Оцените этот текст:


---------------------------------------------------------------
     * (c) 2001 by Alexander Tyurin
     * All rights reserved
     *
     * e-mail: cybval@yahoo.com
     * http://rusf.ru/tjurin/
---------------------------------------------------------------


     Был город Рязань,  и земля  была Рязанская, и исчезло  богатство  ее, и
отошла слава ее, и нельзя было увидеть в ней никаких благ ее,--  только дым,
земля и пепел.
     из летописи





     Задребезжал  телефон.  Старый,  засаленный, позорный. Символический.  У
всех  нормальных  людей давно  уже хэнди  со  всеми наворотами: сателлитовой
связью, пэйджингом, роумингом и глобальным  позиционированием на поверхности
земного шара.
     Телефон  как будто смолк, но надежда была напрасной. С новыми силами он
продолжил  гнусное  насилие  над  сознанием  капитана  Никодимова.  И  снова
пришлось взять  в руки  эту липкую гадость... Звонил участковый из отделения
на  улице Коломенской и голосом, звенящим  от  профессионального восхищения,
сообщал  о бандитской  разборке,  причем  крупномасштабной,  в кафешке  "Три
богатыря".
     "Три   богатыря"  был   полуподвальным  помещением  без   естественного
освещения, а  также  излюбленным  местом  сходок  кирпичевской  группировки.
Серьезная группировка,  которая "опекает"  знаменитый институт Кирпичева.  В
банде есть даже бывший профессор. Почему, кстати, бывший?
     Капитан   Никодимов  почувствовал  вдруг   энергию,   которой  пружиной
распрямлялась в его теле, резко встал со стула, с помощью позаимствованных у
киногероя  движений  надел портупею.  Может сегодня  все  станет  иначе?  Но
случайно он  увидел свое  нестройное и  неподжарое  изображение в зеркале, а
потом  еще этот барахлящий  стартер  у  казенного газика... Добрался капитан
Никодимов на место происшествия уже без каких-либо энергетических излишеств,
а когда прошел через дверь-вертушку в кафе, то и вовсе зажмурился. Не только
от едкого  продымленного света. И не  количество трупов потрясло его.  А  их
внешний, так сказать, вид.
     -- Эх, поле, поле, кто и зачем тебя усеял?-- сказал участковый Вощенко,
с интересом рассматривая стрелу, воткнувшуюся в картину, что висела на стене
из мореного дуба.
     Картина не слишком достоверно изображала трех богатырей, а  трупов было
девять. Причем были они иссечены на куски. Прямо как в мясном магазине: мясо
парное  первого  сорта,  второго  сорта,  потрошки, печенки,  почки.  Черепа
разможжены, на пол мозги  тянутся, отрубленная голова валяется в  салатнице,
глаза  вытекли,  животы  вспороты,  кишки  воняют.  Одного  "быка"  к  двери
пригвоздили настоящим копьем. Видимо, пытался выбежать, но не успел.
     --  Копьем,  понимаешь.  Остальных тоже  порешили  колющими,  режущими,
острыми, тупыми предметами. Уж не мечами, топорами и палицами?.. Некультурно
как-то все  это выглядит, по-  средневековому. А  ты что думаешь?--  спросил
следователь прокуратуры Николай Петрович Квакин.
     -- Извращенцы поработали. Или из секты какой-то.-- отозвался Никодимов,
мучительно сознавая, насколько пусто сейчас в его голове. А ведь еще полчаса
назад  он хотел  отличиться. Копья какие-то, мечи, палицы. Зачем все  это, в
наш век автоматических пистолетов с глушителями?
     --  Миш,  ты, кстати,  опять в моей следственной  группе,  Нагайко  уже
подписал  приказ.--  "порадовал"  Квакин.--  Порасскажешь   мне   потом  про
извращенцев,  ладно?  Да  только  ни  сектанты, ни извращенцы  не  станут  с
кирпичевской бригадой связываться. Кому своей грязной задницы не жалко.
     -- А что, Николай, все убитые из кирпичевской бригады?
     Квакин сделал несколько шагов по заляпанному  кровью  полу, коротко, но
цепко  заглядывая  в  лица  убитых,  попросил  эксперта  достать  голову  из
салатницы, аккуратно отлепил от нее капустный лист.
     --  Похоже,  что да.  Минут  десять назад  мне  на  мобильник  звоночек
случился. Звонивший не представился, но сказал, что бригада отомстит и чтобы
мы  ей  не  мешали. Иначе  хуже будет...  Чуешь?  Да  и  сейчас  без всякого
компьютера я  могу  тут кое-кого опознать.  Тот упитанный дядечка, который к
двери прибит  -- кличка "Слон", порученец, так сказать, специалист по связям
с  общественностью.  Умная  голова,  что  в  салат  закатилась,  принадлежит
Анаконде,  то  есть   Сарычеву  Сергею.  Он  у   кирпичевцев   что-то  вроде
пресс-секретаря.
     -- А  вот того, с выпущенными кишками, я когда-то брал,-- Никодимов при
всем  напряжении памяти имя-фамилию убитого вспомнить так и не сумел. Помнил
только,  что  хоть  задерживаемый лихо строчил  из калаша, через неделю  уже
повстречался совершенно свободным в салоне прокатившего мимо  мерса.-- Брал,
черт  побрал.  Так  ты  думаешь, Николай,  что  началась  война  за  передел
территории? Но с кем? Может, южане зашебуршали...
     -- Сомневаюсь.-- вежливо отозвался Квакин.-- Кирпичевская бригада через
Равиля Бухараева связана с самим Гелисханом Нухаевым. Представляешь, что это
за фигура? Новый Шамиль. Нет, это не южане зашебуршали.
     --  Конечно,  конечно,  кирпичевцы  отстегивают   в  кассу   Исламского
легиона,-- Никодимов заторопился показать свою начитанность.-- Но почему  бы
южанам не нацелиться на  кирпичевскую кормушку,  на институт? Да и  холодное
оружие у них, кстати, в чести.
     Подвижное лицо Квакина сумело выразить его значительное превосходство в
знаниях над Никодимовым.
     -- Миш, ты  что вчера  по  телевизору танец  с  саблями  увидел?  Южане
пользуются для разборок обычным оружием: пистолет-пулеметами, гранатометами,
снайперскими винтовками. Это  уже после  боя  могут  позабавиться ножиком по
горлышку или утюжком по спинке. Во-вторых, сфера высоких технологий все-таки
не для них, не  то образование. А кирпичевская группировка  -- это настоящие
профессионалы,  специалисты-химики, фармацевты,  специалисты-сбытовики.  Они
знают, что взять  в институте Кирпичева, кому и как сдать.  "Что-почем", так
сказать, их профиль.
     Никодимов попробовал поддержать осмысленный обмен мнениями:
     -- Однако те, кто ввязался с кирпичевцами  в драку -- тоже, получается,
профессионалы?
     -- Может,  да.  А  может  и  нет,  отморозки какие-нибудь. Захотели  по
дурости, с кондачка, перехватить крупный куш у кирпичевцев. И пофартило, вон
сколько кирпичевских быков уложили. Однако не думаю, что эта пруха надолго.
     --  А  что  за  куш  такой?-- спросил Никодимов,  снова  чувствуя  себя
кретином.-- Что эти отморозки захотели перехватить у кирпичевцев?
     --  Ну,  я  не доктор разных наук и  не директор института, который все
знает, но молчит. Может,  наркоту какую-нибудь или яд. Может, даже лекарства
опытные. В институте  ведь много чего наразрабатывали  и  сейчас  продолжают
разрабатывать,  а что  именно  --  нам почти  неизвестно,  там  ведь столько
секретностей понавешано еще во времена оные.
     Никодимов  почувствовал  себя очень неуверенно, как в темном  лесу, где
только наощупь, по шагу в час.
     -- Хорошо, а кто сейчас там, в институте, музыку заказывает?
     Не поспешил отвечать Квакин, информация не такая штука, чтобы палить ею
направо и налево.
     -- Госказна,  конечно, средства подбрасывает.  Что-то еще  Министерство
обороны из особых фондов. Оборонные проекты по большей части были заморожены
в начале  славных девяностых, причем некоторые из  них американчикам до  сих
пор  не снятся. Но  кое-что потом оттаяло.  Есть еще  свободно финансируемые
проекты.  Говорят,   кое-что  директор   Кирпичев  финансирует   из   своего
собственного  кармана.  Существует  мнение, что даже кирпичевская банда была
сотворена  лично  академиком  Кирпичевым  в  перестроечные  времена  --  для
безпроблемного выхода на рынок...
     Тема  была интересной,  но Никодимов отвлекся, потому что судмедэксперт
как раз вытаскивал копье из тела Слона. Копье было  засажено крепко, так что
эксперту  пришлось и попотеть, и изрядно растревожить  покойника, прежде чем
тот отпал от двери и обрушился стокилограммовым мешком на пол.






     Митя наклонился,  чтобы  зачерпнуть воды  из ручейка, тут что-то грузно
перевалилось  в  рюкзаке с  одного  бока  на  другой  ... и  путешественника
неудержимо потянуло вперед.
     Ничего,  сегодня  не  страшно  промокнуть,  день-то  душный.  И теперь,
пожалуй, морально легче перейти через речку.
     Митя перешел Рубикон, тщательно  анализируя его  дно  ногами,  и вскоре
оказался на лугу, если точнее, выпасе -- судя по частым кучам навоза.
     Завидя  путешественника,  какая-то  бабка  заторопилась прочь,  погоняя
хворостиной худое животное.
     --  Эй,  бабусь,  притормози,  оставь  информацию,--  поспешно окликнул
Митя.-- Как мне до Калища добраться, там еще церковь старая...
     Бабка переключилась на первую  скорость и  слегка обернулась  боязливым
глазом.
     --  Нет туда  дороги. И Калища нет, была когда-то  деревня такая, но ее
лет двадцать как закрыли.
     --  Но  в  справочнике про нее  написано  и  на карте  она  показана,--
завозражал путешественник.
     --  Да  что   мне  твоя  карта.--  решительно  отрезала  бабка,  сделав
остановку.-- Не ходи туда и все тут. Церковь рассыпалась, по дороге никто не
ездит. Да и еще там какие-то особенные разбойники объявились.
     -- Что еще за разбойники, бабушка? Скажи мне как эксперт.
     --  Страшные люди.-- авторитетно пожевав губами сообщила собеседница.--
И конные, и пешие.
     --  И что  они  тебе  такого  страшного сделали?-- спросил Митя,  затем
добавил шутливо, хотя уже почувствовал неуютность.-- Может,  что-нибудь типа
ребеночка?
     Бабка не оценила шутку.
     -- Ах ты охальник. Говорю тебе, что нечисть там какая-то завелась.
     Дмитрий напрягся, пытаясь понять, заговаривается ли бабка ввиду острого
маразма, или же пытается на свой лад интерпретировать  какую-то криминальную
информацию.
     -- А конкретно?
     -- Не видела.
     -- Ну, а чего они тебе страшными-то показались в отличие от меня?
     -- Потому что с горшками на головах, в рубахах железных, нечесанные как
черти.  С топорами и большими  ножами.  А кони у них гнедые и дым из ноздрей
пускают... Да чего мне  о  тебе  заботиться, человек  ты  чужой  незнакомый.
Поднимешься вот на холм и увидишь свое Калище.
     Бабка, не  считая полезным дальнейший  разговор, махнула  хворостиной и
кинулась догонять свою скотину.
     "Бредит, заговаривается.-- решил Митя.-- Бестселлер детективный на ночь
прочитала,  послушала популярного  телекомментатора,  вот  каша  в голове  и
сварилась. Разбойники нынче не в рубахах железных и не на конях,  а ездят на
мерсах в малиновых пиджаках. Или даже в костюмах от Кардена."
     Добравшись до вершины холма, Митя взаправду увидел заброшенную деревню,
которая, похоже что,  занимала весь южный склон. Когда-то.  Нынче  от  домов
остались  только  прямоугольнички фундаментов,  сами  постройки  давно  были
растащены на дрова и доски мужиками из ближайшего  жилого села. Беспризорные
дворы    густо    поросли   бурьяном,   лопухом   и   другой   оккупационной
растительностью.  А   уже  в  низине,  за  густым  травостоем,  из  которого
выглядывали  покосившиеся кладбищенские крестики,  маячила  и  церковка.  Та
самая,  которая с одиннадцатого века стоит.  Ну, не стоит конечно, поскольку
деревянная, но всякий раз на одном месте  выстраивается по прежнему образцу.
Соответственно и погост возле нее самый что ни на есть древний.
     Митя знал, что лет  десять назад рылись  порылись  там уже археологи, и
кое-что  из  амуниции  древних славян  оказалось  в областном  краеведческом
музее. А его осмотр  собственно и двинул  Дмитрия на эту вылазку в свободное
от работы время.
     Его  тянуло  на  всякие  древности-дряхлости  с  силой,  о  которой  он
стеснялся говорить. И он рыскал в поисках потемневших избенок и покосившихся
церковок, как люди нормальные рыскают в поисках классных кабаков и дискотек.
Наверное, поэтому  девушки  не выдерживали его  в больших  количествах, дамы
среднего  возраста  не  видели  в  нем  достойного  партнера, а  экс-супруга
обзывала некрофилом.  Но почему рыскал, не будучи ни  суперправославным,  ни
романтиком  националистической  направленности,  ни  даже  знатоком истории?
Потому,  объяснял  он  себе,  что  кто-то коллекционирует фантики от конфет,
кто-то  ест стаканы, кто-то  пристает  к  женщинам большого  размера, и  так
далее, перечисляй  хоть до изнеможения --  ведь каждый  имеет право на  свою
игру.
     Дальше,  за  церковью,  судя  по мшинам  и болезненного  вида  елочкам,
начинались  болота.  Вот  туда   уже  Митя  не  имел  ни  малейшего  желания
прогуляться.
     Впрочем,   и  к   церкви  его  сейчас  особенно  не  манило,  но  после
изнурительных блужданий он претендовал на  победу. Здесь он  не  должен  был
уступить и сломаться, здесь обязан был выиграть.
     Он спускался вниз с холма,  а  солнце  карабкалось вверх, и  слепило, и
выдавливало  липкий  пот  из  бровей,  и  какое-то  марево  поднималось  над
болотистой  местностью,   той,   что   начиналась   за  церковью   Параскевы
Великомученицы.
     А когда  Митя добрался до гнилых пенечков, оставшихся от  кладбищенских
крестов,  из   болотного  марева   появилась   кошмарная   фигура  демона  и
путешественник, ахнув, попятился назад.
     Спустя полминуты фигура приобрела не менее жуткие очертания всадника на
коне  и  у  Мити  защемило сердце.  Это ж  один  из  тех "конных", о которых
лопотала  бабка.  А  они  если  и  не грабят,  то  что-то все  равно  делают
нехорошее. Иначе зачем им обитать в этом гиблом месте?
     Всадник явно заметил его, и  да, да, направился к  нему  погоняя своего
гнедого. В руках у него что-то длинное,  жердина не жердина,  а пожалуй даже
копье. Солнце горит огнем на шлеме и на острие...
     Митя бросился наутек, если точнее, вверх по склону холма. Сейчас сквозь
хрип своего горла -- чертова слизь и не сплюнуть никак  -- он все явственнее
слышал стук копыт.
     Сердце  уже и так вылетает наружу,  сбросить этот  сраный рюкзак, пусть
там и книжка с дарственной надписью знаменитого киберпанка, и палка не менее
знаменитой финской салями. Да ну его, киберпанка в задницу, когда тебя хотят
нанизать на вертел...
     На  вершине  холма  Митя остановился,  потому  что ноги не  желали  уже
слушать  никаких команд  и понуканий. Остановился и обернулся, желая принять
удар копья  не в спину и, само  собой, не  пониже ее, а в  грудь. Однако же,
радость-то какая, всадник  остался далеко позади. Если точнее, он спешился и
энергично потрошил кинутый Дмитрием  рюкзак. С таким  же остервенением гиены
терзают свою нечестную добычу...






     Речку обратно Галкин перешел уже без особых трудов,  какие уж труды без
рюкзака, да и не казалась она препятствием после всего  пережитого в Калище,
а  спустя полчаса добрался  до  грунтовой  сельской дороги.  Если  точнее до
автобусной остановки. И  если  верить сильно  выцветшему расписанию, автобус
сегодня еще должен был придти. Ну, а  если не верить... Сюда Митя  добирался
на попутном грузовичке, так что решил на попутке отсюда и убраться.
     Митя растянулся на полусгнившей скамеечке, какое  изнеможение в недавно
перенапрягшихся членах тела. Машину он услышит... услышит... хррр...
     Всадник появился неожиданно, на этот раз без стука копыт.
     Митя  открыл   глаза,  когда  конь  уже  склонял  голову  к  травинкам,
пробивающимся из-под  ножек скамейки и  позвякивал бляшками  сбруи.  Всадник
смотрел на Галкина бесцветными  неморгающими глазами  из прорези в наличнике
шлема  и  слегка двигал  усами под здоровенным  как будто граненным носом. А
затем бросил рюкзак прямо на Дмитрия. Больно.
     --  Нам  чужого  не  надобно,--  солидно произнес  всадник.--  Токмо из
брехливой книжицы пару страниц выдернул, дабы костерок  запалить и  портянки
подсушить.
     Но опытным  глазом Митя  сразу приметил, что  в рюкзаке  отсутствует  и
колбаса,  видимо  она была посчитана  общенародной,  а  свитер  используется
лошадкой  как потник. Однако  сам  всадник  хранил  верность  своему наряду,
весьма   надо  сказать,   своеобразному.   Несмотря  на  недавнее  посещение
краеведческого   музея  Митя  не   мог   дать  названий   некоторым   вещам,
присутствующим на незнакомце.
     Островерхий  шлем,  напоминающий  по  силуэту   ракету,  с  наличником,
наполовину  скрывавшим  физиономию, однако открывающим буйные  усы. Кольчуга
поверх потертой кожанки -- не сплошная, двумя  полосами, которые скреплялись
на боках ремешками, а на  плечах дополнялись своего рода стальными погонами.
Поверх кольчуги еще волчья шкура на манер гусарского ментика. Помимо широких
штанов  из какой-то мешковины, всадник  носил портянки,  перевитые  кожаными
шнурками, а на  ступнях мокасины, если так  можно выразиться.  Большой нож в
меховых ножнах на поясе, тесак что ли, топорик  еще  висит  особенный, вроде
томогавка, моток  сильно волосатой веревки с  железным шаром на конце,  а за
спиной  два  копья,  длинное и  короткое. Какая-то еще  прицеплена  доска  с
ручками, будто даже щит, рукоять меча из-за плеча выглядывает.
     -- Автобуса я тут ни разу не видывал. Ино попутку  собрался до завтрева
ждать?--  сказал  всадник  со  странным  акцентом,  сильно  "окая".--  Ежели
пожелаешь, на станцию подвезу. До нее, считай,  три  полета стрелы, умаешься
топать. Да садись, подвезу, фирма угощает.
     -- Хорошо,-- еле слышно отозвался Митя, потому что терять было  нечего.
Этот конный бандит  мог в любой момент его зарезать,  расчленить  на органы,
расфасовать их по пакетам, наклеить ценники и скрыться обратно в свой туман.
     --  Хор-о-шо. --  с  лукавством и сильным оканьем  повторил  всадник.--
Язычник ты  что ли, раз Хора поминаешь. Хор ведь не славенский бог, а пришел
к  нам  с  полуденной стороны,  с  египетского  края земли.  Хрестьянин  при
изъявлении  согласия должен  молвить "ладно". Или на худой конец "окей". Да,
однакож, какие вы сейчас хрестьяне, богу не верите, хлеба не сеете...
     "Уж не артист  ли разрепетировался,-- подумал  Дмитрий,  покачиваясь за
широкой  спиной всадника на крупе гнедого жеребца. -- Или же из телепередачи
"Сам себе режиссер". Ты начнешь психовать, а  тут тебе как раз и запечатлеет
съемочная группа на потеху всей стране. Хотя есть вариант, что это сбежавший
дурдомовец, занявшийся самодеятельностью."
     -- Меня Путята зовут,-- представился всадник,-- а конягу -- Буй.
     -- Ну  да, коротко  и ясно.  Очень  приятно. "Вы бы с  конягой могли бы
спокойно поменяться именами."
     -- А  невестушку  мою звать Евпраксией, она тезка  княгине.-- продолжал
чудить всадник.-- Вот приеду я к ней на побывку, а она мне споет:
     "Ах, милый,  милый  тебя  я  не узнала,  Когда приехал в отпуск  ты, на
боевом коне,  Как будто не  тебя в усы я целовала, Как будто ты жених, жених
не мне.
     Ну, а мой конь талантливый ей тоже ответит:
     Ах,  здравствуй, здравствуй, моя  ты дорогая, Молчишь, насупившись, а я
же слышу слово "нет", Как будто не твоя  рука моим хвостом играла, Как будто
не чесала гриву, гриву мне.
     И тут уж подключусь я:
     Ну что ж, прощу обман, тебя я понимаю, Не вьется волос мой,  не  так уж
ярок взор,  Эх, сапоги мои все пляски отплясали, И ждет меня в грядущем лишь
позор, позор.
     --  Да  вы  точно  артист,--  уличил  Дмитрий.  "Какой-нибудь   дешевый
массовик-затейник из погорелого театра."
     -- А как хочешь, так меня и почитай, я ж тебе не господин.
     Через полчаса  они и в самом деле оказались на станции.  Помимо унылого
желтого  барака,  имеющего  какое-то отношения к железнодорожному  движению,
здесь  был  распахнутый торговый автофургончик, который предлагал  почти все
достижения  мировой цивилизации,  от  телевизора, подключащегося к Интернету
через простую электросеть, до таблеток, превращающих мужчину в женщину.
     Митя с облегчением спрыгнул с коня, а Путята подъехал к фургону и, чуть
согнувшись, заглянул под козырек прилавка. Кучка бабушек прыснула в стороны,
а пухленькая продавщица отодвинулась  от кассы, закусив сильно  напомаженную
глянцевую губу.
     --  Гой еси,  Катенька. Аль не  рада  мне?-- игриво  начал всадник свое
толковище.
     --  Как не радоваться, такой вы красивый  приехали,  Путята  Вышатич,--
дисциплинированно отозвалась продавщица.
     -- А про дары-гостинцы не забыла ли?
     -- Забыла, забыла, мой хороший. То есть хозяин ничего не дал.
     -- Ни денежной дани, ни припасов съестных?-- уточнил Путята.
     -- Не-ет,-- продавщица мучительно наморщила лоб.-- Ну, может, сосисочки
возьмете?
     --  Сосисочки  смрадные,  из  гроба  восставшие...  Передай-ка   своему
поганому труположцу, что я теперь поучу его вежеству. С  завтрева на счетчик
поставлю,  чтоб  веселья  у  него поубавилось.  А через  недельку  ознакомлю
басурмана со своими кулаками. А еще  через два на десять  дней я кибитку эту
конкретно спалю. Дальнейшие виды терзания определю после.
     -- Неужто вместе со мной спалишь, господине?-- продавщица отшатнулась к
полке с шотландским напитком виски.
     -- А  упорхнешь резво, аки горлица, тогда, может,  и не пострадает тело
твое белое.-- уклончиво сказал всадник.
     Ответ, видимо, не удовлетворил продавщицу.
     -- Ой, как же мне тело свое белое наверняка спасти?
     -- А ночевать разок ночку со мной, тогда твердое уверение получишь, что
никакого ущерба тебе не случится. Ну, Катюха, разок -- это извинительно, это
ж не блудилище.
     Долго уговаривать продавщицу не пришлось.
     --  С  радостью,  Путята  Вышатич.  Я  тут грацию  французскую  купила,
которая, чем  свету меньше,  тем прозрачнее. Когда изволите пригласить в ваш
шалаш?
     -- Любо мне покорство твое, но  эта погань, что  на моей земле сидит, а
гостинцы не несет, горькими слезами умоется. Со мной динамо не выйдет.
     Всадник собирался еще видно поговорить  с Митей, но тот поспешил уже на
поезд.
     -- Может,  и свидимся когда-нибудь,  --  многозначительно заметил вслед
Путята  Вышатич.-- От  меня трудно исчезнуть.  Это я  конкретно, без лишнего
базара, намекаю. Имеющий в ухо, да услышит.
     Уж кем-кем, а рэкетиром он был точно. И лишний раз с ним встречаться не
стоило.






     Митя  детально  описывал  диковинного  рэкетира,  назвавшегося  Путятой
Вышатичем. Потому что для рэкетира он  был  несколько чудаковат. Или, может,
этот  тип занимается  черной археологией?  Не  из могил  ли все его  шмотки?
Однако они целые, крепкие были, не считая отдельных заплат.
     Доктор же исторических наук Никита Протурберанцев  производил сборку на
экране компьютера соответствующего портрета.
     -- Пояс такой?-- справился  историк, выводя в отдельном "окне" вереницу
старинных поясов.
     -- Нет,  пожалуй  нет. Вот тот  скорее, который  с большими  бляшками и
квадратной пряжкой.
     --   Ага,   поясной  набор  тоже  с  Востока,  хотя  золотистая  пряжка
скандинавского происхождения. Но вот бляхи на уздечке как будто западные.
     Мите  только и  надо  было  выбирать из  длинной череды поясов, шлемов,
мечей, копий, сулиц, сбруй,  которые, впрочем,  на первый взгляд не  слишком
сильно отличались друг от друга.
     -- Шлем-то такой? Еще раз посмотри, -- попросил историк.
     --  Нет,  повыше  как-то колпачок и  назатыльник поменьше.  Прокрути-ка
дальше. Ага-ага, тормози.
     -- Ясно,  шлем со шпилем и колоколовидной  тульей, именуемый шеломом --
чисто русский. Но  круглый щит за спиной -- стопроцентно скандинавский. Хотя
меч не такой длинный, как на Западе, рукоять с серебряной подбивкой  явно не
русского  типа.  А  вот  топорик,  то  есть  чекан,  и  железное яблочко  на
веревочке, прозываемое кистенем,-- восточного происхождения.
     -- А этот тесачок на поясе?-- поинтересовался Митя.
     -- Нож, хотя и похож на западный сакрамасакс, но изогнут иначе, а ножны
украшены   позолоченными  накладками   похоже   что  византийского   типа...
Сумка-ташка  и  шелковый  кафтан с  фигурными  застежками  --  скорее  всего
половецкие.
     -- А коротенькое-то копьецо? Ну, которое метательное.
     --  Сулица  не имеет  какого-то  определенного  типа, такие  были  и  у
русских,  и у половцев, и  даже  у  скандинавов...  Ну вот, теперь,  пожалуй
готово.
     На  плоском  экране  мощного компьютера  весьма  объемно поворачивался,
показывая спину и бока, древний воин.
     --  Типичный русский  дружинник первой половины тринадцатого  века,  то
есть    домонгольской    поры.--    представил    удачно    синтезированного
"исторического" гомункула доктор Протурберанцев.
     -- А чего он  в импортное прибарахлен, профессор? Почему  отечественный
производитель так мало представлен?
     -- Да не импорт  на нем, а изделия русских  ремесленников, перенимавших
ноу-хау отовсюду. Что в этом плохого?
     -- Слушай, ученый, а может  сейчас какой-нибудь сильно шизнутый товарищ
самостоятельно смастачить все это?
     --  Нет, исключено.--  твердо  произнес  доктор Протурберанцев.-- Или в
принципе возможно, если этот человек имеет в голове все то, что имел русский
ремесленник 13 века,  ну и плюс знания о современных материалах... Что опять
таки невозможно.
     -- Но я видел такого человека.-- наконец признался Митя.
     -- Где?
     -- На вокзале, в Новом Калище.
     Доктор Протурберанцев покачал  мудрой растрепанной головой, даже слегка
уронил ее на плечо засаленного пиджака.
     --  Опять  за  старое взялся,  Дмитрий.-- обвинительным тоном  произнес
человек, который еще считался его приятелем.
     --  А  что  в этом  плохого?  Я всегда  историей  интересовался,  ты же
знаешь...
     --  Да  я  про  другое.   Травкой  ты  снова  заинтересовался,  анашой.
Калище-сралище какое-то в бреду увидел.
     -- Ты  меня не  так  понял, профессор,--  стал  торопливо оправдываться
Митя.-- Это розыгрыш был, ну, блин, меня наверное скрытой камерой снимали...






     А  тем  временем в одном из  товарных  вагонов  бегущих  по Октябрьской
железной  дороге,  мирно  спал  некто,  именующий  себя  Путятой  Вышатичем.
Пришлось ему расстаться  с конем гнедым Буем, спешившись, распрощался он еще
и с копьем  своим, коим пригодно с коня разить, однако  все остальное оружие
оставил как есть.
     Путята спал и видел конные  полки и пешие рати, с хоругвями уходящие на
бой, в утренний туман, чтобы никогда уже больше не вернутся.
     А  на  станции Заводская он проснулся, заодно и поезд  замер, пропуская
встречный. Распахнув  мощной рукой дверь, Путята спрыгнул на мокрый щебень и
пошел в  сторону  стоянки  грузового  автотранспорта --  быстро  и бесшумно,
обходя окурки и лужи...
     В   здание   бывшего    райкома,   где   сейчас   совместно   собрались
истинно-русские      писатели      из      соответствующего     союза      и
национально-патриотическая   интеллигенция,  обвешанная  значками  с  ликами
почивших вождей.  Путята Вышатич  вошел с черного  хода.  Затем  поднялся на
третий этаж и мирно расположился за кулисами на свернутом ковре.
     Хор   исполнил  суровый   гимн   про   "союз   нерушимый"  и   задорную
калинку-малинку.   Появившийся  следом  докладчик  стал  клеймить  иудейское
ростовщическое  иго,  которое пало на  Русь  во времена  князя-варяга Олега,
вступившего в сговор с еврейским капиталом Хазарии.
     Путята  слушал внимательно,  время от время  покручивая длинный висячий
ус, даже слегка кивая, как бы в согласии.
     Затем  докладчик  доложил, что иудейское  иго  было  сброшено только  с
помощью дружественного хана Батыя, который вместе с  последующими ордынскими
правителями  сыграл   положительную   роль   в  создании   централизованного
государства московского царя. Вот тогда Путята и выступил из-за кулис.
     -- Како ты молвил?  Положительную роль? Помог создать  централизованное
государство московским  псам, которые раньше жрали объедки со стола великого
князя володимерского? Так  если хан такую великую пользу нанес,  почему ж не
было и нет разумного устроения в земле московской?
     Все  присутствующие  на  торжественном собрании увидели, что  к трибуне
подходит  некто  выряженный в  русского  витязя, в шеломе, да еще в  волчьей
шкуре, с мощной статью и великим ростом, подобающими отчичу и дедичу. Однако
радость  от  этого события  уничтожалась странными непатриотическими словами
незванного гостя.
     -- Да ты знаешь ли, что  твой  Батый  с  Рязанью  сотворил?-- продолжил
Путята,  направляя  свой могучий палец  на трибуну.-- Ни одной живой души не
оставил. Видел ли  ты, как  окаянный  хан  последних рязанцев в соборе  огню
предал? Как храмы бесчестил?
     Из зала послышались возгласы:
     -- Жид ряженый... Качок-жидяра... Гляньте-ка, шнобель  какой выдающийся
и уши до плечей свесились... Кошерный к нам забрел...
     -- Да, больно физиономия у вас специфическая,-- охотно перешел  в атаку
докладчик.-- А не пархатый ли вы?
     --  У меня специфическая?-- окончательно обиделся  "витязь".--  Да  это
тебя  татарским хером  сделали,  безносый. Сразу видать, что  без  чина, без
чести, а еще на словесное поприще лезет. Ну кто  ты есть такой, какого рода,
где  доблесть проявил,  с  чего возомнил,  что правду ведаешь  и  можешь  ею
делиться?..
     Не добившись ответа на  вопрос по поводу доблестности  и  родовитости ,
"витязь" обернулся к набитому залу и  челюсть  его  почти дрожала, но  не от
страха:
     -- Эх  вы, оглоеды, я же к вам за вспоможением явился, а теперь обида у
меня на вас большая. Все вы тут -- подложные, о Рязани-городе не печалитесь,
да и за  славян радеете неистинно. Одеты богато, как лучшие люди, но мыслями
и речами -- холопья низкие.
     Путята  легким толчком  уронил  трибуну,  сгреб  докладчика  в комок  и
поволок в угол, чтобы примерно там наказать.
     --  Поскольку  ты  человек  безродный  и подлый,  то  наказанию  будешь
подвергнут телесному. Ввиду отсутствия кворума  бить тебя стану один.  Будет
тебе и калинка-тошнилка и малинка-морилка.
     Тут  к "витязю" и подскочило двое  здоровенных  дядек из патриотической
военизированной организации "Бумбараш"  -- в камуфляжном,  но  с  лампасами,
сапоги  хромовые, морды  сияют усердием. Подскочили и вскоре упали.  Один из
них получил обушком  чекана промеж  бровей,  а  другому  Путята двинул своим
стальным наличником в лоб, успокоив всерьез и надолго.
     -- Вот и  конец ристалищу-дристалищу,-- объявил "витязь".-- Быть  мне с
вами противно, потому как вы невежи, поганства исполненные, а убить вас всех
-- времечка сегодня нет, торопиться же в этом деле не хочется.
     Путята сгреб со стола президиума  подряд все угощения -- в свою котомку
--  и   пошел  обратно,  придавив   по  пути  сапогом  низко  расположенного
докладчика. Тот как раз ползал по ковру,  пытаясь найти  свои очки. Заодно и
цепь золотая свесилась с шеи.
     --  А может кто из  вас хочет узнать  правду-истину  о  гибели  городов
русских?-- молвил "витязь", остановившись вдруг.
     --  А никому это  и  не  надо  знать, жидовский  богатырь,--  закричала
какая-то женщина со строгим,  словно закопченным лицом.-- Уходи,  пархатый и
жестоковыйный, проваливай туда откуда ты явился, сатаноид ветхозаветный. Вот
у американцев истории нет и отлично живут. Нам она тоже ни к чему. Мы верить
должны во что-то светлое  и  сладкое, а не  в то, что нас били двести лет по
мордам...






     Завтра  был  судный  день. В ад провалиться  или в рай вознестись.  Или
туда, где бурчание  голодного брюха, мешки под  глазами,  вечерняя тоска  по
противоположному  полу, серые ничем  не прикрытые стены и нестиранные носки.
Ну, или туда, где начнется как будто уже безнадежно завершившаяся жизнь, где
течет сладкое рейнское вино, блондинки не заставляют себя долго уговаривать,
а  руки  сжимают  обитый  мехом  руль  новенького   мерседеса  "S600".   Или
раритетного кадиллака "Флитвуд" 1959 года,  шестиметрового, с разлетающимися
крыльями, с восьмицилиндровым мотором на триста пятьдесят лошадей.
     Программист Галкин написал  три  важные  процедуры,  но  обеспечивающий
пакет для  него делал  некто Рабинович из Лос-Анджелеса, так что соединялось
все не слишком гладко. А подключение к банку данных, расположенному в Токио,
шло  с  еще большим скрипом. Дмитрий не без оснований  считал, что японцы --
эти  маленькие неразличимые  люди,  паникующие  перед  русской  компьютерной
мафией,  всячески  стесняют  ему доступ  к  своей  системе  и  умалчивают  о
заглушках.
     Время таяло и  Дмитрий  физически  ощущал, как  оно покидает его  тело,
оставляя  слабость во  всех  членах.  А завтра надо было сдавать проект двум
менеджерам, российскому и японскому.
     Именно в тот момент, когда  Митя  почти  уже  понимал причину  сбоев, в
дверь затрезвонили.  Он  обхватил  голову руками,  надеясь,  что сейчас  все
утихнет,  однако звон  не унимался.  Да,  это  экс-супруга могла  явиться за
алиментами.  Впрочем,  если  расписать  ей  радужные  перспективы,  показать
сателлитовый адаптер, радостно  подмаргивающий глазками-индикаторами, то она
тихо-мирно отвалит. Вдруг даже и пожрать приготовит...
     Митя распахнул  дверь -- и мимо него  в квартиру прошел странно  одетый
человек с чем-то железным на голове. Человек  в шлеме сделал несколько шагов
вперед,  затем оглянулся и  Митя  узнал  калищевского рэкетира  -- по кличке
Путята Вышатич. Сам Путята бросил на Митю мимолетный взгляд,  а затем сказал
кому-то:
     -- Давай сюда, друже, входите все, засады нету.
     И  в  дверь,  мимо  Мити, пошли люди, крестясь, задевая головой  косяк,
вытирая  подметки  не  о  половик,  а  где  попало.  Все  они,  не  тормозя,
направились в гостиную.
     Митя подавил стон и, закрыв дверь, поспешил за людьми.
     Среди вошедших не было  ни одного нормально одетого  или подстриженного
человека.
     Шлемы  с  наушами  и  наносниками,  плоские  и с рогами,  остроконечные
меховые  шапки,  кольчуги, куртки с наклепанными  стальными  пластинами  или
бляхами, наплечники и  наручи, плащи,  кафтаны, шкуры и косоворотки, сапоги,
унты  и  лапти. Много  холодного  оружия. Волосы длинные спутанные  иногда с
косичками, наверно вшивые. Усы висячие. Запахи не слишком приятные. Кольца в
ушах.
     Пришла, вернее  даже  ввалилась беда,  отчего  жара поползла полозом по
автоматически охладевшей спине.
     Неприятных людей было  семь  и  они почти равномерно  распределялись по
квартире: кто  улегся на  ковер  под  столом, кто полез  в холодильник,  кто
включил телевизор, кто  прямиком в туалет  направился, кто решил  ударить по
клавишам компьютера.
     -- Ой, только  не это,--  возопил Митя, преодолев шок и стресс,-- дайте
хоть исходник сохранить.
     -- Не боись, не спорчу  твою программу, чай не дурак, а она не девка,--
отозвался  незванный   гость  в  хорошо  надраенном  панцире,  состоящим  из
множества  стальных   пластин.  Затем  потыкал   сосискообразным  пальцем  в
клавиатуру.-- Я вот намедни книжку  насчет программ прочел, хоть к нонешнему
письму я еще не шибко привык. Ты, кстати, за "Си" или за "Яву"? Или может ты
за хакеров-вонякеров?
     Предводитель  -- а Путята явно  был именно таким -- разлил  заначенного
Митей  импортного  "Пушкина"   по   рюмкам   и   засунул  грязные  пальцы  в
дорогостоящую банку с солеными огурцами.
     -- Бери, хозяин,-- он протянул рюмку Мите,-- и не гляди  зверем. Мыл  я
руки недавно, лет сто назад. Ты  вообще учти, мы тебе пригодимся, не тати же
ночные,  ха-ха...  Знаешь, кстати,  почему мы  татарам  конкретно  просрали?
Потому что  тогда у  нас не  было водки.  И,  следовательно, не  было свежих
неожиданных идей.
     Выслушав краткий  исторический  анализ,  все  гости  дружно  выпили  и,
крякнув, закусили. Мите ничего не оставалось, как сделать тоже самое.
     --  Я же  говорил,  что  надо колья вкапывать  в  землю,  дабы  конницу
рассечь,  инда  само  войско  полукругом  выставлять, с усиленными  отрядами
лучников  по  крыльям  строя.--  Высоченный  беловолосый  бандит  размахивал
длинными руками на манер  ветряной  мельницы к  дополнение  к своей  нелепой
речи.
     Это  точно  олигофрен,  подумал  про  него   Митя,  мозг  в  зачаточном
состоянии, но руки вон какие жилистые.
     --  Ты вещал,  а  никто  тебя  не слушал,  потому  что  не  было у тебя
информационной  поддержки.--  отозвался  огромный  мужчина в  панцире, затем
разрубил  палку  колбасы топориком, оставив  на полированном столе  глубокую
зарубку. Откусив разом приличный кусок, он потянул хэнди из сумчонки, сильно
напоминающей выпотрошенного хорька.
     Это  плохо укладывалось  в  голове.  Низколобый человечище,  не забывая
поигрывать топором, вел искусный разговор на финансовые темы, причем набитым
ртом.
     --... Главное, чтобы аккредитив открыли... На меня, вернее на мою фирму
откроешь. Я уже  зарегистрировал ее в  оффшоре, на островке  Джерси  посреди
синя  моря. С  голубкой  сизокрылой пошлем через окиян,  из  Рио-де-Жанейро,
липовые  коносаменты,  получим бабки,  обналичим  как оплату  стройработ,  и
фирмешку  мигом  закроем. Муха  посрать не  успеет...  Эй,  ты на кого батон
крошишь, холоп, разве я кого-нибудь обманул? Что я, сраму не боюсь? Конечно,
строительные работы тоже липовые...
     И  добавил  еще  пару  фраз  на  языке,  напоминающем  болгарский.  Или
церковно-славянской. Затем сунул хэнди в карман.
     --  Кажись, клюнул,--  осклабился человечище и подмигнул Мите,  который
почувствовал, что насильно  превращен в "крышу" для бандитов. Он, собрав все
силы,  возмутился  и  решительно   подошел  к  агрессору,  молча  жующего  у
раскрытого холодильника. Железа на том  было менее,  чем  на  других, только
кожаная безрукавка с десятком приклепанных стальных бляшек.
     -- А что это вы тут делаете?
     --  Если  не заметно  тебе, так зенки протри. Кушаю, вот что. Два дня и
три ночи не жрамши.
     Не удостоившись более вежливого ответа, Митя сказал сломленным голосом:
     -- Вы бы хоть холодильник закрыли.
     -- Вот  доем и  закрою, не  чухонец же.-- наконец  произнес  разоритель
холодильника.  Косматая шапка, сделанная из медвежьей головы, придавала  ему
совершенно  зверский   вид.   Взгляд  был  неприятным,  словно  у   хищника,
выглядывающего из зарослей.
     -- Какое подключение к  сети имеешь, отрок?--  спросил огромный бандит,
недавно разорявшийся по хэнди.-- Модемное через телефон?
     --  Цифровое, через  адаптер сателлитовой  связи.-- послушно  отозвался
"отрок".
     --  Тоже сгодится. А логин-то для хода в сеть какой?--  сказал бандит с
немалым  лязганьем  усаживаясь  перед  компьютером  и  не  замечая  жалобных
взглядов хозяина квартиры.
     Господи,  у него ж пальцы такие, что все клавиши высадят. Единственное,
что  в этом  доме  приличного  есть, и то  надо разнести.  Митя ощутил  себя
съедаемым заживо.
     -- А зачем вам?
     -- Да  не страшись ты, я все следы  замету.  Надобно на одном  серверке
входящую почту просмотреть. Ледоруб со сниффером у меню имеются, так  что от
тебя  ничего не надобно. Ты диск-то почистил?  А то ноне большие подкачки на
него будут...
     Панцирный хакер прислонил  топор, имеющий явные следы запекшейся крови,
к ножке стола и Митя вынужден был признаться:
     -- Логин "мигалкин".
     --  Пускай там  Ерманик помудрит,  а ты  к  нам иди, Галкин-Мигалкин,--
позвал настоятельным тоном  Путята Вышатич  и  поднес  еще одну  рюмку Мите,
затем обратился  ко всем присутствующим.-- Теперь, господа мои, помянем всех
тех, кто сгинул на Сити и кто в престольном граде Рязани пал от рук поганых.
А  особливо великого  князя Юрия Ингваревича и  князей  Глеба  Ингваревича и
Федора Юрьевича.  Светлые  были мужи, чуждые всяческому  гнусномыслию,  ну и
недолго мучились под  злыми  татарскими  саблями. А мы вот  все  живем своей
худой жизнью, хоть и не светлые, и не лучшие, и не справные...
     Мите  стало  не  по   себе,  голова  закружилась,   вернее  все  вокруг
отправилось в призрачный полет, словно стало плоским,  бумажным.  К обычному
страху   за   свою  жизнь  и  имущество  добавилось  ощущение   нереальности
происходящего,  Эти  люди  были  не  только  бандитами,   но  и  опаснейшими
параноиками,  психами,  подкованными  в истории.  На  их слабых  мозгах явно
проводились опыты в КГБ, там им  втюхали  весь  этот  бред. Неизвестно какие
цели преследовала спецслужба,  но получился образцовый союз меча и дебила. И
сейчас  его  окружали  отборные  маньяки-преступники.  Только  маньяки будут
носить  все  эти шкуры,  панцири,  топоры,  мечи, пахнуть зверем и  поминать
каких-то князей в первом же тосте, только преступники  будут так вламываться
в чужую квартиру.
     -- Не думай, Митрий, что мы только на чужбинку рады. Мы не какие-нибудь
там охотники-собиратели-потрошители, как у  вас  там в учебниках  напачкано.
Эй, Мал, тащи-ка сюда мех...
     Плечистый мужик, не снимающий косматую медвежью голову, сбросил на стол
грязнущий козий мех, который заколыхался как живой.
     Пришлось пить.  Сладковато-сивушный вкус. Внезапно ударило в голову, да
и съеденный обед явно захотел выйти наружу и поздороваться с гостями.
     -- Если  честно,  то  рецепт  мы у  татарвы  позаимствовали,  в порядке
культурного обмена, так сказать. Это буза.-- пояснил Мал.
     -- У татарвы бузу вы  хоть культурно позаимствовали,  а у меня квартиру
совершенно нецивилизованным  средневековым  образом,  --  снова расхрабрился
"поплывший" Дмитрий.
     Однако не рассвирепел Путята Вышатич, а  стал рассказывать  о  причинах
своего с товарищами присутствия.
     -- Бывший  колхозный  рынок мы  как  раз  под  себя берем,  перекупщики
врассыпную бросились, а он у тебя рядышком. Кафе "Метелица" и  пиццерия, ети
ее мать,  "Буратино" подписалась нам дань платить, так сказать, за защиту, а
это соседняя от тебя улица. Балаган с веселящими аттракционами, что на улице
Карлы Маркса,  мы  такоже  собираемся брать,  может  даже приступом,  и  это
опять-таки недалече. У нас, понимаешь,  замыслы широкие, и  твоя халупа в их
середине, как пуп мира. Чего тут средневекового? Да ты не волнуйся, мы  тебе
отстегивать будем, сытно и хорошо тебе станет.
     --  Станешь большой  и  заметный,  как  аэродром, не  такой сопляк  как
сейчас,-- добавил Мал, глядя на Митю как на мелкогабаритную собачонку  вроде
болонки.
     -- Но это  же  моя квартира, приватизированная,  и у меня  на  нее свои
планы.-- тихо, но твердо молвил Митя.
     -- А ты кто будешь?-- повысил голос высоченный бандит с белыми грязными
волосами,-- благородный  муж, что ли? Чубайс  тебе теремок дал, мы взяли. На
время. Понял, Митрий? Я, кстати, Ракша зовусь, с Ильмень-озера родом.
     -- Фир лейк сторванн стендр линапалдр минум,-- сказал человек в рогатом
шлеме и ударил кулаком по столу. Сильно.
     -- О чем это он?-- опешил Митя.
     -- Эйнар -- скальд, то  есть обязан все время страдать  по  юной  деве,
хотя он только по старым блядям ходит,-- пояснил Ракша.
     -- Смирись, тлен это все. И компьютер -- тление одно, ржавление. Толико
душа нетленна,--  сказал бандит с постным  лицом и представился.--  Глеб  я,
божий человек.  Жил в пещере с костями праведников,  ночевал во гробе, плоть
умерщвлял, с блудными призраками боролся.
     В бессильной тоске Митя рухнул на диван и забормотал:
     -- Послушайте, инок, этими праведными костями даже гвоздь не забьешь, а
я  за свой ящик  две  тысячи  кровных зеленых отдал,  работает так, что душа
радуется  ... Был заказ, договор. Были надежды на лучшее будущее.  Все пошло
нафиг из-за этих незванных гостей, которые хуже татарина.
     --   Чего   растенался  тут?   Еще   начни   ручонки  заламывать  будто
плакальщица.-- пристыдил его Путята.-- "Надежды  на лучшее будущее" -- тьфу,
сусло  какое-то.  Да  сейчас  Ерманик домудрит и сдаст  обратно твой счетный
ящик, балуйся с ним, если он для тебя бабы милее.
     -- Как вы меня нашли, почему ко мне? Тут, возле рынка, квартир много.--
воскликнул в патетическом отчаянии Митя.
     --  Много-то много,  а  твоя горница  лучшая. Я  тебе  в рюкзак "жучок"
подсадил -- простенький  такой  с  одновольтовой  батареечкой.  И  следил  с
пеленгатором. Отпозиционировал  тебя, а потом еще за квартирой наблюдал. Что
ты человек несемейный, бирюк, это нам тоже пригодно, лишних глаз  нет, никто
тебя не хватится.
     --  Я -- разведенный.--  с  чувством собственного  достоинства  сообщил
Митя.
     --  Дак нам  все  равно, драпанула она от  тебя иль  не было  ее вовсе.
Главное, нет у тебя хозяйки, а квартира вместительная.
     Галкин  понял,  что  столкнулся  не с  просто бандитами, а  с бандитами
бездушными. То ли из-за нервов, то ли из-за бузы прихватило живот, но туалет
был нагло оккупирован захватчиками. И тогда Митя пустил в ход свой последний
козырь.
     -- А если я милицию позову?
     Козырь не произвел никакого впечатления.
     -- Не успеешь,  поскольку мы  тебя немножко  того,-- Путята вытащил  на
треть свой меч, но голос его оставался покойным.-- Угостим слегонца по шее.
     --  Разве  что  пукнуть поспеешь.  Затем мы  не милицию, а  лекаря тебе
вызовем.  Придет  он,  послушает,  понюхает  и в  "причину  кончины" запишет
"падение  головы  с  шеи",-- неудачно  пошутил рэкетир в медвежьей шапке  по
имени Еруслан.
     --  А одному моему  знакомому голову  снесли,  так  она еще долго очами
хлопала,-- вспомнил беловолосый Ракша,  который только что вышел из туалета,
явно не спустив воду.
     Но  Мите было  не  до  этого, он представил  свою  отрубленную  голову,
озадаченно хлопающую глазами, и практически остался без чувств.
     Эйнар сочувственно положил тяжелую лапу на плечо Мити и сказал:
     -- Гранд фак аф стод стундум стренгс.
     -- Не нюнься,  свет Митрий,  горе  твое  невеликое.-- добавил неизменно
умиротворенный Путята.-- А вот представь себе  княжество Рязань, год 6465 от
сотворения  мира.  Вокруг еще целые княжества стоят, князь Володимерский, от
которого  подмоги  мы не  дождались,  веселится  покамест  в  хоромах  своих
белокаменных, а у  нас,  у  рязанцев,  пустынь. Где дом  был, там гроб,  где
пажить -- прах один. На Сити богатыри лежат  без погребения, их  собрать  из
кусочков  сложнее, чем твой пазл.  И оплакивать их некому. На  городе и селе
все от младенца  до собаки  иссечены,  все разом  к  престолу царя небесного
вознеслись, в райские кущи очередью длинной выстроились...
     Путята сделал паузу, чтобы выпить и крепко закусить, это он не забывал.
Затем продолжил с чавканьем:
     -- ... Те, значит, на вечные отдых, а на земле  нашей грешной несколько
тысяч уцелевших спешат в леса, и,  заметь, никакой им  гуманитарной  помощи.
Разбойники  последнее  отбирают,  кружат  как  воронье,  бабы  с  замерзшими
младенцами тащатся на север, оставляя кровавые  следы на снегу. И ты знаешь,
даже в  такой  ситуевине  находились шутники,  которые  могли  их за задницу
ущипнуть... А ты разнылся тут.
     -- Да уж, бабы. Половина из них под татарами полежать успела,-- добавил
Ракша,  гневно согнув ложку в узелок  своими жилистыми пальцами.--  То-то  я
смотрю народец нынешний, куда как невзрачен с виду, носы -- бульбочки, глаза
-- бусинки.
     -- "Полежать". Тоже мне знаток. Татары разве полежать  бабе дадут?  Они
ее  в позишн намбер  три,  то есть  раком выставят... А может и  мы, Митрий,
пойдем  красных  девок ловить.-- вдруг  предложил  Путята, подмигнув блеклым
маленьким   глазом.--  Ибо...  ибо   передний   конец  заскучал.  Евпраксия,
понимаешь, уж  никогда меня не  дождется. Да, впрочем, и тогда я ей особливо
верность не хранил.  Попу грешно не молится, а вояке грех девку не заловить,
если без призора ходит.
     Особенно если вояка  -- урка позорный. Все ясно,  сам хочет кого-нибудь
изнасиловать, а на меня статью повесить, сообразил  Митя.  Если против воли,
то кому-то сесть придется. А за красную девку компартия строго спросит.
     -- Зачем  супротив воли?-- как будто  удивился  Путята.-- Чай не уроды,
полюбимся -- я, конечно, в основном про себя, а  тебе еще подрасти не мешало
бы.
     И,  получив дружеский  шлепок по  шее, Митя оказался на улице вместе  с
человеком, у которого за спину закинут был  меч,  а  на поясе висела смешная
штука, напоминающая яблоко на веревочке, но называемая  кистенем. Разве  что
шлем свой Путята оставил "дома".
     -- Я тебе, Митя, вот что... Некоторые  наши хотели тебя сразу порешить,
чтобы  без  лишних  хлопот.  Некоторые  хотели  рассказать  все,   проверить
впечатление и тоже чикнуть. Как раз рядом новый дом строят, цемента много --
лежи там в сохранности хоть до второго пришествия. Я  был против. Я хотел по
чести. Рассказать тебе кое-что, чтобы ты мог присоединиться к  нам по доброй
воле и своему разумению. А коли не присоединишься, тогда уж пеняй на себя...
     Митя   сглотнул  набухший  в  горле  комок  и  попробовал  по-старинной
китайской психотехнологии "цигун" взять себя в руки.
     --  Да что уж там рассказывать. Все и так понятно.  Колхозный  рынок  и
кафе "Метелица" -- вот круг ваших интересов.
     Путята слегка, но внушительно свел брови.
     -- Ты уж нас,  Митрий, совсем за какую-то шантрапу  пузатую держишь. Мы
пришли к тебе с приветом, не  за ради того, чтобы мелочь по карманам тырить.
Нам кирпичевский институт нужен.
     И  хотя  в  словах  разбойничьего  предводителя содержалась  нешуточная
угроза, Митя не стерпел и почти что заорал:
     --  Как  это  кирпичевский!  Только не  это! Это  ж  секретнейший центр
биотехнологических исследований. Его зеки при Берии строили, никто не выжил.
Да одного взгляда на него было достаточно, чтобы в ГБ загреметь.
     -- Да нет  уже ни Берии, ни КГБ, как нет Батыя и Малюты  Скуратова. Все
это лишь буквицы в летописях. Палачи и невинноубиенные смешались во прахе.--
не  без удовольствия сказал Путята.-- Ну,  коли девок красных пока не видно,
давай-ка  пивком отоваримся, вон через дорогу  круглосуточный лабаз стоит. У
нас,  на древней  Руси, пиво  хуже  было, с мутью какой-то, от которой дрист
случался, других же положительных изменений за истекшие века не вижу.
     И он слегка потянул Митю за собой, отчего тот едва не  спикировал носом
в грязь.
     --  КГБ нет,  а  кирпичевская группировка  есть,  там  половина  бывших
гэбэшников.-- продолжал аргументировать Митя,  хотя понимал, что этот маньяк
глух к доводам разума.
     -- Да  не  думай  ты о  них,  Митрий. Знаю  я,  что  нынешнее  племя --
трусливое,  все переживает, как бы чего  не  вышло. Как  бы  не заболеть, не
заразиться, не  показаться дураком,  не  упасть в лужу, не обосраться.  Если
пакость творить, то так, чтоб было шито-крыто. Однакож пустое это все.  Царь
Небесный свой счет ведет. Хоть шито-крыто, а  получишь свою  долю, никуда не
скроешься...






     Круглосуточный  магазин "Вечный  кайф" располагался  несколько левее  и
ниже  престижного ресторана  "Боярыня".  И  когда Путята  с  Митей,  изрядно
оснастившись пивом, вышли из дверей лавчонки, неподалеку от  них остановился
серебристый  авто  баварского  моторного завода, в  просторечии  БМВ, причем
модели "740i".
     Из  баварца появились  ножки, потом целая  дамочка  в  шубке и  тут  ей
пришлось наступить на волчью шкуру, сброшенную... Это Путята постарался.
     -- Зачем так с дорогой вещью? Поднимите  немедленно,  мужчина!-- томным
протяжным голосом велела женщина.
     -- Нет, не подниму, потому что люба ты  мне. Как увидел тебя, так сразу
и полюбил, -- рапортовал Путята.
     --  Через  тонированное  стекло  невозможно,--  с  некоторым  сомнением
сказала дамочка.
     -- Мне все возможно, павушка, у меня сетчатка поляризацию света творит.
     Женщина подошла поближе и провела пальцами по кольчуге Путяты:
     -- Железный ты какой-то, жесткий, твердый.
     -- А под железом я, любушка, мягкий, вкусный.
     -- Ах, какой  интересный мужчина, просто консервированный помидорчик.--
отозвалась дамочка, которую, похоже, Путята все-таки смог впечатлить.
     -- Ради тебя стараюсь, прохлада души моей.
     Двери ресторана выпустили квадратного типа в элегантном костюме.
     -- Эй, мешаешь же даме пройти,-- упрекнул он Путяту, двигаясь навстречу
с массивной грацией носорога.
     Дама не  дама, а скорее всего недавняя путана,  которая сделала карьеру
одним своим  местом  и  ныне  возглавляет  бюро  добрых  сексуальных  услуг,
известное крутым парням во всей округе. И сейчас этот  "квадрат" будет  меня
мочить, с  тоской подумал Митя, пусть  даже за  компанию  с Путятой,  но все
равно будет больно и обидно.
     --  И  тебя  кто  звал, липкий?--  недовольно буркнул Путята,  явно  не
осознавая неприятностей.-- Зачем настроение спортить собрался? Видишь же, ни
одной злобинки у меня в лице, толико мир и любовь на нем написаны.
     -- Сейчас я на твоей роже деревянной много чего напишу. Причем за дело.
Ну, куда ты  встреваешь, лохматый? Или это ты байер  Светке подарил?-- такой
вопрос "квадрата" явно предшествовал побоям.
     -- Упоминание твое о мелких подношениях считаю неуместным.  Я  когда-то
тестю  своему  алчному три деревни в  вотчину отписал,  да  еще лучшую свору
борзых впридачу, ино не хотел мне Евпраксьюшку отдавать.
     И  Путята  отмахнулся  от  "липкого"  рукой,  облаченной  в  кольчужную
перчатку. Квадратный тип ударился  о крыло байера,  а  затем  сполз  в лужу,
роняя красную соплю, и превращаясь в кучу.
     -- Я  же тебе говорил "отстань",--  сказал  Путята куче,  словно  бы  в
оправдание.--  Безгрешно я  тебя  ударил,  нисколько не  осерчав.--  А затем
обратился к женщине с покаянным словом.-- Прости, если это был суженый твой.
Но, как говорится, был да сплыл...
     Прекрасная незнакомка,  скорее всего, не  слишком  расстроилась падению
"суженого",  поэтому  слушала  благосклонно.  Но  двери  ресторана  прервали
покаяние  Путяты,  выбросив  еще три  существа,  не  таких  элегантных,  как
"суженый", но таких же массивных и враждебно настроенных.
     -- Ой, мальчики, бегите,--  протянула женщина,  несколько расстроившись
из-за быстрого окончания спектакля.
     -- Митрий,  подержи-ка  пиво, только смотри, не урони.-- Путята  вручил
авоську Галкину.
     Сражение   не  затянулось   надолго,  отразившись   в  Митиных   глазах
скоротечным мельканьем разнообразных частей тел и предметов.
     Один из выбежавших схлопотал кистенем прямо в лоб. Другой потянулся под
мышку, где топорщилась кобура, но, получив от Путяты порцию дорожной грязи в
глаза, надолго утратил ориентацию в  пространстве. Третий, каратист, красиво
прыгнул ногой вперед, но Путята перехватил его за щиколотку  и резко сдернул
вниз, на грешную землю. Каратист вскоре  был отправлен по воздуху в обратный
рейс, в конце которого сокрушил  потерявшего  ориентацию  товарища.  Оба, не
найдя почву под ногами,  врезались в дверь ресторана. На свое несчастье роль
масла в бутерброде сыграл стоящий перед дверью швейцар.
     Трое  быков  плюс невинно  пострадавший  швейцар предались заслуженному
отдыху  на крылечке,  поэтому кто  выбегал  из  дверей следом,  спотыкался и
участвовал в построении кучи малы.
     А Путята погладил рукоятку меча и подхватил, нет не пиво, а бабенку. Та
взвизгнула, но,  похоже, не от страха, а от восхищения, и  заболтала ножкой.
Аппетитная, надо сказать, бабенка досталась смелому витязю. Это был вынужден
признать и Митя, который поспешил за  Путятой  и его добычей, боясь получить
по затылку от посетителей ресторана и  опасаясь уронить "Туборг". Заляпанную
волчью шкуру тоже приходилось тащить.
     Решительный разрез длинного  бархатного  платья  выдавал  стремительные
линии  ног,  внушительная несколько ненатуральная грудь зазывно  тряслась  в
глубоком декольте,  заднее место  было  столь  же  натянуто  округлым как  и
бюст... А духи,  духи были подобраны высокооплачиваемым профессионалом, хотя
и  применялись  в  несколько  неумеренном  количестве, поэтому  образовывали
многометровый шлейф.
     Дама,  конечно, видала уже  виды, однако великолепная семерка, вставшая
на постой в квартире Дмитрия, произвела на нее впечатление.
     Впрочем, как зафиксировал Галкин, нервы у нее были ничего, иначе бы она
ударилась в истерику, или вообще хлопнулась бы в обморок, закатив прекрасные
глаза.
     --  Ой, мальчики, какие вы  нарядные, прикинутые, с фенечками.  А зачем
вам эта штучка и та палочка?
     -- Эта штучка,  зазноба ты моя,  зовется  булава, и служит толико тому,
чтобы   головы  своими  лепестками   компостировать.  А  палочка-ковырялочка
именуется  сулицей.  Мечется  она  так,-- свой  рассказ  Путята  сопровождал
поясняющими телодвижениями.-- Подивись, какой  наконечник  с  зубчиками, так
запросто не  вытащить.  Из  щита, например, ино  из  мяса на лядви  -- ежели
доспех пробьет.
     Тут и Ракша охотно подключился.
     --  А вот это сабелька, она  обоюдоострая только  на елмани, то есть на
конце, поколику ей рубить  надо,  лучше с коня,  с потягом.  Есть тут и дол,
выемка, по которой кровь стекает и клинок не ржавит.
     -- А я с коня больше  любил топором бить.-- вступил косматый Еруслан.--
Сила  удара хоть куда, череп  вместе с мисюркой напополам и даже  отдачи  не
почуешь.  Кто-то  может  сказать, что  сабля  много легче, но  ведь воину не
легкости добиваться надо, а скорой вражеской погибели.
     Дамочка слегка завибрировала и  прижалась к Мите,  который показался ей
наиболее безобидным и предсказуемым, благодаря свой невзрачной наружности  и
скромной мускулатуре.
     -- Эй, юноша, они мне не сделают больно?
     Митя ощутил какое-то неприличное удовольствие из-за того, что появилось
существо, если более испуганное, чем он, и поспешил "утешить".
     -- Я, конечно,  не  эксперт. Но  мне кажется,  что если топором  сильно
ударить по черепу, незащищенному шлемом, то это практически не больно. Оп-ля
и свет в конце туннеля.
     --  Ну, что ты,  сладкая  моя,  спужалась,  мы зря не  обидим,-- Путята
элегантно поднес рюмку с водкой  красавице, а Мал заиграл на визгливой дудке
что-то неудобоваримое.-- Вкуси, заноза сердца моего.
     Красавица не стала кочевряжиться, мгновенно хлопнула  сто  граммов "для
храбрости",  не поморщилась  и  не попросила закусить. При свете  лампы Митя
приметил,  что она  давно  уже  не  девушка.  Хотя  годы никоим  образом  не
испортили ее. Скорее наоборот.
     --  А ты, Митяй,  не  думай,  что мы невоспитаннее, чем  вы,--  сказал,
закусив, Путята.-- Топором по  черепу --  это, конечно, некультурно. Но ведь
каждый  раз,  чтобы  чужую  жизнь похитить, ты  свою  собственную вражескому
острию  подставляешь  и смело ссышь в лицо опасности. А сейчас  что?  Пухлый
извращенец,  сидючи  в  светлом  тереме  на  капитолийском,  скажем,  холме,
кнопочку надавит и полетит невидимая смертушка, от коей сгорит вмиг  десяток
изб, и все  что  в  них,  от  младенчика  до мышки. И  назовется все это  не
злодейством, а миротворчеством.
     -- Мы считаем, что каждый имеет право прославиться через честный подвиг
и погибнуть со страданием  в  первом  ряду.  Ты  того же мнения,  боярыня?--
поинтересовался Ракша.
     Беловласый молодец с  косичками в льняной бороде,  похоже,  приглянулся
даме даже больше чем Путята.
     -- Боярыню  Светланой зовут.--  представилась  красавица и хихикнула.--
Что касается меня, я предпочитаю любовные поединки.
     -- Не боярыня  она, а  конкретно  путана,-- обиженно буркнул  Путята.--
Хотя я Ракшу  не  осуждаю.  Тоже  был  уязвлен добротою  лица  и  тела этой,
понимаешь,  боярыни.  Ладно, пойду  я, поточу свой меч.-- задумчиво закончил
он.
     -- А вот мое оружие -- крест и покаяние,--  сказал  светлоликий Глеб.--
Однако и меч сгодится для предварительного вразумления грешников.
     -- У меня тоже оружие имеется,-- заметила прекрасная Светлана.
     Как  все больше подмечал  Митя,  прекрасность ее  зависела  от  умелого
сокрытия возраста от наблюдателей.  Лицо, в  любом  случае, благодаря обилию
косметики выдавало обширное и  сложное прошлое, и глаза принадлежали явно не
наивной простушке, а человеку опытному. Но вот  остальное  "вооружение", что
талия, что коса, что бюст, не говоря уж о шубке, были на высоте.
     -- А я тебя, кажется, узнала, хоть ты и неприметный,-- сказала Светлана
Мите, и он стал мучительно вспоминать, где и когда.
     -- Ну что вы, Светлана, ты не для меня, ты только не обижайся...
     -- А чего обидного, ты ж в институте вертелся.
     -- Каком еще институте?-- оторопел Митя, чувствуя уже неладное.
     -- Каком-таком институте?-- цепко отреагировал Путята.
     -- В таком-сяком, в  кирпичевском.  Я  там  работала  когда-то,  а если
точнее, не столь уж давно, пару лет назад.
     Митя  встрепенулся.  Это  ж  нарочно  не  придумаешь!  Едва  появляется
компания ряженых психопатов, задумавших пробраться в центр кагэбэшной науки,
как тут же словно из  пены пивной возникает дура, которая всуе упоминает эту
секретную контору. А может она, вообще, ментовская наводчица?
     --  И  зачем работала при  своей  красе  писанной?-- ласково  подмигнул
Ракша.--  Утехи  ради  либо за  пропитание?  Чему  предавалась  там  долгими
трудоднями?
     -- Мальчики-с-пальчики  мои,  а  об  этом  никак не нельзя.--  Светлана
повела пальчиком около губок.
     -- Может, над плитой зазнобу подвесить?-- предложил Еруслан, у которого
до сих пор не было видно глаз.
     Женщина мигом прижалась к Мите и как будто даже задрожала.
     -- Это что отморозки, что ли? Сразу так, над плитой.
     --  Да  я тебя, за  эти слова  про  институт, на  привокзальную площадь
отправил бы работать,  без  выходных,--  сказал, но не  слишком громко Митя,
стараясь отстраниться от женщины.
     --  Мы  --  витязи,  в отличие от этого мелкого фраера,--  пьяно  икнув
сообщил Еруслан. Он тяжело поднялся и  потянулся к максимально отшатнувшейся
Светлане.--  Человеку без бабы можно, но не  нужно. Раззуделась плоть моя на
твои прелести.
     -- От  возбуждения плотского хорошо помогает колокольный звон, особенно
если  сам  звонишь,--  заметил  Глеб,  однако   не   поторопился  на  помощь
грешнице.-- Боюсь и у меня раззудится, я ведь последний раз блудом занимался
в допетровские  времена. На масленицу,  разговелся  как-то  значит,  в  баню
пошел. Тут откуда ни возьмись, девки голые... Может, я в чужую баню попал? А
потом триста лет блудный грех замаливал, звонил, значит, в колокола...
     -- Это  из-за  Глеба царь-колокол  свалился,-- подмигнул  Мал, который,
тоже стал пристраиваться к женщине.
     Митя  сильно вспотел. Так называемое  чувство  чести требовало от  него
вступиться, но чувство  самосохранения заставляло отвалить подальше  от этой
путаны. Или наводчицы. Она ведь в других обстоятельствах даже не плюнула  бы
в его сторону.
     По счастью  избавление  пришло с неожиданной  стороны. Достаточно  было
Еруслану ущипнуть  даму за грудь, как он получил от нее кулаком  в челюсть и
локтем под дых.
     -- Ну  что, полегчало плоти?-- бесстрашно  спросила Светлана, однако не
добавила бандиту своей длинной ногой, чем сильно расстроила Митю.
     Еруслан полежал,  сопя, на  полу, как будто  у него сели  батарейки, но
затем стал подниматься, сплевывая, и хватаясь за нож, заткнутый за голенище.
     - Хвит стендр хейдар  хлин фюр  гамни мину,-- задумчиво произнес Эйнар,
однако осталось непонятно, на чьей он стороне.
     -- Остынь, Еруслан,--  сказал Путята...-- Баба ведь, и причем справная,
одни сиси силиконовые чего стоят, не одну тысячу. Окромя того, не татары мы,
чтобы людей нещадно мучить и баб неволить. Проявить  удаль и молодечество --
не запретно, если против злого  недруга. Отлупцевать нерадивую женку, неряху
и  пустомелю, по  заслугам  ее -- тоже не  грех. Только  не  женка  она тебе
покамест... И ты  на дыбы не становись, Светлана, у него ведь  все родичи  в
Рязани сгинули, у нас  правда тоже, но  он особо чувствительный, психованный
то есть. Он оторва, застрельщик.
     --  А это  еще  что  такое?--  осторожно спросил Митя, пытаясь выяснить
диагноз Еруслана.-- Сексуальный маньяк, что ли?
     --  Как  будто  не сексуальный.-- несколько  озадачился  Путята.--  Он,
понимаешь ли, в великом задоре перед татаровьем полуголый  скачет,  базлает,
бесит их, грузит их по-всячески.
     -- Да  я  ничего,  не  хуже  других,-- сказал  несколько  засмущавшийся
Еруслан, подчеркнуто миролюбиво ковыряя кончиком засапожного ножа в зубах.
     -- Голенький  и воюет, ну надо же. Мальчики,  расскажите,  с кем  у вас
разборки-то,-- попыталась переключить публику Светлана.-- Рязань -- это что,
кабак какой-то? А татаровья -- банда что ли? Казанцы? Типа с Волги?
     -- Про казанцев ничего не знаем, на Волге люди-булгары живут, мы их  не
боимся, даже дружество водим.-- на манер сказителя заговорил Путята.-- А эти
издалека явились,  гоги-магоги какие-то, вышли из гор восточных,  из пустынь
хиновских, куда их Македонский Олександр произволением Божьем загнал. Беглый
люд, а потом и дозоры наши доложили о том, что великие рати идут  с востока.
И начальствует ими некто Батый или Бату,  Джучиев сын.  И что  не жалеют они
никого, ни мужа, ни младенца, ни посева даже. И подумали мы, вломим мы тебе,
беспощадному, достанется от нас гогам-магогам на орехи. Князь собрал дружину
и боярских детей со всей земли Рязанской, а земля та не шибко велика, послал
еще за подмогой в Володимер, но там не приветили наших послов, думая, что уж
их-то гоги-магоги обойдут стороной.
     Бандит явно  занимался вольным  изложением учебника истории. Но с какой
целью? Просто бредит или пытается усыпить внимание, застать врасплох, делает
какие-то намеки?
     --  Стало  быть,  мы  не  шибко  опечалились  отказу,  зачем  славой  с
володимерцами делиться. Поехали  на реку Сить,  чтобы  встретить  пришельцев
интересными  гостинцами.   А  как   приехали,   так  заплясали  под  саблями
агарянскими. И луки у них роговые, злее нашего стреляли. И доспехи были не в
пример  крепче. А наши кольчуги и  бехтерцы, что береста гнилая  супротив их
сабель. Забыл о нас Бог великий, а  старых богов славенских мы  сами забыли,
но вот противник злобой и силой исполнен был необычайной...
     -- Да чего уж необычайного,--  стал выводить свою арию Ерманик.-- Самое
обычное  технологическое  преимущество.  Оружие  китайское,  сталь и  железо
каленые, травленые, без  примесей грязных,  кони степные  как братья родные,
тактика передовая мобильная, не чета  нашей. Ее немного  погодя  фельдмаршал
Гудериан использовал для своих танковых ударов.
     От последних слов Путята совсем загрустил и эстафету подхватил Ракша:
     -- Немного от нас после битвы  остались. Остальные стали утехой воронья
и  волков-вурдалаков, среди трупа человеческого конь борзой не мог скакнуть.
А  мы, уцелевшие,  слабые  стали, безобидные  как мощи, вернее немощи...  Не
слишком спешили на помощь  граду Рязани. Так что на  пепелище приехали, не с
кем даже слово молвить, ни стонущего, ни плачущего. Ни княгини, ни попа,  ни
дитяти малого. Всю единую чашу смертную испили и вечную прописку в парадизах
хрустальных обрели. Короче, кисляк...
     Митя глянул  на Светлану. Нет, не отражался в ее пустых  и ярких глазах
страх  перед  буйно  помешанными  или сильно  закодированными  уголовниками.
Неужели столь отчаянно глупа? Или умеет держать себя в руках, как сотрудница
МВД?
     -- Ох, тут мы устыдились  и  возмужали  резво.  Помчались  по  следу за
войском татарским как волки голодные,  чтобы сойтись с  ними за свою обиду и
горечь. По дороге  к нам еще кое-какой люд пристал: местные,  что уцелели от
рязанского войска,  и приезжие.  В  том  числе черниговский  боярин  Евпатий
Коловрат с челядью  и холопьями, который, похоже, вообще на какую-то пирушку
путь держал. И напали мы на станы Батыевы уже в земле Суздальской. И били мы
их сперва,  душу отводили,  секли как траву, гремели мечами  об их кости. Но
то,  что иссекли  мы, оказалось  лишь малой толикой татарского войска. Задор
иссяк скоро. Евпатий среди стана Батыева остался смерть славную принимать, в
былинах запечетлеваться. А мы пересели  на свежих  татарских коней  и  давай
удирать в северную сторонку, не впервой уже было сматывать удочки. Наверное,
стыдясь за нас, деды-прадеды три  раза в своих могилах подпрыгнули. Гнали мы
быстро, пока не заблукали в болотах, а там такая ахинея...
     -- Небеса над нами странные были -- словно поверхность морская,-- снова
включился Путята,-- а может просто хворали мы. Кое-кто и в самом деле вручил
Богу  грешную  душу.  Оставшиеся  тоже  с  жизнью прощались.  Прощались,  но
распрощаться уже не могли. Жевали морошку  и  клюкву, траву  какую-то, имени
которой не  помню, спали на  кочках и в  дуплах,  спали все больше, и в снах
никаких образов,  ну  почти никаких, только  всполохи, будто зарево  далеких
пожарищ. Когда  просыпались, встречали  бывало и крестьян, но те бежали нас,
спотыкаясь  от страха...  Кричали  они  криком и крестились.  Вначале  двумя
перстами, а потом и тремя...
     -- Что  вопили крестьяне-то?-- спросила Светлана и Митя снова поразился
ее взгляду  -- неожиданно  внимательный, цепкий, даже  горящий. Неужели  она
что-то усмотрела в  этом бреду? Но какое  ей, путане,  дело, если  даже  она
когда-то  работала  в кирпичевском институте  лаборанткой. Или она  точно из
ментуры?
     -- А всякое  фуфло несли. Бесовская сила,  чур  меня,  кикимора, леший,
вонючка...
     Светлана,  не  забывая  поводить  боками,  подошла  к  Путяте  и  смело
предложила:
     -- Эй, пахан, покажи-ка локотки.
     Путята  приподнял  лохматую  бровь,  однако  засучил  рукава кольчужной
рубахи. Локти выглядели нелучшим образом. Как будто с наплывами грубой кожи.
     -- А теперь спину.-- не унималась Светлана.
     -- Да что ж ты конкретно срамишь меня, баба.-- резко отозвался Путята.
     --  Дай-ка я покажу,--  Еруслан резко сбросил свою кожаную безрукавку и
драную рубаху из гунки. Дмитрий со Светланой увидели на его широченной спине
странные шипы,  выраставшие как будто из  позвонков.  Цепь их доходила аж до
затылка. На груди же имелось странное покрытие, изрядно напоминающее  грубую
чешую.
     -- Еще на загривке,  под волосами.-- сказал Еруслан  не без гордости.--
Оттого мне железа меньше, чем другим носить надобно. Может еще порты снять?
     Да, дело осложняется, подумал Митя, психические отклонения у этих типов
органично  дополняются  соматическими. СПИД у них,  что  ли. Или облучились?
Сперли где-нибудь плутоний и облучились.
     Светлана провела пальцем по еруслановым шипам и неожиданно сказала:
     --   Спинная   элетрочувствительная  линия  плюс   хранилище   условных
рефлексов. Павлов, ты меня слышишь?
     Затем смело погладила чешую бандита и добавила:
     -- Порог Ходжелла.
     Митя еще не вспомнил значение  этих слов,  однако  они уже смутили его,
они уже засветились как глаза хищника в темноте.
     -- Спасибо,  что  не погнушалась мною,  Светланушка,--  произнес  вдруг
мелодичным  голосом Еруслан.-- А что это за  тварь  такая  -- Ходжелл? И  не
попробовать ли ей моего острого клинка?
     --  Порог Ходжелла  --  теоретический  порог дифференциации  клеток.  И
одновременно  это  порог  бессмертия.  Человек  никогда  его  не  переходит,
поскольку, соответственно, все его клетки умирают намного раньше.
     Митя смутился еще больше -- ведь эта путана вела странные речи. Или она
не  путана, а  оперативница? Тогда  ее  тактика  весьма сомнительна. Еруслан
заговорил про какие-то ласковые бабьи руки, которые гладили его тогда, когда
не было на нем чешуи,  а  Митя, заслонившись ладошкой  от бандитов, зашептал
женщине:
     -- Чего ты нам головы морочишь? Тебе, что, больше нечего плести?
     В ответ хозяин  квартиры получил порцию грубости и понял, что  Светлана
уже освоилась у него в гостях.
     --  Я не люблю, когда  меня перебивают  без особой нужды.  Да и какие у
тебя нужды? Поешь, сходи по-большому, и не вякай.
     Митя  сказал себе, что  терпение является его единственной стратегией и
тактикой, и что уж приструнить бабенку не составит особого труда.
     -- Ладно, милая, плети. Так что насчет человека?
     --  А  человек  теоретически  бессмертен,  ведь  все клетки  способны к
бесконечному делению.
     -- Да, в самом деле?  Первый раз слышу, но  уже страшусь,-- заехидничал
Митя.-- И что же нас спасает от перенаселения и острой нехватки жилплощади?
     -- Смерть, что. Дверь наружу, на которой нарисованы череп и кости. Есть
сразу несколько механизмов, которые обеспечивают гарантированный капец. Один
из   них  связан  с   раковым   перерождением,   то   есть  полной   утратой
дифференциации. Другой -- с теломеразой,  которая  вдруг прекращает защищать
хромосомы.
     Митя подумал, что в перерывах  между  основной  деятельностью  Светлана
явно перелистывает научно-популярные  журналы. Но с какой  целью она пачкает
ему  мозги и  пытается убедить  в том, что  эти семеро  бандитов перескочили
через смерть, через раковое перерождение и разрушение хромосом?
     -- Ты  должен  меня понять, Митя.-- коварно ухмыльнулась Светлана.-- Не
зря ты все-таки ошивался в институте.
     Ну точно,  она его подставляет под  удар. Митя  оглянулся  по сторонам,
бандиты  пока  делали  вид, что спокойно пьют водку  и охотятся на последних
соленых огурчиков в трехлитровой банке.
     -- Да я там смастерил одну бухгалтерскую программку и ничего более. Я ж
не биолог.
     --  И  я  не  биолог,--  закусив, подключился Путята.--  Аз есмь витязь
святорусский,  а  не исследователь всякого  кала... Но  вы двое поможете нам
попасть в институт, потому как есть  там живая вода, это  мне один святитель
во сне сказал.
     Вот, уже начинается! Митя сжал  руками  загудевшую голову и  с  мольбой
посмотрел на женщину, однако та не собиралась униматься.
     --  А   святитель-то  --  ничего,  дал  точную  наводку.   В  институте
разработали  препарат  "Инго", который умело сочетает свойства эмбриональных
стволовых клеток со скоростью деления раковых. То  есть,  он способен быстро
заменить  дегенеративные клетки на свеженькие, младенческие. В вашем  случае
он  позволит  избавиться  от  чересчур  дифференцировавшихся  тканей,  если,
господа  витязи, вас стали  несколько обременять  ваши  годы. А сколько вам,
кстати, натикало, семьсот пятьдесят, если не ошибаюсь?
     --  Маненько  ошибаешься, Светланушка,  семьсот  семьдесят,--  поправил
Путята.
     -- Многие еще лета, дорогие мужчины. Мафусаил и Ной спокойно прожили по
девятьсот пятьдесят. И кто сказал, что это предел?
     Митя  понял, что  распутная  женщина  нашла способ  овладеть  вниманием
опасной публики и несколько обезопасить  себя, хотя способ  этот может выйти
ему  боком.  Если она  такая  же  свихнутая,  то  это ей без труда.  Или она
все-таки сотрудница МВД, которая профессионально вешает лапшу на  бандитские
уши?
     -- Они и так помешанные, а  ты им еще психозу добавляешь.-- стараясь не
двигать ртом прошептал Митя.
     -- Будь у меня под рукой секвенц-анализатор ДНК, я бы тебя вразумила за
десять минут, юноша.-- нарочито громко ответила незванная гостья.-- Впрочем,
ты смыслишь в биологии не больше, чем кочан капусты.
     --  Тогда пускай  фильтрует базар,--  внеc предложение  Ракша.-- Может,
тебе,  Светланушка-павушка, что-нибудь другое  вместо  анализатора сгодится?
Для тебя ничего не пожалею. Я, в отличие от Еруслана, ласковый и учтивый...
     -- Са гейсли хварма тунглс  гольменс фридар сюслир мина опурт ок хринга
хлинар,--  торопливо сказал Эйнар  и стало ясно,  что  сейчас он  целиком  и
полностью на стороне женщины.
     -- Финики кое-чего хотят, только когда  водки  дринькнут.--  со знанием
дела сказала Светлана.
     -- Да нет, не  чухна  он,  а варяжка из Рослагена.--  пояснил Путята.--
Хоть местность эта в свейской стране, но выходцы оттуда именуются росами или
русью. Говорят-де, от шведской  руси получила имя свое и наша Русь. Так вот,
приехал Эйнар к дяде в  Рязань погостить, девок наших посватать, ну и угодил
в переплет.  Хотя  слышал я наущение, что, дескать, ярл Биргер послал Эйнара
сгоношить Рязань  супротив  князя Олександра Ярославича,  который  немцев  и
свеев набегами тревожил...
     --  Зачем ты  так,  Путята?--  произнес  с  сильным  акцентом  Эйнар.--
Вальклифс  алин  ерумк бьорк  ат больви бандс. То есть, береза  на соколиной
скале родилась мне на горе. То есть, я искал ее и страдал...
     -- И ты  мне  на горе  родилась,-- Митя храбро набросился на Светлану и
потащил ее на кухню. Если она работает на ментуру, то  пусть занимается  его
эвакуацией  из квартиры,  а  если  расшалившаяся путана,  то  пусть  наконец
заткнется.
     --  Ах  ты,  вздумал  деву  умыкнуть,  чтобы  насилие  над ней  творить
безнаказанно,--  охотно   возмутился  Еруслан.--  Сейчас   я   тебе   врежу,
сладострастник. А потом сам насилие сотворю.
     Впрочем, Путята снова успокоил буйного соратника.
     -- Пусть пошепчутся-пошушукаются, от нас не убудет.  А Мал там  поближе
сидит, пусть и подслушивает.
     Услышав  это, Митя  сразу  пустил воду из  кухонного крана  и  его губы
остановились  на  минимальном расстоянии  от  замечательно  вылепленного уха
женщины.  Затем  он  предложил  вероятной  сотруднице  милиции  вывести  его
безопасной тропой из квартиры.
     -- Куда, малыш?
     -- Ну, тебя ж должны прикрывать.
     -- Некоторые считают, что должны меня по-крывать. Ты это имеешь в виду?
     -- И имею ввиду твое начальство.
     -- Я -- вольная и непокорная.-- Светлана включила радиоточку  и сделала
несколько  танцевальных  извивов  под  музыку  из  оперы  "Князь   Игорь".--
Ярославна, понимаешь,  поутру  на стене зубчатой плачет,  а чем занимается в
это время  Игорь, совершенно непонятно...  Будем считать, что твои мафусаилы
просто очаровали  меня и вызвали  желание разобраться с причинами  их вечной
свежести.
     --  Блин, я  думал,  что ты просто дурачишь  этих типов.  Неужели, ты и
самом  деле  веришь, что  они ветераны сражений с  ханом Батыем?  Света,  не
разыгрывай меня, я достоин лучшей участи. Максимум я готов поверить, что они
ветераны сражений у вино-водочных ларьков времен перестройки!-- Митя впервые
столь  тесно  общался с красивой  женщиной, да еще  и орал  на нее впридачу,
однако не о красоте были сейчас его помыслы.
     --  Во-первых,  почему  мы на "ты", юноша.-- строго  произнесла  дама и
поджала губки, затем гаркнула.-- Почему ты орешь мне в ухо, находясь при том
на столь  интимном расстоянии!  После всего этого,  ты просто обязан на  мне
жениться.
     -- Простите  меня,  Светлана,-- сразу  остыл Митя, сразу сообразив, что
женщина  может пожаловаться на  него какому-нибудь  своему  дружку,  неважно
новому или старому. И это будет иметь фатальные последствия.
     -- Ладно,  простила, не  мочи штанишки.  Но,  Митя,  серьезный разговор
только после брудершафта. Пока  я тебе не доверяю, потому что ты  -- бука, а
возможно еще и бяка.
     Поцелуй у  дамы  оказался крепким, густым, сладким,  как варенье. Из-за
густого слоя помады, наверное.
     -- Ты все ж  таки намекни,  если тебя  из органов послали...-- попросил
слегка одурманенный Митя.-- Хотя бы дай знак какой-нибудь.
     --  Посылают  "на",  причем   на  один  определенный  орган.  Я  думаю,
соответствующий  знак  тебе хорошо известен. Подумай, Митя, разве работают в
органах  такие  красивые,  умные и содержательные, как я? Объясняю  еще раз,
максимально популярно -- встреча с твоими друзьями была случайной, странной,
даже нелепой, но они мне показались интересными людьми, несмотря на все свои
недостатки.
     -- А что в них интересного, кроме того, что они бандиты?
     --  Их  прошлое.--  кратко  и весомо  ответила  Светлана.--  То далекое
прошлое, из которого они к нам пожаловали.
     Митя  стал   нервно  чесать  зазудевшую  вдруг  макушку,  несколько  не
стесняясь  белокурой красотки.  Разговор явно  не клеился, уходил  не  туда.
Может попробовать пошутить?
     --  Значит,  кто-то  прокатил  их на  машине  времени,  чтобы мы  могли
убедиться, что наши пра-прадедушки были зело наглые и вонючие?
     -- Нет у них никаких пра-правнуков.  Их семьи погибли при взятии Рязани
Батыем... А семьсот семьдесят  лет они  честно  отмотали, скажем, для  того,
чтобы мы могли в этом убедиться.
     -- И это называется честно. Не старея?
     -- Старея, долго бы не прожили, Митенька. Повторяю, был преодолен порог
Ходжелла.  Деталей  этого  процесса  никто  пока  не  знает,  включая  меня.
Возможно, какая-то вирусная инфекция привела к повышению живучести клеток. А
чего смеешься?
     --  Это   у  меня  нервное,  извини,  не  могу  лицо  контролировать,--
застеснявшись, сказал Митя. Самоуверенная дамочка вызывала в нем почти такое
же раздражение, как и сбрендившие бандиты. Она вместе с ее трепотней на тему
долгоживучести...  Больная была  эта  тема для  него, как сейчас понял Митя,
неспроста  ведь по опустевшим деревням  искал  он именно  то,  что выдержало
изнурительную борьбу со временем, не сгинуло и не загнулось.
     -- Бедный малыш, переживаешь за свое место в истории, боишься исчезнуть
как  голыш  в  воде, не  оставив даже пузырьков  на поверхности  и,  кстати,
желаешь всем другим того же.
     Светлана  неожиданно  погладила  его  по  голове.  Издевательски  или с
сочувствием? Наверное, издевательски, потому что  снова стала выводить трели
на "вирусные" темы.
     -- Народ держит вирусов за жутких злодеев. Однако,  так  ли уж им нужен
крест  на могилке вирусоносителя?  Ведь зараза  по  большей  части  погибает
вместе  с  зараженным.  Давай  предположим,  что  у  некоего  вируса  другая
стратегия выживания.
     -- И тогда этот некий  кинется защищать наши хромосомы. Только все  это
чисто теоретический треп. Может, сменим  тему? Слушай, а сколько стоит  ужин
на двоих в "Боярыне"?
     --  Примерно  твоей  трехмесячной зарплаты.  Или  тебе  зарплату всегда
задерживают на тридцать лет и три года?
     Митя  предпочел бы эти  издевки, однако  Светлана с упорством  носорога
толкала тему бессмертия и особенно напирала на на эндогенных вирусов. Они-де
должны   прикрыть   обесмерченные   клетки  от  патогенных  микроорганизмов,
протеинов  и,  что  немало важно,  от иммунной системы  хозяина, которая все
менее будет признавать  их за свои.  Светлана с  упорством достойным лучшего
применения рассказывала  о защитных пленках наподобие  синкутиума,  который,
как всем  известно,  обороняет зародыша  в  материнском  теле  от  всяческих
напастей.  Галкин наконец признал, что он  полный ноль  в биологии и поэтому
отреагировал  явно невпопад, ассиметрично, спросив  почему  у этих бородатых
зародышей  в  его квартире все разлагольствования в пределах одной главы  из
учебника  истории,  а общая  эрудиция на уровне пятилетних дурачков?  И  где
вообще-то обширные  воспоминания  за последние  семьсот  семьдесят  лет?  Но
Светлана и тут не растерялась.
     -- 1237 год, разорение Рязани Батыем,  все эти  страсти-мордасти -- вот
что  сформировало  их  личности.  Прочие  столетия  прошмыгнули,  не  сильно
запечатлевшись  в их  мозгах. Мозгам не нужна  унылая череда запоев, полевых
работ, отсидок в тюрьме, рябых баб и сопливых ребятишек. Короче,  сознание у
этих  витязей  настроено так,  чтобы  отфильтровывать  все,  без  чего можно
обойтись. Иначе  сидело бы в них сразу  по десять различных  личностей и это
уже полная шизофрения...
     Светлана,  в  отличие  от  других  красоток,  по  обыкновению  тупых  и
невежественных,  оказалась смышленной  и  нахватанной не  менее Дмитрия. А в
чем-то  ее преимущество было  подавляющим.  Светлана  опустилась  на  низкую
табуреточку, да еще  умудрилась закинуть  ногу  за ногу. Коленки и все такое
прочее  мешали  Галкину сконцентрироваться и  взять  ситуацию под  контроль.
Прекратился и присущий всякому интеллигенту внутренний монолог.
     -- Ммм, не будем переходить на личности... Но не могут же  они щеголять
в тех же самых шмотках, которые надели семьсот семьдесят лет назад.
     --  Те шмотки,  конечно,  давно  истлели.  А эти  изготовлены  точно по
образцу тех, но с применением нынешних материалов, ниток, шнурков,  стальных
заклепок. Ремесленные  навыки  13 века  железно  въелись в подкорку или даже
спинной мозг этих семерых, однако не мешают обучаться тому новому, что может
пригодиться сегодня.
     Спор  явно заканчивался  победой  Светланы,  и Митя  был  вынужден  был
пустить в ход тяжелую артиллерию.
     -- На Земле не может быть людей, которым по 770  лет.  Да  и  не должно
быть.  Это просто несправедливо  по отношению ко  всем  остальным.  В  конце
концов, смерть всех подряд  косит, то  есть уравнивает и богатых и бедных, и
удачливых и неудачников. Все на отдых отправляются, корешки нюхать. И такого
равенства у нас никто  не имеет права отнимать! Вот  и с крионикой ничего не
вышло, замораживают "жирного кота", а отмораживают одну тухлятину.
     --  Сплошные  лозунги.   Коммуняка  ты  коммуняка,  Дмитрий.  Уже  стал
проповедовать светлое загробное будущее, где все равны.
     -- Да хоть загробное. Мне и представить тошно, как насядут толстомордые
на ученых: вынь да положь нам бессмертие, не желаем больше помирать и гнить,
как  всякие  лохи.  И  ученые,  может,  выложат,  под  страхом уничтожения в
случайной автокатастрофе. Начальство в богов бессмертных превратится, а нами
по-прежнему   будут  поля  удобрять.   Мне,   значит,   от   профзаболевания
программистов-неудачников,  от  рака мозга  загибаться,  и,  перед  тем  как
провалиться  в  минус-бесконечность, еще полюбоваться  на  свою  бессмертную
душу,  превращающуюся  в  кучу  говна. А кто-то  сладенькую  десятиградусную
амврозию и сорокоградусный нектар будет тысячу лет вкушать, десять тысяч лет
стругать детей на стороне и вешать ордена к себе на грудь?
     Лицо Светланы стало жестче, как будто заострилось.
     --  Сочувствия к тебе ноль. Потому  что  ты  завистливый. Думаешь,  что
семьсот семьдесят  лет -- это  так здорово? А вдруг  ты крупно ошибаешься. К
библейским долгожителям все-таки господь Бог приходил, обрезаться требовал и
ветхозаветные заповеди давал... А эти твои витязи,  прожили почти  восемьсот
лет в условиях мрачной российской действительности, где периоды антинародных
реформ неизбежно сменяются  периодами народных лагерей и тюрем.  Может, твои
долгосрочные мужики  уже блюют желчью от такой жизни, потому что лет семьсот
как никто их по головке не погладит, не полюбит и не пожалеет.
     В разгар дискуссии  на кухню ввалился  плечистый Еруслан и сразу  стало
тесно.
     -- А почему меня никто не любит не жалеет? Да потому что я старомодный,
никаких нынешних танцев не знаю!.. Ну-ка сказывайте, до чего договорились за
нашими спинами. А то, понимаешь, воду они пустили.
     Весь вид Светланы  показывал,  что  псы-витязи полностью ею  приручены,
совсем не страшны и даже несколько забавны.
     --  Ерусланчик,  дорогой,  мы,   конечно  же,  договорились  и  с  вами
договоримся.  Есть деловое предложение.  Вам надо в Кирпичевский институт. Я
вас туда отведу, богатыри святорусские.
     -- Какие речи приятственные, прямо не могу своим ушам поверить. А почто
тебе это все надо, бесстрашная дева?-- несколько удивился Еруслан.
     -- Есть хорошая задумка  насчет... но все ж  таки меня там не  было уже
два года. А нужен человек, который  был там еще вчера. И я знаю, где где его
взять.
     -- Нужен, так возьмем.-- бездумно произнес Еруслан.






     Зазвонил  телефон  и  инспектор  Никодимов  поежился.  Он  ждал  плохих
новостей. И не просто плохих, а таких, что никуда не годятся. И его ожидания
полностью оправдались.
     -- Тут еще один сеанс иглоукалывания случился. Бери литр нашатыря и дуй
на улицу  Конецкого. Я сейчас тоже туда,-- сообщил глава следственной группы
Квакин.
     --  Куда   конкретно?--   сухо   произнес   Никодимов,  пытаясь   унять
сердцебиение. Сердце  стало  шалить недели с  две,  после резни в  кафе "Три
богатыря"...
     -- Офис фирмы "Каракорум Экспресс", это рядом со стереокиношкой.
     Знал Никодимов эту фирму. Через нее отмывали свои бабки кирпичевцы.
     Через десять он был  на месте. Искать долго не  пришлось. Около входа в
здание  стояло оцепление и толпились зеваки, значит разнеслись  уже вести...
Удивить сейчас кого-либо трудно. Но кто-то сумел отличиться.
     Фирма занимала трехэтажное здание, и трупы лежали не кучно, а по разным
помещениям. Никодимов не удержался от мысли, что сделай один к одному  музей
восковых ужасов, и не было бы отбоя от посетителей.
     На первом хозяйственном этаже -- повар,  убитый с помощью замороженного
твердого  как сталь  цыпленка.  Еще один  покойник  в  кладовке, где на него
штабель новых  компьютеров рухнул. На втором оффисном этаже -- пара трупов в
коридоре,  один разрублен  чуть  ли  не пополам,  другой  смотрит  застывшим
взглядом на  собственные внутренности. Двое  погибших  в кабинете директора:
тело под  столом, в  корзине  для бумаг башка,  сам  шеф  пригвожден к столу
длинным ножом. Один сотрудник фирмы погиб на унитазе, не успев даже спустить
воду. На  третьем  этаже  еще  двое кровью умылись, у одного лицо  лежит  на
ксероксе,  который  выпускает  и   выпускает   ее  цветные  отпечатки.  Плюс
сотрудник, покинувший помещение через окно. Итого -- десять тел, вернее  то,
что от них осталось. И ни одного огнестрельного ранения.
     Итак,  налицо  фирменный  стиль  банды,  которую  в  милиции  окрестили
"псы-витязи".
     --  Кто-нибудь уцелел?--  спросил  Никодимов у  омоновского лейтенанта,
который со своей группой прибыл первым  на место резни -- минут десять после
того,  как из окна дома на прохожих свалился с  диким воем и сломал себе шею
сотрудник фирмы.
     --  Прохожие говорят, что  из дверей вышло  и  уселось в две автомашины
семеро странно одетых людей, причем не слишком торопливо. С ними был  мешок,
в котором возможно находилось  тело. Мешок  они в багажник сунули. Еще  один
бандит сел на трамвай.
     --  По  штатному расписанию  в  фирме  работает  двенадцать человек, но
кого-то из постоянных сотрудников возможно не было на месте, в то же время в
здании  могли  находится  посетители,--  сказал следователь  Квакин,  листая
какие-то заляпанные кровью бумаги.
     Всегда-то  Квакин  его  опережает, с  горечью  подумал  Никодимов,  ему
остается  только поддакивать. Поэтому и ездить ему всю  жизнь  на газике как
простому оперативнику, а не на хонде, как руководителю следственной группы.
     Эксперт вытащил нож из очередного трупа и показал Никодимову.
     --  Ух  ты,  классный,  под  старину, это тебе не  кухонный секачок. --
сказал быстро  сунувший свой нос  Квакин.--  Одна  насечка чего стоит,  руны
древнескандинавские.  Метал травленный и рукоять с костяной  инкрустацией на
уровне музея, орнамент в зверином стиле, перешедшем от скифов к славянам...
     Вот  зараза,  начитанный,  нахватанный,  с  неожиданной  злобой подумал
Никодимов.
     -- А вот  стрела с третьего этажа, прямое попадание  в горло.-- эксперт
помахал пакетиком.
     --  Ну-ка, ну-ка,  дай  глянуть.--  Квакин  поцокал языком, разглядывая
диковинное средство убийства.-- Сделана очень филигранно. Ах ты, перышки как
вставлены, словно  птичке  в  попку,  а  наконечник прихвачен  растительными
волокнами... И что ты думаешь об этих псах-витязях, Михаил?
     -- Что думаю... сволочи, маньяки.
     -- А мне они чем-то нравятся.  Ревнители и ценители старины, воскрешают
старинное  русское  ратоборство. Да  и как  живописно они кирпичевскую банду
уделали, перед которой все дрожат последние десять лет. Кирпичевцы -- еще те
мясники,  за что  боролись,  на  то  и напоролись,  так  сказать,  по полной
программе,  сколько тут колюще-режущих предметов поработало... Однако, учти,
что передел власти у бандитов нас радовать не может.
     Никодимов прошел на  первый  этаж  и  вдруг увидел глазок  видеокамеры,
которую пока никто еще  не заметил. Он  стал отслеживать кабель, пока тот не
привел его в маленький закуток рядом  с кухней -- похоже, псы-витязи  его не
заметили.
     Там стоял  видеорекордер,  оставалось только  отмотать назад кассету  и
воспроизвести.
     --  Давай мы  ее  в протокол  занесем,  а  потом поедем  ко мне  и  там
прокрутим,--  прожужжал  над  ухом  вездесущий  Квакин.--  У  меня  видак --
классный,  на  цифровом  принципе,  более  того,  интеллектуально  развитый.
Сингапурские коллеги подарили. С тебя только кола и чипсы. Возьми те,  что с
перчиком.






     На  пленку было записано немного интересного,  но то  немногое вызывало
какие-то смутные неприятные, может быть даже мистические ощущения.
     Приходящие с утра  на работу мертвецы. Вон тот, у которого голова потом
в  корзине для бумаг валялась. Сейчас еще улыбается. Сильные довольные собой
люди, хозяева жизни, ни чета Никодимову. Хотя в тех же годах.
     -- Первый, второй, третий -- все будущие покойники. А вон, глянь, этого
типа среди убитых не было.-- показал стрелочкой Квакин.
     --  Да,  может,  это и  не тот, которого  псы-витязи украли.  Может, он
свалил задолго до нападения.
     -- Нет, не похоже.  У  него  тут свой  кабинет.  Давай-ка,  притормозим
кино...  Видик у меня --  сущий зверь. Вот я накладываю контур на эту наглую
физиономию и увеличиваю  ее.  Теперь  внутри контура повышаю  контрастность,
яркость, затемняю задний фон, чтоб не мешал, выделяю характерные черты. Ну и
одним  мановением перста отсылаю  портрет  на центральный компьютер МВД, для
сличения в базе данных с  хранящимися там рожами. А вот и  все, истекло ноль
целых, хрен десятых секунды, сличение закончено... Это гражданин Самохвалов.
98  процентов признаков  совпадает,  что  вполне достаточно.  Можем почитать
досье,  если  охота. Сидел  за отравление, проходил по  делу  так называемых
"химиков-ботулинщиков",  образование высшее, естественнонаучное.  Был, можно
сказать,  полномочным  представителем  мафии в Кирпичевском  институте,  или
наоборот представителем Кирпичева в мафии... Ладно,  давай  дальше смотреть,
наслаждаться.
     А Никодимову было очень  далеко от удовлетворения.  На экране классного
видика разыгрывалась совершенно  киношное тошнотворное, но при  том реальное
действо.
     ... Охранник у двери вдруг отлетает и некто с черепом медведя на голове
наносит косой удар саблей, кровь брызжет на стену...
     -- Блин, прямо бесовщина, откуда он только взялся,-- по коже Никодимова
пробежалась бодрая команда мурашек.
     -- Откуда? Со стороны черного хода, чего охранник-балбес не ожидал...
     Квакин  ненадолго остановил  воспроизведение и переговорил с кем-то  по
хэнди.
     -- Все правильно. Оконце подвальное разбито и дверь на лестницу снята с
петель,  видно тот урка с саблей через подвал  проник...  Окей, будем дальше
смотреть-любоваться.
     Со стороны  парадного  хода появляется сразу  целая толпа налетчиков --
рубит,  гвоздит,  кто-то  из  сотрудников  фирмы  появляется  в  коридоре  с
пистолетом в руках, но  тут же заливается кровью, топорик  уже  застрял  под
горлом.
     -- Да уж, траектория полета топора рассчитана точно, как на компьютере.
Возьмем-ка этого  специалиста по баллистике крупным планом,-- Квакин выделил
и  увеличил  оскаленное  лицо под медвежьим черепом.--  Эту  морду  я  знаю,
Ерусланов его зовут. Точно, Ерусланов. Уголовник по кличке Еруслан. Семь лет
за нападения на инкассатора.
     А  последним на  оффисный этаж  вошел человек,  не  слишком  похожий на
остальных псов-витязей. Щуплый, робкий. Правда тоже в шлеме с рогами.
     -- Погоди, нажми на тормоз, да это же..,-- почти закричал Никодимов.
     --  Ну и кто же это? Не томи,  кто?-- с профессиональным требовательным
напором спросил Квакин.
     -- Елки, это же мой одноклассник. Митя Галкин.
     --  Хорррошие у тебя одноклассники. Далеко пошли  твои одноклассники.--
почти похвалил Квакин.
     -- Из-под земли достану.-- сказал, играя желваками, Никодимов.-- Я даже
помню, где он живет.
     Сердце  опять  заколотилось.  Что ж оно такое трепетное стало,  подумал
Никодимов.  Как-то  злокачественно  оно  реагирует на  этих  экстравагантных
бандитов. Еще и  Галкин вдруг возник из небытия, в лучшем случае из какой-то
бледной тени на задворках памяти.
     -- Не  обольщайся, Миша. Он же не  гриб, чтобы всю свою  жизнь на одном
месте просидеть.--  напомнил удовлетворенный Квакин.--  Однако  то,  что  вы
одноклассники, внушает мне оптимизм.
     Псы-витязи на экране грузно топали назад, вытирали окровавленные клинки
и  топоры об чей-то плащ, висевший в коридоре, совали хорошо погулявшие ножи
за  голенища.   А  последним  с  каким-то  чемоданчиком  в   руках   выходил
одноклассник в рогатом шлеме.
     --  Ну,  погоди,  Галкин,--  сказал  Никодимов давно  забытые  слова,--
достанется тебе от меня на орехи.
     -- Ты сам  погоди, Михаил,-- отозвался Квакин.--  Галкин твой не прост,
совсем не прост. Я думаю, что он там не последняя фигура, у псов-витязей.  А
то чего ему среди них болтаться, такому хиляку? Лучше скажи, что это за тип,
твой  одноклассник?  Пакостник,  наверное, был знаменитый. Мучил  кошек, бил
собак.
     Но  Никодимов, при  всем старании,  не мог вспомнить  ничего откровенно
мерзкого из жизни юного Галкина.
     -- Да нет, не мучил. Боязливый он был какой-то или  запуганный  что ли.
Это  его  все охотно мучили.  Что  еще.  Учился  неплохо,  списывать  давал.
Выдумщик был большой, говорил, что у  него почти  построена машина  времени,
показывал  мне детали от нее. Мол,  пару раз  уже  в  прошлое  летал,  но  с
большими  турбуленциями, хроновар  сломался. Запомнил  я это слово.  И  даже
рассказывал, как наши с татарами воевали при Батые.
     -- У всех ворюг есть машина времени: украл в прошлом, продал в будущем.
Но   в   целом,   на   твоего  гражданина   Галкина   вполне   положительная
характеристика, что типично для преступников-интеллигентов. Что еще для  них
типично?  Астеническое  телосложение,   редкий  волосяной  покров,  онанизм,
близорукость, бледность, мелкие невыразительные черты лица.
     --  Нет,  у  него  не  мелкие.  Нос  -- как  два  моих.-- не  удержался
Никодимов, которому  никогда  не  нравилось, когда Квакин  начинал  кичиться
своей эрудицией,-- тут твоя теория пробуксовывает.
     -- Да черт  с носом, главное, что  вырос он комплексантом, обиженным на
весь мир, и так далее, по Фрейду,-- несколько раздраженно сказал следователь
прокуратуры.--  Наверное,  Галкин у псов-витязей вообще заводила,  генератор
преступных  идей. Нам во что бы  то  ни  стало  надо  эту  бестию вычислить,
наблюдение установить. Однако на рожон не лезть,  взять, когда других  рядом
не будет, чтобы потерь избежать. Согласен, Миш?
     Никодимов отозвался дежурным "разумеется", потому что вдруг задумался о
том, не виноват ли он в том, что обиженный в школе Галкин пошел не туда.
     -- А что так вяло?-- неожиданно  резко сказал Квакин.-- Кое-кто наверху
недоволен сложившейся ситуевиной, а то и переживает, успокоительные  на ночь
кушает. Порядок-то  ведь  нарушен.  Непонятные злоумышленники подбираются  к
архиважному оборонному институту. Можно ругать-костерить кирпичевскую банду,
но  она,  в  каком-то  смысле,  выполняла  прежние функции  госбезопасности,
недаром в ней столько экс-гэбэшников. И если ее создал сам академик Кирпичев
и нарек своим именем, то правильно  сделал.  Она  была  в системе,  на своем
законном месте, а  сейчас образуется  вакуум  и начинают дуть  очень сильные
сквозняки... Впереди нас  ждут большие неприятности, если мы не разберемся с
твоим  одноклассником  и его товарищами. Самохвалов  у  них в руках,  и  это
означает, что кирпичевский институт  у псов-витязей  уже на прицеле. Кстати,
институт прилично зарабатывал на продаже  за бугор лекарств для стариков. Ну
как, фантазия не заработала?
     -- Нет,-- честно признался  Никодимов, никак не беря в толк, причем тут
старики, и опять чувствуя свою умственную недостаточность.
     --  А мне  видится  дряхлый  злодей,  этакий  синеватый  Кощея с сильно
повернутыми мозгами, который набрал команду маньяков и решил сильно удлинить
свою преступную биографию.






     --  Еруслан,  ты  всерьез  утверждаешь,  что  родился  до  монгольского
нашествия?
     -- Эй, нечего меня на базаре ловить. Монгольское нашествие для меня все
равно,  что  прижевальская  лошадь  --  сплошные  непонятные  слова. Поганые
пришли, вот что.  А родился  я до прибытия этих самых поганых в лето 6465  в
городище Пронск,  от  дружинного  воя Лавра.  Как  батюшка  стар сделался  и
перестал в  дозоры  ходить, то купил двор в  Рязани, на Кожевенном конце.  И
знаешь, что интересно, воду мы почти не пили, чтобы животом не мучится. Пиво
и медовуха, из яблок крепкое пойло варили.
     Еруслан  посмотрел куда-то вдаль  и,  словно увидев  батюшку со  жбаном
пива, осклабился.
     -- А какие-нибудь документы у тебя были?-- осторожно спросил Митя.
     --  Не такие как  нынешние ксивы,  но были, вот  тебе крест в  этом.  Я
берестяную  грамоту от князя в  глиняный кувшин сховал  и  зарыл на огороде,
едва прослышал, что  татарские тьмы на нас  едут. Дядька мой Егорий на Калке
голову сложил, так что не в пример другим, я робость сразу почувствовал. Ну,
как бы понял, дело нешуточное.
     Митя  почувствовал,  как непроизвольно  напряглись  мышцы его  шеи, ибо
наступал момент "икс", когда все решится.
     --  Еруслан,  в  старой  Рязани  много  лет  подряд  крупно  ковырялись
археологи.  Кажется,   этот  Кожевенный  конец  вдоль  и  поперек  перерыли.
Результаты  все  в  Интернет  выложили.  Какой  там  адресок  у  сайта,  дай
вспомнить,  не  греми цепом.  Ну да,  www.old-ryazan.ru.  Ты как, не  против
заглянуть туда?..
     Дотошные археологи выложили на свой  сайт снимки  всех найденных  вещей
вплоть  до  рыболовных крючков  и ковырялок  в  носу  --  то,  что  никакому
нормальному  человеку  не  покажется  интересными. Но  сейчас  могла сыграть
главную   роль   любая   пустяковина.   Находки   были   отсортированы    по
территориальному признаку, по функциональному, по  алфавитному. Выставлялось
и  реконструированное изображение старой Рязани.  В  естественном трехмерном
виде, в разных проекциях, с увеличением вплоть до натурального размера любой
ее части. У программиста Галкина компьютер был с разными наворотами, так что
путешествовал он со своим собеседником по  давно исчезнувшему  городу  почти
"вживую".
     -- Да нет, чего-то я не признаю. Может, это и не Рязань вовсе?-- сказал
изрядно "попутешествовавший" Еруслан.
     --  Ну, хоть церковь признаешь?-- спросил Митя, засовывая в рот жвачку,
чтобы  поменьше нервничать.  Не по  себе  ему  было сейчас.  Если засыплется
Еруслан  с этим  опознанием, то все станет  на свои места,  и  Митя окажется
обычной  жертвой заурядных бандитов. Но  если  что-то другое,  то  мир может
просто перевернуться...
     -- Была там церковь Покрова,  толико  иная,  не  такая смехотворная как
эта. Много выше, без луковицы, с куполом.
     Митя  выдохнул запертый в  груди  воздух.  Уже что-то.  Еруслан  назвал
церковь правильно.
     -- А Кожевенный Конец до церкви или после?
     -- Да вообще сбоку. Там своя  церковка имелась. Трифона Великомученика.
Резная такая, красивая. Деревянная вся. Здесь ее что-то не видно. Может, она
на месте той бани стояла?
     --  Баня,  пожалуй,  великовата,   тогда  всем  батальоном  не  мылись.
Реконструкторы маленько напутали.-- согласился Митя.
     -- За ней терема стояли боярина  Кузьмы. Но здесь, на компьютере твоем,
заместо них пруд какой-то. Потом двор кожевника, как без  него на Кожевенном
Конце,  изба  кузнеца,  лавка  стекольщика,  дом менялы  Соломона, а  что ты
думаешь, иудеи в Рязани не водились? Даже не дом, а терем целый с этой самой
синагогой. Вон и машина твоя выдает, что найдены там монеты полуденных стран
-- диргамы, динары. Ну, а дальше наш двор стоял... Так вот он, он самый!
     Еруслан так  грохнул  ладонью  по стулу, вызвав дребезжание компьютера,
что Митя  с минуту ничего  кроме мучительного  страха  за  любимую  вещь  не
испытывал.
     -- Ладно, давай  посмотрим, какие находки на этом  участке. Костяки вот
найдены...-- сказал Галкин  академическим голосом и осекся, потому что понял
о чем идет речь.
     Еруслан как-то по детски подпер буйну голову пудовым кулаком.
     --  Эх, все мои  там полегли. Где жили  там и преставились, без погоста
обошлись.
     -- Извини,-- сказал Галкин, хотя  тут же запретил себе верить.-- Значит
так, найдена ременная пряжка с буквами Л и Р. Пряжка бронзовая, и хотя буквы
кириллические, она в скандинавском стиле.
     -- Ну-тко, дай глянуть... Как пить дать тяти моего.  Только раньше  она
была не столь зеленая. А на обратной стороне кажись процарапано...
     То, что сказал Еруслан, пришлось записать  на бумажке, чтоб  не забыть.
Хотя суть сводилась к простому пожеланию не забыть с утреца про штаны.
     -- Если  "клюнуть" изображение сверху, то оно  должно показать изнанку.
Так, пряжка переворачивается  и  теперь  на  виду какая-то  надпись.  Сейчас
сверю, -- у Мити что-то  потрескалось  и просыпалась в груди. Или псы-витязи
самые грандиозные обманщики, перед которыми он совершенно слаб и беспомощен.
Или  весь мир  готов встать  вверх  тормашками. Чего же  ему  самому  больше
хочется?   Пожалуй  все-таки   того,  чтобы  цепочка  кошмарных   совпадений
прервалась и восстановилась прежняя справедливость...
     -- Эй, Митрий, что ты так с лица спал. Это я должен сейчас бледнеть ино
зеленеть.  Меч,  который твоя  машина  показывает, принадлежал  моему  отцу.
Признал  я  говно  это. Не искусны  мастера  рязанские  в  оружейной  ковке,
миролюбцы  хреновы. У  татар клинки китайские  были, бухарские, исфаханские,
умело  прокованные и закаленные, годные для колки и рубки...  А когда тятька
мой оборонял имение и близких говенным  рязанским мечом,  я от татар  бегал,
падло этакое.
     Еруслан  уронил пыльную голову  на клавиатуру, вызвав всякие  прыжки на
экране и  Митя  уже  подумал, что  продолжения  не будет. Но  минуту  спустя
громила поднял лицо, сфокусировал взгляд и сказал: "Давай дальше".
     --  Археологи откопали здесь кувшин, вернее черепки и среди них остатки
берестяной грамоты. Что там процарапано?
     И Еруслан  точь в  точь выдал  всю длинную  и нудную запись, имевшую на
бересте, плюс три слова, которые  не дожили  до  нынешних  дней  из-за порчи
древесины.
     -- Что тебе еще, Митрий? Паспорт  с фотокарточкой я бы тоже зарыл, кабы
имел.
     --  Не  надо мне  паспорта с фотокарточкой.--  сказал Митя,  у которого
сильно   загудела   голова.  Впрочем,  оставалась   еще  одна   зацепка  для
восстановления  здравого  смысла. Еруслан  ведь  мог заранее  посетить  сайт
"Старой Рязани".
     -- Еруслан, на кувшине сохранился отпечаток ладони, по нему видно,  что
на мизинце отсутствовала верхняя фаланга. Ну-ка, покажи свою.
     Еруслан поднес могучую пятерню к глазам Мити. И не было верхней фаланги
у мизинца, который  по толщине  равнялся двум большим  пальцам  программиста
Галкина.
     --  Это  мы  с  ребятами  в  ножички  играли.  Доигрались...--  пояснил
Еруслан.-- Многое  у меня  растет заново без устали,  волосы,  ногти,  кожа,
чешуя, шипы, а вот мелкая косточка на мизинчике так и не возвернулась.
     Свершилось. Митя судорожно сглотнул накопившуюся в горле слюну.
     -- Что ты помнишь? Что с тобой произошло за эти семьсот семьдесят лет?
     -- Семьсот  семьдесят  -- число  великое. Но я... запамятовал их. Почти
ничего  и не помню. Как  жил в доме  батюшкином припоминаю, как  играли мы с
братцем  в  конный бой  и салочки,  а  тятя хлебал из  жбана. Не забыть, как
женился. Сваты обо всем сговорились, само собой, меня не спросясь, боялся я,
что  невестушка рябая-кривая  окажется. Но  Анастасья  справная девка  была,
сердце мое распечатала, жаль лишь, что я недолго косой ее серебристой играл.
Знаешь, коса у  нее до попы была. А попа... Эх, попа, попочка...  Как рубили
нас поганые на Сити -- помню. А  что следом случилось, помню лишь отдельными
местами.  Однажды  на  болотах  я мужика  прибил, потому  что  обзывал  меня
кикиморой  и не  желал сухарями поделиться.  Нечего орать, когда человек лет
сто не жрал. Как-то подобрали  меня в свою ватагу люди,  именуемые казаками.
На  засеках  вместе с ними  подстерегал ордынцев из Крыма. Вдругоряд заметил
татарина, метнулся к нему с дуба зеленого и зарезал. Это точно татарин  был,
хотя речь не татарскую имел. Он крикнул: "О, мон дье". Како мыслишь, Митрий,
что это за язык?
     --  Французский,  похоже. А между  этими "отдельными местами" что было,
Еруслан-сан?
     -- А ничего, или пузырение невнятное, или тьма с какими-то  всполохами.
Егда тьма уходила, я сено косил, скотину пас. Меня мужики юродивым называли,
или полудурком.  Как-то барыня вывела меня к гостям своим, чтобы я про  свое
"дежавю" сказывал. Потом, когда барыню  уже сказнили, я скакал туда-сюда под
красной  хоругвью,  в  шеломе уже суконном, именуемом буденновкой. Надлежало
мне тех  мужиков  порешить,  которые  хлеб попрятали. Я поверх  голов разил,
потому что  ратоборство  люблю, а не палачество. Но комиссар Тришин приметил
мое  нерадение,  велел  и меня расстрелить поутру вместе с другими мужиками.
Помню, прошило  меня огнем, в яму я упал и сверху землей засыпан был. Следом
ничего не помню, только кажется червие по  мне ползало, но тронуть не смело.
А когда я  из-под земли совсем голый выбрался, то этой войне давно уже конец
пришел.   Какие-то   люди  увидели  меня  нагого,  срамного  и  в  больничку
спровадили. Там меня  лекарь лечил от хвори  в  голове. Санитар  лупил  меня
нещадно, потому что я слабый был.  Как-то силу себе  вернул, покарал  его  в
лицо,  и  деру. Но поймали меня  милиционеры,  тройка  судила и  отправила в
полночный край. Нас там опускали под землю, где мы каменюку флюорит долбили,
и  почти  не давали  жрать. Почти все наши,  не  стерпев,  сгинули,  но  мое
терпение больше оказалось.
     А  еще  меня  на  какую-то войну  взяли.  Там  я  запутался  в  колючей
проволоке, набежали недруги, угостили прикладом по голове и в полон взяли. И
пришлось  мне  несколько  лет  просидеть  на  корточках у  забора колючего с
электрическим  напряжением. Выучил я немало слов  от тевтонцев. Ду бист  айн
тоталь веррюктер Иван, говорили они мне. Данн арбайтет их бай гроссем бауер.
Айн  арцт хат мих инс  институт  Аненербе гебрахт. СС-лейте  спрашивали, как
прожить семьсот лет и сосали мою кровь для своего фюрера.
     Затем опять  пришли эти, с красными  звездами, и погнали в обратную, то
есть родную сторонку. Я рубил лес на Вятке. Как отпустили, снова вернулся на
болота. И заснул...
     -- Значит ты не видел своих товарищей семьсот пятьдесят лет?
     --  Из них  я только  Путяту  и  Мала признал. Путята  и разбудил меня.
Сказал, деньги нужны. Надо кассу взять. А я еще молвил: "Что такое касса?"






     Попытка  завершить Токийский проект завершилась ничем. И  самое худшее,
Митя  понимал,  что  следующей  попытки  уже  не  будет.  Догорал  последний
отведенный менеджерами день; в пакете, сделанном калифорнийским Рабиновичем,
таилась  ошибка,  но  непрырывно  идущий в  митиной квартире  пир пополам  с
тризной и с элементами военного совета  не давал  никаких шансов  найти  ее.
Надежды, что все псы-витязи уйдут в какой-нибудь  набег и  больше никогда не
вернутся, не оправдались.
     Полчаса  назад  приходила  экс-супруга.  Митя  собрал  в  себе  остатки
бодрости,  чтобы  показать ей  сателлитовый адаптер, но тут поперек коридора
легла пьяная туша Мала.
     -- Нина,-- сказал  Митя  бывшей жене.--  Не обращай внимания, это очень
интересные люди, они воскрешают прошлое, и они скоро уйдут.
     -- Скоро уйду я,--  сказала бывшая жена,-- для воскрешения  прошлого не
надо так сильно нажираться.
     -- Ну, Нина, лично я ж не виноват...
     Митя  посмотрел жалобным  собачьим взглядом на  некогда  родную-дорогую
Нину и что-то растопил в ее сердце.
     --  Ладно, бери  свой  адаптер  и поехали ко мне.  Если  ты еще  что-то
представляешь из себя как программист, то сможешь закончить свою работу...
     -- О небо, как хорошо-то, я сейчас,-- с готовностью откликнулся Митя,--
нищему собраться...
     И в этот момент  в дверь квартиры вошла Светлана, которой не было видно
с утра.
     -- Здравствуй, милочка,-- поприветствовала она Нину.
     --  Так  вот значит с  кем  ты тут  воскрешаешь  прошлое,--  прошептала
побледневшая Нина и вышла, хлопнув дверью.
     -- Бабы -- дуры,-- пропела Светлана,-- и что она в тебе когда-то нашла.
Нашла ведь, выкопала, как Шлиман Трою, если до сих пор злиться.
     -- Она может и копала,  а вы только  ломать мою жизнь умеете, и делаете
это высокопрофессионально,-- страдающий Митя отправился на кухню  и сел там,
безнадежно глядя на обгаженную плиту.
     Однако Светлана не оставила его там в покое.
     --  Есть  вещи  гораздо  более интересные, чем  бывшие  жены  и  плохие
программы... Я у  одного  знакомого  мужчины-завлаба  в  лаборатории  хорошо
порезвилась  -- у него установка по секвенации и картированию нуклеотидов...
пришлось,  конечно,  кое-что  у Ракши,  Еруслана и Путяты  на  анализ взять,
сперму там, кровь,-- невинным голосом добавила она.
     -- Сперму, значит.-- от перемены темы Мите несколько полегчало.-- И что
ты с ней сделала?
     --    Экстрагировала,    к     примеру,    ДНК,    определила    генные
последовательности, вырезала эндонуклеазой микросателлитовые отрезочки.
     Светлана,  сдвинув  стаканы, раскинула на  столе несколько распечаток с
длинными рядами цифр и символов. Затем нагнулась, отчего  замаячили в вырезе
джемпера  внушительные прелести, и кое-что обвела красным карандашом. Именно
на этом участке  ДНК  определяется живучесть клетки, сказала она. По-крайней
мере, синтез  теломеразы определяется там, добавила она и подтянула  к  себе
другую  распечатку. В ее движениях что-то от крупной кошки, предположительно
пантеры, подумалось Мите. Светлана коротко поработала карандашом  и  на этой
распечатке. А вот  такой же участок ДНК,  но уже от  нашего витязя,  сказала
женщина и улеглась рядом с распечаткой на живот. Карандашем я выделила более
сотни отличий, то  есть мутаций,  сказала она и  искоса, сквозь прядь волос,
посмотрела на Митю. И не  надейся, дружочек, что  это  случайные мутации под
воздействием  выпитого и  съеденного,--  ее  ножки  заиграли в  воздухе  как
ножницы. Те  же  26  отличий  и в ДНК другого бессмертного.  Ну,  вот тебе и
верный  след эндогенной  вирусной  инфекции.  Она  продолжила свой танец  на
столе, только  уже по  поводу генов-корректировщиков,  претерпевших  у  всех
витязей схожие  и  весьма характерные  мутации. Спустя некоторое время  Митя
осознал,  что-то тут  не  так.  По-крайней мере, зачем  это  он уставился на
Светлану как поросенок на анаконду?
     -- Что-то здесь не так,-- повторил он вслух.
     --  Но  анализ плазмидной  ДНК у  внутриклеточных  бактерий  дал схожие
результаты!
     -- Погоди, Света, такие работы  не по плечу лаборантке.-- сказал Костя,
крупно надеясь, что дамочка сейчас со смехом признается, что ловко разыграла
его.
     Женщина отвлеклась от распечаток.
     --  А  с  чего ты взял,  что была я лаборанткой  простой?  Какая же  ты
дубина,  Митя -- даже муркой-наводчицей меня считал. Будем тогда  знакомы --
доктор  биологических  наук  Светлана Павловна Полевая. Еще  два года  назад
возглавляла  назад   отдел  геронтологических  исследований  в  кирпичевском
институте.  И   на  мой   взгляд,  возглавляла  неплохо.  К  рынку  мы  тоже
приспособились, поэтому лапу не сосали, когда нам урезали бюджет.
     Все это выглядело  не  слишком правдоподобно, однако Митя  понял, что в
нынешних условиях ему не надо быть слишком привередливым.
     -- Вы приторговывали этим самым "Инго"?
     --  Увы,   до  этого  дело   не   дошло.   У  "Инго"   было   несколько
предшественников -- спокойные надежные  средства, которые  прошли нормальные
клинические испытания. Их и продавали богатым старичкам из Америки, арабским
шейхам,  страдающим болезнью Альцгеймера, Паркинсона и так далее. А вот  сам
"Инго"  был  уже  перспективным, даже  революционным  препаратом,  однако  с
большими сюрпризами.  Поэтому мы им  только  крыс и мышей  омолаживали.  И к
примеру,  мышки  белые, с  их двухгодичным  сроком жизни,  тянули все  пять.
Впрочем, не скрою, что в половине случаев это еще приводило к сбоям в генных
механизмах и злокачественным новообразованиям.
     ---  Для  испытаний  на людях многовато.-- сказал  Митя,  замечая,  что
больше на эту тему ему сказать собственно нечего.
     -- И  я про  тоже.  Поэтому я разрабатывала  "Перфекцин",  препарат для
борьбы с  генетическими сбоями. Но завистники съели меня, что говорится,  на
десерт. С одной стороны меня стали выживать, с другой стороны от разных фирм
и компаний пошли предложения, подкупающие своей денежной новизной.
     Из института тебя выперли за то, что мыши гораздо чаще дохли  от  рака,
чем  превращались в  мышиных мафусаилов,  мысленно прокомментировал Митя.  А
сейчас  ты  надеешься  распотрошить псов-витязей  и вытащить из  них секреты
генетической  надежности. Тебе еще подавай  дерзкий  набег  на институт, где
лежат  недостающие тебе  препараты. И тут  же Митя поймал себя  на  том, что
по-прежнему не добр по отношению к Светлане, хотя она  оказалась в его доме,
скорее всего,  случайно и, надо  признать, немало  украсила  его. Ну да, она
ловко пытается запрячь полоумных старцев-витязей в свои  сани, они  проворно
перетягивает  на себя одеяло, но это так по-женски, по-человечески, и  этому
быть в веках.  Наверное, из-за этого одеяла, вернее того, что под ним лежит,
он  и  не  добр. Лежит там умное  женское тело  плюс  проворный ум.  Кстати,
Светлана  и   сейчас  безошибочно  распорядилась  своим  телом.  Ее  коленки
оказались перед глазами Мити, который никак не мог подняться с табуретки.
     -- Мне говорили, мол, Светик ты наш ясный, вместо того, чтобы вкалывать
на  институтское  начальство, будешь сама  себе менеджером и  директором  --
белая раса быстро  ветшает и твои разработки ей нужнее всяческих богатств...
Короче,  я  ушла  в  фирму  "Бессмертие   инк",  совместное  предприятие   с
"Рон-Пуленк". Но  при ближайшем  рассмотрении  выяснилось,  что  это обычная
блатная контора, которая отстегивает за "марку" кому-то в "Рон-Пуленке", что
мои хозяева в гробу  видели долгосрочные исследования и ждут  только одного,
что я им скоренько притащу в клювике "эликсир бессмертия". Плюс средство для
половой мощи,  плюс феромоны,  чтобы  бабы слетались,  плюс набор  ядов  для
интеллигентных убийств, а то рука  от  пистолета  и  ножа устала. Вот теперь
идти мне было уже некуда. И я пошла на...
     --  На  панель,--  с  готовностью подсказал  Митя, все еще надеясь, что
научное  светило  превратится  обратно в  путану, и  заодно пытаясь оторвать
широко  распахнутые  глаза  от  Светиного  тела.  Черт,  даже глазные  мышцы
заболели.
     -- Я пошла по тропе удовольствий. Я впервые обратила свое  мастерство и
свою деньги на саму себя. Ты бы видел меня два года назад -- волевой двойной
подбородок, изморщиненный мыслями  лоб, серые угреватые щеки. Но вот исчезли
лишние  двадцать кило, подтянулась и  очистилась кожа, заиграли афродизиаки,
поплыл  серотонин  и  превратилась  я  из  бомбы  гастрономической  в  бомбу
сексуальную.  И,   как   многие  могли   убедиться,   любое  дело   я  делаю
профессионально.
     Про силикон как-то забыла сказать, добавил про себя Митя и вынужден был
признать,   что   не  только  тело  ее  приманивает,  наполовину  искусством
сформированное, но и само это искусство, которого у нее хоть отбавляй.
     --  Что  губки облизываешь, Митя. Хочешь  насчет  интимных подробностей
поинтересоваться?..
     -- Да. То  есть нет...  Что ты еще  в анализах  у этих типов,  то  есть
витязей, усмотрела?
     --  Так  я тебе  все  и расскажу,  дурочку  нашел...-- засопротивлялась
докторша наук, впрочем притворно.-- Ладно, тебе я доверяю. Сам по тупости не
сможешь использовать, другим продать побоишься... Скорее всего, случилась во
времена  оные  некая  вирусная   инфекция,  с  которой   еще  ковыряться   и
разбираться,   ясно   только,   что   вписались   ретровирусы    с   помощью
реверс-транскриптазы в ДНК, рекомбинировали ее там  и сям...  Выработался  у
клетки    механизм    долгоживучести:   непрерывный    синтез    теломеразы,
контролируемая стимуляция деления,  синкутиумная защита  от микроорганизмов,
гашение свободных радикалов и случайных мутаций,  активная борьба со всякими
патогенами с помощью абзимов <$F энзимы, имеющие свойства антител>.
     Света еще что-то  говорила  в подобном стиле, и даже показывала. Однако
Митя отзывался только невнятным меканьем, бесхитростно получая  удовольствие
от этого научно-эротического выступления.
     -- Я  тоже  всегда  подозревал,  что  вирусы --  наши лучшие  друзья.--
наконец  перебил  Митя.--  Сколько   все-таки  набежало  этим  древнерусским
бандитам?
     --  Теперь  я  могу уже  сказать  со  всей определенностью,  в  порядке
убывания. Путяте -- 776, Еруслану -- 772, он с Ракшей одногодки... И сами не
помирают, и никто нашим  везунчикам  смерть не  подкинет, хотя  это в России
самый ходовой товар. Малу -- 780, а неплохо ведь сохранился...
     Светлана выкрикивала  возраст  каждого  из семерки, словно  произносила
заклинания, которые должны были принести ей как минимум вечную молодость.
     А  Митя  чувствовал как  гаснет  в  нем  любопытство и на смену краткой
бодрости опять идут тоска  с увяданием. У Светланы,  наверное, все  еще было
впереди, золотые горы за эликсир бессмертия и все такое прочее. А у него все
--  с  задней  стороны.  Тут  еще  Света  заговорила  про  Нобелевку  и  про
обессмерчивание всего человечества, про насыщение его по уши вечностью,  про
мучительно  долгую  жизнь  для  всех,  от  которой  не  так-то просто  будет
избавиться...
     Что  жизнь  будет  не только долгой,  но  и мучительной, несколько  еще
развеселило Митю, однако  он сразу стух,  едва Светлана  Павловна  повернула
разговор  на вылазку в  кирпичевский институт,  где  на  таком-то  этаже, на
складе биопрепаратов  стоит  холодильничек с  антидифференциатором "Инго". И
подавала она этот рейд в совершенно лживом виде, мол, только придти, открыть
и взять. Ну и подарить великолепной семерке  еще семьсот лет, потому что они
хоть и слабоумные, но хорошенькие...
     -- А я не слабоумный и не хорошенький, кто мне поможет,-- пожаловался в
равнодушное пространство Митя, отчетливо сознавая свою роль пешки и фишки.
     -- Помочь тебе не могу, а вот охватить...
     Митя не успел спросить, какой смысл имеет слово "охватить".
     Докторша наук  оказалась совсем близко, из выреза на джемпера почти что
выпали выпуклости, обладающие сильным излучением и гравитацией.
     -- Это не силикон, дурашка.-- заметила Света и откинулась назад, причем
ее  длинная гладкая  нога  вдруг  оказалась  на  плече у  Мити.  Вторая тоже
вступила на Митю в неожиданном месте. И  открылись такие виды. Дама прикрыла
глаза,  но  ее  ноги, а  затем  и  руки  потянули его  к  себе --  сила была
непреодолимой. Митя еще соображал, как ему отреагировать, тогда как "клинок"
уже  оказался в  самых подходящих "ножнах",  и  какое-то  время  не  мог там
успокоиться . Однако  в тот  миг,  когда должен случиться  последний наскок,
крепкая даже  мозолистая рука Светы  схватила крайнюю  часть Митиного тела и
направила ее в пробирку.
     -- Эй, гражданин, с анализом все, до  следующих интересных встреч, вещи
свои  не забудьте.--  Доктор  наук уже  направилась с  пробиркой в  руке  за
загородку, где нынче располагалась крохотная лаборатория.





     --  Ну,  что,  воркуете?--  Ракша появился,  когда биологиня  перестала
обращать   малейшее   внимание   на    Дмитрия,    уединившись    в    своей
минилаборатории.--  Воркуете,  значит.  А мне,  что, одному,  терзать  этого
кирпиченка? Одному мараться, одному затем каяться?
     --  Ты  пытаешь  захваченного  в  плен?--   с  интеллигентским  испугом
воскликнул Митя, еще не совсем оправившийся от предыдущего потрясения.
     -- А  иначе  зачем  он  тут?-- Ракша  поправил  мокрую прядь, лезшую  в
глаза.--  Употел  вот, потому  что спустя рукава  я  никакого дела не делаю.
Только с усердием и пристрастием.  Надо ж было выведать все про пути-проходы
в  кирпичевский  институт...  Чего смотришь  с укоризною?  Я от  татар этому
научился. Они в пыточном деле большие вежды.
     -- Да и ты, я  погляжу, не  новичок в этом деле. А почему он не кричал?
Может, ты уже убил его?
     -- Зачем бы я стал убивать, ежели он нам  еще пригодится.--  оскорбился
Ракша.--  Просто  во  рту  у него  груша деревянная лежит, дабы  соседей  не
беспокоил ором своим.
     Ракша положил на стол мятую бумагу с пятнами крови.
     -- Он тут все вычертил, что знал.
     Из-за  загородки появилась  деловая  Светлана  и  подхватила бумагу без
следа отвращения на лице. Пару минут спустя подтвердила:
     --  Похоже,   Самохвалов   не  соврал,  по-крайней   мере  в   главном.
Монголо-татары   научили  тебя   полезным  вещам,   Ракша.--  Света  провела
внимательным пальцем по бицепсу беловолосого воина.-- Впрочем, милый мой, не
обольщайся, для вылазки в институт всего этого далеко не достаточно.
     -- Ну что за ненасытная такая...
     Ракша  вынул  из  ташки  пластиковую  карточку  и  протянул  в  сторону
Светланы, хотя и не отдал прямо в ее хваткие руки.
     --  Действует сообща  с  паролем,  который  мне тоже известен. Отдам за
татарский поцелуй.
     Дамочка радостно  заклекотала  и  выдернула  карточку  из  руки  Ракши,
который не успел увильнуть.
     -- И что вы с этой карточкой собираетесь делать?-- справился Митя.-- На
КПП, кстати, вохровец сидит, который должен любую рожу знать  в лицо, да еще
сверять ее с фоткой в служебном удостоверении.
     --  Там еще  радужка  глаза  сканируется  и  нередко  папиллярный  узор
пальца.-- добавила Света.-- Однако КПП можно обогнуть.
     -- Подкоп сделаем?-- предложил Ракша.
     -- Лучше сверху как птицы.-- издевательским тоном произнес Митя.
     Светлана резко осудила два последних предложения.
     -- Вместо того, чтоб глупости слушать, я хочу взглянуть на  карту  того
района, где находится кирпичевский институт.
     -- Карту  города  найти и  то проблема, не  говоря уж о  районе... Хотя
погоди, Света, можно глянуть на одном сайте...
     Митя  уже  прилип к  компьютеру и привычно  рыскал в  сети. Есть  такие
"мусорные  баки" в сети, где чего только  не навалено.  Нашлась  и подробная
городская карта, которая была продана одним местным гэбэшником  американцам,
и украдена у американцев  другим гэбэшником. Осталось только выбрать  район,
"клюнуть" на увеличение, а затем бросить его на печать.
     Через  минуту  Митя  выложил  на  стол  свеженькую  карту,  а  Светлана
отодвинула  "мальчиков",  чтобы  "воздух чище был", и принялась  ее  пытливо
разглядывать.
     -- К  северу  от института  как будто поле. На самом деле,  это свалка,
которая года три назад  еще относилась к институту и была огорожена забором.
Забор и сейчас стоит, но уже никто его не охраняет.
     --  Так мы,  значит, прямо  через  поле к институту  поедем?--  неверно
сообразил Ракша.
     --  Прямо  поедешь,  головку  потеряешь.  Налево,  направо  --  тот  же
результат. Но там есть люк, вход в канализационную систему, которая напрямую
сообщается с институтом.
     -- Городская  канализационная система?  Да  ты знаешь, красавица, какой
там диаметр труб?-- скептически вопросил Митя.
     --  Не городская, а местная дренажная. Институт -- огромное сооружение,
глубоко  вкопанное  в  землю.  Сам  понимаешь,   флагман  советского  ядо  и
токсинопроизводства должен был хорошо защищен от атомных и прочих водородных
ударов. В  ходе углубления и землеройства были  задеты подземные  источники,
плавун какой-то растревожили,  поэтому на нижние  и  подвальные уровни стала
поступать вода, разрушая конструкции. С водой принялись бороться, заделывать
щели, откачивать, перебрасывать в дренажную систему. Борьба, что  говорится,
велась с переменным успехом.
     --  И ты что тоже вела эту борьбу? Ты  ведь наукой вроде  занималась.--
напомнил Митя.
     -- Ладно,  Ракша  у нас как ангел с небес, а тебе грешно не знать наших
авралов,  когда  всех бросают в атаку... Короче, занималась я этим,  как зам
зама по гражданской обороне. Информацию о дренажной системе я получила, и на
всякий случай сохранила... Эй, Ракша, у тебя взрывчатка есть?
     -- Есть,-- охотно признался тот.-- Я припас еще с той войны, когда Маша
Тухачевский супротив непокорных мужиков воевал.






     К темноте все  псы-витязи отправились за очередной данью на стареньком,
но вместительном "Мазе". Путята процедил сквозь усы напоследок:
     -- Казино на  Шпалерной  противится нам, надо пужнуть их как следует. А
коли не проявят покорность, предадим их мечу. Дабы другим неповадно было.
     А Светлана  села в свой БМВ, прихватив одного лишь Ракшу, и отправилась
на ночную  работу  в  какую-то академическую лабораторию,  которой заведовал
давешний ее хахель.
     Характер этой работы вызывал у Дмитрия  законные сомнения. Да  и  что у
него не вызывало  сомнений  нынче,  жизнь  напоминала  театр  теней,  однако
расплатой за ошибки станут отнюдь не призрачные сталь, цемент и свинец.
     Однако  не  сомнениям  ему  сейчас представало предаваться. Пленный  по
имени  Самохвалов остался  на  его попечении.  Полоняник  сидел на привязи в
маленькой комнатенке, исторически играющей роль кладовки.
     Как привязь использовался ошейник, оставшийся от  жениного  истеричного
добермана,  и  соответственно  поводок,  прихваченный древнерусским  узлом к
батарее. Руки у пленного для надежности были также упакованы шпагатом.
     Как  будто   можно   было   спокойно   предаться  написанию  программы,
соединяющей российского клиента с токийским банком.
     Полчаса  Дмитрий не мог сосредоточиться. Куски его программы  кружились
под  черепной крышкой,  никак  не  желая  устаканиваться.  А  едва он  обрел
предустановленную гармонию, как послышался жалкий стон из кладовки.
     Дмитрий включил музыку,  как  велели перед уходом казаки-разбойники,  и
продолжил работу, надеясь, что стоны сами собой затихнут. Однако надежды  не
оправдались. Стоны хоть и жалкие, а перекрывали мощное звучание "металла".
     На этот случай псы-витязи оставили ему деревянную грушу,  которую можно
было затолкать в рот пленника, а также упаковочную ленту, которой можно было
ротовое  отверстие заклеить. При особо  плохом  поведении  пленника, бандиты
рекомендовали  приклеить ему веки к  бровям  и направить в  навечно открытые
глаза свет лампы.
     Митя взял в руки катушку с лентой и подошел к дверям кладовки.
     -- Какать,-- попросил заключенный.
     Вот незадача-то,  прямо гром с ясного неба. Псы-витязи не предусмотрели
столь простого развития событий, а  сам  Митя об  этом,  конечно, заранее не
подумал.
     -- В  туалет. Или  наложу в штаны,-- пригрозил Самохвалов.-- Ты еще  не
знаешь, сколько говна может быть в человеке.
     Митя представил и отсоединил ошейник от поводка.
     -- Пошли, засранец.
     Пленный с трудом поднялся и направился в сторону отхожего места, однако
входить в дверь туалета не стал.
     -- Руки развяжи.
     -- Это еще зачем?
     -- Ты мне что  ли будешь задницу  вытирать? Может, ты любитель  задниц,
говоря по-простому пидорас?
     Митя  не был пидорасом. Он  сбегал  на кухню за  мечом, который оставил
один из  псов-витязей,  затем  развязал  руки  Самохвалову и втолкнул его  в
туалет.
     Сам встал напротив кабинки, однако  дверь закрыл. Меч  Митя  воздел над
головой, затем понял, что может задеть им  за притолоку, поэтому перевел его
в положение для колющего удара.
     -- Отпусти меня,-- сказал Самохвалов из-за двери.
     Меч  был тяжелым и  держать  его  в  вытянутой  руке не  представлялось
возможным, поэтому Митя опустил острие на пол.
     -- Отпусти меня и я  тебе дам тысячу баксов,-- посулил Самохвалов.-- Ты
же не из их компании.
     Почему бы не отпустить? Даже и без тысячи баксов -- витязи уж что-то, а
Самохвалова тщательно  обшмонали, выискивая денежные знаки. Отпустить его  и
вылезти из этого дерьма. Пусть Самохвалов чешет на все четыре стороны, а ему
только собрать чемоданчик, упаковать компьютер и на такси...
     Можно податься к  Протурберанцеву. Нет,  лучше  к Ромке. Протурберанцев
зазнался,  а  Рома, хоть  и  ханурик,  но  беспроблемный. Пусть  с  ним надо
регулярно квасить,  однако после третьей  он уже  отбывает в дальний  полет.
Зато удастся отвязаться и от псов-витязей, и от ментуры, и от кирпичевцев...
     Конечно, и квартиру жалко,  однако ради нее на нары или,  хуже того, на
полку в морге ложиться не стоит.
     -- Отпусти  меня,-- тем временем  продолжал Самохвалов.--  Я ведь видел
фотку твоей жены и сынка. Ты же им блага желаешь?
     -- Блага желаю, но предоставить не могу. Они отдельно живут.
     -- Все равно мы их найдем,-- зашипел Самохвалов.-- Жену чеченам отдадим
на  половое  воспитание,  а сынка  продадим  на  юга...  Это  я тебе,  сука,
конкретно обещаю, если в момент не отпустишь меня...
     Митя  прикрыл глаза, но все равно увидел как  ражие молодцы  потешаются
над окровавленной женщиной, а пятилетний мальчонка рыдает в земляной норе...
     Нет уж, он теперь точно на стороне псов-витязей.
     -- Погадил -- выходи.
     Дверь распахнулась  внезапно и Митя увидел большой нож,  направленный в
его  живот. Как-то  крутанул мечом и  выбил  нож, но тут  голова Самохвалова
врезалась в его живот. Митя перелетел через коридор в гостиную, где и рухнул
на  пол.  Мало  того,  что ударился затылком,  вдобавок  еще и  в  солнечном
сплетении черная дыра нарисовалась.
     Самохвалов уже возвышался над ним и меч был в его руках.
     -- Бля, никогда  не  думал, что  замочу  какого-нибудь лоха  такой  вот
железякой.-- хохотнул бывший пленник.-- Но я не против попробовать.
     Меч пошел вниз, но прежде чем он коснулся Мити, тот откатился в сторону
и ухватил щит, оставленный Ерусланом.  Неловко, словно крышку от ведра, Митя
подставил щит под следующий кроящий удар Самохвалова. И остался цел.
     Надолго  ли?  Противник  продолжал  наступать,  хищно  поводя  кончиком
клинка.  Как ударит? Рубанет сверху,  наискось,  как  горец из  одноименного
фильма  "Хайлендер"?  Или  будет колоть?  Митя занервничал  и  швырнул щит в
кирпичевца. Однако Самохвалов вовремя наклонился и щит только сбил люстру на
пол.
     Митя не заметил как оказался на балконе, дальше отступать было некуда.
     -- Сейчас я тебе для начало пузо пропорю и ты  сможешь поздороваться со
своими кишками,--  пообещал  Самохвалов.-- Затем отрежу  то, что промеж  ног
болтается и засуну это штуку тебе в анал, понял?
     Краем зрения Митя заметил большой гвоздь, торчащий из оконной рамы. И в
тот миг, когда меч направился в его живот, подпрыгнул, ухватился левой рукой
за гвоздь, правой за раму балконного тента и бросил ноги вперед.
     Клинок прошел снизу, а вот ноги достали Самохвалова, причем сильно. Тот
улетел  на  противоположный  край   балкона,  взмахнул  по-птичьи  руками  и
перевалился через перила...
     Костя  выскочил  из  квартиры и, не  дожидаясь  лифта, побежал  вниз по
лестнице.
     Самохвалов  лежал на земле, меч, который  он выпустил  по  дороге вниз,
пригвоздил его и видимо добил.
     -- Взявший  меч от  меча и погибнет,-- послышался голос Путяты, который
как раз вернулся вместе со своими товарищами с боевого задания.
     -- Ну, так я ж первый взял,-- признался Митя.
     -- А погиб он. Никуда не годно то правило, в коем нет исключений.
     Путята вытащил клинок  из спины Самохвалова и  тщательно вытер о пиджак
мертвеца.
     -- Да и  не слишком этот  поганый нужен был,--  добавил Ракша.-- Ибо на
дознании выдал считай все подряд.
     -- Куда его теперь?--  спросил морально опустошенный Митя, который  уже
представлял  как  разлагающийся  Самохвалов  будет  являться  ему  в  ночных
кошмарах.
     -- Да вот на клумбу  сгодится. Дерн поднимем бережно  и сховаем злодюгу
так, чтобы  до второго происшествия не  вякнул.-- профессионально  подсказал
Еруслан.






     К ночи псы-витязи погрузили все манатки в фургон, включая  лабораторное
оборудование Светланы,  и  растаяли в теплой сентябрьской темноте.  Света  и
псы-витязи пред тем долго совещались и наконец известили  Митю, что дают ему
навеки вольную,  освобождают  от  всех повинностей, учитывая  его молодость,
невинность  и трудовой стаж. Правда  и от дележки доходов он тем самым  тоже
освобождается. "Мы не знали, что у тебя эти самые нервы такие слабые, что ты
подвигов не ищешь. У нас, в старой  Рязани,  чудаков вроде  тебя не было, но
свет-Светлана  все  толково  объяснила.  Так что прощай",--  сказал  Путята,
прежде чем захлопнуть дверь.
     Митя,  отыграв  свою  роль   в  банде   псов-витязей,  остался  один  в
разгромленной квартире. Отправиться вместе с ними, после того как он наконец
от них отделался? На это безумие Митя не решился...
     Токийский   проект   тоже   накрылся.  Оба  менеджера   прислали  вчера
уведомление,  что в его услугах больше никто не нуждается. А  вознаграждение
за уже изготовленный им продукт пошло на возмещение нанесенного им ущерба, в
итоге по нулям -- честно заработать не получилось.
     Итак, псы-витязи разрушили его планы и срулили. Светлана вместе с ними.
Напоследок,  Митя еще раз  намекнул  Путяте на возможную  связь  Светланы  с
органами. Путята не  среагировал. Может, он не знал слова "органы", или знал
его однобоко...
     Митя  не стал даже  прибираться, а отхлебнул  как следует бузы и улегся
спать.  И снилась  ему его  собственная погибель.  Веревка и  петля. И  даже
ощущение удушья снилось, причем не в первый раз. Да он и не смог бы сказать,
когда это случилось в первый раз.
     Снились палаты белокаменные, с изразцовыми полами и печками, с лепниной
на  столбах.  Но в  палаты втягивается темный  пыльный туман,  который вдруг
оборачивается  многоголовой  членистой  гидрой,  а  затем  это уже  толпа  с
топорами  и кольями.  "Царя обороним, государя иноземцы заневолили". Потом в
глаза словно  пыль попала.  И когда они снова очистились, то в  центре  мира
стояла виселица, на которой болтались  два изрядно разложившихся трупа -- по
глазам ползают мухи, щеки расползлись в улыбке.
     Палач --  почти  неразличимое пятно -- кропит на него водой  и посыпает
его  шею  мукой, и надевает волосатую петлю на шею.  Он летит куда-то, после
того как сапог палача выбивает табурет, летит долго, но вот  свет взрывается
ураганом, и тут же с невыносимым воем сжимается в точку...
     Митя проснулся от пота, который насквозь  вымочил  его  майку. Судя  по
показаниям будильника, не слишком рано. Однако торопиться было некуда.  Митя
прикинул, чем  можно  заняться, но все занятия отбросил за ненадобностью.  В
лучшем случае,  пустая  трата  последних  денег. Хоть  целый день пролежи  в
кровати, никуда не опоздаешь. Хоть скрести руки и помри, ничего не изменишь.
     Бессмертные, или кто они там, пришли,  все изгадили  и ушли.  И беда не
только в конкретно разваленных  делах, а в жизни, оставшейся без смысла. Ну,
как ей быть осмысленной, в эти пятьдесят, от  силы шестьдесят положенных ему
лет, если даже у семисотлетних она пуста и однообразна?
     Жидкую  струйку  размышлений прервал невероятный силы треск.  Вместе  с
этим  надсадным  треском  выпала  и  дверь.  Митя  подумал  было,   что  сон
продолжается.  Но  ворвался в  его квартиру не оборванный  люд  с топорами и
кольями, а  омоновцы  в новенькой форме  терминаторов  --  пуленепробиваемые
жилеты, шлемы, скрывающие лицо, и множество стволов.
     Дальше  Митя уже ни о чем не думал, он как раз вылетел из кровати не по
своей воле, половицы бросились ему в лицо, заскрипели суставы вывернутых рук
и ног, тяжелые столбы ног вдавили его в пол, расквашенные губы и нос пустили
красный сок.
     -- Ну, здравствуй, Дмитрий. Вот ордера, сейчас войдут понятые...
     Скошенным от боли глазом Митя увидел Никодимова, своего одноклассника.
     -- А ты не слишком изменился,-- прохрипел Митя свернутым набок ртом.
     Снова Никодимов мучил его. И Никодимов подумал, что снова  мучает Митю.
И почему же мы мучили Митю Галкина? Почему детишки столь просто вычленяют не
такого как все и начинают его грузить? Что это значит -- "не такой как все".
Парией  никогда  не  бывает  отличник,  которого,  можно  сказать,  охраняет
государство, или  двоечник -- это ж  любимый всеми "борец за свободу". Пария
не  обязательно самый слабый, хиляков  хватало  и без Мити. Никодимов сейчас
вспомнил, что у Мити и родителей, кажется, не было, только какие-то опекуны.
И классная, которая пыталась  защитить "чучело",  усиленно  нажимала на  эту
тему,  но  вызывала  обратный эффект.  Митя появился  в  четвертом  классе и
показался   одноклассникам  большим  чудаком,  а   то   и  вовсе  придурком.
Произношение странное, ужимки  нестандартные.  Его стукнут  портфелем,  а он
кричит: "Смилуйтесь над юностью моей. Не пожните колоса,  еще не созревшего"
и подобную дребедень.  Что потом-то?  Не припоминается.  Может он стал такой
как все, непримечательный. Замаскировался, значит, гад!
     Двое  омоновцев легко, как пиджак, подняли Галкина с пола, приставили к
ближайшей стене  и  обыскали, если точнее  вынули из кармана пижамы рулончик
туалетной бумаги.
     -- Ну, где остальные?-- напористо спросил Никодимов.
     --  Уехали  вчера  вчером,--  с трудом  слотнув комок  кровавой  слизи,
отозвался Митя.
     -- Марка и номер машины?
     -- "БМВ", а номер забыл.
     --  Так  ведь  ты  на  слабоумного  не  похож,   Галкин.   Такие   дела
проворачивать, столько извращенцев в одну команду собрать. По этой теме ваша
шайка четко спелась. Это последнего, Самохвалова, с седьмого этажа сбросили,
мечом проткнули, да еще под клумбой закопали, чтобы цветочки нюхал.
     -- Но он же первый на меня.-- засопротивлялся Митя.
     Капитан Никодимов уважительно покачал головой.
     --  Значит,  ты  его  сам  угомонил? Так вот ты  какой  разносторонний,
Галкин. Не только головой, но  и  руками на все способен способен  -- просто
универсальный гений, Леонардо да Винчи наших дней.
     -- Я не Леонардо да Винчи... я случайно.
     -- Случайно задел, да? А он  взял и немножко умер, противный такой. Вот
какая незадача, Дмитрий, за это еще порой  сажают. Чего ж ты  не ограничился
умственной работой?
     -- Я защищался. У него меч, у меня только щит.
     --  Прямо  былину  поешь, достань  еще  гусли из  шкафа.  Ладно, я  сам
достану...
     Обыск   продолжался  не  более  часа.  Эксперт   вытащил  винчестер  из
компьютера и чохом сгреб все дискеты и лазерные диски в пакет.
     -- Ладно, поехали, Галкин. Глянь  на свою малину напоследок. Не скоро с
ней повстречаешься.
     -- Никодимов, там, в фотоальбоме,  наверху карточка.  Там ты, я, другие
ребята, помнишь, в поход ходили? Возьми ее себе.
     Никодимов вдруг зарумянился, потому что сейчас вспомнил. Только сейчас,
потому что не нужны ему были  такие воспоминания. Он ногу тогда подвернул, а
Митя тащил три часа кряду его рюкзак.
     -- Да не могу я, Митя... гражданин Галкин.
     Как раз подъехал Квакин и к  нему  в  хонду сели  арестованный Галкин в
наручниках,  Никодимов и  еще  один  милиционер.  Машину  Квакина должен был
сопровождать газик  с  людьми из РУОП. Фургон с омоновцами укатил на их базу
--   как   показалось  Никодимову,   командир   группы  захвата  был  сильно
разочарован.
     Всей  дороги  до следственного изолятора было минут пятнадцать. Сиди  и
предавайся ненужным  воспоминаниям  или пытайся истребить их из памяти. Но в
Свечном  переулке, перед самым перекрестком  путь  кортежу перегородил вдруг
длинный трейлер с надписью "Дагфрукт".
     -- Да это  ж не фрукт,  а козел какой-то,-- выругался Квакин и  свирепо
ударил по клаксону.
     Никодимов оглянулся назад  и  увидел, как  к ним приближается  странный
грузовик,  вроде тех,  участвуют  в  новомодных фестивалях  и карнавалах. На
открытой   платформе   картинно   стояли   пять   "древнерусских   витязей",
вырядившихся  наверное к  годовщине какой-нибудь  Куликовской битвы. Но этот
грузовик явно перегораживал путь назад.
     -- Похоже, нам устроили западню,-- сказал Никодимов.
     --  Хотят устроить, только кишка  тонка. Пора с этими шутами гороховыми
кончать,--  скрипнул  зубами  Квакин  и   сообщил  по  радио  сопровождающим
оперативникам: "Огонь на поражение."
     Однако в этот  момент картинное стояние закончилось. Из окна ближайшего
дома  скользнула  огненная стрела и машина сопровождения,  коротко вспыхнув,
взорвалась.  Двое руоповцев успели еще выскочить, но тут как раз из-за лотка
с мороженным высунулась рука... Первый милиционер  повалился рядом с горящей
машиной, глядя на  нож, застрявший в ляжке, второго уложил  камень, попавший
ровно в голову. А те бандиты, что  живописно стояли  на грузовике, стали уже
невидимками.  Посланное  кем-то  из них копье  пробило заднее стекло  хонды,
взметнув стеклянную крошку и едва не впившись в спину Никодимова.
     -- Наружу,-- рявкнул он и, выпихнув на мокрый асфальт Квакина -- обычно
такого сообразительного, а сейчас совершенно обалдевшего, выскочил сам.
     А сержант-водитель  с  короткоствольным  пистолет-пулеметом "Кедр"  уже
успел заползти за колесо и приготовился к обстрелу "по площадям".
     -- Нельзя, тут же прохожие,-- Никодимов лягнул сержанта. И в самом деле
испуганные люди  жались к  стенам домов и  стучали кулаками в запертые двери
парадных   --   на  улице,  похоже,   что  недавно  произвели   модернизацию
коммунального хозяйства.
     Сержант  совершил  короткую  перебежку,  чтобы  занять  более  выгодную
позицию, но не добежал.
     Открылся какой-то  люк в мостовой и  сержанта по  ногам  ударил цеп,  а
затем окончательно угомонил чекан.
     Квакин  визгливым  голосом  звал  кого-то на помощь, однако, ничего  не
добившись, отбросил бесполезный хэнди:
     -- Глушат нас, Никодимов. Мы в полном окружении.
     А затем следователь схватил за горло подследственного Галкина.
     -- Я сейчас пристрелю тебя, падло, "при попытке к бегству". Слышь ты?
     --  Не шали, Квакин, ты ведь не на фронте.-- сказал Никодимов.--  Ты же
следователь, а не Рэмбо, так что блюди законность.
     -- А вот вам законность,-- Квакин взвел курок пистолета, подведенного к
виску гражданина Галкина.
     И в  этот  Никодимов  увидел  падающее  отвесно  копье, которое  похоже
запустил кто-то  на манер мины из-за фургона РЭУ.  Он заметил, а следователь
нет.
     -- Квакин, в сторону!
     Но  следователь  прокуратуры  был  занят  Галкиным,  крепко сжимая  его
хрипящее  горло  и  собираясь  нажать  на  спусковой крючок.  Поэтому  копье
погрузилось прямо в квакинскую задницу, вызвав череду криков и стонов.
     --   Ты  полежи  без  фокусов,  Никодимов,--  сказал  Галкин,  растирая
освобожденное  горло,--  и  тогда  цел  останешься.   Ведь  это  же  немало,
согласись.
     Никодимов краем глаза заметил подкрадывающегося к нему  "древнерусского
витязя" и  попытался встать  на колени, чтобы  прицельно  выстрелить. Но тот
прыгнул прямо с карачиков и странно крутанулся в полете...
     Нога  преступника,  облаченная  в  огромный  сапог,  поразила  капитана
Никодимова в голову. Напоследок подумал он вовсе не о проваленном задании, а
о том, что движения "витязя" напоминают ему всемирно известный танец гопак.






     --   Однакож,   братие,   едва  ли  пара  часов   у  нас  осталось,   а
позиционирование  бесовское   превыше  нашего  разумения.   --   пожаловался
непривычно нервный Путята.-- Ну вот же, несущая частота есть, как и положено
1523   мегагерц,   гражданский   код  проходит,   а  позиция  у  нас  вельми
неоднозначная.
     -- Да не  бесовское оно,  просто один  из трех спутников, надобных  для
триангуляции, как  раз скрылся из окоема.-- объяснил Ерманик.-- А следующий,
собака, чем-то экранируется, орбита-то низкая, может вон той кучей арматуры.
     Но Путята от этого объяснения осерчал еще больше.
     --  Кроме меня тут других начальников  нету, запомните это или зарубите
на бересте, так что про триангуляцию я один буду рассуждать.
     -- Эй, мальчики, смотрите, что я вам принесла.
     Светлана  раскрыла небольшую коробку из-под дорогого  торта, в  которой
лежали...
     -- Взрывчатка,  взрыватели,  детонаторы.  Это  вам  не  заначка  времен
подавления тамбовского  бунта.  Все  свеженькое,  никакого тола  и  гремучей
ртути.
     --  Взрывчатка  пластиковая,  детекторами  необнаружимая.--  подтвердил
Ерманик.-- Взрыватели вставляются так... и вот так еще...
     Путята хлопнул в ладоши.
     -- Теперь,  друже, проверим, как у  нас заладится  без  спутников  этих
окаянных. Ерманик,  встань  тут со  своим  пеленгатором, ты,  Ракша,  иди...
Или-бреди до той будки, теперь поворачивай назад. И что мы имеем с гуся?
     --  Сперва  я  Ракшу отпозиционировал  чин чином и  на дисплее узрел,--
сказал Ерманик, подстраивая  контрастность мониторчика, вделанного  у него в
наличник шлема.-- Однакось, пошли помехи, егда он за той будчонкой оказался.
     Ерманик повертелся,  изменяя положение своего панциря,  играющего  роль
приемной антенны.
     --   Да  там  рифленое   железо   укреплено,  сигналам  помеха.--  стал
оправдываться Ракша.-- В другом месте лучше будет.
     -- А чего нам надеться на лучшее, с Батыем  уже  отнадеялись.--  махнул
рукой Путята.-- А ты како, Митрий?
     Дмитрий Галкин  сидел  рядом  с водительницей Светой в ее  разбойничьем
"БМВ", снабженном позиционирующей,  связной  и  пеленгующей  аппаратурой.  А
также мощной оптикой. Свой среди псов-витязей. Такой же  бандит, находящийся
в  розыске.  Ночевали  они  сегодня на каком-то заброшенном складе, отчаянно
обгаженном голубями  --  только Светлана  нашла где-то постель получше. А  с
утра пораньше отправились сообща брать кирпичевский институт.
     -- У меня, Путята, с позиционированием все ладится. Позиция однозначная
и вас четко пеленгую. Вы у меня как на ладони, то есть на карте.-- И в самом
деле,  сотоварищи  сейчас  представали  семью букашками  на  двух  дисплеях,
переносном и стационарном...
     --  Мальчики,  заканчивайте  вы  с  этими   координатами.  Вам  пора,--
поторопила Света.
     Псы-витязи  вернулись в микроавтобус и небольшой кортеж вскоре оказался
перед пустырем. За ним виднелась махина института, слегка размазанная густым
осенним  воздухом.  Рафик остался  во дворе  грустного дома  с замурованными
окнами,  а  байер  въехал  на небольшой пригорочек,  оставшийся  от  забытой
каким-то древними строителями кучи песка...
     Отряд  двинулся  гуськом,  шествие замыкал  Митя,  который  играл  роль
связного-провожающего.  Путята  разъединил   кусачками   колючую  проволоку,
украшавшую полуразвалившийся забор, и дал  отмашку  "вперед". За забором все
рассыпались  в  цепочку, выискивая  цепкими первобытными взглядами дренажный
люк.
     Раздался крик в стиле какой-то вымершей птицы, это Еруслан отыскал сход
под землю и дал условный знак, на который бодро направились все остальные.
     Но,  чтобы  добраться  до  чугунной  крышки,  понадобилось   произвести
перегрузку нескольких тонн ржавого металлического лома, в  ходе  чего витязи
отпускали давно забытые древнерусские ругательства про щуров и пращуров.
     -- Ну вот, твоя очередь люк поднимать,-- сказал Еруслан Ракше.
     -- А почто я?
     -- Потому как  ты самый  могутный  из нас. Это ж ты Евпатия подначивал,
давай-давай, мы тебя поддержим, не посрамим.
     --  Мне не  ваша  свара  нужна, а  дыра в  подземное царство.--  грозно
напомнил Путята.
     Витязи дружно подняли люк и стали зажимать носы.
     -- Не хочу в говнище сгинуть аки червь.-- опасливо произнес  Еруслан.--
Да и, это самое, негигиенично там. Правда, Митя?
     --  Но если  помыть  руки перед  едой,  то ничего,--  отшутился Галкин,
которого пробирала постыдная радость от того, что  ему не  надо спускаться в
мокрую вонючую яму.
     --  А мне  оное  испражнение  только в  радость, значит в  канаве давно
никакого работника не было.-- подбодрил себя Ракша.
     -- Так может бесовская  сила там обитает?-- могучая рука Мала обхватила
маленький крест на груди.
     --  А сам-то кто,  честный христианин, что ль? Честный обязан через лет
пятьдесят,  самое большое семьдесят, к своему Господу Богу  на Суд являться.
Так что, разматывай веревку.-- распорядился Путята.
     Псы-витязи  опустились  вниз   и   согнувшись,  с   кольчужным  звоном,
сосредоточенно  принялись  месить грязь в дренажной канаве. Наверху  остался
Митя, свесивший в дыру чуткий звукоуловитель.
     Решетку  шлюза  первым   заметил  идущий  впереди   Ракша,   оснащенный
"мракоглядами"-инфравизорами. Но тут его остановил Еруслан.
     -- Ниточка впереди светящаяся, растяжка что-ли поставлена...
     --  Дай-ка я, меня  еще в  прошлую  войну учили их снимать.--  вызвался
Ракша.
     -- Ты уверен, что научился? В позапрошлую войну  я тоже снимал еропланы
из винтовки, а севодни мое умение устарело.-- сказал Путята.
     --  Лазер  это, сиречь лучик, возбуждением  атомов произведенный, а  не
ниточка,-- вперед выступил  Ерманик. Сейчас  я  его зеркальцами переломаю...
Ну, теперь скользи понизу, друже...
     Проворный Ракша первым оказался у решетки:
     -- Ну, ей худо придется. Еруслан, у тебя взрыватели?
     -- С  взрывчаткой каждый может.-- Еруслан подошел и врезал  сапогом  по
решетке. Потом второй раз. Третий раз уже не понадобился.  Решетка безвольно
упала, а "подслушивающий" Митя чуть ума не лишился от дикого грохота.
     -- А почто это шлюзом зовется, сильно на яму похоже. Вот уже и мокро по
яйца.  Эй,  "сельдерей",  на  связи  "укроп".--  звонким   шепотом  произнес
Путята.-- По шапку воды не станет?
     -- А  далеко ли  шапка  от яиц?--  не удержался от ехидства "сельдерей"
Галкин.-- Что с шлюзовыми воротами?
     -- Шлюзовые  ворота хоть и подняты, а нырять надобно. Утопнуть я боюсь,
братцы, в воде ведь русалки, защекочут, утащат.
     Митя вышел на связь со Светланой на слабой отражающей волне, излагая ей
опасения витязей.
     --  Если, милые мои, шлюзовые ворота подняты, значит  уровень грунтовых
вод не настолько высок, для русалок, пожалуй, нет оперативного простора.
     -- Для русалок мелковато,-- послушно передал Митя, хотя понимал,  что в
любой  момент  рискованная  операция  может  стать  несовместимой с  жизнью.
Впрочем, смотря с какой жизнью?  Похоже, жизнь у псов-витязей  не на волоске
висит, а на крепком пеньковом канате.
     Они  нырнули  один за другим вслед за своим  Черномором и вышли из зоны
слышимости.  И  если  они   вынырнут,  то  должны   будут   найти  отверстие
вентиляционного штрека, что ведет  прямо к главной энергетической установке.
Затем им предстоит забраться  туда,  проползти прямо под редуктором,  где по
скромным  подсчетам Светланы  "меньше" шестидесяти, и  только тогда наступит
решающая фаза операции.
     Шли  минуты, шли горячими лапками  по Митиным кровеносным сосудам.  Вот
уже пятая. Сейчас  витязи  уже должны пересечь  хладоцех и  подать  сигналы,
которые  отразятся  на экранчике  "Нокии"  семью пятнышками. Но  сигналов не
было,  как  и  выхода   на  аудиосвязь.  Институт  оказался  слишком  хорошо
заэкранирован --  так чтобы и ЦРУ  со всей со всей радиоэлектронной мощью не
могло его прослушать.
     Митя поднялся  с земли, вытянул из  дыры свой  бесполезный  микрофон  и
вышел  на  связь  со  Светой...  Света  не отозвалась,  в  зоне видимости  и
слышимости не было  ни  доктора наук, ни байера. Митя бегом  припустил на то
место, где стоял "БМВ". И опять-таки лишь следы шипованных  колес и рюкзак с
брикетом пластиковой взрывчатки, от которой Света решила избавиться.
     Так  и есть  --  наводчица  из бывших путан,  информаторша  ментов. Или
просто трусливая потаскуха?
     Исчезновение Светланы  сулило скорые и почти  неизбежные  неприятности.
Надо  было  сматывать  удочки, теперь он  уж точно  отыграл  свою роль. Митя
застегнул  куртку,  замер под хлынувшим  ливнем.  А потом полез  в  ту самую
преисподнюю, в которой недавно исчезли псы-витязи.






     --  Сложить оружие,  все  эти  железяки  на пол.--  командный голос был
гулким, почти нечеловеческим.
     Люди в  камуфляже стояли по всей галерее, опоясывающей зал  и стволов у
них было как иголок у дикобраза. Вохровцы лишь отдаленно  напоминали обычных
стрелков  военизированной охраны, низкорослых и нескладных. Это были крепкие
"пацаны" с характерным блатным  типом  лица и круглыми как мячи  стриженными
головами.
     --  Сосуд  греха,  обольстила, ввела в соблазн,  довела до погибели, ей
веселие, нам паки беды адовы,-- уныло протянул Путята, имея ввиду Светлану.
     Однако обольстительница Светлана неожиданно отозвалась.
     -- Да, мальчики, хватит  играть в железки.  Наигрались  уже за  семьсот
лет.
     Она стояла где-то там, наверху, прикрытая людьми в камуфляже.
     -- Значит, таки обманула нас блядь.-- протянул Ракша.
     -- Ляжем костьми, но оружия не сдадим.-- призвал Еруслан.
     --  Кости  нам  тоже  сгодятся,--  сказал  голос глухой  и  старческий,
вызывающий стук зубовный.
     -- Истинно Кощеевы слова, прости господи.-- Путята осенил себя крестным
знамением.
     -- Это никакой не Кощей, а академик Петр Эдуардович  Кирпичев, директор
института.-- подсказала Светлана.
     --  Я  не  хотел  напугать вас,  мои  будущие  друзья.--  стал  утешать
Кирпичев.--  Просто  ваши кости,  другие  ткани,  и  тела  в  целом являются
замечательными исследовательскими установками, установками  по  исследованию
сверхдолгой жизни. И, конечно же, вам не о  чем беспокоиться. Кроме анализов
от вас ничего не понадобится. Ну, может быть, еще хорошее настроение.
     --  Конечно,  мальчики,  вам   не   о  чем  беспокоится.--  подтвердила
Светлана.-- До конца жизни, продолжайся она хоть целую вечность,  вы  будете
на довольствии института. Заодно и человечество облагодетельствуете.
     -- Чего  нам  о человечестве думать, о  нас  не шибко оно заботилось. И
пайкой  нас не купить.  Лучше убьем себя,  друже.-- предложил  Путята.-- Ино
распотрошат  они нас помаленьку, а опосля чучела  наши выставят  в зоомузее,
вместе с мамонтами.
     -- Не стоит  самоубиваться, мальчики.  Даже на трупном  материале будут
проведены успешные исследования.-- предупредила Света.
     -- Дабы  нечестивые  ваши  начальники каждую  свою  клеточку  оборонили
синкутиумной пленкой.-- гневно, но  эрудированно выкрикнул Путята.-- Нет уж,
фиг вам. Мы лучше убьем себя. Я убью Мала, Ракша Ерманика, ну и так далее.
     -- Нет, лучше я тебя убью,-- возразил Мал.
     --  Похоже,  в  товарищах  согласия  нет,-- заиронизировал Кирпичев. --
Особо упорные могут отойти в сторону и сегодня же стать  ломтиками на столах
у  патологоанатома. Остальных ожидает бесплатное пиво и общество симпатичных
лаборанток, пардон, красных девок.
     -- Ладно, мы-таки складываем оружие,  лучше пожить еще, чем скончаться,
потому как жить мы привыкли, -- неожиданно покладисто молвил Путята.
     -- Тем более,  это и  не  оружие вовсе, а металлолом один,--  удрученно
добавил Еруслан.
     --   Правильно,   умнички,--   похвалил   Кирпичев,  плотно   прикрытый
сотрудниками службы безопасности.-- Если бы вы были  принципиальными, то  не
дожили  бы  до наших  дней.  И  я  смотрю вы  неплохо  дожили,  мои  дорогие
мафусаилы,  такие упитанные, румяные... А  вооруженьице не ругайте свое,  мы
его пристроим в музей, пусть детвора изучает.
     И псы-витязи  стали  бросать  свое  оружие: копья-сулицы, мечи,  сабли,
чеканы,  цепы, кистени, сакрамасаксы, булавы, клевцы, секиры. По грохоту это
напоминало действительно сбор металлолома. Некогда грозное  оснащение воинов
окончательно превратилось в музейные экспонаты.
     -- Ну  вот  и  все. Вставить к стенке и расставить ноги,--  скомандовал
начальник ВОХРа, направляя по трапам своих крепышей к сдавшимся витязям.
     --  Нет, не  все.--  внезапно и с  неожиданной броней  в голосе сказала
Светлана.-- Здание заминировано. Не приближайтесь ко мне, не то пожалеете.
     --  Что   ты  плетешь,  Светлана   Павловна?   Мы  ведь  обо  всем  уже
договорились, ты же сектор получишь!-- удивился Кирпичев. Он был уже стар, и
думал хоть верно, но медленно.
     -- Знаю я твой  сектор на одной  отдельно взятой  кровати.  Решил опять
бесплатно Василисой Премудрой пользоваться, Кощей Бессовестный? Не выйдет.
     Два дюжих вохровца, стоявшие рядом со Светланой,  безмятежно опустились
на  пол  --  у  каждого из шеи торчало по  шприцу  с опорожненной ампулой, а
сильно успокаивающее средство уже растеклось по их телам.
     Но другие  вохровцы,  послушные легкому движению начальственной головы,
поспешили к женщине, выкинувшей очередной фокус.
     Тут и раздался взрыв, разлетелись куски металла,  с галереи упало тело,
застонали раненые. Приличная дыра теперь разделяла Свету и вохровцев.
     -- Боль -- это прикосновение  Бога, так выразился один поэтишка. И, как
вы могли убедиться, женщины не всегда врут.--  сказала Светлана  в перерывах
между стонами,  потом добавила, заметив нацелившиеся на нее стволы.-- Ко мне
ни шагу, хоть один выстрел и все сдетонирует сразу.
     Она  резким движением распахнула кофточку  --  заманчивое тело,  в  том
числе  пышный бюст облачало защитное  одеяние:  пуленепробиваемый слой  плюс
сенсоры.
     -- Когда ты успела, Света?-- тяжело вздохнув, спросил Кирпичев.
     -- Два года назад, когда  ты подписал приказ о моем увольнении, дряхлый
козел. Ты думал, что превратишь обременительный служебный  роман в блядки на
стороне, а получил вместо этого минную войну.
     Несколько простодушных  вохровцев  испустили смешки,  но тут же стихли,
услышав кряхтенье  большого начальника. Затем раздался его голос  -- понурый
голос кающегося грешника.
     -- Как же мне раньше невдомек было?  Как же я не не заподозрил  ничего?
Ну, зачем тебе, вполне  нестарой на вид, так упорно было выбивать  деньги на
перфекциновый  проект,--  Кирпичев вдруг сорвался на  вороний клекот.-- Баба
Яга, ведьма, семьсот лет как на пенсию пора!
     --  Евпраксия, это ты?--  крикнул Путята Светлане.-- Это  ж ты,  я тебя
признал.
     -- Может и  да,  только  не  на  что  не  рассчитывай,  блядун.--  живо
отреагировала Светлана.-- Я тебе не жена больше, а в лучшем случае коллега.
     -- Ладно,  берите  пока этих древнерусских,--  решил Кирпичев.-- А если
снова  рванет,  стреляйте  по Светке  на  поражение...  пара  новых  взрывов
особенно  им  не поможет,  а на большее у  этой  старой  стервы  самодельной
взрывчатки не хватит.
     Одни вохровцы  стали  аккуратно подбираться  к  "старой стерве", другие
спускались  в  зал,  к   псам-витязям   --  чтобы  повязать  их   с  помощью
разнообразных упаковочных материалов.
     Тут и рвануло снова. Вохровцы собрались было  стрелять на поражение, но
свет погас и стало ясно, что старый Кирпичев недооценил древнюю Светлану...
     Тот, кто  имел приборы ночного видения, мог заметить, что псы-витязи не
кинулись с копьями навстречу  пулям, как это делали зулусы Чаки,  не  пали в
откровенно неравном бою, как малая дружина Евпатия Коловрата.
     Как  выяснилось,  кольчуги  и  панцири,   благодаря  металлопластиковым
композитам, защищали от пуль. В шлемах исправно работали встроенные средства
связи  и  целеуказания. Копья-сулицы  обернулись  одноразовыми гранатометами
"РПГ-2000", чеканы превратились в малогабаритные пистолеты-пулеметы "ПП-21".
     Кроме того, псы-витязи  не стояли  на месте, представляя собой  удобную
мишень.  Они  рассыпались по  окрестным  помещениям  и переходам, в  чем  им
помогла пластиковая карточка, изъятая у Самохвалова.
     Главное  побоище состоялось в генераторном зале -- там атака  вохровцев
захлебнулась  под   обеими  редукторами,  где  псы-витязи  удачно  применили
электроразрядные устройства, имеющие вид древнерусских кистеней.
     В комплексе опытных цехов вохровцы были атакованы с воздуха, потому что
псы-витязи легко перемещались с помощью  "кошек" по трубам вытяжной системы,
вьющимся под потолком.
     Впрочем, перевес сил был  по прежнему на стороне академика Кирпичева  и
он это знал. Против семи псов-витязей еще две дюжины вохровцев. На подходе и
отряд ОМОНа численностью в двадцать  стволов. Кирпичев был уверен, что трупы
древнерусских  воинов  вскоре  займут  свои   законные  места  на  столах  в
анатомическом отделении и мертвое тело Светланы тоже окажется там. И от этой
уверенности   сладковатая   змейка  шевелилась   где-то   в   нижней   части
позвоночника. Она ведь не будет возражать, если он еще разок ее попробует...






     Митя двинулся  тем же путем, который уже увел в никуда псов-витязей. На
ходу  бывший  программист  сам поставил  себе задачу:  пользуясь  суматохой,
добраться  до  запасов "Инго",  которые  хранились  на складе  биопрепаратов
уровня "Три плюс". Вопрос был в том, сколько будет  этой суматохи  и не надо
ли ее еще больше усилить...
     И  задача   и  вопросы  были  какие-то  абстрактные.  Первый  раз  Митя
участвовал в  том,  что по-киношному называется  "action". Это когда  каждый
следующий шаг или  минута  увеличивают  шанс  погибнуть  вплоть до девяносто
девяти целых  девяносто  девяти  сотых процента.  Но  положительному  герою,
герою-избраннику, хватает и этой великой и могучей сотой доли процента.
     И  Митя каким-то невероятным усилием воли заставил себя  поверить,  что
именно  он и есть этот избранник, даже мысль  возникла,  что именно "возлюби
самого себя" будет  той  новой заповедью, которую  небеса спустят на  землю.
Теория выразилась  на  практике, его движение стало  быстрым, он переходил с
бега  на плаванье и и ползанье, и только сбавил  ход перед  системой зеркал,
установленной хитроумным средневековым мастером Ермаником.
     В  районе  шлюза уровень воды  было явно  выше уровня его головы.  Митя
отважно нырнул, чтобы  проплыть под полуопустившимися воротами, но  потянуло
его  куда-то в сторону,  к сливу. Вынырнуть удалось только  после  минутного
отчаянного утопания.
     Тут и пути-дороги назад не стало. Из-за ливня, вернее повышения  уровня
грунтовых вод, сработали  датчики и  шлюз  закрылся, превратившись  в стену.
Митино  мужество   претерпело  трансформацию,  став   из   сознательного   и
лозунгового подсознательным и вынужденным. Теперь оставалось только ползти и
ползти к силовой установке по узкому вентиляционному штреку.
     Ветер  все  более обжигал кожу, вибрация стряхивала мясо  с костей, пот
плыл  по телу густой волной. Псы-витязи уже здесь  прошли.  Но на  то  они и
мутанты, чтобы после  них уже никто. Не  люди,  нелюди, монстры, которым  ни
себя ни других не жалко.
     Митя чувствовал  себя безмерно одиноким и обиженным, когда добрался  до
раскаленной стальной стенки, представляющей кожух турбины генератора. И что,
внутрь? Под  руками  сдвинулся раскаленный  как  сковорода  лист  железа, за
которым начиналось  откровенное пекло.  Садись-ка на противень, да полезай в
печку.  А покажи, баушка  яга,  как надо?  А  вот  как.  Надо  помочиться на
футболку и  обвязать ей голову. Хорошо, что с утра он принял пива,  так  что
есть  в  пузыре  запас  "живой воды", как  выражаются народные  целители.  А
остатки накапать на носовой платок. Затем его пополам и  обвязать тряпочками
обе руки.
     Под   вращающимся  ротором  его   поджидал  первобытный   ужас.   Страх
уравновешивал   боль,  отчего   голова  могла   соображать,  а   мускулатура
действовать. И хотя смерч срывал Митю и пытался растерзать, намотав клочьями
на  турбину,  он  вгрызался  в  стальные  листы, в  неровности, в  стыки,  в
заклепки...
     Митя выкатился из второй дыры в  кожухе генератора почти неживым, огонь
хозяйничал в его теле, добивая все, что там было еще живого. Дышать было уже
невозможно, выгоревшие легкие не принимали воздух. Он понял, что умирает.
     Умирающий  пополз,  стараясь не  вдыхать и не  глядеть  на  свои  руки,
покрытые  странными   багровыми   ромбами,   однако  подхватил   обороненный
псами-витязями гаечный  ключ. А  потом поднялся на четвереньки, ловя в глаза
разноцветные   объемные   кляксы.  Тут   за   обводом   редуктора   возникла
малоразличимая фигура и Митя "наощупь" ударил внезапно появившегося человека
гаечным ключом -- по колену, затем по скользнувшей вниз голове.
     Тут  в  его обожженных руках  появилось  трофейное  помповое  оружие  и
знаменитым ковбойским  движением он передернул коробчатый  затвор. Затем два
раза выстрелил, откидывая  здоровенные гильзы на кожух редуктора, в какие-то
малиновые  пятна, которые возможно были противниками. Пятна  исчезли, а Митя
подобрал патронташ  и, сделав несколько  шагов, оказался  в царстве  пузатых
емкостей, выстроившихся  вдоль  стен как  окаменевшие динозавры.  Тот  самый
хладоагент.
     Горящие руки неловко полезли в рюкзак, причем  каждое  касание казалось
зверством.  Они  нащупали   предмет,  похожий   на  кусок  халвы  --  брикет
тетраметилхлорагона.  Однако пришлось вернуть  "халву" в  рюкзак, когда пуля
разрубила стальную балку неподалеку  от  его  головы. В Митю  никогда еще не
стреляли  с расстояния в двадцать метров из калибра "12,7". Думать тут  было
не о чем, но тело само сделало несколько молниеносных движений в меру своего
примитивного понимания  безопасности. Митя обнаружил  себя втиснутым в узкую
щель между цистерной и распределительным щитом.
     Сейчас  надо  было  отжать  провалившуюся  в  плечи  голову  и  увидеть
противника.  Как ни  странно,  но  боль от потревоженных  ожогов помогла ему
сделать это. Он намеренно  провалился вниз, выслушал  как пуля скользнула по
стальному  боку  цистерны, заторопился на четырех конечностях,  как ящерица,
между нависающим краем емкости и металлическим  полом, прицелился,  стараясь
не  думать  о  том, что противник тоже целится.  Выстрел из помпового  ружья
"откупорил"  вохровца  как  бутылку  шампанского. Убийство  было  конечно же
вынужденным,  но совершенно же непривычным делом. Митя  вспомнил то ощущение
катастрофы,  когда вожатый  в пионерлагере убивал  лопатой  рыжего крысенка,
заблудившегося в  красном  уголке. И  сейчас  оно  вспыхнуло,  но  только на
мгновение,  растворившись  в  тенях  беспредельности,   которую  отбрасывали
псы-витязи.
     Теперь  осталось  закрепить  взрывчатку  и  вставить  взрыватель.  Митя
раздавил  пальцами капсулу и,  несмотря на  боль,  бурлящую в руках, получил
что-то  вроде  удовлетворения. У  него  кое-что получилось!  Митя подошел  к
мертвому вохровцу и, стараясь не поймать "взгляд" застывших глаз, вытащил из
брезентовой сумчонки противогаз --  первое в его жизни  мародерство. Едва ли
пара минут была у него, чтобы смотаться отсюда.
     И тут огромный храмоподобный хладоцех огласила канонада.
     Это трудился  с  одной стороны  Еруслан,  с  другой -- трое  вохровцев,
которые, судя по всему, пытались  зажать витязя  в клещи. У  Еруслана сквозь
пробитую на боку бляху панциря пузырилась кровь, еще и расплывалось багровое
пятно  по   грязному  рукаву  рубахи.  Бессмертный  мог  отстреливаться   из
самодельного Стечкина только левой рукой. Однако делал  он  неплохо,  чуть и
Митю не подстрелил.
     -- Ну что ты лезешь везде без спроса!-- сказал Еруслан, вовремя  отведя
ствол и переворачиваясь на спину, чтобы немного отдохнуть.
     --  Надо  сваливать,  сейчас сильно  рванет,  я  тут  постарался...  За
цистерной, пронумерованной цифрой "5", на плане запасный выход.
     Однако Еруслан отозвался неожиданным образом.
     -- Да  ладно тебе.  Куда уж мне  спешить? Обложили  со всех  сторон,  и
только смерти моей ищут, как будто она и в  самом  деле рядышком. А тебе еще
можно бежать, можно и в полон отдаться, сейчас это не срамно.
     -- Отдаться?-- эта мысль показалась Мите привлекательной, но все ж таки
с позором отступила.
     Прояснившимся от страха глазом он определил "коридор", по которому надо
было проскочить до небольшой вышки, откуда  хорошо простреливался почти весь
цех...
     Очередь рванула  воздух возле уха,  но  до вышки он добежал, потому что
страх и  раж несли его  на своих крыльях.  Едва отдышавшись, заставил залечь
вохровцев. Его хилая рука  усмирила могучих  врагов! Победный вихрь вырвался
из его груди воззванием к соратнику:
     --  Ну, неужели  ты хочешь,  чтобы  тебя  какие-то  бабочки однодневные
прикончили? Присоединяйся к отступлению, древний.
     Облаянный витязь наконец, потрусил к запасному выходу, прижимая  правую
руку к боку и от этого теряя всякую ловкость.
     Пуля, выпущенная  в замок  маленькой железной  двери,  стала отворяющим
ключом. За дверью была темная  и гулкая стальная  лестница, уходящая куда-то
ввысь.
     Несмотря на израненность Еруслан вдруг воспрял и двинулся вверх не  без
резвости. Парочка вохровцев строчила откуда-то снизу, но свинец только играл
пьесы  на  стальных  конструкциях. Впрочем, наверху опасно возник  очередной
неприятель и попытался выстрелить  первым, но  витязь опередил его -- и тело
вохровца смайнало в лестничный пролет.






     Академик Кирпичев  сел пить чай в одном  из своих командных пунктов  --
чай с лимоном из граненого стакана с подстаканником. Это было его традицией,
в пылу битвы сесть как ни в чем не бывало и  погрузиться сознанием в горячий
космос индийского производства. Но, сделав глоток, он  почувствовал: "как ни
в чем не бывало" не получится.
     Те, цифры  которые струились  и по  огромному  экрану,  оккупировавшему
стену,  содержали какую-то угрозу, которую  он пока не  мог  охватить  своим
старческим умом.
     -- Что-то не то.
     -- Да бог с вами, Петр Эдуардович,-- замахал руками главный инженер.
     --  Взрыв  в  резервуаре  номер  пять хладоцеха,  остальные  резервуары
повреждены,  пробит  главный  теплообменник,--  подсказал  молодой  дежурный
технолог.
     -- Инфаркта моего хочешь,-- закричал Кирпичев, понимая что технолог  ни
чем не виноват.-- Блокируйте цех...
     -- У нас  автоматическая блокировка после повреждения электропитания не
работает,-- сказал главный инженер, пытаясь снять с себя ответственность.
     -- Ну так пошлите людей, чтобы заблокировали вручную!
     -- Есть,-- главный инженер стал отдавать команды по селекторной связи.
     -- Никого сейчас не надо туда посылать,-- сказал технолог.
     -- Эй ты, как там тебя, Кирилл. Почему это не надо?-- грозно надвинулся
Кирпичев.
     -- Двести  кубов агента  Ф-42 за пару минут выйдут наружу. Смесь агента
Ф-42 и  воздуха в смеси 1:7,  а именно  это мы сейчас  получим  в хладоцехе,
может сдетонировать в любой момент. Достаточно искры.
     --  Вырубить  все  электричество!..  То  есть,  оставить  лишь  питание
вентиляционных систем.
     Вахтенный инженер оказался преступно  медлительным. Кирпичев привалился
к   пульту,   открыл   своим    царственным   паролем   систему   управления
электропитанием и стал отключать линии и подстанции.
     -- Там еще и стреляют.-- напомнил технолог Кирилл.
     --  Запретить применить  боеприпасы!  Пускай ходят в  штыковую,  как  в
гражданскую.
     В  ответ  на  столь  бодрое  распоряжение случилось  два  толчка,  один
послабее, другой, куда мощнее -- на  уровне землетрясения. Несколько колонок
цифр на огромном экране сразу исчезло, зарябил и ряд мониторов, пристегнутых
к камерам наблюдения с нижних этажей  института. Но сразу тревожно зазвонили
телефоны, запищали селекторы, затараторили технологи и операторы...
     -- Дренажной  системы на  уровне "Пять  минус"  больше нет...  Объемный
взрыв, так сказать, "вытащил пробку" из залитых водой нижних уровней... Вода
пошла и  очень интенсивно, сейчас  ведь осенний  паводок, Петр Эдуардович...
Рухнуло  перекрытие на этаже опытных цехов... Все лифтовые шахты вырубились,
вторая  аварийная  лестница  не  просматривается...  Концентрация  токсичных
веществ на этаже "Три минус" превышает ПДУ <$F предельно-допустимый уровень>
в сто раз. Это газ и продукты сгорания...
     -- А вентиляция, что вентиляция?-- обратился Кирпичев в поисках хороших
новостей к главному инженеру.
     -- Вы же знаете, какая у нас вентиляция, Петр Эдуардович.
     --  Так дайте хотя бы  сигнал химической  тревоги,  пускай  все наденут
противогазы,-- стал орать Кирпичев на заместителя по ГО.
     -- Уже  дал,  Петр  Эдуардович,  дал сигнал химической  тревоги, каждый
должен взять свой противогаз и надеть его.--  преданно отозвался заместитель
по ГО.
     --  И  где  этот  каждый  возьмет свой  противогаз?--  буркнул технолог
Кирилл.-- Вся химическая экипировка  осталась  на затопленном уровне  "Шесть
минус", а новую мы так и не получили. Только  у ваших замов есть противогазы
в ящиках письменных столов.
     Зам по ГО сразу куда-то потерялся.
     -- Мы отравимся?-- спросила хорошенькая секретарша Маша у своего шефа.
     Но  тот  уныло молчал,  вспоминая другие  более  светлые моменты  своей
жизни, когда вручал ему  орден лично генеральный секретарь. А после вручения
был банкет  в кремлевском  зале.  А  после  банкета ему отдалась искрометная
ткачиха  Валентина, героиня труда.  Да еще как отдалась -- обслужила со всех
сторон.  Не  удивительно,  что  эту героиню  вскоре  отправили в космические
дали...
     --  Как  минимум  отравимся,  Маша.  Ну  это,  как если  с  клеем  "БФ"
переусердствовать. Поражение нервной системы, депрессия, психоз.-- порадовал
Кирилл девушку. Та протяжно запищала.
     -- Вон,-- заорал  Кирпичев  Маше и Кириллу.-- Всем вон. И мне тоже вон.
Персоналу  покинуть  институт. С виноватыми расправлюсь  завтра. Вохре одеть
противогазы и продолжить уничтожение бандитов!






     Митя с Ерусланом кое-как  осилили  пять-шесть пролетов, уже видна  была
заветная дверь со светящейся надписью  "запасной выход", когда случилось два
толчка. Второй был настолько мощен, что показался землетрясением.
     Треснула  и   обвалилась  стена,   отделявшая   аварийную  лестницу  от
хладоцеха. Стена  успела  погасить  ударную волну, но  по ним  ударил  порыв
ураганного  ветра,  который  нес  и металлическую  крошку и приличные  куски
стали.  В  огромный  пролом  стала  видна  впечатляющая  картина:  цистерны,
вертящиеся  и катающиеся как мячики,  разорванные  трубы, среди их  плетения
беснуется и поднимается вверх вода. Над ней кружат зеленоватые вихри.
     Лестница натужно трещала и скрипела, почти что выла,  она  была  похожа
сейчас на динозавра с перебитым позвоночником. И похоже,  она  приготовилась
рухнуть в тот бульончик, что бурлил внизу.
     Митя ощутил острый приступ стыда за то,  что сотворил своими руками. Но
тут же  вспомнил,  как  много  позволено герою-избраннику.  И что  забота  о
товарище также входит в круг его обязанностей.
     -- Еще успеем, поднажми, Еруслан.
     --  В  голове  все  плывет  и  кружится  от  этой  вони.--  пожаловался
соратник.--  Что-то замаялся я. Или по своим соскучился. Давно женушку Настю
не видел, и тятьку тоже.
     От  мысли,  что бессмертный может умереть, Митя ощутил в  один момент и
какое-то слабое злорадство, и сильную тревогу.
     --  От  вони   противогаз   помогает,  на,  покрасуйся.  От   тоски  --
приключения. И по-моему, их у нас хватает.
     Еруслан в противогазе почти перестал хвататься за поручни и превратился
просто в куль, который Митя тащил на себе. Несмотря на эту явную перегрузку,
Мите  казалось, что  он  парит. Газ, даже  смешанный с продуктами взрыва, не
имел резкого запаха, но  он теснил легкие и оседал мутной плесенью в мозгах.
От этой "плесени" Митя словно пребывал в  невесомости, и не очень соображал,
где лево, где  право.  Только верхнее  направление оставалось ему интуитивно
понятным.  Иногда ему было  доступно  зрелище  огромных цистерн, плывущих по
цеху, и тогда, несмотря на общее отупение, морозец пробегал куриными лапками
по его коже.
     А лестница тем временем в конвульсиях прощалась с жизнью. Водяной поток
бросался  на  нее,  обхватывал водоворотами. Сейчас обрушит лестницу,  а  их
утащит, задушит, понесет бесчувственными тушками.
     Вот  она задергалась  в  последних скрипучих судорогах, чуть не сбросив
Митю и  Еруслана, а  потом стала валиться вниз. Вернее она рывками  сползала
вниз, вначале на пять метров, потом еще метров на семь. От очередного толчка
ноги Мити соскользнули со ступеньки и заболтались в воздухе. Тут уж стало не
до Еруслана.  Руки  рвались  под  тяжестью налившегося свинцом тела.  Сердце
забилось  как воробей, угодивший в сачок, затем стало холодеть  и  затухать,
чувствуя  смерть.  В голове  ничего  кроме глупостей  возникало. Чем ближе к
концу,  тем  все тягучее  и хилее  были  мысли  --  и  никаких  предсмертных
откровений.
     Не  затухающий мозг, а  гораздо  более  активный глаз  заметил  остатки
лестничной площадки, вернее несколько погнутых  прутьев, торчащих из  стены,
за которыми  имелась  обшарпанная, убогая, но вполне настоящая  дверь.  Митя
чуть качнулся и полетел. И сперва даже не понял, вниз или  вперед, но пальцы
успели  ухватиться  за площадку.  Когда-то, в  школе,  он мог подтянуться на
турнике  разве  что  разок-другой. А  сейчас  он  подтянулся, выпрямился  и,
ухватившись, за  ручку зубами,  принудил дверь распахнуться.  Закрепившись в
дверном проеме, Митя на секунду  поразился  проступившим  под кожей жилам  и
протянул руку Еруслану. Витязь послушно поймал протянутую ладонь, но тут под
ним все  рухнуло и  разверзлось. Огромная туша древнерусского  воина рванула
Митю вниз.
     Напряглись доселе  неизвестные группы  мышц,  глотка испустила  рычание
достойное чемпиона по штанге, вместе с тем случился жим, рывок и толчок.
     Они оказались в неосвещенном помещении, напоминающем гараж. На бетонной
площадке стояли погрузчики и транспортеры, а по пандусу можно было подняться
на верхний ярус, откуда  по идее...  Хотя система позиционирования приказала
долго  жить, но "Нокия" еще  выдавала  из своей  памяти  план  кирпичевского
института в разных  проекциях -- похоже,  на  этом уровне находился склад  с
заветным биопрепаратом.
     И тут из  какой-то  неприметной щели  как  тараканы побежали  вохровцы.
Тараканы плевались огнем.
     --  Дальше  сам,  Митрий.--  сказал  Еруслан,  сделав  пару  прицельных
выстрелов.-- А  я  здесь с ними останусь. На-ка  мои мракогляды, я и без них
вражью силу различаю.  Пистолет же я при себе  оставлю -- тебе наверху он не
надобен будет. Если что, повоевать смогу, не впервой пропадать.
     Митя,  согласившись,  без  всяких  церемониальных  прощаний  рванул  по
пандусу  на  верхний  ярус,  а  Еруслан,  умело  зрящий  сквозь  тьму своими
мутировавшими очами, прикрывал его от  вохровцев. Затем забрался в погрузчик
и  пошел в лобовую  атаку  на врага.  Не  дошел,  врезался в столб,  потеряв
управление.
     А на ярусе Митя не нашел ничего, кроме лопастей громадных вентиляторов,
вделанных  в  стены. В  обычное  время  они  высасывали  гарь  из замкнутого
помещения гаража, да и сейчас какой-то поганец не стал отключать им питание.
А единственный выход был  прикрыт могучей дверью, способным выдержать натиск
целой дивизии.
     На  ярусе  стало совсем неуютно,  потому что  один  из  стрелков  ВОХРа
пристроился на крыше погрузчика и желал поближе познакомиться с "бандитом".
     Митя  вжался  в пол,  дороги вперед не было, да и назад тоже. Только на
тот свет -- или в вентиляционное  отверстие, в котором месили воздух лопасти
вентилятора.  То  есть,  никакого тут  выбора  -- это  тоже  смерть  в  виде
мясорубки, глаза в одну сторону, уши в другую, пенис  в третью. Кстати,  как
правильно, пенис или фаллос, сам собой задался неуместный вопрос?
     Над  головой  свистнула  пуля,  следующая  должна  была  приложиться  к
затылку, и  именно  эта древняя ретикулярная часть его мозга дала подсказку.
Митя  посмотрел "сквозь" мясорубку, а когда она  показалась  ему всего  лишь
чередованием света и тени, прыгнул. В полоску света.
     Боль  догнала его  и  рубанула  лопастью  по ноге --  ближе к  лодыжке.
Открытый  перелом  как  минимум.  Впрочем,  Митя был уже  с  той стороны,  в
небольшой  нише  --  вентилятор  как  будто вел  никуда. Перфорированный люк
наверху,  перфорированный внизу.  Из-за перелома не  упереться,  не сдвинуть
верхний или нижний. Да и где-то в бетон вделаны их крепления.
     Митя  кое-как  прислонился к  стенке,  испарина ползла  по  спине,  как
насекомое. Игра просрана. Непонятная игра, в которой он так и не разобрался,
где он, кто он, зачем он?
     В отчаянии Митя  заколошматил кулаками в стену  и...  она  треснула. За
примитивной  фанерной заслонкой  находился  мужской  туалет, находящийся  на
капитальном ремонте со времен мезозоя.
     Оттуда Митя пробился через заколоченную  дверь в неосвещенный  холодный
коридор, где никто не подавал ни малейших признаков жизни.
     И вдруг послышались голоса. "...  Я всегда говорила  что рванет, нечего
тут на каких-то террористов сваливать..."
     Митя  сделал   шаг  и   закачался  на   краю   пропасти  --  на   месте
предполагаемого   пола   оказалась   шахта   давно   бездействующего  лифта.
Инфравизоры  в этом  царстве термодинамической  смерти не  подсказывали  ему
ничего.
     Делать  шаг  назад  было  поздно.  Митя  различил  что-то  торчащее  из
противоположной стены и оттолкнулся  от края пропасти, пытаясь ухватиться за
этот  выступ.  Но  врезался  в  него  головой,  отчего  тот хрустнул и  стал
разваливаться.   Митя  судорожно  замахал   руками,  зацепился  за  какой-то
кронштейн,  рванулся и оказался... в типичном учетном отделе. А преодоленной
преградой был кондиционер, установленный на место лифтовой двери.
     Митю встретили  оживленные женщины,  которые  выражали  свое  удивление
агрессивным визгом. Какая-то упитанная дама попыталась огреть его табуреткой
по голове -- похоже ядовитые газы вызвали у нее острую рэмбоманию. Затем она
стала надвигаться мощным бюстом, намереваясь раздавить его.
     --  Секундочку, вы  что  спасателя не признали? Вам  что из МЧС  должны
специально позвонить и  меня представить?  Распоряжение об эвакуации  не про
вас?  Хотите  скончаться,  не дожив до зарплаты?--  затарахтел Митя, а потом
даже  хотел протянуть руку, чтобы поздороваться, но вовремя заметил на своей
коже никуда ни исчезнувшие ромбики котлетного цвета.
     -- Так на нас же не  распространяется.-- строго сказала упитанная дама,
но натиск прекратила.-- Мы тут секретные.
     -- Значит, уже распространяется, отстали вы от жизни, связи-то нет. Вот
я  вместо связи  и работаю,-- Митя непритворно застонал, страдая  от боли  и
тупых лиц секретных  работниц.--  Гражданки,  вам  велено  отсюда немедленно
выметаться, то бишь спасаться.
     Дамы вдруг смилостивились, прислушались и стали спешно исчезать.
     В  очистившемся  от женских тел  помещении сделалась  видимой  стальная
дверь с черепом и костями. Какой-то остряк  пририсовал черепу бороду и шапку
Деда Мороза.
     -- Как открывается эта дверь?-- окликнул Митя одну из последних женщин,
чья эвакуация замедлялась крупными габаритами.
     --  Там  сидит  один,  сторожит  склад  ценных  биопрепаратов.  Товарищ
Маленкович. Вы позвоните,  но он все  равно не откроет. Он открывает  только
Курочкину и главному.
     -- Так  и ему  ж надо эвакуироваться.-- едва скрывая  коварство, сказал
Митя.
     -- Ему  не надо,  кому он такой  нужен. Да  и сам он оттуда никогда  не
уйдет.  Он  ведь   тоже   своего  рода  биопрепарат,--   сказала  напоследок
дама-учетчица и скрылась.
     Однако  после  звонка  дверь неспешно  распахнулась  и Митя  вступил  в
царство холода.
     -- Ну, что это сегодня от Курочкина покоя нет. Вы -- Тюлькин, да? Какие
вам образцы?--  спросил некто, отчаянно худой и высокий. Возраст  его и даже
пол были трудноопределимым. И  вообще выглядел он страшновато. Наверное, это
и был товарищ Маленкович.
     -- Инго. За номером 345656. Вот так, кажется не ошибся.
     -- Не ошибся,-- подтвердил неопределенный как тень человек.-- Пошли.
     "Неужели  так  все  просто? И маразматик без лишних вопросов отдаст ему
вожделенный  препарат?"-- теплая волна прокатилась по  телу  Мити,  вытесняя
боль и холод.
     Они  двигались  вдоль  стальных  шкафов.  И все это изрядно  напоминало
хорошо оборудованный морг для долгосрочных упражнений студентов-медиков.
     -- Вот здесь они, любезный.
     Двери холодильника  распахнулись. Митя  с  большим  интересом  заглянул
внутрь и  тут  же  получил  крепкий  удар  в  левую  половину  затылка.  Ему
показалось, что череп  его разлетелся и наружу хлынуло  все что было внутри:
мысли, чувства, какая-то жижа и даже боль.
     Очнулся он от холода и от дурноты, выворачивающей внутренности  наружу.
Дурнота даже  была  сильнее  заметна  чем  боль,  бьющаяся  в  голове.  Митя
сверхусилием заставил себя разлепить веки.
     На одной руке лежал  жгут, из  вены торчала игла. Другая  рука нащупала
какую-то теплую гущу из волос и крови на затылке. Может там и мозги?..
     В  руки Маленковича  перекочевало помповое ружье и  оно было направлено
ровно  на Митю.  В магазине два  последних патрона,  но старичок  может и не
промахнуться,  если  он  там  какой-нибудь   пронафталиненный  ворошиловский
стрелок..
     -- Значит, ты перешел через порог Ходжелла и стал бессмертным.-- сказал
Маленкович дрожащим от зависти голосом.
     -- А вы?-- машинально простонал Митя.
     -- А я застрял на нем. Я старею, медленно превращаюсь в чудище, но и до
смерти  мне далеко.  Особенно если регулярно глотать "ингу",  особенно  если
жить  без радостей, в  холоде,  на суровой  диете. Это  разве  жизнь? А  ты,
значит, сподобился бессмертия...
     --  Мне  --  тридцать  лет...-- Митя сделал  паузу,  во  время  которой
отчаянно боролся с очередным натиском дурноты.-- Мне только тридцатник, хотя
я плохо выгляжу.
     --  Да нет,  ты хорошо выглядишь,-- оспорил старик Маленкович, учитывая
что тебе десять раз по тридцатнику, не меньше. А мне всего лишь сто, но жить
дальше  невмоготу! Я  тут  с  тридцать  восьмого года, с тех  пор  как  рыли
котлован под кирпичевский институт. Вначале как чекист, потом как зэк.
     -- Мне триста?-- вдруг поверил Митя,  забыв даже о дурноте.-- А чего же
Светлана ничего не...
     Он сейчас вспоминал то, что предшествовало виселице.
     --  Я  долго болел  и пил  воду,  настоенную на болотной ягоде. А когда
выздоровел меня повесили... Я был такой еще маленький, что палач держал меня
на руках, как мамка...
     -- А меня взяли на эксперименты, после  того как  я переболел  тифом на
этой  вот великой стройке.-- заговорил о  своем человек-тень.-- До Кирпичева
был  тут начальником орденоносный  академик Тришин. Тришин уверен  был,  что
мафусаилы существуют, что  дескать одного такого, по имени Еруслан, он лично
хлопнул в  Гражданскую, а тот ожил  и  ушел.  Тришин искал-искал и  все-таки
нашел  еще  одного  бессмертного  по  имени  Девлет.  И   вот  стали  делать
переливания крови от Девлета ко мне. Тришин решил вызвать у меня бессмертие,
а потом разработанный метод применить к товарищу Сталину.
     -- Мне можно встать?--  спросил Митя,  почувствовав, что незнамо откуда
подтекают силы.
     --  Нет, полежи еще, послушай.-- распорядился старец.-- Социализм, если
тебе еще неведомо,  это, в  первую  очередь исполнительская  вертикаль, если
точнее  пирамида. Чтобы ничего не посыпалось, тот, который сидит на верхушке
вертикали, должен жить долго, еще  лучше  вечно. Оттого, что у нас все вожди
были хлипкие,  социализм так  и  не удалось выстроить до конца. Девлет-то не
оправдал надежд, дефективный оказался,  в кому впал, пришлось его заморозить
на  неопределенное  время.  Эксперименты на  мне  тоже прекратились. Товарищ
Сталин безвременно  почил, товарищ  Брежнев тоже,  исполнительская вертикаль
полностью  и  окончательно   рассыпалась...  Но  теперь  все  наладится,  ты
качественнее Девлета, я буду  брать твою кровь и твое бессмертие перейдет ко
мне.
     Выслушав   этот   пассаж,  Митя   резко  ухватился  за  дуло   ружья  и
оттолкнувшись от пола локтями, обезоружил старика.
     -- Все, дедушка, отвоевался. Как не вертись, а в могилку ложись.
     -- Значит, ты так.-- ласково улыбнулся Маленкович.-- А мы сяк.
     Старец распахнул дверь еще  одного холодильника и  Митя увидел огромное
тело,  лежащее как  будто  в  неглубокой  ванне,  прикрытое  полиэтиленом  и
забросанное кусками сильно дымящегося сухого льда.
     Тело  вдруг  вздрогнуло,  потом  еще  раз  и...  стало  подниматься  из
углекислотного тумана.
     --  Да я  уже  поднял температуру с минус  двадцати до нуля.-- объяснил
Маленкович.-- Но, в принципе, он уже и сам собрался вставать...
     Полиэтилен  и сухой лед упали со встающего тела. Перед  Митей  оказался
мужчина  центральноазиатской   наружности,   с   невероятной   мускулатурой,
придающей ему вид совершенно  доисторический, с зеленоватой  словно граненой
кожей,  с инеем  на  длинных редких  волосах,  похожих  на  перья,  однако в
советских "семейных" трусах образца тридцатых годов.
     -- Будьте знакомы, Девлет, монгольский богатырь, аскер из рода таджиут,
родич  Чингиса...--  зазвенел  радостный  голос  Маленковича.--  Побей  его,
Девлетушка, но не насмерть, он нам обоим пригодится.
     Митя выстрелил,  но промахнулся.  Может, из-за тумана, или оттого,  что
так и не решился убить диковинного человека.  Но в следующее мгновение ружье
было  выбито  из его рук,  а сам он брошен  на  стену.  Всколыхнуло  болью и
сломанную конечность, и разбитый затылок.
     Девлет  надвигался  на  него  и поднимал  ногу.  Чтобы побить или чтобы
раздавить?  Что там творится в сумрачной  полуразмороженной голове  древнего
воина? И как найти силы к сопротивлению...
     Монгольский  воин  опустил  ногу, однако  же  на пол,  и  полуобернулся
налево.
     --  Ты полежи, Митя,--  сказал внезапно появившийся Еруслан,-- я с этим
батыром сам управлюсь... Кажись, знаком он мне.
     Батыр  зарычал,  а  может и сказал  что-то непонятно оскорбительное,  и
решительно двинулся к раненому витязю.
     В  руке у Еруслана появился меч, Девлет-батыр  сорвал со стены пожарный
топор.
     Топор свистнул, Еруслан уклонился от удара, но Митя понял, что шансов у
витязя не много.
     Митя поискал глазами что-нибудь полезное  для драки и пополз  туда, где
валялось отброшенное ружье. Но тут кто-то впился ему  в шею острыми пальцами
-- это постарался Маленкович. Митя дернулся, но старикан накрепко вцепился в
него холодными жилистыми пальцами Харона.
     Митя с трудом приподнялся, хотя боль  пронзала его там и сям как масло.
Затем  присел,  стараясь  не  рухнуть,  саданул  Маленковичу  локтем,  а уже
захрипевшего старца ухватил за шею и перебросил через себя.
     Он  мог теперь  оглянуться и увидеть,  что батыр загнал Еруслана в угол
между  двумя холодильниками, а  в руках у  витязя  нет  меча. Митя  рванулся
вперед... и полетел лицом в пол, неистребимый Маленкович ухитрился вцепиться
ему в лодыжку своими искусственными зубами.
     Старик натужно грыз  ногу,  а  ошалевший  от  боли Митя ухватил ружье и
выстрелил в  Девлета.  Батыр  вздрогнул и выронил топор.  Следующий  выстрел
пришелся в невыносимого старца.
     Патронов ни в магазине,  ни  в патронташе больше не было. Митя кое-как,
используя ружье вместо клюки, заковылял в тот угол, где Девлет  бил пудовыми
кулаками  Еруслана. А  в руке  батыра, толщиной смахивающей  на  бревно, тем
временем снова появился красный пожарный топор.
     Все ближе  и ближе мускулистая почти гранитная спина Девлета, и в самом
деле  прикрытая  роговыми  пластинами.  Вот так надо замахнутся и  приложить
прикладом в  голову... В самый ответственный  момент Девлет, почти не глядя,
перехватил приклад и Митя опять улетел в сторону.
     Сейчас Девлет  убьет Еруслана  и  возьмется за него. Зарубит, раздавит,
потекут мозги из умной головы под ноги дикаря.
     И  вдруг  в  глаза Мити  крупным  планом бросился крюк  от  подъемника,
который был закреплен на потолочном рельсе, свисал там и  пульт  управления.
Митя подпрыгнул на своих искалеченных ногах, было мгновение равное обмороку,
но  одной  рукой  он ухватился за  пульт, а  крюком подцепил семейные  трусы
Девлета. И сразу же хлопнул  по кнопке "вверх" -- подъемник ожил  и  потащил
батыра к потолку.
     Все  теперь зависело от крепости старинных сталинской эпохи  трусов.  И
они пока держались железно.
     Огромное существо уже барахталось под потолком. А на полу лежал Еруслан
--  похоже Девлет  успел  нанести ему  кроящий удар топором. Грудная  клетка
витязя превратилась в кровавое месиво.
     Тем временем  трусы  Девлета  исчерпали  свой запас мощности,  надрывно
затрещали и... батыр упал вниз,  на распростертое  тело  Еруслана. Попутно и
Митино сердце лопнуло как перетруженный воздушный шарик.
     Однако  из  гранитной  спины  рухнувшего батыра  вдруг  вылезло  острие
клинка. А затем батыр  перекатился  на бок. Как выяснилось, не сам. Лицо его
было лицом мертвеца.
     А лицо Еруслана, хоть его  сплошь заливала кровь, было лицом живого. Но
жил  витязь  еще двадцать секунд, не более. Только  успел прошептать: "Настя
уже ворота  открыла.  Она  сегодня красивая такая,  Мить.  А матушка,  поди,
пирогов напекла..." И преставился.
     Бессмертный  умер. Собственно, он должен  был умереть еще до последнего
удара мечом. Левый глаз  вытек, рот был  заполнен кровью  из легких, и самое
главное: грудная  клетка была  рассечена --  погнутые панцирные бляшки  были
перемешаны с осколками ребер, сгустками крови и легочными пузырьками.
     Митя закрыл правый глаз Еруслана, затем подобрал меч и чекан,  но, чуть
подумав, меч положил обратно на пол рядом с мертвым витязем...
     В  студеных   внутренностях  холодильника,  в  который  он   уже  разок
заглядывал, стояли коробки с "Инго". Осталось только сгрести их в рюкзак.
     "Сейчас бы не помешал бы занавес",- подумал Митя, но, собственно, самое
тяжелое было еще впереди.
     Надо было идти и даже подниматься вверх на искалеченных ногах, да еще с
хрупкими коробками лежащими в рюкзаке. И в любой момент его могли взять, что
говорится, с  поличным.  Дело, в  которое  его так крепко  впутали  товарищи
бессмертные, висело на очень тоненьком волоске.
     Митя  надел  противогаз, надеясь уменьшить интоксикацию, но в резиновой
маске его вырвало, поэтому пришлось ее  снять и выбросить. Клинкетные двери,
выводящие из лаборатории,  были  крепко-накрепко задраены, поэтому  пришлось
вернуться к  шахте отсутствующего лифта и подниматься по скобам, вделанным в
одну из бетонных стенок.
     Митя  протащил  свое  тело  на  три  метра вверх  на  следующий этаж  и
обнаружил там вместо картонной перегородки крепкую кирпичную кладку.
     Еще  три  метра  вверх, которые окончательно доконали его, руки напрочь
отказывались  слушаться,  вот  одна  разжалась  и  Митя  едва не  полетел  в
преисподнюю.  Это как ни  странно взбодрило  его.  А на следующем  этаже ему
повезло, здесь имелась шахтовая дверь. Ее ручка была свинчена, однако язычок
дверного  замка входил прямо в кирпич. Угнездившись на крохотной площадочке,
Митя стал крошить его чеканом.
     Дверь,   наконец,  распахнулась  и  Митя  столкнулся  лицом  к  лицу  с
пожарниками, которых привлек сильный шум, исходящий из заброшенной шахты.
     -- Я из  команды спасателей  ноль семь,-- попытался объясниться Митя,--
все наши там, внизу, остались.
     На удивление, это объяснение подействовало, возможно пожарные не были в
курсе всех перипетий.
     А Митя, наконец, оказался в парадном холле кирпичевского института, где
скопилось на носилках  немало  пострадавших  от интоксикации  --  отсюда  их
забирали бригады скорой помощи.
     Но  у выхода  стояли вохровцы, которые придирчиво всматривались  в лица
тех, кто покидал институт своим ходом, иной раз и документы проверяли.
     Заслон казался непреодолимым, пока Митя не  подыскал себе  носилки,  и,
улегся на них, переместив рюкзак на брюхо и накрывшись простынкой.
     Крепкие  руки  санитаров подхватили носилки и понесли  в дверь,  сквозь
полуприкрытые глаза Митя встретил взгляд караульного  вохровца и сжал чекан.
Но сзади поднаперла следующая пара санитаров и вохровец дал зеленый свет.
     Вот  теперь можно  расслабиться, Митя закрыл глаза и слушал как  легкий
осенний дождик стучит по его  лбу.  Но  внезапно носилки резко изменили курс
и... Митя  понял,  что вместо кареты скорой  помощи  его загрузили в мрачный
фургон для перевозки арестантов -- в милицейский воронок.
     Не  было  сил  кричать,  лишь  тоскливое  клекотание  вырвалось из  его
изнемогшей груди.
     Но тут  из  водительской кабины  и  совсем  рядом послышались  знакомые
голоса.
     За  рулем  сидел Ракша, а рядом в  белоснежном медсестринском халате --
Светлана.
     -- Не зря  я  на  тебя  понадеялась, хоть ты  еще такой малыш, каких-то
четыреста годиков натикало.--  сказала неожиданная сестра  милосердия, гладя
своими нежными целящими руками его бедную израненную голову.






     Митя устал копать братскую могилу. Но псы-витязи молча сидели на кочках
и сосредоточенно курили, даже Светлана была непривычно тихой. Их было семеро
сейчас,  как и  прежде. Священная семерка  сохранилась. Минус  Еруслан. Плюс
Светлана.  "Может он и  прав. Семьсот семьдесят вполне достаточно.--  сказал
Путята про Еруслана.-- Но нам вот никак не остановиться, все живем да живем,
горемычные."
     --  Но,  может,  здесь  поживете,  пригодитесь  как-нибудь  и  себе,  и
другим?-- спросил Митя, хотя настрой семерки был уже ясен.
     --  Пойми  ты, Митрий, срок жизненный  у  нас  может и  поболее,  чем у
других,  но ведь  за  вычетом  спячки,  осмысленного  времени  остается даже
меньше.--  стал в последний раз объяснять Путята  Вышатич.-- И  не  любо нам
потратить его,  играя в  салочки с  ментами и прочим сбродом. Мы,  когда нам
что-то не по нраву, укладываемся  на бочок. А не по нраву нам всегда. Всегда
на Руси блага недостаточно, зато перепроизводство кровавых соплей. То разили
нас  татаровья несметные числом, то  свои грозные цари-косари  мордовали, то
пролетарские вожди нас кратчайшим путем к  светлой загробной  жизни вели, то
немцы накатили, а нынче еще осламисты...
     -- Исламисты,-- поправил Митя.
     --  Угу,  точно,  нынче  исламисты  наших бьют.--  выкрикнул беловласый
Ракша.-- Да  и кто они  -- наши?  Вокруг и  физиономии  неродные, и  замашки
непривычные, и говор противный...
     -- Да, говор не ахти. Акающий, не  славенский, как у угры и чуди. Но не
в этом лихо... У нас,  в нашей старой Рязани,  как ведь было -- не царь,  не
вождь дальний  правил нами, а свой князь и мужи достойнейшие. И не потчевали
они  уши земцев ложью отборной, ибо все обо  всем правду знали. Кормление  и
прочее  жалование получали лишь  те, кто  в сражениях отличился.  Свободного
рязанца  никак невозможно было плетьми побить  или в темницу бросить.  Никто
обиду не таил, а воздавал сполна обидчику клинком острым.
     --  О  чести думали воины... Шел я  лесом, буйством  обуян, словно гром
громил гадов.-- сказал Эйнар наспех сочиненную вису.
     -- В  нашей  старой  Рязани мастерские  и  рудники  землю  и  воздух не
поганили,  дабы  хлипкий недолговечный товар плодить,  а  мастера  с великим
умением  и разумом творили изделие свое, особое и неповторимое  -- на  века.
Каждый муж,  слегка в  юности  перебесившись,  лепился  к  женке  и  детишек
пестовал  --  утешение  старости  своей.  А  нынче мужик мужика  сношает,  а
утешение в старости -- собез, телек и богадельня.
     --  Короче,   да  здравствует   феодализм  --  светлое  будущее   всего
человечества.-- Митя, преодолев уныние, революционно взметнул кулак.
     -- Полно тебе над  нами  потешаться,--  сказал  Ерманик.-- Знаю,  что в
бедности и болестях жили мы, но так это ж было на заре мира, в начале всего.
Нам бы нонешние технологии... Или, быть может, вам бы устои наши...
     -- Короче, спатеньки.-- заключил Путята.
     --  Да   будет  ли  лучше  через  сто  лет?  Сейчас-то   вроде  ничего,
хозяйственный рост намечается, премьер-министр  на лапу  не  берет. А может,
говна  в  будущем станет  выше  крыши?  --  задал  Митя  еще  более резонный
вопрос.--  Чем  "сейчас",  хуже чем  "завтра"?  Может,  вообще  исламист  на
исламисте сидеть будет. На Земле-то все теснее и душнее.
     --  Но,  может,  завтра как-то яснее станет, где свои, где чужие. А  то
сейчас ничего  не понять, сумерки...-- Путята отвернулся,  показывая  что  в
ближайшие сто лет он больше трепаться не намерен.
     Светлана  легко сбежала  с  образовавшейся  насыпи в  яму, где  работал
Галкин, и потрепала его по щеке.
     -- Ну не могу я  сегодня  разработать  перфекцин,  Митенька, вот  такая
беда-кручина. Приличные секвенаторы, РНК-детекторы, установки электрофореза,
центрифуги,  нуклеазные   наборы,  плазмидные  векторы   и  транскрипционные
препараты стоят сумашедших  бабок. Тряси не тряси, пару  миллионов баксов не
вытрясешь. Впрочем, я не хочу ждать сто лет как мальчики.  Приди за мной лет
через девяносто девять, дорогой витязь Димитрий, разбуди поцелуйчиком, вот и
могилка моя будет отдельно.
     -- Евпраксьюшка, то есть  Светочка, может, с  нами  все сто полежишь?--
еще раз попросил Путята.
     -- Нет и нет. Во-первых, я тебя не простила.  Во-вторых, у меня кипучая
жажда деятельности, так что я согласна только на девяносто девять.
     -- А  почему  ты  не  сказала,  что мне  триста  восемьдесят?-- спросил
Митя.-- Сразу после того как сделала мне... это... этот анализ.
     -- Подставь-ка ухо.-- она поднесла свои губы ближе и шепнула.-- Это был
не анализ, а любовь... Шучу, конечно.
     Светлана  смехотнула, стоя  обеими  ногами  в  могиле,  и  добавила уже
громко.
     -- Ну, осечка, ну бывает. Да и всего каких-то триста  восемьдесят -- их
легко не заметить. Ты еще, действительно, маленький... Но везучий... Народу,
собравшемуся на Лобном Месте, не слишком нравился вид повешенного пацаненка,
поэтому  тебя  быстро  сняли, прикрыли рогожкой и отвезли  на телеге в  морг
Донского монастыря. Но  ты  не умер, потому что уже  перешел порог  Ходжелла
благодаря инфекции, и, само собой, провисел ты недостаточно.
     -- Значит, я могу быть  сыном  Лжедмитрия и  Марины Мнишек?-- справился
Митя, хотя его это и не слишком волновало.
     --   Тогда   не   так   уж   часто   вешали   трехлетних   малышей...--
многозначительно ответила Светлана.
     Митя закончил копать и стал  класть доски. Тут  уж не выдержал Путята и
присоединился к работе.
     -- Я не хочу чтобы меня раздавило бревном как мышонка, мать его.
     --  Может выложим  все-таки внутри полиэтиленом?--  еще  раз  предложил
Митя.
     -- Эх, сколько раз тебе говорить. Никакой изоляции. Все должно быть как
обычно.-- отрезал Путята.-- Мы должны лежать в грязи. Однако и постепенность
потребна,  чтобы успели  необходимые для  спячки органы прорасти. Для  этого
доски и еловые лапы.
     Через полчаса все было кончено. Светлана скрылась под земляной насыпью.
Витязи тоже  заняли свои  лежачие  места  в  кургане. Напоследок Митя увидел
подмигивающего  Путяту и  заложил  погреб последней доской.  Осталось только
немножко разровнять землю, чтобы скрыть следы массового захоронения.
     И вот  уже  пора возвращаться  к спрятанному в кустах "БМВ". И газовать
через  Польшу  на  Запад,  заметая  следы.  Позавчера  в  паспортном  отделе
всеволожского РУВД одна добрая женщина, связанная с уголовным миром, сделала
ему  новый внутренний  паспорт. А вчера  выдала  ему  заграничный паспорт  с
отметкой "Выезд на ПМЖ".
     Митя  подхватил  свою маскировочную корзину  с  грибами и  двинулся  по
ведомой только ему да псам-витязям мшинной тропке среди трясин.




     Он  вернулся сюда  через  пять  лет. Для  этого понадобилось  купить  в
Берлине на  барахолке  еще  один паспорт.  Он  истратил кучу "зеленых", хотя
видел совершенную бессмысленность этого поступка. Но у него не было в запасе
девяносто девяти лет. Без  спячки  он старел столь  же быстро, как  и прочий
люд. Без  спячки знаменитые механизмы  бессмертия в  его  клетках  не  имели
достаточной энергии. Но он не хотел и не мог спать. Даже среди мафусаилов он
оказался аномалией.
     Сегодня его память сильно  барахлила, он бродил по болотистой чавкающей
земле и не  мог  отыскать ту тропку,  что  вела среди  трясин  к кургану. Он
просто забыл ее -- мозг,  изрядно  состарившийся за пять лет,  действительно
отправил в "корзину" ставшие неважными сведения.
     Когда он умаялся вытягивать  сапоги из хлюпающей грязи, то поискал, где
передохнуть и  подумать о долгой  дороге назад. И  нашел  небольшое  озерко,
вернее симпатичный пруд с кувшинками поверх топкого дна.
     -- Ой, напугали вы меня,-- вдруг раздался позади игривый голос.
     Митя оглянулся и  увидел бабу. С виду  миловидная продавщица. И тоже  с
корзиной для грибов.
     -- Да это вы меня напугали. Чего это вы здесь, пиявок что ли собираете,
девушка?-- отозвался он, пытаясь скрыть испуг.
     -- А ты жену что ль утопил, выглядываешь, остались ли пузыри?
     Митя вздрогнул, но вскоре понял, что угрозой тут и не пахнет.
     -- А я бы своего точно утопила.-- женщина разместилась рядом с Митей.--
Поехали, называется,  на природу. Так он еще Коляна прихватил с собой  и две
поллитровки водки. Там, в  соснячке,  они валяются, отдыхают...  А  я  пошла
дальше гулять-бродить.  Тело  мое прямо из  одежи выпрыгивает,  так  свободы
хочет. Ты как, не поможешь девушке?
     И пихнула его локтем в бок. Больно, но и приятно.
     -- А чего не помочь-то.-- смело отозвался Митя.
     Бабенка действительно выглядела аппетитной. Буфера  выпирали вперед как
пропеллеры, причем без всякого силикона,  треники обтягивали сочные лядви. А
вот  уже ее  крепкая  ладонь  прогулялась по  его  штанам,  вызывая ответное
напряжение членов  и  торопя события.  Кстати,  последние пять  лет ни  одна
зарубежная  женщина  не  делала так,  не  получив вначале оговоренной  суммы
денег.
     -- Хочешь,  фокус  покажу?--  Митя  подставил под  свою  ладонь  огонек
зажигалки, отчего любой другой человек незамедлительно бы взвыл. Но его кожу
защищал  слой  специализированных  клеток,  напоминающий  хитиновые  покровы
насекомых, так что он бы выдержал и средневековую пытку огнем.
     -- Ух, ты!-- искренне отозвалась бабенка, но  и  не забыла подначить.--
Ну-ка, покажи еще что-нибудь, кудесник.
     Митя  готов  был  кудесить  дальше, однако на  другой стороне  пруда, в
камышовых  зарослях, он  увидел  белого  журавля  что  ли...  Черт,  неужели
чудиться стало, болезнь  Альцгеймера, шизофрения, коровье  бешенство? Да нет
же,  там в белом как  саван  платье, впрочем весьма коротком и обтягивающем,
если точнее в медсестринском халате, идет Светлана.
     -- Ты, вот что, дуй  на автобусную остановку вон по той тропе,-- сказал
заплутавший  путник  бабенке и, услышав  напоследок  "козел",  заторопился к
своему "журавлю"...
     Она шла к  нему, слегка прикрыв глаза, давая возможность солнцу и ветру
играть  цветами  своих  волос, мягко натягивая ткань сосками своих грудей  и
разрезая покорную водную гладь хрупкостью коленок.  Такая  фальшивая и такая
настоящая. Старуха-молодуха. Она  выглядела намного  моложе,  чем  пять  лет
назад.   Она сделала себя  такой, какой хотела  быть --  упругой,  округлой,
подтянутой.
     -- Я  подумала, что зачем  мне ждать  девяносто девять лет, когда можно
заняться этим уже сегодня.
     Ее тело уже втягивало его.
     -- Этим? Здесь прямо в лесу?
     --  Нет,  этим  нельзя  заниматься в  лесу. Я  вспомнила,  что  в фирме
"Додсон-Додсон" мне  крупно  задолжали. Когда-то  я  протолкнула закупку  их
энзимных  препаратов  кирпичевским институтом.  Теперь  заставлю  их  отдать
должок, куплю оборудование... Ох,  как я скучаю по крутейшему комбайну марки
"Омига", там ведь и секвенаторы, и детекторы, и голографические сканеры... Я
создам перфекцин. Я покончу с краткостью жизни -- с этим источником зависти,
ревности и прочих гнусных свойств. Мы все  получим  бессмертие  без  спячки,
бессмертие  не только тела, но и души, мы будем не живыми мумиями, а приятно
и долгоживущими людьми. Мы...
     Она  еще что-то  выкрикивала  о  синтетических ретровирусах,  способных
спасти клетку от  всех смертей, а он уже утонул в ней, как во влажном теплом
и сладком тумане, почти как муха в киселе. Смерть и бессмертие, эти два лица
времени смотрели на него,  но казались почти неразличимыми, потому  что было
на свете, а если точнее, в Свете, что-то куда более важное.


     Кельн, июнь-декабрь 1999

Last-modified: Sun, 17 Jun 2001 18:24:19 GMT

Оцените этот текст: