оровi, дiточки, й ти, сестро!.. За ним i братова в хату. Посiдали вечеряти вони й дiти. - А ти чому не йдеш, сестро? - Спасибi, братику, не хочу. Вiн подивився на мене пильно й жiнцi в вiчi, похитав головою. - О жiнко! - каже. - Се вже, бачу, тво┐ примхи! Не обижай сестри: грiх тобi буде! - Оце менi лиха година та нещаслива! Хiба ж я в тебе наймичка, що менi не вiльно й слова сказати! Ганю я твою сестру, чи що? Я тiльки правду щиру сказала! Покинула вечеряти й з хати пiшла. А старшенька дiвчинка до батька: - Чого се, тату, тiтка все плаче? Так плаче, що господи! Що мати ┐й сказала? Брат змовчав, тiльки по голiвцi дiвчинку погладив. По вечерi зблизився до мене, сiв поруч зо мною та: - Сестро моя, - каже, - не журись, голубко! Досi жили з тобою любенько, треба б так i звiкувати. Нас тiльки двойко в свiтi... Подаруй мо┐й жiнцi яке там незвичайне слово, зроби менi таку велику ласку, сестро моя рiдненька! - Братику мiй, голубчику! Нехай же мене господь милосердний боронить, щоб я з тобою в сварку заходила, - кажу. - Що твоя жiнка мене обидила, я ┐й те дарую, тiльки важко менi на серцi, братику мiй! Нехай поплачу, - полегша║. - Не плач, сестронько, годi! - Я, брате, хочу вас покинути. Вiн так i стрепенувсь: - А де ж ти будеш? - Пiду служити! - Що се в тебе за думки такi, сестро! Зглянься, на бога! - почав вговоряти та вмовляти, й жiнку привiв, - i вона просить: - Не кидай нас! Почули дiти. Боже! Як кинуться до мене та в плач! - Тiточка наша любенька! Хоче нас кидати! Не кидай, ми тобi будем годити, ми тебе шануватимем! Що против кого, а против дiтей я й не зговорю. Пригорнула малих до серця та тiльки плачу. А брат дума║, що то вже я роздумалась, дяку║: - Спасибi, сестро, що ти мо┐х дiток жалу║ш! Та вони без тебе посиротiли б, як без рiдно┐ матерi. А я таки маю думку йти в службу. Полягали спати. Я й очей не звела: обняли мене думки, та гадки, та журба пекуча. Трудно було й здумати, що десь наймичкою маятимусь! Мала й худобу, i господарство сво║, зросла в розкошi, а доводиться служити за хлiба шматок та годити, може, i лихому, i ледачому кому! Треба й правду, й неправду терпiти, треба привикати! Зазнаю чужо┐ сторони, яка вона ║! Перебуду всякого горя й лиха! Нiхто мене не жалуватиме; нiхто не сяде, не зажуриться коло мене, анi словця любого та щирого не промовить! Звiсно, чужi люди хоч i добрi, та не знатимуть, яка я; а я знов ┐х не знатиму. IV Ранiсiнько-ранiсiнько пiднялась. Усi сплять; iще й на зорю не займа║ться, - iмла. Востанн║ глянула на дiток, на брата. I братово┐ жалко стало. Взяла свiй тлумочок та тихенько й вийшла з хати. Iду, iду i не оглядаюсь. От i велика могила, що геть за околицею зеленi║. Зiйшла на могилу та й глянула тодi на сво║ село; а сонечко саме сходить... Село як на долонi, так менi в очах замигтiли бiлi хати, колодязне цямриння, розквiтлi садки й городи. Побачила й батькiвське подвiр'я, i ту вербу кучеряву, гiллясту, що малою ще дiвчинкою пiд нею гралась. Стою i з мiсця не зворухнуся, - задивилась. Що менi там кожна стежечка, кожний кущик знакомiсiнькi; дивлюсь туди та дiтство й дiвування сво║ розкiшне, i замiжжя щасливе, i вдiвство гiрке - все мов по писаному вичитую. Куди менi йти? Нiкого й нiчого не знаю, i сум, i неспокiй мене обiйма║. Чула колись iще од батька-покiйничка, що в Дем'янiвцi живуть якiсь родичi нашi: матусина небога була оддана туди за коваля Ляща. "Пiду собi до ┐х, - думаю, - все менi буде охiтнiше служити, де мiй рiд ведеться". Iду шляхом, - боюсь так, що мати божа! Раденька вже, як хто навстрiч менi береться. А шлях не спить: то той стрiнеться, то iнший, то возом ┐де, то йде. Вже скiльки сiл минула, i козачих, i панських, не забарююсь i не дуже в речi заходжу: розпитуюсь дороги в Дем'янiвку, подякую за хлiб-сiль та й далi. Другого дня притомилась я дуже та й сiла спочити в холодку пiд вербою. Округи мене то жито половi║, а в житi купка льону голубо цвiте; то ячмiнь колоситься; оддалеки гайок синi║, пiсочаний шлях угору закручу║ться, як золота нитка; день бог дав жаркий, i вiтерець не дмухне - тихо; тiльки якась пташка сама собi щебече, наче моя душа бiдолашна, та гудуть бджоли понад пахучою гречкою. Коли дивлюсь - iдуть якiсь люди гурбою: i старi, й молодi, i дiтвора; зблизились до мене й на добридень дали. "Добридень! - кажу й собi. - Садовiться, та одпочиньмо трохи". Бачу, що дуже вони потомленi. - Звiдки вас господь несе? - питаю чорноброву, хорошу молодицю, що дитинку на руках тiшила - На прощу ходили, у Ки║вi були, - каже. - А вас куди мати божа та добра доля веде? - У Дем'янiвку, коли зна║те. - Оце б то не знати, коли самi з Дем'янiвки! Се нам цин шляшок iз вами; то разом i пiдемо! - А чи не зна║те там коваля Ляща? - Ляща? Який же то коваль Лящ? Нi, серце, не знаю й не чула. к в нас Лящi, так то не ковалi, а так собi хлiбороби, як i ми. - Спитай мене, молодичко, - озвалась стара бабуся, обдiляючи дiток, що обсiли ┐┐, хлiбом i поглядаючи на мене ласкаво. - Я зазнала ще того коваля Ляща i жiнку його знала, - нехай над обома земля пером! Добрячi були люди покiйнички! - А давно ж вони померли, бабусю? -Давненько, мо║ серце. Вже рокiв iз дев'ятнадцять буде. На одному тижнi й померли; як щиро любилися, так одно без одного й не жило. Перше вiн переставився, а за '┐м i вона; вкупi поруч i поховали ┐х. Хата спустiла, бо не було в ┐х нi роду, нi плоду. Се, мабуть, чи не до них iшла? Може, родичка? Бо вона була здалека взята. - До ┐х, бабусю, та лиха моя доля. - Нехай господь милу║! Що ж тобi за пригода така, серце? - Iду служби шукати, то думала, що родичi, то службу менi нарадять, а тепереньки, голiвко моя бiдная! Не знаю, що й робитиму! - Шкода жугiитись, молодичко! Журбою поля не перейдеш! Ось я тобi службу нараджу, йди до нашого отця Iвана служити. Я в його i хрестилась, i вiнчалась, i досi живу, та, мабуть, i вмру у нього. Що то за добрячi люди, старосвiтнi, простi! пх тiльки двойко, обо║ старенькi вельми. Була дочка, оддали замiж, та не довго й погосподарювала - умерла. Дiвчинка зосталась, то старi при собi держать унучечку. Славне таке дитятко, що годi! Отець Iван уже дуже старий i темний рокiв iз дев'ять, а служби божо┐ не кида║. Дознався був владика, що слiпий старець чинить у божому домi одправу, - i заборонив. Так люди виходили усенькою громадою просити за його, щоб оставлено. "Люди добрi, - рече ┐м владика, - коли вiн такий вам любий, то я не бороню йому стояти при престоловi божому й до кончини його вiку; треба тiльки менi вивiрити на сво┐ очi, що темний слiпець благоподобно службу божу одправля║". На┐хав владика й хвалу боговi оддав, що так твердо й не-помилешно темний править службу божу, i хрестом його благословив... Iди до ┐х, молодичко. Роботи буде небагацько. Здужатиму, то й я поможу. - Спасибi вам, бабусю моя ласкавая! Нехай же господь да║ вам усе добре! - Ну, тепереньки полуднуймо та й поберiмось далi. Сьогоднi й дома заночу║мо, коли бог дасть. V Дем'янiвка та в долинцi, мов у зеленому гнiздечку, лежить. Село велике й багате. Двi церкви, одна мурована, висока, друга дерев'яна й давня сильне, аж у землю вросла й похилилась. Отець Iван жив за мурованою недалечке; мав собi домочок, i садок, i город, - невеличке, та хороше хазяйствечко. Надвечiр увiйшли ми в село, i розбрелись прочани улицями. Кожне до сво║┐ господи поспiша║, а я за старою бабусею йду. Так менi чогось сумно й боязно, аж мо║ серце мре. Як перше було, коли йду куди, то весело й залюбки, а тут i очей не смiю пiдняти. Увiйшла та й стою сама не при собi. Чую, що стара за мене одповiща║. - Увiйди та одпочинь, дитино, - промовив хтось тихо й поважно. Звела очi, аж против мене, на липовiй лавцi, старий, старий дiд. Очi йому незрячi, й така в тих очах тиша та добрiсть, що я нiколи й не бачила. Борода бiла нижче пояса кучерявиться; сидить вiн у тiньку, тiльки вечiрнiй промiнь сонячний наче червоним золотом його обсипа║. Як почула я такi слова ласкавi, аж за серце мене вхопило. Сльози ринули менi з очей, а вiн простяг руку та й поблагословив мене. Бачу, й вона увiйшла: старесенька, малесенька, ледве од землi видно, а ще чуйненька, говiрка. - Оставайся в нас iз богом, молодичко, - каже. - Ти молоденька, то й хату нашу розвеселиш, i внучечку мою втiшиш. Бiжи лишень сюди, Марусечко, до нас! Ходи, не соромся!.. Така вже в нас соромляжа, мов засватана. Взяла за ручку невеличку дiвчинку, гарненьку, чорнявеньку, що все з-за дверей блискотiла оченятами, та й увела в хату. - Пожалуй же, Марусенько, молодицю, вклонися й пошануй. От воно й вклонилось, i привiтало мене чепурненько. А я думаю собi: "Як-то тепереиьки небожата мо┐ коханi? Чи згадують мене?" Осталась. Живу в ┐х мiсяць, живу й другий; добре менi так, що годi! Так мене жалують, як свою дитину. Ото, було, впораюсь у хатi, пообiда║мо та й посiда║мо усi в садку пiд черешнею. Панотець тихенько собi сидить та дума║ або молитви шепче, а то псальми спiва║ - так хороше, господи! Старенька й панiматка гомонять то те, то iнше; я коло ┐х тулюсь та слухаю. I внучечка кача║ться по садку бiлим клубочком, i до нас прискочить, i знов у гущавинi зеленiй зникне. Тихенько й любенько день мине, що так, зда║ться б, i вiк свiй звiкував. От же все менi туга невсипуща! Вони й розважають, i розговорюють. - Не сумуй, - кажуть, - то грiх великий. То дитина плаче, бо нiчого не розумi║, а доросла, то повинна собi раду дати. Нехай помислить, що, може, трапиться й добре ще в свiтi; а здоров'я втратиш - яке вже буде життя! Годi, серце, послухай нас, старих! От поглянь, який господь вечiр дав! А сонечко заходить. Рiчка тече, як щире золото, мiж зеленими берегами; кучерявi верби купають у водi вiти; цвiтуть-процвiтають маки городнi, i високоверхi коноплi зеленiють; де коло бiло┐ хатки червонi║ рясне вишення чи високий кущ калини стрiху пiдпира║, закриваючи всю бiлу стiну; а хатина ж у розквiтлому городi, як у вiночку, хова║ться. I зелено, й червоно, i голубо, й бiло, й синьо, й рожево коло то┐ хатки... Тихо й тепло, i скрiзь червоно - i на небi, i на згiр'ях, i на водi. Господи!.. - Сей...свiт - як макiв цвiт; як-то на тiм буде! -каже, було, стара, похитуючи головою. - Боже мiй, боже! - промовить панiматка стиха. А панотець пiдведе темнi очi вгору. - Слава господовi! - рече. VI Одного дня раненько йду з водою, коли назустрiч менi чоловiк. Глянула, - та се ж Трохим Рибець, iз нашого села! Боже мiй! Мало коромисла не впустила, i слова не промовлю - зрадiла. А вiн: - Так се справдi ви тут? Ми чули, та вiри не йняли. Брат ваш дуже за вами журиться. Iдеш у Дем'янiвку (а я, бачте, за колесами), може, сестру побачиш, - каже менi, - то скажи, що засмутила вона мене сильне, i прошу я ┐┐ милою просьбою, щоб до нас вернулась. - Та чи здоровi ж вони там? - питаю плачучи. - А дiточки як? Мабуть, забули мене? - Де вже забули! I досi плачуть, що ви ┐х покинули. Що ж маю вашому братовi казати? - Кажiть йому, що дуже мене жалко i ного, i дiток, i серце мо║ в'яне... а вже до його не вернусь! Шкода мене вмовляти, а силувати - тож не знаю, хто мене присилу║. - А тут же вам добре? - Так-то добре, що й сказати не можна! -та й розповiдаю йому, де я служу. - Зайдiть лишень, -кажу, -то я небожатам якого гостинця дам. Скажете: тiтка прислала. От там узяла кiлька грошенят, то те купила, то те, - шлю ┐м. Проводжу того чоловiка за село та плачу-плачу! - Скажiть, що я ┐х до само┐ смертi кохатиму, а згадую щогодини, щохвилини. Куди не гляну, що не заговорю, то все ┐х згадаю! - Та добре ж, добре. Чому не сказати? Скажу. Прощавайте! Нехай вам господь помага║ iз вашими господарями! Якi то люди добрячi! Привiтали мене, за┐жджого, як сiм'янина. От люди! - Так-то вже ┐м бог дав, що всi ┐м любi й милi, - кажу йому. - То вже правда, що божi люди! - одказу║ чоловiк, радiючи. Провела його за село, того чоловiка, попоплакала... Минуло з тиждень. У суботу бiлю хату, коли бiжить моя Марусенька: - До вас гостi на┐хали! - Якi? - питаю, а саму як огнем обхопило. - Та там якийсь чоловiк, такий чорнявий, високий, i молодиця гарна, i дiточки з ними. Питаються вас. Я й не схаменусь - стою. Коли бачу - брат у хату з жiнкою й з дiтьми. Боже мiй! Свiте мiй! Так я й зомлiла: одно, що радiсть велика-побачила, а друге-згадала сво║ горе й лихо. Почали мене всi просити: "┐дь та ┐дь iз нами. Не послуха║ш нас iз жiнкою (i вона просить, тiльки сама невесела), то дiток наших послухай: вони за тобою щодня плачуть". А дiтки як очепились за шию менi, то й не вступаються, цiлують та просять: - ┐дьте з нами, тiточко наша кохана, ┐дьте! - Нi, не по┐ду. Вони й заплакали, мо┐ голуб'ята; так слiзочки з очей i капотять. Як припали вони, то не можна й одхилити од мене. Одмовлялась я, одмовлялась, та й мусила послухатись. Пiшла, попрощалась iз господарями, подякувала ┐м за милiсть i за ласку. Вони радiють, хоч i жалко, що одходжу од ┐х, та на мене радiють, що бог менi дав - iзнов до брата iду, -у свою хату. Проводили мене хлiбом-сiллю, поблагословили, а Марусечка, то й плакала за мною, що покидаю ┐┐ саму. Увiйшла я знов у ту хату, що в нiй i росла й дiвувала. Зда║ться, що кожний куточок веселенько менi всмiха║ться, i я наче помолодшала: з дiтворою кручусь по дворищу та бiгаю; то на улицю вигляну, то в садок кинусь: се ж бо я й дома!.. Та не довго радувалась. Почала братова мене знов допiкати. Уже тепер i ступити менi не дасть; уже нема менi й промито┐ води: та те не добре, та се не гаразд! Та на свою голову прикликали собi бiду! Як почне - боже, твоя воля! - що я й об'┐ла ┐х i обпила; та якось i про грошi мо┐ згадала, що я ┐м позичила: "Ти дума║ш, ми тобi грошi виннi? Iще з тебе треба б узяти: ти вже бiльш хлiба в нас з'┐ла, нiж тих грошей було!" А я позичила братовi всi до копi║чки, що взяла за худобу, - а в мене були й воли хорошi не одна пара, й корови, i овечок отара велася, й хату продала, -то всi, всi йому оддала. - Ну, - кажу, - коли вже з'┐ла я сво┐ грошi, то бог iз вами! Нащо ж ви мене вмовляли вернутись? Там менi було добре, як у рiдного батька! Вона затихла; бачить, що вже дуже мене скривдила, та, мабуть, побоялась, щоб брат не сварився. VII Я таки того ж дня й пiшла од них не прощаючись. Брата й дома тодi не було. "Вже як там тяжко не буде, - думаю, - а вдруге не вернусь! Пiду свiт за очi, щоб мене й не знайшли, i не просили!" Бо таке в мене серце хибке, що й не встою, як знов проситимуть та молитимуть. I надумалась iти в Ки┐в. Заходила в Дем'янiвку. Хоч i в сторонi, та дуже жадалось менi побачити сво┐х перших господарiв. Поплакала там, i вони зо мною посумували. - Пiду до Ки║ва, - кажу ┐м. - Як далеко буду, то про мене забудуть, та чи не забуду й я свого лиха. - Нехай господь помага║! Iди з богом. А коли схочеш до нас вернутись, вертайсь. Ми радi тобi будемо, приймемо тебе, аби живi були. Вийшла я од них веселiш теплим ранком. Пiшла собi дорогою. Перехожий, про┐жджачий - що ┐х там па шляху не кидалося в вiчi, нiхто мене не зайняв, спасибi богу! I москаль пройде - мине, i крамарський вiз простугонить, i пан четвернею пробiжить - тiльки тебе курявою обнесе, та й знов з поля вiтрець повiйне i зазеленiють тобi га┐ й степи; деколи озеро заблищить чи рiчка розлива║ться. А що ходка чумакiв не одна наверталась на очi, то втiшно менi було добре слово почути: "магайбi!" або дороги розпитаться; то ж усе з наших, простих людей, що горя зазнало i дома, i в дорозi, то й душi живо┐ не цура║ться. За тиждень прийшла в Ки┐в. Красний, боже, який! А що вже святi церкви, то й не сказати! А людей, людей! Без лiку, та все чужi - минають i не глянуть на тебе. Спочила коло свято┐ Лаври, та й пiшла собi мiсця питати. Ходжу, ходжу, тiльки улицi й заулки перехрещую. Увiйшла в базар, сей таки точок Подольський, -сто┐ть купочок молодиць i дiвчат. - Боже помагай! - кажу. - Спасибi! А самi оглядають мене - _яка й звiдки. - Чи не зна║те, - кажу, - де б тут службу можна знайти? - Еге! Ми й самi ждемо, молодичко! А се вони, бач, вийшли, чи не найме хто: так вже тут заведено. - Коли ваша ласка, - кажу, - то й я собi коло вас стану. - Становiться, ми не боронимо. Стою я та дивлюсь: люд як та комашня копошиться, одно на одного наступа║, зiходяться, розiходяться, гомонять, кричать, - i люди, й пани, i мiщани; стукотить, гуркотить. Той сво║ прода║, той прицiня║ться до чужого. Двi молодички гарненько цокотять удвойзi, а тут дiтвора змага║ться - чогось не подiлили. Перекупка, як жар, червонолиця, стала против сонця, бряжчить коралями та вигуку║: "Е, е! Коралi добрi! Дивiться ж бо, молодичко! Ось купи, моя любочко, купи, примiряй до лиця! Ну ж бо, ну, не соромся!"-звива║ться вона коло повновидо┐, гарно┐ молодицi у бiлiй сорочцi i в зеленiй хустцi. Молодиця не хоче, а вона таки зачепила ┐й за шию намисто та кричить: --_ Дивiться, дивiться, добрi люди, що в мене молодиця, як калина, як яблучко, як дiвочка, як паняночка! -- Та пустiть мене, бог iз вами! - одбива║ться молодиця. - Я й ваше намисто порву! Оте║ справдi! Чого це ви на мене напались? А сама засоромилась, почервонiла, як вишенька, i досадно ┐й, очицi блищать, i смi║ться. Москаль, що якесь старе залiзо продавав, задивився, сто┐ть i всмiха║ться, i не чу║, що жвавий мiщанин у чемерцi штовха його: "Москва, москва! Чи прода║ш залiзо?" Постояли ми там годину, а може, й бiльш. Якась пристаркувата панi до нас iде. - А чи нема тут тако┐ молодицi, щоб помiсячне згодилась? - Чому нема? - кажуть усi. - Можна й на мiсяць iзгодитись. Та й почали договорятись. Каже та панi: "Роби менi й те, й те, i друге, й трет║, i все, i бiли, й вари, i ший, i мий. Дам тобi на мiсяць карбованця!" - Шукайте собi деiнде, -кажуть ┐й, одступаючи од не┐. А вона до мене: чи не згоджуся я. - Добре, панi! Та й пiшла за нею. "Все, -думаю, -що-небудь запрацюю собi. Роботи не боюсь: треба жити, то треба й робити, щоб не було од бога грiха, а од людей сорома. Нема нiде хлiба лежачого". VIII Привела мене панi до сво║┐ господи. Невеличкий будинсчок; кiмнатки низенькi, похилi, а проте столички всякi, коло стiни рядочком, i завiси на оконцях, i дзеркальце висить, - хоч там таке, що як подивитись у його, то й себе не пiзна║ш: так тобi перекривить обличчя... Стрiла нас панночка, вже доросла й огрядненька собi, нiвроку. - Що, мамiнько, - пита║, - найняли? - Ось iде за мною. Якась селючка нагодилась. - Оте║, мамо! Що зробите, то все не до ладу! Нащо вам селючка здалась? Вона нiчого не вмi║, анi плаття вигладить, анi вслужити догодне. Хiба будемо на не┐ дивитись, як на мальовану! Стукнула дверима, аж столички всi скакнули, як живi, й вийшла. Бачу, що менi недобре тут буде! Де ж таки хто чував, щоб дитина так незвичайно з питимою сво║ю матiнкою поводилась? А стара й слова дочцi не промовила. - Вари, - каже, - обiдати, молодице! Розказала менi всi там порядки i навчила, що й як, та й покинула мене саму в хатi. На обiд прийшов i чоловiк ┐┐ з крамниць, - такий високий, чорнявий, у синiй чемерцi, очi йому веселi й бистрi. Поклонивсь менi та й каже: - Гляди ж, молодичко, шануйся, то будемо сватами й братами! Спасибi йому, розважив мене трохи тим словом добрим. Тяжко робила я, - боже, як тяжко! Цiлiсiнький день у роботi; одно ще не скiнчу, вже друге мене дожида║. Стара й сама годинки не посидить дурно: а дочка була вже така вигадчиця, що нехай господь боронить! Сходить сонечко - вона вереду║, i зайде - вереду║. I те не добре, й те не до ладу, i не так говориш, i не так ходиш... та коли б же на мене одну, а то й на свою рiдну матiр грима║: "Чому, - каже, - в нас не так, як в Iваненковських панiв, що в ┐х усе по-панськи, любе й миле? А в нас усе по-мужицькому. Я, каже, так жити не можу!" Та й сяде плакати. Мати вговорю║, аж пада║ коло не┐: "Не плач, дочко, не плач! Бог дасть, i в нас по-панськи буде!" А батько таки просто, було, каже: "Ой, дочко! не дурiй! Що се ти химеру║ш, якiсь панськi розкошi все вертяться в тебе на думцi. Гляди, щоб з тебе добрi люди не смiялись!" Вона розгнiва║ться й вибiжить. - А що? - каже, було, до жiнки, - бог нас покара║, що ми так дитину розпустили! Не буде ┐й добра у свiтi, коли такою вередницею зостанеться. Не потурай ┐й, жiнко, бо каятись будеш! Чому ти ┐┐ на розум не навчиш? Ти ж мати, ти перша порадниця. Вона в тебе увесь день божий сидить та гави ловить i за холодну воду не вiзьметься. Ти все за багатшими пнешся; придивись, лишень, то й побачиш, що нi за чим гнатись. Так повелось тепер, що аби на переднiх колесах добре, а на заднiх i невiть-що!.. Коли жалу║ш дитину, то навчай грозьбою, коли не можна просьбою. А дочка не дуже-то й слуха║ матерi: загне голову, як муштровий кiнь, та й вийде з кiмнати. Послав бог ┐м лихо: захорував господар та хутко i вмер. Як умирав, покликав дочку та й каже: - Доню моя мила, доню моя люба! Багацько ти мене журила, та нехай тобi господь подару║! Послухайся мене хоч тепер, не пнися в пани, не гордуй сво┐м родом. Твiй рiд хороший i величний: не плодив нi злодi┐в, нi душогубцiв, як iншi багатi┐ роди. Живи, доню, як бог тобi дав, шануй стару неньку. Нехай би ти коло не┐ впадала, а не вона на старостi лiтах коло вередливого дiвчати! Послухайся, доню! Вона тiльки плаче та в руку його цiлу║. Поблагословив ┐┐ та знов пита║: - А що, доню, пам'ятатимеш мiй завiт тобi? - Пам'ятатиму, татоньку милий! Поховали його на Скавицi. Народу зiйшлося, мiщан, що нiде було й орiшку впасти. I не чула, щоб хто лихим словом обнiс нашого покiйника; всi царства божого йому жадають: такий добрячий був чоловiк! IX От дiвчина й схаменулась була трохи: i матерi поможе в чому, i до мене по-людськи заговорить. А там як почали вчащати якiсь приятельки, верхоглядки та верхоумки, то й звели ┐┐ нiнащо, i дома не сидиться, i роботи вже годi: все б у гостину, та щоб убрання все нове та хороше на ┐й було. Як дома, то до пiвдня буде вбиратись та начiпля║ на себе всього, що треба, а чого й зовсiм не треба, як на кiлок у коморi. Аби трохи в матерi забряжчало в калиточцi, зараз i почне вимагати; а мати така, що послуха║ й оддасть, та потiм нiкому так гiрко, як менi, бо стара хоче те у хазяйствi навернути, що дочка витратила, - та й д'хнути менi не да║: роби, та й роби, та й роби! Дав бог весну, вi║ теплом, iз стрiх вода капле, сонечко веселенько свiтить, тане снiг, задзюрчали по улицях струмочки, садки зазеленiли... Стали на прощу люди сходитись. Звiдки вже не тягнуться у той Ки┐в щовесни! Прийшли i з нашого села; якось у базарi вгледiли мене й пiзнали. - Як же господь милу║? - питаються. - А твiй брат дуже на тебе гнiва║ться, ┐здив за тобою у Дем'янiвку, та там дознавсь, що ти аж у Ки║вi. "Коли вона така, - каже, - що мене кида║, як лихого пана, що ┐й не жалко, то й я одцураюсь ┐┐!" - А як вони живуть? - кажу. - Чи здоровi, чи живi всi дiточки? Чи гаразд у ┐х у господi? - Де там! Такi стали голi, як турецькi святi. Чогось не ведеться ┐м. Господь ┐х святий зна║, що то таке! Може, то вашi сльози ┐м одливаються. Зубожiли так, що часом i хлiба позичають. - Земляки мо┐ любi, - кажу ┐м, - як би то менi вас iще побачити? Чи не зайдете до мене? Я маю дещо братовi переслати, то, будьте ласкавi, вiзьмiть. - Добре, - кажуть, - на ранок наготуй, то вiзьмемо. Я вже п'ять карбованцiв грошима загорювала та ще скриньку: то хустку купила, то сорочок справила кiлька. От узяла я тi гришi в калиточку, чотири карбованцi братовi послала, за п'ятого купила то намистечка дiвчаткам, то сережечки, то хрестики хлопцям, то персники, i стрiчок, i спiдничку старшенькiй небозi, - нехай мене згадують, коханi дiточки! Провела землякiв, та й з думки менi не йде братня бiда. Боже мiй милий! Може, справдi се йому мо┐ сльози одливаються. Нехай же мати божа проща║ мене, грiшну, що я свойому рiдному братику лихо наплакала! Та й плакати менi не гоже: ║ й нещасливiшi од мене, й убогi, й недужi, та живуть, а я й здужаю, дякувати господовi, i зароблю собi й хлiба шматок, i сорочку. Се мене й господь не помилу║, коли впаде хоч слiзка з мо┐х очей за себе самую. Коли вже плакати, то за брата, що в його й жiнка, й дiтки дрiбненькi. Надумалась я та нiби менi й працювати веселiше стало. Як уже не гордувала, як не орудувала мною панночка, я перетерплю. "Може, ласкавiстю сво║ю та покiрливiстю втихомирю ┐┐", - було, думаю. Та не така-то вона вдалась! Бачить, що корюся, та ще гiрш мене зневажа║, а далi й бити вже порвалась. - Бог iз вами, - кажу, - нехай хто iнший вам служить, а я не хочу. Мене зроду нiхто ще не бив, та бог менi дасть, що й не буде бити нiхто, поки вiку мого! - А ми тобi грошей не дамо! Добудь мiсяця. Не дослуживши, не смi║ш кидати: ми грошей не дамо! - Та ви з мо┐х грошей не забагатi║те, а я бiдна не буду. Не оддасте, то менi бог оддасть. Стара почала вмовляти: останься та ii останься; бо жалувала мене, що я ┐й щиро робила, не лiнувалась i слухняна була, - от як той товкач: що менi загадають, те й зроблю. Х Коли ми тут сваримось i миримось, у ворота хтось возом у┐жджа║. Глянула та й очам сво┐м вiроньки не йму. Се ж мiй братичок рiднесенький! Вибiгла до його: - Братику, мiй соколе! А менi казали, що ти дуже гнiва║шся на мене! - Нi, сестро моя рiдна! - говорить. - Так уже я звiвся, що анi гнiватись, анi жалкувати нi на кого не маю! Нужда мене зстарила i зв'ялила. Бачу я з першого погляду, що вiн зовсiм iз лиця спав, аж почорнiв. А який же то парубком був! I веселий, i повновидий, як мiсяць... Так мене й облили сльози. - Чого тебе господь принiс, брате? - Здумав собi та й по┐хав. Дуже вже сум великий на мене напав. Хотiв тебе побачити й свiту божого повидати. Сiли ми в брамi та й говоримо собi, журимось, i час нам не змигнеться. Вiн менi оповiда║, яке в його убожество настало, i як жiнка, хоч i любить, та неспокiйна дуже, i як дiточки ростуть i мене згадують. Почули од людей, де я i що, як проживаю, то радiли так, що господи! Я й кажу йому: - Братику мiй коханий! Ти в мене один у свiтi: ти в мене й батько, i дитина, i родина. Поки здужаю я працювати, працюватиму для тебе та для тво┐х дiток. Нема в мене тепер нiчого, тiльки два карбованцi, заробленi в панiв, та не знаю, чи оддадуть, а хочу я згодитись на рiк. Вони мене вмовляють остаться, то нехай дадуть менi наперед грошi... От вiзьмеш та й справиш собi, що там найхутче тобi треба. - Спасибi, сестро!.. А сам аж гнеться. Я пiшла до панiв. Тiльки на порiг, а стара й пита: - Чи останешся? Що те лихо згадувати! - каже. - Моя дочка нiколи тебе обижати не буде: се вона так щось iз нездоров'я. - Та коли ти обижа║шся, - промовила дочка, - то я й не доторкнусь до тебе. - А як же менi, панночко, не обижатись? Хiба се ви мене пожалували, чи що, щоб я вам дякувала? - Та вже годi, - перебива║ стара. - Годись на рiк. Що схочеш? - А я хочу двадцять карбованцiв, - кажу. - Дасте, то зостанусь, а нi, то пiду де в друге мiсце служити. I грошi хочу всi наперед. Вони почали торгуватись: i дуже дорого, i грошi не можна разом. А я, як сказала, то й не одступаюсь од свого слова. - Ну, - кажуть, - нiчого з тобою робити. Дамо двадцять рублiв, тiльки, не всi разом. Дай свою бум агу, а тобi ось п'ятнадцять карбованцiв. "Вiзьму, - думаю собi, - хоч п'ятнадцять: йому тепереньки дуже потрiбно". Оддала ту бумагу, що панотець менi дав, узяла грошi, подякувала та й до брата. - На, - кажу, - братику мiй! Нехай тобi на добре поживання будуть! Побув вiн зо мною два днi. Весело було й прокинутись, що побачу його, поговорю. Що то рiдне та сво║! Служу таки в тих самих панiв. Iще два мiсяцi менi до року осталось. Важко, боже, як ледачому годити! Та вже найнялась, як продалась, - треба служити! А добуду року, то, може, дасть менi господь, що добре мiсце натраплю собi. Аби схотiв, то знайдеш на сво┐ руки муки! ДВА СИНИ М.О.Максимовичу I Чоловiк умер, дво║ дiток менi покинув, два сини. Треба менi заробляти, треба сво┐х дiток годувати. Не справлюсь сама. Те продала, те продала - усе попродала. Важко нам, убогим, сво║ добро збувати, що воно в нас кров'ю обкипiло! Збула... Клопочуся, бiдкаюся - з ночi до ночi. Нiколи раразд i дiточками втiшатись... А дiтки ростуть, уже й в'ються коло мене i щебечуть- мо┐ соловейки. II Андрiйко був у мене повновидий, ясноокий, кучерявий; веселий був хлопчик, жвавий. Було, за день добре менi впечеться сво║ю пустотою, а ще лучче розважить. I посварюсь, i поцiлую його. Вiн був старшенький. А що вже Василько, - тихий, сумирний: i в хатi не чуть, i на дворi не видно. Був якийсь задумшливий змалку: чи те, що вiн у таку тяжку годину народився, хутенько пiсля мого чоловiка, чи таку вдачу йому бог дав. Андрiйко село оббiжить, - вернеться червоний, смiючися, пустуючи; а сей, гляди, пiд хатою де-небудь сидiтиме: землею пересипа║ться або зiлля всякi вишуку║; розкопу║ щось - робачка вигребе або метелика вловить, - дивиться, дума║... Гукне Андрiй, вiн увесь здригнеться. А коли, то, було, ляже в садку та цiлiсiнький день i пролежить нерухомо, мов прислуха║ться до чого. - Що се задумався, сину? - спитаю. - Який сей свiт великий, нене! Ще хлоп'ям був, приземком, а всi вже зiлля знав; i як зветься, i де й коли процвiта║, i яким цвiтом, i коли пташки у вирiй одлiтають, i коли прилiтають з вирiю - усе вiн те║ знав. - Се йому так бог дав! - було менi кажуть люди. - Не хайте його, - се йому так бог дав! III Ото, було, тими вечорами довгими осiннiми, як вже стомить мене робота, - заберу обойко до себе на колiна та почну на добрий розум навчати: як вмiю, так i навчаю. Розказую ┐м i про те, i про друге - толкуюся з ними. Отже, мiй Андрiйко хутко i заскуча║; так вiн i вариться: очi собi тре, i позiха║, i зiтха. "Пустiть вже, мамо!" - проситься. А скоро пустив, - чого не загада║! I гомонить, i пусту║, поки й сон зможе. А Василько буде хоч цiлечку нiч тую довгу iзо мною сидiти, мене слухаючи та менi в вiчi пильнесенько дивлячись. Поснемо. Вночi прокинешся - не спить Василько мiй. - Сину! Чому ти не спиш? - Так... не хочу!.. Чого, мамо, нiч темна-невидна? - Так бог дав, дитино, що темно уночi... Спи, - кажу йому, - спи! Вiн i змовкне... Тiльки довго ще невпокiйно вороча║ться. Було, як мiсяць у вiконечко засвiтить, Василько дивиться, очей не зводячи. А я од людей чула, що недобре, як на сонних дiтей мiсяць сипле промiнням, - то й укриваю, було, ┐х i наказую Васильковi: "Не дивись, Василечку, на мiсяць, - не годиться!" Вiн i зiтхне... То вже вряди-годи упаде така нiчка, щоб вiн спочив тихим духом, або зовсiм нема йому сну, або ж сни невпокiйнi сняться. Андрiйко не такий. Уже зоря зайнялась, вже й сонечко зiйшло, а вiн мiцним сном висипа║ться, розкидався-розгорiвся... Як його звечора трудно упорхати, так i пiднять уранцi. А прокинувся вiн, мiй пустунчик, - i гуком його в хатi аж сохи движать! Ну бiгать, гомонiть, гайнувати, аж усе пiде жужмом! А само таке раде║, веселе, миле!.. Де то вже, хоч жалко, не жалко, а треба впинить: i постраха║ш, було, i покрикнеш на його... Василько меншенький, а навча║ старшого брата. Андрiйко скорий був, палкий, як iскра, - то, було, тричi на день i бiльш посвариться з дiтьми на улицi, а то й поб'║ться за яку пустоту. - Андрiйку! - каже тодi Василь, - а що ти невеселий? - Бивсь, от що! - Ото-то й бачиш, Андрiйку, що за твою пустоту тобi й не минулось; а якби ти не заводивсь, то й не смуткував би тепер, i не стидно б було, що тебе попобито! А Андрiйко йому сво║: - I так сидiть нудно! Та знов югне з хати - i слiд загув!.. Тихий був Василько, розсудливий. Хто його й на розум добрий наставляв, господь його зна║! Чи пiде, було, чи не пiде до товариша, вже й повернувсь, вже й дома: не засидиться, не загра║ться нiде. Так i зрiс на самотi, сам iз собою. Не говiркий був, не смiшливий. У кого вже вiн вдався такий! Андрiйко, то всiх дiвчат у селi зна║. Робить i дiло, щирим серцем робить, а годинку урве собi на гуляння парубоцьке. Сей же, як до чого став, - i очей не зведе, i думки нi на що не зверне - уся душа його в роботi. IV Дiти мо┐, дiти мо┐! Пройшла в нас чутка - некрутчина сього року буде. Як я почула, наче мене холодом обняло. Поглянула на сво┐х парубкiв - що то за хорошi, за молодi, боже мiй добрий! Одного ранку - бодай такого нiхто не оглядав! - сказано менi, що на черзi Андрiйко у некрути... Збираю останн║, споряджаю його... яково-то свою дитину на лихо, на бiду виряджать! Хто того не зна║, нехай же мене спита║!.. А вiн-то на мо┐х очах уже прив'яв... Де той погляд молодецький, де усмiх веселий! Чи менi ж те оповiдати, що не одная ненька стара хлопцевi серденько слiзьми в'ялила? Плакали i молодi очi за ним, за його гарною вродою! Любо вiн пiснi виспiву║, було, ясними зорями. Голос його по всьому селi розляга║ться. Отже, й виспiвав собi дiвчину любу та гарну. Лiтньо┐ пори, тихими та теплими ночами, лежу, було, довго без сну, - думаю та горюю i чую, було, розмову ┐х тиху та любу... Сподiвалась я невiсточки, як ластiвочки, собi на втiху... Пiшла моя сподiванка слiдом за некрутами!.. V Казано в середу везти новобранцiв по обiдi. Сиджу я та дожидаю тi║┐ години, - коли вбiга║ мiй Василько задиханий, блiдий i за ним два чоловiки в хату. - Панiматко! Спорядiть обох: пан звелiв i Василя брати! Я вiри не йму ┐м. - Не буде сього! - таки на ┐х кажу. - Адже ж пан сам людина божа! -Нi, мамо, - промовить Василь, - так воно дiйсне ║сть, як вони тобi сказали!.. I всi мене вмовляють, а в мене серце наче замерло: i чую, що говорять, i бачу ┐х, а до серця нiщо менi не доходить. VI Ви┐жджали три тройки. Усе новобранцi. За ними рiд iде, проводжа║. Сiла й я мiж сво┐ми синами, ┐ду. Шлях мигтить, га┐ та поля на очi набiгають... I так менi сталося, наче я дитина мала: не розумiю нiчого, не знаю, не пам'ятаю. Тiльки як гляну на дiтей, то страшно стане. При┐хали до прийому, повели ┐х, а ми сто┐мо, ждемо. Мене мов сон хилить, та будять мене - хто плачем, хто риданням. Перших вивели мо┐х... Господи, боже мiй! Ти ж у нас великий, ти ж милостивий! Лучче б я у землю поховала ┐х обох!.. VII Привели мене у темну якусь хатину - землянка, чи льох, чи що воно таке, не скажу. Якийсь москаль сидить: головач, розкошланий, невмиваний, пiд щетиною увесь, як ┐жак. Се буде ┐х старший, дядько... Кланяюсь, прошу: "Не оставте ласкою вашою, добродiю, i мо┐х синiв!" Даю йому, що змоглась, грошенят, а то полотна i на дiток дещо... - Не журись, старушка! - прохрипiв. - Трошки вашi синки поскучають - без того не можна в свiтi, а там злюбиться: молодцi будуть, от як i я, примiром кажучи! Поглянула я тодi спильна на його: червоний, обдутий якийсь вiн, очi в його якось померхли... Боже ж мiй! А мо┐ сини, мо┐ голуби сизi! Що у ┐х душа тепереньки свята, i погляд ясний, i любi обличчя квiткою процвiтають!.. VIII Попрощалися. Провели мене дiти за мiсто... От iще й досi, як вибереться лiтом день гарячий, душний, то й згадаю собi те прощання наше: от iдемо мiстом... позачинюванi будинки, запинянi вiкна скрiзь; за мiстом соснина темна, далека заступила шлях пiскуватий; суне перед очима по пiску рипливий вiз, на небi сонце пекуче... IX Зосталась я сама-самiсiнька, недугуючи. Нi сну менi, нi одпочинку. Роблю через силу, нiчого не знаю, не чую... Мина║ рiк, i другий, i п'ятий... Обняла мене мов хмара чорна; тiльки й свiтяться менi, як двi зiроньки темно┐ ночi: то дiтоньки мо┐! По рiздвi сиджу я одного вечора, так уже у пiзнi лягови, пряду... Надворi завiрюха, аж у вiкна б'║, i свiтло мигтить... Коли - стук-стук! Одчиняю - Василь! - Василечку, синочку мiй! А Андрiйко де?.. - Нема вже, мамо, Андрiя! Лiг Андрiй, мамо, та й не встане вже!.. А я наче знала: я його щодня в бога, щоночi оплакала!.. А жити б такому та жити! На вирiст, i на силу, й на личко у батька удавсь: отже, за батьком i на той свiт погнався!.. - Зстарiли ви, ненько!.. Як вам тут жилося? Нужди прийняли?.. - А так менi жилося: устаю - плачу i лягаю - плачу, так менi жилося! -Я, мамо, до вас умирати прийшов!.. Придивлюсь до його, - лишенько мо║!.. Воно й молоде, та вже надломлене!.. - Синочку мiй! Бодай би я не дiждала твого слова почути! Отже, то щира правда була, що вiн сказав. Тане й тане мiй Василько як свiчка. Полежав, похирiв - та навеснi й переставився. Де йому й жити було! Воно й росло так, аби слава, а тi┐ виправки та походи силу з його усю вибрали... - Не на те народивсь, моя мати, щоб менi людей на вiйнi тратити! - було каже. - Не для таких, як я, вiйна, й войовник з мене не жвавий! Як уже в тяжкому недузi лежав, то все, було, дума та дума, та дума собi. - О боже, боже! - заговорить. - Який у тебе свiт красний! А я й не наживсь у свiтi, а я й не навчився, а я й не знаю нiчого!.. I в останню годину промовив: - Не жив я, мамо, на свiтi! Тiльки збирався жити!.. Молоде, то як косою скосило... А я зосталася... Х Тiльки менi й потiхи, що коли присняться мо┐ дiтки. Та все сняться вони маленькими, а парубками нiколи не присняться. I як живi┐ вони стоять перед душею мо║ю: Андрiйко веселий, кучерявий, нiби по хатi бiга║ та гомонить, а в хатi ясно-ясно! Василько над квiтами та зiллям сидить, задумався... Прокинусь... пусто! Робота дожида║; треба жити, треба дiло робити, треба терпiти горенько... Живу... Дивлюсь, як хата валиться; чую, що й сама я пилом припадаю... якось дурнiшаю, якось туманiю, наче жива у землю входжу... МАША (на русском языке) IЗ ЗБIРКИ "РАССКАЗЫ ИЗ РУССКОГО НАРОДНОГО БЫТА" I Не родись ты пригож, а родись счастлив, говорят, и правду говорять истинную! Меня в молодости красавицею величали, а счастье-то мое какое! Ох, много я изведала на своем веку! Муж у меня был буйный, грозный. А вот сестра из себя невглядная была, и слабая такая, хилая, худенькая, да талан ей бог послал: муж в ней души не чаял, и деточки росли. Бывало, как приедет мой хмельной да разбушуется, выгонит меня - хоть на дворе мороз трещи, хоть дождь лей: ему нипочем, не пожалеет, - я пойду к сестриному окошечку, постою, погляжу... Сидит она с мужем, говорят себе любовно, тихо у них да согласно. Слава богу, подумаю, хоть сестре талан вышел! Бывало, и не зайду к ним, не покажусь: что их собою печалить! Ведь догадаются, с какой радости поздним вечером брожу. И вот сестра-то моя, живучи и в приволье, и в любви, все чахла да чахла. Настанет весна, свежая травка пробивается, ручьи журчат, солнышко блещет - людям дышится вольнее, а она сляжет: грудь болит, кашель ее душит. Да все еще подержалась бы она, может, на свете, если бы не помер муж. Ездил за дровами в ненастье; приехал - захворал да на пятый день богу душу отдал. Схоронила его сестра, и сама красного лета не дождалась. Перед смертью она и говорит мне: "Сестра! Вот я умираю, - будь же ты в моем дому хозяйка, моим детям мать. И им будет лучше, и тебе веселее; ведь и ты сиротеешь одинокою". А я тогда уж вдовой была. Распродала я кой-какие пожитки свои да и перешла к сестриным детям. После нее двое осталось: сынок и дочка. Сын по десятому году остался, дочка по четвертому. Добрые были деточки, спасибо им! Отроду мне виду косого не показали, слова грубого не слыхала от них, покоили меня, почитали. Взрастила я их, взлелеяла, и стали они мне что родные дети. II Брат и сестра, а не схожи были нравом, уж как не схожи! Федя был мальчик веселый, смирный, покорный, а Маша уж такая своеобычливая, такая быстрая, пытливая! Бывало, скажешь Феде: Федя, голубчик! Не делай того или другого, не ходи куды, не говори чего, - он покорится охотно, - не надо, так и не надо! И другим себе займется. А Маша допытываться станет: да отчего, да почему? И свои доводы у ней найдутся, да еще, случается, и меня-то, старуху, с толку собьет, что я виновата выйду, а она права. И ко всему-то Маша прислушивается, все замечает, все проведает: что ты ни спроси - все слышала, все зн