Казалось бы, и теоретически, и практически все ясно, многократно показано и доказано. Превосходная русская проза тех, кто воссоздал на русском языке того же Диккенса, Стендаля, Рабле, десятки лучших произведений классической и современной литературы, - все это может многому научить не только переводчиков.
А если люди учиться не желают? Если, воображая себя сверхсовременными открывателями и архиноваторами, они упорно твердят зады?
К примеру читаешь: УПоявился столик на колесах, а за ним бой - человек лет шестидесятиФ. А мы ведь уже научились боя заменять, смотря по эпохе и обстоятельствам, слугой, лакеем, официантом. Последние два тоже иностранного происхождения, но давно укоренились, и нет нужды в наше время заимствовать для того же понятия еще и английское слово.
Мало кто помнит, что, допустим, слесарь и контора - слова немецкие, они давным-давно обрусели, так же, как и минуты, секунды, лампы и многое множество всякого другого.
Но вот выходит из печати сборник рассказов, и - жив курилка! - мелькают никому не нужные бейлифы и ланчи.
Редкость, единичный промах, Унетипичный случайФ? Ничего подобного, такими переводами и сейчас хоть пруд пруди. Опять кто-то субсидирует женщину, а не содержит, кто-то разгуливает Ув шляпе - американской федоре (!) с лентойФ и т. п. Возрождается высмеянный десятки лет назад атторней с подстрочным примечанием, и не только автор, сам герой говорит: УОн был когда-то генеральным атторнеем и снова сможет им статьФ - классический образец дурной кальки, давно отвергнутого формализма и буквализма.
Непостижимо, зачем надо, как говорили в старину, гальванизировать этот труп?
Жил в прошлом веке известный пушкиновед, замечательный знаток русского слова П.И.Бартенев. Его внучка вспоминает: УВесьма ревностно дедушка относился к русской речиФ. Оригинальности Бартенев не без оснований предпочитал самобытность, орфографии - правописание. Его нелюбовь к иностранным словам доходила порой Удо чудачестваФ. Однажды Ук деду разлетелся брандмейстер и, желая блеснуть образованием (курсив мой. - Н.Г.), лихо начал: «Я явился... констатировать факт пожара по соседству с вашим владением и о мерах ликвидации оного». Дед рассвирепел: «Что, что? Какие мерзости вы пришли мне тут рассказывать?»Ф.
Не такое уж, в сущности, чудачество.
Пожалуй, точно так же этот страстный ревнитель чистоты языка встретил бы и нынешнего переводчика, у которого люди и машины названы Уединственными подвижными компонентами пейзажаФ. И заметьте, еще сто с лишним лет назад как раз полуневежда, собрат чеховского телеграфиста щеголял теми самыми иностранными словами, которые у нас кое-кто считает непременной приметой современности!
Разумеется, не все иностранные слова надо начисто отвергать и не везде их избегать - это было бы архиглупо. Как известно, нет слов плохих вообще, неприемлемых вообще:каждое слово хорошо на своем месте, впору и кстати.
Но пусть каждое слово (в том числе и иностранное) будет именно и только на месте: там, где оно - единственно верное, самое выразительное и незаменимое! А в девяти случаях из десяти - приходится это повторять снова и снова - иностранное слово можно, нужно и вовсе не трудно заменить русским.
Забыты хорошие, образные обороты: человек замкнутый или, напротив, открытый. На каждом шагу встречаешь: контактный, неконтактный - и за этим ощущается уже не живой человек, а что-то вроде электрического утюга.
Давным-давно некий семилетний поэт, сочиняя стишок, донимал родителей вопросом: как лучше - ароплан или эроплан? Малолетнему стихотворцу было простительно: аэроплан никак, хоть тресни, не лез в строчку, разрушал размер, а самолет в ту пору относился еще только к сказочному ковру...
Еще раньше не кто-нибудь, а Блок вводил в стихи Укружащийся аэропланФ, но он же пытался и найти замену, стихотворение УАвиаторФ он начал строкой: УЛетун отпущен на свободуФ. Многие годы спустя летун осмыслился совсем иначе, но как хорошо, как полно заменили аэроплан и авиатора самолет и летчик. А чем плох вертолет вместо геликоптера?
Рецептов тут, конечно, нет. Ведь прочно вошло в наш обиход, даже в детские стишки и песенки, взятое у англичан и французов короткое и звонкое метро и не привилась подземка, которую еще в УГороде Желтого ДьяволаФ ввел Горький, опираясь на американское subway. Рецептов нет, но возможности русского языка необъятны, и засорять его ни к чему.
Есть еще и такое Утеоретическое оправданиеФ у любителей заемных слов: это, мол, нужно для УэкзотикиФ, для Уместного колоритаФ.
В 20-30-х годах в переводной литературе такой приметой Уместного колоритаФ были всевозможные хэлло, оТкей, олрайт. Тогда они были в новинку, и на сцене Камерного театра в знаменитом УНегреФ это УхэллоФ помогало Алисе Коонен и ее партнерам перенести зрителя в новую для него, непривычную обстановку. Очень долго переводчики, даже лучшие, оставляли такие слова в неприкосновенности. Но сейчас уже установлена простая истина, одна из основ перевода: своеобразие иноземного быта надо живописать не формалистически оставленными без перевода словечками, а верно воссоздавая средствами русского языка ту особенную обстановку, быт и нравы, что показаны в переводимой книге языком подлинника.
Как некстати бывает холл в скромном доме, где-нибудь в глуши или, допустим, в позапрошлом веке, где естественна передняя или прихожая! И как необязательны, чужеродны в книге, напечатанной по-русски, всякие ленчи и уик-энды, усиленно насаждаемые у нас любителями ложной экзотики.
В австралийской и новозеландской литературе нередко встречается слово swag. Это соответствует русской скатке, только вместо шинели скатано и надевается через плечо одеяло, а в него закатаны, завернуты еще кое-какие нехитрые пожитки. Просто и понятно, сразу рождается зрительный образ: вот с такой скаткой через плечо, как по старой Руси с котомкой за плечами, бродят по стране в поисках работы сезонники-стригали и всякий иной не оседлый люд. Swagman, то есть человек со УсвэгомФ, - это чаще всего именно сезонник, а подчас и прямой бродяга, перекати-поле.
Так или вроде этого и надо переводить. Однако формалисты упорно, наперекор всем доводам и уговорам вставляют УсвэгиФ и УсвэгменовФ в русский текст, загромождают книгу сносками и примечаниями.
Окончание УменФ в составных словах, как правило, вообще не нужно, ведь английское man - это человек, и куда лучше сказать полицейский, чем полисмен. Но одни об этом просто не задумываются, а другие полагают, будто так УколоритнееФ, забывая, что переводная книга должна все же стать явлением русской литературы, должна читаться так, как будто она написана по-русски, а не на каком-то особом гибридном языке.
Вспоминается: в начале века Игорь Северянин (а он ведь славился словесными изысками и нововведениями) вложил в уста влюбленной женщины такое:
Нельзя ли по морю, шоффэр? А на звезду?
Так и писалось тогда на французский манер это новое, редкостное слово. Минули десятилетия, шофер давно потерял всякий привкус изысканности, понемногу его заменяет водитель - простое и ясное слово чисто русского строя.
И стоило послушать, как в наши дни водитель такси, просидевший сорок лет за баранкой, брезгливо рассказывал: УТеперь всякий мальчишка - хоть не безусый, а бородатый да гривастый, мода такая - не обратится к тебе по-людски, а все шеф да шеф. И откуда они только набираются...Ф
В самом деле, откуда? Из кино? Из книг? Понаслышке от приятелей, побывавших за границей, от туристов?
Мальчишке, может, и невдомек, что не все стоит перенимать и не всем щеголять. Но в сотый раз спросим себя: кто же должен прививать ему вкус, чувство меры, бережное отношение к родному языку? А заодно - и уважительное отношение к человеку, с которым разговариваешь?
И кто будет прививать работнику слова, говорящему и пишущему, уважение к языку, на котором мы все говорим с колыбели, на котором обращаемся к читателю? Кто, если не мы сами - литераторы, редакторы, учителя?
Когда-то Ильф и Петров живо изобразили одноэтажную Америку и своего проводника по ней, его кар и неизменный возглас УШурли!Ф. Но в наши дни поездки за рубеж не редкость. И каждый пишущий спешит украсить статью, очерк, путевые заметки, роман новыми штрихами Уместного колоритаФ. На русской странице уже чуть не половина слов - чужие. Начинает рябить в глазах.
Зачем в придачу к США, Америке, Соединенным Штатам (подчеркиваю - не в устах УмодерновогоФ стиляги, просто в заметках хорошего писателя) непереведенное Юнайтед Стейтс?
В семье двое детей - бой энд г╕рл. Почему не сын и дочь, мальчик и девочка? Для УколоритаФ хватило бы уже известных кока-колы, джина, виски - так нет же: люди ужинают жареными чикенз, покупают Убутылочки с джинжер эльФ,потягивают оранджус. Писавшийся у нас когда-то на французский манер оранжад давным-давно уступил место апельсиновому соку - зачем же теперь его переводить на английский?
Зачем читателю спотыкаться о джинжер эль, да еще почему-то несклоняемый?
Конец 1971 года. В Нью-Йорке - митинг сторонников мира. По словам журналиста, оратор призывает: УВсе, кто требует... немедленного прекращения войны, кричите УАйФ!Ф.
- Ай! - мощно ответил зал.
- Ну, а те, кто хочет победы во Вьетнаме, кричите УНейФ! - Гробовое молчаниеФ.
Что это значит? По смыслу читатель угадает: да и нет. Но сперва его наверняка смутит это УайФ. Оно не похоже даже на знакомое многим УйесФ. А у нас ай - вскрик боли, испуга.
В газетном очерке четырежды введена сабурбия - спрашивается, чем автору очерка не угодил пригород? Тут же четырежды басинг с пояснением в скобках: Уот слова bus - автобусФ. Без счета - десегрегированная школа и еще многое. Даже не поймешь, на каком языке это написано! Все это можно передать по-русски: совместная школа, совместное обучение белых и черных, школьные автобусы и УбитваФ за них.
А уж с сабурбиями надо воевать без пощады, не то скоро нам придется читать по-русски с помощью английского словаря!
Обязан ли каждый читатель знать, что такое тенцент, тьютор, инициация, блэк-аут? Кстати, их нет в обычных словарях русского языка: ни в многотомном академическом, ни даже в словаре новых слов. И все же в одном переводе почтенный профессор вспоминает юность, однокашников - и... тьютора (почему бы не по-русски - наставника, учителя? ). У другого переводчика в хорошем романе - Уинициация перед путешествиемФ, а человек просто готовится к путешествию, ждет его, предвкушает.
УУ меня наступил блэк-аутФ! И это даже не с английского, это Ст.Лем! A blak-out здесь значит - я потерял сознание, у меня потемнело (помутилось) в глазах.
Зачем писать, не переводя: Учестный сервФ (по смыслу раб, слуга, в других случаях - приспешник, прихлебатель, а то и подхалим)?
Зачем в повести (не в учебнике географии!) раз десять - эстуарий, отчего не устье реки?
Зачем нужен трен жизни вместо образ? Может быть, это ирония? Ну, а отленчевались? Тут уже иронии нет и в помине, так почему бы не позавтракали, пообедали, перекусили?
Зачем загадывать читателю загадки? Вот некто Уприсел на корточках у фондю, в которой что-то шипитФ. Что за штука этот урод УфондюФ и с чем его едят? Во французско-русском словаре такого не нашлось, в УЛаруссеФ это - изысканное, хотя и скороспелое блюдо из сыра со специями. Но не обязательно же нам разбираться во всех тонкостях кухни всех стран. И не лазить же по словарям не одного - нескольких языков, если у того же автора на другой странице едят Усуп и стейкФ!И зачем кокетничать стейком, если у нас уже давно УприжилсяФ бифштекс?
Многим, особенно в портовых городах, уже знакомо словечко УбичФ - оставшийся на берегу моряк (чаще - ленивый, негодный, спившийся). Но обязан ли читатель или зритель телевидения знать, что такое бич-бой (видимо, служитель на пляже)?
Не странный ли адрес - УЛавандовый суипФ? Похоже на суп. А не лучше ли перевести - Лавандовая аллея?
В уважаемой газете, которая часто выступает в защиту языка, на тех же страницах появляется: УНи одна УсуперстарФэкрана не в состоянии больше собрать такую аудиторию, как УшоустарФ...ФЕсть же у нас слово звезда, есть даже фестиваль УМосковские звездыФ! На тех же страницах бьет в глаза крупно набранный заголовок: УПоследняя суперстарФ(уже без кавычек) с подзаголовком Ув объективах массмедия...Ф. Что это, автор хотел пококетничать тем, как по-свойски он себя чувствует в стихии наимоднейших зарубежных словечек? Но не каждый читатель обучался английскому, может, он, бедняга, учил немецкий или французский...
Американизмы вторгаются сейчас чуть ли не во все языки мира, особенно в западноевропейские. Вместе с модными новинками, рекламой, фильмами, джазом импортируется и модный жаргон. Как сообщали газеты, французское правительство, например, приняло закон о защите языка, о запрещении включать во французский язык новые англицизмы. Во Франции год от году растет тревога всех, кому дорог родной язык. Она прорывается и в переведенном у нас романе Ж.-Л. Кюртиса УМолодоженыФ. Героиня романа, некая дамочка, так и сыплет американскими словечками и оборотами. УЭтот незаконнорожденный жаргончик один ученый профессор окрестил УфранглийскимФ, тщетно надеясь тем самым убить его в колыбелиФ, - пишет автор.
Находятся и у нас дамочки обоего пола, которые уже сварганили такой же незаконнорожденный жаргончик наподобие франглийского - какой-то, черт его знает, амрусский - и из пижонства или по недомыслию щеголяют им на каждом шагу. Но зачем же нам этот жаргон пополнять, давать ему доступ в газету, в журнал, в книгу, зачем же его узаконивать?!
Недостаток вкуса, такта и чувства меры достигает подчас таких УвысотФ, что поневоле вспоминаешь бессмертную пародию Мятлева УСенсации и замечания г-жи Курдюковой за границею, дан лТэтранжеФ. Вон еще когда приходилось оружием сатиры воевать с засорителями родного языка. Но ведь эпопея мадам Курдюковой писалась чуть ли не полтора века назад! Неужто мы с тех пор не стали разборчивей, не научились бережней относиться к родному слову, разумней и строже - к слову заемному?
Мало того, что без толку и меры вводят иностранные слова, - делают это еще и с ошибками. Уже не раз встречалось апробированный - очевидно, забыли или не знают, что апробировать значит одобрять, утверждать, и производят это слово от русской пробы!
Или вот в интересной статье читаем: УМелодия приводит на память один из популярных шансонов Сальвадоре АдамоФ. Почему не сказать песню? А уж если понадобился Уфранцузский прононсФ, так ведь chanson - женского рода, не один, а одна! Вот и получилась та самая смесь Уфранцузского с нижегородскимФ...
Обозреватель говорит с телеэкрана о нашем госте: это Уодин из ведущих лидеровФ своей страны. А ведь этот обозреватель подолгу живет в той стране, говорит на ее языке и не может не знать, что лидер - это и есть ведущий (от lead - вести), а отсюда - руководитель.
В меню Улегюм из овощейФ,a légumes и есть овощи!
Вдвойне обидно встретить такой оборот в хороших записках хорошего писателя: люди пили Угорьковатый биттерФ. Но bitter и есть горькое (пиво)! Так разве не лучше обойтись без непереведенного названия и без этого двуязычного Умасла масляногоФ?
Множество иноязычных слов и терминов принес и приносит, к примеру, спорт - они приходят с каждой новой игрой. Часть их постепенно отмирает: мы говорим теннис, но мало кто помнит, что вначале игра называлась лаун-теннис. А пинг-понг все чаще заменяют настольным теннисом, говорят о маленькой ракетке, то есть сводят инородное название к прежним, привычным.
Уже трудно себе представить не только наш быт, но и наш словарь без хоккея, футбола, волейбола, баскетбола, но почти привился было ручной мяч. Однако в последнее время его опять вытесняют гандболом. А нельзя ли найти что-то свое? Ведь вот забылись беки, хавбеки и голкиперы - их прекрасно заменяют русские слова: защитники, полузащитники, вратари.
Одно время даже матч стали заменять состязаниями и товарищескими встречами. Кое в чем тогда пересолили, но были и удачные находки. Как спокойно мы обходимся, например, без недавно еще модного слова скетч - его успешно заменяет хотя бы сценка, чье иноземное происхождение давным-давно позабылось.
Дружно взявшись за дело, после многолетних стараний и призывов ревнители чистоты языка и противники его порчи в последние годы кое-чего добились. Например, с вывесок почти исчезли безобразные чудища вроде Мосгостехснабсбыта. Борьба с заемными, инородными словами тоже идет волнами, кампаниями. Но не успеешь худо ли, хорошо ли отбиться от чего-то одного, хвать - надвигается новый вал! Иностранные слова и термины захлестывают нас. Как тут быть?
Прежде всего - опять-таки отбирать строже. Принимать только то, что несет в себе полновесное зерно, беспощадно отбрасывая шелуху, мякину. Заменять или переводить русским равноценным словом все, что такой замене и преображению поддается. Так оно шло - стихийно, само собою - и в прошлом. И все мы, кто причастен к работе со словом, должны этому разумному отбору и замене всячески помогать.
С каждым новым явлением науки, техники ширится и поток новых терминов. Не худо бы и его ввести в какое-то русло. Тут тоже необходима мера, незачем перенимать все подряд.
Вышел на экраны, показан по телевидению документальный фильм. Люди смотрят, волнуются, запоминают. А название - УЕдинственный дубльФ! Но слово дубль означает повторение! В картине УигровойФ могут быть десятки дублей - повторно снятых эпизодов. Суть же этого фильма: все в нем - сцены в падающем самолете, пожар, убийства - подлинное, не повторялось и неповторимо. И назвать бы его вернее УЕдинственный кадрФ или УБез дублейФ!
Могут возразить, что дубль стал профессиональным термином и равнозначен кадру, хотя бы и первому. Ответ один: беда, что почти в каждой профессии создается свой жаргон без всякой мысли и заботы о правильности русского языка, а печать, радио и экран такой жаргон распространяют в ущерб нашей общей грамотности. И опять мы слышим знакомое оправдание: Уэто вошло в языкФ.
Да ведь потому и УвошлоФ, что мы плохо защищаем чистоту нашей речи! Ведь и шанс, проблема, момент, ситуация тоже многие говорят на каждом шагу, к месту и не к месту - и это очень печально! Это и есть результат, а вернее - горький плод бездумного, бессовестного обращения с русским языком.
И как всякая измена русскому языку, неумеренное употребление УученыхФ иностранных терминов ведет к шероховатостям, сдвигам, а то и прямым ошибкам.
В одном переводе (кстати, неплохом) встречаешь названия Фарсайд и Эртсайд. В первый раз выходит совсем непонятно: Узагадки ФарсайдаФ звучат, как какой-нибудь Услой ХевисайдаФ, УСага о ФорсайтахФ или Утеорема ПифагораФ. А это попросту обозначает теневую, обратную сторону (side) Луны и УлицоФ ее, обращенное к Земле.
В переводе с японского (быть может, переводчик и редактор владеют японским, но не знают английского?) мы находим Инланд, лежащий ниже уровня моря. Как и Фарсайд, это кажется названием:
УНу и пусть прорвет плотину, ну и пусть затопит огромные просторы ИнландаФ. Но ведь на самом деле это просто суша, внутренние земли (Inland), часть страны, удаленная от побережья. Зачем же оставлять непереведенное слово? Что это - непродуманность или опять щеголянье экзотикой?
Многие и многие теоретики, ученые, журналисты убеждены, что мудреные Уиноплеменные словаФ - это непременный, неотъемлемый признак современности, примета века.
Рьяным сторонникам сверхсовременного стиля и невдомек, что тут они оказываются заодно с самыми допотопными формалистами и буквалистами. Этот канцелярит по убеждению, концелярит принципиальный прорастает и в художественную литературу, и в разговорную речь. А его поборники утверждают, что так и должно быть. Все равно, мол, дело идет к общему, всемирному, единому языку. Развиваются международные связи, с каждым годом на Земле становится больше слов единых, универсальных, общих для всех стран и языков - как всеобщи, всем одинаково знакомы неисчислимые понятия и термины в области науки, техники, политики...
Однажды УКомсомольская правдаФ рассказала о старом ученом-лингвисте Д.Г.Баеве, который много лет работал над созданием всеобщего языка. Язык этот очень прост и всем понятен.
УМедикос рекомендо променадере анте ноктус дорма фор консервация де санитаФ. Да, и не посвященный, а просто грамотный человек без особого напряжения поймет, что врачи рекомендуют гулять перед ночным сном для сохранения здоровья,
Справедливо: в мире давно уже существует интернациональная лексика, есть слова, получившие международное гражданство и всем понятные: отель, портмоне, реванш, шлагбаум, штраф, старт, камера - таких слов тысячи. И есть много приставок, тоже понятных на всех языках: демонтаж, антипатия, реорганизация, экспорт, субтропики... Сходна конструктивная система морфологии и синтаксиса английского, русского, французского, немецкого, испанского языков. Можно образовать множество составных слов: если ваза - сосуд, то понятно, что такое фруктваза или флорваза.
Спору нет, всеобщий язык полезен, им легко овладеет каждый. Смогут объясняться друг с другом люди из разных стран, и уже невозможна будет трагическая немота человека Убез языкаФ в чужом краю (помните рассказ Короленко?). Это всем доступно и понятно, как морской язык флажков или азбука Морзе, и объяснить можно будет куда больше, чем, допустим, жестами.
И мысль о всеобщем языке далеко не новая. Еще в первой половине XVII века ее высказал Декарт. Люди изобретали такие языки давно, создано их было немало - десятки, главным образом на основе латыни, ведь латинский алфавит знаком огромному большинству людей. Но, составленные искусственно, так сказать, рожденные Ув колбеФ, они, подобно младенцу из колбы - гомункулусу, оказались нежизнеспособными. Испытание временем по-настоящему выдержал только эсперанто. Он живет уже сто лет, распространен довольно широко, есть на нем и литература, даже художественная.
Но неужели такой язык способен заменить языки национальные? Неужели в десять тысяч общепонятных алгебраических символов, сухих значков словесной морзянки, втиснешь то необъятное богатство, которым одарили нас Пушкин и Тютчев, Гоголь и Чехов, Блок и Твардовский?!
Всеобщий язык нужен вовсе не для этого. Честь ему и место, но именно только к месту и ко времени. Как и всякий сверчок, любое ученое, официальное или искусственно созданное слово должно знать свой шесток и служить только по назначению. До всемирного и всечеловеческого такому языку очень, очень далеко.
Позволю себе еще одну ссылку.
Как-то в УНовом миреФ напечатан был интересный очерк В. Беркова об Исландии, стране с очень своеобразным бытом и культурой. Вот любопытный и весьма поучительный отрывок из этого очерка:
УЕсть еще одна черта у исландского народа - это любовь и интерес к родному языку. Язык и литература - это то, что на протяжении многих веков сплачивало народ. О колоссальном богатстве исландского языка писалось много. Много писалось и об исландском пуризме - стремлении не допускать иностранные слова в язык. В исландском почти нет иностранных слов [Курсив всюду мой. - Н. Г. ]: то, что в других европейских языках выражается интернационализмами, здесь обозначается словами, созданными из средств родного языка. Для таких понятий, как, например, революция, социальный, техника, космос, мутация, калория, спектр, стадион, автобус, кинофильм, атом, факультет, энергия, фотоаппарат, и для тысяч и тысяч других понятий современный исландский язык использует свои слова, не прибегая к заимствованиям. При бурном развитии современной науки и техники, когда буквально каждый день приносит новые понятия, такая борьба против иностранных слов, конечно, очень нелегка. Но пока... (она) ведется довольно успешно... Причина (этой борьбы) кроется в стремлении очень маленького народа сохранить в чистоте то, что он считает одним из своих величайших национальных достояний, - языкФ.
Родной язык - драгоценнейшее достояние каждого народа, будь он велик или мал. И опыт исландцев, право же, очень интересен. Быть может, тут есть и какая-то чрезмерность, пересол, и, скажем, на русской почве такое вернуло бы нас к пресловутым мокроступам, а это уж совсем лишнее. Но, бесспорно, в бережной и ревнивой любви исландцев к родному языку есть большая мудрость.
Нельзя, невозможно позволить канцеляриту, проникающему почти в каждый национальный язык (канцелярит тем и отличается, что он наполовину состоит из слов УвсеобщихФ), оттеснять и вытеснять этот национальный, родной язык.
Это невозможно не только потому, что УобщепонятныйФ словарь очень ограничен, не вмещает великого множества оттенков мысли и чувства, а значит, сделал бы речь и литературу бедной, нищей, скованной, а ведь в картотеке Института русского языка собрано 440 тысяч слов. В 17-томном академическом Словаре русского языка - 150 тысяч слов.
Это невозможно еще потому, что, хочешь не хочешь, УмеждународныеФ слова почти все - с латинскими корнями и латинскими приставками.
Да, разумеется, на всех языках, во всем мире понятны Советы и большевик, колхоз и спутник. Прелюбопытно и поучительно было встретить в одном западном романе современного автора слово УnogoodnikФ, построенное из английской основы Уno goodФ плюс суффикс нашего УспутникаФ. А ведь едва ли автору знакомо очень близкое к его выдумке (даже по звучанию!), прелестное по выразительности старое русское слово негодник. Такое встречное влияние, обратная связь, бесспорно, существует.
И все же, несомненно, идет некоторая УлатинизацияФ языка. Можно, повторяю, на этой основе построить всеобщий язык, чтобы использовать его как вспомогательное орудие. Но перейти на такой язык значило бы отказаться от исконно своих, родных слов, вытеснить их заемными или искусственно составленными, по сути - отказаться от родной речи! Это уж такая противоестественная дикость, что и обсуждать, казалось бы, нечего. А меж тем...
А меж тем на практике именно в этом направлении гнут и ломают нашу речь и литературу поборники тьюторсов и оранджусов. И уверяют, что таков вообще естественный путь развития языка!
Читаешь: У...сюрвейер их не выпустит. Сивер осмотрел штекер фидера...Ф На каком языке это написано? Два с половиной русских слова на строчку, затерянные, сиротливые. А ведь это даже не перевод!
В интересных путевых заметках хорошего писателя читаем: УУдивительна эта способность русского языка так обкатать чужое слово, что оно уже и чужим не кажется. Теперь у английского parking образовалось целое семейство близких и дальних родственников. Тут и УприпарковатьсяФ, и УпарковочкаФ... Шофер нашего посольства однажды сказал: УНу-кась я вот тут припаркуюсь бочком, авось да никто не выгонитФ. И на слух все слова тут были русскиеФ.
Справедливо подмечено. Русский язык в своей необъятности, гибкости и силе может многое усвоить и преобразить. Чуть не сто лет назад одна чеховская героиня Уробко замерсикалаФ - тоже звучит совсем по-русски! Однако язык не всеяден, это ведь не страус, глотающий камни, и незачем ему поглощать чуждую пищу без разбору и меры.
В УЛитературной газетеФ опять и опять разгораются споры о языке. И кое-кто пишет: нашему языку никакие нововведения не страшны, все полезное он усвоит, лишнее отбросит, за века ничто не замутило его чистых вод, не замутит и впредь.
Но ведь в веках не было миллионных тиражей газет и книг, да и миллионного читателя, ибо сама грамота была не так уж широко доступна народу. И не было радио, телевидения, новых источников информации - и, увы, нередко источников порчи языка. А теперь они ежедневно, ежечасно обрушивают на нас водопады, лавины сообщений, новостей - и... тех же канцеляризмов.
Со столь мощным потоком уже не так легко справиться. За нынешнее десятилетие промышленность может загрязнить реку сильнее, чем за минувшую тысячу лет. То же и с языком. Теперь самые чистые воды можно замутить, загубить очень быстро.
И правы те, кто бьет тревогу, зовет встать на защиту природы и на защиту языка.
Ну, разумеется, смешно спорить: язык не застывает, не стоит на месте, а живет и развивается, отмирают одни слова, возникают другие.
Но человек на то и человек, чтобы учиться управлять всякой стихией, в том числе и языковой.
Да, язык живет и меняется, но нельзя допускать, чтобы он менялся к худшему. Не пристало человеку быть рабом стихии. Его долг - спасать от мертвечины все, что ему дорого. Быть рачительным хозяином языка, не дать живой воде его уйти понапрасну в песок.
Каждая реакция, ситуация, каждый обобщенный алгебраический значок канцелярита вытесняет из обихода с полдюжины исконных русских слов, обозначающих конкретные оттенки чувств.
Это и есть оборотная сторона канцелярита: язык утрачивает краски, понемногу забываются, выпадают из обихода образные, полнозвучные, незатрепанные слова. Они пылятся бесполезным грузом в литературных запасниках, вдали от людского глаза, и уже не только школьник, но и иной писатель, редактор слыхом не слыхал об отличном, ярком, выразительном слове и должен искать в толковом словаре его значение...
Да и отнюдь не редкие слова мы начинаем путать, искажать. Сбиваются даже очень одаренные люди.
Речь о Первой мировой войне. УВоздушный бой был новостью... Приобретение... сноровки в воздухе вызывало у летчиков гордость... Они ощущали себя... своего рода землепроходцамиФ! (Все же - первопроходцами?)
Известный поэт печатно хвалит начинающего. Сперва оговаривается: УМы часто разбрасываемся словом талант, забывая, что это высокое слово применимо в поэзии к таким истинным явлениям нашей литературы, как... ПушкинФ. Потом все же применяет это большое слово к рецензируемому поэту и в доказательство приводит стихи:
И чтоб согреться в лютый час,
Деревья вдоль завалинки
Пустились в дружный перепляс
В огромных снежных валенках.
Да, неплохо. Правда, еще вопрос, можно ли это ставить в одном ряду с Пушкиным. Но дальше сказано: УТолько вдохновенное видение русской природы могло родить вот такие чистые и откровенные строкиФ.
Спрашивается, при чем здесь откровенность? Может быть, автор хотел сказать, что эти стихи звучат как откровение? И что означает истинное явление? Словам приписан какой-то не тот смысл - и они не раскрывают мысль автора, а лишь сбивают читателя с толку.
А у другого писателя герой ошеломлен чьим-то откровением - вот тут-то нужна откровенность!
В первом издании этой книжки, в 1972 году, оба эти примера приводились еще как редкая ошибка. Но откровение вместо откровенности все нахальней Увходит в языкФ. Все чаще читаешь, что, допустим, герой опасается размякнуть - Уначнутся приступы откровения, мягкотелость...Ф
Один наш прозаик рисует свою героиню так: слабогрудая улыбка, согбенная головка! Чуть дальше о ней же: согбенный образ. Что же она - дряхлая старуха или калека? Ничуть не бывало: хорошенькая девушка, и ко всему у нее вьющийся затылок!
Или вот один переводчик пытается уверить читателей, что у героини волосы цвета вороньего крыла. Так и напечатано! Вероятно, выводя сие на бумаге, переводчик думал только о немецком слове der Rabe или die Krähe и не представлял себе, что же стоит за словом, какой рождается зрительный образ.
Очерк в журнале УПодъемФ, герой - наш современник, молодой парень из казаков. У него тоже Угордый, цвета вороньего крыла, чубФ. Уж наверно, очеркист неплохо знает родной язык, и, наверно, очерк прочитан был редактором. Неужто в тех краях, в самом сердце России (журнал печатался в Воронеже!) не отличат серую ворону от черного ворона?
Отличат, конечно, когда увидят на дереве, а не на печатной странице. Один читатель возразил мне: есть несколько пород ворон, в том числе и черная. Да, верно. Но в поговорку, в речение искони вошел именно ворон: и тот, что ворону глаз не выклюет, и тот, чье крыло - символ самой черной черноты, в отличие от вороны, которая (пуганая) куста боится. Неужели Увороново крылоФ уже забывается, уходит в прошлое вместе со многими золотыми крупицами русской речи?
Странно исказилось слово УусугубитьФ.Некогда оно означало - удвоить, позже - еще и усилить, увеличить (заботу, внимание и т. п.). Но ведь стали писать: усугубить положение, ситуацию! 200-тысячным тиражом распространялись такие словесные уроды: УНикто не назвал бы ее (самку кита) красавицей, усеявшие переднюю часть плавников вздутия только усугубляли картинуФ!
Или: УПоложение усугубляется тем, что...Ф Примерно так Увошло в языкФ безграмотное УпереживатьФ в значении волноваться, огорчаться. Сначала словечко это было одной из примет пошлой, мещанской речи, оно могло прозвучать в едкой пародии Аркадия Райкина, вложенное в уста какой-нибудь обывательницы: УАх, я так переживаю!Ф. А потом началась цепная реакция. Спортивный комментатор восклицает: УМы переживаем за наших ребят!Ф - и слышат его миллионы болельщиков.
С этим УпереживатьФ скрепя сердце примирился даже К.И.Чуковский. Но с десятками, сотнями таких непрошеных гостей мириться нельзя - иначе нас затопит поток обыкновенной безграмотности. Так УвходятФ чудища: многоаспектный, агентесса, селитебные (жилые!) районы, маскульт (а это видите ли, массовая культура).
Из толстого современного романа: УОказывается, в свое время на квартире у УцветочницыФ неоднократно останавливался Апресян. Хозяйка своеобразной УгостинойФ знала... кому она предоставляет убежище...Ф Совершенно ясно, что автор не отличает гостиную от гостиницы. УНе задавай наивных вопросов, мы не дети, - с явной интрижкой ответил...Ф другой герой того же романа. Поневоле усомнишься: да понимал ли автор смысл слова, которое вывела его рука? Может быть, герой отвечал с ехидством, с подковыркой, намекал на какую-то интрижку? Но отвечать с интрижкой до сих пор по законам русского языка было невозможно (смотри любой словарь).
Молодежный журнал печатает весьма лихо написанный роман. Один из героев - ученый! - предостерегает летчиков: УНе блудите в небеФ! Ученому (так же, как и автору) полезно знать русский язык хотя бы настолько, чтобы не смешивать глаголы блудить и блуждать (плутать, сбиваться с дороги), вряд ли ученый боялся, что летчики в небе станут предаваться одному из смертных грехов. Кое-кто уверял, будто так говорят все летчики, это примета профессии. Но если уж Удля колоритаФ вводить профессиональный жаргон, делать это надо бы так, чтобы читатель понял, что это именно жаргон, порча языка. Ведь вот летчик из летчиков, прославленный М. М. Громов, вспоминая о своем штурмане, пишет, что тот Уникогда не УблуждалФ в воздухеФ!
И в отечественной поэзии встречаются головоломки.
Из сердца вон. Потом долою с глаз,
Как будто мне глаза застлало дымом.
Что за слово такое - долою? Судя по окончанию (вроде метлою), это творительный падеж, но чего? Известно существительное мужского рода дол, а женского - дола - в русском языке как будто нет. Не сразу угадаешь в этой загадочной незнакомке безобидное наречие УдолойФ.
В рассказе одного автора человек Усидел... облокотив лицо на руки, растянув щеки и глазаФ! Картина престранная. И к тому же автор не чувствует, что глагол происходит от локтя, не отличает облокотиться от опереться. Молодой, неопытный? Но ту же странную оплошность допустил и один из самых искушенных наших писателей: у него некто стоял, облокотясь задом на стол!
В газетном очерке о большом художнике сказано: он Урано приобрел знаменитостьФ. Приобрести можно известность, художник же сам - знаменитость, либо стал знаменитым.
А каково: Ук нашей неожиданностиФ? Или Уон к этому не имеет никакого прикосновенияФ?
Грустно читать в интересных воспоминаниях, что не все гимназисты, а лишь избранные были Уобличены правом носить... медальФ. Случайная опечатка? Но дальше: Уобличили довериемФ. Ручаюсь, автор прекрасно знает разницу между словами обличать и облечь, облекать. А вот не ускользнуло ли это различие от редактора и корректора?
Читаем в стихах: УСторожилы-аксакалыФ. Спрашивается, кого и что они сторожат? Опять проглядел корректор?
Что такое безответные голы? В нашем языке и литературе не редкость безответное чувство, безответная любовь. И так же хорошо знаком нам безответный человек - забитый, пришибленный, робкий Акакий Акакиевич или Макар Девушкин. Но по всему своему звучанию и окраске никак не подходит это слово к счету, который не удалось сравнять игрокам.
УСколько за этим напряженного труда, растраченной энергии!Ф - с искренним волнением и сочувствием говорят с экрана о победителях конкурса музыкантов. Оговорка? Или человек забыл, что затраченная, потраченная с пользой энергия совсем не равноценна растраченной зря, впустую?
Не в переводе, в оригинальном рассказе Ув темноте... печально вспыхивал и гас огонек уединенного курильщикаФ.Надо думать, огонек все же - не курильщика, а его папиросы, курильщик же - не уединенный, а одинокий. Уединенный может быть уголок, куда удалился человек, искавший уединения, но в применении к человеку это давным-давно устарело.
И опять, опять - слова не в том значении, втиснутые не к месту и не ко времени.
В газетной заметке об аварии, связанной с падением уровня воды в проливе, Усыграла злополучную роль перемена направления ветраФ. Роль ветра тут - зловредная, зловещая, роковая, какая угодно, а злополучна не роль - но корабль, попавший в беду!
УПредставление продолжалосьФ. Это напоминает о цирке, об эстраде, а речь о том, что люди знакомятся, друг другу представляются!
Телевизионный УКлуб путешественниковФ рассчитан на самую массовую аудиторию, и вдруг в передаче трижды (значит, не случайная обмолвка) повторяется: УОн олицетворяет в себе...ФДокажите после этого школьнику, что это - ошибка, что олицетворять можно только собою, а в себе - воплощать. Кстати, одно время передачу эту напрасно стали называть клубом... путешест