кофе чашку за чашкой, пускались в рассуждения о нынешнем мировом кризисе, но разговор протекал вяло, а то и вовсе замолкал, и слышалось только тяжелое, прерывистое дыхание наших пациентов. Мы вспоминали, как в зоопарке появилась Н'Понго: черная как уголь маленькая толстушка, губы вечно изогнуты в улыбке, отражающей твердую веру в дружеское расположение всех людей. А вот в душе у Ненди поначалу коренились глубокая антипатия и недоверие к людям, и большой шрам через всю макушку - след от удара секачом - вполне объяснял причину ее нелюдимости; понадобился не один год терпеливых усилий, чтобы завоевать ее доверие. Мы знали обеих еще детенышами, где же тут настроиться на бесстрастный, холодный научный лад. Наблюдения за Н'Понго. В 16 часов Н'Понго начала реагировать - повернула голову и пожевала губами. 16.48. Н'Понго зашевелилась, на ногах не стоит, только перекатывается. 18.00. От решетки доползла на животе до середины клетки. 18.30. Лежа на животе и опираясь на локти, сонно озирается. Села на корточки, опираясь о решетку, упала, поползла к радиатору. 19.00. Пододвинулась ближе к радиатору, вяло шевелит руками. Лежит на животе на сене. 19.30. Поза без изменений. 20.00. Намного бодрее, сидя в полусогнутом положении, поднимает вертикально голову, реагирует на свое имя. 20.08. Снова у решетки в прежней позе. 21.30. Ходит по полу на четвереньках, конечности с трудом удерживают ее вес. 22.15. Лежит на животе, на звуки не реагирует. 22.50. Садится, вокруг рта следы рвоты, взгляд фокусируется, но все еще затуманенный, по телу пробегает мелкая дрожь. 24.00. Без особых изменений; свет выключается. Наблюдения за Ненди. Ненди после выноса из старой клетки кашляла, зевала, моргала, наблюдалось выделение слюны. 18.00. Ненди лежит посередине пола ничком. 18.30. Немного двигалась, к голове и плечам пристали стружки и сено. 19.10. Лежит на сене, зарывшись головой, не двигается, дышит легко. 19.30. Передвигается кругом на четвереньках, но очень неуверенно реагирует на свое имя. Обнюхивает краску, стучит костяшками по полу. Сидит на корточках, дыхание несколько напряженное. 19.55. Проявляет интерес к пище, кусает апельсин, активно передвигается, иногда падает, но продолжает двигаться, даже после падения плашмя - тотчас выпрямляется. Выделения из носа. 20.00. Ненди влезла на решетку, висела на ней три с половиной минуты. 20.10. Позывы к рвоте, слюноотделение. 20.15. Рвота. 20.19. Новые позывы к рвоте. 20.20. Опять позывы к рвоте. 20.27. Ненди пьет теплое молоко с 10-процентным раствором глюкозы, координация плохая, при питье вытягивает верхнюю губу. 20.34. Стоя ухает и колотит себя в грудь. 20.33. Опять стоя колотит себя в грудь и ухает, затем садится и продолжает протяжно ухать. 20.35. Снова пьет молоко. 21.50. Ненди на полке, ведет себя спокойнее, координация немного лучше. 22.15. То сидит, то ходит по полке. 22.45. Как будто уснула. 23.30. На полке в позе отдыха-сна, но не спит. 24.00. На полке, отдыхает, вроде бы спокойна, свет выключается. Нехитрая операция по переводу позволила нам точно взвесить и измерить обеих обезьян, сделать анализ крови, получить полную бактериологическую картину по мазкам из носа, горла и влагалища, довольно много узнать о действии транквилизаторов и анестетиков. По сути дела, мы провели всестороннее медицинское обследование, которое иначе было бы неосуществимо даже с такими относительно ручными особями. Все данные были занесены на карточки для будущих нужд. Наука наукой, а когда все было кончено, я откупорил шампанское, полагая, что нам не мешает взбодриться. Разумеется, последовательные и подробные наблюдения чрезвычайно ценны для ветеринарных и паразитологических исследований. Ярким примером того, как тесно подчас паразитология связана с ветеринарной наукой, может служить наша скорбная серия карточек с данными о вулканическом кролике тепоринго. Скорбная, поскольку она покоится в картотеке потерь, ожидая воскрешения, когда нам удастся добыть еще экземпляры этих интереснейших маленьких зверьков. Крохотный, чрезмерно редкий кролик тепоринго обитает только на склонах потухших вулканов Попокатепетль и Истаксиатль под Мехико. Хотя он строго охраняется законом, это, как и во многих других случаях, охрана лишь на бумаге. На кроликов охотятся, невзирая на охранное законодательство, их убивают даже там, где, казалось бы, они могли рассчитывать на убежище, в национальном парке Попокатепетль. Местные лесники сами говорили мне, что едят их мясо. Учитывая все это, а также ограниченность ареала редкостного зверька, я считал, что тепоринго нуждаются в помощи нашего треста. А потому в 1968 году я финансировал и возглавил экспедицию в Мексику с основной целью - приобрести плодовитую колонию вулканических кроликов. Мексиканские власти встретили меня очень любезно и оказали всяческое содействие, и через три месяца я вернулся на Джерси с победой. Мы приобрели шесть кроликов, они благополучно перенесли путешествие и прекрасно освоились на новом месте. Нам удалось даже получить приплод - большое достижение, ведь это был первый случай, когда тепоринго обзавелись потомством в неволе. Но дальше дело пошло плохо: единственный самец погиб, и вскрытие выявило у него одну из форм кокцидиоза. Прошло несколько тревожных недель, нам удалось заполучить из Мексики второго самца, но, прежде чем мы смогли пустить его к самкам, он тоже умер. Вскрытие дало такой же ответ, причем результат был интересен тем, что этот кролик был поражен новым видом кокцидий. Тот факт, что мы распознали врага вулканических кроликов и выяснили, как с ним бороться, нас ни капли не утешал, поскольку я не располагал в Мексике надежным контактом, который снабдил бы меня особями для повторной попытки создать плодовитую колонию. Все же я не теряю надежды когда-нибудь снова попасть в Мексику и приобрести еще тепоринго, чтобы мы могли разводить в неволе этих чудесных, уникальных зверьков. Странно, что многие люди не учитывают одно существенное обстоятельство: чтобы охранять и сохранять животное в дикой природе, надо знать не только его физические данные, но и характер его взаимоотношений с множеством других видов. Попросту говоря, нет никакого смысла выделять под охранную зону для львов 10 тысяч квадратных километров саванны, если там не водятся антилопы. Если вы не установили наблюдениями (в дикой природе или в неволе), что лев - плотоядное животное, ваши охранные мероприятия обречены на провал. Всякому очевидно, что для этого животных надо изучать в естественной среде обитания, однако столь же очевидно, что некоторые веши легче наблюдать в неволе, а иногда это и вовсе единственная возможность. Два примера. Начнем с наших карточек о размножении тенреков. Эти своеобразные зверьки, напоминающие ежей, обитают на Мадагаскаре. К числу их многочисленных милых черт относится такая: при поимке зверек собирает в складки кожу на лбу, принимая сердитый, недовольный вид. Мы благополучно размножали этих маленьких насекомоядных, получили пять поколений, и потомство разослано по всему свету. Наши записи содержат бездну наблюдений над поведением, числом детенышей в помете, родами и так далее; в дикой природе сбор такой информации потребовал бы немало времени и средств, а кое-что и вовсе осталось бы неузнанным. Из того, что зафиксировано у нас, многое может пригодиться для охраны других видов тенрековых. Всего описано двадцать пять видов (некоторые из них чрезвычайно редки), и мы надеемся, что наш опыт работы с двумя сравнительно распространенными видами (ежовый и малый тенреки) поможет нам в будущем создать размножающиеся колонии исчезающих видов. В частности, мы обнаружили, что можем изменением температуры влиять на поведение ежового тенрека. Обычная температура для содержания этих зверьков 27-29░; при имитации условий спячки 21- 24░. Регулируя температуру и влажность, мы научились поддерживать ежовых тенреков круглый год в активном состоянии, способными к размножению. Самки у нас становились способными к зачатию каждые два месяца; прежде считалось правилом размножение на второй сезон. Таким образом, самка без особых затруднений может приносить в год два-три помета. Если такие методы можно применить к исчезающим видам, это сыграет неоценимую роль в создании крупных размножающихся колоний и в сохранении вида. Вот вам один пример того, какой материал может дать разумно организованная коллекция животных и какое употребление он может найти. Второй пример полезных данных возьму из карточек по нашей колонии африканских цивет. Начав с одной пары, мы к нынешнему дню вырастили сорок девять особей; двенадцать вывезены в четыре зоологические коллекции в разных концах света. Наблюдения, зафиксированные на карточках в разделе "Размножение", позволили нам установить сроки беременности, примерную продолжительность жизни, нормальное число детенышей в выводке и этапы их развития, в частности рост и прибавку в весе; есть также данные о спаривании, родах и так далее. По существу, мы располагаем полной картиной нормального брачного поведения африканской циветы, и речь идет о материале, который было бы трудно, а то и вовсе невозможно собрать только в полевых условиях. Недавно по Европе и Соединенным Штатам прокатилась волна выступлений против зоопарков. Критики из научных кругов осуждают их за отсутствие научных исследований. Упрек этот, увы, вполне справедлив по отношению ко многим, слишком многим зоологическим коллекциям. В некоторых случаях, если и делаются попытки регистрировать наблюдения, результаты настолько жалкие, что ни один уважающий себя биолог не может принимать их всерьез. Так, в нашей картотеке хранится присланная из хорошо известного зоопарка карточка с данными о лечении жирафа. Что же в ней сказано? А вот что: после того, как ветеринар извлек из чрева самки мертвого детеныша, ей "впрыснули антибиотики". И все. Ни слова о том, сколько и какого антибиотика было впрыснуто, и сама запись сделана от руки, так что не всякий, кто обратится к карточке за информацией, разберет почерк. Из другой коллекции получены карточки, по которым можно узнать, что животное поступило и что оно скончалось, после чего идет подробное патологоанатомическое заключение. О поведении - ни слова; получается, что с момента поступления до своей кончины животное ровным счетом ничего не делало. Не зоопарк, а прямо-таки приемная патологоанатома... В 1968 году, через четыре года после того, как мы учредили наш трест и разработали картотеку, в Сан-Диего состоялась обширная конференция, посвященная роли зоопарков в охране дикой фауны. На мой взгляд, самым прямолинейным, умным и дельным было выступление тогдашнего редактора "Международного зоопарковского ежегодника" Каролайн Джервис (ныне леди Медуэй). Касаясь нависшей над множеством видов угрозы уничтожения и сохранной роли зоопарков, она говорила: "В этой ситуации зоопарки призваны сыграть чрезвычайно важную роль, хотя они редко отдают себе в этом отчет. По самым последним данным "Международного зоопарковского ежегодника", в полутысяче зоопарков и аквариумов содержится около полумиллиона позвоночных, представляющих дикую фауну. За этой огромной цифрой кроется двоякий смысл: она показывает, какое количество диких животных охвачено зоопарками, а также что зоопарки связаны с дикими животными ближе, чем любые другие учреждения. Здесь и спектр животных шире, и контакт теснее. Больше возможностей регистрировать определенные данные и познания, чем у любого университета, исследовательского института или охотоведческого управления. Вот почему зоопарки особенно важны как для охранной работы, так и для зоологической науки. Охрана нуждается в фактических данных, нуждается в них и зоологическая наука, а таких никем не учтенных данных в зоопарках непочатый край. Природу называют сокровищницей сведений, и зоопарки - хранители немалой части этой сокровищницы, да только слишком часто они не отдают себе отчета в ответственности этой роли, а то и вовсе не осознают себя хранителями". Касаясь роли зоопарков в тщательном сборе информации, мисс Джервис продолжила: "Помимо просветительской работы, зоопарк может внести еще два чрезвычайно ценных вклада в борьбу за спасение животного мира от гибели. Во-первых, фиксировать данные о дикой фауне, во-вторых, размножать в неволе исчезающие виды. В охране диких животных одна из главных трудностей - недостаток сведений об основных нуждах тех самых существ, которых мы пытаемся защитить. Поразительно, как мало известно о биологии и поведении большинства видов дикой фауны, ведь истинно глубоких исследований, вроде получивших заслуженную известность работ Шаллера о горной горилле, очень мало. Многие необходимые сведения - взаимоотношения животного со средой, экология района обитания, природный рацион и разные стороны поведения - заведомо можно изучать только в полевых условиях, но в то же время есть множество данных, которые невозможно или чрезвычайно трудно собрать в экспедициях, зато их очень просто получить, изучая животных в неволе. До самых недавних пор зоопарки явно не отдавали себе отчета, какая масса ценной информации им доступна и как важна эта информация, если тщательно ее фиксировать. Лишь в очень немногих зоопарках есть надежная многолетняя документация, но и там объем собранной информации скуден и не всегда она точна". Мисс Джервис особо остановилась на принципах документации: "Чтобы регистрируемая зоопарками информация была ценной, она должна быть куда обширнее, куда методичнее и далеко не такой случайной, какой является теперь. Здесь существенны два момента: хорошо налаженная документация и действенные приемы определения животного. Документация не обязана быть сложной, но тщательность и точность необходимы. Всем зоопаркам надо бы регистрировать основной минимум данных о своих представителях дикой фауны, лучше всего в виде картотеки, с перечнем каждой поддающейся определению особи, с указанием даты поступления, примерного возраста и веса по прибытии, места приобретения, признаков, по которым производилось определение пола, даты спаривания или родов, дат заболеваний и даты смерти или выбытия из зоопарка, а также причины смерти или выбытия". После конференции мисс Джервис написала опубликованную Лондонским зоологическим обществом превосходную статью "Руководство по изучению диких животных в неволе". Судя по тому, что нам известно о принципах документации в большинстве зоопарков, та бесценная публикация не получила широкого распространения, которого она заслуживает. И все же было отрадно сознавать, что через семь лет после того, как мы учредили свою картотеку, мисс Джервис рекомендовала другим зоопаркам те же принципы. Мы с удовольствием отмечали, что нами были учтены все те пункты, о которых шла речь в ее выступлении. Чтобы остановить или хотя бы ослабить направленную на них струю критики, зоопаркам и другим коллекциям диких животных надобно гораздо ответственнее воспринимать свою роль научных учреждений. Нельзя без возмущения думать о том, что издавна тысячи животных держали - и по-прежнему держат - в неволе исключительно для развлечения публики и что мы ничему не научились - и не учимся - на этих узниках. Значение разумно и научно (это не синонимы) организованных зоопарков с годами будет не убывать, а возрастать. Вероятно, они станут последним убежищем для огромного числа видов. А потому чрезвычайно важно, чтобы они эффективно содержали, размножали и изучали своих подопечных. Зоопарки можно назвать опекунами, хранителями видов, которые пытаются наряду с нами населять планету - в большинстве случаев без особого успеха. Не будем забывать, что исторически мы еще недавно поклонялись животным (в некоторых уголках мира это поклонение сохранилось), что еще недавно люди верили в единорога, верили, что у жабы в голове схоронен драгоценный камень, что ласточки зиму проводят в иле на дне прудов. В своей блестящей книге "Фольклор о птицах" Эдвард Армстронг приводит пример совсем недавних в масштабах нашей истории "научных исследований": "Во второй половине восемнадцатого века Джон Обри писал: "Сэр Беннет Хоскинс, баронет, рассказал мне, что лесничий его парка в Морхемптоне, графство Херефордшир, в виде эксперимента забил железный гвоздь поперек входа в дупло с гнездом дятла, ибо есть поверье, что птица сумеет открыть вход при помощи некоего листа. У подножья дерева он расстелил чистое полотно, и прошло не более полусуток, как гвоздь выскочил, и лесничий нашел его лежащим на полотне. Спрашивается, что это за лист, какого он вида? Говорят, будто для этого годится лист гроздовника. Описанный опыт без труда можно повторить". Таковы были представления деревенских джентльменов каких-нибудь двести лет назад. Эти просвещенные мужи были пытливы и охотно экспериментировали, однако к методике подходили недостаточно строго, а к результатам - излишне доверчиво. Джон Рэй замечает без обиняков: "Несомненно, перед нами небылица, однако же сей видный натуралист приписывал смерть своей дочери от желтухи тому, что ее лечили новомодными учеными снадобьями вместо старого средства: пива, сдобренного конским навозом". Разумеется, с той поры накоплены громадные познания о поведении животных и экологии нашей планеты, но вот что следует помнить: при всей обширности наших знаний они ничтожны перед тем, что еще предстоит узнать. Если мы поймали сачком одну из звезд ночного неба, это отнюдь не значит, что нами постигнута вся вселенная. И, наконец, скажу следующее: достоинства документации всецело определяются уровнем ее творцов, и те, в чьи руки она попала, обязаны пестовать ее, развивать, перестраивать и пополнять, а коли понадобится - уничтожить и начать все сначала. Наша система тем хороша, что все сотрудники, квалифицированные и неквалифицированные, вносят свои наблюдения; это относится и к служителям, которые работают повседневно с животными, что придает их наблюдениям особую ценность. Само собой, в такой коллекции мало проку от кабинетного ученого-белоручки, который видит животных раз в месяц и почти во всем полагается на наблюдения других. Вместе с тем нельзя уповать на то, что люди, поставляющие фактические данные, всеведущи. Всезнание - это прекрасно, однако его не дают ни опыт, ни религиозное воспитание, ни даже университетское образование. Нам остается лишь исходить из принципа, что в стране слепых даже самая тонкая трость позволяет нащупать путь к познанию. Глава 6 Пилюли, примочки и полумеры О ласках говорят, будто они так искусны во врачевании, что если их детеныши почему-то погибают, родители могут их оживить, при условии, что будут с ними соединены. Т. Г. Уайт. Книга о зверях Вайолет заботливо связала некоторым рыбкам шерстяное платьице, а Слингсби дал им опийные капли; благодаря такой отзывчивости они согрелись и крепко уснули. Эдвард Лир Герба сакра, "божественная трава", вербена аптечная, по словам древних римлян, исцеляла от укусов любых бешеных животных, останавливала действие яда, излечивала от чумы, обезвреживала колдовство и злые чары, укрощала врагов и так далее. Крюэр. Словарь выражении и небылиц Обнаружить, определить и затем лечить заболевание у животных - задача настолько трудная, что перед ней дрогнуло бы даже бравое сердце Флоренс Найтингейл< Флоренс Найтингейл (1820-1910) - английская сестра милосердия и общественный деятель. - Примеч. пер.>. Представьте себе пациента, который не только не может сказать вам, где у него болит, но во многих случаях всячески старается скрыть симптомы; пациента, который, решив, что вы задумали его отравить, наотрез отказывается принимать лекарства, как бы тщательно их ни прятали в мясе, бананах или в шоколаде; пациента, который (так как вы не можете объяснить ему смысл ваших действий) воспринимает все, от рентгена до уколов, как преднамеренное покушение на его жизнь, или достоинство, или то и другое вместе. Человек, собирающийся лечить больное животное, должен обладать терпением Иова, настойчивостью Сизифа, двоедушием Иуды, силой Самсона, врачебным тактом Соломона и дьявольским везением. В зоологической экспедиции (где вы одновременно и плотник, и диетолог, и уборщик, и повар, и ветеринар) вам представляется хороший случай кое-что узнать о лечении животных. Когда на вашем попечении несколько сот особей, а вы находитесь в двухстах километрах от ближайшего селения (которое, скорее всего, не может похвастаться врачом, не говоря уже о ветеринаре), приходится разрабатывать собственные приемы. Причем они настолько далеки от утонченных манер лондонских эскулапов, что, попадись вы на глаза деятелям из Британского медицинского общества, вас задушили бы запретами. В самом деле, кто из сих почтенных медиков стал бы засовывать голову яростно отбивающегося пациента (в данном случае мангуста) в старый тапок, чтобы сподручнее было поставить ему клизму с применением купленного (за неимением лучшего) на местном рынке пульверизатора? Кто из благородных эскулапов стал бы разоблачаться на глазах у сотни-другой восхищенных африканцев и колоть себя шприцем, чтобы убедить крайне подозрительного (и на редкость мускулистого) бабуина, что это самое увлекательное и модное занятие на свете? Кто из этих чистоплюев лег бы по зову профессии в одну постель с юным шимпанзе (страдающим бронхитом), который всю ночь норовит затеять возню, тычет вам пальцем в глаза и каждые полчаса с упоением обильно поливает вас мочой? Кто из прилизанных, холеных ординаторов наших лечебных учреждений должен считаться с опасностью, что во время обработки сломанной руки пациент клюнет его в левую ноздрю? Так случилось со мной, когда я вправлял крыло выпи. Боль была адская, я перемазался в крови, и меня ничуть не утешало то, что птица промахнулась: ведь она метила в глаз. Только не подумайте, что я неприязненно отношусь к медикам вообще, просто их практика - цветочки перед тем, с чем сталкивается человек, работающий с животными. Дайте мне любого практикующего терапевта, и я посмотрю - останется ли он верен клятве Гиппократа перед лицом тридцати семи обезьян с острым поносом, который вызван тем, что африканец-смотритель скормил им слабительное вместо сухих дрожжей, и все это за десять минут до погрузки на судно, чей капитан заведомо не выносит животных. Правда, как ни тяжело дается такого рода опыт, он служит хорошей подготовкой к тому, что вас ожидает впоследствии. И, добившись затем успеха в уходе за больным животным, вы, как правило, испытываете удивление и радость. Методика лечения животных в каком-нибудь медвежьем углу и в хорошо оборудованном зоопарке сходна, но не тождественна. Много лет в наших кругах оживленно обсуждается вопрос о желательности лечебниц для животных. Тут можно назвать две точки зрения. Одни считают, что больное животное необходимо отделять, чтобы оно не заражало других, чтоб могло оправиться от недуга в гигиенической обстановке и чтобы лечащий ветеринар мог создать наиболее благоприятные, на его взгляд, условия. Вторая точка зрения сводится к тому, что лечебница, может быть, и нужна, поскольку обеспечивает гигиеничные условия для операции, вообще же психологическая травма для животного, которое из привычной обстановки попадает в малоприятное, странно пахнущее помещение и вместо знакомых людей оказывается на попечении совершенно чужого человека, куда пагубнее, чем быстрое возвращение в негигиеничную, зато свою, надежную обитель. Мне ближе вторая точка зрения. Серьезное заболевание само по себе травмирует психологию животного. Добавьте неизбежные страхи от приема лекарства или хирургического вмешательства, приложите ко всему этому отрыв от привычной, обжитой территории и привычных людей, и вероятность гибели животного от страха или от депрессии многократно возрастет. Когда трест только еще зародился, спорный вопрос - заводить или не заводить лечебницу - для нас носил чисто теоретический характер. У нас попросту не было денег на такое учреждение, поэтому мы избрали третий путь, не учтенный двумя упомянутыми выше точками зрения. Поскольку средства на лечебницу отсутствовали, оставалось, елико возможно, исключить надобность в таковой. Мы делали упор, так сказать, именно на профилактику, стараясь в пределах доступного нам закупать наиболее высококачественные корма и получше оборудовать помещения. Этот курс в большой мере оправдал себя. Учитывая размеры и состав нашей коллекции, заболеваемость у нас чрезвычайно низка. Это не значит, что она равна нулю. Бывают и в нашем зоопарке недуги и эпидемические заболевания, а также несчастные случаи, вызванные тем, что страховые компании (которым непременно подай конкретного виновника) приписывают "воле божьей". Конечно, нехватка оборудования создает немало проблем для наших многострадальных ветеринаров. Серьезная операция брюшной полости в любых условиях чревата опасностями. Еще хуже, когда вы не можете обеспечить абсолютно стерильной обстановки. Если к тому же ваш пациент после операции также не содержится в идеальной чистоте, риск неудачи удваивается. Первый раз мы столкнулись с этим, когда львица, которая вот-вот должна была родить, подцепила газообразующую бактерию. Естественно, когда начались схватки, она никак не могла разродиться. Как быть? Принимать анестетик с пищей львица отказывалась, а наша бедность в ту пору не позволяла нам приобрести специальный обездвиживающий пистолет. В довершение всего дело происходило в конце недели. Пришлось моему другу Оливеру Грэму-Джонсу, тогдашнему главному ветеринару Лондонского зоопарка, оторваться от приятного общения с его любимыми премированными розами, брать свой пистолет и лететь на Джерси (поручить это дело кому-либо он не мог по настоянию полиции, так как лишь он лично имел разрешение на пользование этим оружием). При участии наших собственных ветеринаров львица была обездвижена, и мы приготовились делать кесарево сечение. Операция происходила в наружном отсеке клетки, при свете старых специальных ламп из зубоврачебного кабинета. Операционный стол отличался предельной простотой: мы положили на козлы старательно выскобленную старую дверь. О высокой квалификации нашей ветеринарной бригады говорит то, что после извлечения разлагающегося плода (три львенка) и стерилизации оперированной полости все обошлось без каких-либо осложнений. Ни пневмонии, ни перитонита, хотя роль послеоперационной палаты выполняла наша мастерская. При всей негигиеничности этой операции следует подчеркнуть, что чрезмерный упор на гигиену тоже нежелателен. Если вы дважды в день драите клетку с применением дезинфицирующих средств, обеззараживаете корм, тщательно отгораживаете своего подопечного от публики и сами, входя к нему, надеваете маску и перчатки, он, возможно, будет чувствовать себя хорошо, но стоит какому-нибудь настырному, гадкому крохотному микробу просочиться через вашу линию обороны, и животное обречено, потому что у него не выработалась сопротивляемость. Ярким примером может послужить случай с нашими двумя детенышами гориллы - Ассумбо и Мамфе. Размножение горилл в неволе все еще остается достаточно редким и примечательным событием, так что мы крайне почтительно обращались с первым прибавлением этого семейства в нашей коллекции. В детской комнате гигиена соблюдалась образцовая, пеленки подвергались гигиенической обработке, пищу готовили гигиенически, все, кто обслуживал или навещал малышей, надевали маски; словом, от инфекции их оберегали так, будто речь шла о наследниках священной династии. Но вот настал день, когда детеныши выросли из аппаратов с микроклиматом, из постелек в корзинах, из манежиков и самой детской комнаты, и мы торжественно перевели их в дом млекопитающих, где была приготовлена особая клетка. И сразу же Мамфе (он был чуть моложе) занемог. Поначалу это проявилось всего лишь в плохом аппетите, вялости и небольшой потере веса. Когда к этому добавился понос, мы поспешили вызвать местного педиатра, доктора Картера, который наблюдал обоих младенцев с самого их рождения. Вот что гласит его начальное заключение (оно хранится в нашей картотеке и опубликовано в одиннадцатом ежегодном отчете): "Обследование подтвердило вялость и потерю аппетита: Мамфе избегал играть с Ассумбо: однако язык был чистым, хотя и несколько суховатый: горло чистое, в легких никаких отклонении. Никаких признаков лимфаденита, шейные, подмышечные и вилочковая железы в норме, паховые также не увеличены. Исследование ушей и горла не выявило признаков воспаления: лабораторный анализ мочи не дал указаний на какие-либо инфекции в мочевых путях. Проводилось паллиативное лечение ломотилом, 2,5 мл три раза в день (дифеноксилат солянокислый 2,5 мг, атропин сульф. 0,25 мг в 5 мл суспензии). Отмечены позывы к рвоте после приема ломотила, в качестве питания ему давали чистые жидкости - 5-процентный раствор глюкозы и разбавленное стерилизованное молоко". Между тем понос не унимался, и лабораторный анализ кала обнаружил колибактерии, а такая инфекция может привести к смертельному исходу. Заодно лаборатория бодро доводила до нашего сведения, что сия бактерия восприимчива к хлорамфениколу, тетрациклину, стрептомицину, септрину и неомицину. Да только нам от этого не стало легче: дело было в субботу (почему животные непременно заболевают в конце недели?), попробуй раздобудь потребные антибиотики. Мы стали давать Мамфе окситетрациклин, по 125 мг в сиропе каждые шесть часов. И с растущей тревогой отмечали, что понос не идет на убыль. В воскресенье врач нашел, что Мамфе очень плох, организм его сильно обезвожен. Продолжаю цитировать доктора Картера: "Он был апатичен, на прикосновение человека почти не реагировал; глаза запали и потускнели; окружающее его не интересовало; временами он вообще не фокусировал взгляд. Глазные яблоки провалились в глазницы; картина была точно такая, как у ребенка при сильно обезвоженном организме. Язык сухой, кожа на животе дряблая: если оттянуть большим и указательным пальцами, складка разглаживалась не сразу. Было очевидно, что необходимы срочные меры, чтобы возможно скорее вдохнуть жизнь в детеныша. Физическое воздействие обнаруживало, что у него еще сохранился запас сил. Поскольку внутривенные вливания исключались, были применены три различных метода лечения: 1. Внутрибрюшинное вливание. Этот метод был описан и широко применен Картером (1953) в Африке для регидрации младенцев при сильно обезвоженном организме, и маленькие пациенты почти не сопротивлялись процедуре. Однако Мамфе реагировал очень бурно; из-за непрерывного крика внутрибрюшное давление возросло до такой степени, что возникла опасность прокола иглой кишечника. Поэтому после введения 50 мл раствора Гартмана пришлось извлечь иглу и искать другие пути. 2. Подкожное вливание в бедро. Было отмечено, что у Мамфе в антеромедиальной части бедра очень дряблая кожа, а потому решили испытать названный метод, прежде широко применявшийся в педиатрической практике детских больниц. Разведя в 500 мл раствора Гартмана 150 единиц гиалуронидазы, удалось без труда ввести по 80 мл раствора в подкожные ткани в антеромедиальной части обоих бедер; жидкость всасывалась с поразительной быстротой, похоже было, что при необходимости можно ввести таким способом и вдвое большую дозу. 3. Кормление через трубку. Поскольку у Мамфе отсутствовала рвота, кроме случая сразу после приема ломотила, было решено испробовать этот метод. Определили, что для примерного восстановления жидкостного баланса животному требуется еще 180 мл жидкости. Мисс Дж. Роббинс, квалифицированная сестра со специальным образованием, которой по роду работы в больнице часто приходилось кормить недоношенных младенцев, ввела Мамфе трубку через рот так быстро и искусно, что он даже не успел подавиться. По трубке медленно ввели 180 мл чистого раствора Гартмана. Кроме того, в последующие несколько дней каждые шесть часов делалось внутримышечное вливание ампиклокса (50 мг ампициллина и 25 мг клоксациллина). Мисс Роббинс обучила сотрудников зоопарка технике искусственного кормления, и вскоре они уже без труда вводили орогастрическую трубку. Последующее лечение Мамфе описано в другом месте, но обезвоживание организма было успешно преодолено и больше не повторялось". До сих пор не могу забыть, как детеныш гориллы, такой упитанный и жизнерадостный, буквально на глазах вдруг совершенно высох. Доктор Картер объяснил мне, что такие случаи довольно часто происходят с недоношенными детьми, когда их после тщательного ухода в специальных условиях переносят в обычную обстановку: младенцы, почти лишенные сопротивляемости, легко становятся жертвой колибактерии. Естественно, против инфекции надо принимать все разумные меры предосторожности. У нас заведено каждого новичка выдерживать в карантине и проделывать все возможные исследования, прежде чем пускать его к другим животным. Такая процедура сводит к минимуму или вовсе исключает риск появления в коллекции больной особи. Если обнаружены признаки недомогания или же найдены наружные или внутренние паразиты, способные вызвать болезнь, животное лечат и оставляют в карантине до тех пор, пока не минует опасность инфекции. Словом, мы всячески страхуемся от приноса болезней новичками. Вот почему нам пришлось отказаться от лечения диких птиц, как просто больных, так и попавших в зону разлившейся нефти. Птицы проносили паразитные инфекции через все наши заслоны. Теперь мы их передаем в местное общество по борьбе с истязанием животных и сами, когда надо, даем советы и оказываем посильную помощь за пределами нашей территории. Карантинный период и исследования - наша первая линия обороны, однако мы с сожалением вынуждены признать, что ее не назовешь неприступной. Возьмите аспергиллез, эту грозную болезнь, вызываемую ядовитым плесневым грибком, который поселяется в легочной полости птиц и против которого не найдено никаких средств. Досконально известно, что птица может годами быть носителем скрытой инфекции без каких-либо видимых симптомов. Но достаточно ей перенести встряску - скажем, при поимке для перевода в другой вольер или для отправки в другое место, - как болезнь может принять явную форму и быстро прикончить жертву. И так как до тех пор инфекция часто не диагностируется, внезапно погибает здоровая, казалось бы, птица. Лишь после вскрытия выявляется, что ее легкие буквально представляют собой сплошную колонию тлетворных грибков. Нетрудно понять, сколь велик риск занесения такой инфекции при новом поступлении. Я уже писал, как мы получили пораженного аспергиллезом белого ушастого фазана, который не прожил и суток. Нечто в этом роде случилось с фазанами, выведенными нами на Джерси. Мы отправили адресату совершенно здоровых по всем признакам птиц, а нам сообщили, что в первые же сутки они погибли от аспергиллеза. Стало быть, фазаны были заражены еще до отправки, а мы об этом и не подозревали. Еще более удручающий пример того, как сильное и здоровое на вид животное вдруг оказывается во власти смертельного недуга (случай с нашим калимантанским орангутаном Оскаром), Мы приобрели его совсем крошкой. В детстве у него были обычные простуды, но ничего серьезного. И вырос у нас один из самых великолепных орангутанов, каких я когда-либо видел. Посреди обрамленного столь характерным для этих обезьян валиком лица сверкали маленькие проницательные глаза. Оскар был настоящий великан, вдвое сильнее любого человека, воплощение здоровья. Внезапно, без всяких видимых поводов, на него напала вялость. Через четыре дня могучий и, казалось бы, цветущий орангутан был мертв. Началось с того, что у него пропал интерес к еде. Понятно, причины могли быть самые различные, от простуды до больного зуба, но у нас заведено в тех редких случаях, когда мы вообще замечаем какие-то симптомы, опасаться самого худшего. А потому мы, как обычно, когда дело касается наших человекообразных, вызвали и ветеринаров, и терапевта. Они прописали лечение, которое подсказывал их опыт, но скудные данные не позволяли поставить точный диагноз. На второй день у Оскара обнаружился понос, после чего животное начало быстро хиреть. Все упиралось в то, что при столь стремительном развитии болезни мы не могли обездвижить его для обследования - слишком велик был риск смертельного исхода. И вот наступил последний день; привожу запись в картотеке. Среда, 25 июля. 00.15. Особь издает звук, похожий на слабый кашель. 00.40. Рвота небольшим количеством жидкости. 01.30 - 03.15. Держится очень беспокойно, почти не спит, часто ворочается. Брюшные мышцы время от времени сокращаются, но отмечен только один случай рвоты. Глаза блестящие, состояние как будто бодрое. 03.55. Повернулся на бок, брюшные мышцы сокращаются, тяжелое дыхание. 04.10 - 05.40. Спит относительно крепко, временами ворочаясь. Частота дыхания -21-22 в минуту. 05.40. Довольно бодр, садится, прислонясь к стойкам платформы. От преложенного питья отказывается. 05.45. Лежа на спине, дремлет, покряхтывает. 05.55. Поворачивается на бок, потом на живот. Реагирует на ласковую речь. Тихо покряхтывает. Предложено питье. Как будто собирается пить, садится, но тут же снова лег. 06.00. Крепко спит. Сокращения брюшных мышц не наблюдается. 06.50. Проснулся. С великим трудом подошел к решетке. Сделал два глотка питья, содержащего кефлекс. Медленно сполз на пол. 07.05. Дрожит всем телом. 07.12. Дыхание 20. 07.50. Дыхание 24. 09.15. Лежа на спине, хрипло дышит открытым ртом. 09.20. Судороги, предсмертная рвота. Вскрытие произвел по нашей просьбе руководитель Джерсийской патологической лаборатории доктор Джон Крегг. Выяснилось, что у Оскара был язвенный колит - довольно редкое заболевание у людей, еще более редкое у орангутанов. Недуг поражает слизистую толстой кишки: образующиеся язвы ведут к смертельному исходу. Поразительно, что мы не наблюдали никаких проявлений болезни, хотя она по всем признакам началась давно: ободочная кишка частично переродилась, то есть начиналось уже заживление, когда наступила смерть. Сознание того, что это скрытое заболевание при всем желании не могло быть определено по наблюдавшимся нами незначительным симптомам, нас ничуть не утешало. Как не утешало и то, что человека в таких случаях лечат кортизонными клизмами: этот метод требует сотрудничества с пациентом, но усыпленный Оскар не смог бы нам помочь, а бодрствующий - никак не пожелал бы. Ветеринария на века отстала от медицины, обслуживающей человека. Нам-то посчастливилось: коллекцию треста пестуют умные и увлеченные специалисты; вообще же ветеринары, с которыми я встречался, меньше любой другой категории людей знали о диких животных, уступая в невежестве разве что служителям и директорам зоопарков да еще биологам. Поручите рядовому ветеринару лечить фенека (лисичка ростом меньше малого пуделя) и длинноногого верзилу гривистого волка - он будет действовать так, словно речь идет о щенках из одного помета. Систематически оба животных принадлежат к собачьим, но между ними огромная разница, и не только в росте, а в психологии, поведении, среде обитания. И чему тут, собственно, удивляться, если вспомнить, что ветеринары в ходе достаточно суровых практических занятий, как правило, общаются только с домашними животными. Мало кого манят неизведанные и опасные дали ветеринарии диких ж