Оцените этот текст:



     Эдвард  Дантон  был  отщепенцем.  Еще  в  младенчестве  он   проявлял
зачаточные антиобщественные склонности. Родителям, конечно, следовало  тут
же показать его хорошему детскому психологу, и тот сумел,  бы  определить,
какие обстоятельства  способствуют  развитию  контргрупповых  тенденций  в
характере юного Дантона.  Но  Дантоны-старшие,  как  водится,  сверх  меры
поглощенные собственными неурядицами, понадеялись на время.
     И напрасно.
     В школе Дантону с превеликой  натяжкой  удалось  получить  переводные
баллы по таким предметам, как групповое окультуривание, семейные контакты,
восприятие духовных ценностей,  теория  суждений,  и  другим,  необходимым
каждому,  кто  хочет  чувствовать  себя  уютно  в  современном  мире.   Но
бестолковому Дантону в современном мире было неуютно.
     Он понял это не сразу.
     По  внешнему  виду  никто  бы  не  заподозрил  его  в  патологической
неуживчивости. Это был высокий, атлетически сложенный молодой  человек,  с
зелеными глазами и непринужденными манерами.  Девушки  чувствовали  в  нем
несомненное обаяние. Иные даже оказывали  ему  столь  высокую  честь,  что
подумывали выйти за него замуж.
     Но и самые легкомысленные не могли не заметить его недостатков. Когда
затевали "станьте в круг", он выдыхался буквально  через  через  несколько
часов, к тому времени, как все остальные только начинали  входить  в  раж.
При игре в бридж для двенадцати партнеров Дантон  часто  отвлекался  и,  к
возмущению остальных одиннадцати игроков, вдруг начинал выяснять,  на  чем
остановилась торговля. И уж совсем невыносим он был в "подземке".
     Не жалея усилий, старался Дантон проникнуться духом этой классической
игры.  Схватив  за  руки  товарищей,  он  стремительно  врывался  в  вагон
подземки, дабы захватить его прежде, чем в противоположные  двери  ринется
противник.
     - Вперед, ребята! - орал капитан. - Захватим-ка вагон для Рокэвея?
     А капитан противника вопил:
     - Нет, дудки! Навалитесь, мальчики! Бронкс Парк, и никаких гвоздей!
     Страдальчески сморщившись, с застывшей улыбкой,  Дантон  ворочался  в
гуще толпы.
     - В чем дело, Эдвард? - любопытствовала очередная подружка.  -  Разве
тебе не весело?
     - Весело, конечно, - задыхаясь, отвечал Дантон.
     - Но я вижу, что нет! - в изумлении вскрикивала девушка. -  Ты  разве
не  знаешь,  что  таким  способом  наши  предки  давали   разрядку   своей
агрессивности? Историки утверждают, что  благодаря  подземке  человечество
избегло тотальной водородной войны. Агрессивность свойственна и нам, и  мы
должны давать ей выход, избрав для этого соответствующие формы.
     - Я знаю, - отвечал Эдвард Дантон. - Мне, право, очень весело. Я... о
господи!
     В вагон вламывались, взявшись за руки третья  команда  и  выкрикивала
нараспев: "Канарси, Канарси, Канарси!"
     Уверившись, что Дантон - человек без будущего, девушка покидала  его,
как все  ее  предшественницы.  Отсутствие  общительности  невозможно  было
скрыть. Было  ясно,  что  он  не  сыщет  себе  счастья  ни  в  предместьях
Нью-Йорка, которые  простирались  от  Рокпорта  (штат  Мэйн)  до  Норфолка
(Виргиния), ни в других городах.
     Он попытался побороть себя, н  тщетно.  Стали  проявляться  и  другие
отклонения. От воздействия световой рекламы на сетчатку  глаза  у  Дантона
начал развиваться астигматизм, а он звуковой - постоянно звенело  в  ушах.
Доктор предупредил его что анализ симптомов отнюдь не исцелит его от  этих
недомоганий. Обратить внимание следовало на главный невроз Дантона  -  его
антисоциальность. Но здесь уж Дантон был бессилен.


     За последние два века миллионы сумасшедших, психопатов, невропатов  и
чудаков разных мастей разбрелись по звездным мирам.  Первое  время,  когда
летали на  космических  кораблях,  снабженных  двигателем  Миккельсона,  у
путешественников уходило лет по двадцать-тридцать на то, чтобы протащиться
от  одной  звездной  системы  до  другой.  Более  современные  звездолеты,
оборудованные гиперпространственными вихревыми  конвертерами,  затрачивали
на такой же путь всего несколько месяцев.
     Оставшись на родине, будучи людьми социально устойчивыми,  оплакивали
разлуку, но утешались тем, что смогут несколько  расширить  жесткие  рамки
лимитированного деторождения.
     Дантону шел двадцать седьмой год, когда он  решил  покинуть  Землю  и
сталь пионером. Невесело было на душек у него в тот день, когда он передал
сертификат на право увеличения потомства своему лучшему другу Элу Тревору.
     - Ах, Эдвард, Эдвард, - говорил растроганный Тревор,  вертя  в  руках
драгоценную бумажку, - ты и не представляешь, как ты много для нас сделал.
Мы с Миртл всегда хотели иметь двух ребятишек. И вот благодаря тебе...
     - Оставим  это,  -  ответил  Дантон.  -  Там,  где  я  буду,  мне  не
понадобится разрешение на право иметь детей. Да и вообще,  -  добавил  он,
вдруг  пораженный  новой  мыслью,  -  вовсе  не  уверен,  что  смогу   там
осуществить такое право.
     - Но ведь это ужасно, - сказал Эл, который всегда принимал  близко  к
сердцу дела своего друга.
     - Очевидно. Впрочем, может быть, со временем я встречу  в  тех  краях
какую-нибудь девушку из пионеров. А пока к моим услугам сублимация.
     - Тоже верно. Какой заменитель ты выбрал?
     - Огородничество. Дело-то полезное.
     - Полезное, - подтвердил Эл. - Ну что ж, дружище, желаю удачи.
     Отдав  приятелю  сертификат,  Дантон  отрезал   себе   все   пути   к
отступлению. Он смело ринулся вперед. В обмен на  право  продолжения  рода
правительство обеспечивало ему бесплатный проезд в любую часть  вселенной,
снабжая необходимым снаряжением и запасами провизии на два года.
     Дантон вылетел сразу.
     Он не стал  задерживаться  в  сравнительно  неселенных  районах,  где
власть, как правило, находилась в руках экстремистских группировок.
     Без  сожаления  миновал  он,  например,  Корани  II,  где  гигантская
вычислительная машина установила диктатуру математики.
     Не привлекала его также и Гейл V, все триста сорок два жителя которой
самым серьезным образом готовились к захвату Галактики.
     Объехал он стороной и Фермерские Миры,  унылые  планеты,  на  которых
процветал сугубый культ здоровья.
     Добравшись до пресловутой Гедонии, Дантон чуть было не  остался  там.
Его  оттолкнуло  то,  что  жители  этой  планеты,  судя  по  слухам,  были
недолговечны, хотя никто и не отрицал, сто свой короткий век они проживали
весело.
     Но Дантон предпочел век долгий и отправился дальше.
     Миновал   он   также   сумрачные,    каменистые    Рудничные    Миры,
немногочисленное население которых составляли угрюмые, бородатые  мужчины,
подверженные приступам безудержного гнева. И вот перед ним открылись Новые
Территории, неосвоенные миры,  расположенные  за  самой  дальней  границей
земных владений. Обследовав несколько планет, Дантон избрал ту, на которой
не нашел никаких следов разумной жизни.
     Планета была тиха и укромна, изобиловала  рыбой  и  дичью;  среди  ее
обширных водных просторов зеленели  покрытые  буйными  зарослями  джунглей
большие острова. Дантон назвал ее Нью-Таити, и капитан звездолета  должным
образом оформил его права на  владение  планетой.  После  беглого  осмотра
Дантон выбрал крупный остров, показавшийся ему  заманчивее  остальных.  Он
высадился на нем и стал разбивать лагерь.
     Сперва дел было множество.  Из  веток  и  переплетенных  трав  Дантон
выстроил домик подле сверкающего белизною  пляжа.  Он  смастерил  острогу,
несколько силков и невод. Засеял огород, и,  к  его  радости,  тот  вскоре
пышно  зазеленел,  согретый  тропическим  солнцем  и  увлажненный  теплыми
ливнями, которые выпадали каждое утро, от семи часов до семи тридцати.
     Да, Нью-Таити, несомненно, оказался истинно райским уголком, и Дантон
мог бы быть очень счастлив здесь. Ему мешало одно. Огородничество, которое
он считал отличным видом сублимации, подвело его  скандальнейшим  образом.
Дантон думал  о  женщинах  днем  и  ночью;  глядя  на  огромную  оранжевую
тропическую луну, он мог часами мурлыкать себе под нос песенки, разумеется
любовные.
     Опасаясь за свое здоровье, Дантон начал  лихорадочно  перебирать  все
известные ему виды сублимации: сперва  занялся  живописью,  бросил;  начал
вести дневник - забросил и дневник; сочинил сонату,  но,  оставив  музыку,
высек из местной разновидности песчаника две исполинские статуи,  закончил
их и стал придумывать, чем бы заняться еще.
     Заняться было нечем. Огород не требовал ухода; земные  овощи  победно
вытеснили местные растения. Рыба валом валила в  сети,  силки  никогда  не
пустовали. Дантон снова заметил, что днем и ночью ему мерещатся женщины  -
высокие и маленькие, белые, черные, коричневые. Однажды он поймал себя  на
том, что с приязнью думает о марсианках; до него еще ни  одному  землянину
подобное не удавалось. Дантон понял, что необходимо принимать  решительные
меры.
     Но какие? Подать сигнал о помощи он  не  мог,  покинуть  Нью-Таити  -
тоже. Погруженный в грустное  раздумье,  Дантон  поднял  глаза  к  небу  и
заметил черное пятнышко, которое спускалось к морю.
     Пятнышко  становилось  крупнее;  у  Дантона  перехватило  дыхание  от
страха, что оно может оказаться птицей или огромным  насекомым.  Но  пятно
все продолжало увеличиваться, и вскоре  Дантон  начал  различать  неровные
вспышки бледного пламени.
     Космический корабль! Конец одиночеству!
     Звездолет медленно и осторожно шел на  посадку.  Дантон  облачился  в
свой лучший набедренный пояс; этот наряд, излюбленный островитянами  Южных
Морей, весьма  подходил  к  климату  Нью-Таити.  Затем  умылся,  тщательно
причесал волосы и стал следить за приземлением космического корабля.
     Это был старинный звездолет с двигателем Миккельсона. Дантон  до  сих
пор думал, что такие корабли давно уже вышли из употребления. Однако этот,
судя по всему, проделал немалый путь. Помятый, исцарапанный  и  безнадежно
устаревший по конструкции, он имел решительный и непреклонный вид. На носу
звездолета гордо красовалась надпись "Народ Хаттера".
     Зная,  что  путешественники,  возвращающиеся  из  космических  пучин,
обычно остро  чувствуют  нехватку  свежих  продуктов,  Дантон  собрал  для
пассажиров корабля целую  гору  фруктов  и  красиво  разложил  их  к  тому
времени, как "Народ Хаттера" тяжело опустился на пляж.
     Открылся узкий люк, и из звездолета вышли  двое  мужчин,  вооруженных
винтовками и  с  головы  до  ног  одетых  в  черное.  Пришельцы  осторожно
огляделись.
     Дантон опрометью кинулся к ним.
     - Эгей! Добро пожаловать на Нью-Таити. Ребята, до чего ж  я  счастлив
видеть вас! Что новенького на...
     - Назад! - гаркнул один из  пришельцев,  высокий  тощий  человек  лет
пятидесяти, с  суровым  морщинистым  лицом.  Его  холодные  голубые  глаза
пронзали Дантона, как стрелы, дуло винтовки целилось прямо в грудь.
     Второй был помоложе, маленький широколицый крепыш.
     - Что случилось? - удивился Дантон.
     - Как тебя зовут?
     - Эдвард Дантон.
     - Я Симеон Смит, - сообщил тощий. - Военачальник  хаттеритов.  А  это
Джедекия Франкер, мой заместитель. Почему ты заговорил по-английски?
     - Я всегда говорю по-английски, - ответил Дантон. - Я же...
     - Где остальные? Куда они спрятались?
     - Да здесь никого нет. Только я. - Дантон бросил взгляд на  звездолет
им увидел мужские и женские лица в каждом иллюминаторе.  -  Посмотрите-ка,
это все вам, - Дантон указал на фрукты. - Я  подумал,  вы  соскучились  по
свежей пище после длительного путешествия.
     Из люка выглянула  хорошенькая  блондинка  с  коротко  подстриженными
волнистыми волосами.
     - Нам уже можно выходить, отец?
     - Нет! - ответил Симеон. - Здесь небезопасно. Полезай назад, Анита.
     -  Я  буду  наблюдать  отсюда,  -  ответила  девушка,  с  откровенным
любопытством разглядывая Дантона.
     Дантон встретился с ней глазами, и вдруг неведомый ему дотоле  трепет
пробежал по всему его телу.
     Симеон сказал:
     - Мы принимаем твое приглашение. Однако есть эти фрукты не станем.
     - Отчего же? - резонно полюбопытствовал Дантон.
     - А от того, - ответил ему Джедекия, - что мы не  знаем,  каким  ядом
вздумаете вы нас отравить.
     - Отравить? Послушайте, давайте-ка присядем и объяснимся наконец.
     - Что вы о нем думаете? - обратился к Симеону Джедекия.
     - Все идет именно так, как я и ожидал, - ответствовал военачальник. -
Он из кожи лезет вон, чтобы втереться в  доверие,  задобрить  нас,  и  это
очень подозрительно. Его соплеменники прячутся. Наверняка сидят в  засаде.
Я считаю, что им следует дать наглядный урок.
     - Добро, - с ухмылкой согласился Джедекия. - Да убоятся  цивилизации,
- и он направил свою винтовку Дантону в грудь.
     - Эй! - вскрикнул Дантон и попятился.
     - Папа, - заговорила Анита, - но он же ничего еще не сделал.
     - В том-то и суть. Если  его  пристрелить,  он  и  впредь  ничего  не
сделает. Хорошие туземцы - это мертвые туземцы.
     - А остальные, - вставил Джедекия, - поймут,  что  мы  не  собираемся
шутить.
     - Но вы не имеете права! -  возмущенно  воскликнула  Анита.  -  Совет
Старейшин...
     - не распоряжается сейчас... - перебил  ее  отец.  -  Высадившись  на
чужой планете, мы попадаем в чрезвычайное положение,  а  это  значит,  что
власть переходит в руки военного командования. Мы делаем то,  что  считаем
необходимым. Вспомни Лан II!
     - Да погодите вы, - заговорил Дантон. - Здесь какое-то недоразумение.
На острове нет никого, кроме меня, и вовсе незачем...
     - Пуля взрыла песок у его левой  ноги.  Дантон  понесся  к  джунглям.
Вторая пуля жалобно пропела в воздухе, третья перерезала веточку над самой
его головой в тот миг, когда он скрылся, наконец, в подлеске.
     - Вот так-то! - прогремел ему вслед голос Симеона. - Пусть зарубят на
носу.
     Дантон мчался по джунглям, пока не отдалился он корабля  пионеров  по
крайней мере на полмили.
     Кое-как поужинав местными фруктами, напоминающими наши бананы и плоды
хлебного дерева,  Дантон  принялся  раздумывать  о  странных  незнакомцах.
Ненормальные они, что ли? Неужели им не ясно, что но  землянин,  живет  на
острове один, безоружен и встретил их с несомненным дружелюбием?  Так  нет
же, они начали в  него  стрелять,  давая  наглядный  урок.  Кому?  Грязным
туземцам, которым нужно дать урок...
     А, вот в  чем  дело!  Дантон  энергично  закивал  головой.  Хаттериты
приняли его за туземца, аборигена, и решили, что его соплеменники прячутся
в джунглях, выжидая удобной минуты, чтобы выскочить и перерезать  незваных
гостей. Ну что ж, предположение не такое уж абсурдное. Он и в  самом  деле
забрался чуть ли не на край света, остался здесь без космического корабля,
да притом еще ходит в набедренной повязке  и  стал  бронзовым  от  загара.
Очень может быть, что хаттериты именно так и  представляют  себе  туземцев
неосвоенных планет.
     - Но в таком  случае,  -  продолжал  размышлять  Дантон,  -  Как  они
объяснят, что я разговариваю по-английски?
     Вся история выглядела на редкость нелепо. Дантон тронулся  обратно  к
звездолету, уверенный, что с легкостью  сумеет  разъяснить  пришельцам  их
ошибку. Впрочем, пройдя несколько шагов, он остановился.
     Приближался вечер. Позади небо затянули белые и серые тучи, а с  моря
надвигался густой синеватый туман. Из джунглей доносились зловещие шорохи,
шумы. Дантон давно уже убедился, что  все  они  совершенно  безобидны,  но
пришельцы могли решить иначе.
     Этим людям ничего не стоит спустить курок, вспомнил он. Глупо было бы
лететь сломя голову навстречу собственной гибели.
     И Дантон начал осторожно пробираться сквозь густые  заросли:  дотемна
загорелый, бесшумный, как тень, он сливался  с  буро-зеленым  кустарником.
Добравшись до места, Дантон  пополз  через  густой  подлесок  и  осторожно
оглядел из-за куста пологий берег.
     Пионеры, наконец, вышли из корабля. Их оказалось не меньше полусотни:
мужчины, женщины и несколько детей. Все были одеты в тяжелую черную одежду
и истекали потом. Дантон увидел, что к его дарам не притронулся ни один из
пришельцев. Зато  на  алюминиевом  столе  красовалась  малопривлекательная
трапеза путешественников по космосу.
     Несколько мужчин с винтовками и патронташами расхаживали  поодаль  от
толпы,  внимательно  наблюдая   за   опушкой   джунглей   и   настороженно
всматриваясь в темнеющее небо. Это были часовые.
     Симеон поднял руки. Воцарилась тишина.
     - Друзья мои, - провозгласил военачальник. - Вот, наконец,  и  обрели
мы с вами долгожданный приют. Взгляните: перед нами земля  обетованная,  и
природа здесь щедра и изобильна.  Достойна  ли  наша  новая  родина  столь
долгих странствий, опасностей, коим мы  подвергали  себя,  и  нескончаемых
поисков?
     - Достойна, брат наш, - откликнулась толпа.
     Симеон снова воздел руки, требуя тишины.
     - На этой планете нет цивилизованных людей. Мы первыми  пришли  сюда,
друзья, и она достанется нам. Но помните об опасностях! В  чаще  джунглей,
быть может, бродят неведомые нам чудовища...
     - Из которых самое большое не крупнее бурундука, - прошептал  Дантон.
- Спросили бы уж меня. Я бы вам рассказал.
     - А в пучине  вод,  наверное,  таится  некий  левиафан,  -  продолжал
Симеон. - Одно известно нам: на планете есть туземцы, нагие дикари, и, как
все  аборигены,  они,  несомненно,  коварны,  жестоки  и   безнравственны.
Остерегайтесь их. Конечно, мы хотели бы жить с  ними  в  мире,  одаряя  их
плодами цивилизации и цветами  культуры.  Возможно,  они  будут  держаться
дружелюбно по отношению к нам, но всегда помните, друзья: никто  не  может
проникнуть в душу дикаря. У них свои нравы, своя особая мораль. Им  нельзя
доверять,  всегда  должны  быть  начеку  и,  заподозрив  что-то  неладное,
стрелять первыми! Не забывайте Лан II!
     Слушатели зааплодировали, спели гимн и приступили к вечерней трапезе.
Когда темнота сгустилась, путешественники зажгли прожекторы, и  на  берегу
стало светло как днем. Часовые расхаживали взад и вперед,  держа  винтовки
наизготовку и встревоженно нахохлившись.
     Поселенцы  вытащили  спальные   мешки   и   устроились   на   ночлег,
примостившись поближе к звездолету. Даже страх перед внезапным  нападением
дикарей не мог заставить их провести еще одну ночь внутри душного корабля.
     Высоко в небе плыли ночные облака,  до  половины  прикрывая  огромную
оранжевую  нью-таитянскую  луну.  Часовые  расхаживали  у  своих   постов,
выкрикивали в темноту ругательства и сиротливо жались все  ближе  и  ближе
друг к другу. Они поднимали пальбу, заслышав шорох в джунглях,  и  осыпали
бранью каждую тень.
     Дантон снова уполз в чащу. На ночь он устроился за деревом, чтобы  не
попасть под шальную пулю. Начинать переговоры с  вечера  явно  не  стоило.
Очень уж нервозны были эти хаттериты.  Дантон  решил,  что  удобней  будет
объясниться с ними при свете дня: просто, без обиняков и рассудительно.
     Беда только, что рассудительностью хаттериты едва ли отличались.
     Впрочем, наутро дело  представилось  ему  не  столь  уж  безнадежным.
Дантон дождался, когда поселенцы позавтракают, и осторожно вышел из кустов
на дальнем краю пляжа.
     - Стой! - разом рявкнули все часовые.
     - Дикарь вернулся! - крикнул один из поселенцев.
     - Ой, мамочка, - заплакал какой-то малыш. - Злой, гадкий дядька  меня
съест. Он отдавай меня.
     - Не бойся, милый, - успокаивала его мать. - У папы есть ружье,  папа
застрелит дикаря.
     Из звездолета выскочил Симеон и уставился на Дантона.
     - А, пожаловал! Ступай сюда.
     Коченея от напряжения, Дантон опасливо приблизился к Симеону. Руки он
старался держать так, чтобы все видели, что они пустые.
     -  Я  предводитель  этих  людей.  -  Симеон  произносил  слова  очень
медленно, словно обращаясь к ребенку. - Моя - большая вождь  эти  люди.  А
твоя - большая вождь твои люди?
     - зачем вы так разговариваете? - спросил Дантон. -  Мне  даже  трудно
вас понять. Я же вам говорил вчера, что на острове никого нет. Только я.
     Суровое лица Симеона побелело от гнева.
     - Ты со мной не хитри, а то хуже  будет.  Ну,  выкладывай:  где  твое
племя?
     - Да я же землянин, - завопил Дантон. - Вы что, глухой?  Не  слышите,
как я говорю?
     Подошел Джедекия, а с ним седой сутуловатый человечек в больших очках
в роговой оправе.
     - Симеон, - сказал седой человечек, - мне хотелось бы познакомиться с
нашим гостем.
     - Профессор  Бейкер,  -  обратился  к  нему  Симеон,  -  Этот  дикарь
утверждает, что он землянин, и говорит, что его имя Эдвард Дантон.
     Профессор взглянул на набедренную  повязку,  затем  на  смуглое  тело
Дантона, его загрубелые босые ноги.
     - Так вы землянин? - спросил он.
     - Конечно.
     - А кто высек эти каменные статуи на берегу?
     - Я, - ответил Дантон. - Но это просто своего  рода  терапия.  Видите
ли...
     - Типичные изделия примитива. Вся стилизация, носы...
     - Ну, значит, у меня это  вышла  случайно.  Понимаете  ли,  несколько
месяцев назад я вылетел с Земли на государственном космическом корабле...
     - Чем он был оборудован? - перебил профессор Бейкер.
     - Гиперпространственными вихревыми конверторами.
     - Так вот, меня отнюдь не привлекали такие планеты, как  Корани  или,
скажем, Гейл V, а для Гедонии я, пожалуй,  недостаточно  темпераментен.  Я
пролетел мимо Рудничных Миров и Фермерских Миров и высадился, наконец,  на
этой планете. Я назвал ее Нью-Таити, и она зарегистрирована  на  мое  имя.
Впрочем, мне было здесь так одиноко, что я рад вам от души.
     - Что вы на это скажете, профессор? - спросил Симеон.
     -   Поразительно,   пробормотал   профессор   Бейкер.   -    Поистине
поразительно. Так овладеть английской разговорной речью возможно лишь  при
относительно   высокой   степени   развития   интеллекта.   Нам   остается
предположить, что мы  столкнулись  с  феноменом,  нередким  в  примитивных
обществах, а именно - чрезвычайно развитой способностью  к  мимикрии.  Наш
друг Данта (как его, несомненно, называли, прежде чем он  исковеркал  свое
имя на английский лад) знает, наверное, множество местных  легенд,  мифов,
песен, плясок и исполнит нам...
     - Но я землянин!
     - Нет, мой бедный  друг,  -  ласково  возразил  профессор.  -  Ты  не
землянин. Не сомневаюсь, что ты встречал землянина. Скорей всего,  то  был
какой-нибудь коммерсант, сделавший тут вынужденную посадку.
     -  На  острове  есть  следы  останавливавшегося   на   краткий   срок
космического корабля, - сказал Джедекия.
     -  О,  вот  видите,  -  просиял  профессор  Бейкер.  -  Моя  гипотеза
подтверждается.
     - Да нет же, это был государственный корабль, - объяснял Дантон. -  Я
на нем прилетел.
     - Интересно также  отметить,  лекторским  тоном  продолжал  профессор
Бейкер, -  те  критические  пункты,  когда  почти  правдоподобная  история
внезапно оборачивается мифом. Вот но заявляет, например, что  прилетел  на
звездолете,   управляемом    некими    гиперпространственными    вихревыми
конвертерами, что является типичной абракадаброй, ибо космические  корабли
управляются только двигателями  Миккельсона.  Далее,  неспособный  постичь
своим неразвитым умом, что путешествие может длиться годы, он  утверждает,
будто за несколько месяцев долетел сюда от Земли, в то время как мы знаем,
что ни один космический корабль не способен даже  теоретически  преодолеть
такое расстояние в подобный срок.
     - Значит, такие корабли были изобретены уже после вашего  отбытия,  -
заметил Дантон. - Когда вы вылетели в космос?
     - Космический корабль хаттеритов покинул Землю сто двадцать лет  тому
назад,   -   снисходительно   ответил   Бейкер.   -   Здесь   присутствует
преимущественно четвертое и пятое поколения. Заметьте также,  -  обратился
Бейкер к Симеону и  Джедекии,  -  как  ловко  сочиняет  он  правдоподобные
названия планет. Врожденная способность к звукоподражанию  подсказала  ему
такие словечки, как Корани, Гейл, Гедония. И его отнюдь не беспокоит,  что
всех этих планет нет во вселенной.
     - Да есть они! - негодующе крикнул Дантон.
     - Где? - с вызовом обратился к нему Джедекия. - Укажи координаты.
     - Откуда мне их знать? Я не штурман. Гейл, по-моему, где-то в  районе
Волопаса, а может быть, Кассиопеи. Нет, пожалуй, Волопаса.
     - Мне жаль огорчать тебя, друг мой, - сказал Джедекия. - Но, да будет
тебе известно, что сам я именно штурман. Я  могу  показать  тебе  звездные
карты, атласы. Там нет этих планет.
     - Ваши карты устарели на столетие!
     - Звезды, стало быть, тоже, - отрезал Симеон. -  Ну,  Данта,  где  же
твои соплеменники? Почему они прячутся он нас? Что вы там замышляете?
     - Какая нелепость, - возмутился Дантон. -  Как  мне  вас  убедить?  Я
землянин, слышите! Родился и вырос...
     - Будет! - оборвал его Симеон. - Уж что-что, но выслушивать  дерзости
от туземцев хаттериты не станут. Живее, Данта. Где твой народ?
     - Здесь никого нет, кроме меня, - не сдавался Дантон.
     - А, так ты запираться! -  процедил  Джедекия.  -  Уж  не  хочешь  ли
отведать плетки из змеиной кожи?
     - Потом, успеется, - остановил его Симеон.  -  Туземцы  сами  придут.
Дикари всегда прибегают попрошайничать. А ты, Данта, можешь пока  пособить
тем людям, что разгружают корабль.
     - Нет, спасибо, - ответил Дантон, - я лучше вернусь...
     Кулак Джедекии с размаху врезался ему в челюсть. Дантон еле удержался
на ногая.
     - Вождь сказал тебе: без дерзостей! - гаркнул Джедекия. - И  что  это
вы, туземцы, такие лодыри? Тебе заплатят сразу же,  как  выгрузят  бусы  и
ситец. За работу!
     Спорить было бесполезно. Ошеломленный, замороченный,  почти  так  же,
как  миллионы  туземцев  в  тысячах  разных  миров  и  до   него,   Дантон
присоединился к длинному ряду колонистов, по конвейеру  передававших  груз
из корабля.
     К концу дня звездолет разгрузили, и поселенцы расположились на отдых.
Дантон сел в стороне, поодаль  от  остальных  и  попытался  обдумать  свое
положение. К нему подошла Анита, держа в руке котелок с водой.
     - Вы тоже принимаете меня за туземца? - спросил он.
     Анита села рядом и ответила:
     - Я просто  не  представляю,  кем  еще  вы  можете  быть.  Всем  ведь
известно, с какой скоростью летают космические корабли, а вы...
     - С тех пор как ваш корабль покинул Землю,  многое  переменилось.  Но
скажите, неужели "Народ Хаттера" провел все эти годы в космосе?
     - Конечно, нет. Наши высадились сперва на Эйчгастро I, но  почва  там
оказалась неплодородной, и следующее поколении перебралось на  Ктеди.  Там
тоже случилась беда: земные злаки видоизменились и так  буйно  разрослись,
что людям пришлось спасаться на другую планету, Лан II. На  ней  бы  мы  и
остались, если бы не новая напасть.
     - Какая же?
     - Туземцы, - грустно ответила анита. - Насколько я понимаю, встретили
они нас дружелюбно, и поначалу все шла хороша. А потом вдруг  все  местное
население восстало против нас. Правда, у туземцев не  было  огнестрельного
оружия, он они собрали такое огромное войско,  что  нашим  прошлось  снова
сесть на корабль и бежать сюда.
     - Гм, - промычал Дантон. - Стало быть, вот откуда такой  страх  перед
аборигенами.
     - Ну конечно. Пока  нам  угрожает  хотя  бы  малейшая  опасность,  мы
находимся на военном положении: то есть  всем  распоряжаются  мой  отец  и
Джедекия. Зато когда угроза минует, власть  перейдет  в  руки  постоянного
правительства хаттеритов.
     - Что же это за правительство?
     - Совет старейшин, - ответила Анита. - В  нем  заседают  люди  доброй
воли, ненавидящие насилие. И если ты и  твой  народ  действительно  хотите
мира...
     - У меня нет народа, - устало сказал Дантон.
     - ...наше правительство создаст вам все условия  для  процветания,  -
закончила она.
     Они замолчали, любуясь закатом. Дантон вдруг заметил,  как  шевелятся
на ветру мягкие волосы Аниты, упавшие ей на лоб, и как  в  свете  вечерней
зари проступают отчетливой светящийся линией  очертания  ее  щеки  и  губ.
Дантон вздрогнул и уверил себя, что посвежело. А девушка, с воодушевлением
рассказывавшая ему о своем детстве,  стала  вдруг  запинаться,  не  находя
нужных слов, а то и вовсе забывала, о чем говорит.
     Потом их руки встретились. Сперва столкнулись кончики пальцев и так и
не разошлись. Парочка долго  сидела  молча.  И  наконец,  все  завершилось
продолжительным нежным поцелуем.
     - Что здесь творится, черт возьми? - раздался громкий голос.
     Перед ними, подбоченившись, стоял  широкоплечий  коренастый  человек.
Его крупная голова черным силуэтом вырисовывалась в светящемся диске луны.
     - Бога ради, Джедекия, - сказала Анита. - Не разыгрывай сцен.
     - Встань,  -  зловещим  тихим  голосом  сказал  Джедекия  Дантону.  -
Встань-ка, да побыстрей.
     Дантон поднялся на ноги, сжимая руки в кулаки.
     - Ты опозорили свою расу, - сказал Джедекия Аните,  -  и  весь  народ
Хаттера. С ума ты сошла,  что  ли?  Разве  может  уважающая  себя  девушка
путаться с грязным туземцем? А тебе,  -  повернулся  он  к  Дантону,  -  я
растолкую одну истину, да так, что ты крепко  ее  запомнишь.  Туземцам  не
позволено волочиться за нашими женщинами! И сейчас я вколочу  это  тебе  в
башку.
     Произошла короткая стычка, в  результате  которой  Джедекия  оказался
распростертым на земле плашмя.
     - На помощь! - завопил он. - Туземцы взбунтовались!
     На звездолете загремел  набат.  Вой  сирен  пронзил  ночную  темноту.
Женщины и дети, давно и основательно обученные, как вести себя при сигнале
тревоги, быстро забрались в  корабль.  Мужчины,  вооружившись  винтовками,
пулеметами и ручными гранатами, приближались к Дантону.
     - Да мы с ним просто подрались один на  один,  -  крикнул  Дантон.  -
никаких туземцев и близко нет. Здесь только я.
     - Отойди, Анита! - крикнул хаттерит, идущий впереди.
     - Но я не видела ни одного туземца, твердо сказала девушка. - А Данта
и в самом деле не виноват.
     - Назад!
     Аниту оттащили. Дантон бросился к джунглям и успел  скрыться,  прежде
чем застрочили пулеметы.
     С полсотни ярдов он прополз на четвереньках, а потом встал и помчался
во весь дух.
     К счастью, хаттериты не  преследовали  его.  Единственное,  чего  они
хотели, это защитить  от  нападения  корабль  и  удержать  в  своих  руках
береговой плацдарм с примыкавшей к нему узкой полоской джунглей. Всю  ночь
не умолкала трескотня пулеметов, громкие крики, истошные вопли.
     - Вон высунулся один!
     - Поворачивай пулемет, скорее! Они заходят с тыла!
     - Ага! Попался!
     - Нет, убежал. А, вот ты где... Гляди-ка, а на дереве...
     - Стреляй, стреляй же...


     Чуть  не  до  утра  Дантон  слышал,  как  отбивают  хаттериты   атаки
воображаемых туземцев.
     Только  перед  самым  рассветом  стрельба  умолкла.  За   ночь   было
израсходовано около тонны свинца, было вытоптано несколько акров  травы  и
обезглавлены сотни деревьев. Джунгли воняли кордитом.
     Дантон забылся беспокойным сном.
     Проснувшись в полдень,  он  услыхал,  как  кто-то  пробирается  через
подлесок. Дантон углубился  в  чащу  и,  подкрепившись  местными  плодами,
напоминающими бананы и манго, попытался обдумать свое положение.
     Тщетно. Он мог думать только об Аните и тосковать о ней.
     Весь день бродил он, словно неприкаянный,  по  джунглям.  Солнце  уже
клонилось к закату, когда из подлеска снова донесся шум. Дантон двинулся в
глубь зарослей. Но его тут же позвали:
     - Данта! Данта! Погоди!
     Это была Анита.  Он  остановился  в  нерешимости.  Что,  если  двушка
покинула лагерь, чтобы поселиться с ним в зеленых джунглях? Впрочем,  куда
более правдоподобным было другое объяснение: хаттериты хотят заманить  его
в ловушку, и за девушкой следует отряд вооруженных мужчин,  готовых  убить
его при первой же возможности. Как угадаешь, кого решила предать Анита?
     - Данта! Где же ты?
     Дантон убеждал себя, что его надежды неосуществимы. Хаттериты  вполне
ясно показали свое отношение к туземцам. Они никогда  не  станут  доверять
ему, его жизнь вечно будет в опасности...
     - Данта, я прошу тебя!
     Дантон пожал плечами и пошел на ее голос.
     Они встретились на небольшой прогалине.  Волосы  Аниты  растрепались,
спортивная  блуза  и  шорты  были  изодраны  колючками,  но  Дантону   она
показалась прекрасней всех женщин на свете. На миг он поверил, что девушка
убежала к нему, останется с ним.
     Затем он увидел ярдах в пятидесяти сзади вооруженных мужчин.
     - Не волнуйся, - успокоила его Анита. - Они не  будут  стрелять.  Они
только охраняют меня.
     - Вот как? - принужденно рассмеялся Дантон. - От кого же?
     - Они ведь не знают тебя так хорошо, как я, - пояснила  Анита.  -  Но
сегодня заседал Совет, и я рассказала там всю правду.
     - В самом деле?
     - Ну, конечно. Я сказала, что ты просто  защищался,  а  драку  затеял
Джедекия. И что он все наврал:  на  него  вовсе  не  нападала  целая  орда
туземцев. Кроме тебя, там не было ни души, я им прямо заявила.
     - Вот молодчина! - пылко воскликнул Дантон. - И они поверили тебе?
     - По моему, да. Я ведь объяснила им, что туземцы напали позднее.
     Дантон застонал.
     - Послушай, как могли туземцы напасть на вас, если их нет на острове?
     - То есть как это нет? А кто же тогда так вопил?
     - Твои собственные земляки.
     Дантон попытался придумать что-нибудь очень убедительное.  Ведь  если
ему не удастся уверить в своей правоте хотя бы эту девушку, как сможет  он
разубедить остальных?
     И тут его  осенило.  Довод  был  предельно  прост,  но,  по-видимому,
неопровержим.
     - Так ты и в самом деле считаешь, что на ваш лагерь  напали  туземные
жители? - спросил он.
     - Ну еще бы.
     - И много нас было?
     - Говорят, что на одного нашего приходилось не меньше десятка.
     - Мы были вооружены?
     - Разумеется.
     - Тогда чем же ты объяснишь тот странный факт, - торжествуя,  спросил
Дантон, - что ни один из хаттеритов не был ранен?
     Анита изумленно на него воззрилась.
     - Но, Данта, милый, очень многие из наших  ранены  и  некоторые  даже
тяжело. Удивительно еще, что в таком сражении никого не убили.
     Дантону показалось, что земля рванулась и него из-под ног. Охваченный
паникой,  он  вдруг  поверил  Аните.  Не  зря,  очевидно,  хаттериты   так
настаивают на своем. А что, если  на  острове  и  вправду  живет  какое-то
племя, и  сотни  бронзовых,  как  он  сам,  дикарей,  прячутся  сейчас  за
деревьями, выжидая...
     - Тот торговец, что обучил тебя английскому,  был,  наверное,  совсем
бессовестный, - продолжала Анита. - Межпланетный закон запрещает продавать
туземцам огнестрельное оружие. Когда-нибудь он попадется и...
     - Огнестрельное?
     - В том-то и дело! Вы, конечно еще не научились  как  следует  с  ним
обращаться. Но мой отец сказал, что пуля летит с такой силой...
     - Я полагаю, раны были только пулевые?
     - Да.  Наши  не  подпустили  вас  близко,  так  что  вам  не  удалось
воспользоваться кинжалами и копьями.
     - Понятно, - сказал Дантон.
     Итак, его попытку постиг полный крах. И все-таки он  чувствовал  себя
на  вершине  блаженства,  вновь  обретя  уверенность  в  здравости  своего
рассудка. Дантон понял наконец.  Беспорядочно  рассыпавшееся  по  джунглям
воинство хаттеритов палило в каждую движущуюся тень, то есть друг в друга.
Мудрено ли, что некоторые попали под пулю? Гораздо  удивительнее  то,  что
никто не погиб. Это было поистине чудом.
     - Но я объяснила старейшинам, что ты вовсе не  виноват,  -  успокоила
его Анита. - Наоборот, это на тебя напали, а твои соплеменники,  наверное,
подумали, что тебя хотят убить. Старейшины считают это вполне вероятным.
     - Как любезно с их стороны, - заметил Дантон.
     - Они стараются быть беспристрастными. Вообще-то они  ведь  признают,
что туземцы такие же люди, как и мы.
     - Да неужели! - попытался съязвить бедняга.
     - Да, а как же? И старейшины тут же  созвали  совещание  по  вопросам
туземной политики и на нем порешили все раз и  навсегда.  Мы  отводим  вам
резервацию площадью в тысячу акров. Правда ведь, не поскупились? Наши  уже
вколачивают межевые столбы. И вы будете жить в резервации, а мы - на нашей
части острова.
     - Что-о?!
     - И чтобы скрепить договор, - продолжала  Анита,  -  наши  старейшины
просят тебя принять вот это. - И она вручила ему пергаментный свиток.
     - Что это такое?
     Это    мирный    договор,     который     провозглашает     окончание
хатеро-ньютаитянской войны и устанавливает отныне и навеки  добрососедские
отношения между нашими миролюбивыми народами.
     Ошеломленный Дантон взял в руки свиток. Он видел, что спутники  Аниты
уже вкапывают в землю межевые  столбы,  расписанные  в  красную  и  черную
полоску. Работая, мужчины пели, как нельзя более  довольные  тем,  что  им
удалось так быстро и легко справиться с проблемой туземцев.
     - А не кажется ли тебе, - начал Дантон, -  что  может  быть,  ...э-э,
лучшим выходом была бы... ассимиляция?
     - Я это предлагала, - покраснев, сказала Анита.
     - Правда? Значит, ты согласилась бы...
     - Конечно, да, - не глядя на него, проговорила девушка. -  Я  считаю,
что слияние двух могущественных рас принесло бы замечательные  результаты.
И потом... Ах, Данта, какие чудесные сказки и легенды  рассказывал  бы  ты
нашим детишкам!
     - Я научил бы их охотиться и  ловить  рыбу,  -  подхватил  Дантон,  -
показал бы им, как распознавать съедобные коренья, и многое другое.
     - А ваши колоритные племенные песни, пляски, - вздохнула Анита. - Как
все было бы чудесно. Я очень огорчена.
     - Но должен же быть выход! - Может, мне поговорить  со  старейшинами?
Неужели нет надежды?
     - Никакой, - ответила Анита. - Я бы убежала с тобой,  Данта,  но  нас
ведь поймают, не сейчас, так позже.
     - Они никогда нас не найдут, - уверил ее Дантон.
     - Возможно. Я бы с радостью рискнула.
     - Милая!
     - Но не во мне одной дело. А твой несчастный народ, Данта?  Хаттериты
возьмут заложников и, если я не вернусь, поубивают их.
     - Да нет здесь никакого народа! Нет его, черт меня возьми!
     - Я тронута, что ты так говоришь, -  нежно  произнесла  Анита.  -  Но
нельзя жертвовать человеческими жизнями ради любви двух отдельных лиц.  Ты
предупреди своих соплеменников, Данта, чтобы не нарушали  границу.  В  них
будут сразу же стрелять. Прощай и помни, что тропа мира лучше,  чем  тропа
войны.
     Девушка убежала. Дантон долго смотрел ей вслед. Он и злился,  что  ее
благородные чувства обрекли их на бессмысленную разлуку, и в то  же  время
еще  сильней  любил  ее  за  сострадание  к  его  соплеменникам.  То,  что
соплеменников не существует в природе, не умаляло заслуг девушки. Она ведь
этого не знала.
     Наконец он повернулся и побрел в глубь чащи.
     Остановился  он  около  тихого  пруда,  над  которым  нависли   ветви
гигантских  деревьев.  Черную  гладь  воды  окаймляли  заросли   цветущего
папоротника; усевшись здесь, он стал раздумывать, как  ему  доживать  свой
век. Анита потеряна. Все связи с подобными ему оборвались. Ну что  ж,  ему
никто и не нужен, утешал он себя. Он отлично проживет и в резервации; если
захочет, снова посадит огород, будет опять высекать статуи, напишет  новые
сонаты, опять станет вести дневник...
     - К черту! - крикнул он деревьям.
     Он был сыт по горло сублимацией. Его влекло к Аните, тянуло к  людям.
Одиночество опротивело ему.
     Но что же делать,
     Выхода, казалось, не было.  Прислонившись  к  стволу  дерева,  Дантон
задумчиво смотрел на неистово  синее  нью-таитянское  небо.  Если  бы  эти
хаттериты не погрязли так в своих дурацких предрассудках, и не боялись так
туземцев, и...
     План возник молниеносно, безумный, опасный план...
     - Попробовать стоит, - подумал Дантон. - А убьют, так и ладно.
     И он заспешил к пограничной меже.
     Увидев, что Дантон приближается к лагерю, один из часовых направил на
него винтовку. Дантон поднял руки.
     - Не стреляй! Мне нужно поговорить с вашими вождями.
     - Убирайся в  резервацию!  -  крикнул  ему  часовой.  -  Не  то  буду
стрелять.
     - Но мне нужно видеть Симеона, - настаивал Дантон.
     - Приказ есть приказ, - и с этими словами часовой прицелился.
     - Стой, погоди-ка. - Из космического корабля вылез хмурый, как  туча,
Симеон. - Что тут стряслось?
     - Опять пришел этот туземец, - пояснил часовой.  -  Прихлопнуть  его,
сэр?
     - Чего тебе нужно, - спросил Симеон Дантона.
     - Я пришел, дабы возвестить вам, - громовым голосам начал  Дантон,  -
объявление войны!
     Лагерь всполошился. Через несколько минут все мужчины, женщины и дети
сгрудились около  корабля.  Старейшины  -  группа  седобородых  старцев  -
держались с краю.
     - Ты ведь принял мирный договор, - заметил Симеон.
     - Мы, вожди племен, живущих здесь, на  острове,  -  выступая  вперед,
заявил  Дантон,  -  обсудили  договор  и  находим,  что  он  несправедлив.
Нью-Таити - наша. Она искони принадлежала нашим отцам и отцам наших отцов.
Здесь растили мы детей, сеяли злаки и собирали плоды хлебного  дерева.  Мы
не хотим жить в резервации!
     - Ах, Данта! - воскликнула,  выходя  из  корабля,  Анита.  -  Я  ведь
просила тебя принести твоему народу мир.
     - Они не послушались  бы  меня,  -  ответил  Дантон.  -  Все  племена
поднялись. И не одни только цинохи, мой народ, но и  дровати,  лорогнасти,
ретелльсмбройхи, виттели. Я уже не говорю о зависимых и малых племенах.
     - И много у вас народу? - спросил Симеон.
     - Пятьдесят или шестьдесят тысяч воинов. Но, конечно,  не  у  каждого
есть винтовка. Большинству  придется  довольствоваться  более  примитивным
оружием, вроде отравленных дротиков и стрел.
     Тревожный ропот пробежал по рядам толпы.
     - Многих из нас убьют, - бесстрастно продолжал Дантон.  -  Пусть:  мы
готовы к этому. Каждый ньютаитянин будет  сражаться  как  лев.  На  одного
вашего воина обрушится тысяча наших. Кроме того, к нам, конечно,  примкнут
наши родичи с соседних островов. И каких бы жертв и бедствий  это  нам  ни
стоило, мы опрокинем вас в море. Я сказал.
     Дантон повернулся и горделиво зашагал к джунглям.
     - Ну, а теперь-то можно прихлопнуть его? - взмолился часовой.
     - Опусти винтовку, дурень! - рявкнул Симеон. - Погоди, Данта! Я думаю
мы поладим. К чему нам зря проливать кровь?
     - Я согласен, - степенно ответил Дантон.
     - Чего вы требуете от нас?
     - Равноправия.
     Старейшины, не сходя с места, принялись совещаться.  Симеон  выслушал
их и направился к Дантону.
     - Это требование исполнимо. Больше вы ничего не хотите?
     - Нет, больше ничего,  -  ответил  Дантон.  -  Если,  разумеется,  не
считать того, что для скрепления договора главенствующим родам  хаттеритов
и ньютаитян надлежит связать  себя  нерасторжимыми  узами.  Мы  предлагаем
брак.
     Старейшины  опять  посовещались,   и   военачальник   получил   новые
наставления, столь сильно взволновавшие его, что на шее  у  него  вздулись
жилы. Впрочем, Симеон усилием воли овладел собой и,  поклонившись  в  знак
повиновения старейшинам, прошествовал к Дантону.
     Старейшины уполномочили меня, - сказал он, - предложить тебе  кровное
братство. Мы с тобой,  как  представители  главенствующих  родов,  смешаем
кровь и после свершения этой трогательной, чисто  символической  церемонии
преломим хлеб, посыплем его солью...
     - Э, нет, - ответил Дантон. - У нас на Нью-Таити такое не принято.  Я
настаиваю на браке.
     - Но, черт возьми, любезный...
     - Таково мое последнее слово.
     - Мы никогда не согласимся! Никогда!
     - Значит, будем воевать, - объявил Дантон и удалился в джунгли.
     Он и впрямь был не прочь начать войну, хотя и  не  представлял  себе,
каким образом один-единственный  туземец  сможет  вести  военные  действия
против большого отряда вооруженных мужчин.
     Дантон пытался что-нибудь изобрести, когда к нему  явились  Симеон  и
Анита.
     - Твоя взяла,  -  сердито  буркнул  Симеон.  -  Старейшины  согласны.
Хаттеритам осточертело порхать с планеты на  планету.  Мы  сталкиваемся  с
проблемой туземцев нее в первый раз, и, куда бы мы не перебрались, нам  от
нее, наверное, не избавиться. Мы сыты ею по горло и предпочитаем, - Симеон
судорожно глотнул воздух, однако мужественно договорил: -  Согласиться  на
ассимиляцию. По крайней мере так решили  старейшины.  Я  лично  выбрал  бы
войну.
     - И потерпели бы поражение, - заверил его Дантон, вдруг  почувствовав
себя в силах в одиночку расправиться с хаттеритами.
     - Возможно, - согласился Симеон. - Впрочем, если  бы  не  Анита,  нам
пришлось бы воевать.
     - Почему?
     - А потому, любезнейший, что во всем лагере она единственная девушка,
которая согласно выйти замуж за голого и грязного язычника-дикаря!


     Итак,  они  поженились,  и  Данта,  именуемый  отныне  Другом  Белого
Человека,  принялся  помогать  хаттеритам  в   покорении   новых   земель.
Пришельцы, в свою очередь, приобщили  его  к  чудесам  цивилизации.  Данту
научили играть в такие игры, как бридж, "станьте в круг". Вскоре хаттериты
построили первую подземку, чтобы,  как  все  цивилизованные  люди,  давать
разрядку своей агрессивности. Данту посвятили и в эту игру.
     Как ни  старался  он  проникнуться  духом  этой  классической  забавы
землян, она оказалась недоступной для его  примитивной  натуры.  Вместе  с
женой он кочевал по всей планете, передвигаясь  вслед  за  границей,  дабы
быть как можно дальше он угнетавших его благ цивилизации.
     Данту часто навещали антропологи. Они записывали все  истории,  какие
он рассказывал своим детям: древние и прекрасные нью-таитянские легенды  о
небесных богах и о водяных демонах, о духах огня и о лесных нимфах; о том,
как Катамандуре было велено создать мир из ничего всего за три дня и какая
награда его ожидала; что сказал Джевази, повстречав  в  подземном  царстве
Хутменлати, и как странно закончилась их встреча.
     От антропологов  не  ускользнуло  сходство  нью-таитянских  легенд  с
некоторыми из земных, что послужило основанием для целого ряда  остроумных
теорий. Их внимание привлекали  также  исполинские  статуи  из  песчаника,
найденные на главном острове  Нью-Таити,  зловещие,  колдовские  изваяния,
которые, увидав однажды, никто уж не мог позабыть. Вне  всякого  сомнения,
они были созданы некой пре-нью-таитянской расой, обитавшей  на  планете  в
незапамятные времена, которая вымерла, не оставив следов.
     Но гораздо больше интриговало ученых  загадочное  исчезновение  самих
ньютаитян.   Беспечные,   смешливые,   смуглые,   как   бронза,    дикари,
превосходившие представителей любой другой расы ростом, силой, здоровьем и
красотой, исчезли с  появлением  белых  людей.  Лишь  весьма  немногие  из
старейших  поселенцев  могли  кое-что  припомнить  о  своих   встречах   с
аборигенами, но и из рассказы не внушали особого доверия.
     - Мой народ? - говорил Данта любопытным. - О, мой  народ  не  перенес
болезней белых людей, их машинной цивилизации, их грубости  и  деспотизма.
Мои родичи теперь в ином, более  счастливом  краю,  на  Валгуле,  там,  за
небом. Когда-нибудь и я уйду туда.
     И, слыша это, белые люди  почему-то  чувствовали  себя  виноватыми  и
старались быть как можно ласковее с Дантой, Последним Туземцем.

Last-modified: Sun, 16 Jun 1996 10:41:34 GMT
Оцените этот текст: