Глен Кук. Тьма --------------------------------------------------------------- Glen Cook "She is the Darkness", Black Company #8, 1997 ЧЕРНЫЙ ОТРЯД VIII Изд.: "АСТ", www.ast.ru Ё http://www.ast.ru OCR: Online-Library (www.bestlibrary.ru) Ё http://www.bestlibrary.ru --------------------------------------------------------------- Ветер скулит, завывая с рокочущим придыханием. Грохочет гром, молнии обрушивают на равнину блистающих камней неистовую силу ярости, устрашая даже Тени. Равнину, знававшую пору мрачного совершенства, избороздили шрамы - следы ужасного катаклизма. Почву рассекает изломанная расщелина, похожая на рубец от удара иззубренным хлыстом молнии. Она не широка: ребенок без труда перешагнет ее в любом месте, - но глубока так, что кажется бездонной. Клубится и стелется туман. В нем просматриваются всевозможные оттенки всех цветов радуги, но все они тонут во множестве вариантов черного и серого. В самом центре долины высится таинственная серая цитадель. Огромная и немыслимо древняя - древнее людской летописной памяти. Одна из башен обрушилась поперек расщелины. А из глубины твердыни, нарушая мертвящую тишину, доносится ритмичный, медленный, навевающий дрему стук - словно там бьется сердце мира. Смерть есть вечность. Вечность есть камень. Камень есть молчание. Говорить камень не может. Но он помнит. Глава 1 Старик поднял глаза. Перо, которым он что-то царапал, дернулось, выдавая раздражение, вызванное тем, что его прервали. - В чем дело, Мурген? - Я прогулялся с духом. Мы ведь тут недавно почувствовали, что земля подрагивает, не так ли? - Ну, и что дальше? Не вздумай брать пример с Одноглазого и морочить мне голову всяким вздором. У меня на это нет времени. - Чем дальше на юг, тем ужаснее разрушения. Старик открыл было рот - и закрыл его, решив поразмышлять, прежде чем скажет что-нибудь еще. Старик. Костоправ. Капитан Черного Отряда, а нынче еще и полноправный военный диктатор Таглиоса со всеми подвластными ему землями, он отнюдь не казался такой уж большой шишкой. Ему хорошо за пятьдесят, скорее даже ближе к шестидесяти. За последние четыре года он малость погрузнел, потому как почти все это время сиднем просидел в гарнизоне. Лоб у Старика высокий, с залысинами. Недавно он отрастил трогательную бородку с проседью, которой немало и в волосах - там, где они еще остались. А ледяные, глубоко посаженные глаза придают Старику столь суровый вид, что иной раз просто оторопь берет. Из-за этого взгляда он смахивает на какого-то психопата-убийцу, хотя сам он об этом не догадывается. Вслух об этом никто не говорит, а Старику и невдомек, почему от него, порой люди шарахаются. Даже обидно становится. А дело-то в его глазах. Главным образом в них. Взгляд у него как у вурдалака, просто в дрожь бросает. Сам он считает себя обычным человеком, так - один из парней. Большую часть времени. Но уж коли догадался бы об этом своем свойстве, то непременно использовал бы его на всю катушку. В то, что морочить людям голову просто необходимо, он верил чуть ли не свято. - Давай пройдемся, Мурген, - промолвил Старик, поднимаясь на ноги. Во Дворце, если разговор не предназначен для чужих ушей, лучше всего беседовать на ходу. Он похож на огромные соты, пронизанные лабиринтом бесчисленных тайных ходов и лазов. Это переплетение коридоров я наносил на карту, но обойти все закоулки не смог бы и за всю жизнь - даже если бы нам не предстояло не сегодня завтра выступить на юг. Впрочем, никогда нельзя было исключить и возможность того, что все сказанное нами будет услышано кем-нибудь из наших друзей. Хорошо еще хоть врагов нам удавалось удерживать в достаточном отдалении. На пороге нас встретил Тай Дэй. Старик скривился. Личного предубеждения против моего телохранителя и свойственника он не имел, но его просто бесил тот факт, что многие братья Отряда обзавелись подобными спутниками, ни один из коих не подчинялся Капитану напрямую. Он не доверял нюень бао, хотя никогда не мог вразумительно растолковать почему. Да наверняка и не сможет. Он понимает, что в той адской кузне, где выковывались эти узы, его не было. Но ему довелось побывать в других преисподнях. Он и сейчас томился в одной из них. Я подал знак, и Тай Дэй отступил на шаг, символически признавая наше право на конфиденциальность. Лишь символически, ибо на самом деле он все равно слышал каждое сказанное нами слово. Правда, проку в этом для него было немного, ибо звучали эти слова на языке Самоцветных городов. На диалекте Берилла, находившегося в шести тысячах миль от края того мира, который Тай Дэй мог себе хотя бы представить. Я задумался - с чего это Костоправу пришло в голову шататься по Дворцу, если мы все равно болтаем на языке, не ведомом ни одному таглианцу. - Выкладывай, - прервал он мои размышления. - Я блуждал с духом. На юге. Ничего особенного. Обычная проверка. Я следовал заведенному порядку. До меня наконец дошло, с чего это его понесло болтаться по коридорам, - Душелов. Да, Душелов прекрасно владела всеми диалектами Самоцветных городов, но, пока мы разгуливали, ей было не так-то просто подслушать наш разговор - прежде нас требовалось найти. - Сдается мне, я велел тебе поубавить прыть. Ты проводишь там слишком много времени, а это затягивает. Там легко стряхнуть все наболевшее. Именно потому я больше туда не суюсь. - Никаких проблем, командир, - бодро воскликнул я, силясь скрыть свою боль. Но он мне не верил, ибо знал, кем была для меня Сари и как я по ней тосковал. - С этим я справлюсь. Так вот, ты должен знать, чем ближе к югу, тем страшнее ущерб от этого землетрясения. - Ты полагаешь, что это должно меня интересовать? С какой стати? А могу ли я надеяться, что конура Хозяина Теней ненароком обрушилась ему на башку? - Надеяться-то можно, это никому не запрещено, но я ничего подобного говорить не собираюсь. Неумение строить никогда не относилось к числу его недостатков. - Так я и знал. Хоть бы раз услышать от тебя что-нибудь приятное - так ведь не дождешься. В обязанности Летописца входит время от времени напоминать начальникам, что они не боги. - Так или иначе, на сей раз этого не случилось. Как раз Вершина-то и осталась неповрежденной. Но Кьяулун разрушен. Тысячи людей погибли, и, судя по тому, как идут дела, еще тысячи умрут от голода, болезней и стужи. Близилась самая середина зимы. Кьяулун был самым южным из человеческих городов. Название его означало - Врата Теней. Двадцать лет назад невесть откуда взявшийся Хозяин Теней по имени Длиннотень завладел краем и сменил его название на Тенелов. Однако навязанным поработителем названием пользовались лишь тенеземцы, боявшиеся вызвать неудовольствие Хозяина Теней. - Следует считать, что это хорошие новости? - Строительные работы на Вершине непременно замедлятся. Длиннотень будет от этого отнюдь не в восторге, однако ему придется потратить время на то, чтобы помочь своим подданным. В противном случае он попросту останется без работников. Мы медленно брели по коридорам хозяйственного крыла Дворца, которое сейчас было полностью отдано под военные приготовления. Люди укладывали пожитки, собираясь в дорогу. Вскоре нам предстояло выступить на юг - навстречу неизбежному и, возможно, последнему столкновению с войсками Хозяина Теней. Большая часть наших сил уже находилась в пути, который обещал быть долгим и трудным. Чтобы перемещать большие массы людей на огромные расстояния, требуется уйма времени. - Ты - хочешь сказать, что нам нет нужды особенно торопиться? - Сейчас - да. Землетрясение спутало ему карты. - Ну, настоящей нужды в этом не было и до землетрясения. Мы уж всяко могли попасть туда прежде, чем он достроит свой несуразный песчаный замок. Верно. Всю эту кампанию мы затеяли главным-образом потому, что Капитану и его милашке не терпелось кое с кем свести счеты. Но не им одним - в числе жаждавших мести стоило упомянуть и имя Мургена. Моя жена погибла совсем недавно, и моя рана - свежая рана - кровоточила сильнее. Длиннотень и Нарайан Сингх должны заплатить за смерть Сари. Непременно. Особенно Нарайан Сингх. Слышишь, живой святой Обманников - твой спутник по ночным скитаниям теперь охотится за тобой. - Однако то, что ему причинен ущерб, по существу ничего не меняет в наших планах. - Точно, - согласился я, - однако несколько расширяет возможности для маневра. - А может быть, стоит обрушиться на них поскорее, пока они ошарашены случившимся? Какая территория пострадала? Думаю, не только Кьяулун. - Естественно. Землетрясение разворотило всю местность к югу от Дана Преш, и чем южнее, тем страшнее. Сейчас у них едва ли достанет прыти остановить вторжение. - Тем больше оснований придерживаться намеченного плана. Мы прихлопнем их, пока они не очухались. Старикан жаждал мести и был резок. Оно и понятно: должность у него такая, да и претерпеть ему довелось немало. - Ты готов пуститься в дорогу? - спросил он. - И я, и вся моя "семейка". Назови день, и мы выступим немедленно. - На сей раз я дал слабину, и моя горечь прорвалась наружу. Прорвалась, хотя я без конца твердил себе, что не должен позволять жажде мщения пускать корни столь глубоко. Мне вовсе не улыбалось превратиться в одержимого. На какой-то миг Костоправ кисло поджал губы. В моей "семейке" числился не только Тай Дэн, но и Кы Гота, мать Сари, и дядюшка Дой. По правде сказать, неизвестно, кому он приходился дядюшкой, но все равно считался членом семьи. Костоправ не доверял никому из них. Но он вообще доверял лишь Тем, кого считал братьями. Тем, кто прослужил в Отряде не один год. Доказательства справедливости этого умозаключения я получил немедленно. - Мурген, - промолвил Старик, - я хочу, чтобы ты добавил Радишу к числу тех, кого регулярно проверяешь. Бьюсь об заклад, что, как только мы покинем Дворец, она попытается подстроить какую-нибудь гадость. Спорить я не стал, ибо это представлялось более чем вероятным. На протяжении своей долгой истории Черному Отряду не раз приходилось сталкиваться с неблагодарностью нанимателей. Однако стоит заметить, что почти всякий раз этим мерзавцам приходилось горько жалеть о своем гнусном предательстве. На сей же раз нам предоставлялась возможность предотвратить измену со стороны Радиши Драх и ее братца Прабриндраха. Сейчас и Радише, и князю приходилось обуздывать свои порывы - и придется до тех пор, пока жив Длиинотень. Как ни крути, а Отряд для них - меньшее зло. - Ты уже просмотрел книги? - спросил я. - Что еще за книги? - переспросил Костоправ с некоторым раздражением. - Те самые, - отрезал я, - которые мне, с риском для собственной драгоценной задницы, удалось выкрасть у Душелова. Утраченные, а теперь возвращенные Летописи. Те, из которых, как предполагалось, можно уразуметь, почему всякий паршивый лордишка или святоша в этих краях готов обгадиться от страха при одном упоминании о Черном Отряде. - А, те книги... - Ну да, те самые... - Я понял, что он нарочно пытается вывести меня из терпения. - У меня не было времени, Мурген. К тому же я выяснил, что нам потребуется переводчик. Они написаны не на современном таглианском. - Я этого опасался. - Мы возьмем с собой духоходца. Я малость удивился этому неожиданному повороту. Но в последнее время Старик чуть ли не с маниакальным упрямством отказывался произносить вслух имя Копченого даже на языках, никому в Таглиосе не ведомых. Поблизости всегда могли оказаться вороны. - Пожалуй, это правильно, - согласился я. - Он слишком ценен, чтобы оставлять его здесь. - Но по мере возможности мы должны избегать огласки. - Э-э-э... - Радиша уже начала задумываться о том, чего ради мы носимся с ее бывшим клоуном как с писаной торбой и пытаемся поддерживать в нем жизнь. Она больше не верит в то, что он когда-нибудь придет в себя. А ежели она как следует пораскинет мозгами, то сумеет кое-что сопоставить и сделать интересные выводы. Он пожал плечами: - Я поговорю с Одноглазым. Вдвоем вы, пожалуй, сумеете сплавить его отсюда так, что никто и не заметит. - Вот те на. Можно подумать, будто мне по ночам делать нечего, а спать так и вовсе не надо." - Не дури. Я бы на твоем месте только радовался. Вполне возможно, скоро все мы уснем навеки. Да уж, религиозным его не назовешь. Глава 2 - Как всегда все валят на меня, - ворчал Одноглазый. - Ежели где надо дерьмо разгребать, тут же орут: "А подать сюда Одноглазого, он все устроит". - Это если сперва не найдут Мургена, - усмехнулся я. - Слишком я стар для этого бардака. Малец. Мне давно пора на покой. В словах черномазого коротышки был определенный резон. Согласно Летописям, ему перевалило за две сотни лет, и он оставался в живых лишь благодаря своему искусному колдовству. И удаче, превосходящей ту, что когда-либо выпадала смертному. Мы ковыляли по темной винтовой лестнице, спуская на носилках неподвижное тело. Копченый и весил-то всего ничего, однако Одноглазый ухитрился сделать несносной даже эту вроде бы пустячную работенку. - Ну как, еще не хочешь поменяться? - спросил я. Я находился сзади, выше по лестнице, а росту во мне больше шести футов, тогда как в Одноглазом наберется разве что футов пять, да и то ежели поставить его на толстенную книженцию. Но этот недомерок невесть почему вбил себе в пустую башку, что управляться с нижним концом носилок ему будет легче. - Ага, - хмыкнул он, - пожалуй. Только вот спустимся еще на пролет. Я ухмыльнулся, потому как нам всего и остался один пролет, а потом проворчал: - Надеюсь, этот паршивец Дрема будет на месте вовремя. Дреме всего восемнадцать, но в Отряде он уже четыре года и может считаться ветераном. Вместе с ним мы побывали в огне Дежагора. Правда, в голове у него до сих пор ветер гуляет. Опоздать этому малому ничего не стоит, но, в конце концов, он ведь так молод. Почти мальчишка. Именно благодаря своей юности он прекрасно, не вызывая подозрений, мог разъезжать посреди ночи по Таглиосу в фургоне, не привлекая особого внимания. Он таглианец из вендаитов и вполне может сойти за подмастерье. А к подмастерью никто не станет цепляться с расспросами, потому как много знать ему не положено. Хозяева редко находят нужным разъяснять работникам, что, как да почему. Паренька и впрямь никто не предупреждал о том, что его ждет сегодня вечером. Возможно, он вообще никогда не узнает о своей роли, если, конечно, не припрется раньше времени. Предполагалось, что он явится уже после того, как секретный груз будет упрятан в фургон. Как только мы загрузим Копченого, Одноглазый тоже займет место в фургоне. Ежели припечет - лучше бы, конечно, обойтись без этого, - он скажет, что в фургоне лежит труп Гоблина. Ему поверят: Копченого уже четыре года никто не видел, да и раньше он нечасто появлялся на людях. А Гоблина Старик спровадил отсюда с поручением около месяца назад. Зато уж кого-кого, а Одноглазого каждая собака узнает с первого взгляда. Его ни с кем не спутаешь. Чего стоит одна его поганая старая шляпа, такая грязная, что чуть не светится в темноте. А если я и преувеличиваю, то самую малость. Поверят Одноглазому и потому, что все знают: этот черномазый коротышка почти никогда не расстается с маленьким белым колдуном с лягушачьей мордой, которого называют Гоблином. Главная трудность заключалась в том, чтобы никто не обратил внимания на цвет кожи Копченого. Но на худой конец Одноглазый мог навести на таглианцев чары, с тем чтобы те приняли Копченого за Гоблина. Конечно, рано или поздно кто-нибудь все равно обнаружит, что Копченого во Дворце нет. Однако лучше поздно, чем рано. Скорее всего, это произойдет случайно. Кто-нибудь попытается пробраться сквозь сеть сбивающих с толку чар, окружающих комнату, где годами прятали Копченого. И этим "кем-нибудь" наверняка будет Радиша Драх. Не считая Костоправа и меня, только она и дядюшка Дой знали, что Копченый хотя и давным-давно в коме, но до сих пор жив. Теперь он приносил гораздо больше пользы, чем прежде, когда был здоров и тайно числился придворным кудесником. Копченый всегда был малодушным. Когда мы наконец добрались до лестничной площадки. Одноглазый едва не выпустил из рук носилки. Ему не терпелось сделать передышку. - Будешь готов, дай мне знать, - сказал я. - Нечего выпендриваться и корчить из себя умника, Малец, - пробормотал Одноглазый и добавил несколько слов на мертвом наречии. Явно из одного только желания прихвастнуть своими познаниями - произнеси он заклятие по-таглиански, результат был бы тем же. А заключался он в том, что над его препоганой шляпой появился светящийся шар - что-то вроде болотного газа. - Корчить умника? Да я хоть слово сказал? - Тебе нет нужды трепаться. Я же вижу, как ты ухмыляешься. Скалишь зубы, как дерьмовая собака. Одноглазый пыхтел, сопел и вовсе не спешил снова взяться за носилки. - Старый бездельник тяжелее, чем кажется, верно? Так оно и было. Возможно, оттого, что он заплыл салом, как боров. Что неудивительно, поскольку этот малый четыре года лежал лежнем, тогда как я кормил его бульонами, подливками и прочей жижей, какую только мог пропихнуть ему в глотку. Возиться с ним было сущей морокой. Я бросил бы его подыхать, не будь он так чертовски полезен. Отряд не питал особой любви к этому типу, да и мне, пожалуй, он больше нравился таким, как сейчас, хотя мы с ним никогда особо не бодались. Я наслышался столько ужасных историй о его трусости, что, пожалуй, не мог бы и слова сказать в его пользу. Вообще-то в нормальном состоянии он был средних способностей начальником пожарной команды. В отличие от Хозяев Теней, огонь был для таглианцев врагом близким и хорошо знакомым. Не окажись он таким паршивцем и не переметнись к Длиннотени, так небось теперь и не валялся бы, словно мешок с дерьмом. По причинам, выяснить которые не удалось даже Одноглазому, дух пребывавшего в коме Копченого был очень слабо связан с плотью. А вступить в контакт с этим духом - в здешних краях его вроде бы называли "ка" - было вовсе не трудно. Разумеется, при наличии определенных познаний. Я мог слиться с ним, отделиться от своей плоти и переместиться чуть ли не куда угодно. Увидеть чуть ли не что угодно. Вот почему он имел для нас такое значение. Вот почему все, что касалось его, следовало сохранять в строжайшей тайне. Если нам удастся одержать в этой зловещей войне победу, то во многом благодаря нашему умению "блуждать с духом". - Я готов. Малец, - сказал Одноглазый. - Для такого старого пердуна ты отдышался довольно быстро. - Ну-ну, Малец, тебе бы только зубоскалить. Сам-то ты черта с два дотянешь до старости, а потому и не узнаешь, каково это, когда вместо заслуженного уважения к своим сединам приходится выслушивать насмешки от пустоголовых молокососов. - Брось, старина. Ты цепляешься ко мне только потому, что Гоблина под рукой нет. - И куда только этот поганый коротышка запропастился? Я знал куда. Во всяком случае, думал, что знаю. Я ведь "блуждал с духом". Впрочем, Одноглазому знать об этом не полагалось, и посвящать его в это я не собирался. - Ладно, шустряк. Берись-ка за эти поганые носилки. - Я-то знаю, что ты задумал. Малец. Хочешь наслаждаться жизнью, словно хорек. Мы рывком подняли носилки. Копченый что-то пробулькал, и из уголка его рта потекла пенистая слюна. - Поторапливайся. Мне надо будет прочистить ему рот, а то он, неровен час, захлебнется. Одноглазый вздохнул. Тяжело ступая, мы спустились вниз. Копченый хрипел, словно захлебывался. Ударом ноги я распахнул дверь, и мы, даже не взглянув, есть ли кто снаружи, вышли на улицу. - Кладем его, - резко сказал я. - А потом прикрой нас. Мне придется о нем позаботиться. Как знать, вдруг кто-то за нами подглядывает. Таглианские ночи полны любопытных глаз. Все хотят знать, чем занимается Черный Отряд. И следует предположить заранее, что среди любопытствующих могут оказаться и те, о ком нам ничего не известно. Сумасшедший дом, да и только. Опустившись на колени рядом с носилками, я повернул голову Копченого набок. Она кувырнулась так, будто у него не было шейных позвонков. - Т-с-с, - шикнул Одноглазый. Я поднял глаза. Караульный - здоровенный шадарит с фонарем в руках - направлялся в нашу сторону. Ночные караулы были одним из нововведений Старика. Предполагалось, что таглиане нацелены на борьбу с вражескими лазутчиками, но сейчас эта задумка оборачивалась против нас. Солдат в тюрбане прошел так близко, что задел меня своими шароварами. Однако он ничего не заметил. Вообще-то Одноглазый - колдун посредственный. Но ежели приспичит, у него получается совсем неплохо. Копченый опять что-то пробулькал. Шадарит замер и оглянулся. Глазищи у него вылупились так, что между ними и бородой и промежутка не осталось. Знать не знаю, что там ему привиделось, но он торопливо коснулся пальцами лба и прочертил ими полукруг, закончив его над сердцем. Весь Таглиос верил, что этот жест оберегает от зла. - Что ты сделал? - спросил я. - Какая разница, - буркнул Одноглазый. - Не забивай башку чепухой. Давай-ка лучше поскорее загрузим эту тушу, пока тот малый не созвал сюда всю ораву. Фургон дожидался нас именно там, куда должен был доставить его Дрема. Все бы ничего, но караульным выдавали свистки. Вспомнив об этом, наш шадарит принялся дуть в него со всей дурацкой мочи. Через несколько мгновений из темноты донесся ответный свист. - Он что, так и будет захлебываться этим дерьмом? - поинтересовался Одноглазый. - Я положу его на бок, и вся мокрота выльется. Но вообще-то предполагается, что ты малость соображаешь в лекарском деле. Советую тебе проследить за тем, чтобы он не подцепил пневмонию. - Яйца курицу не учат. Малец. Ты только затащи этого ублюдка в фургон, а потом можешь уносить свою задницу - через вон ту дверь. - Дерьмо! Я, кажется, забыл оставить ее приоткрытой. - Я бы назвал дерьмом тебя, но дерьмо, оно хотя бы молчит, а ты знай трещишь без умолку... У-ф-ф... Одноглазый затолкал носилки в кузов фургона. Молодчина Дрема - сделал как было ведено, не забыл откинуть задний борт. - ..Я что, все за тебя помнить должен? Это ведь ты вылез наружу последним. Хоть бы Гоблин поскорее вернулся, - подумал я, запихивая свой конец носилок. Гоблин и Одноглазый вечно цеплялись друг к другу, поэтому, когда они были вместе, всем прочим жилось куда спокойнее. Одноглазый уже вскарабкался на место возчика. - Не забудь поднять борт. Малец. Ухватив Копченого за плечи, я повернул тушу набок так, чтобы мокрота вылилась у него изо рта, поднял задний борт и закрепил его дубовыми втулками. - Смотри приглядывай за ним как следует. - Заткнись и убирайся отсюда. Свистки были слышны уже со всех сторон: не иначе как караул в полном составе направлялся к нам. Нужно было поскорее сматываться, пока не поднялся настоящий переполох. Я побежал к задней двери. Позади меня загрохотали по брусчатке стальные ободья колес. Одноглазый собирался воспользоваться случаем и проверить легенду, которая могла бы служить для нас прикрытием. Глава 3 От задней двери до помещения, которое я привык именовать своим домом, путь неблизкий. По дороге я заглянул к Костоправу - доложить ему, как нам удалось вытащить Копченого наружу. - Кроме того шадарита там кто-нибудь был? - спросил он. - Нет. Но переполох поднялся изрядный. Шум привлечет внимание, а если кто-нибудь выяснит, что к суматохе причастен Одноглазый, все этим очень даже заинтересуются. Найдутся люди, которые будут вынюхивать, что к чему, даже если Одноглазому удастся одурачить стражу своей выдумкой. Костоправ что-то буркнул и уставился на бумаги. Он смертельно устал. - Ну, с этим уже ничего не поделаешь. Иди поспи. Через день-другой мы и сами двинемся следом. Я тяжело вздохнул. Пускаться в дорогу, да еще и посреди зимы, мне вовсе не улыбалось. Мое недовольство не укрылось от Старика. - Не дури. Малец. Я старше тебя. И гораздо толще. - У тебя свои резоны. Госпожа и все такое прочее... Он хмыкнул безо всякого энтузиазма, и мне оставалось лишь еще раз подивиться его странной привязанности к этой женщине. После измены Ножа... Ну да ладно, это не мое дело. - Доброй ночи, Мурген. - Ага. Того же и тебе, командир. Он не был склонен разводить церемонии. Что, впрочем, для меня же и лучше. Я направился в свои комнаты, хотя там у меня не было ничего, кроме кровати, отнюдь не сулившей мне отдыха. После смерти Сари это место стало пустыней моего сердца. Закрыв за собой дверь, я огляделся, словно ожидал, что она появится. Выскочит откуда-нибудь, звонко смеясь, и скажет, что все это было неудачной шуткой. Но увы, шутка эта никак не кончалась. Матушка Гота еще не закончила наводить порядок после разгрома, вызванного налетом душил. Прибиралась она тщательно, но, несмотря на всю свою въедливость, пальцем не притронулась к моему рабочему месту, где я все еще пытался рассортировать обгоревшие бумаги, содержащие выдержки из Летописей. Размышления отвлекли меня от действительности, заставив забыть об осторожности. Но неожиданно я почувствовал, что в помещении кто-то есть. Доля секунды, и в руке моей блеснул нож. Однако, как выяснилось, мне ничто не угрожало. Ко мне в гости заявились свойственники: брат Сари Тай Дай - рука его висела на перевязи, - дядюшка Дой и матушка Гота. Из всех троих разговорчивостью отличалась лишь старуха, зато трудно было рассчитывать, что услышишь от нее хоть что-то приятное. Она могла обнаружить дурную сторону в чем угодно и жаловаться на это целую вечность. - В чем дело? - спросил я. - Опять тебя носило? - ответил вопросом на вопрос дядюшка Дой. - Куда на сей раз? В Дежагор? - Ничего подобного. Я уже давно никуда не отлучался. Вся троица продолжала таращиться так, словно у меня рог на носу вырос. - Что такое? - Ты изменился, - сказал дядюшка Дой. - Дерьмо! Так оно и есть, пропади все пропадом! Я потерял жену, которая значила для меня больше, чем... - Меня захлестнула ярость. Я повернулся к двери. Бесполезно. Копченый находился в фургоне, направлявшемся на юг. Они по-прежнему не сводили с меня глаз. Это повторялось всякий раз, при каждом моем возвращении из отлучки, о которой Тай Дай не был поставлен в известность. Они не любили терять меня из виду. От этого избыточного внимания, так же как и от их пристальных взглядов, мне частенько становилось не по себе. Похоже, Костоправ при виде любого из нюень бао испытывал похожие чувства. Уйдя из жизни. Сари оставила пустоту не только в моем сердце. Потеряв ее, эта странная компания словно бы лишилась души. - Хочешь пройти Тропою Меча? - спросил дядюшка Дой. Тропа Меча представляла собой ритуальный комплекс упражнений, имитирующий бой с невидимым противником с помощью длинного двуручного меча. Это действо позволяло обрести спокойствие, отрешенность и забвение почти так же, как и "блуждание с духом". Правда, мне до сих пор с трудом удавалось входить в необходимое состояние транса, хотя дядюшка Дой учил меня этому с того дня, когда я вошел в семью. - Не сейчас. И не сегодня вечером. Я слишком устал. У меня каждый мускул ноет. Сказав это, я вновь почувствовал, как мне недостает Сари. Зеленоглазая чаровница была непревзойденной мастерицей массажа и как никто другой умела снимать накопившиеся за день усталость и напряжение. Говорили мы на нюень бао, которым я владел вполне сносно. Однако когда подошла очередь матушки Готы, она нарочито затарахтела на своем отвратительном таглианском. Ей почему-то казалось, будто выговор у нее как у коренной таглианки, и переубедить ее было свыше человеческих сил. - Ты чем занимаешься? - спросила она. - Почему прячешься от своих? - Работаю, - коротко ответил я. Даже не будь Старик повернут на этом деле, я придержал бы Копченого для себя. Мать-перемать, а ведь я смертельно рискую, упоминая о нем даже на этих страницах, хотя и царапаю свои закорючки на языке, на котором в этих краях не то чтобы читать, но и говорить-то никто не может. Но всегда следует помнить о Душелове. Усилия, предпринимавшиеся нами, дабы не позволить ей найти Копченого, превосходили даже меры защиты от любопытства Радиши Драх или Хозяев Теней. Не так давно она побывала во Дворце. И похитила часть Летописей - те, которые Копченый спрятал перед приключившейся с ним бедой. Правда, я не сомневался в том, что самого Копченого ей заметить не удалось. Сеть сбивающих с толку чар была сплетена вокруг него столь искусно, что даже Ловец, при всем ее могуществе, могла распутать их лишь в одном случае - если бы она знала, что искать, и сосредоточилась именно на этом. - У меня только что был разговор с Капитаном, - промолвил я, обращаясь ко всей компании. - Он сказал, что штаб выступит уже завтра. Вы по-прежнему намерены идти? Дядюшка Дой кивнул и невозмутимо напомнил: - Нам тоже нужно уплатить долг. Скудные пожитки этой троицы были увязаны в узлы и аккуратно сложены у дверей. Их готовность отправиться в путь хоть сейчас не вызывала сомнения. А вот мне - чего бы там ни наплел Костоправ - следовало закончить приготовления. - Сейчас я лягу спать. И не вздумайте меня будить, если только не наступит конец света. Глава 4 Сон - это не способ избавиться от боли. Во снах мне случается попадать в места более жуткие, нежели те, где я обычно бываю наяву. Во снах я вновь и вновь возвращаюсь в Дежагор. К голоду, болезням, смертям, людоедству и тьме. Но во снах, как бы они ни были ужасны. Сари по-прежнему жива. Правда, на сей раз сны не дали мне счастья увидеть Сари. Из них мне запомнился лишь один. Сначала он был похож на полную обволакивающей, игривой жестокости Тень. Впечатление было такое, будто я внедрился в душу паука, которому доставляет удовольствие мучить свои жертвы. Но эта злоба не была направлена на меня - источник ее мною не интересовался. А затем я словно бы вывернулся из тени и оказался по другую ее сторону, в мире, выглядевшем вполне реальным, если не считать того, что в нем не было иных цветов, кроме белого, серого и черного. В этом мире царили смерть и отчаяние. Надо мною нависало свинцовое небо, вокруг гнили мертвые тела. Вонь стояла такая, что отгоняла даже стервятников. Чахлую растительность покрывала мерзкая слизь, похожая на слюну кузнечиков Все оставалось неподвижным - лишь в отдалении насмешливо каркали вороны. Несмотря на ужас и отвращение, я чувствовал, что картина эта мне уже знакома, и изо всех сил пытался сообразить - откуда? Почему я узнаю место, где никогда не бывал? Спотыкаясь и падая, я ковылял по усыпанной костями равнине. Сложенные из черепов пирамиды отмечали мой путь, как верстовые столбы. Нога соскользнула, из-под нее вывалился детский череп. Я упал.., и очутился в другом месте. Я здесь. Я сон. Я путь к, жизни. Там была Сари. Она улыбнулась мне и тут же исчезла, но я ухватился за ее улыбку, как утопающий за соломинку Словно только она позволяла мне удержать голову над волнами моря безумия. Теперь я находился среди золотистых пещер, в которых восседали замороженные - живые, но неспособные пошевелиться - старцы. Их безумие терзало воздух, вспарывая его, словно миллионы отточенных клинков Некоторых стариков покрывала сверкающая ледяная паутина, как будто миллионы волшебных шелковичных червей закрутили их в кокон тончайших нитей. Я метнулся вперед, пытаясь убраться подальше от стариков, выбраться из этого места. И побежал, медленно, как бегают во снах. Побежал, сам не зная куда. В следующий миг я осознал, что некоторые из этих безумных старцев мне знакомы. Ужас мой усилился. Я рванул изо всех сил, увязая на бегу в липком тумане загустевшего, живого и злобного смеха. *** Ощутив прикосновение, я мгновенно сунул руку под подушку, туда, где лежал кинжал. В тот же миг на мое запястье обрушился сильный удар и кто-то выкрикнул мое имя: Мурген! Я проморгался и увидел склонившегося надо мной дядюшку Доя. В изножье постели стоял Тай Дэй - он удержал бы меня, вздумай я спросонья броситься на Доя. В дверях маячила встревоженная матушка Гота. - Ты кричал, - пояснил дядюшка Дой. - Истошно кричал на языке, которого никто не знает. Мы прибежали сюда и увидели, что ты дерешься с тьмой. - Мне снился кошмар. - Знаю. - Откуда? - Так ведь ясно же. - Там была Сари. На миг лицо матушки Готы превратилось в гневную маску. Она что-то пробормотала - так быстро, что я успел разобрать лишь слова "Хон Трой" и "ведьма". Хон, бабушка Сари, давно умерла, но в свое время лишь благодаря ей семья согласилась с нашим союзом. Хон Трой дала нам свое благословение. Кы Дам, дед Сари, тоже отошедший к праотцам, утверждал, что его жена обладает ясновидением. Я и сам видел, как сбывались ее предсказания во время осады Дежагора. Правда, в большинстве случаев они были весьма путаными и туманными. Раз я слышал, как назвали ведьмой и Сари. - Что это за запах? - спросил я. Сон ушел окончательно, и детали кошмара я мог бы припомнить лишь с немалым усилием. - Здесь что, дохлая мышь? Дядюшка Дой нахмурился: - Это было одно из твоих путешествий во времени? - Нет. Оно больше походило на прогулку в ад. - Хочешь пройти Тропою Меча? Тропа Меча была религией Доя. Порой казалось, что именно в ней заключается основной смысл его существования. - Не сейчас. Мне надо кое с чем разобраться, пока я еще помню подробности. Нечто из увиденного там показалось мне знакомым. Я опустил ноги на пол, сознавая, что гости по-прежнему буравят меня взглядами. Я интересовал их гораздо больше, чем до кончины Сари. Но время сосредоточить на этом внимание еще не настало. Я направился к письменному столу и занялся делом. Тай Дай ухватил деревянный меч для упражнений и принялся расслабляться в дальнем углу комнаты. Матушка Гота взялась за уборку, бормоча что-то себе под нос. Я не мешал и порой даже позволял себе давать ей "полезные" советы, так чтобы она булькала, но через край не перекипала. Глава 5 Огромная темная шероховатая площадка медленно опускалась, непредсказуемо колыхаясь на ледяном ветру. Хриплый крик боли повис над жалобным стоном вьюги. Излохмаченный, прорванный в двух местах ковер пытался опуститься на башню, туда, где дожидался его Длиннотень. Однако вихрь так и норовил ударить летающий ковер о стену. В конце концов хозяин ковра вновь взмыл вверх и опустился в стороне, футах в пятидесяти от предполагаемого места посадки. Хозяин Теней выругался - погода раздражала его. Этот зябкий сумрак был почти столь же непроглядным, как самая настоящая ночь. К тому же, при всей его неутомимости и при всех его дарованиях. Хозяину Теней не удавалось своевременно устранить все щели и трещины, то и дело возникавшие в самых неожиданных местах. В своем идеальном мире он остановил бы солнце прямо над крепостью, с тем чтобы оно иссушило самое сердце ночи и истребило таившуюся во тьме угрозу. Длиннотень не стал спускаться вниз, навстречу своему прихвостню Ревуну. В разговорах Длиннотень мог делать вид, будто они держатся на равных, но на деле все обстояло совсем не так. Придет день, когда с Ревуном будет покончено навсегда. Но до этого пока далеко. Сперва следует разобраться с Черным Отрядом - вечным источником досадных неприятностей. Таглиос необходимо покорить огнем и тенью, а тамошних князей и жрецов перебить всех до единого. Сенджак необходимо захватить, выведать все ее темные тайны и покончить с ней навсегда. А заодно выследить и убить ее полоумную сестрицу - Душелова. Убить и бросить труп этой суки на съедение диким псам. Длиннотень захихикал. Большую часть этого монолога он произнес вслух. Оставаясь наедине с собой, он порой любил облекать мысли в слова. Перечень тех, от кого необходимо избавиться, возрастал с каждым днем. Теперь к нему добавились еще двое. Два лица, появившиеся из стены, принадлежали душиле Нарайану Сингху и девочке, которую его Обманники именовали Дщерью Ночи. Длиннотень лишь на миг встретился с нею глазами и отвернулся, окидывая взглядом опустошенную местность к северу от Вершины. Кое-где развалины еще дымились. Девочке было всего четыре года, но глаза ее казались окнами в самое сердце тьмы. Создавалось впечатление, будто за пустыми зрачками ребенка притаилась ее духовная мать, богиня Кина. Девочка устрашала, устрашала почти так же, как те живые Тени, умение повелевать которыми дало ему право именоваться Хозяином Теней. Плоть ее была всего лишь плотью ребенка, но в сути своей она нечто несравненно более старое и мрачное, нежели неопрятный костлявый человек, служивший ей стражем. Нарайан Сингх молча стоял у парапета и ежился на колючем ветру. Девочка пристроилась рядом. Она тоже молчала и не выказывала ни малейшего интереса к разрушенному городу. Все ее внимание было сосредоточено на Хозяине Теней. В какой-то миг Длиннотень испугался - уж не читает ли она его мысли? Обеспокоенный тем, что Ревун так долго оставляет его наедине с этими странными существами, он повернулся к лазу, за которым находилась ведущая вниз лестница, и встрепенулся, увидев, что следом за маленьким кудесником по ступенькам поднимается нар, генерал Могаба. Его главный военачальник. Колдун и полководец о чем-то оживленно толковали на незнакомом языке. - Итак? Паривший в воздухе Ревун - он частенько поступал так, даже когда не сидел на своем ковре, - развернулся на лету. - Отсюда и до самой долины Чарандапраш картина одна и та же. А также на востоке и на западе. Землетрясение не пощадило никого. Правда, чем севернее, тем меньше ущерб. Длиннотень обернулся, окидывая взглядом ночной горизонт. Даже в зимнем полумраке казалось, что равнина мерцает. Она словно насмехалась над ним, и в какой-то миг Длиннотень пожалел о том, что много лет назад поддался порыву и бросил ей вызов. Он обрел вожделенное могущество - но с той поры не знал ни минуты покоя. То, что находилось за Вратами Теней, уязвляло его самим фактом своего существования. Источник его силы являлся одновременно и источником горчайшей отравы. Но там он не углядел признаков разрушения. Да и как иначе - Врата были несокрушимы. Открыть их снаружи мог лишь один-единственный инструмент. Длиннотень обернулся и приметил улыбку на лице ребенка. Детские зубки блеснули в сумраке, словно клыки упыря. Эта девчонка унаследовала черты обеих своих матерей. Ревун издал пронзительный, резко оборвавшийся вопль. - Землетрясение не оставило нам выбора - работы придется отложить до лучших времен. Иначе люди не выдержат. Длиннотень поднес к лицу костлявую, затянутую в перчатку руку и поправил маску, которую всегда носил при посторонних. - Что ты сказал? - Должно быть, он просто ослышался. - Посмотри на этот город, мой друг. Он лишь для того и существует, чтобы твердыня становилась все прочнее и выше. Но для того, чтобы живущие там людишки могли работать, они должны есть. Им нужны кров, вода и тепло, иначе они все передохнут. - Я не собираюсь их холить. Их единственное предназначение - служить мне. - Так-то оно так, но какой службы можно ждать от покойника? - промолвил черный генерал. - Это землетрясение причинило нам больший ущерб, чем все таглианские вояки за все годы войны. Сказанное им было явным преувеличением. В этой войне уже сложили головы три Хозяина Теней. Но Длиннотень понял главное: