ченые и инженеры своей безрассудной
деятельностью стали плодить микробов и вирусов, несущих быструю или
медленную смерть. Когда стали болеть и умирать растения, данные человеку в
пищу согласно древним заветам.
-- Это вы в точку попали, по радио об том балабонят, да и по магазинам
кое-что заметно.
-- Главным же сигналом о начале Изменения служит приход из иного мира
Чудотворца, который сможет наглядно показать людям разумные
сверхъестественные силы и остановит бег времени. Чудотворец придет не один,
а вместе со свей невестой и сестрой, прекрасной лунной девой. Он явит людям
Владыку Огня, громового бога, и Владыку Воды, божественного Ящера.
-- Опознают ли люди вовремя вашего Чудотворца? А то ведь сунут его
менты в "черный воронок" и будет являть образ Ящера где-нибудь на нарах в
зоне.
-- Не сомневайся, брат. Опознают его по красному квадратному пятну на
лбу. -- успокоила меня баба.
-- Такому, что ли?-- я легкомысленно сдвинул берет на затылок.
Проповедница хотела заталдычить вызубренный текст, но вместо этого
уставилась на мой лоб. И стала прямо-таки Каменной Бабой. И мужик сделался
Каменным, настоящим Командором.
-- Извините, -- наконец прорезалась она и почти что сделала книксен. --
Я обязана немедленно доложить своим начальникам, иначе буду наказана.
-- Об чем доложить-то?
Из соседней комнаты выплыла принаряженная Вера.
-- А я все слышала, пока одевалась. Очень интересно. Чего ж вы
убегаете? Я еще хотела узнать, где вы собираетесь, какие у вас ритуалы и все
такое?
Глянув на Веру, мужик с бабой снова стали монументальной скульптурой.
Пауза еще дольше была, чем в случае со мной. Наконец баба чуть приложила и
едва шевелящимися губами шепнула мужику:
-- Дай портрет, дуралей, дай портрет, говорю.
Мужчина неловкими застывшими пальцами вытянул из кармана маленькую
картинку в рамочке.
Оба визитера взглянули на нее и окончательно побледнели.
-- Это Лунная Дева, сестра Чудотворца, одно же лицо. - просипела
напряженным горлом баба.
Проповедники с невиданной шустростью обернулись и кинулись вниз по
лестнице. Я даже удивился, как быстро стучат их ноги-тумбы по лестничным
ступеням.
-- Эй, а как зовут сестру Чудотворца? -- крикнула восслед Вера, а потом
обратилась ко мне. -- Ладно, Егорушка, я за ними. Потолкую с проповедничками
немного, а потом по своим делам. Если задержусь, то позвоню, братик дорогой.
И она тоже покинула квартиру.
Я хотел было запереть дверь, но тут заметил пару листовочек, которые
оборонили ретировавшиеся проповедники. Подобрал бумажки, а потом уже заперся
получше.
На одной из них был изображен Чудотворец и его сестра, Лунная Дева.
Внизу подпись: "Своим появлением посланцы Высших Сил возвестят начало
Изменения."
Чудотворец был похож на меня весьма приблизительно, разве что красным
квадратным пятном. Этот образ вообще был мало на кого похож. Лунная же дева
имело внушительное сходство с Верой, хотя, конечно, любая красотка должна
иметь более-менее стандартный облик.
Вторую листовку я читал в кресле под неустанный бубнеж радио о гибели
урожая на корню и кончине запасов зерна, о вынужденном забое скота, о
недовольстве трудящихся в разных не шибко развитых странах мира, о криках
"правительство на мясо" на демонстрациях и митингах.
"Братья и Сестры. Вскоре будет явлен вам знак присутствия Высших Сил.
Не противьтесь очевидному ни словами, ни мыслями. Встречайте с радостным
светлым лицом приход Порядка и Справедливости. Ни прежние права
собственности, ни прежние начальники ничего больше означать не будут. Каждый
человек получит столько имущества и столько лет жизни в распоряжение,
сколько будет соответствовать его полезности, смирению и радению за Дело
Благоустроения Земли. Слушайтесь, Братья и Сестры, новых Начальников,
которые иногда будут являться вам во плоти и крови, а иногда придут в виде
голосов и образов в ваше бдение и в ваш сон. И если иной дурной человек
будет признан Начальниками бесполезным для участия в общем хороводе жизни и
следовательно разъят, то не пытайтесь его защищать. Желание помочь возникнет
лишь по недомыслию вашему и скоро пройдет.
ВЕСТНИКИ"
На первый взгляд, и на последний тоже -- чепуха. Пожалуй, только слово
"разъят" вызывает некоторый интерес. Ясно, что под продовольственный кризис
этакая дребедень подействует на граждан со слабыми мозгами, но таковых
наберется не слишком много.
В этот день Вера уже не вернулась, также как и в ближайшую ночь. Отчего
я испытал лишь облегчение и удовлетворение. Видно, закадрила какого-то
мужичка. Оставалось надеяться, что это товарищ поприличнее. Не смутило меня
и то, что Вера не звякнула к концу дня. Не позвонила она и на следующий
день.
Где-то к вечеру я стал укорять себя за то, что из-за стыда за свой грех
пожелал исчезновения самому источнику греха. А "источник греха", кстати,
слабая девушка и вдобавок моя чудом обнаружившаяся сестра.
Надо чего-то предпринять. Но куда звонить, кроме морга?
Я занервничал и нервничал до тех пор, пока около одиннадцати вечера не
заявилась, как всегда прекрасная, Вера. Правда, косметики на сестре стало
поменее и волосы уже не образовывали ореол, а лежали смирно как у крестьянки
из прошлого века. На прицепе у нее было двое квадратных проповедников и еще
пара персон. Видимо, из тех самых Вестников. Эти типы были вообще без
побрякушек. Солидные люди, похожие на чиновников или коммерсантов несредней
руки.
-- Брат Золотой Дождь, брат Небесное Копье, -- представились они и
склонили при этом головы. -- Обетование свершилось, ты пришел к нам.
Я сразу испытал смущение. Не люблю быть в центре внимания, если только
того не требует нужда.
-- Позвольте, тут какое-то недоразумение. Я к вам не шел, скорее уж
наоборот.
-- Не стесняйся, Свет-Егорушка, -- вступила Вера, -- эти два дня я
провела с Вестниками. Как пообщалась с ними вчера утром, так уже не смогла
расстаться. Мне не хватало уверенности, внутреннего стержня -- я не знала
откуда и куда иду. А теперь благодаря им я уверена, я знаю.
Пойди пойми, что это у нее -- глубоко законспирированная игра с нами
всеми или же пробуждение шизии и маньячества.
-- Значит, Вера, они вставили тебе стержень и вдобавок подарили карту с
маршрутом твоего движения по жизни?
-- Он шутит, и это хорошо, -- вдруг воодушевленно произнес Небесное
Копье.
-- И это правильно, -- по-холуйски скалясь, поддержали квадратные
проповедники.
Вера, не обращая внимания на эти милые чудачества, подошла ко мне
поближе и заговорила полушепотом, практически конфиденциально:
-- Откровенно говоря, у них везде свои люди, это очень перспективная
секта. Многие политические лидеры, депутаты, генералы имеют тесные связи с
Вестниками. Ты просто упадешь, когда я тебе назову некоторые фамилии.
-- Не надо. Я и так рад за радужные перспективы сектантского движения,
но...
-- Я им рассказала про то, что на тебя уже нисходила Сила Ящера, как ты
преобразился, как ты обзавелся чешуйчатыми лапами и раскрыл такую прекрасную
такую страшную пасть -- мне же все удалось увидеть и даже сфотографировать
"Поляроидом".
Я вспомнил, что вспышка действительно была. Отчего на фотокарточке,
которой сейчас замахала Вера, хорошо пропечатались три чудовища. Два
полукрокодила и еще существо, не уступающее им по жуткости. С хвостом, с
какими-то получеловеческими-полурептильными руками и ногами, с широкими и
длинными челюстями, с приземистым лбом. Со странной серебристой дымкой
вокруг туловища.
-- Идите с нами, Чудотворец, вас ждут братья и сестры, -- ласково
сказал Небесное Копье, но прозвучало это для меня почти как "пройдемте" из
уст мента. Похоже, я крупно попался в сачок Вестников. Ведь мне почти нечем
возразить на такую массированную атаку после того, как я превращался в
стопроцентное чудовище. Я бы скорее предпочел, чтобы вместо этих хитрожопых
маньяков меня завербовала правительственная спецслужба -- для оказания моим
жутким обликом деморализующего воздействия на войска противника.
-- Где ждут? -- мой голос прозвучал словно издалека.
-- У нас ночной молебен на стадионе "Петровский".
У меня немного замерзло внутри. На этом стадионе помещается тридцать
пять-сорок тысяч. Если даже народу будет втрое меньше, и то нехило для
какой-то бредовой секты.
Я на ватных ногах отправился к вешалке, накинул куртку и двинулся
следом за почитателями-конвоирами. Внизу нас ожидал "мерседес" последний
марки с тонированными пуленепробиваемыми стеклами. А на стадионе
присутствовали все сорок тысяч, народ даже между сидений размещался.
Большая часть прожекторов была погашена, чтобы трибуны пребывали во
тьме, зато вся публика оснастилась свечками и фонариками, отчего напоминала
какую-то огромную фосфоресцирующую амебу. В то же время, на сцену,
сооруженную посреди поля, были направлены мощные лучи.
Так вот, меня, к моему ужасу, повели не на трибуны, а именно на сцену,
к микрофонам. Рядом со мной поставили Веру, чуть сзади расположились Золотой
Дождь и Небесное Копье, накинувшие серые балахоны, плюс еще несколько
человек вполне цивильной наружности.
И они возвали:
-- Мать-Земля, проснись, услышь нас.
А стадион откликнулся.
-- Твои, твои навсегда. Соединись с нами.
Потом перечислялись разные Высшие Силы: и Владыки Мирового Огня, и
хранители Вселенских Ветров, и Властелин Вод, и Держатели Устоев, и всякий
раз публика откликалась: "Твои навсегда, соединись с нами".
-- День, который мы так ждали, настал. С нами Чудотворец и его сестра,
Лунная Дева. Они пришли не раньше и не позже, они пришли в час Поворота, --
в открытую заявил Небесное Копье и показал на нас пальцем.
Прожектор тут же ослепил меня, прямо в лицо ударил жаркими лучами.
-- В этом пришельце из иномира сокрыты Высшие Святые Силы, которые
должны подхватить нас и вывести из Смуты и Беспорядка, сделать любого и
каждого частичкой бесконечного Жизненного Круговорота. Хвала Чудотворцу,
благодаря ему поток времени будет замедлен и замкнут, мы перестанем
двигаться к всеобщему разрушению и концу.
-- Ну, выпусти наружу божественного Ящера, Властелина Вод, -- не
слишком любезно прозвенел под ухом Небесное Копье.
-- Чудотворец, Покажи нам Святые Высшие Силы, -- проревела заведенная
толпа. Похоже, она уже испробовала веселящего порошка или надышалась
возбудительных токсинов.
Я лихорадочно огляделся -- все пути отступления и бегства были плотно
перекрыты, и толпой, и вооруженными мужиками в масках.
-- Да что вы обалдели? Если у меня один раз что-то получилось, то зачем
требовать регулярности? Не в столовую ведь пришли, -- шепнул я, стараясь не
в микрофон. Однако никто не обратил внимания на мои переживания.
Может, я тут как раз и очумел от психологического прессинга. Мне
показалось, что свет прожектора стал ветром, который сдувает, уносит меня. Я
замахал руками и наклонился вперед, пытаясь удержаться на ногах.
-- Во, выделывает, ну, сейчас что-то будет, -- прошипел кто-то рядом.
Послышался и умоляющий шепот сестрички:
-- Не подведи, Егорушка. Иначе нам с тобой каюк.
Ветер свободно проходил сквозь мой многострадальный организм, обдувал
позвоночник, закручивался смерчем вокруг спокойного полюса сил. Я чувствовал
тяжелый вихрь, похожий на быстро растущий камень, и легкий, напоминающий
мыльную пену, и шипящий, как огонь, и булькающий, как водяная струя. Меня
будто раздувало воздухом и словно наливало водой. Я как бы оделся в камень,
в моих жилах побежал огонь. Рев толпы расцветился протяжными обертонами,
чаша стадиона свернулась в гигантский причудливо раскрашенный бутон, зрители
стали его тычинками, сцена -- пестиком.
-- Хотите вы песен, их есть у меня!
Я снова стал обладателем пасти и затрубил в многослойное небо, фонтан
голубых нитей взмыл вверх, достиг звезд и их колокола отозвались мне; лапы
топнули оземь и откликнулись нерожденные души.
Я поднял Лунную Деву и она просочилась словно сумеречный свет между
моих чешуйчатых пальцев.
Потом фонтан подхватил, закружил и шлепнул меня, в результате чего я
обнаружил себя лежащим на помосте. Публика визжала от восторга, сверху
спускались серебряные нити небес, снизу прорастали багровые ростки
преисподней. Все было навеки соединено и увязано в единую ткань, в единый
круговорот.
-- С этого момента мир подчиняется Высшим Силам! -- кинул Золотой Дождь
зажигательный лозунг. -- Дайте мне сюда сомневающегося.
К помосту крепкие руки уже передавали сомневающегося гражданина.
Непонятно было, кто и как его вычислил, этого человека с отрешенными пустыми
глазами, но с искаженным от страха ртом.
Золотой Дождь и Небесное Копье растянули его на какой-то тумбочке,
достали ножи и... брызнули красные фонтанчики. Двое добровольцев кромсали
человека неумело, не то что инкские жрецы, но все же с энтузиазмом.
Вот выдернуто сердце через разорванную рубашку и грудную клетку, вот
отсечена и подброшена голова, вот мерцающие жизненным теплом ручейки крови
жадно всасываются серебристыми небесными нитями и багровыми подземными
ростками.
-- Вот оно, парное, полное жизненной силы мясо, -- заорал Небесное
Копье, впиваясь жадным ртом в выдернутый из жертвы комок: кажется, это была
печень. -- Даешь реализацию продовольственной программы.
-- Вы меня использовали, суки!..
Я с криком бросился на кромсателей-потрошителей, но тут что-то
влепилось в мой затылок и стадион завертелся перед глазами...
Я лежал в долине, заросшей кактусами, и надо мной кружился журавль. Все
вернулось вспять. Я понял, что хотел сказать летающий на манер журавля
демон. Он предостерегал меня от выбранного пути. Теперь я должен был
следовать за птицей, чтобы предотвратить жертвоприношение на стадионе
"Петровский" и прочее гадство.
18.
Чтобы свернуть на нужную тропу, надо было преодолеть заросли кактусов,
а потом гряду камней, на которой виднелась "подружка" ягуарица.
Ну что ж, посмотрим, чего из этого получится.
Из-за страха я снова стал обессиливать и "залипать" словно муха в меду,
но вспомнил кровавую катавасию на стадионе и окреп. Отломал сук покрепче и
начал продираться сквозь кактусы. Конечно же, они меня крепко потрепали.
Добрался до камней, а хищницы уже не видно. Стал иголки из себя
выковыривать. Таскал-выковыривал, пока не встретился взглядом с желтыми
глазами злобной твари.
Лежит себе неподалеку, как будто никуда не торопится.
Насчет того, чтобы подраться с ягуарихой, я по-прежнему не был особо
решителен. Хотя, конечно же, вспомнил действия Мцыри, оказавшегося в сходной
ситуации: "Но в горло я успел воткнуть и там два (или три?) раза повернуть
свой мощный сук."
Большая кошка предостерегающе дернула мордой и заурчала низко-низко,
мол, не суетись. Оскал ее несколько напоминал усмешку. (Впрочем, и наша
улыбка, как известно, произошла по прямой от звериного оскала.) У меня тело
и так саднило от иголок кактусов, а тут предстояло ознакомиться с чем-то
более существенным, с клыками и когтями.
Я ухватил сук на манер копья, ягуарша же демонстративно опробовала
когти на камне. Я с трудом удерживал себя от паники, представляя все
происходящее простой компьютерной забавой. Наконец-то помогла птица, которая
спикировала на голову хищницы, отчего та усердно замахала лапой, пытаясь
превратить летучего наглеца в облачко перьев. Однако, журавль еще больше
обнаглел и повторил психическую атаку. Ягуарица распалилась насчет того,
чтобы покарать птицу, а я не стал ждать развязки и, подметив в сторонке
просвет между камнями, устремился туда.
Осилил я метров пятьдесят, уже посмеивался, довольный, как услышал
позади себя рычание. Нет, это не то рычание, что в зоопарке. Совсем другое
дело. Когда ты знаешь, что никакой решетки нет, а зверюга зла и беспощадна
как воин СС, то начинаешь нервничать. Как видно, хищница все-таки проявила
хладнокровие или же быстро покончила с пернатым наглецом. Я заторопился, но
вся моя прыть не давала особо ощутимого результата на качающихся под ногами
камнях. И вот я, балансируя вспотевшими руками и лихорадочно озираясь,
заметил позади себя хищную самку. Близился миг нашего свидания, охота
подходила к концу. Хоть бы сейчас вылез какой-нибудь другой плотоядный зверь
и повздорил бы с ягуаршей. Но из-за чего им сориться? Вряд ли уж я
представляю такую знатную добычу, чтобы стать яблоком или хотя бы косточкой
раздора.
Гряда заканчивалась обрывом и ущельем. Обрывом закачивалась и
теоретические размышления, и вся моя жизнь, заброшенная в неведомый мир,
куда ни проникает никакая милость даже в микроскопическом виде.
Я зашатался на самом краю, поводя отрешенным затухающим взглядом то в
сторону смертельной кошки, то по крутому склону. И неожиданно пришла идея
насчет того, как уцелеть. Метрах в двух ниже имелся маленький уступ, так
почему бы не соскочить и не зацепиться -- желание-то есть.
Хищница несколько притормозила метрах в трех, готовясь привести в
исполнение приговор. Задница ее уже приникла к земле, лапы напряглись. Я
соскочил на уступ ровно тот в момент, когда она прыгнула. Тютелька в
тютельку. Желто-пятнистое тело пролетело над моей головой, заставив
подскочить чубчик. Наблюдать за дальнейшей судьбой ягуарихи было
затруднительно. Я импульсивно-конвульсивно пытался удержаться, но еще и
подмечал, что забраться обратно куда труднее, чем спрыгнуть вниз.
Над головой закружил журавль. Жив бродяга и то приятно, хотя втравил
меня в пренеприятную историю. Он пролетел вдоль склона и призывно крикнул
пару раз. Я заметил парой метров ниже и сбоку еще один уступ. Значит, надо
подаваться все-таки не вверх, а вниз.
Я, прыгнув, едва не соскользнул с крохотной площадочки, но все-таки
примостился. А дальше что? Журавль скрылся за краем ущелья. Ну, демагог
пернатый. Заманил и бросил, Сусанин этакий.
Нет, он опять появился, как-то неторопливо выписал пару кругов, и
закурлыкал, снова показывая уступы.
Пару раз оскальзывалась нога на гладких камнях и пальцы не хотели
держаться за острые грани, сдирающие кожу. Но худо-бедно добрался я до
влажного дна ущелья.
Журавль и там не оставил меня. Он усердно, как штурман, прокладывал
дорогу вперед, вернее вверх, из ущелья наружу -- однако противоположная
скальная стена выглядела практически отвесной. Птица явно издевалась надо
мной. Или была уже перевербована врагом.
Пока суть да дело вмешалось новое действующее лицо. Или вернее морда.
По гладким камням заструилось бесконечное тело, кстати, без ручек и ножек.
Это была здоровенная змея по имени якумама (по-нашему анаконда), которой
лишние конечности не требовались. Скорость ее извилистого движения была
гораздо больше моей, в чем я смог вскоре убедиться.
Ягуарша теперь показалась невинным существом, как бы я хотел обменять
отвратительную рептилию на милую игривую кошечку, которую можно чесать за
ухом. Журавль по-прежнему баражировал, показывая, что мне надо переться
прямо на стену. К сожалению, пользы сейчас от него было не больше, чем от
унитаза.
Вот змеиная пасть рядышком, уголки ее загнуты вверх - анаконда заранее
довольна -- а мне никак не включить заложенные в меня Высшие Силы, всяких
там ящеров; впрочем, известно, откуда они берутся.
Движения мои становятся судорожными, бесцельными, я опять-таки словно в
смоле застреваю.
Змея считает, что подходит законный финал и распахивает пасть, все шире
и шире, бледно-розовый зев выглядит орудием квалифицированной казни. Она
даже не собирается душить меня кольцами, а хочет просто заглотить целиком.
Из ее зева выглядывает морщинистый красноглазый демон желудка.
Моя душа сейчас - глубокий колодец, наполненный ужасом. Но откуда из
его глубины вылетает искорка, центр бесстрашия, полюс спокойствия. И я, что
говорится, полез на стену.
От первого же шага стена качнулась, от второго шага стала
опрокидываться -- ущелье переворачивалось как корыто. Вот она уже сделалась
горизонтальной, а потом наклонилась в противоположную сторону. Весьма
нестандартная стена. Она, похоже, была порождением моего ужаса. А под
воздействием моего бесстрашия стала склоном, сотканным из серебристых нитей.
Да уж, с эктоплазмой надо разбираться, привлекая скопом всех Нобелевских
лауреатов.
Ну, а пока я соскользнул по склону, затем преодолел влет туманный
барьер и шлепнулся на пол в храме Кильи. Я быстро разобрался, что снова в
царстве Уайна Капака, мире верхнем по отношению к царству Супайпа-Бормана.
Видимо, я только-только отпал от значительного живота матушки Луны и
опрокинулся от полноты чувств на спину.
Рядом со мной стоял пес, немного склонив набок голову, что придавало
ему вид внимательный и сострадательный.
-- Если ты хочешь помочиться, то делай это, пожалуйста, не на мое
тело.-- таковы были мои приветственные слова.
Я вспомнил, что у инков собака вовсе не друг человека, а черный пес
вообще считается проводником в нижний мир. Тут мне стало не до воспоминаний,
потому что в храме начали появляться люди, если точнее, инкские воины.
Ближайший из них метко кинул в меня легкое копье. Я как-то увернулся,
пропустив его мимо уха.
Но полку воинов прибывало и все они чего-нибудь метали. Копья, дротики,
топорики, камни, даже ножи.
Меня спасало то, что я прятался за матушкой-Кильей, отцом-древочленом и
дядюшками-идолами, отчего бойцы аккуратничали и старались наносить только
"точечные" удары.
"Точечный" удар топором уничтожил рядом со мной приземистое изваяние.
На несколько секунд я потерял самообладание, стал тонуть в собственном
страхе как муха в сметане. И вдруг внутри меня легкий взрыв, меня
останаливает полюс спокойствия и силы.
Килья обдала меня волной жгучих вибраций. Но они закружились вокруг
моего полюса сил и он превратил их в послушные эктоплазменные нити.
Сообразно моим представлениям об ужасном, они свились в щупальцы, в длинные
змеевидные щупальцы кракена.
Хочешь быть кракеном - будь им.
Я захлестывал своими гибкими конечностями сильные руки, ноги, туловища,
шеи инкских воинов, приклеивал их, сжимал, стягивал, обездвиживал, превращал
в слабую плоть. Я из оппонентов как будто сок выдавливал.
Я видел, что лица воинов пунцовеют а-ля помидор, глаза набухают и
становятся как спелые сливы, руки дрожат и опускаются. Кто-то даже испортил
воздух. Куда уж там копьем попасть...
Но следом за первым подразделением врага, влетело до полувзвода воинов
орла с пистолет-пулеметами. Мои щупальцы отлетели от них как ошпаренные, а
сам я завертелся, удирая от свинцовых плевков. Уже не кракен, а крыса.
Укрывался я по-прежнему за статуями и истуканами. Пули увечили бедных
идолов, сшибали с них куски, крошили каменные головы.
И я был следующим на очереди.
Но тут сыграл пес, крепко сыграл. У него, оказывается, был свой ход в
храм и обратно.
Вначале мне показалось, что им могут пользоваться только четвероногие
некрупные животные, но потом подумалось, что вряд здесь устраивают туннели
лишь для псов и котов.
Я немного подвинул одного симпатичного истукана, заслонявшего выход,
протиснулся в узость, едва не схлопотав копьем в попу, и рванулся каким-то
мрачным переходом. Заодно, конечно, размышлял о том, кто такой этот пес?
Впрочем, если Крейн в нижнем мире Бормана-Супайпы был птичкой, почему бы
здесь ему не стать собаченцией?
Я несся за прыткой псиной, а за мной, естественно, гнались воины орла.
И удивительное дело, я как будто чувствовал и ощущал весь дворец. Казалось,
что от меня расходятся волны какого-то эфира и, отразившись от пределов,
возвращаются ко мне обратно. Впрочем, крайние пределы я ощущал весьма
невнятно, в виде тихо жужжащих и слегка царапающихся пятен, а вот то, что за
ближайшим углом -- совершенно отчетливо, хотя и странно. То, что осталось
позади, я видел слева, то, что впереди -- справа. Удаляющиеся предметы как
бы сплющивались и, в конце концов, превращались в нити...
Коридор вдруг стал тупиком, он закончился стеной, практически
монолитом.
Мои ощущения меня обманывали, пес тоже оказался дураком. Заткнись ты,
не гавкай хотя бы. А где-то неподалеку уже слышится топот и гомон несущихся
"орлов".
Я запрыгал перед тупиком, заметался между стен, как броуновская
частица. Ой, сейчас меня насадят на копья, а это так вредно для здоровья.
И тут проклятый пес прыгнул и канул в никуда. Я даже не успел заметить,
как это случилось. Все-таки заманил и бросил меня лохматый фрайер, словно
какой-нибудь опытный партийный лидер. Но в чем загадка его физического
исчезновения? Паузы на тягостные раздумья практически не осталось.
А если? Я разбежался и бросился на стену, как бык на подлюку-матадора.
И не добился ничего, кроме легкого сотрясения мозгов. Куда дальше дергаться?
Стены непрошибаемы, сверху давит потолок. Я одряб и обессилел, в голове
наступила пустота, я словно погрузился в густую обездвиживающую массу,
похожую не столько на сметану, сколько на говно.
В конце коридорчика тем временем показались воины орла. Они уже не
стреляли, а собирались взять меня живым и теплым, чтобы подвергнуть зверским
изощренным пыткам.
И тут посреди омертвевшего ума-разума опять проявился полюс
спокойствия, который проложил путь.
Я подпрыгнул, вытянув руки. В какой-то момент потолок наверху стал
водоемом внизу. В конце полета "вверх-вниз" я расплескал некую вонючую жижу,
которая, впрочем, спасла меня от травмы. Я пробурлил в стиле "брасс" еще
пару десятков метров и остановился, чтобы задать риторический вопрос:
-- Где это я, мать твою?
-- По уши в фекалиях. -- раздался отнюдь не риторический ответ.
Я протер глаза. Рядом со мной стоял Крейн в плаще из перьев красного
ара и змееглавой тиаре. Это был положительный момент.
Отрицательный же заключался в том, что он стоял в дренажной воде,
активно приправленной дерьмецом, а я в этой жиже лежал.
-- Ну-ка, стоп, машина, и расскажи все по порядку. -- призвал я, потому
что он собирался зашагать прочь.
Тогда Крейн подождал, пока я встану и подойду ближе... чтобы ударить
меня в лоб. У меня что-то там пискнуло и хрустнуло, в глазах заиграли темные
пятна, я чуть не опрокинулся.
-- Ух ты, гад... Я еще поговорить с ним хотел.
Может быть, я бы тоже врезал дорогому другу, но Крейн показал на своей
ладони убитого демона-переводчика.
-- Нам ретранслятор не нужен, а на кечуа ты и так научился болтать...
Кстати, здесь тебе не стоит задерживаться, вот выберешься за пределы
Кориканчи, тогда и резвись. Уайна Капака ищет тебя для проведения серьезной
беседы.
-- А тобой он не интересуется, Шурик?
-- Меня здесь в общем-то и нет, дорогой друг. Однако именно благодаря
мне откладывается твоя беседа с товарищем Максимовым. Странно, да? Но
кое-что я тебе втолкую по дороге.
По дороге я заметил, что Крейн стал рослее и шире в плечах, да и
краснее кожей. Одежка же была, как у жреца из храма Луны. Вот стервец.
-- Так вот, Егор, я действительно не сиганул в то самое облачко марева,
обозначающее точку перехода. Это было, конечно, не по-товарищески, но в
самый последний момент меня осенило, что... ты мне друг, но истина, извини,
дороже. Вспомнил я одно из уравнений и понял: оно имеет не одно, а несколько
решений. Вовсе не обязательно перемещать свое физическое тело, -- белки,
жиры и углеводы, -- в периферийный мир. Можно закрепиться непосредственно в
точке перепрыга, а это своего рода энергоинформационный узелок, и
бесхлопотно пускать свои волны-эманации в "хрональный карман".
-- Ты не кидай мне странные словечки, как зерна курочке, я их в любой
книжке по мистике-шмистике отыскать смогу. Лучше признавайся, где это ты
закрепился?
-- Я отыскал другую точку перехода, она локализована не над памятным
тебе обрывом, а на твердом грунте. Палатку там установил, добился разрешения
на проживания от владельца земли. Он дозволяет мне пользоваться
электричеством для компьютера, сортиром и водопроводом, а также рвать яблоки
с деревьев.
-- Подожди ты со своим сортиром. Ты как-то говорил, что за пределами
мира-метрополии во всей Вселенной одни только стринги, сырая эктоплазма, в
которой что-то отпечатывается порой. Как мне тут, в этакой "сырости", вообще
не захиреть?
-- Организованная материя отличается от сырой только тем, что у нее
функционирует дополнительное измерение -- время -- за счет чего и существует
"настоящесть", "реальность". Но если в сырой материи образуются нестабильные
отпечатки мира-метрополии, то опять-таки начинает течь время, и оттого
появляются расстояния, формы, предметы, возникает какая - никакая
реальность. Короче, жить тут можно, если недолго.
-- Здорово. Только потекло куда-то время и у тебя сразу появилась
форма, внешность, внутренность, масса, ты уже куда-то торопишься,
нервничаешь, стареешь. А теперь притормози. Какого рожна образуются эти
нестабильные реальности, эти несчастные "карманы"? Откуда все-таки энергия
берется на такое дело?
-- Кажется, с этим я немного разобрался. Сокровище фашистов, вернее
золото замученных в войну евреев, стало аккумулятором энергии сдвига.
Энергия сдвига -- это замороженный концентрированный хронос, это
спокойствие, это сила судьбы, это, к сожалению, то, что теряют жертвы и
приобретают палачи. Используя рычаги Поля Судьбы, можно энергию сдвига
направить куда угодно. Она нахлынет волной в самую сырую неорганизованную
эктоплазму и запустит в ней время. Такую эктоплазму лучше называть
дрессированной, время в ней можно ускорять и замедлять, отчего будут
изменяться все ее свойства. Наглядный тому пример, как ты застрял перед
эктоплазматическим потолком -- вспомни свое полное бессилие и безволие, то
есть замедление времени. Но потом ты бодро проскочил препятствие -- твоя
энергия сдвига ускорила время и, соответственно, движение.
Да, опять без подробностей, призрак Крейна не шибко пытается мне
разъяснить правду-истину. Неужели, я такой дуб?
-- Но почему периферийный мир Уайна Капака, образовавшийся в сырой
материи -- отпечаток именно древнего Перу? Говори немедленно, не то упаду
лицом в говно.
Отреагировав на страшную угрозу, призрак Крейна поторопился объяснить:
-- Потому что на самом-то деле отпечаток случился почти пятьсот лет
назад, когда конквистадоры в одночасье уничтожили империю инков и сгребли
все ее золото, которое тоже несло энергию сдвига. Второй "фашистский"
отпечаток просто наложился на первый "конквистадорский".
-- Толково объяснил, Сашок. А как образовался периферийный мир Бормана,
то есть Супайпа Уасин?
-- Это резонансное явление, вторичный отпечаток, как бы второй круг на
воде от брошенного камня. Вторичный, нижний мир - он еще более сырой,
демонический, эктоплазменный. Почему в один "хрональный карман" попал
полковник Максимов, а в другой -- рейхсляйтер Борман, мне никак не
разобраться. Может, это связано с персональным уровнем "демоничности" и
"злобесности".
Но сейчас отпечатки как бы разглаживаются, вторичный мир поглощает
первичный и, похоже, не прочь вернуться в метрополию в виде большого
"подарка".
-- Между прочим, в мире, придуманном Борманом, все как в родной
метрополии: и дома, и стулья, и туалетная бумага, -- только я играю роль не
железнодородника и даже не водопроводчика, а самого натурального Чудотворца.
-- Я догадываюсь, Егор, что творится в бормановском Супайпа Уасин, хотя
мне туда доступ закрыт. Едва эта адская реальность достаточно окрепнет, то
внедрится в мир-метрополию, также как вирус входит в организм человека.
Последствия трудно представить...
-- Мне не трудно. Я тут все на своей шкуре испытываю, как белая мышь,
пока ты там на компьютере поигрываешь. Хоть бы написал письмо в прессу,
заклеймил бы позором то, что здесь творится...
Беспокойный Крейн не дал досказать.
-- Да утихни ты... Думаешь, мне тут приятно в палатке прозябать, без
вина, без пива? И кроме того, злокозненный "подарочек" пожаловал бы в
организованный космос гораздо быстрее, если бы Супайпа-Борман отыскал меня
вместе с навигационным прибором. А так ему приходится переминаться с ноги на
ногу в ожидании... Пару раз его посланцы чуть не нападали на мой след, но я
сплавлял их перуанской полиции как наркоманов и партизан.
-- А теперь ты умолкни насчет своего мужества и героизма, я другое
скажу...
Тут я заметил, что в тоннеле заметно посветлело, а в свою очередь Крейн
стал таять и стремится к полной незаметности.
-- Ты куда, Саша? Побудь еще немного, я тебе и чичу скоро налью.
-- Я сейчас в хилом эктоплазменном теле, поэтому на свету начинаю
распадаться. Кроме того, есть смысл не засвечиваться мне здесь. А тебе,
чтобы справиться с "подарком" Бормана, надо уметь обращаться с эктоплазмой.
"Дрессировать" ее с помощью энергии сдвига. Использовать
энергоинформационные узлы, которые именуются уаками. Один из них "завязан" в
храме Луны, тебе больше не стоит туда лезть. Но есть и другие -- через
которые происходит накатывание нижнего мира. Особенно важна Титикака со
священным островом. Наверняка, туда и двинет Уайна Капак, так что поспеши со
своим отрядом.
-- Обижаешь, у меня не отряд, а целое войско, семь тысяч дубин. К
сожалению, не могу сказать, семь тысяч голов.
-- Избавься от балласта, в решающий момент он помешает.
-- Да и без тебя знаю, умник...
Крейна поблизости уже не было. Растаял. Наверное, в своем
организованном, а также расхристанном и уязвимом космосе-метрополии,
отправился почитать газетку в сортир.
19.
В Мойок-Марке был оставлен гарнизон -- примерно пять тысяч удальцов.
Имелась уверенность, что за неделю они все разбегутся.
Для продолжения кампании было отобрано примерно две тысячи - в первую
очередь из товарищей дикарей, и тех инков, у кого физиономии выглядели менее
сонными. Чтобы ускорить процесс отсеивания ненужных кадров, я устроил
соревнования по шашкам, стрельбе, вольной борьбе, футболу, волейболу,
арм-реслингу, спортивному ориентированию и разгадыванию ребусов. К
сожалению, в число отобранных не попала девушка Часка. Я не желал больше
держать при себе закодированную рабыню-шпионку. Кем же еще могла быть Часка,
если даже Нина Леви-Чивитта меня продала? Да еще хотелось избавиться от
изрядно досаждавшей мне бабы-ягуарихи.
Естественно, я дал страшную нерушимую клятвы не брать в рот коки-куки,
невзирая ни какую жару-жажду и голод-холод.
На военном совете мне удалось навязать соратникам мысль, что идти на
столицу еще рано, надо закалиться в боях и заиметь крепкий тыл. А для этого
идеально подходит озеро Титикака в краю Пуно, где помимо рыбной ловли и
охоты на водоплавающих птиц, можно кормиться картохой, маниокой и другой
едой из запасов, накопленных для строителей дамбы и жрецов, обитателей
священного острова.
Двигаться предстояло в гору вдоль русла быстрой, но мелководной речушки
Апуримак, а затем по дороге, проложенной по горным долинам, вплоть до самого
озера. Стоит отметить, что по сравнению с настоящим Перу, западные склоны
гор и межгорная Сьерра в периферийном мире были куда более влажными и
заросшими. Впрочем, так оно, может, и выглядело в древности.
После отборочных мероприятий войско смотрелось достаточно боеспособным
и бравым. Еще в крепости солдаты переоделись в трофейные плащи и стеганные
хлопчатобумажные панцыри, а на голову каждый напялил крепкий шлем из панцыря
черепахи.
Однако сыро стало не только в смысле влажности, но и в
эктоплазматическом плане, облако зла все более окутывало двигающееся войско.
Солнце смотрело малоприятной мордой ягуара, из-за облаков зыркал громовой
демон. Сама земля вела себя недружественно и вытягивала все силы.
Обессиленные ноги вдруг начинали прилипать к почве, как будто она была
намазана клеем или приобрела заряд магнетизма. Даже наши ладони и то липкими
стали, густой склизкий пот затягивал лоб и спину. На этой земле замедлялось,
таяло, исчезало наше время, воля к победе тоже испарялась. В этих случаях
помогало только кофе, зычные матерные крики и переход на скользящий лыжный
шаг.
В других случаях, особенно на склонах покруче, злобная поверхность
начинала отбрасывать руки, ноги и копыта, отчего срывались и летели вниз
воины, носильщики и навьюченные ламы. Теперь наши ладони были совершенно
сухими, движения конвульсивными, быстрыми -- время явно ускорялось.
Облегчение наступало лишь при употреблении коки и прочих видах расслабона.
Но продвигаться надо было не сколько вверх, сколько вбок, отчего мы
сбивались с пути и плутали между древовидных папоротников и сумрачных
плаунов. Короче, войско превращалось в блуждающую толпу.
Где-то к вечеру, когда люди, не обращая ни на что внимания, тяжело
тащились на очередную высоту и вдумчиво цеплялись за стволы огромных
бамбуков, нас встретил огневой рубеж. За деревьями и камнями спрятались
паршивцы, подосланные Уайна Капаком, и лупили по нам. Я вначале даже не смог
распознать, сколько их, потому что помимо обычного огнестрельного оружия,
пистолет-пулеметов и винтовок, у них имелось кое-что похуже. Огнеплюйные
трубки, так бы я это назвал. Их высокотемпературные импульсы прожигали
насквозь моих солдат, одного за другим. Я такую трубочку рассмотрел, когда
мы прикончили первого врага -- и все равно не слишком понятно было, как она
устроена. Ничего знакомого и чересчур проста на вид. Как ни странно,
"сивильник" не показывал, что противник серьезен. Обычные "червячки" на
экране. Словно мы сами придумали эти огнеплюйные трубки. В то время я еще не
мог понять подобное утверждение своей мудрой "Сивиллы".
Народ у нас запаниковал, опять-таки обессилел от страха, кого из бойцов
посекли, кто сам залег. Я шлепнул одного своего солдатика по щеке, для
придания бодрости... а у него вся половина лица краснющая стала, в
кровоподтеках, как будто полная потеря сопротивляемости случилась у
организма. Так может, огненные плевки в значительной степени фикция -- вдруг
мы сами себя калечим?
Чтобы обтечь врага с флангов, и думать не приходилось -- непонятно, где
располагались наши фланги. Оставалось последнее: сконцентрировать какие-то
силенки и ударить в центре. Я и сам дрейфил, пока не разъярился из-за того,
что не могу даже роту поднять в атаку -- и при том у меня под командованием
две тысячи "штыков". Ярость поглотила страх, появился полюс спокойствия, я
начал материть и отвешивать зуботычины своей солдатне. А тут как раз
повстречался Кукин, который прикладом подгонял взвод индюшек.
И мы пошли вперед -- то он меня прикрывает, то я его. Я уже упоминал,
что пули тут клепают не всегда как надо, но поскольку вливал тяжелую
уверенность в каждый свой выстрел, то получалось неплохо. Я даже видел
багровые стежки судьбы, которые прошли в сторону врагов -- и вдоль них
летели мои свинцовые плюхи. В самый решающий момент боевого соприкосновения
истощился рожок моего автомата и как раз из-за укрытия на меня вылез
здоровенный воин орла в очень крутых доспехах. На нем была сплошная
металлическая броня, шлем в виде ягуарьей головы, нагрудник, пояс и передник
-- все из серебристых чешуек. Очень подвижных, словно текущих пластин.
Вдобавок в руках меч, чего у инков отродясь не водилось.
Разглядывать долго не пришлось, потому что клинок обрушился на меня, а
инка закричал: "За родину, за Уайна Капака!". Я естественно заслонился своим
"калашом", но почувствовал, как хлынула от меча рвущая сила. В прыжке я ушел
назад и еще вильнул в сторону. Правильно сделал, инкский клинок рассек
хваленую тульскую сталь и даже меня немного достал, его кончик чиркнул по
моей щеке и груди. Хорошо