не уйду!" Рисовать картины, писать книги - это еще не искусство. Писать так, чтобы суметь продать, - вот это искусство. Тилли: А талант? Циннеркнок: Талантом много не заработаешь. Талант должен с детства учиться голодать. По-моему, искусство - все то, что можно продать в несколько раз дороже, чем стоят израсходованные бумага и краски. Если за это хорошо платят - это не всегда означает, что это хорошее искусство, но это всегда означает, что за это хорошо платят... Эдвард Дагмар: Вот, Тилли, этот нескромный человек и есть тот самый Ганс Циннеркнок... Циннеркнок: (перебивает) Тот самый Ганс Циннеркнок, который обо всех говорит только гадости и о котором все говорят только гадости. Эдвард еще не говорил Вам обо мне: "С такими людьми хорошо встречаться только на их похоронах"? Тилли: Нет. Циннеркнок: И Эльза при Вас не повторяла (передразнивает): "Ах, Мистер Циннеркнок настолько универсален, что как его ни оскорбляй - все к нему подходит"? Неужели даже Линни не говорила (кривляется): "Дядюшка Ганс? Видеть бы его пореже - цены бы ему не было"? Тилли: Пока нет. Циннеркнок: Странно. Значит, стали забывать. Только отвернулся - и уже похоронили. Забыли, что я бессмертен. Тилли: Так Вы - дьявол? Циннеркнок: Ну что Вы, бедный дьявол безнадежно устарел. Теперь время ангелов - деловитых и озлобленных. Эдвард Дагмар: Не слушайте его, Тилли, он не ангел... Циннеркнок: (опять перебивает) Да, я не ангел, зато я банкир. Это гораздо более важная профессия. Особенно если судить по доходам... Есть люди, которые имеют деньги, и есть люди, которым эти деньги очень нужны. Надо помочь им встретиться. Тилли: Так значит, Вы помогаете людям встретиться с деньгами? Циннеркнок: Скорее - расстаться. Банкир - это такой фокусник, который играет с чужими деньгами до тех пор, пока не превратит их в свои. Вы же знаете, у нас такой климат: не захочешь, а украдешь! Просто в наше время богатый человек - это тот, кто успевает украсть в несколько раз больше, чем успевают украсть у него. Без денег жить нельзя... Тилли: Но только ради денег тоже жить не стоит. Циннеркнок: А! бедный, но гордый? Ох и молодежь пошла! Ничему Вас родители не учат! Поверьте мне, молодой человек: если бы деньги можно было делать только из совести, богатые бы разорились, но и бедные не сильно бы разбогатели. Есть такое мнение, что сначала весь мир делился на грешников и праведников примерно поровну, но грешники быстрее размножились, потому что, хотя добрые люди чаще рождаются, они реже выживают. Вот почему я верю в совесть, но предпочитаю наличные. Тилли: А налоги? Циннеркнок: Большие налоги приходится платить только в том случае, если ты недостаточно богат, чтобы совсем не платить налогов. Эдвард Дагмар: Что меня больше всего раздражает в миллиардерах, так это моя зарплата... Циннеркнок: Ой, не любят наши люди чужие деньги, ой не любят! Тилли: Деньги - это еще не все. Циннеркнок: Особенно, если они есть. Эдвард Дагмар: Пока они есть... Циннеркнок: Чтобы не нуждаться в деньгах, нужно иметь очень много денег. Конечно, у денег тоже есть недостатки. Чужие деньги очень мешают, особенно спать, а свои деньги делают человека слишком жадным: ему начинает хотеться еще и здоровья, и любви, и "поговорить". К сожалению, счастье и деньги далеко не всегда взаимозаменяемы. Счастлив тот, кто имеет все необходимое и не желает большего. И еще - никакие деньги не помогут изменить собственное прошлое. Иногда мы готовы отдать все, что у нас есть, за то, чего у нас нет... (задумывается) Но вот что я Вам скажу, молодой человек: многие презирают чужие деньги, но никто не испытывает ненависти к своим собственным. Я был бедным и стал богатым - не могу утверждать, что быть богатым хуже. Скажем так: в костлявых объятьях нищеты нет ничего хорошего. К тому же с богатством почему-то смиряешься легче, чем с бедностью. Даже если очень несчастлив, глупо плакать, идя пешком, если можно рыдать, сидя в лимузине. Богатство еще не делает счастливым, но дает хотя бы возможность уделять побольше внимания своим несчастьям. А трагедия бедности в том, что ей по средствам только гордость... Когда устаешь любить людей, начинаешь любить деньги. А деньги не устаешь любить никогда. Как говорится: "Дайте мне таблеток от жадности! И побольше! Побольше!" А нам, банкирам, много не надо: все и еще чуть-чуть. С другой стороны, конечно, зачем хорошему человеку деньги - его и так все ненавидят? Эдвард Дагмар: Для разнообразия. Чтобы жена была довольна. Циннеркнок: Да, женщины считают, что настоящий мужчина должен быть похож на современных голливудских киноактрис. Тилли: Быть таким же страшненьким? Циннеркнок: Быть таким же богатеньким. Впрочем, "джентльмены не говорят о деньгах - джентльмены имеют деньги". Деньги - это всего лишь деньги, и ничего больше. В конце концов, миллионом больше, миллионом меньше - это совершенно не важно. Главное, чтобы "больше" было у нас, а "меньше" - у кого-нибудь другого. Сменим тему. (Шутливо кривляется) Кстати, Эдвард, а кто этот неприятный молодой человек? Эдвард Дагмар: Это Тилли. Помнишь, ты возился с его пеленками на нашей свадьбе с Эльзой? Он еще испортил тот костюм, который я тебе одолжил. Циннеркнок: Костюм помню, а младенца не узнаю. Он тогда был таким толстым красным орущим карапузом, а теперь что-то похудел, побледнел, притих. Эдвард Дагмар: Зато у него появились зубы и энциклопедический склад ума. Тилли: Вот именно, склад. Я слишком долго учился и теперь мой мозг переполнен всякими пыльными мелочами - для серьезных мыслей в нем уже не осталось места. Циннеркнок: (обращаясь к Эдварду) Похоже, он, как и мы, знает больше, чем положено знать живым людям. (обращаясь к Тилли) Откуда Вы такой умный? Тилли: Книжки читал. Циннеркнок: Сколько штук? Тилли: Точно не помню. Циннеркнок: Послушайтесь моего совета, молодой человек: если у Вас есть совесть и есть ум, от чего-то одного из двух надо как можно скорее избавляться. Я тоже когда-то имел несчастье начать думать и никак не мог остановиться. В результате в детстве постоянно травился червями сомнения, живущими в зернах истины. А теперь у меня все в порядке. Видите - брюшко гладкое, только язык в мозолях. Правда, в душе я по-прежнему очень романтичен - мне не нравится думать о том, что я делаю... Уж сколько лет богат и все никак не могу привыкнуть к собственной гениальности. Что Вы хотите? Даже великие люди - всего лишь люди. Но не бойтесь. В отличие от глупости и равнодушия, гениальность не заразна. Эдвард Дагмар: Ты все такой же хвастунишка. (во время разговоров между Эдвардом Дагмаром и мистером Циннеркноком Тилли с интересом смотрит на них). Циннеркнок: Трудно быть скромным, если за это не хвалят. Правильно говорят: "Скромность - это путь к неизвестности". А где дамы? Эдвард Дагмар: У озера. Созерцают зелень трав и синеву небес. Эльза считает, что лежание на воздухе полезнее для фигуры, чем сидение в помещении. Линни пошла с ней. Циннеркнок: Это плохо. Чем чаще современные женщины встречаются друг с другом, тем меньше женственности остается в каждой из них. Эдвард Дагмар: Интересно, о чем они говорят? Циннеркнок: О нас. Эдвард Дагмар: Какой ужас. Ни для какого другого дела женщины не объединяются так охотно, как для совместной критики мужских недостатков. Циннеркнок: (задумчиво) Если бы мы знали, что женщины говорят о нас, когда нас нет рядом, мы бы никогда к ним близко не подходили. (обращается к Эдварду) Ну, а как ты? Как прошла жизнь? Эдвард Дагмар: Хорошо, только быстро и мимо. Циннеркнок: Ты счастлив? Эдвард Дагмар: А кто счастлив? Но надо как-то жить. Что поделаешь. Циннеркнок: Да. Что поделаешь... Эдвард Дагмар: Когда человек немолод, небогат и некрасив, он не должен плакаться и расстраивать окружающих своими проблемами, потому что рассчитывать на сочувствие вправе лишь тот, кто в нем совсем не нуждается. И потом, о своих проблемах надо рассказывать только тем, кого не знаешь - их не так жалко. Циннеркнок: Ну, ты не прав! Как ты не понимаешь: наибольшее удовольствие другу можно доставить, поделившись своим горем. Нельзя быть таким эгоистом. Плакать надо как можно громче - чтобы все могли порадоваться. Рассказывай, рассказывай! Эдвард Дагмар: Что рассказывать? Иногда кажется, что жизнь - это реклама рая доступными аду способами. Все суечусь. Ничего не успеваю: не успеешь вставить зубы, как выпадают волосы. Циннеркнок: А ты теперь кто, по-прежнему - профессор? Эдвард Дагмар: Да, как попал в университет, так и не могу из него выбраться. Циннеркнок: А помнишь, ты в детстве хотел стать жирафом? Эдвард Дагмар: Теперь это уже маловероятно - семья, жена, долги, проблемы с позвоночником... Видишь этот изумительный изгиб спины? Циннеркнок: Все изучаешь, кто кого перемемуарил? Мне всегда казалось, что жизнь слишком коротка, чтобы изучать историю. Никогда не мог понять, что тебе в ней понравилось. На самом деле история не более занимательна, чем мясорубка. История - это вереница преступлений, маскирующихся под ошибки. Ну что, тебе уже удалось оставить отпечатки своих ног на ее скрижалях? Эдвард Дагмар: Пока наслаждаюсь заслуженной неизвестностью. Не поднимаюсь выше посредственности, но и не опускаюсь ниже. В каждом из нас постоянно спит гений, а бодрствует кто-то другой. Но уже получил признание в качестве авторитетнейшего специалиста по вторым пятнадцати минутам шестнадцатого века. Циннеркнок: Ничего, ничего! Потихонечку, помаленечку освоишь еще минут пять. Куда спешить? Историк должен жить долго. Весь двадцатый век был выдуман историками, дожившими до двадцать первого века. Основная заслуга профессоров истории в том, что они живут долго и упрощают историю настолько, что она становится понятной для других профессоров истории. А самый надежный способ прославиться - это дожить до двухсот лет. Эдвард Дагмар: Но не самый легкий, особенно для женатого человека. Циннеркнок: Не переживай так. Еще ни одному счастливому человеку не поставили памятник. Памятники ставят только диктаторам, мученикам и писателям, которых перестают читать. Эдвард Дагмар: Эльза очень недовольна тем, что я много работаю. Циннеркнок: Правильно. Труд создал человека, а работа его угробит. Сначала она пытается заполнить всю жизнь, а потом требует удвоить количество часов в сутках. (обращаясь к Тилли, говорит об Эдварде) Вот, перед Вами типичная жертва многочисленных побед над самим собой. Человек, слишком хорошо справляющийся с работой, становится незаменимым и рискует застрять на ней до седых волос. А потом скажут только (показывает, чавкая, причмокивая и ковыряя в зубах): "Это был хороший сотрудник. Жаль, что не осталось ни кусочка..." И опять зачавкают. Вот, например, моя бабушка работала много, очень много и до глубокой старости. И после ее смерти никто не сказал, что она работала мало, никто не сказал, что она работала плохо - о ней просто никто не вспомнил... Так что для полного счастья в нашем возрасте нужно очень немногое: во-первых, любимая работа, а во вторых, тот, кто будет делать ее за нас. Поэтому умные люди сразу рождаются пенсионерами. Тилли: Или миллионерами. Циннеркнок: Человек должен быть ленив. Очень ленив. Иначе он растратит всего себя на пустяки. Вернее - его растратят. Ты помнишь, Эдвард, чего ты хотел от жизни? Эдвард Дагмар: Хотел зарабатывать немного, но стабильно, лишь бы жить тихо, но интересно, спокойно, но душевно, иметь много свободного времени, чтобы читать, думать, писать... Циннеркнок: Ну и как? Эдвард Дагмар: Пока получается только мало зарабатывать. Если судить по моей зарплате, меня надо сажать за тунеядство. Циннеркнок: В маленькой зарплате есть только одно преимущество - она надежно защищает от похищения с целью выкупа. Я тебе всегда говорил: не занимайся мелкими пакостями, если способен на большие. Эдвард Дагмар: (продолжает жаловаться) Кабинет у меня тоже маленький. Такой маленький, что если неожиданно заходит кто-то из коллег, только чудом удается избежать случайного изнасилования. И никакого утешения в жизни: даже к студентам вынужден относиться гуманно, потому что у меня слишком слабые нервы. А мебель? Ее теперь выпускают для предпринимателей, а не для ученых. Современная офисная мебель рассчитана на то, что ее хозяев посадят раньше, чем она успеет сломаться... И Эльза считает, что я должен был достичь гораздо большего в жизни, чтобы она могла гордиться мною на моих похоронах. Циннеркнок: Что ж, жены тоже делятся на профессионалок и любительниц. Тилли: А в чем разница? Циннеркнок: Любительницы обычно заботливее и лучше ухаживают за могилой мужа. Эдвард Дагмар: (не слушая, продолжает) Я иногда задумываюсь, смог бы я, если бы я был не мной, а моей женой, гордиться тем, что я - это моя жена? Зачем я жил? Для чего родился? Почему не чувствую в душе своей силы необъятные? Циннеркнок: Не надо, Эдвард. Несбывшиеся мечты - самые назойливые. Ничего, надежда - утешение для молодых, утешение для старых - суета. Суета - это прекрасное средство для борьбы с мрачными мыслями. Второе по эффективности, после гильотины. А смысл суеты именно в том, чтобы обходиться без смысла жизни. Когда душа переполнена мелочами, она уже не помнит, что на свете может быть что-то большее, чем один день. Ты еще можешь посчитать, сколько нам лет? Помнишь, как в детстве мы придумывали свои системы для разных вычислений? Эдвард Дагмар: Так, давай считать "по-нашему". Ты мой ровесник. Нам вместе с женой около ста, но поскольку она любезно соглашается забрать себе только тридцать, то на мою долю остается семьдесят. Дальше. Я женат двадцать лет, значит по курсу "год за два" - мне девяносто, а тебе - мои собственные семьдесят минус мои семейные двадцать - около пятидесяти. Циннеркнок: Как это печально, что в нашем возрасте ни один способ расчета не уменьшает результат. Значит, у нас с тобой уже средний возраст - это когда еще можешь сидеть, но уже предпочитаешь лежать. И лучшая часть дня заканчивается сразу после звонка будильника. А Эльза все такая же молодая, как и раньше? Эдвард Дагмар: С тех пор, как ей исполнилось двадцать пять, никто не помнит ее точного возраста, тем более она сама. Ты же знаешь, когда у женщины прямо спрашивают, сколько ей лет, она сначала обижается, так как не может вспомнить: тридцать шесть или пятьдесят восемь. А потом обычно берет что-нибудь среднее - двадцать четыре. Правда, ничто не бывает таким неизменным, как возраст женщины после того, как она согласится отпраздновать свое тридцатилетие. Поэтому обычно Эльзе не больше тридцати двух с тех пор, как ей исполнилось сорок пять. Циннеркнок: Женщины живут гораздо дольше мужчин, особенно до сорока лет. Эдвард Дагмар: И стареют не чаще одного раза в столетие. Циннеркнок: Как уже давно замечено, современные женщины с возрастом не стареют, а мужают. Ладно, хватит математики... Все-таки, любовь и старость - это самые неожиданные события в нашей жизни. Эдвард Дагмар: Чем дольше живешь, тем быстрее стареешь. Хотя некоторые современные пятидесятилетние мужчины так заботятся о своей внешности, что иногда их вполне можно принять за сорокалетних ... женщин. Циннеркнок: Да, с годами ничего не улучшается, и только живот - увеличивается. У старости лишь одно преимущество - она никогда нас не покинет и будет с нами до самого конца. Подумать только, еще через пятьдесят лет нам будет еще хуже или нас уже не будет. Думаю, врачи нам в этом помогут. Эдвард Дагмар: Врачи похожи на жен - и те и другие обычно советуют: "Занимайся спортом, умри молодым и оставь красивый трупик". Циннеркнок: Современные врачи не лечат болезни, а только помогают людям узнать, чем они больны. Но надо отдать им должное: они почти всегда уничтожают любое заболевание, правда, чаще всего - вместе с пациентом. Развитие медицины остановилось где-то в каменном веке. Тилли: Но ведь средняя продолжительность жизни с тех пор увеличилась? Циннеркнок: Врачи тут ни при чем. Врачи лучше не стали, просто люди стали прочнее. А врачам по-прежнему доверяют только потому, что их ошибки живут очень недолго. Вы знаете, почему больные встречаются чаще, чем врачи? Больные иногда лечат себя сами и врачи иногда лечат себя сами, но у больных в этом случае больше шансов выжить. Эдвард Дагмар: А где теперь честные доктора, придерживавшиеся старого доброго "принципа ветеринара": лекарство не должно стоить дороже, чем пациент? Циннеркнок: Искусство современного врача заключается в умении доказать богатому пациенту, что он действительно чем-то болен, и умении не заметить, насколько болен небогатый пациент. Например, у меня столько денег, что врачи считают своим профессиональным долгом обнаруживать во мне все новые и новые болезни. Хотя на самом деле при их уровне умственного развития они с большим трудом различают даже два основных диагноза: "уже совсем умер" и "пока еще жив". Но никогда в этом не сознаются! Обязательно напишут что-нибудь вроде "недобитое самолюбие", "много думал не о том" или "удар копчика об скоростное шоссе", причем напишут таким почерком, как будто на латыни, а на самом деле - просто, чтобы нельзя было прочесть. Эдвард Дагмар: Да, современная медицина болезни не лечит, но дает возможность подольше помучиться, потому что если вовремя принять лекарство, то смерть наступает не сразу. Циннеркнок: Лучше бы уж в рецептах писали честно: "три раза в день одну неделю - и можно хоронить" или "принимать по две таблетки - до и после похорон". Мы ведь уже в таком возрасте, когда похоронить гораздо легче, чем вылечить. Конечно, здоровья у нас меньше не стало, но зато болезней стало намного больше. (обращаясь к Тилли) А у Вас, молодой человек, что болит? Тилли: Ничего. Циннеркнок: Какой невежливый молодой человек! Как это неприлично - чувствовать себя здоровым, когда вокруг столько больных. Это неправильно! Здоровых людей не бывает. Бывают люди, не знающие, чем они больны. К тому же ничто так не вредит здоровью, как избыток уверенности в нем. Именно поэтому людей, которые ничем не болеют, легче всего встретить на кладбище. Если ничего не болит - значит, лечиться уже поздно, значит, уже умер. Хотя Вы правы, лечиться вредно - от этого болеют. (неожиданно обращаясь к Эдварду Дагмару) А как дела на семейном фронте? Эдвард Дагмар: Все как у всех: сначала страсть, потом охлаждение, потом привычка, потом усталость. А когда заканчиваются большие чувства, начинаются маленькие ссоры. Выясняется, что семейная жизнь требует намного меньше ума и чувств и намного больше терпения и денег. И оказывается надо быть заботливым, но не занудливым, любезным, но не навязчивым, ласковым, но не приторным... Эльза не хочет понимать, что двадцать четыре часа в сутки трудно быть добрым, умным, внимательным, терпеливым. Не представляю, на что она надеялась, когда выходила за меня замуж? Циннеркнок: А я тебя предупреждал - восхищаться красивым каблучком и жить под красивым каблучком - это совершенно разные вещи. Женщина опасна не тогда, когда за ней бегаешь, а тогда, когда ее догонишь. Эдвард Дагмар: Ну что же, поздравляю тебя с тем, что ты оказался не так глуп, как я. Циннеркнок: Все свадьбы удачны, трудности начинаются после, потому что женщины в отличие от партизан сначала сдаются, а уже потом начинают устраивать диверсии. И обнаруживается, что за ангельской наружностью скрываются обычные человеческие внутренности. И милая роза с пикантными шипами при более близком изучении оказывается сердитым кактусом с острыми злыми колючками. Эдвард Дагмар: Мы постоянно ссоримся. Циннеркнок: Это плохо. Каждое мгновение ссоры - это вечность, отнятая у любви. Эдвард Дагмар: Оказывается, женщины даже на свой возраст жалуются только для того, чтобы с ними поспорили - и как всегда оказались не правы! Единственная ошибка, которую женщина признает охотно, - это ошибка в выборе супруга. Конечно, с годами приобретаешь опыт и стараешься не давать поводов для скандалов, но опытной женщине для того, чтобы устроить скандал, никакие поводы не нужны. Циннеркнок: Ссоры чаще всего возникают из-за того, что правы оба. Или оба не правы - и оба понимают это. Эдвард Дагмар: Она обычно путается в том, когда она была права, а когда был не прав я - и от этого сердится еще больше. Вообще в молодости у нее был ум, но она его все время забывала брать с собой и в конце концов потеряла. А после перехода от скандала к слезам и обидам цикл повторяется. В результате вся история чувств делится на кровавые и слюнявые периоды. Порой смотришь пустыми глазами и шепчешь про себя: "Господи, как мне хочется побыть одному!" Циннеркнок: Да, при таких условиях долгожительство нецелесообразно. Эдвард Дагмар: А ведь раньше мне в ней нравилось все, даже отпечатки пальчиков. Для меня она и сейчас выглядит, как миллион долларов. Только в очень мелких купюрах. Просто ведьма. Просто жуткая ведьма. Только привык к ее прическе, как она поменяла фигуру... Циннеркнок: В истории отношений мужчины к женщине обычно есть три основных этапа: попытка победить, попытка договориться о ничьей и безоговорочная капитуляция. Учти: умный мужчина соглашается с женщиной еще до того, как она начнет делать контрольные выстрелы. Эдвард Дагмар: Видимо, чтобы не потерять друга, жениться надо на враге. Она все время хочет, чтобы я изменился, то есть поменял свои недостатки на чужие. Но как говорил один философ: "Если бы меня можно было улучшить, я бы уже давно испортился". И как мне надо измениться? Она не говорит. Циннеркнок: Женщины терпят мужчину только потому, что надеются когда-нибудь его изменить, или потому, что уже не надеются. Эдвард Дагмар: Кто же поймет эти загадочные лабиринты женской души? На входе почему-то не пускают, а на выходе чего-то ждут. И почему женщины всегда стремятся уйти от необходимости мыслить в возможность переживать? Наверное, если бы мы понимали, из-за чего мы ссоримся, мы бы не ссорились. Циннеркнок: Супруги всегда ссорятся из-за мелочей, потому что о серьезных вещах они никогда не разговаривают. Тилли: А Вы не пробовали поговорить? Одна минута разговора стоит больше трех лет молчания. Циннеркнок: Да Вы что, молодой человек! Пытаться улучшать отношения при помощи их выяснения - это все равно, что пытаться улучшать мир при помощи одних только взрывчатых веществ. Никогда не слушайте женщину, если, конечно, не собираетесь с ней разводиться. Эдвард Дагмар: Она все время смотрит на меня так, как будто ждет, что я дам ей больше, чем я могу дать. А у меня такое ощущение, как у мыши, от которой требуют родить слона. Циннеркнок: Брось! Жизнь - это вообще период неразрешимых проблем. Но она не перестает быть смешной только оттого, что становишься несчастным. Эдвард Дагмар: Да, жизнь не перестает быть смешной, даже когда сам выглядишь смешным. Но если двое не любят друг друга, это редко кончается хорошо. Циннеркнок: Зачем же тогда сохранять семью? Зачем же так мучиться? Эдвард Дагмар: Так устаю от борьбы, что для побега сил уже не остается. И потом, быть может, у меня такое предназначение в жизни: предостерегать других, пугая их своим собственным примером. Циннеркнок: Кто знает, может быть, у нас у всех такое предназначение. Помню, когда ты двадцать лет назад ушел из людей в мужья, как я тогда тебе завидовал. Эдвард Дагмар: Что значит "тогда"? А теперь? Циннеркнок: Теперь завидую самому себе. Эдвард Дагмар: Почему? Циннеркнок: Потому что в наше время быть холостым не так трудно, как оставаться женатым. Эдвард Дагмар: Все насмехаешься? Ничего, надеюсь, хорошие мужья после смерти становятся холостяками, а плохие холостяки - женатыми. Должна же быть хоть какая-то справедливость в мире. Тилли: Лютер пятьсот лет назад убеждал своих поклонников, что истинная любовь сама собой рождается из брака, когда оба супруга старательно выполняют свои обязанности. Циннеркнок: Возможно, в этом есть доля правды, но небольшая... Эдвард Дагмар: Очень небольшая. Циннеркнок: К тому же люди тогда не жили слишком долго. Тилли: Так неужели, по-вашему, настоящая любовь вообще невозможна? Циннеркнок: Ну почему? Если жить в теплом климате, где-нибудь в Италии, откликаться на имя - Ромео, быть патрицием, хорошо питаться, а главное - умереть в 15 лет... Тилли: Неужели для того, чтобы брак был идеальным, кто-то из супругов должен умереть еще до свадьбы? Циннеркнок: Брак - это весьма азартная форма рабства. Браки рождаются из иллюзий и обещаний, а держатся на надеждах и привычках. Брак - взаимное поедание надежд друг друга, потому что через некоторое время после свадьбы супруги перестают друг друга слушать и начинают друг на друга кричать. Для женщины неудачный брак - это слезы, прерываемые спорами, для мужчины - споры, перебиваемые слезами. Брак - это книга, пролог которой написан стихами, а эпилог - всеми знаками препинания. Современные браки вообще свидетельствуют о недостатке предусмотрительности в мужчинах и избытке отваги в женщинах. Как будто маленькие мышки строят для самих себя большие мышеловки. Эдвард Дагмар: Один мой приятель долго искал повод бросить курить, женился, в результате чего еще и запил. После свадьбы узнал, что такое счастье, но было уже поздно. (за сценой голос Эльзы Дагмар: "Эдвард! Иди сюда!") Эдвард Дагмар: Вернулась! Ни минуты покоя! А еще говорят, что не бывает музыки слаще, чем звук любимого голоса. Все! Стану пингвином и улечу на север! Помню, я все сомневался - идти мне на первое свидание или нет. Решил подбросить монетку, загадал: если "орел" - пойду, если "решка" - не пойду. Пятнадцать раз подряд выпадала "решка" - и, разумеется, несмотря на это я, как дурак, пошел! Ой, надо было слушаться маму и судьбу! (требовательный голос за сценой: "Эдвард! Скорее! Скорее!") Эдвард Дагмар: (кричит) Уже в пути! (говорит) Я все-таки надеюсь умереть раньше, чем меня посадят за ее убийство. Циннеркнок: Да, если вовремя умереть, то многих неприятностей можно избежать. Эдвард Дагмар: (Эдвард Дагмар собирается уходить, бормочет) Просто ведьма! Просто жуткая ведьма! Убил бы сразу после свадьбы - давно бы уже свое отсидел и на свободу вышел! Ведьма! Просто жуткая ведьма! Пойду выпрыгну из окна - хоть по пути отдохну, пока лететь буду... Простите, у меня нервы сильно расшатаны - не могу спать даже на работе. (За сценой раздается истошный крик: "Эдвард!") Эдвард Дагмар: (кричит за кулисы) Спешу и падаю! (уходит, бормоча) Лучше бы я себе обе ноги сломал в трех местах перед свадьбой, может, одумался бы... (Эдвард Дагмар выходит) Циннеркнок: Он стал таким пугливым. Видимо, семейное счастье окончательно подорвало его здоровье. В нашем возрасте мужчины делятся в основном на тех, кому удалось не жениться, и тех, кто не решается развестись. Да, любовь - это занятие не для слабонервных. А как она его любила когда-то - почти как новую кофточку! Загадки природы. И почему любимые девушки становятся нелюбимыми женами, причем чужими?.. В браке всегда или оба счастливы, или оба несчастны. Что действительно хорошо в семейной жизни: супруги часто так ненавидят друг друга, что на ненависть к другим людям у них сил почти не остается. Когда я вижу ссорящуюся семейную пару, то улыбаюсь не из-за вредности, а из-за радости, так как понимаю, что судьба поступила очень гуманно, сделав несчастными двух человек, а не четырех. Но почему жизнь так стремится убедить нас в том, что одинокие люди чаще всего живут не одни?... (задумывается) Вот Вам еще один урок, молодой человек, - никогда не спорьте с женщиной: если Вы ошибетесь, она Вас простит, но унизит, а если Вы будете правы, она Вас унизит, но не простит. Под вуалью смирения расцветают зрачки обид... Никогда не спорьте с женщинами, потому что они знают слишком много способов сделать нас несчастными. Ведь в глубине души мы все хотим от жизни одного и того же: побольше поводов счастья и поменьше причин для обид. И надо для этого, кажется, всего лишь почаще говорить близлежащим гражданам и гражданкам, что они - самые красивые, самые умные, самые добрые, самые любимые, самые родные. Люди не любят, когда их не любят. А ведь нужно так мало: покорми, приласкай, выпусти погулять и не заставляй думать... Тилли: И сколько раз в день мужчина должен говорить женщине, что она - самая красивая? Циннеркнок: Примерно в два раза чаще, чем начальнику, что он самый гениальный. Позвольте поинтересоваться, молодой человек, чем Вы занимаетесь во время, свободное от выслушивания старческих бредней? Тилли: Служу коммерческим структурам. Циннеркнок: Слышал, что из Вас пытаются сделать многообещающего негоцианта? Тилли: Полагаю, что лучше обещать поменьше, а в долги залезать пореже. Циннеркнок: Да Вы что, молодой человек! Современный бизнес строится на умении получать кредиты и на вере в то, что отдавать их не придется. Все держится на формуле: бери почаще и побольше, а возвращай пореже и поменьше. Тилли: Не всем удается сразу получить кредит - некоторым приходится работать всю жизнь. Циннеркнок: Молодой человек, Вам нужно срочно приобрести навыки зарабатывания денег, а то потянет в политику. Тилли: От голода? Циннеркнок: Из-за страха, что ничего не умеешь делать. Вы только, пожалуйста, не воспринимайте всерьез все, что я говорю. В наше время для предпринимателя очень важно выглядеть слегка придурковатым из-за странной веры в то, что умный человек не может быть честным. Люди легко доверяют свои деньги только мошенникам и с большим трудом - правительству, хотя, как правило, результат бывает абсолютно одинаковым. Ум в наше время вообще не выгоден: умный человек может несколько лет переживать из-за того, чем дурак способен всю жизнь гордиться. И еще очень важно получить юридическое образование, потому что знание законов приносит деньги, в отличие от их соблюдения. Тилли: Увы! Все, чему нас учат в школе - или бесполезно, или вредно, или невозможно запомнить. Циннеркнок: Да, в школах людей не учат, а дрессируют. Я тоже получил традиционное образование: в результате я ничего не умею делать, но не знаю об этом. Впрочем, главное, чтобы учеба не мешала образованию. Но похоже, что скоро у всех будут одинаково простые биографии: родился, потом учился, от чего и помер. К чему готовят в школе? Тилли: Видимо, только к получению государственной пенсии. Циннеркнок: Не обольщайтесь, молодой человек: государство, конечно, большая корова, но даже такого вымени на всех не хватит. А школа убивает интерес ко всему, чему в ней пытаются научить и вырабатывает в человеке опасную привычку считать, что все важное должно быть скучным, а все интересное - глупым. Тилли: Я еще в детстве никак не мог понять, почему взрослые уважают только то, что нагнетает дикую тоску. Оказывается, во всем виновата школа... (возвращается Эдвард Дагмар) Эдвард Дагмар: Школа? В школах ничему не учат, просто делают одних дураков глупее, чем другие, а потом отфильтровывают. Должен признать: в перечне мук, которые приходится претерпевать современному человеку, брак занимает не первое, а второе место - после школы. Циннеркнок: Подумать только - сколько "потерянных поколений" вырастили - ни читать, ни писать как следует не умеют! Как это пошло, когда даже доносы пишут кривым почерком и с орфографическими ошибками. От страха перед пунктуацией погибло больше великих мыслей, чем из-за боязни иметь собственное мнение. Считать умеют только чужие деньги. И все из-за школы! Ни одну обезьяну нельзя научить тригонометрии, потому что, в отличие от человека, она понимает, что ей это совсем не нужно. Эдвард Дагмар: А эти жуткие школьные задачи? В бассейн ныряет сорок человек в час, через две минуты выныривает двадцать, сколько всплывает через сутки, если по одной трубе поступает горячая вода, а по другой - очень горячая? Циннеркнок: А если бы нас с детства не заставляли читать глупые книги? Возможно, с годами мы сумели бы полюбить умные. Эдвард Дагмар: Однако будем объективны: все познается в сравнении. Увидев хотя бы один раз бланк налоговой декларации, начинаешь ценить неграмотность. Циннеркнок: Раньше образование, действительно, имело важное значение: оно позволяло паразитировать на тех, кто его не имеет. Теперь времена изменились: пока Вы стараетесь украсть деньги путем сложных интеллектуальных комбинаций, их уводят у Вас из-под носа каким-нибудь примитивнейшим способом. Уважение к невежеству - вот высшее достижение современной цивилизации. Эдвард Дагмар: Единственная польза учебы теперь только в том, что она не дает человеку задумываться о смысле жизни. Циннеркнок: И отвлекает от мыслей о женщинах. Потому что женщины особо опасны в двух случаях: если все время думаешь только о них и если о них все время только думаешь. Эдвард Дагмар: Ой, с женщинами - как с зубами: сначала страдаешь, когда они появляются, потом переживаешь, что они исчезнут. Циннеркнок: Да, любовь - это ужасно. Идешь по жизни, спинка прямая, глазки весело бегают, радуешься - весь такой умненький-благоразумненький - и вдруг - бац! бац! - в душе какое-то кипение, в голове какое-то бурление - и все - любовь-морковь! И наповал. Влюбленность всегда начинается с маленькой психической травмы, неожиданно переходящей в необратимое увечье. Эдвард Дагмар: У слова "любовь" больше значений, чем примеров. Циннеркнок: С любовью все обстоит точно так же, как с чужой совестью, - мы о ней ничего не знаем, но стесняемся думать, что ее вообще не существует. Тилли: Но я в это не верю и не понимаю, как можно в это поверить? Можно ли не верить в существование океана только на том основании, что никогда его не видел? Лучше думать о любви, чем о том, что ее вообще не существует. Циннеркнок: Это, молодой человек, только в романах пишут, что без любви ни звезды ни горят, ни кенгуру скакать не может. Вы, молодой человек, совсем не знаете жизни. Счастливчик. Любовь - это чувство, обычно описываемое авторами, которые никогда сами его не испытывали, но слышали о нем от тех, кто видел тех, кто знает, как приблизительно это чувство следует симулировать. Книги о любви пишутся не влюбленными и не для влюбленных, как книги о хирургии пишутся не больными и не для больных. В результате с описаниями браков в романах дело обстоит точно так же, как с некрологами: когда их читаешь, то создается впечатление, что этот мир можно было бы значительно улучшить, оживив всех умерших и похоронив всех живых. Эдвард Дагмар: Да, современные романы - это книги, которые невозможно читать трезвым. Циннеркнок: Книги, которые невозможно читать трезвым - это школьные учебники, а романы просто скучны. Только в одном могу согласиться с Вами, молодой человек: если бы люди не изобрели любовь, было бы очень сложно придумывать сюжеты для рекламных роликов. Тилли: Несомненно, любовь существует, иначе из-за чего иногда люди пристают к полицейским с просьбами их пристрелить? Циннеркнок: Из-за плохой погоды. То, что из-за любви страдают, еще не означает, что она существует. В любовь верят по привычке или от незнания: в любовь верят потому, что сами любили когда-то, или потому, что сами никогда не любили. Единственное безопасное чувство - это чувство страха, а мечты - это крючок, на который наше сердце ловит наш разум. Образуют семью из-за страха, что в старости одному по вечерам будет очень скучно кашлять. Заполняют скукой промежутки между ссорами. И утешаются только одним: пусть мы ненавидим друг друга, зато наши чувства сильны и взаимны. Вы встречали когда-нибудь счастливые семьи? Эдвард Дагмар: Ну, мы с Эльзой, например, были очень счастливы... Циннеркнок: (прерывает) Да, пока не встретились друг с другом. Эдвард Дагмар: Хватит, Ганс. Не пугай детей - не делай за учителей их работу. Молодость - самая удачная пора для веры в счастье: множество надежд и никакого опыта. Ничто так не мешает воображению, как память. К тому же это бесполезно - Тилли влюбился. Циннеркнок: Ну вот, очередная победа иллюзий над интеллектом! Вот так всегда: катастрофы не было, а жертвы есть. Еще один сгорел в пожаре чувств... И кто же эта коварная обольстительница? Эдвард Дагмар: Конечно же, Линни. Циннеркнок: Что ж, Линни - очень милая девушка. Она - ангел, она дьявольски умна. Я бы сам в нее влюбился, если бы не был таким консервативным поклонником равенства: молодые должны флиртовать с молодыми, богатые - с богатыми, лысые - с лысыми... Тилли: Да с чего Вы взяли, что я в кого-нибудь влюблен? Разве заметно? Циннеркнок: Когда Вы все время смотрите на кого-то или стараетесь вообще не смотреть на кого-то - любой легко поймет, что это значит. Необдуманные слова, неловкие жесты, неосторожные взгляды... Эдвард Дагмар: Но все влюбленные думают, что у других нет глаз. Циннеркнок: Послушайте бесполезный совет бесполезного старика. Старшее поколение всегда знает жизнь лучше, потому что во времена его молодости было чуть меньше телевизоров. Если Вы без ума от женщины, надо бежать за умом, а не за женщиной. Эдвард Дагмар: Женщины - существа