Ивлин Во. Дом англичанина
---------------------------------------------------------------
Перевод Р. Облонской
OCR: Максим Бычков
---------------------------------------------------------------
Мистер Беверли Меткаф постучал по барометру, висящему в коридоре, и с
удовлетворением отметил, что за ночь он упал на несколько делений. Вообще-то
мистер Меткаф любил солнце, но был уверен, что истинному сельскому жителю
полагается неизменно желать дождя. Что такое истинный сельский житель и
каковы его отличительные черты - это мистер Меткаф изучил досконально. Будь
у него склонность водить пером по бумаге и родись он лет на
двадцать-тридцать раньше, он бы составил из этих своих наблюдений небольшую
книжечку. Истинный сельский житель по воскресеньям ходит в темном костюме, а
не в спортивном, не то что попрыгунчик-горожанин; он человек прижимистый,
любит покупать по дешевке и из кожи вон лезет, лишь бы выгадать лишний грош;
вроде бы недоверчивый и осторожный, он легко соблазняется всякими
техническими новинками; он добродушен, но не гостеприимен; стоя у своего
забора, готов часами сплетничать с прохожим, но неохотно пускает в дом даже
самого близкого друга... Эти и сотни других черточек мистер Меткаф подметил
и решил им подражать.
"Вот-вот, дождя-то нам и надо", - сказал он про себя, потом растворил
дверь и вышел в благоухающий утренний сад. Безоблачное небо ничего подобного
не обещало.
Мимо прошел садовник, толкая перед собой водовозную тележку.
- Доброе утро, Боггит. Барометр, слава богу, упал.
- Угу.
- Значит, дождь будет.
- Не.
- Барометр очень низко стоит.
- Ага.
- Жаль тратить время на поливку.
- Не то все сгорит.
- Раз дождь, не сгорит.
- А его не будет, дождя-то. В наших местах только и льет, когда во-он
дотуда видно.
- Докуда это - дотуда?
- А вон. Как дождь собирается, всегда Пиберскую колокольню видать.
Мистер Меткаф отнесся к этому утверждению весьма серьезно.
- Старики, они кой в чем больше ученых смыслят, - часто повторял он и
напускал на себя этакий покровительственный вид.
Садовник Боггит вовсе не был стар и смыслил очень мало: семена, которые
он сеял, всходили редко; всякий раз, как ему позволяли взять в руки
прививочный нож, казалось, будто по саду пронесся ураган; честолюбивые
замыслы по части садоводства были у него очень скромные - он мечтал
вырастить такую огромную тыкву, каких никто и не видывал; но мистер Меткаф
относился к нему с простодушным почтением, точно крестьянин к священнику.
Ибо мистер Меткаф лишь совсем недавно уверовал в деревню и, как полагается
новообращенному, свято чтил земледелие, деревенский общественный уклад,
язык, деревенские забавы и развлечения, самый облик деревни - как сверкает
она сейчас в лучах нежаркого майского солнца, и плодовые деревья стоят в
цвету, и каштан в пышном зеленом уборе, и на ясене распускаются почки; чтил
здешние звуки и запахи - крики мистера Уэстмейкота, выгоняющего на заре
своих коров, запах влажной земли, и Боггита, который неуклюже плещет водой
на желтофиоль; мистер Меткаф чтил самую суть деревенской жизни (вернее, то,
что полагал ее сутью), пронизывающую все вокруг; чтил свое сердце, которое
трепетало заодно с этой живой, трепетной сутью, ибо разве сам он не частица
всего этого - он, истинный сельский житель, землевладелец?
Сказать по правде, земли-то у него было кот наплакал, но вот сейчас он
стоял перед домом, глядел на безмятежную долину, расстилающуюся перед ним, и
поздравлял себя, что не поддался на уговоры Агентов по продаже недвижимости
и не взвалил на свои плечи миллион всевозможных забот, которых потребовали
бы владения более обширные. У него около семи акров земли, пожалуй, как раз
столько, сколько надо; сюда входит парк при доме и выгон; можно было купить
еще и шестьдесят акров пахотной земли, и день-другой возможность эта кружила
ему голову. Он, разумеется, вполне мог бы себе это позволить, но, на его
взгляд, противоестественно и прямо-таки грешно помещать капитал так, чтобы
получать всего два процента прибыли. Ему требовалось мирное жилище для
спокойной жизни, а не имение, как у лорда Брейкхерста, чьи угодья примыкают
к его собственным: лишь низкая, идущая по канаве изгородь в сотню ярдов
длиной отделяет его выгон от одного из выпасов лорда, а ведь у лорда
Брейкхерста, на которого каждый день обрушиваются заботы о его огромных
владениях, нет ни мира, ни покоя, одно беспокойство. Нет, толково выбранные
семь акров - это именно то, что нужно, и уж конечно, мистер Меткаф выбрал с
толком. Агент говорил чистую правду: Мачмэлкок на редкость хорошо
сохранился, чуть ли не лучше всех остальных уголков Котсуолдской округи.
Именно о таком уголке Меткаф мечтал долгие годы, пока торговал хлопком в
Александрии.
Теперешний его дом многим поколениям известен был под странным
названием "Хандра", а предшественник мистера Меткафа переименовал его в
"Поместье Мачмэлкок". Новое название очень ему шло. То был "горделивый дом в
георгианском стиле, сложенный из светлого местного камня; четыре общих
комнаты, шесть спален и гардеробных - все отмеченные печатью своего
времени". К огорчению мистера Меткафа, жители деревни нипочем не желали
называть его обиталище "поместьем". Боггит всегда говорил, что работает в
"Хандре", но ведь новое название придумали еще до мистера Меткафа, и на
почтовой бумаге оно выглядело очень неплохо. Слово "поместье" как бы
возвышало его владельца над прочими местными жителями, хотя на самом деле
превосходство это отнюдь не было бесспорным.
Лорд Брейкхерст, разумеется, занимал в этих краях совсем особое
положение, он ведь был глава судебной и исполнительной власти графства, ему
принадлежали земли в пятидесяти приходах. И леди Брейкхерст не нанесла
визита миссис Меткаф: особе ее круга уже не обязательно заезжать и оставлять
визитную карточку, но имелись по соседству два семейства из того круга, в
котором обычай наносить визиты еще не потерял своего значения, и одно
семейство середка на половинку, не считая приходского священника - этот
разговаривал как настоящий простолюдин и в проповедях своих обличал богачей.
Два нетитулованных, но благородных землевладельца, что соперничали с
мистером Меткафом, были леди Пибери и полковник Ходж, оба, на взгляд здешних
жителей, люди пришлые, но все-таки поселились они в этих местах лет на
двадцать раньше мистера Меткафа.
Леди Пибери жила в "Имении Мачмэлкок" - крыша ее дома не сегодня-завтра
скроется за густой летней листвой, но сейчас она еще видна по ту сторону
долины, среди распускающихся лип. От владений мистера Меткафа ее земли
отделяет выпас в четыре акра; там пасется упитанное стадо Уэстмейкота,
украшает ландшафт и служит противовесом ее цветникам, в великолепии которых
чувствуется что-то от роскоши богатых городских предместий. Она вдова и, как
и мистер Меткаф, приехала в Мачмэлкок из дальних краев. Женщина
состоятельная, добрая, скуповатая, она прилежно читала всяческую
беллетристику, держала множество скотч-терьеров и пять степенных старых
служанок, еле волочивших ноги.
Полковник Ходж жил в "Усадьбе", в большом доме с красивой остроконечной
крышей, расположенном в самой деревне, и парк его одной стороной тоже
примыкал к лугу Уэстмейкота. Полковник был человек не денежный, но он живо
участвовал в делах Британского легиона и организации бойскаутов; он принял
приглашение мистера Меткафа к обеду, но в семейном кругу называл его не
иначе, как "хлопковый саиб".
Еще одни соседи, Хорнбимы со Старой Мельницы, занимали в местном
обществе положение ясное и недвусмысленное. Эта бездетная немолодая чета
посвятила себя художественным ремеслам. Мистер Хорнбим-старший был
обыкновенный гончар в Стаффордшире и сам торговал своими изделиями; помогал
он своим родичам неохотно и довольно скудно, но эти деньги, которые они не
зарабатывали своим трудом, а получали от него каждые три месяца в виде
чеков, обеспечили им вполне определенное место в верхнем слое здешнего
общества. Миссис Хорнбим усердно посещала церковь, а ее супруг был мастер
выращивать ароматические травы и овощи. Короче говоря, устрой они на месте
своего огорода теннисный корт да обзаведись мистер Хорнбим фраком, соседи,
безусловно, прицяли бы их как равных. Во время первых послевоенных выборов
миссис Хорнбим побывала у всех арендаторов, до кого можно было добраться на
велосипеде, но Дамского кружка она сторонилась и, по мнению леди Пибери, не
сумела себя поставить. Мистер Меткаф считал мистера Хорнбима богемой, а
мистер Хорнбим мистера Меткафафцлистером. Полковник Ходж довольно давно
поссорился с Хорнбимами из-за своего эрдель-терьера и, из года в год
встречаясь с ними по нескольку раз на дню, не желал их замечать.
Обитателям крытых черепицей скромных домиков деревни от всех этих
чужаков была немалая польза. Иностранцы, изумленные ценами в лондонских
ресторанах и великолепием более доступных им герцогских дворцов, часто
поражались богатству Англии. Однако о том, как она богата на самом деле, им
никто никогда не рассказывал. А как раз в таких-то деревушках, как
Мачмэлкок, и впитываются вновь в родную почву огромные богатства, что
стекаются в Англию со всей империи. У здешних жителей был свой памятник
павшим воинам и свой клуб. Когда в стропилах здешней церкви завелся
жук-точильщик, они не постеснялись расходами, чтобы его уничтожить; у
здешних бойскаутов была походная палатка и серебряные горны; сестра
милосердия разъезжала по округе в собственной машине; на Рождество для детей
устраивались бесконечные елки и праздники и всем арендаторам корзинами
присылали всякие яства; если кто-нибудь из местных жителей заболевал, его с
избытком снабжали портвейном, и бульоном, и виноградом, и билетами на
поездку к морю; по вечерам мужчины возвращались с работы, нагруженные
покупками, и круглый год у них в теплицах не переводились овощи. Приходскому
священнику никак не удавалось пробудить в них интерес к Клубу левой книги.
- "Господь нам эту землю дал, чтоб всю ее любить, но каждому лишь малый
край дано в душе вместить" <Начальные строки стихотворения Р. Киплинга
"Сассекс".>, - сказал мистер Меткаф, смутно вспоминая строки из календаря,
который висел у него в кабинете в Александрии.
От нечего делать он сунул нос в гараж - там его шофер задумчиво
склонился над аккумулятором. Потом заглянул еще в одну надворную постройку -
и убедился, что за ночь с газонокосилкой ничего не случилось. Приостановился
в огороде - отщипнул цветки у недавно посаженной черной смородины: в это
лето ей еще не следовало плодоносить. - И вот обход закончен - и Меткаф не
спеша отправился домой завтракать.
Жена уже сидела за столом.
- Я все обошел, - сказал он.
- Хорошо, дорогой.
- Все идет прекрасно.
- Хорошо, дорогой.
- Только вот Пиберскую колокольню не видно.
- Боже милостивый, да на что тебе колокольня, Беверли?
- Если ее видно, значит будет дождь.
- Ну что за чепуха. Опять ты наслушался этого Боггита.
Она встала и оставила его читать газеты. Ей надо было потолковать с
кухаркой. Уж очень много времени в Англии отнимают слуги; и она с тоской
вспомнила одетых в белое проворных слуг-берберов, которые шлепали по
выложенным плиткой прохладным полам их дома в Александрии.
Мистер Меткаф позавтракал и с трубкой и газетами удалился к себе в
кабинет. "Газетт" вышла сегодня утром. Истинный сельский житель первым делом
всегда читает свой "местный листок", и поэтому, прежде чем открыть "Тайме",
мистер Меткаф терпеливо продирался через колонки, посвященные делам Дамского
кружка, и через отчеты о заседании Совета по устройству в ремонту
канализации.
Так безоблачно начался этот день гнева!
Около одиннадцати мистер Меткаф отложил кроссворд в сторону. В
прихожей, подле двери, ведущей в огород, он держал всевозможные садовые
инструменты особого образца: специально предназначенные для людей пожилых.
Он выбрал тот, что был совсем недавно прислан, не спеша вышел на солнышко и
стал расправляться с подорожником на лужайке перед домом. У инструмента
этого был красиво обшитый кожей черенок, плетеная рукоятка и на конце
лопаточка нержавеющей стали; работать им было одно удовольствие, и почти
безо всяких усилий мистер Меткаф скоро уже изрыл довольно большой участок
маленькими аккуратными ямками.
Он остановился и крикнул в сторону дома;
- Софи, Софи, выйди посмотри, что я сделал.
Наверху в окне показалась голова жены.
- Очень мило, дорогой, - сказала она.
Ободренный Меткаф вновь принялся за дело. Но тут же окликнул идущего
мимо Боггита.
- Отличная штука этот инструмент, Боггит.
- Угу.
- Как по-вашему, в эти ямки стоит что-нибудь посеять?
- Не.
- Думаете, трава все заглушит?
- Не. Подорожник опять вырастет.
- Думаете, я не уничтожил корни?
- Не. У них так вот макушки пообрубаешь, а корни только пуще в рост
пойдут.
- Что ж тогда делать?
- А подорожник, его никакие одолеешь. Он все одно опять вырастет.
И Боггит пошел своей дорогой. А мистер Меткаф с внезапным отвращением
взглянул на свою новую игрушку, досадливо приткнул ее к солнечным часам и,
сунув руки в карманы, уставился вдаль, на другую сторону долины. Даже на
таком расстоянии ярко-фиолетовая клумба леди Пибери резала глаз, она никак
не сочеталась с окружающим ландшафтом. Потом взгляд Меткафа скользнул вниз,
и на лугу, среди коров Уэстмейкота, он заметил незнакомые фигуры и стал с
любопытством вглядываться.
Какие-то двое - молодые люди в темных городских костюмах -
сосредоточенно занимались чем-то непонятным. С бумагами в руках, поминутно в
них заглядывая, они расхаживали большими шагами по лугу, словно бы измеряли
его, присаживались на корточки, словно бы на глазок прикидывали уровень,
тыкали пальцем в воздух, в землю, в сторону горизонта.
- Боггит, - встревоженно позвал мистер Меткаф, - подите-ка сюда.
- Угу.
- Видите тех двоих на лугу мистера Уэстмейкота?
- Не.
- Не видите?
- Этот луг не Уэстмейкотов. Уэстмейкот его продал.
- Продал! Господи! Кому же?
- Кто его знает. Приехал какой-то из Лондона, остановился в
"Брейкхерсте". Слыхать, немалые деньги за этот луг отвалил.
- Да на что ж он ему понадобился?
- Кто его знает, а только вроде надумал дом себе строить.
С_т_р_о_и_т_ь. Это чудовищное слово в Мачмэлкоке решались произносить
разве что шепотом. "Проект застройки", "Расчистка леса под строительство",
"Закладка фундамента" - эти непристойные слова были вычеркнуты из
благовоспитанного словаря здешней округи и лишь изредка со смелостью,
дозволенной одним только антропологам, их применяли к диким племенам,
обитающим за пределами здешнего прихода. А теперь этот ужас возник и среди
них, точно роковой знак чумы на домах в "Декамероне".
Оправившись от первого потрясения, мистер Меткаф приготовился было
действовать - мгновение поколебался: не ринуться ли вниз, бросить вызов
врагу на его же территории, но решил - нет, не стоит, сейчас требуется
осмотрительность. Надо посоветоваться с леди Пибери.
До ее дома было три четверти мили; обсаженная кустами дорога вела мимо
ворот, через которые можно было пройти на луг Уэстмейкота; и мистеру Меткафу
уже виделось, как в скором времени на месте этих шатких ворот и глубокой,
истоптанной коровами грязи появятся кусты золотистой бирючины и красный
гравий. Над живой изгородью словно уже мелькали головы чужаков, на них были
торжественные черные городские шляпы. Мистер Меткаф печально проехал мимо.
Леди Пибери сидела в малой гостиной и читала роман; с детства ей
внушали, что благородной даме с утра читать романы тяжкий грех, и потому
сейчас она все же чувствовала себя немножко виноватой. Она украдкой сунула
книгу под подушку и поднялась навстречу Меткафу.
- А я как раз собиралась выйти, - сказала она.
Меткафу было не до учтивости.
- У меня ужасные новости, леди Пибери, - начал он без предисловий.
- О господи! Неужто у бедняги Кратуэла опять недоразумения с
бойскаутским счетом?
- Нет. То есть да, опять не сходится на четыре пенса, только на этот
раз они лишние, а это еще хуже. Но я к вам по другому делу. Под угрозой вся
наша жизнь. На лугу Уэстмейкота собираются строить. - Коротко, но с чувством
он рассказал леди Пибери о том, что видел.
Она слушала серьезно сумрачно. Меткаф кончил, и в маленькой гостиной
воцарилась тишина; только шесть разных часов невозмутимо тикали среди обитой
кретоном мебели и горшков с азалиями.
- Уэстмейкот поступил очень дурно, - сказала наконец леди Пибери.
- По-моему, его нельзя осуждать.
- А я осуждаю, мистер Меткаф, сурово осуждаю. Просто не могу его
понять. И ведь казался таким приличным человеком... Я даже думала сделать
его жену секретарем нашего Дамского кружка. Он должен был прежде
посоветоваться с нами. Ведь окна моей спальни выходят прямо на этот луг.
Никогда не могла понять, почему вы сами не купили эту землю.
Луг сдавался в аренду за три фунта восемнадцать шиллингов, а просили за
него сто семьдесят фунтов да плюс церковная десятина и налог на доход с
недвижимости. Леди Пибери все это прекрасно знала.
- Когда он продавался, его любой из нас мог купить, - довольно резко
ответил Меткаф.
- Он всегда шел заодно с вашим домом.
Мистер Меткаф понял: еще немножко и она скажет, что это он, Меткаф,
поступил очень дурно, а ведь всегда казался таким приличным человеком.
И в самом деле, мысль ее работала именно в этом направлении.
- А знаете, вам еще сейчас не поздно его перекупить, - сказала она.
- Нам всем грозит та же беда, - возразил мистер Меткаф. - По-моему,
надо действовать сообща. Ходж, когда прослышит про это, тоже не очень-то
обрадуется.
Полковник Ходж прослышал и, конечно, не очень-то обрадовался. Когда
мистер Меткаф вернулся домой, тот его уже поджидал.
- Слыхали, что натворил этот негодяй Уэстмейкот?
- Да, - устало ответил Меткаф, - слышал.
Беседа с леди Пибери прошла не совсем так, как он надеялся. Эта дама
вовсе не жаждала действовать.
- Продал свой луг каким-то спекулянтам-подрядчикам.
- Да, я слышал.
- Странное дело, а я всегда думал, что этот луг ваш.
- Нет, не мой.
- Он всегда шел заодно с домом.
- Знаю, только мне он был ни к чему.
- Ну вот, а теперь все мы попали в переделку. Как вы думаете, они
продадут его вам обратно?
- Еще вопрос, хочу ли я его покупать. Они, наверно, запросят за него
как за участок под застройку - семьдесят, а то и восемьдесят фунтов за акр.
- Может, и побольше. Но, помилуйте, приятель, неужели не могла. Вот
почему приглашения рассылал и подписывал мистер Меткаф, но собраться все
должны были у нее в малой гостиной - это напоминало совещание министров в
королевском дворце.
За день леди Пибери лишь утвердилась в своем мнении, и оно полностью
совпало с суждением полковника Ходжа: "Мы попали в беду из-за Меткафа -
зачем с самого начала не купил луг, вот пускай теперь и вытаскивает нас
всех". И хотя в присутствии Меткафа ничего столь решительного сказано не
было, он, конечно же, почувствовал общее настроение.
Он приехал последним. Леди Пибери встречала своих гостей весьма
прохладно.
- Очень мило, что вы пришли. По-моему, в этом не было особой
необходимости, но мистер Меткаф настаивал. Вероятно, он хочет рассказать
нам, что он намерен предпринять.
Самому же Меткафу она только и сказала:
- Мы сгораем от любопытства.
- Извините, что опоздал. Ну и нахлопотался же я сегодня! Побывал у всех
здешних властей предержащих, связался со всеми обществами и сразу вам скажу:
отсюда помощи ждать нечего. Мы даже не числимся в списках сельских
местностей.
- Верно, - сказал полковник Ходж. - Об этом я позаботился. Не то нашей
недвижимости было бы полцены.
- Списки, вот чем мы стали, - простонал мистер Хорнбим. - Чтобы жить
как хочешь, надо теперь числиться в списках.
- В общем, придется как-то самим выпутываться, - продолжал свою речь
мистер Меткаф. - Я так думаю: этому молодому человеку все равно где строить
- в нашей округе или в любой другой. Строительство еще не началось, он пока
не связан никакими обязательствами. Мне кажется, если мы тактично предложим
выгодные для него условия, чтобы он получил на этом кое-какую прибыль, он,
возможно, и согласится перепродать участок.
- Я полагаю, нам следует выразить мистеру Меткафу глубокую
благодарность, - сказала леди Пибери.
- Вам ничего не жаль ради общества, - сказал полковник Ходж.
- Прибыль - рак нашей эпохи...
- Я вполне готов взять на себя долю обязательств... - При слове "долю"
лица у всех словно окаменели. - Предлагаю создать общий фонд, каждый внесет
пропорционально тому количеству земли, которым он сейчас владеет. По моему
грубому подсчету выходит так: мистер Хорнбим - одна доля, полковник Ходж -
две, я - две, и наша любезная хозяйка - пять. Цифры эти можно уточнить, -
прибавил он, заметив, как холодно все приняли его слова.
- На меня не рассчитывайте, - сказал полковник Ходж. - Не могу себе
этого позволить.
- Я тоже, - сказал мистер Хорнбим.
Леди Пибери оказалась перед трудным выбором. Воспитание не позволяло
сказать о весьма существенном обстоятельстве - что мистер Меткаф куда богаче
- воспитание да еще гордость. Луг необходимо спасти, но, если покупать его
сообща, ей и вправду неминуемо придется платить большую часть, не то
пострадает ее достоинство. А ведь если разобраться, тут не может быть двух
мнений: спасти положение - прямой долг Меткафа. Она не стала раскрывать
карты и продолжала игру.
- Вы человек деловой, - сказала она, - и, конечно, понимаете, как
неудобно совместное владение. Вы что же, предлагаете разделить луг или мы
будем вместе платить аренду, десятину и налог? Это все ужасно неудобно. Не
знаю даже, допускается ли это по закону.
- Вот именно. Я просто хотел заверить вас, что готов пойти навстречу. А
этот луг меня нимало не интересует, уверяю вас. Я охотно его уступлю.
В его словах послышалась угроза, они прозвучали почти невежливо.
Полковник Ходж почувствовал, что дело принимает опасный оборот.
- А по-моему, сперва надо узнать, согласен ли этот малый перепродать
луг, - вмешался он. - Тогда уж и решайте, кто из вас его возьмет.
- Мы с большим интересом будем ждать, чем кончатся переговоры мистера
Меткафа, - сказала леди Пибери.
Зря она так сказала. Уже в следующий миг она бы с радостью взяла свои
слова обратно. Ей смутно хотелось сказать что-то неприятное, отплатить
мистеру Меткафу за то, что она очутилась в неловком положении. Она совсем не
желала наживать в нем врага, а теперь он ей, конечно, враг.
Мистер Меткаф тотчас откланялся, чуть ли не сбежал, и весь вечер был
вне себя. Целых пятнадцать лет он был президентом Британской торговой
палаты. Все деловые люди в Александрии чрезвычайно его уважали. Никто не мог
сказать о нем дурного слова, ведь он безупречно честен. Египетским и
левантийским купцам, которые пытались втянуть его в какие-нибудь махинации,
он давал самый суровый отпор. Нажимать на него было бесполезно. Такова была
его репутация в клубе, а здесь, дома, в деревне, какая-то старуха вздумала
застать его врасплох. Вдруг все переменилось. Он уже не тот, кому ничего не
жаль ради общества, теперь он будет разговаривать по-другому: карты на стол,
выкладывайте, что у вас на уме, ведите себя как положено, не то пожалеете,
вот он теперь какой Меткаф - разъяренный, свирепый, который и себя не
пощадит, лишь бы все было чисто, потопит любой корабль, если на нем есть
хоть на грош незаконного товару, Меткаф - знаменитость деловых кругов.
- Зря она так сказала, - заметил полковник Ходж, сидя за прескверным
обедом у себя дома и рассказывая обо всем жене. - Меткаф теперь пальцем не
шевельнет.
- А может быть, ты сам поговоришь с этим, который купил луг? - спросила
миссис Ходж.
- Да-а, верно... пожалуй... Знаешь, схожу-ка я прямо сейчас.
И он пошел.
Найти этого человека оказалось нетрудно: в "Гербе Брейкхерста" он был
единственным постояльцем. Хозяин гостиницы назвал его фамилию - мистер
Харгуд-Худ. Ходж застал его в буфете, тот сидел совсем один, потягивал виски
с содовой и усердно решал напечатанный в "Таймсе" кроссворд.
- Здрасте, - сказал полковник. - Моя фамилия Ходж.
- Да?
- Вы, верно, знаете, кто я такой?
- Извините, но...
- Я владелец "Усадьбы". Мой парк примыкает к лугу Уэстмейкота, это
который вы купили.
- Так его зовут Уэстмейкот? - сказал Харгуд-Худ. - Я не знал.
Подробности я предоставил своему поверенному. Сказал ему только, что мне
нужно уединенное место для работы. На прошлой неделе он сообщил, что нашел
здесь подходящее местечко. Это и вправду как раз то, что мне нужно. А
никаких имен он мне на называл.
- Вы желали поселиться именно в этом краю?
- Нет, нет. Но здесь очаровательно, - учтиво прибавил Худ.
Помолчали.
- Я хотел с вами потолковать, - зачем-то сказал полковник Ходж. -
Выпьем по стаканчику.
- Благодарю.
Опять помолчали.
- Боюсь, здесь не очень-то здоровая местность, - сказан полковник. -
Участок-то ваш в низине.
- А мне это неважно. Мне нужно только уединение.
- Писатель, а?
- Нет.
- Тогда художник?
- Нет, нет. Меня, скорее, можно назвать ученым.
- Понятно. Построите дом и станете приезжать на субботу-воскресенье?
- Нет, нет, совсем наоборот. Я всю неделю буду работать здесь со своими
сотрудниками. И я строю, в сущности, не жилой дом, хотя, конечно, будет и
жилая часть тоже. Раз мы окажемся с вами такими близкими соседями, вы, может
быть, хотите посмотреть проекты?..
- ...Ничего подобного я отродясь не видал, - рассказывал на другое утро
полковник мистеру Меткафу. - Он называет это "промышленная экспериментальная
лаборатория". Две высоченные трубы, это, говорит, так полагается по закону,
из-за вредных газов, водонапорная башня, шесть дач для его сотрудников ...
ужас. И ведь вот что странно - человек-то он вроде приличный. Говорит, ему и
в голову не пришло, что кому-то все это помешает. Думал, мы даже
заинтересуемся. Я эдак тактично заговорил о перепродаже, ну а он сказал,
всем этим занимается его поверенный...
"Поместье Мачмэлкок"
Многоуважаемая леди Пибери!
Позвольте поставить Вас в известность, что, согласно нашей беседе
три дня назад, я встретился с мистером Харгудом-Худом, купившим луг,
который лежит между Вашими и моими владениями, и с его поверенным. Как
Вам уже сообщил полковник Ходж, мистер Харгуд-Худ намерен построить
экспериментально-промышленную лабораторию, губительную для прелестей
нашей сельской природы. Как Вы, без сомнения, знаете, работы еще не
начаты, и мистер Харгуд-Худ согласен перепродать свою собственность,
если должным образом будут возмещены все его затраты. В запрошенную им
цену входит стоимость перепродаваемого участка, издержки на оформление
сделки и плата за архитектурный проект. Этот мерзавец загнал нас в
туник. Он требует пятьсот фунтов. Цена непомерно высока, но я готов
заплатить половину при условии, что вторую половину заплатите Вы. В
случае если Вы не согласитесь на это великодушное предложение, я
постараюсь оградить мои собственные интересы, не считаясь с интересами
округи.
Искренне Ваш
Беверли Меткаф
P. S. Я хочу сказать, что продам "Поместье", пущу землю под
строительные участки.
"Имение Мачмэлкок"
Леди Пибери имеет честь сообщить мистеру Меткафу, что получила
сегодняшнюю его записку, тон которой совершенно необъясним. Кроме того,
извещаю, что не имею желания увеличивать свои и без того значительные
обязательства перед округой. Леди Пибери не может согласиться на
совместное с мистером Меткафом владение лугом, поскольку у него
значительно меньше земли и, следовательно, меньше забот, а
вышеозначенный луг должен по справедливости стать частью Ваших
владений. Леди Пибери полагает также, что, если лаборатория мистера
Харгуда-Худа будет и в самом деле так уродлива, в чем я сомневаюсь,
мистеру Меткафу вряд ли удастся осуществить свой план и превратить свой
сад в участок под застройку жилыми домами.
- Ну и черт с ней, - сказал мистер Меткаф, - ничего не поделаешь.
Прошло десять дней. Прелестная долина, которую скоро должны были
обезобразить, сверкала под солнцем во всем своем очаровании. Пройдет год,
думал Меткаф, и свежая зеленая листва покроется сажей, зачахнет из-за
вредных газов; неяркие крыши и трубы, которые вот уже двести лет, а то и
больше служат украшением здешнего пейзажа, будут заслонены индустриальными
уродами из стали, стекла и бетона. На обреченном лугу мистер Уэстмейкот чуть
ли не в последний раз созывал своих коров; на следующей неделе начнется
строительство, и надо искать новые пастбища. Да и мистеру Меткафу тоже,
фигурально выражаясь. Его письменный стол уже завален объявлениями агентов
по продаже недвижимости. И все из-за каких-то жалких пятисот фунтов, сказал
он себе. И ведь придется все заново отделывать, потом стоимость переезда и
связанные с ним потери. Строителей-спекулянтов, к которым он со зла
обратился, его участок не заинтересовал. При переезде он потеряет, конечно,
куда больше пятисот фунтов. Но и леди Пибери тоже, угрюмо заверил он себя.
Пусть знает: Беверли Меткафа голыми руками не возьмешь.
А леди Пибери, на противоположном склоне, тоже с грустью обозревала
окрестности. Густые и длинные тени кедров пересекли газон; за долгие годы,
что она прожила в этом имении, кедры почти не изменились, а вот живую
изгородь из самшита она сажала сама, и пруд с кувшинками тоже она придумала
и украсила его свинцовыми фламинго; у западной стены она насыпала груду
камней и посадила на них альпийские цветы и травы; цветущий кустарник тоже
насажен ею. Все это не увезешь на новое место. И где оно, ее новое место?
Она слишком стара, ей поздно разбивать новый сад, заводить новых друзей. Как
многие ее сверстницы, она станет переезжать из гостиницы в гостиницу дома и
за границей, немного поплавает на пароходе, нежеланной гостьей будет подолгу
жить у родных. И все из-за двухсот пятидесяти фунтов, из-за двенадцати
фунтов десяти шиллингов в год - на благотворительность она и то жертвует
больше. Но суть не в деньгах, суть в Принципе. Она не хочет мириться со
Злом, с этим дурно воспитанным господином, что живет на холме напротив.
Вечер был великолепный, но Мачмэлкоком завладела печаль. Хорнбимы
совсем загрустили и пали духом, полковник Ходж не находил себе места, мерил
шагами, потертый ковер своего кабинета.
- Тут недолго и большевиком заделаться, не хуже этого священника, -
сказал он. - Меткафу что? Он богач. Куда захочет, туда и махнет. И леди
Пибери что? А страдает всегда маленький человек, кто еле сводит концы с
концами.
Даже мистер Харгуд-Худ и тот, кажется, приуныл. К нему приехал его
поверенный, и весь день они то и дело тревожно совещались.
- Пожалуй, мне надо пойти и еще раз поговорить с этим полковником, -
сказал Харгуд-Худ и в сгущающихся сумерках зашагал по деревенской улице к
дому Ходжа.
Эта-то героическая попытка достичь полюбовного соглашения и породила
миротворческий план Ходжа.
- ...Скаутам позарез нужно новое помещение, - сказал полковник Ходж.
- Меня это не касается, - сказал мистер Меткаф. - Я уезжаю из этих
краев.
- Я подумал, может, поставить им домик на лугу Уэстмейкота, место самое
подходящее, - сказал полковник Ходж.
И все устроилось. Мистер Хорнбим дал фунт, полковник Ходж - гинею, леди
Пибери двести пятьдесят фунтов. Распродажа на благотворительном базаре,
никому не нужное чаепитие, вещевая лотерея и обход домов дали еще тридцать
шиллингов. Остальное нашлось у мистера Меткафа. В общей сложности он выложил
немногим больше пятисот фунтов. И сделал это с легким сердцем. Ведь теперь
уже не было речи, что его обманом втягивают в невыгодную сделку. А ролью
щедрого благотворителя он просто упивался, и, когда леди Пибери предложила,
чтобы луг оставили под палаточный лагерь и дом пока не строили, не кто иной,
как мистер Меткаф, настоял на строительстве и пообещал отдать на это
черепицу с разобранной крыши амбара. При таких обстоятельствах леди Пибери
не могла возражать, когда дом назвали "Зал Меткаф-Пибери". Название это
воодушевило мистера Меткафа, и скоро он уже вел переговоры с пивоварней о
переименовании "Герба Брейкхерста". Правда, Боггит по-прежнему называет
гостиницу "Брейкхерст", но новое название красуется на вывеске и все могут
его прочесть: "Герб Меткафа".
Так мистер Харгуд-Худ исчез из истории Мачмэлкока. Вместе со своим
поверенным он укатил к себе домой за холмы, за горы. Поверенный приходился
ему родным братом.
- Мы висели на волоске, Джок. Я уж думал, на этот раз мы погорим.
Они подъезжали к дому Харгуда-Худа, к двойному четырехугольнику
блеклого кирпича, что славился далеко за пределами графства. В дни, когда в
парк пускали публику, неслыханное множество народу приходило полюбоваться
тисами и самшитами, на редкость крупными и прихотливо подстриженными, за
которыми с утра до ночи ухаживали три садовника. Предки Харгуда-Худа
построили дом и насадили парк в счастливые времена, когда еще не было налога
на недвижимость и Англия не ввозила зерно. Более суровое время потребовало
более энергичных усилий, чтобы все это сохранить.
- Что ж, этого хватит на самые первоочередные расходы и еще останется
немного - можно будет почистить рыбные пруды. Но месяц выдался беспокойный.
Не хотел бы я опять попасть в такую переделку, Джок. В следующий раз
придется быть осмотрительней. Может, двинем на восток?
Братья достали подробную карту Норфолка, разложили ее на столе в
главной зале и принялись загодя со знанием дела подыскивать какую-нибудь
очаровательную, нетронутую цивилизацией деревушку.
Last-modified: Wed, 01 Mar 2000 10:35:38 GMT