Вильямъ Шекспиръ. Гамлетъ, принцъ датскiй ---------------------------------------------------------------------------- Переводъ съ изданiя 1623 г. Д. В. Аверкiева. Москва, Университетская типографiя, Страстной бульваръ, 1895 г. OCR Бычков М.Н. В связи с отсутствием некоторых букв старого русского алфавита используются следующие замены: буква "и десятиричное" заменена на латинскую i; буква "ять" заменена на е. буква "ижица" заменена на и. буква "фита" заменена на ф. ---------------------------------------------------------------------------- Отъ переводчика. На русскомъ языке существуетъ до десяти переводовъ Гамлета, и не только возможенъ, но и вполне законенъ вопросъ, съ какой целью и въ какихъ видахъ предпринятъ новый. На такой вопросъ, будь онъ предложенъ мне, я отвечалъ бы съ полной откровенностью, что взялся за трудъ, имея по преимуществу въ виду нужды русской сцены. Въ самомъ деле, изо всехъ переводовъ Гамлета доселе полнымъ правомъ гражданства пользуется переводъ Полеваго, сделанный уже более пятидесяти летъ назадъ, при литературныхъ обстоятельствахъ, далеко не похожихъ на наши, при иномъ взгляде на Шекспира, при иномъ его пониманiи и при иныхъ задачахъ театра. Были попытки вытеснить переводъ Полеваго со сцены, но оне никогда не увенчивалась полнымъ и прочнымъ успехомъ; театръ черезъ более или менее значительный промежутокъ снова возвращался къ Полевому. Недостатки перевода Полеваго общеизвестны: онъ часто не точенъ, съ произвольными сокращенiями, добавленiями и даже переделками (особенно въ IV акте); все роли, кроме Гамлета, значительно обезцвечены и сокращены, - обстоятельство, свидетельствующее о дурной привычке нашего театра обращать вниманiе не на пьесу, а на одну главную роль. В чемъ-же, не смотря на значительные недостатки, тайна привлекательности этого перевода для артистовъ? Высказывалось мненiе, что на немъ отразилось влiянiе романтизма; но входя въ разборъ основательности такого взгляда, заметимъ, что подобное обстоятельство въ свое время, конечно, могло способствовать предпочтенiю перевода Полеваго более точному и литературному переводу Вронченка; но Гамлетъ Полеваго пережилъ время романтизма, и если онъ все-таки первенствуетъ на сцене, то тому должна быть иная причина. Кажется, мы не ошибемся, сказавъ, что она заключается, сверхъ положительной удачи въ передаче некоторыхъ местъ, преимущественно въ роли Гамлета (что врядъ-ли будутъ отрицать самые ярые противники Полеваго), въ более живомъ языке перевода. Именно, эта живость языка, столь существенная при передаче драмъ Шекспира, и должна была прельщать наиболее талантливыхъ артистовъ, не желавшихъ ограничиваться одной более или менее условной декламацiей, (что неизбежно въ переводахъ, сделанныхъ условнымъ книжнымъ языкомъ), а желавшихъ говорить въ роли Гамлета, желавшихъ изобразить не условную трагическую фигуру, а живого человека. Эта живость языка побеждала и малую литературность перевода, сказывающуюся особенно въ стихахъ. Полевой, безъ сомненiя, былъ даровитый самоучка, но ухо у него не было достаточно развито: отсюда ошибки противъ стихосложенiя; онъ то не чувствуетъ, что переноситъ ударенiе въ имени героя пьесы со второго слога на первый, то пишетъ хореемъ вместо ямба (обычно, когда предыдущiй стихъ имеетъ женское окончанiе), то, наконецъ, вовсе не соблюдаетъ размера. Въ последнiе двадцать пять летъ, въ театре кроме указанныхъ опытовъ заменить переводъ Полеваго другимъ, более точнымъ, были сделаны попытки дополнить и улучшить текстъ Полеваго. Делается это весьма просто: артисты, сверяя переводъ Полеваго съ текстомъ другихъ переводовъ, вставляютъ изъ нихъ пропущенныя Полевымъ места, или заменяютъ его стихи выраженiями изъ другихъ переводовъ, кажущимися имъ более удачными. {Нельзя не заметить, что тоже практикуется въ нашемъ театре и относительно другихъ пiесъ Шекспира. Афиша уверяетъ, что пiеса дается в переводе такого-то, а въ сущности текстъ ея составной, изъ двухъ, или трехъ переводовъ. Всякiй переводъ, какими бы достоинствами и недостатками онъ ни обладалъ, все же представляетъ нечто целое, отражающее въ себе и талантъ, и пониманiе переводчика, а потому составные переводы, съ точки зренiя здраваго литературнаго вкуса, являются некотораго рода варварствомъ и свидетельствуютъ объ упадке литературности въ нашемъ театре. Въ соответствiе съ этимъ, и исполненiе часто бываетъ также составнымъ, то есть сложеннымъ изъ отдельныхъ кусочковъ, исполненiя другихъ, более талантливыхъ и самостоятельныхъ артистовъ.} Такое обстоятельство указываетъ однако, что театръ уже не довольствуется "вольнымъ" переводомъ Полеваго, и требуетъ новаго, более точнаго и полнаго. Отсюда ясно, что переводъ, имеющiй въ виду сцену, долженъ удовлетворять двумъ условiямъ: 1) быть по возможности точнымъ и 2) отличаться живымъ языкомъ. Такую именно задачу имелъ я въ виду, приступая къ переводу Гамлета. На сколько я достигъ цели - судить не мне. Я не на столько самонадеянъ, чтобъ утверждать, будто мною ничего не упущено и все передано съ безусловной точностью; но не боясь обвиненiя въ излишней хвастливости, смею заметить, что мною ничего не прибавлено къ Шекспировскому тексту отъ себя, ради красоты или звучности речи, или ради пополненiя недостающихъ стопъ въ стихе. Настоящiй переводъ есть плодъ многолетняго труда; оконченный еще въ 1889 году, онъ въ последнее время снова пересмотренъ и исправленъ мною. За долгую работу, незаметно для меня самого, у меня выработалась известная метода перевода, изъ опыта мною выведены некоторыя правила, которыя, можетъ быть, оказались бы небезполезными и для другихъ; мне также хотелось высказать соображенiя о трехъ редакцiяхъ, въ которыхъ дошелъ до насъ Шекспировскiй Гамлетъ и уяснить почему я предпочтительно предъ другимя выбралъ для перевода редакцiю изданiя 1623 года; я думалъ также сделать замечанiя о характере действующихъ лицъ и о постановке пiесы на сцену. Все это должно было составить родъ предисловiя къ переводу. Къ сожаленiю, состоянiе моего здоровья не позволяетъ мне мечтать о скоромъ окончанiи предположенной работы, и не желая задерживать печатанiе перевода на неопределенное время, я ограничиваюсь этими немногими строками, предоставляя себе впоследствiи изложить упомянутыя соображенiя, мненiя и взгляды въ особой статье, которая составитъ послесловiе къ труду, предлагаемому ныне читателю. Считаю долгомъ выразить чувства благодарной признательности академику К. Н. Бестужеву-Рюмину, который былъ столь добръ и внимателенъ, что сверилъ мой переводъ съ подлинникомъ и указалъ мне на неточности и недосмотры, которые безъ того остались бы неисправленными. Д. А. С.-Петербургъ. 11-го февраля, 1894. ГАМЛЕТЪ, ПРИНЦЪ ДАТСКIЙ ----- Трагедiя въ пяти действiяхъ, В. Шекспира. Переводъ съ изданiя 1623 г Д. В. Аверкiева. ----- ДЕЙСТВУЮЩIЯ ЛИЦА: Клавдiй, король Датскiй Гамлетъ, сынъ бывшаго и племянникъ нынешняго короля. Полонiй, оберъ-камергеръ. Горацiо, другъ Гамлета. Лаэртъ, сынъ Полонiя. Духъ отца Гамлета. Вольтимандъ | Корнелiй | Розенкранцъ } придворные. Гильденштернъ | Осрикъ. | Марцеллъ | } офицеры. Бернардо | Франциско, солдатъ. Рейнальдо, слуга Полонiя. Дворянинъ. Патеръ. Капитанъ. Посланникъ 1-й | 2-й } актеры. 3-й | 1-й | } могильщики. 2-й | Матросъ. Гонецъ. Фортинбрасъ, принцъ Норвежскiй. Служитель. Гертруда, королева Датская, мать Гамлета. Офелiя, дочь Полонiя. Придворные кавалеры и дамы, офицеры, солдаты, актеры, служители. Действiе въ Эльсиноре. ----- ДЕЙСТВIЕ ПЕРВОЕ. СЦЕНА I. Платформа передъ замкомъ. Франциско на часахъ. Входитъ Бернардо. Бернардо. Кто здесь? Франциско. Ты отвечай мне: стой И объявись. Бернардо. Да здравствуетъ король! Франциско. Бернардо? Бернардо. Онъ. Франциско. Вы во-время, какъ разъ, Пришли на смену. Бернардо. Пробило двенадцать: Ступай-ка спать, Франциско. Франциско. Вотъ, за смену Великое спасибо: страшный холодъ И мне не по себе. Бернардо. Все тихо было? Франциско. И мышь не шевельнулася. Бернардо. Прекрасно; Покойной ночи. Если повстречаешь Марцелла и Горацiо, моихъ Товарищей по караулу, - скажешь, Чтобъ торопилися. Входятъ: Горацiо и Марцеллъ. Франциско. Да, вотъ, никакъ Они. Стой: кто идетъ? Горацiо. Друзья земли. Марцеллъ. Присяжные вассалы короля. Франциско. Покойной ночи вамъ. Марцеллъ. Прощай, служивый. А кто сменилъ? Франциско. Бернардо въ карауле. Покойной ночи. Марцеллъ. Эй, Бернардо! Бернардо. Слушай: Горацiо съ тобой? Горацiо. Я за него. Бернардо, Горацiо. Ну, здравствуйте. - И ты, Марцеллъ... Марцеллъ. Ну, что, Являлось нынче снова? Бернардо. Я не виделъ. Марцеллъ (указывая на Горацiо). Онъ все считаетъ нашею мечтой, И веры не даетъ ужасному виденью, Что дважды намъ являлось. Потому-то Я настоялъ, чтобъ нынче въ карауле Онъ съ нами простоялъ всю ночь. И если призракъ Придетъ опять, то и виденье наше Онъ подтвердитъ, и съ нимъ заговоритъ. Горацiо. И, полно! не придетъ. Бернардо. Пока присядемъ И станемъ снова штурмовать вашъ слухъ, Что такъ вооруженъ противъ разсказа О томъ, что мы две ночи къ ряду Видали. Горацiо. Ладно, сядемъ И пусть Бернардо поразскажетъ намъ. Бернардо. Вчерашней ночью, Когда вотъ эта самая звезда, Что къ западу отъ полюса, взошла, Чтобъ осветить частицу неба, где Сейчасъ она горитъ. - Марцеллъ и я... Тутъ колоколъ ударилъ часъ... Входитъ: Духъ. Марцеллъ. Тс! тише. Гляди: опять идетъ. Бернардо. И въ томъ же виде: Король покойный. Марцеллъ. Ты ученый, Горацiо: заговори же съ нимъ. Бернардо. Заметь, - Горацiо: похожъ на короля? Горацiо. Весьма. Меня всего перевернуло Отъ изумленiя и страха. Бернардо. Онъ желаетъ, Чтобъ говорили съ нимъ. Марцеллъ. Спроси его, Горацiо. Горацiо. Кто ты, Что смеешь похищать въ полночный часъ Воинственный и чудный образъ, Въ которомъ некогда ходилъ Покойный нашъ король? О, небесами Тебя я заклинаю: говори! Марцеллъ. Онъ оскорбленъ. Бернардо. Гляди! уходитъ! Горацiо. Стой! Стой, говори: тебя я заклинаю. (Уходитъ Духъ). Марцеллъ. Ушелъ, не хочетъ отвечать. Бернардо. Ну, что-жъ, Горацiо?.. дрожите вы, бледны... И что же это, наша лишь мечта? Что скажете? Горацiо. Какъ передъ Богомъ, Я не поверилъ бы, не будь прямого И яснаго свидетельства очей. Бернардо. Похожъ на короля? Горацiо. Какъ ты На самого себя. Такая же броня Была на немъ, когда онъ победилъ Честолюбиваго Норвежца; также Насупился, когда въ переговорахъ Онъ гневно бердышемъ хватилъ объ ледъ. Какъ странно! Марцеллъ. Раньше, точно также, дважды И въ тотъ же мертвый часъ, предъ нами Онъ проходилъ воинственной походкой. Горацiо. Что же именно подумать, я не знаю; Но вообще, на сколько умъ предвидитъ, Оно бедою Данiи грозитъ. Марцеллъ. Ну, сядемте. И пусть, кто знаетъ, скажетъ: Зачемъ насъ всехъ томитъ такъ по ночамъ И строгая, и бдительная стража? И что ни день отливка медныхъ пушекъ? И скупка боевыхъ снарядовъ заграницей? И силой корабельныхъ мастеровъ Берутъ въ наборъ, и тяжкою работой Ихъ мучатъ въ воскресенье, какъ и въ будни? Къ чему готовятся, что въ потной спешке И ночь ужъ стала страдною порой, Какъ день? Кто объяснитъ мне это? Горацiо. Я. Вотъ что, по крайности, другъ дружке шепчатъ. Покойный нашъ король, чей образъ намъ Сейчасъ являлся, вызванъ былъ на бой, Какъ знаете, Норвежскимъ Фортинбрасомъ, Уязвленнымъ завистливой гордыней. Въ единоборстве, доблестнымъ Гамлетомъ (Такимъ онъ признанъ нашей частью света) Убитъ былъ Фортинбрасъ. А побежденный, Лишался съ жизнью и своихъ владенiй, Согласно договору за печатью, Законно утвержденному судомъ И рыцарской герольдiей. Равно Представленъ былъ и нашимъ королемъ Залогъ такой же ценности, который И сделался бъ наследьемъ Фортинбраса, Когда ему бы выпала победа. Итакъ, по силе договора и по смыслу Указанныхъ статей, его владенья Досталися покойному Гамлету - Теперь же, сударь, юный Фортинбрасъ, Неопытной отвагою пылая, Для замысловъ какихъ-то ненасытныхъ, Повсюду на окраинахъ норвежскихъ Набралъ толпу бездомныхъ удальцовъ, Ихъ поманивъ кускомъ. А цель его (Какъ нашему правительству известно) Принудить насъ вооруженной силой Къ возврату вышесказанныхъ земель, Утраченныхъ его отцомъ. И вотъ, По моему, въ чемъ главная причина Вооруженiй; тутъ же и источникъ Всехъ нашихъ карауловъ, и основа Всей этой спешки и гоньбы. Снова входитъ: Духъ. Но тише! Гляди: идетъ! Хотя бъ онъ опалилъ Меня, - ему я заступлю дорогу. Стой, привиденье! И если у тебя есть звукъ какой, иль голосъ, То говори! Потребно-ль сделать некое добро Тебе на пользу, во спасенье мне, - То объяви! Грозятъ ли родине беда, ее же, Узнавъ, по счастью можно упредить,- То объяви! Иль ты при жизни скрылъ въ земной утробе Сокровище неправонажитое?.. Какъ говорятъ, вы духи изъ-за клада Слоняетесь нередко после смерти... (Петухъ поетъ.) Стой, отвечай! Держи его, Марцеллъ! Марцеллъ. Ударить бердышемъ? Горацiо. Ударь, когда Не остановится. Бернардо. Онъ здесь, Горацiо. Онъ тутъ. (Уходитъ: Духъ.) Марцеллъ. Ушелъ. - Онъ такъ величественъ, и дурно Мы поступили, оказавъ ему Безвредное насилiе: ведь онъ Неуязвимъ, какъ воздухъ. И наши тщетные удары оказались Лишь злостною насмешкой. Бернардо. Онъ хотелъ Заговорить, какъ вдругъ запелъ петухъ. Горацiо. И вздрогнулъ онъ при этомъ, какъ виновный, Котораго на грозный судъ зовутъ. Я слышалъ, что петухъ, Трубачъ передразсветный, будитъ Своимъ пронзительнымъ и громкимъ крикомъ Дневнаго бога. При такой тревоге Все духи что слоняются и бродятъ, Где бъ ни были они, въ огне, въ земле, Въ воде, иль въ воздухе, - спешатъ вернуться Въ свои места. И вотъ, поверье это Сейчасъ лишь оправдалось передъ нами. Марцеллъ. И онъ исчезъ при крике петуха. Еще есть слухъ, что какъ приходитъ время Намъ славословить Рождество Христово, Всю ночь поетъ певунъ передразсветный,- И духи ужъ тогда бродить не смеютъ: И ночи те - здоровыя: тогда Безвредны звезды, чары не берутъ И ведовство становится безсильно, - Такъ благостны и святы эти ночи. Горацiо. Я тоже слышалъ, и отчасти верю. Но поглядите: вонъ, въ плаще пурпурномъ, Идетъ ужъ утро по росе холма, Тамъ, на востоке. Конченъ караулъ, И мой советъ: объ этомъ обо всемъ Пересказать Гамлету молодому. Клянуся жизнью, этотъ духъ - немой Для насъ - съ нимъ станетъ говорить. Согласны-ль, Что намъ ему объ этомъ разсказать И долгъ велитъ, и чувство дружбы? Марцеллъ. Да. Мы такъ и сделаемъ. Я кстати знаю Где нынче мы его найдемъ наверно. (Уходятъ.) СЦЕНА II. Тамъ же. Тронная зала въ замке. Входятъ: Король, Королева, Гамлетъ, Полонiй, Лаэртъ, Вольтимандъ, Корнелiй и придворные кавалеры. Король. Хотя еще свежо воспоминанье О смерти нашего возлюбленнаго брата, И намъ прилично въ скорби укреплять Сердца, а подданнымъ всемъ нашимъ - слиться Въ одинъ печальный обликъ; но разсудокъ На столько въ насъ ужъ победилъ природу, Что съ мудрой грустью думая о немъ, Мы и самихъ себя не забываемъ А потому-то: бывшую сестру, А ныне королеву нашу, - съ кемъ Мы разделяемъ дарственную власть Надъ этою воинственной землею, - Съ весельемъ, такъ-сказать, разбитымъ горемъ, Съ слезой въ глазу, съ надеждою въ другомъ, Со свадебнымъ припевомъ на поминкахъ, Съ заплачкой похоронною на свадьбе... Уравновесивъ и печаль, и радость, Мы положили взять себе въ супруги. И тутъ мы не перечили ни мало Высокой вашей мудрости: свободна Она была въ семъ деле. И за все Благодаримъ васъ. - (Общiй поклонъ.) А теперь о томъ, Что юный Фортинбрасъ, какъ вамъ известно, О нашей доблести въ сужденьи низкомъ, Мечтая о своемъ надъ нами превосходстве, Иль думая, что наше государство По смерти намъ любезнейшаго брата, Въ основахъ шатко и готово пасть, - Намъ надоелъ посланцами своими, Все требуя возврата техъ земель Что отъ его отца вполне законно Себе присвоилъ доблестный нашъ братъ. О немъ я кончилъ. Что до насъ самихъ И цели настоящаго собранья, То вотъ въ чемъ дело: королю Норвежскому и дяде Фортинбраса (Онъ хилъ и боленъ, и едва ли знаетъ О замыслахъ племянника), - мы пишемъ Вотъ въ этой грамоте, чтобъ онъ пресекъ Дальнейшiй ходъ всехъ этихъ начинанiй: Его же подданныхъ берутъ въ наборъ И съ нихъ же тянутъ всякiе поборы. Вамъ, добрый Вольтимандъ, и вамъ, Корнелiй, Мы поручаемъ отвезти приветъ нашъ Маститому Норвежцу, не давая Для полнаго улаженiя дела Иныхъ дальнейшихъ полномочiй, кроме Подробно обозначенныхъ въ наказе. Счастливый путь! Пусть ваша быстрота Намъ дастъ свидетельство о вашемъ долге. Корнелiй и Вольтимандъ. И въ этомъ, какъ во всемъ, мы, государь, Исполнимъ долгъ. Король. Мы веримъ вамъ вполне. Счастливаго пути! (Уходятъ: Вольтимандъ и Корнелiй.) Ну, что, Лаэртъ? Вы толковали о какой-то просьбе... Что тамъ еще? Въ чемъ дело? Вы, Лаэртъ, Резонно говоря съ монархомъ Датскимъ, Не можете напрасно тратить словъ. О чемъ бы могъ ты попросить, что было бъ Твоею просьбой, не моимъ желаньемъ? Рука не такъ послушлива устамъ И сердце голове не такъ единокровно, Какъ твоему родителю, - тронъ Датскiй. Чего ты хочешь? Лаэртъ. Грозный государь,- Какъ милости, прошу о дозволеньи Во Францiю вернуться; я оттуда Ко дню венчанья вашего спешилъ, Исполнивъ долгъ, теперь я сознаюся Что мысли и желанiя влекутъ Меня назадъ во Фравцiю; я ихъ Предъ вашей милостью покорно повергаю. Король. А есть ли позволенiе отца? Согласенъ ли Полонiй? Полонiй. Государь,- И я прошу васъ отпустить его. Король. Такъ въ добрый часъ! И временемъ твоимъ Располагай, какъ только пожелаешь. Теперь, Гамлетъ, нашъ родственникъ и сынъ. Гамлетъ, про себя. Хоть и родня, но не одной породы. Король. Надъ вами все еще нависли тучи? Гамлетъ. Нетъ, я ничемъ не защищенъ отъ солнца. Королева. Сбрось, милый мой Гамлетъ, ночныя тени, И дружески взгляни на короля. Не вечно жъ благороднаго отца Искать во прахе, опустивъ ресницы. Ты знаешь: такова людская доля, Что все живые умереть должны, Чрезъ естество переселяясь въ вечность. Гамлетъ. Да, государыня: ужъ такова Людская доля. Королева. Отчего жъ она Тебе лишь кажется необычайной? Гамлетъ. Какъ кажется? Нетъ, такова и есть. Я этихъ "кажется" не знаю вовсе. Нетъ, матушка: ни этотъ черный плащъ, Ни то, что я ношу обычный полный трауръ, Ни шумный стонъ насильственнаго вздоха, Нетъ, ни обильные ручьи изъ глазъ, Ни выраженiе убитости въ лице, Ни все обычаи и образы печали Не могутъ выразить меня правдиво. Все это, точно можетъ и казаться, Все это люди могутъ и представить, - Но для того, что у меня въ груди, Нетъ выраженiя. А остальное Лишь украшенья и уборы горя. Король. Гамлетъ! и мило намъ, и вашимъ чувствамъ Приноситъ честь, что вы, согласно долгу, Грустите по отце. Но надо помнить, Что вашъ родитель схоронилъ отца, А тотъ покойный своего лишился. И пережившiй, после погребенья, По долгу сыновства, на данный срокъ Обязанъ посвятить себя печали. Но пребывать въ упорномъ сокрушеньи Есть дело нечестиваго упрямства. Такая скорбь - мущины недостойна, Въ ней непокорство воли небесамъ, Нетерпеливость духа, слабость сердца, Необразованный и пошлый умъ. Къ чему же намъ, въ строптивомъ противленьи, То къ сердцу принимать, что неизбежно Какъ знаемъ мы; что наконецъ обычно, Какъ самая пустая вещь на свете. О, стыдъ! Ведь это грехъ на небо, грехъ Противъ усопшихъ и природы, грехъ Противный разуму: иль смерть отцовъ Не стала темой общихъ разсужденiй? Иль разумъ не твердитъ намъ непрестанно Отъ трупа перваго до человека, Что умеръ нынче утромъ: "да, иначе И быть не можетъ". И мы просимъ васъ, Отбросьте эту тщетную печаль, Считайте насъ отцомъ, и пусть все знаютъ, Что вы ближайшiй человекъ къ престолу. Я васъ люблю съ неменьшимъ благородствомъ, Чемъ чувствуетъ отецъ дрожайшiй къ сыну - Что до желанья вашего уехать снова Учиться въ Виттенбергъ, - оно весьма Противно нашему. Мы умоляемъ, Принудьте же себя, останьтесь здесь На радость и утеху нашимъ взорамъ, Какъ первый при дворе, какъ нашъ племянникъ, Какъ сынъ. Королева. Гамлетъ, не допусти, чтобъ мать Просила по пустому. Согласись, Останься здесь, не езди въ Виттенбергъ. Гамлетъ. Я повинуюсь вамъ отъ всей души. Король. Вотъ это славный, дружескiй ответъ! И будьте въ Данiи, какъ сами мы. - Пойдемте, государыня. О, это Непринужденно-милое согласье Отозвалось улыбкой въ нашемъ сердце. А потому-то нынче что ни кубокъ За здравье выпьетъ весело король, То облакамъ о немъ разскажутъ пушки, И небеса, въ ответъ земнымъ громамъ, О нашей чаше возгремятъ. Пойдемте. (Уходятъ: все, кроме Гамлета). Гамлетъ. О, если бъ это тело, черезчуръ Ужъ плотное, могло растаять, Расплавиться и разрешиться въ росу! Иль если бы не возбранилъ Предвечный Самоубiйства?.. Боже, Боже! Какъ Изношено, потерто, безполезно И плоско кажется мне все на свете! Фу, мерзость! фу!.. Мiръ - садъ неполотый, где все растетъ На семена; въ немъ место только Дебелому да грубому. Могло же До того дойти! Всего-то на-все Два месяца какъ умеръ онъ, - нетъ, меньше И двухъ-то нетъ!.. Король такой великiй,- Въ сравненьи съ этимъ самъ Гиперiонъ Передъ сатиромъ. Къ матери моей Такъ неженъ былъ что радъ былъ запретить Небеснымъ ветрамъ слишкомъ грубо Ей дуть въ лицо. О, небо и земля! Ужъ вспоминать ли мне? Она къ нему Такъ льнула, будто, насыщаясь, Желанiе росло. И черезъ месяцъ - Нетъ, лучше и не думать! Хрупкость И женщина - одно и тоже слово Не больше месяца... Еще не износились Те башмаки, въ которыхъ шла она За теломъ, вся въ слезахъ, какъ Нiобея. И вотъ она, она сама - о Боже! Зверь, не умеющiй связать двухъ мыслей, Грустилъ бы долее - ужъ вышла за-мужъ За дядю, брата моего отца, Который также на отца похожъ, Какъ я на Геркулеса!.. Черезъ месяцъ... И соль обманныхъ слезъ еще блеститъ Въ ея натертыхъ до-красна глазахъ, А замужемъ... О, гнусная поспешность! Стремительно такъ броситься въ объятья Прелюбодея... Нетъ, не хорошо, Не поведетъ къ добру... Но, сердце, разорвись: Мне надо придержать языкъ. Входятъ: Горацiо, Марцеллъ, Бернардо. Горацiо. Примите Приветъ нашъ, государь. Гамлетъ. Какъ радъ я вамъ! Здоровы ль вы?.. Горацiо, иль память Слаба становится... Горацiо. Онъ самый, принцъ. Всегдашнiй вашъ слуга. Гамлетъ. Нетъ: добрый другъ, Горацiо: ведь съ вами мы друзья. Но чемъ же вамъ наскучилъ Виттенбергъ?.. Марцеллъ?.. Марцеллъ. Мой добрый принцъ!.. Гамлетъ. Какъ радъ я вамъ!.. Бернардо. И вамъ... Но чемъ же, такъ, по правде Вамъ Виттенбергъ наскучилъ? Горацiо. Добрый принцъ, Лень одолела. Гамлетъ. Да такихъ речей Отъ вашего врага я не желалъ бы слышать. Такъ не насилуйте жъ моихъ ушей, Ихъ верить заставляя обвиненьямъ Что на себя вы взводите. Я знаю Вы не ленивы... Въ Эльзиноръ зачемъ? Что тутъ у васъ за дело? До отъезда Мы васъ научимъ пьянствовать. Горацiо. Я ехалъ На погребенье вашего отца. Гамлетъ. Пожалуйста, товарищъ, надо мною Не надсмехайся такъ... Верней, чтобъ быть На свадьбе матери моей. Горацiо. Одно Вследъ за другимъ случилося такъ скоро. Гамлетъ. Разсчетъ, Горацiо, разсчетъ. Жаркое Съ поминокъ - пригодилося холоднымъ На свадебный обедъ. Мне легче бъ было Увидеть злейшаго врага въ раю, Чемъ этотъ день... Отецъ!.. Какъ будто Его я вижу... Горацiо. Где, принцъ? Гамлетъ. Предъ очами Души моей, Горацiо. Горацiо. И я Видалъ его: онъ истый былъ король. Гамлетъ. Всегда во всемъ онъ человекомъ былъ Ему подобнаго ужъ мне не видеть... Горацiо. А мне вотъ кажется, что прошлой ночью Его я виделъ. Гамлетъ. Виделъ ты?.. Кого? Горацiо. Принцъ, вашего отца. Гамлетъ. Какъ моего отца? Горацiо. Умерьте ваше удивленье, принцъ, И слушайте внимательно, пока Я вамъ не разскажу объ этомъ чуде Свидетели - вотъ эти господа. Гамлетъ.