем  возле стены шевельнулась Биргит, и Рино невольно  улыбнулся,
представляя,  как  будет  объясняться  с  ней  по  поводу  его  героического
поведения.  В мыслях  полицейского  пронеслись  образы  соблазнительных  поз
Биргит, ее горячие  поцелуи и...  Неожиданно  резкая боль в спине  заставила
Лефлера  выгнуться  мостиком и  выпустить  стальную цепь. Последнее,  что он
слышал перед потерей сознания, был треск плазменного шокера.



     Когда чернота  прошла,  Лефлер открыл глаза и  увидел тусклую лампочку,
висевшую под козырьком ближайшего подъезда.
     Рино  созерцал  ее  несколько  мгновений,  но  затем  тревожный  сигнал
заставил его мозг заработать в полную силу: Биргит! Молотобоец!
     Лефлер резко сел и сразу же увидел бездыханное тело маньяка.
     "Уф!" --  мысленно  выдохнул он.  Значит, полдела было сделано,  однако
почему-то Рино не чувствовал себя победителем.
     Поднявшись на ноги, он  повел лопатками и почувствовал легкое жжение  в
том месте, куда Биргит вонзила жало своего шокера.
     -- Глупая сучка, -- произнес  Лефлер, и ему привиделась странная сцена,
в которой  он и Биргиг  в одной  постели, и в самый ответственный момент она
вонзает в него шокер.
     -- Бред,  -- сказал  Рино, успокаивая свои рассудок. --  Это всего лишь
бред. Но где же мои пистолет?
     Пошатываясь, он  подошел к  кустам и,  пошарив по  земле руками, быстро
нашел свой "байлот".
     -- Возвращайся к папочке, -- произнес Рино и сунул  пистолет обратно  в
кобуру.
     Итак,  он  имел полное  право возвратиться домой, предварительно вызвав
полицейский  наряд.  За обезвреживание Молотобойца его ожидало  поощрение  и
денежная премия,  однако всего этого Рино  было мало,  и природное упрямство
толкало его дальше -- на поиски Биргит.
     Теперь уже не составляло труда догадаться -- девушка спешила на площадь
Ронсон.   Это  был  культурный  центр  города,   где  помимо  ресторанов   с
первоклассным меню находились два популярных городских  театра -- "Глобус" и
"Шифоньерка".
     В  "Глобусе"  сегодня  давали  премьеру  "Как  и  Фак"  классика  Вилли
Хакспера, а в  "Шифоньерке" ожидался мюзикл, длинное название которого  Рино
не помнил.
     Достав  из  кармана  миниатюрный передатчик,  Рино  хотел  связаться  с
участком, передумал и решил сначала  сходить на  площадь.  Тем  более что  в
кустах труп Молотобойца был в полной безопасности
     Отряхнув  брюки и замотав порез на руке носовым платком, Лефлер пошел в
сторону площади, спотыкаясь в темноте о выпиравшие из мостовой булыжники.
     Через несколько минут  он уже вышел на залитое светом пространство, где
было много праздной публики. Только здесь, в центре города, люди чувствовали
себя в относительной безопасности.
     Рино постоял несколько  секунд,  ожидая,  пока глаза привыкнут к яркому
свету,  и  направился  в  сторону  парикмахерского  салона  "Ласточка",  где
надеялся привести себя в порядок и получить первую помощь.
     --  О,   Рино!  --  воскликнулаЛизи,  миловидная  брюнетка  в  коротком
халатике. -- Как давно тебя не было видно!
     -- Привет, крошка, -- через силу улыбнулся Лефлер. -- Ты свободна?
     -- Для тебя всегда, --  совершенно искренне ответила  Лизи, чем вызвала
неодобрительный  взгляд сидевшей  в ее кресле клиентки. Дама  находилась под
пышной пеной оздоровляющих  химикатов, совершавших на ее  голове неизвестные
процессы.
     --  Привет, красавчик! --  поприветствовала  Лефлера  Роза,  пышнотелая
крашеная  блондинка,  которая  играла  роль подруги Лизи, однако не упускала
случая увести  чужого кавалера.  -- Иди в мое кресло, я вижу, что тебе нужно
побриться и изменить прическу.
     --  Главное -- рука,  -- сказал Рино, показывая Розе  зажатый  в кулаке
окровавленный платок.
     -- Справимся  и с этим, -- уверенно сказала та  и развернула  к Лефлеру
кресло.
     Рино сел и протянул Розе раненую руку.
     В этот момент в зал спустилась хозяйка  салона -- мадам Орнелла. Увидев
Рино, она улыбнулась широко и фальшиво, как ее челюсти, и пропела:
     -- Ах, какая прелесть! Рино, ты к нам как клиент или по службе?
     -- А как вам больше нравится, Орнелла? -- спросил Лефлер.
     -- Такой красивый мальчик, как ты, Рино, подходит нам в любом качестве.
     С этими  словами  мадам не  без  чувства ущипнула Лефлера за колено  и,
прошелестев своими одеждами, исчезла в маникюрном зале.
     -- Старуха, --  тихо обронила Роза,  умело  бинтуя Рино руку.  -- То ли
дело мы, девушки в самом соку.
     Сказав  это, Роза подмигнула  Лефлеру, вызвав  полный ревности и  злобы
взгляд Лизи, которая  начала слишком энергично взбивать пену на голове своей
клиентки.
     -- Поосторожнее, милочка! -- возмутилась та.
     -- Это обычное дело, мадам. Хотите стать красивой -- терпите.
     Лефлер прикрыл глаза. После перевязки  его рука  перестала  саднить,  а
ножницы Розы пели, словно птички, создавая ему новую прическу.
     "Пожалуй, мне действительно не мешало постричься,  да и побриться тоже,
-- размышлял  Лефлер.  --  Неудивительно, что  эта девчонка  шарахнула  меня
шокером. Был бы стриженым, этого бы не случилось".
     Представив, каким перепуганным было лицо  Биргит,  когда она тыкала его
шокером, Рино невольно улыбнулся.
     -- Тебе нравится? -- промурлыкала Роза, приняв это на свой счет.
     -- Да, конечно,  -- ответил Лефлер и, приоткрыв глаза, понял, что имела
в виду Роза. Ее халат был  распахнут  слишком смело, но  она делала вид, что
все происходит без ее участия.
     -- Нагнись,  солнышко!  --  пропела Роза  и,  когда  Рино  повиновался,
пустила на его голову струю горячей воды.
     Между тем  Лизи уже  отпустила свою измученную клиентку  и,  подойдя  к
Лефлеру, сказала:
     -- Давай куртку, Рино, я ее зашью, пока Роза будет показывать тебе свои
прелести!
     -- Ой! -- воскликнула захваченная врасплох Роза,  -- А я и не заметила,
как все это расстегнулось.
     -- Не переживай, -- успокоил ее  Рино,  отдавая  куртку  Лизи.  -- Тебе
идет.
     Замотав голову Лефлера тяжелым полотенцем, Роза приступила к бритью.
     Острая  бритва  заскользила  по  намыленным  щекам,  и  Рино  отвлекся,
размышляя, где теперь можно  найти Биргит. Возможно, в "Ролтексе", ресторане
для  любителей  морской  кухни,  а   может,   в   "Ургуссе",  где   подавали
непрожаренные бифштексы.
     Вскоре  бритье было  закончено,  и  Рино  зажмурился, когда  Роза стала
яростно опылять его спреем.
     -- Спасибо, спасибо,  дорогая, -- защищая лицо перебинтованной ладонью,
сказал Рино. -- Вот тебе за работу.
     Лефлер  бросил на столик пятьдесят кредитов, в полтора раза больше, чем
следовало, и поспешно поднялся с кресла, чтобы не нарваться на предложение о
свидании. Сейчас у Рино просто не было свободного времени.
     Однако  ему пришлось поцеловать Лизи, которая не  хотела возвращать ему
куртку  просто  так,  безо всякой платы. Впрочем,  заштопала  она  ее  очень
хорошо, и Лефлеру не было жалко всего лишь одного дежурного поцелуя.
     Спустя  минуту он  уже  шагал  по площади,  выбрав для  первоначального
обследования ресторан "Ролтекс".
     Едва он  вошел в  зал,  в его  сторону  направился метрдотель, но  Рино
остановил его жестом, показывая, что сейчас же уйдет. Биргит здесь не было.
     Рядом с  морским рестораном сверкало  вывеской  небольшое  кафе, и Рино
пошел туда, а войдя, утонул в  смешанных запахах кофе, ванильного мороженого
и табачного дыма, исторгнутого из слабых легких курящих посетителей.
     --  Желаете  порцию  "Сливочного  поросенка"?  --  узнав  Рино, спросил
бармен.
     --  Нет, Доил. Скажи-ка лучше, не заходила ли  сюда  девушка  в светлом
жакетике, темной юбке и...
     -- Попка, как персик? -- уточнил бармен.
     -- Пожалуй, так, -- согласился Рино.
     -- Одна такая здесь появлялась. Взяла шоколад-но-ромовый буккен и пошла
прямо к подъезду "Глобуса".
     И бармен указал рукой на прозрачную витрину, через  которую  хорошо был
виден вход в театр.
     -- Спасибо, дружище, -- поблагодарил Рино.
     -- Не за что, -- ответил тот.



     "И как это я сразу не понял, что она идет в театр, -- укорил себя  Рино
и тут же  поправился: -- Вернее,  не в  театр, а к театру. И это после того,
как  она  едва не стала  жертвой Молотобойца,  а затем  еще  шарахнула  меня
шокером".
     Возле ярко освещенного подъезда  стояло человек тридцать нарядно одетых
мужчин и женщин. Чего  они ждали,  Рино не знал  и  внимательно посмотрел по
сторонам, стараясь  первым  увидеть Биргит.  Нельзя было исключить, что  она
испугается, если вдруг опознает его.
     Снова промелькнула разумная мысль доложить о Молотобойце и возвращаться
домой, однако начав это дело, Рино уже не мог остановиться.
     "Подожду, пока она встретится со своим парнем, и тогда уйду", --  решил
он.
     Между тем  спектакль закончился, и толпа зрителей  стала спускаться  по
высокому крыльцу. Люди  были  возбуждены и продолжали обсуждать  подробности
представления.
     Водители такси и представители охранных структур тут же предлагали свои
услуги тем горожанам, кому добираться домой было слишком далеко.
     Рино отошел  в сторону и продолжал наблюдать,  выискивая Биргит, однако
та все не появлялась.
     Наконец  он смекнул, что, возможно, девушка дежурит у запасного  выхода
-- в том случае, если ждет кого-то из персонала театра.
     Лефлер   обогнул  здание   и   действительно   увидел  Биргит,  которая
разговаривала  с  какой-то  женщиной.  Стараясь  оставаться  незаметным,  он
подкрался ближе и услышал низкий голос собеседницы Биргит:
     -- Сейчас он выйдет, милочка. Только смоет грим и сразу к вам...
     В голосе незнакомой дамы Рино уловил нотки сочувствия.
     -- Наверное, он сильно устает? -- Послышался мелодичный голосок Биргит,
и это было для Лефлера неожиданностью -- он еще ни разу не слышал ее голоса.
     --  Конечно, устает, -- с  унылыми  интонациями произнесла  неизвестная
мадам. -- На сцене ему приходится выкладываться  полностью. Чтобы оставаться
звездой, нужно не щадить себя.
     --  Но при этом у него еще хватает  сил и  чувств так завораживать! Так
говорить! -- восторженно произнесла Биргит.
     --  Это неудивительно. Такие молодые  девушки, как вы,  еще в состоянии
зажигать его увядшее либидо.
     -- О чем вы говорите? -- не поняла Биргит.
     -- Я хочу сказать, милочка, что лучше вам идти  домой  и  не дожидаться
этого старого похотливого козла.
     -- Он... он не козел. Зачем вы так говорите?
     --  Ну,  как  угодно,  --  пожала  плечами мадам  и,  достав  сигареты,
закурила.
     Биргит отошла в сторону, кутаясь  в свой жакет и посматривая на отбитые
ступеньки запасного выхода
     Наконец терпение девушки было вознаграждено и на пороге появился объект
ее воздыханий.  Несмотря  на  то что он  стоял слишком далеко, Лефлер  сразу
узнал  его. Это  был  Пьезо  Бах, нынешняя  знаменитость театра  "Глобус", в
полицейских сводках чаще именуемый "Артистом".
     Артист  был любителем  скандалов. И недели  не проходило,  чтобы его  с
разбитой  мордой  не  приволакивали  патрульные  бригады.  Артиста  умывали,
оказывали  первую  помощь  и  возвращали  его  влиятельным  почитательницам,
которые  непременно появлялись в  участке, едва за их кумиром  захлопывалась
тюремная дверь.
     --  О  моя  Баядера! -- воскликнул  Пьезо, раскинув  руки  в  заученном
театральном жесте. -- Как же я рад вас видеть!
     --  И  я  рада,  --  несмело  ответила Биргит, ослепленная  значимостью
мистера Баха.
     Вихляющей  походкой престарелого казановы  артист подошел  к  девушке и
церемонно поцеловал ей руку.
     -- Куда пойдем, моя крошечка? Где бы ты хотела,  чтобы я преподал  тебе
урок истинного искусства?
     -- Можно в кафе. -- пожала плечами Биргит.
     -- Ты мне должен, -- напомнила Баху курящая мадам.
     -- Это неэтично, Леонора, --  проворчал  Бах и  протянул ей ассигнацию.
Леонора спрятала бумажку в карман и, не прощаясь, пошла прочь.
     "Вот сволочь", --  подумал  Лефлер, прячась за угол. Он  уже понял, что
Пьезо  Бах запланировал  Биргит  на  сегодняшний  вечер, а его  помощница --
Леонора, стерегла девушку, пока он смывал грим и приводил себя в порядок.
     Теперь Бах  остался со своей  жертвой один на один, и  похотливые  лапы
забирались под жакет крошке Биргит. Лефлер опустил глаза и погладил рукоятку
пистолета. Желание пристрелить Артиста было очень велико.
     Одно  дело, если  бы Биргит встретилась с каким-нибудь  парнем  или, на
худой конец, с женатым мужчиной. Тогда бы Рино  отступил и отправился домой,
но оставлять девушку с этим слюнявым старикашкой он не хотел.
     --  Может,  сразу  поедем  к тебе, крошка?  -- донесся  до  Рино  голос
Артиста. -- Честно говоря, я  здорово устал.  Массы бесконечно  кричали  мне
"бис", и совестно было не  порадовать их снова и снова... Оттого и затянулся
спектакль.
     -- Ко мне нельзя -- у меня мама дома.
     -- Мама дома? --  неизвестно  чему  удивился  Пьезо.  А затем  произнес
задумчиво:  -- Мама дома, дома  мама... Ну ладно, тогда поехали в "Лукбулл",
ведь ты совершеннолетняя?
     -- Но... может быть, сначала в кафе?
     -- Ну чего  ты заладила -- "кафе,  кафе..."!  --  начал терять терпение
возбудившийся Бах. -- Там  с парадной стороны стоят мои почитатели! Если они
меня поймают, считай, что вечер уничтожен, понимаешь?
     Биргит виновато кивнула и опустила голову.
     --  Вот  и  умница, -- по-своему истолковал ее молчание  Пьезо Бах.  --
Сейчас прихватим такси и вперед, к нашему любовному гнездышку...
     Артист огляделся  в поисках  такси, и  Лефлер быстро спрятался за угол,
напряженно  соображая, что же  ему делать дальше.  Если они  сейчас  сядут в
машину, он ничего уже сделать не сможет. Ну разве что побежит напрямик, мимо
строящегося ресторана,  к гостинице  "Лукбулл"  и  организует там засаду. Но
стоит ли это делать, если Биргит сама пойдет со старым Бахом?
     На самом  деле где-то  в глубине  своего сознания Рино понимал,  что он
пытается  спасти не саму Биргит  или  как там ее  зовут,  а  лишь тот образ,
который он на нее  примерил. Образ девушки-мечты, расставаться с  которым ох
как не хотелось.
     -- Да где же эти долбаные таксисты?! -- гневно воскликнул Бах.
     Лефлер  тоже  огляделся.   Действительно,   все   такси  уже  разобрали
отъезжавшие после  спектакля  зрители, и по улицам  пробегали только  редкие
частные  автомобили, да еще спецфургоны ЕСО, у  которых в любое время  суток
было полно работы.
     "Небось гоняются за  затаившимися  в  городе саваттерами",  --  подумал
Рино.
     От мысли, что в каждом темном углу может прятаться  похититель, который
даже сейчас, стоит  только отвернуться, может утащить Биргит, Лефлеру  стало
не по  себе. Но выбор  был небольшой: следовать  за  девушкой означало стать
свидетелем  того, о чем Рино знать совсем не хотелось, а не следовать за ней
--  означало дать похитителям полную свободу. Рино почему-то  казалось,  что
именно сегодня он обязан сопровождать Биргит повсюду.
     Мимо  проехали  два грузовика, принадлежащие ассоциации свиноторговцев.
Этих машин в городе и  его окрестностях было  очень  много,  потому  что вся
планета кормилась от экспорта свинины.
     Свиные   биржи,   заводы   по  переработке  мяса,  фабрики  кормов   --
свиноводство  было  золотой жилой  всего  Туесе  но, и  своим  экономическим
процветанием планета была обязана этому бизнесу.
     Наведя порядок  в своих мыслях, Лефлер выглянул из-за угла и выругался.
Биргит  и Пьезо  Баха уже  не  было. Рино расслышал  только  доносящийся  из
темноты  стук  каблучков  и  понял,  что старый  ловелас  потащил девушку  в
"Лукбулл" прямо через стройку.



     В  голове Дженни плыл туман, и она никак не могла  собраться с мыслями,
чтобы понять -- стоит ей идти с мистером Пьезо или лучше возвратиться домой.
     Она вовсе не ожидала от него  такой прыти, а ее подруга Сандра, которая
их познакомила, говорила, что  мистер Пьезо очень обходительный джентльмен и
может  дать  Дженни  несколько  уроков, поскольку  та мечтала  о театральной
карьере.
     -- Ну, может быть, обнимет, прижмет разочек. Ты не противься -- от них,
старичков, никакого вреда, -- говорила Сандра, хитро улыбаясь.
     И хотя  Дженни подозревала, что  ее подруга прошла  уже немало уроков у
мистера Пьезо, она надеялась, что у нее все выйдет по-другому.
     "Это он  только с Сандрой так себя вел, потому что им и поговорить не о
чем было. Сандра -- она ведь  со  всеми так", -- думала Дженни, торопясь  на
свидание.
     Собственную   встречу   со  знаменитостью   она   представляла   иначе:
бесконечные  разговоры о театральной жизни,  о пьесах популярных авторов, и,
конечно  же,  мистер Бах  должен был  послушать выученный  Дженни отрывок из
пьесы "Нежные урки".
     Еще  это ужасное нападение. Дженни  едва  не позвонила в полицию, чтобы
сообщить о происшествии, и не сделала этого потому, что спешила на встречу с
мистером Бахом. К  тому же она почти  ничего  не запомнила.  Только  сильный
рывок и чьи-то сильные пальце на горле.
     А  еще запомнила ужасное перекошенное лицо одного из бандитов, которого
ей удалось отключить с помощью шокера. Дженни хотела  и об этом поговорить с
мистером  Бахом,  поскольку  он  казался  ей   человеком  проницательным  и,
безусловно, мудрым, однако  тот продолжал тянуть ее за руку и  что-то бурчал
себе под нос.
     -- Постойте, мистер Бах! Не нужно так бежать -- мне больно!
     --  Уже скоро, малышка моя, уже скоро! --  бросил через плечо Бах и, не
оборачиваясь, пошел еще быстрее.
     Перепуганная  девушка,  как  казалось  старому  Пьезо,  излучала  такую
сексуальную  энергию, что он просто сходил с ума. И как только они очутились
на  территории стройки, Бах понял, что должен  получить  удовольствие  прямо
сейчас.
     --  Пойдем  обратно? -- с надеждой спросила  Дженни, когда  мистер  Бах
вдруг остановился.
     -- Не спеши, крошка. Лучше встань на колени -- так тебе будет  удобнее.
Если порвешь чулочки, я куплю тебе новые...
     -- Не нужно, мистер Бах, прошу вас! -- не на шутку перепугалась Дженни.
-- Пойдемте назад, в кафе...
     --  Какое  кафе,  глупышка?  -- прошипел Бах,  силой  опуская Дженни на
колени.  --  Сделай  мне  это  быстро и  считай,  что  ты  принята  в  театр
стажером...
     -- Но почему же здесь, мистер Бах?  Лучше отпустите меня, я хочу домой,
-- плачущим голосом попросила Дженни.
     Осенний  ветер раскачивал  скрипучие фонари,  и тени от торчавших балок
тоже раскачивались  из стороны в  сторону,  то  удлиняясь, то  укорачиваясь,
словно тянущиеся из темноты руки.
     -- Ну же, крошка, не ломайся! Ты хочешь попасть в театр или нет? Только
не говори  мне, что  ни разу этого не  делала,  --  это не  твоя роль,  я же
вижу...



     На  какое-то мгновение  Рино  потерял Биргит и Пьезо  Баха из  виду. Он
попытался  идти быстрее, но едва не упал, споткнувшись  о  брошенный кирпич.
Половина фонарей  на стройке не горела, а те, что еще изливали слабый  свет,
скрипели на ветру, как несмазанные рессоры.
     Лефлер   догадался,  что  Бах  и  Биргит  успели   скрыться   за  углом
недостроенного здания, и, напрягая зрение, пошел быстрее.
     Неожиданно рядом с ним  промелькнул какой-то  предмет. В одно мгновение
предмет подпрыгнул, словно  мячик, и  оказался на вершине  сложенных стопкой
бетонных плит.
     "Кошка", -- определил Рино и вспомнил, что это вторая встреча  с кошкой
за один только вечер.
     На  какое-то  время ветер  стих,  и Лефлер услышал голос Биргит.  Затем
снова закачались деревья, заскрипели фонари, и Рино уже  не мог сказать, был
ли голос или это ему только почудилось.
     Лефлер двинулся дальше, но неожиданно сидевшая на бетонных плитах кошка
изогнула спину и зашипела.
     На всякий  случай Рино  посторонился -- кто знает,  что  на уме  у этой
подлой животины?
     С  недоделанной  крыши  сорвался большой кусок  изоляционной пленки. Он
проскрежетал по стропилам и свалился вниз. Рино вздрогнул и достал пистолет,
затем усмехнулся и сунул его обратно в кобуру.
     Снова  послышался голос  Биргит,  и  опять  зашипела кошка. Качнувшийся
фонарь выхватил ее изогнутую спину, и Лефлер заметил, что кошка  шипит не на
него.
     "Может, видит другую кошку или слишком большую для ее зубов  крысу?" --
предположил он, уходя прочь,
     Вскоре Рино достиг угла недостроенного ресторана и осторожно из-за него
выглянул.
     Пьезо  Бах  стоял  к  нему  спиной  и говорил дрожащим  от  возбуждения
голосом:
     -- Ну же, крошка, не ломайся! Ты хочешь попасть в театр или нет? Только
не говори  мне, что ни  разу этого  не делала, -- это  не  твоя роль,  я  же
вижу...
     "Если она скажет "нет", я  имею полное право выйти из-за угла  и выбить
ему оставшиеся зубы..." -- решил Лефлер, и от этой мысли ему стало хорошо.
     -- Но я так не хочу! -- воскликнула Биргит и попыталась встать.
     Бах хотел ее удержать, но неожиданно девушка  громко закричала,  увидев
что-то за спиной старого Пьезо.
     Первой мыслью Лефлера была досада,  что  его  все же заметили. Он резко
присел и  спрятался за угол.  И в эту секунду  прямо над его  головой что-то
врезалось  в  стену.  Звук был тяжелый, но  какой-то мокрый,  будто  о бетон
разбилась порция фруктового желе.
     Лефлер моментально  выхватил пистолет и, увидев  мелькнувший в  темноте
силуэт, выстрелил.
     Биргит снова дико  завопила.  В воздухе прошелестел еще  один невидимый
снаряд,  и  мокрый  шлепок настиг Баха,  Его  короткий вскрик был  похож  на
блеяние козла, а затем все стихло.
     Неожиданно погасли все  фонари, и стройка  погрузилась во  мрак.  Самое
время было связаться с участком и вызвать подкрепление, но Лефлер чувствовал
-- опасность где-то рядом и, стоило себя обнаружить, он пропал.
     Рино осторожно выглянул из-за угла, но увидел лишь неясные тени. Скорее
всего, это были похитители, и следовало стрелять, но где-то там могла быть и
Биргит.
     Осмотревшись еще  раз, Рино сделал  шаг,  другой, а  затем прокрался до
первого оконного  проема  и  как можно  тише  соскользнул  внутрь  здания. К
счастью, пол был уже настелен и ноги Рино остались невредимы.
     От удара о бетонные плиты возник громкий, разнесшийся эхом звук. Где-то
рядом послышался  шорох, и Лефлеру показалось, что это  Биргит. Ему хотелось
думать, что она спаслась и тоже прячется в здании.
     Осторожно выбирая место, куда  можно поставить ногу,  Рино прошел вдоль
стены и оказался в следующей комнате.
     Почти   сразу  он  определил,  что   в  углу,  за  штабелем  отделочных
материалов, кто-то прятался. Лефлер уловил приглушенный всхлип и  теперь был
уверен, что это Биргит.
     Чтобы не  издавать ни звука, он старался  дышать ртом.  По лбу и вискам
стекали капли холодного пота, однако Рино  не обращал на это внимания и лишь
перекладывал  "байлот"  из  руки  в  руку, когда  ладонь  намокала,  так что
пистолет едва не выскальзывал.
     Наконец слева  от себя  Рино заметил слабое движение.  Размытый в почти
абсолютной темноте силуэт замер, и Лефлер понял, что враг целится.  В Биргит
или в него -- выяснять было некогда, и Рино открыл огонь.
     Он сделал  четыре выстрела  с  расстояния  в пять-шесть  метров  и  мог
гарантировать, что  все пули легли  в  цель. Тем не менее  раненый убежал на
своих ногах, однако свалил стопку керамических плиток, которые рассыпались с
жуткий грохотом.
     "Вот  так!"  -- мысленно восторжествовал Рино, и в  эту секунду рядом с
ним шлепнулась о стену какая-то гадость.
     В лицо  пахнуло едкими  парами,  и  сознание Рино  поплыло. Он попросту
грохнулся  на пол,  однако  чудовищным усилием  воли  оставался  в  размытом
сознании и каком-то обостренном понимании окружающего мира.
     Страх ушел, в руках был верный "байлот". И едва появился еще  один враг
-- Лефлер выстрелил ему в голову. Однако и этог несчастный убежал и упал уже
где-то дальше, видимо, на руки своих товарищей.
     Непостижимым образом Лефлер четко  представил всю  схему облавы и почти
наверняка знал, откуда попытаются на него напасть в следующую минуту. Однако
реакция подвела и  чья-то тяжелая  масса  крепко припечатала  его к полу, да
так, что Рино почувствовал, как трещат ребра.
     "Теперь  точно  хана", --  отстраненно подумал он,  чувствуя, как чужие
крепкие объятия пеленают его все сильнее.
     В самый последний момент, когда двигаться мог только палец на спусковом
крючке,  Лефлер  решил  хотя бы  поднять побольше шуму и принялся  методично
расстреливать остатки боекомплекта.
     Пули  ударяли в стены,  сдирали  с  пола щепу,  но это был только  жест
упрямого отчаяния. Все усилия были бы тщетны, если бы не пара огромных бочек
с горючим растворителем.
     Глухой удар, а затем  сильный взрыв потряс здание, и огнедышащая стихия
пронеслась  по  всем  коридорам,  выбивая  новые двери и срывая  наживленную
отделку.
     Парня,  который держал Рино, в  одно  мгновение отбросило в сторону,  а
Лефлер, воспользовавшись случаем, вскочил и, разбежавшись,  выпрыгнул в окно
за секунду до того, как взорвалась вторая бочка.



     Давненько в городе не было  таких пожаров. Очень давно. Пламя  ревело и
пожирало все  подряд,  раскаляя металл и делая  его  податливым,  как  сырая
глина.
     Люди в  блестящих касках смело подбирались  к  стихии и спорили с  ней,
забрасывая  языки  пламени  хлопьями  белой   пены.   Однако  пожар  успешно
отбивался, пока не кончились все взрывчатые химикаты. Затем он захирел, стал
отступать  и  вскоре  издох,  наполнив  окружающее  пространство   зловонием
неблагородного пластика.
     В прошлые  годы  на  пожар  сбегались сотни  зевак но  теперь наступили
другие времена и гулять без основательных на то причин никто не решался.
     Кроме десятка бесстрашных  зрителей и нескольких расчетов, прибывших на
пожарных машинах, приехали  два полицейских автомобиля из западного участка.
Однако с ними Рино не желал иметь никаких дел и отправился на площадь.
     Выйдя  на освещенное место, он обнаружил, что  выглядит как законченный
оборванец.  Его куртка  висела клочьями, брюки  были прожжены  в  нескольких
местах, а вся правая сторона лица оказалось залитой кровью, которая сочилась
из рассеченного лба.
     Редкие прохожие  с опаской косились  на  Рино, а  тот  тупо шагал через
площадь, решив наконец идти домой.
     Неожиданно  он  увидел Биргит.  Целую  и невредимую,  если  не  считать
порванных  на  коленках  чулок.  Девушка  пыталась  поймать   хоть  какой-то
транспорт,  из  чего  следовало,  что  теперь идти  домой  в одиночку  ей не
хотелось.
     Вспомнив, что  у  него  есть передатчик, Рино  достал  его и  на всякий
случай отвернулся  от  Биргит,  хотя  в  данный  момент его не  узнали бы  и
собственные родители.
     -- Дежурный восточного участка слушает, -- отозвалась Ольга Герцен. Все
копы  в участке считали ее лесбиянкой,  однако  Ольга по непонятным причинам
оказывала Рино особое внимание.
     -- Привет, Оля, -- поздоровался Лефлер.
     -- Лейтенант, ты, что ли? Я тебя не узнала. Пьяный, что ли?
     -- Скорее живой, чем пьяный. Ты не могла бы прислать сюда наряд,  чтобы
они забрали проститутку.
     -- Проститутку? С каких это пор ты выслеживаешь проституток в свободное
от службы время?
     -- Так пришлешь или нет?
     -- Ну... пришлю.
     -- Не "ну", а присылай немедленно. И еще труповозку.
     -- А это зачем?
     -- В Рич-Айленде труп Молотобойца.
     --  Труп  Молотобойца?!  -- не особенно веря услышанному,  переспросила
Ольга.
     -- Да, радость моя. И побыстрее, а то западники  его  утащат и тогда ни
за что не доказать, что это наша заслуга...
     -- Ну, Рино, ты  просто какой-то  Санта-Клаус, --  произнесла  Ольга. И
Лефлер  представил, как  она  качает головой. --  Сейчас пригоню все, что ты
запросил, -- подожди пару минут...
     Лефлер спрятал передатчик в  карман и  осторожно обернулся.  Биргит все
так же стояла на краю проезжей части и, как показалось Рино, плакала.
     На какое-то время он даже забыл о  своих ушибах. Ему хотелось подойти и
успокоить девушку, но... за него это должны были сделать другие полицейские.
     Вскоре патрульная машина притормозила возле Лефлера,  и высунувшийся из
окна капрал Сивоха спросил:
     -- Кого брать-то?
     -- Вон ту девушку.
     -- Что-то она не похожа на уличную девку, -- с сомнение заметил капрал.
     --  Она  не  девка. Просто мне  хочется,  чтобы  она  дожила  до  утра.
Поместите  ее  в  отдельную  камеру  и  дайте  возможность позвонить  домой.
Кажется, у нее есть родители.
     -- Сделаем, сэр. Сами-то как?
     -- Я в порядке.
     -- Ну-ну,  -- кивнул  капрал и медленно тронул машину. Он  проехал  еще
пару десятков метров и остановился возле Биргит.
     Сивоха  вышел из кабины, и его  напарник,  Фидо Коитер, присоединился к
нему.
     Рино   наблюдал,  как  они,  в  полном  соответствии   с  инструкциями,
представились девушке, а затем высказали  мнение, что имеет смысл отвезти ее
в отделение, для выяснения личности.
     Биргит согласилась  сразу.  Было видно,  что  она  готова  признаться в
десятке преступлений, лишь бы не оставаться ночью на пустынной площади.
     Едва  патруль уехал,  со  стороны  центра  показался мрачный фургон  из
похоронного   бюро   "Гордон  и  сын",   согласно  договору  приписанный   к
полицейскому участку.
     Поскольку Биргит уже  уехала,  Рино  взмахнул рукой, привлекая  к  себе
внимание.
     Фургон притормозил, и выглянувший в окно санитар произнес:
     -- Добрый вечер, сэр. Должен вам заметить, что у вас вид без пяти минут
нашего клиента.
     -- Благодарю вас. Вы очень наблюдательны, --  отозвался Рино  и, обойдя
кабину, забрался в  нее  с  другой  стороны, потеснив сидевшего там  второго
санитара.
     Увидев, в каком состоянии  находится  лицо полицейского, санитар достал
из сумки пузырек со спиртом и ватный тампон.
     -- Если вы позволите, господин офицер, я вас немного обработаю.
     -- Надеюсь, это не формалин? -- уточнил Лефлер.
     -- Нет, сэр. До формалина вы не дотянули совсем немного.
     -- Клиент в Рич-Айленде? -- спросил тот, что был за рулем.
     -- Да. Когда мы расставались, он обещал никуда не уходить.
     Водитель круто повернул руль, и фургон, переехав через тротуар, покатил
по  пешеходной  зоне,  вглубь неосвещенного  района,  состоящего  из частных
домов.
     Автомобильные  фары   выхватывали  закрытые  ставнями  окна,  ограды  с
отточенными шпилями и тонкую вязь из паутинок охранных систем.
     -- Хорошо устроились, сволочи, -- высказал свое мнение водитель.
     -- Здесь! -- скомандовал Рино и тут же зашипел: -- Ус-с-с!... О-о-о!...
     --  А что делать? Спирт,  он завсегда жжет,  даже когда его пьешь. Зато
никакая зараза не удержится, и рана быстро заживет.
     -- Сы-па-си-ба...  -- с чувством произнес Лефлер, зажмурившись изо всех
сил, чтобы вытерпеть жжение.



     Врач Энтони Зигфрид, имевший неплохую практику  в северо-западной части
города, уже собирался  ложиться спать,  когда  в  его дверь  на первом этаже
громко постучали.
     -- Что за  свинство,  Зиг? -- недовольно  спросила его  жена.  -- Пойди
разберись с этими  нахалами и  не забудь взять двойную плату -- ведь уже так
поздно.
     -- Извини, дорогая, спи. Я пойду их успокою.
     Накинув куртку поверх пижамы, доктор Зигфрид спустился  на первый этаж,
где под сильными ударами сотрясалась входная дверь.
     -- Иду-иду, господа! Не нужно так стучать!
     Доктор Зигфрид подошел  к двери и, взглянув в глазок, увидел освещенный
фонарем знак, который предъявляли ему ночные  визитеры. Против такой силы не
устоял бы  никто,  и  Зигфрид не  был исключением. Он немедленно  отпер  все
засовы и распахнул дверь.
     -- Пожалуйте, господа, я к вашим услугам! -- голос доктора дрогнул.
     В его гостиную ввалились семеро огромных парней,  и двое из них держали
под руки восьмого, который истекал кровью.
     -- Вообще-то в таком состоянии его лучше в больницу... -- робко заметил
Зигфрид.
     -- Боюсь, на это у нас нет времени,  доктор, -- сказал один из агентов.
-- Постарайтесь сделать все возможное, пока подъедет "Скорая помощь".
     --  Конечно,  господа,  в  таком случае следуйте за мной  в кабинет, --
предложил Энтони Зигфрид, мгновенно настроившись на рабочий лад.
     С одной стороны, ему было страшно, но с другой,  он был рад возможности
освежить свои  подлинно хирургические  ощущения. Два-три фурункула в неделю,
которые  ему  приходилось  вскрывать,  не  в  счет,  поскольку  масштаб  был
совершенно другой.
     Ночные посетители сгрудились в небольшой  операционной, однако Зигфрид,
надев халат и вымыв руки, потребовал удалить всех посторонних.
     Широкоплечие  агенты  посмотрели  на  своего  командира,  и тот кивнул,
подтверждая, что следует подчиниться. Сам же он остался рядом с доктором.
     Тем  временем Энтони  вооружился  своими  специальными  инструментами и
окинул  взглядом большое  тело, едва  уместившееся  на  стандартного размера
топчане.
     Фронт работ было обширный. Легкая броневая сетка была пробита во многих
местах,  и помимо пулевых ранений несчастный  получил  несколько повреждений
осколками рваного металла. Некоторые из них еще торчали из брюшины, и доктор
пошевелил бровями, прикидывая тяжесть внутренних повреждений.
     Однако, когда Энтони Зигфрид начал работать, он совсем позабыл все свои
страхи и сомнения, поскольку делал привычную и любимую работу.
     Распоров броню, сняв клочья обмундирования и вскрыв  кожные покровы, он
остановился и, повернувшись к старшему, сказал:
     -- Но это же саваттер...
     -- Разве? -- удивленно переспросил тот.
     -- Ну да. Я проходил практику  в военном госпитале и хорошо знаком с их
строением.
     -- Сейчас я не могу вам объяснить всего, доктор. Так что будем считать,
что это обычный человек -- как вы и как я. Хорошо?..
     -- Да, конечно, -- согласился Зигфрид и с головой  погрузился в работу,
подальше от своих сомнений.
     Щелкали алмазные щипцы, шипел, набираясь силы,  пневматический дырокол,
потрескивал  аппарат лазерной сварки, и  дело шло  на  лад. Куски  железа  с
рваными  краями падали  в  никелированный  таз, а  перепачканные инструменты
тонули на дне емкости с дезинфицирующей жидкостью.
     Наконец  был  наложен  последний шов и длинный  кусок  пластыря  закрыл
обработанную рану.
     -- Ну... теперь все... -- устало произнес Зигфрид, стаскивая перчатки и
бросая их в ванночку для отходов.
     -- Все? Вы уверены? -- переспросил старший.
     -- Да, эта животина не околеет, он крепок, как танк.
     -- Спасибо вам, доктор. Не знаю, что бы мы делали, если бы не вы.
     С этими словами  командир группы  поднял пистолет и выстрелил в  голову
доктору Зигфриду. Тот всплеснул руками и  отлетел  к  стене, сбивая столики,
шкафчики  и  дорогие  приборы, которые  сыпались  на пол осколками  стекла и
мелкими блестящими деталями.



     Супругов Розенфельд  привезли  на рассвете, а  взяли  ночью, чтобы было
страшнее.
     Именно  поэтому Лойдус  пришел на службу к восьми часам утра,  а должен
был только к девяти.
     Волнения   и   торжественности  добавлял   новенький   голубой   мундир
следователя, в котором Гансу предстояло допрашивать красивую женщину.
     Лейла даже приснилась ему в эту ночь в долгом эротическом сне. Ощущения
были,  как  наяву, и, даже  проснувшись, Лойдус долго  не мог понять, где же
реальность -- здесь, где нужно идти  на службу, или там -- где не было нужды
думать ни о чем, кроме...
     Одним словом, когда  Хорст  Эви зашел  в  комнату  в половине девятого,
Лойдус уже сидел за своим, недавно освоенным столом.
     -- О, Ганс! Ты чего так рано?
     -- А ты?
     -- У меня секретное  задание, -- таинственно произнес Хорст и аккуратно
поставил на свой стол небольшую картонную коробку.
     -- Что за задание? -- заинтересовался Лойдус.
     -- О, парень, задание называется просто: служебный подлог.
     -- Ничего себе!
     --  А  ты думал. Закон  нужно не только  всемерно поддерживать, но и по
возможности аккуратно обходить.
     -- И что  же  ты  сделаешь, выпустишь  шпиона по подложным  бумагам? --
серьезно спросил Лойдус, напряженно соображая,  стоит ли немедленно сообщить
дежурному.
     -- Шпиона?  -- Хорст  наморщил  лоб. --  А  ты  это  здорово  придумал.
Осталось только  найти дураков, которые оплатят этот фокус.  Ты  сам платить
будешь?
     -- А-а, так ты издеваешься, -- догадался Лойдус.
     -- Ну вот еще. Я  совершенно серьезно. Если бы кто-нибудь заплатил мне,
я бы выпустил всех шпионов, которые содержатся в подвалах управления. Но тут
есть еще одна трудность...
     -- Какая?
     -- А нет у нас шпионов подходящих, в основном они  липовые. О настоящих
только мечтать  можно, -- со вздохом произнес Хорст и продекламировал: --...
Не счесть шпионов в каменных подвалах...
     -- Тогда в чем же подлог?
     -- В кружке господина долбаного старшего следователя.
     -- Ты купил ему новую кружку? -- догадался Лойдус.
     -- Купил, но не ему.
     С этими  словами  Хорст  открыл коробку  и  поставил на  стол  довольно
красивую фарфоровую чашку.
     -- Ух ты! -- восхитился Лойдус. -- Что это на ней нарисовано? Птица?
     -- Птица, -- кивнул Хорст.  -- Розовый  фламинго, как  говорится,  дитя
заката.
     -- Обалдеть можно...
     -- Можно и обалдеть, но только цвет немного другой.
     -- А при чем же здесь подлог. Кулхард наверняка обрадуется.
     -- Ну ты даешь -- Кулхард обрадуется, -- невесело усмехнулся Хорст Эви.
-- Ты  его  совсем  не  знаешь, парень. Шеф может тебе улыбаться, а  сам так
аккуратненько твои яйца под дверь пристроит да ка-ак хлопнет.
     -- Страшная картина, -- заметил Лойдус.
     --  Страшнее  не бывает,  --  согласился Хорст  и,  порывшись  в  своем
портфеле, достал связку ключей и маленький ломик.
     -- Зачем это? -- снова спросил Лойдус.
     -- А комнату для хранения вешдоков кто тебе откроет, добрый дядя?
     -- Понятно.
     --  Хорошо, что понятно. Надеюсь, ты меня не заложишь, а  то  пойдем по
групповой статье.
     -- Как по групповой?! --  воскликнул Лойдус и затравленно посмотрел  на
Хорста.
     -- Так ты же все знал, а начальству не доложил.
     -- Но ведь господина старшего следователя еще нет! -- пришел в отчаяние
Лойдус.
     -- Вот так ты на суде и заявишь. Возможно, тебе поверят...
     С этими словами Хорст собрал инструменты, взял чашку и вышел.
     Ганс Лойдус остался один.  Он  взглянул на часы, которые показывали без
четверти  девять,  и искренне пожелал Хорсту удачи. Идти по групповой статье
ему не хотелось.
     "Уж скорее бы идти на допрос", -- подумал Лойдус, с  ужасом ожидая, что
вот-вот соберутся  все сотрудники следственного отдела и  Хорста  непременно
поймают на его преступной акции.
     Стрелки настенных часов медленно ползли под усиженным мухами стеклом и,
как казалось Гансу,  отсчитывали  последние минуты,  которые он проводил  на
свободе.
     Без пяти девять появился старший следователь Кулхард.
     Махнув Лойдусу рукой, старший следователь странно  скривил лицо и, сняв
ботинок, бросил  его на  свой  стол. Затем схватил бронзовый бюст президента
Бовина и стал им бешено колотить ботинок.
     Предстоящий первый в жизни допрос, отсутствие ушедшего на дело Хорста и
явное  помешательство  старшего следователя  -- все  это  оказало на Лойдуса
чудовищное воздействие.
     "Этого  просто не  может  быть --  наверное, у  меня бред  -- определил
Лойдус и незаметно для себя произнес вслух:
     -- Этого не может быть...
     -- Очень даже может, --  возразил  ему Кулхард. -- Если ботинки сделаны
дерьмово, то гвозди все время вылазят. -- Спасибо  президенту Бовину, только
он и помогает.
     И Кулхард бережно поставил бюст на прежнее место.
     -- А где Хорст? Не приходил еще?
     "Вот он, этот вопрос. Вопрос  из вопросов, -- отрешенно подумал Лойдус.
-- Теперь как пить дать пойду по групповой статье".
     -- Ты чего молчишь? -- снова спросил Кулхард.
     -- Я не молчу.
     -- К допросу готов?
     -- Да, сэр.
     --  Ну  и  не напрягайся,  --  по-своему истолковал  Кулхард  состояние
младшего  коллеги.  --  Во-первых,  за  дверью  будет  стоять  охраннник,  а
во-вторых,  их  будут  заводить в  наручниках. Да  и  алгоритм беседы совсем
простой -- бьешь по морде  и  все время  повторяешь "Куда дел маршрутизатор,
сука..." и снова бьешь. Потом моешь руки и идешь обедать. Нет ничего проще.
     -- Там будут муж и жена... Их двое.
     В этот  момент открылась  дверь и вошел  Хорст Эви.  Карман  его кителя
оттягивала  связка  ключей, завернутый в газету ломик торчал  из-за пояса, а
драгоценную чашку шефа Хорст держал в руках.
     -- Заполучите свое корытце, сэр, и хлебайте, как прежде...
     -- Ты смотри! -- обрадовался Кулхард. -- Дитя заката!
     -- Она самая, -- улыбнулся  Хорст, передавая возвращенное сокровище его
хозяину.
     -- А себе чего взял?
     --    Часы   водонепроницаемые,   --   честно   признался    Хорст    и
продемонстрировал обновку на своем запястье.
     --  Это   вешдок   по  делу  Проктора  и  Гэмбла,  --  сказал  Кулхард,
демонстрируя  остроту  свое  памяти.  --  Двух  голубых,  подравшихся  из-за
третьего -- их любовника...
     -- Точно,  -- согласился Эви и,  посмотрев на циферблат своего  трофея,
сказал: -- Ганс, ты на допрос успеваешь? Уже девять двенадцать.
     -- У меня в девять с четвертью.
     -- Тогда тебе пора идти. Ты уже решил, как будешь бабу раскалывать?
     -- Бабу ему не расколоть, -- заметил Кулхард. --  Если только мужика ее
при ней не отдубасить. Но Гансу пока рано -- он еще молодой.
     --  Тогда пусть  трахает  бабу, пока мужик не  признается, -- предложил
Хорст, продолжая разглядывать обновку.
     -- Нет, -- покачал головой Кулхард. -- Боюсь, и здесь толку не будет.
     -- Так  что же мне делать? -- спросил Ганс, поднимаясь из-за стола. Ему
уже действительно пора было идти.
     -- Пока бей поодиночке, а там видно будет.



     Рыжий  охранник  заглянул  в  дверь  и,   увидев  совсем  еще  зеленого
следователя, ухмыльнулся.
     -- Ну что, господин следователь,  вести  арестованных? -- спросил он, с
интересом наблюдая за новичком.
     -- Ведите, да, ведите... То есть нет -- ведите только одного!
     -- Мужчину или женщину? -- спросил рыжий, едва сдерживая улыбку.
     -- Э-э...  -- Лойдус  наморщил лоб, делая вид, что  думает. -- Пожалуй,
сначала женщину, -- сказал он.
     -- Есть, сэр! -- ответил охранник и вышел из камеры.
     Потянулись минуты ожидания, в течение  которых Лойдус  испытывал разные
неловкости  вроде  повышенного  потоотделения,  шума  в  ушах  и  неуместной
эрекции.  Он несколько  раз  перекладывал с места на  место новенькую папку,
приготовленные листы бумаги и набор разноцветных авторучек.
     Наконец дверь открылась и появилась она -- Лейла.
     -- Все,  можешь быть  свободен!  --  сказал Лойдус, обращаясь к  рыжему
охраннику.  Ганс  старался выглядеть  как  можно важнее  и  суровее,  однако
волнение дало о себе знать, и его голос дал петуха.
     -- А наручники, господин следователь? Их снять? -- спросил охранник.
     -- Перебьется, -- грубо произнес Ганс. Охранник пожал плечами и  вышел,
плотно притворив за собой дверь.
     -- Ну что, так и будем глазки строить?! -- прикрикнул Лойдус.
     Вид аккуратно  одетой  и  красивой женщины приводил его в  смущение. Он
ожидал  увидеть  ее  слегка  растерзанной.  По  крайней  мерс,  в  фильмах с
допросами  арестованного всегда  показывали с разбитым лицом и в разорванной
на ленты одежде.
     "А на самом деле все по-другому", -- подумал Ганс и опять же  частью из
кино, а  частью из  прослушанного в  полицейской  школе курса  вспомнил, что
полезно прикидываться то злым, то добрым следователем.
     -- Садитесь, -- став  в  одно  мгновение добрым следователем,  разрешил
Лойдус.
     Лейла молча опустилась на стул, и юбка обтянула ее красивые бедра.
     -- Курите,  -- предложил Лойдус, достав  из  ящика заготовленную  пачку
сигарет "Убийца".
     -- Спасибо, я  не курю, -- отозвалась Лейла низким чувственным голосом,
-- К тому же на мне наручники.
     -- Да, я помню, -- кивнул Лойдус и, открыв пустую папку, спросил: -- Вы
понимаете, что над вами весит  обвинение  в  государственной  измене, миссис
Розенфельд?
     -- Нет, этого я не знаю, -- отрицательно покачала головой арестованная,
и в ее глазах Лойдус приметил испуг.
     "Боится, это хорошо", -- подумал он, затем откашлялся и задал следующий
вопрос:
     -- Скажите, куда вы спрятали маршрутизатор, который вам передал враг?
     -- Какой враг? -- Красивые брови Лейлы  удивленно изогнулись,  и Лойдус
вдруг засомневался  в виновности  этой  женщины.  С другой стороны,  старший
следователь Кулхард предупреждал его, что все женщины подлые  сучки. А очень
красивые -- в особенности.
     Собственный опыт общения со слабым полом у Ганса был небольшой, поэтому
он доверял старшим товарищам.
     --  Саваттер, миссис Розенфельд. Тот  самый парень,  которого  вы поили
горячим чаем с миндальным печеньем.
     -- Я не поила его чаем, господин следователь! Он умер у нас в прихожей!
     -- Ах вот как? И ничего не сказал на прощание?
     -- Нет,  ничего, --  соврала  Лейла, хотя отлично помнила каждое  слово
ночного гостя и даже последнее выражение его глаз.
     "Это важно для  вас... Иначе вам грозит опасность..."  -- сказал  он  и
умер,  передав Лейле  эту  маленькую  штучку,  которую полицейские  называли
"маршрутизатором".
     Сама не зная почему, Лейла сразу поверила  ночному  гостю  и решила  не
отдавать маршрутизатор,  даже если ей придется  умереть. Убеждение  в  своей
правоте  происходило  у  Лейлы  из всеобщего  ощущения страха  и  опасности,
которая незримо присутствовала где-то рядом.
     Пропадали люди, полицейские становились злее и многочисленнее,  а кроме
них появлялись мрачные субъекты богатырской наружности. Это были агенты ЕСО.
Они старались вообще не разговаривать с  жителями  долины  и  все передавали
только через полицейских.
     Вот и  в тот день,  как  только народные шерифы убрались  после обыска,
появились пятеро огромных людей -- очень похожих на  умершего ночного гостя.
С ними  были две собаки. Эти животные под  стать своим хозяевам  -- такие же
большие,  черные и молчаливые. И по тому,  как натягивались стальные  цепи и
вздувались мышцы на теле собак, было ясно, как им хотелось перемахнуть через
забор и по-настоящему заняться хозяевами хутора.
     А Лейла  и Майбо  следили за непрошеными гостями в щель между  оконными
ставнями.
     Агенты  постояли  возле  ворот  и,  не  сказав  друг  другу  ни  слова,
отправились по своим собственным следам обратно, в сторону гор.
     -- Ну, -- сказал тогда Майбо,  --  думаю, это еще не все. Они еще к нам
наведаются.
     И  муж оказался прав.  Через два  дня  за  ними  приехали  полицейские.
Никаких вещей брать не  разрешили,  правда,  не  запретили  позвонить  брату
Майбо, Луи, чтобы он присмотрел за обширным хозяйством Майбо.
     Внезапно  поток  мыслей  Лейлы  был  прерван  яркой  вспышкой,  которая
ослепила  ее. Оказалось,  что  следователь  ударил  ее по  лицу.  Недоделок,
зеленый прыщавый юнец!
     -- Я тебе покажу,  с-сука, как  запираться! -- закричал он и ударил еще
раз.
     Во   рту  Лейла  почувствовала   вкус  крови.  В   сознании  пронеслись
воспоминания из далекого детства,  когда  она, будучи десятилетней девочкой,
подралась с  мальчишкой  по имени Боби Файлер. Тогда она здорово расцарапала
Боби физиономию, а он разбил ей губы. Ощущения были те же.
     -- Говори,  где маршрутизатор?  Где?  -- кричал  следователь  и  бил ее
наотмашь по лицу, и голова Лейлы болталась из стороны в сторону.



     Взметая облака снежной пыли, вертолет поднялся  в воздух, качнул брюхом
и пошел в сторону базы, оставив бойцов на заснеженной земле.
     На этот раз группа высадилась в усеченном виде. Только командир Буджолд
и  с  ним  четверо агентов,  включая  Эйдо.  Все  остальные были  заняты  на
патрулировании, заготовке и сопровождении грузов.
     -- Итак, ставлю задачу, -- произнес Буджолд,  когда шум вертолета затих
вдали. -- До нас здесь  проходили четыре  раза и все четыре раза фиксировали
какой-то блуждающий  сигнал.  Возможно,  аномалия,  а  возможно,  тот  самый
маршрутизатор, который нам найти просто  необходимо, в противном случае штат
ЕСО  на Туссено  нужно будет  увеличивать  на треть,  а  этого мы себе  пока
позволить не можем... Вопросы?..
     Буджолд  посмотрел на  своих  людей,  теперь  уже  без  слов  прося  их
приложить  все усилия, чтобы найти  маршрутизатор. Он знал, что и  без этого
митинга  его агенты  сделают все  возможное,  но  момент  был  действительно
важный, и командир не удержался от напутственных слов.
     -- Ну, тогда пошли. Эйдо и Гонатар первыми, а мы втроем пойдем за ними.
     Группа  построилась.  Эйдо  достал пеленгатор  и, поплевав для удачи на
палец, включил питание.
     Стрелка слабо колыхнулась вправо, но затем вернулась  на прежнее место.
Эйдо сделал шаг-другой, а затем пошел быстрее, всем своим существом чувствуя
мерное покачивание  стрелки: пока  что она не думала указывать на спрятанный
под снегом злополучный маяк.
     Вскоре  Эйдо догнал  Гонатар.  Он шел чуть  правее и  тоже  не  отводил
взгляда от стрелки своего пеленгатора.
     Тропа поднималась в гору, и  намерзшая на ней корка льда проскальзывала
под шипованными ботинками, норовя  сбросить агентов ЕСО обратно,  к подножию
горы.
     Через полчаса  трудного  подъема группа оказалась на срезанной вершине,
по которой, пропадая  в наметенной поземке,  тянулась цепочка старых следов,
оставленных прошлыми командами и их собаками.
     Эйдо остановился и, отерев со  лба  пот,  оглянулся.  Буджолд  с  двумя
агентами отстали  метров на сорок. Они только-только выбирались на набольшую
плоскость, где  можно было  стоять  в полный рост,  не  рискуя  сорваться на
ледяном склоне.
     Гонатар,  шедший  параллельным  с  Эйдо  курсом,  также остановился  и,
зачерпнув горсть колючего снега, потер свое раскрасневшееся лицо.
     -- Хоть немного приду  в себя, -- пояснил  он. --  А то  мне  уже стало
казаться, что стрелка двигается.
     -- Ага, -- рассеянно подтвердил Эйдо  и посмотрел вперед, на извилистый
горный  хребет,  тянувшийся  на  добрый   десяток  километров.  Группе  было
необходимо пройти  по  нему, спуститься в  долину и  протопать еще несколько
километров до первого хутора, где нашли труп саваттера.
     Возможно, маршрутизатор спрятан хозяевами.  Если закопать его  на  пару
метров  под  землю,  то  никакой  пеленгатор  уже  не учует,  однако тогда и
саваттеры не смогут навестись на него.
     "А что, если он бросил пеленгатор здесь намеренно?" -- подумал Эйдо.
     В это время подошли Буджолд, Ловейд и Бойланд.
     --  Фу-у!... Запарился!  -- признался командир, расстегивая  утепленный
шлем. -- И все же, ребята, какая кругом красота...
     Эйдо  удивленно  посмотрел  на  Буджолда  и  огляделся.  Действительно,
припорошенные  снегом горы,  пожухлая  трава на холмах  долины  и в  низинах
пробуждали в душе чувство волнения и даже гордости.
     "Родина, ничего не  поделаешь", -- пронеслось  в голове Эйдо, однако он
тут же вернулся к промелькнувшей у него догадке:
     -- Сэр, а что, если саваттер выбросил маршрутизатор и тот скатился вниз
по склону...
     --  Тогда  бы   его   нашли  с  помощью  "слухачей",  установленных  на
вертолетах. Они летали вдоль этих склонов очень низко.
     -- Понятно, -- кивнул Эйдо, продолжая думать и взвешивать все варианты.
-- А если  бы маршрутизатор докатился  до самого основания горы, могли тогда
"слухачи" пройти мимо?
     -- В принципе могли, -- пожал плечами Буджолд. -- Но сам видишь, склоны
изрыты, загромождены скальными обломками. Ты к чему клонишь?
     -- Вон там, дальше, я вижу небольшое снежное русло. Нужно подойти ближе
и посмотреть, если оно не прерывается, то саваттер мог бросить маршрутизатор
именно туда.
     -- Ну-ка.  -- Буджолд достал бинокль и с  минуту рассматривал небольшую
канавку,  извивающуюся  змейкой и  аккуратно огибающую  валуны  и  оголенные
кусты.
     -- Знаешь,  если  мы там  что-то найдем, я  выставлю  тебе  литр  белой
питы... -- пообещал Буджолд и, обращаясь ко всем, коротко бросил: -- Вперед.
     И агенты пошли дальше,  внимательно следя  за  стрелками  пеленгаторов,
хотя им  не терпелось помчаться к  этому снежному ручейку,  чтобы  проверить
догадку Эйдо.
     Наконец   группа  достигла  места,   откуда   хорошо  было  видно,  что
заснеженное русло беспрепятственно спускалось до самого основания горы.
     --  Вполне  может  быть,  --  утвердительно  кивнув  головой,  произнес
Буджолд. -- Саваттеры ребята не подарок. От них жди любых фокусов.
     В  это время с  самой  высокой вершины -- пика Лошади,  ревя стартовыми
двигателями,  взлетела  зенитная  ракета.  Следом  за   ней,  для  страховки
результата, пошла вторая.
     Подняв головы  к  небу,  агенты замерли, глядя  туда,  где  за  рваными
клочьями сероватых облаков скрылись ракеты. Прошло еще несколько томительных
секунд,  а  затем один  за  другим  донеслись  громовые  раскаты  --  ракеты
преодолели звуковой барьер.
     И  снова ожидание.  Казалось,  никто  из группы даже  не  дышал, гадая,
прорвется на планету новы и саваттер или ракеты сожгут его еще в атмосфере.
     Наконец  сверкнула яркая  вспышка,  затем вторая, и  все пятеро  громко
закричали "ура!".
     -- Возможно, эта сволочь и наводилась по  этому новому  маршрутизатору,
-- высказал предположение Ловейд.
     -- Да, -- согласился Буджолд. -- Нужно скорее достать его.
     Вдруг  откуда-то  сверху донесся  шипящий  свист,  и  все пятеро  снова
подняли головы.
     Кувыркаясь в воздухе и разбрасывая искры, обломки летательного аппарата
саваттера стремительно неслись к земле.  Они распадались на небольшие куски,
которые воспламенялись еще ярче и сгорали почти дотла.
     -- Вот это  хорошая  работа,  --  сказал  Буджолд.  -- И  никаких  тебе
маршрутизаторов.



     Уже во второй раз арестованная потеряла сознание и даже упала со стула.
Ее юбка задралась, и Лойдус в немом восхищении созерцал оголившиеся ноги.
     Мелькнула мысль немедленно  воспользоваться подвернувшимся случаем,  но
Ганс  помнил,  что  старший следователь Кулхард советовал делать это при  ее
муже -- чтобы тот раскололся. А получать удовольствие в одиночку, без пользы
для дела -- Лойдус считал, что  это непрофессионально.  Вернее, он хотел так
думать, но думалось ему все-таки иначе.
     Присев рядом с распластанным и оттого кажущимся доступным телом, Лойдус
погладил ноги миссис Розенфельд, и его ладони моментально сделались влажными
от пота.
     Огненное  желание  стало  затоплять  разум,  и Лойдус, путаясь в  юбке,
сделал попытку раздеть свою жертву. Каково  же было его удивление, когда  он
заметил, что женщина пришла  в себя  и смотрит на него в упор  -- спокойно и
вместе с тем угрожающе.
     Оттого, что ее лицо было разбито в кровь, этот  взгляд казался особенно
страшным.
     --  Э-э-э...  Поднимайтесь,  миссис  Розенфельд...  --  произнес  Ганс,
помогая арестованной встать.
     В  это  время  раздался стук  в  дверь, и появился  охранник. Не застав
следователя в ситуации, в которой  надеялся застать, рыжий  удивился  и даже
забыл, зачем пришел.
     --  Чего  тебе?  -- строго  спросил Ганс, выплескивая на охранника свою
обиду и бессилие.
     -- А-а... Это... Сообщение пришло, что маршрутизатор нашли в горах, так
что эта баба вроде как ни при чем.
     -- Да  я и без тебя знаю, что ни при чем! -- неожиданно даже для самого
себя заорал Ганс. -- Я, по-твоему, следователь или дурак?!
     -- Не  знаю,  сэр.  Честное слово, не знаю... --  ответил  перепуганный
охранник.
     -- Сними с  нее  наручники. Уж будь уверен, если бы она была при чем, я
бы ее уже давно расколол.
     -- Да, сэр.
     Охранник  торопливо снял  наручники  и  даже достал  из  кармана чистый
носовой платок. Он протянул его Лейле и сказал:
     -- Вот, миссис, пожалуйста.
     -- Можешь идти,  -- разрешил ему Ганс,  -- и захвати миссис Розенфельд.
Насколько я понимаю, ей с мужем сейчас же выпишут выходной билет.
     -- Конечно, сэр.
     Поняв, что  может  идти, женщина  поднялась со стула. Вопреки опасениям
Ганса она на него даже не смотрела.
     Следом за охранником Лейла  покинула комнату для  допросов  и  пошла по
коридору, видя перед собой спину рыжего конвоира. Это  было явным признанием
ее невиновности. Но женшина все еще никак не могла понять, почему, когда она
уже смирилась  со всеми  унижениями  и даже приготовилась к нелегкой смерти,
все вдруг прекратилось.
     Какой  такой второй маршрутизатор нашли в горах?  Она прекрасно  знала,
что этот прибор был спрятан в подвале ее дома.
     Впереди открылась  боковая  дверь,  и в коридор вывели  узника,  только
отдаленно напоминавшего человека.  Новые кровоточащие раны  зияли на  старых
рубцах -- видимо, это был один из долгожителей подземелья.
     Несчастный поднял  взор, и их с Лейлой взгляды  встретились.  И оба они
поняли, что существует некая  правда, связывающаях их обоих и, наверное, еще
десятки или сотни людей по всей Туссено.
     Наконец поднявшись по нескольким лестничным пролетам, Лейла оказалась в
небольшом холле,  где  ее  ждал муж. Оттого, что  его  выпустили из узилища,
Майбо выглядел радостным, однако вид избитой Лейлы вызвал у него легкий шок.
     -- Но главное, что мы живы!  Ведь  так,  дорогая?  --  сказал он, когда
немного пришел в себя.
     Лейла  молча  кивнула  и,  остановившись, посмотрела  на  показавшегося
знакомым полицейского, который покручивал на пальце ключ зажигания.
     -- Ну что, поедем домой, миссис Розенфельд? -- спросил он.
     -- Да, -- сказала она, разлепив разбитые губы, -- поедем...



     Будильник  зазвенел  в  тот   момент,  когда  Рино   наконец  полностью
успокоился  и вступил  в  ту  фазу  сна, которая  несла  забвение  и  полное
обновление организма. Иначе и быть не могло. Все хорошее в жизни должно было
немедленно прерваться, чтобы у человека не возникало никаких иллюзий.
     --  Я отказываюсь просыпаться, ты -- сволочь!  -- выкрикнул разбуженный
Рино, споря со здравым смыслом. -- Я все еще сплю и не желаю слышать никаких
будильников! -- добавил он.
     Однако дурной  побудочный  механизм продолжал трезвонить, а после пятой
серии трелей включил вибратор.
     Тумбочка,  на  которой  стоял  будильник,  загудела  так,  будто на ней
вскрывали  дорожное покрытие.  Грохот был  ужасающим, и  Рино  спрятался под
подушку.
     Он  был полон  решимости  ждать,  пока не  сядут батарейки ненавистного
прибора, однако развязка наступила раньше.
     Вибрация вызвала скольжение коварного  механизма,  и будильник, проехав
сантиметров  тридцать, грохнулся на  пол, мгновенно  потеряв  свой  голос  и
развалившись на части.
     -- А говорили, что защита от ударов!  -- возмутился Рино, отбрасывая  в
сторону подушку.
     Заглянув под кровать, он увидел останки несчастного и сказал:
     -- Призову гадов к ответу...
     Встал  с кровати,  Рино отправился в ванную  комнату, где безо  всякого
удовольствия принял неизбежные водные процедуры.
     Слегка  посвежевший,  Лефлер вернулся  в спальню и набросил  на постель
мятое покрывало. Кое-как расправив  складки и  поддав  подушке  кулаком,  он
проследовал  на кухню,  чтобы  проглотить  что-нибудь  съедобное.  Есть  ему
совершенно  не хотелось,  но привычка завтракать была  накрепко привита  ему
мамой с самого детства.
     "Завтракай всегда, Рино, ибо завтрак есть самое интимное принятие пищи,
а  потому  самое  полезное  для  организма",  --  говорила она, пичкая  сына
полезными для здоровья продуктами.
     И  в общем-то  мама была  права, поскольку после завтрака  весь  график
приема пищи  у  Рино  сдвигался в  разные  стороны  по самым непредсказуемым
причинам.
     То он выезжал  на очередной труп, то торопился с окончанием отчета, то,
случалось, делил с  патологоанатомом сдобренное  укропом рагу -- причем безо
всякого удовольствия.
     Одним  словом, назидание  мамочки подтверждалось  и оправдывалось почти
каждый день, за исключением тех случаев, когда в доме  Рино ночевали женщины
с серьезными намерениями.
     Едва покончив с сексом, они  тут  же мчались на  кухню, дабы  закрепить
успех на пути  к сердцу полицейского  офицера.  Однако Лефлер четко разделял
постель и кухонную утварь и потому  до сих  пор  принадлежал к  холостяцкому
сословию.
     Покончив с завтраком, состоявшим из  омлета  и крабового бифштекса,  он
свалил посуду в мойку и пошел одеваться,  а в восемь пятнадцать, как обычно,
уже вышел из дома и, поулыбавшись солнечной погоде, сел в автомобиль.
     Это  было  бензиновое  чудовище,  старый  агрегат,  заправлять  который
приходилось на окраине города. Только там еще продавали настоящий бензин.
     Рино  никто  не  трогал,  пока  экологическому  состоянию   Туссено  не
присвоили   четвертый  уровень.   После  этого  бензиновые  двигатели   были
запрещены, и в качестве переходного периода был выбран  срок в пять  лет.  И
вот теперь, когда почти вся планета пересела на парогенераторные автомобили,
только  Рино и еще какое-то количество упрямых парней старательно прикрывали
выхлопы своих коней, чтобы не попасться дорожной полиции.
     "Итак, мистер  Лефлер. Это уже в четвертый раз. Мы вынуждены  увеличить
штраф. Разве вы не знаете, что бензиновые двигатели запрещены?"
     "Извините, инспектор,  просто мой "паровик" внезапно  вышел из строя, и
пришлось взять эту колымагу -- такова ситуация, войдите в мое положение".
     Подобная сцена  повторялась довольно часто, и  Рино смирился  с мыслью,
что будет ездить на водороде, однако пока его старый конь  по-прежнему бегал
довольно резво.
     Запарковав  машину на  служебной стоянке у отделения, поздоровавшись  с
двумя-тремя знакомыми, Лефлер вошел внутрь помещения.
     Сменившаяся с дежурства Ольга Герцен попалась ему навстречу.
     -- Твоя цыпочка  сидит  в двадцать четвертой,  --  сказала  она, --  До
завтрака трижды просилась пописать, видимо, волнуется.
     -- Спасибо за наблюдение. Я у тебя в долгу...
     -- Никаких долгов, Рино, просто устрой мне ночь любви.
     Зная лесбийские наклонности Ольги, Рино спросил:
     -- А ты ничего не перепутал, дружище?
     --  Можешь  мне не верить, но рядом с тобой я чувствую себя натуралкой,
-- призналась Ольга. -- Кстати, у нас с тобой похожий вкус. Эта Дженни Ривер
мне очень понравилась. Чудесная глупенькая куколка.
     -- Я рад, -- вымученно улыбнулся  Рино и с облегчением вздохнул,  когда
Ольга вышла.
     "Еще не хватало связаться с лесбиянкой -- то-то всему отделению радости
будет", -- подумал Лефлер  и вошел на общую территорию, заставленную столами
инспекторов.
     "Дженни Ривер", -- повторил он про себя, еще не решив, что лучше звучит
-- Дженни или Биргит.
     --  Привет,  старина!  --  окликнул  его  Мозес,  бывший  напарник   по
опергруппе.
     -- Привет.
     --  Ну я посмотрел этого монстра! Ты  просто  Лоди  Конфиттер какой-то!
Замочить такого агромадного парня!
     -- Да, Рино, ты герой, -- поддержал Мозеса Твинки Роджер, неофициальный
враг Лефлера.  -- Хотя я и считаю тебя дерьмом, тут меня никто не разубедит,
но удавить Молотобойца его же цепью -- это, парень, просто народные легенды,
честное слово. Объявляю односторонний мораторий на оскорбления. Веришь мне?
     -- Нет, Твинки, -- признался Рино. -- Ни одному твоему слову.
     -- Правильно делаешь, -- согласился Твинки. -- Однако я правда поражен.
     Так, раскланиваясь  с коллегами,  словно телезвезда,  Рино  добрался до
своего  стола и, не успев  сесть на обшарпанный  стул, заметил разнарядку на
поиск пропавшего человека.
     Разнарядка  была подписана капитаном Хунгаром, а  имя  пропавшего  было
Рино знакомо -- Пьезо Бах.
     -- Эй, Лефлер!  Капитан приказал зайти к нему,  когда ты  появишься! --
крикнул какой-то  парень  из  архивного  отдела,  тащивший стопку запыленных
папок.
     -- Спасибо, -- ответил Рино и, поднявшись с места, направился в кабинет
к начальству.
     С капитаном  Хунгаром лучше было поговорить сразу, чтобы  не оттягивать
это сомнительное удовольствие на предобеденное время.
     -- Звали, сэр? -- спросил Лефлер, войдя в кабинет без стука.
     -- О,  герой  нашего  времени!  -- отозвался  Хунгар и, достав  большую
табакерку, вдохнул лошадиную порцию нюхательного табака.
     Рино остановился и на всякий случай сделал шаг назад. Зачастую капитан,
чихая, изрядно брызгал.
     Хунгар громко чихнул, и его  лысая голова тут же  порозовела, как попка
младенца.
     -- Ты бумагу видел? -- спросил  капитан,  восстановив в носу безопасное
равновесие.
     -- Да, сэр. Пропал какой-то Бах...
     -- Не какой-то,  а  тот самый, что трахал  жену  мэра и еще  нескольких
очень влиятельных баб...
     -- Я не по этой части, сэр, -- попробовал отвертеться Рино.
     --  Мы  все по этой части,  сынок, и ты не исключение, -- подвел  черту
капитан. -- Этого мерзавца разыскать или вылетишь в отставку!
     -- Я еще молодой.
     -- Значит, вылетишь молодым, с усеченной пенсией, -- пообещал капитан.
     -- Его уже нет, сэр, -- решив наконец сделать признание,  сообщил Рино.
-- Совсем нет. Он пропал вчера вечером при пожаре в недостроенном ресторане.
     -- Это возле площади?
     -- Да, возле площади.
     -- А откуда ты знаешь?
     -- Ну...  -- Рино пожал плечами, чтобы выиграть время и представить все
для себя лучшим образом.
     -- Тебе медаль причитается, за поимку Молотобойца.
     -- Я его не ловил.
     -- Да  я понимаю,  --  кивнул капитан и потер виски. --  Но мы  оформим
сначала как поимку в результате настоящей умной операции, а потом  попытка к
побегу и выстрел конвойного.
     -- Так ведь отчет по вскрытию покажет, что никакого выстрела не было.
     -- Успокойся, Лефлер.  -- Капитан поднялся с кресла, подошел к сейфу  и
достал  термос с  огуречным рассолом.  Открыв  крышку,  он сделал  несколько
жадных глотков, и запах укропа с черным перцем поплыл  по кабинету. -- Врачи
прописали,  -- пояснил он, запирая  сейф.  -- Говорят,  для мысленной работы
очень помогает.
     --  Да, --  согласился  Рино.  Он  и сам, случалось,  прибегал к  этому
старому и проверенному способу, чтобы улучшить "мысленную работу".
     --  Никто этих отчетов не читает, -- продолжил Хунгар. -- Главное,  что
маньяк  был,  а теперь  его нет, и  это заслуга лейтенанта Лефлера,  ерш его
дери...  Так  что медаль  тебе  обеспечена...  А  что касается  Баха,  нужно
оформить свидетельские показания, что этот деятель действительно пал жертвой
похитителей. Сможешь?
     -- В двадцать четвертой сидит девушка, которая  была с  Бахом в момент,
когда все это случилось...
     -- Да ты что?! -- не  то удивился, не то обрадовался капитан.  Он снова
подошел к сейфу и, достав лекарство, пил, пока оно не закончилось.
     Щелкнув   пальцем  по   опустошенному   термосу,  начальник   отделения
неожиданно сообщил:
     -- Из дорожной полиции звонили, что ты нарушаешь...
     --  Врут, сэр. Просто у меня тачка на  бензине  -- жалко бросать, новая
еще.
     --  Понятно,  -- кивнул  Хунгар.  --  Предлагаю  прямо  сейчас  вызвать
свидетельницу  из двадцать  четвертой  и  снять с  нее...  показания. Ты  не
против?
     -- Нет, сэр.
     Капитан нажал кнопку селектора и скомандовал:
     -- Ружинский! Шлюху из двадцать четвертой камеры ко мне в кабинет!
     -- Сэр,  я,  конечно,  приведу, -- ответил Ружинский, --  но  хочу  вас
предупредить: эту девчонку доставили по просьбе Лефлера, и я подозреваю, что
у  него  на  нее  свои  планы...  Вы же  знаете, какой  он  дурак  --  может
пристрелить запросто...
     --  Спасибо  за  предупреждение,  Ружинский,  но  она  нужна   мне  как
свидетельница.
     --  Да?  -- искренне удивился  Ружинский. -- Ну  извините, сэр,  сейчас
приведу.
     --  Вот  видишь,  люди  тебя  боятся,  --  кивнул  капитан   Хунгар  на
замолчавший селектор. -- Они считают тебя психом...
     -- А вы, сэр?
     --  Ну... -- Капитан пожал  плечами и провел  рукой по лысой голове. --
Все мы  если и  незаконченные психи, то прилагаем  немало усилий,  чтобы ими
стать.
     В дверь постучали.
     -- Входите, -- разрешил капитан, садясь в свое начальническое кресло.
     Первым появился Тео Ружинский, смирный малый, который со всеми старался
поддерживать хорошие отношения.
     Увидев Лефлера, Тео был поражен, но  быстро справился с собой,  радушно
улыбнулся и приветливо кивнул. Затем обратил внимание на капитана Хунгара.
     -- Я привел ее, сэр.
     -- Заводи.
     Ружинский развернулся на месте и, кивнув в приоткрытую дверь, позвал:
     -- Мисс Ривер, прошу вас.
     Девушка  вошла  в кабинет  и поначалу не  обратила  внимания  на  Рино,
поскольку  тот  стоял  чуть  в  стороне.  Лефлер   же  с  большим  интересом
рассматривал  Дженни,  которая  была  еще красивее  вблизи,  хотя,  конечно,
казалась уже не столь романтичной, как в освещенном окне своей комнаты.
     Разорванные на  коленях Дженни  чулки были аккуратно зашиты,  поскольку
добрые тюремщики дали ей иголку с ниткой. Парочку  царапин на  лице заклеили
пластырем, и оттого Дженни выглядела немного забавно.
     -- Прошу вас присесть, мисс Ривер, -- любезно предложил Хунгар.
     -- Спасибо, -- ответила девушка, и в этот момент заметила Рино.
     Мгновение  в ее глазах было только любопытство,  однако уже в следующий
момент она издала дикий вопль  и, бросившись к капитану Хунгару,  спряталась
за его спиной.
     -- Это он! Хватайте его! Это он чуть не задушил меня!!!
     На  этот крик, едва не  выбив  дверь кабинета, влетели два  здоровенных
патрульных.  В руках они держали  готовые к стрельбе пистолеты,  но,  увидев
спокойное лицо капитана, смутились.
     -- Извините, сэр, мы думали, что-то случилось...
     -- Ничего, ребята.  Спасибо, что вы начеку,  -- поблагодарил капитан, и
патрульные ретировались.
     -- Умоляю вас, арестуйте его,  иначе  он меня  окончательно задушит! --
снова завизжала Дженни, вцепившись побелевшими пальцами в плечо Хунгара.
     -- Успокойтесь,  мисс,  он  уже и  так  арестован, --  сказал  капитан,
который  редко терял контроль над ситуацией. -- Рино, положи пистолет мне на
стол...
     -- Но, сэр...
     -- Ты же слышал, что я сказал, -- с нажимом произнес  Хунгар и  показал
глазами на трясущуюся от страха девушку.
     Лефлер достал пистолет, полицейский жетон и  аккуратно положил на  стол
начальника.
     -- Я сказал, только пистолет, Рино. Лефлер молча забрал жетон.
     -- Хорошо. Теперь  садись в угол, а ты, Ружинский, стань рядом с ним и,
если он попытается напасть на меня или на мисс Ривер, пристрели его.
     -- О да, сэр, -- кивнул Ружинский и встал рядом с Лефлером.
     -- Итак,  мисс Ривер,  теперь, когда лейтенант Лефлер  безоружен и  под
охраной,  вы можете рассказать нам,  как  и когда  он пытался вас  задушить.
Задушить, я не ошибся?
     -- Да, задушить, -- с готовностью закивала Дженни.
     -- Где  и когда это произошло? При каких обстоятельствах? Присядьте вот
на этот стул, и, если вы не возражаете, я запишу ваши показания на магнитный
носитель.
     -- Не  возражаю... -- покачала  головой Дженни и, только опустившись на
стул, сумела разжать пальцы, державшие плечо Хунгара.
     Освободившись  от  захвата, капитан помассировал руку, затем  попытался
расправить помятый пиджак, но у него ничего не получилось.
     -- Что ж, слушаю вас, мисс Ривер.
     -- Он уже давно за мной следит, господин офицер.
     -- Называйте меня просто Марк.
     -- Спасибо, Марк. Так вот, я уже  давно заметила, что он следит за мной
прямо со двора.
     -- Со двора? -- удивился Хунгар.
     -- Да, он подсматривал, как я переодевалась ко сну...
     --  Это  так,  Рино? --  тут  же спросил Хунгар.  Лефлер  утвердительно
кивнул.
     -- Ну и как часто этот человек подсматривал за вами, мисс Ривер?
     --  Думаю,  что  последний  месяц  практически   каждый  вечер...   Да,
практически каждый день.
     -- Вам это было неприятно, мисс  Ривер? -- спросил многоопытный капитан
Хунгер и достал из ящика стола пачку сигарет.
     -- Ну конечно, представьте, что за вами все время наблюдает какой-то...
маньяк...
     -- Вы позволите мне закурить в вашем присутствии?
     -- Да, конечно, Марк, курите, -- разрешила Дженни.
     -- А сами не желаете?
     -- Нет, я как-то не приучена. Сразу кашляю...
     -- Понятно. Ну что же было дальше? -- Мне было неприятно. -- Тут Дженни
пожала плечами.
     -- Я не понял, мисс, вы  сказали "неприятно" или вы сказали  "приятно"?
-- как бы между прочим заметил  Хунгар,  все  свое внимание сосредоточив  на
разгоравшемся огоньке сигареты.
     -- Ну, сначала было неприятно, -- стала вспоминать девушка. -- Но потом
я взяла бинокль -- у нас был старый бинокль моего отца и стала рассматривать
этого человека из темной комнаты... А он об этом даже и не догадывался.
     Услышав это признание, Лефлер грустно усмехнулся и покачал головой.
     -- И он показался мне довольно симпатичным, -- продолжала Дженни.
     -- И вы  решили, что  пусть пока подсматривает, правильно?  --  добавил
капитан.
     Девушка ничего не ответила и опять неопределенно пожала плечами.
     -- Ну хорошо, а что было потом?..
     -- Вчера я пошла на свидание.
     -- С кем?
     -- С одним человеком. Думаю, что это сейчас не так важно.
     -- Допустим,  что не важно,  мисс. Пока... Продолжайте,  пожалуйста. --
Капитан выпустил  к  потолку  целое  облако дыма  и  осуждающе  посмотрел на
Лефлера. А тот продолжал сохранять  спокойствие, выслушивая показания против
самого себя.
     -- Ну,  когда я вышла, этот человек увязался за мной. Я  его не видела,
но очень хорошо чувствовала.
     -- Чувствовали?
     --  Чувствовала,   --  подтвердила  девушка.   --  Сначала   ничего  не
происходило и я просто шла, а когда с  Остендрай  свернула  к  домам богатых
отшельников, то...
     -- Каких, простите, отшельников? -- переспросил капитан.
     -- Ну это мы так еще в детстве прозвали людей, которые живут в районе с
частными домами -- там, перед площадью, в исторической части...
     -- Понял, -- сказал капитан, продолжая пускать к потолку дымные кольца.
     -- И вот там, возле колючего кустарника, он стал меня душить...
     -- Именно этот джентльмен? -- уточнил Хунгар.
     -- Да, Марк,  думаю,  это был он, --  уже не  слишком  уверенно сказала
Дженни.  --  Я  его  еще  шарахнула  разрядом  из  шокера.  --  Тут  девушка
непроизвольно хохотнула и добавила: -- Он даже отключился.
     -- Что-нибудь еще помните?
     --  Нет. Помню только, что когда разрядила в него шокер, то  вскочила и
побежала.
     -- Понятно.  -- Капитан вдавил окурок в пепельницу  и  яростно покрутил
его,  словно это был его самый заклятый враг. -- куда нанесли удар, милочка?
-- неожиданно спросил он.
     -- Кажется... -- тут Дженни задумалась, -- кажется, в спину. Да, точно,
в спину. Он еще сидел на...
     -- Так-так, на чем он сидел, мисс Ривер?
     -- Ой, не помню, -- призналась Дженни и, еще раз посмотрев на человека,
которого  она  обвиняла,  ощутила  некое  сожаление.  Сожаление,  что  такой
симпатичный оказался маньяком.
     --  Тогда,  может быть, вы вспомните некоторые детали, -- сказал Хунгар
и, легко  поднявшись  с места,  подошел  к  шкафу  и достал  оттуда  вещдок,
упакованный в полиэтиленовую пленку.
     --  Вот  эта  штука  вам  знакома,  мисс  Ривер?  --  спросил  капитан,
надвигаясь на нее и раскачивая  висевший на блестящей цепи металлический шар
с острыми шипами.
     -- Ой! -- вскочила со своего места Дженни. -- Помню! Точно, помню я эту
штуку! Он хотел меня ею ударить!
     -- Вот этот парень! Вы точно помните?! -- наседал Хунгар.
     В  этот  момент распахнулась дверь,  и появился Мозес, бывший  напарник
Рино.
     -- Чего тебе? -- недовольно спросил капитан.
     -- Мокруха, сэр! Мокруха и похищение!
     -- Закрой дверь и подожди десять минут! -- рявкнул  капитан и угрожающе
качнул тяжелым орудием. Мозес моментально ретировался.
     -- Что-то я совсем запутался, сэр, -- неожиданно заявил Ружинский.
     -- Это совсем неудивительно,  -- ответил Хунгар и, бросив молот обратно
в ящик шкафа, с грохотом его задвинул. Затем вернулся на свое место, закурил
вторую сигарету и, выдохнув дым, сказал:
     -- Итак, мисс Ривер, позвольте вам представить лейтенанта Рино Лефлера,
человека, который спас вам жизнь,  рискуя своей собственной.  Он  вступил  в
схватку  с  Молотобойцем --  убийцей-маньяком,  который  угробил  двенадцать
женщин и семерых мужчин и всем им  разнес головы той самой штукой, которую я
вам только что продемонстрировал.  Вы же приложили своего спасителя разрядом
из шокера, хотя, наверное, сделали это не намеренно, а по ошибке... Впрочем,
лейтенант Лефлер нарушал закон, подсматривая за вами по вечерам, и за это вы
вправе подать на него в  суд...  Правда,  хочу вас предупредить, мисс Ривер,
что выиграть этот процесс вам будет нелегко...
     -- Почему? -- спросила Дженни. Она была смущена и растеряна.
     -- Потому что смотреть на красивых женщин -- это вовсе не преступление,
это обязанность всякого мужчины.
     Дженни опустила  глаза и покраснела. Ей  было стыдно, что  она обвинила
своего спасителя да еще чуть не убила его шокером.
     --  Вот  здорово!  --  восторженно  воскликнул  Ружинский,  до которого
наконец дошла вся суть вопроса.
     -- Помолчи,  -- сказал ему Хунгар. --  Теперь перейдем ко  второй части
нашего увлекательного повествования:
     Дженни вопросительно посмотрела на капитана.
     -- Какой части? -- спросила она.
     -- Расскажите нам, мисс Ривер, что случилось с мистером Пьезо Бахом.
     -- Вам  и это известно?! -- воскликнула она  и, всхлипнув, закрыла лицо
руками.
     -- Нам все известно,  -- категорично заявил капитан, улыбнувшись внешне
безмятежному Рино Лефлеру.
     -- Я ни в чем не виновата, мы только встретились,
     и он сразу потащил меня в гостиницу, а  потом на какую-то стройку... --
сбиваясь, заговорила девушка.
     --  Подождите,  -- остановил ее  капитан. -- Давайте все по порядку. На
какую стройку и зачем?
     -- Мы встретились за театром -- у запасного выхода -- всхлипывая, стала
рассказывать Дженни. -- Я надеялась, что мы пойдем в кафе  и поговорим там о
его ролях, о театре... Я очень люблю искусство, мистер Марк...
     -- Да кто же его не любит, дорогая моя, -- признался Хунгар и мастерски
сплюнул  в корзину для бумаг. --  Без  искусства  общество все  равно как...
полицейский без  дубинки -- вроде и вышел на дежурство, а  по башке  врезать
нечем. Ну так и что же было дальше?..
     -- О... он потащил меня на стройку...
     -- Зачем?
     -- Для секса... -- призналась Дженни и снова заплакала.
     -- Вот как? И что же он с вами сделал? -- В  голосе капитана послышался
интерес.
     --  Он  не  успел  ничего  сделать, потому  что  в  этот момент  начали
стрелять...
     --  Стрелять, --  повторил  капитан и,  посмотрев на лежавший  на столе
пистолет Лефлера, добавил: -- И что-то  говорит мне, что  стреляли именно из
этого пистолета, а Рино?
     -- Да, сэр, -- ответил лейтенант.
     -- Ладно, забирай свою пушку.
     -- Вы отдадите ему пистолет?! -- забеспокоилась Дженни.
     -- А чего вы  боитесь? Он спас  вас два раза за  один вечер, неужели не
стоит простить ему какое-то дурацкое подглядывание?..  Расскажите лучше, как
вам удалось сбежать,  а ты, Рино, возьми  лист бумаги и набросай  отчет, что
там за пожар был. И давай быстрее, а то Мозес с его мокрухой ждет уже добрых
двадцать минут.



     От далеких зеленых  звезд,  куда не проникали разведочные экспедиции  и
лучи  локаторов,  натыкаясь  на  непроницаемые поля  туманностей и  рассекая
гравитационные волны, двигался неизвестный корабль.
     Ни один из сторожевых судов, охранявших  рубеж от Туссено до Хавина, не
признал бы в нем знакомый корабль. Ни наружных рубок, ни антенн, ни защитных
обтекателей  на случай  погружения  в  атмосферу.  Скорее,  он  был похож на
каменный наконечник  туземного  копья, только слегка обработанный грубоватым
орудием.
     Совершая  сложные  маневры,  неизвестное  судно  старалось   до  самого
последнего момента находиться вне видимости пограничных станций.
     Наконец,  когда   дальнейшее   движение  стало  небезопасным,   корабль
остановился.
     А  встречным курсом к нему уже спешил другой корабль. Это  было большое
торговое  судно  с вместительными  трюмами, которые были набиты герметичными
контейнерами с неизвестным грузом.
     Рядом  с  капитаном  на  мостике  стоял сумрачный лоцман,  широкоплечий
гигант с немигающим взглядом. Звали его Лукас, хотя капитан догадывался, что
это ненастоящее имя. Тем  не  менее он не задавал лишних вопросов, поскольку
щедрость вознаграждения подразумевала отсутствие всякого любопытства.
     Кроме Лукаса на судне находилось еще полтора  десятка его людей, и было
ясно, что они принадлежат к какой-то могущественной организации. Даже проход
мимо пограничных станций и общение со сторожевыми судами наниматели взяли на
себя. После нескольких фраз,  которыми  они  обменивались с  пограничниками,
сторожевики  убирались  восвояси,  а  грузовик  продолжал  движение  в глубь
неразведанного космоса.
     -- Выставляй тормозной таймер на  точку, -- сказал лоцман,  обращаясь к
штурману.
     -- Хорошо,  сэр, --  отозвался тот  и,  покосившись  на капитана,  стал
набивать координаты, написанные на  выданном листе бумаги.  Это  было  самой
секретной информацией во всем тайном мероприятии,  и штурман  опасался,  что
его могут посчитать нежелательным свидетелем.
     Координаты были длинными -- три числа по восемнадцать знаков, -- однако
он, как назло, запомнил их до последней цифры.
     Штурман  вздохнул и  вспомнил свой домик,  за который  еще не  выплатил
банку  всех  денег,  и  подружку  Шелли.  Они  только  недавно обручились  и
собирались пожениться.
     На душе  у штурмана было тоскливо, а  где-то  внутри  корабля ходили  и
распоряжались  рослые  парни,  такие  же,  как  этот  лоцман  с  физиономией
каннибала.  Он всем говорил  "ты",  и в его  тоне,  помимо  обычной  бытовой
грубости, сквозило какое-то пренебрежение и высокомерие. Пусть он и заплатил
большие деньги, но это не давало ему права так разговаривать с экипажем.
     "Ох, где  же  теперь моя  Шелли? Что она  сейчас делает?"  -- продолжал
грустить штурман.
     Он сдержанно  вздыхал и заводил в компьютер координаты точки, в которой
должен был произойти сброс груза. Груз  сбросят, но кто его поймает? Штурман
подумал, что, если задать такой  вопрос лоцману, тот может запросто свернуть
башку.
     И снова его мысли вернулись к Шелли. И не только потому, что Шелли была
девушка видная и к ней всегда приставали незнакомые парни. Просто на планете
Фучик-Го,  где обитал штурман и весь экипаж корабля, за  последние  три года
пропажа людей стала массовым бедствием. Не помогали никакие усилия полиции и
хваленой  службы ЕСО. Они только ходили  с загадочными физиономиями и играли
внушительными мускулами, а похищения все продолжались.
     Говорили,  что   на  Туссено,  Лос-Абрамовиче   и  на  суровой  планете
Президент-2  происходило  то  же и подлые  саваттеры, несмотря на  то что их
сбивали каждый день, продолжали воровать людей.
     "Куда  они  их  девают?" --  подумал  штурман.  Правда,  ЕСО как-то все
объясняло,  распространяло  информацию  о  высоких  технологиях  саваттеров.
Есош-ники говорили, что саваттеры  разлагают  людей на  спектральный  код  и
телепортируют  на  свои  планеты. Но простой народ считал  это брехней и был
склонен думать, что людей просто переводят на тушенку и  продают диким ордам
печенегов с Горячих Миров.
     Считалось, что печенеги виноваты во всех самых страшных преступлениях и
им, лишенным человеческого обличья, было все равно, что есть, --  хоть  бы и
человечину.
     Прошло  зачетное  время,  и управляемые бортовым  компьютером  маршевые
двигатели сбросили обороты, а тормозные дюзы,  напротив, наполнились рабочим
веществом. Они заревели и затряслись от натуги, стараясь остановить  махину,
весящую шестьдесят тысяч тонн.
     На большом контрольном экране появилась слабая звездочка, и это вызвало
улыбку  на  лице  лоцмана. Штурман  и капитан  переглянулись. Эта чудовищная
улыбка  обещала либо избавление  от беспокойств, либо быструю  и трагическую
развязку.
     Дверь  в  рубку распахнулась,  и появился еще  один человек  из  группы
нанимателей.
     Покосившись  на  судовладельцев, он  проигнорировал  их  вопросительные
взгляды и что-то негромко сказал лоцману. Тот рассмеялся.
     Тем  временем  вибрации корабля прекратились, и он остановился в  точно
условленном месте.
     -- Разгрузка, джентльмены, -- объявил лоцман Лукас, и впервые его слова
прозвучали с какой-то человеческой интонацией.
     --  Да, сэр!  -- откликнулся штурман,  хотя  разгрузка  была  целиком и
полностью в ведении капитана.
     Тот  тоже  кивнул  головой  и  положил  руку  на джойстик,  управляющий
катапультой.
     "Впервые  за столько времени",  -- подумал  капитан, проводя  установку
первого тысячетонного контейнера на стартовый механизм катапульты.
     Пять лет назад  он купил это судно, надеясь на большой спрос со стороны
клиентов, но  грузовая катапульта,  за которую  капитан переплатил  тридцать
процентов  от  цены  грузовика, никому не потребовалась, и компаньоны корили
его за растраченные деньги. Однако вот оно,  признание, -- он  был приглашен
именно потому,  что на его судне  установлена катапульта, которая  позволяет
обмениваться грузами, находясь на приличном расстоянии друг от друга.
     Довольно   чувствительный  толчок  дал  понять,  что  первый  контейнер
стартовал  к ожидавшему  в  пятидесяти  километрах судну.  В  ответ  мигнула
зеленая лампочка поискового сканера.
     -- Эй, вы  не говорили, что должны принять груз! -- воскликнул капитан.
Все приборы показывали, что им навстречу тоже движется контейнер.
     -- А теперь  я это  говорю,  -- сказал  лоцман.  -- Иначе зачем же было
платить вам такие деньги.
     -- Бардак  какой-то,  -- пробурчал капитан  и стал настраивать ловушку,
чтобы надежно поймать пущенный ему навстречу контейнер.
     Спустя какое-то время аппаратура засекла старт еще одного контейнера.
     -- Да сколько же их всего? -- спросил капитан.
     -- Ровно столько, сколько и наших, капитан, -- ответил лоцман Лукас. --
Двадцать штук.
     -- И почему нельзя было предупредить раньше?
     --  Раньше  было  нельзя,  --  просто  ответил  лоцман.  Его  сообщник,
молчаливо стоявший все это время, не прощаясь, покинул рубку.



     То,  что это их последний рейс, капитан  и  штурман поняли, когда судно
возвращалось обратно, к орбитальной стоянке на Фучик-Го. Это случилось через
семь суток после получения груза в неизвестной точке.
     -- Мы  идем к Туссено.  --  заявил  лоцман,  который  буквально  жил  в
капитанской  рубке  и оставался в ней, даже когда капитан  и штурман уходили
отдыхать, а им на смену заступали другие вахтенные.
     --  С чего вдруг к Туссено? -- спросил  капитан  Гальер, руководствуясь
только привычкой. --  А это  не ваше дело. Топлива  хватит, значит, дуйте  к
Туссено. Там  разгрузитесь и  пойдете  домой, --  пообещал  Лукас, однако ни
капитан, ни штурман ему не поверили.
     --  Хорошо,  сэр, -- кивнул Гальер, -- через  двенадцать часов будем на
орбите Туссено.
     -- Так спешить вовсе не обязательно, -- тут же возразил лоцман.
     -- Мы не будем спешить, мы пойдем с  крейсерской скоростью, --  заметил
капитан, чувствую какую-то опасность.
     -- Все равно спешить не нужно, потому что  в трюме очень важный груз. И
нежный... Короче, никаких перегрузок и  скорость держать вдвое  меньшую, чем
крейсерская, -- распорядился  лоцман и вышел,  оставив капитана и штурмана в
недоумении.
     -- Я так понимаю, сэр, что мы уже достаточно знаем, чтобы нас шлепнуть.
     --  С чего ты взял, Клодде? --  возразил  Гальер, впрочем,  без  особой
уверенности.
     Он уже размышлял о том, что может не успеть воспользоваться полученными
за  рейс  деньгами.  Ну  да,  его  дети  и  жена, они,  конечно,  будут  ему
благодарны, но посмертно. Приятно ощущать,  что ты  обеспечил  своим близким
безбедное существование,  но  лучше, если  денег поменьше,  а  сам  ты жив и
здоров.
     -- Что  ты предлагаешь? -- спросил капитан, рассматривая свое отражение
в темном экране отключенного  монитора. То ли  фон  был черный,  то  ли  это
смертные тени уже ложились на его лицо.
     -- Думаю, мы  можем дать им бой, сэр... -- дерзко  заявил Клодде и даже
сам  подивился своей  смелости.  --  Этих  подонков  всего шестнадцать,  нас
двенадцать человек, но,  если мы неожиданно нападем, у  них не будет  против
нас никаких шансов.
     -- А что мы будем  делать потом? Неужели ты думаешь, что нам это сойдет
с рук? -- возразил дальновидный капитан.
     -- Сэр, но  ведь сейчас  мы гарантированные трупы! Это же так очевидно!
Нам осталось жить считанные часы.
     -- Ладно, Клодде,  считай,  что меня  ты уговорил,  -- хрипло  произнес
Гальер.  --  Иди прямо  сейчас к команде и все им расскажи  -- времени у нас
действительно больше нет.
     -- Вы проложите курс сами, сэр?
     -- О  чем  ты говоришь,  какой теперь  курс... --  обронил капитан,  из
последних сил удерживаясь, чтобы не разрыдаться от отчаяния.
     Штурман  ушел.   И  капитан  непонимающим  взором  уставился  на  шкалы
приборов. Затем вспомнил о пистолете, который лежал прямо здесь, в небольшом
шкафу.
     Опасливо покосившись на дверь, Гальер открыл замок и выдвинул ящик.
     Штатный  трехмиллиметровый пистолет,  необходимый каждому  капитану  на
случай конфликта на судне, лежал на прежнем месте. Однако теперь он выглядел
намного  значимее,  чем  раньше. Теперь это уже был не  атрибут  капитанской
власти, теперь это был шанс -- реальная возможность выжить.
     Опустив руку в ящик, капитан коснулся холодной поверхности оружия и, не
вынимая его из ящика, проверил исправность механизма.
     Вдруг дверь в  рубку  распахнулась, и на пороге появился лоцман с двумя
помощниками. Капитан  Гальер едва удержался,  чтобы не вздрогнуть. Однако он
нашел в себе силы и совершенно спокойно задвинул ящик, а затем вопросительно
взглянул на вошедших.
     -- Почему мы движемся так быстро и не тем курсом? -- недовольно спросил
лоцман. Было заметно, что он готов пустить в ход свои кулаки.
     -- Курс сейчас изменим, а движемся мы хотя и быстро, но без перегрузок,
так что ваш товар, я надеюсь,  не испортится. Сейчас я аккуратно приторможу,
а уже после этого разверну судно на Туссено.
     Капитан старался говорить спокойно и  внимательно  следил  за  реакцией
своих опасных  нанимателей. Он пытался понять, не хотят ли они избавиться от
экипажа раньше прихода к Туссено.
     -- Ну хорошо, -- принял ответ лоцман, -- А где штурман?
     -- Отпросился в туалет. Сказал, что у него разыгралась диарея.
     -- А мои люди видели его в машинном отделении. Почему?
     -- Возможно, его гальюн уже переполнился, и он побежал к механикам,  --
сказал капитан, ожидая от Лукаса вспышки  гнева, однако тот, как ни странно,
посчитал это объяснение убедительным.



     Спускаясь на  нижние ярусы, Клодде  встретился с  одним  из  молчаливых
людей Лукаса. Тот вежливо посторонился, пропуская штурмана,  однако при этом
впился в него сверлящим взглядом.
     -- Привет, дружище, -- кивнул ему Клодде, чтобы скрыть волнение.
     -- Здравствуйте,  сэр, -- отозвался гигант,  отдавая дань  штурманскому
мундиру.
     "Подумать  только, --  размышлял  Клодде,  -- ведет  себя  как вежливый
гость, а сам небось  уже прикинул,  как меня лучше пристрелить  --  в брюхо,
чтобы помучился, или в башку, чтобы с первого раза".
     Оказавшись  в  галерее,  штурман осмотрелся и  толкнул дверь, ведущую в
смазочный узел.
     Волна шума и горячего, пахнущего железом воздуха ударила в лицо. Клодде
прикрыл глаза ладонью и  стал обходить  стойки с  теплообменниками в поисках
механиков.
     Он  нашел   их  в  углу   благодаря  грохоту   доминошных  костяшек  по
металлическому столу.
     -- О! --  удивился бригадир Соке. -- Извините, сэр, мы никак не ожидали
вас увидеть.
     Трое его подопечных быстро сгребли домино в выдвижной ящик и изобразили
на лице предельное внимание.
     -- Ребята, мы в полной заднице!  -- трагическим  тоном сообщил штурман,
чем ввел всю бригаду смазчиков в состояние крайнего удивления.
     -- Так мы... это... всегда в ней были, --  напомнил Соке, --  В прошлом
месяце  задержали зарплату,  в  позапрошлом урезали,  я  еще  раньше  зажали
сверхурочные. Народ  волнуется, сэр, -- подвел  черту бригадир  и кивнул  на
троих смазчиков в перепачканных маслом майках.
     -- Вы меня не поняли.  Я говорю о другом  -- о тех здоровенных  парнях,
что поселились на судне...
     -- А что с ними такое? -- не удержавшись, спросил один из рабочих.
     --  Они все насквозь  секретные  и такой же  секретный  их  груз. А как
только   мы  доставим   его   на   место,   сразу  окажемся   нежелательными
свидетелями...
     -- И нас -- того, -- догадался Соке, проведя по горлу ребром ладони.
     --  Вот  именно, -- подтвердил  штурман. Смазчики переглянулись,  потом
один из них поскреб всклокоченную голову и спросил:
     -- А по деньгам они рассчитались? Может, просто кинуть нас хотят?
     -- Нет, с деньгами все в порядке, и они лежат в сейфе у капитана. Там и
зарплата, и премия в размере полугодового содержания.
     -- Иди ты! -- не поверил Соке.
     -- Слово капитана Гальера.
     --  А  чего,  Бенни, -- обращаясь  к  бригадиру,  сказал  всклокоченный
смазчик, -- капитан у нас парень не брехливый.
     Соке помолчал, видимо соображая.
     -- То-то я гляжу, как новый груз на борт взяли, так эти ребята в тарные
отсеки  перешли  жить и  все  время  возле  своих контейнеров ошиваются... И
волками смотрят.
     -- Я тоже заметил, -- сказал лохматый смазчик.
     -- Тогда надо с ними разобраться, -- решительно произнес Соке. -- У нас
в пожарной нише -- в ящике, четыре дробовика стоят, да еще у капитана должен
быть пистолет...
     В этот момент, перекрывая журчащие  шумы теплообменников, завибрировала
наружная стенка помещения.
     -- Кто-то спускается по трапу! -- сказал один из рабочих.
     --  Сдавай  домино!  --  приказал  Соке.  Сноровистые  руки моментально
раскидали костяшки, и началась игра.
     -- А вы,  сэр -- судья, -- объявил бригадир, видя растерянность на лице
штурмана.
     В  этот  момент  дверь  распахнулась, и  в смазочную  ворвались  четыре
человека с автоматами.
     Поначалу  они не  видели,  куда  им  бежать,  но, обнаружив  обитателей
технического помещения, окружили их со всех сторон.
     -- Эй, парни, у вас что,  учения? -- спросил лохматый смазчик и грохнул
по столу доминошной костяшкой.
     --  Что  вы  здесь   делаете?  --  строго  спросил  у  Клодде  один  из
автоматчиков.
     --  А  какое ваше  дело, что я  здесь делаю?  Это  наше судно,  и здесь
распоряжается его капитан.  Это  он  вас  послал? -- перешел  в  наступление
штурман, ободренный молчаливой поддержкой бригады смазчиков.
     -- Лоцман  приказал мне  доставить  вас  в  капитанскую  рубку, так что
будьте добры  -- не  заставляйте нас применять силу,  --  сказал автоматчик,
впрочем, без особого нажима.
     -- Хорошо, -- кивнул Клодде и, обращаясь к бригадиру Соксу, добавил: --
А вы  заканчивайте игру без меня или пригласите  ребят  из других отделений.
Да, и не забудьте помощника капитана и второго штурмана.
     -- Конечно, сэр, -- отозвался Соке, поняв намек штурмана.



     На толстых стенках огромных контейнеров  выступал  иней, который таял и
сбегал ручейками на ячеистый пол.
     Содержимое   этих  гигантских   ящиков   постепенно   согревалось,   из
низкотемпературных кристаллов превращаясь в густое желе.
     Все эти изменения четко  фиксировались специальными датчиками,  которые
были  вынесены на  наружные  панели. Возле каждой  панели стоял наблюдатель,
который был готов вмешаться, если бы вдруг автоматика дала сбои.
     Чем меньше  времени  оставалось  до Туссено, тем  чаще  спускался  вниз
лоцман  Лукас, бывший  непросто лоцманом, а немалым  чином в  структуре ЕСО.
Получение этого груза и  доставка его  на  Туссено в целости  и  сохранности
очень много значили для всей организации ЕСО.
     Работа агентов была сложна и, как бы  хорошо их ни готовили,  они несли
потери.  И  только  такие,  особо  секретные,  акции  помогали  поддерживать
численность сотрудников на нужном уровне.
     Когда Лукас в очередной  раз спустился в грузовой трюм,  к нему подошел
один из его людей и доложил:
     -- Кажется, экипаж начинает подозревать о своей участи, сэр.
     --  Это  неудивительно,  даже  животные  чувствуют   скорый  конец,  --
равнодушно  ответил  тот,  с  большим  интересом глядя  на датчики одного из
контейнеров.
     -- Может, стоит предпринять что-то уже сейчас, сэр?
     -- Сейчас не  нужно, Койруфт. Подождем еще часа четыре,  а  уж  тогда и
покончим  с  ними.  Корабль  имеет  нестандартную  компоновку,  но  для  его
обслуживания достаточно будет оставить пару человек.
     -- Тогда  давайте оставим  штурмана  и капитана, а  остальных  устраним
немедленно.
     -- Нет, агент Койруфт,  этого делать тоже  нельзя. Где  гарантия, что в
следующую  минуту  не  возникнет нештатная ситуация,  которая  поставит  под
угрозу  сохранность груза. Наши  товарищи  не простят  нам  спешки  и  будут
правы... Еще вопросы, Койруфт?
     -- Я все понял, сэр.
     -- В таком случае разыщите лучше Липскера. К сожалению, вебберы на этом
судне работают  очень  плохо,  и зачастую связаться с тем,  кто тебе  нужен,
просто невозможно.
     -- Может быть, вызвать его по громкой связи?
     -- Нет, этого делать не нужно. Я не хочу, чтобы экипаж судна думал, что
мы настолько беспомощны.
     -- Хорошо, сэр. Я его найду.



     Для надежности агент  Койруфт взял себе напарника -- агента Малоуна,  и
вместе они отправились на поиски пропавшего Липскера.
     Начинать  решили с нижних ярусов машинного отделения,  поскольку  почти
все члены экипажа находились именно там.
     Спустившись в галерею,  агенты  пошли  осторожнее. Они  оглядывались  и
прислушивались,  однако из-за множества механических шумов выделить какой-то
звук было невозможно.
     Неожиданно   и   довольно   кстати   в   галерею   вышел   человек   из
гидропневматического отделения. Увидев двух  чужаков, он посторонился, ноте,
наоборот, сами остановились и заговорили с ним:
     -- Ты тут не видел одного из наших? -- спросил Койруфт, положив тяжелую
руку на плечо механика.
     --  Да  вон, в  пневматическом сидит --  допросом наших ребят мучит, --
невесело ответил тот и нахмурился, ожидая, когда его пропустят.
     -- Спасибо, брат, -- уже с большей теплотой в голосе произнес Койруфт и
улыбнулся,  а его  напарник  Малоун  только  кивнул, довольный, что  ему  не
пришлось ни с кем разговаривать.
     Поняв,   где  нужно  искать,  агенты  Койруфт  и  Малоун  появились  на
территории бригады  гидропневматиков.  Обойдя человечка,  копошащегося возле
узла  воздушной магистрали,  они завернули  за  угол и  увидели Липскера. Он
сидел к  ним  спиной,  а  стоявший перед  ним  рабочий  что-то сбивчиво  ему
объяснял.
     Несчастный  вид  допрашиваемого  здорово  позабавил  Койруфта.  Опустив
автомат, он подошел ближе и  тронул Липскера за  плечо. Тот сразу обернулся,
да так резко, что тут же упал со стула.
     Он  упал,  раскинув руки,  и Койруфт  увидел, что  в  груди  у Липскера
огромная дыра. Трудно было даже предположить, чем нанесли такое увечье.
     Первым  пришел в себя Малоун,  однако  он не  успел ничего предпринять,
поскольку сбоку к нему шагнул человек и, приставив к голове агента дробовик,
нажал на курок.
     Койруфт прыгнул и успел  достать  этого  парня  ногой,  однако  Малоуна
спасти  он уже  не  смог. Понимая,  что  снова запаздывает, агент  попытался
вскинуть автомат, но  еще  один выстрел спереди хлестко  ударил по  руке,  и
оружие выпало на пол.
     "Уходить!" -- решил Койруфт, понимая, что обязан оповестить остальных.
     Резкий поворот,  прыжок, но очередь из  трофейного автомата прошлась по
его спине. Это было больно, невыносимо больно, но еще более обидно.
     Не  останавливаясь, Койруфт завернул  за угол, где  возле самого выхода
по-прежнему возился рабочий.
     Агент еще не успел  ничего подумать, когда  механик выдернул  стопорную
чеку,  и  страшное  давление  воздуха  с характерных хлопком выбило мешавшую
пробку, увенчанную тяжелым наконечником от пожарного багра.
     Чудовищным ударом  этот заряд  сбил Койруфта с  ног и остался торчать в
его груди.  Тем  не менее агент попытался подняться и сделал бы это, если бы
подоспевший Соке не стал добивать его из дробовика.
     Выстрелив из ружья не менее пяти  раз, он  покачал  головой и, сплюнув,
сказал:
     -- Нуты посмотри, какие живучие -- никаких патронов не хватит.
     Из галереи появился бригадир гидравликов Янис Пельш, который играл роль
подсадной утки и заманивал врага в западню.
     -- Так, Расмус! Заряжай  свою пушку  еще раз! -- распорядился он. -- На
случай, если они снова сунутся сюда.
     --  Только помогите  багор вытащить! Я же  не  трехжильный! -- попросил
Расмус.
     -- Хорошо, я и Брин встанем на тушу, а вы с Соксом дергайте.



     Прошло  полчаса с  того момента, как Туссено появилась на экранах малой
звездочкой  и  теперь росла на глазах, напоминая штурману Клодде и  капитану
Гальеру, что наступают последние часы их жизни.
     Между тем в рубке снова находился лоцман, который внимательно следил за
всеми действиями грузоперевозчиков.
     Его высокомерие сменилось явным беспокойством за состояние  груза, и он
озабоченно  следил  за   показаниями  поперечных  колебаний,  когда  корабль
натыкался на очередную гравитационную яму.
     --  Ровно   в  восемь   мы  заканчиваем  вахту,  --  произнес  капитан,
подозревая, что Лукас будет против. И он не ошибся.
     --  Ни  в  коем  случае, капитан.  К  тому  же сменять  вас некому, ваш
помощник и второй штурман взяты нами под арест.
     -- Под арест? -- переспросил капитан. -- А на каком же основании?..
     -- Это превентивная  мера,  капитан. Мы  отпустим их  позже. --  Лоцман
посмотрел  на  Гальера  своим  застывшим взглядом,  и  тот,  пожав  плечами,
замолчал.  -- Прошу прощения, сэр, но мне кажется, этот груз очень важен для
вас, --  заговорил  вдруг  штурман. -- Так  стоит ли  рисковать  им, доверив
пилотирование судна двум уставшим, отстоявшим нелегкую вахту людям?
     Ожидая реакции Лукаса, штурман и капитан переглянулись.
     -- У вас достаточно сил, господа, чтобы закончить дело,  за которое вам
заплачена немалая  сумма наличными, -- ответил лоцман, и снова в  его голосе
послышалась  надменность.  Затем,  после  паузы,  он  добавил:  --  А  ваших
сменщиков арестовали потому, что на судне начался мятеж.
     -- Мятеж?! -- спросили одновременно Клодде и Гальер.
     -- Да, трое наших  сотрудников  пропали  в районе машинного  отделения.
Теперь  мы  вынуждены перекрыть  выходы  из  нижних ярусов и всех отдыхающих
матросов взять под арест...
     -- Значит,  вы  передадите всех нас  в руки полиции?  --  задал пробный
вопрос Гальер.
     --  Следите  лучше  за  навигацией,  капитан.  Возле  планеты  движение
напряженное.
     Неожиданно   в  дверь  капитанской   рубки   постучали   --  громко   и
требовательно.
     Гальер и  Клодде снова переглянулись.  Ни один из них  не имел привычки
запирать дверь.
     Стук повторился.
     Лоцман  Лукас мгновенно сдернул с пояса  раскладной автомат и навел его
на капитана.
     -- Не вздумайте двигаться, -- сказал он.
     -- А я  и не думаю,  --  сразу  согласился тот,  -- Но...  они же будут
стучать в дверь и дальше,  я  знаю своих  матросов. Позвольте, я  поговорю с
ними и выясню причину их  недовольства. -- Капитан пытался валять дурака, но
Лукас видел его насквозь.
     -- Только  пошевелитесь,  Гальер,  и  вы  увидите,  как  выглядят  ваши
потроха,  --  пообещал  он.  --  Занимайтесь  своим  делом,  а  об остальном
позаботятся мои люди.
     Почти  в  ту  же минуту  за  дверью послышались  выстрелы, крики, снова
выстрелы, а затем воцарилась тишина.
     -- Все спокойно, сэр, -- сообщил Лукасу по радио один из его агентов.
     -- Отлично, оставайтесь там. Возможно, подойдут и остальные...
     --  Навигационная станция  "Трина",  --  прозвучал  из  динамиков голос
диспетчера. -- Какие пожелания, господа?
     -- Поставьте нас в ближайший эшелон, -- тут же попросил капитан.
     -- Хорошо,  ваш номер двадцать девять,  примерное время ожидания  сорок
минут.
     -- Спасибо, -- отозвался капитан.
     Обыденный голос  станционного диспетчера,  на который  раньше Гальер не
обращал никакого  внимания,  теперь звучал  будто из  другой реальности,  из
мира,  где  все  работают  только  одну  вахту,  вовремя  идут  отдыхать   и
зачеркивают на календаре дни, оставшиеся до очередного отпуска.
     Здесь же, в рубке  под  дулом  автомата, Гальер пребывал  в  переходном
мире, в том, после которого уже наступала смерть. Смерть и кажущееся ужасным
забвение.
     Висевшие  на  бесконечно  длинной паутине  бакены мигнули разноцветными
огнями, и Гальер стал  выполнять маневр, чтобы занять место  и  ждать  своей
очереди.
     --   Надеюсь,   я   все  делаю  правильно?  --  задал  вопрос  капитан,
обеспокоенный  тем,  что лоцман  не отводит в сторону ствол  автомата.  Мало
того,  он  выглядел  так,  будто  уже  принял  решение   прикончить  Гальера
немедленно.
     -- Что  за дурацкие угрозы, господин Лукас? Не честнее ли сообщить нам,
что мы уже обречены?! --  сорвавшись на фальцет, воскликнул Гальер и  тут же
подумал: "Вот дурак, теперь он тебя точно прихлопнет!"
     Однако Лакас, напротив, опустил оружие и сказал:
     -- Я всего лишь призываю вас  к порядку, капитан. Я опасался, что вы  и
штурман заодно со своей взбунтовавшейся командой.
     --  Да  как вы могли  такое подумать? -- не  удержался Клодде. -- Мы  с
мистером Гальером честные офицеры! Мы...
     --  Я рад,  штурман,  -- перебил  его  Лукас.  --  Поэтому постарайтесь
посадить  корабль  как  можно  более мягко --  безопасность груза это и ваша
безопасность.
     --  Да,  сэр,  --  кивнул штурман.  Ему  очень  хотелось  верить  этому
страшному  человеку, однако он  понимал,  что его просто  баюкают, чтобы  не
трепыхался заранее.
     Клодде  снова и снова думал  о команде,  стараясь  определить,  мог  ли
кто-то уцелеть или с ними  уже покончено и теперь предстоит надеяться только
на себя.  С  другой  стороны,  штурман  слышал, как  Лукас  приказал  своему
человеку, чтобы  тот оставался  снаружи,  а значит,  кто-то  из  команды еще
уцелел.
     За дверью снова послышался шум.
     Капитан Гальер невольно покосился на ящик  стола,  где был  спрятан его
пистолет.
     --  Вы  зря надеетесь провести  ЕСО, капитан  Гальер, --  с неожиданной
обидой  в  голосе сказал Лукас, затем отошел к переборке и встал так,  чтобы
ему  было  видно дверь, штурмана и капитана.  Затем неожиданно  добавил:  --
Откройте дверь, штурман! Скорее, или вам достанется первая пуля.
     Между  тем за дверью уже вовсю грохотали выстрелы и пули звонко щелкали
по переборкам.
     -- Открывай!  --  повторил  Лукас и снял  с  пояса  непонятный предмет,
похожий  на небольшую  коробочку. Затем он нажал невидимую кнопку и  швырнул
коробку на панель приборов.
     Капитан в ужасе  отпрыгнул  в сторону,  а  Лукас грустно  усмехнулся  и
пояснил:
     -- Это не граната, Гальер, но это верная смерть в рассрочку...
     Тем временем штурман, с трудом  двигая непослушными  ногами, подошел  к
двери.
     Когда он  дотронулся  до  замка,  снаружи в  дверь снова ударила  пуля.
Сотрясение  было таким  сильным и  неожиданным,  что штурман  резко отдернул
руку. Он  ожидал,  что грозный  лоцман  начнет стрелять, но тот  молча ждал,
когда Клодде соберется с силами.
     "Ну  хорошо, -- трудно соображал штурман, и крупные капли  пота стекали
по его телу  прямо  под  комбинезоном.  --  Хорошо,  главное  --  открыть  и
отпрыгнуть в угол... Главное, отпрыгнуть в угол..."
     Наконец дверь распахнулась, и Лукас с ходу открыл огонь. Его пули сразу
нашли жертву, и в коридоре закричал раненый. Клодде показалось, что он узнал
голос бригадира смазчиков -- Сокса.
     В  ответ  из  коридора  влетел  заряд  картечи, и  расположенный  перед
Гальером  монитор  разлетелся  брызгами стекла,  а сам капитан,  закрыв лицо
руками, рухнул на пол.
     Оказавшись под столом, он отнял руки от лица и увидел, что они в крови.
Однако  глаза видели  нормально, а  где-то  рядом короткими очередями бил по
дверному проему  Лукас.  Было ясно,  что, пока  у него не кончатся  патроны,
внутрь рубки никто не попадет.
     А  рядом,  среди осколков  и С-транзисторов,  вылетевших  из  разбитого
монитора, лежала маленькая коробка, мигавшая индикаторной лампочкой.
     "Маяк! -- догадался Гальер. -- Эта сволочь вызвала подкрепление..."
     Этот  факт  означал только одно: где-то в космосе  уже мчался штурмовой
бот  с вооруженными до  зубов агентами  ЕСО.  Возможно,  подчиненные  Лукаса
справились бы с матросами и своими силами, но  они не могли рисковать важным
грузом. Даже  лоцман,  недолго  думая,  вызвал огонь  на себя,  стараясь  не
пустить бунтовщиков в грузовые трюмы.
     Капитан понимал, что каждая минута теперь  работает против него и нужно
убираться с корабля как можно скорее.
     Дотянувшись до ящика, в  котором лежал пистолет,  и жмурясь всякий раз,
когда лоцман  стрелял  из  автомата, Гальер нащупал рифленую рукоять оружия.
Собрав все свое мужество, он достал пистолет  и, передернув  затворную раму,
подготовил его к стрельбе.
     Из-под стола капитан видел только правую ногу Лукаса, но не был уверен,
что сумеет попасть -- он был плохим стрелком.
     Однако видение несущегося в космосе  бота  с десантом  ЕСО  подстегнуло
капитана. Как и  мысль о том, что наличные  в  его сейфе вернутся к  прежним
хозяевам, хотя он, капитан Гальер, сделал свою работу честно.
     -- Нет, не бывать этому, -- прошептал он и, подняв пистолет, выстрелил.
     Как ни  странно,  ему удалось попасть в  Лукаса. Правда, второй раз  он
промазал,  но третья  пуля  снова  попала в  цель. Лоцман упал на пол и,  не
целясь, расстрелял в сторону Гальера остатки патронов.
     Пули  изрешетили стол и  стойку с аппаратурой,  однако Гальеру  сегодня
везло -- он отделался только сильным испугом. Пока  лоцман пытался  заменить
пустой магазин, капитан грузовика выскочил из-под  обломков  и добил  Лукаса
тремя выстрелами в лицо.
     Он хотел  стрелять еще, но  пистолет  заклинило, Гальер отшвырнул его в
сторону и крикнул:
     -- Я его застрелил! Эй, кто там, входите!
     -- Это вы, сэр? -- спросил один из матросов.
     -- Конечно, я, заходи.
     Из-за  погнутой пулями  стальной  двери  выглянул перепачканный  кровью
механик  Любарский  из  смазочного  отделения. В  руках  он  держал огромный
дробовик.
     -- Сколько вас? -- быстро спросил капитан, одновременно открывая сейф.
     -- Трое осталось... Еще Соке раненый, но ему уже недолго...
     -- Хорошо.
     Дверь сейфа наконец поддалась,  и Гальер вытащил  сумку  с наличностью.
Она приятно оттягивала руку,  и у капитана промелькнула мысль, что он сможет
обо всем забыть, если только сумеет отсюда убраться.
     В углу, возле двери лежало тело штурмана Клодде, и было непонятно, убил
его Лукас намеренно или это была случайная пуля.
     Впрочем, капитану  уже было все равно. На месте Клодде мог оказаться  и
он сам.
     --  Говорит  навигационная станция "Трина"! Номер двадцать  девять,  вы
можете стартовать к планете! -- дребезжащим голосом проговорил  поврежденный
динамик.
     Капитан вернулся к столу и, найдя микрофон, ответил:
     -- Вас поняли, "Трина". Выполняем маневр.
     С  этими словами он  включил  маршевые двигатели на двадцать  процентов
тяги, и корабль пошел к поверхности  Туссено,  закрытой серебристыми  полями
ионных облаков.



     Как назло, удерживавший  спасательный катер  стыковочный узел  никак не
хотел раскрываться.
     Капитан  Гальер  снова и снова  дергал рычаг сцепки, однако  ничего  не
происходило, и катер оставался на месте.
     Рядом с Гальером холодным потом ужаса обливались еще трое беглецов. Они
также следили за панелью управления, которая раз за разом выдавала отказ.
     --  Ты запер дверь бокса,  Любарский? --  резко спросил  Гальер, нервно
дергая за рычаг.
     -- Да, сэр! -- ответил тот, однако спустя мгновение потерял уверенность
и не мог сказать  точно,  запер или нет.  Если нет, то в любую минуту позади
катера могли появиться агенты ЕСО.
     Наконец сцепка сдалась  и  отпустила свою беспокойную жертву. Двигатель
катера загудел активатором, и отпускные створки распахнулись.
     Через открывшийся  проем  стала  видна  мигавшая  огнями  навигационная
станция и край Туссено со светящейся серебристой атмосферой.
     Онемевшей от напряжения рукой Гальер вдавил кнопку "аварийный старт", и
катер выбросило в космос магнитной катапультой.
     Загудел двигатель, и маленькое судно, исправно слушаясь руля, помчалось
прочь от грузового корабля.
     -- Прощай,  наш "ВС-1876", -- произнес  Любарский.  -- Это  же  сколько
денег вы потеряли, сэр. Его товарищи согласно закивали.
     -- Жизнь дороже, ребята, --  ответил Гальер, прекрасно зная,  что судно
давно уже заложено в банке. Его уникальные возможности, с отстрелом груза на
ходу  и такой  же  погрузкой,  не  были востребованы на  рынке перевозок,  и
совладельцы, в том числе и капитан Гальер, несли большие убытки.
     -- Неопознанный бот, кто вы и откуда? Ответьте станции "Трина"...
     --  Мы  команда "ВС-1876", у  нас  на  борту пожар,  -- нехотя  ответил
Гальер.
     -- Как пожар?! А чего же вы молчали? Судно что --  брошено?! -- кричали
в эфир с  "Трины".  Они  были  перепуганы не  на  шутку, ведь  неуправляемый
грузовик продолжал двигаться к планете.
     --  Да,   мы  оставили  судно,  поскольку   удалось   спастись   только
четверым!... -- начал подыгрывать  капитан, довольно натурально всхлипывая в
микрофон. -- Остальные погибли в огне...
     --  Встаньте  на орбиту! Мы постараемся вам помочь!... -- пообещали  со
станции.
     Гальер сказал "спасибо", а в сторону произнес:
     -- Как же, будем мы вас дожидаться, -- и круто повел катер на сближение
с атмосферой.
     Еще  до  того  как маленькое  судно  начало  трясти от  столкновения  с
уплотнявшейся  средой,  Любарский  заметил,  как  к  удалявшемуся  грузовику
подлетали две суетливые точки.
     -- Вон они, сэр! Они уже на месте! -- воскликнул механик,  радуясь, что
удалось вовремя сбежать.
     Затем  началась сильная  тряска. Пришлось потуже затянуть  страховочные
ремни  и  ждать,  когда  маломощный автопилот катера подберет для  атмосферы
нужный режим.  Однако, едва только полет  перешел в  приятное  скольжение на
плоскостях, это удовольствие было прервано строгим голосом:
     --  Внимание!  Неизвестное   судно,   немедленно   спускайтесь  в  порт
Винделанда!
     -- Они принимают  нас за саваттеров,  сэр! -- предположил Любарский. --
На Туссено этих саваттеров -- пропасть!
     --  Да, сэр, мы вас поняли, боюсь только, мы не дотянем  до порта --  у
нас повреждения.  Мы команда грузовика, терпящего  бедствие! --  снова  стал
врать Гальер.  Однако самым неприятным  было то, что он только слышал пилота
истребителя и не  видел саму машину, а значит, о внезапном бегстве  не могло
быть и речи.
     Матросы  тоже  вертели  головами,  заглядывая во  все иллюминаторы,  но
ничего обнаружить не смогли.
     -- Двигайтесь  прямо,  у вас подходящий курс. Помните, что вы у меня на
прицеле.
     -- Да, сэр...  --  вынужденно повиновался Гальер.  Теперь он догадался,
что истребитель находится прямо над ними.
     --  Что  же  делать, сэр?  -- спросил Любарский. -- Ведь нас  передадут
полиции,  а уж  полиция  с радостью расстанется  с  нами,  едва  только  ЕСО
намекнет им. Что же делать?..
     -- Не  знаю! -- зло отозвался Гальер. -- Мы находимся в неизвестной мне
местности.  Если бы  внизу были  горы  или хотя бы  небоскребы,  мы могли бы
погоняться... А так -- я даже не знаю.
     -- Внимание! Спуститесь  до высоты  пять  тысяч  метров, --  все так же
безапелляционно приказал пилот.
     -- Я  не совсем здоров, сэр, -- ослабленным  голосом проговорил Гальер.
-- Не могли бы вы перебросить мне файл с картой...
     -- Окей, парень, --  после некоторого раздумья отозвался пограничник, и
в  динамике послышался стрекот,  означавший, что информация пошла  в  память
автопилота катера.
     Вскоре  на  экране  появилась подробная  карта, и  теперь  даже матросы
восхитились актерским мастерством своего капитана.
     Оказалось, что на  поверхности их ожидал ландшафт, изрезанный глубокими
балками и руслом извилистой реки, и это давало шанс  уйти от сопровождающего
истребителя.
     -- Спасибо, сэр! Я получил карту и могу снижаться, -- сказал Гальер.
     -- Снижайся, парень, -- отозвался пилот.
     По  всей  видимости, он  стал доверять  экипажу катера, поскольку вывел
свой  истребитель из  невидимой  зоны, и  Гальер, а вместе с  ним и  матросы
издали  вздох  восхищения и  страха,  когда увидели увешанное  оружием брюхо
истребителя "штюс".
     -- Вот  уж  не  думал, что  у них тут самые новые машины,  --  невольно
произнес Любарский.
     -- Я тоже, -- ответил Гальер.
     Между тем  катер  понемногу снижался  и вскоре  оказался на той высоте,
когда внизу можно было различать дома, дороги, сельскохозяйственные угодья и
лесные массивы.
     --  Кстати,  сэр, вы  знаете,  что  на  Туссено  ежегодно  производится
двадцать миллионов тонн свинины? -- задал неожиданный вопрос  механик Пельш,
бригадир отделения гидравликов.
     --  Для  нас  это  не  имеет  никакого  значения,  --  буркнул  Гальер,
прикидывая, в какой местности ему лучше сбежать от пограничника. Получалось,
что в окрестности города Клизера, к  границе  которого  подходила река, да и
район местного сити располагал парой десятков высоких зданий, которые вполне
сошли бы за небоскребы.
     -- Значение имеет, сэр, -- не успокаивался Пельш.  -- Если нам придется
заночевать у одного  из фермеров,  для него не  составит труда угостить  нас
отбивной из свинины.
     "Все ясно -- парень любит пожрать", -- отметил  про себя Гальер, однако
ничего не сказал, прикидывая, что предпримет пограничник, когда катер рванет
вниз.
     -- Эй, на боте, все ли у все нормально? -- напомнил о себе конвоир.
     -- Думаю, мы продержимся, сэр... Далеко ли до порта?
     -- Пару минут, ребята, держитесь.
     Теперь  голос пограничника звучал совсем  доброжелательно -- видимо, он
до конца поверил, что имеет дело с настоящим спасательным катером, в котором
сидят только несчастные инвалиды.
     Однако  Гальер  помнил о всемогуществе ЕСО и понимал, что  их наверняка
ищут.  Уж  если дело касалось нежелательных  свидетелей,  то тут  спецслужбы
показывали себя только  с  лучшей стороны.  Следовательно, появления  других
истребителей можно было ожидать с минуты на минуту.
     Между тем катер  уже вышел на требуемую  высоту в пять  тысяч метров, и
теперь  капитан  Гальер  мог  ориентироваться  даже  визуально,  без  помощи
приборов.
     -- Пора сматываться, сэр, -- подсказал Любарский, указывая вниз, на лес
и реку с глубоко прорезанным руслом.
     --  Я  помню, дружище, --  отозвался капитан, пошевелив  ногой  сумку с
деньгами.  Поначалу он опасался, что его  матросы,  увидев такую кучу денег,
попытаются  ею  завладеть.  Однако  теперь,  когда  над  всеми  ними  висела
смертельная опасность, нападения с их стороны он не ожидал.
     -- Справа сорок градусов вижу еще восемь целей! -- закричал Пельш.
     "Откуда  он знает  штурманскую  терминологию?"  --  не к месту  подумал
Гальер, одновременно осознавая, что эта восьмерка -- псы ЕСО.
     "Эх,  была  не  была",  --  подумал  капитан  и  резко дернул  штурвал,
укладывая катер на крыло, -- судно стало проваливаться вниз.
     Убаюканный  хорошим поведением своих подопечных,  пилот  истребителя не
сразу среагировал на их маневр.
     -- Эй, что с вами случилось?! -- воскликнул он.
     --  Пошел в задницу... -- просто ответил  Гальер, не желая больше вести
глупые беседы.
     С  ходу  проскочив  мимо  пограничника, восемь других  машин  помчались
следом  за  катером.  На  их  стороне   была  маневренность,  а  на  стороне
спасательного  судна  --  мощь  его космических  движков.  Едва  истребители
открыли огонь из пушек, катер выпустил форсажную струю и  буквально совершил
скачок, а пролетевшие мимо пушечные снаряды взрыли воронками мокрую землю.
     --  Холодной  воды не  боитесь,  ребята? --  спросил Гальер, закладывая
немыслимый вираж и продолжая спускаться к реке.
     -- Да вы что, сэр, там, внизу, зима! -- испугался Любарский.
     -- А за  тридцать тысяч кредитов?! -- снова спросил Гальер, резко меняя
тягу и выпуская закрылки.
     Катер  словно  наткнулся  на  преграду  и  резко сбавил  скорость.  Две
пущенные в него ракеты пронеслись далеко  вперед и вспучили прозрачную  воду
двумя высокими белоснежными пиками.
     -- Врать не буду... вас могут поймать и позже... -- предупредил капитан
и, тут же повернув судно на  девяносто градусов, повел его по широкой лесной
просеке.
     -- Ладно -- пятьдесят тысяч, ребята! Соглашайтесь!
     -- Хорошо, сэр! -- прокричал в ответ Любарский. -- Мы согласны! А когда
мы получим деньги?
     --  Деньги  --  здесь, -- ответил капитан и стал  выбрасывать  из сумки
пачки  ассигнации  прямо  на  колени Любарского. Получалось  немного  не под
расчет, и Гальер добавил лишних.
     -- Здесь уже по шестьдесят, сэр! -- возразил добросовестный Пельш.
     -- Некогда считать точнее, ребята! Перебирайтесь к  люку, я возвращаюсь
к реке!



     Проскочив  над самыми верхушками  сосен, Гальер мастерски увел катер  с
линии огня и снова помчался над самой водой, постепенно опускаясь все ниже.
     Его матросы, с деньгами, спрятанными в трусы, и с затянутыми до предела
компенсаторными  ремнями, стояли возле открытого люка, а набегавший студеный
ветер теребил их волосы.
     Им предстояло выдержать  падение в ледяную воду,  а  затем еще плыть до
берега не менее пятидесяти метров.
     "Ничего,  мысль о денежных  пачках согреет их", --  решил Гальер, и его
катер плавно коснулся брюхом поверхности реки.
     От раскаленного сопла поднялись клубы белого  пара,  и это сыграло роль
маскировки.
     Что-то выкрикнув на прощание, матросы один за другим попрыгали в люк, и
Гальер, прибавив тяги, стал  резко набирать скорость. Перегрузки были такими
большими, что в глазах его почернело, словно опустилась ночь.
     И  снова пущенные в  него снаряды пронеслись  мимо,  и только  одна  из
болванок звонко щелкнула по правой плоскости.
     Тем не менее Гальер сумел положить машину на крыло и совершить разворот
над  лесом  --  теперь  ему  требовалось  уйти  в город  и посадить судно  в
каком-нибудь населенном районе.
     "Уж там-то они не  решатся  стрелять  из  пушек", -- подумал капитан  и
неожиданно увидел заходящую ему прямо в лоб пару "штюсов".
     -- Идиоты! Это же не игрушки! -- воскликнул Гальер.
     Он уже понял, что эти люди готовы пожертвовать жизнью, лишь бы  закрыть
его рот на замок и не позволить рассказать о походе в неизведанный космос.
     --  Идиоты!  -- еще  раз  повторил Гальер  и попытался уйти в  сторону,
одновременно прибавляя двигателю тягу.
     Истребители  надвигались  стремительно,  однако катер все  же сходил  с
линии атаки.  В последний момент Гальер  даже развернул плоскости,  чтобы не
задеть  камикадзе, но полностью избежать этого не удалось. Последовал резкий
удар,  и  левая плоскость  разлетелась  в  куски.  Сам  Гальер  от  сильного
сотрясения на секунду потерял сознание,  однако автопилот взял управление на
себя.
     Катер включил посадочные дюзы и стал  опускаться  в лес. Ломая корпусом
ветви  и поднимая  с земли опавшую  листву, судно кое-как угнездилось  среди
толстых стволов вековых деревьев.
     Гальер с  трудом отворил тяжелый люк и выпрыгнул на землю. Вместе с ним
выпала  сумка  с  деньгами.   Подхватив  ее,  бывший  капитан  огляделся  и,
сопровождаемый воем проносящихся над лесом истребителей, побежал прочь.



     Еще  не было и одиннадцати часов, когда вся  группа  оказалась  в  доме
Энтони Зигфрида, практикующего врача широкого профиля.
     Доктор  Зигфрид  работал  в  этом  районе  давно   и,  когда  появились
полицейские,  их  уже  ждали  добровольные свидетели  --  несколько  соседей
погибшего.
     Криминалисты   проследовали   внутрь  помещений,  а  Мозес   и   Лефлер
остановились на крыльце, чтобы снять предварительные показания.
     -- Позвольте, я скажу первым, -- попросился мужчина лет  пятидесяти, --
а то мне нужно идти на службу.
     -- Как вас зовут? -- спросил Мозес.
     -- Ян Пешти. Я управляю  магазином на Бондстрит, а живу вон в том доме,
--  И свидетель указал  на желтый  особнячок,  стоявший  на  противоположной
стороне улицы.
     -- И что же вы видели, мистер Пешти?
     -- Я видел, как во втором часу  ночи к дому доктора Зигфрида  подъезжат
фургон.
     -- Что это был за фургон?
     --  Я не сумел  хорошо  разглядеть, но он был похож на те, что развозят
мороженые свиные туши...
     -- Вот как? А название торговой фирмы...
     -- Не разглядел, -- ответил свидетель и виновато пожал плечами.
     -- Хорошо, мистер Пешти,  можете идти на службу, но позже мы с вами еще
поговорим.
     -- Да, офицер, конечно.
     -- Итак, кто следующий? -- обратился Мозес к другим свидетелям. Давайте
вы, миссис...
     --  Миссис  Тэлбот!  --  громко  произнесла  седая  старуха  и  подняла
подбородок, гордясь возможностью обратить на себя внимание.
     Между  тем  Лефлер  решил  войти  в  дом,  чтобы  посмотреть  на  место
происшествия.
     Дверь  в  операционную,  совмещенную с  кабинетом  доктора,  находилась
рядом.
     -- Ну что? -- спросил Рино одного из криминалистов.
     -- Сквозное  ранение головы. Пуля застряла  в стене, но потом ее оттуда
вытащили.
     -- Вот как? На почерк грабителей не очень похоже.
     -- Не очень,  --  согласился криминалист. -- А его  жену, скорее всего,
похитили.
     -- Какой же смысл похищать жену, а мужа убивать?
     --  Пока одни загадки, -- кивнул головой криминалист, глядя,  как  один
его коллега берет анализы найденной  крови, а другой ссыпает в мешочек пыль,
извлеченную из дырки в стене.
     -- Это там была пуля? -- спросил Рино.
     -- Да. И пятна крови, судя по всему, принадлежат разным людям.
     Между  тем  самый   опытный  судмедэксперт,  доктор  Филипс,  продолжал
внимательно рассматривать тело Зигфрида.
     -- А вы что скажете, док? -- спросил его Лефлер.
     Филипс поднялся и убрал  в карман  увеличительное стекло,  затем достал
пачку вонючих "Гриндерс" и неторопливо закурил.
     Это был его обычный ритуал,  перед тем как  высказать свое авторитетное
мнение.
     -- Смерть наступила до часа ночи, и ранение было смертельным. Далее. --
Филипс снова посмотрел на  труп  и прищурил  правый  глаз от едкого дыма. --
Далее, судя по положению головы в момент выстрела,  это произошло для жертвы
неожиданно. Никакого сопротивления он не оказывал.
     -- Следовательно, убийца был ему знаком или... -- начал Рино.
     -- Или он его не опасался.
     Топая по деревянной лестнице,  со второго  этажа  спустились  еще  двое
полицейских. Предупреждая вопросы Лефлера, один из них, сержант Поллак, стал
с ходу рассказывать:
     -- На первый взгляд  все в порядке, но разбита небольшая  ваза, которая
стояла на тумбочке. Кровать не убрана, все вещи и драгоценности на месте.
     -- Кто подтвердил?
     -- Приходящая прислуга -- миссис Бро. Она сейчас наверху. Позвать?
     --  Не нужно, --  покачал  головой  Рино и  решил  выйти на  улицу. Это
странное преступление не укладывалось ни в какие схемы.
     Если  Зигфрида   убили   похитители,   когда  он   стал  оказывать   им
сопротивление, то  почему он стоял спокойно  и  ждал,  когда  ему прострелят
голову. А если он стоял спокойно, то почему его не похитили, как и его жену.
     Продолжая перебирать в голове всяческие подходящие варианты, Рино вышел
на крыльцо, где Мозес еще проводил предварительный опрос свидетелей.
     --  И вот,  когда  я  выглянула  в щелочку, --  рассказывала  еще  одна
соседка, полная  женщина  с остатками увядающей красоты, --  то увидела этих
большущих парней. О, какие это были мужчины!
     -- А как они  выглядели,  миссис Бекеш? -- уточнил Тед Мозес, продолжая
делать записи в блокноте. Рино заметил,  что несколько листков уже заполнены
мелким почерком -- Тед знал свое дело.
     Продолжая  вполуха слушать  показания,  Лефлер  стал осматривать улицу,
прикидывая, кто еще из живущих поблизости  соседей  мог видеть  происходящее
перед домом.
     По старой улице время от времени проезжали автомобили. Некоторые из них
вместо струек пара выпускали запрещенные  выхлопы бензиновых движков. И Рино
было приятно, что не один он такой злостный нарушитель.
     Вскоре у обочины  припарковался темно-синий микроавтобус. С виду ничего
особенного, если не считать слишком темных светофильтров на окнах и чересчур
широкой резины -- такие колеса ставили только на скоростные машины.
     В  фургоне одновременно  открылось пять  дверей,  и оттуда выбралось не
меньше  дюжины  агентов  ЕСО.  Как   и  следовало  ожидать,  они  решительно
направились прямо к крыльцу.
     Миссис  Бекеш  продолжала  давать  показания  и  как  раз переходила  к
подробному описанию тех людей, которых этой  ночью видела возле дома доктора
Зигфрида.
     Случайно ее взгляд упал  на темную массу -- агенты ЕСО надвигались, как
замедленное цунами. Свидетельница в ужасе выпучила глаза и замолчала, словно
подавилась собственными словами. Она смотрела на остановившихся в двух шагах
от нее людей и ожидала немедленной расплаты.
     --  Ваш  блокнот,  офицер Мозес!  -- приказным  тоном  произнес старший
группы  и протянул руку. Тед, для которого появление этих монстров оказалось
столь  же неожиданным, что  и для миссис Бекеш, словно  загипнотизированный,
подал записи, однако пришедший в  себя Лефлер мгновенно перехватил блокнот и
спрятал в карман пиджака.
     -- Не  стоит вести себя как маленький  мальчик, лейтенант Лефлер, --  с
надменной улыбкой произнес  человек из ECO.  -- Я старший  агент Ченсер, и я
беру на себя это расследование.
     -- Очень хорошо, сэр, -- медленно произнес Рино,  чувствуя,  как  в нем
закипает  злость.  -- Я подчинюсь вашему требованию, если вы подтвердите его
письменным приказом моего непосредственного начальника -- капитана Хунгара.
     --  Вы  же  знаете, что  это формальность,  лейтенант. Зачем  же тянуть
время?
     -- И тем не менее я настаиваю на этом, -- раздельно произнес Лефлер.
     -- Эй, Рино, что ты делаешь... -- тихо произнес Тед Мозес, дергая друга
за рукав, -- Ты отдаешь себе отчет?..
     -- Заткнись!!!  -- неожиданно  заорал на Мозеса Рино,  вкладывая в этот
крик все  переживания  последних дней. И  подглядывания  за Биргит-Дженни, и
смертельную битву  с  Молотобойцем,  и столь же  опасную  схватку с  ночными
похитителями. Пожалуй, даже  звонок  из дорожной полиции капитану  Хунгару и
тот уместился в эмоциях этого выкрика.
     -- Да, я отдаю себе отчет!!! -- продолжал орать Рино, еще сильнее пугая
Мозеса и напрягая агентов ЕСО.
     Они уже крепко держали в  руках оружие  и ожидали только команды, чтобы
покарать нахала.
     -- Убирайтесь с  дороги, лейтенант, иначе  я  отдам приказ  моим  людям
арестовать вас! -- произнес старший агент, и в его  голосе послышалась явная
угроза.
     -- Да?!  Правда?! -- с вызовом  спросил Рино и, выхватив свой "байлот",
наставил его на Ченсера. -- Ну давай, я посмотрю, как ты это сделаешь!
     Ченсер замер, глядя в черное дуло пистолета. Он знал эту систему, такие
модели полиции носить запрещалось, однако городские  копы плевали на порядки
и  вооружались как хотели. Стоило  этому  психу нажать на курок,  и тридцать
пуль  в  одну секунду  могли  разлететься  веером,  положив  половину  людей
Ченсера, да и его самого. Старший агент не  боялся смерти, но он пришел сюда
выполнить задание, а не устраивать перестрелку.
     -- Хорошо, лейтенант, -- стараясь говорить спокойно, согласился Ченсер.
-- Я сейчас же свяжусь с вашим капитаном, и он отдаст вам нужный приказ. Это
вас устроит?..
     Взгляд Ченсера встретился со взглядом Лефлера.
     -- Да, сэр... -- ответил лейтенант и медленно опустил пистолет.
     Агент  из  свиты  Ченсера  тотчас  подал ему  телефон с  уже  набранным
номером,  и  тот,  поздоровавшись  с  Хунгаром,  вкратце  изложил  ситуацию.
Понятно, что у капитана и в мыслях не было спорить со старшим агентом ЕСО.
     Рино  взял  протянутую  ему трубку,  не  слушая, сказал  "есть  сэр"  и
посторонился, давая возможность есошникам пройти в дом.
     На секунду задержавшись возле Лефлера,  старший агент Ченсер  указал на
пистолет и спросил:
     -- Патроны с пулями повышенной пробиваемости?
     -- Да, сэр, -- подтвердил Рино.
     -- Я так и думал.
     Люди  в  черных комбинезонах  проследовали внутрь  помещения,  и вскоре
оттуда  стали выходить недовольные криминалисты  и с ними  медэксперт доктор
Филипс.
     Невзирая на свой возраст и академическую внешность, он грязно выругался
и снова закурил сигарету.
     --  Ну  что  же,  все  образцы  у  меня  отобрали  --  можно  убираться
восвояси...
     --  Согласен, пусть  теперь эти  питбули  сами  все делают,  -- добавил
сержант Поллак, поправляя свою видавшую виды шляпу.
     -- А что же делать нам? -- спросил один из остававшихся свидетелей.
     --  А  вы  разбегайтесь,  --  посоветовал  Тед  Мозес  и  направился  к
полицейской машине. За  ним  последовали все остальные,  в том  числе и Рино
Лефлер.
     -- Я слышал, как  ты кричал, -- сказал доктор Филипс. -- Они могли тебя
просто пристрелить.
     -- А я слышал, как вы ругались, -- парировал Рино.
     -- Я при  этом не рисковал  своей жизнью, вот ты подставлялся совершено
зря. Зачем?..
     -- Не знаю, -- признался Лефлер, садясь в машине рядом с Мозесом.
     Сержант  Поллак занял место за  рулем, и полицейский  автомобиль тяжело
отчалил от обочины.
     -- А они точно  забрали все образцы,  док? --  на всякий случай спросил
Рино.
     -- Да нет, конечно, -- после некоторой паузы ответил Филипс и,  хлопнув
по своему чемоданчику, добавил: -- Я так долго  занимаюсь этим бизнесом, что
стал практически  фокусником.  Ловкость рук, и  только...  Я  оставил  самое
важное -образцы крови Зигфрида и чьей-то еще.
     -- Чьей? -- нетерпеливо спросил Мозес.
     -- Еще не знаю. Честно -- не знаю...



     Запоздалые  лучи  солнца  пробились  в  заиндевевшее  окно и  упали  на
поверхность стола Ганса Лойдуса.
     "Какой же он грязный", -- подумал Ганс, имея в виду свой стол.
     Пока было пасмурно, столешница имела ровный цвет. Но вот на улице стало
подмораживать, и сразу установилась ясная погода. Как следствие -- солнечные
лучи.  Сколько Ганс себя помнил, он  всегда  замечал  непорядок,  стоило ему
увидеть пространство, ярко освещенное солнцем.
     "Интересно, это у всех так или я один такой  наблюдательный? -- подумал
он. -- Однако стол нужно помыть".
     -- Ох, -- крякнул Хорст Эви и поднялся из-за своего стола. Рабочий день
начался только полтора часа назад, но Хорст уже утомился. Он подошел к окну,
поскреб его ногтем и сказал: -- Новый год скоро.
     --  Скоро-то  скоро,  -- оторвавшись от  писанины, подал голос  старший
следователь Кулхард. -- А какие у тебя показатели?
     -- Да о чем вы, шеф? Я имею в виду совсем  другое. Радость зимних видов
спорта, ночные вечеринки...
     -- Вчера в  районе Тахаоку похитили еще одну семью фермеров. Отец, мать
и четверо детей...
     --  Ну и что? Каждый день на Туссено кого-нибудь похищают,  -- возразил
Хорст. -- По статистке управления, пятьдесят тысяч человек в день. Нельзя же
из-за этого постоянно  носить  траур. Кто знает, может  быть, завтра украдут
меня или Лойдуса?
     --  А существует  ли статистика,  как  часто пропадают следователи?  --
оживился  вдруг  Ганс. После того как отпустили  супругов Розенфельд, другой
работы ему не дали, и молодой следователь откровенно скучал.
     -- Какая глупость, -- усмехнулся Кулхард. -- Зачем это кому-то нужно?
     --  Ну не  знаю, -- пожал плечами  Ганс. -- Может, так мы лучше  поймем
причины похищений.
     -- Вот что, исследователь! -- произнес вдруг Кулхард. -- Третьего дня в
поселке Грац пропало пятьдесят породистых свиней...
     -- И что?
     --  А  то, что вот тебе начатое дело,  ознакомься  и  поезжай на  место
преступления. Прояви свои таланты в пашой мере.
     С этими словами старший следователь швырнул папку на стол Лойдуса, и та
громко шлепнулась, подняв тучи пылинок, которые весело заплясали в солнечных
лучах.
     Стоявший у окна Хорст  довольно заулыбался. Он не любил работать, когда
рядом кто-то бездельничал.
     -- Но ведь тут ничего нет, -- удивился Ганс, открыв пустую папку.
     --  Правильно. Вот и поезжай в  Грац и сделай все, как положено. Хорст,
посмотри на стоянку -- вертолет на месте?
     -- На месте и пилот в кабине, курит и плюется в окошко...
     -- Отлично.
     Не  откладывая  дела  в  долгий  ящик,  Кулхард  быстро заполнил  бланк
поездки, хлопнул на него голографическую печать и протянул Гансу:
     --  Давай  быстрее,  а  то вертолет  другие  перехватят  и  поедешь  на
вездеходе -- пять часов трястись по проселку мало не покажется.
     Делать  было  нечего. Ганс  быстро  набросил  на  себя новенькую зимнюю
куртку, положил  в папку  несколько  листов бумаги,  а в  карман  старенький
диктофон.
     -- Удачи, коллега,  --  улыбнулся ему  на  прощание  Хорст,  но  Лойдус
догадывался, что тот злорадствует.



     Высунувшись в приоткрытое окошко, пилот "гэлакса", небольшого дежурного
вертолета, долго смотрел на бланк летного поручения, крутя его и так и эдак.
Однако документ был заполнен по всем правилам.
     Смирившись с фактом, что обедать придется не в столовой управления, а в
каком-нибудь занюханном провинциальном кабачке, летчик хмуро кивнул:
     -- Ладно, чего уж... Заходите, сэр. Доставлю вас в этот Грац.
     Лойдус облегченно вздохнул и, взбежав по  трапу, сел  на самое почетное
место в салоне. Это было большое кресло  со всякими регулирующими колесиками
и рычажками, а также со множеством ремешков.
     "Для безопасности", -- решил Лойдус, гордясь своей проницательностью.
     Тем  временем пилот вышел  из  кабины и,  --  не  обращая  внимания  на
пассажира, втащил  внутрь трап,  затем со  злостью захлопнул  дверь и  пошел
обратно.
     -- А почему  это место не похоже на остальные? -- подпрыгивая в кресле,
полюбопытствовал Лойдус.
     Пилот остановился. Он  посмотрел исподлобья на беспокойного  пассажира,
словно раздумывая, ответить  ему на вопрос или просто  удавить, чтобы тот не
донимал в полете.
     -- В этом кресле  возят шизиков и всяких особых преступников, -- сказал
он наконец. -- Зажмут им руки-ноги, чтобы косточки трещали, и вперед...
     -- Ух ты...  -- произнес озадаченный Лойдус и, поднявшись  со страшного
кресла, пересел в обычное -- подальше.
     Пилот  проследовал  в  кабину,  и  вскоре  вертолет оторвался от земли,
стрекоча лопастями и взметывая струи колючего снега.
     "Здорово!" -- пронеслось в голове Ганса, и он приник к холодному стеклу
овального  окна,  наблюдая  за   тем,  как  здания  полицейского  управления
становятся все меньше и меньше.
     Набрав   нужную  высоту,  "гэлакс"  взревел   напоследок  турбинами   и
переключился на маршевые двигатели, которые плавно понесли его вперед.
     Лойдус вспомнил, что забыл спросить у пилота, сколько они будут лететь,
однако говорить лишний раз с  этим неприветливым человеком  ему не хотелось.
Ганс попытался высчитать сам. Он помнил, что Кулхард говорил о пяти часах на
вездеходе, а на вертолете это будет... это будет...
     На этом все  и застопорилось.  Как ни  пытался Лойдус вспомнить  метры,
километры в час и прочие хитрые премудрости, ему это  не удавалось.  Ведь он
был   не  профессор   какой-нибудь,  а   младший   следователь  полицейского
управления.
     "Да, -- размышлял Ганс, -- попробовал бы какой-нибудь профессор разбить
лицо такой  женщине,  как  Лейла.  Небось  кишка  тонка, а  вот  я,  младший
следователь Лоидус, бил эту суку, пока она со стула не свалилась".
     Довольный  собой,  Ганс снова стал  смотреть в окно,  однако совершенно
некстати вспомнил и то,  что миссис Розенфельд отпустили, и, стало быть,  он
истязал ее напрасно.
     "Ладно, все  равно она совершала какие-нибудь противозаконные  поступки
-- не теперь, так в прошлом.  И вообще, нег такого человека, который бы чтил
уголовный кодекс  полностью,  а  стало  быть,  каждому можно дать в морду  и
всегда будет за что..."
     "Гэлакс"  качнулся  на  воздушной  яме,  и  Лоидус стукнулся  головой о
стекло.  Потирая ушибленное место,  он и не  заметил,  как прямо  перед  ним
потянулись постройки базы ЕСО  -- опоры  законности  и правопорядка на  всем
магерике.
     В тот  момент,  когда  вертолет  проносился  на оговоренном в  полетном
руководстве расстоянии от базы, с ее космодрома стартовал большой грузовик.
     Этот  корабль  был  чудовищных  размеров,  и  Лоидус  видел,  как струи
раскаленного  воздуха, извергаемые его стартовыми дюзами, срывали кровельные
листы с расположенного на достаточном удалении ангара.
     Едва  заметные  фигурки обслуживающего персонала бегали  по  территории
базы и ловили сорванные листы, а корабль продолжал набирать высоту, и вскоре
его тяжелая вибрация стала передаваться даже корпусу "гэлакса".
     --  И чего же он везет? --  произнес Лоидус, прикидывая,  что  в  трюмы
такого гиганта влезает целая гора полезного груза.
     К  тому же старт  с  поверхности планеты был  весьма  дорогостоящим,  и
обычно большие корабли дожидались на орбите, а челноки поменьше доставляли к
ним грузы. Отход от подобных правил Ганс расценил как требования секретности
--  чем меньше посредников  и перегрузок,  тем  труднее  определить, что  же
находится в трюмах этого монстра.
     Между  тем на взлетной полосе стояло еще полдюжины грузовых  судов. Они
были поменьше  того, который взлетел с таким грохотом,  но все равно внушали
уважение.  По  сравнению  с  ними  длинные  четырехосные трейлеры  выглядели
обычными кухонными тараканами.
     -- Ого, -- снова произнес Лоидус.
     Он и не предполагал, что база ЕСО имеет такие размеры. Вертолет летел и
летел,  а она  все  не кончалась. Потянулись  казарменные  здания,  боксы  с
бронетехникой,  ремонтные мастерские и снова взлетные полосы для штурмовой и
истребительной  авиации. Здесь были  сотни машин, заправленных и снаряженных
для немедленного вылета. И некоторые из них уже поднимались в воздух.
     Провожая их  взглядом,  насколько это было возможно,  Лоидус понял, что
эти боевые машины являлись прикрытием для грузового судна.
     "Дураку понятно, -- подумал он, -- Безопасность и секретность..."
     Вскоре вертолет качнулся влево и лег на новый курс.
     "Скоро Грац", --  догадался Ганс и потянулся. Только  сейчас  он ощутил
немоту во всем теле. Однако  все  было еще не так плохо и  полчасика  Лойдус
вполне мог потерпеть.
     Но  и  этого небольшого времени ждать  не пришлось,  поскольку "гэлакс"
стал стремительно падать.
     Промелькнули длинные  ряды  свинарников, уходящих к  самому  горизонту,
завод комбикормов и, наконец, салоперерабатывающий комплекс.
     Из   труб  промышленных  зданий   шел   дым,   однако  в  изолированном
пространстве салона никаких запахов не появлялось.
     "Наверное, все  это снаружи",  -- догадался Лойдус  и  стал застегивать
куртку. Он собирался произвести на население поселка должное впечатление.
     Наконец в тот момент, когда Гансу показалось, что столкновение с землей
неизбежно,  взревели  турбины  и,  наполняя воздух хлещущим по ушам треском,
бешено завертелись лопасти несущего винта.
     Падение  стало замедляться. Вскоре оно стало  полностью  управляемым, и
затем полозья "гэлакса" шлепнулись в мягкий  и  гостеприимный грунт. Турбины
чихнули последний раз и замолчали.
     -- По-моему,  мы  сели  в  дерьмо, --  произнес, появившись из  кабины,
пилот. Он  прошел  в  салон,  отодвинул в сторону  тяжелую дверь,  и Ганс по
запаху догадался, что пилот не ошибся.
     -- Да тут плавать можно, -- сообщил он. -- Но дышать нельзя совсем.
     Видимо,  для  того, чтобы  создать  себе  приемлемую  атмосферу, летчик
достал сигареты.
     -- Курить будете, сэр? -- спросил он.
     -- Нет, спасибо, --  отказался младший следователь, глядя  через  плечо
пилота.
     Картина действительно была устрашающая. До самых домов поселка тянулась
нетронутая целина из свинячьего дерьма.
     --  Наверное,  нужно   было   сесть   в  самом  поселке,  --   высказал
предположение Лойдус.
     Пилот согласно кивнул, глубоко затягиваясь спасительным дымом.
     Между  тем  со  стороны улицы  послышался  негромкий  стрекот, а  затем
показался  самодвижущийся  аппарат. Похожий на катамаран и  одновременно  на
снегоход, он быстро  двигался по поверхности субстанции и вскоре остановился
напротив вертолета.
     --   Добрый   день,  господа,   --   поприветствовал  гостей   водитель
транспортного средства.  -- Я здешний  шериф  Ноэльс.  Вы не  слишком удачно
приземлились, но  это ничего  -- прыгайте на  платформу,  и я вывезу вас  на
чистое место.
     --  Спасибо,  шериф,  -- обрадовался  Лойдус  и  первым  перебрался  на
транспортное  средство. За ним последовал пилот. Посмотрев на свой вертолет,
так глубоко увязший в дерьме, он сокрушенно покачал головой.
     -- Красивая машина, -- решил поддержать его шериф.
     --  Красивая, --  самовлюбленно  хмыкнул пилот. -- "Гэлакс"  --  лучшая
поисковая машина. Я на нем -- в любое место в любое время...
     Широкие гусеницы машины зачавкали по жидкой стихии и понесли пассажиров
мимо окон домов, стоявших на окраине поселка.
     --  Кто здесь  живет?! -- спросил  Лойдус. -- Как  они  переносят  этот
запах?!
     -- Они его  не  переносят,  -- ответил  шериф.  -- Все  дома в поселках
герметичные. И люди по улице ходят в кислородных масках.
     -- А почему  же вы без  маски? --  стараясь не вдыхать  местный воздух,
спросил Лойдус.
     --  У  меня  аденоиды,  и  я ничего  не чувствую,  --  пояснил  Ноэльс.
Действительно,  только сейчас  Лойдус  сообразил, что шериф разговаривает  в
нос.
     Добравшись  до   широкого  деревянного   мостка,  полицейский  вездеход
остановился, и это означало, что следовало сойти на сушу.
     Лойдус осторожно ступил на слабые доски  и беспомощно огляделся. Совсем
не так он представлял себе свой первый выход на задание.
     Следом за Гансом на мостки ступил заметно побледневший пилот вертолета.
     Заметив состояние гостей, шериф Ноэльс сказал:
     -- До дома Пенкрофта осталось совсем немного.
     -- Пенкрофт, это у которого украли свиней? --  спросил Лойдус. Несмотря
на ужасающее зловоние, он старался не терять присутствия духа.
     -- Ода, сэр. Парню здорово не  повезло.  Пятьдесят свинок самой  лучшей
породы увели за одну ночь. Обычно у нас воруют не более десяти...
     -- Где же дом этого парня?! -- не выдержав, взвыл летчик.
     -- Да  вон он -- розовый,  под  цвет  молодого  поросенка.  Это  у  нас
считается цветом удачи.
     -- Я так и понял, -- прохрипел пилот  "гэлакса" и помчался по  настилу.
Следом за ним, не утерпев, побежал и младший следователь. Он чувствовал, что
вот-вот потеряет сознание.



     Хозяин  дома  встретил  государственных  людей   в  большой   гостиной,
обставленной, как холл дорогого отеля.
     -- Здравствуйте, господа!  Очень рад  вас видеть! Приятно,  что  органы
помнят о нашей безопасности.
     Мистер  Пенкрофт пожал всем руки и царственным жестом  пригласил гостей
за собой -- вглубь покоев.
     Следующий зал был еще больше, чем гостиная, и представлял собой кабинет
мистера  Пенкрофта.  Середину помещения  занимал длинный совещательный  стол
человек на сорок -- пятьдесят, и Лойдус был немало удивлен такими размерами,
не только стола, но и всего остального. Он уже догадывался  -- все эти покои
находились ниже уровня земли.
     --  Мистер  Пенкрофт  один  из  самых  преуспевающих свиноводов  нашего
поселка, -- с улыбкой сообщил шериф.
     -- Что ж, очень хорошо, -- придавая голосу солидность, произнес Лойдус.
-- Тогда  давайте  приступим к делу,  господа, а то  наше  время, знаете ли,
дорого...
     --  Прошу садиться!  --  объявил хозяин, и  все  сели. При  этом  гости
оказались  в  середине  стола, а хозяин, по привычке,  занял  место во главе
собрания -- на торце в неудобном кресле.
     Лойдус шмыгнул носом, положил на стол папку с чистой  бумагой,  а затем
включил диктофон.
     --  Итак,  мистер  Пенкрофт, когда все это  случилось? Я  имею  в  виду
похищение свиней.
     -- Два дня назад,  ваша честь, -- ответил хозяин, и Лойдус едва услышал
его голос, донесшийся с окраины длинного стола.
     -- А где это случилось?
     -- Это произошло у бокса ССУ-47, ваша честь.
     -- А что такое ССУ? -- спросил Лойдус.
     -- Что? -- переспросил мистер Пенкрофт.
     -- Я спрашиваю, что такое Сэ-Сэ-У-у"!  -- прокричал младший следователь
и закашлялся. Недавнее пребывание в агрессивной среде давало о себе знать.
     --  Свиносодержащее  устройство! -- так же, как  и Лойдус,  прокричал в
ответ Пенкрофт.
     -- Странно, -- негромко произнес Ганс.  -- Я думал, что  это называется
просто свинарником.
     -- Уверяю вас, сэр, что  это не так, -- вмешался  шериф Ноэльс.  --  Те
помещения,  в  которых  сейчас   разводят  салоконцентрированных   животных,
являются натуральными ССУ. Свинарниками там и не пахнет.
     Ими пахнет только снаружи -- что вы и сами сумели заметить.
     --  Ох,  я  бы  чего-нибудь  пожрал,  -- высказал  свое  мнение пилот и
демонстративно потер ладонью живот.
     -- Это нетрудно будет сделать, -- с хозяйской улыбкой  отозвался  шериф
и, указав пальцем на гостя, крикнул что есть силы:
     -- Мистер Пенкрофт! Этот парень проголодался!
     -- Пусть идет сюда! -- проорал в ответ Пенкрофт
     -- Идите к нему, дружище, -- он все устроит.
     Пилота  не  нужно было  упрашивать. Он  моментально вскочил  со стула и
побежал в дальний конец стола.
     Ганс видел, как Пенкрофт  вручил гостю листок бумаги и, потыкав в  него
пальцем, дополнил какими-то объяснениями. Пилот кивнул в ответ и, довольный,
пошел к выходу.
     -- Мистер Пенкрофт дал вашему спутнику  схему,  чтобы тот не заплутался
по дороге на кухню.
     -- Ага,  -- кивнул Ганс  и вспомнил,  что  тоже  не  обедал.  Незаметно
положив руку на живот, он попытался  определить степень собственного голода,
однако мысли о долге взяли верх. -- Продолжим! -- выкрикнул Ганс.
     Хозяин кивнул в ответ.
     -- Каким образом воры пробрались в ССУ? Они взломали замок или влезли в
окно?
     --  Нет,  ваша честь,  воры  стали хитрее!  Они  выбили  вентиляционную
решетку и просунули через нее транспортную кишку! Ну и отсосали... -- дальше
Ганс не расслышал.
     -- Что они отсосали? Повторите, пожалуйста!
     -- Они отсосали моих свинок! Пятьдесят штук!
     -- Уф-ф, -- выдохнул Ганс. Эти дурацкие перекрикивания уже начинали его
утомлять. -- Послушайте, шериф, а что,  если мы перейдем поближе  к  мистеру
Пенкрофту?
     -- Это будет правильно, сэр, а то вы та-ак орете, -- признался Ноэльс.
     Забрав папку с  девственно-чистыми листами и  старенький поскрипывающий
диктофон, Лойдус перешел поближе к собеседнику и сел на холодный стул.
     "Странно, -- размышлял Ганс, -- то ли  стул из другого материала, то ли
я прошлый успел нагреть?"
     Не  придя  ни  к какому  однозначному  заключению,  младший следователь
поднял глаза на мистера Пенкрофта и прочел в них осуждение.
     -- Что же вы спрашиваете меня,  спрашиваете, ваша честь, а  бумага-то у
вас неисписанная.
     -- При  чем же здесь  бумага?.. -- возразил Лойдус. --  Бумага --  так,
фикция одна. И диктофон  -- тоже фикция. Мыслительный  процесс и мучительный
анализ у меня вот где.
     Ганс постучал себя по лбу согнутым пальцем. Получилось немного больно.
     -- Чем же  ваших свинок сосали? --  вернул он разговор в рамки основной
темы.
     -- Вакуумным  насосом, ваша  честь, в  нашем поселке всегда так воруют.
Сам я ворую точно так же --  вакуумным  насосом. Иначе  никак нельзя, потому
что свинки могут испортиться.
     -- Так у вас здесь что -- все воруют? -- удивился Ганс.
     -- Так  точно, сэр, -- добавил со  своей стороны шериф Ноэльс. -- Все у
всех  прут, но обычно в разумных пределах.  Ну три, ну пять  свинок.  А  так
чтобы пятьдесят -- это по нашим меркам чистое ограбление.
     --   М-да,   --  произнес  Ганс,   пребывая  на   пике   эмоционального
недоразумения. Он вертел  в руках карандаш, напрягая интеллект, и не находил
подходящего умозаключения.
     -- А если... -- начал он.
     -- Что? -- тут же спросил Пенкрофт, желая вернуть свинок.
     -- Да нет, ничего. Нет ли у вас, мистер Пенкрофт, каких-либо подозрений
или же соображений провокационного характера?
     Лицо свиновода разгладилось и засветилось пониманием.
     -- Есть, ваша честь. И целых два. Это Фердинанд сделал,  другого и быть
не может...
     -- Почему именно он? -- справедливо засомневался младший следователь.
     --  На  прошлой  неделе он  купил новый  вакуумный  насос. Очень мощный
насос, ваша честь.
     -- Так, -- кивнул Ганс, поощряя Пенкрофта.
     -- Потом он хвалился Лакконену, что украдет у меня свинок.
     -- Понятно.
     -- Ну и  мне говорил, что не будь он Фердинанд,  сын Капареля, если  не
украдет у меня пятьдесят свинок.
     --  Да,  --  подвел итог  Ганс,  --  Все сходится.  Будем  арестовывать
господина Фердинанда. Только...
     -- Что, ваша честь?
     -- Вонища у вас там,  наверху -- нельзя  ли  противогаз, уж не говорю о
химическом костюме.
     --  Не  беспокойтесь.  Наверх  подниматься вовсе  не обязательно. Найти
Фердинанда мы можем и в клубе, а стало быть, даже не выбираясь наверх.
     -- У вас и клуб здесь есть?! -- удивился Лойдус.
     -- А как же. И клуб, и казино, и девочки, если кто еще не женатый...
     -- И все под землей?
     -- Под землей.
     -- Откуда же такие деньжищи?
     --  Туссено  процветает,  ваша  честь,  --  самодовольно   улыбнувшись,
произнес мистер Пенкрофт.  -- Как оказалось, в нашем  климате  свинки растут
необычайно  быстро.   Три  фунта  привеса   за  сутки  --  каково?  Младшему
следователю Лойдусу эти цифры ни о чем  не  говорили, но он хлопнул  себя по
коленям и прокричал: "Йо-хо-хо", что очень понравилось хозяину.
     -- Извольте, вот наши показатели, -- добавил  Пенкрофт и одним нажатием
потайной кнопки открыл  перед Лойдусом  целое рабочее место:  элемент  стола
поднялся,  и с  обратной его стороны оказался экран, а прямо  под руки Гансу
выдвинулась компьютерная клавиатура сенсорного действия.
     -- Отличный компьютер, мистер  Пенкрофт,  --  честно  признался Лойдус.
Даже в полицейском управлении не было машины, похожей на эту.
     --  Это не совсем компьютер, ваша честь, -- лучась в улыбке  затаенного
торжества, добавил Пенкрофт. -- Это уже ваквантер.
     --  Ваквантер?!  --  изумился Лойдус, разделяясь поровну  между  черной
завистью и  справедливой  радостью  открытия. Он  только  читал  о  подобном
прогрессе и вот теперь ощутил в руках управляющие  кнопочки кибернетического
чуда.
     "И  все это  благодаря  разведению свиней -- вонючих тварей, обретающих
свое  благородство только  в банке с тушенкой", -- подумал Лойдус, но тотчас
же вернулся к реалиям подземного дворца.
     -- Вы позволите  мне поупражняться в управлении вашим феноменом, мистер
Пенкрофт? -- спросил Ганс, забывая о причинах, которые привели его сюда. Ах,
да -- этот Фердинанд, но он уже все равно что изобличен. -- Заодно  хотелось
бы узнать все о статистике производства.
     --  Здесь  это без  проблем, ваша честь, -- столь  же радушно  произнес
Пенкрофт. -- Ваквантер подключен к сети "Пинкнет".
     --  О,   спасибо,  --  искренне  поблагодарил  Лойдус  и  тотчас  начал
погружаться в цифры и отчеты, обзорные статьи  и бульварные, полусумасшедшие
бредни под заголовками "Сало -- в массы!" или "Все о свиньях".
     Любая статистика, чего бы  она  ни касалась, привлекала внимание Ганса.
Только  это  было  его  призванием,  а  не  дурацкие  протоколы  и  жестокое
мордобитие.  Пусть  даже  оно  и  приносило  Лойдусу  какое-то облегчение  и
исцеление душевных ран.
     Поднимая  отчеты за каждый  месяц, сводки с  биржи  тушеной  свинины  и
сведения  о  фьючерсных контрактах  на  топленое  сало, младший  следователь
пришел  к интересному  выводу.  В сумме  все производители свинины произвели
двадцать пять  миллионов  триста тысяч  тонн,  а  экспорт свинины с  планеты
Туссено составил двадцать шесть миллионов семьсот тысяч тонн. И это несмотря
на то, что большая часть продукции ушла на внутреннее потребление.
     --  Удивительно,  -- откинувшись  на  спинку стула, произнес Лойдус. --
Туссено экспортирует свинины больше, чем производит.
     -- Такого не может быть, ваша честь, -- заверил Пенкрофт.
     -- Я тоже так думаю, -- согласился Ганс.
     Совершенно   неожиданно  он  вспомнил   впечатляющий   старт  огромного
грузовика с территории базы ЕСО.
     "Кажется, это был рефрижератор", -- подумал Лойдус.



     Капитан   хитро  прищурился  и,  обведя  собравшихся  взглядом,  громко
произнес:
     -- А сейчас я объявляю, и мне приятно это  сделать, что бы ни  говорили
всякие  доброжелатели, я объявляю, что  лейтенант Рино  Лефлер  награждается
медалью "За верность  долгу" первой  степени за поимку  опаснейшего  маньяка
Молотобойца.
     Все  находящиеся на местах сотрудники отделения захлопали  в  ладоши, и
даже  сидевшие   в   "обезьяннике"  арестованные  старались   посмотреть  на
награжденного, насколько им позволяли частые прутья клетки.
     Узнав о готовящейся церемонии, пришла Ольга Герцен. Она  стояла рядом с
Твинки  Роджером, злостным  врагом Рино.  Твинки тоже аплодировал вместе  со
всеми,  однако на его лице  кисла  вымученная улыбка. Он еще более ненавидел
Лефлера, которому капитан  Хунгар  вешал  самую  настоящую медаль. У  самого
Твинки  была  только грамота  за  роль  Санта-Клауса на  утреннике для детей
городской полиции.
     -- Поздравляю тебя, Рино! -- громко произнес капитан Хунгар и уже  тише
добавил: -- В отделе внутренних расследований на тебя заведено дело.
     -- За что? -- спросил Лефлер, хотя ожидал подобного хода.
     -- За то, что  ты преследовал мисс Дженни Ривер и, возможно,  покушался
на ее честь.
     --  Но, насколько я понимаю,  она  отозвала свои  претензии, -- заметил
Лефлер, удерживая руку Хунгара в ответном пожатии.
     -- Конечно, -- улыбаясь всем вокруг, согласился капитан. -- Только есть
люди,  которые хотели бы разобраться во всем этом  надлежащим образом. Ты же
знаешь порядок. Инициация дела,  расследование  и  потом вывод: виновен  или
невиновен.
     -- И кто же эти люди, сэр, которые завели дело?
     -- Ну конечно  же я, Рино, -- Капитан улыбнулся во весь рот. -- Я люблю
тебя, как сына, но, поверь, мои сыновья должны быть безупречны.
     -- Безупречны, -- согласился Лефлер, сжимая руку Хунгара все сильнее.
     -- Ну да, если не я, то кто же присмотрит... Отпусти Руку, Рино.
     -- Подождите, сэр, я еще не отблагодарил вас  за отцовскую любовь... --
сказал Лефлер и еще сильнее стиснул руку капитана.
     -- Отпус-сти, сукин  сын! -- Глаза Хунгара буквально лезли из орбит, но
он крепился перед лицом сотрудников отделения.
     Наконец  Рино  смилостивился  и  отпустил  капитана,  а  затем  положил
коробочку с наградой в карман и направился к выходу.
     Хунгар  продолжал  улыбаться  вслед  награжденному, а  Тед Мозес догнал
Лефлера у дверей, и они вместе вышли на улицу.
     --  Что за  муха  тебя  укусила, приятель? -- спросил Тед. --  Ты  что,
быстрой смерти захотел?..
     -- А разве заметно?
     -- Заметно.
     --  Холодно  уже,  --  перевел разговор на  нейтральную  тему  Рино  и,
посмотрев на пасмурное осеннее небо, поежился.
     --  А не  нужно ходить в пиджачках -- я вон давно на свитера  перешел и
тебе советую... Тебе, кстати, отпуск положен. Ты в курсе?
     -- В курсе, -- кивнул Рино.
     В этот момент  мимо  полицейского участка медленно проехал фургон  ЕСО.
Лефлер и  Мозес  проводили  его  сумрачными  взглядами, однако фургон поехал
дальше не останавливаясь.
     -- Так ты поедешь в отпуск? -- уточнил Мозес.
     --  Поеду,  -- неожиданно для себя  решил Рино.  -- А то  еще,  правда,
нарвусь на неприятности.
     Тед  покачал  головой. Видимо, у  Лефлера было  довольно  специфическое
представление о неприятностях.
     Входная дверь хлопнула, и мимо прошли двое  патрульных. Следом  за ними
появилась Ольга Герцен.
     --  Ну  что,  берешь  меня  в  отпуск,  красавчик?  --  спросила   она,
по-хозяйски положив руку на плечо Лефлера.
     --  Эй, что за извращения, инспектор Герцен?.. -- строго спросил Мозес.
-- И с чего ты взяла, что наш герой едет в отпуск?
     --  С того,  что  у  него,  по-моему,  сейчас  критические  дни.  Пусть
отдохнет, пока ЕСО не поджарило ему задницу. Первые признаки уже налицо.
     Рино внимательно посмотрел на Ольгу и спросил:
     -- Откуда такие сведения?
     -- Да о чем ты спрашиваешь, старик, половина девчонок на узле секретной
связи ее любовницы, -- пояснил Тед.
     -- Ты мне льстишь, лысый! -- насмешливо ответила Ольга.
     --  Ну уж и  лысый,  -- Тед  провел ладонью по  голове  и  добавил:  --
Правильнее сказать "лысоватый".
     -- Но если без шуток, Рино, -- понизив голос, продолжила  Ольга, --  то
пришла бумага на твою тотальную проверку. А это означает...
     --  Знаю, что  это означает, -- вздохнув, сказал  Рино. -- Ладно, поеду
домой. Соберу вещи и мотнусь на юг, в Касалин.
     -- Да, в Касалине сейчас тепло, -- мечтательно вздохнул Мозес. -- А мне
своего отпуска ждать еще восемь месяцев.
     -- Завали маньяка и отдыхай -- в чем проблема? -- посоветовала Ольга.
     -- Как же, поспеешь за ним, -- пожаловался Мозес, кивая на Рино.
     -- Ладно, всем пока, -- сказал Лефлер и пошел на стоянку, где стоял его
"темпер".
     Под  капотом   у  машины  находился  новенький  парогенератор,  который
обошелся Рино  в  три  тысячи  полновесных  кредитов.  Можно  было  обойтись
агрегатом  и  подешевле,  но Лефлер привык  к  мощи  прежнего неэкологичного
мотора и попросил в мастерской поставить соответствующий "паровик".
     Привычно   прыгнув  на  водительское  сиденье,  Лефлер  повернул   ключ
зажигания и мгновение не  мог  понять,  что  происходит. Однако  все было  в
норме, просто звук паровика был совершенно иным.



     Прямое как стрела  скоростное шоссе С-187,  казалось, само несло машину
навстречу теплому морю и праздному безделью. Рино давил на газ и старался не
думать ни о чем, кроме отдыха. Однако  фантомы забот и тревог последних дней
упрямо его преследовали, стараясь не отстать от своей жертвы,  стремящейся к
южным  берегам.   Принимая  вид   неприятных   ощущений,  они   скребли   по
позвоночнику,  рисовали размытые картинки и проявлялись неожиданной  чередой
легких галлюцинаций.
     Тем  не менее Рино держал себя в руках  и не позволял мозгу отвлекаться
ни на что, кроме образов загорелых блондинок с пышными формами.
     "Теперь только блондинки, их формы, немного солнца и легкого  вина", --
говорил себе Рино, и это позволяло ему расслабляться.
     Но,  если вдруг с обочины угрюмо  смотрел неприветливый  субъект  или в
мониторе заднего вида показывался подозрительный микроавтобус, Рино давил на
газ,  и его  "темпер" с обновленным  сердцем стремительно  уносился  вперед,
обгоняя семейные авто  и заставляя  напрягаться  полисменов,  дежуривших  на
узловых постах.
     Невзрачный корпус  машины заставлял их  сомневаться в  экологичности ее
мотора, однако, увидев тонкую струю пара, полицейские удовлетворенно  кивали
и не прерывали свободный полет отпускника.
     Через пять часов бешеной  скачки водорода  в баке совсем не осталось, и
Рино свернул к небольшому городку под названием Брандо.
     Миновав арку с поблекшими буквами "Заезжайте в наш город", Рино проехал
еще  пару  километров и  остановился  возле небольшой  заправочной  станции,
находившейся на окраине города.
     Увидев  нового  путешественника,  к  машине  Лефлера подбежал служитель
станции.
     -- Желаете заправиться, сэр? -- спросил он.
     -- Да, было бы очень кстати. Полный бак, пожалуйста.
     Лефлер  выбрался из машины, а служитель тут же занял его место и  повел
машину к заправке.
     "Сервис",  --   удовлетворенно  отметил  Рино  и  направился  к  дверям
небольшого  ресторанчика,  из  вентиляционных  решеток  которого   струились
аппетитные запахи.
     Толкнув  пластиковую  дверь,  он  вошел  в  просторный  зал  с  низкими
потолками и  устойчивым запахом дезинфекции, который настойчиво примешивался
к кулинарным ароматам.
     Выбрав  столик  у  окна,  Лефлер  прошел к  нему  через  весь ресторан,
машинально просеивая взглядом немногочисленную публику.
     Только заняв удобное место и положив ногу на ногу, Рино снова вспомнил,
что  он в  отпуске и что совсем не обязательно следить за детьми, мамашами и
главами семейств, спешащими, как и он, на машинах к югу.
     Вскоре  к столу  подошла  официантка  -- перезрелая девушка  с  пышными
формами. На ней была короткая юбка и накрахмаленный передник, а на голове --
прическа с добавлением накладных волос и изрядного количества лака.
     -- Что будете заказывать? -- спросила она.
     -- Давайте  что-нибудь  попроще,  но чтобы  было мясо,  подливка и  все
такое,  --  сказал  Рино и, наученный горьким  опытом,  добавил:  -- Никаких
фирменных блюд не нужно...
     -- Хорошо, -- кивнула официантка и вместе с  ней колыхнулся ее открытый
бюст. -- Прожаренный бифштекс с кукурузой в масле подойдет?..
     -- Да, вполне.
     -- На десерт кофе "айбрин" и сливочное пирожное?
     -- Да,  очень хорошо, -- сразу  согласился Рино.  Все это были знакомые
ему названия.
     Поводя монументальными бедрами, официантка удалилась, а Рино в ожидании
заказа стал смотреть в окно.
     Вот пронесся автобус с туристами  из Брандо, вот остановился грузовик с
надписью "Мебель Джонсона". А вот  подъехал  микроавтобус, очень похожий  на
те,  что  наводили  на  неприятные  мысли,  шныряя   по  улицам  Гринстоуна.
Затемненные  окна  делали машину  похожей  на  слепую змею,  ориентирующуюся
только на тепло своей жертвы.
     Рино невольно дотронулся до спрятанной под пиджаком кобуры.
     Дверь неприятного фургона  отворилась, и появился вполне обыкновенный с
виду парень, вовсе не такой, какими обычно выглядели агенты ЕСО.  Правда, на
нем были темные  очки,  но и погода  была довольно  солнечной. Этот  человек
отказался от заправки машины, однако дал служителю чаевые  -- просто так, за
усердие.
     "Я бы не дал", --  решил  про себя  Рино, невольно ставя себя  на место
незнакомца.
     Вскоре молодой человек в черных очках вошел в ресторан и занял не самый
лучший столик -- в углу,  у  служебного входа, где перед глазами  мельтешили
официанты и  кухонные рабочие.  Правда, у этого места был  один плюс: с него
можно было отлично видеть зал.
     -- А  вот  и  ваш  заказ,  -- радуясь  больше  самого Лефлера,  пропела
официантка,  ставя  перед клиентом  тарелки. --  Кофе будет  минутой  позже,
мистер... Как вам у нас, нравится?
     Задав  вопрос, официантка склонила голову набок и постаралась заглянуть
Лефлеру в глаза, чтобы отыскать там хоть искру взаимности.
     -- У вас все отлично, мисс. Жаль только, что я  очень спешу, -- ответил
клиент, тем самым расставив все точки  над "i". Дескать, не старайся, милая,
я здесь только проездом.
     Официантка поняла и, вздохнув, убралась на кухню.
     А  Рино  пододвинул  тарелку  и  принялся  за  еду,  время  от  времени
поглядывая на парня в очках.
     Впрочем, очки тот уже снял  и делал  свой заказ официантке,  похожей на
ту, которая обслуживала Лефлера.
     Вскоре заказ был  принят. Незнакомец  остался один и уставился  в стол,
чтобы не встретиться глазами с Рино, а тот бесцеремонно его разглядывал.
     "Либо он то,  о чем я  думаю, либо просто трус, который боится  поднять
глаза  на кого бы то ни было..."  --  подумал Рино, расправляясь с остатками
бифштекса.  Пересушенная кукуруза забивалась в зубы, и Лефлер оставил  ее  в
покое, довольствуясь листиком салата.
     Через минуту  появилась официантка.  Она несла  кофе и  пирожное, и еще
свою никому не нужную улыбку.
     Не  глядя на увядшую  обольстительницу, Рино кивнул и  попросил счет, а
сам,  прежде чем приступить к десерту, выглянул в окно -- его автомобиль уже
стоял напротив входа.
     "Ну и отлично", -- решил он и целиком запихал  пирожное в рот,  затем в
несколько глотков опустошил чашку с кофе и, бросив на  стол десять кредитов,
направился к выходу.



     Проскочив мимо  стола подозрительного субъекта, Рино вышел на  улицу  и
помахал рукой заправщику, показывая, что хочет расплатиться.
     Сунув  служителю  в полтора  раза  больше, чем нужно,  Лефлер  буркнул:
"Оставь сдачу себе", сел в машину и быстро вырулил на дорогу.
     --  Вот так,  мой друг, --  произнес  Лефлер, глядя  на монитор заднего
вида.  Никакого микроавтобуса  пока не наблюдалось,  однако он появился  уже
спустя пять минут.
     Держась  на  достаточно  безопасном  расстоянии,  автобус  следовал  за
"темпером" неотрывно, как пущенная по следу собака. Стоило Лефлеру прибавить
скорость,  и микроавтобус ускорялся  тоже,  если Рино  давил на тормоз,  его
преследователь в точности повторял этот маневр.
     "Ну-ну,  посмотрим,  какой  ты  крутой,  подумал  Рино  и  нажал  рычаг
регулирования решеткой,  находившейся в  баке с  водородом. Эта  штука  была
нужна для предотвращения  "опрокидывания" -- резкого вскипания жидкого газа,
которое могло привести к взрыву.
     Рино поднял  решетку до  максимального  значения, а затем вдавил педаль
газа  до самого пола. Парогенератор несколько раз кашлянул, однако затем его
рев  стал  громче  и ровнее.  Агрегат  набирал  обороты,  и  его  тяга,  как
показалось Рино, возрастала без предела.
     Прежде  идеальное шоссе стало казаться  покрытой  выбоинами проселочной
дорогой,  а бешено вертящиеся  колеса  запели  на высокой  ноте.  Несчастный
спидометр зашкалил, перейдя отметку в двести пятьдесят километров.
     Виляя,  будто на льду,  Рино,  словно ветер, обходил медленные  авто, а
встречные машины проносились мимо него размазанными линиями.
     На такой  скорости он держался  ровно три минуты, затем стал  отпускать
педаль  газа,  определив  по  карте,  что  впереди  находится опорный  пункт
дорожной полиции.
     Благополучно  миновав  пост,  Лефлер  увидел указатель  -- "До Касалина
пятьсот  километров". Рядом  с  указателем  стояла  реклама минеральной воды
"Емельянъ". Как всякое рекламное искусство, картинка была  совершенно тупая,
но Рино понравилась девушка, лежавшая на пляже. Именно такую  он  и надеялся
встретить в Касалине.
     Невольно вспомнилась  Дженни Ривер, которая проходила у него под именем
Биргит. Что  ж, возможно, вернувшись из отпуска, он  сумеет перевести ее  из
области  романтических  грез  в  сферу  приятной  практики.  Вблизи  девушка
оказалась такой же  хорошенькой,  что  и  на  расстоянии,  да и  спасать  ее
пришлось два раза. Не зря же?



     Когда на грузовой транспорт  "ВС-1876" наконец высадились две штурмовые
команды, он уже двигался, как огромный вращающийся булыжник.
     Хватаясь  за  стены,  бойцы  стали  расходиться  по сторонам, осторожно
заглядывая во все переходы и выискивая врага.
     Однако   вокруг  была  пустота,  если  не  считать  нескольких   трупов
взбунтовавшихся матросов и охранников из группы сопровождения.
     Обе  штурмовые  команды  были  составлены  из наспех  собранных  людей.
Прежние  доставки происходили в срок  и  безо  всяких эксцессов,  поэтому  к
такому повороту событий в ЕСО были не готовы.
     Эйдо,  Гонатар,  Ловейд и  старший агент  Буджолд как раз находились на
центральной базе  и  загружали в трюм фреймвута коробки  с  обмундированием,
когда из-за угла  склада выскочил  посыльный штабного  управления и завопил,
что грузовик с пополнением захвачен.
     -- Быстрее на поле! Куратор собирает команду! -- задыхаясь, выпалил он.
     Все  побросали ящики и что  есть духу помчались к стартовым  квадратам,
где уже разгоняли двигатели два абордажных бота.
     Какие-то люди толпились  рядом, и куратор  штаба  лично выхватывал тех,
кого он считал подходящим для такого дела, и вталкивал их в боты.
     Увидев четверку строевых солдат, старший  офицер  очень  обрадовался и,
вернув  обратно четверых складских работников, заменил их на Эйдо, Гонатара,
Ловейда и Буджолда.
     -- Буджолд, будешь там за старшего!  Вся амуниция внутри, а пилоты  уже
все знают! Сделайте все возможное или умрите!
     --  Есть, сэр! -- отозвался тот, и тут же  оба бота стали отрываться от
бетонной полосы, и Буджолд уже в воздухе захлопнул двери.
     Затем   он  заблокировал  замок  и  огляделся.  В   довольно   большом,
рассчитанном на три десятка мест отсеке находилось одиннадцать человек.  Сам
Буджолд  был двенадцатым.  Некоторые из  собравшихся  здесь  людей  не  были
знакомы друг с другом, однако вся команда производила впечатление слаженного
коллектива -- такова была специфика ЕСО.
     Солдаты  снимали  с  полок обмундирование  и, несмотря на  начинавшуюся
тряску из-за разгона в атмосфере, быстро надевали скафандры, тяжелые ботинки
и крепили абордажное оружие.
     Эйдо  оделся одним  из  первых.  Все  происходящее  здесь  могло бы его
развеселить, если бы  не  тот  факт, что пополнение находилось в  опасности.
Эйдо боялся даже подумать, что с драгоценным грузом может что-то  случиться,
а  если и думал,  то у него начинали  болеть  все  внутренности. Так уж было
принято у его народа, что беспокойство за потомство ложилось на всех тяжелым
бременем.
     Бот тряхнуло последний раз, и он выскочил из объятий атмосферы.
     -- Проверить герметичность! -- прокричал Буджолд, который до последнего
момента не надевал шлем, следя затем, чтобы у других все было в порядке.
     У двух парней возникли какие-то проблемы, но  вскоре они  их решили,  и
только после  этого  старший  сам надел шлем. Сразу же включилась внутренняя
связь, и теперь все солдаты слышали друг друга.
     Буджолд связался с пилотом, и тот сообщил, что уже видит грузовик.
     -- Его сильно крутит, сэр. Похоже, им никто не управляет...
     "Может,  там никого нет?"  -- подумал Эйдо, пытаясь по голосу  Буджолда
определить, что он сам думает по этому поводу.
     И вот все ожидания и опасения уже позади.
     Бойцы расходились по кораблю, исчезали  в темных неосвещенных проходах,
а время неумолимо уходило, и по лбу Эйдо стекали капли пота. Он представлял,
что случится с судном, если оно даже на такой небольшой скорости ударится об
атмосферу.
     -- Эйдо!
     -- Я в центральной галерее, сэр!
     -- Какого хрена?!
     -- Ищу проход в капитанскую рубку!
     -- Ладно, -- согласился Буджолд. -- К тебе идет Гонатар.
     -- Хорошо, сэр...



     Гонатар  выскочил  из  бокового  прохода  совершенно  неожиданно.  Эйдо
вскинул автомат, но сразу же понял, что это свой -- просто без шлема.
     -- Ты чего не по форме? -- строго спросил Эйдо.
     -- Пошел в задницу, -- отреагировал тот. -- Жарко
     очень...
     "И  то верно", --  согласился  Эйдо и тоже снял шлем. Воздух на корабле
вонял  подгоревшей  изоляцией,  однако  так  было  все  равно  лучше, чем  в
закупоренном скафандре.
     -- Куда идти? Ты чего-нибудь понимаешь? -- спросил Гонатар.
     --  Думаю,  нам  туда, --  махнул  Эйдо  рукой,  облаченной  в  тяжелую
перчатку.
     Вскоре пол начал  сильно вибрировать, и идти по нему стало  невозможно.
Ноги разъезжались, словно  на  льду. В  довершение этого  последовал сильный
толчок, и Эйдо, отлетев в сторону, ударился головой о переборку.
     Тем не менее он тут  же вскочил  на ноги  и снова двинулся вперед -- до
распахнутой в рубку двери оставалось совсем  немного.  Место ушиба на голове
здорово саднило,  однако  Эйдо  успокаивал  себя  тем,  что  если  бы  такое
случилось с  местным  хрупким человечком, он  уже не  числился  бы в списках
живых.
     "То ли дело мы -- сталь, а не люди. Нам все нипочем".
     Вот и вход в рубку, который охраняли два мертвеца. Это были тела членов
команды.
     Эйдо вошел  внутрь. Слева привалился к  стене еще  один труп, а дальше,
возле разбитой  панели управления, лежал координатор Лукас. Он был известным
человеком на центральной базе и, видимо, умер как герой.
     -- Да тут была настоящая  битва при Мантерю!  -- воскликнул Гонатар,  а
Эйдо, не теряя  времени,  шагнул  к  опломбированному шкафу, где  находилось
аварийное управление кораблем.
     Сорвав  крышку,  он  помедлил.  Эйдо  не  мог  припомнить,  когда   ему
приходилось сажать суда, однако он знал, как это делать.
     Отложив  автомат и сбросив ставшие ненужными  перчатки, Эйдо  надел  на
голову наушники и в ту же секунду услышал повторявшиеся позывные:
     -- "Либерти", ответьте базе! "Либерти", ответьте базе!
     -- Я "Либерти"! --  четко произнес Эйдо и, взявшись за штурвал,  слегка
подвигал им, проверяя, как грузовик слушается руля.
     -- "Либерти", как груз?!
     -- Груз в трюме, о его состоянии пока ничего не известно...
     -- Ваша обшивка уже начинает гореть! Постарайтесь затормозить!
     --  Есть постараться  затормозить,  -- уже тише  ответил  Эйдо и  начал
быстро щелкать тумблерами, запуская реверсивный режим.
     Сразу   загорелись   три  лампочки,   показавшие,   что  три  двигателя
перенастроили тягу, однако последний  -- четвертый, не отзывался.  Возможно,
испортилась только контрольная магистраль, а с  самим двигателем все было  в
порядке,  но  выяснять  времени  Уже  не  было.  Эйдо чувствовал  эту жуткую
вибрацию,  когда  струи  раскаленного  газа  слизывали  с  корабля  защитное
покрытие -- слой за слоем.
     -- Гонатар! Держись крепче!
     -- Есть,  капитан,  --  отозвался  напарник  и схватился  за  стойку  с
приборами.
     Сам Эйдо опустился в кресло и только после этого потянул рычаг с биркой
"экстренное торможение".  Судно будто  натолкнулось  на какую-то преграду, и
поначалу  Эйдо  показалось, что  все  получилось, как  надо,  однако  корпус
грузовика начал  поворачиваться влево -- это означало, что четвертый  движок
по-прежнему тянул вперед.
     Эйдо стал лихорадочно отменять  команды и был  вынужден снова разгонять
корабль. Затем отключил оба  задних двигателя и стал  тормозить только двумя
передними, но силенок у них не хватало. Грузовая громада продолжала  нестись
к поверхности Туссено,  рассыпая искры  от  горящих защитных слоев. А  агент
Эйдо   пытался   пилотировать   вслепую,   руководствуясь  только  командами
диспетчера  базы.  С   третьей   попытки  ему  удалось   выпустить  парашюты
экстренного  торможения,  но даже  бенитовая  ткань  продержалась  не  более
нескольких  секунд и  вскоре сгорела полностью. Тем  не менее грузовик сумел
сбросить скорость настолько, чтобы его корпус перестал гореть.
     Снизу  -- из  грузовых трюмов -- поднялся  Буджолд. Он был без шлема  и
улыбался. Это означало, что с пополнением все в порядке.
     Хорошее  настроение  передалось   Гонатару   и   Эйдо,  который   сразу
почувствовал уверенность. Теперь он знал, что обязательно посадит судно.
     Дотянуть до базы он, конечно, не  мог, но плюхнуться в нужном полушарии
было для Эйдо вполне по силам.
     Однако он превзошел самого себя. Корабль начал слушаться руля, и вскоре
стала возможна посадка на  заболоченное  поле,  всего в сотне километров  от
базы.
     А   пока  грузовик   пробивал  оставшуюся   толщу  воздуха,   к   месту
предполагаемого приземления уже спешили все спасательные службы ЕСО.
     Правда, к посадке они все же опоздали.
     Взрывая  посадочными  дюзами торф и распыляя  грязную  воду,  "ВС-1876"
коснулся грунта сначала  одной стороной,  а затем тяжело  осел  всем брюхом,
вонзая опоры в податливый грунт.
     Корабль пробыл в одиночестве совсем недолго, остужая раскаленные бока и
привыкая к тишине, вскоре воздух наполнился  воем и рокотом десятков моторов
-- к драгоценному грузу спешили спасатели.
     В дальнейших действиях  Буджолд  и  его люди  уже  не участвовали.  Они
находились в стороне и, оседлав сырые кочки,  наблюдали  за тем,  как другие
делали тонкую и важную работу.
     Прямо на болоте  разворачивались надувные  домики, представлявшие собой
стерильные камеры.
     Выстроившись в  цепочки, солдаты с предельной  осторожностью передавали
друг другу обычные с виду, средних размеров пластиковые коробки.
     На  последнем  этапе  груз  принимали  женщины-медики, которые  уносили
коробки внутрь надувных домиков.
     -- Часа через два начнется, -- обронил Гонатар.
     -- Раньше, -- сказал Ловейд. -- Их сильно растрясло.
     --  Я сделал  все,  что мог, -- стал  оправдываться Эйдо, словно его  в
чем-то обвиняли.
     -- Успокойся, -- подал голос Буджолд, -- ты молодец.
     "Да, наверное, я молодец", --  мысленно согласился Эйдо и, подняв глаза
к небу, увидел кружащиеся во всех направлениях черные точки.
     Это были истребители с базы ЕСО, которые сверху прикрывали свершавшееся
на земле таинство.



     Большинство недорогих  отелей Касалина были на  одно лицо. Они не могли
похвастаться архитектурными изысками, зато находились недалеко от моря. Рино
выбрал один из них, хотя  мог позволить себе апартаменты подороже. К тому же
в недорогих гостиницах  проще было затеряться,  а этого ему хотелось  теперь
больше всего.
     Загнав  машину  на  стоянку,  расположенную с  противоположной  от моря
стороны, Лефлер вытащил  из багажника небольшой чемодан и пошел по  дорожке,
мощенной пиленым камнем и красиво обрамленной невысокими кустиками.
     Время близилось к  вечеру, и нагретые за  день  травы, пальмы  и  цветы
щедро источали пьянящие ароматы.
     "Подумать  только, солнце такое же, как и  в Гринстоуне, а какие делает
чудеса. В чем тут причина? В розе ветров?" -- размышлял Рино.
     Подойдя  к  главному входу, он  был приятно поражен  здешними обычаями.
Пара милых девушек прошли в отель прямо в пляжных костюмах.
     Чуть   поодаль,  вдоль   длинной   набережной,   прогуливались   другие
отдыхающие, подставляя обнаженные тела под вечернее солнце.
     -- Добрый день,  сэр! Как  вы вовремя! -- завидев  Лефлера,  воскликнул
портье. Поднимавшиеся  по лестнице девушки  обернулись и, посмотрев на Рино,
захихикали.
     -- Здравствуйте, -- кивнул он портье. -- Разве мы знакомы?
     -- К. сожалению, нет, сэр, но у нас остался последний номер  с видом на
море.
     -- Ах вот в чем дело, -- понял гость. -- А на каком этаже?
     -- На третьем, -- ответил портье и, перейдя на шепот, добавил: -- Через
одну дверь номер тех двух нимф, которые только что поднимались по лестнице.
     -- Ну тогда я конечно же беру этот номер.
     -- О да, сэр.  Думаю,  что вы не  пожалеете, -- заулыбался служитель  и
подвинул Рино книгу регистрации.
     После выполнения всех формальностей Рино с ключом в кармане поднялся на
третий этаж и нашел дверь своего номера.
     Замок  подался  легко,  и Лефлер  оказался  внутри  небольшой  комнаты,
оснащенной    широкой   двуспальной   кроватью,   кондиционером,   монитором
TV-компьютера и баром. Вся мебель  была  пластиковой, что и  соответствовало
стоимости апартаментов.
     Швырнув  чемодан  на  кровать,  Рино  разделся,  избавился  от тяжелого
пистолета и пошел в ванную  комнату,  которая  оказалась размером с  собачью
будку, впрочем, это неудобство компенсировалось зеркальной стеной и аптечкой
с богатым выбором презервативов.
     Благодаря зеркалам Лефлер с  грустью отметил,  что его тело -- белое до
неприличия, а пара шрамов и вовсе его не украшала.
     Поплескавших  в  фильтрованной  воде,  Рино  снял  с  крючка  фирменное
полотенце отеля и вернулся в комнату.
     Достав  из  чемодана  свежее  белье, а также любимые  брюки  из бежевой
фланели, он  оделся,  как настоящий отпускник,  и, побрызгавшись освежителем
тела, почувствовал себя в форме.
     Широкая рубашка надежно закрывала пистолет, который Лефлер  приспособил
за  поясом.  Это  создавало  некоторые неудобства,  но совсем  без оружия он
испытывал бы еще большее стеснение.
     Между  тем солнце уже коснулось горизонта, а  часы показывали  половину
восьмого.
     "Пора",  -- решил  Лефлер  и, пригладив перед зеркалом волосы,  покинул
номер. Заперев дверь на  ключ, Рино посмотрел в одну сторону коридора, потом
в другую. Он точно помнил,  что сказал портье -- номер прелестных нимф через
одну дверь от его номера.
     Доверившись  своей  интуиции, Лефлер  пошел  направо и смело постучал в
номер с вывешенной табличкой "Не беспокоить".
     Поначалу ему показалось, что за дверью ничего  не  происходит, но затем
она вдруг распахнулась, и на незваного гостя взглянула пара чудесных голубых
глаз, обрамленных длинными ресницами. Кроме глаз, были длинные ноги, грудь и
только одни кружевные трусики.
     Рино откашлялся и, превозмогая волну жара, окатившую его сверху донизу,
сказал:
     -- Проверка паспортного режима, мисс. Попрошу ваши документы.
     Волшебное  существо  понимающе  кивнуло и,  как  ни  в чем  не  бывало,
удалилось вглубь покоев,  затем вернулось с двумя  паспортами и, передав  их
Лефлеру, проворковало:
     -- Такие важные дела  нужно делать в нормальной обстановке, офицер. Вам
не кажется?
     -- Согласен с вами, мисс, -- ответил Рино и шагнул внутрь номера.
     --   Пожалуйста,   садитесь,  господин  офицер,   --  сказала  девушка,
пододвигая Рино стул.
     --  Эй,  Грюн,  коп ушел?  --  послышался  еще  один  сладкий  голосок.
Насколько Лефлер понял -- из ванной комнаты.
     -- Нет, Жаннет, он у нас в гостях! -- прокричала девушка, которую звали
Грюн. -- Так что, будь добра, накинь на себя хоть что-нибудь.
     "Хоть что-нибудь", --  повторил про себя  Рино, чувствуя,  как плавятся
все его непоколебимые принципы.
     -- Послушайте, офицер, в этом городе такая  нехватка мужчин, -- немного
хрипловатым  голосом  проинформировала  Грюн,  --  я имею в виду  настоящих,
крепких парней...
     -- Я готов,  мисс,  -- тут  же  согласился Рино, который в  силу  своей
профессии обладал хорошей интуицией.
     Грюн  тут  же  впилась в  него долгим,  змеиным поцелуем, и  они  стали
перемещаться на кровать, но в этот момент появилась Жаннет.
     -- Прекратить грязную случку!  -- завопила она так громко и злобно, что
Рино сразу потерял свой очевидный интерес.
     -- Рино Лефлер! -- вскочив с кровати, представился он и протянул Жаннет
руку, а второй поддержал спадавшие брюки.
     --  Очень  приятно,  офицер,  -- кивнула  девушка. -- Видно, что вы  не
задумываясь идете навстречу пожеланиям граждан.
     -- Это мой долг, -- подтвердил Лефлер.
     -- Сволочь  ты,  подружка,  --  простонала  с  кровати  Грюн, возвращая
трусики на прежнее место.
     -- Я не сволочь, просто  нужно делиться, -- возразила Жаннет. В отличие
от Грюн на ней был халат, и это, без  сомнения, давало ей право  на критику.
-- Офицер, две девушки для вас не новость?
     -- Не новость, мисс, -- заверил Рино, легко решаясь на ложь.
     -- В таком случае вам  следует угостить нас в баре, чтобы все имело вид
романтического увлечения.
     --  Естественно, мисс,  -- вынужденно  согласился  Рино,  хотя  в  баре
совершенно не нуждался и был готов приступить немедленно.
     Однако следовало выполнять  признанные правила  игры,  и  Рино вышел  в
коридор, ожидая, когда девушки оденутся для похода в бар.
     Ждать  пришлось  недолго,  и  вскоре он  спускался по лестнице с  двумя
чудесными созданиями.  Тем  не  менее  ему  трудно  было  поверить,  что  на
побережье теплого моря все происходило так быстро.
     "Расскажу Мозесу -- удавится",  -- подумал  он, открывая  перед  своими
спутницами дверь в заведение.
     -- Думаю, к стойке нам идти не следует, -- сказал Лефлер.
     -- Да,  отдельный  столик  будет  в самый раз, --  согласилась  Жаннет,
удерживая функцию главного распорядителя.
     -- Прошу вас  на самое  лучшее  место,  -- пропел  лысый  метрдотель  с
приклеенными   усами,   торчавшими,   как   пучки  соломы.   Впрочем,  место
действительно было хорошее -- отсюда были  видны  не только зал и стойка, но
сцена и даже выход.
     "Очень  хорошо",  --  сказал  себе Рино, не  забывая, что он  настоящий
полицейский.  Поправив  пистолет, он сел так, чтобы милые девушки прикрывали
его от возможного нападения.
     Он  ничего  не  имел  против  своих  новых  знакомых.  Они  были  милы,
сексуальны и желанны, но с привычками, въевшимися в сущность  Рино  Лефлера,
он ничего не мог поделать. Ничего.
     --  "Боло", "Ликумзиль",  "Цветная  лошадка"?  --  услужливо выгнувшись
дугой, спросил подоспевший официант.
     Девушки быстро сделали свой заказ.  Они были здесь  не  впервые, а Рино
коротко буркнул:
     -- Что-нибудь покрепче, парень...
     Официант удалился, растворившись в полумраке, а Рино  стал смотреть  на
сцену.
     Там  извивались какие-то  вульгарного вида  девицы,  которые  выполняли
заученные танцы страсти, но  выходило у них фальшиво. Совсем  ненатурально и
как-то по-спортивному.
     Официант  принес  заказ. Грюп положила  Рино  руку на колено  и  далее.
Жаннет, словно  они  с подружкой сговорились, проделала  то же самое. Лефлер
пучил  глаза  и прилагал  усилия,  чтобы руки  девушек не встретились в  его
брюках. Пришлось даже убрать пистолет в карман -- кто знает, что  на  уме  у
этих сумасшедших.
     На сцене  продолжались  танцы, а Жаннет и Грюн накачивались  напитками.
Рино был более осторожен -- ведь ему предстояло показать себя в полную силу.
     Вскоре официант появился снова и повторил все порции в двойном размере.
Маленький  мир  бара  поплыл  у Рино  перед  глазами, и он почувствовал, что
начинает расслабляться.  Возможно,  впервые  за весь год Лефлер ощутил  себя
свободно парящей под облаками птицей.
     Представление на сцене стало  казаться  не  таким уж  отвратительным, и
Лефлер  смирился  с  бездарностью  танцоров.  Ему  было  хорошо.  Вот только
давление на мочевой пузырь омрачало картину полной свободы.
     -- Девочки, я сейчас вернусь, -- пообещал он и, поднявшись из-за стола,
пошел к выходу. Интуиция подсказывала ему, где находится туалет.
     Оказавшись наконец в комнате для джентльменов, Лефлер уставился в стену
и, получая долгожданное облегчение, вспомнил  капитана Хунгара, с которым он
говорил прямо из машины, отправляясь на юг.
     -- Я уже  в дороге, сэр,  подпишите  нужные бумаги, чтобы мои отпускные
упали на счет.
     -- Какие там отпускные, Рино?! Не время отдыхать -- работы полно.
     -- Я уже в дороге, сэр, и  дискутировать с вами не собираюсь. Мне нужно
набраться  сил, перед  тем  как  ребята из  отдела  внутренних расследований
начнут пить мою кровь. Вы ведь этого хотели?
     -- Да брось, Рино, какие пустяки.
     -- Ну, не хотите пересылать отпускные, получу их потом. Всего хорошего,
капитан...
     --  Рино! Рино  -- кричал в  трубку Хунгар, однако  Лефлер  его  уже не
слышал.
     Спустив весь запас сливного бачка,  Лефлер подошел к умывальнику, помыл
руки и освежил лицо. Затем посмотрел в зеркало и позади себя увидел женщину.
     Это  была  удивительная  блондинка  с высокой грудью, обнаженной  ровно
настолько,  чтобы  это  выглядело  одновременно  и   целомудренно,  и  очень
привлекательно.
     "Что она делает в мужском туалете?" -- удивился Рино.
     -- Я жду тебя, родной, -- неожиданно низким, с едва заметной  хрипотцой
голосом заговорила она. Это был любимый тембр Рино.
     "Пропадаю", -- констатировал он.  Эта красотка была точь-в-точь  такой,
какую он видел на рекламе минеральной воды.
     -- Такого не бывает, -- честно признался Лефлер.
     -- Бывает,  ненаглядный мой, -- произнесла она и взяла Рино за руку. --
Меня зовут Халия.
     --  Очень  прият...  --  начал Рино,  но  горячие  губы  заставили  его
замолчать, и Рино снова подумал, что он пропадает.
     Пока они целовались, в туалет вошел новый посетитель.
     -- Что здесь происходит? -- строго спросил он.
     --  Заткнись, -- коротко бросила ему Халия и потянула Лефлера за  руку,
выводя его на простор.
     В коридоре  они  поцеловались еще раз,  и  Рино уже не  сомневался, что
правильно  поступил,  приехав  в  отпуск на  семь дней.  Мелькнула  мысль  о
счастливой  женитьбе,  о  детишках-карапузах с трогательными  кучеряшками  и
совместных прогулках всем семейством.
     Лефлер ожидал, что далее они с Халией выйдут на улицу и уедут  кататься
в  большом  автомобиле,  но  та открыла  в  коридоре  еще  одну,  совершенно
неприметную дверь и втолкнула его внутрь довольно просторного помещения.
     -- Ой, где это мы? -- удивился Рино.
     -- Не думай ни о чем, -- многообещающе прошептала Халия,  снимая с себя
одежду,  --  это   мой   сексодром.   Здесь  ты  найдешь  настоящее  мужское
блаженство...
     "Хорошо бы", --  невольно подумал  Рино, отдаваясь во власть рук  и губ
Халии.
     --  О! Что ты  делаешь?!  -- воскликнул  удивленный  лейтенант  Лефлер,
чувствуя  на  себе  всю мощь  запрещенных  приемов  Халии. Она распоряжалась
каждой частью его тела, как своей собственной.
     На самом пике ощущений Лефлер закатил глаза и подумал: "Я умираю".
     "Еще успеешь", -- подумала ему в ответ Хатия и поднялась с колен.
     -- Как ты себя чувствуешь, дорогой? -- спросила она.
     --   Это...  это  трудно  объяснить...  --   признался   Рино,   ощущая
необыкновенное облегчение  во всем  теле и за поясом брюк, где находился его
пистолет.
     -- Тебе хорошо, милый?
     -- Хорошо.
     --   А   теперь?  --  спросила   Халия  и  неожиданно  сильным,  хорошо
отработанным  ударом  врезала ему  между  ног,  перечеркивая все  предыдущие
приятные ощущения.
     -- O-o-- взвыл Лефлер и, инстинктивно согнувшись, получил сильный  удар
в лицо.
     Удар  что надо.  В глазах вспыхнул  розовый фейерверк, а спустя секунду
Рино понял, что уже лежит на спине.
     --  Молодец, Йорген, -- донесся до  Лефлера мужской  голос,  и,  подняв
голову, он увидел здоровенного парня, шагнувшего из темного угла.
     Наскоро  застегнув  брюки  -- без штанов  какое сопротивление?  -- Рино
поднялся на ноги и смело пошел на неведомого противника, впрочем не выпуская
из виду Халию.
     -- Да я тебя в дерьмо собью, коп вонючий, -- пообещал гигант.
     Он сделал ложный  замах левой рукой, а сам ударил правой  ногой. Лефлер
знал подобные штучки и закрылся руками, но это не помогло. Он снова оказался
на полу, поскольку незнакомец лягался, как мустанг.
     -- Заканчивай с ним, Гук,  --  сказала Халия и  отошла в сторону,  всем
видом показывая, что она не сомневается в исходе поединка.
     "Девчонки ждут меня за столиком и думают, что я засранец... А между тем
меня здесь практически  убивают", -- размышлял Рино, прикидывая,  чем  можно
удивить непробиваемого гиганта.
     Решив начать с самого простого, он коротко пнул Гука в колено, проверяя
его реакцию, а  затем пробил левой ногой в печень. Противник легко распознал
замысел Лефлера и двинулся вперед.
     Рино снова повторил удар с правой --  под колено, затем левой в печень.
Гук отбил атаку и, посмеиваясь над тупым копом, продолжал наступать.
     Тогда Рино снова пошел по  проторенному пути -- удар правой  в колено и
сразу  левой -- Гук ждал удара  в бок, но Лефлер изменил схему, и  его  нога
крепко достала здоровяка по его твердой башке.
     Гул "поплыл", однако, когда Рино попытался его добить, громила вцепился
в полицейского своими  ручищами и не отпускал, несмотря на то что Лефлер изо
всех  сил  молотил его по физиономии.  Он повалил бы этого парня, но  ошибка
была  уже совершена,  и зашедшая сзади  Халия ударила  его по голове  чем-то
тяжелым.



     После  нескольких  неудачных  попыток  сознание   все  же  вернулось  к
лейтенанту Лефлеру, и первое,  что он увидел, когда открыл  глаза,  -- серый
потолок. Словно по мутному экрану, по нему двигались какие-то тени.
     Немного   повернув  голову,   Рино  понял,   что  это  тени   от  веток
вечнозеленого дерева. Его  хорошо было видно сквозь небольшое окно с толстым
пуленепробиваемым стеклом.
     В  голове  стоял  гул,  виски  побаливали.  Лефлеру  было  знакомо  это
ощущение, поскольку он не раз получал по голове. Такая уж у него была работа
-- она не исключала ничего.
     Сжав  зубы,  Рино  поднялся  на ноги  и  нетвердыми шагами измерил свое
узилище. Три шага на четыре с половиной. Не люкс, но, говорят, бывает хуже.
     "И  кому же это я  понадобился?" -- подумал  он, садясь возле стены под
самым  окном. Если  он вконец  достал агентов ЕСО, так они могли  его просто
пристрелить,  и  все  дела.  Или,  может,  их  неизведанные  души  требовали
истязаний  жертвы?  При  этой мысли Рино  содрогнулся. Отсутствие на  брюках
ремня говорило в пользу того факта, что ему отказывали в  праве наложить  на
себя руки.
     Лефлер  еще  раз  вспомнил  события  вечера. Милые  откровенные девочки
Жаннет и Грюн, а потом эта Халия.  Молотилка, а не женщина. Рино вспомнил ее
стать, профессионально умопомрачительные навыки и... вздохнул.
     "И почему такие бабы не могут существовать просто -- для радости. Зачем
они непременно кого-то ловят? Несправедливость. Несправедливость во всем..."
--  негодуя,  рассуждал  Лефлер.  Впрочем,  он  тут же  вспомнил  нескольких
стукачек, работавших на него за вознаграждение. Девчонки из кожи вон лезли и
давали сто очков любой самой изысканной шлюхе, лишь бы получить свои деньги.
И деньги немалые. Многомесячная работа Рино и его коллег могла не  дать того
эффекта,  какого  добивалась  двадцатилетняя  стерва всего за  один вечерок.
Клиент таял, много болтал, а бесстрастный микрофон аккуратно фиксировал  его
приговор.
     "Бабы -- суки", -- вздохнул Рино и почувствовал, что хочет пить.
     В этот момент лязгнул замок металлической двери, и в  камеру  вошли два
человека. Они ничем не отличались  от Лефлера. Примерно  тот же рост, размер
одежды.
     Лица? Ничего особенного. Таких  на улицах городов можно увидеть тысячи.
Но  вот  глаза.  Рино  не  нравились  эти  глаза. Немного  грустные, немного
дерзкие, но, в общем, доброжелательные.  Они заранее просили у Рино прощения
за все, что собирались с ним делать.
     "Вот дерьмо! -- едва собираясь с силами, чтобы не расплакаться, подумал
Лефлер. -- Но почему меня-то? Ну убили бы, если я кому-то перешел дорогу, --
по крайней мере это было бы понятно!"
     Лефлера  заставили подняться и  ловко спеленали  руки  и ноги  длинными
ремнями. Затем ремни  продели в  кольца,  вделанные в стены, и  вскоре  Рино
почувствовал себя кабанчиком, которого подвесили коптиться.
     Когда приготовления  были закончены, наступила жуткая  пауза.  Рино  не
знал,  как воспользоваться  этими секундами.  Может, стоило вспомнить  своих
друзей, родителей, детство? Учителя  словесности  или  капитана Хунгара? Что
вспоминали другие несчастные в подобных ситуациях?
     Откуда-то  издалека,  должно быть, из  коридора, послышались  шаги. Они
словно отмеряли последние мгновения жизни лейтенанта Лефлера.
     Металлическая  дверь,  которая  оставалась  полуоткрытой,  скрипнула  и
пропустила невысокого лысоватого джентльмена, похожего на  бухгалтера рыбной
лавки. Он  был полноват, но ровно настолько, чтобы гармонировать с лысиной и
старомодным серым костюмом.
     Во рту у этого джентльмена была сигара. Сделав неглубокую затяжку, он с
удивлением  посмотрел на стянутого ремнями  Лефлера, словно никак  не ожидал
его тут увидеть.
     -- Что здесь происходит?.. Я офицер  полиции, и я требую объяснений! --
прокричал Лефлер,  дергаясь,  словно  червяк.  Он ненавидел  себя  за  такое
поведение, но страх был сильнее его.
     Полный джентльмен кивнул,  словно  подтверждая  самые  страшные догадки
Рино, и тотчас двое мастеров кровавого мяса взялись за дело.
     Лефлер не подозревал, что это начинается с несильной поначалу обработки
ребер. Удары были терпимыми, и он даже ухитрялся дышать.
     Однако вскоре ему стала  понятна "доброта" специалистов. Они специально
"разогревали" клиента слабыми тумаками, чтобы он не впал в состояние  шока и
ни в коем случае не пропустил ничего интересного.
     Первый  раунд  продолжался не  слишком долго -- часа полтора,  но  Рино
показалось,  что  его  давно  убили  и он не  покинул свое  тело  только  по
какому-то недоразумению.
     В коротких, на минуту-полторы, паузах  появлялся джентльмен с сигарой и
задушевным, отеческим тоном спрашивал:
     --  С какого  времени  вы работаете  на ЕСО,  мистер Лефлер?  Ответьте.
Скажите только пару слов, и все закончится. Что?.. Нет?.. Вы все отрицаете?
     И  снова  начиналась эта  карусель.  Удары по нарастающей и боль, такая
боль, что казалось -- еще секунда,  и все внутренности  Рино лопнут,  словно
сгнивший помидор.
     Когда это  прекратилось, Лефлер даже не  заметил.  Просто он  очнулся в
темноте и понял, что еще жив. Жив, но, наверное, в кредит. Он лежал и боялся
пошевелиться, зная, какую боль вызовет любое его движение.
     Рино не спал всю ночь и  забылся тяжелым  сном только  под утро. Однако
его скоро разбудил  и.  В камеру  вошел служитель и оставил на полу железную
миску с едой и еще одну -- с водой.
     Посмотрев на неподвижно лежащего арестанта, он вдруг сказал:
     -- Да признайся ты,  парень. Ну  зачем тебе эта канитель? Покуда правду
выбьют, совсем в  инвалида  превратишься... Еще дня не было, чтобы  трупа не
выносили. Лучше признайся...
     Служитель ушел, а Рино стало себя жаль. Из  глаз  сами собой покатились
слезы, и отбитую грудь сдавила невыносимая тоска.
     "Надо же,  даже  этого  долбаного  топтуна и  то  проняло,  -- мысленно
умилялся  Лефлер.  --  Даже  он  пожалел меня,  а  эти...  Стоп! --  тут  же
скомандовал  себе лейтенант. -- Эту сволочь просто подослали! Чтобы надавить
на меня! Но  нет,  забейте Лефлера до смерти,  но  вы  от  меня  и  слова не
услышите!"
     Рино до  того разошелся, что набрался сил и, помогая себе  руками, съел
кашу. Затем попил из миски воды. Решив, что почти здоров, лейтенант добрался
до крохотного тюремного унитаза и справил нужду. Пусть не особенно хотелось,
зато он почувствовал себя человеком.
     "Главное,  не  потерять человеческий облик, -- сказал  себе Лефлер.  --
Главное, оставаться на поверхности".



     Поспав еще час, Рино  проснулся, и это пробуждение не принесло  ничего,
кроме разочарований.
     Эти двое пришли снова и с убийственной неторопливостью запеленали его в
ремни. Лефлер пытался лягаться, но специалисты дознания не обращали внимания
на его потуги,  и  в  результате он  доставил больше неудобств  себе, нежели
своим оппонентам.
     Минут через десять пришел джентльмен с сигарой. Сегодня он был настроен
еще более доброжелательно, чем вчера, и, поздоровавшись, произнес:
     -- Прошу извинить меня,  мистер Лефлер за то, что вчера я не успел  вам
представиться. Меня зовут Артур Смайли. Вы поняли?
     --  Артур...  Смайли... --  автоматически  повторил Рино, не осознавая,
зачем он это делает.
     -- Вот и отлично, -- улыбнулся Артур,  -- в таком случае продолжим.  Вы
не хотите рассказать мне  о вашем сотрудничестве с ЕСО, мистер Лефлер? Когда
и как вас завербовали? Не упрямьтесь, облегчите мне задачу и вашу участь...
     Смайли  даже  вынул  изо  рта  сигару,  чтобы лучше  слышать  признание
Лефлера, но тот ничего не сказал, тупо уставившись в пол.
     -- Ну что же, нет так нет, -- легко согласился Смайли и отошел к двери,
давая понять, что право действия переходит к специалистам.
     И они не заставили себя долго ждать.
     Бока Лефлера подверглись самой жестокой  обработке. Рино стонал, но его
отрезвляли  жаркими  пощечинами  и  снова  били,  били  и били.  Иногда  ему
доставалось ногой  по  голени,  иногда ребром  ладони в  горло,  и, пока  он
кашлял,  его  снова  лупцевали со  всех  сторон,  выбивая  одну-единственную
правду:
     --  Ну  дружище, когда вас завербовали? Что входит в  ваши обязанности?
Кто ваш руководитель?..
     Затем  добродушная  улыбка и  снова удары. Удары такие,  что Рино начал
отрыгивать кровью и желчью. Только  после этого сеанс прекратился, и Лефлер,
не в силах выдержать такую перемену, снова потерял сознание.
     Очнулся он ночью.  Это  уже начинало входить  в  добрую традицию.  Днем
избиение, ночью возвращение к реальности... Но что это была за реальность? И
кто мог гарантировать, что Рино еще был жив?
     Ему стало казаться,  что  появлявшийся служитель просто проникал  в его
сны,  а стены камеры следовали  за ним на тот свет. И все же краем  сознания
Лефлер понимал, что он еще живет. Хреново, но все же влачит существование, в
непонятном месте и неясно по какой причине.
     Единственное, что еще могло  в нем  двигаться, эго мысли. Все остальное
потеряло способность к движению.  Возможно, он мочился под  себя,  возможно,
истекал  кровью, но все это было для Рино не важно. Он балансировал на грани
жизни и смерти, а там, на этой грани, многое оценивалось иначе.
     --  Поднимайся,  сволочь!  Наступил твой последний день!  -- откуда-то,
через  медные оболочки  огромного  котла, кричали  ему  невидимые люди.  Они
кричали сердито, но больше  играли. Это была работа -- обыденная и не всегда
интересная.
     "Наверное,  сегодня  точно  убьют", --  подумал  Лефлер  и  чрезвычайно
удивился, когда почувствовал сильную боль. Его били,  и он все чувствовал, и
эго было странно.
     Одно было хорошо -- быстро летело время. Отключился, получил по ребрам,
потом по зубам -- и снова в никуда. Темно, тепло, комфортно.
     --  Признайтесь,  Рино, ведь  еще  немного, и  вы пожизненный  инвалид.
Медицина способна на чудеса, но не на такие.
     -- Пшел-л-л... пидор... -- только и сумел ответить Лефлер.
     -- Эй, так у него еще губы шевелятся! -- заметил Смаили.
     И  тогда  за Рино взялись  как  следует. Он и не подозревал,  что можно
услышать, как трещит от жутких ударов собственный череп.
     Впрочем, наслаждался треском он недолго и вскоре провалился в привычную
черноту. В последнее время он задерживался там все чаще.
     "Лучше бы остаться здесь насовсем, -- думал  Лефлер. -- Здесь не бьют и
не требуют признаний".
     Однако молодое тело,  мускулы, кости и само  существо Рино хотели жить.
Они снова  и снова  пытались восстановиться за короткие промежутки  времени,
предоставленного  для  выживания.  Вот только это выживание  было связано  с
болью. С очень сильной болью.
     -- Ну что, дружище, сегодня последний шанс...
     Лефлер  едва  сумел  повернуть  голову,  но  разглядеть  Смаили  сквозь
заплывшие  глаза было чрезвычайно трудно. Только огонек  сигары и все тот же
доброжелательный взгляд.
     Рино пошевелив языком,  чтобы ответить, но  из  этого  ничего не вышло.
Правда, удалось обнаружить Дыру там, где раньше были зубы.
     --  Я понимаю,  что вам трудно  говорить, мистер Лефлер,  --  продолжал
щебетать Смайли. -- Просто кивните головой,  и я пойму, что  вы согласны все
нам рассказать...
     "Сейчас, -- в кромешной темноте подумал Рино, -- сейчас..."
     Собравшись с  силами,  он  махнул  рукой.  Вяло, словно  погруженный  в
малиновое варенье, однако Смайли он задел. Наверное, даже попал ему в ухо.
     -- И  чего вы добились этим? -- откуда-то из тумана донеслись слова. --
Теперь  вас убьют. Изувечат  и переломают  все кости...  Прощайте, я  ухожу,
потому что не могу смотреть на такие вещи...
     -- Все, убивайте его...
     "Ну все,  так все, --  согласился Лефлер и вскоре почувствовал, что его
снова бьют. -- Скорее бы все кончилось".



     Очередное  возвращение  сознания  озадачило  Рино  сверх  всякой  меры.
Поначалу он надеялся, что  уже --  того... Но оказалось, что  поспешил. Боль
еще чувствовалась, а то, что покойники не болеют, Лефлер знал наверняка.
     -- Ну, как мы себя чувствуем?
     Над  Рино  нависло  живое существо в  халате  и белой  шапочке.  Зрение
вернулось еще не полностью, но он догадался, что это врач.
     -- Тэк-с.  Что  мы  имеем:  минус  два  зуба,  четыре  ребра, сломанный
палец...  Множественные  внутренние  кровоизлияния...  Ничего  страшного, по
нашим меркам -- практически здоров.
     "Издевается, сволочь", -- вяло подумал Рино.
     Неожиданно  потолок и  окна стали смещаться,  и  Рино решил,  что снова
теряет сознание,  однако,  ощутив  легкое  покачивание,  понял, что  едет на
каталке.
     Куда едет?  Ну, наверное, снова в камеру. Ведь он  пришел в себя, и его
снова можно бить.
     Впрочем, и тут Лефлер ошибся.
     Каталка  остановилась под хищным манипулятором  какого-то  медицинского
приспособления.
     -- Трейси, слей у него мочу, чтобы не было проблем во время процесса.
     -- Да, доктор.
     "Как  в  кино,  честное слово", --  усмехнулся про  себя Лефлер.  Затем
почувствовал на себе  чьи-то прикосновения.  От  грубых  движений  медсестры
заныл  мочевой  пузырь.  Но  вслед  за   этим,  как   вознаграждение.   Рино
почувствовал облегчение.
     Женщина резко выдернула  катетер,  и Лефлер подумал,  что у нее  не все
удачно в личной жизни.
     -- Ну как, богатырь, полегчало?.. -- спросил наклонившийся врач.
     Теперь  Лефлер сумел разглядеть лицо  немолодого человека. Одутловатое,
оно было похоже на лицо старой бабы.
     -- Курт, помоги мне с фиксацией, -- сказал врач.
     -- Подожди, сейчас докурю и помогу...
     -- Да выбрось ты эту сигарету! Здесь же нельзя курить!
     --  А  откуда  ты  знаешь,  Йорк?  --  дерзко  спросил   Курт,  и  Рино
почувствовал запах  табачного дыма. Других запахов он не определял, но табак
и какая-то дезинфекционная дрянь вполне различались.
     Неожиданно огромный манипулятор, висевший над Рино без  дела,  пришел в
движение  и начал  опускаться к  его лицу. Приблизившись почти  вплотную, он
остановился.
     Затем  сразу  две  пары рук взялись за дело,  и  на лицо  Рино  полился
какой-то клей.
     -- Ты  смотри, мордой  шевелит, -- произнес удивленный голос,  и Лефлер
решил, что он принадлежит Курту.
     --  Это еще не морда, --  возразил Йорк, -- Это  кусок отбитого  сизого
мяса.  Непрожаренная  отбивная, вот как  я это называю... Ну-ка подержи  вот
здесь...
     Пальцы  в  резиновых  перчатках  оттянули  верхнюю  губу  Рино,  и   он
почувствовал, что даже в резине эти руки пахнут табаком.
     -- Осторожнее, не порви ему рот... -- сказал доктор Йорк. -- Ага... Вон
они где были, эти два зубика... Трейси, давай капу, нужно снять слепок.
     В рот  Рино положили  какую-то отвратительную  на  вкус губку,  правда,
длилось это недолго. Капу вынули, и доктор Йорк деловито произнес:
     -- Отличный  слепочек.  Отнеси его инженеру Бландеру и скажи,  что зубы
понадобятся нам через два часа...
     -- Хорошо, доктор Йорк.
     -- Да,  и  напомни Земфире, чтобы принесла  пиявок, а то она так занята
своим хобби, что забывает об обязанностях.
     -- Да, доктор.
     Негромко хлопнула дверь -- это ушла медсестра.
     --  А  что  у  Земфиры  за хобби?  --  Курт  определенно  интересовался
повелительницей пиявок.
     -- Она любит петь, мыло ей в кашу. И делает это все  громче.  Из-за нее
мистер Смайли сделал мне замечание.
     Доктор  Йорк  продолжал   разговаривать,  однако   его  руки  мастерски
вылепливали из  твердеющего  клея  заборчики  и  перегородочки,  разделяющие
перекошенные и раздувшиеся части лица Рино.
     -- А нос-то выправлять придется, -- заметил Курт после некоторой паузы.
     -- Выправим. Этого парня нужно вывести под ноль -- чтобы все стало, как
было.
     -- И даже лучше... -- добавил Курт.
     -- Вот именно.
     -- Может, ввести ему пока глюкозки?
     -- Не нужно. Пиявок от нее пучит... Потом -- после них.
     Еле слышно скрипнула входная дверь.
     -- А, Земфира, очень кстати, -- произнес доктор Йорк. --  Иди посмотри,
нормально так будет?
     Земфира подошла.  Рино  с закрытыми  глазами  ощутил ее приближение.  С
собой Земфира принесла запах каких-то лесных трав.
     -- Нормально,  --  сказала  она,  --  А живот? Доктор  Йорк  поднял  на
пациенте пижаму.
     --  Да-а,  --  протянула  повелительница  пиявок. --  Отделали  беднягу
капитально.
     --  У нас  всегда  так,  -- вмешался  Курт,  -- Я,  правда,  больше  по
вскрытиям мастак, но  картина тут  прекрасная. Вот  посмотри, это же готовая
карта Палевого пляжа  возле  Черной скалы. Вот  это залив,  --  палец  Курта
прочертил по животу  Рино замысловатую кривую. -- А вот отель "Тупой баклан"
и даже источник  здесь обозначен,  -- добавил Курт,  ткнув  Рино  в один  из
наиболее живописных синяков.
     Лефлер охнул.
     -- Как вы можете, он же все чувствует! -- возмутилась Земфира.
     -- Да вы что, дорогуша, -- он еще в шоке.
     -- Сами вы в шоке... Доктор Йорк, я могу ставить блокаду?
     -- Конечно, Земфира, ставьте.
     -- Я начну с лица.
     -- Начинайте, откуда считаете нужным, -- согласился Йорк.
     Рино  внутренне  напрягся. Сказать по правде,  он боялся  пиявок, а еще
пауков и желтых жуков со странным названием "макинтош".
     Он  ожидал  долгой  и  мучительной  процедуры,   но  быстрые  и   почти
нечувствительные уколы следовали один за  другим, и  лицо  Рино  покрывалось
слоем слизистых животных, призванных избавить его от мучений.
     -- Земфира, это правда, что вы поете?
     Это был Курт, и он мешал девушке делать ее работу.
     -- При  виде вас, Курт,  я петь не собираюсь. Я не люблю курильщиков --
они отвратительны.
     -- Да  что же плохого в курильщиках, Земфира? И потом,  я тоже пою. Мои
соседи, вы не поверите, дважды заявляли на меня в полицию.
     Земфира хихикнула, и очередная пиявка, выпав из ее рук, шлепнулась Рино
на живот, однако ее тут же подобрали и положили на нужное место.
     Пока укладка происходила на груди, в области внутренних кровоизлияний и
поломанных ребер, Рино сосредоточился на  ощущениях своего многострадального
лица.
     Пиявки   проникали   своими  стилетами  все   глубже,  но   с  холодным
покалыванием   приходило  и   облегчение.  Лефлер   совершенно   определенно
чувствовал, как опадают его чудовищные отеки.
     "Похоже, они  действительно лечат меня", -- подумал  он. От  мысли, что
избиения больше  не будут повторяться,  Рино ощутил прилив оптимизма. Скорее
всего,  это  была просто ошибка. Его с кем-то спутали. Хорошо, что не успели
забить насмерть, -- вот тогда был бы номер.



     Лефлер даже не заметил, как он  то ли  потерял  сознание, то  ли просто
крепко уснул.
     Последним воспоминанием был разговор Земфиры  и Курта.  Видимо,  доктор
Йорк  вышел на время,  и Курт упрашивал девушку встретиться с  ним, а  та не
говорила ни "да" ни "нет".
     В  конце концов,  когда доктор Йорк  вернулся,  она дала свое согласие.
Земфиры, они все такие -- непостоянные.
     Курт на радостях пообещал доктору Йорку  бросить курить и всадил в вену
Рино заряд концентрированной глюкозы. И все. Сон. Долгий сон.
     А потом, когда Рино проснулся, в больших широких окнах без решеток была
темнота, и, стало быть, он спал очень долго.
     Висевший возле двери светильник едва выделял из кромешной тьмы шкафчик,
еще одну пустую кровать, пару тапочек у входа и подводное ружье, висевшее на
стене.
     Словно выпавшая с  полки  книга, раскрывшаяся  на  случайной  странице,
отворилась дверь.
     Лефлер  вздрогнул, узнав вошедшего. Это был одни  из тех парней,  что с
такой любовью и тщательностью отделяли его мясо от костей.
     -- Все нормально, Лефлер. Все уже в прошлом. Я пришел  посмотреть,  как
ты себя чувствуешь.
     -- Какого хрена ты, сволочь! -- воскликнул Рино и тут  же удивился, что
он может говорить, а при произнесении слов как-то странно посвистывает.
     -- С-сволочь... С-сволочь...  С-сволочь...  --  несколько  раз произнес
Лефлер, и  только потом до него  дошло,  что посвистывание  происходит из-за
заново вставленных зубов.
     Рино  провел шершавым языком  по тому  месту,  где была брешь, и ощутил
шлифованную  поверхность изделий  зубного техника. А  дотронувшись  до лица,
отметил, что вздутия отсутствуют.
     -- Встать сможешь? -- участливо спросил недавний истязатель.
     -- Да, -- после минутной паузы сказал Лефлер. -- А что все это значило?
Тебя как вообще зовут?
     -- Спарки. Джон Спарки.
     -- Ох, Джон, за что же ты меня так отделал, а?
     --  Ничего личного,  Рино. Это моя  работы. Все тонкости  тебе объяснит
мистер Смайли.
     --  Опять этот Смайли, -- вздохнул Лефлер, осторожно садясь  в кровати.
-- Помнится, перед  тем как собраться окончательно умереть,  я слышал именно
это имя -- Смайли.
     -- Считай, что это была неудачная попытка.
     -- Легко вам говорить, сук-кины дети... А я -- то всерьез все принял.
     -- Это и было всерьез, Рино.
     -- Ну спасибо, товарищ.
     Лефлер осторожно опустил ноги на пол, затем дотронулся до своих ребер.
     Спарки зажег свет, и Рино зажмурился. Затем приоткрыл глаза и посмотрел
на свою грудную клетку. Сизых, малиновых и темно-синих разводов уже не было.
Только  слабая  желтизна  и красноватые  точки  в тех местах,  куда  Земфира
ставила своих пиявок.
     -- Ну что? -- не удержавшись, просил Спарки.
     -- Лепилы ваши на уровне, -- вынужден был признать Рино.
     На  месте поломанных ребер  красовалась  металлическая  заплатка. Через
пару дней, когда ее снимут,  все будет как прежде, это Рино уже знал.  Такие
пустяки, как поломанные ребра, не были для него новостью.
     -- Ну что, пойдем?
     -- Далеко?
     -- Да нет. Тут, по коридору.
     -- Тогда  давай помогай, -- распорядился Рино, понимая, что идти нужно.
Уже одно то, что его так били, а потом так же старательно лечили, говорило о
важности его пребывания здесь.
     Спарки  подошел  ближе  и,  обняв  Лефлера,  словно  брата,  помог  ему
подняться.
     Тот  постоял  немного на своих двоих  и, поняв,  что  сможет идти  сам,
отстранил Спарки. Затем сделал шаг, другой и уверенно взялся за ручку двери.



     Смайли сидел в  глубоком кресле и, ни говоря ни слова, смотрел на Рино,
сидевшего напротив.
     Тот, в свою очередь, изучал человека, который еще несколько часов назад
давал распоряжение о его убийстве.  Не  просто  убийстве, а уничтожении. Это
разные вещи.
     Как  человек,  работавший в  полиции  не  первый год, лейтенант  Лефлер
хорошо различал эти вещи. Например, урод Молотобоец подкарауливал несчастные
жертвы, затем удушал их своей клешней, а напоследок наносил страшный разящий
удар. Он сносил полумертвому человеку череп, но он убивал, а не уничтожал. А
вот  мистер  Смайли  давал  приказ  именно  к  уничтожению, а уничтожить  --
означало сломать  каждую косточку  и под страшной болью заставить отказаться
от человеческого осознания, превратиться в  пыль, в ничто, в немую мольбу  и
жажду смерти.
     Вот это Рино и называл уничтожением. Называл и не мог простить.
     -- Ненавидите меня? -- угадав его настроение, спросил Смайли.
     -- Есть немного, -- признался тот.
     --  Понимаю  вас.  -- Смайли  пыхнул  сигарой и посмотрел  на  потолок,
прослеживая неспешный полет дымного колечка.
     -- Какие-нибудь мысли появлялись по поводу этих приключений?
     -- Появлялись, -- сознался Лефлер.
     -- Ну и какие выводы? -- Смайли опять  пыхнул  сигарой, и новое  дымное
сооружение, меняясь  и трансформируясь в смрадный туман, стало подниматься к
потолку.
     -- Никаких выводов, мистер. Наверное, ошибочка вышла. Такое  бывает, --
ответил Рино.
     Однако  он врал. У него появлялись кое-какие догадки, но  он  прятал их
подальше, стараясь находиться в пределах своего понимания.
     --  Подозреваю, Рино, что вы  считаете нас последними сволочами, однако
наши действия  вполне оправданны. Из трех человек, которые попадают к нам на
обработку, двое сознаются в сотрудничестве с ЕСО, правда, один из двоих, как
правило, оговаривает себя, не выдержав побоев.
     -- И вам удается держать свою деятельность в тайне?
     -- Вопрос по существу, -- удовлетворенно  кивнул Смайли.  -- Кстати, вы
еще не хотите есть? А то я могу распорядиться принести вам что-нибудь.
     -- Нет, сегодня еще нет. Может быть, завтра...
     Лейтенант внимательно смотрел на собеседника и ожидал, когда тот начнет
выкладывать  свои  козыри. А  что  они  были,  Рино  не  сомневался.  Смайли
намеренно   отвлекался   на  посторонние  темы,   чтобы   получше  соорудить
доказательную базу.
     -- Ну  так чем  же  вам  не  нравится ЕСО, мистер  Смайли?.. -- спросил
Лефлер, чтобы подтолкнуть разговор к основной теме.
     --  Да  если  честно...  --  Тут  Смайли  вмял  недокуренную  сигару  в
пепельницу, словно дешевую сигарету.  -- Если честно, единая служба  обороны
мне не нравится вовсе.
     -- Чем же?
     --  Думаю, тем же, чем и  вам, Рино. Вы еще достаточно молодой человек,
но вы хороший  коп. Мы  это выяснили. А у  хорошего копа  нюх, как у собаки.
Думаю, не  нужно напоминать вам, как вы угрожали пистолетом сотрудникам ЕСО.
И не кому-нибудь, а старшему агенту Ченсеру.
     -- Ерунда. В тот день у меня было скверное настроение, и я мог угрожать
кому угодно.
     Рино сел в кресле поудобнее,  однако это  не  помогло ему избавиться от
ноющей боли в спине. Видя его затруднение, Смайли быстро поднялся и, подойдя
к  стоявшему вдоль стены кожаному дивану, снял с него небольшой валик. Затем
подошел к Рино и подложил ему эту подушку под спину.
     -- Ну, как теперь?
     -- Теперь значительно легче, -- признался Рино.
     -- Вот и хорошо. Мы здесь все немного лекари -- специфика такая.
     Смайли улыбнулся  и,  приподняв  крышечку  полированной коробки, достал
очередную сигару. Обрезав ее кончик допотопной посеребренной гильотинкой, он
прикурил от настоящей спички.
     -- Зачем же было так меня  дубасить, если вы знали, что у меня проблемы
с ЕСО?
     --  О, Рино! Но это же просто. Вам ли не знать, что полицейские стукачи
чаще  ругают "поганых копов",  чем  обыкновенные  уличные подонки...  Тайные
сотрудники ЕСО, естественно, не будут расхваливать  эту  организацию на всех
углах, а, наоборот, будут демонстрировать лояльность своему кругу.
     -- Все равно, можно было обойтись приборными методами. Сейчас развелось
столько всякой аппаратуры...
     --  Мы испробовали все, Рино. В гом числе  и всякие  хитрые коробочки с
проводками,  магнитными  рамками,  но  обработка  тайных  сотрудников  в ЕСО
поставлена  очень серьезно, и изобличить их можно, лишь поставив перед лицом
животного ужаса. Когда человек  видит, что его просто забивают до смерти, он
колется, и никакие кодировки здесь уже не срабатывают.
     Я понимаю, что вам, прошедшему через  это, сложно  считать такой подход
справедливым,  но, если я скажу,  что  представляю  уже  третий состав нашей
небольшой организации, думаю, вы  оцените все иначе.  Два предыдущих состава
были безжалостно уничтожены,  и именно потому, что приборные методы дознания
не срабатывали. Мы не  выявляли тайных сотрудников ЕСО, и те быстро  донесли
на нас своим боссам.
     -- Хорошо, мистер Смайли, -- устало  кивнул Рино. Столь долгий разговор
начинал  его утомлять. -- Вступление  было постепенным, теперь можно сказать
самое главное. Штатные агенты ЕСО -- кто они? Саваттеры?
     -- И да и нет, -- как бы нехотя ответил Смайли и пожал плечами.
     -- Но похищения людей -- их дело?
     -- В этом я уверен. Кстати, как будто  у вас был опыт борьбы с  ними, и
вы даже уцелели. Как это случилось?
     -- В  тот вечер мне  немного повезло, а им  нет. Одна случайная пуля  в
емкость с горючей жидкостью -- и все вокруг запылало. Они сбежали.
     Рассказывая, Лефлер невольно  пережил схватку с похитителями заново. Он
вспомнил свое ощущение полного бессилия, когда невидимый в  темноте здоровяк
вязал  из него замысловатые  узлы. Если бы не  пистолет,  все закончилось бы
очень быстро.
     -- Я  тоже  думаю,  мистер  Смайли,  что похитители принадлежат к  этим
суперчеловекам из ЕСО.
     --  Кстати,  вы знаете,  что  показали  анализы, которые  вы утаили  от
старшего агента Ченсера?
     -- Нет, я уехал в отпуск, но вы, как видно, знаете?
     --  Да,  некоторые  пятна  крови  в  доме  убитого  врача   принадлежат
саваттеру.
     -- И что из этого следует?
     -- Наверняка -- только одно: почему-то агенты ЕСО не захотели, чтобы об
этому узнала полиция. Много ли вам известно случаев, лейтенант Лефлер, когда
ЕСО закрывало информацию о преступлениях саваттеров?
     -- Таких случаев я  не припомню,  -- покачал головой Рино и поморщился.
От этого движения больно стрельнуло в спину.
     -- Я помогу  вам перейти на  диван, -- сказал Смайли. -- Нам  еще нужно
некоторое  время,  чтобы  закончить  разговор,  и  лучше,  если   вы  будете
находиться в нормальном состоянии.
     Рино возражать не стал.
     С  помощью Смайли он перебрался на  диван, и  хозяин кабинета не только
пристроил под  голову пациента подушку, но и накрыл его пледом. Затем вызвал
дежурного  врача,  и  тот вколол  Лефлеру глюкозу и еще  какое-то лекарство.
Буквально через мгновение Рино почувствовал себя заметно лучше, и врач ушел.
     -- А что вы делаете с теми, кто не прошел проверку? -- спросил Рино.
     -- Лечим конечно  же... Потом  увозим подальше, иногда  очень далеко, и
делаем все, чтобы это выглядело как несчастный случай.
     -- И "они" не догадываются? -- спросил Рино, имея в виду ЕСО.
     --   Догадываются,   конечно.  Они   не  дураки.  Однако  всегда  точно
определить, реальный это несчастный случай или подставка, довольно трудно.
     -- Вы  знаете много, мистер Смайли. Откуда берутся агенты ЕСО? Я имею в
виду, откуда их рекрутируют.
     Смайли прошелся по кабинету на своих коротких ножках,  держа  сигару  в
отведенной руке. Он словно раздумывал -- стоит ли говорить об этом Лефлеру.
     --  Официально их  родиной считаются планеты Вуден-Лей  и Максикола. Но
сказать, что это соответствует истине, я  не  могу. К  этим  планетам нельзя
подобраться, и, помимо  собственных охранных структур ЕСО, там  присутствуют
подразделения  охраны  специального  назначения.  Летающие  форты,  ракетные
станции и много чего другого...
     -- А как это объясняют?
     -- Защитой от саваттеров, -- ответил Смайли и невесело усмехнулся.
     -- Но ведь есть  же  Главное управление  надзора.  Его  спутники-шпионы
могут добыть любую информацию, -- возразил Рино.
     -- Могут, если их отправить к Вуден-Лею и Максиколе, но для этого нужно
получить разрешение представителя ЕСО при этом управлении.
     Смайли  снова  принялся за курение сигары, а Лефлер помолчал, обдумывая
услышанное. Выводы напрашивались сами собой, и они были ошеломляющи.
     -- Насколько  я понимаю,  сэр,  представители ЕСО есть теперь  во  всех
структурах управления государством?
     -- Да. Три месяца назад появился представитель даже в правительстве.
     -- И... что же он попросил?
     -- Вот  видите, лейтенант, вы догадливы. Он  потребован расширить  штат
ЕСО, а с пограничных планет в перспективе начать эвакуацию населения в глубь
цивилизованного пространства.
     -- Спасая его от саваттеров?
     -- Вот именно.
     -- Но ведь весь центр перенаселен. Людвиг, Огайо, Либертад  -- туда уже
давно запрещена иммиграция.
     --  Совершенно  верно. Следовательно?..  --  Смайли не договорил, давая
возможность Рино самому придумать продолжение.
     -- ...следовательно, нужно перебросить этих людей в необжитые  сырьевые
колонии.
     -- Куда они, возможно, так  и не доберутся. -- Смайли смахнул с пиджака
пылинку. -- Поскольку на них могут внезапно напасть саваттеры...
     -- Что должен делать я?
     Смайли  не  стал  отвечать  сразу.  Рино  заметил,  что  это  была  его
излюбленная  манера. Сначала он  вернулся  в кресло,  поерзал спиной и  даже
сощурился, как кот возле теплой печки.
     --  После того как вы хорошо  отдохнете за  оставшиеся от отпуска  дни,
вернетесь домой в Гринстоун  и снова погрузитесь в свою  работу. Позднее вас
переведут на новое место работы. Скорее всего это будет что-то вроде длинной
командировки...
     -- И опасной?
     -- Очень опасной.
     --   Хорошо,  я  согласен.  Полагаю,  это  наилучшие  условия,  которые
предлагаются в вашем заведении.
     -- Совершенно верно, -- серьезно сказал Смайли.
     --  Есть еще  одна  проблема, --  вспомнил  Рино.  -- За мной  увязался
какой-то парень в мини-фургоне.
     -- Нам это известно, -- кивнул  Смайли, и Рино подумал,  что,  о чем ни
спроси, этот лысоватый человечек обязательно скажет: "Нам  это известно". --
Пока что этот человек не опасен, хотя есть подозрение, что он не следопыт, а
убийца.  Сейчас  его  пустили по ложному  следу,  и  он поехал дальше  вдоль
побережья.  Но скоро он вернется. Правда, к тому времени вы уже будете ехать
назад в Гринстоун.
     -- А если он достанет меня на обратном пути?
     --  Едва  ли,  -- с сомнением  покачал головой Смайли. --  У него очень
небрежная  манера  вождения.  Случается, что такие водители не справляются с
управлением. Знаете,  как это бывает? Бац, и лобовое столкновение с  длинным
синим грузовиком.
     -- А еще лучше с красным, -- усмехнулся Рино.
     -- Хорошо, пусть будет красный.



     Уже на следующий  день лейтенант  Лефлер  смог  позавтракать и привести
себя в порядок без посторонней помощи.
     Провалявшись в кровати пару часов, он почувствовал себя сносно, если не
считать дергающей десны после установки зубных имплантантов.
     Перед  самым  обедом пришли  двое  массажистов  и,  переложив  Рино  на
специальный столик, стали смазывать его разноцветными мазями.
     -- Как начнет жечь, скажете, -- сказал один из них.
     Лефлер  лежал,  прислушиваясь  к  своим ощущениям,  а затем сказал, что
чувствует жжение вполне отчетливо.
     Массажисты сразу же приступили к делу и  поначалу Рино испытывал только
боль, однако  вскоре под сильными  пальцами мастеров его  избитое тело стало
разогреваться и  набирать  необходимую  жизненную  силу.  В какой-то  момент
Лефлеру даже  показалось, что он  может взлететь, однако этого не случилось.
Массажисты  закончили  сеанс и, совершенно измотанные,  присели  на  кровать
перевести дух.
     -- Что, уже все? -- спросил пациент.
     -- А то нет? -- удивился один из массажистов. -- Полтора часа качали...
     -- Полтора? А я и не заметил.
     -- Значит, все в дело пошло, -- мудро заметил тот.
     Рино снова  переложили на  койку и  приказали немного  поспать.  Однако
уговаривать его не пришлось, сон сам смыкал ему веки.
     После  сна  был  обед,  а  после  обеда  удалось немного  погулять  под
присмотром доктора Курта. Рино его не узнал и лишь по голосу понял,  что они
знакомы.
     --  Да вы просто как огурчик, честное слово! -- похвалил пациента Курт,
когда  они  вышли  в  небольшой  садик, и  достал  из кармана  помятую пачку
сигарет.
     -- Как Земфира? -- спросил Лефлер.
     -- О! -- удивился врач. -- Вы и Земфиру знаете?..
     -- Ну так я же присутствовал на процедурах, когда она ставила пиявок.
     --  Присутствовали? Каким образом? --  Курт глубоко затянулся,  а затем
хлопнул  себя  по макушке, смяв  накрахмаленную врачебную шапочку. Он хрипло
смеялся и выплевывал табачный  дым порциями, словно  выхлопная  труба. -- Ну
что я за болван, а? Ну это  же надо так спросить...  Что-то  я  несу  всякую
чушь,  наверное,   это  от  курева.  Курт  внимательно   посмотрел  на  свои
пожелтевшие от никотина пальцы и добавил:
     -- Но что поделать, я так люблю курить... Сил нет, как люблю курить.
     --  А   доктор   Йорк  не   курит?   --  спросил  Рино,  просто   чтобы
потренироваться говорить и перестать посвистывать имплантированными зубами.
     -- Нет, он давал клятву Брю-Михельсона, а я -- Гиппократа.
     -- А в чем разница?
     --  Клятва  Брю-Михельсона подразумевает  гармонию  между  требованиями
медицины и самой жизнью врача. Он  должен  не только помогать больным,  но и
блюсти  себя  соответствен но  своим  же наставлениям.  Ну  например,  врачи
говорят: нельзя пить -- и  сами не пьют, курить нехорошо --  и сами не курят
тоже.  Толстыми быть некрасиво -- и имеют  безупречную фигуру... -- Тут Курт
снова  глубоко  затянулся  и,  вдавив  окурок  в  высокую  вазу с  лютиками,
продолжил: --  Вот  поэтому существует еще более  древняя  и, я думаю, более
правильная клятва Гиппократа. Смысл  ее  в следующем: больным  помогаю, но в
мою  жизнь не  лезьте... Ну сами посудите -- зачем мне блюсти свое здоровье,
если мне  платят  совершенно за  другое. Если  я говорю пациенту: вам нельзя
курить, потому что это вредоносное занятие и  это  уродливо как привычка, то
он, невежда, должен внять мне... Я ведь дипломированный специалист.



     В подпольной  клинике  Рино Лефлер провел еще два дня, которые были  до
отказа заполнены оздоровительными процедурами. Все делалось в спешке, и даже
морской  загар  Лефлеру сделали за пятнадцать  минут до выхода, намазав  его
какой-то особой мазью.
     Потом  с  ним  поработал  парикмахер,  затем  косметолог,  который  дал
несколько  советов, как  скрывать темные круги под  глазами  и не  до  конца
затянувшиеся рассечения.  Восстановительные технологии были  на  высоте,  но
даже они не могли сделать чуда за несколько дней.
     После  обеда  новенькое  оранжевое  такси остановилось возле отеля, где
несколько дней назад Рино снял для себя номер.
     Стараясь не хромать, он вошел в вестибюль и, подойдя к портье, сказал:
     -- Привет, мне писем не было?
     -- О,  сэр!  --  удивился тот.  -- Да вас  совершенно  не узнать! Какой
костюм,  какой загар. Правда, на лице,  -- тут портье погрозил  пальцем,  --
отражается хроническое недосыпание...
     Рино самодовольно улыбнулся и небрежно махнул рукой.
     -- Ну да, было небольшое романтическое приключение.
     -- Ничего себе небольшое, сэр! Я так понимаю,  несколько суток  загула,
-- портье нагнулся и доверительно сообщил: -- Я так и полагал, сэр, а хозяин
наш  раскричался, говорит, сдавай номер, его, может,  уже в живых нет...  --
Портье смотрел Лефлеру в глаза, как верный пес, и тот, спохватившись, достал
из кармана десятку и сунул в руку служителю.
     Портье довольно щелкнул зубами, выхватил со стойки ключ  и  передал его
постояльцу.
     -- Пожалуйста, сэр. Сколько вы у нас еще пробудете?
     -- Завтра уеду.
     -- Как жаль,  только  появляется  в отеле  приличный человек, и ему уже
нужно съезжать.
     -- Увы.
     Лефлер  развел руками  и,  тщательно  контролируя  свои  движения, стал
подниматься  по  лестнице. В  коридоре, оглядевшись по  сторонам, он наконец
пошел тише, морщась от боли и не зная, на какую ногу хромать сильнее.
     В его комнате  все  находилось  в полном  порядке. Постель,  которую он
слегка помял, когда  сидел на  ней, была теперь аккуратно застелена, чемодан
стоял возле  стены, а брошенная одежда, вычищенная и выглаженная,  висела на
плечиках, подвешенных на дверке шкафа.
     Рино  достал пистолет,  любезно  возвращенный  ему Смайли, и,  с трудом
опустившись на  корточки, заглянул под  кровать.  Затем прошел в  ванную  и,
убедившись,  что  кроме него  в  номере  никого нет,  запер входную дверь  и
завалился на постель.
     Идти  куда-то у Лефлера не было желания.  Хотелось только спать. Пустой
уютный номер располагал к отдыху и одиночеству, а именно одиночества Рино не
хватало. Он не любил находиться под наблюдением, а в гостеприимном заведении
мистера Смайли рядом с ним постоянно находились люди.
     Пристроив  пистолет рядом с собой,  Рино прикрыл глаза  и вскоре  уснул
чутким сном настоящего копа.



     "Темпер"  стремительно несся на  север, накручивая  на  колеса  быстрые
километры. Рино  уже полностью приспособился к его  парогенератору, и машина
шла плавно, радуя хозяина и восхищая окружавших.
     Водители  встречных  олдсмобилов,  пассажиры обгоняемых  автобусов,  --
казалось, все знали, какая у Рино отличная машина, и все ему улыбались.
     Хорошее  настроение  не  покидало Лефлера,  пока,  взглянув  на монитор
заднего вида,  он не заметил  преследовавший его мини-фургон. Рино ни минуты
не сомневался, что это его старый знакомый.
     Мелькнула мысль повторить тот же фокус, что  и в прошлый раз, и уйти от
погони, рискуя  взорвать бак с водородом,  но лейтенант  взял  себя в руки и
решил подпустить врага поближе, чтобы выяснить его подлинные намерения.
     Рино так увлекся наблюдением  за приближавшимся  к нему  мини-фургоном,
что  едва  не  выехал  на  встречную полосу.  Предупреждающе  гудя, огромный
грузовик пронесся мимо него и неожиданно для Рино на полном  ходу врезался в
преследовавший его автомобиль.
     Не веря своим  глазам, Лефлер  даже оглянулся,  чтобы удостовериться  в
том, что он увидел на мониторе.
     Грузовик был  красного  света, как  и  обещал,  шутя,  Смайли.  Разнеся
вдребезги маленький фургон, он, как ни в чем не бывало, понесся дальше.
     "Однако", --  произнес про себя Рино, покачав  головой.  Затем нажал на
газ, и автомобиль помчался еще быстрее. Лефлеру  хотелось  подальше уйти  от
того места, где фактически заказанный им красный грузовик размазал фургон по
радиатору.
     Так Рино  гнал  машину  достаточно долго  --  несколько  часов  подряд.
Наконец, когда индикатор  горючего  стал показывать, что  пора заправляться,
лейтенант Лефлер, уже на подъезде к Гринстоуну, свернул к сверкавшим никелем
колонкам.
     Это была заправка-робот, поэтому  пришлось долго устанавливать "темпер"
на  указанную площадку.  Только  после  этого  поданный  штуцер угнездился в
горловине, предварительно ободрав на кузове краску.
     --  Долбаная  железяка,  -- выругался  Рино,  выбравшись  из  машины  и
отправившись  оплачивать  услуги.  Он  не переносил  всего  автоматического,
начиная  с турбинных картофелечисток и  кончая секс-имитаторами с новомодной
функцией "кингсайз".
     Ресторана  рядом  с  заправкой  не было, вместо этого  стояло несколько
автоматов, продающих бутерброды. Рино  требовалось разрабатывать  желудок, и
он купил себе парочку -- с треской и капустой "тири-тири".
     Недалеко  от  автоматов   располагались  высокие,  похожие  на  поганки
столики, но все они были заняты. Те, кому не хватило места, сидели прямо  на
пожухлой траве и поедали чуть теплые бутерброды.
     С шоссе свернул  длинный автобус дальнего следования "Ройял Ситроу". На
табличке, указывавшей пункт назначения, было написано -- "Назим". Этот город
находился в трехстах километрах к западу от Гринстоуна.
     Из  открывшихся  дверей  повалили  туристы. Часть из  них  оккупировала
небольшой туалет, другие выстроились к бутербродным автоматам.
     Найдя место, где трава была  посуше,  Рино осторожно присел,  игнорируя
свой новый костюм. Недолго думая, он принялся за  бутерброд  с  "тири-тири",
однако спокойно поесть ему не дали.
     С шоссе к заправочной станции свернула пара машин, и по их виду  Лефлер
понял, что это автомобили ЕСО. Мало того, он был  совершенно уверен, что эти
люди посланы за ним.
     "Доставьте его сюда, а если не получится, можете пристрелить на месте",
-- Рино подозревал, что именно так  инструктировало  их начальство, и, может
быть, даже старший агент Ченсер.
     Лефлер посчитал противников. Их было восемь. Патронов в  пистолете было
тридцать, да еще  запасная  обойма. Однако его тело едва не разваливалось от
остаточной боли, а эти молодцы были похожи на ухоженных лошадей.
     Рино  еще  сидел  на  траве,  оцепенев  от  неожиданности,   когда  ему
показалось,  что  чье-то  знакомое  лицо   мелькнуло  возле  толпившихся   у
бутербродных автоматов туристов.
     Девушка в короткой юбке  и вызывающих чулках в крупную сеточку положила
на землю скрипичный футляр, открыла его, затем  резко  выпрямилась,  и в  ее
руках оказался штурмовой пулемет "фоке". Теперь Лефлер узнал лицо Халии, той
самой роковой блондинки, которая так удачно спровадила его в лапы Смайли.
     Рядом  с такой роскошной женщиной хорошо смотрелся даже грубый пулемет.
Его тяжелый стук и  длинный язык  пламени,  вырывавшийся из  черного ствола,
лишь добавляли Халии привлекательности.
     Когда есошники пришли в себя, половина из них уже лежала на земле, а по
обочине   дороги  щелкали  горячие  пули.  Однако,  едва  оставшиеся  агенты
попытались контратаковать, появившийся откуда-то сбоку помощник Халии открыл
огонь из дробовика.
     Лефлеру даже не пришлось доставать свой пистолет -- люди Смайли сделали
все сами.
     Двое  есошников сумели забраться в машину  и  ретировались, несмотря на
шквальный огонь Халии. Пули только вышибали искры из бронированного авто, не
нанося вреда спрятавшимся в нем врагам.
     Когда они умчались, девушка спокойно убрала оружие обратно в скрипичный
футляр.  Окружавшие ее  люди стояли молчаливее  каменных изваяний. Никто  не
издавал ни звука, боясь привлечь внимание этой амазонки.
     Исполненный  благодарности  за  то,  что  его  спасли,  Рино  отшвырнул
бутерброды, встал на ноги и заспешил к своему автомобилю.
     Проходя мимо Халии, он бросил:
     -- Поехали...
     Девушка как ни в чем не бывало последовала за  ним, а  чуть позже к ней
присоединился и напарник.
     Когда  все сели в машину, застоявшийся "темпер" резко  рванул с места и
помчался в сторону города.
     Взглянув  на сидевшего рядом  с ним мужчину, Рино  узнал того парня,  с
которым дрался, когда его оглушила Халия.
     -- Привет, Гук. Как дела?..
     -- Отлично дела. Как видишь, успели вовремя, -- бодро отозвался тот.
     На  его лице  Рино заметил  пару  хороших  синяков  -- свидетельство их
недавней встречи.
     -- Это тебя реставрировали, -- угадав мысли Лефлера, пояснил Гук.  -- А
мне сказали -- так обойдется...
     -- Понятно,  -- кивнул Рино, затем повернулся к  сидевшей сзади Халии и
сказал: -- Вам есть куда ехать? А то можно заскочить ко мне...
     -- Я понимаю  ход твоих мыслей, Лефлер,  но сейчас ты разговариваешь со
старшим по званию. Так что езжай, куда я тебе скажу.
     -- Как  прикажете,  мэм, --  согласился Рино,  немного смущенный  таким
ответом.  Как  и  любой  мужчина,  он считал,  что  имеет  право  на  особое
расположение женщины, если у него с ней уже что-то было.
     -- Мы должны въехать в город с северной стороны, -- сказала Халия.
     --  Сейчас  это  уже  невозможно,  вся дорожная  полиция оповещена,  --
возразил Рино.
     -- Что же ты предлагаешь?
     --  Предлагаю  оказаться  сразу в центре города, а уж оттуда добираться
дальше.
     -- А как попасть в центр?
     -- Мы проедем внутри нового коллектора...
     -- Хорошо, делай, как знаешь.
     Вскоре  впереди показался  контрольный  пункт  дорожной  полиции.  Рино
сбавил  скорость  и свернул  на  узенькую  дорогу  с  потрескавшимся  старым
асфальтом.
     -- Ты куда это? -- забеспокоилась Халия.
     -- На старую свалку... Только оттуда можно попасть в коллектор...
     Вскоре   дорога  запетляла  по  редколесью,  а  затем   превратилась  в
проселочную тропу, которая едва  проглядывалась за  переплетенными  стеблями
высохшей травы.
     -- Это и есть коллектор? --  спросил молчавший до этого Гук и указал на
огромную круглую дыру, зиявшую в основании разрытого холма.
     -- Да, это он, -- ответил Рино, заставляя  машину балансировать на краю
глубокой колеи. "Темпер" взобрался на кучу старого мусора  и плавно вкатился
под своды коллектора. Лефлер включил  фары, и  их свет выхватил  из  темноты
длинный  отрезок  подземного туннеля. Его  основание было  идеальным, и Рино
стал разгонять машину.



     Вздрагивая на стыках железобетонных конструкций,  из которых был собран
коллектор,  машина все глубже втягивалась  в царство  подземных коммуникаций
города.
     Тоннель  был  абсолютно  сухой,  однако в нем непонятно откуда завелись
лягушки,  которые  цепенели под  ярким  светом  фар и погибали под колесами,
пребывая в полном недоумении.
     -- В  такой трубе  чувствуешь себя пистолетной пулей,  -- заметил  Гук,
глядя на проносящиеся мимо пятна сырости.
     -- Надеюсь, им не придет та же мысль, Лефлер, -- сказала Халия.
     Рино ничего  не ответил. Он чувствовал, что суперблондинка обеспокоена,
попав в непривычную для себя обстановку.
     -- В любом случае это скоро кончится, -- пообещал  он. --  Полчаса -- и
мы окажемся в заброшенном подземном гараже.
     -- Машину придется бросить.
     -- Да, -- согласился Рино. -- И врать потом, что ее у меня угнали.
     -- Это тебе не очень-то поможет. Как  только появится  возможность, они
тебя обязательно уберут, -- сообщила Халия. -- И прикрыть тебя будет некому,
поскольку в Гринстоуне у нас никого нет
     -- Буду прятаться, сколько смогу, -- невесело пообещал Лефлер.
     --  Не дрейфь,  тебя  скоро отсюда переведут,  -- поддержал  Рино Гук и
подмигнул ему подбитым глазом.
     Между  тем,  пока  заговорщики пробирались в  город  по  недостроенному
коллектору,  на  одной  из строительных  площадок  в черте  города  уже  шла
лихорадочная работа.  Несколько  строительных рабочих и  полицейских  спешно
сбрасывали в аварийных колодец коллектора мешки с мусором и цементом.
     После того  как весь балласт  был сброшен,  в  туннель по металлической
лестнице спустились четверо полицейских.
     Освещая путь фонариками и подкрепляя  свою решимость  потоками  бранных
слов, блюстители порядка стали сооружать из мешков некое подобие крепости.
     Их сняли с поста на Карл-стрит  всего полчаса назад,  когда кому-то  из
начальства пришло в голову,  что некие  головорезы постараются  проникнуть в
город через недостроенный туннель.
     "Перекрыть  автомобильное движение по  коллектору!" --  гласил  приказ,
спущенный  сверху,  и полицейские отправились  его выполнять, хотя каждый из
них считал распоряжение дурацким.
     И  вот  теперь,  в  густой  как  туман  пыли,  сержант  и трое  рядовых
патрульных безо всякого энтузиазма сооружали препятствие. А  за их работой в
туннеле с  интересом следили рабочие. Они стояли  возле горловины аварийного
люка  и  злорадно  посмеивались,  сделав  перекур   специально   для  такого
спектакля.
     --  Ладно,  хватит, ребята! -- распорядился сержант и тут же закашлялся
от перехватившей дыхание пыли.
     -- И то верно, шеф, -- отозвался один из подчиненных. --  Если они едут
на танке, мы все равно их не остановим, а для авто и так сойдет.
     Рассевшись   на  бруствере,   полицейские   стали  скучать,  ежеминутно
подсвечивая фонарями наручные часы.
     Рабочие, наверху, тоже потеряли  к происходящему интерес  и вернулись к
своим обязанностям.
     -- А чего  там произошло, шеф?  -- задал вопрос самый  разговорчивый из
патрульных.
     --  На  южной магистрали  положили шестерых  агентов ЕСО, -- равнодушно
буркнул  сержант  и  снова  закашлялся. Судьба  агентов  его  совершенно  не
трогала, ему хотелось поскорее покинуть это место.
     -- Да. А потолки здесь  высокие,  шеф, -- сказал разговорчивый, осветив
стены и  потолок коллектора. -- Я слышал,  что грузовики и  бетоновозы прямо
здесь и ездили, когда доставляли материалы...
     Сержант  ничего  не  сказал, зато  отозвался  другой  полицейский  -- с
тонким, почти девичьим голосом.
     -- И даже не верится, что скоро здесь потечет целое море дерьма.
     -- Ну так уж и море,  -- усомнился  сержант. -- Откуда взяться морю-то?
Город  у нас  небольшой.  Ну будет ручеек  по щиколотку,  и то  не всегда, а
только по праздникам.
     -- А почему именно по праздникам? -- спросил разговорчивый.
     --  Да потому,  что по  праздникам  все много жрут и,  понятно, сортиры
работают с повышенной нагрузкой...
     --  А-а...  --  протянул  разговорчивый,   удивленный   статистическими
познаниями сержанта.
     --  Кажется,  чего-то там  гудит,  --  сообщил  полицейский с  девичьим
голосом.
     Все  сразу  притихли.  Однако  это  оказался  бетоновоз,  прибывший  на
строительную площадку.
     Сержант невольно вспомнил, как  смеялись над ними эти  строители, когда
они  ковырялись здесь, в пыли,  среди грязных мешков. Должно быть, сейчас, в
перепачканных мундирах,  все полицейские выглядели  полными свиньями, и  это
вызовет еще большее веселье, когда они поднимутся наверх.
     Сержанту стало грустно, но потом он вспомнил,  что недалеко от площадки
находилась стоянка автомобилей и там наверняка были машины строителей.
     "Вот где я покуражусь, -- улыбнулся в темноте сержант. -- Вот уж где  я
попью кровушки  у этих  весельчаков...  Это чья  машина?  Ах ваша?  А почему
номерной знак грязный? Ничего не знаю -- платите штраф".
     -- Кажется, там чего-то гудит, -- снова сказал писклявый полицейский.
     -- Ты уже достал всех, -- возразил разговорчивый.
     -- Нет, ребята, на этот  раз действительно  гудит, --  сказал  сержант,
который своей язвой  чувствовал тонкую вибрацию тоннеля. С  тех  пор  как он
заработал ее, прожив со склочной бабой пятнадцать лет, его язва стала лучшим
индикатором приближения неприятностей.
     --  Занять позицию  за  мешками! Приготовить оружие! Стрелять только по
моей  команде!  -- скомандовал он и,  достав тяжелый  пистолет, плюхнулся на
пыльную баррикаду.



     Поворот  следовал  за   поворотом,  и  Рино  удивлялся  такой  странной
планировке  туннеля. Хотя он и не был инженером-гидравликом, однако понимал,
что  из-за этих  поворотов поток фекалии будет  замедлять свой бег,  твердые
фракции станут оседать на дно, и, как следствие, появятся заторы.
     "Что  это  я?  --  удивился  своим  мыслям Рино.  --  Думаю  о движении
какого-то дерьма. Здоров ли я?"
     Впрочем, прострелившая спину боль напомнила ему, что он  не в форме.  И
помимо  мистера Смайли в этом  была виновата  Халия  --  ведь это она  тогда
ударила его по голове, хотя можно было обойтись и без этого.
     Сейчас она сидела  тихо, положив на свои безупречные колени  скрипичный
чехол. А сверху -- над чехлом, нависал тяжелый бюст. Рино не видел этого, но
домысливал картину  довольно легко.  Халия вообще способствовала развитию  у
мужчин различных мыслей и богатого воображения.
     -- Мы уже в городе? -- неожиданно спросил Гук.
     -- Что?..  Да, почти в  городе. Как  только  появятся  железные лесенки
аварийных колодцев, считай, приехали...
     -- Откуда ты знаешь этот туннель? -- задала вопрос Халия.
     -- Я же  полицейский... мэм...  -- ответил Рино, едва не сказав  вместо
"мэм" -- "милочка".
     Коллектор сделал  еще один  поворот, и машину тряхнуло на некачественно
заделанном стыке. Пучок света  от мощных фар подпрыгнул и  высветил какое-то
непонятное препятствие, перегораживающее дно туннеля.
     -- Эй, там закрыто! -- воскликнул Гук.
     -- Без тебя вижу!  --  зло отозвался  Рино, подозревая,  что впереди их
ждет спланированная засада.  И хотя  коллектор  был не  менее шести метров в
диаметре, развернуться в нем не было никакой возможности.
     Рефлер вдавил  педаль  газа  до  пола,  и  "темпер"  понесся  на  таран
стремительно  надвигавшейся  пирамиды из тяжелых  мешков. В ярком  свете фар
мелькнули полицейские фуражки и ржавая лесенка с правой стороны.
     -- Эй, парень! -- снова подал голос Гук. -- Ты чего делаешь?
     -- Тихо, Гук... -- произнесла Халия.
     Рев  мотора  отражался  от  бетонных  стен  и, множась,  превращался  в
многоголосый   шум  водопада.  Этот  шум   пугал   сидевших  за   баррикадой
полицейских, и они, позабыв  про  пистолеты,  только  жутко кричали,  давясь
пылью, будучи уверены, что настал их последний час.
     Туннель  сотрясался от рева,  свет становился  все ярче,  и в последний
момент, когда гибель была неизбежна, страшное  чудовище проскочило по стене,
а спустя мгновение его шум стал затихать где-то далеко позади.
     --  Пронесло!  Пронесло!  --  не  своим  голосом  закричал сержант.  --
Пронесло, так вас и разэдак, ублюдки! -- продолжал он вопить и ругаться, как
может ругаться только по-настоящему счастливый человек.
     -- Шеф! Я, кажется, обделался! -- пожаловался ему разговорчивый.
     -- Ну и  хрен  с ним! Я  и сам обделался, но зато  я жив! Ты слышишь, я
жив!



     Возвратившись на  дно туннеля,  "темпер" какое-то  время скользил юзом,
затем выправился и пошел ровнее.
     Открытые колодцы стати  попадаться чаще, но  засад возле них  больше не
было.
     "И не будет", -- решил Лефлер.
     Он догадался,  что препятствие из мешков соорудили на всякий  случай. А
если бы  знали наверняка, что  он поедет  по туннелю, то уж  ни за что бы не
пропустили.
     Скоро впереди забрезжил свет, и Рино понял, что они приехали.
     Остановив "темпер" за полсотни метров  до выхода,  он с трудом выбрался
из машины, чувствуя боль во всем теле.
     Тем временем Гук  вытер руль  носовым  платком и тут же  наставил  свои
отпечатки пальцев. Это было необходимо для поддержания легенды Рино об угоне
автомобиля
     Сзади подошла Халия. Догадываясь о самочувствии Лефлера, она  осторожно
дотронулась до его локтя.
     -- Ну что, пошли?
     -- Пойдем, -- кивнул Рино и, достав пистолет, направился к выходу.
     Гук последовал  за ним,  мастерски пряча  дробовик  в рукаве куртки,  а
Халия шла последней со своим скрипичным футляром.
     В  подземный гараж они  проникли безо всяких  проблем. Работы  здесь не
велись давно, и посторонних глаз не было.
     -- Вот что,  Лефлер, давай мы здесь и расстанемся, -- предложила Халия.
И,  повернувшись  к  Гуку,  добавила:  --  Отдай  ему  ключи,  должен  же он
объяснить, как добрался в Гринстоуна.
     --  Держи,  коп.  Тебе --  от  нас,  --  сказал  Гук  и  протянул  Рино
серебристые   ключики.   --   Карл-Маркс-штрассе,   двадцать  восемь,   бокс
девятнадцать.
     -- Спасибо. А что это?
     -- Автомобиль, чудак, --  улыбнулась Халия, и Рино  отметил, что улыбка
ей шла все же больше, чем мерный пулемет.
     Затем она приблизилась к Рино, заглянула ему в глаза и сказала:
     -- Быть может, когда-нибудь потом, Лефлер... Потом...
     -- Когда мы победим, -- вырвалось у Рино.
     --  Да,  когда мы победим,  -- согласилась Халия,  резко повернулась  и
пошла прочь, красиво переставляя свои безупречные ноги.
     За ней пошел Гук. Они поднялись по ступенькам и исчезли за дверью.
     А Лефлер все стоял возле куч  строительного мусора, не в силач покинуть
это странное место.
     Наконец он собрался с силами и направился в другую сторону; неторопливо
поднялся по запыленным ступеням и вышел на противоположную сторону улицы.
     Здесь  было  спокойно,  и  никаких  подозрительных субъектов Лефлер  не
заметил. Впрочем,  если бы к нему подошли агенты ЕСО, он стал бы стрелять --
теперь Рино  в этом не  сомневался.  Он  уже определился,  кто  его  враг, а
большего ему не требовалось.
     Свернув в один из проходных дворов, Лефлер подбросил в руке  серебряные
ключики и  ускорил  шаг,  не  обращая  внимания  на ноющие  мышцы  и  легкое
пощелкивание  суставов. Карл-Маркс-штрассе находилась совсем близко, и  Рино
даже  помнил,  что дом двадцать восемь  -- это  дилинговый центр по  продаже
мороженой  свинины.  Здание  было  очень  большим, и в его подвальной  части
находились гаражи.
     На перекрестке улиц произошла авария. Двое водителей осыпали друг друга
упреками, а полицейский отвлеченно  составлял  протокол. Его напарник глазел
на  черноволосую девушку, ожидавшую  кого-то возле памятника Лео Пиночету, и
нервно  сплевывал  себе  под  ноги.  Зеваки скапливались на  тротуаре, а  он
беззлобно поругивал их, призывая сохранять спокойствие.
     Все  было,  как обычно, и Рино  много раз  видел подобные сцены, однако
сейчас ему казалось, что полицейский исподтишка за ним наблюдает.
     "Стоп, -- сказал себе Рино, -- это нервы".
     Вот  уже  Карл-Маркс-штрассе  и  дом   двадцать  восемь.  На  небольшой
парковочной площадки возле парадного подъезда грелись  на солнце два длинных
лимузина.  И  это было нормально  -- торговцы свининой могли  позволить себе
такую роскошь.
     У входа в подземный гараж стоял охранник. На нем была дурацкая фуражка,
а  лицо выражало крайнюю  степень равнодушия. Рино прошел  мимо,  и охранник
даже ухом не повел,  глядя на раскачивающиеся верхушки вечнозеленого дерева.
Присмотр за гаражом приносил ему только  жалованье, а созерцание  природы --
истинное удовольствие.
     Спустившись  в  подвальный этаж,  Рино  прошел  по  провонявшему старой
краской переходу и оказался перед нужным ему боксом.
     Один из ключиков легко  вошел в замочную скважину, и пыльные  створки с
коротким  вздохом подались на Рино. Он отошел в сторону, давая им простор, и
в полумраке бокса увидел  синий  "гоксейер", мечту любого гонщика  -- слегка
устаревшую модель парогенераторного первенца.
     Пыль,  паутина и дефицит света не помешали  Рино оценить  подарок.  Сто
тысяч  или  даже  триста --  считать  он  не  стал. Это  было  что-то  вроде
табельного оружия, и оно не принадлежало Рино полностью.
     Найденным  комком ветоши Лефлер  прошелся  по полированной  поверхности
автомобиля,  и машина  одарила  нового  хозяина  затаенными  бликами, словно
драгоценная шкатулка.
     --  Так я и знал,  долбать  меня по трафику! -- неожиданно услышал Рино
незнакомый голос.
     Обернувшись,  он узнал охранника, который, позабыв про свое равнодушие,
с безумной улыбкой на лице созерцал великолепие автомобиля.
     --  Так  я и знал, долбать  меня по  трафику! Я знал, мистер, что здесь
стоит знатная тачка! Долбать меня по трафику! Ваша?
     -- Не совсем, -- признался Рино. -- Тетя завещала.
     -- Во, долбать меня по трафику, а  моя померла два года  назад и только
сотню в пенсионном фонде  оставила! Я ее  пропил, долбать меня  по суточному
трафику!
     -- Примите мое соболезнование... И отойдите в сторону  -- машина опасна
на старте. Это не новая машина, заметьте.
     --  Вас  понял, сэр, --  сразу  согласился охранник,  поправив дурацкую
фуражку.
     Лефлер забрался  в  кабину,  повернул  заветный  серебряный  ключик,  и
"гоксейер" заиграл  огоньками панели. Всеми стрелками на  датчиках он указал
на полную исправность и готовность к немедленной работе.
     "Ну и отлично", -- подумал Рино, временно позабыв про свои болячки.
     Сдвоенная  турбина  грозно  рыкнула,  заставив  охранника  отскочить  в
сторону.
     --  Я  больше  сюда не вернусь! -- крикнул в  окно Рино,  нисколько  не
заботясь, чтобы его услышали.
     "Гоксейер" легко, словно ребенка, вынес его из гаража и понес по улице,
короткими прыжками обгоняя  любые  автомобили. Услышав грозный рык, водители
пузатых  авто  испуганно  поворачивали  головы  и спешили  к обочине,  чтобы
пропустить дорожного хищника.
     "Куда теперь?"  --  промелькнуло в голове у Рино. Конечно, ему хотелось
прокатиться на  таком уникальном аппарате, но здравый смысл диктовал другое.
Требовалось как  можно скорее показаться перед глазами своего  начальника  и
немного побыть среди сослуживцев.
     -- Да! --  вслух и с сожалением  произнес Рино. Он убрал ногу  с газа и
прикинул самый короткий маршрут до полицейского участка.



     Порывы  ветра терзали кровлю, издавая  ровное  дребезжание,  сходное  с
протяжным и тоскливым воем койота.
     Лейле  не  спалось. Ей не спалось вот уже  третью ночь, и она,  сама не
зная  почему,  испытывала  беспокойство.  И хотя  ее  жизнь  возвращалась  в
привычную  колею --  уход за скотом,  кухня, штопка носков Майбо, -- чего-то
уже не вернуть. Наверное, покоя.
     Об избиении в  полицейском управлении вспоминать не хотелось, тем более
что все синяки прошли и шрамы почти затянулись, а доктор Фэндлер, навещавший
Лейлу, пообещал, что, если потребуется, весной уберет все следы.
     Порывы ветра  все усиливались, Майбо  продолжал  храпеть,  но Лейле  не
давала спать странная вибрация, которая проходила по  стенам дома и касалась
супружеской кровати.
     "Какой странный звук, как будто что-то выворачивает тебя наизнанку", --
подумала  Лейла. Повинуясь внутреннему позыву, она  спустила  ноги  на пол и
попала прямо в вязаные тапочки.
     Поднявшись,  Лейла  прислушалась.  Тонкая  вибрация,  похожая  на  звук
скрипки,  снова  пробежала по полу, тронула одну из стен  дома и  затерялась
где-то в углу.
     -- Да что же это? -- испуганно прошептала женщина.
     Она вышла  в гостиную, прошла  к входной двери  и остановилась, ожидая,
как проявит себя непонятная сила.
     Звук появился снова, и Лейла тотчас определила его источник --  подвал.
И сразу же пришла пугающая догадка.
     Лейла  приоткрыла  дверь, выскользнула в коридор и стала спускаться  по
скрипучей деревянной лестнице. Оказавшись внизу, она на ощупь включила свет,
и этот момент маршрутизатор снова дал о себе знать.
     Здесь, рядом с этим  непонятным прибором,  звук  не казался  вибрацией.
Скорее, он напоминал трель сверчка.
     Женщина остановилась  возле расставленных  рядами  банок  с  солениями,
выбрала нужную и приподняла ее. Маршрутизатор снова застрекотал. При этом он
светился оранжевым светом и изливал свои призывы куда-то вверх.
     Лейла невольно подняла глаза к подвальному  потолку, удерживая  в руках
тяжелую банку с маринованными патиссонами.
     Где-то  там,  за  бетонными  плитами  половых  перекрытий,  за  балками
потолка, обшитыми толстыми  досками,  за утеплительными матами  и кровельным
железом, несся в недосягаемой дали летательный аппарат. Он  прорывался через
законы физики, истязая плоть своего пилота, он обманывал сторожевые станции,
проносясь мимо них на немыслимой скорости, -- он шел по сигналу, посылаемому
ему с Туссено одним из немногих уцелевших маршрутизаторов.
     Мелькнули острые крылья звена истребителей, с опозданием повели пушками
пограничные корабли.
     -- Я "двадцать шестой"! Как будто прошел саваттер! И совсем близко!
     --  Вас понял, "двадцать шестой", я его вижу... Постам четыре, шесть  и
восемнадцать -- приготовиться к залпу!
     Ракетные станции на  самой  низкой  орбите  Туссено  приняли  сигнал  и
развернулись  на заданный угол. Скоростные  ракеты скользнули на пусковые  и
замерли, ожидая дальнейшей коррекции.
     А челнок саваттера несся  на предельной  скорости. Лететь быстрее он не
мог, иначе бы разбился об атмосферу Туссено.
     Когда  аппарат   находился  в  критическое  точке,  сразу   три  ракеты
стартовали с орбитальных позиций и понеслись навстречу нарушителю.
     Пилот рванул штурвал, выполняя рискованный маневр,  и две из трех ракет
взорвались далеко  позади.  Третья, удержавшись на  хвосте  цели, продолжала
преследование. Челнок прессовал  носом сгущавшийся воздух, ложился на крыло,
однако  в  тот  момент, когда у ракеты-преследователя, казалось, иссякли все
силы,   она   разломилась   пополам  и  выпустила  маленького  посланца   --
стремительного и смертельного.
     Страшный  удар потряс  челнок,  однако его корпус  выдержал,  и аппарат
продолжил скольжение к планете, потеряв один из двух двигателей.
     Теперь  он был заметен  радарным  станциям на планете, и первые "штюсы"
стали подниматься с разбросанных по материкам баз.
     У  саваттера оставалось  все меньше шансов, однако  он с самого  начала
знал  об этом. Он был не  первым, но и не последним. И другого выхода у него
не было.
     На навигационном экране  пульсировала  яркая  точка  маршрутизатора,  и
машина сама держала курс прямо на него.
     Вот и ясное голубое пространство  неба,  солнечные лучи и  приближавшие
горы.  Несколько вспышек  там, внизу, творили  о том,  что трудности еще  не
пройдены.  Кривые  дымные  траектории пущенных ракет  сходились  и расходись
вновь, выбирая наилучшие позиции для атаки.
     Пилот сжал зубы и сделал последнюю, отчаянную попытку прорваться сквозь
зенитный  заслон. Единственный двигатель был  включен на полную мощность, но
было уже поздно. Одна за другой две ракеты распороли прочную обшивку бота, и
защитная система вышвырнула пилота из кабины за секунду до того момента, как
новая ракета довершила разрушение корабля.



     "Гоксейер"   лихо  затормозил  на   спортивных  покрышках  и,  свистнув
напоследок турбинами, умолк.
     Ничуть не притворяясь, Рино спокойно вышел из машины и отпустил дверку,
которая с легким мелодичным жужжанием встала на место.
     На шум диковинного  дорожного чудища  из  участка  выскочили  несколько
человек. Было обеденное время, и  некоторые из них жевали бутерброды, смывая
их в желудки теплым кофе.
     Первым пришел в себя Твинки Роджер. Он и раньше исходил к Рино завистью
по каждому пустяку,  а теперь, когда тот получил медаль,  да еще вернулся на
дорогом авто...
     --  Рино,  ты  хочешь  меня  в  гроб загнать,  -- признался ошарашенный
Твинки. --  Мне сказали,  что  у тебя  угнали машину  и чуть  ли  не  самого
кокнули... А тут ты: в та-аком костюме и на этом. --  Твинки ткнул пальцем в
невиданный прежде автомобиль.
     -- "Гоксейер" называется, -- просто ответил Лефлер.
     --  Рад тебя видеть,  старик,  --  поприветствовал  его  Мозес.  -- Как
отдохнул?..
     -- Отлично, Тед, -- ответил Лефлер, стараясь, чтобы улыбка на лице была
симметричной. -- Капитан у себя?
     -- Да, мечтает тебя увидеть.
     -- Серьезно?
     --  Серьезно.  Он надеялся,  что ты  сегодня  не  выйдешь, а у тебя  по
графику ночное дежурство. Старый сукин сын хотел тебя подставить.
     -- Ну, пойду обрадую его, -- сказал Рино и шагнул к двери, но обернулся
и крикнул коллегам, окружившим  автомобиль: -- Эй,  ребята, осторожнее,  эта
штука плюется серной кислотой!
     Зеваки тотчас  отпрянули. Они  понимали, что  Рино соврал,  но кто  его
знает.
     Войдя  в  общее  помещение,  Рино почувствовал  себя дома.  Он  вдохнул
воздух, пропитанный запахом старых бумаг,  стреляных пистолетных  стволов  и
несвежей одежды задержанных бродяг. Лефлер понимал, что ему недолго осталось
служить в отделении, но уходить совсем не хотелось.
     Навстречу Рино вышла Ольга Герцен.
     -- Привет, красавчик, -- улыбнулась она  и, приблизившись, чмокнула его
в щеку, одновременно дотронувшись до бедра.
     -- Что за фамильярность, коллега? -- остановил ее Рино.
     -- Никто не видел -- это раз, и я хочу от тебя сына, Лефлер...
     -- Не слишком ли круто для лесбиянки?
     -- Не слишком, Рино. Дети нужны любой женщине, а ты единственный мужик,
которого я согласна принять в таком качестве. И вообще, лесбиянки тоже люди.
     -- Да, я знаю, но сейчас я должен отправиться к Хунгару.
     Ольга посторонилась,  и Лефлер  безо  всяких  приключений  добрался  до
кабинета начальника.
     -- О! -- воскликнул тот. -- Отпускник вернулся! А у нас без тебя полный
завал, опять же отдел внутренних расследований беспокоится -- куда подевался
наш подопечный Рино Лефлер.
     Капитан  вышел из-за  стола,  подошел  поближе  и. внимательно осмотрев
Рино, сказал;
     -- Загорел ты хорошо, вот юлько морда у тебя побитая. Подрался, что ли,
с кем?..
     -- Да, было немного.
     -- Из-за женщины?
     -- Конечно, сэр.
     --  Понятно. --  Капитан вздохнул,  провел  ладонью по  лысине,  и было
непонятно,  думает ли  он о  женщинах  или  подбирает  очередную гадость  --
специально для Рино.
     Постояв с полминуты молча, он вернулся к своему столу, уселся в жесткое
казенное кресло и сказал:
     -- У нас с деревенскими парнями намечен семинар и практические занятия.
Так сказать,  по обмену опытом. Думаю, что ты подойдешь лучше других. У тебя
муниципальная награда,  да и послужной список будь здоров. Сам подумай, ведь
чего  ты  только  не  делал.  Ловил карманников,  сражался  с  похитителями,
преследовал женщин по ночам. Одним словом, достижения есть. Что думаешь?
     "Вот она, эта гадость", -- подумал  Рино. Поездки в окружное управление
никому  не нравились.  Городские копы ставили себя  выше  народных  шерифов,
которых и называли презрительно -- "деревенские парни".
     -- Я не против, сэр. Могу ехать прямо сейчас...
     --  Вот  так?  --  искренне  удивился  Хунгар. --  А  я  надеялся  тебя
смутить...
     -- Так когда ехать?
     -- Ну, сегодня-то точно не нужно, а вот завтра, с утра, за тобой заедет
машина.  Не забудь  взять  теплые  подштанники.  В  долине холодно  -- мигом
промерзнешь.
     -- Спасибо за предупреждение, сэр.
     -- А пожалуйста, Рино... -- капитан пожал плечами,  однако в  следующее
мгновение спросил: -- А что у  тебя за машина? Откуда  взялась и  на  какие,
спрашивается, шиши?
     -- А вот этого, сэр, я вам сказать не могу, -- серьезно ответил Лефлер.
     -- Это почему?
     -- Потому что эта информация для отдела внутренних расследований.
     --  Ты дошутишься, Рино,  -- вставая из-за стола, пригрозил капитан. --
Ой дошутишься...



     Прибывший  из окружного  управления автомобиль  поначалу показался Рино
неуместным на улицах Гринстоуна. Слишком большие шипованные колеса, чересчур
высокая  посадка.  От всего этого Лефлер отвык. Он не помнил,  как  выглядят
плохие дороги, поскольку не выбирался из города на север уже несколько лет.
     -- Привет,  парень, --  поздоровался Лефлер с водителем,  забираясь  на
сиденье и втаскивая сумку с теплыми вещами.
     -- Здравствуйте, сэр.
     -- Как тебя зовут?
     -- Рядовой Бражник, сэр.
     -- Говорят, у вас, за горами, давно зима?
     -- Не то чтобы зима, сэр, но значительно холоднее, чем в городе.
     Вездеход  тронулся  с  места  и,   распугивая  прохожих  ревом  движка,
выкатился  на  проезжую  часть.  Городские  автомобили опасливо  сторонились
огромного провинциала, а затем снова продолжали свой бег.
     Рино посмотрел в окно. Сейчас было утро, и никто не боялся похитителей.
Даже  двое  школьников  одни,  без  провожатых,  шагали  на занятия,  весело
обсуждая свои мальчишечьи дела.
     Зато к вечеру, когда вместе с сумраком на  улицы  опустится страх, люди
решатся прогуляться только в сопровождении наемной охраны.
     Лефлер поймал себя на мысли, что уже привык к этой прифронтовой  жизни.
Его неуверенность прошла,  и он не боялся  похитителей. Может, потому, что и
сам не раз выступал в качестве охотника.
     Правда, когда ему на глаза попадались очередные сводки о пропаже людей,
Рино чувствовал тупую боль. Боль и обиду за свое бессилие.
     -- Это у вас от той схватки на лице  синяк  остался?  --  спросил вдруг
Бражник.
     Рино взглянул в небольшое зеркальце, прикрепленное к приборной  панели.
Действительно, сквозь искусственный загар просматривалась синева.
     -- Да нет, это в отпуске  из-за девчонки  повздорил, -- ответил Лефлер,
решив поддерживать одну и ту же версию.
     --   Бывает,  --   одобрительно  кивнул  водитель.   Ему  было  приятно
осознавать, что  полицейский лейтенант  из Гринстоуна может влезть  в драку,
как любой парень из поселка, где жил сам Бражник.
     Привлекая в  себе внимание везде, где он  появлялся, неуклюжий вездеход
выбрался из лабиринтов  ухоженных  улиц  и  вскоре уже  катился  по окружной
дороге, выбираясь к шоссе, ведущему на север.
     --  А  это правда,  что  вас  медалью наградили,  сэр? --  не  унимался
разговорчивый водитель.
     -- Да... Наградили, -- кивнул Рино, вынырнув из собственных мыслей.
     Вездеход  качнулся на  неровном стыке и  свернул на нужную  магистраль.
Вдали, у самого горизонта, расплывчатой дымкой обозначились горы, однако уже
сейчас Рино показалось, что стало холоднее.
     -- А она у вас с собой?..
     -- Кто? -- не понял Рино.
     -- Ну, медаль, -- пояснил Бражник.
     -- Конечно, я без нее теперь из дому не выхожу.
     -- Правда?! -- Глаза водителя загорелись. -- А пощупать дадите?!
     -- Чего пощупать? -- насторожился Лефлер.
     -- Ну медаль,  конечно,  чего  же еще. Я еще в жизни не видел настоящей
медали!
     Впереди  загудел  трейлер, и  Бражник  судорожно  крутанул руль,  уводя
вездеход от лобового столкновение.
     Огромный грузовик величественно, словно корабль, проплыл мимо, а за ним
уже следовал другой. Рино не отрываясь смотрел на них,  пока  вся колонна не
проехала  мимо.  Даже  не  верилось, что  внутри  этих  красивых машин  едет
обыкновенная мороженая свинина.
     -- На Хольм почапали, -- прокомментировал рядовой Бражник.
     -- Это где?
     -- А грузотоварный порт имени Хольма Шансо.
     --  Ах это,  --  вспомнил  Рино. Уж  где-где,  а  в грузовом порту  ему
приходилось не раз дежурить в ночных засадах.
     --  Наши свинарники всю планету  кормят,  и еще на экспорт остается, --
гордо произнес Бражник.
     -- Наверное, твой отец фермер? -- догадался Рино.
     -- Да, сэр, -- довольно улыбнулся тот. Несколько минут они ехали молча.
Затем рядовой Бражник снова спросил:
     -- А какой у вас пистолет, сэр? Рино не стал объяснять, а просто достал
"байлот" и, покрутив им перед носом водителя, убрал обратно.
     --  Вот это пушка, сэр!  Вот  это  пушка!  -- воскликнул  тот,  готовый
восторгаться  всем, что касалось лейтенанта Лефлера. -- Да, вот этот  пушка,
-- уже тише повторил водитель и вздохнул.
     Между тем  горы  были  уже  совсем  близко, а  поток  рефрижераторов  с
мороженой  свининой  то  усиливался, то ослабевал  до  одной-двух  машин  на
километр.
     -- Вот послужу еще  годик и переберусь в город, -- мечтательно произнес
Бражник. --  И пушку себе куплю такую же, а не то  барахло, что нам  дают  в
округе.



     В   сопровождении    рядового   Бражника   Рино   дошел   до   кабинета
штандартенфитцера  Хофмана. В  приемной сидел  его секретарь, но  он даже не
обратил внимания на прибывших, поскольку не  признал в гражданском, которого
привел Бражник, никакого важного лица.
     -- Чего сидишь, Трубецкой? -- строго спросил водитель.
     --  А  чего   такое?  --   В   голосе  секретаря  послышалась  дерзость
зазнавшегося слуги, однако суровое лицо Рино заставило Трубецкого подняться.
     -- Это же лейтенант Лефлер из города, --  произнес Бражник таким тоном,
будто произносил "Его Императорское Величество".
     --  А,  по обмену опытом! --  вспомнил секретарь  и, изобразив радушную
улыбку, промчался мимо гостя.
     Он  едва не  вышиб  лбом  дверь  в  кабинет  начальника и  стал  громко
докладывать, так громко, что было слышно даже в приемной.
     Вскоре  Трубецкой  вернулся, сияя, как начищенный медный таз, и, указав
широким жестом на дверь штандартенфитцера, сказал:
     -- Прошу вас, шеф ждет...
     Лефлер прошел в кабинет, и Хофман шагнул из-за стола, чтобы  пожать ему
руку.
     -- С прибытием в страну ветров и зим, лейтенант.
     -- Спасибо, сэр.
     -- Присаживайтесь. -- Хофман указал  на стул, а  сам  вернулся  на свое
место. -- У вас отличный загар,  но вид усталый...  Сложная  командировка на
юг?..
     -- Скорее, бурный отпуск, сэр, -- скромно улыбнулся Лефлер.
     --  Курточка  у  вас  тонковата,  --  заметил  штандартенфитцер,  --  и
головного   убора  нет.  Но   это  поправимо,  нарядим  вас  как  настоящего
"деревенского парня". Так, кажется, в городе называют шерифов?
     -- Да, сэр, -- улыбнулся Рино.
     Хофман  ему  нравился.  Наверное,   причиной  тому  был   высокий  рост
начальника  и его  красивый  мундир  -- все сотрудники  окружного управления
ходили в форме.
     --  Думаю,  поживете  у  нас   пару  дней,  съездите   с   шерифами  на
патрулирование. На  этом можно закончить... Ну и, конечно, небольшая встреча
личного  состава  управления  с  героем  --  лейтенантом  Лефлером.  Убийцей
маньяков и врагом похитителей.
     -- Это уж чересчур, сэр.
     -- Ни в коем случае, -- не согласился Хофман. -- Вот случай с маньяком,
за  которого  вам  дали  медаль, я бы  опустил.  Такое  и раньше  случалось.
Полицейские  в городе и  местные  шерифы ловили всякую  мразь и  сажали ее в
каталажку,   если   не   было   повода  прикончить   на   месте...  --   Тут
штандартенфитцер сделал паузу, а потом продолжил: -- Но чтобы кто-то вступил
в схватку с похитителями  и обратил их в  бегство -- такого еще не было. Вот
за  это я дал  бы лейтенанту Лефлеру  целых две медали... Вот, собственно, и
все.
     Рино поднялся. Хофман тоже встал и крикнул:
     -- Трубецкой!
     Секретарь явился незамедлительно.
     --  Проводи  господина  лейтенанта  в  следственный  отдел,  пусть  его
ознакомят с нашими последними делами.
     -- Есть, сэр! -- выпучив глаза, гаркнул секретарь.
     -- Погоди орать, -- одернул его Хофман. -- Сходи на склад и возьми  для
господина лейтенанта нормальную зимнюю форму. Сам  понимаешь, у нас здесь не
Гринстоун.
     -- Есть, сэр, -- уже тише произнес Трубецкой



     Следующим пунктом знакомства  был следственный отдел. Рино доставили на
третий этаж  и проводили в  кабинет к следователям. Как оказалось, о приезде
городского  полицейского,   да  еще   отмеченного   наградой,  здесь   знали
практически все.
     --   Старший  следователь  Кулхард,  --  представился  Рино  человек  с
изношенной физиономией. В виде компенсации  за невыразительность лица на нем
был  безупречно  отглаженный  мундир небесно-голубого  цвета. Как  и шерифы,
следователи в окружном управлении ходили только в форме.
     -- Очень приятно,  --  коротко улыбнулся Лефлер, пожимая  руку старшему
следователя.
     --  Следователь  Хорст  Эви! --  простуженным голосом прокричал  другой
чиновник. Однако  выйти  из-за стола он не решился. Его мундир  не  выглядел
столь безупречно, как у Кулхарда, но взгляд излучал ту же симпатию -- ну как
же, встреча с героем.
     --  Здравствуйте, сэр! -- воскликнул еще один, самый молодой обладатель
голубого  мундира.  В  его  петлице  красовалась только одна звездочка,  это
означало, что  он только младший следователь. -- Очень много о  вас слышали,
сэр!  Нам так и сказали: едет  лейтенант  Лефлер, который  удавил  огромного
маньяка и спас девушку от похитителей! Для нас это большая честь, сэр!
     -- Спасибо, тоспода,  за такой теплый прием. Но  мне неудобно выступать
здесь в качестве героя. Я приехал к вам для обмена опытом и хотел  бы узнать
о ваших последних делах.
     Кулхард, Хорст  и в особенности Ганс Лойдус, засветились  от счастья. А
сопровождавший  Рино  секретарь Трубецкой тихо  выскользнул за дверь,  чтобы
идти на склад и обеспечить дорогому гостю теплую одежду.
     -- Тогда  прошу вас сюда,  -- пригласил  Кулхард, жертвуя  своим личным
стулом.
     Рино  присел, а старший следователь, словно фокусник,  извлек из  ящика
стола тонкую папку и, открыв ее на самом интересном месте, прочитал:
     --  "Дело   Изи  Франкфурта,  лотаргеица  по  национальности.   Предмет
расследования:   несанкционированные   химические  преобразования,  а  также
изменения массы атома водорода без соответствующей лицензии..."
     -- Да что там Изя Франкфурт! -- воскликнул Хорст Эви и бросился к гостю
с другой папкой.
     --  Послушайте  следующее:  "Джи  Фердинанд   и  Чон  Духван.   Предмет
расследования:  создание  государства  по  подложным  документам,   а  также
объявление воины империи Айрон-Иллинойс".
     --  Удивительно, -- искренне  поразился Рино. --  У нас в городе ничего
подобного не наблюдается. Только обычные  изнасилования,  убийства, грабежи,
ну и конечно же исчезновения.
     -- А у меня только похищение свиней, -- скромно сообщил Лойдус и развел
руками.
     --  Ну это,  по крайней мере, понятно, --  поддержал его  лейтенант. --
Расскажите поподробнее.
     -- А у них там это вроде ритуала, -- начал приободренный Лойдус. -- Все
живут под землей, залитой  слоем дерьма. Снаружи  обитает только шериф, да и
тот страдает аденоидами. Денег у свиноводов хоть  завались, и кроме  обычных
развлечений, размещенных также под землей, они воруют друг у  друга свинок с
помощью вакуумных манипуляторов...
     -- Очень интересно...
     -- А еще я узнал, сэр,  что местные производители откармливают товарных
свинок  на  двадцать пять  миллионов триста тысяч  тонн, а  продают двадцать
шесть  миллионов  семьсот  тысяч  тонн.  А  еще  ведь  не  учтено внутреннее
потребление всей планеты... Парадокс получается или прямой подлог.
     Рино  сразу  зацепился за  сообщение  Лойдуса.  Несмотря  на  кажущуюся
незначительность этой  информации, Лефлер  чувствовал, что  здесь содержится
что-то важное.
     Впрочем,  не  он  один  понимал  важность  болтовни Лойдуса. Увлеченные
принятием дорогого гостя, следователи даже не заметили, что дверь их комнаты
неслышно открылась и на пороге стоял сотрудник единой службы обороны.
     Нехорошо улыбаясь,  он буравил взглядом несчастного  Лойдуса,  который,
почувствовав на  себе тяжкое давление, замолчал и посмотрел на вошедшего. Он
не был особенно  смышленым парнем, однако  понял,  что  видит свой  смертный
приговор.
     Заметив гримасу Лойдуса, Рино вскочил со стула, и его рука потянулась к
кобуре.  Однако  он сдержал себя. Он был  уверен, что в случае необходимости
выхватит пистолет первым.
     -- Рад видеть  вас, лейтенант  Лефлер, -- бесстрастным голосом произнес
есошник.
     -- Могу сказать то же самое, старший агент Ченсер.
     Они стояли друг против  друга и молчали. Их взгляды, словно раскаленные
клинки, скрещивались и рассыпали искры, невидимые окружающим.
     Ченсер  думал  о  том,  сумеет   ли  он  убить  Лефлера  прямо  сейчас.
Присутствие трех посторонних лиц его не смущало. На его весах они не  весили
ничего.  Однако полицейский был готов драться, и у Ченсера не  было  никаких
гарантий, что Лефлер не сделает  выстрел первым. Страшный роковой выстрел из
неуставного "байлота" --  оружия дли  сумасшедших городских копов. Казалось,
этот полицейский только и ждет, чтобы его спровоцировали.
     -- Еще увидимся, Лефлер, -- проскрежетал старший агент.
     -- Увидимся, Ченсер, -- в тон ему ответил Рино.
     Он понимал, что этот человек знает о нем больше других и оттого опасен.
Лейтенант  готов  был  пристрелить  его  прямо  сейчас,  но  его  сдерживало
присутствие посторонних людей.
     Старший агент  уже  сделал шаг назад,  чтобы выйти вон, когда по  всему
зданию управления завыли тревожные сирены.
     Услышав  эти звуки,  Ченсер  исчез в  одно мгновение. Его тяжелые  шаги
прогрохотали по коридору и затихли.
     --  Саваттеры прорываются! --  объяснил суматоху Кулхард.  -- Наверное,
опять в горах...
     В  этот  момент  дверь  снова  распахнулась  и  появился   запыхавшийся
секретарь Трубецкой. В  руках он держал шапку и куртку  от зимнего комплекта
обмундирования окружных шерифов.
     -- Вот!  Ваша  одежда,  сэр! И поскорее идемте  вниз!  Штандартенфитцер
Хофман приказал отправить вас старшим группы в горы!
     -- Зачем? -- опешил Рино.
     --  Саваттеров ловить!  Агенты ЕСОуже  помчались туда, ну и  нашим тоже
прибыть положено!



     В расстегнутой куртке и шапке, натянутой на  самые уши, Рино подбежал к
ожидавшему у ворот  гусеничному броневику и  с ходу запрыгнул  в распахнутую
дверь.
     -- С  прибытием, сэр! -- громко произнес человек с  хронически  мрачным
выражением лица. -- Я гроссфитцер Джакоб.
     -- Очень приятно. -- Рино пожал Джакобу руку.
     -- Это  мои подчиненные --  рядовые Бурх,  Гроув и Джо-Пайн. А за рулем
профитцер Крейг.
     -- Здравствуйте,  сэр, -- произнес усатый профитцер, сидевший за рулем.
-- Ну что, едем?
     -- Не знаю, -- Рино обернулся к Джакобу.
     -- Нет,  сэр,  вы  назначены  главным  --  оттого  и  сидите  на  месте
командира.
     --  Тогда  поехали, -- согласился  Лефлер, понимая,  что нужно показать
себя с лучшей стороны.
     Броневик лязгнул  гусеницами по жесткому покрытию и проскочил мимо КПП,
напугав сонного часового.
     Рино стал  смотреть по сторонам. Отовсюду  горизонт прикрывали  высокие
холмы, которые дальше -- на севере -- постепенно переходили в настоящие горы
с шапками снега круглый год.
     -- Ваша  рация и оружие, сэр,  --  напомнил гроссфитцер, передавая Рино
портативный пункт  связи "пойнт" и  десятизарядный дробовик.  Считалось, что
это самое лучшее оружие  для борьбы с саваттерами, однако Лефлер подозревал,
что живых саваттеров никто из полицейских не видел.
     -- А как  они  себя ведут, когда  вы их ловите?  -- играя  в простачка,
спросил он.
     Джакоб  ничего  не ответил или  сделал  вид, что  тянет  паузу,  однако
сидевший за рулем профитцер Крейг с готовностью разъяснил:
     --  Так мы  их только холодными  и видели,  сэр.  Наблюдаем  лишь ихние
трупы, а  если кто живой попадется, так агенты  его к себе на базу увозят...
Держитесь,  сэр!  --  предупредил Крейг,  и броневик,  свернув на  грунтовую
дорогу, помчался под гору прямо к бурной речке.
     Пока машина, поднимая брызги, перебиралась  на другой берег,  прямо над
ней пронеслись  два вертолета. Они выглядели очень странно из-за торчавших в
разные стороны радиоантенн и фокусирующих тарелок.
     --  "Слухачи",  --  прокомментировал  Крейг.  --  Маршрутизаторы  будут
выискивать.
     Рино кивнул. Что  такое  маршрутизаторы, он  знал. Знал  он  и то,  что
выезжавшие  на  поиск  полицейские  бригады   имели  при  себе  приборы  для
обнаружения этих самых маршрутизаторов.  Однако  Рино такой прибор  не дали.
Или их на всех не хватало, или ему просто не доверяли.
     Еще примерно час ехать молча.  Лишь пару раз на связь выходил  дежурный
управления, но с ним разговаривал Джакоб.
     Когда  броневик  перевалил  через  очередной  холм,  внизу, в небольшой
долине, показалась гусеничная  машина, похожая на ту, на которой  ехали сами
полицейские.
     --  Агенты...  -- сразу  определил Крейг.  Остальные промолчали. Затем,
видимо не выдержав, заговорил гроссфитцер Джакоб:
     -- Дежурный намекнул,  что  они саваттера живого взяли...  Расшибся  он
сильно, но живой.
     -- Ну давайте их остановим и посмотрим, хоть как он выглядит, -- наобум
предложил Рино.
     Обернувшись  к Джакобу,  он улыбнулся,  показывая,  что  шутит,  однако
гроссфигцер был настроен серьезно:
     -- По закону, сэр, мы  имеем право сделать это. Но старший в группе вы,
и принимать решение вам...
     Рино  задумался.  Это было  похоже на  провокацию, но соблазн захватить
настоящего саваттера и допросить его был очень велик. Лефлер уже знал, какие
вопросы он задаст. Он их давно приготовил.
     Между  тем броневик с агентами  ЕСО приближался, и  требовалось  скорее
принимать решение.
     --  Тормози, Крейг! Машину оставь на  дороге! Все на выход --  будем их
досматривать!
     Водитель тут же  выполнил  приказ  и, как  показалось  Рино,  с  особым
рвением. Остальные тоже не задавали вопросы и выскочили наружу.
     Лефлер  вышел последним, переключив регулировку радиостанции на "тест".
Это означало, что в радиусе полукилометра никакая радиосвязь невозможна.
     Увидев  спускавшуюся  навстречу группу  шерифов,  водитель  машины  ЕСО
сбавил ход, а затем, не доезжая метров пятидесяти, остановился совсем.
     Дверца броневика приоткрылась, и оттуда вылез один из агентов:
     -- Ну-ка освободите дорогу!
     -- Сначала мы  проведем  досмотр! -- возразил Рино, все больше  входя в
роль командира группы.
     --  Никакого  досмотра,  шериф!  Проваливайте  немедленно, или я вызову
подкрепление! -- Агент тут же взялся за рацию, но, несмотря  на его попытки,
ему никто не отвечал. В конце концов он швырнул ее на землю и что-то крикнул
внутрь салона. И тотчас с противоположной стороны машины выскочили два бойца
с короткоствольными автоматами. Сомневаться в их намерениях не приходилось.
     Рино не  успел отдать никакого приказа,  когда стоявшие  справа от него
Гроув и Джо-Пайн сделали по одному выстрелу.
     Оба  заряда  попали  в  одного  агента. Любого  другого  переломило  бы
пополам,  но  раненый сумел самостоятельно убраться в машину,  то же сделали
его напарник и старший группы.
     Двери захлопнулись, и  воцарилась  тишина. Сквозь затемненные стекла не
было видно, чем занимались агенты, но Рино понял, что ничем хорошим.
     -- Ложись! -- что есть  силы закричал  он и сам рухнул на утрамбованный
снег. Остальные попадали вслед за ним.  И  тут же  страшный взрыв потряс всю
округу.
     Куски корпуса, гусеничные траки  и останки тех,  кто сидел в броневике,
-- все  это  веером  разлетелось  в стороны. К небу поднялся  огненный гриб,
постепенно превратившийся в черную тучу.
     Лефлер открыл глаза, огляделся  и поднялся на  ноги.  Еще не  до  конца
сросшиеся ребра ныли, а голова гудела.
     Пришли в себя и остальные члены группы. Гроув и Джо-Пайн  пошли вперед,
посмотреть на то, что осталось, и вскоре закричали, призывая остальных.
     Рино подбежал к ним первым.
     --  Вот  это что такое? -- строго спросил Гроув,  словно Лефлер  был  в
чем-то виноват.
     -- Это явно останки  саваттера, -- сказал тот.  -- Реберные перегородки
между всеми органами...
     -- Да? А это что тогда такое? -- Гроув посторонился, и Рино увидел  еще
два  обезображенных  трупа,  которые,  судя   по  всему,  тоже  принадлежали
саваттерам.
     --  Либо у них там была целая куча пленников,  либо разницы между  ними
нет никакой, -- произнес Крейг.
     --  Немедленно  едем  обратно,  --  опомнился Рино. --  Если  нас здесь
застукают -- мы трупы.



     Когда броневик уже мчался обратно,  в  эфире Рино настиг старший  агент
Ченсер.
     -- Лейтенант Лефлер?
     -- Это гроссфитцер Джакоб, сэр.
     -- Я хочу поговорить с Лефлером.
     --  Есть, сэр, --  ответил  Джакоб  и посмотрел на  вино. Тот  кивнул и
включил свой передатчик.
     -- Лейтенант Лефлер на связи.
     -- Что там был за взрыв, Лефлер?
     -- Кажется, взорвался ваш броневик, сэр. Мы подъехали к месту трагедии,
когда все было уже кончено...
     -- А почему не сообщили сразу?
     -- По неизвестной причине, сэр, не  работала ни одна рация. Похоже, там
какая-то радиостатическая аномалия...
     -- Может  быть, Лефлер, может быть, -- произнес старший агент Ченсер и,
не прощаясь, отключился от связи.
     Все молчали,  цепляясь за  ремни безопасности. Крейг гнал  броневик так
быстро, словно это был гоночный автомобиль.
     -- Надеюсь, никому ничего не нужно объяснять? -- спросил Рино.
     -- А что, мы разве не выполняли приказ старшего? -- спросил Гроув.
     Ему никто не ответил, и он беспомощно завертел головой.
     -- Нет, ну правда же, нам  ничего не будет? -- заискивающе спросил он у
Джакоба, словно тот имел власть на агентами ЕСО.
     Броневик  продолжал  бешено  стрекотать  гусеницами,  стремясь поскорее
добраться до управления. У всех членов группы  сохранялась  иллюзия, что там
их ждет спасение,  хотя, скорее всего, их ждали агенты ЕСО -- крепкие парни,
ни в чем не уступавшие саваттера м.
     Когда  броневик   штурмовал  горную  речку,  рация  заговорила  голосом
дежурного по управлению:
     --  Лейтенант  Лефлер, вас срочно вызывают обратно в  город. Звонил ваш
начальник капитан Хунгар -- что-то чрезвычайно важное! Машину уже выслали.
     -- Спасибо...
     Рино отключил рацию и уставился в окно. У него появлялся  шанс  смыться
до  того, как  агенты ЕСО начнут  опробовать  на  нем свои  методы дознания.
Лефлер  знал,  что ничего  похожего на варианты мистера  Смайли  ему  уже не
вынести. Его ребра, его голова и отбитые потроха еще  помнили крепкие кулаки
специалистов.
     -- Всем вам нужно немедленно сматываться, -- сказал он,  поскольку  уже
не  мог делать  вид, что  ничего не произошло. Ведь  если  бы он  не отдавал
дурацких приказов, все эти люди были бы вне опасности.
     -- А куда нам бежать?.. Нам бежать некуда, -- сказал Джо-Пайн.
     -- Свалим все на вас, сэр. Вы уж не обижайтесь, -- поддержал его Гроув.
     -- А почему вы молчите, Джакоб? -- спросил Рино.
     -- Говорить мне нечего. К тому же рано или поздно -- все там будем...
     Впереди  показалось  КПП  управления. Чуть дальше  --  во дворе,  стоял
колесный монстр Бражника, на котором добирался Рино.
     На  вертолетной  площадке,  кроме дежурного  вертолета  типа  "гэлакс",
находился вертолет ЕСО, и возле него стояло с полсотни агентов.
     -- Вот твари,  уже пронюхали,  -- сказал Крейг,  останавливая броневик.
Есошники тотчас направились в его сторону.
     -- Можно угнать колесник! -- предложил Рино.
     -- Нет, тогда нас точно посчитают преступниками, -- возразил Джо-Пайн.
     -- Ну как знаете, -- сказал Рино.
     Не теряя  драгоценных  секунд,  он выскочил из  броневика и, подбежав к
колесному вездеходу, забрался в его кабину.
     Вместо ключа  в  машине  была пусковая  кнопка, и это было для  Лефлера
главным везением.
     Турбина  засвистела  на  высоких  оборотах,  и  клубы  перегретого пара
вырвались  из   выхлопной  трубы.  Скрежеща  шипами   по   бетону,  вездеход
развернулся почти что на месте и, набирая скорость, помчался к воротам.
     Двое агентов ЕСО  рванулись ему наперерез, на ходу высвобождая из кобур
какие-то опасные с виду штуки. Рино дернул руль вправо,  и решетка радиатора
приняла на себя  два мощных удара.  Есошники  покатились,  словно бильярдные
шары, а Лефлер выровнял машину и, проскочив через ворота, вдавил педаль газа
до самого пола, затылком чувствуя стволы автоматов.
     Первые пули  прошили  воздух  где-то неподалеку,  и  фонтаны промерзшей
земли  показали,  что  выстрелы ушли  влево.  Понимая,  что  стрелки возьмут
поправку, Лефлер вильнул влево,  и,  как оказалось, вовремя. Лишь  несколько
пуль  ободрали борт, а  еще две  прошили салон насквозь, оставив  в  стеклах
аккуратные дырки.
     -- Вреш-шь,  не  возьмеш-шь,  --  шептал Рино,  слыша вертолетный гул и
стараясь укротить брыкавшегося монстра.
     Вскоре дорога  стала  ровнее,  однако на  ней снова  появились  длинные
трейлеры, до отказа набитые экспортным товаром. Мороженые хрюшки с комфортом
екали в  порт,  а Рино вилял  из  стороны в сторону,  стараясь  прикрываться
тушами равнодушных грузовиков.
     Безумная гонка  продолжалась полчаса  -- не больше,  но Лефлер  здорово
устал, выжимая из  вездехода все возможное.  Он ставил рекорд  за  рекордом,
обгоняя колонны трейлеров и опасно выскакивая на встречную полосу.
     Пот заливал лицо,  отбитые внутренности горели огнем, но упрямый коп не
на секунду  не  подставлял себя  под  огонь снайперов, и  вертолеты напрасно
пытались занять подходящую позицию.
     Затем они неожиданно исчезли, однако Рино на всякий случай еще какое-то
время  мчался вперед сломя голову. И только  потом он понял, почему  отстала
погоня.  Ему навстречу,  рискованно маневрируя в  потоке транспорта, неслись
две  полицейские  машины.  Одна  патрульная, а  другая  представительская, с
затемненными стеклами и мигалкой.
     Лефлер посигналил фарами и  съехал на  обочину. В  принципе даже сейчас
можно было ожидать  нападения -- это  могли быть ложные  полицейские, однако
интуиция подсказывала Рино, что это свои.
     Из патрульной  машины выскочила Ольга  Герцен и, размахивая  значком  и
пистолетом,  перекрыла движение.  Полицейские  машины  развернулись,  и Рино
быстро пересел в лимузин.
     Снова  включились мигалки, сирены  и  машины помчались обратно в город,
оставив на обочине вездеход с простреленными стеклами.



     В просторном салоне лимузина было сумрачно. Темные бронированные жалюзи
были полуприкрыты и почти не пропускали света, а перегородка между водителем
и пассажирами оказалась поднятой.
     Лефлер ехал в комфорте уже  пару минут,  однако никак  не  мог прийти в
себя. Сердце гулко стучало,  дыхание сбивалось, и вообще, чувствовал он себя
довольно паршиво.
     Видя  его  состояние,  сидевшие  рядом  с  ним  люди  ни о  чем его  не
спрашивали.
     Наконец,  когда машина  свернула  на  кольцевую  дорогу  и помчалась  в
коммерческий порт, Рино немного успокоился и посмотрел на сидевшего слева от
него господина.
     От этого человека  веяло властью и  внутренней силой.  Даже в полумраке
Рино весьма подробно составил себе его портрет. Когда под потолком загорелся
молочно-белый светильник, Рино увидел, что не ошибся.
     --  Я майор Сквош,  а это мой коллега лейтенант Хавьер. Мы представляем
шестой отдел при специальном департаменте криминальной полиции.
     -- В департаменте нет шестого отдела... -- тут же заметил Рино.
     Майор Сквош и лейтенант Хавьер обменялись взглядами  и заулыбались. При
этом Сквош на правах старшего позволил себе гораздо более нескромную улыбку:
     --   Правильно,  лейтенант  Лефлер,   официально  шестого   отдела   не
существует, однако  вам  придется  поверить  мне на  слово.  Мне  и  коллеге
Хавьеру...
     -- А еще мистеру Смайли, --  добавил Рино.  Произнеся  это имя, он даже
почувствовал во рту привкус крови.
     -- Да, и Смайли тоже, -- согласился Сквош.
     Между тем  машины  продолжали  нестись  в сторону порта  с  включенными
сиренами.
     На постах дорожной полиции им отдавали честь и  не обращали внимания на
заметное превышение скорости.
     -- Куда мы едем? -- спросил Рино. -- В порт?
     -- Да.
     --  Пока я ничего  не  могу  вам  сказать,  однако, когда подниметесь в
шаттл, ничему  не  удивляйтесь  и  следуйте указаниям нашего офицера. Он сам
подойдет к вам.
     Вскоре   впереди   показался   портовый   комплекс.  Одна   его   часть
предназначалась   для   грузовых  судов,  а   другая,  с  более  изысканными
постройками, обеспечивала пассажирские перевозки. Порт в Гринстоуне считался
самым  лучшим в округе, и  многие жители других  регионов  приезжали  именно
сюда, чтобы отправиться в далекое путешествие.
     Бесконечные  автомобильные   стоянки,   магазинчики   сувениров,  толпы
туристов  в  кафе  --  все  это  стремительно проносилось  мимо,  и  лимузин
притормозил только у ворот, ведущих на взлетное поле.
     Патрульная  машина осталась снаружи, а представительский автомобиль без
возражений пропустили на территорию порта.
     Лейтенант Хавьер нажал  невидимую кнопку, и жалюзи  на окнах открылись.
Внутри машины стало значительно светлее.
     Рино  покрутил  головой,  стараясь  угадать,  на каком  из шаттлов  ему
придется лететь. Но выбрать было трудно. Космические лайнеры стояли длинными
рядами, один красивее другого.
     Здесь были  и  серебристые "Люкс-сити", и сверкающие темно-синим  лаком
"Фалкон", и краснопузые "Мормон-Руж", и корабли элитной компании для богатых
пассажиров -- "Голд Спейс".
     Возле   округлых  боков   пассажирских   лайнеров   сновали  фургончики
заправочных команд, электрокары с  важными  механиками, а также грузовики  с
комплектной едой, которую подавали через специальные воротца.
     Между тем  лимузин, следуя строго  по полосе  транспорта, одну задругой
объезжал стоянки шаттлов, пока не остановился перед скоростным уиндером.
     Рино знал, что такие нанимали  для  приватных путешествий  частных лиц,
старавшихся избегать лишних глаз.
     На судно  еще загружали  всякие нужные в полете вещи, но  его двигатели
уже прогоняли  воздух, готовясь стартовать,  как  только погрузчики закончат
свое дело.
     -- Выходим! -- скомандовал майор Сквош.
     Рино  толкнул  дверь,  но, когда  выбрался из  машины, опередивший  его
лейтенант Хавьер уже прикрыл своего подопечного всем  корпусом. Майор  Сквош
тоже  вышел из  машины, но остался стоять возле нее, следя за тем,  как  под
прикрытием Хавьера Лефлер поднимается по служебному трапу.



     Едва Рино вошел в  пропахший  осушенным  воздухом салон  шаттла, к нему
подошел человек в форме пилота и сказал:
     --  Вам туда,  мистер  Лефлер.  --  И он  подтолкнул пассажира в спину,
показывая, что нужно спешить.
     Пройдя по  узкому коридору, они  оказались перед  небольшой  дверью. Из
надписи на ней следовало, что это запасной туалет.
     -- Мне заходить? -- спросил Рино.
     -- Да-да, быстрее, -- поторопил его пилот.
     Рино толкнул дверь, но вместо унитаза и всех положенных в  таких местах
вещей обнаружил поднятые панели пола и открытый ящик из тонкой стали.
     -- Мне туда? -- опять спросил Лефлер. Ему  вовсе не улыбалось  лететь в
железном ящике для сбора дерьма.
     -- Поторопитесь, мистер Лефлер. Времени совсем не осталось.
     Делать  было  нечего,  к  тому  же Рино  вспомнил, что майор просил его
ничему не  удивляться. Поэтому он решительно шагнул в ящик и свернулся в нем
калачиком.
     Пилот тут же закрыл крышку, затем грохнули панели  полового настила,  и
стало  тихо. Тихо и темно,  за одним маленьким исключением. Этим исключением
было небольшое отверстие в крышке ящика.
     Рино  немного сместился и сумел заглянуть туда, откуда  падал  свет. До
него не сразу дошло, что он смотрит на мир через дырку  унитаза. И этот мир,
казавшийся Рино таким большим, просторным и светлым, был всего лишь запасным
сортиром на космическом шаттле.
     Где-то  послышался стук, затем шипение сжатого воздуха, и  снова  стало
тихо.
     "Интересно, -- подумал Рино, -- они выпустят меня,  как только взлетят,
или придется ждать, пока корабль наберет высоту?"
     Неожиданно  ему  в  голову  пришла  ужасная мысль:  о нем по непонятным
причинам забудут и он будет  путешествовать здесь,  пока не умрет с  голоду.
Впрочем,  раньше  можно  загнуться  от  страха,  поскольку  первые  признаки
клаустрофобии неприятным щекочущим холодком уже поднимались по спине.  И что
удивительно:  раньше у  Рино  никогда  не  было  такой  боязни,  но  теперь,
скрючившись в тесном отстойнике, он почувствовал ее.
     Чтобы немного  отвлечься,  Лефлер  выдохнул  воздух  и снова постарался
заглянуть в отверстие наверху.
     Потолок, краешек зеркала и бумажное полотенце -- вот и все, что удалось
разглядеть.  Из-за задержки дыхания  у Рино  закружилась  голова, и страшным
кошмаром  в его  сознание  проникла  картина огромной задницы,  садящейся на
унитаз и закрывающей узнику последнее окно свободы.
     Видение было настолько реальным, что Рино вскрикнул.
     Однако ничего страшного не происходило. Напротив, где-то рядом лязгнуло
железо,   а  затем  ящик   Рино   качнулся  от  прикосновения  механического
манипулятора.  Он   скрежетнул  обо  что-то  краем  и  поплыл   в  неведомом
направлении.
     Почувствовав, что его двигают,  Лефлер  напрягся.  Это  было  для  него
очередной неожиданностью. Затем  ящик пошел вниз, и в голове Рино пронеслись
мысли о провале: сейчас откроется крышка и на него взглянет улыбающаяся рожа
старшего агента Ченсера.
     Впрочем, пистолет был  при нем.  Рино  только  сейчас  понял,  что  ему
доставляло наибольшие неудобства -- это был его "байлот".
     "Выстрелю  Ченсеру в  рожу, как только он начнет  улыбаться",  -- решил
Рино и, изловчившись, достал оружие.
     Между тем ящик стукнулся дном обо что-то твердое и замер.
     Лефлер стал  напряженно  вслушиваться в  голоса, ожидая узнать властные
интонации  есошников, но  сделать  это было невозможно:  все нараставший гул
стартующего шаттла не давал различить других звуков.
     Между  тем  стенки стального ящика  быстро охлаждались.  Защищавшая при
ходьбе  тонкая  куртка  Рино  теперь  почти не  грела, а теплую  --  подарок
шерифов, он оставил в лимузине.
     --  Поехали  к  двадцать  четвертому!... --  крикнули  снаружи,  и Рино
почувствовал, что тоже поехал.
     Видимо, визит  Ченсера откладывался, и  Рино  немного  расслабился.  Он
почувствовал, что от волнения согрелся, и это прибавило ему оптимизма.
     Наконец он  куда-то приехал и остановился.  Манипулятор снова подхватил
ящик и  после нескольких довольно чувствительных  толчков  установил его  на
новое место. Лязгнули люки, и воцарилась тишина.
     Уже знакомый белый свет проник в отверстие в крышке.
     Рино  вздохнул.  Эти  перемещения  окончательно  его  запутали. Наконец
спустя короткое время дверь туалета открылась, и кто-то встал возле унитаза.
Лефлер  напрягся,  ожидая  горячей струи или  чего похуже,  но вместо  этого
услышал грохот поднимаемых половых панелей, а затем исчезла и крышка ящика.
     Яркий свет ударил в  глаза Лефлеру, но на всякий случай он вытянул руку
с пистолетом, впрочем, не будучи уверен, что в кого-нибудь попадет.
     -- О, а меня не предупредили, что у вас оружие, --  произнес человек  в
форме пилота. -- Поосторожнее с ним, это опасная штука.
     Пилот  помог Рино выбраться из ящика, поскольку  тот едва мог двигаться
сам.
     -- Надеюсь, вы не отведете меня в другой сортир?  -- с  трудом разгибая
спину, спросил Лефлер.
     -- Нет,  лейтенант,  больше  никаких сортиров, --  пообещал пилот,  и в
подтверждение его слов по полу пробежала вибрация, а затем начал усиливаться
шум двигательных установок.
     Рино кивнул и, убрав пистолет, в сопровождении своего спасителя вышел в
салон.
     Сначала  они прошли  через пустующий  ресторан,  а  затем  оказались  в
длинном  коридоре   с   рядами   закрытых  дверей   купе.  Проходившая  мимо
бортпроводница  что-то  сказала  пилоту  и  улыбнулась Рино  заговорщической
улыбкой. Он улыбнулся в ответ, но немного запоздал, и улыбка пропала.
     -- Вот, --  произнес  пилот, открывая одну  из дверей. -- Это ваш люкс.
Запритесь изнутри и не открывайте никому -- только мне.  Но я заранее извещу
вас по интерфону. Это вон та коробочка на столе.
     -- Я знаю, -- сказал Рино.
     --  Какие-нибудь  пожелания,  поток сознания,  бред?  -- спросил  пилот
совершенно серьезно.
     -- Э-э-э...  -- протянул Рино, стараясь наиболее полно выразить словами
мучившую  его мысль. --  Э-э, теперь  я никогда не смогу  спокойно ходить  в
сортир...  Я  всегда  буду думать,  что  смогу  облить  какого-нибудь парня,
который сидит там, -- Рино указал пальцем в пол. -- Там, вы понимаете меня?
     -- Я -- да.
     -- Ну вот в общем-то и все.
     -- Тогда отдыхайте, сэр. Скоро мы выйдем в космос, и трясти перестанет.
     --  Да, конечно, -- кивнул  Лефлер, зашел в купе  и плотно притворил за
собой дверь, а затем запер ее на замок.



     Сегодня  у Эйдо была тяжелая  ночная смена. Он стоял на упаковке, а эта
работа  считалась не самой  простои. Каждые полтора часа подъезжал очередной
фургон, в котором находилось до сорока пойманных архидоксов.
     Как правило, к моменту доставки на упаковочный пункт они были полностью
пластифицированы,  а их одежда уже  распадалась. Однако не  в каждого из них
заряд попадал достаточно точно, и некоторых приходилось доводить до кондиции
в электронных пластификаторах.
     Дальше все было  просто. Эйдо, в специальных перчатках, перебрасывал их
в форму и  опускал  сублиматор. Двадцать секунд  --  и обезвоженный архидокс
укладывался  в  отдельный  ящик.  Иногда они попадались не  очень крупные, и
тогда Эйдо помещал их в ящик по два.
     Дети архидоксов вообще  входили по пять  штук в  одну тару, но всех  их
обязательно следовало  изолировать друг  от друга финитовой пленкой, которая
не давала сублимату смерзаться.
     Бывало,  что попадались  совсем  старые и  изношенные экземпляры. После
действия пластификатора они  превращались в груду  тряпья, но Эйдо знал, что
для первоначальной плазмы годилось и это.
     Если привозили крепких  молодых людей,  а  в  особенности девушек, Эйдо
радовался, словно  ребенок.  Как  существо, обретшее свое личностное  "я" на
Туссено, Эйдо отчасти был настоящим человеком. Он даже желал женщин,  однако
не совсем по-настоящему. Он хотел их потенциально и  искал близости  с ними,
однако сам процесс совокупления казался ему надуманным.
     В  половине  второго  ночи,  когда  Эйдо  и  человек  пятьдесят  других
операторов  заканчивали  упаковку партии,  прибывшей  из  Гринстоуна, пришел
Гонатар.
     -- Пойди разомнись, я тебя  подменю, -- сказал он. -- А то скоро пойдут
грузовики с дальних городов.
     Эйдо  благодарно кивнул товарищу и, сбросив перчатки,  вышел на  свежий
воздух.
     Невыносимо  хотелось  курить,  хотя  Эйдо  никогда не курил  и даже  не
пробовал. Он знал, что это приводит к разжижению мозгов, а своим мозгом Эйдо
весьма дорожил.
     Вместо  сигареты  он достал  сладкую  палочку и медленно  ее посасывал,
глядя на спящую базу.
     Даже  ночью   на  ее  территории  продолжалась  работа.  По  освещенным
периметрам то там  то тут ходили часовые. Ассенизаторская  машина засовывала
свой ненасытный хобот  в засоренные магистрали; днем  ей  мешали погрузчики,
курьерские джипы и тому подобное, а ночь всегда принадлежала ассенизаторам.
     Эйдо надоело  сосать палочку, и он сгрыз  ее, затем посмотрел на небо и
поразился тому, сколько на нем звезд. Эйдо хорошо знал пилотскую программу и
сразу  сориентировался, где  находится его изначальный  дом --  историческая
родина.
     Где-то  там,  в глубине  космической пустоты еще шли жаркие бои, армады
военных флотов сталкивались за обладание стратегической инициативой, а здесь
было совсем тихо. Однако именно  здесь, Эйдо  это  знал, ковалась победа его
народа.
     -- Эй, парень, ты не видел Кинкеля? -- спросил появившийся  из  темноты
старшина по снабжению.
     --  Он придет  позднее, его задержали в управлении окружного шерифа.  А
что случилось?
     --  Да  на ящиках  маркировка  не  та.  Вместо  мороженой  свинины  там
говорится о клонированных зайцах.
     -- Откуда на Туссено зайцы?
     --   Свиноводы  взяли  подряд  на  клонирование  зайцев.  Говорят,  это
способствует развитию науки...
     И старшина, и Эйдо помолчали. Затем снабженец тяжело вздохнул и сказал:
     -- Теперь  на половине ящиков написано "свинина", а  на другой половине
"клонированные зайцы". Как думаешь, нас за это не взгреют?..
     -- Думаю, нет. -- Эйдо достал из кармана вторую палочку  и положил ее в
рот. --  Что бы там ни было написано  -- "свиньи"  или "зайцы", это не имеет
значения, потому что там ни то и ни другое.
     -- И я тоже так думаю, -- с готовностью поддержал Эйдо старшина.



     Вот  уже  битый час  Рино  стоял в  длинной  шеренге  таких же, как он,
коротко  остриженных  и одинаково одетых людей.  Однако,  даже  наряженные в
мешковатые комбинезоны, эти люди хранили военную выправку. Лефлер не заметил
ни одного толстяка или худосочного паршивца. Рекруты выглядели как собранные
по всему свету остатки разрозненных армий.
     --   Итак,   мерзавцы!   --    продолжал    свою   нескончаемую    речь
сержант-инструктор Поджерс.  --  Итак,  мерзавцы,  --  повторил  он  с явным
удовольствием, -- не думайте,  пожалуйста, что если  вы  все здесь офицеры и
заслуженные копы, то это для меня имеет хоть какое-то значение. Теперь вы на
правах беглых каторжников, поэтому должны пахать  до седьмого пота, чтобы на
что-то  еще сгодиться. Надеюсь, все слышат меня?.. И майоры,  и капитаны,  и
лейтенанты?
     Сержант поигрывал  легким  стеком  и  время  от  времени  хлопал им  по
раскрытой ладони.
     --  Если  кому-то здесь покажется слишком  уж  жарко, милости просим --
валите  куда хотите. Но помните, что ECO вас уже приговорило, и подумайте --
может, лучше  подохнуть  здесь,  на  Абрау-Дюрсо, чем в  каком-нибудь гнилом
подвале... Здесь, по крайней мере, есть солнце.
     Сержант замолчал,  затем  почесал  выбритый затылок и, словно  вспомнив
что-то смешное, заулыбался:
     -- Чуть не забыл вам сказать, что обеда сегодня  не будет. Насчет ужина
ничего сказать  не могу, но обеда  точно не будет. Вместо  обеда -- кросс на
двадцать километров...
     Рино вздохнул. Он не представлял,  как сможет одолеть такую дистанцию в
своем теперешнем состоянии.
     Зоркий взгляд сержанта-инструктора тотчас остановился на Лефлере.
     -- Что такое, курсант? Кажется, вам что-то не нравится?
     Поджерс подошел ближе и ткнул Рино стеком в грудь.
     -- Курсант Лефлер, сэр! -- прокричал тот.
     -- Отлично, Лефлер. Чувствуется, что своих начальников вы уважали, хотя
и считали их втайне старыми козлами. Я прав?..
     -- Так точно, сэр! -- снова заорал Рино.
     -- Честный курсант, -- смилостивился Поджерс. -- Мне такие нравятся.
     Затем он отошел от шеренги и, снова указав на Рино, объявил:
     -- Не  думайте, что старина Поджерс  полный кретин и  поведет на смерть
всяких  заморышей  вроде  курсанта Лефлера! Этого не  будет. Курсант  Лефлер
отправится в санчасть,  и  только  после  выздоровления  я отправлю  его  на
смерть.  --  Здесь  сержант  позволил  себе  людоедскую  улыбку.  --  А  все
здоровенькие  узнают  мою  доброту  уже  сегодня...  А  теперь десять  минут
перерыв. Можно посидеть в тени или сбегать в сортир.
     Но предупреждаю: использовать аллею  для  этих целей  не рекомендую!...
Вольно!...
     После  этой  команды  шеренга  не  рассыпалась  гомонящей  толпой,  как
когда-то это происходило в полицейских школах.
     Бывалые копы, повидавшие за свою  карьеру много чего интересного,  тихо
разошлись по своим делам, изредка перебрасываясь парой слов. К тому же почти
никто из них не был знаком друг с другом.
     -- Доходяги -- ко мне! -- тут же распорядился сержант.
     Рино тотчас подошел к Поджерсу, и возле него собралась группа из десяти
с лишним человек.
     Как  оказалось, у сержанта  был список тех курсантов, кто по  состоянию
здоровья  еще не  мог приступить  к полноценным  занятиям.  После  небольшой
переклички выяснилось, что двух доходяг нет в наличии.
     -- Ладно, -- сказал сержант,  пряча список в  карман. Поход в сортир --
это не слишком опасно.
     А  вы, ребята, не думайте, что  вам удастся что-то  вы  играть от своих
болячек. Помимо ежедневных процедур в санчасти,  будете до  упаду заниматься
тактикой, стрелковой подготовкой  и виртуальными  тренажерами.  Как  человек
здесь не новый, могу сообщить, что занятия эти тоже не сахар -- многие с них
даже блюют. Уж вы мне поверьте.



     Утро следующего дня, по мнению Лефлера, началось слишком рано.  Видимо,
сержант Поджерс страдал бессонницей, поскольку, когда Рино  выглянул в окно,
оно показалось ему совсем темным.
     --  Быстро!  Быстро!  Ленивые  засранцы!  Никаких умываний и  туалетов!
Одеваться -- и на улицу!
     Курсанты  вскакивали со своих  коек, без лишней  суеты надевали еще  не
просохшие после  вчерашнего  марш-броска комбинезоны  и выбегали строиться у
казармы.
     Рино выбежал вместе со всеми. Его одежда  тоже была сырой, поскольку он
и  еще двое  больных до  изнеможения  тренировались  выхватывать  из  кобуры
пистолеты и снимать через голову тяжелые штурмовые автоматы.
     -- Стоп! Ты уже  мертвец! -- лаял на них  ефрейтор  Шлезингер,  который
руководил этими занятиями.
     Рино здорово  злился и считал, что  ефрейтор сволочь и похож на хорька.
Однако  тот вскоре продемонстрировал, как  нужно  выхватывать  пистолет  и с
какой скоростью можно  взять  автомат на  прицел, даже если он первоначально
болтается у тебя за спиной.
     --  Оп! И  все! --  орал ефрейтор, словно силовой  жонглер  манипулируя
автоматом. -- Оп! И готово! Это же просто!
     Рино и  двое  других  курсантов  только удивленно переглядывались.  Они
повторяли движения инструктора, однако упорно  делали одни и те  же ошибки и
набивали себя шишки и синяки.
     -- Оп! И все! -- опять показывал  ефрейтор и  снова заставлял повторять
упражнения.
     Но теперь властвовал  сержант  Поджерс. Обругав всех ленивыми свиньями,
он заставил  курсантов  прислушаться  к  тому,  как распевает  песню одно из
подразделений полицейского спецназа, которые базировались здесь же.
     --  Слышите,  как поют эти бравые парни?  И  уж  поверьте мне,  они  не
харкают кровью на марш-броске, на жалкой пробежке в двадцать километров!
     Сержант,  словно  летучий  голландец,  прошествовал в  туманной  мгле и
скомандовал:
     -- Доходяги -- марш в санчасть! Остальные налево! Бегом -- марш!
     Подразделение умчалось в темноту, а больные отправились на процедуры.
     -- Там,  наверное, никого еще  нет,  -- высказал предположение один  из
увечных.
     --  Это  точно,  -- поддержал его другой, -- так рано встают только эти
бандюги из спецназа да сержант Поджерс.
     Каково же было удивление команды немощных, когда они увидели яркий свет
в  окнах санчасти. А в кабинетах их ожидали бодрые сотрудники, разогревавшие
мощь своих машин, призванных гнать хвори и сращивать кости.
     -- Имя! -- проорал широкоплечий фельдшер, когда Рино вошел в  кабинет с
надписью "Лазерная регенерация".
     -- Рино Лефлер, сэр!
     -- Ложитесь  на кушетку, курсант!  И не  сметь мне орать,  когда станет
невыносимо больно!
     Рино струхнул,  но  послушно  лег на указанное  место.  Обещания  этого
детины в докторской шапочке показались ему не слишком преувеличенными.
     Фельдшер наскоро просмотрел рентгеновские снимки, которые  делали еще в
заведении господина Смайли, а затем сказал:
     -- Вот дерьмо, это и вылечить-то нельзя...
     Сердце Рино тревожно  забилось. Как же так? Его собирались тут  чему-то
обучать,  делать  из  него  крутого  штурмовика, а оказывается, он давно уже
списан!
     От  таких мыслей тело Лефлера  покрылось холодной испариной, а  к горлу
подступил комок.  Рино  было  жаль  себя. Становиться  инвалидом в  двадцать
восемь лет было отвратительно и трагично.
     -- Но не будь я фельдшер Сидоренко, если я не сращу твои дряблые кости,
ублюдок!  --  добавил   фельдшер.  Он  подошел  к  стене,  дернул  за  ручку
рубильника,  и  в  ту  же минуту нависавшая над Рино огромная  хромированная
машина затряслась, завибрировала и с громким шипящим свистом вышла на режим.
     -- Закрой глаза! --  предупредил  фельдшер. -- Эта хреновина вредна для
зрения.
     Лефлер поспешно сомкнул веки, а фельдшер взглянул  в историю  болезни и
произнес:
     -- Так -- колени, бедренный сустав... Поехали...
     Спустя секунду Рино почувствовал, как его тело  начинает разогреваться,
словно в сауне, только это тепло шло не снаружи, а откуда-то изнутри. Во рту
появился привкус меди, а в воздухе запахло озоном.
     Эти ощущения держались  минут пять. А затем  фельдшер отключил страшный
прибор и сказал:
     -- На первый раз хватит, а то, если передержать, никакой патологоанатом
за тебя уже не возьмется.
     Ободренный таким  наставлением, Лефлер  покинул кабинет, и оказавшись в
коридоре, тотчас попал в руки следующего лекаря.
     -- После  лазера нужна отмочка,  -- пояснил тот,  увлекая  распаренного
пациента за собой.
     Как выяснилось позже,  под  "отмочкой"  подразумевался  водный  массаж.
Струи в большой,  наполненной соленой  водой  ванне были такими мощными, что
порой Рино казалось, что вода  пробьет его насквозь.  Однако все обошлось, и
после  водных  процедур Лефлера  провели в  кабинет настоящею  массажа,  уже
знакомого ему по пребыванию в заведении Смайли.
     Когда  весь  этот  марафон  наконец  закончился,  оказалось, что  давно
наступил день и пришло время обедать.



     Прошла неделя,  и  Лефлер,  а вместе с ним еще несколько  выздоровевших
приняли  участие  в  первом небольшом кроссе. В этот раз  сержант Поджерс не
жаждал крови и просто смотрел, насколько окрепли его доходяги.
     Погоняв курсантов совсем недолго, инструктор отпустил их на продолжение
процедур и сказал, что после обеда будет стрелковая подготовка.
     "Что ж, стрелковая так стрелковая", -- подумал Рино,  переводя  дыхание
после бега. Вопреки его опасениям, у него  почти ничего не болело и не  было
прежнего ощущения, что он вот-вот развалится на масти.
     Потом был обед.  Обычный обед безо всяких премудростей, однако питаться
здесь Рино очень нравилось. У  себя дома -- в  Гринсгоуне,  он все глотал на
ходу и оттого частенько принимал таблетки от изжоги.
     Эх,  родной  дом! Лефлер не часто вспоминал свою  холостяцкую квартиру.
Все  больше работу и новую машину, на  которой не  успел накататься вдоволь.
Теперь она  стояла под  окнами  его  квартиры,  и мальчики царапали  на  ней
гвоздями похабные слова.
     После  обеда выдалось  несколько  минут отдыха, и Рино зашел в беседку,
где  сидели  курсанты из его подразделения. Они уже перезнакомились,  однако
Лефлер со  всеми поддерживал ровные отношения, и особых приятелей у него еще
не завелось.
     Ослабив  ремень,  он присел на  скамью. Здесь  было  тихо  и прохладно.
Слабый ветерок шевелил листья плюща, который обвивал беседку.
     Из  столовой  вышли  солдаты.  Это  были   хозяева   учебной   базы  --
спецназовцы.  Они  игнорировали присланных на переподготовку новичков,  всем
своим видом показывая, что они куда как важнее и надежнее.
     --  Крепкие  ребята, --  негромко сказал Виннен,  лейтенант  полиции  с
Туссено.
     Он служил в  городе Вольфстриме, но Рино даже  не знал, где это. Виннен
говорил, что на другом материке -- за океаном.
     -- Да, -- согласился Лефлер, -- давно здесь кормятся.
     -- Говорят -- восемь лет.
     -- А нас за три месяца собираются довести до кондиции.
     -- Думаешь, мы сумеем делать хотя бы четверть того, что умеют они?
     --  Едвали,  -- покачал головой  Лефлер.  -- Ното,  что они  никогда не
научатся делать и десятой части того, что уже умеем мы, в этом я уверен...
     Виннен недоуменно посмотрел на Рино, а затем рассмеялся.
     --  Эй,  смотрите, чин  какой-то, --  сказал  капитан  Русецки, опер  с
планеты Магадан IV.
     Все посмотрели, куда  указывал  Русецки, и увидели пару штатских, возле
которых увивался начальник учебного комплекса майор Мортар.
     Рино узнал чина. Это был Смаили. Весь из себя гладенький, кругленький и
приличный.  Про  такого  никогда  не  скажешь,   что  он  руководит   шайкой
мастеров-душегубов.
     -- Ах ты, сук-кин сын... -- не выдержал один из курсантов.
     Рино посмотрел на обронившего  эту фразу и понял, что видит товарища по
несчастью.  Это был  капитан  Гэс с планеты... Впрочем, Лефлер  не помнил, с
какой. Правда, он с самого начала приметил подремонтированное лицо капитана,
на котором синяки проглядывали сквозь слой искусственного загара.
     Почувствовав на  себе взгляд, Гэс посмотрел на Рино, присмотрелся к его
лицу и невесело усмехнулся.
     Высокие гости ушли, и вскоре послышался крик ефрейтора Шлезингера.
     -- Курсанты! Первая рота -- стройся!
     И  сразу со всех  сторон, будто  из  ниоткуда, стали появляться люди  и
строиться по правую руку oт ефрейтора.
     -- Ах  вы мерзавцы, -- с явным недоумением произнес ефрейтор. -- Ни  за
что бы  не  подумал,  что вы  все  где-то рядом... Ну  ладно.  --  Шлезингер
стряхнул с себя оцепенение и повел роту в тир.



     В  местном  тире  Рино  оказался  в  первый  раз.  Стрелковый  комплекс
находился  под землей  и поражал  своими размерами и  количеством  различных
позиций.
     Ефрейтор  развел курсантов по бойницам,  раздал спортивные  пистолеты и
приказал отстрелять по сотне патронов. Сам же занял место инструктора и стал
смотреть   на  экран  компьютера,   который  быстро  отсортировывал   лучшие
показатели, подсчитывал очки и раскладывал мишени по схеме поражения.
     Лефлеру  достался  длинноствольный и чересчур  легкий пистолет,  однако
целиться из него  было довольно удобно. Рино поднял оружие и начал стрелять,
мысленно провожая к мишени каждую пулю.
     Они, конечно, кривлялись, старались изменить траекторию  и уйти на угол
деривации, но Лефлер упрямо доводил их до места, прерываясь только на замену
магазина.
     Компьютер  Шлезингера  пискнул, обнаружив  результат,  выбивающийся  из
стандартных показателей.
     Ефрейтор  тут  же вывел  мишень  на экран и  удивленно покачал головой.
Такого он еще  не видел. Нет, результативность  была не  самой  большой. Уже
сейчас Шлезингер  прогнозировал этому стрелку седьмое,  максимум пятое место
среди шестидесяти  курсантов первой  роты, но кучность, с которой этот малый
укладывал пули, была просто феноменальной -- сплошное выбитое в мишени пятно
величиной  с кулак.  При  Дистанции  в  тридцать  метров  и времени, которое
стрелок затратил на выполнение задания, это было кое-что.
     Ефрейтор  посмотрел  на  номер  позиции  --   "24"  и,  оставив   место
контролера, пошел вдоль рядов курсантов, палящих в воображаемого врага.
     Вскоре он  оказался  у позиции стрелка, которого искал. Это был один из
парней, о которых предупреждал Поджерс.
     "Сильно не гоняй, Хейф, люди недавно с того света вернулись. Просто ори
побольше и пугай, но щади".
     Этот был как раз одним из тех, кого следовало щадить. Теперь он стоял с
опущенным  пистолетом  и  смотрел куда-то вдаль, словно  перед  ним  не было
мишени и бетонной стенки, а только безграничная пустота, в которой взгляд не
встречал никаких препятствий.
     "Чокнутый",  --  решил  Шлезингер,  но  по-другому  и  быть  не  могло.
Нормальный так стрелять не будет.
     Приблизившись к курсанту, ефрейтор тронул его за плечо. Тот обернулся.
     --  Пойдем возьмешь еще  пятьдесят патронов и будешь поражать  не центр
мишени, а ее левый край. Понял?
     -- Да, сэр, -- отозвался Лефлер.
     Вместе  с инструктором  он  прошел  к  раздаточному  пункту  и  получил
дополнительный боезапас. Затем вернулся на позицию,  где уже была поставлена
свежая мишень.
     -- Картун! -- крикнул в микрофон ефрейтор Шлезингер.
     --   Ну?  --  отозвался   Картун,  коллега  Шлезингера  по  стрелковому
наставлению. Сквозь частый  треск  выстрелов его голос  пробивался  будто  с
другой планеты. Инструктор Картун работал со штатными спецназовцами, людьми,
умело стрелявшими даже из мыльницы.  -- Я нашел феномена,  сто кладет одна в
одну!
     -- Гониш, Хейф.
     Я серьезно.  Ставлю три сотни... Принимаю. Когда  подойти? Можешь прямо
сейчас.



     Рино даже удивился,  когда  его персоне было оказано столько  внимания.
Отстрелявшаяся   рота  покинула  тир,  а  ему  ефрейтор  Шлезингер  приказал
остаться.
     --  Подожди, сейчас Картун подойдет -- постреляешь  еще раз,  -- сказал
он, рассматривая схему поражения новой мишени. -- Слушай, я тебе сказал бить
в левый край. Ты так и делал?
     -- Так точно, сэр, -- кивнул Лефлер. -- Старался стрелять точно в левый
край.
     --  Странно.  -- Шлезингер поскреб  стриженый  затылок  и повторил:  --
Странно, картина та же, что и в первый раз. Все пули аккуратно ушли вправо и
на тот же угол...
     -- Привет, Хейф! -- поздоровался подошедший Картун. Он переваливался на
кривых ногах, а следом за ним шли три спецназовца.
     --  О! Здорово,  что вы пришли, ребята,  --  откликнулся Шлезингер и по
очереди пожал руки всем солдатам.
     Рино  это не удивило.  Эти люди служили вместе не один год, и им трудно
было все время держаться в рамках устава.
     --  Вот  этот  парень?  -- спросил  Картун,  подходя  к  Рино  ближе  и
заглядывая ему в глаза.
     --  А  что,  --  закончив  осмотр,  сказал   он,  --  боец   что  надо,
стопроцентный коп...
     -- У него медаль за поимку маньяка, -- добавил довольный  ефрейтор.  --
Он его удавил голыми руками.
     Лефлер удивился. Он не знал, что ефрейтор копался в его личном деле.
     Шлезингер между тем продолжал:
     -- А еще на его девчонку напали похитители. Так он их разогнал...
     Картун повернулся к Рино и еще раз внимательно на него посмотрел.
     -- Что, правда разогнал?
     -- Было дело, -- пожал плечами Рино.
     -- Да, парень. Тогда давай знакомиться. Я инструктор Лазарь Картун.
     -- А я лейтенант Рино Лефлер, -- ответил Рино и пожал протянутую руку.
     -- Ты хорошо стреляешь, Рино?
     -- Как обычный полицейский, сэр.
     -- А Шлезингер поставил на тебя деньги.
     -- Мне об этом ничего не известно, сэр.
     -- Ну ладно. -- Картун повернулся  к стоявшему в стороне Шлезингеру: --
Я принимаю вызов, Хейф, но с одним условием.
     -- Какое же у тебя условие? -- поинтересовался ефрейтор.
     -- Вот мое условие: сержант Брин. Он тоже будет стрелять, и,  если твой
парень отстреляется кучнее Брина, -- ты выиграл.
     -- Идет.
     --  Но  и  это не  все. --  Картун хитро  улыбнулся, ожидая  возражений
Шлезингера.
     -- Стой, я попробую догадаться: я должен завязать Лефлеру глаза?
     -- Нет, просто стрелять они будут не из этой пукалки, а  из  настоящего
боевого оружия. Брин, покажи...
     Один  из  спецназовцев продемонстрировал два пистолета, и Лефлер  сразу
опознал "байлот".
     -- Это никуда не годится, --  запротестовал Шлезингер. -- Я снимаю свое
предложение!
     -- Снимаешь? -- удивленно спросил Картун. -- А если я против твоих трех
сотен поставлю пять?
     -- Пять, говоришь? -- Шлезингер задумался. Затем  посмотрел на Рино: --
Ну что, справишься?
     --  Попробую, сэр,  --  ответил Лефлер,  не  показывая  виду, что такой
пистолет для него не новинка.
     -- Ладно, -- согласился ефрейтор. -- Время ограничивать будем?
     -- Пока не нужно, -- великодушно ответил Картун.
     -- Тогда вперед -- на позиции. Дистанция тридцать...
     Шлезингер  взял у  сержанта Брина один из пистолетов  и, придирчиво его
осмотрев, передал Лефлеру.
     -- Оружие тяжелое, поэтому  держи его мягче, -- напоследок  посоветовал
он, уже сожалея, что решился рискнуть тремя сотнями.
     Рино  взял  пистолет,  привычно  проверил  прицельную  планку, подвигал
пружину компенсатора и передернул затворную раму. Затем  встал  на  позицию,
поднял руку  и снова почувствовал,  как  ствол  пистолета буквально уперся в
мишень. Рино готов был поклясться, что чувствует это физически.
     Он и раньше стрелял неплохо, но после того, как над ним поработали люди
Смайли  и  он трое суток  был на грани  жизни и  смерти, что-то внутри  него
изменилось.
     И вот соревнование началось. Раскаленные гильзы  отскакивали в сторону,
словно брызги золотого дождя, а "байлот" бил в одну точку,  и Рино не слышал
ничего, кроме собственных выстрелов.
     Когда он расстрелял боезапас и опустил оружие, то заметил, что Брин еще
ведет огонь, тщательно укладывая в мишень каждую пулю.
     Наконец он тоже отстрелялся, и наступила тишина
     -- То,  что ты  сделал, Хейф, называется обманом!  --  громко  произнес
Картун.
     Его  лицо   покраснело   от  обиды,  а  Шлезингер,  напротив,  сиял  от
удовольствия.  Они не только выиграл деньги,  но  и уел  Картуна, а это было
куда приятнее.
     -- Я выполнил все твои требования, Лазарь! Ты не вправе осуждать меня.
     -- Но это же не курсант! -- воскликнул Картун, ткнув пальцем в  сторону
Рино. -- Он ведь даже пистолет взял  так, будто родился вместе с ним! Это не
курсант, Хайф, ты меня надул!
     -- Лефлер, ты стрелял из такого пистолета раньше? -- спросил Шлезингер.
     -- Да, сэр, много раз.
     -- Вот! -- воскликнул  Лазарь и забегал из стороны  в сторону  на своих
кривых ножках. -- Ты какой-нибудь циркач, ведь так?
     -- Не больше чем любой полицейский, сэр. Просто мне сегодня везет.
     -- Ему сегодня везет, Лазарь, -- словно эхо повторил ефрейтор.
     -- И ему везет,  и тебе  везет, -- уже  тише произнес Каргун и, глубоко
вздохнув, достал из кармана деньги.
     Отсчитав  Хейфу положенные  пять  сотен,  он угрюмо  подошел  к  экрану
компьютера и еще раз посмотрел на мишени.
     -- Нет, так мог стрелять только какой-то чокнутый... Повторяю -- только
чокнутый, -- произнес напоследок Картун и ушел не попрощавшись.
     Двое спецназовцев сразу пошли за ним, а третий -- сержант Брин, подошел
к Рино и пожал ему руку.
     --  Спасибо,  сэр,  --  сказал он,  --  я  еще  никогда не видел  такой
стрельбы.
     Затем и  он ушел.  А  Шлезингер отсчитал двести  кредитов и протянул их
Рино:
     -- Возьми, это твоя доля.
     -- Не нужно, сэр. Пока я здесь, деньги мне не нужны.
     -- Потратишь позже.
     --  Вы  же  знаете, что нас  здесь  не просто так  готовят.  Еще два  с
половиной месяца -- и нас швырнут в какое-нибудь безнадежное дельце.
     -- Но ты-то все равно выживешь, Лефлер.
     -- С чего такая уверенность?
     -- Да  ни с чего, -- Шлезингер пожал плечами,  -- Картун сказал, что ты
чокнутый, и я с ним согласен.
     -- Это почему  же?..  -- заинтересовался Рино. Прослыть сумасшедшим ему
вовсе не хотелось.
     -- А вот подойди сюда...
     Лефлер положил пистолет на стол и подошел к экрану компьютера.
     -- Что это? -- спросил он.
     --  Это,  парень,  наложение  анатомического строения человека на схемы
двух  твоих мишеней. И что мы  видим? Мы видим, что, куда  бы ты ни стрелял,
какое бы оружие ни использовал, все пули до одной летят точно в сердце...
     Шлезингер выглядел чрезвычайно взволнованным. Рино это удивило.
     -- Вы так говорите, инструктор, словно я в чем-то виноват.
     -- Да, ты не виноват, -- согласился Шлезингер. Помолчал и добавил: -- А
твои деньги будут лежать у меня. Если выживешь, они тебя дождутся.



     Все  когда-нибудь  кончается.  Хорошее  или  плохое.  Ничто  не  длится
бесконечно.
     Будни тяжелой учебы на базе спецназа тоже остались позади,  и предстоял
только короткий период сдачи зачетов и экзаменов.
     Здоровье  Рино  Лефлера было практически  восстановлено, а  помимо всех
полицейских   премудростей   он   научился   нескольким   новым   для   него
специальностям.   Тут   было   и  саперное   дело,  и  руководство  пехотным
подразделением,  и организация  штурма  орбитальных станций и  многое-многое
другое.  Рино  даже  не подозревал,  сколько всего  можно  вместить в  такой
небольшой отрезок времени.
     В один из последних дней пребывания на базе он опять увидел Смайли. Тот
снова шел  в  сопровождении свиты, но, еще издали увидев  Рино, направился в
его сторону и махнул сопровождающим, чтобы те подождали.
     -- Здравия желаю, сэр, -- поприветствовал Лефлер старого знакомого.
     --  Здравствуйте,  лейтенант, --  словно  хорошему приятелю,  улыбнулся
Смайли и подал свою маленькую руку.
     -- Вот уж не думал, что вы меня узнаете, сэр.
     -- Почему же нет? -- удивился тот, -- Мы ведь, кажется, там мило с вами
болтали.
     -- Да мало ли кому вы кости ломали в  своем заведении,  -- не удержался
от колкости Лефлер.
     --  Тут  я с  вами  согласен,  Рино.  --  Улыбка Смайли  стала  немного
виноватой, а  в голосе послышались доверительные  интонации. -- Обрабатывали
мы многих, но после того, как вы показали себя, мы поставили на вас.  Причем
крупно поставили.
     -- Вот как? -- удивился Рино.
     -- Конечно. Неужели вы думаете, что за любого своего клиента  мы готовы
устраивать целые сражения, чтобы спасти его от ЕСО?..
     -- Что, действительно? -- спросил Лефлер.
     Ему очень хотелось верить Смайли, хотелось думать, что он в глазах этих
людей  живой  человек, а  не просто боевая  единица  с инвентарным номером и
подробной тактико-технической характеристикой.
     -- Я знаю, о чем  вы  думаете, Рино, --  все тем же доверительным тоном
продолжал Смайли. Затем оглянулся  на проявляющих нетерпение  сопровождающих
лиц и повторил: -- Я знаю,  о чем вы  думаете, но утешить вас мне нечем. Да,
мы  нуждаемся  в лидерах, мы нуждаемся в людях, которые мыслят нестандартно,
однако никакой моральной поддержки, кроме того обстоятельства, что все мы  в
одной лодке, вы  не  услышите. -- Смайли замолчал,  будто  что-то вспоминая,
затем понял  на Рино глаза и  добавил: -- А чтобы вы помнили,  что  вы живой
человек, лейтенант, отправляйтесь в учебную библиотеку и подождите меня там.
Я приду туда через полчаса.
     Смайли  повернулся  и,   словно  мячик,  покатился  дальше,   а   шлейф
сопровождения двинулся за ним.



     Войдя  в библиотечный  зал,  являвшийся  одновременно учебным  классом,
Лефлер огляделся.
     В это время  дня  здесь обычно  никого  не было, но  сейчас за одной из
колонн кто-то  сидел.  Рино показалось,  что  это  кто-то из  его  знакомых.
Подойдя ближе, он не удержался от возгласа:
     -- Халия!
     Халия обернулась. Видимо,  по случаю официального здесь  пребывания она
была  в  полицейской  форме.   Капитанские  погоны  только  подчеркивали  ее
сногсшибательную красоту.
     -- Привет, Лефлер, -- сказал она. -- Присаживайся рядом.
     -- Спасибо, мэм, -- ответил Рино, вспомнив,  в каком он здесь находится
качестве. -- Смайли приказал мне ждать его здесь.
     -- О, да ты стал на удивление корректен, --  с легкой усмешкой заметила
Халия.
     -- Но ведь и вы в мундире, мэм, -- парировал Рино.
     -- Да, -- согласилась Халия и замолчала.
     Лефлер тоже молчал, стоя в проходе между рядами столов.
     -- Садись, Лефлер. Чего стоишь?
     -- Спасибо, мэм.
     Рино попятился и сел на первый попавшийся стул. Он старался смотреть на
Халию нейтрально, но этим только усугублял свое состояние.
     -- Ты  вот  что, лейтенант...  -- начала  она,  но не  могла  подобрать
подходящих слов.
     -- Да, мэм...
     -- Что "да мэм"? Пожалуйста, не перебивай.
     -- Да, мэм.
     -- Ты заставляешь меня говорить всякий вздор, Лефлер... Я хочу сказать,
что  все, что  между  нами  было  тогда --  на  юге,  это  была моя  работа.
Понимаешь?
     -- Да, мэм.
     -- И не забывай, как я шарахнула тебя по башке пистолетом. Помнишь?
     -- О да, мэм, это я вряд ли забуду.
     И снова воцарилась  неловкая пауза. Теперь Рино  понял, что имел в виду
Смайли, когда просил  подождать его в библиотеке. "... Чтобы вы помнили, что
вы еще живой человек..." -- так, кажется, он сказал.
     Вскоре появился и сам Смайли.
     -- О, капитан Йорген тоже здесь!  -- воскликнул он, довольно натурально
изображая удивление.
     --  А где вы ожидали меня найти,  сэр,  если приказали сидеть  здесь  и
никуда не отлучаться? -- намеренно проговорилась Халия.
     -- Ну ладно, это не главное.
     Смайли  взял  свободный стул  и  поставил  его  возле  Рино,  тем самым
показывая, что тот здесь самое значимое лицо.
     -- Теперь поговорим о деле, лейтенант.
     -- Я готов, сэр.
     -- Думаю,  вы  уже  догадываетесь,  что вас готовят для  решения  очень
важной задачи.
     -- Иначе и быть не могло, сэр.
     -- Помните план учения?
     --  Прорыв   блокады  и  десантирование  на  незнакомую  и,   возможно,
враждебную планету.
     --  Правильно,  --  кивнул  Смайли.  --  Как  она,   по-вашему,   будет
называться?
     -- Не знаю, сэр.
     --  Ну  хорошо.  Я  ценю  вашу  осторожность,  хотя  это  больше  черта
разведчика, чем штурмовика.
     Смайли  вынул  из кармана небольшой  пенал  красного дерева,  в который
помещалось  ровно  четыре  сигары, достал  одну  из них и,  отломив  кончик,
закурил. Поплыл аромат табачного листа.
     --  Так вот,  лейтенант,  --  Теперь  Смайли  говорил более спокойно  и
размеренно. -- В вашу задачу входит только высадка. Грамотная высадка и сбор
информации.  Вот тут  осторожность  вам  не  повредит.  Позднее вы  получите
подробные инструкции,  но в  двух  словах: вам нужно будет  найти города или
поселения. Одним словом -- цивилизацию...
     -- Это будет Вуден-Лей? -- спросил Рино.
     -- Нет. -- отрицательно покачал головой  Смайли. -- На Вуден-Лей нам не
пробиться.  Уж  слишком  неудачно  для  нас она  расположена.  Там  недалеко
noграничные  посты, эскадра поисковых  судов...  Я  уж не говорю о  ракетных
станциях.
     Смайли  покосился  на  Халию. Та равнодушно рассматривала свои ногти, и
разговор Смайли с Лефлером ее практически не интересовал.
     -- Значит, Максикола? -- пытался угадать Рино.
     -- Да,  Максикола. Нам нужно  точно определить -- живут ли на этих двух
планетах люди, которые становятся впоследствии агентами ЕСО. Ведь именно это
до сих пор является официальной версией... Вполне возможно, что они попадают
к нам из других, менее известных мест.
     -- Значит, мы высаживаемся и ищем поселения. Так?
     -- Так.
     -- Если поселения есть или их нет, мы сообщаем эту информацию вам. Так?
     -- Так...
     -- А что потом? Вы нас оттуда вытаскиваете?..
     -- Боюсь, что  нет, Рино, --  после некоторой паузы сообщил  Смайли. --
Скорее  всего,  по  вашему  следу  пустят  убийц,  натренированных  на поиск
ненужных на Максиколе свидетелей...
     -- Но почему вы все это говорите именно мне, мистер  Смайли?! Почему бы
вам не собрать  всех курсантов и не  сказать  им, что  их посылают на верную
смерть?! Почему, в конце концов, не послать на это дело спецназ? Они сделают
эту работу лучше, потому что лучше подготовлены...
     --  Подождите, Лефлер,  не  злитесь.  Я  все  вам  объясню.  --  Смайли
примирительно поднял руку.  --  Я  все объясню. Дело  в том,  что  именно вы
будете командовать операцией на Максиколе.
     -- Что, всеми тремя ротами?
     -- Нет, боюсь,  только  теми бойцами, которые  уцелеют.  Это во-первых.
Теперь во-вторых. Если послать туда спецназ,  они  просто примут героическую
смерть. Да, они положат больше  врагов, чем вы --  вчерашние полицейские, но
они полягут все до одного. Мне же нужно,  чтобы вы прошли,  по крайней мере,
сотню километров, прежде чем из вас выпустят кишки.
     Смайли прикусил  сигару,  затем  взял  ее  двумя пальцами  и, подув  на
огонек, продолжил:
     -- Поймите, те,  кто будет за вами охотиться, станут думать, как думают
спецназовцы. У них  у всех одна школа. А вы копы -- вы хитрые и подлые. Вас,
как  хулиганов,  взрастила  улица,  и,  как  работают ваши  мозги,  не знает
никто...  Мелкие поборы с  сутенеров и погони с риском для жизни. Бесплатные
услуги проституток  и поиск похищенного барахла. Какой психолог разберется в
таких противоречиях?
     Рино задумался. В словах Смайли была логика. Временами Лефлер и сам  не
мог понять,  что происходило в его голове  и где  в  его  сознании  проходил
водораздел между полицейским и преступником.
     -- Ну что, вы принимаете мои объяснения, лейтенант?
     -- Да, сэр.
     -- Вог и отлично, но всем остальным этой правды я сказать не смогу.



     Охранная паутина Максиколы состояла из нескольких тысяч военных роботов
и обитаемых станций, висевших в точках с фиксированными координатами.
     Они воплощали собой продуманную систему обороны, в которой станции были
собраны  в  сплошную  непроходимую  сеть,   сотканную  из  перекрещивающихся
секторов обстрела.
     Теоретически  ни  одна  цель  не  могла  проникнуть внутрь  охраняемого
пространства,  если только противник не  был в состоянии собрать  достаточно
сил, чтобы преодолеть оборонительные рубежи.
     Впрочем,   такой   вариант   исключался.   ЕСО  надежно  контролировала
практически все  военные сферы, за исключением  некоторых специальных служб.
Но  те оставались  структурами  в  себе и не обладали собственными  ударными
силами.
     Однако так считали не все.
     -- Опять  прошла пара  "штюсов",  сэр!  --  нервно  выкрикнул  оператор
Домбай. -- Нужно стрелять, дольше терпеть это невозможно!
     -- Почему такие нервы, Домбай? -- подозрительно спросил майор Иоффе. --
Всех нервных списывают со службы, разве ты не знаешь?
     -- Я все прекрасно знаю,  сэр, -- попытался взять себя в руки оператор,
-- однако эта пара "штюсов" проходит уже в третий раз.
     --  Ну  и что,  они  же  сказали тебе  еще  в первый  раз,  что  просто
заблудились. И что они входят в четырнадцатое  крыло двадцать  второго полка
истребительной авиации, прикомандированное к военно-геологической службе.
     -- Нельзя же  плутать до бесконечности, сэр,  -- не сдавался Домбай. --
Они определенно собирают разведданные...
     -- Это и дураку ясно, -- обронил майор.
     Он вышел из своего командирского закутка, где помимо маленького столика
находилась  кофеварка,  сейф и передающее  устройство  "директлайн", которым
Иоффе уже воспользовался, докладывая о "заблудившихся истребителях".
     Дежурный  агент   порекомендовал   ему  не   стрелять  и  ждать,  когда
руководство примет верное решение. Обо всем этом оператору Домбаю знать было
необязательно, поэтому майор Иоффе разыгрывал из себя главное и единственное
руководящее лицо.
     Подойдя к  рабочему месту Домбая,  он засунул  руки  в широкие  карманы
форменных штанов и  некоторое  время наблюдал за  повторяющейся видеозаписью
пары истребителей.
     "Штюсы" шли на форсаже, изменяя скоростные характеристики, и делали это
намеренно.  Они  собирались  обмануть  следящие  системы,  чтобы не получить
ракету в сопло и остаться недосягаемыми хулиганами.
     Радиоперехват  выдавал   фразы,   из   которых  следовало,  что  машины
принадлежат каким-то пиратам с Рондерфло, но это была очередная уловка.
     Иоффе  вернулся  в  узкий  коридор,  прошел по  нему несколько  шагов и
остановился  возле каюты  отдыхающей  смены.  Даже  отсюда  он  слышал  храп
операторов  Гордона и  Нильса. Эти сукины дети спали так, будто на них вовсе
не лежал тяжкий груз секретной оборонительной работы. Будто они и не знали о
всевидящем оке ЕСО и ее длинных и кровавых руках.
     "Подонки", -- подумал  майор Иоффе и  мысленно содрогнулся от опасения,
что тонкие эфиры его мыслей станут достоянием ЕСО. Тогда -- каюк.
     "Но  ведь я имел в виду Гордона и Нильса! -- стал  оправдываться  перед
самим  собой Иоффе.  -- Гордон корчит из себя не пойми  что,  грезит  наяву,
будто он телезвезда, а на  самом деле просто сумасшедший сукин сын.  А Нильс
настоящий тормоз!"
     Успокоив  самого себя, майор Иоффе  прошел  в свой  крохотный  казенный
кабинетик.  Впрочем, когда он  сел  за стол,  то  почувствовал  себя  вполне
комфортно.
     "А Бени  Хезнак служит на  CO-1A", --  вспомнил он, и к  нему вернулось
прежнее состояние завистливой неудовлетворенности.
     СО-1А  была  станцией  нового  поколения  с  более  просторными  жилыми
помещениями, улучшенной очисткой воздуха.
     И вот несправедливость: Хезнак служил на CO-1A,  а он, Нурсултан Иоффе,
на старой СКО-4, где людям отводился  только жалкий закуток.  Все  остальное
принадлежало двухступенчатым торпедам "хоткэт",  тепловым ракетам  "браун" и
бесконечному  боезапасу  артиллерийских  автоматов,  управляемых  устаревшим
компьютером.
     -- Домбай! -- неожиданно для себя крикнул майор.
     -- Что, сэр? -- оторвался от экрана оператор.
     -- Ты, случайно, не лыжник?
     --  Нет, сэр, -- ответил удивленный Домбай. -- Последние пять лет я жил
на Африкаане, а там не бывает снега.
     -- Да?
     -- Да, сэр. Абсолютно точно.
     -- А почему у меня возникают ассоциации "Домбай -- лыжи"?
     --  Не   знаю,   сэр.  Может,  рисовая   каша  со   свининой  оказалась
просроченной? У меня с утра после нее живот пучило...
     -- Ладно, работай, -- сказал майор и откинулся на спинку стула.
     "Домбай -- лыжи, Домбай -- лыжи", -- крутилось у него в голове, и он не
мог понять, откуда это взялось.
     "Это  у  меня от  тесноты,  --  решил  он. --  От  затхлого  воздуха  и
просроченной каши со свининой".
     В это время невеселые мысли майора прервал крик оператора:
     -- Они опять возвращаются, сэр!



     Пилот  "девятки" заложил крутой вираж  и  пошел  на сближение  с поясом
охранных станций.
     "Восьмой" номер хладнокровно повторил маневр ведомого и пошел следом за
ним, нисколько не заботясь о собственной безопасности.
     "Толковый  парень", --  подумал "девятый", не забывая  посматривать  на
индикатор ракетной атаки.
     Он понимал,  что  персонал станций жутко нервничает и уже держит пальцы
на кнопке  пуска,  но это  заводило лучше  спиртного и  давало такой  прилив
адреналина,   что   пилот   "девятки"   готов  был  жертвовать   собственной
безопасностью.
     "Хорошо,  что здесь, у Максиколы, никаких тебе перехватчиков --  только
тупые станции да трусоватые операторы".
     Пилот включил автопилот  и  поставил  точку  "ноль",  то есть  выставил
аппаратуру  на  самостоятельное  принятие решения. Это был  еще один  способ
добычи  адреналина из истощенного мозга. А вдруг компьютер не сработает и ты
получишь в борт верную ракету? В этом-то вся и прелесть.
     Пилот "девятки"  заложил  руки  за громоздкий шлем и прикрыл глаза.  Он
видел себя в своем городке на Конверге.
     Середина лета, ему шестнадцать лет, и предстоит жестокая схватка с Тони
Фихтвангером, грозой  района и человеком, трахнувшим  его,  Хэнкса Эспозито,
девушку. Она  пришла в соплях и слезах. Она подробно рассказала, как ее имел
Тони -- и так и эдак. Не исключено, что этой сучке даже  понравилось,  но...
Но дело было не в этом.
     Рука  Хэнкса сжимала остро  отточенный  нож. За этот нож отец Хэнкса --
Фил Эспозито, уже сел  на пятнадцать лет, а  теперь и сам  Хэнке  шел той же
дорожкой. Но он не мог поступить иначе. Девчонка -- так, мусор. Она не стоит
и капли крови, но его, Хэнкса Эспозито, честь стоила крови. Она стоила крови
Тони Фихтвангера.
     Затем  была встреча  и  короткий разговор. Совсем  короткий. Три-четыре
слова. А затем нож.
     Тони  заорал.  Он орал, как подраненный  кролик, а Хэнке  все наносил и
наносил удары. До этого он никогда не убивал людей.
     Датчик выдал  сигнал  тревоги,  и перегрузки резко дернули тело Хэнкса.
Автопилот  сработал  четко  --  он  вовремя  обнаружил боеготовность  ракет,
ожидавших поживы.
     Истребители  на  большой  скорости  стали  покидать  опасный сектор,  а
оказавшись на просторе, в пространстве, не просеиваемом системами наведения,
пилоты расслабились.
     Теперь "штюсы"  стремительно неслись  к  кораблю-носителю,  где их ждал
технический уход и щедрая  заправка. А в эфире, на  частотах, закодированных
колонками секретных цифр, нервные голоса агентов ЕСО выясняли принадлежность
этих судов. Они  были уверены, что говорят с генеральным  штабом флота, и не
жалели эмоциональных красок.
     -- Четырнадцатое крыло двадцать второго полка -- кто они и что делают в
районе Максиколы?!
     --  Э-э-э... Одну  минутку, сэр...  --  подражая безразличной интонации
дежурного  офицера, ответил совершенно  посторонний человек.  Затем выдержал
достаточно длинную паузу и сказал: -- Восемь истребителей прикомандированы к
геологической экспедиции, сэр... Вас что, интересуют имена пилотов?
     --  Нет,  меня  интересует,  зачем  они   провоцируют  станции  обороны
Максиколы!
     -- Ах это... -- "дежурный офицер" помолчал секунду, а  затем сказал: --
Думаю, что  удивляться не следует. В такие  далекие  командировки отправляют
тех, кто донимает начальство в центральных мирах Ну, вы понимаете...
     -- Увы, офицер...
     На этом разговор закончился. Успокоенный  агент ЕСО  пошел  докладывать
своему  начальству, а  "дежурный  офицер штаба флота" сбросил наушники  и  с
облегчением вздохнул.
     --  Молодец,  Джеф, -- сказал ему  Смайли, в  волнении дымивший дорогой
сигарой.  --  Этот придурок принял тебя за  настоящего  парня  из управления
флота.
     --  Ну  что?!  Все?!  -- закричал вырвавшийся  из служебного  помещения
генераторщик. -- Аппараты на пределе, сэр!
     -- Расслабься, Рони, -- сказал Смайли. -- Мы уже закончили.
     Он легко  поднялся  со стула и покинул  радиорубку, выйдя в обшарпанный
коридор геологического судна.
     Казалось,  ничто не выглядело более заброшенным,  чем  этот корабль.  И
тому  были свои  объяснения  -- ведь  в  последнее  время  почти  все деньги
военного бюджета уходили на  расширение сети ЕСО.  И вот с  этим Смайли  был
особенно не согласен. Поэтому он был здесь, хотя при желании мог оказаться в
большем комфорте и безопасности.
     По  правую  сторону коридора  потянулась  череда  заглушенных  шахт для
разведывательных  зондов. Раньше  их здесь было шестьдесят, а  теперь только
восемнадцать.  Вся  аппаратура  зондов  была  демонтирована,  и  вместо  нее
поставлены скамейки для десанта.
     Из  полумрака  появился Лефлер. Штурмовая  броня смотрелась  на  нем не
слишком ловко, однако в лейтенанте чувствовалась какая-то особенная сила.
     -- Ну что? -- с ходу спросил он.
     --  Все нормально -- они заглотнули наживку. Готовность двадцать четыре
часа.
     Теперь уже Рино не  узнавал Смайли. Невысокий толстячок выглядел бодрым
старшим  сержантом.  Его  философской отвлеченности  как  не  бывало, и даже
сигару он держал как дешевую сигаретку, нервно потягивая ее тягучий дым.
     -- Мы готовы,  сэр.  Все только и ждут команды. В  таких  случаях лучше
поменьше ждать.
     -- Я знаю, -- кивнул Смайли, а затем вдруг сказал:
     -- Ты  знаешь,  Рино, это ведь  я настоял, чтобы капитан Йорген поехала
вместе со мной. В этом не было никакой необходимости, но мне хотелось, чтобы
ты  немного ожил. Уж очень сильно подействовала на тебя учеба в этом центре.
Ты меня понимаешь?
     -- Да, сэр.
     -- Надеюсь, что это для тебя не повод искать смерти?
     -- Нет, сэр. Поводов и так хватает.



     Рино вернулся  в  жилое помещение, где  его  ожидали  командиры  других
подразделений. На их лицах читалось беспокойство и немой вопрос: когда?
     -- Готовность  двадцать четыре часа,  -- обронил Лефлер и стал  снимать
тяжелый бронежилет.
     --  Мне  это уже  не  нравится,  -- отреагировал Луис, которому  выпало
командовать   второй   ротой,   самой  обескровленной   после   медицинского
освидетельствования.  Из шестидесяти человек двенадцать оказались  в крайней
степени психической  истощенности  и в случае посылки  на операцию  стали бы
стопроцентными трупами.
     Из третьей роты забраковали семь человек, а из роты Рино только трех.
     И  теперь  оставшимся ста семидесяти восьми бойцам предстояло совершить
невозможное -- удержаться на поверхности Максиколы хотя бы пару дней.
     Важность  задачи, воспоминания о прежней  жизни  и мысленное прощание с
родными  давили непосильным грузом, и  все  стремились поскорее  ввязаться в
драку.
     --  Только я  не  понимаю, как  они нас  оттуда вернут? -- задал вопрос
Ункандо, командир третьей роты.
     -- После того как мы выполним задание, по обороне планеты будет нанесет
второй удар и к нам спустят челноки, -- совершенно спокойно соврал Рино.
     Ункандо кивнул,  а Луис косо посмотрел на Рино. Было ясно, что он в эту
басню не верил.
     Из ближайших углов за совещанием командиров наблюдали бойцы. Рино знал,
что по  его  поведению  они смогут  составить мнение о предстоящем  задании,
поэтому  старался  держаться бодро  и деловито.  Перекинувшись  парой слов с
командирами  взводов,  он  прошел вдоль  длинных рядов  солдатских кроватей,
глядя на лица тех, с кем ему предстояло вмести идти в бой.
     -- Лефлер! -- позвали его из коридора, и Рино снова вышел.
     Это  был помощник Смайли -- некто Гектор,  который ходил  по кораблю  в
старом пиджаке и туристических ботинках.
     -- Пойдем к пилотам. Нужно обговорить с ними некоторые детали.
     -- А они уже вернулись? -- спросил  Рино, едва поспевая за  страусиными
шагами Гектора.
     --  Одна пара вернулась.  Две  другие  еще на  задании. У нас постоянно
кто-то крутится снаружи.
     -- Понятно, -- кивнул Рино. Даже сейчас, за несколько часов до высадки,
он чувствовал, что знает слишком мало. -- А что за люди -- пилоты?
     -- Честно говоря, я с ними мало знаком. Каждого из них подбирал Смайли.
Он  считает,  что  от  них  зависит  очень  многое,  и  потому отмел десятки
кандидатов... Как вообще настроение?
     Гектор улыбнулся искренней дружеской улыбкой, и Лефлер подумал, хорошая
ли это игра или Гектор действительно далек от двуличия Смайли.
     -- Ничего настроение. Боевое. Ждать надоело.
     -- Это точно, -- вздохнул Гектор. -- Ждать уже всем надоело.
     Пройдя через камеру  технологических  люков,  откуда пилоты попадали  в
кабины  истребителей,  Рино и  Гектор оказались  в  жилых помещениях летного
состава.
     Смайли уже был здесь, рядом с ним  стоял молчаливый Пэлтиер -- еще один
его помощник. Как и Гектор, он выглядел наивным и добрым парнем.
     За  столом, напротив Смайли, сидели  совершенно другие люди. У них были
другие  лица  и другие глаза. Война  была  их  кормилицей, и,  наверное,  им
нравилась их работа.
     --  А вог и  наш  командир, -- произнес  Смайли. К  нему  вернулось его
самообладание, и он снова говорил немного сонно и с  легкими вопросительными
интонациями. -- Проходите, Лефлер.
     Рино отметил, что Смайли снова обращается к нему на "вы".
     Подойдя  к столу, он  кивнул  пилотам и сел на  пододвинутый молчаливым
Пэлтиером стул.
     -- Эти  люди будут  прорубать окно в  обороне Максиколы,  -- не называя
имен, представил Смайли четверых сидевших перед ним наемников.
     -- Если только не  будет утечки, я  проделаю  в этой обороне достаточно
большую  дырку, -- пообещал один  из  летчиков.  На его  запястье  виднелась
вытатуированная надпись "Хэнке", а левое ухо было изуродовано,
     -- Что вы подразумеваете под "утечкой", Эспозито? --  спросил Смайли, и
на столице проступило едва заметное неудовольствие.
     --  Именно то, о чем вы подумали, сэр. В пограничных районах  ЕСО везде
имеет свои  глаза и уши. Не успеешь оглянуться, а  уже  половина тебя самого
работает на ЕСО. Такое случается...
     -- У нас утечек не бывает, -- заверил его Смайли.



     Полуденный ветер  набегал с пустошей, поднимал с оголенной земли облака
пыли  и разносил  их  по  всей  долине.  Постепенно он терял  силу,  и  пыль
опускалась на предгорные луга, покрывая их пепельным налетом.
     Параллельно  горным  хребтам тянулась  цепочка  озер.  Вдоль их берегов
мигрировали стада диких коз, чтобы находиться ближе к воде и зеленой травке.
     Там  же,  у  водоемов, в густых зарослях песочного  бамбука,  прятались
степные  львы.  Они взимали  дань с  каждого проходящего стада  и  были этим
вполне довольны.
     Вот  один  из них вышел  на тропу из  густых  зарослей  и, настороженно
пошевелив  ушами, прислушался. Однако никаких посторонних  звуков  зверь  не
уловил. Только порывистый шум ветра, шелест крыльев озерных  стрекоз и возня
пары кроликов, дерущихся за самку.
     Хищник  презрительно поморщился -- кролики  его  не  интересовали,  ему
хватало коз.
     Лев расслабленно потянулся, зевнул и поточил когти о  каменистую землю.
Затем снова  замер и сны  всматриваться в даль,  туда,  откуда и  доносились
насторожившие его звуки.
     Вскоре на одном из пологих склонов появились  три точки, которые быстро
спускались вниз, поднимая с трав серую пыль.
     Лев недовольно рыкнул, а продолжавшие драку кролики тотчас спрятались в
нору. Хищник фыркнул и убрался в заросли.
     Между  тем  точки  быстро приближались и вскоре превратились в  большие
колесные  броневики.  Машины подпрыгивали на  спрятанных  в  траве  валунах,
сносили  глиняные  конусы  опустевших  термитников  и,  достигнув  одной  из
пустошей, вскоре остановились.
     Из броневиков вышли люди -- по одному  из каждой машины. Они  собрались
возле  высохшего дерева,  о  чем-то  поговорили, поплевали себе  под ноги  и
вернулись к экипажам. Снова заработали моторы, и два броневика поехали вдоль
озер -- на запад, а один продолжил путь в долину.
     Он ехал  несколько часов кряду, форсируя реки и карабкаясь по  песчаным
барханам.  Наконец,  когда  тени  стали  удлиняться,  а  солнце  клониться к
горизонту, броневик выкатился на пустынное плато.
     Оно тянулось до самого  горизонта  и было заставлено изъеденными ветром
скалами.  Кое-где  на  их  выщербленных  стенах  держались  кустики,  где-то
изогнутое деревце, но в основном это был пустынный пейзаж необитаемого мира.
     В  боках  запыленного броневика  распахнулись  дверцы,  и оттуда  стали
выбираться солдаты. Их  было мною -- около  четырех десятков.  Они  деловито
вытаскивали вещевые  ранцы и оглядывали неприветливые  окрестности в поисках
места для лагеря. И вскоре они  его нашли. Для этого почти  идеально подошли
две вытянутые скалы, похожие на два столкнувшихся судна.
     Корпус  броневика  удачно  запирал  периметр  естественных препятствий,
внутри которого коммандос чувствовали себя как в крепости.
     Впрочем,  прятаться  они не собирались.  Они  были посланы  в  качестве
охотников, и им  оставалось только подождать  добычу, которая  сама упадет с
неба.  По  расчетам, работа должна была достаться именно  им,  хотя и другие
заслуживали этой чести не меньше.
     Когда совсем  стемнело,  коммандос разбились  на группы  и рассеялись в
темноте. Наступало время охоты, и каждому из них хотелось отличиться.



     Спустя два  часа  с  того  момента, как Рино разговаривал  со Смайли  и
пилотами, последовала долгожданная команда. Рино первым  получил ее по радио
и тотчас сообщил своим бойцам.
     Те мгновенно повскакивали с мест, будто подброшенные  пружинами.  Жилое
помещение наполнилось топотом, и люди устремились  в коридор. Бойцы  на ход\
надевали шлемы и подтягивали крепления брони, стараясь действовать спокойно,
однако избегали смотреть в глаза друг другу. И только  по этому  можно  было
понять, что они пытались справиться с волнением.
     --  Первый!  Второй!  Третий! Давай быстрее! --  выкрикивали  командиры
взводов, стоя возле люков капсул и считая своих солдат.
     А когда отделение грузилось полностью, взводные помогали закрыть дверцу
и бежали к следующей капсуле, чтобы проконтролировать правильность посадки.
     Скоро  уже все капсулы были заполнены, и Рино тоже забрался  в  одну из
них. Захлопнув  тяжелую крышку,  он включил блокирующий механизм, и стальные
винты, провернувшись  несколько раз, надежно заблокировали выход. Над дверью
загорелась  красная  лампочка, и теперь никто не мог открыть люк снаружи, не
разрушив при этом всю капсулу.
     Следом   за  блокировкой  включился  воздушный  насос,   который  начал
поднимать  внутри  десантного  отсека давление. В ушах появились  неприятные
ощущения. Впрочем, скоро насос отключился, и эти неудобства исчезли. Датчики
определили,  что кабина надежно загерметизирована,  и  над дверью загорелась
вторая лампочка -- зеленая.
     Согласно инструкции Рино тут же связался со Смайли:
     -- Посадка закончена, сэр.
     --  Отлично, лейтенант.  Теперь  можете  подремать. Часа два  вас никто
беспокоить не будет...
     -- Хорошо, сэр, -- отозвался Рино.
     Он знал, что до рубежа обороны нужно добираться не менее двух часов, но
это  на  скоростном перехватчике, а чего было ждать от обшарпанного  корыта,
которым являлся старый геологический корабль.
     Однако вскоре  он понял,  что ошибался. Разгонявшиеся судовые установки
корабля создавали такие вибрации, что они  были заметны даже внутри капсулы.
Чувствительные  перегрузки  давали о  себе знать, и  это свидетельствовало о
чрезмерной мощности судовых двигателей.
     В  пневмопроводах  зашипел воздух,  и пружины катапульт  заскрипели под
натиском высокого давления. Теперь все было готово к выбросу капсул.
     Рино посмотрел  на солдат  своего  отделения.  Под открытыми  забралами
шлемов  их лица  выглядели мертвенно-бледными.  Возможно,  виной  этому были
осветительные панели, излучавшие голубоватый свет.
     Напротив сидел капитан Пежо. У  него на Ламберте  осталась жена и  двое
детей.  Пежо никому о них не рассказывал, и Лефлер узнал  о его семье только
из досье.
     Рядом  с ним --  лейтенант  Годар. В  свои сорок два года он  продолжал
оставаться лейтенантом, хотя у себя в городе был лучшим сыщиком. Годар плохо
уживался с начальством и не переносил давление ЕСО.
     Далее вдоль стены  -- лейтенанты Ростоцкий  и  Эль-Риас.  Они не успели
прослужить  долго -- их угораздило застрелить агента ЕСО. Они приняли его за
похитителя и,  скорее  всего,  не  ошиблись, но  тем  самым  подписали  себе
приговор.
     У всех этих людей личные привязанности оставались в прошлой жизни.  Они
уже сделали свои выбор, и было поздно сожалеть об этом.
     У самого Рино в Гринстоуне остались родители, которые жили отдельно,  и
только  мать  иногда  заезжала   к  нему  в  гости.  Отец  же  ограничивался
телефонными звонками.
     Между тем вибрации, вызванные разгоном корабля, вскоре прекратились, но
теперь  на языке появилось ощущение слабого покалывания. Рино знал, что  эти
временные  неудобства  связаны   с  громадной  скоростью,  которую  развивал
корабль.
     На  пассажирских шаттлах  в такие  моменты пускали кино  или популярную
музыку, да и полевые генераторы там были отрегулированы гораздо лучше. Здесь
же  о  комфорте пассажиров никто не думал --  в этом не  было необходимости.
Короткий бросок для подхода на максимально  близкое расстояние, сброс капсул
и снова отход.
     Даже сходить в  туалет  по нормальному  и то было нельзя. С самого утра
все получили по пять  таблеток специальной дряни,  которая напрочь вычистила
кишки.  Кроме того, в комплект белья были включены гидрофильные прокладки, в
такие делай что хочешь и не будет заметно.
     -- Забота, -- невесело усмехнулся Рино.



     Прикрываясь  от   радаров  островком   астероидных  образований,  судно
стремительно  двигалось  вперед,  а  срывающиеся   с   подвесок  истребители
уносились еще быстрее.
     Им предстояло  первыми завязать драку, чтобы большой корабль мог с ходу
выбросить капсулы. В противном  случае пущенные  вдогонку перехватчики могли
доставить геологоразведочному судну массу неприятностей.
     Хэнке  Эспозито  уверенно  вел свою  "девятку",  и у него  было хорошее
предчувствие. Впрочем, хорошее предчувствие Хэнкса значительно отличалось от
хороших  предчувствий  других  людей. Он  просто готовился  завязать большую
драку и был уверен, что  она удастся на славу. К собственной же безопасности
он  относился  спокойно, если не сказать безразлично. Один удачно выпущенный
снаряд, и все кончено, так стоит ли переживать из-за такого пустяка?..
     Позади  Хэнкса  и  чуть правее  его как привязанный шел  "штюс"  майора
Пронина.  Пронин  был  замечательным  парнем, и.  несмотря  на  их  недолгое
знакомство, Хэнке  относился  к  нему  как  к  брату.  Пронин  знал  толк  в
атмосферных и космических полетах и беспокоился только о хомяке, который жил
в кабине его  истребителя. Майор даже изготовил ему  маленький шлем, и хомяк
пилотировал "штюс" в паре с партнером, разделяя с ним всю ответственность за
принятие решений.
     По  левую  руку  от  Хэнкса  мчалась  пара   Джо  Энгельса  по   кличке
Баден-Баден. А  еще четыре  машины шли  чуть ниже. Впрочем, понятия "выше" и
"ниже"  были  здесь  несколько   иными,  хотя  и  обязательными,  ведь  если
существовали "верх"  и  "низ", то имели смысл "лево"  и "право". А иначе как
предупредить товарища, откуда на него надвигается опасность?
     Вся  эта  система  была  привязана  к  координатам  звездной  карты,  и
существовала  даже высота -- незримая плоскость, разделявшая пространство на
"плюс" и "минус".
     Фраза вроде:  "Джо, сукин  сын, справа -- плюс  пятнадцать, заходят два
"пингвина"!"  означала,  что справа  от направления  движения,  с  высоты  в
пятнадцать  тысяч   метров  атаковали   два  штурмовика  "блэкбед",   хорошо
зарекомендовавшие  себя  в  войне  на заснеженной  планете  Шима,  отчего их
прозвали "пингвинами".
     Находясь в  приподнятом настроении, Хэнке Эспозито  посматривал  сквозь
бронированное  стекло, наблюдал за приборами, и его не  интересовало ничего,
кроме правильного захода на цель.
     Да, существовала возможность  подставки,  но  этого ветеран  не боялся.
Главное, начать так,  чтобы не  было стыдно  даже посмертно.  Чтобы те, кому
удастся  уцелеть, не говорили  потом --  Хэнке Эспозито неправильно поставил
атаку.
     "Уверяю  вас, Хэнке, что никакой утечки нет и быть не может", -- пришла
на ум фраза руководителя операции Смайли. Что ж, хорошо, если он так уверен.
Против этого круглого джентльмена  Эспозито  ничего не имел. Жалованье  было
предложено отменное,  такое  вряд ли где заработаешь. Опять  же страховка, и
это тоже явный плюс.
     -- Хэни-Мэни, ты там не уснул? -- подал голос майор Пронин.
     -- Нет, Бен, я нюхаю воздух.
     --  Ну  и   чем  пахнет   воздух  в  твоей   кабине,  если  не  считать
консервированных бобов, которые давали на завтрак?
     -- Сдается мне, Бен, он пахнет кровью. Свежей кровью.
     -- Ты пугаешь моего хомяка, Хэни-Мэни.
     --  Твоего  хомяка мне жаль, но  тут  уж ничего не поделаешь, -- сказал
Хэнке  и  скорректировал  курс  своего  истребителя.  "Штюс"  плавно  качнул
крыльями и продолжил стремительный полет навстречу неизвестности.
     Вот-вот должны были показаться метки оборонительных станций Максиколы.
     --  Дерьмо какое-то, Хэни-Мэни. Я  вижу групповую цель, -- заявил вдруг
Пронин.
     Хэнке  переключился  надоплеровский  радар  и  тоже  увидел  то, о  чем
предупредил Пронин.
     "Ничего себе групповая цель", -- ухмыльнулся он. Здесь была  по меньшей
мере целая эскадрилья.
     --  Примите  мои поздравления,  джентльмены! --  обратился он  ко  всей
группе. -- Нам оказали честь почетной встречей!
     --  Баден-Баден,  информацию получил, -- будничным тоном  отозвался Джо
Энгельс.
     -- С обстановкой ознакомлен, -- отчитался Келюс.
     -- Кажется, я их вижу, сэр, -- подтвердил Зико.
     "Кажется, вижу, -- повторил про себя Хэнке. -- С такими сукиными сынами
я устрою хорошую свалку".
     Затем он включил передатчик "директлайн" и связался со Смайли.
     -- Сэр, у меня для вас новости...



     Смайли  стоял  возле  работавших  в полную  силу Джсфа  и Рони  -- двух
специалистов в области радиоперехватов.
     Пока генераторы  Рони  раскалялись добела, выдавая невиданную мощность,
Джеф  пытался  воспользоваться  их  силой,  чтобы  сделать  невозможное.  Он
старался  перехватить  слабые  сигналы,  которыми  обменивались  передатчики
орбитальных бастионов и стационарного передатчика на самой Максиколе.
     -- Кажется, получилось! -- наконец воскликнул Джеф.
     А  Рони, как обычно,  выглянул из своего  жаркого  отсека и потребовал,
чтобы все делал быстрее.
     -- А то сейчас  все погорит,  и конец связи!  -- выпалил он, вытирая со
лба струящийся пот.
     --  Да  подожди ты, кочегар!  -- отмахнулся  Джеф, выставляя  на экране
акустические характеристики перехваченного разговора.
     Рони  терпел только минуту,  а затем возобновил  свои жалобы,  однако к
этому времени стало ясно: их ждали.
     -- Что за  сволочь? -- произнес Смайли, однако этот вопрос был уже ни к
чему.  Предстояло  принять  решение  --  продолжать  потерявшую  внезапность
операцию или прекратить ее и вернуться на прежние позиции.
     Но если предатель донес об атаке на Максиколу, стало быть, он рассказал
и о многих других подробностях. И вернуть все обратно -- означало пострадать
от ответных действий ЕСО.
     -- Останавливаться не будем! -- решительно произнес Смайли.
     -- Как скажете, сэр, -- пожал плечами  Джеф и покосился на шефа. Смайли
тут же связался с капитаном судна.
     -- Движемся прежним курсом, Вольтер! -- приказал он.
     --  Само  собой  разумеется,  сэр, --  подтвердил  капитан,  не  совсем
понимая, зачем руководитель операции с ним соединился.
     -- Да, Вольтер. Отлично, большое спасибо.
     Смайли отключил связь и полез в карман за сигарой.
     "Кажется, я нервничаю, -- отметил он. -- Я действительно не в себе".
     Однако знакомый терпкий дым вернул ему уверенность,  и в этот момент из
динамика зазвучал голос Эспозито.
     -- Сэр, у меня для вас  новости,  -- сказал старый пират,  --  Прямо по
курсу я вижу пятьдесят бортов неприятеля. Кажется, о нас пронюхали.
     -- Понял вас,  Хэнке,  --  спокойно  ответил  Смайли.  --  Какие  будут
мнения?..
     Он опасался, что Эспозито не станет лезть головой в петлю, но тот думал
иначе:
     -- Да какие могут быть  мнения, сэр.  Мне не хотелось бы показывать  им
хвостовое оперение.
     -- В таком случае принимайте бой. Это для нас сейчас очень важно.
     -- Спасибо, сэр. Вы меня очень поддержали.
     "Сумасшествие какое-то, -- подумал  Смайли. -- Человек  благодарит меня
за  то,  что  посылаю  его  на  верную  смерть.  Впрочем,  у этих  наемников
собственный кодекс..."



     Где-то далеко, в хвостовой части  корабля, надсадно выли энергетические
установки и  генераторы мучительно  ловили фазы  смещения, а в узком  объеме
десантной капсулы пахло резиной и новым обмундированием.
     Время от времени на связь выходил Смайли и спрашивал,  как дела, а Рино
отвечал однозначно: "нормально", и снова тишина.
     "Хоть  бы кто-то  еще  о чем спросил",  --  думал  Лефлер. Даже в жилом
помещении  не  было так  уныло,  как  здесь, однако солдаты сидели  молча, и
только кондиционер изредка нарушал тишину подозрительным бульканьем.
     Лефлер уже  дважды проверял свое оружие: штурмовой автомат системы "PC"
и  пистолет  "байлот".  Проверять  их по третьему  разу было неловко,  тогда
солдаты посчитали бы его психом.
     "Уж скорее  бы все  началось, -- мучался Рино. -- Скорее бы узнать, что
ждет там, внизу".
     Между тем внизу тоже ждали своего случая и часа.
     Всю ночь коммандос  прятались  по  кустам, а под утро пришло сообщение:
невзирая  на  перевес  в  силе  со  стороны пограничного  рубежа,  противник
предпринял атакующий маневр.
     Получив это сообщение, командир экспедиции Саватос посмотрел на часы и,
что-то прикинув, сказал:
     -- Отлично,  они  должны  попасть  в  наше  полушарие, и именно в  этот
район...
     -- Однако есть еще экспедиции Кальвина и Шарвеза, -- сказал один из его
бойцов.
     --  Будем  надеяться,  что нам повезет  больше. Саватос покрутил в руке
магнитный нож и легко забросил его обратно в ножны.
     -- Но если они и появятся здесь, то не раньше десяти утра.
     -- Интересно, кто же предупредил об их нападении?
     --  А  это  не  наше  дело.  Агентура ЕСО  очень  многочисленна, и  это
правильно. Кто-то должен наводить порядок, без этого нельзя.
     В  небе послышался шелест, и несколько диких уток пронеслись  в сторону
ближайшего озера.
     -- Здесь,  наверное,  хорошая охота,  --  сказал Саватос.  --  Я  бы  с
удовольствием приехал сюда за утками. -- Своим тяжелым взглядом он проследил
полет птиц, пока  они не  скрылись  в предрассветной мгле, и добавил:  -- Но
теперь я охочусь на другого зверя.



     Майор Иоффе с интересом посмотрел на заспанное лицо  оператора Гордона,
размышляя,  осознает  ли  тот, что  с ним происходит, или еще  пребывает  во
власти кошмарных сновидений и мистификаций.
     Между  тем   Гордон  медленно  повернул   заостренное  лицо  в  сторону
начальника и вздрогнул.
     "Стало быть,  еще  спит, мерзавец", -- решил Иоффе и, встав  со  стула,
крикнул:
     -- Тревога, Гордон! Вспышка справа!
     Сменный оператор моментально пришел в себя, вытаращился  на  Иоффе,  но
тут же растянул физиономию в улыбке:
     -- Шутите, сэр?
     --  Давай за  пульт, худой! --  потребовал  Домбай,  чувствуя поддержку
командира.
     -- А я чего, я готов.
     Гордон  пожат  плечами и  пошел к рабочему месту. Тем временем зашумела
вода в туалете, затем дверь распахнулась, и появился Нильс.
     -- Нильс, я могу зайти в туалет после тебя? -- строго спросил майор.
     -- Отчего же нет, сэр, -- смущенно заулыбался тот.
     -- А дужка? Она в порядке?
     -- Она в  полном  порядке,  сэр.  -- сказал Нильс, впрочем, без  особой
уверенности.
     -- Немедленно вернись и вытри всю свою мерзость... -- прошипел Иоффе.
     Чтобы  не  быть  битым  немедленно,  Нильсу ничего  не  оставалось, как
вернуться и подчистить свои безобразия, которыми он частенько грешил.
     А в это время Домбай и Гордон препирались  возле операторского  пульта.
Гордон  настаивал, чтобы Домбай вернул все настройки,  вплоть до регулировки
высоты стула на прежнее место, а Домбай говорил, что это вовсе не его дело и
что он после "худого" настраивал все сам.
     Их  спор был  прерван  оперативным  дежурным,  который  объявил  боевую
тревогу.
     -- Всем станциям четвертого сектора -- боевая тревога! Повторяю, боевая
тревога! Подход неприятеля с направления 28-2987-18!
     -- Это же практически наш сектор! -- воскликнул Домбай.
     Моментально забыв о споре с Гордоном, он  прыгнул на операторское место
и бешено защелкал тумблерами.
     Экраны замигали, выдавая все новые сканерограммы, и  на всех были видны
восемь вражеских целей. Они надвигались прямо на СКО-4,  в которой сидел  ее
перепуганный персонал.
     -- Все по местам! Приготовиться к  обороне! --  не своим голосом заорал
Нурсултан Иоффе.
     И сразу же Нильс, Гордон, да и сам Иоффе метнулись к откидным сиденьям,
являвшимся  дополнительными боевыми постами. Скрипя по несмазанным салазкам,
выдвинулись  контрольные панели,  и весь  экипаж незамедлительно включился в
работу,  принимая руководство артиллерийскими системами, грозными  ракетными
комплексами и установками торпедного пуска.
     --  Второй  пост  готов!  --  доложил Гордон,  опустив на лицо визирную
маску.
     -- Третий  пост готов! -- отрапортовал майор Иоффе, развернув  радарные
экраны.
     -- Четвертый готов! -- сообщил Нильс, принимая команду торпедами.
     В этот момент они уже не были  разобщенными людьми, теперь они являлись
единым организмом, в котором  работа каждого органа влияла на жизнестойкость
остальных.
     -- Подмога!!!  К нам  идет подмога!!! -- нечеловеческим голосом  заорал
Домбай, увидев на радарном индикаторе движение массы голубоватых отметок. --
Сорок четыре штуки! Сорок четыре!
     И больше  не  в  силах  сдерживать слез  восторга,  Домбай  разрыдался,
невольно разрушая психическое единство персонала станции.
     --   Эх,   сейчас   закрутится,   --  прошептал   Иоффе,   глядя,   как
немногочисленные красные точки смело пошли на большой отряд голубых отметок.
-- Сейчас начнется...



     Надвигавшиеся  истребители заградительного отряда прямо  на  ходу стали
проводить перестановку.  Порядок,  в  который они перестроились, дал  Хэнксу
возможность определить, в скольких кампаниях побывал их командир. Оказалось,
что ни в скольких.
     Это было  школьное построение,  и то,  что  противник затеял  его перед
самым столкновением, говорило не в пользу пограничников.
     --  Внимание,  на  ракетном  рубеже  --  "ромашка"!  --  объявил  Хэнке
Эспозито.  Это  был  отработанный  маневр,  и  применялся  он  всегда,  если
приходилось выступать в меньшинстве.
     Когда на панели управления загорелась  тревожная лампочка, что говорило
о входе группы в зону действия  ракет  неприятеля, истребители отряда Хэнкса
начали расходиться в разные стороны.
     Перехватчики ЕСО  дали по  ним запоздалый ракетный залп, но  все заряды
были израсходованы зря.
     --  Пронин, как твой хомяк? --  задал вопрос Хэнке,  продолжая выводить
свой  "штюс"  к  максимальной верхней точке. С годами  нервы стали не те,  и
Хэнке боялся ракеты в хвост.
     "Пожалуй, хватит", -- решил он и развернул машину для атаки.
     -- Спит, мерзавец.  Я покормил  его  хлебом,  смоченным  в  ликере,  --
ответил Пронин. Его  голос  звучал несколько хрипло. Видимо, перегрузки тоже
давались ему нелегко.
     --  Хотел бы  я сейчас  быть пьяным  хомяком,  --  признался  Эспозито,
отключая ракетный комплекс.
     В  свалке,  которую он  собирался  затеять,  это  оружие  было  слишком
медлительным, хотя пилотские инструкции говорили об обратном. Но Хэнке летал
слишком  долго, чтобы  следовать  инструкциям.  И он  пережил слишком  много
хороших парней, которые следовали этим долбаным параграфам.
     Слева в полной готовности ждала станция. Хэнке  знал, что она уже ведет
его своими  мощными радарами.  Не будь здесь перехватчиков ЕСО, ему пришлось
бы несладко, но сейчас станция опасалась поразить своих.
     Впрочем,  один  придурок  все  же  нашелся.  С  расстояния  в  двадцать
километров черную пустоту прорезали трассы реактивных снарядов. Естественно,
стрелок промазал, но Хэнке почувствовал  прилив  адреналина,  и это было как
раз то, за что он здесь работал.
     -- Я на месте, Хэни-Мэни, -- отозвался "восьмой" номер.
     -- Хомяк спит?
     -- Храпит, подлец.
     -- Как проспится, нужно снова дать ему ликера...
     -- Ну так это понятно...
     Шеренга  вражеских  "штюсов"  надвигалась  стремительно.  Они  даже  не
пытались рассеяться,  видимо полагая, что в плотном строю их никто не тронет
Хэнке  привычно навел  перекрестие прицела  на три локтя впереди носа  и дал
залп из четырех пушек.
     Снаряды  врезались точно  в  кабину. Колпак сорвало  взрывами, и Хэнксу
показалось, что он увидел лицо  гибнущего пилота, хотя этого просто не могло
быть -- все пилоты были в закрытых шлемах.
     "Старею", --  подумал Хэнке, поймал в прицел очередную жертву и снес ей
хвост. Покалеченный "штюс" едва не загорелся и, роняя клочья противопожарной
пены, помчался прочь с гиблого места.
     Хэнке подумал, что несчастный наложил  полные штаны и  надолго запомнит
этот бой. Впрочем, с ним самим такое тоже случалось.
     Между тем уже все  его люди  вошли в боевое соприкосновение, и пушечные
снаряды расходились веером, круша неопытного врага. Однако и у пограничников
были  крепкие  и  бывалые  ребята. Они  умело  дистанцировались  от  плотной
карусели и били из  пушек в  те  моменты, когда были уверены, что не зацепят
своих.
     Эспозито слышал, как в эфире ругается их командир -- какой-то неопытный
лейтенант, который считал себя великим полководцем. Вскоре то ли Пронин,  то
ли Баден-Баден  сбил  его  длинной очередью. Удар был удачный, и истребитель
разлетелся кусками рваного титана. Теперь уже не было слышно истошных воплей
начальника, раздавались лишь злые реплики  ветеранов. Их было довольно много
-- вдвое больше, чем ребят Хэнкса, однако их необстрелянные товарищи  играли
на руку Эспозито.
     Схватка начала принимать затяжной  характер, а  это не  входило в планы
Хэнкса.  Выбрав  удобный  момент,  он выпустил по  станции  ракету  и тут же
получил ответ, который пришелся в гущу истребителей противника.
     -- Отлично, дурачки! -- крикнул в эфир Хэнке.
     -- Ничего, сейчас дождешься, -- прозвучал чей-то незнакомый голос.
     --  Посмотрим,  --   миролюбиво  отозвался   Хэнке,  заваливая   машину
очередного юнги.
     --  Прощай, Эспозито!!! -- неожиданно  закричал  Келюс,  и его  объятая
пламенем машина пошла куда-то в сторону.
     Теперь это уже была  настоящая драка.  Следом  за  Келюсом  так же ярко
сгорел  Зико,  однако  Хэнке  сумел  еще  раз  обстрелять  станцию,  разнеся
вдребезги ее торпедный отсек.
     Какой-то молодец срезал ему из пушки кусок плоскости,  но в космосе это
не имело никакого значения.
     -- Как у вас дела, Хэнке? -- некстати поинтересовался Смайли. А в ответ
услышал только обезличенные ругательства и приглушенные вопли горящих заживо
летчиков.
     -- Да что там происходит, Эспозито?! -- воскликнул Смайли, будто ничего
не понимая. На самом деле он просто опасался остаться совершенно один против
оборонительной мощи Максиколы.
     --  Разбираемся,  кто здесь  главный! -- зло выкрикнул  Хэнке и, уловив
момент, всадил в станцию еще одну ракету.
     Однако  он  немного  задержался, и бронебойный  снаряд  прошил насквозь
запасной бак.  Впрочем  горючего там уже  не было, и  Хэнке  опять отделался
испугом.
     -- На тебе, ур-род! -- тут же выкрикнул он, вспарывая с четырех стволов
зазевавшегося  врага.  Куски  чужой  обшивки  защелкали  по  корпусу,  когда
истребитель Хэнкса пронесся мимо.
     -- Это был еще не я... -- прозвучало в эфире, и Хэнке понял, что кто-то
выбрал его своим личным врагом.
     Между  тем  пограничников  осталось  не   более  двух  десятков,  и  им
противостояло  только  пять  машин  отряда  Хэнкса Эспозито. Но  и  они бьии
подранены и все тяжелее развивали тягу, уходя от прицелов противника.
     --  Пронин!  --  крикнул  Хэнке, и сам  почувствовал, что в голосе  его
звучит отчаяние.
     -- Ну?!
     -- Хомяк жив?
     -- А что ему сделается -- спит, зараза...
     Майор вышел на двух "штюсов" противника и стойко выдержал их торопливый
залп, затем ответил со всех стволов и разделал одного на части.
     -- Отличный ход,  Пронин! -- выкрикнул Хэнке, но в этот  момент  фонарь
его кабины пробило снарядом. Извилистые трещины побежали по стеклу, и воздух
со  свистом покинул  кабину.  Декомпрессионный костюм  держал  нагрузку,  но
ощущения были просто отвратительными.
     -- Ах ты! -- в отчаянии  воскликнул Хэнке, на секунду теряя управление.
-- Хорошо, что у меня нет хомяка!
     -- Проблемы?! -- спросил Пронин.
     -- Да, у него проблемы, -- ответил за Эспозито чужой зловещий голос. --
Он теперь мой...
     -- А ты мой, -- просто ответил майор Пронин.
     -- А ты знаешь, кто я?! -- возмутился неизвестный.
     -- На сегодня -- ты труп, -- пообещал майор.
     Он имел основание на такие заявления, поскольку с начала боя не получил
ни  одной  царапины.  Такое  случалось  редко,  но если  случалось, то имело
большое значение.
     Между  тем  Хэнксу становилось все  хуже. Только  теперь  он понял, что
ранен осколком в живот.
     "Вот дерьмо, а я думал, у меня диарея", -- произнес он про себя.
     Кровь  была совсем  близко,  она  была  рядом и  струилась по ногам, но
дотронуться до  продырявленного  живота  Хэнке не смел.  Тогда его  перчатки
стали бы скользкими, а он еще надеялся сегодня пострелять.
     -- Я., еще... постреляю... -- прошептал он в эфир.
     -- Что с тобой, Хэни-Мэни?! -- закричал Пронин.
     -- Он подыхает, -- ответил за Хэнкса чужой голос.
     -- Да, я подыхаю, -- признался Эспозито. -- Мита, держи задачу, Миша. У
нас все шансы...
     Сознание Хэнкса текло,  словно  вода, оно просачивалось сквозь  песок и
землю, оно питало травы и, испаряясь, возносилось к небесам.
     -- Держи задачу, Миша... -- снова произнес он, хотя чувствовал, что уже
умер.
     Его руки совершали маневры,  пускали машину по  плоскости, нажимали  на
гашетки, отгоняя обнаглевшего врага, но сам Хэнке был уже далеко.
     "Где-то здесь меня встретят  Келюс и Зико. И Баден-Баден,  он не должен
был уйти далеко".
     В какой-то последний момент угасающее сознание отметило зловещий силуэт
вражеского  "штюса",  и  мертвые  пальцы  Хэнкса   Эспозито  вдавили  кнопку
залпового огня.
     -- Это  он,  --  прошелестел Хэнке  за секунду до того,  как его машина
вспенилась от дробных ударов автоматических очередей.
     Однако его убийца теперь был помечен длинным шрамом от носа до хвоста.
     -- Как станция, Хэнке?! -- закричал в эфир Смайли.
     -- Хэнке ушел, сэр За него я -- "восьмой номер", -- ответил Пронин.
     -- Как там станция -- мы можем подойти?
     -- Торпедный отсек смят, а  ракетные шахты надежно прикрыты, -- ответил
Пронин и заметил  промелькнувший силуэт, отмеченный длинным шрамом. Стрелять
майор не стал, он чувствовал, что не успевает.
     -- Пронин, от  тебя  сейчас  зависит вся  операция!  Уничтожь  станцию,
слышишь?! -- упрашивал Смайли.
     -- Постараемся, сэр.
     Поспеши, времени в обрез, с запасной базы сюда идет триста бортов!
     -- Понял, сэр.
     Почувствовав  опасность, Пронин  бросил  машину в сторону,  и  вереница
снарядов прошла мимо.
     "Сегодня я  везучий",  --  снова отметил  про себя майор, пронесся мимо
станции  и выпустил по ней четыре ракеты. Выпустил просто так, без наведения
--  словно  на  бомбометании. Одна прошла мимо, а три удачно накрыли верхнюю
часть бастиона.
     Суммарный взрыв был такой  силы, что на станции  сорвало гироскопы. Она
сразу начала вращаться, и это практически означало выполнение задания.
     -- За это я тебя убью! -- объявил Пронину тот же голос, который угрожал
Хэнксу.
     -- Ну-ну,  приятель, --  ответил  майор и,  переключившись  на  связь с
судном, доложил:
     -- Можно продолжать, сэр. Станция вне игры.
     -- Отлично, ребята! Приготовьтесь к отходу!
     -- Всегда готовы, -- тихо  обронил Пронин и,  бросив  взгляд  на датчик
топлива, покачал головой. Летать ему оставалось не более десяти минут.
     Между тем  участников  боя  становилось  все  меньше,  и дикая карусель
продолжала раскручиваться все быстрее. А  Пронин экономил  патроны, понимая,
что без пушек он пропадет.
     Кроме него из группы  Хэнкса  остались два пилота, но Пронин не узнавал
их по голосам -- они слишком изменились. Кажется, один из  них Леви  Геккон,
его  восемнадцатый  номер  был  слабо заметен на фюзеляже, а  вторая  машина
оказалась слишком закопченной, и разобрать ее номер было невозможно.
     Теперь все происходило  очень быстро, как  в начале боя. Увидев, что на
прорыв идет еще  большое  судно, пограничники стали наседать. Геккон получил
два снаряда в хвост, а Пронину "убийца со шрамом" снес антенный колпак.
     Удар был достаточно сильный, и машину майора повело. Для врага это было
идеальной  возможностью прицелиться  для  верного  выстрела,  однако  Пронин
действовал нестандартно.
     Используя полученный  вращающий  момент, он  еще  довернул  свой "штюс"
рулевой тягой и сразу увидел "убийцу со шрамом" в перекрестии прицела.
     Мгновение -- и все четыре пушки открыли бешеный огонь.  Клочья корпуса,
куски топливных трубок,  лопатки  нагнетателей -- все это полетело в стороны
от взрыва боекомплекта и топлива.
     И в  ту  же  секунду  пушки Пронина  лязгнули  пустыми  затворами, а на
топливной панели замигала аварийная лампочка.
     -- Уходим! -- крикнул майор тем, кто уцелел, и сопровождаемый отчаянным
огнем противника помчался к судну Смайли.
     Следом за ним летели Леви  Геккон и парень на  закопченной и едва живой
машине.
     Преследователи  шли за ними по пятам,  но  с корабля открыли  огонь две
артиллерийские башни. Пушки в  них  были не  самые  лучшие, а стрелки и того
скромнее, однако погоня сразу оторвалась.
     -- Быстро на подвески, ребята! Мы сейчас уходим! -- объявил Смайли.
     Тотчас  из   распахнувшихся  бойниц   пневматические  катапульты  стали
выбрасывать  капсулы с  десантом.  На  них  включались разгонные ступени,  и
капсулы яркими точками уносились в темноту.
     Проследив их полет, Пронин подвел  истребитель к магнитным подвескам, и
они надежно обхватили корпус машины.
     То же самое проделал и Геккон, а  у Майлера -- теперь  майор рассмотрел
его  номер --  возникли  проблемы.  В  конце  концов его захватили аварийным
манипулятором,  и  корабль сразу  стал  разгоняться,  опасаясь  расправы  со
стороны подходивших крупных сил противника.



     Отупев от долгого ожидания,  бойцы до поры до времени были  изолированы
от  драматических  событий, которые  происходили у рубежа  Максиколы. Только
шелест вентиляторов да пощелкивание в  механизмах катапульт нарушали  тишину
внутри бочкообразных капсул.
     Наконец, когда  всем уже казалось, что  ничего так и не произойдет,  из
динамиков донесся слегка хрипловатый голос Смайли.
     --  Внимание! Приготовиться к старту! И будто  не веря, что команда все
же  была, десантники  стали  удивленно переглядываться.  Командиры отделений
скомандовали:
     -- Пристегнуть ремни! Шлемы закрыть! Оружие -- в держатели!
     По  заученной схеме бойцы стали  крепить автоматы в специальные  замки,
чтобы в случае непредвиденных  столкновений или перегрузок оружие не сыграло
роль шального булыжника.
     Прошла минута, другая, и наконец последовало последнее предупреждение:
     -- Внимание! Сброс!
     И в ту же секунду  капсула, в которой находился Рино, пришла в движение
и, прогрохотав  по роликам, провалилась в пропасть -- это ощущение появилось
после исчезновения искусственной гравитации.
     Лефлер инстинктивно ухватился руками за скамью,  однако уже в следующую
секунду  включились  разгонные двигатели, и ремни  безопасности со  страшной
силой начали сдавливать бронированные доспехи Лефлера. Не будь их, его тело,
наверное, разрезало бы пополам.
     Разгон  продолжался  не   более  полутора  минут,  однако  Лефлеру  они
показались  вечностью. Когда горючее  закончилось,  разгонные  ступени  были
сброшены,   и   укороченные   капсулы  продолжили  стремительный   полет   к
надвигавшейся на них громадине Максиколы.
     "Остался еще вход в атмосферу", -- подумал Рино.
     Он  помнил, что, если не сработает тормозной парашют, капсула сгорит  в
плотных слоях, как спичка. Впрочем,  он думал об этом несколько отстранение,
поскольку  в его голове стоял туман от долгого ожидания, резкого  "провала в
бездну" да вдобавок чудовищных перегрузок при разгоне.
     Тем временем полет продолжался. Иногда по корпусу капсулы что-то звонко
щелкало, и  от этих непонятных звуков все находившиеся внутри  вздрагивали и
тревожно  переглядывались.  Они  не  знали,  что  происходит  снаружи,  пока
услужливый бортовой компьютер не начал вести отсчет.
     -- ...шестнадцать объектов в наличии... -- пророкотал он.
     Лефлер и все остальные замерли. Они боялись поверить своим догадкам.
     --  ...двенадцать  объектов  в  наличии,  --  сообщил компьютер  спустя
минуту.
     Затем по корпусу  капсулы снова пробарабанило, словно крупным градом, и
вслед за этим поступило сообщение:
     -- ...девять объектов в наличии...
     И   только  теперь   всем  стало   ясно,   что   их  десант  уничтожает
истребительная авиация.
     Можно было легко домыслить  эту ужасную картину:  вспоротые, хаотически
вращающиеся капсулы и вылетавшие из них обезображенные человеческие тела.
     -- ...пять объектов в наличии... -- сообщил компьютер, и все оставшиеся
капсулы прорвались в плотную атмосферу.
     Загудели   толстые   стенки,  стремительно  теряя  термозащитный  слой.
Раскаленные газы  омывали их своими разрушительными струями и легко испаряли
металл и керамику.
     -- ...три объекта в наличии... -- прозвучало из динамика, и все бойцы в
салоне напряглись, ожидая того последнего  удара, который  положит конец  их
путешествию.
     Мгновения  сменяли  друг друга,  капсулу бросало  на воздушных  волнах,
однако скорбный отсчет  прекратился, и  все  почувствовали, что шанс достичь
поверхности у них есть.



     В  алом свечении звезд Красного  Пути  длинные караваны грузовых  судов
выглядели  как   причудливые   гранатовые  ожерелья.  Нанизанные  на   нитку
радиокоманд  кораблей-лоцманов,  они  величаво плыли  над мирами,  неся -- в
своих трюмах все, что только было возможно.
     Здесь  были  солдатские  лайки,  парадное  обмундирование  с  плюмажем,
именные кортики, батареи  для накачки лазерных орудий, броневые листы взамен
сорванных  в  боях  и  много  другое, что  нужно на большой и  по-настоящему
жестокой войне.
     Сражения  за  Млечные Ворота  развернулись  с  новой  силой,  и,  чтобы
сохранить  преимущество,   5879-му  флоту  Его   Императорского   Величества
Макариоса требовались припасы.
     Уже  трижды за время длинного пути на военный караван нападали враги. В
первом  случае  это  были  неорганизованные вассалы императора Иллариона,  и
охрана каравана легко  рассеяла разбойников в  космосе. Последующие два раза
нападения  совершали штатные  эскадры врага во главе с  одним  из его лучших
адмиралов.
     Битва не прекращалась в  течение  восемнадцати  часов, и все  это время
караван  продолжал  двигаться, время от времени теряя отдельные транспорты с
драгоценным имуществом.
     Теперь  же  спокойствие  и порядок  в  рядах были  восстановлены,  и  в
окрестные  обитаемые  миры были  разосланы команды разведчиков  с приказами;
уничтожать всех, уличенных в связях с гонкурами.
     Штаб охранных  сил каравана находился па флагмане  "Гранд-Паста". Здесь
была  ставка адмирала  Фейдала,  который  входил  в  категорию  Первой,  или
Золотой, тысячи адмиралов. Эту тысячу Его Императорское Величество правитель
Макариос составлял лично.
     Впрочем, лично или  нет, этого  никто  не знал,  поскольку  подданные у
Макариоса  исчислялись триллионами.  На  фотографиях,  на картинах, писанных
девонским жиром, и  в фильмах адмирал Фейдал  видел правителя множество раз,
но  лично  -- о,  это  было  его  мечтой -- своими глазами  увидеть великого
Макариоса!
     -- Сэр,  возвратилась разведка  с Островов. Эти планеты  практически не
заселены, -- доложил лейтенант Дойтер.
     Он  остановился в  нескольких  шагах от  трона адмирала  и вытянулся  в
струнку. Фейдал был его кумиром, и со временем лейтенант  надеялся повторить
героический  путь  адмирала, если ему удастся уцелеть  в  жарких баталиях. О
таких  достижениях многие и не мечтали, но Дойтер мечтал. Он был на редкость
честолюбив и дерзок.
     --  Отлично,  Дойтер.  Дайте им  новое  задание, пусть  идут  на  Бут и
разрушат все орбитальные бастионы, Что бы ни говорили  эти папуасы,  военных
сооружений на своем пути я не потерплю...
     -- Есть, сэр! -- отчеканил Дойтер и отправился отдавать новый приказ.
     В огромной военной  машине императора Макариоса приказы  выполнялись  с
особой тщательностью  и  подчеркнутым рвением. Четыреста штурмовых  кораблей
тотчас отправились в новую  экспедицию, а  с боевой работы  уже возвращалась
очередная  эскадра. Отчет  ее командира  был  выслушан, и  спустя  несколько
часов,  после  надлежащей заправки и  технического  ухода, эти  корабли тоже
отправились на новое задание.
     Механизм охранной армады адмирала Фейдал а  работал  как часы. Впрочем,
другого и  быть  не  могло.  Теперешняя война длилась  уже  восемьсот лет, а
предыдущая тянулась  около четырех тысяч.  Никто не знал, что такое мир  без
войны,  но вечное противостояние  гонкуров  и саваттеров  не  мешало жить  и
развиваться сторонним малочисленным племенам, которых  обе  стороны конфликт
называли презрительно -- папуасами.
     Ни гон  куры, ни  саваттеры  не считали полностью разумными тех, кто не
разбирался в тонкостях  тотальной войны, которая  велась с древних времен. С
тех самых времен, когда гонкуры и саваттеры были единым народом.
     Какой-то небольшой конфликт при разделе  области Синих звезд вызвал это
вспыхнувшее и до сих пор бушующее пламя.
     Никто  не хотел уступать. Но война требовала жертв и ресурсов. И  тогда
разделенный  народ стал выдумывать способы  быстрого  воспроизводства  новых
солдат.
     Наука  служила  войне,  и  женщины  стали вынашивать детей  значительно
быстрее. Впрочем, аппетиты генералов  продолжали расти,  и биологи  от войны
стремительно совершенствовали производство пушечного мяса.
     Через  тысячелетия гонкуры пришли к  единственно  верной,  с  их  точки
зрения,  схеме.  Новых  солдат,  как и  остальных  членов  общества,  начали
производить  гигантские  организмы  вроде  роевых  маток.  Производство было
поставлено   на  поток,  и  это  являлось  хорошим  подспорьем   в  войне  с
саваттерами.
     Те  же  пошли  другим  путем,  сохранив  своим   женщинам  их  основную
репродуктивную  функцию. Впрочем,  немного ее  подправив.  Теперь  савапгеры
появлялись из яиц,  которые их  мамаши  откладывали до  сотни и  зарывали  в
теплый  песок.  Такой  способ  был  для  саваттеров более  приемлем,  и  они
презрительно называли  гонкуров  "вонючими  насекомыми".  Те же  отвечали на
оскорбления, обзывая врагов "ходячими омлетами".
     Побочные же  цивилизации папуасов  практиковали как один, так  и другой
способ  воспроизводства, и  это  не было  чем-то  необычным.  Но  однажды  и
тонкуры, и саваттеры узнали о существовании отсталой и  малочисленной нации,
которая воспроизводила  себе подобных  по старинке.  И этих  существ назвали
архидоксами.
     Поначалу факт существования архидоксов был  интересен лишь как казус --
игра природы, поскольку  они говорили на похожем языке  и  тоже вели  воины,
однако  потом гонкуры  раньше своих противников  разглядели  выгоды, которые
могла принести колонизация планет архидоксов.
     Во-первых,  они не  были  столь уж безобидны и могли  оказать  ощутимую
поддержку  одной  из  враждующих сторон.  Во-вторых, их планеты  были  полны
полезных ископаемых,  что  тоже  имело  свое  значение. И наконец,  главное:
биология  архидоксов была  схожей  с  биологией  гонкуров,  и  это позволяло
использовать расу  второго сорта для  приготовления питательных растворов --
роевые  матки  очень нуждались  в  питательном растворе.  И  еще лучше  было
получать раствор, сходный по  составу, -- тогда выход личинок рабочих особей
ускорялся в несколько раз.
     Сохраняя  строжайшую секретность, гонкуры  начали внедряться в общество
архидоксов и достигли  в этом немалых успехов. Удалось наладить поставку тел
аборигенов,  а  получаемые  таким   образом   новые  солдаты   исключительно
гармонично  вживались в  образ настоящих  аборигенов.  Инициированные уже на
планетах-носителях, они считали их своей фактической  родиной, оставаясь при
этом бесконечно преданными своему народу.
     Прошло не так много  времени, и савагтеры поняли, что допустили большую
ошибку, позволив  гонкурам внедриться в  цивилизацию архидоксов.  Они  стали
срочно налаживать контрмеры, но вся структура военной обороны архидоксов уже
была практически под  контролем гонкуров и работала на поимку  и уничтожение
эмиссаров-саваттеров.



     Раскрывшись  вовремя,   тормозной  парашют   резко   рванул   рукав  из
стекловолокна,  и,  несмотря  на  действие  эластичных  компенсаторов,  Рино
показалось, что его голова оторвалась. Видимо, остальные почувствовали то же
самое,  а  лейтенант  Годар  разразился  такой  тирадой  в  адрес  Смайли  и
"остальных толстозадых", что все отделение охватил приступ хохота. Смеялся и
сам Рино. Разве это плохо -- смеяться за несколько минут до смерти?
     Теперь Лефлер был  просто уверен, что внизу их ждет "теплый" прием. Уже
одно  то, что  почти все  капсулы  были уничтожены еще  в полете, говорило о
полном провале режима секретности.
     "Интересно, что  за  сволочь  нас  предала?"  --  промелькнула  у  Рино
совершенно бесполезная мысль.
     -- Высота две тысячи метров, -- произнес компьютерный модулятор, и смех
моментально прекратился.
     Лефлер дернул из держателей автомат, и остальные поспешно проделали  то
же самое -- будто оружие гарантировало им мягкую посадку.
     После  недолгого  спора  с   потоками  спрессованного  воздуха  парашют
отстрелился,  и ему  на смену вышли небольшие  посадочные плоскости, которые
превратили капсулу в некое подобие управляемого компьютером планера.
     Бойцы отделения стали  прислушиваться, гадая, что им готовит  очередная
трансформация капсулы. Ведь на короткое время она стала их маленьким мирком,
дающим иллюзию безопасности.
     --  Высота  пятьсот  метров.  --  предупредил компьютер,  и  Рино  ясно
представил  себе  приближавшуюся  землю,  зеленую  траву, кусты  и  квадраты
нарезанных фермерами грядок.
     Затем капсула качнулась, словно обходя  невидимое  препятствие, и в тот
момент, когда Рино был еще не готов, коснулась брюхом жесткого грунта.
     Сказать, что этот  удар был сильным, означало ничего не сказать. Он был
просто чудовищным.  Лефлер  на несколько секунд  потерял  сознание, а  когда
пришел в себя, увидел обвисшее на ремнях тело капитана Пежо.
     -- Все на выход! -- прокричал Рино и сплюнул скопившуюся во рту кровь.
     Лефлер  нажал кнопку, и  люк на  удивление легко  поднялся  вверх.  Так
быстро, что Рино снова почувствовал  неуверенность. Тем не менее он собрался
с силами и, поправив сдвинувшийся ранец, первым шагнул наружу.
     Поднятая  капсулой  пыль еще  висела в воздухе непроницаемой пеленой, и
пока можно было разглядеть только солнце. Приглядевшись лучше, Рино различил
неясные  силуэты  гигантских  столбов,  в  которые  превратились  источенные
дождями и ветрами скалы.
     Следом за Лефлером выбрались остальные, но капитана Пежо среди  них  не
было.
     -- Похоже, перелом позвоночника... -- сказал лейтенант Годар.
     --  Что значит  --  похоже?  Если  он  не  может  подняться, окажи  ему
последнюю помощь...
     Годар кивнул и исчез в люке капсулы. Через секунду раздался пистолетный
выстрел, и словно в ответ на него издали донеслась автоматная очередь. Затем
еще одна.
     Не  успел Лефлер  принять какое-то решение,  как  в  воздухе послышался
свист и бойцы отделения без команды рухнули на землю.
     Воздух  колыхнулся от стремительно  промелькнувшей тени,  и запоздавшая
капсула  на полном  ходу врезалась  в скальный столб,  возвышавшийся  в  ста
метрах впереди. Удар был такой  силы, а осколки  разлетелись так далеко, что
было ясно: спасать некого.
     --  Отделение  -- за мной! До  леса  три километра! --  пообещал Рино и
побежал первым, на ходу  сверяясь  с  пристегнутой  на запястье бланшкартой.
Верить ей  можно было  только наполовину,  но больше никакой  ориентировки у
него не было.
     Решительное поведение командира вселило в уцелевших бойцов уверенность,
и  они  побежали  за ним,  следя  за  дыханием и глядя под  ноги,  чтобы  не
оступиться на неверном камне.
     Когда они удалились от места посадки на полкилометра, в стороне, откуда
доносились выстрелы, прогремел взрыв.



     Часы  показывали  ровно  одиннадцать,  когда в  стратосфере  показалась
первая белая линия. За ней вторая и третья.
     Саватос,  как  изваяние  сидевший  на камне  с  самого  восхода,  скупо
улыбнулся.  Все  указывало  на  то,  что нарушители окажутся именно  на  его
участке.
     Командир экспедиции легко  поднялся, словно не провел несколько часов в
неподвижности.
     --  Яхо!  Фэндлер! --  позвал он.  Из  хаотично  разбросанных  каменных
россыпей появились двое коммандос.
     -- Собирайте всех.  Они идут кучно и прямо на нас. -- Саватос указал на
небо.
     Сержанты моментально связались со  всеми охотниками,  и вскоре те стали
подходить  со  всех сторон,  скользя по пыльным  камням, словно  бестелесные
тени.
     --  Внимание! -- закричал  командир, когда увидел, что первый транспорт
идет прямо на них.
     Было видно, что аппарат значительно поврежден. Его бросало из стороны в
сторону, а небольшое оперение и выдвижные плоскости  не могли удержать его в
воздухе.
     Наконец  он ударился о землю, подпрыгнул  и проехал на брюхе еще метров
пятьдесят, пока не остановился.
     Почти  в  ту  же минуту открылся его  люк,  и  оттуда  выбрался  первый
десантник. Он сделал только шаг и был сражен автоматной очередью.
     --  Яхо! Бери  своих и  скорее  ко второму! Он  вот-вот приземлится! --
распорядился Саватос, понимая, что здесь уже все решено.
     Сержант и его люди стали короткими перебежками отходить в сторону озер,
куда,  поблескивая  плоскостями,  уже опускался  второй аппарат. Снижался он
довольно быстро, и Яхо явно не успевал.
     "Ничего -- нагоним", -- решил  Саватос,  представляя,  как  ему  сейчас
завидуют командиры других экспедиций.
     Тем  временем  из  люка   десантного  аппарата,  казавшегося  вымершим,
высунулся ствол автомата, и во все стороны полетели пули, яростно и отчаянно
выискивая себе цель. Две из них прошли на головой Саватоса.
     "Нужно  заканчивать",  -- решил он, но был отвлечен далеким раскатом от
сильного удара  об землю. Второй аппарат благополучно приземлился,  взметнув
плотное облако пыли.
     Следом за ним над землей пронесся еще один, однако он был неуправляем и
на огромной скорости врезался в скалу.
     Саватос разочарованно поморщился -- это была не его победа. Быть может,
пилотов истребителей, стрелков с космических станций, но не его.
     -- Лимак -- гранату! -- распорядился Саватос, не  поднимая головы из-за
непрекращающегося обстрела.
     Негромкий  хлопок   возвестил  о   том,   что  граната  покинула  ствол
гранатомета и, оставляя дымный след, влетела точно в раскрытый люк.
     Грохнул взрыв, и пламя вырвалось наружу.
     "Хорошо, -- мысленно отметил командир. -- Сейчас Яхо закончит с третьим
аппаратом, и можно будет собираться домой".
     Саватос  удовлетворенно  вздохнул,  поднялся  на  ноги  и направился  к
обгоревшей капсуле. Сержант Фэндлер пошел  следом за  ним. Они  остановились
возле искореженного аппарата, и Фэндлер сказал:
     -- Им здорово не повезло, сэр.
     -- Тут ты прав, -- согласился командир, оглядывая разорванную пушечными
снарядами обшивку, погнутые плоскости  и  труп  десантника,  который  первым
выбрался наружу.
     Саваттер ждал,  что вот-вот со стороны  гор послышатся выстрелы, однако
ничего такого не  происходило. Он уже было  собрался связаться с Яхо, но тот
вышел на связь первым.
     --  Они успели уйти, сэр! -- сообщил он. -- Их следы ведут  на север, в
сторону леса. Мы осмотрели  их планер и нашли  там одного  из них.  По  всей
видимости, он получил тяжелое ранение при посадке, и они его добили.
     -- Разумно, -- кивнул Саватос.  -- В таком случае  немедленно садись им
на хвост. Возможно, еще удастся перехватить их на  открытом месте. Мне бы не
хотелось вылавливать их в лесу.
     -- Да, сэр.
     Саватос убрал рацию, подошел к убитому ближе, нагнулся и поднял забрало
на его шлеме.
     Человек  как  человек.  Такие, случалось, забирались  на  Максиколу  по
отдельности,  пытаясь  что-то  выведать.  Однако такую  массированную  акцию
архидоксы предприняли впервые.
     -- Сдается мне, сержант, что  за этими ребятами  мы еще побегаем, -- со
вздохом произнес командир экспедиции.
     Фэндлер  промолчал. Он не  знал,  что  сказать, поскольку  думал совсем
иначе.



     Бежать по камням было очень нелегко, и скоро Рино почти выбился из сил.
Остальные  чувствовали  себя не лучше  и переводили  дух только  на  пыльных
проплешинах, где почти не было камней.
     Отделение преодолело  уже  более пяти  километров, однако несколько раз
видимый лес исчезал, оказываясь банальным миражом. Это было обидно. А вместе
с силами  уходила  и решимость Лефлера.  Но  наконец,  будучи  уже на  грани
отчаяния, он увидел зеленые кроны и даже почувствовал запах влажного леса.
     Вскоре  все  поняли,  что лес впереди  самый  настоящий.  Легкий  ветер
доносил  его ароматы,  а  по  пути  попадались  островки  невысоких  кустов,
обрамленные густой зеленой травой.
     И тут  неожиданно  вдогонку  отряду полетели пули. Рино  даже удивился,
когда несколько щелкнуло  по камням совсем близко  от  него. От усталости он
едва не забыл, что жара и камни не единственный его враг.
     -- Продолжать движение! -- скомандовал он, а сам остановился у большого
валуна,  чтобы  не  попасть под обстрел.  Затем достал электронный бинокль и
поднес к глазам.
     Так и  есть,  погоня была тут как тут. Рино насчитал  примерно двадцать
человек, которые бежали значительно быстрее, чем его бойцы. Время от времени
бегущий впереди вскидывал оружие и стрелял.
     Лефлер  догадался,  что  этот парень ориентируется по  пыльному шлейфу,
который поднимали солдаты его отделения.  Точно такой же хвост  развевался и
позади колонны преследователей.
     Недолго  думая  Лефлер  тоже  вскинул  автомат  и,  прицелившись в  еле
заметные точки, открыл огонь.
     Таким образом он надеялся умерить пыл погони, однако добился обратного.
Отряд преследователей мгновенно растянулся в цепь, и теперь солдаты побежали
еще быстрее. Их  расчет был  понятен: двигаясь цепью, они охватывали огневую
точку и имели больше возможности уничтожить стрелка с флангов.
     --  Ну  уж нет,  ребята, -- произнес Рино и, забросив автомат на плечо,
помчался догонять свое отделение.
     Теперь  он  бежал значительно  быстрее  и  легче, поскольку  чувствовал
спиной приближение рослых  коммандос, несшихся по  камням, словно по мощеной
дороге.
     Но вот наконец и лес.
     Хрипя воспаленными легкими,  бойцы  ныряли в густую листву, и у Лефлера
было такое ощущение, что они погружаются в прохладные волны.
     Впрочем,  когда  он  сам оказался в тени,  страх  не покинул  его и  он
по-прежнему остро чувствовал приближение врага.
     -- Внимание, слушаем меня -- у нас только минута! Ростоцкий и Эль-Риас,
сорок метров  влево --  ваш рубеж! Годар и Миетта, на правый фланг! Покажите
им, что решили стоять здесь насмерть. Пусть они хоть немножко в это поверят.
     -- А что  делать  нам?  --  спросил  самый  старший  в отделении, майор
Шелдон.
     Пот стекал по его запыленному лицу,  проделывая на нем светлые дорожки.
Рино одну-две секунды зачарованно смотрел на движение этих капель.
     "Что за чушь лезет мне  в голову. Уж не схожу ли я от страха с ума?" --
подумал он, а вслух произнес:
     -- Вы отойдите в глубь леса и в случае чего будете меня прикрывать...
     -- Есть, сэр, -- поспешно кивнул Шелдон.
     Было   видно,  что  он   принимает  распоряжения   Рино   с  внутренним
облегчением,  поскольку и  ему, и всем  остальным бойцам  отряда была  нужна
поддержка сильного командира.
     "Но  кто  поддержит  меня?"   --  подумал  Рино,  ложась  возле  удобно
расположенного камня.
     Теперь  у  него была хорошая позиция,  чуть  прикрытая спереди листвой,
однако  стрелять  это  не  мешало.  Сверху,  словно  крыша,  нависали  ветви
стоявшего неподалеку  дерева. Они представляли собой многоярусное построение
и в случае, если прилетит граната, могли принять на себя осколки.
     Вскоре   вдали,  из-за  небольшой   возвышенности,   стали   появляться
преследователи.   Сначала  показались  их   покачивающиеся   головы,   потом
необыкновенно широкие плечи и руки, державшие оружие.
     Лефлер   поднял  бинокль  и  стал  рассматривать  автоматы  противника.
Определить  эту  систему он  не  мог.  Чем-то  оружие  напоминало  штурмовую
винтовку  "конрад", обладавшую чудовищной пробивной  силой, однако  ее давно
сняли с вооружения, поскольку она была неподъемной.
     Наведя перекрестие лазерного измерителя на  одного их коммандос, Лефлер
определил расстояние -- пятьсот сорок метров.
     Следовало  подпустить их  на  верные сто и тогда показать, кто у  них в
гостях.
     Рино  заметил, что  теперь преследователи уже так не спешили.  Они либо
опасались  жаркой  встречи, либо  просто  ожидали  подмогу  иди того хуже --
поддержку с воздуха,
     Однако чутье  подсказывало Лефлеру,  что эти коммандос, эти  доберманы,
натренированные на  погоне и выслеживании добычи,  его не  боялись. Они были
уверены в своих силах.
     На  камень, за которым прятался Рино, выполз здоровенный зеленый жук. У
него были длинные усы, и он ими очень подозрительно шевелил.
     Лефлер  вспомнил,  что  обычно  десантников  подробно  инструктируют  о
враждебной флоре и  фауне,  однако в их  случае  ничего подобного  не  было.
Просто потому,  что о Максиколе никто ничего  не  знал. Дали приблизительную
карту, и то хорошо.
     На  всякий случай  Рино щелчком  сбил  жука  в сторону,  и  тот  тяжело
шлепнулся в траву.
     "Небось  злится,  сволочь",  --  подумал Рино  о жуке.  Затем  проверил
"байлот" и снова посмотрел вперед.
     До  цепи  коммандос   оставалось  метров  триста.  Их  темные  силуэты,
подсвеченные солнцем, надвигались, словно тени.
     Зачарованный  их мерным шагом, Рино поначалу не понял, что прозвучавшие
один  за  другим два  хлопка  были  выстрелами  гранатомета.  Однако  увидев
изгибавшуюся дымную  дугу,  он  вжался в землю, стукнувшись шлемом о камень.
Взрывы  прогремели  с  большим недолетом,  но  не  успел Лефлер порадоваться
неудаче врага, как  сотни стальных дротиков, словно смерч, пронеслись совсем
рядом, наполнив  окружающее пространство  злобным шипением.  Они вонзались в
стволы  деревьев, срезали листья и целые ветви, пока не растратили свой гнев
в чаще леса.
     Приподняв  голову,  Лефлер  обернулся  и  обомлел.  Осыпавшаяся  листва
припорашивала два  лежащих в траве  тела. Кого там  зацепило, разобрать было
невозможно,  но  какая  разница.  Главное,  что  враг  оказался хитрее,  чем
предполагал Рино.
     Ему очень хотелось связаться  со своими фланговыми  постами и выяснить,
как у них  дела,  однако он  понимал, что нужно выдерживать  радиомолчание и
делать вид, что здесь никого нет.
     А до вражеской цепи оставалось двести метров. Проверяя нервную  систему
спрятавшихся  десантников,  коммандос время от  времени давали  по  зарослям
короткие очереди,  однако  ответом  им  был только шорох падавших ветвей  да
крики переполошенных птиц.
     Наконец, не дожидаясь, когда по ним откроют прицельный огонь, коммандос
помчались к лесу, развивая под гору невиданную скорость. Торопливо застучали
автоматы справа, потом  слева. Несколько наступавших коммандос упали,  но не
успел Рино  обрадоваться, как они снова поднялись  на ноги и продолжили свой
стремительный бросок.
     Пули  штатных "PC"  оказались  слишком слабыми, чтобы пробить  надежные
кирасы противника, и в случае точного выстрела удавалось только свалить цель
на землю.
     Теперь  Лефлер  понял,  почему  эти  охотники  чувствовали  себя  столь
уверенно. Им было наплевать, будут в них стрелять или нет.
     "Ну  и ладно".  -- По  спине Рино пробежал морозящий холодок.  Хотелось
попросту смыться.  Ведь  несмотря ни на какие тренировки, он  был всего лишь
уличным копом,  который не избегал риска только тогда, когда  имел шанс уйти
невредимым. Теперь  же этою  шанса практически не  было, а опытный противник
видел его и остальных бойцов буквально насквозь.
     Коммандос ни  на  секунду  не  сомневались,  что  Лефлер  попытается их
встретить у кромки леса. Так же легко они догадались, что огонь будет открыт
с рубежа в сто метров. Чего же проще -- задачка для детей.
     Это  только  толстому  Смайли  могло прийти в  голову,  что  сыщики  из
районных полицейских отделений смогут обхитрить свору натасканных убийц.
     -- Всем отходить! -- крикнул Рино в рацию, поднял проверенный  "байлот"
и плавно нажал на курок.



     Яхо легко бежал по камням, чувствуя прилив  сил и  хорошего настроения.
После двухгодичного  пребывания  на  Максиколе  это  был первый  похожий  на
настоящее дело случай.
     Уже  одно  то,  что  именно  его  люди  и  он  сам  преследуют  команду
нарушителей,  было большой  удачей.  И  можно  было не сомневаться, что  его
коллега, Фэн-длер, просто лопается от зависти.
     Сколько сотен километров в  постоянной подготовке и учебе наматывали н\
подразделения  --  трудно  даже  сосчитать.  И  это  напряжение  нужно  было
выдерживать в течение всего года -- ведь враги могли появиться здесь в любое
время.
     А тактические приемы атаки, выход на след, прочесывание лесных массивов
и  многое  другое  --  это  же  целая  наука, которую  следовало  не  только
постигать, но и заучивать до автоматизма.
     И, как ни удивительно, все это работало и все получалось.
     Стоило  командиру  только  намекнуть,  а его подчиненные уже  выполняли
понятный им приказ.
     Спустя  пятнадцать  минут  гонки Яхо  увидел  пыль,  которую  поднимали
ботинками незваные  гости. Что  ж,  бегали  они не слишком  быстро. Впрочем,
сержант допускал, что среди них могли быть раненые.
     Еще  через  пять  минут Яхо  разглядел  черные  точки --  это  уже были
реальные цели.  Сняв  на  ходу  винтовку, сержант  взял  ее в  одну руку  и,
демонстрируя свою сноровку, прямо на бегу послал вперед короткую очередь.
     Попасть в кого-либо он не  надеялся, однако навести побольше страху все
же не мешало.  И  потом, солдаты его взвода  должны были  видеть  в сержанте
пример для подражания.
     Выпустив одну очередь, Яхо пробежал метров пятьдесят и, когда камней на
пути стало поменьше, выстрелил еще раз. Он был уверен, что теперь пули легли
гораздо  ближе к цели,  и  даже представил, как удивились эти парни, которые
так вяло двигают ногами.
     Неожиданно  со стороны  нарушителей  тоже  прилетели пули.  Они  взбили
несколько пылевых фонтанов, и Яхо крикнул:
     -- Быстро рассеяться!
     Его  люди  тотчас выполнили  команду  и, растянувшись  в цепь, побежали
вперед. Все здесь  было им знакомо -- ведь по этим пустошам они проходили не
один раз.
     Яхо помнил, что там,  за небольшой  возвышенностью,  начинается  ровный
спуск  до самого  леса,  и  это  самая  опасная  часть  пути, где нарушители
попытаются дать бои его отряду. Сержант был уверен, что убегать в глубь леса
они не станут,  поскольку плохо знают местность, да и подготовлены  они были
не лучшим образом. Нет, они попытаются  перестрелять  преследователей именно
на спуске к лесу -- это их шанс.
     Когда взвод оказался на возвышенности, Яхо крикнул:
     -- Они будут бить со ста метров!
     И  девятнадцать  его  бойцов коротко  кивнули, поняв своего  командира.
Обезличенные,  в  наглухо закрытых шлемах,  они все равно казались Яхо легко
узнаваемыми. Он  чувствовал  их, он понимал  их, он различал  их по  каждому
движению.
     -- Пошли! --  скомандовал  Яхо, и коммандос двинулись вперед, прекрасно
зная,  что из  густой  листвы за  их  перемещениями следят  глаза  загнанных
зверей.
     Охотникам  они представлялись именно так. Загнанные, возможно, раненые,
они уже не думали куда-то бежать, они хотели просто достойно умереть.
     "Что  ж, это  я  им  Moгy обещать", -- усмехнулся  про себя Яхо и  едва
заметным кивком дал знак гранатометчикам.
     В  ту  же секунду  шрапнельные заряды понеслись  к лесу. Не долетев  до
деревьев,  они  с  грохотом  разорвались,   вытолкнув  вперед   острые  иглы
поражающих элементов.
     Яхо видел, как дрогнул лес, приняв весь удар на себя, однако  надеялся,
что прячущимся в зарослях нарушителям тоже досталось.
     Сержант ускорился, и следом  за ним  пошли  быстрее все остальные.  Это
была атака в лоб, и необходимости в этом не было, однако Яхо был уверен, что
опрокинет  противника  и  уничтожит  его прежде  всего  морально.  А  дальше
начнется погоня в  лесу, когда обезумевшие от усталости люди будут падать на
землю и тупо ждать решения своей участи.
     Наконец нервы  у прятавшихся в лесу  не выдержали, и они открыли огонь.
Яхо рванулся вперед, ликуя каждой клеточкой своего тела. Вот оно, назначение
воина -- бешеный бег навстречу огню.
     Тяжелая пуля ударила его в голень, и сержант покатился на землю, однако
тут же вскочил -- надежная  брони защитила  его.  Осталась  только небольшая
вмятина и  тупая боль в ноге, но, превозмогая ее, Яхо снова помчался вперед.
Рядом  с  ним  падали его товарищи, но  и они  оставались  невредимы -- пули
врагов ничего не могли поделать с совершенной защитой.
     И  вот,  когда  до леса остались считанные десятки метров,  Яхо боковым
зрением  успел заметить, как странно завалился  на спину бежавший  справа от
него  Гудрафт.  Отличный солдат  и  хороший  товарищ Хейд  Гудрафт  медленно
валился на землю. Какая-то невидимая сила все клевала и клевала его в грудь,
пока  алый фонтан крови не вылетел из спины  несчастного, и он упал, выронив
винтовку и раскинув руки.
     Затем еще  два бойца так же нелепо повисли в пространстве и попадали на
землю, истекая кровью.
     --  Всем  назад! --  не  своим  голосом закричал Яхо  и  тут же  ощутил
странный  дробный  удар,  будто в его  кирасу  били  отбойным  молотком.  Из
последних сил сержант качнулся в сторону, и его наплечник  сорвала невидимая
сила,  а  руку пронзила боль. --  Наза-ад! --  снова закричал  он и, зажимая
рану, побежал в гору.



     Саватос и бойцы  из взвода сержанта Фэндлера  уже сидели на броне своей
рейдовой машины, когда рация командира экспедиции ожила и все услышали голос
Яхо:
     -- У нас потери, сэр... Нам нужна помощь...
     Эти  слова  произносил  будто  кто-то  другой,  а  не  сержант  Яхо,  и
встревоженный Саватос отдал приказ немедленно ехать в сторону леса.
     Подпрыгивая на булыжниках,  броневик  быстро развернулся  и покатил  по
пыльным наносам, разгоняя змей и красных ящериц.
     Водитель выжимал  из  мотора  все возможное  для  такой  дороги, однако
Саватосу казалось, что машина еле передвигается.
     Наконец они достигли высоты, где находился взвод  сержанта  Яхо, и,  не
дожидаясь, когда броневик остановится, пришедшие на  помощь  коммандос стали
прыгать на землю.
     Не  выдержал  и  сам командир экспедиции.  Он  быстрым шагом подошел  к
побледневшему Яхо, который с непокрытой головой казался каким-то беспомощным
и с трудом поднялся с камня, на котором сидел.
     --  Сержант потерял много крови, -- сообщил  на ухо  Саватосу  один  из
бойцов
     -- У нас потери, сэр. Трое убитых, -- промямлил Яхо и шагнул в сторону,
чтобы командир экспедиции смог увидеть положенных в ряд погибших солдат.
     -- Что с ними произошло? -- спросил Саватос, не в силах отвести взгляда
от огромных пробоин в сверхпрочных кирасах.
     --  Пробоины  сквозные,  сэр, -- добавил  Яхо. -- И если  вы  заметили,
расположены прямо напротив сердца.
     -- Специальное оружие?
     --  Нет,  сэр.  Похоже  на пистолет  системы  "роле"  или  "байлот"  со
специальными пулями повышенной пробиваемости.
     -- Пробить кирасу из пистолета просто нереально
     --  С  одного  выстрела  --   да,   но,  если  всадить  в   одно  место
десять-пятнадцать пуль, -- эффект налицо.
     -- Да ты с  ума сошел,  сержант! Где ты видел  таких стрелков? -- начал
сердиться Саватос.
     -- Думаю... Думаю, один такой сейчас прячется в  этом лесу,  сэр. А  на
память о себе он оставил на моей кирасе свой росчерк.
     И только тут  на  левой стороне кирасы  Яхо  Саватос  заметил несколько
сгруппированных  вмятин. Еще  несколько пуль  -- и  Яхо постигла  бы  та  же
участь, что и грех других солдат.
     -- Что ж, все оказалось намного сложнее, чем я думал. И тем не менее мы
достанем  их  всех,  -- сказал  командир  экспедиции,  все  еще  не  веря  в
существование такого странного противника.



     Вибрация от стенки судна передавалась раскладному столу, и стоявший  на
нем стакан подрагивал, угрожая свалиться на пол.
     Смайли в одиночестве сидел в крошечном помещении дежурного энергетика и
смотрел  в стену. Он еще  не знал, сколько капсул пробилось  к Максиколе, --
возможно даже ни одной, но  тем важнее было найти предателя, который, Смайли
в этом не сомневался, был где-то рядом.
     О  том,   что   операция   готовится,  можно  было  сообщить   с  любых
многочисленных баз  или офисов, но указать  точное время мог только человек,
находившийся на судне.
     Посасывая  потухшую  сигару,  Смайли  перебирал  в  уме  всех, кто  мог
осуществить сброс кодовой информации.
     Помощники  Пэлтиер, Гектор, капитан судна  Вольтер  и  еще пара  тайных
людей Смайли, внедренных в персонал  геологоразведочного судна. Помимо этого
был  еще Джеф -- мастер по взлому и декодированию секретной связи. Именно он
играл роль дежурного офицера флота и пудрил мозги агенту  ЕСО. Еще был  Рони
--   генераторщик,   который    обеспечивал    сверхвысокие   мощности   для
радиопередатчиков.
     Неожиданно дверь открылась, и появился Пэлтиер.
     -- Сэр, вас срочно желает видеть капитан.
     -- Что-то случилось? -- пользуясь случаем, Смайли внимательно посмотрел
на своего помощника. Пэлтиер поспешно отвел глаза.
     -- Кажется, проблемы с персоналом, сэр.
     -- Ну хорошо, я сейчас подойду.
     Пэлтиер  тотчас  ушел,  а Смайли швырнул  потухшую сигару в корзину для
мусора  и  задержался еще на несколько  секунд. Наработанная в этой комнатке
атмосфера,  казалось,  начинала помогать Смайли распутывать  сложный  клубок
предательства.  Ответ был где-то  рядом,  однако, несмотря на все усилия, он
пока еще не давался.
     "Ладно, отложим", -- решил Смайли.
     Он  вышел   в  коридор  и   сразу  погрузился  в  монотонную  будничную
реальность, которая обнаруживалась на больших  судах,  никак не связанных  с
пассажирскими  перевозками: легкий запах технических жидкостей, пересушенная
или   переувлажненная   дыхательная   смесь   и    совершенно   произвольное
циркулирование воздушных  струй.  Случалось,  что  прорывавшиеся из  гальюна
запахи составляли букеты с ароматами судовой кухни.
     Что ж, удивляться  было нечему. Этот корабль был построен пятьдесят лет
назад   и   предназначался  для  военных   геологов.   Военные   же  геологи
представлялись  Смайли здоровенными, постоянно пьяными  парнями с нечесаными
волосами и красными  носами. Понятно,  что  для  такого  контингента военное
ведомство  не  особенно  тратилось  на  удобства,  хотя   именно  эти   люди
разведывали запасы  оружейных  наполнителей, действие  которых так нравилось
генералам.
     Мимо  прошли  два  матроса  и  отдали  Смайли  честь. Как  всегда,  его
принимали за  некое важное лицо. А то, что он был  в штатском, добавляло ему
таинственности и бюрократической опасности.
     Поднявшись по лестнице на один ярус, Смайли оказался в более приемлемой
атмосфере с приглушенными механическими шумами и достаточно чистым воздухом.
И это было понятно, поскольку на этом ярусе находился капитан, штурман и все
думающие службы. Им чистый воздух был просто необходим.
     Завернув  за  угол,  Смайли  едва  не  столкнулся   с  самим  капитаном
Вольтером.
     Вольтер, против обыкновения, выглядел немного растерянным.
     --  У  нас ЧП, сэр. Самоубийство... --  произнес  он  и выпучил  глаза,
ожидая реакции Смайли.
     Капитану  казалось,  что  уж  этому,  подолгу  службы  проницательному,
человеку  не  следовало  ничего объяснять. Даже наоборот, это  он должен был
внести какую-то ясность.
     --  Кто  покончил  с  собой? --  не подавая  виду,  что сам  ничего  не
понимает, спросил Смайли.
     -- Старший штурман Берни Израильчук.
     --  Что  еще? -- снова спросил Смайли, видя, что  Вольтер держит в себе
еще какую-то страшную тайну.
     Капитан Вольтер огляделся, проверяя, нет ли кого в коридоре, и  шепотом
произнес:
     -- Он оставил записку,  сэр. Вот эту... --  И трясущиеся  руки Вольтера
подали Смайли сложенный вчетверо лист бумаги.
     Тот осторожно его  развернул, словно боялся, что оттуда выскочит блоха,
и пробежался глазами по корявым  строчкам. О  содержании  записки Смайли уже
догадывался и, читая, лишь пытался  определить стилистику письма. В том, что
почерк был подделан, он не сомневался.
     --  Что ж, отлично, -- сказал он и  спрятал письмо  в карман. -- Идемте
осматривать место трагедии.
     --  Но сама записка, сэр!  -- произнес Вольтер  трагическим шепотом. --
Разве она, -- тут он снова огляделся, -- разве она не наводит на мысли?
     -- Давайте договоримся так, капитан. Ваше дело следить за тем, чтобы на
судне   был  порядок,  а  с  этим  происшествием  я  разберусь  сам...   Ну,
естественно, с некоторой вашей помощью. Договорились?..
     -- Конечно, сэр. Вы руководите всей операции, и любой ваш приказ...
     -- Вот  и отлично,  --  перебил  его Смайли.  --  Ведите меня на  место
Насколько я понял, это произошло в его каюте?



     Каюта  старшего  штурмана  Израильчка   выглядела  так,  как  выглядело
множество жилищ флотских офицеров.
     Обычная  штатная  кровать,  два  стула,  стол  с кожаной  обтяжкой,  на
обратной стороне шкафа  несколько фотографий голых красоток, профессионально
Доработанных карандашом.
     -- Он любил рисовать,  этот  ваш Израильчук? спросил Смайли и посмотрел
на залитое кровью лицо старшего штурмана.
     Его  тело  лежало как раз посередине каюты, из чего следовало,  что  он
стрелялся стоя. Насколько Смайли  разбирался в таких  делах, стреляться люди
предпочитали  сидя. Некоторые лежа. Это, конечно, забавно,  но по признаниям
самубийц-неудачников они опасались сильно удариться во время падения. А лежа
стреляться комфортнее -- это понятно.
     --  Кто,  кроме вас, капитан,  и  вашего помощника лейтенанта  Халкиди,
знает об этом происшествии? -- спросил Смайли, посмотрев на стоявшего тут же
высокого лейтенанта.
     -- Кроме Халкиди, я не говорил никому, -- сказал Вольтер.
     --  А  я рассказал вахтенному Борцу, --  признался лейтенант  и залился
румянцем.
     -- И про записку тоже упомянули? -- тихо спросил
     Смайли.
     --  Но...  Но  я  не  знал,  сэр...  --  Казалось,  лейтенант   вот-вот
расплачется. -- Я не знал, что это секретно.
     --  А  это вовсе и  не  секретно,  -- заверил  его  Смайли,  чем вызвал
удивление и Халкиди, и капитана
     Вольтера.
     -- Да,  никакого секрета  из  этого делать  не стоит. Ну был предатель,
который выдал нас врагу и, написав покаянную записку, застрелился. Это очень
скверно... Очень... Тем не менее, это не секрет.
     -- Что же нам теперь делать, в этих обстоятельствах?
     -- Во-первых, я должен поговорить с врачом. Как его?
     -- Штольц,  сэр! Франкфурт  Штольц!  -- нарушая субординацию, выкрикнул
лейтенант. Он  был  прощен,  и  радость  распирала  его  так,  что  хотелось
совершить какой-нибудь служебный подвиг.
     -- Позовите сюда Штольца, мне нужно  с  ним поговорить. А снаружи --  в
коридоре  --  выставьте  охрану  из  двух человек.  Все,  больше  я  вас  не
задерживаю, господа.
     Когда офицеры вышли, Смайли  остался  один на  один  с трупом  старшего
штурмана. Впрочем, трупов  Смайли не боялся, поскольку слишком  часто имел с
ними  дело.  Сейчас на Туссено,  на  южном  побережье, его  работу  выполнял
заместитель, и Смайли беспокоился, все ли там ладно. Бить людей без толку не
следовало.  В  промежутках  между  сеансами  должен быть кто-то, кто  сумеет
рассмотреть  в  замутненных  взорах истязаемых искру  правды или  раскаяния.
Смайли это удавалось, а вот его заместителю не всегда.
     -- Эх,  Берни,  Берни, --  пробормотал  Смайли, садясь возле  трупа  на
корточки, -- Поможешь ли ты нам найти твоего убийцу? А?
     Труп ничего не ответил, уставив в пол стылые глаза.
     В дверь постучали.
     -- Входите! -- приказал Смайли.
     -- Разрешите, сэр?
     В каюту вошел доктор Штольц, в этом можно было не сомневаться. Несмотря
на флотский мундир,  от этого человека  несло  всякой дрянью, которой обычно
пахнет  в медицинских кабинетах. Брюки Штольца выглядели помятыми,  а китель
сидел мешковато. И все в нем говорило о его приверженности научному атеизму,
даже волосы, обильно росшие на оттопыренных ушах.
     -- Привет, док. -- Смайли поднялся  с корточек и, улыбнувшись, протянул
Штольцу руку.
     Доктор  ответил  на  рукопожатие,  подав  такую  большую ладонь,  какие
встречаются только у кузнецов и проктологов.
     -- Я хочу, чтобы вы мне помогли.
     -- Да, сэр. Меня предупредили, чтобы я беспрекословно...
     --  Тогда к  делу,  -- не дав  Штольцу  договорить,  произнес Смайли и,
кивнув на труп, спросил: -- Знакомый вам человек?
     -- Хм,  еще бы.  --  Штольц вздохнул.  -- Остался  мне должен четыреста
тридцать семь кредитов и шесть сантимов...
     -- М-да, это,  конечно,  проблема, --  прокомментировал Смайли, заложив
руки за спину и  покачиваясь  на каблуках. -- Осмотрите его, мне нужно  ваше
авторитетное заключение.
     -- Да, конечно.
     Шгольц  сделал  несколько  беспорядочных  шагов, будто не знал, с какой
стороны   подойти   к  телу.  Наконец   он  выбрал  оптимальный  маршрут  и,
наклонившись над трупом, начал осмотр.
     В руке доктора появилась какая-то тестирующая железка, и он  со знанием
дела тыкал ею в остывающее тело.
     Наконец  Штольц разогнулся и торжественно произнес, словно читая  текст
клятвы:
     -- Этот человек мертв уже по крайней мере полтора часа.
     --  Приятно  это  слышать,  док.  А что, нет  никакой надежды,  что  он
очнется?
     -- Это едва ли возможно, сэр. Говорю вам, как профессионал.
     -- А непрофессионал может  предположить что-то  подобное? -- совершенно
серьезно спросил Смайли доктора.
     -- Непрофессионал может предположить все, что угодно, сэр.
     -- Хорошо, мистер Штольц, в таком случае нам с вами придется ему в этом
помочь.



     Самым  большим из занятых людьми Смайли помещений была каюта, в которой
жили  Пэлтиер  и Гектор. Помимо  их  кроватей  и тумбочек в  каюте находился
довольно большой стол, за которым обычно и устраивались совещания.
     Вот  и сейчас  Смайли  сидел во главе стола, а  рядом с ним, в качестве
приглашенного специалиста, восседал доктор Штольц. Он монотонно излагал свои
соображения по  поводу времени  и  способа  смерти, которую  избрал для себя
Берни Израильчук.
     Джеф, Рони,  Пэлтиер и Гектор делали вид, что им это интересно, хотя на
самом деле ожидали, когда шеф начнет общий разбор сложившейся ситуации.
     Смайли уже  имел разговор  по кодированной  линии с  неким "полковником
Сигурдом", который выразил недовольство  по поводу фактического провала всей
операции. И теперь, когда практически из ниоткуда появился  этот Израильчук,
требовалось найти хотя бы одну нить,  которая  тянулась  от  него  к ЕСО.  В
противном случае  выполнение  всех последующих операций тоже могло оказаться
под вопросом.  Именно  поэтому  все  сотрудники  Смайли  и  ждали подробного
обсуждения.
     Наконец,  когда доктор  Штольц уже  иссякал, описывая характер  ранения
головы самоубийцы, в  каюту  без  стука вломился  матрос  и  заорал не своим
голосом:
     -- Доктор! Штурман очнулся!
     -- Что?! -- не поверил доктор.
     --  Штурман  очнулся!  Чего-то  хрипит,  говорить хочет!  --  продолжал
надрываться матрос.
     --  Нужно немедленно бежать, доктор! -- воскликнул Смайли и, перевернув
стул, рванулся к выходу.  Уже в дверях он остановился и крикнул через плечо:
-- Всем оставаться здесь! Ждите меня!  -- И побежал за матросом,  увлекая за
собой обалдевшего доктора.
     -- Что такое?! -- кричал на бегу Штольц. -- Этого не может быть!
     --  Не отставайте,  доктор! -- подгонял  его Смайли,  который  давно не
бегал так быстро, тем более по судовым переходам.
     Преодолев пару  крутых  лестниц,  он  здорово  запарился,  однако  роль
требовалось  держать,  и он крепился,  обливаясь  потом  в  душной атмосфере
недофильтрованного воздуха.
     Оказавшись  на нужном  ярусе, Смайли велел доктору бежать дальше, а сам
втиснулся в пожарную нишу.
     Вскоре топот затих  далеко  в конце галереи, и стало относительно тихо.
Лишь только рядом гудел пучок магистралей, качая энергию,  воздух  и  прочие
необходимые на корабле  вещи. И еще сердце  --  оно билось так  громко,  что
мешало сосредоточиться на звуках, доносившихся из коридора.
     "Давненько  я так не бегал, давненько",  -- сдерживая рвущееся дыхание,
размышлял  Смайли.  Он думал о всяких  пустяках  только затем, чтобы немного
себя  успокоить.  Да,  конечно, способ  дурацкий,  но, если хочешь  получить
результат быстро и по горячим следам, дурацкая методика самая лучшая.
     Наконец в коридоре  послышались  торопливые шаги. Смайли втянул живот и
сильнее  вжался  в стенку  ниши. Он опасался, что  его  заметят,  однако  не
заметили.
     Человек скорым шагом проскочил мимо -- так быстро, что  Смайли не успел
ничего  рассмотреть.  Боясь  опоздать,  он  выскочил в  коридор  и  крикнул,
моментально опознав знакомую фигуру:
     -- Рони!
     Человек  вздрогнул,  будто его ударили плетью, и по инерции  сделал еще
несколько  шагов.  Затем медленно повернулся  с застывшей  на  лице  ледяной
ухмылкой:
     -- А... что вы здесь делаете, сэр?
     -- Шнурок развязался, Рони,  вот я и отстал. А ты здесь чего делаешь? Я
же сказал -- ждать меня на месте...
     -- В туалет приспичило, -- говорил Рони уже по инерции.
     Он понимал, что попался,  и  никак  не  мог сообразить,  что же  теперь
делать.  Оставался  самый  простой,  хотя  и  не лучший  способ.  Рука  Рони
скользнула в карман, но Смайли оказался быстрее.
     Возможно, бегал он не так уж хорошо, но стрелял
     достаточно быстро.
     Раздался выстрел, и Рони, схватившись за  живот, повалился  на  пол. Он
громко  хрипел  и пучил  глаза, однако  Смайли  смотрел  на  этот  спектакль
совершенно равнодушно.
     -- Не нужно излишне драматизировать, Рони. Рана не смертельная, уж я --
то это знаю.
     В этот момент в коридоре появился доктор Штольц.
     --  Что за шутки,  мистер Смайли?! -- закричал  он еще  издали. -- Этот
штурман мертвее мертвого. Какой вам прок в этом вранье?
     Наконец доктор заметил, что на полу  лежит окровавленный человек, а сам
Смайли держит в руке маленький пистолет.
     --  Вот для  вас возможность, док, заняться  своим  делом.  Эта сволочь
должна выжить во что бы то ни стало. Его время еще не пришло...
     -- Но... -- казалось, Штольц потерял дар речи.  -- Но ведь это один  из
ваших людей, сэр!
     -- Ваши  -- наши. Кто их  разберет.  Эй, Жорнель, -- кажется, так  тебя
зовут?
     -- Да, сэр, -- ответил матрос,  который играл роль очевидца пробуждения
трупа.
     -- Ты отлично сыграл, а теперь позови  сюда капитана и еще кого-нибудь,
чтобы перенести раненого в санчасть.
     -- Да, сэр. Конечно!



     Потеряв после столкновения еще троих человек, группа лейтенанта Лефлера
быстро уходила на север.
     Бойцы прорывались сквозь густые заросли, рубили ножами толстые лианы, а
их остановки на отдых были короткими и очень тревожными.
     И   это   было  объяснимо.  Джунгли  оказались   настолько   густыми  и
труднопроходимыми,  что  подобраться для внезапного  нападения можно было  с
любой стороны.
     Отчасти  спасали  лесные  обитатели,  которые   реагировали   на  любой
незнакомый шум и выдавали каждого, чья поступь была слишком тяжелой.
     Идти впереди приходилось по  очереди и меняться  через каждые  полчаса.
Первый  рубил  лианы  и ветки, а это отнимало много сил. К тому же еще жара.
Под  тенью густых крон, где двигались  десантники,  было довольно прохладно,
если  бы  они  могли  оставаться  на  месте.  Однако постоянное  движение  в
комплекте облегченной брони,  с оружием, пайками и водой разогревало тело, и
невыносимая духота отнимала последние силы.
     Прошли  очередные полчаса,  и  шедший  впереди  Эль-Риас уступил  место
майору Шелдону.
     Шелдон был легко ранен в левую руку, но очередь  пропускать отказывался
и умело работал своим тесаком, освобождая путь для отряда.
     Майор остался единственным из  тех четверых, кто должен  был прикрывать
Рино. Заряды игольчатой шрапнели достались именно им, а в  наплечнике майора
еще торчали три иглы,  которые крепко держались  в нем зазубренными  жалами.
Еще несколько удалось  выдернуть из шлема, после чего там остались небольшие
отверстия.
     Время  от  времени  Рино посматривал  на  бланш-карту  крошечный  экран
которой был пристегнут к его  запястью. Судя по всему, его команда двигалась
в верном направлении, и к исходу этого дня, а может быть, к обеду следующего
они должны были выйти к реке.
     Где же еще искать людей, как не у реки?
     Через два часа пути отряд подошел к  довольно  высокому холму,  который
поднимался прямо  посреди джунглей.  Оставив всех людей внизу, Рино поднялся
до половины склона, а затем спустился вниз.
     -- Предлагаю всем забраться  туда и  устроить долгий привал, --  сказал
он.  --  Там, выше,  идут  хвойные деревья и вообще сухо -- можно проветрить
бельевые подкладки, иначе скоро мы натрем все тело до крови.
     -- А если на хвосте кто-то есть? -- спросил Годар, отгоняя от открытого
забрала фиолетовую муху.
     -- Оттуда все очень хорошо видно, и, если кто-то будет за нами идти, мы
увидим его издали -- птицы помогут.
     Объяснения Рино  показались разумными, и все с  ним  согласились. Отряд
начал подъем, и вскоре им удалось добраться до самой вершины.
     Пушистых кустарников и  вязкого мха здесь не было, и приходилось ходить
по короткой, словно подстриженной травке. Как и  предполагал Рино, наблюдать
с вершины было удобно, поскольку  макушки  самых высоких деревьев были  ниже
вершины.
     Лефлер  поднял бинокль и посмотрел туда,  откуда они начали свой поход.
Сквозь  колышущуюся  синеватую  дымку  проступали  только  силуэты  скальных
столбов. Гор он не увидел, до них было слишком далеко.
     Затем  Рино  перешел на другую сторону холма и  стал  исследовать путь,
который им еще  предстояло пройти.  Рядом с ним  встал Годар,  который  тоже
смотрел в свой бинокль.
     --  Видишь,  где  обрывается  лес?  -- спросил Рино,  не  отрываясь  от
наблюдения.
     -- Как будто вижу, сэр.
     -- Там должна быть река.
     -- Я надеюсь на это, сэр.
     Рино вздохнул и, сняв шлем, взлохматил промокшие от пота волосы.
     -- Уф, хоть подышать здесь воздухом! Ты чего не идешь сушиться?
     -- Сейчас пойду.
     -- Другие вон уже кирасы сбросили -- отдыхают.
     -- А мне лежать необязательно, сэр, -- сказал Годар. -- Я могу отдыхать
стоя -- как лошадь.
     -- А лошади что, совсем не спят? -- удивился Рино.
     -- Спят, но ложиться им необязательно.
     -- Откуда ты знаешь про лошадей?
     --  Да  как-то  так  получилось, что всегда  ими  интересовался. Еще  с
детства.
     -- Ну ладно, пойдем посидим, а то ведь я не лошадь.



     Привалившись  спинами к стволам  деревьев,  бойцы отдыхали. Миетта даже
ухитрился  уснуть, а неразлучные Ростоцкий и Эль-Риас бодрствовали, время от
времени посматривая в бинокль в ту сторону, откуда они бежали.
     Все, кроме подошедших  Рино  и Годара,  были уже в хлопковых подкладках
цвета  хаки,  которые  выглядели  как  доспехи,  только  были  выполнены  из
легковпитывающей ткани.
     Под теплым солнцем темные, пропотевшие  пятна исчезали прямо на глазах,
и исподнее обмундирование становилось светлее.
     Рино тоже начал  раздеваться и испытал несравненное удовольствие, когда
легкий ветерок стал подсушивать его белье. Присев  к  ближайшему  дереву, он
прикрыл  глаза, и утомленное  постоянным напряжением внимание тотчас  отдало
пальму первенства сонному воображению.
     Поплавав в  туманных мирах  среди бессвязных образов и дав своему мозгу
немного  отдохнуть,  Рино вновь  вернулся к реальности.  Он  открыл глаза  и
посмотрел в сторону Ростоцкого и Эль-Риаса.
     -- Все спокойно там? -- спросил он.
     --  Все тихо,  сэр, --  отозвался  Ростоцкий, но на всякий случай снова
поднял бинокль.
     -- Никакого  шевеления  нет --  птицы  спокойны, --  доложил  он  через
полминуты.
     "Это  хорошо",  --  подумал Рино и перевел взгляд  на свои брошенные на
траву доспехи. Расстегнутая  кираса, накладки, наплечники, шлем и ботинки --
все это выглядело как выеденный панцирь какой-нибудь креветки или краба.
     Лефлеру приходилось  видеть  такое на  море. Это  от человека оставался
страшный скелет, а от краба несколько смешных коробочек -- и все.
     "А  от  нас  остается  и  то и  другое  --  страшный  скелет и  смешные
коробочки".
     Рино  вздохнул и пошевелил  пальцами  --  ноги были практически сухими.
Здорово, что попался этот холм,  поскольку просушиться  там, внизу,  было бы
нереально.
     У соседнего дерева сидел майор Шелдон.  Вооружившись ножом,  он пытался
выдрать из наплечника три оставшиеся стрелы.
     -- Зачем вы это делаете, майор? -- спросил Лефлер.
     Шелдон на минуту оставил свое занятие и посмотрел на Рино.
     -- Хочу убрать эту дрянь, сэр.
     -- Они вам что -- мешают?
     --  Очень. У  меня такое ощущение, будто они меня пометили. Как скотину
какую-то, понимаете?
     -- Теперь понимаю, -- кивнул Лефлер.
     -- Э-эх,  --  подал голос  Миетта.  Он проснулся  после короткого сна и
сладко  потянулся. --  Петер, ты  ни  за что не  поверишь,  что  мне  сейчас
снилось, -- сказал он, обращаясь к Годару.
     -- Рассказы про баб не принимаются, -- ответил тот.
     --  Так  в  том-то и дело, что никаких  баб. Только  родной полицейский
участок и скрипучий стол, который я делил с Бобо Мартинесом.
     -- Бобо был хорошим человеком? -- спросил майор.
     -- В общем неплохим, только он донес на меня в ЕСО.
     -- То есть хороший, но по-своему, -- заметил Годар.
     -- Да, -- согласился Миетта, -- что-то в  этом роде. Рино  посмотрел на
часы. Полчаса из времени, отпущенного на отдых, уже прошло.
     -- Эй, а я что-то слышу, -- насторожился Миетта.
     -- Птицы?! -- вскочил на ноги Рино.
     -- Нет, -- ответил Ростоцкий, -- это с востока. Похоже на вертолет!
     --  Быстрее  одеваться!   --  скомандовал  Лефлер  и  стал  лихорадочно
нацеплять  на  себя  доспехи.  Эта  операция шлифовалась на учебной базе  до
рвоты, зато теперь упаковать себя в броню можно было за одну минуту.
     Щелкнув последним замком на кирасе, Рино нахлобучил шлем и ободрал  при
этом  нос.  Затем  подхватил  автомат  побежал  к росшим  неподалеку  редким
кустикам, куда уже бежали и все остальные.
     А  рокот  вертолета  все приближался,  и  вскоре  стало слышно, как  на
высокой ноте звенит его несущий винт.
     -- Это разведка, -- сказал Годар, который занял самую удобную позицию и
рассматривал приближавшуюся  машину в бинокль. -- Телекамеры, антенны  и все
такое. Однако два пулемета тоже есть.
     -- И кассета реактивных снарядов под брюхом, -- добавил майор Шелдон.
     --  Неужели они  рассмотрели нас, когда  мы здесь грелись? --  удивился
Миетта.
     -- Едва ли, -- возразил Рино, -- скорее всего просто вычислили.
     Между тем вертолет сбавил скорость и стал облетать холм. Почему-то Рино
показалось, что внимание поисковой машины приковано к основанию холма.
     Сделав круг, вертолет снизился до макушек деревьев и  безошибочно пошел
над тропой, по которой двигались десантники.
     --  Валить  его  нужно,  --  произнес  Эль-Риас,  глядя  в  бинокль  на
удалявшийся вертолет.
     -- Как же его валить, если он уже далеко, -- возразил Миетта.
     -- Он вернется, -- убежденно сказал Эль-Риас.
     -- Я  тоже думаю, что  вернется, -- согласился  Лефлер. -- Но  когда он
пойдет обратно, вдоль нашей тропы, то упрется в холм  и ему станет ясно, что
мы где-то здесь.
     -- А он, может, уже догадался и передал своим, -- предположил Миетта.
     -- Может, и передал,  -- вмешался майор Шелдон,  из наплечника которого
все еще торчали три стрелы. -- А может, и нет.
     -- Все, идет обратно! -- сообщил Эль-Риас. -- Ну что, командир?
     -- Приготовьтесь, но стрелять только по команде и в основание винта!
     Все сразу засуетились, одобрительно сопя и выбирая наилучшие позиции.
     Щелкнули  передернутые  затворы и воцарилась напряженная  тишина. Бойцы
припали  к  прицелам  и  с  едва  сдерживаемым  волнением  смотрели  на  все
увеличивающуюся  точку  вертолета,  который, как  зверь, выходил  на  засаду
охотников.
     Сейчас он двигался  прямо на центр  холма.  И  его  вращающиеся лопасти
образовывали полупрозрачный диск, похожий на тарелку из дымчатою стекла.
     В  какой-то момент  у  Лефлера  появилась  мысль,  что пилоты  знают  о
местонахождении группы  и  вот-вот последует  залп реактивными  снарядами. А
потом  по  уцелевшим  будут бить  из  пулеметов.  Однако он понимал, что это
волнение. Кусты, в которых они прятались, были на холме не единственными.
     Между  тем  вертолет  был  уже  совсем близко,  однако  еще  не  на той
дистанции, с которой  ему бы повредили  автоматные  пули. Рино ждал момента,
когда машина ляжет на бок, чтобы выполнить поворот, и вот тогда...
     А  "разведчик", как на заказ, стал сбрасывать скорость и в конце концов
подошел  так близко, что Лефлеру  показалось, будто он видит каждую заклепку
на корпусе и чувствует запах перегретых выхлопов.
     Вот машина качнулась и стала ложиться на бок, чтобы облететь холм.
     -- Огонь! -- не своим голосом заорал Рино, и шесть стволов одновременно
зашлись дробным грохотом, спеша растратить весь запас смертоносного груза.
     Пули били  в  обшивку и  отскакивали, оставляя  вмятины,  а если везло,
дырявили корпус и впивались в двигатель, нанося машине тяжелые увечья.
     Поняв, в какой попали переплет, пилоты дали полный газ, однако было уже
поздно.  Из  выхлопных  труб  стали  вырываться   языки  пламени  и  жирный,
раскрашенный черной копотью дым.
     Машина  начала падать. Вскоре она коснулась брюхом верхушек деревьев, и
лопасти, словно  ножи, стали с треском сечь  зеленые  ветки.  Наткнувшись на
прочные стволы,  винты разлетелись вдребезги, а  корпус  вертолета, пробивая
ярус за  ярусом,  достиг  наконец  основания  джунглей.  Рев  его  подбитого
двигателя  умолк, и было  слышно, как  изливающиеся  с листьев  капли  влаги
барабанили по искореженной машине.
     -- Надо к  нему спуститься, -- сказал Лефлер, -- может, найдем для себя
что-то полезное.



     Пробираться  к вертолету пришлось через сплошной заслон  из тонких лиан
ядовито-зеленого  цвета.  Ножи легко  рассекали их ломкие  стебли,  роняя на
землю яркие соцветия.
     Отчасти Лефлеру  было даже  жаль, что приходилось рубить такую красоту.
Осыпавшиеся цветы имели чудесный аромат,  немного дурманивший и напоминавший
запах меда.
     -- Вон он, я его вижу, -- сказал Миетта и нетерпеливо заработал ножом.
     Теперь лианы  переплетались  с  кустами, которые  были очень  прочны, и
требовалось ударить ножом несколько раз, чтобы перерубить прутик в сантиметр
толщиной.
     Миетта до того разгорячился, что скинул перчатки,  и  тут же вскрикнул,
напоровшись на колючку.
     -- Что с тобой? -- спросил его Годар.
     -- Укололся.
     -- Надень перчатки и не снимай. Здесь полно змей.
     Словно в подтверждение его  слов, с ближайшей ветки свесилась небольшая
и  очень  тонкая  змея.  Она  была  такого же  ярко-зеленого  цвета,  что  и
окружавшая ее листва, поэтому была почти незаметна.
     -- Вот,  смотри. --  Годар  протянул палец,  и змея  тотчас  атаковала,
ударив острыми зубками в перчатку.
     Наконец десантники пробились через густые заросли к  своему охотничьему
трофею. Он лежал на боку и уже  не дымился, залитый водой с потревоженных им
ветвей. Следящие  антенны  были  полностью  раздавлены,  а стволы  пулеметов
оказались  согнутыми  в  дугу.  Оборванные  лианы  и  листва  покрывали  его
закопченную поверхность, и машина больше не казалась опасной.
     Тем  не  менее,  соблюдая осторожность и с автоматами наперевес, Рино с
одной стороны, а  Годар  с другой  обошли вертолет  вокруг и обнаружили, что
кабина пуста.
     Пилоты сбежали.
     -- На  восток пошли  -- туда, откуда  прилетели,  -- сообщил подошедший
Эль-Риас.
     -- А может,  просто  подальше  от  нас, -- сказал Шелдон.  -- Они  были
уверены, что мы сюда придем.
     Тем временем забравшийся  в  кабину Годар  стал  искать  хоть  какую-то
навигационную информацию. Так ничего и не найдя, он выбрался обратно.
     -- Все  сняли,  сволочи,  и утащили с  собой. А компьютер совсем издох,
даже аварийные тесты не выдает.
     --  Что сделано,  то  сделано, --  подвел  итог Лефлер. --  Теперь пора
сматываться, пока не начало темнеть. Нам еще нужно найти место для ночлега.
     И снова  группа построилась  в походный порядок  и, вгрызаясь в плотную
завесу зарослей,  стала  пробиваться  на север, туда, где,  по  мнению  Рино
Лефлера, протекала река.



     Тропа,  пробитая  в  джунглях  всего  пару  часов  назад,  затягивалась
буквально  на  глазах.  Лианы пускали  новые  побеги, деревья  и  кустарники
заливали  ссадины  клейким соком,  а раздавленных  насекомых волокли  в свои
шумные дома бригады суетливых муравьев.
     Пайп  Фэндлер  шел  впереди  группы  своих  солдат  и фиксировал  любые
изменение в тонком настроении леса.
     Задрали  ли  антилопу  ушастые мухтары,  залила  ли вода нору  красного
барсука -- обо всем этом лес сообщал своим обитателям и гостям, если те вели
себя уважительно.
     Отряд  шагал   довольно  быстро,   но  к  группе  нарушителей  пока  не
приближался. Фэндлеру не хотелось повторять ошибок его коллеги Яхо, которого
Пайп  втайне считал предметом для подражания. Яхо хотел победить красиво, но
не  учел, что в группе плохо подготовленных нарушителей может оказаться один
феноменальный стрелок. Быть может, какой-то сумасшедший,  которому везло, но
от этого он не становился менее опасным.
     Остановившись,  сержант  дотронулся до срубленной ветви.  На  этот  раз
срезы выглядели не такими размочаленными, как прежде, когда нарушителей гнал
в джунгли только страх. Теперь они успокоились, и это было не так  уж плохо.
Воевать  с отчаявшимися  людьми было неудобно, а спокойный разум действовал,
следуя  логике.  Но  логику  архидоксов  Фэндлер  знал не  хуже, чем  логику
саваттеров.  Хотя, пожалуй, саваттеры были  более  прогнозируемыми. Когда-то
они  с гонкурами  были одним народом -- это  Фэндлер помнил  хорошо,  однако
позднее  саваттеры  впали  в  ересь и ответственность  за  их  возвращение к
истинным идеям полностью легла на плечи гонкуров.
     Оглянувшись, Фэндлер оценил  состоянии своих семерых солдат  и  остался
доволен:  они  выглядели  как новенькие  механизмы, только  что выпущенные с
оружейной фабрики.
     "Однако мы  надерем задницы  этим архидоксам",  --  подумал Фэндлер,  а
затем пошел вперед и даже  прибавил  шагу. Пожалуй, он был слишком осторожен
-- с такими молодцами, как у него, можно было действовать более решительно.
     -- "Френдшип-один", ответьте "мотыльку", -- прозвучало в ушах Фэндлера.
Вмонтированная в шлем радиостанция давала идеальную связь, но случалось,  не
могла  избавиться  от  тонкого, пронзительного свиста. Кодировщики  уверяли,
будто это помеха от декодирующей машины, однако коммандос это здорово злило,
и они обещали при случае "объяснить умникам суть проблемы".
     -- Слышу тебя, "мотылек", -- отозвался Фэндлер, сбавляя темп ходьбы.
     -- Иду на прослушку. Есть какие-нибудь пожелания?
     --  Да,  есть.  Получше прощупайте  холм  6-18,  у  его основания  есть
несколько ям, возможно, нарушители там спрячутся.
     -- Вас поняли, "френдшип-один". Идем на холм 6-18...
     На этом передача прекратилась, и исчез этот отвратительный шум.
     "И никогда нам не добраться до этих инженеров, --  подумал  Фэндлер, --
потому что мы всегда в поле, а они в провонявших боксах под землей".
     Прошел  час быстрого передвижения по чуткому лесу. Даже птицы перестали
тревожно кричать, поняв, что затянутые в серую броню существа не приносят им
вреда.  Пернатые молчали,  погруженные в свои заботы: строительство  гнезда,
поиск насекомых и дождевых червей -- да мало ли у птиц занятий?
     -- Привал,  --  негромко объявил  Фэндлер,  остановившись в чаще дикого
орешника.
     Коммандос  замерли,  а потом стали  осторожно  оседать на  землю, чтобы
сержант ни  в  коем случае не заметил, что кто-то из них устал. Говорить  об
усталости в подразделениях охотников было не принято.
     Поглядев на своих солдат, Фэндлер усмехнулся и снял шлем. Он сделал это
специально, иначе  никто  бы  не  обнажил головы. Если командиру хорошо,  то
хорошо и всем остальным -- это был основной закон охотников. Это был главный
закон загонщиков дичи.
     Фэндлер сел в траву и вытянул ноги. Хотя он не признавался самому себе,
но ему было приятно отдыхать после двухчасового марша.
     -- "Френдшип-один", говорит "Главный", -- прохрипел валявшийся на земле
шлем.
     Фэндлер точас поднял его и надел на голову.
     -- Слышу вас, "Главный", -- ответил он.
     --  Только  что  у  холма  6-18  был  сбит  "мотылек".  Эти сукины дети
распотрошили его  из автоматов -- в упор. Пилотам удалось уйти и связаться с
нами.  Так что немедленно  выдвигайтесь  к 6-18.  Быть может, вы  сумеете их
перехватить.
     -- Есть, сэр! -- ответил Фэндлер. -- Если только ночь не застанет нас в
пути!



     Свою  первую  ночевку  в джунглях Рино Лефлер  и его бойцы встретили на
поваленном  бурей  дереве,  которое  лежало  на  плечах  своих  собратьев  и
представляло наилучшую площадку для ночлега.
     Чужаку, чтобы взобраться  на этот ствол, требовалось преодолеть  минное
заграждение. А подняться как-то иначе было трудно, поскольку ствол находился
на высоте не менее четырех метров.
     Миетте досталось первым стоять на посту. И этим постом был широкий сук,
торчавший в звездное  небо.  Часовой седел  на  нем  верхом,  положив  ствол
автомата на высохшую ветку. Получалось очень удобно.
     "Не  вижу почти ничего знакомого", -- думал Миетта, глядя на звезды. Он
и раньше  плохо знал звездную грамоту, а  сейчас растерялся совсем.  Видимо,
слишком далеко завез их мистер Смайли, чтоб ему было так же хорошо...
     С приходом темноты по земле между деревьями заструился холодный воздух.
Он спускался  с больших ветвей, копился в низинах и, собрав воздушную влагу,
мутнел,  становился дымчатым  туманом.  Где-то  там, в  его толще, двигались
тени, но, когда Миетта пытался их рассмотреть, они превращались в мрак.
     Неожиданно  слух  часового  уловил  движение,  затем  негромкий  сап  и
царапанье  коры.  Это не  было  похоже  на  вражескую угрозу, однако  Миетта
перехватил автомат поудобнее  и стал  вглядываться в  темноту  -- туда,  где
висели две кислотные мины.
     На  сером  фоне  древесной  коры вдруг  появился темный  комок.  Почуяв
чужаков,  он недовольно заурчал, однако продолжал  карабкаться по наклонному
стволу.
     "Вот  сволочь",  --  подумал Миетта и,  включив инфракрасную подсветку,
опустил забрало.
     Как  он  и  предполагал,  это было какое-то  подобие  древесной  крысы.
Опоссум, бурундук или  другая тварь. В этом Миетта не  особенно  разбирался.
Между  тем зверек настойчиво лез  к  своему  дуплу и не  собирался  уступать
территорию более сильным конкурентам.
     "Сволочь", --  еще  раз  подумал  Миетта  и  попытался сбросить упрямое
животное ногой.
     Однако хозяин дерева не сдавался. Он вцепился в ботинок часового зубами
и  рычал,  как  настоящий зверь, пока Миетта не  двинул ему  кулаком  в ухо.
Ночной скандалист шлепнулся на землю,  но спустя полминуты  уже снова лез на
дерево.
     -- Да это  просто  скотина  какая-то!  -- не выдержав  такой  наглости,
произнес Миетта.
     Он уже был готов удавить ночного пришельца, однако тот спустился вниз и
пробрался на свою территорию по отвесной части ствола. Взобравшись наверх на
безопасном  от  часового  расстоянии, грызун  победоносно пискнул  и  вскоре
пропал в увядающей кроне.
     "А  что  же  преследователи? Спят они сейчас или  продолжают  двигаться
вперед?" -- размышлял Миетта.
     Он  вспомнил город и родной  участок, в котором проработал восемнадцать
лет  и дослужился до капитана. Была  семья, но жизненный график полицейского
едва ли  понравится  какой-нибудь нормальной женщине.  Рита  тоже  не  стала
исключением,  и  они развелись,  когда сыну было три года. Потом  она уехала
куда-то на Ламберт, где удачно вышла замуж за торговца смазочными маслами.
     "Смотри  же, хрен масляный, воспитай  моего сына, как положено, --  про
себя  сказал Миетта, --  а не  то  я вернусь даже с того света и устрою тебе
арест с нарушением правил".
     Рядом,  на  высоком  дереве,  заворчала  какая-то  птица,  должно  быть
увидевшая плохой сон.
     Миетта поднял  забрало  и  стал  внимательнее  прислушиваться к  звукам
ночного леса. Затем снял шлем совсем: раз уж слушать, так слушать.
     Едва он это сделал, как ему показалось, что он видит какое-то движение.
Можем  быть, и не  движение,  а  так -- ночной  сполох. Тем не менее часовой
поднял автомат и снял его с  предохранителя. Затем подтянул  ноги и встал на
ствол дерева, распрямившись в полный рост.
     В  ту же секунду совсем рядом ударил  выстрел, и  тяжелая пуля  ударила
Миетту в бок. Балансируя  руками, он не удержался  и полетел вниз, на густую
подстилку из мха и низкого кустарника.
     Вслед ему раздалось еще несколько выстрелов, затем из кроны поваленного
дерева в стрелков полетели гранаты.
     Яркие вспышки,  грохот и свист  осколков  превратили  ночные джунгли  в
подобие  чудовищного спектакля. Кроны величественных деревьев вздрагивали от
ударов   взрывной  волны,   срезанные   осколками  ветки  с   громким  шумом
обрушивались вниз, и посреди всего этого представления раздавались команды и
ругательства.
     -- Уходим! -- узнал Миетта голос Лефлера. Затем часто, как по железному
барабану, застучал его пистолет. Миетте показалось, что все звуки в джунглях
смолкли, когда говорило это магическое оружие.
     "Бам-бам-бам!" -- и тишина. И снова: "Бам-бам-бам!"
     Где-то совсем рядом раздался выстрел, и с поваленного дерева  сорвалось
тело  кого-то из  своих.  Миетта на  глаз определил место стрелка и выдал из
автомата длинную очередь. Он знал, что его пули не слишком  эффективны, но с
расстояния в несколько метров даже они должны были сделать свое дело.
     И они  сделали. Стрелок вывалился из-за кустов, и  Миетта  добавил  ему
еще, однако не будучи уверен, что враг мертв, выхватил нож и на четвереньках
norm  5! вперед. Когда он дотронулся до лежачего, тот пришел в себя и  успел
перехватить руку с занесенным клинком.
     Миетта  навалился всем телом,  чтобы дотянуться лезвием  до  щели между
кирасой и шлемом, но противник был необычайно силен. Он заломил Миетте руку,
да  так, что  тот  уткнулся лицом  в  живот своему врагу.  Однако Миетта  не
собирался  сдаваться  и зубами выдернул чеку из гранаты, висевшей у врага на
поясе. Одновременно с этим он выпустил нож и, вырвавшись из захвата, побежал
прочь, не обращая внимание на плотный огонь.
     Позади  прогремел  взрыв,  и  сразу,  будто  по  команде,  прекратилась
стрельба.
     А Миетта все бежал и бежал напролом, пока не споткнулся о чью-то ногу.
     -- Тихо, -- сказали ему, и он узнал голос майора Шелдона. Потом тяжелая
рука в перчатке опустилась на его голову. -- Где твой шлем?
     -- Потерял, когда  в меня попали, -- сказал Миетта и  тут  же вспомнил,
что, наверное, ранен.
     -- Так ты ранен? -- тут же спросил Шелдон.
     --  Не знаю, -- честно  признался  Миетта и  стал ощупывать  правый бок
кирасы.
     Там были  только два отверстия  -- входное и выходное, но никакой крови
не было.
     -- Цел вроде, -- сказал он.
     -- А Годара накрыло, -- сообщил  Шелдон. -- И Ростоцкого. -- Помедлил и
произнес: -- Ползи туда дальше, там Лефлер и Эль-Риас.
     -- Ага, -- ответил Миетта и пополз  в указанном направлении. Вскоре  он
различил своих.
     --  А где  твой шлем? -- снова спросили Миетту, словно  это была  самая
важная деталь.
     -- Обронил, -- ответил он.
     -- Автомат?
     -- Тоже.
     Поняв, что потеря оружия факт неприятный, Миетта пояснил:
     --  Он мне руку завернул, сволочь, да  так, что я в  его гранаты мордой
уткнулся. Ну я ему одну чеку и выдернул. Зубами!
     -- Так это один из них подорвался? -- спросили у  Миетты, и он  не смог
опознать, кто. Все в голове сильно перемешалось.
     -- Ну да. Небось переломился пополам -- ублюдок.
     --  Молодец... -- сказали Миетте из темноты и поощрительно похлопали по
плечу. Вскоре приполз и Шелдон.
     -- Ничего не видно, командир, даже подсветка не
     помогает.
     -- Ну тогда давай отходить, только тихо.



     Желтые точки глаз ночного  канюка следили за движением колонны строго и
подозрительно.  Эти  огни  преследовали  Фэндлера  уже  больше  часа.  Птица
перелетала с дерева на дерево, словно ей было чрезвычайно важно узнать, куда
направляются  эти люди. Казалось, что от любопытства  канюк забыл  о  жирных
мышах, о вкусных змеях-желторотках, да и вообще обо всем на свете.
     "Саваттер с  крыльями", -- обозвал птицу Фэндлер, стараясь не  обращать
внимания на манипуляции этой бессловесной твари.
     К тому  же  за ним продолжали идти его надежные люди. Немногословные  в
работе и вообще  хорошие товарищи.  И  Фэндлер  знал,  куда  их вел.  Он был
уверен,  что нарушители  встанут  на ночлег. Они должны  были экономить свои
силы, поскольку двигались в неизвестном им районе.
     Сержант  методично следовал  по их горячим  следам и даже  был на месте
падения вертолета. Ничего не скажешь,  чистая работа -- восемнадцать пробоин
в двигательном отсеке.
     Фэндлер представил себе, как выглядела мишень сточки зрения противника.
Получалось, что вертолет  они расстреляли  как в тире.  Да, чистая работа --
по-другому не скажешь.
     Сержант даже проникся к этим архидоксам малой капелькой уважения.
     В  кромешной темноте  отряд подошел к заросшей лесом промоине,  которая
только в сезон дождей становилась мутной рекой. Сержант Фэндлер остановился.
     -- Поваленное дерево. --  сказал стоявший рядом Лео, самый глазастый из
всех бойцов.
     -- Я  понимаю  тебя, -- ответил  ему сержант  -- Скажи, чтобы остальные
растянулись вдоль балки. Возможно, они действительно там.
     Полностью    растворившись   в   ночных   джунглях,   коммандос   стали
растягиваться во фронт. Врага они  еще не видели, но следовало быть готовыми
к любой неожиданности.
     Тем временем  Фэндлер присел за куст и поднял винтовку,  чтобы через ее
теплоискатель лучше рассмотреть дерево.  Где-то  наверху, в ветвях, пробежал
ветерок,  и  черный  жук-древоточец,  сорвавшись  с ветки,  упал  на  оружие
Фэндлера. Сумев зацепиться  за  газоотводную трубку, он  пошевелил усиками и
пополз дальше.
     "Ага, --  мысленно  произнес  сержант,  уловив в чувствительном прицеле
оранжевые сполохи мишени. Для обезьяны слишком великовато..."
     И, словно  подставляясь под выстрел, на дереве во весь  рост  поднялась
человеческая фигура.
     "Ну  вот и отлично", -- подумал сержант и быстро проверил переключатель
беззвучной стрельбы. Он был на месте, хотя его роль выполнил жук-древоточец.
     Этой ошибки Фэндлер не заметил и, подняв винтовку, выстрелил.
     Раскатистый  грохот  выстрела, отразившегося  от  зеленых сводов  леса,
поразил  сержанта. Он  на  секунду  растерялся, а  уже  в  следующий  момент
недалеко в кустах взорвалась граната. Острые осколки царапнули  по  шлему, и
Фэндлер упал на землю. Он поднял винтовку, чтобы выстрелить еще, но теперь с
другой стороны раздалось еще два взрыва, и кто-то из его людей вскрикнул.
     Руководство  боем  ускользнуло  из  рук  сержанта,  и  все  происходило
произвольно,  согласно  воле  каждого  солдата --  своего и  чужого. Стороны
обменивались  шквальным  огнем  и  крепкими  ругательствами,  но  в  темноте
стрелять точно не могли ни те, ни другие.
     Плюсом  коммандос  был  скрытный  подход, но нахождение  архидоксов  на
дереве оказалось для них  все  же неожиданным. Противник вел огонь не только
из  кроны  поваленного  дерева, но и из-под него.  А расстояние было слишком
малым, и автоматные  пули  буквально шинковали  листву  в муку и впивались в
защитную амуницию.
     В  какой-то  момент Фэндлер даже  услышал  крики  и  ругательства,  что
свидетельствовало  о рукопашной схватке. Кто и с кем дрался, было непонятно.
Затем там взорвалась граната, и все стало тихо. Противник отошел, и стрельба
прекратилась.
     --  Доложить потери,  -- произнес  в эфир Фэндлер. Он надеялся, что все
обошлось. Ведь несмотря на плотный огонь, оборонялся противник хаотично.
     -- Чуйте  ранен осколком, сэр.  Аллоиз -- пулей.  И  еще Хикс, сэр. Его
разорвало гранатой...
     Фэндлер прикрыл глаза, стараясь  не отдавать  себя  во власть отчаяния.
Как теперь докладывать  командиру  экспедиции?  Сказать,  что  нарвались  на
засаду? Но это же позор. По этим архидоксам видно, что они непрофессионалы.
     -- Паток и Банзе пусть все проверят, -- приказал Фэндлер. -- Но  только
осторожно -- особенно осторожно.
     Двое солдат выскользнули из  кустов и растворились  во мраке.  А спустя
минуту последовал их доклад:
     --  Нашли  два  тела,  сэр.  Один  на земле,  другой повис  на  дереве.
Позвольте, мы его достанем.
     -- Хорошо, но, повторяю -- осторожно. Там могут быть мины.
     -- Да, сэр.
     Разведчики обошли лежачее дерево и стали взбираться но ого склону.
     --  Нашли  две  мины! --  вскоре  сообщил один из них.  --  Установлены
открыто, и местоположение контрольной проволоки легко улавливается сканером.
     -- Действуйте осторожнее! -- снова напомнил Фэндлер.
     У его  ног  уже  лежали принесенные останки  рядового  Хикса,  которого
буквально  разорвало  пополам  и  -- похоже -- его  же собственной гранатой.
Ужасные  трупные мухи уже  жужжали вокруг,  готовые приступить к своему делу
даже посреди ночи.
     "Когда же  это  кончится?  Когда?"  --  взывал к  самому  себе  сержант
Фэндлер. Он  уже понимал, что ошибочно принимал  все  происходившее за игру.
Как бы ни были подготовлены  уходившие от  него архидоксы, они  пришли  сюда
умереть   или   победить   и  изначально  предполагали   драться  с  врагом,
превосходящим их по численности.
     Глупо было с самого  начала  настраиваться на охоту как на развлечение,
поскольку в этой игре стрелять разрешалось обеим сторонам. Глупо, тысячу раз
глупо...
     Яркая вспышка, породившая страшную огненную волну, была такой сильной и
внезапной,   что   показалась  Фэндлеру   каким-то   сиюминутным   кошмаром,
порожденным в  его напряженном  мозге.  Однако эго была реальность. Это была
новая ужасная реальность, в которой существовал сержант Фэндлер.
     Химические  мины  подорвались в  тот  самый момент, когда посланные  на
разведку  солдаты   попытались   перешагнуть  через   натянутую  контрольную
проволоку.  Она была всего лишь уловкой, а  настоящие взрыватели срабатывали
от гравитационного импульса.
     Обрызганные   химическим  активатором   деревья   горели  со   страшной
скоростью, и треск сырых веток был похож на громыхание отдаленной канонады.
     Огненная  стихия  ревела  и  буйствовала в  полную  силу,  а на фоне ее
зловещего зарева стоял сержант  Фэндлер и, придерживая шлем руками, кричал в
микрофон, вызывая подмогу и эвакуационный вертолет.



     Теперь их было четверо. Лефлер шел первым, а следом за ним -- Эль-Риас,
Шелдон и Миетта. Это было все, что осталось от  грандиозного проекта мистера
Смайли.
     Полуторачасовой сон не дал десантникам хоть сколько-нибудь восстановить
силы, и теперь они шли, используя еще вчерашние резервы.
     Постепенно  растительность  становилась  менее  разнообразной  и  более
низкорослой. Сплошной  слои пушистого мха сменили  острые как бритва  травы,
наподобие  осоки. В  них  почти не  было насекомых и вес больше  встречалось
узких, как ленты, водяных змей.
     "Значит, близко  вода", -- думал Рино, свободно  шагая вперед  и уже не
испытывая необходимости прорубаться через заросли сплетенных лиан.
     По его  подсчетам,  они давно должны были достичь реки, но этого еще не
случилось, хотя признаков близкого водоема было все больше.
     -- Эй, командир, давай передохнем! -- неожиданно предложил Миетта.
     Лефлер  остановился и обменялся  с  Шелдоном и  Эль-Риасом  недоуменным
взглядом.
     -- Вообще-то я собирался сделать привал чуть позже, но можно  и сейчас,
-- сказал он, отмечая, что лицо Миетты выглядело необычайно красным.
     -- Что с тобой, Гиллард? -- спросил он, неожиданно вспомнив имя Миетты.
     -- Да как  будто трясет меня,  командир... -- виновато улыбнулся  тот и
сел на землю.
     Он замолчал,  а  спустя минуту поднял  на своих  товарищей  замутненный
взгляд:
     -- Хреново  я  чувствую себя,  ребята... Такое  ощущение,  будто  концы
отдаю.
     -- Да  ты что,  Гиллард?!  Какую-то муть  несешь!  -- возмутился  майор
Шелдон. -- Ты ведь даже не ранен!
     -- Да, майор,  я  не ранен. -- Миетта  снова улыбнулся.  -- Но, похоже,
дело вот в чем, -- И, сдернув печатку, он продемонстрировал распухшую руку.
     Рино и Шелдон переглянулись.
     -- Да,  ребята, -- невесело усмехнулся  Миетта.  -- Такие  вот хреновые
дела. Это  случилось, когда  мы пробивались к сбитому  вертолету... -- голос
Миетты становился более хриплым. -- какая-то сволочь  ужалила,  я сначала не
придал этому значения, а...
     Миетта замолчал, собираясь с силами. Они покидали его прямо на глазах.
     -- Старина Годар еще показал мне... такую змейку... вот она, говорит...
смерть... А где он, кстати?
     Затем, видимо вспомнив, что Годар уже мертв, Миетта понимающе кивнул и,
помолчав, сказал:
     -- Кто  уцелеет,  передайте привет  всем  нашим... от капитана Гилларда
Миетты... Скажите, что парень старался... И еще, будете уходить, проследите,
чтобы глаза мои были закрыты... Не люблю, когда...
     Большего сказать ему не удалось. Миетта вздрогнул и  медленно завалился
на спину, уставившись в проглядывавшее между верхушками деревьев небо.
     Лефлер, Шелдон и Эль-Риас поднялись на ноги и, не в силах произнести ни
слова, смотрели на  Миетту,  которому везло и его миновали пули, но какой-то
пустяк вроде тонкой змейки решил все дело.
     Выполняя пожелание умершего, Лефлер нагнулся и закрыл ему  глаза. Затем
снял с его пояса гранаты, достал магазины с патронами и передал их Эль-Риасу
и Шелдону.
     -- Все, пошли дальше -- времени у нас нет совсем.
     И  снова  продолжился  скорый  марш,  теперь  уже  троих оставшихся  от
команды. Они шагали уверенно, и смерть Миетты только добавила им  решимости.
Решимости во что бы то ни стало выполнить задание.
     Через два часа они наконец-то вышли к воде, однако это не было рекой --
на  что так  надеялся Рино. Это было начало бескрайних болот, перемежавшихся
плавучими   островами,  линзами  поверхностных  озер   и  густыми  зарослями
болотного кустарника.
     Еще  не подходя к воде, Рино указал направо. Он выбрал  это направление
чисто  интуитивно,  намереваясь  найти  узкое   место  в  цепочке  болот   и
форсировать их. Оставаться на этом берегу было опасно,  потому что рано  или
поздно    их   все   равно   должны   были    достать    охотники.    Да   и
разведывательно-поисковые машины типа "гэлакс" появлялись  в небе каждые два
часа.
     Придерживаясь  прибрежных зарослей,  группа  продолжила движение  вдоль
болот, наблюдая их богатый животный и растительный мир.
     Лефлер впервые  увидел настоящих  экзоцефалов  -- совершенно  уродливых
хищников, некоторые из которых  достигали трех метров.  Они  лениво грели на
солнце свои  серо-зеленые спины и  спускались в коричневую жижу, только если
выводок болотных куропаток перебирался через трясину.
     Рино  невольно представлял  себе, как  ему самому придется преодолевать
болота, кишащие такими опасными тварями. Картина получалась неприятная.
     Идти в духоте  и болотной вони  пришлось долго. Время от времени группа
останавливалась  на отдых, но все  трое хранили молчание, стараясь  избежать
обсуждения перехода через болота.
     Только  короткие реплики вроде --  "жарко", "передай  галету", "достань
воду" и так далее.
     До  захода  солнца  оставалось еще  не менее  трех  часов,  когда  Рино
остановился  и сбросил ранец с  таким видом,  что Эль-Риас и  Шелдон поняли:
дальше они не пойдут.
     --  Что,  командир,  место понравилось? --  с горькой усмешкой  спросил
майор, оглядывая заросли остролистых кустов, гнилую  воду и высохшие коряги,
торчавшие из трясины, словно скелеты.
     --  Да,  что-то  вроде  этого,   --  кивнул  тот,  а  затем  указал  на
противоположный  берег болота,  где  над  макушками  деревьев проглядывалась
вершина какой-то конструкции.
     -- О-о, -- протянул Шелдон. -- А я и не заметил!
     --  Похоже  на  какое-то  строительство, -- сказал Эль-Риас,  осторожно
прикладываясь к фляге. Запас воды заканчивался, а фильтровать болотную  воду
пока никто не спешил.
     -- А вон,  смотрите, -- указал Рино  чуть правее,  где, словно  большая
стрекоза,  летел грузовой вертолет,  таща на  подвеске какой-то строительный
элемент.
     -- Да, видно, здорово размахнулись, -- покачал головой Шелдон.
     -- Нам  нужно туда  попасть, -- сказал  Рино. -- Уж там-то мы наверняка
соберем нужную информацию.
     -- Точно, -- кивнул Шелдон. -- То-то мистер Смайли обрадуется.
     И  они еще  какое-то  время смотрели на  суетящиеся  вдали  вертолеты и
поднимавшиеся  над  кронами  деревьев   стрелы   строительных  кранов.   Эти
размеренные движения механизмов здесь,  на краю болота, казались им пьянящим
миражом желанной цели.



     Утро началось  с  криков птицы, облетавшей парившие  и  дышащие смрадом
болота. Птица кричала жалобно, и ее вопли казались обращенными к трем людям,
спавшим нездоровым прерывистым сном.
     Короткие погружения в кошмар и постепенный  выход на поверхность -- нет
ничего мучительнее  такого отдыха.  Но это был гот случай,  когда на  исходе
второй бессонной ночи никто и ничто не было уже столь реальным, как привыкли
видеть глаза,  столь ощутимым,  как  привыкли  чувствовать  руки.  Это  была
страшная сказка -- среди  болот,  страха и липких  кошмаров,  гнездящихся  в
глубинах внешнего сознания.
     --  Ничего  не  поделаешь,  придется  вставать,  --  проворчал  Шелдон,
поднимая забрало с помутневшим от влаги бронестеклом.
     "Да", -- мысленно  произнес  Лефлер.  Он  не  спал уже примерно  час  и
добросовестно ждал, когда придет  рассвет. Форсировать болота в темноте было
величайшим подвигом, но полным самоубийством.
     --  Ох, а мне  снился завтрак  на  празднике Независимости, --  грустно
признался Эль-Риас  и, встав на  ноги,  сделал несколько энергичных движений
руками. -- Мы жарили мясо на ребрышках, пили фруктовое пиво...
     -- И что дальше? -- поинтересовался Шелдон.
     -- А дальше  я  проснулся,  -- ответил  Эль-Риас, внимательно глядя  на
болота. -- А как водичка, командир?
     -- Еще не проверял, -- признался Рино.
     -- Не сочтите это за каприз, сэр, но...
     -- Не сочту, Бенджи.
     Лефлер   поднялся  с   нагретого   торфяного  пригорка,  приблизился  к
мутноватой  лужице,  обозначавшей  начало  болот,  и погрузил в нее  подошву
ботинка.
     -- Градусов примерно двадцать пять. Нормально?
     -- Подходит, -- отозвался Эль-Риас. -- Моя любимая температура.
     --  По  маленькой?  --  предложил Шелдон, разламывая питательную плитку
натри части. Не то  чтобы  запасов  пищи  уже не хватало, просто соседство с
болотами не способствовало аппетиту, а есть было нужно.
     -- Моя та, что с правого края! -- потребовал Эль-Риас.
     -- С твоего правого или с моего? -- принял игру Шелдон.
     -- Ясен пень, с твоего -- ты же ломал.
     -- Держи, -- майор протянул кусочек владельцу.
     Бенджи принял  его, как бесценный дар,  и, рассмотрев при слабом  свете
утреннего неба, осторожно положил в рот.
     --  Я, пожалуй,  тоже  возьму  краешек,  --  сказал  Шелдон  и  передал
серединку плитки Лефлеру.
     Рино  забросил ее на язык, словно таблетку,  и, указав рукой на болото,
сказал:
     --  Мы пойдем вон по той цепочке из  осоки и камышей.  Их корни  должны
быть крепко сплетены. Доберемся до первого острова, чуть передохнем и пойдем
дальше.
     -- А вот на  третьем  я  вижу лежки  экзофагов,  --  заметил  Эль-Риас,
рассматривая болото в бинокль.
     -- Это всего  лишь  болотные  вараны,  Бенджи.  Их  зубы ни  за  что не
прокусят твои броневые накладки.
     -- Тут я с вами согласен, сэр.
     -- Ну хорошо, тогда давайте подтягивать ранцы и -- вперед.
     И,  следуя  собственному  совету,  Лефлер   укоротил  ремень  автомата,
передвинул  пистолет чуть набок и пошел к воде. Когда его ботинки уже начали
погружаться в грязь, он обернулся и сказал:
     -- Эй, ребята, почему бы вам не говорить мне "ты"? Ведь нас всего трое?
     --  Я сам скажу  вам "ты", сэр, если дело будет совсем дрянь. А пока вы
для  меня -- сэр. И потом, мало ли, вдруг вам еще придется заполнять на меня
наградные документы. -- Тут Эль-Риас улыбнулся.
     -- Полностью согласен, -- поддержал его Шелдон.
     Вопрос  был исчерпан, и Рино  пошел  вперед, все  глубже  погружаясь  в
пузырящуюся жижу. Уже в  пяти шагах от  берега грязь  достигла  ему груди, и
Рино готов был остановиться, однако дальше он нащупал  едва  заметную тропу,
на которой и росла дорожка надводной растительности.
     Лефлеру удалось подняться выше,  и теперь он уверенно переставлял ноги,
стараясь не запутаться в сложной перевязи подводных корней.
     Длинная,  метров в шестьдесят, нитка болотной поросли  чутко отозвалась
на вес трех человек и притапливалась в болоте, как провисающий канат. Однако
это Лефлера уже  не беспокоило. Он  напряженно всматривался в чистые участки
воды, держа в руке острый нож.
     Несмотря на слова,  которыми он успокаивал Эль-Риаса, экзофагов он  все
же  опасался.  Прокусить броневые щитки  они, конечно,  не  могли, но были в
состоянии стащить человека на топкое место.
     Вокруг, по плоским листьям  водяных лилий, прыгали кулики, и им не было
дела до  трех  тяжеловесных чудовищ, неуклюже прокладывавших  путь  в топкой
грязи. Лишь появление бесшумной, словно тень,  змеи да шлепок хвоста водяной
крысы заставляли их перепархивать с места  на место. Сопение и  приглушенные
ругательства  людей они полностью игнорировали, интуитивно не чувствуя в них
никакой опасности.
     "Хорошо вам", -- невольно позавидовал Рино, с трудом вытаскивая ноги из
плена спутавшихся водорослей.
     Влага уже  проникла  от запястий до локтей и от ботинок вверх, до самых
коленей.  И  оттого, что часть  гигроскопических  прокладок  была еще сухой,
наступление сырости было неприятным.
     Вдали загудел вертолет. Поначалу Лефлер  решил, что это одна из  мощных
строительных машин, однако гул был очень резкий и  требовательный. Внезапная
догадка осенила Рино, и он, резко обернувшись, крикнул:
     -- Воздух!



     Сообщение  о  новых  потерях в рядах  коммандос  вызвало  у  коменданта
северной территории Максиколы бурю негодования.
     --  Да  на  что они тогда  годятся,  эти  экспедиции! --  кричал  он на
начальника  службы  безопасности района.  --  Мы  тратим  на  их  подготовку
колоссальные средства, и  выясняется,  что они не  могут  изловить  каких-то
бандитов! Ведь, насколько я понял, майор, это даже не саваттеры!
     --  Так  точно,  сэр.  Это  обычные  архидоксы,  --  нехотя  подтвердил
начальник безопасности.
     --  И что?  Как мне докладывать Верховному надзирающему о готовности  к
поставке роящей матери?
     При упоминании Верховного надзирающего по спине начальника безопасности
побежали мурашки.
     -- Но их осталось всего трое, сэр, и по пятам за ними следуют охотники.
Они  сообщили,  что  архидоксы  двинулись  вдоль   болот  к...   в   сторону
строительного объекта.
     -- Покажите мне это на карте, -- потребовал комендант.
     Майор  тотчас  подскочил  к стене и, схватив лазерный бликер, провел по
карте световой точкой, обозначая маршрут диверсантов.
     Комендант минуту помолчал, силясь принять наиболее эффективное решение,
а затем сказал:
     --  А  не может  у них  оказаться  мощного фугаса, способного  взорвать
строительный объект?
     --  Не думаю, сэр. Уничтоженные нашими людьми диверсанты имели при себе
только  обычное  оружие,  средства   радиосвязи  и   импульсные  передатчики
когерентного излучения. Правда -- одноразовые.
     -- Это что за штука?
     -- Они предназначены для послания  мощного закодированного сигнала и  в
момент передачи разрушаются от взрыва.
     Комендант  еще раз взглянул на карту, взял у майора бликер и провел  им
по краям болота.
     -- По всем этим позициям, майор, нужно нанести огневой  удар. Провести,
так сказать, превентивную дезинфекцию против этих назойливых насекомых.
     -- Да, сэр. Конечно, сэр, -- кивал майор, лихорадочно соображая, хватит
ли в арсеналах боеприпасов, чтобы покрыть такую территорию.
     -- Но  это еще  не все,  --  добавил  комендант и,  подойдя ближе, стал
рассматривать карту более внимательно. -- А что это за пятна?
     -- Это торфяные острова, сэр. Они просто плавают.
     -- Острова плавают? -- удивился тот.
     -- Так точно, сэр.
     -- Тогда нужно нанести удар и по ним тоже. Понятно?
     -- Так точно, сэр. Но...
     -- Что "но", майор Станделл? -- угрожающе спросил комендант.
     --  Нужно   уточнить  береговую  линию,  сэр,  поскольку  болота  очень
динамичны  --  там  утонуло, тут  всплыло.  Одним словом,  эта  карта  может
оказаться неточной.
     -- А если покороче?
     -- Если покороче -- требуется пара часов на дополнительную фотосъемку и
изменение координат для артиллеристов.
     --  Хорошо,  майор,  у  вас есть эти  два часа,  но  ни минуты  больше.
Действуйте и не давайте мне повода усомниться в вашем профессионализме.
     Сказав все, что он считал нужным, комендант  отвернулся, показывая, что
больше Станделла  не  задерживает. Шеф  безопасности коротко кивнул и тотчас
выскочил из кабинета, чтобы не терять драгоценного времени.
     Быстро  дойдя  до  своего  рабочего  места,  он  поднял  на  ноги   все
подведомственные ему службы, и на военных объектах северного района начались
лихорадочные приготовления.
     Разведывательные  вертолеты поднимались  и уходили к болотам, а расчеты
артиллерийских бастионов готовились к поражению указанных целей. Открывались
арсенальные  хранилища,  проверялись механизмы подачи боеприпасов, а  сонные
наводчики проводили последнюю  тарировку  аппаратуры, чтобы в  ответственный
момент снаряды легли точно на указанные площади.



     Пара вертолетов прошла совсем низко, и Лефлер,  по  горло погруженный в
жидкую грязь, зажмурил глаза, ожидая ракетного удара, однако гул винтокрылых
машин  уже  затихал вдали, а болото  осталось  нетронутым,  лениво вздыхая и
извергая на поверхность огромные пузыри горючих газов.
     Рино медленно разогнулся и обернулся. Эль-Риас и Шелдон были в порядке,
только защитные стекла их  шлемов  были залеплены  тиной, а по блестевшим от
грязи броневым пластинам ползали водяные тараканы с длиннющими ногами.
     -- Вы выглядите ничуть не лучше, сэр! -- крикнул Эль-Риас, поняв, о чем
думает Лефлер.
     Рино понимающе кивнул и пошел дальше, уже привычно балансируя на жгутах
из сплетенных корней.
     До первого острова оставалось всего метров сорок, когда в воздухе снова
послышался шум, однако это  были не вертолеты. Странный шелест, напоминавший
скрежетание по железной крыше, все приближался,  а затем оборвался внезапной
вспышкой  и огромным столбом  грязи,  взлетевшим к небу  на  месте плавучего
острова.
     Поднявшаяся  волна  болотной  жижи  покатилась  навстречу  Рино  и  его
товарищам. Однако вопреки  опасениям она не  накрыла их с  головой, а только
подняла на пару метров вместе со снастью спутанных растений  и так же плавно
опустила назад.
     Сверху   посыпались   ошметья   тины,   вырванные  с   корнем  кусты  и
многочисленные  дохлые лягушки, перламутровые  брюшки которых выглядели  как
россыпи крупного жемчуга. Болото продолжало раскачиваться, а  по его берегам
рвались снаряды, и раскаленные осколки  впивались в стволы  деревьев и секли
мелкие кусты.
     Обстрел продолжался еще несколько  минут,  а  когда он  закончился, все
близлежащее пространство было похоже на небрежно изрытый карьер, изобилующий
глубокими ямами, в которые набиралась грязная вода.
     Однако тропа из сплетенных  корней все же уцелела, и Рино  с товарищами
продолжили путь,  теперь  уже  до  второго  острова,  поскольку  первый  был
уничтожен прямым попаданием снаряда.
     Наконец спустя час обессиленные  люди выползли  на качавшийся островок,
распугав нескольких местных обитателей.
     Это  была  только половина  пути,  но  Лефлер, Эль-Риас и  Шелдон  были
счастливы,  что одолели эту половину, практически перейдя  по  канату  через
наполненную гниющей грязью бездну.
     -- Теперь уже скоро, --  сказал  Рино, снял  шлем и стал очищать его от
жидкого торфа и злых торжествующих козявок.
     Но насекомые  не хотели покидать насиженных мест. Они шипели, как змеи,
и плевались ядовитыми секретами,  лишь бы удержаться на завоеванной вершине,
однако  Рино  был  непреклонен,  и  самые   вредные  паразиты  были  жестоко
уничтожены.



     Пришло  время продолжать  путь по изрытому болоту, и героическая тройка
стала спускаться в сырость.
     На  этот  раз первым  вызвался идти майор  Шелдон,  и  Рино согласился,
поскольку  растительности  на  новом  участке  было намного больше  и  тропа
выглядела  более  основательной.  К тому же  клочок еще одного, разорванного
снарядами, острова  очень удобно лежат на  пути, и на  нем при необходимости
можно было устроить привал.
     Вместе с  тем следовало поскорее  добраться  до густой зелени берега --
ведь обстрел  мог  возобновиться  в  любую  минуту и  неизвестно, как  лягут
снаряды в следующий раз.
     Майор ступил на тропу, и  длинная  гирлянда болотных кустов вздрогнула,
почувствовав вес сухопутного пришельца. Неподалеку ударил хвостом оглушенный
взрывами   экзоцефал,  и  несколько  его  сородичей  прорезали  тину  своими
уродливыми  горбами. Этих тварей  оказалось здесь  довольно  много,  и  даже
двухсотфунтовые артиллерийские снаряды не заставили их убраться на дно.
     Шелдон  отошел  от берега  на  десяток  шагов,  и следом  за  ним  стал
спускаться Лефлер. Зловонные пузыри поднялись из-под его ног, и Рино опустил
забрало шлема, предпочитая дышать через угольную мембрану.
     Неожиданно  самопроизвольно  включился  передатчик,  и  эфирные  помехи
застучали  в барабанные перепонки Рино. Он тут же отключил спятивший прибор,
поправил ранец и заскользил следом за Шелдоном.
     Идти  по широкой  тропе оказалось намного  легче, и  настроение Лефлера
стало улучшаться.  Однако безобразные экзоцефалы сужали  свои  круги  и даже
проплывали между штурмующими болото людьми, словно отрезая их друг от друга.
     -- По-моему, эти твари наглеют, сэр! -- крикнул Эль-Риас.
     -- Они  только пугают,  Бенджи! -- отозвался Лефлер,  едва сдерживаясь,
чтобы не выхватить нож. Но он был командир, и  его поведение влияло на обоих
его подчиненных.  Если  он спокоен  -- значит, и они должны были чувствовать
себя в порядке.
     Длинная  полоска   поднимавшихся  со  дна   пузырьков  выдала   быстрое
приближение экзоцефала.
     Солдатский  нож  со звоном  вышел  из ножен,  и  Рино  слегка присел  в
болотную грязь, спрятав в ней вооруженную руку.
     Секунда-другая -- и мощные челюсти сомкнулись  на бедре  Рино. Впрочем,
это было совсем не  больно --  броневые накладки надежно защищали лейтенанта
Лефлера,  но  ужас,  охвативший его и  пробравшийся  в самые кишки, заставил
нанести страшный удар.  Такой мощный, что  пронзенная снизу  голова  монстра
появилась на  поверхности, а  затем он бешено  забил хвостом и, сорвавшись с
клинка, стремительно ушел на глубину.
     Шедший   впереди  майор  Шелдон  тоже  отразил   нападение  сразу  двух
экзоцефалов. Один из  них так и остался  лежать на поверхности,  повернув  к
небу желтое, перепоясанное хитиновыми кольцами брюхо.
     Но  на  Бенджи  Эль-Риаса  никто не нападал. Пока  он лишь  наблюдал за
схватками и победами своих  товарищей и  продолжил движение, когда это стало
возможным.
     Прошел еще час, наполненный  болотными запахами, криками возвратившихся
чибисов  и  бульканьем извергавшихся  со дна  пузырей.  Монотонное  движение
успокаивало, и  в момент, когда Шелдон был близок к казавшемуся недосягаемым
берегу, Лефлер услышал голос Эль-Риаса:
     -- Рино! Рино!!!
     Пронзенный  безумной тоской,  сквозившей в голосе Бенджи,  Лефлер резко
обернулся и  увидел, что  бедняга  отчаянно  балансирует на  краю тропы,  за
которой начиналась бездонная топь.
     Превозмогая   сопротивление  вязкой  грязи,  Рино  поспешил  на  помощь
товарищу.
     -- Держись, Бенджи! Держись -- я сейчас! -- рычал он, размахивая  своим
испытанным ножом.
     Однако  схвативший  Эль-Риаса  экзоцефал  не  думал  ждать.  Он  рванул
очередной раз, и  его жертва  сразу же погрузилась по  горло, каким-то чудом
еще держась  за край  тропы. Полупритопленный шлем Эль-Риаса и  его рука  со
скрюченными пальцами еще цеплялись  за мир живых, и  Лефлер взбивал  вонючую
жижу в пену, чтобы успеть  поддержать друга. Однако в  момент,  когда он был
готов  схватить  Бенджи  за руку, экзоцефал дернул последний  раз, и грязные
волны сомкнулись над головой новой жертвы.
     --  А-а-а!!!  --  закричал  Рино,  не в  состоянии сдержать  свою боль.
Бессилие и  отчаяние переполняли его сердце, оголяя  воспаленную страданиями
душу. -- А-а-а-а!!! -- кричал  он и не слышал ответа. Болотная бездна прочно
держала свои жертвы и надежно хранила их на своем темном дне.
     Истерика  длилась  не   больше  полуминуты,  а  затем   Рино  побрел  к
изуродованному взрывами берегу, на который  выбирался  майор  Шерман. Он уже
понял, что произошло, но мог помочь только состраданием.



     Когда Рино добрел по грязи до  берега, Шелдона там уже не было.  Лефлер
видел, как  он  углубился в  кусты,  чтобы разведать  обстановку близлежащей
местности.
     Оказавшись  на  траве, Рино  упал как подкошенный  и,  с трудом сдвинув
забрало шлема, вдохнул воздух полной грудью.
     Этот этап  пути, как  и все предыдущие, обошелся  дорого, однако теперь
цель  была совсем  близко.  Лефлер  был уверен, что  по одному  только  виду
строящегося объекта сумеет определить, обитаема ли эта планета в том смысле,
в каком это принято понимать.
     Конечно, это могла быть  секретная  стройка,  но  никакой  промысел без
человека был невозможен, а по виду и повадкам рабочих можно было определить,
кто они на этой планете -- хозяева или привезенные рабы.
     Собравшись  с силами,  Лефлер  поднялся  на  ноги и,  отряхнув  с  себя
болотных гадов и липкую слизь, пошел искать Шелдона.
     -- Майор, ты где! Майор, выходи! Глубокие воронки  перегородили Лефлеру
путь, и ему пришлось обойти их по тонкому перешейку.
     -- Шелдон, ты куда запропастился! -- снова крикнул  он  и только сейчас
заметил,  что потерял  свой  автомат. Однако пистолет находился на месте,  и
Рино  достал  его,  чтобы  почувствовать себя защищенным  человеком. Залитый
болотным дерьмом  "байлот" удобно лег в  руку,  и  Рино  слегка его  потряс,
освобождая ствол от мусора.
     -- Шелдон, сукин сын! Ты где?! -- еще громче закричал он.
     Запоздавшее  эхо, поблуждав в  кронах  деревьев,  вернуло только "сукин
сын", остальное же было проглочено неведомым пожирателем звуков.
     "Я схожу с ума",  -- в который  раз подумал  Рино,  не  в  силах больше
выдерживать чудовищный натиск внешнего мира.
     Осмотревшись еще раз, он заметил знакомую для глаза деталь, слившуюся с
однообразным рисунком зеленой листвы.
     Рино  взглянул еще  раз  и  только усилием  воли сумел  выделить каблук
солдатского  ботинка и рядом с ним другой -- чьи-то ноги торчали из зарослей
хвойного кустарника.
     --  Эй, Шелдон,  ты  чего  там разлегся? -- строго спросил  Лефлер,  не
позволяя  своему  мозгу  никаких  панических догадок.  --  Шелдон,  ты  меня
слышишь?
     Лефлер  пошел  к  торчавшим  из  кустов  ботинкам,  опустив  забрало  и
передернув затвор отсыревшего "байлота".
     В это время налетел  легкий ветерок. Он тронул кроны  деревьев и сорвал
несколько слабых  листьев, однако густые заросли корявого кустарника даже не
пошевелились,  словно  застыв от напряжения. Казалось,  мучительные судороги
пробегают по веткам, уставшим от длинной паузы.
     "Вот ноги, вот пояс  и гранаты на  нем, --  отсчитывает  Рино, двигаясь
вдоль тела Шелдона, -- я вижу две руки, и это нормально. И рация на месте, и
даже  ранец  не  вскрыт. Майор, ты в полном  порядке -- осталось  найти твою
голову".
     Лефлер  посмотрел  направо,  налево, но, кроме залитой кровью травы, не
видел ничего.
     С ветки вспорхнула  большая птица,  Рино не слышал хлопанья ее крыльев,
но он почувствовал ее полет Она стремительно неслась к цели, чтобы повторить
свой подвиг.
     "Слишком спешит", -- подумал Рино и первым выстрелом решил это дело.
     Огромный дикарь грохнулся на землю и выронил широкий тесак, тонкий и до
блеска  отполированный  частым  применением.  И  тотчас  воздух  закипел  от
десятков стрел, и они  замолотили по броне Рино,  ломая свои хрупкие  жала и
открывая позиции стрелков.



     С упорством,  достойным лучшего  применения, дикари лезли  под пули,  а
Рино косил их, одного за другим, сам оставаясь неуязвимым.
     Когда  до несчастных наконец  дошло,  что они погибнут,  если тотчас не
унесут ноги, их отступление превратилось в коллективный спринт.
     Но Рино  не собирался довольствоваться  малым и что было  сил  помчался
вслед за ними. Он  еще не  знал, зачем ему  нужна эта новая воина, однако не
сбавлял темп и гнал дикарей по густой чаще, пока те неожиданно не вывели его
к своим жилищам.
     Словно стадо  обезумевших  буйволов, высокорослые  воины пронеслись  по
деревне,  пугая  женщин  и  детей и опрокидывая котлы с  пищей.  Они  сумели
остановиться  только возле самой большой хижины, и на их крики  тотчас вышел
седой дикарь.
     Разукрашенный ярче всех остальных, он держался, как подобает настоящему
королю.
     Подавая   пример  спокойствия,   исполненный  величия  и   собственного
достоинства, вождь снисходительно глядел  на  приближение Рино, который, без
сомнения, должен был воздать его величеству необходимые почести
     Сбившиеся  в  стадо воины  взирали на  пришельца,  как  на свою  скорую
смерть, однако резкий жест вождя заставил их замереть.
     Лефлер  остановился  в  десяти шагах от  толпы  дикарей и на  мгновение
задумался, как ему поступить Однако старый вождь, приняв его  замешательство
за страх, выкрикнул что-то непотребное и тут же получил пулю.
     Роняя перья и разбрызгивая кровь, он повалился на руки подхвативших его
воинов, а Рино навел пистолет на толпу и громко произнес:
     -- А теперь все на колени!
     Едва ли эти люди знали его язык, однако они поняли и стали медленно, по
одному, становиться на колени.
     Вслед  за  воинами на землю опускались и выходившие из хижин женщины, а
вместе с ними и маленькие дети.  Со  страхом глядя на разукрашенное засохшей
грязью существо, они присягали ему на верность, как своему новому вождю.
     Выждав  паузу,  Лефлер  решил, что дело  сделано,  и,  взмахнув  рукой,
произнес уже более миролюбиво:
     -- Вставайте.
     А затем на правах главы племени вошел в хижину вождя.
     Внутри  было  довольно  сумрачно,  а  свет  попадал только  через узкое
отверстие  в  потолке.  Возле  небольшого  очага сидела немолодая женщина  и
ненавидящим взглядом смотрела на неизвестного  пришельца.  Без сомнения, она
уже знала об участи ее мужа.
     Рино  не  успел ничего  предпринять, как бывшая королева  подхватила  с
раскаленных камней  чан  и выплеснула его содержимое  прямо  на  непрошеного
гостя.
     Лефлер не пострадал и лишь  слегка оторопел, не зная, что ему  делать с
этой разъяренной волчицей.
     На  шум вбежали  двое воинов  и,  схватив бившуюся в  истерике женщину,
поволокли ее  наружу,  а ей на  смену тотчас пришли несколько других женщин,
которые принесли лоскутки ткани и пучки сушеного мха. Ими они стали вытирать
с доспехов Рино густой бульон, который попахивал рыбьим жиром.
     "Интересно, считают  они  меня ожившей  статуей или догадываются, что я
такой же, как они?" -- думал Рино, попеременно протягивая то одну, то другую
руку.



     На  джунгли  спустилась темнота,  и  в  пустой хижине тоже стало темно.
Следуя  местному  укладу,  воины парами  дежурили у входа в жилище вождя  и,
стоило Рино крикнуть, тотчас появлялись на его зов.
     Кое-как, знаками Лефлеру удавалось объяснить им свои потребности, и ему
приносили воду или пучки сухого мха.
     Воду, по требованию Лефлера, пробовал один из охранников, и  тогда Рино
сам  рисковал  ее пить,  предварительно  сдобрив дезинфицирующей  таблеткой.
Правда, делал он  это в одиночку,  по-прежнему не  желая показывать  дикарям
свое лицо.
     Отыскав в хижине подходящую попону, Лефлер прикрылся  ею и смог наконец
снять некоторые части доспехов.
     Несмотря   на   обеззараживающее  действие  гигроскопичных   прокладок,
разукрашенных разводами болотной сырости, пахло от них просто отвратительно.
А исходившая от доспехов рыбная  вонь гармонично  вписывалась в этот букет и
рождала в мозгу Рино массу подходящих ассоциаций.
     Тем  не менее мыться было  небезопасно и требовалось оставаться все той
же грозной статуей, карающей любого, кто проявит непослушание.
     Немного  придя в себя, Рино нашел  отхожий  горшок и  справил  нужду со
всеми  удобствами,  но  не выпуская из рук пистолета. Лефлер еще  не слишком
доверял своим подданным и полагал, что они могут поднять мятеж.
     Прошло еще несколько часов, и за это время Рино успел дать отдохнуть от
доспехов грудной клетке и рукам. Проветрив  эту часть, он  снова забрался  в
кирасу  и  только  в  последнюю  очередь  снял  с головы  шлем и  облегченно
вздохнул. Вот это была поистине самая настоящая свобода.
     Спустя некоторое время  вождя  побеспокоили. Рино уже привык, что, если
кому-то  нужно  было  к  нему войти,  снаружи  раздавалось  короткое слово с
вопросительной интонацией,  похожее на крик  птицы.  В  ответ Лефлер  просто
говорил: войдите.
     Вот и  в  этот  раз  он  сказал  то  же  самое, и  на  пороге  появился
высокорослый воин, державший в руке небольшой светильник. Показав пальцем на
точно такой же, расположенный на центральном столбе хижины, он задал вопрос.
Рино утвердительно кивнул и не ошибся -- дикарь зажег светильник на столбе и
стал говорить что-то еще. А потом опять спросил.
     Лефлер сделал вид, что раздумывает. А затем снова кивнул.
     Воин опять поклонился и вышел,  а спустя пару минут в хижину  втолкнули
девушку. Из всей одежды на ней были  только бусы, однако на  этой дикарке ее
нагота казалась изысканным нарядом.
     "Ну вот, -- подумал Рино. -- И  что теперь мне делать?  Соответствовать
запросу?"
     Медленно подняв руку, он поманил девушку пальцем. Она осторожно подошла
к невиданному чудовищу, и в ее глазах был испуг.
     "Наверное, она  очень  красива", -- подумал  Рино, однако он не  мог  в
полной мере  оценить  свое  отношение  к этой девушке. Слишком  сильным было
нервное истощение, вызванное событиями последних дней.
     Рино легонько толкнул красавицу,  и та послушно легла на циновки. На ее
лице, освещаемом  слабым  светом  коптилки,  отражался  страх  и  покорность
судьбе. Возможно, она приготовилась к смерти.
     "Бедняжка", -- подумал  Лефлер, подтащил девушку, взяв  ее за ногу, как
дохлую кошку, и положил так, чтобы видеть вход в хижину.
     Затем, кое-как справившись с замками набедренных щитков, он приступил к
почетной  обязанности  нового  вождя.  Что  это  было --  право первой ночи,
законная свадьба или жертва для сильного,  Рино  не знал  и только монотонно
двигался, искренне желая, чтобы это поскорее закончилось.
     Когда дело было сделано, он едва нашел в себе силы подняться. Перед его
глазами  расходились  разноцветные  круги,  и очень хотелось пить. А еще  он
опасался, что дикарка захочет остаться с ним до утра, но этого не случилось.
Едва получив  свободу, она  пулей  выскочила вон, вызвав удивленные возгласы
дежуривших у дверей стражей.



     Третья ночь на Максиколе прошла спокойно. В несколько коротких провалов
Лефлеру удалось проспать пару  часов,  и чувствовал он себя довольно сносно.
По крайней мере лучше, чем накануне вечером.
     Оставив ранец в хижине, он  вышел наружу и был немного напуган громкими
выкриками часовых. Должно быть, здесь был такой порядок, что следовало орать
при появлении вождя.
     Поняв, что это не  нападение,  а  как раз наоборот, Лефлер поощрительно
коснулся плеча каждого из воинов и,  обведя рукой  деревню, указал  на землю
перед  собой. Жест был  довольно  красноречивым,  и часовой  только уточнил,
звать ли только воинов -- тут он показал копье, иди женщин с детьми тоже. На
этот раз  дикарь  артистично показал ладонями женскую грудь, а потом опустил
ладонь на метр от земли.
     Лефлер указал на копье, и воин умчался созывать своих товарищей.
     Не прошло и пяти минут, как весь гарнизон деревни оказался на небольшой
площади перед хижиной вождя. Здесь было около полусотни человек, вооруженных
копьями и  тугими луками. Солдаты с  некоторой опаской смотрели на Рино, но,
по всей видимости, вовсе не сомневались в его властных полномочиях.
     Лефлер  сержантской  походкой прошел вдоль  шеренги и наметанным глазом
выделил двух самых крепких и, по всей видимости, самых уважаемых воинов.
     Поделив остальных пополам, Рино заставил их встать отдельно и, поставив
во главе  двух групп новых  командиров, четко  объявил,  сдабривая сказанное
жестами:
     -- Первый взвод!
     -- Второй взвод!
     Дикари поначалу закрутило  головами, но потом, видимо, поняли. И  когда
Рино снова указал рукой на одного из командиров, тот четко ответил:
     -- Перны за-авод!
     Со вторым  "сержантом"  вышла заминка, но после пары повторений он тоже
понял, кем является.
     -- Отлично,  бойцы, будем считать, что назначения состоялись, -- сказал
Рино больше для себя, чем для своей армии.
     Следом за  назначениями  следовало  поставить войскам задачу, и  Лефлер
напряженно соображал, как это сделать, пользуясь одними только жестами.
     Неожиданно  из-за глиняной печи,  стоявшей возле жертвенной ямы,  вышла
вчерашняя невольница Лефлера.
     На этот раз на ее роскошные  бедра был нацеплен  кусок ткани оливкового
цвета, а грудь прикрывало  ожерелье из желтых цветов.  Самый  большой цветок
был приколот к волосам, и в  общем-то  Рино понял, что это наряд  счастливой
женщины.
     Одарив  Лефлера  чарующей   улыбкой,  красавица  безбоязненно  к   нему
приблизилась и по-хозяйски обняла.
     -- Э-э...  -- протянул Рино,  чувствуя  себя полным  идиотом,  однако в
строю солдат не наблюдалось  никакого движения. Все понимали -- молодая жена
пришла к своему возлюбленному. Обычное дело.
     --  Э-э,  я тоже очень рад, дорогая, -- произнес  наконец  Рино, снял с
руки ненужную бланш-карту и надел ее на запястье законной супруге.
     -- О-о! -- вырвалось у  наблюдавших эту сцену  солдат, которые  оценили
подарок. Девушка тоже была очень рада и всячески выражала свою беспредельную
любовь. В конце концов она прижала руки к сердцу и с чувством произнесла:
     -- Бала батум ту мяма!
     -- Я тебя тоже,  дорогая, -- пробубнил Рино сквозь  фильтрационные щели
своего шлема.
     Наконец девушка удалилось, и Рино приступил к объяснению задачи.
     Собственно, требовалось только добыть "языка", которым мог бы оказаться
один из  часовых на строительном  объекте. Однако  Лефлер понимал, что проще
всего объяснить  этим людям,  что  следует  на кого-то напасть,  но  гораздо
труднее  суметь  внушить  им, что  человека  следует доставить  живым. А  не
отрезать ему голову, как они поступили с беднягой Шелдоном.
     Битый  час  Рино  исполнял  пантомиму, а затем требовал  повторения  со
стороны своих  сержантов, пока они не поняли, что ножи доставать  не нужно и
стрелы с луками тоже следует держать при себе.
     Наконец  взаимопонимание  было  достигнуто,  и  на  подставном  "языке"
отобранная группа захвата проделала все, как нужно. Рино сказал "окей" и тут
же повел солдат на задание, объяснив, что завтрак состоится позже.



     Благодаря  хорошему  знанию джунглей дикари меньше  чем  за час  вывели
Лефлера к строительному объекту, размеры и масштаб которого просто поражали.
     Это было похоже на  огромный ангар  и  одновременно на гелиевый завод с
высокими ректификационными колоннами. Еще это  напоминало гигантские станции
по  утилизации  биологических отходов  и  даже  коммерческие вакуумные  ямы,
снискавшие популярность в последние двадцать лет.
     Поняв, что  не сможет самостоятельно определить  профиль строительства,
Лефлер с помощью бинокля  выбрал себе  подходящую  жертву и,  указав на  нее
"сержантам", сказал:
     -- Вот, ребята, -- это он.
     И  сразу восьмерка дикарей  исчезла в высоких лопухах, которые тянулись
почти до самой ограды, далее начиналась стройка.
     Лефлердаже  не  подозревал, насколько  хороши его  помощники.  Довольно
скоро  они притащили часового, привязанного к толстому шесту наподобие дикой
свиньи. Бедняга сопел и дергался,  однако орать  не решался, поскольку в его
рот был всунут кляп из острых колючек.
     Углубившись  в  джунгли  на  полкилометра,  отряд   остановился  и,  по
распоряжению вождя, пленника сняли с шеста и вытащили изо рта колючки.
     -- Вы мофете меня убить, подвые фаваттеры, но я вам нифего не фкаву! --
тут  же завопил несчастный. Его распухший от  колючек  язык едва  ворочался,
однако часовой хотел умереть с достоинством.
     -- Заткнись, придурок,  или я отдам  тебя на съедение моим  ребятам, --
сказал Рино. -- А они очень любят отрезать головы!
     -- Пвевать мне на ваф, подвые фаваттеры! Убейфе мемя, убейфе!
     Глаза пленного горели таким фанатизмом, что  Рино растерялся. Он видел,
что  этого  человека  нельзя  сломить ни болью,  ни страхом смерти.  Стоящие
поодаль дикари молчал и, ожидая от своего вождя мудрых решении.
     --  Вот что, -- наконец сказал Рино. -- Либо ты  ответишь  на несколько
моих  вопросов, либо  я  возьму десять  трехкилограммовых  кислотных  мин  и
установлю их в этом ангаре. Ты же видел, какие у меня ребята -- им ничего не
стоить проделать такой  фокус. А знаешь, что  будет  потом? -- Лефлер выждал
паузу, глядя в глаза "языка" и видя там неподдельное внимание, -- А дальше я
выставлю таймер, судя по готовности стройки, недели на две. И когда все, что
нужно,  будет  уже  в  ангаре, тридцать  килограмм  жидкого  фтора,  да  еще
сдобренные каталитической смесью,  рванут в полную силу! Рванут так, парень,
что сырое мясо будет гореть, как порох, а  гвозди  испарятся, как  вода! При
такой бешеной температуре происходят и не такие чудеса... -- Рино видел боль
в глазах пленника и, еще не понимая ее причины, добавил зловещим шепотом: --
Я уже не говорю о страданиях живой плоти...
     --  Не-е-ет!!! -- совершенно неожиданно  завопил часовой,  извиваясь  в
веревочных путах и пытаясь лягнуть Рино ногой.
     -- Говори, что будет в этом ангаре, или я поставлю
     эту ловушку, я тебе точно говорю!
     --  Там...  Там...  --  Из  глаз  пленника покатились слезы,  и  Лефлер
чувствовал от этого неудобство. -- Там буфет нафа ма-ма!
     -- Ваша мама?!  --  удивленно спросил  Рино, предполагая,  что  пленник
свихнулся от страха.
     -- Д-да, роевая мать...
     --  Там будет ваша роевая мать, -- повторил Лефлер, внимательно глядя в
полные слез глаза пленника, но тот, судя по всему, говорил правду.
     -- Это как у муравьев,  что ли?.. --  недоумевал Рино.  Часовой, в свою
очередь, перестал шмыгать носом, и вдруг его осенило:
     --  Для фаваттеров это не фекрет... Фнафит, ты  не  фаваттер? Да, ты --
арфидокф!
     -- Ну да... А ты,  значит, как и все твои соплеменники, родился из этой
своей матки. Так, что ли?
     Пленник ничего не ответил и отвернулся, видимо презирая себя за то, что
разговаривал со столь низким существом.
     -- Ну-ну, покапризничай, а я пока займусь делом.
     Рино отошел шагов на двадцать, достал из-за пояса небольшое устройство,
похожее на сложенный вдвое циркуль, и начал готовить его к работе.
     Вытащив телескопические ножки, Рино установил треногу на землю, а затем
развернул крошечную,  величиной с блюдце, спутниковую антенну -- в ее центре
находился  заряд  взрывчатого вещества. Все вместе  это  составляло  лучевой
передатчик с кинетической накачкой.
     Включив  режим  записи,  Рино начал  наговаривать  сообщение, время  от
времени поглядывая  на  свое  голозадое воинство.  Дикари смотрели на своего
нового вождя с  восхищением, будучи убеждены, что помимо воинского искусства
тот владеет еще и колдовским ремеслом.
     Между тем Лефлер продолжал  рассказывать о посадке на Максиколу, о том,
какие были потери и в какую сторону им пришлось отходить, чтобы не попасть в
лапы к врагу. Рино  старался придерживаться  только  фактов,  но  ему  очень
хотелось  дать  волю  чувствам  и обругать  всех,  кто  будет  его  слушать,
последними словами.
     Закончил он самым важным сообщением -- о  том, что члены могущественной
организации  размножаются,  как  муравьи, и для одной из своих маток  строят
огромный комплекс.
     Когда донесение было закончено, Рино нажал крохотную кнопочку таймера и
поспешил отойти подальше, пока спутниковая тарелочка изменяла свое положение
и искала координаты приемника.
     Как   только   соединение   было   установлено,   раздался   взрыв,   и
закодированный  сигнал умчался к звездам, чтобы  попасть на  стол  господина
Смайли, а  может,  кого-то другого, стоящего  в структуре  сопротивления еще
выше.
     --  Ну вот и  все,  дорогой  друг,  --  произнес  Рино,  приближаясь  к
лежавшему на земле пленнику. -- Расскажи мне, где у вас посадочная площадка,
и на этом наше знакомство будет закончено.
     -- Ты меня убьеф? -- спросил пленник.
     -- Скажем так, -- подумав, ответил Рино. -- Я отдам тебя этим людям,  а
уж  они  решат,  что с тобой  делать... Шанс,  конечно,  небольшой,  но хоть
что-то...
     -- Я согласен, -- неожиданно четко произнес пленник. -- В полукилометре
восточнее от строительства находится посадочный  терминал. Через полчаса или
раньше  там  сядет уиндер помощника Верховного надзирающего.  Это твой шанс,
архидокс.
     --  Ну  ладно,  --  кивнул  Рино  и,  указав своим  воинам  на "языка",
произнес:  -- Этот человек -- ваш!  -- И жестом показал, что дарит его своим
солдатам.
     Рино ожидал чего угодно, даже вспарывания пленнику  живота и  пожирания
его внутренностей в горячем виде, однако дикари сорвали с несчастного одежду
и, собрав каких-то ягод и  сломав на ветках  деревьев острые колючки, начали
татуировать его тело, нанося фирменный узор своего племени.
     Кажется, Лефлер понял их. Они потеряли много воинов, нападая на него, и
теперь стремились восполнить это всеми  доступными средствами. Рино не знал,
что будет с  пленником  дальше,  станет  ли тот воином или  даже вождем.  Он
указал на одного из сержантов,  а затем выбрал еще двух воинов и приказал им
следовать за ним. Остальные остались на месте.



     Прошло всего несколько часов с того момента, как Смайли оказался в свой
резиденции в Касалине на теплом южном берегу.
     Избегая приветствий подчиненных, он уединился в кабинете, обставленном,
как гостиная в платном приюте для престарелых.
     Старая мебель, много бронзы и  латуни, столик для сигар, кожаные кресла
-- Смайли  любил эту обстановку. Пусть это выглядело старомодно,  но при его
работе требовалось потакать своим  самым необычным и странноватым  причудам.
Иначе можно было сойти с ума.
     Едва Смайли  закурил сигару в домашних, стационарных условиях, в  дверь
постучали.
     Артур никогда не позволял себе повышать  голос.  Вот и на  этот раз  он
остался верен себе, хотя это дорого ему стоило.
     --  Входите, -- произнес  он, старательно погружаясь в ароматы дорогого
табака.
     На пороге показался Джон  Спарки. Когда он не  работал с живыми людьми,
то занимался шифровкой -- это была его первая специальность.
     -- Код с Максиколы, сэр, -- просто сказал Спарки.
     -- С Максиколы?! -- не поверил Артур Смайли и вскочил с кресла.
     Он уже мысленно попросил прощения у всех, кого отправил на это задание.
На операцию, которая была обречена с того самого момента, когда генераторщик
Рони был завербован ЕСО.
     Руководство Смайли уже разрабатывало следующие ходы, тоже посчитав дело
проигранным. И вот -- код с Максиколы.
     -- Давай сюда, -- сказал Смайли и взял протянутый ему лист бумаги.
     Текста  было  довольно  много,  из  чего  следовало,  что  времени  для
составления донесения было в избытке.
     Смайли начал читать и, мысленно вернувшись на четверо суток назад, стал
свидетелем  того,  как одна за  другой гибли десантные капсулы и как горстка
уцелевших  бойцов   уходила  в  джунгли,  преследуемая  командой  карателей.
Подробности  были опущены, но  Смайли представлял  себе, что  происходило  с
этими  людьми, если  в конце концов остался только  один -- командир десанта
Рино Лефлер.
     Дочитав  донесение,  Смайли  свернул листок вчетверо  и  положил его  в
карман.
     -- Перешли копию в штаб, -- сказал он шифровальщику, и тот ушел.
     Артур вернулся в кресло и снова  занялся своей сигарой. Помимо описания
драматических  событий,  Лефлер  сообщил  и об ангаре для содержания  роевой
матери  -- огромного  животного  для  производства  людей. Это  была  важная
информация, однако она только подтверждала уже имеющиеся сообщения подобного
рода.
     Смайли пустил к потолку облако ароматного дыма и улыбнулся. Быть может,
это выглядело  не слишком профессионально,  но он был рад, что выжил хотя бы
один человек.
     --  Эй, а чего же это я сижу?! --  вдруг воскликнул он. -- Теперь  ведь
нужно действовать, и немедленно. Квинслед! Кви-и-нсле-е-ед!
     По  коридору  прогромыхали тяжелые  шаги  дежурного, и  его  физиономия
просунулась в приоткрытую дверь.
     -- Звали, сэр?
     --  Да,  дружище.  Немедленно  тащи  сюда  человека  из  бокса  "триста
двадцать"...
     -- Это здорового, что ли?
     -- Это одиночный бокс. Тащи того, кто там есть.
     -- Есть, сэр. Одну минуту...
     Дежурный  убежал,  а  Смайли  стал  деловито  приготавливать место  для
допроса.  Вернее,  для дружеской беседы. Арестованный из  триста  двадцатого
бокса  был  не  опасен  и  уже  давно  предлагал  сотрудничество.  Однако до
сегодняшнего  момента оставались некоторые неясность в его показаниях, и они
были сняты донесением лейтенанта Лефлера.
     Пленник с  пониманием относился к сомнениям  Смайли и его  руководства,
поэтому терпеливо ждал, пока до него дойдет очередь.
     Артур зажег  настольную лампу, сдвинул  плотные шторы и  таким  образом
соорудил,  как ему  показалось,  вполне уютную и  доверительную  обстановку.
Затем уселся за свои стол и стал ждать, раскладывая  накопившиеся бумаги  по
стопочкам.
     Скоро в коридоре послышались шаги, и в кабинет  вошли Квинслед, пленник
и двое охранников.
     -- Очень хорошо, -- улыбнулся  Смайли. -- Дежурный может быть  свободен
совсем, а охрана пусть побудет в коридоре.
     -- Но, сэр... -- произнес Квинслед.
     --  Все  в  порядке, дружище. Всю  ответственность за  поведение нашего
друга я беру на себя. На слове "друг" Смайли сделал особое ударение.
     Подчинившись  распоряжению  начальника,  дежурный  и  охранники ушли, а
Смайли, продемонстрировав наилучшую из своих улыбок, сказал:
     -- Прошу садиться, мистер Гроу, у меня к вам разговор.
     -- Спасибо, сэр, -- поблагодарил Гроу и тяжело опустился на стул.
     -- Сигару, кофе, чаю?
     -- Если можно, кусочек мела, -- попросил Гроу.
     --  Ах, ну как же я мог забыть! -- Смайли  хлопнул себя  по  лбу, затем
выдвинул нижний ящик и поставил на  стол коробку, наполненную чистым  мелом,
каким подкармливали на фермах молодых поросят.
     -- О, вот это отлично!
     Гроу  взял  несколько кусочков  и, забросив  их  в рот,  начал  жевать,
жмурясь от удовольствия, словно это были какие-то сладости.
     -- Я же распорядился добавлять вам в пищу мел.
     -- Они добавляют, сэр, но совсем  немного. Им трудно понять, что кто-то
в этом может так нуждаться.
     --  Хорошо,  мистер   Гроу,  отныне  вы  будете  сами  определять  свою
потребность в тех или иных микроэлементах, тем более  что теперь мы начинаем
с вами наше полноценное сотрудничество.
     Услышав это, Гроу перестал жевать и уставился на Смайли.
     --  Мы  получили  информацию, которая  подтвердила ваши  сообщения. Наш
человек взял на Максиколе языка, гонкура --  как вы их называете, и допросил
его с пристрастием. Так вот, ваши оппоненты ждут поставки роящей матери...
     Гроу не выдержал и с чувством хлопнул по столу ладонью.
     -- Подлые гонкуры! -- прорычал  он. -- Они  хотят всех  переработать на
свои поганые муравьиные личинки!
     -- Не переживайте,  дорогой Гроу, вместе  мы сумеем  сделать так, что у
них будут большие проблемы.
     -- Для этого я должен связаться...
     -- Конечно,  -- перебил собеседника  Смайли. --  Доступ к лендстанции у
вас будет  сегодня  вечером. А  пока что  нам нужно составить план действий.
Итак, слушаю вас...
     Гроу на минуту растерялся.
     Он ожидал тяжелейшего, по условиям, полета на Туссено, и это произошло,
он был готов драться  с гонкурами на земле,  и это тоже случилось, затем его
похитили архидоксы, и начались долгие допросы и недоверие. По счастью,  Гроу
был готов и к этому.  Он  тысячи раз продумывал разговор, который должен был
положить начало широкому сотрудничеству с архидоксами. И  вот  теперь удача,
ему наконец поверили.
     --  Первое,  для  обличения  замыслов  гонкуров  мы перехватим один  из
транспортов, которыми они вывозят похищенных здесь  людей, и предоставим все
это вашему правительству и общественности.
     Второе,  на волне  предъявленных и  широко разрекламированных обвинений
нужно нанести удары по базам ЕСО.
     И  наконец, третье  -- нужно захватить одну  из роящих матерей, которых
будут направлять на ваши планеты.
     -- Неужели для такой гипердержавы захват одной матки имеет значение? --
удивился Смайли.
     -- Практически это капля в море, но моральная инициатива будет на нашей
стороне, и тогда мы сможем ставить условия.
     -- А не устроят ли гонкуры схватку прямо здесь -- в нашем пространстве?
Ведь если ваши  армии  сойдутся  в  рядовой для  вас битве,  от наших планет
останутся только обугленные шары, -- заметил Смайли. Он до сих пор не мог до
конца  охватить масштабов, в  которых  существовали государства  гонкуров  и
саваттеров.
     -- Гонкуры могут пойти на что угодно, если загнать их в угол.
     -- Объясните, пожалуйста.
     -- Дело в  том,  сэр,  что я  не  принадлежу к партии войны даже  среди
своих. Я за то, чтобы воцарился мир.
     -- Но ведь вы говорили мне, что война  длится тысячелетия, --  возразил
Смайли.
     --  Увы,  -- Гроу  грустно  улыбнулся. -- Однако  были  недолгие  -- по
нескольку сотен лет -- периоды, когда войны прекращались.
     -- То есть гонкуры и саваттеры верили друг другу?
     --  Ни  в  коем  случае.  Гонкуры и саваттеры не  доверяли  друг  другу
никогда, и мир  межу  ними существовал, только пока правил великий посредник
-- Судья Шерман.
     -- Судья Шерман?! Он что, жил несколько сотен лет?
     -- Нет.  Первый посредник был --  Шерман, а потом его пост  так и стали
называть "Судья Шерман".
     --  Вот как? --  Смайли покачал головой. -- А  раньше вы мне об этом не
рассказывали.
     --  Раньше вас это мало интересовало, сэр, -- напомнил Гроу и  взял  из
коробки еще один  кусочек мела. -- Но знаете, что самое интересное в истории
этих глобальных войн и замирений?
     -- Что же?
     -- То, что всякий раз Судьей Шерманом становился архидокс.



     Лесные солдаты  Рино  Лефлера  буквально стелились  по земле и  даже не
тревожили верхушки травы. А  дремавшие на невысоких земляных банках часовые,
привыкшие к спокойствию и мерному течению служебного времени, клевали носами
и зевали во весь рот.
     Только свист проходящего сквозь атмосферу аппарата заставил  их принять
подобающее  положение и крепче  ухватиться  за  винтовки  --  пикирующий  на
площадку уиндер вез очень важное должностное лицо.
     Помощник  Верховного  надзирателя  был  очень строг,  и  это никого  не
удивляло.  Таких  высоких чиновников во  всем  государстве было  семьсот или
восемьсот миллионов -- то есть  практически совсем немного, и их  полномочия
были поистине чрезвычайны.
     Появившаяся  в  небе  шумная точка  быстро увеличивалась  в размерах, и
Лефлер припал к земле, опасаясь, что его заметят.
     У  самой площадки  уиндер взревел  тормозными  дюзами, и  жесткая волна
горячего воздуха ударила во все стороны, не щадя  и часовых. Бедняги присели
на корточки и приоткрыли рты, чтобы сохранить барабанные перепонки.
     Наконец уиндер сел, ударившись острыми опорами о твердый бетон.
     Взвыв на предельно высокой ноте, двигатели отключились, и  одновременно
с этим в  отшлифованном космическими ветрами корпусе открылась дверь. Из нее
выпал  раскладной трап,  по  которому  сбежал высокий и  достаточно  молодой
помощник Верховного надзирателя.
     Не дожидаясь  своей  свиты, он  поспешил  к  краю площадки,  где  стоял
вездеход, прибывший за минуту до посадки уиндера.
     Вскоре  загруженная пассажирами  машина  отчалила,  оставив космический
корабль  в  полном   одиночестве.   Лефлер  понял,  что  действовать   нужно
немедленно, пока пилоты не пришли в себя.
     Едва заметным жестом  он  указал своим  солдатам на двух часовых, и  те
поползли  к цели, словно змеи.  Рино поразился их грации.  Ему  было немного
жаль расставаться с  этими людьми, которые были не так плохи, как показалось
с самого начала.
     Да, они отрезали голову майору Шелдону, но сделали это по установленной
традиции.  Как  выяснилось  позже,  вся  их  жертвенная  яма  была  завалена
отрезанными головами. А солдатами они были хорошими.
     Еще  несколько  секунд,  и  лазутчики одновременно напали  на  часовых.
Немного  движений  и совсем  мало  крови. А дальше --  путь  свободен.  Рино
поднялся во весь рост и направился к уиндеру, следя за тем, как  его солдаты
утаскивают трупы в высокую траву.  Вот и понимай их  как знаешь -- одних они
милуют и делают равными себе, а других убивают, словно куропаток.
     Поднявшись  по  трапу,  Лефлер  оказался внутри комфортабельного салона
представительского класса. В воздухе держался запах орехового дерева, играла
тихая музыка, а  со стороны кабины доносились  голоса пилотов. Они были рады
возможности отдохнуть после длинного перелета.
     Рино осторожно прошел по коридору и, подняв забрало, шагнул в кабину.
     --  Эй, парень,  тебе чего здесь  нужно?  -- недовольно спросил один из
пилотов. Другой поднял голову от небольшой  сумки, в которой  перебирал свои
вещи.
     --  Ну-ка быстро по местам -- взлетаем прямо сейчас! --  объявил Рино и
показал свой пистолет.
     -- Что? -- спросил тот, что копался в сумке. -- Ты кто такой, чтобы нам
угрожать? Саваттер? Ну так убей нас, но с Максиколы ты никуда не денешься.
     --  Я  не саваттер, я  гораздо хуже!  --  произнес  Рино, усвоив  уроки
общения с гонкурами.  -- Я архидокс,  и  поэтому  шансов выжить и  сохранить
честь у вас нет!
     -- Это почему же, грязная ты обезьяна?
     -- Потому, что сейчас я вас перестреляю, потом подниму  судно и врежусь
в вашу долбаную стройку! Клянусь, я сделаю это так, что срок сдачи оттянется
на пару месяцев, и тогда ваша роевая мама загниет от долгого ожидания!
     -- Не смей так говорить, грязный архидокс! -- завопил тот, что  копался
в сумке, и рванулся к Рино, однако  тот со всей силы дал ему  ногой в пах, и
пилот  сложился пополам, раздувая щеки и  пыхтя,  чтобы  не потерять от боли
сознание.
     --  Пресекать  буду жестоко! -- предупредил Рино.  --  Всем  на места и
взлет в течение десяти секунд. Больше повторять не буду.
     -- Спя... спятивший архи...  доке,  -- прохрипел битый пилот и, кое-как
поднявшись с пола, сел в свое кресло.
     Отдышавшись, он глухо спросил:
     -- Курс?
     -- 12-18-1987-383746,  -- продиктовал Рино вызубренные цифры,  и пилоты
только покачали головами,  понимая, что вернуться назад им  вряд ли удастся.
Однако они отводили удар от строившегося ангара, а это  было  для них важнее
всего.



     Тяжелый транспорт "Фринсуорд", немилосердно коптя стартовыми движками и
сжирая  едва  ли  не процент кислорода  в атмосфере  Туесе но,  благополучно
преодолел притяжение планеты и лег на  эллиптическую орбиту, дожидаясь, пока
медлительные заправщики пополнят его опустевшие баки.
     Эскадрильи перехватчиков привычно шныряли в округе, следя за тем, чтобы
никто не позарился на драгоценный груз "Фринсуорда".
     Это был не первый транспорт, который они провожали к "зеленой границе",
поэтому пилоты расслабленно  касались своих штурвалов,  целиком и  полностью
доверяя быстрым процессорам автопилотов.
     --  Я  "Питер-Омега"  -- триста  тонн.  Прошу разрешения  к  четвертому
соску... -- пробубнил капитан первого заправщика, безобразно сокращая отчет.
     -- Ладно, "Питер",  соси в четвертый, -- так же лениво ответил дежурный
офицер с борта "Фринсуорда".
     -- Я "Питер-Вова" -- дайте мне коннект,  -- проявился в эфире очередной
заправщик.
     -- Три -- устроит? -- спросил дежурный офицер.
     --  Сгодится,  -- ответил капитан  "Питер-Вовы", и  его  танкер  прочно
пришвартовался к третьему баку.
     Еще два заправщика были на подходе, и дежурный, потянувшись до хруста в
суставах,  поднялся из надоевшего  кресла. Он медленно  прошелся по коридору
вдоль тяжелых дверей холодильных камер. Именно там плотными штабелями лежали
спрессованные архидоксы, призванные умножить мощь империи гонкуров.
     Едва не касаясь плоскостями пришвартованных заправщиков, промчались два
звена перехватчиков. Их суммарная масса заставила дрогнуть стенку грузовика,
и  дежурный  выругался,  желая  пилотам-архидоксам  поскорее  отправиться  в
морозильную камеру.
     "Там им самое место, -- подумал он, -- а с другой стороны, даже весело,
что  эти придурки  охраняют  похищенных архидоксов,  таких же  неполноценных
дикарей, как и они сами".
     Очевидная глупость  архидоксов сразу бросалась  в глаза. Этому дежурный
офицер ничуть не  удивлялся: животные -- они животные и  есть, хотя  в курсе
популярной биологии, что читался в военных колледжах, сообщалось,  что люди,
то есть прародители гонкуров и саваттеров, произошли от архидоксов.
     Эта  теория  принадлежала  майору  Дарвину,  но  дежурный  был   только
лейтенантом  и всех  майоров  считал полными  дураками.  А  уж  Дарвина -- в
особенности.
     -- Эй,  на "Фринсуфе"  -- топливо принимать будем?  -- пролаял один  из
капитанов-архидоксов.  Это   он  так  шутил.  Дежурный  офицер  уже  немного
ориентировался в шутках архидоксов.
     -- Лады, колбась на вторую отсоску, -- сказал он и заулыбался. Имитация
шуточного поведения аборигенов была воспроизведена им довольно точно.
     Наконец  истекли те  несколько  часов,  что выделялись  на  заправку  и
последний технический уход. И теперь оставалось совершить переход до рубежа,
за  который архидоксы не допускались. Им просто говорили: так  надо, и  они,
дураки, слушались.
     Вахта лейтенанта  кончилась, и  его сменил другой  офицер. На  вопрос о
чрезвычайных  происшествиях  ответ  был  дан неизменный --  происшествий  не
случилось.



     Гигантский морозильный агрегат "Агриппа-12" двигался в  сторону станции
"Сноу-Гоу".  Это  был  завершающий  пункт, в  котором  "Агриппе"  предстояло
выгрузить  последнюю порцию мороженой свинины.  На  "Сноу-Гоу" жила  колония
сигнальщиков, которые, если  верить ведомственной диспозиции, представленной
пограничному контролю, были весьма прожорливы.
     -- Это чего же, по двести тонн на рыло? А не многовато ли? -- спрашивал
строгий чиновник  в черном  комбинезоне. Он  специально прибыл на "Агриппу",
чтобы  уличить команду в  нелицензированной  торговле, однако  с документами
было  все  в  порядке.   Вот  только  количество  свинины,  перевозимой  для
"Сноу-Гоу", превышало все разумные возможности.
     --  Откуда  мне знать, дорогой  майор,  куда  им  кушать,  -- мое  дело
доставить  товар   и  сгрузить.   Я  боцман-хозяйственник,  а  не  профессор
какой-нибудь.
     -- Я не майор, я  капитан, -- возразил пограничник. -- Но я не понимаю,
куда вы разместите восемьсот  тонн мороженой свинины. У них приемник  небось
тонн на двадцать, а тут восемьсот.
     -- Ну и  пожалуйста. Я позову капитана, и с  ним объясняйтесь! -- начал
брызгать слюной боцман-хозяйственник, от которого к тому же пахло водкой.
     "Документы в норме, так чего мне искать неприятностей?" -- тем временем
размышлял капитан-пограничник. Законных  оснований задерживать  судно он  не
имел, а всякую там интуицию  полезно было  засунуть  в одно место, чтобы  не
мешала  жить и спокойно дорабатывать до пенсии. К  тому же  от боцмана жутко
воняло, а когда он говорил, слюни летели прямо в лицо чиновнику.
     Нет, судно следовало отпускать без досмотра.
     --  Хорошо, милейший, можете  отправляться,  я не нахожу у  вас никаких
нарушений! -- официальным тоном произнес пограничник и поспешил к шлюзу, где
его ожидала тесная шлюпка.
     Боцман проводил гостя до самого люка и пожелал  всего  хорошего. Вскоре
шлюпка отчалила  и взяла  курс на стоявший неподалеку  пограничный  эсминец.
Только тогда боцман отклеил фальшивые усы и с отвращением выплюнул таблетку,
создававшую эффект утробной вони.
     --  Крыса  убралась  в  нору,  сэр, --  сообщил своему шефу  Гектор  --
бессменный помощник Смайли.
     -- Отлично сработано, дружище, -- похвалил тот.
     И  тотчас  уродливый  корпус  "Агриппы"  задрожал от  нараставшей  тяги
маршевых двигателей, а затем стал быстро разгоняться, стремительно уходя  от
радаров пограничного департамента.
     Расшатанные переборки  громко стучали,  и это вызывало восторг и бурные
аплодисменты в самом большом из холодильников, который был приспособлен  для
перевозки людей.
     Здесь  находилось не менее  ста пятидесяти ведущих журналистов, которые
представляли  самые  основные  медиаимперии,  суперпопулярные радиостанции и
широкоохватные каналы передатчиков-лазервижн.
     Все эти люди были за несколько суток похищены сотрудниками Департамента
специальных операций и собраны в одном месте -- на борту старой "Агриппы".
     Поначалу они бузили и требовали соблюдения всяческих прав, но, когда им
намекнули, что ожидается сенсация, которая едва ли сможет повториться за всю
их карьеру, они притихли и требовали только бутербродов и спиртного, чего на
борту "Агриппы" было в избытке.
     Артур Смайли, как психолог  пограничного сознания,  прекрасно знал, что
может  понадобиться в  этой экспедиции. Поэтому десятки килограмм  мороженых
сандвичей и сухоокисленного вина были заготовлены им впрок.
     Вскоре  журналисты  стали   радостно  праздновать  Предстоящий  триумф,
устроясь прямо на спальных мешках.
     Тут же,  на борту новоявленного ковчега,  находился и Рино  Лефлер.  Он
чудесным образом ускользнул  от погони гонкуров, а затем был  спасен майором
Прониным, когда тот обкатывал новый двигатель своего истребителя.
     Пятерка преследовавших уиндер штурмовиков "хеликас" породила у ветерана
самые неприятные воспоминания, и, запросив  уиндер Лефлера, он сразу вступил
в драку.
     Это были  обычные штатные  пилоты, ни  разу не нюхавшие  настоящей вони
горелого  мяса. Бой длился не  более  десяти минут, и  все пять  штурмовиков
Пронин разделал по сварным швам.
     Так  Рино вернулся к своим обязанностям, прихватив в виде трофея уиндер
и  двух  пилотов в  качестве  пленников.  Теперь под  его  началом было  еще
пятьдесят  человек,  которые  должны  были  совершить  нападение на  один из
грузовиков ЕСО.
     Несоразмерность  задачи  и  возможностей  этих  плохо  обученных  людей
нервировала  Лефлера.  Ему  не  нравилась  и  обстановка  на  "Агриппе", где
слонялись   разогретые  алкоголем  девицы  и  требовали  любви  от   каждого
встречного.
     Впрочем,  дальше  определенных отсеков их не  пускали, иначе управление
судном было бы полностью парализовано.
     -- Эй, солдат!  -- Из-за угла галереи  выпорхнуло  угоревшее существо с
размазанной  по  лицу помадой. Девушка схватила Рино за локоть  и потянула к
себе. -- Солдат, ты меня... хочешь? -- спросила она не слишком уверенно.
     -- Очень, дорогая, но лучше сделать это на обратном пути. Понимаешь?
     --  Не-а, --  честно призналась девушка, а  затем достала из маленького
кармашка свое удостоверение и  показала его Рино. --  А я -- вот, -- сказала
она, словно это был важнейший аргумент в пользу ее предложения.
     -- Я сейчас не могу, понимаешь?
     -- Он  никак не может, милочка, потому что у него  уже есть девушка! --
прозвучал совсем рядом знакомый голос.
     Лефлер обернулся и  увидел Халию. Она  опять была  в военной  форме, но
смотрела на Рино куда приветливее, чем во время их последней встречи.
     -- Здравствуй, -- сказал пораженный Лефлер. -- Ты откуда здесь?
     -- Да я была здесь с самого начала.
     -- Точно, -- уныло добавила  молоденькая журналистка, -- когда нас сюда
загоняли, я ее видела... Ну ладно, солдат, пока.
     -- Пока,  дорогая, -- ответил Рино и проводил девушку взглядом, пока та
не скрылась за углом.
     -- Между прочим, она моложе меня лет на пять, -- сказала вдруг Халия.
     -- Что, правда?
     -- Скажешь, что незаметно?
     -- Вообще-то я об этом не думал.
     -- Ты идешь к Смайли?
     -- Да, есть кое-какие проблемы.
     -- Ну так пойдем вместе, а то вдруг к тебе еще кто-нибудь пристанет.



     Швартовка  у станции  "Сноу-Гоу"  была  чисто  формальной.  С "Агриппы"
отстрелили  трехтонный контейнер со  свининой,  и  корабль  пошел дальше, не
дожидаясь "спасибо" от удивленных колонистов.
     До рубежа, на котором заканчивалась власть правительства, оставалось не
больше трех часов ходу.  И  в этот раз помимо  естественного волнения  среди
персонала чувствовался необычайный подъем.  Все говорили  о  какой-то мощной
поддержке, а  на совещании у  Смайли Рино собственными  глазами видел живого
саваттера.
     То, что это не был парень из ЕСО, можно было не сомневаться.
     -- Ваши люди, майор, должны прежде всего обеспечить безопасную доставку
десанта на  транспорт, --  говорил Смайли, обращаясь к  Пронину, -- А судами
охраны  займутся  соотечественники  мистера  Гроу.  К тому же за пограничную
линию  "штюсы"  не  идут  и  передают  эстафету  сопровождения  гонкурам.  Я
правильно излагаю, мистер Гроу?
     -- Да, сэр. Совершенно точно.
     "Вот это дела", -- размышлял Рино, время от времени поглядывая на Гроу.
Невольно  ему  на ум приходили воспоминания о  похожем совете, перед началом
операции на Максиколе. Но тогда все  было по-другому, и десантники надеялись
только на себя.
     Когда совещание закончилось, к Рино подошел Гроу.
     -- Я очень хотел  с вами познакомиться, лейтенант Лефлер, -- сказал он.
--  Мистер Смайли рассказал мне, что вам  удалось сделать,  и я догадываюсь,
чего вам это стоило.
     --  Ну  что вы, сэр,  в основном я просто спасал свою шкуру,  --  пожал
плечами Рино, ловя на себе взгляд Халии.
     --  Тем не менее добытые вами сведения  помогли нам с  мистером  Смайли
лучше понять друг друга.
     -- Я рад, если все жертвы были не напрасны.
     -- Они не были напрасны, -- подтвердил  Гроу, а затем добавил: -- Между
прочим, мы с вами пойдем в одной команде.
     --  Неужели для вас это так  важно? -- удивился  Рино.  -- Я думал,  вы
будете  руководить  операцией -- ведь  потребуются согласованные  действия с
вашими людьми.
     -- Они и  так будут согласованные, -- заверил его Гроу. -- И потом, мне
очень хочется пойти в бой рядом с таким человеком, как вы, лейтенант Лефлер.
Не сочтите это за высокие слова.
     Когда Гроу отошел, его эстафету приняла Халия. Она взяла Рино за локоть
и улыбнулась так, как не улыбалась ему никогда.
     -- Кажется,  мистер Гроу наговорил тебе  кучу  любезностей? -- спросила
она.
     --  Слушай,  что  с  тобой  случилось?  С  чего это ты переменила  свое
отношение ко мне? Или это Смайли дал тебе новое задание?
     -- Нет, Рино, это моя личная инициатива. Честное слово.
     Лефлер  знал, что Халия  являлась опытным  агентом и  ее специальностью
было коварное соблазнение,  однако ему очень хотелось верить, что сейчас она
говорит правду.
     -- Ну  что, господа офицеры, поладили? -- спросил неожиданно подошедший
Смайли,  однако натолкнувшись на колючий  взгляд Лефлера,  словно защищаясь,
поднял руки:
     --  Извините, лейтенант, я только хотел напомнить, что пора расходиться
по местам... Скоро объявят готовность.
     -- Да, сэр, -- кивнул Рино и, повернувшись, собрался  уходить, но Халия
снова остановила его.
     -- Лефлер, обещай, что вернешься, -- потребовала она.
     -- Если ты будешь ждать, у меня просто не будет другого выхода...
     -- Я буду ждать.



     Все  повторялось или,  по  крайней мере,  очень напоминало  то, как все
происходило в первый раз.
     Те  же бывшие полицейские в неудобных  мини-скафандрах,  те же  тяжелые
автоматы и даже капсулы, изнутри напоминавшие те самые душегубки, в  которых
несчастный десант погибал еще на подступах к Максиколе.
     Но так казалось  только на первый  взгляд, а  на самом  деле  десантные
аппараты имели  совершенно  другое  назначение. По  сути, это  были торпеды,
начиненные живыми людьми. Требовалось только пробить с разгону борт корабля,
и высаживайся себе на здоровье.
     Правда,  была  опасность, что все  погибнут  при ударе,  но  для  этого
существовала  масса дополнительных  приспособлений, в том числе и  пробойные
механизмы, расположенные в носу аппаратов.
     Лефлер  постоянно чувствовал на себе внимание остальных бойцов команды,
которые знали, что Рино был единственным, кто сумел  вернуться с задания.  И
теперь он  являлся  для  них  не только  командиром,  но и неким  счастливым
талисманом.
     Кроме основного  состава в  капсуле оказался и Гроу. Как  и  обещал, он
пришел готовый к бою, облаченный в герметичный штурмовой  костюм неизвестной
системы. Рино не сразу понял, что саваттер надел  свою собственную амуницию,
на которой было указано его имя и воинские звание.
     Гроу подмигнул Лефлеру через стекло своей маски и подвинулся на скамье,
пропуская  журналистский  десант,  который распределили  в  каждую  из  трех
капсул.  Скафандры  смотрелись на этих ребятах довольно неуклюже, однако они
были   оснащены   мини-камерами,   микрофонами,  светодозаторами   и  прочей
снимающей, записывающей и передающей аппаратурой.
     Отношение к  этим людям у Рино немного изменилось,  когда он узнал, что
ни  один  из них не отказался  от непосредственного участия в  высадке, хотя
Смайли подробно разъяснил, чем это может закончиться.
     Наконец  пресса  расселась  в хвосте  капсулы  и  согласно  инструкциям
пристегнулась на все ремни безопасности.
     И   снова   потянулось   ожидание,  скрашиваемое  только  приглушенными
переговорами внутренних служб судна, которые случайно попадали на внутреннюю
волну десанта.
     "Зачем я здесь,  ведь мог же отпроситься  на  отдых",  -- подумал Рино,
которого никто не тянул в эту переделку.
     Даже Смайли и  его невидимые шефы  понимали: тащить в  драку  человека,
только что вернувшегося из царства мертвых, настоящее свинство.
     Рино снова спрашивал себя, но не  находил ответа. Зачем он здесь? Может
быть, затем, чтобы все это поскорее кончилось.
     И потом, он  не мог  отдыхать.  Он не  мог  даже отоспаться -- его ночь
длилась всего  пять-шесть  часов,  а потом  он просыпался,  словно наступало
время его  вахты. Вот только душ доставлял ему настоящее удовольствие. Такая
простая штука, как душ.
     Застрекотали приводы замков, задраивая  боковой люк. Этот  звук  словно
подводил  черту,  напоминая,  что назад  хода больше нет.  Выйти  из капсулы
теперь   можно  было   только   через  штурмовые   ворота,   которые  начнут
функционировать, если удастся пробить борт грузовика.
     А если не удастся? Об этом лучше не  думать. Авиаторы обещали поставить
на  корпус судна  маяк с бомбой. Сначала  он будет наводить капсулу, а затем
взорвется еще до ее касания и тем самым ослабит стенку.
     Другой  неприятный момент  --  ребра  жесткости на  внутренней  стороне
судна.  Если  удар придется в такое ребро,  половина людей в  капсуле  будут
покойниками, остальные -- инвалидами. Рино отлично помнил, как  отдал приказ
застрелить капитана Пежо, который пострадал при жесткой посадке.
     Под  полом  заскрежетали  убиравшиеся  стопоры. Кажется, старт был  уже
близок.
     -- Лейтенант Лефлер, -- послышался в наушниках голос Смайли.  --  Желаю
вам удачи.
     "Да пошел  ты", -- мысленно  ругнулся  Рино, и в ту  же секунду капсула
рванулась с места.



     Старый  холодильник  "Агриппа-12"  только внешне  выглядел как  обычный
грузовик, но по сути, как и все детища Смайли,  являлся базой-трансформером,
напичканной сложной бортовой аппаратурой, шахтами  для десантных аппаратов и
мини-ангарами для перехватчиков -- излюбленной поддержки во всех его акциях.
     -- Для дяди Пифа сообщаю: обмен состоялся... -- прозвучал в эфире голос
с едва заметным акцентом. Это  означало, что  транспорт "Фринсуорд"  пересек
"зеленую линию"  и  сопровождавшие  его "штюсы" пошли обратно. Однако вместо
них охрану  взяли  на  себя  гонкуровские OSRы,  тяжелые машины,  обладавшие
необыкновенной огневой мощью.
     --  Поняли -- отдыхаем... --  уверенным голосом  произнес Джеф,  король
радиоперехвата,  который,  как  и  во  время  предыдущей операции, сидел  за
кодиро-вочным пультом.
     Произнеся  одну лишь фразу,  он потянулся  за платком  и  вытер  со лба
крупные  капли пота. Внешнее спокойствие давалось ему нелегко -- ведь  любая
ошибка могла стоить жизни всему судну.  Мощный враг был совсем  рядом, и ему
было достаточно только повода, чтобы стереть "Агриппу" в порошок.
     -- Ничего-ничего,  -- поддержал  Джефа  Смайли, тайком  вытирая о брюки
вспотевшие ладони. -- Сейчас саваттеры завяжут драку, и мы  пойдем вперед...
Пронин, наверное, уже заждался.
     Джеф кивнул и вымученно улыбнулся.
     --  Все  в   порядке?  --  робко   спросил  парень,   высунувшийся   из
генераторного отсека. Его звали Бокач, и он прибыл на замену предателя Рони.
     Смайли только кивнул, и Бокач, тяжело вздохнув, исчез.
     -- Ну что, я включаю радар? -- спросил Джеф.
     --  Да,  думаю,  теперь уже  можно.  Надеюсь,  они  не обратят  на  нас
внимания.
     Джеф  поспешно  защелкал  тумблерами,  на   широком  экране  стала  все
отчетливее проявляться  картина  начинавшейся баталии. С обеих сторон  в ней
принимало участие около пятисот судов.
     По  обычным человеческим  меркам, это было большое боестолкновение,  но
для войны саваттеров и гонкуров -- только легкая стычка двух разведотрядов.
     -- Ну вот и началось, -- сказал Смайли, затем взял микрофон и произнес:
-- Мистер Скизи, мы идем на перехват "Фринсуорда"!
     --  Есть,  сэр,  --  отозвался  капитан  "Агриппы",  и?  судно   начало
ускоряться,  одновременно корректируя свой курс.  Теперь  толстая "Агриппа",
впервые за свою долгую карьеру играла роль охотника.
     Пронзительно  пискнул  зуммер  охранного  комплекса,  и   автоматически
включился сканер.
     -- Мамочки, да они нас заметили! -- вскрикнул Джеф, увидев  тупую морду
одного OSRa, мчавшегося прямо к "Агриппе".
     Увеличения сканера вполне хватало, чтобы  разглядеть  калибр плазменных
пушек, которыми располагал этот пожиратель железных туш.
     -- Делать  нечего  --  действуем  экспромтом,  -- промолвил  Смайли  и,
включив волну пилотов, произнес:
     -- Майор, возникли осложнения, ваш выход произойдет раньше!
     -- Всегда готов, сэр, -- отозвался Пронин. -- Кто на это раз?
     -- Одинокий OSR.



     Наружные   крышки  смотровых   люков  распахнулись,  и   оттуда  вместо
раскладных проверочных  столов вывалились пять "штюсов", на ходу отрабатывая
маневровыми соплами.
     OSR тут же  сделал прицельный  залп,  и  истребитель  лейтенанта  Лайма
разлетелся искрящейся пылью.
     -- Ну почему  вы  нас  так  не любите?! -- в  отчаянии закричал Пронин.
Только час назад они с Лаймом играли в шашки и вот...
     Оставшиеся "штюсы" бросились в стороны и, следуя приказу Пронина, стали
"держаться  подальше". Сам же майор направил машину  за выполнявшим разворот
OSRом. Одержав с ходу такую блистательную  победу, вражеский  пилот ликовал.
Он уже забыл,  что собирался атаковать большое судно, и теперь искал славы в
бою с юркими машинами архидоксов.
     Не давая противнику закончить маневр, Пронин приблизился на максимально
возможное расстояние и дал очередь по кабине.
     Синие искры  и желтые лучи срикошетивших  снарядов говорили  о том, что
OSR почти  неуязвим.  Пронин пошел дальше  и  в  упор  сделал  залп четырьмя
ракетами.
     Машина  противника выскочила из огненных разрывов и, казалось, осталась
той же, что и прежде. Но только на первый взгляд. Майор видел, что вражеский
аппарат рыскает из стороны в сторону и наверняка уже вызывает подмогу.
     И действительно,  из  темной бездны космоса,  из хаоса ярких  вспышек и
блестевших, как  конфетти,  обломков вырулили еще два  тупомордых  монстра и
понеслись  на  выручку  своего  товарища.  Пущенные  ими  плазменные  заряды
пронеслись, как солнечные протуберанцы.
     --  Маз-зилы, -- прокомментировал Пронин  и,  встав на крыло,  принялся
рубить из пушек одну из плоскостей отяжелевшего OSRa.
     Заметив движение державшихся поодаль "штюсов", он тут же крикнул:
     -- Держаться подальше! Ваше дело -- маяки на "Фринсуорде"!
     Затем "штюс" Пронина спрятался за корпусом  OSRa и стал  упорно долбить
его бок, пока бедняга не стал терять куски фасеточной брони.
     Между  тем вслед за  OSRaMH увязалась двойка  "ли джордан"  --  штатных
истребителей  армии саваттеров. Вскоре они нагнали своих излюбленных врагов,
и  у  них началась потасовка,  с  точки зрения  Пронина,  похожая на бодание
свиней. Мощные машины  расходились в стороны, а затем неслись навстречу друг
другу, молотя из всех пушек.
     Пока  их  танковая броня  держала удар, все шло как  нельзя  лучше, но,
когда заряд плазмы  пробивал контур генератора, происходил  такой взрыв, что
на мгновение все оптические системы "штюсов" напрочь отказывали.
     "Придурки",  --  в  который  раз   повторил  Пронин,  методично  долбая
неуклюжего противника.
     "Это тебе за Лайма, сволочь, за Лайма! За Лайма!" -- сопровождал Пронин
каждый удачный снаряд.
     Вскоре его подопечный  потерял управление и летел,  как тяжелая колода,
медленно, но верно двигаясь к своему концу.
     Только одному  ему  ведомым  способом Пронин развернул  свой  "штюс" и,
поставив  его  перпендикулярно корпусу OSRa, сумел увидеть пилота вражеского
судна.  Тот  отчаянно  дергал  за рычаги  и  вертел  головой,  упрятанной  в
уродливый  шлем. Он видел  пушки перехватчика практически перед самым носом,
ну и, конечно, натурально делал в штаны.
     Пронин  недолго  испытывал его  терпение  и сделал залп. Фонарь  кабины
разлетелся  кусками  бронестекла,  и  в  кресле  остался незащищенный  враг,
прикрытый только тонким пластиком штатного скафандра.
     Сейчас он не  думал ни о чем -- Пронин знал это по  себе.  Он был готов
умереть, и он умер -- в следующую секунду. Его тело брызнуло словно арбуз, и
Пронин посчитал Лайма отомщенным.



     Стремительный  полет капсул-торпред был едва ощутим, а затем последовал
жесткий толчок. Впрочем, Рино ожидал, что будет намного хуже.
     На задних рядах не выдержал страховочный ремень,  и один из журналистов
-- известный репортер Хома Рудинштейн, пролетел вдоль салона и упал в  проем
между  скамейками.  Придя  в  себя, он поднял  голову  и,  взглянув на  Рино
сумасшедшими глазами, заорал:
     -- Мы ведем наш репортаж с десантного объекта, который...
     -- Заткнись, парень! Ты налинии связи -- не ори!
     Рудинштейн потряс головой и, как показалось Лефлеру, понял, в чем дело.
     Между тем  телескопический манипулятор  вытолкнул  внутрь  "Фринсуорда"
осколочный фугас, и тот громко рванул, предупреждая сопротивление защитников
судна.
     --  Кислород! -- крикнул Рино в микрофон, и  это  означало, что следует
открыть клапан запасного резервуара. Внутри атакованного  судна  могло  быть
задымление или защитная  токсическая среда,  поэтому десантники пользовались
герметическими скафандрами.
     Створки носового выхода разошлись в стороны,  и Лефлер на всякий случай
полоснул по темному  пространству длинной очередью. Ответа не последовало, и
Рино первым ступил на территорию "Фринсуорда".
     Следом за ним, обгоняя всех остальных, выпрыгнул газоаналитик, и спустя
пять секунд его голос известил о чистоте атмосферы.
     Лефлер поднял забрало и осторожно потянул носом воздух.  Воняло горелым
железом, но это  было нестрашно. Самое главное -- нос торпеды плотно увяз  в
борту судна и никаких утечек воздуха не наблюдалось.
     -- Пошли вперед! -- крикнул Рино, и  из расколотого надвое носа капсулы
стали выпрыгивать вооруженные люди.
     В  стены ударил сноп яркого света, в котором вдруг появился пришедший в
себя репортер:
     -- Мы  ведем наш  репортаж с атакованного объекта, который прошел через
все  подконтрольное правительству пространство! Полиция уверяет нас, что это
судно,  напоминаю,  что  оно называется  "Фринсуорд",  перевозит  похищенных
людей! И во всем  этом, повторяю -- во всем этом обвиняются служащие  Единой
службы  обороны. Из слов сотрудников специального департамента следует:  ЕСО
вообще не люди!  И  что  именно они  воруют  людей,  чтобы  потом сожрать  в
замороженном виде!
     -- Эй, что ты несешь?! --  воскликнул  Рино и попытался  схватить  Хому
Рудинштейна за руку, но тот ловко увернулся, и, повинуясь его  знаку, камеру
и свет направили на Лефлера.
     -- Как раз сейчас,  -- продолжал  Рудинштейн, -- вы видите руководителя
штурма лейтенанта Рино Лефлера. Именно он будет сокрушать преступные замыслы
ЕСО и сорвет покрывала с их каннибальской сущности!
     На секунду Лефлер растерялся. Сначала он хотел  просто дать репортеру в
морду,  но потом до него дошло, что, во-первых, это прямой  эфир и обо  всем
происходящем  получают  информацию  миллиарды слушателей, а во-вторых,  этих
людей  специально  взяли с собой, чтобы никто  не  сумел  упрекнуть  команду
Смайли в подтасовке фактов.
     --  Пару слов о сложившейся ситуации, лейтенант! --  Хома сунул  тонкий
микрофон  прямо  Рино  под нос, однако  тот  по  старой полицейской привычке
промолвил:
     --  Без  комментариев, --  и подняв автомат, выстрелил в замок запертой
двери.
     В   новом   помещении   группа  встретила  ожесточенное  сопротивление.
Вооруженных людей было мало -- только персонал судна, --  однако дрались они
яростно, и в основном это была рукопашная схватка.
     В  ход шли куски арматуры, медные стержни от реакторов, разводные ключи
и   ремонтные  дрели,  которыми  защищавшиеся  размахивали,  ухватившись  за
электрические шнуры.
     О  шлем  Лефлера  дважды  разбивали  какие-то  приборы,  но  он  упорно
пробивался вперед, экономно стреляя из автомата и не  позволяя схватить себя
за горло.
     -- Докладывает Зинзивер! Дошли до стойки с теплообменниками! -- сообщил
командир второй группы, который шел этажом выше.
     -- Молодцы, -- похвалил Рино и  тут же получил по голове с такой силой,
что на секунду увидел Туссено, родной Гринстоун и свой полицейский участок.
     "Да где же я на самом деле?" -- подумал он,  но тут же услышал истошный
вопль Хомы Рудиншгейна:
     -- Лейтенант Лефлер  уронил автомат! Что же будет, дорогие телезрители,
убьет  ли его этот  здоровяк  или мы  станем свидетелями невиданного подвига
героического полицейского?!
     "Вот сволочь", -- подумал Рино и  только сейчас понял, что он  лежит на
спине, а какой-то  человек с  выпученными глазами пытается просунуть под его
шлем кусок заостренный проволоки.
     Лефлер не  успел даже толком разобрать, что  произошло, однако моторная
память  тела  сработала, как отлаженный механизм. Солдатский нож оказался  в
его  руке,  и Рино ударил сидевшего  на нем человека в левый бок. Несчастный
опрокинулся  на пол,  и  Рино, поменявшись с ним местами,  добил  его  двумя
ударами.  Затем подхватил  свой автомат и  снова услышал  восторженные крики
репортера:
     --  Такого видеть  нам  еще  не приходилось,  дорогие друзья! Лейтенант
Лефлер буквально изрезал на куски  этого  монстра! Вот она  --  схватка двух
идеологий! Вот оно -- торжество правого дела!
     Тем  временем  разгоряченные  схваткой  бойцы  уже взламывали следующую
дверь.
     Замок поддался легко, но в дверной проем сразу полетели пули, и один из
десантников был  сражен на месте. Бронебойная пуля прошла навылет  через его
кирасу, и тело павшего немедленно стало объектом интереса репортера.
     Гроу  швырнул  в проем гранату и  после  взрыва первым рванулся вперед.
Рино последовал за ним, услышав напоследок комментарии Рудинштейна:
     -- Это первая потеря, дамы и господа! Пуля настигла героя в тот момент,
когда...
     "Настоящие  сволочи", --  снова подумал  Рино,  падая  на  живот, чтобы
укрыться за  телами  двух  защитников корабля  -- за  выступавшей  из  стены
конструкцией прятался  стрелок.  Едва кто-то  высовывался  из-за  двери,  он
стрелял, и стрелял довольно метко.
     Сам  Рино, Гроу и еще несколько бойцов пытались достать этого парня, но
вскоре  ему  на помощь пришел пулеметчик,  который занял выгодную  позицию в
самом конце коридора.
     "Ну все -- кранты нам",  -- подумал Лефлер, когда одна из пуль щелкнула
по  его  шлему, заставив  увидеть  разноцветных  птичек.  Рядом упал  тяжело
раненный боец, и только тогда Лефлер вспомнил про свой пистолет.
     "Байлот" никуда  не девался, он ждал  своего часа в  кожаной, пропахшей
маслом кобуре.  И,  едва  Рино  поднял  его,  нацелив  в пространство, время
замерло и враги покорно подставили свои головы.
     И снова Лефлер нажимал на  курок,  и его пули сами находили противника,
кроша его на анатомические элементы и провозглашая силу и избранность своего
хозяина.
     --  Нет, ну вы только  посмотрите, какая изумительная стрельба, дамы  и
господа!  Напоминаю вам, что  вы  смотрите  прямой  репортаж  с атакованного
судна! Для тех, кто подошел позже, представляю лейтенанта Лефлера -- все это
время  он  бессменно  руководит операцией и  демонстрирует отличное владение
ножом, штурмовым автоматом и пистолетом.  А  вон тот человек с простреленной
головой  --  в  конце  коридора  --  это  жертва  лейтенанта  Лефлера!  Пять
выстрелов, и все в голову -- это, я вам скажу, просто показательно!
     Рино отупело  обернулся и  увидел  лежавшего неподалеку репортера.  Тот
увлеченно  описывал  происходящие события, а оператор с небольшой камерой  в
руках  снимал все, о чем  кричал  Рудинштейн. Лефлер  заметил, что эту  роль
теперь выполнял другой человек, а первый оператор лежал возле  самой двери в
большой луже крови.
     "Вот  дураки-то,  --  подумал Рино.  -- Им-то это  зачем?" Затем  убрал
пистолет в кобуру, отыскал свой автомат и крикнул:
     -- Копы, вперед! Покажем этим ублюдкам!
     Больше дверей не  было.  Отряд  вырвался в служебную  галерею,  по  обе
стороны которой находились морозильные камеры.
     Десантники побежали  дальше,  но Хома Рудинштейн потребовал, чтобы  ему
вскрыли хотя бы одну из них.
     Взрыв пехотной  гранаты  откупорил  первую дверь, и  глазам  штурмующих
предстала  картина  абсолютного  порядка,  которому  подчинялись  безупречно
ровные  штабеля  картонных коробок.  На  всех  них  были  нарисованы розовые
свинки, однако вскрытие первого же  ящика подтвердило самые худшие опасения:
корабль транспортировал усушенные и спрессованные трупы людей.
     Реакция  у всех была разная. Копы тут же помчались в коридор, вопя, что
будут мстить,  а Хома Рудинштейн потребовал отрегулировать свет  и продолжил
свой репортаж:
     --  Итак,  господа, теперь вы  видите  сами:  офицеры  из  Департамента
специальных операций вовсе не ошибались! Здесь, в этих ящиках, -- Рудинштейн
обвел рукой  весь объемистый трюм, -- быть может, десять или  даже пятьдесят
тысяч людей, женщин,  стариков и детей,  многие  из которых  еще  вчера были
нашими добрыми знакомыми, соседями или,  я  не побоюсь этих  слов,  любимыми
чадами и близкими родственниками.  А теперь они лежат этой грудой мороженого
мяса, которую везли  за тридевять  земель, чтобы потешить утробы каннибалов.
Знало ли об этом наше правительство, спросите  меня вы, и  я скажу вам: едва
ли, однако наши министры  не делали ничего, хотя и догадывались о роли ЕСО в
нашей  общественной  жизни.  Думаю,  не  ошибусь, если  от  имени  всех  вас
потребую: министров-предателей к ответу!



     Когда почти что все судно было под контролем нападавших,  Рино пришлось
удерживать своих  разгоряченных  бойцов, которые  убивали всех без  разбора.
Когда уговоры не действовали, Лефлер применял силу.
     Двоим досталось по шлему  пистолетной  рукояткой,  а  еще  одного  Рино
просто арестовал.
     -- Поймите,  нельзя  убивать всех! -- кричал он. -- Мы должны доставить
судно  обратно, чтобы его содержимое стаю главной уликой в судебном процессе
против этих агрессоров!
     Такое объяснение  было  принято,  поскольку все полицейские знали,  что
такое  улика.  И, восстановив таким образом порядок, Лефлер в  сопровождении
Гроу и еще пятерых бойцов приступил к штурму капитанской рубки -- последнего
оплота сопротивления.
     Помимо капитана, там находились  еще несколько  офицеров, но они упорно
отказывались от переговоров и отчаянно посылали просьбы о помощи, обращенные
к судам сопровождения.
     Однако те были заняты в битве, которую им навязали саваттеры.
     Вышибной  заряд рванул со страшным грохотом, и  прочная дверь влетела в
рубку. Она снесла одну из панелей управления и убила помощника капитана.
     В клубах дыма Лефлер ворвался в помещение и был вынужден застрелить еще
одного офицера, который пытался воспользоваться автоматом,
     --   Предлагаю  вам  сдаться,  воспользовавшись   четвертым  параграфом
военного уклада! -- неожиданно громко заявил Гроу.
     --  Провались в  преисподнюю,  подлый  саваттер!  --  завопил  в  ответ
капитан, положив  руку на рукоятку красного ключа. Не было сомнении, что это
была команда на самоликвидацию и жить  всем,  находившимся  на "Фринсуорде",
оставалось считанные секунды.
     -- Поздоровайтесь с вечностью!  Подлые  саваттеры! -- еще раз прокричал
капитан, видимо не силах принять самоубийственное решение.
     -- Не спеши, трусливый гонкур, я здесь только представитель, а эти люди
-- архидоксы. Теперь они знают все!
     -- Все равно, провалитесь вместе с архидоксами!
     --  Эй ты,  штурман!  Убери руку от ящика, --  потребовал Рино,  угадав
намерение одного из офицеров.
     Несчастный, к которому он обратился, вздрогнул и вытянулся,  как  перед
старшим чином. А затем из его глаз покатились предательские слезы.
     -- А вам, капитан, я приказываю --  оставьте в покое ключ  и немедленно
сдайте корабль по всем правилам...
     -- Я... Я не могу этого сделать... -- ответил  капитан, не понимая, что
с ним происходит.
     -- В  любом  случае  вы  не можете ослушаться моего приказа! -- тем  же
стальным голосом повторил Лефлер.
     -- К-кто вы?  --  нерешительное выражение  лица капитана  сменилось  на
гримасу страшной  догадки. -- Ва...  Ваша Честь  --  простите меня! Простите
меня, Ваша Честь! -- завопил он и упал на колени.
     Вслед за ним на колени повалились и все остальные.
     -- Хорошо,  -- незнакомым самому себе голосом  произнес Лефлер. -- Ваше
раскаяние будет учтено.  А  вы, --  тут он  обернулся  к сопровождавшим  его
бойцам, -- останьтесь с ними, мы возвращаемся.



     Лимузин  директора  ЕСО  Мэнса Подклава  остановился  возле  бесконечно
длинной лестницы Дворца правительства.
     Сразу  шесть  лакеев   выстроились  для  церемониального  сопровождения
высокого  должностного лица, а человек в позолоченной ливрее бесшумно открыл
дверцу автомобиля.
     Едва  макушка  директора  Подклава появилась из  машины, оркестр грянул
марш Мендельсона. В правительственном дворце очень чтили традиции, хотя и не
разбирались в них должным образом.
     Перекрывая  марш  грохотом,  рота почетного караула трижды отсалютовала
залпом из сорока  ружей. Что происходило  дальше,  Подклав  уже  не  слышал,
поскольку вошел в  вестибюль дворца и тяжелые  двери  отрезали  от него  все
звуки внешнего мира.
     -- К лифту, ваше превосходительство? -- спросил пожилой лакей из службы
внутреннего бдения.
     -- Так  точно,  --  привычно ответил  директор и, обернувшись к  своему
заместителю Пэю Гага,  обронил: -- Держаться будем  до последнего -- никаких
признаний...
     -- Ода,  сэр. Иного и быть не должно, -- подтвердил решимость босса Пэй
Гага  и  широко  зевнул.  Он  был уверен,  что  жалкие  архидоксы просто  не
посмеют... Никогда не посмеют...
     Плоское тельце кара  остановилось напротив новых гостей, и те церемонно
расселись на креслах.
     -- К лифту, -- произнес лакей-распорядитель.
     Кар плавно  взял  с места  и  помчался вдоль мраморных колонн, уходящих
вверх и терявшихся в величавом полумраке министерских покоев.
     -- По-моему, это  идиотизм --  делать  такие огромные холлы, -- обронил
помощник директора.
     -- А чего же ты хотел -- архидоксы на редкость глупые существа.
     -- Однако министры в любом обществе отличаются умственными дефектами.
     --  Тут  я  с тобой  согласен.  Мозг  министра  только  внешне выглядит
приемлемым для разумного существа, на самом деле любой министр просто дебил.
     -- А что же такое премьер-министр?
     -- Премьер-министр -- это дебил, который думает, что он не дебил.
     Оба негромко рассмеялись.
     Наконец  кар  остановился  возле лифта,  имевшего  размер  стоянки  для
трейлеров.  Пассажиры  поднялись  с  мест и  оказались под  покровительством
важного лифтера.
     -- Какой этаж, господа?
     --  Резиденция  премьер-министра,  --  важно  сообщил  директор  ЕСО  и
почувствовал, что ему льстит само произношение этой фразы.
     "Резиденция  премьер-министра", --  еще  раз  произнес  он  мысленно  и
устыдился, что ищет расположения жалкого архидокса.
     -- Да я его -- в порошок...
     -- Что, простите? -- спросил лифтер.
     -- А не твое дело! -- резко заметил директор. -- Ты этот! Как его?
     -- Задница, -- негромко подсказал помощник.
     -- Точно! Ты задница!
     -- Как вам  будет  угодно, сэр, -- учтиво произнес  лифтер и  остановил
кабину. -- Этаж премьер-министра! Прошу на выход, лифт дальше не идет!
     Пассажиры вышли, и помощник тихо произнес:
     -- По-моему, он нам хамил... Или нет?
     -- Едва ли, Пэй. Архидоксы очень трусливы.
     Пройдя  по  коридору,  отделанному  пластинами  из  природного  золота,
директор ЕСО и его помощник вошли в совещательную залу.
     Стоявший на возвышении  оркестр вашингтонских  гвардейцев грянул "Хэппи
бездей" -- традиции во Дворце правительства чтились очень ревностно.
     Как оказалось, весь  кабинет  министров был уже в сборе. И едва премьер
увидел директора ЕСО, он простер к нему руки и воскликнул:
     --  Пожалуйста, Мэне, объясните  нам, что  происходит?  Эти  чудовищные
репортажи  по  лазервижн буквально  свели  меня  с  ума!  Скажите,  что  это
неправда, Мэне!
     -- Ну разумеется, Джордж, -- в тон премьеру ответил директор Подклав.
     Он занял  своем место  за  совещательным столом  и  начал доставать  из
портфеля документы  --  то  есть  вел себя как обычно.  Впрочем,  физиономия
генерала  Сигурда, шефа Специального полицейского департамента, не позволяла
Мэнсу полностью чувствовать себя в своей тарелке.
     Несмотря на все усилия директора Подклава, Сигурд противился  допущению
в  свой аппарат комиссаров ЕСО и  методично уничтожал сотрудников,  попавших
под их  вербовку. Ему невозможно  было дать взятку,  поскольку даже  в  этих
вопросах он был крайне избирателен.
     --  Прошу  вас,  Мэне,  дайте  же  объяснение  всему  этому!  --  снова
воскликнул премьер, указывая на  большой экран,  на котором демонстрировался
ролик с записанными репортажами.
     Директор  ЕСО  чувствовал,  что  это  полный  провал, однако  мощь  его
государства поддерживала Подклава, и он сохранял известный запас  дерзости и
самообладания.
     -- Он ничего не сможет вам объяснить! -- громко  объявил генерал Сигурд
и так  посмотрел  на директора ЕСО, что  тому стало  не  по себе.  -- Он  не
человек --  он  злобное  насекомое, которое не  родилось из  чрева матери, а
вывелось из вонючего муравейника!
     --  Ты  говоришь  как саваттер, Сигурд!  -- пришел на помощь  директору
помощник Пэй Гага.
     Однако это стоило  ему очень дорого.  Откуда-то  сзади подскочили  трое
громадных сотрудников Сигурда и,  стащив Пэя на пол,  вкололи  ему лошадиную
дозу транквилизаторов.
     Несчастный изогнулся в дугу и  обмяк, а  Мэне даже не мог прийти ему на
помощь,  поскольку  рядом с ним встали  двое людей, вооруженных бронебойными
ружьями.
     Сволочь Сигурд знал, как убедить оппонента.
     --  Может,  все-таки  не  нужно,  генерал?!   --  подал  голос  министр
внутренних дел, своей лысой головой напоминавший бильярдный шар.
     -- Сядьте на  место, министр, и не  давайте  поводу усомниться в  вашей
лояльности,  -- мрачно произнес  шеф  специального департамента, и все, даже
премьер Джорж Фасьян, прикусили языки и превратились в немых наблюдателей.
     Тем временем в зал вошли несколько человек, облаченных в белые  халаты.
В  их  руках  были остро  отточенные  ножи --  совсем  непохожие  на обычные
хирургические  инструменты.  Мэне  догадывался  о  намерениях  этих  людей и
прикусил  губу,  мысленно  прославляя  своего  императора,  как и  следовало
храброму офицеру.
     Потом послышался отвратительный треск разрезаемых ребер, которых в теле
гонкуров и саваттеров было в восемь раз больше, чем в теле архидоксов.
     После вскрытия каждого нового  ряда Сигурд требовал  от министров лично
засвидетельствовать отличие "этих уродов от нас -- нормальных людей".
     Министр культуры дважды падал в  обморок, а глава  министерства печати,
как настоящий тертый уголовник, только плевал на мраморный пол сквозь редкие
зубы.
     -- Ну и  что  вы можете  нам сказать  после  всего  этого?  --  спросил
набравшийся  решимости премьер-министр,  когда  расчлененное на  куски  тело
вынесли из зала.
     Поняв,  что дальше изворачиваться  бесполезно, Мэне Подклав моментально
превратился в представителя величайшей из держав и, поднявшись во весь рост,
произнес:
     -- Я представляю здесь великую империю гонкуров и императора Иллариона,
а потому скажу только одно: нам  нужны были тела архидоксов и  мы  их брали,
как берет охотник дичь в диком лесу. Вы для нас --  ничто, живое и смердящее
мясо, которое  гением  наших  величайших  ученых превращается  в  лучезарных
воинов империи! Если посмеете убить меня -- это в вашей власти, но знайте, я
буду отомщен, а  ваши планеты обратятся в пепел. Вас и так уже  почти что не
существует!
     Подклав  сел и  обидчиво  поджал  губы,  как  будто  его  действительно
оболгали.
     Между тем все министры кабинета сидели, словно пораженные громом,  а  у
премьера появился  нервный  тик.  И  только  Сигурд  улыбался  сквозь  маску
ненависти и подбирал самые разящие и обидные слова.
     -- Слушай же меня, жалкое насекомое, --  начал  он. -- Восьмой флот, на
который  ты  так  надеешься,  ведет  оборонительные  бои  в  пределах  точки
базирования.   Его  теснят  корабли,  возглавляемые  офицерами,  оставшимися
верными долгу  и не продавшимися за твое золото,  мразь! Авианосец "Аризона"
блокирован у Китрика, а  восьмая Специальная бригада даже не сумела покинуть
порты! Все они  практически уничтожены, Мэне, а твои дохляки на базах ЕСО не
в  счет. За эти годы они  не научились ничему, кроме как воровать младенцев!
-- Сигурд перевел  дух  и  уже спокойнее продолжил:  --  И потом, теперь  мы
заодно  с  саваттерами.  И  хотя  нас  мало,  наши  технологии сделают  союз
необычайно сильным. По выкладкам специалистов, война продлится всего пятьсот
лет,  а  потом  гон  куры  просто  перестанут  существовать,  исчезнут,  как
биологическая единица...
     --  А мы нанесем удар раньше, чем вы составите  ваш союз! -- в отчаянии
воскликнул Мэне Подклав. -- Мы вас испепелим! Мы вас испепелим! Испепелим!
     Директор исступленно брызгал слюной и был слегка удивлен, когда на лице
Сигурда вдруг появилась удовлетворенная улыбка.
     Почувствовав  за  спиной какое-то беспокойство,  директор ЕСО  медленно
обернулся и увидел саваттера. Этот мерзавец был в парадном обмундировании, а
на его правом плече красовался знак почетного полковника.
     Мэне  почувствовал позыв немедленно броситься на  врага и задушить  его
голыми руками, чего бы это ни стоило, однако саваттер  шагнул в сторону, и в
зал вошел другой человек.
     Это был архидокс, и на миг Подклаву показалось, что они знакомы. Однако
память подводила его, и  только непроизвольная дрожь  в ногах говорила,  что
ответ где-то рядом.
     "Любой  гонкур  и саваттер, в  здравом уме и рассудке,  сразу увидит  и
сразу узнает", --  промелькнули в  голове Мэнса  заученные  с детства слова,
затем  его  ноги  подкосились,  и Подклав  рухнул на  колени, а из глаз  его
покатились слезы раскаяния.



     Часы на башне пробили семь утра.
     Макариос  отрыл  глаза  и,  созерцая  расписанный  оловянными  красками
потолок, начал про себя отсчет секунд.
     На цифре четырнадцать скрипнула дверь, ведущая в его покои, и к кровати
императора приблизился Трилл, старый слуга с лицом, похожим на попугая.
     --  Доброе утро,  Ваше  Императорское Величество, -- произнес  слуга  и
склонился  в  низком поклоне.  --  Как вам  спалось?  -- спросил он,  слегка
распрямившись.
     -- Как обычно, Трилл, -- капризным голосом ответил император. -- Спал я
просто отвратительно.  Даже трудно представить, что  кто-нибудь  в этом мире
спит хуже меня...
     -- Прошу  одеваться, Ваше Императорское Величество, -- напомнил  Трилл,
который много лет выслушивал жалобы императора и уже не придавал им никакого
значения.
     Макариос спустил  ноги на пол и  на мгновение замер, словно  размышляя,
стоит ли вообще сегодня вставать. Затем он  качнул  туловищем и, опершись на
жилистые ноги, поднялся во весь рост.
     -- Какие новости с Манакского  фронта? Кто кого  побил -- мы их или они
нас?
     -- Флоты отошли на перегруппировку... -- коротко пояснил Трилл.
     -- Понятно, --  кивнул император. Все чаще в военной кампании случались
битвы,  в  которых армии несли неисчислимые  потери, однако  оставались  при
своих позициях.
     -- На Полайпец проведена успешная высадка. Противник  сброшен в море, и
мы контролируем семьдесят процентов поверхности.
     -- Уже кое-что.
     Император сбросил с себя тонкую рубашку и, оставшись совершенно  нагим,
пошел в угол спальни.
     Повинуясь сигналам датчиков,  открылась потайная  дверь, и  Макариос  с
ходу упал в глубокую чашу с ледяной водой.
     Слуга  Трилл  поморщился  и  передернул  плечами  --  он никак  не  мог
привыкнуть к тому, что император каждое утро бросался в холодную воду.
     --  Халат, Трилл! --  послышался  требовательный  голос  императора,  и
слуга, очнувшись, заспешил к студеному бассейну.
     Поднявшись из купальни совершенно другим человеком, император остановил
свой выбор  на простом костюме гвардейского полковника, а затем направился в
столовую, где на золотом блюде ему подали рубленую крапиву со сладким соусом
и немного диких ягод с вареным рисом.
     Ограничившись  столь скудной трапезой, император  покинул  столовую и в
сопровождении  двух  десятков  слуг,  помощников  и  просто  ненужных  людей
направился в зал военной стратегии.
     Там,  среди   множества  карт,  гигантских  оптических  построителей  и
голографических демонстраторов, император проводил каждое утро. По два, а то
и по три часа своего лучшего по самочувствию времени Макариос уделял войне с
гонкурами.
     Когда принц только  родился, война уже  шла. Когда он закончил изучение
школьных наук, она все еще длилась.  А когда  старый  император  передал ему
правление державой,  война  стала  для  Макариоса неприятной необходимостью,
которая требовала ежедневного внимания.
     При появлении императора все офицеры в стратегическом зале вытянулись в
струнку и запели гимн, однако это была только его укороченная версия. В свое
время  на сокращении церемонии  приветствия  настоял сам Макариос, поскольку
полный гимн звучал не менее получаса.
     После окончания  формальной части приступили к  осмотру театров военных
действий.
     --   Хочу   обратить   внимание   Его  Императорского   Величества   на
контратакующие действия по линии Харбин  -- Консеко  --  Юникон, -- произнес
престарелый адмирал Огюст, который воевал при трех императорах.
     -- И  что  же  тут  необычного?  --  живо поинтересовался  Макариос. --
По-моему,  вполне стандартное развитие. Один  к  одному Мозельтская  защита,
которая имела место при моем деде -- императоре Травлинге.
     Стоявшие  вокруг   офицеры   и  чиновники  дружно  закивали   головами,
восхищаясь памятью и эрудированностью монарха.
     --  Так,  но не совсем так, Ваше Императорское Величество, --  возразил
адмирал Огюст, который славился знанием утонченной военной интриги.
     -- Все  было разыграно точно по канонам стандартной Мозельтской защиты,
если бы  не  атака двух штартских  флотов  по вектору Е2-Е4-УЗ-60  градусов.
Обратите  внимание,  как меняется  соотношение  сил,  когда штартские  флоты
гонкуров  устремляются к  центру,  разрубая  наш  правый  фланг в  плоскости
угловых координат...
     --  Одну минуточку. --  Император подошел  ближе  и  стал  внимательнее
осматривать голографическую развязку, в которой с  обеих сторон одновременно
участвовали четыреста миллионов человек.
     -- Да, я  нижу угрозу на ход  G8 и перемещение двух авианосцев на Н2-45
градусов. Тут есть угроза прямого рассечения структуры и лишения наших войск
связи с тыловым обеспечением.
     --  Отлично,   Ваше  Императорское  Величество!  --   хриплым   голосом
воскликнул старый  адмирал  и захлопал в  ладоши. -- Немного я  знаю  людей,
которые смогли бы разглядеть такое развитие событий.
     -- А  по-моему" это вполне очевидно, -- улыбнулся польщенный император.
Похвала Огюста дорогого стоила даже для него.
     --  Ну, а что же из этого  вытекает, дорогой Макариос? -- спросил Огюст
тем жетоном, каким, бывало,  спрашивал у юного  императора о  приготовленном
уроке по тактике.
     --  Нужно  контратаковать, --  уверенно  произнес  император,  глядя на
схему. -- Контратаковать  и одновременно произвести  рокировку  -- переводом
тыловых судов на К8 и К9 и увода на фланг ударных кораблей Двадцать восьмого
и Пятьсот десятого флотов.
     -- Что поможет восстановить связь с тыловыми структурами и поставить на
пути прорвавшегося  врага  наиболее боеспособные  части...  --  закончил  за
императора  старый  Огюст.  --  Есть  ли  какие-то  другие  мнения,  господа
генералы? -- обратился он ко всем присутствовавшим в зале,  однако те только
пожимали плечами и разводили руками.
     -- Очень хорошо  --  отсылаем  команду  на  место, -- сказа! адмирал  и
кивнул  офицеру, отвечавшему  за доставку секретных указаний непосредственно
войскам.
     --  Прошу  вас к следующему стенду,  Ваше  Императорское Величество, --
произнес Огюст, и все перешли к схеме нового сегмента опустошающей войны.
     На этот раз задача была  не так  сложна, и рекомендации были выработаны
незамедлительно.  Все двинулись к  следующему голографическому  построителю,
когда  сквозь   толпу  военных  экспертов   пробился  человек   из  Главного
политического управления.  Этот курьер был в чине бригадного генерала, и его
лицо горело от возбуждения.
     --  Слушаю  вас,  генерал,  --  сказал  Макариос, поняв,  что сообщение
чрезвычайное.
     -- Ваше Им... ператорское Велич...ество, -- начал заикаться генерал, --
Поступило  сообщение,  что...  возможно,  найден  субъект,  отвечающий  всем
признакам... я боюсь даже подумать -- Судьи Шермана!
     -- Судьи Шермана!!! -- хором повторили  все  присутствовавшие,  и сразу
после этого воцарилась мертвая тишина.
     -- Возможно ли это, Ваше Императорское Величество? -- первым  заговорил
адмирал Огюст.  --  Возможно ли, что появится  некто,  кто сумеет остановить
войну?  Мы  воюем четыре  тысячи и  еще  восемьсот  лет,  и я  не  могу себе
представить, что это прекратится...
     -- А я могу, -- неожиданно сказал император. -- Я могу, адмирал, потому
что  с детства  грезил миром  и мне очень хотелось узнать, что это  такое --
жить  без  войны  и  не решать  каждый день эти задачи, похожие на шахматную
игру, легкие задачки, стоящие нам десятки миллионов жизней каждую минуту.
     Император перестал  говорить,  огляделся  и  немного  смутился,  увидев
перекошенные от потрясения лица военных.
     --  Впрочем,  это только предположение, господа, -- приободрил он своих
подданных. -- Ведь это может быть ошибкой!
     -- Может быть ошибкой! Может быть ошибкой! -- подхватили военные, боясь
расстаться с привычной моделью хрупкого и зловещего мирка.
     --  Продолжайте  без меня, адмирал. Я вам полностью доверяю,  -- сказал
император и покинул зал.
     Оказавшись  в  своем  рабочем  кабинете,  он  затребовал  самую  полную
информацию  об   архидоксе,  который,  возможно,  мог   стать  новым  Судьей
Шерма-ном.
     И  вскоре  свежеотпечатанные листы,  надушенные желтой  розой, легли на
широкий стол монарха. Едва он начал их изучать, явился старый Трилл и принес
горячее молоко.
     -- Ты уже слышал? -- спросил ею Макариос.
     -- Да, Ваше Императорское Величество, -- грустно кивнул слуга.
     -- Так отчего же ты невесел?
     -- А чего же мне веселиться, Ваше Императорское Величество. Я всю жизнь
прожил при воине, а вот на старости лет неизвестно, что получится.
     -- Если все хорошо сложится и Судья окажется  настоящим, наступит  мир,
старик! Разве не это нужно людям?..
     --  Вам виднее, Ваше Императорское Величество, но  как-то  страшновато.
Боюсь я, будто стою на краю пропасти...
     -- Но...  -- император растерялся.  --  Можно привыкнуть и к миру. Наши
предки, случалось, жили в мире, и очень долгое время.
     -- Однако воевали мы дольше, -- упрямо заметил Трилл.
     -- Тут я не могу с тобой не согласиться, -- признал Макариос и принялся
пить молоко.
     За  разговорами  оно успело остыть, чего  Макариос  просто  не выносил,
однако он решил  промолчать, находясь  перед лицом совершенно иной эпохи. До
молока ли здесь?
     -- А может, ты не веришь, что Судья Шерман вообще когда-то существовал?
-- спросил вдруг Макариос. Позиция Трилла очень его задевала.
     --   Почему  же  не  верю  --  верю.  Но  только  как  в  сказку,  Ваше
Императорское Величество.
     -- Но есть же книги. Есть много свидетельств тому, что был Судья Шерман
и что существовал мир, -- это доказано наукой.
     --  Книжка  что --  бумага, она  все стерпит. Науки  тоже нос  по ветру
держат.
     --  Э-эх,  -- тяжело вздохнул император  и отставил  остывшее молоко  в
сторону. -- Старый ты хрен, Трилл.
     -- Совершенно  справедливо замечено, Ваше Императорское  Величество, --
быстро согласился старик и низко поклонился.



     Фазан  взлетел из  раскрывшейся  клетки  и стремительно пошел  в  небо,
однако Илларион был тоже скор, и  одного его выстрела хватило, чтобы подбить
птицу на лету.
     Теряя разноцветные  перья, охотничий трофей упал  на  землю, и лесничий
вместо собаки подскочил к фазану и, подхватив его, вернулся к императору.
     -- Еще одного, Ваше Императорские Величество? -- подобострастно спросил
он.
     -- Нет, Георг, чего-то не хочется. Не идет сегодня стрельба, и все тут.
     Илларион поднял голову  и огляделся -- пасмурные тучи спустились  почти
до крыш его дворца. И так же пасмурно было у него на душе.
     Неожиданно  до  императора  донесся крик, который  издавал  бегущий  по
охотничьему саду человек.
     Это был чиновник из канцелярии, и император сразу узнал его. Как же его
звали --  Флитррас или Флумтолф?  Этого Илларион не помнил. Фамилии  северян
всегда давались ему с трудом.
     --  Узнайте, что случилось, --  недовольно  буркнул император одному из
своих сопровождавших лиц -- полковнику гвардейской эскадры "Молот".
     Полковник  тотчас  сорвался  с  места  и  помчался  навстречу  вопящему
чиновнику. Иллариону даже  показалось, что полковник собьет беднягу на землю
и начнет трепать, как гончая -- зайца.
     "Что  это я?" -- одернул себя  император. Охотничьи картины вот уже три
дня не отпускали его воображение.  Даже о войне не хотелось думать, а все же
приходилось.
     Впрочем,   кроме   охоты   у  Иллариона   было   и   другое  увлечение.
Энергетические генераторы третьего уровня,  работавшие на смещение разгонных
фаз. Кроме самого императора в этом вопросе разбирались еще не больше десяти
человек. Зато составить  план битвы с участием ста тысяч кораблей мог каждый
школьник.
     --  Ну  чего  тебе?   --  неприязненно  спросил  император,  глядя   на
вспотевшего чиновника. Посланный на перехват полковник тоже  вернулся вместе
с ним и выглядел не лучше.
     "Да  что   же  в   самом   деле  случилось?   Не  иначе  как  саваттеры
капитулировали..."
     -- Ваше Императорское Величество! -- словно баба заголосил чиновник.
     -- Давай короче,  -- потребовал Илларион. Тупость чиновничьего аппарата
всегда злила императора.
     -- Судья Шерман -- кажется, его видели!
     -- Еще раз и более спокойно, -- приказал Иларион и почувствовал, как по
его собственной спине побежали  мурашки. -- Этого быть  не может... --  тихо
пробормотал он.
     Однако чиновник тут же добавил:
     -- Один из судоводителей уже сдался ему!
     -- Ерунда, предателя мы расстреляем.
     --   Но,   Ваше   Императорское   Величество,   даже  резидент   Вашего
Императорского  Величества  в мире архидоксов  -- Мэне  Подклав  отдался  на
милость Судьи Шермана! -- почти рыдающим  голосом сообщил чиновник и потерял
сознание от избытка чувств.
     Илларион  пожал  плечами  и  снова  посмотрел  на  небо. Затем  передал
лесничему ружье  и,  перешагнув  через  бесчувственное  тело,  быстрым шагом
направился к дворцу.
     Вдруг, словно о чем-то вспомнив, он оглянулся и приказал:
     -- Всем явиться по месту службы! -- и уже тише добавил: --  Неизвестно,
что нас ожидает.



     Тяжелое судно висело на орбите Туссено, и планета величаво проплывала в
его иллюминаторах. Материки сменялись  океанами,  а  складки гор --  лесными
массивами.
     Туссено не была урбанистической планетой.  На ней еще хватало места для
природы, и ее конфликт с человеком был впереди.
     -- Ты как  будто прощаешься, Рино, -- произнесла Халия, дотрагиваясь до
его спины.
     -- Так и есть, -- сказал Лефлер.
     -- Но ведь ты еще не принял это предложение, -- возразила она.
     -- Это не предложение. Это -- моя судьба, и ничего тут не поделаешь.
     -- И ты даже  не  хочешь  посетить  свой Гринвилидж?  Увидеть друзей?..
Гонкуры не  сегодня  завтра  начнут убираться  домой. Ни  один агент ЕСО  за
последние два дня не вышел за пределы своей базы -- это о чем-то говорит...
     Лефлер оторвался от тоскливого созерцания родной планеты и, обернувшись
к Халии, поцеловал ее в лоб.
     -- Это говорит о том, что мне нужно перебираться на новое место службы.
     -- Значит, ты так это называешь?
     -- Да -- новое место  службы. Планета И талон, где живут такие  же, как
мы, люди,
     -- Разве не гонкуры или саваттеры живут в тех местах?
     -- Как  объяснил  мне Гроу, почти везде живут  гонкуры  и саваттеры, но
планета  Италон  считается  резиденцией  Судьи  Шермана, и  любого генерала,
который  предложил  бы  высадить  туда  десант, немедленно  отправили  бы  в
психушку. Там до сих пор живут архидоксы.
     -- Архидоксы... -- задумчиво повторила Халия. -- И ты сумеешь найти там
девушку.
     -- Но мое сердце принадлежит тебе.
     --  Ну конечно, --  усмехнулась  Халия и снова  стала похожа  на агента
специального департамента. -- Наверное, ты недолго будешь помнить обо мне...
     -- А зачем помнить -- я возьму тебя с собой...
     -- Что?.. -- Халия  отшатнулась от Рино и недоверчиво  посмотрела ему в
глаза.
     -- Я серьезно, мисс Йорген. Я же делаю тебе предложение...
     -- Ты  сумасшедший,  Лефлер,  --  покачала головой Халия. -- Ты делаешь
предложения девушке из отдела XX. Ты знаешь, что это такое?
     -- Знаю, -- уверенно кивнул Рино.
     -- Через мою постель прошли десятки мужчин.
     -- Через мою -- сотни женщин, -- ответил Рино.
     -- И ты  никогда не раскаешься? Не пожалеешь?  -- Халия  подошла к Рино
вплотную, и ее красивые руки сплелись на его шее.
     -- Никогда. Судьи такого ранга своих решении не меняют.
     В этот момент послышался стук в дверь.
     -- Войдите! -- почти хором ответили Рино и Халия.
     Гроу  осторожно  протиснулся в дверь  и,  увидев  улыбающуюся  парочку,
сказал:
     -- Суди  по тому, что я знаю об архидоксах, вы приняли мое предложение,
сэр?
     -- Это не предложение, мистер Гроу, -- ответила  за Рино Халия, --  это
судьба.
     -- Полностью  с  вами согласен, мисс. И думаю, что  могу дать  капитану
корабля приказ отправляться на Италон.
     Гроу поклонился и собрался выйти, но Халия задала свои вопрос:
     -- Мистер Гроу, а позволительно ли Судье Шерману жениться?
     -- Судья  Шерман есть единственный закон. И все, что он делает, законно
и  справедливо,  -- отчеканил  Гроу  и  пояснил: --  Это  записано в  каждом
школьном учебнике гонкуров и саваттеров.



     Илларион провел на редкость  тяжелую и бессонную ночь. Время шло, а его
спецслужбы не могли добыть нужной информации.
     Наконец, когда  часы показывали  пять утра,  а  на столе  рядами стояли
пустые чашки из-под кофе,  в кармане  офицера связи, дежурившего  за дверью,
загудел зуммер.
     Связист имел совершенно  определенные инструкции, однако он  откровенно
боялся входить в покои императора. Пару  секунд  он  отчаянно дрожал, затем,
собравшись с силами, толкнул позолоченную дверь.
     -- Ваше Императорское Величество! Вас по директлайн!
     --  Давай сюда,  -- неприязненно отозвался император  и  протянул  свою
длинную руку.
     -- Это "Онохайм", -- предупредил связист, называя позывной абонента.
     Илларион  взял  грубку, а офицер  отошел  в  сторону, пребывая в полном
смятении. Кто такой  "Онохайм" и какое  он имеет право беспокоить императора
среди ночи?
     Однако Иллариону был знаком  этот позывной. Они общались  не  чаще двух
раз в год, и всякий раз этого требовала ситуация.
     -- Рад тебя слышать, -- произнес Илларион.
     -- Что-то не верится, -- ответил его собеседник.
     -- Уж ты поверь -- я не спал всю ночь и выпил целое ведро кофе.
     -- Кстати,  твои пехотинцы  неплохо поработали  на  Шварцзее-Лусх.  Мои
ребята отступили в беспорядке.
     -- Ничего, твои отплатили на Пикайду... Это было ужасно.
     -- Почему не спал ночь?
     -- Ты же знаешь...
     На  том  конце  бесконечно  далекого соединения  возникла пауза.  Затем
"Онохайм" признался:
     -- Мне тоже не по себе. Даже война не радует...
     -- И давно?
     -- Что давно?
     -- Давно война не радует?
     -- Да уж тысячи четыре лет  как не в удовольствие. Оба  рассмеялись,  и
было в этом смехе что-то грустное.
     --  А  если  это не  он? -- задал  вопрос  император  Илларион. Вопрос,
который волновал обоих.
     -- Скоро узнаем. Он на одном из моих кораблей.
     -- Что ты говоришь?! -- Император Илларион даже вскочил  с кресла. -- И
куда же он направляется?..
     -- На Италон -- куда же еще.
     -- Да, действительно, -- согласился Илларион. -- Послушай...
     -- Что?
     Император посмотрел на офицера связи и жестом приказал ему убраться.
     Тот выскочил, словно его поджарили.
     -- Я вот что думаю.  -- Илларион крепче прижал к щеке маленькую трубку.
-- Может, нам пока прекратить все это безобразие...
     -- Ну...
     -- Я отменю  наступление на  линии  Кальвадос  --  Паншне.  Ну  ты ведь
знаешь, что там планировалось наступление.
     -- Да, знаю, -- ответил собеседник. -- И  я с тобой  согласен. Я отзову
своих с района Конде, ведь у тебя гам дела, кажется, совсем были плохи...
     -- Так, значит, по рукам?
     -- Слово императора.
     -- Тогда до встречи в Италоне?
     -- Да, до встречи в Италоне.
     И  все  эти  годы из  поколения в поколение  передавались  должности  и
знания, которые должны были пригодиться, когда явится новый Судья.
     Наконец высокие двери закрылись, и возгласы радости остались позади.
     Халия осторожно села  на стоявший  в приемном  зале  диван и облегченно
вздохнула. До  прихода управляющего  и  знакомства  со  штатом Судьи Шермана
оставалось около часа.
     --  Ну  и  как  ты  себя  чувствуешь, Рино? --  спросила  Халия, ощущая
какое-то изменение в поведении Лефлера.
     --  Ты  не  поверишь,  --  улыбнулся  тот,  --  Есть  чувство  какой-то
необыкновенной  легкости. Вот  только  обивку  стен  менять  не следовало --
старая мне нравилась больше...



     Италон встречал Рино Лефлера как победителя.  Улица  столичного города,
по которой ехал его автомобиль, была засыпана цветами, а народ скандировал:
     "Судья Шерман! Судья Шерман!"
     Рино еще и сам не понимал почему, но от этих криков в его душе рождался
какой-то торжественный подъем. Какая-то небывалая великая ответственность.
     Словно из далекого, давно забытого прошлого проносились картины великих
сражении,  многочисленных,  словно  стаи саранчи, воинских  армад  и посреди
всего его непреодолимая воля. Воля правильною и справедливого решения.
     --  Добро  пожаловать домой, Ваша Честь  --  Судья Шерман!  -- произнес
управляющий  резиденцией -- большого комплекса зданий, которые восемьсот лет
ждали своего хозяина.
     Проносилось  время,  ветшали  стены, однако  их  ремонтировали и  снова
придавали им праздничный вид.



     В  этот день высокие своды  зала  "Каллипсо"  отражали отблески золотых
галунов, серебристых аксельбантов и полированного металла наградного оружия.
     Традиция  нового мира, описанная в сотнях книг и повторенная в школьных
учебниках, возобновлялась.
     Бесконечные ряды заслуженных военачальников, гениев стратегии и  героев
тактических построений, стояли, разделенные небольшой  полосой, на которой с
минуты  на   минуту  должен  был   появиться   пришедший  из  прошлых  веков
долгожданный миротворец.
     На специальной возвышенности для  принесения клятв императоров и самого
Судьи  Шермана  уже стояли Его  Императорское Величество Илларион -- владыка
всех гонкуров  и  Его  Императорское  Величество  Макариос  --  предводитель
саваттеров.
     Даже издали было видно,  что  оба  они  волновались  -- ведь  по закону
каждому из них предоставлялось право усомниться в  подлинности Судьи Шермана
и расторгнуть договор о мире.
     Торжественная минута приближались,  и наконец звонкие фанфары известили
о появлении Его Чести -- Судьи Шермана.
     В  алой мантии  с  золотой  подвязкой и в  сопровождении  архидоксов  с
планеты Италон, из века в век ожидавших своего правителя, он шествовал между
рядами вчерашних врагов, соединяя их в мире.
     Его  уверенная поступь и  осанка  были узнаваемы, и каждый понимал, что
это он -- носитель согласия Судья Шерман.
     Императоры  Илларион и  Макариос  переглянулись и поняли друг друга без
слов. Они склонились  в поклоне  и встретили Шермана со слезами на глазах. А
он соединил их руки, и весь зал взорвался радостными криками.
     Так пришел мир -- и так началась новая эра.


Last-modified: Wed, 14 Jan 2004 11:22:37 GMT
Оцените этот текст: