, кому траплялося сiдати до таких вагонiв, сподiваючися заховатися в них од огидно┐ отрути димом з паленого листу. Будь ти дитиною, кашляй вiд тяжко┐ хвороби на груди, - все дарма: напуватимуть тебе тi║ю отрутою, смiючися i з тво┐х прохань, i з тво┐х протестiв. Цього разу трапилося, що в нашому вагонi людей було дуже мало i з них виявився тiльки один курiй, високий лiтнiй селянин у кудлатiй капелюсi, з-пiд яко┐ блищала пара виразних розумних очей. Вiн ┐хав з двома сво┐ми товарищами, i з ┐х розмови я довiдався, що цих трьох дядькiв уже не вперше посила║ сiльська громада до мiста клопотатися за одну громадську справу. Тепер вони верталися додому i були веселi: справа клалася на добре: от-от уже добудуть свого. Трошки глузуючи, пригадували собi, як сьогоднi тупцялись у якiйсь губернськiй писарнi та розмовляли з панками. Дядько в капелюсi витяг тим часом з кишенi критого кожуха курецьке знадiб'я та й почав поважно длубатись у кисетинi, добуваючи звiдти тютюн та натоптуючи його в люльку сво┐ми товстими робочими пальцями. Як вiн узявся був до сiрникiв, я попрохав його не курити, показавши на напис. - Хiба? - пiдвiв вiн голову i глянув за мо┐м пальцем, читаючи: "Для не-ку-ря-щих". А й справдi, що тут не годиться. Вибачайте, не буду: коли тут таке право, щоб не курити, то й не куритиму. Бо, звiсно, пiд яким правом чоловiк ║, то вже того права й слухайся. От якби тут не було цi║┐ таблички, то хоч би ви були й дуже великий пан, я вас не послухався б i нiчого б ви зо мною не вдiяли, - казав вiн, помалу витрушуючи назад у кисет тютюн iз люльки. - Тодi б я нiчого вам i не казав, бо й я корився б тодi тому праву. - Хiба? - спитався вiн, зашморгнувши зразу кисет i знову, як i перше, пiдводячи голову. - Оце добре, що в вас такий напрямок. А то звичайно так бува║, щоб люди пiд право хилилися, а пан - нi. Це вже я вивiрив i на оцьому курiйствi, бо менi була така притичина. - А яка ж саме притичина вам була? - запитавсь я, зацiкавившись. - То справдi притичина! - засмiявся старий сивий дiд, товариш мого курiя. - Чудасiя! - додав тоненьким голосом другий товариш - худий гостроносий чоловiчок, швидкий на рухи. - Я б такого i не вдав, як Данило - не витримався б. Бо це треба як затятися, то вже щоб i не зрухнутися iз свого. - Так, може б, ви й менi розказали про вашу приго- ду? - попрохав я Данила. - А таки й розкажи, Даниле, пановi, розкажи! - задрiботiв тоненько гостроносий, крутнувшись до Данила. - Воно чудне, ну й чудне! Данило помовчав трошки, всмiхаючися з-пiд рясного темного вуса в невеличку бороду, i загомонiв: - Та що ж там такого?.. От собi, звичайно, чоловiк щось робить, а тим часом то про те, то про се дума║, мiзку║. Отак i я... Що так воно дивно на свiтi: усi люди, а життя в них неоднакове. От хоч би мужик - одно життя, а пан - зовсiм iнше. I шана кожному не однакова: зараз пан увiходить куди, то лакей пiдбiга║ й кланя║ться, i пальто пановi скида║, i говорить: "Пожалуйте, пожалуйте!" Ще й дверi ширшенько прочиня║, щоб не зачепився, бува║, пап; а наш братчик, сiром'яга, туди ж поткнися, то зараз: "Ну ти, мурло! Куди прешся? Завертай назад, мугиряко!" I зараз тi┐ дверi, хоч би й навстiж зяли, то зачинить... Ну, сказати, лакей, то, звiсно, панська помийниця, - яких помий туди влий, такими й смердiтиме... така вже в нього душа... так же й iншi туди ж... Чого ж воно так? Невже через грошi? Бо в пана грошей багато: зараз вiн лаке║вi тиць у руку, - вiн йому й кожушинку скине, i дверi прочине... Або хоч от на машинi: сiда║ш у третiй клас, то там на тебе кондухтор нагрима║, а iнодi й межи плечi наштовха║, а такiсiнський собi му- гиряка, як i наш братчик, тiльки що з гудзиками... А пан за великi грошi сiда║ до первого класу, то вже вiн там на кондухтора грима║, а той тiльки все - "як завгодно"... Мат-терi його ковiнька, як же воно недобре на свiтi зроб лено!.. Ну, та вже, - думка в мене, - нехай собi там хто що хоче, а вже я дознаю, як воно так на свiтi жити, щоб нiхто тобою не поштурхував, а щоб сам собi пан був! пздять пани у первому класi, по┐ду й я! Бiс його бери, що воно дорого, отже я з того не зубожiю. Хазяйствечко в мене хоч там i не велике, та не зовсiм i мале, а син у мене один, - роботящий паруб'яга, - то все воно йому самому припаде... от там хiба ще за дочкою що дам, а бiльше нiкого й нема. Отак собi надумавiпися, - це було цi║┐ осенi, - та й лаштуюсь у дорогу, та й нiкому не хвалюсь. У мене в городi було- таки й дiло до знайомого чоловiка. Як прийшов той день , - удяг добру чумарчину, узяв карбованцiв iз двадцять грошей та й на станцiю вже б то йти. А жiнка: - Що це ти, чоловiче, в дорогу йдеш, а куди й не кажеш? Що воно за мода? Мабуть, уже знову за якимись громадськими дiлами? Тiльки грошi переводиш. А я на смiх i кажу: - Пiду панського права добувати. - Тю! - каже. - Чи ти не здурiв? Чи тобi на свiтi жити надокучило? - Нi, - смiюся, - тiльки надокучило мужицьке право. - Що ж ти робитимеш? - пита║, а сама, бачу, вже й бо┐ться, й роботу покинула, i не зна║, що ┐й i казати. - А що ж я робитиму? Де пани бувають, там i я побуваю, подивлюся, чи не можна якось так, щоб i мужик в однiй хатi з паном сидiв. Вона як заголосить: - Ой лишечко! Пропав же ти, пропав же ти навiки! Та тебе ж закатують, та тебе ж на Сибiр завдадуть або на Соколиний острiв запроторять!.. Та там же гаду-гаду, що й ступнути хрещенiй душi нiде... (I звiдки вона те зна║ - про той гад?) Та дiточок же наших дрiбнесеньких посиротять!.. А вони, тi дiточки, таки й дрiбнесенькi: сина цi║┐ осенi оженив, та й до дочки вже тi, що куниць шукають, рипаються... Гаразд хоч, що обох па той.час у хатi не було, а то б i ┐х стара до лементу призвела. Уже не радий, що й признався. Почав ┐┐ вмовляти, почав ┐й тс та се... Так-сяк розважив, затихла... Затихла, а сама сво║ дума║: як випроваджала, то так сльози i бринять на очах... I шкода менi ┐┐, i самому неначе трохи смутно стало, - ну, а все-таки того, що намислив, не кидаюсь, простую на станцiю. Прийшов. Узяв бiлета первого класу... таки дали, нiчого й не сказа- ли... Оива! Та й дорого ж, нехай йому всячина!.. Це так, що не дурно папське право достанеться!.. Ну, та дарма: один той день, що батько у плахтi. Вийшов я до вагонiв, подивився, де синiм помальовано, - ото й мое. Так просто й чимчикую у первий клас... А назустрiч iз вагона кондухтор. - Не сюди, не сюди!.. - гримас. - Куди пха║шся? Наперед iди, - там третього класу вагони. А я таки собi тиснуся. - Чи ти чу║ш, мурло, що я тобi кажу? Не тут третiй клас, а спереду. - Та чого ви гука║те? - вiдказую. - Менi й не треба третього класу, а первого, - та й показую йому бiлета. - А, пановi бiлета несеш, - ну, иди, коли так... Та не барись там, бо скоро по┐зд рушить, - та й побiг далi. Брешеш, думаю, я сам собi пан. Та й посуваюся у той первий клас. Iду, а самому таки трохи моторошно. Увiйшов туди. Бий тебе сила божа! - вiдразу не розбереш, куди й поткнутися. Одначе пролiз тiсненькою вуличкою та й уступив у таке, що воно вже й не вагон, а таки зовсiм панська свiтлиця: тут тобi й столики, тут тобi й постелi, тут тобi й тапчани... Народу не дуже багато: панiв кiлькоро та панiй дво║, бачу... Сидять пани, - треба й менi сiдати. Набачив порожн║ мiсце, пiдiйшов та й сiв на тапчанику та так i пiрнув у нього!.. Ну та й м'яко!.. - Мужичок, а мужичок! - каже менi панок молоденький з бiлявенькими вусиками позакручуваними. - Не туди попал, тут первий клас. - А так, - кажу, - пане, первий. - Ну, так зачим же ти, - каже, - сюди, коли тобi в третiй? - Нi, - кажу, - менi iменно в первий, а третiй менi тепер не в моду, бо в мене бiлет не туди. - Што ти, - каже, - вигаду║ш абищо! - Чого б же я вигадував? - одказую. - Подивiться самi. Та й даю бiлета. Глянув вiн раз, два... знизнув плечима... Тодi ззирнувся з iншими панами. А тi слухають, що ми говоримо. - Справдi, - каже до них, - у нього первого класу бiлет. Тут iще дехто з панiв пiдiйшов, дивляться на мiй бiлет та дивуються. - Хто ж це тобi дав? - питають. - Нiхто, - кажу, - менi не давав, я сам собi купив. - Нащо ж ти його купив? Це ж дорого - у третьому класi дешевше, - озива║ться товстий пан з такою бородою, що з щiк телiпа║ться, а посерединi голе. - А дешевше , - одвiтую. - Так нащо ж ти сюди купив? - А ви ж, пане, нащо сюди купили, а не в третiй? Адже ж i вам дешевше було б. Один пан, такий огрядний собi, з чорною бородою, засмiявся та й каже: - Правду говорить. А той товстий пан, що шлях у нього серед бороди вiд губiв до ши┐, вже трохи й сердитенько: - То ти, а то я! - навча║. - Ти не рiвняй, а коли вже сiв тут, так сиди тихо та чорт зна чого не розказуй. - Та хiба ж то я вас, пане, зачепив? То ж ви мене зайняли, - вiдговорюю йому, та бачу, що воно сердите, та вже й мовчу собi. 1 воно замовкло i пiшло в куточок до вiкна та й сiло навпроти мене, тiльки навскоси трохи, бо я скраю сидiв. Поки ми так оце балакали, вже й по┐зд рушив, а трохи .згодом i кондухтор ускочив, - той-таки, що мене виряджав до третього класу. Дивиться на бiлети та цока║ по них. Дiйшов i до мене та: - Ти чого тут? Я ж тобi казав, що не в цей вагон. - Аж воно таки в цей, - одказую та й подаю йому бiлета. Вiн зирк та й нi в сих, нi в тих. - Так це, - каже, - твiй... ваш бiлет? - уже не зна║, як йому й казати. - Та мiй же, мiй, - одповiдаю. Вiн тодi глянув так неймовiрно по панах, а той огрядний пан з чорною бородою, читаючи книжку, та й кива║ з-за книги головою: - Його, його, - каже. Здвигнув кондухтор плечима, цокнув по бiлетовi та й вернув. Подався далi. Коли це трошки згодом пiдходить до мене той молодень- кий панок iз бiлявими вусиками. Зiперся на стовпчик, утупив у мене очi та й пита║: - А ти ж, мужичок, як це: завсiгди ┐здиш у первому класi? - Випиту║ б то, що воно за чоловiк. - Так, як бог дасть, - кажу. - Чи, може, ти козак?.. - Та козак. - А де ж ти живеш: на селi чи хутiр свiй ма║ш? - На селi. - Далеко вiд станцi┐? - Де там, зараз i станцiя. - Ти ж на станцiю ходиш чи ┐здиш? - Як коли йду, а як треба, то й ┐ду, - вiдказую спокiйненько, - що то воно далi буде? - А ┐здиш же ти одним конем чи парою? - Як треба, то й трьома по┐ду. - Возом, чи, може, чим iншим? - Як треба возом, то й возом, а як чим iншим, то й iншим, - одспiвую паничевi, згадуючи свою гарбу. - Ти ж сам ┐здиш, чи, може, й наймит у тебе ║? - Чому нема? - А хата ж у тебе велика? Докучило вже менi це. - Та саме як на мене, - кажу. - А у вас, пане, яка, - чи велика? - Як? - говорить. - Та хата, - кажу, - у вас велика? - А тобi яке дiло до мо║┐ хати? - вже сердиться панок. - Та ви ж за мою пита║те, - вiдказую так собi плохенько. - А наймита ви держите, пане, чи самi на станцiю ┐здите? - Чорт зна що говориш! - одказав менi на те панок та одвернувся та й пiшов. Ну, дарма. Сидимо собi та й ┐демо. Пани про сво║ говорять, а я сам собi про сво║ думаю та на всячину роздивляюся. Мене покинули, вже й не дивляться на мене. Добрий тютюн пани вживають, аж пахне. Наш так смердить, а цей як ладанець. Якби такого чоловiк заживав, то жiнка й не вигонила б у сiни з люлькою. Е, а це вже не ладанець! Товстий пан iз дво┐стою бородою та закурив таку товстючу чорну цигарку, просто з листя кручену. Ну, та й мiцна! Ця й менi дух забива║. Треба, мабуть, самому покурити, а то задавить. Отак собi думаючи, витяг кисета та й набиваю люльку. Набив, закурив... Коли чую: кхи-кхи-кхи! Я й не туди-то, що це мо┐ пани кашляють уже вiд мого люлечного. Зараз i пiдбiга║ той паничик iз закрученими вусиками: - Мужичок, а мужичок, а зачим ти куриш? - Та, - кажу, - пане, покурити схотiлося. - Не можна тут курить! - говорить. - Адже ж пани курять, - одказую, - от i у вас цигарка в руках. - То, чу║ш, табак не той, а в теб'я тютюнище такой, што ввесь вагон засмердев. - Коли ж у мене нема iншого. А хiба ж, - питаю, - тут мужицького тютюну не можна вживати, а самий панський? - Авжеж! - А де ж це написано? - Отам! - та й показу║ на табличку. - Нi, пане, я письменний: там написано про те, щоб не виходити з вагону, як по┐зд ┐де, а не про тютюн. Коли тут як зiрветься з мiсця той пан з двома мичками на щоках, як пiдбiжить до мене, як гуконе: - Вон, мужлан! Вон! Не смiй курить сво║┐ смердючо┐ гидоти! А сам аж труситься зо злостi, а червоне обличчя аж двигтить. Ну, менi спершу трохи моторошно стало, а далi думаю: чого? Та й кажу, пихкаючи собi люлечку: - Ви, пане, не кричiть i не тупотiть, бо й мо┐ такi самi грошi, як i вашi, а ота цигарка, що в вас у руцi, може, вона менi смердючiша, нiж вам моя люлька. Як же затупотить мiй пан, як же зарепету║: - Кондухтор! кондухтор! Та й побiг iз вагона. За малу годину вже й з кондухтором верта║ться. Зараз той до мене: - Не кури! - А хiба ж не вiльно? - У первому класi не можна такого тютюну. - А де це написано? Тик-мик - i цей нiчого не вiдкаже, тiльки все: - Не кури, бо я тебе виведу! - Нi, не виведете, бо я бiлета маю. Нехай пани не курять, то й я не куритиму, а як ┐м вiльно, то й менi. - Дак ти ж би хоч узяв вийшов з вагона та постояв там надворi та й покурив. - Коли пани виходитимуть надворi курити, то й я виходитиму, вжеж! Тут той панок iз закрученими вусиками як пiдбiжить до мене, як кине менi на тапчан цигарку: - На, - каже, - кури, чорт би тебе взяв, та тiльки не чади сво║ю смолою! - Нi, - одвiтую, - у мене й свiй ║, - нащо менi цей? Не кидайте менi, пане, бо я не собака. Та хоп тую цигарку пальцем та й скинув ┐┐ додолу. Як iзчиниться тут лемент та крик! Як позбiгаються всi! Пани лаються, панi┐ дрiботять та знов-таки лаються, кондухтор лiзе вiдчиняти того вiтрогона, що вгорi, та собi верещить, а я мовчки сиджу та люлечку пихкаю. - От буде станцiя, - я тебе на станцi┐ виведу, ┐хати не дам далi! - каже кондухтор. А той пан iз чорною бородою глянув на нього пильно та й пита║ться: - Хiба ви ма║те право не давати пасажирам ┐хати? Кондухтор верть, - поживився, як пес макогоном , - нiчого не вiдказав та й подався собi. Змовкли й пани, тiльки сопуть та плюють, а той пан iз чорною бородою чогось смi║ться мовчки з-за сво║┐ книги. Загула машина, - уже й станцiя. Дожидаюся я того кондухтора, - не йде мене виводити. I по┐зд рушив, а його нема. Ну й гаразд! Я тим часом давно вже й люльку докурив, i дим од не┐ розвiявся, затихли й пани мо┐ зовсiм. Проскочили ми так iще станцiй зо три,-- знов заманулося менi курити. Тепер уже, думка, - вийду справдi з вагона та надворi покурю - однак же мене жiнка вигонить, як я курю в хатi, - вона вже й звикла до нашого ручкового, а то ж таки пани, - з незвички, то ┐м воно i в носi, i в горлянцi те║... Треба й ┐х пожалiти, авжеж... А свого права я вже доказав. Одначе тiльки сягнув у кисет по люльку, хотiв тут набити, бо надворi вiтер, - коли це той пан з чорною бородою, що мене обороняв, пересiда║ до мене. - Куди ┐дете? - пита║. - Та до Ч. - вiдказую. - Дiло там ма║те? - Атож! - кажу, а того й не признаюся, чого саме ┐ду, набиваю люльку далi. - Чи не хочете, - говорить, - мого? Та й пода║ менi повен капшучок цигарок панських. - Та спасибi, дякую, - у мене ще й свого потягне: вже коли курець, то маю свою люльку й тютюнець. - Та свiй i надалi здасться, - умовля║, - а я був би дуже радий, якби мого зажили: який вiн вам буде на смак. Подивився я на нього, - смi║ться з мене вражий пан: не хоче нюхати ручкового, так пiдносить турецького. А втiм, видко, що добрий чоловiк, - може, вiн, щоб сварки знову не було та нападу на мене. Нема вже чого менi сваритися, коли вiн до мене по-людському озива║ться. - Добре, - кажу, - коли ваша ласка, то й вiзьму. Узяв, подякував, закурив та й думаю собi: - Бач, як воно на свiтi дi║ться: то як собацi кидали, а те- пер уже як людинi подають та припрохують. Еге-ге! Треба тiльки не подаватися! Так же я тепер i робитиму! Ото собi думаю, а тим часом машина уже й до Ч. добiга║. При┐хав я до Ч., - у мене, кажу ж, таки й дiло було там до знайомого чоловiка. До обiд iз тим чоловiком, а тодi покупив дещо... Увечерi б можна й на машину, щоб додому, та в мене думка не така. Треба ж iще подивитися, яково то самому собi паном бути. Куди б же менi пiти? Розпитуватись у людей не важився, щоб, бува, не насмiялися, а надумав собi так, що пiду до тiятру. Хоч я сам у ньому й не був, та таки попович наш менi розказував, що там шут- куючи таке роблять, неначе справдi воно ║: i кохаються, й цу- раються, i миряться, i сваряться, ще й убивають одне одного... а що вже спiвають та танцюють!.. i так каже, що без сорому при людях i цiлуються... А пани сидять та дивляться. Отож пiду й я подивитися та й куплю собi панське мiсце. Пiшов, ходжу по городу та читаю по тих стовпах, де здоровi газети налiплюють, з оттакелезними лiтерами - шукаю, чи нема де тiятру. Так усе або вчора був, або завтра буде, а сьогоднi нема. От менi не щастить. Ходжу вiд стовпа до стовпа, як дурний... Коли таки натрапив на сво║. Хоч воно й не тiятр, та таки щось на нього скида║ться: "у залi дворянського собранiя концерт". Одмiна його зна, думаю собi, що воно за концерт! Одначе, прочитавши газету, бачу, що там грають i спiвають, - ну, то можна й слухати. А почому ж там платять? к мiсця по пiвкарбованця i по карбованцю й по два. Ото вже саме панськi, як по два. А де ж це воно ║? Написано: "в залi дворянського собранiя". Це ж, мабуть, там, де пани-дворяни збираються... то я ж знаю, бо колись туди сам до призводителя дворянського доступався за громадською справою. Чого ж менi ще й шукати? Ото и мо║ - де пани, там i я. Ну, поки ще рано, то вернувся на квартиру до знайомого чоловiка, дещо розпитався, куди та як у те собранi║ йти, та, дiждавшися того вечора, й простую туди. Пiдходжу до великого того дому, - от, що, зна║те, позад собору, аж там уже перед дверима народу-народу - тиск! Раз у раз тi┐ хвалiтони пiд'┐здять та все туди, та все туди! Це ж буде тiснота така, що й ки║м не протиснеш. Ну, думаю, голубе, держись цупко, бо тут, гляди, ще дужче завихорить, як на машинi в первому класi! Та так смiливо слiдком за одним паном у тi ж дверi. Тiльки вступив, коли якесь лакейське опудало зараз мене за руку хап! - Ти чого сюди? - Не хапай, - кажу, - не поспiшайсь! - та одвiв його руку та й подався собi. Iду далi так, як менi сказано, коли справдi сидить за сто- лом якась панночка i бiлети прода║. Пiдiйшов i собi. - Дозвольте менi, коли ваша ласка, бiлет! - Н║ту, - каже, - всi попродала, тiльки в первих рядах ║сть. - Отого ж менi й треба - первого ряду, - давайте його менi. - Два рублi, - каже. - Дарма, - вiдказую, - давайте! - та й подаю ┐й два карбованцi. Взяла грошi й дала бiлета. Там пани ще роздягаються, ну а я собi був у чумарчинi, то так просто й пiшов у ту залу, - не питався й куди, бо менi вже розказано, де повертати. Як увiйшов, то тут уже - не буду брехати - таки стало менi дуже моторошно. Хата така здорова, як клуня, та де! ще бiльша!.. та вся блищить, - ну, незистино ще дужче, як у церквi!.. А пов нiсiнько стiльцiв наставляно... народ вешта║ться, та все пани та панi, - якi сидять, якi ходять... Зроду-звiку не бачив такого, - якби не намiрився йти, то, мабуть би, вернувся, а то що дуже вже затявся. - Держись цупко! - знов кажу собi та все посуваюся, та все посуваюся помалу промiж панами та промiж стiльцями, до свого первого ряду цiляючи... Та ще тi панi┐ з довгими хвостами, - ну ┐й же ти боговi мо║му, - однiй так у той волок уплутався, як парубок у гарбузиння, - мало не впав... Щось менi за це й сказано, та не розiбрав... Дивляться на мене всi та дивуються, одначе пускають... Помалу протюпав я до того первого ряду, знайшов свiй сьомий номер та й сiв. Бiля мене нiкого нема, - тiльки геть-геть дво║ якихся так, як я, у первому рядi сидять. Сиджу, мовчу й не озираюся. Дивлюся на тi здоровеннi патрети, що по стiнах, та на той хортоплян, що грають на ньому... А позад мене усе шамотаються пани, усе шамотаються, i вже чую, що щось, мабуть, про мене гомонять, бо раз у раз: "Смотри! Смотри!" Зирнув я так трохи через плече, - коли пани купками позбивалися, гомонять та на мене показують. А це, бачу, один наближа║ться до первого мого ряду, крутнувся разiв зо два та й став коло мене. - Мужичок, - каже, - ти не туди попав. - Нi, туди, - ось у мене й бiлет ║, - вiдказую, а сам собi думаю: точнiсiнько, як i на машинi. - То що, що бiлет, - каже, - то дарма, а можна тут сидiти тiльки тому, хто в панськiй одежi, а в мужичiй - нi. - Хiба, - доводжу, - одежа слуха║? Адже люди! - Та люди - люди, та тiльки не в такiй одежi. Це дворянське собранi║, так мужикам не годиться. Дошкулив вiн мене. Стривай же ти, думаю, - загну й я тобi карлючку. Та й питаю: - А хiба, - кажу, - пани тут щось погане робитимуть, що не можна й дивитись на нього? А вiн собi круть та й побiг од мене, нiчого не сказавши. Бiжи! Коли трохи згодом тупотить знов щось до мене, - зда║ться, той лакей, що одежу з панiв iзнiмав. Прийшов: - Мужичок, уставай, iди! - Чого? - питаю. - Нiдзя, тут только господам можна, панам. - Хто заплатив за бiлет, той тут i пан, - одказую. - Я заплатив, то й сидiтиму. - Iди, бо виведуть! - Побачимо, - кажу. - Ви лучче йдiть до свого дiла, - чого ви до мене причепились, як шевська смола? Побiг i цей тим слiдом. Може, вже й годi, i покинуть? думаю собi. Отже не покинули! Бачу, суне до мене отой хватальний, що по базарю ходить та перекупок ганя║, аж засапавшись, аж стiльцi валя, - так поспiша║ться. Прибiг та як зашипить: - Вон отсюда! - Ваше благородi║, - кажу, - ви на мене не кричiть, бо я грошi вiддав так, як i пани. - Взять його! Тут де не взялись отой самий лакейчук та полiцейський. Ухопили мене та й ведуть. Iду, не опинаюся, бо бачу, що вже не поможеться. Ну й сором же було промiж того панського натовпу йти! А вони, гемонськi, ще й смiються!.. Коли це якiсь паничi назустрiч: - За що ви його ведете: вiн же мас бiлет. - Не ваше дiло, не мiшайтесь у полiцейськi дiла! - загарчав хватальний. Вивели мене в сiни, каже хватальний до солдата: - Забери його в полiцiю, - хай переночу║, а завтра я йому по-сво║му розкажу, як у концерти ходити. Еч, хамлюга, ще й у первий ряд! Повiй мене солдат. Iдемо вулицею - темно вже надворi, лiхтарi скрiзь посвi- тилися. Пройшли трохи мовчки. - А куди це ми йдемо? - питаюся. - Хiба не чув? - одказу║. - У полiцiю йдемо. А бодай би ти пiшов круга-свiта! - думаю собi, а сам питаю: - Так хiба це ви й справдi в полiцiю мене ведете? - А веду. - А нащо? - Бо звелено. - А що ж у полiцi┐ буде? - Закину тебе в темну, то переночу║ш. Хiба не чув? - Чув, - кажу. - А як переночую, то що буде? - А тодi надзиратель буде тобi розказувати по-сво║му. - Що ж то воно: по-сво║му? - питаю. - Хiба не зна║ш? - Не знаю. - Ну, то завтра твоя морда знатиме. Як почув я те, то так менi мов окропом хто в обличчя линув, а далi й дух перебило. Зроду мене не бито, - хiба коли мати, як пустував малим, сторч ганчiркою вдарила. Це вскочив по самi вуха! Ще помовчали. Тодi я й кажу: - А що якби я зараз оце вiд вас та втiк? - Який швидкий! - одказу║. - Помалу, бо попа звалиш. - Ну, а якби таки втiк? - знову я намагаюся. - То я б тебе наздогнав i морду набив. А щоб ти i в старцях щастя не мав за таке слово! - думаю та й знов у мене серце огнем узялось. Та треба терпiти, щоб не було гiрше. А вiн на мене скоса позира та: - Не оставайсь, не оставайсь позаду, - iди лиш попереду! - Та я , -кажу , -й не зостаюсь, а я так собi думаю: що якби я вам карбованця в кишеню вкинув? - То тодi б, наздогнавши, морди не бив, а тiльки узяв за шияку та таки й потяг би у полiцiю. - А якби два карбованцi, то, може б, вам важко було бiгти? - Нi, не дуже... Ти багач, бiлети в первому рядi купу║ш. - Отож, що багато витратився я, - кажу. - Нi, а як два з половиною, то вже, мабуть, заважуть, мабуть, не пiдбiжите? - Хто його зна║... А що ж я надзирателевi казатиму? - Скажете, що втiк по темному, а ви зачепились, упали та й не наздогнали. - Хто його зна║... Давай три, то, може, й важко буде. Виняв я три карбованцi та укинув йому в руку. А ми дiйшли саме до темнiшо┐ вулички. Я й метнувся туди, - бiжу, аж земля пiдо мною горить, аж дух менi забива║. Озирнувсь, - уже його в темному не добачу. Тодi завернув у другу вулицю, чую - торохтить... ┐де звощик. Пiдождав та так на нього й скочив. - На станцiю, та швидше! Чи вспi║мо на по┐зд? - Поганятиму, то вспi║мо. - Так паняй же! Поки до станцi┐, то все боявся, що спiзнюся, а як увi йшов у станцiю, то вже не знаю, як i бiлета вхопив, як i у вагон ускочив. I що ж би ви думали? Аж поки по┐зд рушив, то трусився. Не страшно менi тих полiцейських самих, та страшно тi║┐ ганьби та зневаги. Отак я того права добувався... та й не добувся... Вернувшися додому, то й жiнцi довго не признававсь. А далi таки й сказав. Вона на мене мокрим рядном, що стiльки грошей перевiв. - Тобi, - кажу, - байдуже, що з мене так назнущалися, тiльки за грошi клопочешся! - Так тобi й треба! - грима║, - не витiвай абичого! Ну, що ти ┐й казатимеш? То, як ┐хав, так аж плакала, а як цiлий вернувся, так i байдуже, - аби грошi! Та то б iще дарма, а то бiда, що хоч я ┐й наказував, щоб нiкому анiтелень, одначе вона таки розказала про все сво┐й сестрi Хотинi, а в тi║┐ язик як лопатень, - так усi й довiдалися. Смiються тодi з мене: панського права, - кажуть, - добувався. А воно й неправда: не панського, а таки людського. Та де воно в нас ║? 1902. XII. 5, м. Чернiгiв. УКРАЛА Тiльки вчитель увiйшов у клас, зараз побачив, що там робиться щось непевне. Школярки та школярi юрмою оточили когось i про щось палко й голосно гомонiли. Гомiн був неласкавий, сердитий. Зрозумiти поки нiчого не можна було. Чуть тiльки було, що на когось дiти сердились, комусь докоряли. Зараз же дехто побачив учителя, i почулось промiж дiтьми: - Василь Митрович прийшов... Учитель прийшов. Дiти стихли i всi повернулись до вчителя. Учитель пiдiйшов i спитавсь: - Що тут у вас дi║ться? Усi мовчали, стоячи навкруг одно┐ парти. На тiй партi сидiла Олександра. Олександра була школярка першого року, дочка сiльського писарчука-п'янички. Вона сидiла, низько похнюпивши голову i втупивши очi у свiй стiл. ┐┐ бiляве, усе у веснянках, обличчя було бiле як крейда. Вона вхопилася руками за стiл, мов боялася, що ┐┐ тягтимуть кудись силомiць. Учитель ще раз спитавсь: - Що тут у вас сталося? Озвалась Прiська - подруга й товаришка Олек-сандрина. Батько ┐┐ був у економi┐ за прикажчика. Прiська була дiвчина сита, добре годована - вона завсiгди приносила з дому гарну ┐жу: пирiжки, перепiчки, коржi тощо. Вона погано вчилася, але була дуже весела i не могла говорити не смiючися. Вона й тепер, осмiхаючись, загомонiла: - Та Олександра...- Прiська почала й засмiялась, не доказавши. Учитель спитавсь: - Що Олександра? - Украла в мене хлiб! - доказала Прiська i зовсiм зареготалася, i ┐┐ нерозумнi сiро-синi очi з смiху аж сховалися за ситими щоками. Ця звiстка дуже вразила й здивувала вчителя. Такого в школi ще не було. Учитель знав, що деякi з дiтей ще дома, перш нiж у школу почали ходити, були де в чому грiшнi, але в школi поки нiхто в грiх не вскакував. На Олександру вiн теж нiколи нiчого не думав. Вона була просто дiвчина боязка - мабуть, налякав ┐┐ батько-п'яниця. Учитель глянув на Олександру й спитавсь: - Олександре, правда цьому? Вона мовчала й сидiла нерухомо, як кам'яна. Учитель зрозумiв, що Прiська казала правду. А Прiська вже не мовчала й торохтiла: - Вона не вперше це краде. Вона кiлька разiв у мене тягала. Тiльки кинеш торбу з пирогами - так i потягне. Та я все мовчала. А оце вже сьогоднi... Бачу, вхопила хлiб та й побiгла з школи у двiр, та зайшла за дерево, та й ┐сть. Я прибiгла до не┐, а вона злякалась. "Не кажи,- каже,вчителевi, я тобi малюнок дам..." Учитель ще раз спитався: - Олександре, правда цьому? Але й тепер Олександра мовчала i сидiла нерухомо. Один великий школяр, не зовсiм розумний i не дуже жалiсливий, загомонiв: - Та що там ┐┐ питаться? Хiба й так не видко, що правда. Бач, що вигадала,- красти! ┐┐ треба прогнати з школи! Школярi загули: - Треба! Треба! Учитель сказав: - Чому ж._ то так? - А тому, що вона краде, а ви або ми на кого iншого думатимемо по-дурному. Iншi казали: - Це нiчого не можна буде й положити в школi, якщо крастимуть. - А хiба воно гарно, як казатимуть на школярiв, що вони крадуть,додавали третi. Учитель сказав: - Ось що, дiвчата й хлопцi. Ви он уже налагодились вигонити Олександру з школи, а ще не зна║те до пуття дiла. А може, воно й не так було? Треба послухати спершу, що Олександра скаже. Той-таки великий школяр почав був знову: - Та що там слухати, хiба й так не видко?.. Але його зараз же спинено: - Цить! Василь Митрович правду кажуть. Вже ж треба знати, що вона скаже. Усi обличчя повернулися до Олександри, усi очi втупилися в не┐. Всi дожидали вiд не┐ слова. Але вона й тепер сидiла, мов скам'янiвши. Вона сховала голову межи плечi й прищулилась, неначе сподiвалась, що ┐┐ ось-ось ударять, хоча знала, що в школi не б'ються. Учитель спитався: - Ну, Олександре? Кажи,- ми ждемо. Мовчить. Учитель знову: - Не думай, що ми всi хочемо нападатися на тебе. Нам треба тiльки знати правду. Може, це ще й не так, як кажуть, та я й думаю, що не так. Блiде обличчя в Олександри зробилося вiдразу як жар червоне. Але ж вона мовчала. А вчитель казав далi: - Еге, я думаю, що це не так. Менi зда║ться, що Прiська якось помилилася i що ти не винна. Олександрине обличчя нахилилося аж до столу. -Певне, то ти свiй хлiб ┐ла, бо я нiколи не повiрю, що ти можеш украсти. Голосне гiрке ридання розiтнулося у школi. Це плакала Олександра, припавши головою до столу. Школярi вiдразу притихли. Очi ┐м якось широко порозплющувалися, i вони мовчки, зата┐вши духа, дивилися на Олександру. А вчитель казав: - Не плач! Коли цьому неправда... - Правда!.. Правда!..- скрикнула Олександра.- Я вкрала! I вона заридала ще дужче. У великiй класовiй свiтлицi стояло шiстдесят школярiв мовчки, не ворушачись, а серед ┐х, припавши головою до столу, гiрко плакала маленька бiлява дiвчина. Довго вона плакала, i всi мовчали, аж поки вона трохи заспоко┐лася. Тодi вчитель, сiвши бiля не┐, спитавсь: - Нащо ж ти це зробила? Вона мовчала знову i знову похнюпилась. Учитель бачив, що сказати те, через вiщо вона це зробила, ┐й так само важко, як було важко признаватися. Але вона перемогла себе. Кiлька разiв вона починала казати, ворушила губами, але зупинялася. Нарештi промовила: - Я ┐сти хотiла. - Хiба ти дома не ┐ла? - Не ┐ла. - Чому? Вона знову змовкла i... зовсiм несподiвано уп'ять заридала. - У нас... у нас... нема чого ┐сти... Батько нiчого... не приносять з волостi... усе пропивають... Ми ┐мо су... су... сухарi вже другий тиждень. I бiльше вона нiчого не могла сказати за слiзьми. Давно був час починати вчиття. Учитель тихо взяв Олександру за руку i, сказавши ┐й кiлька ласкавих слiв, повiв у свою хату, щоб вона там заспоко┐лась. Як повернувся вiн у клас, то з десяток рук простяглеся до його, i в кожнiй руцi була якась ┐жа. - Нате! дайте ┐й! хай попо┐сть! Учитель глянув на дiтей. Хлопцi були нi в сих нi в тих, дiвчата деякi плакали. Вiн забрав усе, що дiти надавали, i понiс Олександрi. Але вона нiчого не хотiла ┐сти i все плакала. Вiн, скiльки мiг, розважив ┐┐, а сам пiшов у клас i звелiв спiвати молитву перед початком науки. Як заспiвали молитву, вiн непомiтно ввiв у клас Олександру. * * * Олександра пiсля цього довго соромилась глянути учителевi в вiчi. Але нi вiн, нi школярi нiколи не нагадали ┐й про те, що було. Та й не треба було ┐й нагадувати. З того часу вже нiщо не могло спокусити ┐┐. Дiвчата-товаришки ┐┐ люблять i часто дають ┐й чого ┐сти - такого, що з дому приносять. Але вона зрiдка бере, хоч i часто сидить на сухому хлiбовi. Цього року вона здасть останнього екзамена i вийде з школи розумною, правдивою i чесною дiвчиною. 1891 ДЗВОНИК п┐ звали Наталею. Вона була маненька, ┐й було тiльки сiм рокiв. Мати ┐┐ вмерла рокiв уже з пiвтора, батько був калiка, та ще й п'яниця. П'яницею вiн був iздавна, але поки не був калiкою та жива була жiнка, то вiн якось там хазяйнував на сво║му клаптику землi. Але вiн, пiдковзнувшися, впав на льоду, переломив собi руку й тодi вже мало що мiг робити. А тут жiнка вмерла. Вiн зовсiм розпився, прогайнував господарство, продав землю,зосталася сама обiдрана хатка. Вiн мало коли бував дома, а в тiй хатi сидiла Наталя. Сидiла й голодувала. Добрi люди помiтили, що вона голоду║, почали закликати ┐┐ до себе обiдати, а потiм якось поклопоталися за бiдну сироту, щоб узято ┐┐ до сирiтського дому. Наталю вiдвезено до губернi┐ й там здано до того дому. Добрi люди казали, що Наталi буде там краще. Вона й сама силкувалася так думати, але чогось ┐й страшно було туди ┐хати. Як при┐хала, то стало все ┐┐ життя по-новому. Дома вона голодувала часом, а як не голодувала, то на┐далася хлiба та порожнього борщу з буряками, бо каша не щодня бувала; а тепер вона могла ┐сти добру смачну ┐жу щодня i скiльки схотiла. Дома вона ходила в дранiй, латанiй та задрипанiй одежi, а тут була в не┐ одежа чистенька: влiтку - легенька, взимку - тепленька, саме добре. Дома вона мерзла в обiдранiй, нечупарнiй хатi, спала на голому полу, тiльки в голови пiдмостивши поганеньку подушечку, а тут хати були великi, чистi, теплi, i спала вона на м'якому лiжку, засланому тоненькою ряднинкою. Дома ┐┐ батько п'яний лаяв, а часом бив, а тут нiхто не бився, не лаявся: коли що треба було робити чи не робити, то начальниця просто велiла чи забороняла завсiгди спокiйним, рiвним, однаковим голосом,- вона навiть не кричала нiколи. Це нове спокiйне життя в достатках спершу здавалось Наталi, пiсля ┐┐ вбогого сiльського життя, якимись розкошами, якимсь пишним, панським, трохи не царським, життям. А все ж Наталi тяжко було жити. Чому? Вона була зовсiм чужа серед цього життя. З самого початку ┐й довелося звикати до багатьох речей, цiлком ┐й нових,- починаючи з завички ┐сти м'ясо не руками, а ножем та виделкою. Вона нiяк не вмiла пристромити шматок м'яса в борщi виделкою, а тодi вiдрiзати його ножем: звичайно шматок вискакував з-пiд ножа i з-пiд виделки й ляпав додолу або на колiна Наталi чи якiй подрузi, а борщ розхлюпувався на стiл. Обляпана подруга сердилась i казала: "От, ляпало недотепне! Селючка!" Олександра Петрiвна, начальниця, завважала Наталi, що так не можна робити, що треба бути обережною та охайною. Дiвчина й сама це добре знала, дак коли ж вона нiяк не могла керувати тими струментами! Зараз же, другого дня, вона знову те робила, а Олександра Петрiвна велiла ┐й виходити з-за столу й обiдати самiй окремо пiсля всiх. Вона мовчки покiрно виходила з-за столу й сiдала в куточку. Вона дивилася на дiвчат, як вони всмак обiдали, весело смiялися, як не було начальницi (хоч ┐м смiятися за обiдом i заборонювано), i дожидалася сво║┐ черги. Врештi дiвчата починали вставати, соваючи та стукаючи ослонами, деякi зараз бiгли з хати, а деякi зоставалися прибирати зо столу, начальниця виходила. Тодi Наталя мусила йти обiдати. ┐й хотiлося ┐сти, й вона мовчки сiдала за стiл. Дiти часто бувають нежалiсливi,- обляпана Наталиним борщем подруга, а за нею й ще дехто починали кричати на Наталю: - Селючка обiда! Ляпало обiда┐ Тiкайте, а то всiх пообляпу║. Наталя кидала ┐сти. ┐й було сором, тяжко, хотiлося плакати, але вона не плакала, тiльки губи в не┐ тремтiли i все ┐┐ обличчя якось кривилося. Вона спускала сво┐ великi темнi очi додолу, ┐┐ довгi вi┐ виразно визначалися тодi на зблiдлому обличчю. Так вона сидiла мовчки, аж поки дiвчата облишували ┐┐ й бiгли в садок. Тодi вона вставала, голодна йшла в якийсь закуточок i ховалася там так, щоб нiхто не бачив, i сидiла доти, аж поки голосно дзенькне дзвоник, кличучи всiх до вечiрньо┐ науки. Вона вся здригалася з несподiванки, тодi тихо вставала i йшла. Потроху вона одначе звикла обiдати так, як i всi, але дiвчата все ж дражнили ┐┐ ляпалом. Це нечупарне прiзвище нiяк не приставало до ┐┐ тоненько┐ невеличко┐ постатi з чорноволосою голiвкою, до ┐┐ замисленого обличчя з великими засмученими очима. Але вже як приложили, то так воно й зосталося. I з одежею клопiт. Це була зовсiм не та сiльська одежа, що в нiй звикла ходити Наталя,- та була така проста. А в ┐й Наталя почувала себе нiяково. А найгiрше спершу було те, що вона не вмiла якось сама в не┐ вбиратися. Копа║ться, копа║ться й нiчого не вдi║. Треба дожидатися, поки Маринка, подруга, до не┐ трохи прихильна, пособить. Але поки та поспi║, аж тут уже - дзень! дзень! дзень! - кличе дзвоник до снiдання. Поспiша║ться Наталя, руки в не┐ тремтять... бо┐ться вона опiзнитися, бо скоро дзвоник задзвоне, зараз бiгти треба. Та потроху й до одежi Наталя звикла. Але нiяк не могла звикнути до пансько┐ мови. Вона ┐┐ дуже погано розумiла, ┐й казано надiти iншу "юпку", а вона не розбирала, що це говориться про спiдницю, i вдягала пальто - ту юпку, що зверху вдягають; п┐ посилано в "чулан", а вона йшла навмання в якусь хату, бо не знала, що воно i де воно той "чулан"; ┐й велено вчитися "прилежно", а вона нiяк не могла зрозумiти ..- навiщо це, вчачися, треба лежати, коли ┐й краще сидiти. Багато ┐┐ подруг, хоч i самi були такi спершу, але тепер смiялися з не┐, а Олександра Петрiвна звала ┐┐ нерозумною й казала, що вона зовсiм погано вчиться. Наталя справдi погано вчилася, але не через те, що нiби нерозумна була, нi! Дома вона все розумiла, дотепна була розмовляти, знала безлiч казок та пiсень. Нiхто з ┐┐ подруг сiльських краще вiд не┐ не вмiв спiвати, а казки оповiдаючи, вона голосом силкувалася вдавати тих звiрiв чи людей, про яких казала. А тут-тут вона була нерозумна, бо нiяк не ррзумiла тих слiв, "що в книзi пописано"... Вивчившися врештi читати, вона насмiшила весь клас, бо прочитала: "Усердно занялся делом", а переказала те так: "У середу занявся дом". - I сгор║л? - спиталася, глузуючи, вчителька. - I згорiв...- одказала Наталя, але, почуваючи, що щось не так i страшенно червонiючи, зараз же додала: - Нi, цього в книзi не написано... Голосний регiт не дав ┐й далi казати. Увесь клас реготавсь, аж сльози втирав. I в Наталi забринiли на очах сльози, але не з смiху. З цього часу ┐┐ прозвано Середою, а Ляпалом звати облишили. Увесь клас нашорошував уха, як Середа вставала проказувати вивчене: вона не тiльки погано його знала, а ще й завсiгди казала якусь кумедну нiсенiтницю, звеселяючи тим нудну лекцiю. А як вона щиро вчила тi завдання, скiльки вона працювала, щоб ┐х знати, щоб не бути посмiхом усьому класовi! I не могла, досi не могла подужати незрозумiло┐ книжки. I ця книжка робила з ┐┐ головою щось дивне. Наталя блукала по ┐й очима й думкою, так, як дитина блукала б темно┐ ночi серед невiдомого безкрайого степу, шукаючи шляху додому. Вона стiльки разiв помилялася, стiльки разiв ┐┐ осмiяно за цi помилки, навiть карано, що вона тепер не була певна нi в одному словi, чи розумi║ його, як треба. Написано "масло",- може, це й справдi те масло, про яке досi знала Наталя, а може, й щось зовсiм iнше: адже думала вона, що "орать" - це на полi орати, а сьогоднi ┐┐ вилаяно дурною й сказано, що це значить - репетувати; або от учора: вона думала, що "рожа" то квiтка така, а ┐й кажуть, що це - пика... Може, й з маслом так буде... I потроху Наталя зовсiм перестала вiрити сво┐й головi; вона вiрила тiльки тому, що скаже вчителька, а своя думка в не┐ замирала, переставала жити, працювати. Дiвчина справдi ставала дурною. Знаючи себе i сво║ знання, вона боялася того класу як огню i тим ще гiрше робила собi, бо ст