кладывать историю час за часом, случай за случаем. Он уже не мог сдерживаться. Он был готов на все, что угодно, только бы безжалостные руки не сломали еще оставшиеся в живых палочки. - Гонишь, - презрительно сказал Пашка, но палочки не сломал. - Дай ему одну, пусть покажет, - предложил Владян. - Все дайте, все, - умолял Коля, еще надеясь, - вдруг одной не хватит. Чем больше, тем лучше получается! Если бы они дали ему все палочки, то крутанул бы Коля свое волшебство и очутился бы за тридевять земель. Или хотя бы у дверей центрального универмага. - Одной хватит, - распорядился Пашка и выделил для эксперимента белую палочку. Коля нервно сжал ее в руках. Нет, одна палочка не спасет Колю. Ему нужны все. А чтобы ему их вернули, Коле непременно надо доказать свою правоту. Пальцы привычно крутанули палочку и в Колиных руках оказался "Опал Фрут". Апельсиновый. В прохладной упаковке. Прибывший из другого спокойного мира, где мама и Коля без всякой опаски могут гулять по тенистым летним улицам. - О, о! - высказался Владян на американский манер. - А ну-ка, дай и я попробую. Он забрал палочку из рук Коли и тоже крутанул ее в руках. Ничего не произошло. - Ну ты, фокусник гребанный, - разозлился Владян. Правая щиколотка дождалась своей очереди. - Надо представлять, представлять, - испуганно объяснял Коля. Теперь он больше всего хотел, чтобы у Владяна получилось. Он не хотел делиться с Владяном кусочком своего мира с переулками и морозилками. Он представлял яблоко, наблюдая, как Владян вертит в руках палочку. Большое, красное яблоко. Такое, как хотел когда-то Алька из Гайдаровской "Военной Тайны". Но в руках у Владяна появилась красно-белая пачка "Мальборо". - А ты, Наркота, молодец, - внезапно заулыбался Пашка по-доброму и даже поощрительно хлопнул Колю по плечу. - Мы-то думали, что нам даже на пиво не хватит. И они ушли. Коля не стал задавать идиотский вопрос про палочки, потому что и последнему дураку ясно, что палочки к нему не вернутся. Ни одна. В руке пламенела пачка мороженого. Кусочек другого мира, который остался за спиной у Кольки далеко-далеко. Мир, в который вернуться уже невозможно. Коля побрел вдоль школьной изгороди. Сказка кончилась. Вернее, ее отобрали. Как красивый грузовик из детства, который, вернувшись сейчас, продолжал оставаться чужим и ненужным. Как пачка "Опал Фрутс". Нельзя было ее есть. Невозможно. И Коля осторожно, повертев головой по сторонам, положил ее на цементный пьедестал ограды. Выкинуть ее в урну, как это подобает культурному человеку, Коля не смог. Несправедливо кидать в мусор кусочек счастливого мира. У поворота Коле повстречался хозяин Темных Стекол. - Ну что, мальчик Коля, - чуть слышно прошептал он. - Палочки... Где теперь те палочки. Ты сснова ссамый обычный мальчик. Далеко не ссильный и не храбрый. Мир ждет тебя, мальчик Коля. Ззамок еще не досстроен. Но когда Коля поднял голову вверх, то на месте хозяина Темных Стекол оказался всего лишь столб для электрических проводов. Самый обычный столб с двумя неровными пятнами гудрона, размазанными по деревянной поверхности в незапамятные времена. Глава 23, в которой Веня думает о несовместимых вещах Вене не хотелось ни домой, ни в штаб. Дома припашут на хозработы, а в пустом штабе тоже не очень-то развлечешься. Перестали ходить в штаб Колька с Ленкой. Пробежали меж ними волшебные палочки. И особенно последняя, та, что осталась у Лены. Странный человек Коля. Разве мало ему восьми палочек? Нет, подавай все до единой. А вот Вене хватало одной. И Ленке тоже. Но Веня вернул палочку истинному владельцу, а она не захотела. Почему? И штаб сразу стал никому не нужен. Веня еще изредка вспоминал счастливые деньки, но постепенно новые события затеняли старые встречи. Чего же тогда хотелось Вене? Хотелось вдоволь пошататься по улицам. Тем более, он заслужил. Из наспех выученной перед уроком географии получилась твердая четверка. Пусть даже все параграфы теперь напрочь вылетели из головы, но четверочка, вот она, никуда из дневника не денется. Хотелось срочно поделиться своей радостью. Или сделать для кого-нибудь хоть что-нибудь хорошее. Веня даже бабушку через дорогу не отказался бы перевести. Но ни одной бабушки, терпеливо стоящей перед дорогой, не наблюдалось. Перевелись нынче те бабушки, к которым весело поскакивали пионеры из старых фильмов, подхватывали за руки и, ни о чем не спрашивая, переводили через дорогу, независимо от того, хотела бабушка оказаться на той стороне или нет. Жили те бабушки в странном черно-белом мире с широкими улицами, улыбающимися милиционерами и непонятным транспортом. Вроде трамвай едет, но это ж ухохочешься, какой трамвай. Да и машины тоже. Сейчас-то все понятно. Это вот "Ниссан", это "Опель-Кадет", а вон "Мерс" проскользнул. По молодости лет Веня путал "Мерс" и "Мессер", но потом вырос. Машины, что самолеты, только им не дано оторваться от земли. Союзные автомобили Веня тоже различал без труда. Вон катит старенький первый "Жигуль", рядом "Запор". Лихо развернулось восьмое "Зубило", за которым сразу же пристроилось девятое. Снова мелькнул "Жигуль", только носящий ласковое прозвище "Шаха", за ним "Сапог" и "Выкидыш Камаза". Последнее название принадлежало маленькой "Оке" и Веня частенько представлял, как бедный автомобиль выкидывается с Камазовского прицепа, перевозящего новые машины без номеров по скоростной трассе. Наверное, ему не хватало веса удерживаться на прицепе. Но несмотря на странное прозвище "Ока" была реальностью в отличие от тех больших и удивительных машин, ездящих по блестящим от чистоты улицам. Те машины казались ненастоящими, словно в компьютерной игре. И люди казались ненастоящими. Пионеры ходили в рубахах навыпуск, подпоясанные ремнями, а на головах у них красовались офицерские фуражки. А переводимые через дорогу бабушки тащили продукты не в фирмовых кульках, а в смешных веревочных сумках, называемых сетками. Веня несказанно удивился, когда в гостях у бабушки полез в дальний шкаф за молотком и обнаружил там такую вот сетку. Он бережно взял ее в руки, погладил по скользким веревкам и спрятал обратно. Веня никому не сказал о своей находке, боясь, что ему не поверят. Но из-за этой сетки ему иногда казалось, что тот черно-белый мир где-то все же существует и что пионеры бывают не только в детских сказках. Так вот, размышляя о бабушках, пионерах, а также об личном и общественном автотранспорте, шел Веня по улице, пиная мятые пачки из под сигарет, и радовался жизни. Пока не наткнулся на вампира. Вампир ничего не сказал. Он только улыбнулся своей кровавой пастью и зашагал за Веней, словно работа у него была такая. И несказанно захотелось Вене в тот черно-белый мир, к бабушкам и пионерам. Потому что в мире, где есть пионеры, нет места для вампиров. Несовместимые это понятия "пионер" и "вампир". И не радовала Веню ни пустая улица, ни пачки сигарет, которые можно залихвастки подпинывать, ни четверка по географии. Раньше Веня думал, что география и вампиры тоже несовместимы, так как в черно-белых фильмах обязательно стоял у доски какой-нибудь пионер и бодро рапортовал о реках Сибири, уверенно тыча указкой в положенные места. А оказалось, что география сама по себе, а вампиры сами по себе. Идет Веня по городу, тащит в дневнике четверку по географии, а за ним как приклеенный следует вампир. И никуда-то Вене от него не деться. А люди не замечали вампира. Люди проходили мимо. Это только в странном, черно-белом мире любой гражданин считал своим наипервейшим долгом остановиться перед опечаленным школьником, присесть на корточки и спросить: "Кто тебя обидел, малыш?" В реальном мире по Вениному лицу проскальзывали равнодушные взгляды. И только один из них навязчиво буравил затылок. Взгляд того, кто шел следом. С каждой минутой становилось Вене все грустнее. Потому что вампир - это не та компания, которая требуется для веселой прогулки. Так и утонул бы Веня в своей печали, если бы не наткнулся на Ленку. Ленка обрадовалась, заулыбалась. И Веня вдруг ясно ощутил, как это замечательно, когда тебе радуются. Не за что-то конкретное, а просто так, потому что попался навстречу. Вене тут же захотелось показать Ленке вампира, но за спиной бледнолицего не обнаружилось. То ли отстал, то ли "Ленка" и "Вампир" все-таки несовместимые понятия в реальной жизни. Тогда Веня предъявил ей картинку с острозубым. Вампир в черном плаще на кровавом фоне заката сегодня восхищал всех (кроме учителя по труду), но самому Вене рисунок стал казаться кривоватым и неказистым. Автору портрета уже не жалко было расставаться со своим творением, просто он пока не успел навести мосты на два литра "Пепси", так чего бы не показать Ленке нарисованного вампира. А о настоящем промолчать. Вампир - не гном. В вампира Ленка могла и не поверить. Она и в гнома поверила только тогда, когда Колька предъявил ей золотистого на своей ладони. Глава 24, в которой Коля не знает, верить ли свалившемуся на него счастью А все-таки удача не забыла про Колю. Ну, скажем, не удача, а некие сверхъестественные силы, которые непременно желали снабдить Колю палочками. Иначе чем объяснить то, что Коля, выдвинув третий ящик стола, отыскал между фигурками индейцев и ковбоев, оставшихся еще от папы, две белые палочки из того же набора. У Коли аж дух захватило. Он бесцельно мял их в руках, не веря своему счастью. Ласковые волны прокатывались по Колиной груди. И так хотелось поделиться радостью хоть с кем-то в этом большом и светлом мире. На этой мысли палочки и сделали свой первый оборот. Дверь раскрылась и на пороге появилась мама, сверлящая Колю строгим взглядом. С мамой делиться радостью бесполезно. Не то, что мама - плохой человек, но ведь она не верила в палочки. Однако мама пришла вовсе не радоваться вместе с Колей. - Ерундой занимаешься, - сказала она решительно, заметив, что перед Колей не лежат раскрытые учебники и тетрадки. - Поэтому вылезай и срочно беги за капустой. "Пускай мне не надо будет бежать за капустой, ну пускай," - шептал Коля, украдкой вращая палочки. - Да, - вдруг сказала мама. - В магазин бежать не надо. На рынке капуста получше и подешевле. Будь добр, съезди-ка до рынка, сынок, да купи там заодно килограмм лука. Коля мог быть добрым, мог быть злым, все равно его настроение ничего не меняло. Это только кажется, что у школьника до ужаса свободного времени, а на деле, куда ни кинь, везде лишь уроки, домашние задания, да скучные обязанности. Об этом размышлял Коля, направляясь к троллебусной остановке. По пути он заглянул в овощной магазин и понаблюдал за капустой. Отличная там продавалась капуста. Коля даже не смог представить лучше. Следовательно, ехать надо, иначе мама зорким взглядом мгновенно отличит капусту, скопированную с магазинской, от рыночной. И палочки не помогут. Палочки делают только те вещи, которые можно представить. На остановке толпился народ. Коля крутанул палочки, желая вызвать троллейбус, как можно быстрее. Ничего не произошло. Коля крутанул еще раз. Троллейбус не появился. Коля подозрительно осмотрел волшебное имущество. Самые обыкновенные палочки. Ничуть не лучше тех, что достались Пашке и Владяну. Может троллейбус вызвать сложнее, чем автобус? Двумя палочками получался дефектный автобус, но автобусов-то различных куча, а троллейбусы все на одно лицо. Видимо, не хватает у палочек мощи. Коля задумчиво повертел палочками в обратном направленнии. Далеко-далеко появился корпус троллейбуса, украшенный двумя палочками-рожками. Непонятно, то ли троллейбус приехал сам, то ли все-таки Коле удалось его вызвать. И Коля оставил палочки в покое. Бесполезно ускорять ход общественного транспорта, пользы такое мероприятие не принесет. В троллейбусе Коля решил воспользоваться бесплатным проездом. Он повертел палочки перед носом женщины в фиолетовой блузе, и кондукторша, смерив его усталым взором, начала пробираться в другой конец салона. Коля прислонился к прохладному стеклу вспотевшим лбом и попытался прилипнуть к нему, чтобы на ухабах стекло не отклеивалось от кожи и не било Колю по возвращении на место. Не получалось. И когда стекло особенно больно врезалось в Колин лоб, так что голова обиженно загудела, Коля мстительно повернулся к окну спиной и начал изучать пассажиров, едущих в том же направлении. Взгляд его сразу наткнулся на высокого мужчину с усами соломенного цвета и прильнувшего к нему мальчишку. Последнего Коля узнал, это был Димка, живший в соседнем доме. Димка был наполнен своими заботами и беспокойно ерзал, совершенно не замечая Колю. Его папа, напротив, словно застыл и смотрел куда-то в сторону грустно и устало. - Папа, - слова вылетали из Димки как из пулемета. - А ты ведь мне купишь на рынке жвачку? - Да зачем тебе, Димка, жвачка? - папа отвечал ему тихим, тягучим и заунывным голосом. - Как зачем? Дирол защищает ваши зубы с утра до вечера. - И кто это тебе такое сообщил. Сенька Любушкин? - Не мне, папа! - А кому? Ты что, подслушивал. - Да не, по телевизору. Ты еще скажи, что не видел! Телевизор - это ведь не Сенька! - Видел, Димка, - вздохнул его папа. - И телевизору ты веришь больше? - Конечно, ведь Сенька может и наврать. А по телевизору врачи всякие. Врачи-то не врут. - Эх, Димка, - опечалился его папа. - Какие там врачи. Не верь тому, что показывают по телевизору. Если всему верить, то в самый неподходящий момент останешься без денег, без машины и без крыши над головой. Верить надо себе, своим друзьям и хорошим книгам. - Нет, папа, вон Сенька мне друг, а врет. И дразнится еще. Димка - Сардинка. Зачем люди дразнятся? - Чтобы дать тебе шанс похвалить самого себя. - А Ольга Петровна сказала, что хвалить себя... как его... недостойно. Во! - Перехваливать недостойно. А хвалить даже полезно. - А ругать, папа, себя можно? - Ругать? А разве ругать себя - более достойное занятие? - Не знаю, папа. - Вот и подумай хорошенько. А я тебе скажу так: не стоит себя ругать. Зачем отнимать это удовольствие у других? Димка промолчал. Голос его папы внезапно оживился и перешел от морали к более конкретным делам. - Кстати, Димка, а куда запропастилась моя алая ручка? Димка виновато опустил глаза и Коля стал пробираться к выходу. Он страшно не любил, когда на его глазах хорошему знакомому доставался разнос. У выхода не оказалось почти никого, хотя народ постоянно готовился к высадке. Тем более, что следующей остановкой значился Центральный Рынок. Однако сейчас пассажиры почему-то осторожничали и не пробирались к выходу, осведомляясь друг у друга о планах на ближайшие несколько минут. Оказавшись впереди всех, Коля понял причину всеобщего соблюдения дистанции. На ступеньках примостилась стайка пацанов обшарпанного вида. На них были старые пыльные болоньевые куртки. Лица то ли загорели до невозможности, то ли месяцами не мылись. Люди старались не касаться своими яркими блузками и белоснежными рубахами грязных курток. Но пацаны не обращали ни малейшего внимания на презрение широких слоев общественности. Они то и дело распахивали куртки и совали голову в образовавшуюся дыру, откуда на мгновение-другое являлся таинственный мешок. Носы жадно вбирали воздух из этого мешка, за стенками которого Коля, как ни силился, не смог разобрать содержимого, а вновь поднявшиеся лица смотрели в окно пустыми отсутствующими взглядами, словно перед ними были не двери с овалами стекол, а бескрайняя пустыня, покрытая асфальтом. Коля понял, что и здесь от разноса не уйти. Самый высокий пацан раздраженно выговаривал худенькому, едва стоящему на ногах. У этого кроме осенней куртки с уродливо располосованной спиной на голове была одета круглая шапочка из черной синтетической шерсти, словно на дворе был не сентябрь, а вторая половина октября с морозной погодой. - Дурак ты, Батон, - говорил высокий, голос хоть и ругал, но в то же время как бы сочувствовал. - Выкинул бабки, а зря. Если бы не поторопился и шнягу купили бы, и на тачку бы еще осталось. А теперь, сам видишь, на троллейбусе пилим. Худенький от смущения стянул шапку и отчаянно мял ее в руках. Ему так хотелось оказаться на месте кого-нибудь другого, кто может позволить себе отключиться и не чувствовать себя виноватым. А может он ждал окончания разноса, чтобы в очередной раз сунуть голову в таинственный мешок. Ведь нельзя же отвлекаться на что-то важное, в то время, когда тебя ругают за дело. - Пидорку свою не потеряй, - заметил высокий. Худющий сразу затолкал ее обратно на голову, натянул судорожным движением до упора, отчего его голова сразу стала похожа на черный мячик, и взглянул на высокого преданно и виновато, как щенок, сделавший лужу в неположенном месте. Высокий оценил этот взгляд. - Не боись, Батон, - ободрил он своего попутчика. - Все зашибись. Сейчас вылезаем. Возьмем "Дядю Гену". Пожалуй, на "Дядю Гену" бабок нам еще хватит. И почапаем на хату. Глаза худющего весело блеснули, словно во всем мире больше не осталось ни единой опасности. Блеснули на секунду и исчезли. Ворот куртки распахнулся, на поверхность вылез полиэтиленовый мешок с мутными стенками и лицо тут же утонуло в разверзнувшихся краях. На самой макушке шапки Коля неожидано заметил золотую блестку. Это была еще одна капля. Точно такая же, как у бабушки-орденоноски. Но одно дело - бабушка, а тут совсем несуразный пацан. Высокий, заметив Колино внимание, просверлил Колю нехорошим взглядом и зловеще осклабился. Коля поспешно отвел глаза. Не хватало только нарваться на незнакомую компаху. Ему и Пашки с Владяном больше чем достаточно. Когда край глаза еще не оторвался от золотой блестки, она резко рванулась в сторону. Лицо худущего вынырнуло из мешка и он повернулся к Коле. Коля и отошел бы, да не получилось. Сзади дядька поставил высокий здоровущий чемоданище. При любом толчке Коля мог налететь на странного пацана. Тот продолжал пялиться на Колю. Сам Коля разглядывал ступеньку. Ребристую. Давно немытую. С вдавленной между резиновых полосок полусгоревшей спичкой и лохмотьями перекрученного билета. - На, - вдруг сказал худющий и что-то сунул Коле в руку. Дверь раскрылась и подозрительная компаха выскочила наружу, сразу затерявшись в рыночной суете. Следом, как пробка из бутылки, вылетел и Коля. Это дядька взметнул свой чемодан и послал его к выходу, заставив Колю перескочить через все ступеньки сразу. Дядька и не заметил стоящих впереди. Он, натужно пыхтя, потащил свой груз по направленю к автовокзалу. Толпа завертела Колю, приняла в свой поток и понесла по течению прямо на овощные ряды, расположенные за высокими воротами из железных полос. Коля не сопротивлялся, ему было по пути. В зажатых пальцах чувствовался кругляшок. Может, монетка? Вот здорово! Но выступ на одной из сторон смущал Колю и в голову больше не приходило никаких гипотез. Только когда в Колиной сумке уместились три крепеньких кочанчика капусты и полкилограмма лука, Коля рассмотрел неожиданный подарок. Кругяшок, зажатый в руке, оказался легкой аллюминевой пуговкой. Пуговка, прежде чем попасть к Коле, успела вываляться в грязи. Сейчас грязь засохла и забилась во все щели рисунка и дырку ушка на обратной стороне. И все же грязь не смогла скрыть рисунок. Вырвавшись из бурого месива, по серебряным волнам плыл парусник с длиннющим флагом на верхней мачте. За мачтами виднелись смазанные контуры чего-то непонятного. То ли солнце рябое всходило над морем, то ли дерево с отпадающей листвой. Но не горизонт был главным. Главным оставался парусник, который, несмотря на обрушившуюся грязь, залепившую все вокруг, все-таки плыл и плыл по намеченному курсу. Непонятно было, откуда мальчуган раздобыл эту пуговку. И непонятно, зачем сейчас она оказалась у Коли? Может выбросить? Не дай бог, наткнется мама, и тогда очередного скандала не оберешься. Это ведь не волшебная пуговка, в отличии от треугольника. Коля бы обязательно почувствовал волшебство, будь оно спрятано там, внутри. Но пуговка оказалась самая обыкновенная. И совершенно ненужная Коле. И все-таки выкинуть не получалось. Пусть даже ее вручили Коле просто так. Пусть даже она не понадобится Коле никогда. Но вдруг она совершенно необходима Вене или Ленке? Вдруг кто-то, пока неизвестный Коле, жить без нее не может. Это ведь так просто: взять и выкинуть. Но может через минуту с Крогей столкнется именно тот, кому она и предназначалась. И может кто-то прямо сейчас выкидывал вещичку, без которой жить не мог уже сам Коля. Пусть хоть кому-то повезет. И Коля положил пуговку в карман. В такой, про который Коля точно знал, что он без дырки. - Ззначит, принял подарочек? - осведомился удивительно знакомый голос. Рядом с Колей медленно вышагивал хозяин. - Принял, - согласился Коля. - А разве нельзя? - Можно, Коля, отчего же нельззя? Вссе в жиззни можно. Выбор вссегда зза ссамим человеком. Ты выбрал, кто тебя может упрекнуть? А даже ессли и может, это вссе равно уже ссделанный выбор. Твой выбор. Коля промолчал, а хозяин продолжил: - Не сстрашно было принимать подарок? - Почему страшно, - удивился Коля. - Он ведь тоже человек, как вы или я. - А, Коля, ты еще понимаешь, что он - человек. Многие-то уже выроссли и думают по другому. - Я не буду, - пообещал Коля. - Да у него на шапке была Золотая Капля. Вы не знаете случайно, что это такое - Золотая Капля? - Сслучайно ззнаю. Иззвини зза банальность. То, что ты наззываешь ззолотой каплей, это жиззнь. - Жизнь? - Жиззнь. Она есть у многих. Да только как ее раззглядишь. Подумай, Коля. Жиззнь, она совсем как капля. Может упассть в пессок и расстворитьсся бессследно, а может сскольззнуть на плодородную зземлю и пробудить прекрассный цветок. Или хотя бы травинку. Ссамую обыкновенную. Она прекрассна. Пуссть вокруг целый миллион точно таких же, но она ссразу сстановитьсся единсственной и неповторимой... - Травинка или Капля? - А хоть та, хоть другая. Тебя привлекает капля, потому что она необычна для твоего раззума и непонятна. Но ты даже не предсставляешь, Коля, как выглядит ссамая обыкновенная травинка черезз Темные Стекла. - Если Капля - жизнь, то что тогда темные стекла? - Темные Стекла. Попроссту говоря, это - та ссторона. - А, понял! Жизнь и Смерть. Это две стороны, как Добро и Зло. - Ну, Коля, ты меня раззочаровываешь. Уж кому-кому, а тебе сследовало бы ззнать, что жиззнь - штука ззлая и нессправедливая. Ззачем делить вссе только на две сстороны? - Так ведь и бывает только две стороны! Вот хотя бы тот же человек. Он или жив или мертв... - Или, сскажем, за Темными Стеклами, - закончил хозяин. - Так что жизнь - это далеко не добро. А Темные Стекла - не ссмерть. Не надо четких границ. Жиззнь, ссмерть, черное, белое... - Истина всегда посередине? - не утерпел Коля. - Ессли попроссту, то примерно так. Но никогда не забывай, ессли ты ссможешь вззглянуть на исстину под другим углом, то ссам нессказзанно удивишьсся нассколько далеко она окажетсся в сстороне от того, что каззалось тебе неззыблемой ссерединой. - Если жизнь - не добро, то... - Ну вот опять. Не будь таким категоричным, Коля. Ты ссам выбираешь, чем ссчитать жиззнь. Помойной ямой или, сскажем, даром небесс. Выбор вссегда за ссамим человеком. - Но тогда... Что такое ссам человек? - Человек - это ззамкнутый мир. Каучуковый шар, утыканный осстрыми иглами. На каждой иголке наколоты улыбки, улыбочки и гримассски. В глубинах же прячетсся либо кусок железа, либо драгоценный камень, либо куча помоев. Не вссегда хватает упорсства проссочится между иглами, и выясснить, что там внутри. И времени, чтобы раззобраться, никогда не хватает. Вот и прыгают реззиновые шары, и колют друг друга иголками, пряча ссвою внутреннюю ссущноссть. - Да в чем разбираться-то? А вдруг внутри всякая дрянь? Кому она нужна? - Чуть передохни, Коля. И подумай. Вссегда ли то, что было бессполеззным муссором для твоей мамы, оказывалось беззделушкой для тебя? Можно ли наззвать беззделушкой то, что хотя бы иззредка может ссогреть душу? Из любого помойного ведра можно выудить масссу полеззных вещичек. Только вот, Коля, люди не любят рытьсся в помоях. Им подавай новое, чистое, неисспольззованное и неремонтированное. - Капля тоже уводит в другой мир? - посерьезнел Коля. - Нет, Коля. Капля - это жиззнь. А жиззнь, вот она, - хозяин обвел рукой толчею рынка и чуть не задел двух багровых от напряжения мужиков, волокущих с частыми передышками коробку с громадным телевизором. - Всся перед тобой. В другой мир уводят другие. Например, я. Могу увессти, а могу предложить тебе маленькие сстеклышки. Пока только маленькие. Подумай, Коля. Ты ссейчасс одинок. У тебя уже нет ни друззей, ни палочек. Одни проблемы. "Зато есть родители. - хотел сказать Коля. - Ссамые (ой, что это?), ззамечательные." Но тут он внезапно вспомнил про палочки. - А это видали, - похвастался он, крутя палочки без всяких желаний и посторонних мыслей. - На них не надейсся, - грустно сказал хозяин голосом, пронизанным сочувствием. - В этой парочке нет даже желательной магии. Две пусстышки. В ззвезздный миг проникновения они лежали отдельно от осстальных. На их долю магии не доссталось. - Как это не досталось... - закипятился Коля. - А ты проверь, - не стал слушать хозяин. - Прямо ссейчас. Не откладывая в долгий ящик. Жиззнь коротка, а усспеть надо многое. Не так ли, мальчик Коля? На этот раз хозяин шагнул широко и сразу вырвался вперед. Затем последовал еще один шаг. И еще. Хозяин незаметно растворился в рыночной толчее. На пустых улицах он казался невероятно высоким, а тут ничем не отличался от обычных людей. Но Коля мгновенно позабыл про хозяина. Он хотел прогнать облако, заслонившее солнце. Облако продолжало скользить невыносимо медленно. Он пожелал, чтобы самая лучшая машина из бесконечного ряда такси отвезла Колю домой. Никто из водителей не выскочил и не распахнул перед Колей дверцу. Да что такси, самая обыкновенная порция самого дешевого мороженого не желала возникать в руках у Коли, а в кармане отказывался появляться даже спичечный коробок. Палочки не работали, хозяин, как всегда, не соврал. Сверхъестественные силы обнадежили Колю, а потом отвернулись от него окончательно. I'm a Barbie girl, in a Barbie world Life in plastic, it's fantastic. You can brush my hair, undress me everywhere. Imagination, life is your creation. Из киоска лилась песня. Она плыла над просторами моря, сотканного из людских голов. Она рассказывала про красочный пластмассовый мир, где жила невыносимо прекрасная и недостижимая девочка Барби, мечта всех остальных девочек на всем земном шаре. И на восточном полушарии, и на западном. Из пластмассового домика выбирался шикарно прикинутый Кен и противным голосом звал Барби на вечеринку. А Барби никогда не отказывалась. Яркий пластмассовый мир совершенно не походил на раскинувшуюся вокруг жизнь и может поэтому хотелось хоть разок взглянуть на него глазами пластмассового жителя. А может и не только взглянуть, но и остаться. Сбежать отсюда. Уйти. Насовсем. Туда, где все просто и правильно. Где никто не посмеет оспаривать красоту Барби и ее подруг. Где никто не посмеет назвать туповатого Кена с пластмассовыми волосами неудачником. Едва сдерживая слезы, Коля зашвырнул палочки в груду обломков деревянных ящиков, оставшихся от закончивших торговлю продавцов, и пошел прочь. Он уже не видел, как из случайно затесавшейся между щепок картонной коробки высунулась маленькая мохнатая ручонка и утащила выброшенные палочки в недра мусорной горы. Глава 25, в которой Веня отвоевывает свободу, но не для себя и ненадолго Вампир Ленке понравился безоговорочно. - Класс! - похвалила рисунок она. - Нарисуй мне в дневнике такого же. - Ладно, - согласился Веня. - Вот домой приду... - Нет, - заспорила Ленка. - Сейчас нарисуй. Дома у тебя на уме одни самолеты. - Да у меня и красок с собой нет, - пробовал отказаться Веня, но увильнуть от возложенных обязанностей не получилось. - У меня есть, - сказала Лена. - Зайдем ко мне. Дал слово - держи. И Веня послушно следовал за Леной, прикидывая в уме, каким будет рисунок вампира на внутренней стороне обложки дневника. Работа надолго не затянулась. Уже через полчаса Веня и Лена сидели на скамейке у дома, находящегося на полпути между Ленкиным и Вениным местом жительства. Вампир сох под лучами солнца и внешне был собой совершенно доволен. И правда, придраться к нему было невозможно. Развевался по ветру укутавший плечи черный плащ. Белело лицо с глубоко посаженными глазами. Клыки злобно выпирали из раскрытого рта. А за вампиром простиралась кровавая полоса заката. Венин вампир получился даже лучше, чем настоящий. Кто знает, если бы он вдруг ожил и сошел с картонного листа, то наверняка разобрался бы с Вениным мучителем. Просто сгреб бы его за шиворот серого костюмчика, да зашвырнул бы за горизонт вместе с угасающим солнцем. А потом, быть может, разобрался бы и с хозяином Темных Стекол. Но нарисованный вампир не собирался входить в реальную жизнь. Видимо его вполне устраивало существование на плоском листе. Внешне он чем-то получился похожим на Виктора Цоя, но Лена не возражала. - Пускай, - заметила она. - Так даже и лучше. Веня не стал спрашивать, чем лучше. Возможно, вампир и Виктор Цой в одном лице являли собой нечто родственное шампуню и ополаскивателю в одном флаконе. Веня просто любовался проделанной работой, уж очень она была хороша. Оторвавшись от шедевра, Веня краем глаза заметил знакомое лицо. Колька? Он вскинул взгляд. Колька попытался ускользнуть за угол, но понял, что его заметили, и остановился. Странно вел себя Колька. Не хотел попадаться на глаза ни Вене, ни Лене. Даже сейчас он еще стоял сжавшись, не решив, то ли идти к друзьям, то ли все-таки смыться куда подальше. На всякий случай Веня махнул рукой, и Коля, увидев, что теперь и Лена смотрит ему навстречу, уныло поплелся к скамейке. Он подошел и плюхнулся на сиденье, ничего не говоря. - Смотри, - похвастался Веня, сунув другу под нос свое творчество. Коля печально посмотрел на картину, потом так же печально на Веню, словно тот показывал не портрет Повелителя Тьмы, а чепуховую иллюстрацию к "Курочке Рябе". - Залакировать бы, - вздохнул Веня, не в силах оторваться от созерцания. - Эх, и заблестела бы. Коль, сотвори бутылочку лака. Коля хмуро отвернулся от Вени и носком кроссовки начал ковырять сухую землю у ножки скамейки. Наконец, земля треснула, закрошилась и вокруг посыпались влажные черные комочки. - Колька. Коля не отвечал. Из образовавшейся воронки выскочил верткий жук с черным блестящим панцирем, засуетился вокруг, а потом резво убежал и затерялся в джунглях пожухлой травы. - Ничего, - успокила Веню Лена. - Он и такой красивый. - Но будет лучше, - настаивал Веня. - С лаком-то. У Коли был вид, словно он вот-вот сорвется и убежит невесть куда. Может ему хочется в штаб? Веня и не возражал бы, да Колька молчал и все тут. Только воронка разворочанной земли становилась глубже и глубже. - Коля, у тебя сколько белых палочек, а сколько оранжевых? - спросила Лена. Коля отвернулся еще дальше и ушел в себя глубоко-глубоко. Веня прямо-таки чувствовал, насколько Коля сейчас чужой и ему, и Лене. Но почему? Внезапно Коля вздрогнул и подобрался. Лена внимательно посмотрела на него. Колькин взгляд стал испуганно-затравленным. Такой взгляд Лена видела всего один раз. Год назад большие пацаны гоняли палками по двору ободранного щенка. Тот злобно огрызался и уворачивался, надеясь сбежать. Но парней было слишком много, и любой только что свободный проход заполняли грозно топающие ноги и палка, рассекавшая воздух с противным свистом. А потом щенок оказался в тупичке. И тогда он перестал лаять, присел на задние лапки, скорчился, а его выпуклые блестящие глазки вдруг потускнели, покрывшись пленкой усталости и безысходности. Кто-то с размаху вдарил щенка по хребту. Щенок взвизгнул и вжался в землю. И тогда Лена скользнула меж запыленных туфель и вываренных штанин и выхватила щенка из угла гаражей, прижав его к груди. Щенок мелко дрожал, а где-то в глубине стучало его маленькое сердечко. Глаза смотрели на Лену невидящим жалобным взором, словно щенок уже смирился со своей незавидной участью и больше уже не надеялся ни на что. Лену больно стукнули палкой по коленке, приказывая отпустить щенка, но девочка ничего не слышала и не видела, кроме теплого тельца щенка с лохматой, свалявшейся шерстью. И большие пацаны ушли, на прощанье отругав Лену нехорошими словами, которые пронеслись где-то в отдалении, противные, но уже не опасные. Щенок не остался с Леной. Когда она опустила его на землю, он быстро засеменил лапками и унесся за пределы двора, два раза оглянувшись на прощание, словно зовя Лену с собой. С тех пор Лена полюбила собак. И маленьких, и больших. Она неизменно вглядывалась в каждого пса, находившегося в пределах ее видимости, боясь обнаружить этот нехорший взгляд. Но теперь она нашла его не у собаки, а у друга. Она быстро огляделась по сторонам. Видимой опасности не наблюдалось. К скамейке подходили два Колькиных одноклассника, да и только. Но затравленный Колин взгляд скользил по приближающимся фигурам, не смея заглянуть им в глаза. Парни подошли и по-хозяйски опустились на сиденье. Один слева от Коли, на самом краю. Другой справа, ловко оттеснив Веню от приятеля. Первый широко расставил ноги и приветливо хлопнул Колю по плечу. Тот, что сдвинул Веню, напротив, вытянул свои ноги и положил их одна на другую, превратившись в дугу, касавшуюся скамейки лишь двумя точками: сутулой спиной и кончиком зада, обтянутого почти новыми джинсами "Colin's". - Здорово, Наркота, - сказал один из подошедших. - Здорово, - промямлил Коля. - Ну если здорово, дай рупь до тридцать второго. Коля не ответил и опустил голову еще ниже. - Че, Наркота, пригорюнился? - весело спросил ближний к Вене. Из его рта вываливался густой пивной запах. Коля молчал. Он согнулся в три погибели и взглядом буравил землю под сиденьем скамейки. Веня вдруг ясно почувствовал, как праздничное настроение, до этого витавшее в воздухе, разбилось вдребезги, а ему на смену пришла тоскливая неопределенность и тягучее ожидание чего-то пакостного, что неотвратимо должно вот-вот произойти. - Встань, когда с тобой разговаривают, - Колин собеседник лениво пнул по Колиной ноге. Коля поднялся и развернулся. Он ссутулился как мог и не смел поднять взгляда, зная, что тогда творящееся вокруг закрутится по еще более зловещему сценарию. Лена и Веня смотрели на Колю во все глаза, не зная, что и сказать, а тот, чувствуя, что находится под всеобщим наблюдением, приобретал все более жалкий вид, изучая землю под ногами. Если бы Колин взгляд обладал силой огня, то могучий пожар охватил бы весь двор и теперь бушевал бы на половине города. К несчастью для Коли силой не обладал ни взгляд, ни он сам. Вот и оставалось стоять и ждать, когда мучители поприкалываются над Колей и уйдут восвояси. Коля отдал бы все свои сокровища только за то, чтобы Пашка и Владян отправились отсюда как можно скорее. Веня тоже не знал, как поступить. Вроде вокруг творилось что-то не очень хорошее, но пока никто не дрался, заступаться было не за кого и немедленных действий от Вени никто не требовал. Однако двое новоприбывших вели себя очень уверенно, словно все так и должно было происходить. Веня ерзал по сиденью, недоумевая, почему Коля не объяснит этой парочке, что не следует на него так давить. Или им было положено? Но почему тогда Коля ничего никогда не рассказывал? Лена наоборот ни секунды не размышляла, положено ли себя вести так с Колей или нет. Она знала истинный смысл этого безысходного взгляда. И поэтому она вскочила и встала рядом с Колей. Во взгляде ее бушевала буря той силы, что девятым валом сворачивает самые надежные корабли. Парочка смотрела на Лену с любопытством. Парочка знала, что при необходимости заткнет пасть и этой девчонке и даже десятку таких девчонок. Силы хватало. Кроме того Пашкина рука сжимала волшебные палочки. И тут Лена заметила кончики палочек, высовывавшихся из Пашкиного кулака. Неужели Колька отдал палочки? Все палочки?! Судя по Колькиному поведению, именно так все и случилось. Но знала ли эта парочка про волшебную силу? Лена мысленно заметалась в поисках решения по возврату палочек. Решение не приходило. В голову лезли только идиотские вопросы типа: "Зачем вы забрали у Коли палочки?!" Известно ведь зачем. Захотели и забрали. Такие могут. А может ли Лена вернуть их? Колиным одноклассникам надоело сидеть молча. - Это хто? - поинтересовался один, кивнув в сторону Лены. - Шалашовка Наркоты, - пояснил другой. - Да ну? - деланно удивился первый. - Мал еще Наркота, чтобы иметь такую офигенную биксу. - Иметь? Хы-хы-хы-хы-хы, - то ли засмеялся, то ли закашлялся от смеха второй. - Сами вы биксы и шалашовки, - возмутилась Лена. Злоба в ее глазах разгорелась с невиданной силой. Но слова, емкие и спасительные слова так и не нашлись. - Не-е-е, - мотнул головой первый. - Ты - бикса. А мы - пацаны. А этот твой, он сява еще. Коля не возражал. Коля даже не поднял взгляд. Лену трясло от злости и от невозможности предпринять хоть что-то. В это время второй что-то зашептал первому, обводя Лену сальным взором. Второй довольно ухмыльнулся. - Слышь, Наркота, - сказал он. - Мы пожалуй позаимствуем твою биксу на часок, а? Что скажешь? Коля ничего не сказал. - Вот и лады, - кивнул головой второй. - Пусть-ка она разденется, поглядим-ка стоящая деваха или так себе. Лена поняла, что сейчас, да-да, прямо сейчас вцепится в это противное лицо. Но у противного лица обнаружились еще и руки, и одна из этих рук уже раскручивала палочки. Лицо затуманилось и поплыло. И что-то затуманилось и поплыло внутри Лениной головы. Она уже не видела мир вокруг. В сознании жили только чужие приказы, и Лена знала, что должна им подчиняться. Ее рука потянулась к замочку юбки. Маленькая ручка к маленькому замочку. Колю тоже трясло, но не от злости, а от страха. Он не осмеливался глядеть на творящийся беспредел. Он понимал, что сейчас может произойти нечто такое, из-за чего Лена никогда не станет принцессой. Ни сейчас, ни когда вырастет. Происходило что-то очень неправильное. Но кто сказал, что жизнь - это правильная штука. Жизнь зла и несправедлива. И будь рядом хозяин Темных Стекол, он тотчас подтвердил бы Колину мысль. Но хозяин научился выбирать такие пути, котрые не упирались в подобные ситуации, а легко проскальзывали мимо. Он и Колю хотел научить, да не захотел Коля, а теперь вот приходиться стоять, прятать взгляд и разве что не кулаки грызть от осознания собственной беспомощности. А что мог Коля сделать? Ничего. Вступиться? А что это даст? Ничегошеньки. Ну встанет Пашка, ну даст Коле по физии, ну повалит на пыльную землю, да испинает хорошенько. Ведь это ни черта не поможет Лене. Так стоит ли соваться, если не можешь ничего сделать? Стоит ли усугублять и без того непростую ситуацию? Ведь Коле совершенно ясно, что изменить он ничего не в силах, как бы ему не было плохо от этого бессилия. Ведь знает же он, ПО-НАСТОЯЩЕМУ знает. Но этого не знал Веня. Он не знал, что Владян сильный. Он не знал, что Пашка еще круче. Он не знал, что