ть! И жизнь хороша вообще... Это так
только... не могу я так легко смотреть, как вы!
     - Жаль, - сказал я.
     - Да, жаль, - встряхнула она головой и тяжело вздохнула.
     Через часа два, когда я уходил, просто и дружелюбно простившись с  ней,
в воротах столкнулся со мною высокий и красивый студент, которого  я  сейчас
же узнал. Он посторонился, посмотрел на меня равнодушно и  прошел.  На  одну
секунду где-то в глубине меня шевельнулось дурное, ядовитое, какое-то гнилое
и противное мне самому чувство,  но  сейчас  же  и  прошло.  Мне  захотелось
сказать ему что-то бодрое и веселое, ударить  по  плечу,  улыбнуться.  Стало
радостно и легко.
     "Ревность, самолюбие... - подумал я, уходя. - Все смеются над  ними,  а
как трудно стать выше их... так трудно, что, веря, всем  сердцем  веря,  что
это дурное чувство, страшно сознаться, что его нет!"
     Я шел по пустынным длинным улицам, облитым  холодным  голубым  серебром
лунного света и перерезанным резкими черными тенями  от  домов,  деревьев  и
телеграфных столбов, и чувствовал себя так легко,  точно  свалилась  с  меня
какая-то огромная прилипчивая тяжесть. Я  был  рад  за  жену,  за  себя,  за
всякого человека, который может свободно, смело и весело жить.
     Я поднял глаза к небу, и предо мною  встал  огромный  мир,  необозримый
бездонный простор, залитый мириадами сверкающих звезд и потоками радостного,
живого, бесконечного света.